Скоро, скоро дыша, забежал Мишка в квартиру. Протяжно вдохнул-выдохнул и превратился из спешащего задыхающегося в грустного и расслабленного. Объявил:
- Принёс еду. За дверью находится. Кто-то.
Замолчал. Еда - передо мной. Значит, КТО-ТО - за дверью. Хотя сейчас там никого быть не должно! Все спят!! И серые сараи, и свалка за сараями, и двухэтажный дом, где мы находимся, и - конечно же - квартиры в доме вместе с их обитателями!!!
В такую ночь за секунды до рассвета, беззвёздную, тихую, напоенную холодным серым сиянием, в котором необыкновенно чёткими становятся все грани реальности - чёрные ветви деревьев, щербинки да прожилки в стенах деревянного дома, льдистые пластины стёкол, мириады колких частиц воздуха, двери сараев, комнат, окон, не спали только мы с приятелем, остальные спрятались за воротами век, надёжнейшей бронёй сна.
Мишка зачем-то включил музыку. Печально улыбаясь. С грустной физиономией мысля о чём-то своём, поставил пластинку - большую, чёрную нанизал на стержень, посадил иглу на дорожку, и музыка поплыла, по комнате, словно дым, убаюкивая, защищая.
- Надо накормить ту, которая за дверью. - Сказал Миша.
Музыка вобрала щупальца, стянулась к проигрывателю.
- Кто там за дверью? - спросил я. Так на всякий случай спросил, потому что знал кто там. В окно увидел.
- Темнота. Темнота та там стелется по полу. - Напрягшись отозвался друг. - Слушай, она ведь опасна?
Я гляну в окошко. И действительно - мгла струилась по земле, прозрачно-серая в целом, но с непроницаемо-чёрными нитями, пока тоненькими, словно волосы...
Отворили дверь и выставили тарелку. Скорее захлопнули. Что дальше?
- Вот пришёл к тебе в гости, - проговорил Мишка, - принёс еду. Думал: поедим вместе, чай попьём. Поговорим. Музыку послушаем. Теперь мне уйти бы домой... Домой мне надо.
Я смолчал, только глянул неодобрительно. Понятно: удрать хочет. Мол, справляйся сам: тьма вокруг тебя, значит, она твоя, и тебе с ней воевать. Но согласился:
- Конечно. Тебе нужно домой. Понимаю. Ты ведь для этого тьму предложил кормить?
Приятель не ответил. Только глаза опустил, думая, наверное, что-то своё - как выжить лично для себя. То есть остаться в покое. Телу, духу и, если получится, душе. Остаться в покое какой-то своей отдалённой территории, где стены крепче, окна прозрачнее, батареи теплее, картинки на стенах дружелюбнее. Не то что у меня, где вокруг дома ползает тьма, из каждой щёлочки выглядывают неизвестные, за батареей живёт гармонист, еле слышно сводящий и разводящий меха в промежуток от часа до двух после полуночи.
- Она уже наелась? Пора? - спросил я беззаботно. И выглянул в окно.
- Наелась, - отозвался удовлетворённо Мишка. И напрягся. Вначале тело, потом - взгляд, сосредоточившийся на двери.
Тьма наелась: чёрные нити стали толстыми, словно канаты, среди них плавали редкие серые просветы. На наших глазах канаты слились в единый ком темноты, которая подобна ночной (ещё можно разглядеть силуэты, всегда можно провести рукой и почувствовать воздух, несмотря на совершенную непроницаемость виден силуэт руки, ноги). Затем темнота налилась чернотой. Чернота обрела плотность. Гуталин. Битум.
- Сейчас? - шёпотом спросил Мишка.
Я осторожно кивнул: плотная масса потеряла размывчатость, обратившись в единый гигантский ком, шевелящийся округлыми складками.
- Она почти доела. Нитей нет. Тьма вобрала их. - Фиксировал я. - Коридор свободен. На несколько минут она обретёт сытость и потеряет бдительность. Хотя у такого увальня не бывает бдительности, она просто всегда ждёт. Бежим за сараи!!!
