С четверга на пятницу подьякону Алексию приснился сон. Страшной конституции, надо отметить, был этот сон. А снилось подьякону Алексию вот что: сидел, значит, подьякон Алексий за столом вместе со своею законной (по-божему) супругой, ужинал. Чай пил, с варениками, пирожками, печеньями и прочей богоугодной пищей, говорил о делах мирских, всуе Всевышнего не понимая, счастлив был до крайности, сыт желудком и духом, выходит, чист. Сидел подьякон, сидел, никого не трогал, и тут случилась с Алексием естественная потребность. Поднялся Алексий из-за стола, из дому выйти намереваясь, одернул рясу, крякнул, шагнул к двери... Тук-тук-тук. Стучатся в дверь. Присмирел подьякон Алексий, нутром почуял недоброе, перекрестился, оглянулся на жену; вздохнув, дверь все-таки отпер. Отпер и видит чудо. Хотя больше оно, конечно, юдо. Стоит на пороге черт - мордой черен, глазами гневен, клыками... клыкам клыкаст подлецки и рожа у беса злонамеренная, нехристианская рожа, неправославная.
- Ага! - как крикнет бес. Как встопорщит бороду. Патлатую такую бороду, кудрявую. - Вот ты и попался, нечестивец окаянный!
Как схватит подьякона Алексия за грудки, как встряхнет, на воздух поднимет и летит. Летел и летел во сне подьякон Алексий, мать родную от страха не помня. Глаза жмурил, про себя Богу молился. Летел и летел подьякон Алексий, пока не увидел за лесами свет, огонь, костры полыхают, люди кричат, беса требует. Шабаш получается. А посреди этого шабаша восседает чудище златоглавое, глав семь, а то и всех восьми будет. Щерит пасть зубастую, говорит:
- Алекси-и-и-ий! - говорит чудище. - Сейчас я тебя есть буду!
Языком красным облизывается; словом, ничего доброго подьякону Алексию не сулит. Делом, надобно полагать, тоже. Испугался подьякон Алексий, начал из рук бесовских вырываться, Бога всуе поминать. По матушке. Извелся весь, слюной изошел, семью потоми облился, духа скверного из себя выгнал, мнится, не менее трех раз, точечно и очень прицельно. Скривился бес. Сморщило носы чудище златоглавое.
- Не ешь меня! - взмолился подьякон Алексий. - Душу христианскую не губи!
- Это почему еще? - спрашивает чудище златоглавое. - Али подавлюсь может? Душа-то она вроде у всех единая, не такие пробовал.
- Не ешь меня! - кричит подьякон Алексий, от страху белый стал. - Нельзя души христианские губить! Не ешь меня, чудище златоглавое! Что попросишь - то и исполню! Только не ешь меня!
- Все, что не попрошу, все исполнишь? - засомневалось чудище златоглавое, глаз левый прищурило. - Не обманешь?
- Богом клянусь!
- Ну, хорошо, - согласилось чудище. - Тогда слушай. Был у меня на службе бес один, хороший бес, исполнительный, да что-то испортился, к врагу моему главному переметнулся. Так вот, завтра к тебе этот бес в дом явится. Речи говорить будет заманчивые, соблазнительные то есть. Но ты беса того не слушай, что б он тебе не сулил, так ему отвечай: "Не Богу я служу, а народу". Понял меня, подьякон Алексий? "Не Богу я служу, а народу"? Запомнил?
- Да как же ж это можно? - улекнулся подьякон Алексий, в руках бесовских обмяк. - Я же эта... подьякон... Мне... эта... Богу служить положено!
- Алексии-и-и-ий! - зашипело чудище златоглавое. - Сейчас я тебя есть буду!
- Понял-понял! - засуетился подьякон Алексий, головой закивал. - Не Богу я служу, а народу! Все понял!
- Ну и славненько, - отвечало чудище златоглавое. - На том и порешили. Теперь возвращайся домой, ужинай, ложись спать и помни - не Богу ты служишь, а народу. Доброй тебе дороги, подьякон Алексий. Еще увидимся.
Тут сон кончился, подьякон Алексий проснулся. В поту холодном весь, мокрый, дрожит, зуб на зуб не попадает. Супругу законную растревожил. Испугал супругу. Пришлось сон рассказывать. А супруга у подьякона Алексия баба смышленая была.
