С Центральным Домом Литераторов, что на Большой Никитской, оказался связан значительный кусок моей жизни. Летом 98-го года, отчаявшись найти работу в сфере юриспруденции, я согласился занять должность оператора ЦТП, а проще дежурного по бойлерной, расположенной под зданием ЦДЛ. Трудился я вахтовым методом - приходил на работу в субботу утром, и утром в понедельник уходил на пятидневный выходной. Поскольку взяли меня по большому блату, знаний в области отопительных систем от меня не требовалось. Мне было предписано лишь содержать бойлерную в чистоте (что мне впрочем не удавалось), а также запирать на ночь хозяйственную часть двора и выпускать для ее охраны двух нечистокровных немецких овчарок. Утром я загонял овчарок в вольеры, открывал ворота, служебный вход, и, убрав собачье говно, со спокойной совестью отправлялся спать до завтрака, если это было воскресенье, и впереди оставались сутки дежурства.
В те времена Большой зал Дома еще не был превращен в кинотеатр долби-сорраунд, а знаменитый ресторан еще не арендовала (или купила) одна известная компания, владеющая в Москве сетью точек общепита. Говорю я это к тому, что каждый работник Цедеэла тогда мог рассчитывать на халявную трехразовую жратву в служебной столовой ресторана, причем осетровый суп, например, отнюдь не был редкостью в меню обслуживающего персонала. После же перехода ресторана к новым владельцам (незадолго до моего увольнения), забота о нашем насущном хлебе уже не была столь ревностной.
Первые три года, проведенные мной под крышей, а точнее в подполье Дома Литераторов, были, наверное, самым беззаботным периодом моей жизни. Особенно это ощущалось летом, когда бойлерную отключали, и моя ответственность за отопление вверенного участка начинала равняться нулю. В эти дни я, закрыв бойлерную на ключ, отправлялся играть в бильярд через дорогу в Театр Киноактера, или шел в "Каретный Двор" пропустить с друзьями стаканчик пивка. Альтернативой этим достойным занятиям, было бесконечное курение на лавочке с поварами и официантами, сопровождавшееся обсуждением очередного тура футбольного чемпионата, а по вечерам, когда начальство отправлялось домой, я ошивался в подвале у электриков, где всегда мог рассчитывать грамм на двести водки. Зарплата моя, сильно урезанная событиями августа 1998 года, все же превышала чахлую пенсию по инвалидности; обязанности разнорабочего, иногда налагаемые на меня руководством, не тяготили; времени на заочную учебу в юридической академии хватало с лихвой. Воистину, лишь задним умом может понять человек, что был когда-то счастлив...
2.
Бойлерная наша была вполне приспособлена для жизни. Телевизор, холодильник, радиоточка, письменный стол, диван - все имелось в наличии. Одежду мы не кидали абы как, а складывали в аккуратные шкафчики, по типу тех, что можно увидеть в раздевалке приличного спортзала. Были также душ и сортир, позже появилась стиральная машина.
Заслуга во всем этом принадлежала сантехнику дяде Володе, стаж работы которого в Цедеэле был наверное лет сорок. Он-то, можно сказать, и создал когда-то эту бойлерную своими руками. Дядя Володя не любил Ельцина и олигархов, зато любил вспоминать старые добрые времена. И вспомнить ему, надо сказать, было что.
- Олег! Ты знаешь, какие люди сидели за этим столом? Нет, ни хуя ты не знаешь! Сам Георгий Константинович Жуков! Анастас Иванович Микоян!
- А какого хуя тут Жукову делать, дядя Володя?
- Какого хуя... Молодой еще ругаться... Жуков, Олег, простой мужик был. Банкеты его тяготили. Иду, я помню, из мужского сортира с вантусом. Навстречу Константиныч пиздюхает. Сабантуй у них там какой-то, отлить вышел. Заебали, говорит, они меня Володя, пойдем лучше к тебе, выпьем. Зовет адъютанта своего, генерал-полковника. Пиздуй, говорит, сопри с банкета нам бутылку водки, а лучше две. Ну и сидим у меня в бойлерной, бухаем - я, Жуков и генерал-полковник... А Микоян! Иду как-то с работы, тут по Никитской. Останавливается рядом ЗиС. Вылазит Анастас Иваныч. Здорово, говорит, Володя, гуляешь? Домой, отвечаю, иду, Иваныч. Ну, тогда и я с тобой, говорит, пройдусь. Идем, пиздим о том о сём. Водила сзади едет, медленно так... Во, какие люди были, народа простого не чурались! Артисты тоже самое. Сегодня, вон, в ресторане Газманов "Лукойл" развлекает. Но сюда разве зайдет, блядь, спеть? А Утесов ни хуя не стеснялся, пел! Эх, привыкли теперь все охаивать. Коммунисты, мол, были пидорасы, Сталин всех сажал. А сажал-то он, Олег, как раз пидорасов, простому народу от него вреда не было...
