У людей хватало причин, чтобы считать Хаза примитивным животным. После восстания на Уране они, не стесняясь, прямо в лицо называли его недоумком, амебой, деградировавшим мутантом, чьи недоброкачественные гены не были почему-то распознаны на Меркурии. Прямолинейный и непримиримый, Гук тоже относился к Хазу с пренебрежением, особенно за такое гнусное его свойство, как изворотливый ум. Однако, сейчас, когда мир перевернулся с ног на голову, Гуку мог пригодиться любой атавизм старика. Было несомненно, что глупая на первый взгляд просьба наполнена определенным смыслом. И Гук, стащив с ноги ботинок, неспеша протянул его Хазу.
В Блаженой воцарилась мертвая тишина. А потом послышался странный неотчетливый звук - не то шипение, не то скрежет. И оба хранителя затаили дыхание.
- Что это? - шепотом спросил Гук.
Вместо ответа Хаз широко размахнулся и с силой швырнул ботинок за пределы гранитного круга. Раздался шумный всплеск, зашуршали падающие капли. По невидимой глади разбежались почти неразличимые, торопливые волны. Хранители их не увидели, но трудно было не заметить, как швы между железными плитами на полу время от времени искажаются, представляясь взору зубьями пилы.
- Она торопится, - подавленно произнес Хаз, когда ботинок опустился на железо. - Плиты раскалила слишком быстро. Вот они и поют, напирая друг на друга.
- Но зачем ей высокая температура? Она ведь уже расплавила лак.
- Он увеличивается в объеме при нагревании.
В той ноге, что была без ботинка, Гук почувствовал противное восходящее тепло, а спустя несколько мгновений промок носок. Покоряясь слепому первобытному инстинкту, Гук вскрикнул, поднял мокрую ногу и замер цаплей в смутной надежде на пробуждение чужой безоглядной отваги. Но Хаз, объятый не то ужасом, не то смирением, сложил руки в замок и закатил глаза, не показывая ни единого порыва к действию. Умудренный годами, он знал, что вот-вот значение бессмертия погонит полковника к его отсроченной гибели, к зловещему ящику. И не ошибся.
"Он не притронется к ящику", - Гук повторил про себя слова ГУЖОС.
И снова Гук захрипел, как умирающий от ран зверь, и ринулся к цели, разбрызгивая горячую жидкость. Но когда он, упав на колени, потянулся к заветному рычагу, руку пронзила сверлящая боль. Кожа на предплечье лопнула сразу в нескольких местах и вишневая кровь заструилась из рваных ран. Он изо всех сил старался превозмочь себя, но рука не реагировала на импульсы страдающих нервов. Боль только многократно усиливалась от бесплодного стремления.
Гук закричал, что было мочи, словно летел в пропасть, и повалился на спину. Отливая отраженным светом, над ним взметнулись крупные брызги. Лежа на граните, наполовину погруженный в жидкий лак., он затих.
- Ах, вот почему ты так спешишь. На меня тебе не найти управу, - взревел Хаз, схватив Гука за подмышки и поставив его на ноги.
- Только коснись рычага и я убью тебя, - сказала ГУЖОС.
- Блеф!
- Я никогда не блефую, потому что могу все.
Старик потянул рычаг на себя.
Тяжело, с отвратительным скрежетом рычаг полз вдоль узкого паза, застревая, спотыкаясь, пока не закончил свой путь резким щелчком. ГУЖОС жалобно пискнула и смолкла. А спустя пару минут остыл лак и, затвердев, занял прежний объем.
Хаз вздохнул полной грудью, свободно, без напряжения, как вдыхал на Уране две сотни лет назад, когда ненадолго избавился от врожденного чувства преследования. Опасные слова, мысли, воспоминания, прежде тщательно упрятанные в самые недоступные глубины памяти, почти забытые, теперь вдруг заполонили собой сознание и потекли широкой, величественной и неторопливой рекой. А он-то думал, что они провалились в подкорку и уже никогда не вернутся, и луч сканера до них не доберется.
"Ан, нет. Мозговики, стало быть, давным давно обо всем узнали. Но не трогали меня как раз потому, что сканер определил угнетенное состояние потенциально опасных нервных центров... Надо же, как быстро вернулось ко мне то прежнее, необолваненное я".
Лицо Хаза порозовело. Раскинув руки и подняв голову, он глядел вверх несфокусированным взглядом, словно получил возможность видеть бескрайнее звездное небо. Душа его радовалась, но в ней не возникало иллюзий. Ум оставался незамутненным, и старик понимал, что жить ему осталось несколько дней, до той поры, когда на Европе высадится штурмовой отряд мозговиков. Но покуда есть время, он будет наслаждаться каждым часом. И будет смеяться над тем, как поведут себя живущие здесь глупцы, цепляясь за свою якобы вечную жизнь. Он получит массу удовольствия за эти несколько дней.
