|
|
||
И ты не Ромео, и я не Джульетта,
Забудь про балкон и про песни в ночи,
Налей мне вина, закури сигарету,
Скажи про любовь или просто молчи,
Ведь я не Джульетта, а ты не Ромео,
Скорей - мы затертое жизнью тряпье,
И все же - украдкой касаемся неба,
И верим в судьбу, ну куда ж без нее!
Века и пространства весьма эфемерны,
Блестит многогранность осколками льда.
Ты помнишь, что Кая искавшая Герда
Нашла, и как выросли розы тогда?
Мы тоже нашли. Не Тристан и Изольда,
Жюльен и Матильда... Мы - лишь немота,
Переходящая в звон колокольный,
Который все знает. Мелодия та
Перемещается в пиво в бидоне,
В сплетение тел, в возвышающий звон,
И в то, как Джульетта стоит на балконе,
И в то, как влюбился вне времени ОН.
**
Кто еще тебе посвятит такие стихи,
Чтобы сразу огонь в глазах, и воспрянул дух.
Знаешь, бывают хорошими и недорогие духи,
Знаешь, можно испугаться на кухне и мух,
А уж о тараканах я вообще не говорю,
Скорее скажу ближе к теме и о тебе -
Если твержу, что 32-е по календарю,
Значит, я у ног твоих, а лежачую ты не бей.
Светлые волосы треплются на ветру,
Как мудрые змеи, будто о чем скорбя.
Может, я крикну, что ради тебя умру...
Ты не верь, я скорее буду жить для тебя.
Знаю, порою ты на меня и сердит
За слезы, истерики и факт: мол, миг - да в окно,
Ты мне не верь, это пафос напал, как бандит,
А кино в жизни эффектней, чем на экране кино.
Вкус апельсиновый, видимо, у луны -
Мне ж надо иметь сытую душу в вечной борьбе.
Не верь, что я помню все мои недолгие сны,
Но я помню, что помню только сны о тебе.
А в общем, за руку бы тебя взять да посадить в шлюпку,
Кто сказал, что большое плаванье - кораблю?
Ты не верь, если кричу - мол, держись за мою юбку,
Верь одному - вот такого тебя - люблю!
**
**
А смерть не страшна, не нежна, скорей - показательна,
Скорее светла, как январских деревьев стать,
Ухода, мой милый, бояться не обязательно,
Ведь он - лишь момент, когда просто хочется спать.
Ведь он - как улыбка. Совсем-совсем невесомая
На губ уголках - геометрии вопреки,
И легкость, и знанье, что прежняя ночь бессонная,
Тревоги и боль - это сущие пустяки.
А в церковь не надо, и дату считайте праздником,
Я душу вам за гулянку даю на чай,
на кофе, водку... впрочем, какая разница?
Мне скоро будет легко. Вот и все. Прощай.
**
Здесь по 100-бальной шкале давно уже 200.
Наши моря освещает сонный маяк.
Лед на воде. Только вовсе не нужен крейсер,
Если в ночной пустоте прозвучит "твоя!"
А тот, у кого глаза цвета живой воды,
Тот, кто не верит в бога,
но знает,
что нынче стояли в храме,
Свечи держа в руках, словно шалый огонь звезды,
Скажет мне: "твой!", и море станцует с нами
Бешеный танец счастливых слепых сердец,
Видевших райское яблоко без червоточин.
Здесь по 100-бальной... градусника конец,
1000 баллов - спрятана между строчек.
**
Я пришла слушать песни и шорох немых сигарет,
Я гоняла, как мысли, синиц по обшарпанным крышам.
Я стояла на мине и чей-то писала портрет,
Пробираясь в лазейку души незамеченной мышью.
Кто ты, где ты, мой парус, что весь в золотых образах,
Это странно для грешницы, жившей в любовной неволе,
Но дошла эта жизнь наконец до отметки "зигзаг",
И ушло мое сердце в любовь, словно в звон колоколен.
Я тебе расскажу, как на паперти били ключи
Светлых душ, что страдали,
Смывая грехи как заразу.
Мы родные навек, мы родные, лишь ты не молчи -
Говори о душе, говори о любви без боязни.
**
ПЕСНЯ О ЛЮБВИ
Смачно плевать утром в будильник,
Так и не вспомнить, что было вчера...
И, покосившись на холодильник,
Лишь облизнуться - диета с утра!
После - в клоаке воздухов спертых,
В царстве бензина и сквозняка
Ждать этот чертов сорок четвертый
С толстою теткой лет сорока.