Кстати, именно работая при ресторане, я узнал, что отечественные звезды шоу-бизнеса, не брезгуют выступать за бабки на корпоративных вечеринках. Ресторан ЦДЛ (не знаю как теперь) в то время считался одним из самых дорогих и престижных в Москве. На праздновании юбилея очередных "Рогов и копыт", помимо Газманова, мелькала Лайма Вайкуле (ездила на черном "Роллсе" с дощечкой "laima" вместо номера), Вашуков с Бандуриным, прочие "звезды" и "звездочки". Помню, как-то к главному входу ресторана со стороны Поварской подкатил лимузин Пугачевой (тот самый многометровый, что ей подарил Киркоров). "Ой, она кажись, пьяная!" - восторженно щебетали выскочившие покурить бабы-посудомойки. Конечно, разве не круто будет потом, сидя на лавочке возле своего панельного убожества в Балашихе, рассказать подругам, что видела пьяную Пугачеву (как уж они там разглядели с двадцатиметрового расстояния?).
В общем, для отдыха новорусского люда, созданы были у нас все условия. Бывало и подерутся на банкете, расколотят что-нибудь эксклюзивное. Да и вообще отрывались, у кого на что фантазии хватало. Но люди культурные, при бабках, всегда ущерб возмещали.
А после банкетов отрывались уже мы. Официанты, электрики, посудомойки - все набрасывались как коршуны на недокушанные сильными мира сего экзотические явства. Икорочка черная, красная, балычок, вина по тысяче баксов бутылка, коньяк Луи XIV. Всё стремительно доедалось и допивалось. Кто не успел, тот опоздал. Мне перепадало редко, ибо банкеты заканчивались обычно заполночь, когда я, закрыв двор и выпустив собак, уже спал. Кушал в основном с утра, если у электриков что-нибудь оставалось.
Политики, посещавшие ресторан ЦДЛ, старались отдаленно соответствовать высоким критериям отношения к народу, заданным дядей Володей. Зюганов и Явлинский всегда здоровались за руку со всеми попадающимися навстречу охранниками и слесарями. Ястржембский, завалив на охоте медведя, привез тушу к нам, и мы с некоторой опаской (мало ли где этот медведь валялся и чем болел) кушали на обед пельмени из медвежьего мяса. Не ахти кстати. Мясо жесткое, и вкус какой-то специфический.
Запомнилась речь Примакова на похоронах младшего Боровика (мы с ребятами сколачивали из досок постамент для его гроба и потом наблюдали с балкона за траурным собранием).
- Мы искореним преступность! - сказал Евгений Максимыч.
- Ясен пень! - покивала сидящая в зале Преступность.
- Пиздеть, не мешки ворочать, - подумала сидящая на балконе инженерная служба ЦДЛ.
Прошли годы, а преступность в нашей стране никуда не делась. И вся эта высокопоставленная шваль по-прежнему держит нас за лохов, впаривая всякое фуфло. А дядя Володя умер, я недавно узнал. Жаль, хороший был человек. Светлая ему память!
3.
Конечно, говоря о Центральном Доме Литераторов нельзя обойти вниманием и, собственно, самих литераторов. Хотя известные писатели и поэты, как ни странно не являлись завсегдатаями Дома и ресторана. Резник, Михалков, Казакова мелькали на горизонте Цедеэла мимолетным видением и исчезали в круговороте московской жизни. Гораздо чаще я видел в Доме другого рода литераторов, о которых и хочу рассказать.
В советские времена существовала такая организация как Союз писателей СССР. Союз писателей есть и сейчас, однако, в эпоху всеобщей коммерциализации благополучие писателя зависит уже не от членства в СП, а от количества продаваемых книг. Раньше же, при развитом социализме, членство в Союзе, помимо возможности издавать свои произведения, означало безбедную жизнь, дачу в Переделкине и пышные похороны на Ваганьково или Новодевичьем. При этом быть писателем, как таковым, в общем-то, не было необходимости. Достаточно было тиснуть раз в жизни какой-нибудь романчик в духе соцреализма про колхозников или БАМ, и потом, заняв должность ответственного секретаря Союза или начальника отдела, всю оставшуюся жизнь почивать на лаврах, пользуясь благами спецраспределителей, посещая правительственные санатории и приторговывая барахлом, привезенным из зарубежных поездок.
Большинство такого рода "писателей" и при новой власти смогли неплохо устроиться. Связи-то в партийной номенклатуре у них остались ого-го какие, и пусть КПСС теперь называется "Единая Россия" (в описываемое время скорее "Наш Дом Россия") сути дела это не меняет.