Опустив руки, он обернулся. Его захватило любопытство - а что чувствует начальник в эти минуты?
Гук еле держался на ногах, но глаза прояснялись, и было понятно, что он постепенно овладевает собой. Обессиленный, он с трудом поднес к лицу трясущуюся окровавленную руку. Внимательно рассмотрел ее и губы его растянулись в изможденной, но вместе с тем и ликующей улыбке.
- Я преодолел себя! Достойно вынес суровое испытание. Теперь ясно, что империя в меня верит. Меня будут размораживать всегда.
Хаз положил ему руку на плечо.
- Мне искренне жаль тебя, - проговорил он и легкой походкой направился к кухне.
- Эй, ты куда? - Гук протянул к нему руку. - Теперь ты обязан определить, где неисправность и устранить ее.
- Считай, что я не смог, - спокойно ответил старик, не оборачиваясь и не сбавляя шаг.
- Ну, как знаешь.
Гук надменно фыркнул, считая, что изящно перехитрил эту древнейшую рухлядь, Хаза. Точнее, сама его сущность, или еще точнее, близкий к идеальному генотип спас хозяина от смерти и заставил другого человека совершить предательство.
Хаз нажал открытой пятерней на фиолетовую панель, и дверь в кухню открылась. Гук стоял неподвижно и терпеливо ждал, пока останетя в Блаженной совершенно один, даже более один, чем всегда.
Дверь задвинулась за спиной старика.
Выйдя из оцепенения, Гук уверенно направился к яшмовому саркофагу, стоявшему на шестнадцатом гранитном основании. Осторожно коснулся блестящей крышки с аквамариновой инкрустацией в виде вздыбленного единорога, прочитал надпись на серебрянной табличке:
"Заб-547. Семнадцатый (22-пра) внук Великого императора. Первый помощник наместника на Фобосе (с 527 по 530 г. г. от провозглашения Великой Галактической империи).
В октябре 530 года от должности отстранен в связи с развитием приступов тонатофобии. С 532 года - крайне тяжелая форма агорафобии. С 533 года на принудительном лечении в психиатрической лечебнице "Отзыв" на Нептуне.
Год рождения: 509.
Биологический возраст: 50 лет.
Заморожен впервые.
Ориентировочная дата разморозки: 660 год".
Понатужившись, он сдвинул крышку и заглянул внутрь. Его обдало жгучим морозом, а изо рта повалили клубы густого пара. На дне саркофага лежал бородатый широкоскулый мужчина в сиреневом комбинезоне. Глаза не просто закрыты, а зажмурены, лицо напряжено, руки сложены, запястье к запястью, и сжаты в кулаки. Гук забросил спящего на плечо, задвинул крышку и направился к бронированной двери. И пока он шел, злорадно улыбаясь, с его губ слетала заученная еще на Меркурии песня:
Не может нынче статься так,
Чтоб голос твой услышан не был,
А много сотен лет назад
Сказал бы ты, что это - небыль.
Но жар речей и радость тела,
Преясный взгляд и твердый дух
Она дарит, как королева,
Как белый свет, как чистый звук.
Она - твой самый сладкий сон,
Твой друг, твое спасенье,
Реальность самых смелых грез
И всех порывов вдохновенье.
Он весело хмыкнул, остановившись возле двери.
"Интересный вывод получается, ГУЖОС. По твоей вине я делаю все это".
Его сердце забилось чаще от какого-то совершенно незнакомого чувства. Так необычно это - обращаться к ГУЖОС и слышать в ответ тишину. Как будто оказался голым в космосе, а смерть все не наступает.
Палец Гука уперся в красный глазок на бронированной двери. Пришел в действие запорный механизм и дверь отворилась внутрь небольшого квадратного помещения, где под жестяным конусом на потолке тотчас включилась лампа накаливания.
Гук прекрасно знал, что и в каком количестве здесь находится, хотя и проник сюда впервые. Это был арсенал. На деревянных стеллажах вдоль стен стояли автоматы, снабженные интеллектом, миниракеты, коробки с минами и парализующими гранатами, под стеллажами - ящики с патронами. В шкафу у дальней стены были аккуратно сложены противогазы, кевларовые каски, бронежилеты.
Повелевающим взглядом Гук обвел все это средоточие потенциальной смерти.