Ну, наконец - родная работа,
Всем улыбаюсь почти до ушей,
Тихо молясь: поскорей бы суббота,
Из кабинета - всех бы взашей!
Всех пристрелить бы их в одночасье
И от мирской бежать суеты!
Вся эта жизнь... светлое счастье,
Ведь где-то рядом в городе - ты!
**
Что надо, не надо, кто верен, а кто не уверен
Я знаю уже наизусть, словно поп - образа,
Я знаю, что жизнь - серпентарий, напичканный змеями,
Но змеи не жалят, увидев огонь в глазах.
Я знаю, что взгляды и розовый май откровений
Дурманят порой шоколадным зефиром любви,
А кто не любил, он всего - доморощенный "гений",
Живущий по затхлому принципу - "Проще живи!".
**
Напиши посвящение алым огнем на железе,
Излечи мой рассудок, попавший в безликость весны.
Наш любовный нектар так приятен и даже полезен,
Он - лекарство от скорби, болезни, извечной войны,
На которую шли, хоть и знали, что боя не надо,
Что нельзя отыскать лазарет исцеляющих душ,
И пора позабыть шепот звезд и дурман листопада,
И бежать поневоле от свежих морей и от суш.
Ничего нет страшней, когда нету земли под ногами,
Значит дни - словно спицы в убогом гнилом колесе
И ломается жизнь как клинок, что отобран врагами
От трагической доли - прожить не такими, как все.
Но не плачь, не грусти, и тайком напиши посвященье
Да не мне, а покою, и дому, которого нет.
И с любовью прими от меня боевое крещенье
В несуразице судеб, летящих на солнечный свет.
**
На листах души требую не ставить штампы,
Не считать истерик и красок в моей ночи.
Мое сердце дымит теплом Аладдиновой лампы,
Мое тело горит огнем, словно сук в печи.
И когда мне больно, я обычно себя сжигаю,
Не ношу ж креста, на котором себя б распять.
Что вы смотрите, я лишь перед ним нагая,
И лишь ради него готова гореть опять.
Я себя убиваю мыслью, как забиваю гол,
Но каждую ночь для меня райской двери открыты створки.
Я люблю его, и его кухню и даже немытый пол,
И на душной кухне люблю даже газовые конфорки.
Он порой со злости сам говорит: "гори!",
Ведь понял, костер - моя дурная привычка,
Но я знаю - при нем сжигать себя изнутри
Бесполезно -
Он своими словами затушит спичку.
Или, может, попытается меня застрелить, но крикнет: "Ложись!"
И со мною будет опять сердечный припадок,
Вот тогда из лампы выскочит добрый джинн,
И я прощу расстрел и буду этому рада.
А когда-нибудь, может,забуду и про боль свою,
Потому что ОН наберется смелости стать дождем.
И заклинит замок изнутри в том моем раю,
Откуда мы уже потом никуда не уйдем.
**
МУЖУ
Не на губах, а где-то в сердце его поцелуй,
Его синий взгляд, душа, подобная белому кролику.
Течет его жизнь ручьем философских струй,
Что хуже кефира похмельному алкоголику.
Его не сломать и не обуздать уздой,
Готов он быть лишь горой, не холмом покатым,
И мысли его схожи (По составу)
Со святой водой,
Целебной и чистой, чуть сдобренной русским матом.
Он думает много о вечном, а я - о нем,
Черновиками ВЕЧНО замусоривая корзины...
Если в карете отправиться в путь вдвоем,
Порвется вся заготовленная резина
Но что я могу ему дать кроме сотни фраз
О боли своей, да кроме вселенской ласки
И ночи, где как разноцветная мишура
Зовут и манят к себе полоски матраца....
Он русский поэт, он порою бывает злым,
Больным и нелепым, хоть это бывает редко,
Пытаясь клинком души разрубить узлы...
Точнее - о стену брошенной табуреткой.
Вы люди свои и вы поймете меня,
Хоть я выражаюсь порою весьма невнятно.
Я наглая баба, которая остановит (и завалит) коня,
Но бабам поплакать на мужнем плече иногда приятно.
О, Господи, что мне тот конь, да остановки его...
Звучит сонный голос, бормочащий монотонно.
Ничто он для многих,
А для меня - волшебство...
Ну вот и готов
Тундавина (Мартынова) Жанна Васильевна, 430033, г. Саранск, просп. 70 лет Октября, д. 93, корп. 3, кв. 58. тел. 8-8342 569922, 89271971953.
|