Хуже стали обстоять дела у другой категории "литераторов". При различного ранга начальниках Союза писателей всегда крутилась куча всяких мелких прихлебателей. Эти люди занимали какие-то маленькие "нечленные" должности в СП, иногда и не занимали. В основном их держали в качестве ординарцев, готовых воплотить в жизнь любую хозяйскую прихоть. Сбегать за водкой, привести девочек, организовать шашлычок... За услуги им перепадало с барского стола, а некоторым особо угодившим, удалось стать членами Союза писателей Москвы или даже СССР.
Однако в новую жизнь прежние хозяева их с собой не взяли - самим бы выжить. А поскольку личностями "ординарцы" были заурядными и кроме как угождать ничего не умели, существование их как-то резко ухудшилось. Уже престарелые граждане, они вынуждены были довольствоваться государственной пенсией, ну и конечно, потихоньку распродавали то, что успели наворовать при советской власти. То есть совсем нищими они конечно не стали. Но если даже такой заслуженный (и небедный) литератор, как Сергей Михалков, в одном из телеинтервью тех лет сказал, что ему не по карману обед в ресторане ЦДЛ, что уж говорить о бывших третьих помощниках вторых секретарей и прочей подобной шушере. Про ресторан ЦДЛ им можно было забыть. Но оставалось такое прекрасное место, как нижний буфет!
Нижний (потому что располагается в подвале) буфет являлся во времена моего пребывания в Цэдеэле довольно демократичным местом. Особо жратвы там никакой не подавали, но всегда были бутерброды и пирожки по приемлемым ценам, а главное - там подавали в разлив коньяк и водку. Что еще нужно недооцененному на старости лет литератору? Вот и сидели целыми днями в буфете деды, бывшие "советские писатели", кляли "продажный демократический режим", вспоминали, как в молодости бегали за юбками. Ну и пили, конечно. Часто к вечеру доносится из подвала:
- Валер, Тоша опять обоссался!
- Блядь, давай, тащим наверх.
На полу лужа, обоссаного деда волокут проветриться, посетители наслаждаются запахом советской литературы. А Тоша на следующий день сидит, как ни в чем не бывало и опять квасит. А хули делать? Жизнь-то прошла мимо.
4.
В каждом, уважающем себя городе, должен быть свой городской сумасшедший. И не только в городе, но и в любой уважающей себя организации. Естественно, что в таком выдающемся культурном учреждении, каким безусловно являлся ЦДЛ, чудаков тоже было немало, учитывая, что писатели вообще народ припизднутый. Григорий Климов, например, в своих произведениях так вообще прямо утверждает, что все литераторы дегенераты и скрытые гомики, а сосать хуй - истинное предназначение писателя.
Самым ярким местным придурком был некий человек по кличке "Полароид" (фамилия его была не то Кодак, не то Коник). Выглядел он как настоящий бомж - немытая рожа, какой-то допотопный берет, рваные сандалии, старинного фасона грязные брюки. Гардероб этот претерпевал незначительные изменения в зависимости от времени года. В общем, на вид шестидесятилетний алкаш, хотя на самом деле, он, по-моему, не курил и не пил. Подрабатывал Полароид тем, что брал на реализацию книжки с лотка Дома Литераторов и мотался с ними по Поварской - от Арбата до Садового кольца, предлагая с наценкой всем, кто попадался навстречу. Молва утверждала, что человек этот попал когда-то в Союз писателей, потому что бегал для Михалкова за сигаретами. Так или иначе, Полароид возомнил себя охуенным талантом и году в 97-ом на собственные средства, собранные путем сдачи стеклопосуды, опубликовал брошюрку страниц на десять, с поражающем своей новизной названием - "Деревенский детектив". Дело осталось за малым - найти своего читателя. Однако попытки прочитать вышеупомянутый шедевр персоналу ресторана наталкивались на ленивый отпор в виде отработанного веками выражения - "пошел на хуй". Продать шедевр на улице случайным прохожим тоже не получилось. И тогда Полароид начал доставать тусующихся в ЦДЛ известных писателей, предлагая купить его книжку, а также дать деньги на новый роман, который если будет опубликован, несомненно станет претендентом на Нобелевскую премию по литературе, и это в худшем случае, поскольку достойных конкурентов на ниве сочинительства у Полароида нет.
- Сука Евтушенко, - говорил Полароид, задумчиво наблюдая, как я сгребаю на лопату собачьи фекалии, - вчера попросил его: "дай тысяч сто, роман издать", а он отвечает, мол нет с собой столько. Жмот, бля - хули для него сто тысяч?
- И что, так ничего и не дал? - вежливо интересовался я.
- Дал сто баксов, а толку? На такие деньги даже бабу нормальную не снимешь. Ничего, мне из Думы этот, как его - вице-спикер сказал на днях к нему зайти. Обещал триста тыщ.
