Мы оставили за дверью грохочущую музыку, облака сигаретного дыма, барменов и бесконечные порции алкоголя, парочек, жмущихся по углам.
Каждый раз здесь происходило одно и то же - полупустой так называемый танцпол, где несколько человек, достигших нужного градуса, пытались двигаться в ритм, среди них девицы, изображающие независимость и взрослость - "А он не позвонил, а он не пришел, а мне наплевать, а я буду пить и тусить!". Зато вокруг барной стойки всегда толпа, и бармены наполняют бесконечные стаканы, знакомые чокаются с незнакомыми, мартини, текила, водка пьются легко, сразу, небольшие компании заходят сюда только выпить, поздороваться (А у кого больше знакомых? Кто знает весь пьянствующий ночной Питер?) а потом идут все вместе дальше. Те, кто берет пиво (бутылками и кружками, в сочетании с соком - бывает и такое) или коктейли, сидят по углам, наблюдают, пьют, не отрываясь от телефона - он смягчает одиночество и создает видимость смс-переписки или ожидания кого-то. Пепельницы наполняются почти так же быстро, как и бокалы - когда разговаривать бессмысленно и не о чем, остается только курить одну за другой и пить - и как будто ты уже занят чем-то, и стоишь здесь не просто так. Музыкальные "композиции", выбранные ди-джеем, звучат как частушки Сердючки на испанском, громкие, ритмичные и абсолютно бессмысленные, под такое не стыдно "танцевать" не умея. И латиносы - просто какие-то парни южной национальности, которые, видимо, здесь для колорита, их выкрики "Сеньорита!", загорелые плечи, оценивающие взгляды дополняют атмосферу "трэша и угара", всем здесь привычную - за этим и идут в "Фидель". Фидель, Дача, снова Фидель, Мод, Ахтунг Бэйби, Дюны, и так далее, и по порядку, и по кругу - одна компания, одна тусовка, перемещающаяся из бара в клуб, как механизм заводной игрушки.
А за дверью скучающие охранники и те, кто уже напрягаются и хлещут "24 часовую" водку, не заходя внутрь. Воздух, еще более морозный и свежий, проветривает легкие и мозг, и, пока мы шагаем от Думской, я начинаю что-то понимать. Мы. Идем. Вдвоем. А все остались там? Оглядываюсь, да, действительно, случилось невероятное - он оставил своих друзей, с которыми угрюмо-молчаливо сидел в углу, и пошел меня провожать. Так. Значит, мы идем ко мне? Ну-ну...
Чем дальше от этой Думской, где противореча всем понятиям о конкуренции, сошлись все клубы и бары, тем больше он оживляется. В кармане его ярко-оранжевой куртки (у ремонтников стащил, что ли?) моей руке тепло, он даже улыбается, рассказывает что-то о барабанах, своей любимой музыке "Я тебе обязательно запишу диск, ты должна то послушать". Я киваю, радуюсь тому, что он радуется, что будет еще повод увидеться, что он сейчас такой настоящий, без маски угрюмости, загруженности, жесткости и грубых анекдотов, этого образа "брутального" барабанщика. Нет, определенно, Невский слишком короткий, и Суворовский тоже, или это мы идем слишком быстро, мы торопимся? У моего дома он не прощается, и мы поднимаемся по лестнице - руку из кармана пришлось вынуть, чтобы достать ключи. Ну вот, эта дурацкая смущенность и скованность, я не буду предлагать зайти, это глупо, он и так зайдет, это понятно, а дальше то что? Накормить и спать уложить? Бррр. "Дверь закрыта на все замки - уехали все, что ли?" - бормочу я, не оборачиваясь и гремя связкой, и спиной ощущаю, что он близко, и, наверное, улыбается. "Если девушка теребит ключи, ее нужно поцеловать" - так говорилось в каком-то фильме? Замок, которым мы редко пользуемся, не поддается, я толкаю дверь - и все происходит в какое-то мгновение - он целует меня в шею, куда-то около щеки, дверь открывается, и мы вваливаемся в квартиру. Хорошо, что изнутри не надо закрывать эту чертову дверь и снова греметь ключами, она захлопнулась сама. Рюкзак и сумка на полу, как будто спрашивающий взгляд (я бы и не заметила, если бы не привыкла так пристально изучать его мимику и жесты), и он обнимает меня. Я расстегиваю молнию оранжевой куртки, глажу плечи, спину, руки (какие руки, чувствуется даже через свитер), хорошо, что любимые кеды можно снять, не развязывая шнурков, и не отрываясь друг от друга. Он замирает, когда я провожу губами по шее и начинаю расстегивать рубашку, помечая место каждой пуговицы поцелуем. Замирает, а потом, все больше теряя голову (вот уж от кого не ожидала), так целует и гладит, и мои джинсы и майка остались где-то на пороге моей комнаты. Его замечательные, потрясающие руки, которые хочется целовать снова и снова, дыхание и то, что он говорил, забыв о всякой закрытости и осторожности, и глаза, затуманенные, но внимательно следящие за мной - как будто я могу притворяться?! Нет, это не был просто секс после пьянки, механический и бесчувственный, я уверена, уверена...