Рванули из дома. Справа шевелилась тьма, вокруг неё - холодное рассветное сияние, которое пока не наполнилось солнечным огнём - только призрак света, бледное предзнаменование его, равнодушное как к настоящей тьме, так и к настоящему свету. Не спасёт, но и не погубит. В проход меж сараев!
- Почему к помойке? - На бегу интересовался Мишка.
- Она там остановится, чтобы пожрать. Мы оббежим сараи и снова окажемся у дома, потом выскочим к дороге, которая ведёт наверх. Там уже правит солнце. Оттуда ты сможешь уйти домой, а я - вернуться.
Она заметила нас. И потянулась следом. Вначале поползли щупальца, затем вся туша обратившись в гигантский шланг, двинулась следом. Будто червяк. Быстрее, чем думали мы.
Пробрались среди отходов, коротко глянули назад, где чёрные губы зависли, вбирая пищу. Побежали дальше. Вот и дом, откуда мы выскочили.
- Тебе к дороге, - сказал я. - А мне домой. Увы, но моё место здесь. Когда-нибудь и ко мне придёт солнце. А пока спрячусь в квартире, закрыв дверь на все замки и хорошенько запечатав окна. Беги.
Тьма показалась из-за сараев. Она стала совсем огромной. И более ненасытной.
Друг глянул на тьму, потом на меня. Спросил:
И что ты будешь всё это время делать?
- Ждать. - Пожал я плечами. - Думать. Слушать музыку. Есть. Выбора в общем-то у меня нет.
- Один?
- Конечно.
- Темнота уйдёт точно?
- По-другому быть не может.
- Тогда составить тебе компанию? Переждём тьму вместе.
- Думай сам.
- Остаюсь. Что мы сейчас делаем?
Тьма увидела нас. Унюхала. Учуяла наше тепло. Как, интересно, ТАКОЕ воспринимает? Может, и нет у него никаких способов восприятия? Может, просто оно выбирает в совокупности причин и следствий свой путь, нечаянный путик, подчиняясь неровности рельефа, огибая углы, переползая туда, где теплее, но при этом все эти условия выложились заранее - мной, Мишкой, знакомыми, незнакомыми, друзьями, подчиняясь одной цели, явленной в этот момент - дать твари настигнуть нас?
Дверь квартиры захлопнулась. Щёлкнули замки. Чавкающее, булькающее, чёрное, словно нефть, пускающее плотный дым, будто горящая покрышка машинного колеса, гранённое как кусок антрацита, слоистое точно пирог, оно взбугрилось за окном, налипло на стекла, опасно задребезжавшие, но не поддавшиеся, поползло выше и выше...
Форточки! Прежде чем его щупальца достигли ворот в окнах, форточки были запечатаны. Успели. Лавинка серого света стрельнула в окно и мрак поглотил блёклое небо. Всё.
Наверное, тьма охватила дом, может, все люди были пожраны ею, не исключено, что ничего такого не случилось, и только наш дом был запечатан в теле зверя.
Рассвет придёт. В общем-то на какой-то промежуток мы победили, пусть и так - проиграв. Но я ведь знаю: если сказано, что рассвет придёт - так и будет. Я редко вру и уж тем более ошибаюсь в таких вопросах. Пусть даже короткий промежуток длится вечность.
А пока нужно попить чай, поесть, покурить, подумать. Ведь недаром сказано, что мы проиграли. Значит, нужно начинать новую игру.
...Мишка, понурив голову, сидел на стуле и пил горячий чай, который правильнее назвать отваром - напиток на тринадцати травах. О чём он думал, интересно? Клял себя, что не сбежал? Размышлял о несделанных по моей вине делах?
- Чаёк хорош, - поднял Мишка голову. - На скольких травах ты его варил, говоришь? Из каких трав? Знатно...
Приятель сделал глоток и зажмурился. С явным удовольствием. Затем оглянул комнату, посмотрел на тусклую лампочку, окно, за которым неповоротливо шевелилась тьма, налипая на стёкла и спросил:
- Она точно не ворвётся?
- Вроде все лазейки запечатаны. - Пожал я плечами. - Если бы нашла путик, то уже бы проникла. Она сразу или находит, или - нет.