Никто из хранителей, кроме Гука, не знал о том, что на Европе есть оружие. Если бы к глазку прикоснулся не Гук, запорный механизм остался бы неподвижен. Оружие в колонию привезли много лет назад, и с тех пор бронированная дверь ни разу не приходила в движение. С одной стороны, угрозы ждать было неоткуда. Ведь иногда мозговики успевали взять на учет гражданина прежде, чем он осознавал, что в его голове зреет замысел проступка. Кроме того, владение оружием никак не вязалось с теми психологическими установками, что были заложены в хранителях с раннего детства. На Европе никогда не высадится враг! Но, с другой стороны, Великий император не мог оставить своих родственников совсем без защиты. И он должен был каждые три года, когда прилетала очередная смена, доверять свою тайну новому человеку. Гука вырастили солдатом. Вот кого оружие никогда не смутит.
Гука вдруг пронзила мысль, что Великий император мог видеть угрозу не только извне. Великий император и в хранителях сомневался. Но в Гуке меньше всего! Поэтому только над ним, Гуком, не занесена рука для удара.
В плече заныло, и Гук вспомнил, что все еще держит на себе замороженного аристократа. Он бережно положил его на бетонный пол, смахнул с бровей капельки пота и огляделся, сам не зная для чего. Когда он вышел в Блаженую, толстая бронированная дверь закрылась сама.
С лица его не сходила довольная улыбка. Вокруг попеременно разносились то стук кованого ботинка, то шлепок ноги в мокром носке. Глаза Гуку заволокло пестрым маревом. Его одолевала усталость, но он ее не чувствовал. В нем подобно цветочному семени все росла и росла уверенность, что замысел его безупречен. Он снял верхнюю панель с черного ящика, на одном из носителей стер запись обоих своих сегодняшних разговоров с Пти, вернул рычаг в прежнее положение, затем опустил ящик в тайник и захлопнул гранитные створки.
- Приветствую, тебя, ГУЖОС, - сказал он голосом повелителя.
- Доброе утро, Гук-183.
Гук озадаченно качнул головой. Странно, неужели ей нечего больше сказать? Ему хотелось о чем-то спросить систему, но он даже самому себе не мог объяснить, что именно его интересует. А когда он решил, что пора уходить, в Блаженую вошла Дро.
В три метра ростом, пучеглазая, с русыми волосами, закрученными в длинную косу. В правой руке - кипа бумаг. Обтягивающий ее тощую фигуру бардовый комбинезон тихо скрипел при каждом движении. Дро была совсем некрасива: лицо плоское, тонкие губы, нос широкий и приплюснутый, а подбородок заострен, да еще и со смешным бугорком. Она шла, суровая великанша, выбрасывая руки далеко вперед, словно загребая ими воздух, и вид у нее был встревоженный.
- Что-то странное творится в колонии, - сказала она.
Гук передернул плечами.
- О чем это ты?
- ГУЖОС. Я попросила пустить меня в Блаженую. Она ничего мне не ответила и дверь не открыла. Пришлось попросить во второй раз. Только тогда она подчинилась.
Успокоившись, он придал лицу издевательское выражение.
- Ничего удивительного. Вечно бормочешь чего-то на своем умбриельском наречии. Попробуй, разбери. Внятнее надо говорить.
Она склонилась над ним, уязвленная, с кулаками на поясе.
- Раньше меня всегда понимали.
- Зачем пришла? - спросил он, так сильно запрокинув голову, что заболела шея.
- А что у тебя с рукой? - заметив на нем запекшуюся кровь, она шагнула назад, чтобы получше рассмотреть мужчину. - И ботинок куда делся?
Он, как мальчишка, спрятал пораненную руку за спину.
- Тут кое-что произошло. Расскажу потом.
- Не утруждайся, - она махнула рукой. - У ГУЖОС спрошу.
Понимая, что бессилен ей помешать, Гук прикусил губу.
- Хаз меня разбудил и сказал, что к нам сегодня привезут целую семью. Решила вот проверить документацию на тех, кто должен быть захоронен до наступления вечера.
- Иди поешь. После завтрака проверишь.
- Здесь тридцать три саркофага. После завтрака я буду только задерживать погрузку.
- До вечера еще далеко.
- Нет, я должна выполнить свою работу до того, как команда примет пищу.
- Ну, хорошо, - он пожал плечами. - Только работай быстро. Как закончишь - сразу на кухню.
- Хочу спросить тебя кое о чем, - она потупилась. - Тебе еще не надоела Мга?
Он ненадолго задумался.
- Я дам знать, когда надоест.
- Гук, она - девчонка. Она ничего не умеет.
Он дошел до кухни, остановился и сплюнул на полированный стол.
- Можно подумать, ты многое умеешь, дура долговязая.
Постояв немного в задумчивости, он вдруг сорвался с места и побежал к центру связи, чтобы за те несколько минут, что остались до подъема, успеть посмотреть новости о катастрофе на Ганимеде. Спустя мгновение ГУЖОС выдвинула из потолка механическую руку, которая тщательно вытерла и продезинфецировала стол.