Так я думала, прокручивая в памяти все произошедшее, сидя утром на кухне, допивая свой чай (крепкий, горячий, сладкий Эрл Грэй). После того, как закрыла за ним, сонным, смущенным, (не жалеет ли?), дверь (от завтрака отказался). Думала о том, что же делать теперь.
***
Свет. Камера. Софиты. Итак, теперь мой выход. Декольте, туфли на высоких каблуках, сигарета и коктейль под каким-то загадочным названием, которого мне теперь и не припомнить. И сама я загадочна не в меру. Сижу неподалёку от барной стойки, закинув ногу на ногу, размешиваю соломинкой лёд в стакане и туманным взглядом исследую незнакомую мне территорию. Здесь нет худеньких мальчиков "в полосочку", девочек с ровными чёлочками и сумками-кошёлками, потрёпанных индии-рокеров и их развесёлых, вечно обкуренных друзей. Никто не бросает бармену помятую сторублёвку с видом победителя и не жмётся около стенок, разыгрывая нетерпеливое ожидание очередной группы с дурацким названием. Здесь, среди драпировок, бархатных диванчиков, уютных уголков, красивых и элегантных девушек разыгрываются иные партии. В фиолетовом полумраке, под аккомпанемент тенора-саксофониста, шикарного мужчины с взглядом, мгновенно поражающим любую цель, ведутся неторопливые разговоры о джазе, вернисажах, фотовыставках, салонах, дефиле. На сцену выходит длинноногая ретро-красавица и, прижимаясь алыми губами к микрофону, начинает петь. Голос у неё сильный, просто потрясающий, я даже удивляюсь, откуда он берётся у этой хрупкой девушки. "Sweetheart where are you?" - вопрошает она, протягивая руки вперёд, будто ища своего возлюбленного в зрительном зале. Звук здесь кристально чистый, воздушный, он приятно и мягко обволакивает, по ушам не бьёт и не давит на мозг, как во всяких подвальчиках с обшарпанными стенами, где играют громкую, орущую и вопящую музыку, которую музыкой-то сложно назвать.
Sweetheart, where are you? Спрашиваю я сама себя, вглядываясь в лица людей, которые меня окружают. Я не видела тебя целую вечность. Ни на одной вечеринке тебя не было, ты пропал куда-то, а я скучала. Нет, здесь тебя точно не может быть. Ты никогда не появишься в том месте, где нет твоих друзей, а они сюда никогда не забредут. Они будут шататься по Думской, переходя из бара в бар, пока не растратят все свои деньги на дешёвое пиво и водку. Потом они дружной толпой упакуются в чью-нибудь машину и уедут в Купчино через силу и хмель продолжать ежепятничный праздник без повода.
- В NCA сейчас полный развал, проект-менеджеры буквально дерутся из-за артистов, - услышала я знакомый голос из глубины алькова, занавешенного прозрачными шторками.
Трясущейся рукой я поставила стакан на стойку. Сделала два шага вперёд, отодвинула шторку, чтобы нарушить чьё-то уединение. Так и есть. Твой друг Миша, твой самый приличный друг из всех, тот самый, который работает в промоутерской компании NCA, и с которым ты меня когда-то знакомил. Приветливый, улыбчивый Миша, твой сокурсник и, кажется, лучший друг. Я неуверенно улыбаюсь. Улыбаюсь Мише, надеясь на то, что он меня вспомнит, и самой себе, понимая, что раз сюда пришёл он, значит, придёшь и ты. Или уже пришёл.
- Привет, рад тебя видеть, - Миша узнал меня.
- А Витя с тобой? - это единственное, что меня сейчас волнует.
- Да он там, - Миша показывает куда-то в глубину зала, - предпочитает одиночество.