- И что теперь делать?
- Пить чай. Он тьму разгоняет в теле и душе. Потом посмотрим. Может, она сразу уйдёт.
- Если напоить её твоим отваром? - хихикнул Мишка. - Он пустит побеги в ней, побеги прорастут к солнцу. Чай ведь из трав, а им нужно солнце...
- Может быть! - подхватил я. - Травам также необходима земля. ЭТОМУ чужда наша земля, его почва - другая! Прикинь, в нём вырастут солнечные деревья, оно точно не выдержит...
- А не съест ли Тьма твой настой? - засомневался Миша. - Кстати, можно ли называть ЭТО тьмой?
- Скорее всего нет... Ему нет имени. Тьма - человеческое имя. Отвар делался слишком долго: вначале травы и корни собирались в укромных уголках, где текут прозрачные от солнца, но чёрные от земли ручьи. Потом травы сушились в тени, но под солнцем. Затем клались в термос и заливались горячей, но не кипящей водой. После - термос лежал на батарее, из-за которой боязливый забатарейный гармонист наигрывал мелодии тепла, лета, дружеских попоек, мелких и громадных цветов, бесед, где царит взаимопонимание, отвалившейся штукатурки, из-за которой обнажился скелет-стена дома. Настой делался долго. И сейчас, в наших животах он продолжает настаиваться... Можно поступить проще: выпить чудесный напиток и выйти в ТО за окнами. Оно непременно отступит. Солнышко царит в наших брюхах, головах! Ура!
- Кстати, в моей голове спрятаны также милые вислоухие рыбы - воскликнул Миша. - Как ты думаешь, встанут ли они на нашу сторону? Им ведома тьма рек и молчание водорослей. К тому же любая рыба - это компас. Который всегда показывает тупогубой головой туда, где спасают. Позовём рыб?
- Конечно. А я выкопаю из себя самую свою большую боль. Её ЭТО боится пуще радости. Мы скормим мою боль, и ОНО разорвётся на тысячи безобидных кусков.
- У меня в запасниках тоже есть боль. Но достану из тайника покой. Он пахнет свежескошенной травой, у него золотистый летний цвет и терпкая горчинка, будто бы у крепкого чая.
- Выпьем настой?
- И заедим его пудингом из крупы "геркулес"? У тебя же всегда есть где-то пудинг из геркулеса - тугой, с изюминками, засахаренными корешками одуванчика, курагой, солнечной водой...
- Гулять так гулять! Тащи бутыль с родниковой водой!
- Запаляй свой ароматный табак!
- Музыку надо подобрать правильную!
- Точно!
- Слушай, а крепки ли твои двери? - Вдруг напрягся Мишка.
- Всегда. Двери - братья нам. Слышишь, как Дверный Хозяин шепчет: "Если в твою дверь постучат - не вздумай открывать: вдруг там то, кого что называется Мраком? Открывай дверь, обувшись и одевшись, словно выходишь - то, что называют Тьмой, не любит идущих и двери. Чёрная и Густая копится там, где двери забиты, и значит, не могут выполнять своё предназначение. Беспросветность пинком распахнёт дверь, войдёт, заполонит, но всегда будет опасаться входов..."
- Мрак и Беспросветный - родственник той, которая снаружи?
- Именно. Но, кажется, нам уже не надо никуда выходить.
Мишка и я сидели на берегу тихой неспешной речки. Где-то поскрипывал мой двухэтажный дом, кругом которого печалились деревья и серые сараи приходили в себя после коротенького господства тьмы. Где-то громоздился Мишкин дом, заполненный дверями в окна, позавчерашними снами, свежими, словно утренняя роса, звуками. Чайник с вином стоял у костра, развалины древнего моста торчали угрюмыми конструкциями над ручьём, закатное солнышко висело над противоположным берегом, резиновая лодка с двумя рыбаками плыла по реке не быстрее течения, но медленнее, чем самое тихоходное время.
- Хорошо, что тогда не удрал домой, - задумчиво проговорил Мишка. - Так бы по-прежнему боялся сегодняшней темноты, ночи, мглы, мрака, таких свойски добрых по сравнению с ТОЙ...