- Мы, - говорит, - чудище твое обманем. Слугу его, - говорит, - на порог не пустим. Вырой-ка ты, муженек, вокруг дома ям побольше да поглубже, засади их острыми прутьями, водой святой окропи. Ввалится в них, в ямы-то, черт, ногу небось сломит. А мы его лопатой и прикончим! Тока ты это, лопату осветить не забудь. И дом заодно весь, пожалуй, сгодится.
Успокоился подьякон Алексий, поцеловал жену в русую макушку, лег на подушку, сном праведника заснул. Проснулся Алексий рано, в духе бодром, только веки размежил, как принялся супружеский совет исполнять. Ямы вырыл, прутья окропил, дом осветил, ждать вечера собрался. Ждал и ждал подьякон Алексий, ждал и ждал. Нет никого. Тихо на дворе, ни петух не вскрикнет, ни пес не залает. Устал подьякон Алексий, решил соснуть немного. Закрыл глаза, голову на руки сложенные опустил и - вдруг! - слышит! Крик нечеловеческий слышит, богохульный. Вскочил подьякон Алексий, руками в лопату освещенную вцепился, выбежал во двор. И что тут началось... А вот что. Видит, значит, подьякон Алексий в одной из ям лежит кто-то. Большой такой, черный и бородатый. Но не бес, а самый натуральный дьякон Дмитрий, прямой, значит, его, Алексия, начальник. Лежит и причитает:
- Что ж ты учудил, подьякон Алексий? - причитает дьякон Дмитрий. - Кто тебя ямы посреди двора рыть надоумил? В них же черт ногу сломит! Ай-яй-яй! Кость подвернул... Никак перелом будет! Что ж ты наделал, подьякон Алексий! Ямы посреди двора рыть аки бестолочь какая! Бога на тебя нет! Чего молчишь, говорю! А ну отвечай!
Испугался подьякон Алексий, гнева дьяконова испугался, почище чудовища златоглавого. Испугался и как ляпнет:
- Не Богу я служу, а народу...
Вытаращил глаза дьякон Дмитрий, даже ворочаться перестал.
- Да что ты несешь такое, подьякон Алексий? Спятил что ли? Ай-яй-яй! А я к нему с добрыми вестями шел. Переводят, хотел сказать, тебя подьякон Алексий в столичную епархию переводят. Москву златоглавую увидишь, людей поглядишь, себя покажешь! А теперь-то что делать? Самому, видать, ехать придется. На лечение! Тьфу на тебя, подьякон Алексий! Хоть подняться помоги! - сказал дьякон Дмитрий и протянул из ямы грязную руку.
Совсем побледнел подьякон Алексий, ноги держать перестали.
- Не Богу, - говорит. - Служу я, а народу...
И как даст деру. Заперся в доме подьякон Алексий, жену не узнал, забрался на печку, так до самого утра на печи просидел. Чуть со страху ума не лишился. "Что я наделал! - повторял Алексий. - Что я натворил!".
Нет ответа...
Следующим утром подьякона Алексия отлучили от церкви, дьякон Дмитрий уехал в Москву и здесь бы сказке кончиться, да вот сказка только началась, потому что в Москве тем месяцем случился коммунизм и, говорят, дьякам несладко досталось. Досталось и бывшему подьякону Алексию, а достался ему орден за труд и заслуги перед отечеством, ибо отлученный от церкви подьякон Алексий устроился на завод, где честно трудился до пенсии. Правда, время от времени подьякона Алексия мучили кошмары, в которых неизменно появлялось златоглавое чудище, веля подьякону Алексию по старой памяти то на соседа донести, то открыть на заводе новую линию производство. "Это я, - как-то призналось чудище. - Свой Легион собираю. И продобеспечение. Потому что, понимаешь, товарищ Алексий, вы, люди, совсем распоясались, опустились и вообще со дня на день себя погубите. Жаль вас. Я-то, может оно и чудище, но заботливое. Я ведь не Богу служу, а народу, - и на прощание добавляло. - Ну, бывай, товарищ Алексий, лет через семьдесят-восемьдесят свидимся".
Тут и сказке конец. А морали не будет, сказка-то правдивая.