Всё ещё улыбаюсь, только теперь глупо. Поворачиваюсь и иду к покинутому стакану с коктейлем. Достаю сигарету, прикуриваю у тенора-саксофониста, чей взгляд на меня почему-то не действует, и внимательно изучаю твой затылок. Действительно ты. Стоишь в нескольких шагах от меня, такой привычный и милый, что у меня сердце, от счастья снова тебя видеть, готово выпрыгнуть из груди. Но я не подойду к тебе. Не сегодня. Не здесь и не сейчас.
У меня сегодня другой план, другая цель, и даже твое неожиданное появление (что ты вообще здесь забыл?!), меня не собьет. Откуда тебе знать, что мои интересы не ограничиваются вашей группой, банальной пьянкой после концертов, когда мне приходилось обливать солиста минералкой, дабы привести его в чувство и отправить домой к невесте, и прочей фигней. То, что является твоим потолком, вполне может быть моим полом, Виктор. Сегодня у меня встреча с менеджером этой сладкоголосой девицы, и мы будем обсуждать мой новый джазовый проект, а ты стой себе в одиночестве сколько хочешь.
***
Снова грохочущий Цоколь. Весна активизировала всю эту кочующую безразмерную компанию, и слишком уж много знакомых веселятся на "Anti Backstreet Boys Party", в противовес тем, кто прыгал на настоящем концерте в Ледовом. Слишком много тех, кого я как раз видеть не хотела бы видеть. Не хочу, что бы сейчас мне кидались на шею, издавая притворно-радостные вопли, тормошили, говорили всякую чепуху или наоборот, косо смотрели и шептались в сторонке. Многое изменилось со времени первых организованных мною концертов The Version, осенью, здесь, в Цоколе. Я перешла на новый уровень игры, и позволяла себе взгляды сверху вниз, а это не всем нравится. И сейчас, слишком официальная для клуба и его арт-директора, я пробираюсь к каморке-кабинету под прикрытием папки с документами - расторгать договор. Презентацию нового альбома мы решили провести в А2, и теперь мне нужно сообщить об этом и как можно скорее уйти. Тем более, что я разглядела-таки среди толпы Виктора. Еще не хватало, чтоб он решил, что я за ним слежу.
Но моим планам о тихом побеге было не суждено сбыться - у бара на меня налетела Настя. Девушка из какого-то Усть-Урюпинска, которая явно настроила себе грандиозных планов, но для реализации своих амбиций выбрала наш несчастный город и третьесортную группу. Она повстречалась с солистом, походила по клубам, организовала несколько концертов (благо, спрос на разогрев не ослабевает), и на этом ее пиар-идеи иссякли. Пришлось взять себе пиво с вишневым соком и зависнуть в уголке. Чтобы отвлечься от Настиной болтовни, я разглядываю, уже внимательнее, выныривающих из полумрака личностей. А это что еще такое?
Ангелоподобное создание с аккуратным носиком, кудрявой чёлочкой, по-детски наивно распахнутыми глазами скучно взирало на сцену, где следующая группа настраивала свои инструменты. Милые туфельки-балетки, сумка с голубым кроликом, жёлтый лак на короткоподстриженных ногтях... Что делала эта хорошенькая девочка в душном прокуренном зале андерграундного клуба?
- Её зовут Лиза Еженская, - прошептала мне на ухо Настя, заметив мое удивление.
- Ага, - я кивнула, продолжая разглядывать эту фею, притаившуюся как раз за спиной Виктора - Ходят слухи...
И Настя выложила мне всё, что она слышала за последние два дня от разных людей, которые в той или иной степени были знакомы с таинственной Лизой. Каждый из них рассказал свою историю, но сметливая Настя переработала полученные сведения, скомпоновала все факты и, как ей казалось, получила единственно верную информацию, которую сейчас, огромным потоком, сливала на мою бедную голову, практически не делая пауз между словами, треща, как ненормальная.
- Летом они встречались. В августе. Он водил её на вернисажи, кормил обедами в Шоколаднице, возил на залив, дарил диски с её любимой музыкой.... А она рисовала ему в блокноте воздушные шарики и медведей, целовала на прощание в щёчку, трогательно хлопала глазками и всё такое. Она считала его просто хорошим другом, а он возомнил, что они встречаются. Но он - не герой её романа. Ей грезятся принцы из сказок, которые пели бы ей серенады под окном, дарили букетики ландышей или полевых цветов, а летом возили бы в своё волшебное королевство. А что может предложить ей он? Клубы, пиво и свою дурацкую музыку? Он же музыкант! Му-зы-кант!! Сама понимаешь, что это такое.