Несмотря на свой бомжеватый вид, Полароид пользовался большим успехом у слабого пола. Язык у него был подвешен, окучить бабу, представившись известным писателем, и уговорить ее зайти в ЦДЛ на творческий вечер реально известного писателя, для Порлароида не составляло труда. Каких красоток водил под ручку этот грязноватый дед! Поговаривали, что за сценой Большого зала, где-то недалеко от кабинета Президиума у Полароида есть своя каморка, где он и ебет баб, подцепленных обычно в бильярдной Театра Киноактера, где Полароид также пытался продавать книги. Впрочем, не все верили в гиперсексуальность Полароида. И действительно, трудно было представить, чтобы ухоженная дама в норковой шубе, пахнущая "Шанелью", с золотыми перстнями на руках отдалась бы в грязные лапы этого старикана. Хер его знает. По крайней мере, под ручку с такими бабами я Полароида видел, а сомнения в своей мужской силе, он относил на зависть менее удачливых самцов. Доподлинно про него было известно только то, что он был пять раз женат и последняя жена частенько его колотила. И тут мнения тоже разделились. Одни обитатели ЦДЛ говорили, что жена лупит его за постоянные супружеские измены. Другие - скептики утверждали, что этому чудаку никто и за деньги не даст, а пиздит его жена исключительно потому, что уже замудохалась жить с этим долбоебом.
Вот таким человекам, в общих чертах, был наш местный городской сумасшедший. Жив ли он сейчас, не знаю. Обнищавший выходец из породы "ординарцев", он не мог позволить себе даже похода в нижний буфет. Зато, похоже, искренне любил литературу.
Был в Цедеэле еще один странный персонаж. Электрик, кажется его звали Сережа. Причем он считался электриком только Цедеэла, а не ресторана, и поэтому имел мизерную зарплату по сравнению с дежурными электриками, которые официально числились, как и я, именно работниками клуба-ресторана ЦДЛ. Была ли тут причиной маленькая зарплата или что другое, но был Сережа настоящий Плюшкин. Собирал по помойкам всякое барахло и тащил его в ЦДЛ. При этом мертвым грузом оно у него не лежало. Старая велосипедная рама со временем превратилась в велосипед. Из радиотелефона каким-то образом получился радиоприемник. Непригодившееся барахло не выбрасывалось и ревниво оберегалось. Выпросить что-нибудь было невозможно. При этом сам Сережа часто приходил ко мне в бойлерную, чтобы попросить какой-нибудь переходник или кран. Имея неосторожность один раз что-то дать ему, я получил нагоняй от начальства и строгие указания ничего ему больше не давать и гнать в шею. Видимо начальство его не очень любило.
С Полароидом Сережу роднило одно обстоятельство. Если первый считал себя гениальным писателем, второй вбил себе в голову, что он хороший певец. Сережа действительно неплохо играл на гитаре и обладал приятным баритоном. Однако, как и Полароид, он был несколько оторван от реальности и серьезно полагал, что в свои пятьдесят еще может раскрутиться. Все скудные сбережения были брошены на раскрутку молодого исполнителя. Первым делом Сережа приобрел раздолбанный синтезатор "Ямаха". Позже появился и компьютер с процессором Пентиум-486, который и в те времена уже считался допотопным антиквариатом. На этой-то ультрасовременной технике и была записана целая кассета русских романсов. Теперь нужно было найти продюсеров, которые бы заинтересовались творчеством Сережи. Кассета была размножена и на проходивших в Доме Литераторов различных творческих вечерах почти насильно пихалась в руки известных поэтов и композиторов с просьбой послушать и посодействовать. Большинство получивших кассету людей доносило ее только до ближайшей мусорной корзины, но однажды - о чудо! - песню в исполнении Сережи проиграли по "Радио России" на всю страну. Наметился прорыв. Однако концерты, гастроли, деньги, поклонницы - все это в итоге так и осталось для Сережи несбыточной мечтой. По крайней мере, когда я уходил из Цедеэла, он все еще работал электриком и также собирал по помойкам всякое старье.
5.
Шли годы, я закончил юридическую академию. Уборка говна как-то постепенно перестала приносить радость. Наконец, одна контора согласилась взять меня на испытательный срок в юротдел, несмотря на инвалидность, обожженную рожу и кисти рук. Весной 2002-го, я покинул приютивший меня писательский дом. Как и что там сейчас, я не знаю. Проходя мимо в галстуке и с портфелем, я не испытываю желания зайти вовнутрь. Разве что прийти как-нибудь в ресторан и пусть халдеи обслуживают вчерашнего оператора ЦТП. Хотя вряд ли они меня помнят. И текучка кадров у них большая...