Понимаю. Музыкант - это бесконечная нестабильность, потеря драгоценного времени и круглосуточная нервотрёпка. Он недоволен, когда не достигаются поставленные им цели, причём в короткие сроки, сразу же, в тот же день. Если он недоволен, то он проводит время в Bubble-баре, заказывая одну стопку водки за другой. А ты либо ждёшь его долгими ночами в вашей пустой квартире, либо ходишь за ним на все его концерты, задыхаясь от сигаретного дыма и шарахаясь от всех тех странных личностей, которыми полны клубы Санкт-Петербурга.
***
Ле-то. Настоящее, обстоятельное такое лето, с теплыми белыми ночами, когда хорошо и спокойно думается, и солнечными, яркими утрами, когда действительно хочется просыпаться и верить, что все получится.
И у меня действительно все получилось. Подопечные мои свели и отшлифовали наконец свой альбом, и на лето они пристроены по всяким фестивалям - не заскучают. Я же через несколько дней улетаю в Париж, где буду работать, и ровно столько, чтоб не мешать себе наслаждаться свободой и одиночеством.
Осталось одно - презентация в А2, сегодня. Это довольно забавное сочетание: задрапированный и лощеный клуб (хотя, он уже менее лощеный, нежели в первый месяц после открытия) и публика, привыкшая к обшарпанным кирпичным стенам. Хотя нет, есть и журналисты, и приглашенные мною лично интересные люди. Сами же Version тоже цивильнее, чем обычно - принесли с собой галстуки, которые я им завязывала в гримерке. Непросто завязывать узлы, пока эти весельчаки отпускали шуточки в адрес моего наряда - темно-синего трикотажного платья поверх джинсов. Ну и что? Я тоже пыталась найти компромисс. С Виктором мы сохраняем холодный нейтралитет - just business, nothing personal. Я избегала всех разговоров о нем, его друзьях и Лизе. Особенно о Лизе.
Ребята постарались, все прошло хорошо, их даже не нужно было уговаривать пообщаться с народом, подписать пару дисков, потом мы сфотографировались вместе для Афиши-Тайм-аута, выпили за нас, и я отправила их праздновать дальше, пообещав присоединиться, как только закончу тут все в клубе.
Не сразу заметила, что Виктор остался. По мере того, как пустел клуб, и разъезжались его друзья, я понимала, что ждет он меня.
-А ты чего здесь остался сидеть? - ничего умнее я не придумала
-Ну а чего ты поедешь одна, нехорошо как-то...
-Ах, какая неожиданная галантность с Вашей стороны, Виктор! - я сделала шутливый книксен. В платье-джинсах это, наверное, смотрелось смешно.
-Могли бы и не язвить, Мария - он говорил серьезно.
-Тогда пойдем.
Где-то в районе Маяковской мне позвонил Сашечка, и проблеял что-то невнятное на тему того, что: Илью невеста увезла домой, а нас ему ждать долго, поэтому он сваливает к друзьям, какая разница, где праздновать.
-Вить, я тогда домой, хорошо?
-Угу - отвечает он, продолжая шагать рядом.
Ну и ладно. Ну и пусть. Я так устала, что уже нет сил и желания напрягаться и пытаться понять, что происходит. Правильно, лучше помолчим. Ну идем и идем, что здесь такого?
И тут его прорывает:
-Маш, послушай...Я, мне не надо было...Я зря так все это время, и говорил тоже много всего зря..Мне сказали, а я, дурак, поверил... Не надо было слушать..Да еще все вместе, и Миша, и Лиза...Мне показалось, она...
Он говорит долго и путано. Я почти не вслушиваюсь в слова, как будто давно знала, что именно он скажет. У двери моего дома останавливаемся, и, пока он заканчивает фразу, начала которой уже не помнит, я изучаю черточки его лица, прищур глаз, едва заметные веснушки. И когда он, наконец, замолкает, целую его.
Все-таки фраза "Ты зайдешь?" звучит глупо.
***
Я просыпаюсь от какого-то странного звякающего шума. Приподнимаюсь на подушке и понимаю, что этот шум издает Виктор, в тщетных попытках открыть тот самый злосчастный замок. С улыбкой заползаю обратно под одеяло - он никуда не сможет уйти, пока я сама его не выпущу.