(Манифест представителей революционного пролетариата)
Идеология современной буржуазии, посредством которой ей пока еще удается обманывать народ своим кажущимся реализмом, покоится на нескольких незамысловатых положениях:
1) В период правления Сталина, Хрущева, Брежнева и Горбачева в СССР господствовал социалистический общественный строй;
2) Нынешний затянувшийся экономический кризис, в котором находится экономика России и других республик бывшего СССР, есть следствие этого социалистического строя, главное зло которого состоит в тотальном огосударствлении экономики, в командно-административной системе, в уравниловке и т.п.;
3) Россия отстала от Запада вследствие уклонения от буржуазного пути развития в сторону социализма, вследствие того, что фанатики-большевики захватили власть и начали проводить над народом свои эксперименты, затаскивая его во всеобщую бедность;
4) Поэтому Октябрьская революция 1917 года была бессмысленна, была напрасным проливанием крови ради амбиций помешавшихся фанатиков-большевиков, ввергнувших народ в братоубийственную войну;
5) Поэтому бессмысленны и вообще революции, замышляемые ныне теми, кому все никак неймется, кто бредит употреблением насилия ради своих обанкротившихся идей и несбыточных мечтаний;
6) Поэтому необходима борьба с экстремистами и террористами, а в число их входят и те, кто хочет установить всеобщее равенство, т.е. революционеры.
Как видим, рассуждения эти, действительно, довольно незамысловатые и, можно сказать, даже простоватые. Пройдет еще несколько лет, и многие скажут: "И как это мы не видели, не замечали этой лжи!"
В вышеприведенных положениях представлены свод, существо всех взглядов господствующего класса и, следовательно, господствующих мыслей настоящей эпохи. Каковы бы ни были оттенки, нюансы, изгибы мыслей современной буржуазии, все они вписываются в это существо. Даже идеи троцкистов и сталинистов, сколь бы замечательны они ни казались на первый взгляд, не порывают в корне с господствующими мыслями нашего времени и приспосабливаются к обыденному сознанию. Взгляды троцкистов и сталинистов являются в сущности коммунистической риторикой части мелкой буржуазии, утратившей то положение, которое она занимала при брежневском строе, и желающей вернуть этот строй, а не произвести пролетарскую революцию.
Только мысли идеологов революционного пролетариата в корне противоречат современной буржуазной идеологии. Их идеи состоят в следующем.
В период правления Сталина, Хрущева, Брежнева и Горбачева в СССР господствовал вовсе не социалистический общественный строй, а это был государственно-монополистический капитализм. Буржуазные экономические отношения не утратили своего господствующего положения даже и в эпоху так называемого "военного коммунизма", вызванного гражданской войной и необходимостью отражения иностранной интервенции. Просто эти буржуазные отношения находились тогда в свернутом состоянии. Власть денег сохранилась. Наряду с бумажными деньгами роль всеобщего эквивалента в зависимости от обстоятельств и места играли те или иные предметы первой необходимости, золотые украшения и пр. По окончании войны формой союза с крестьянством, продолжавшим оставаться большинством населения страны, могла быть только торговля. Без этого было невозможно поднять разрушенную промышленность. Новая экономическая политика означала оживление товарно-денежных отношений и, следовательно, дальнейшее развитие капитализма, что указывалось Лениным неоднократно.
Эта новая экономическая политика вовсе не была эволюцией взглядов Ленина от социализма в сторону буржуазности, как то пытались представить горбачевцы, чтобы оправдать свою политику разгосударствления экономики. Точно так же в момент осуществления Октябрьской революции или в период "военного коммунизма" умами большевиков владело не немедленное введение социализма, в чем обвиняет большевиков буржуазия, выставляя их экстремистами, авантюристами, утопистами и рисуясь перед народом реалистически мыслящей. Умами большевиков владело стремление провести последовательно демократические преобразования и лишь по мере подъема промышленности и развития экономических предпосылок переходить к введению социализма. Такими последовательно демократическими преобразованиями были не только уничтожение помещичьего землевладения, слом монархических орудий государственной власти, оставшихся в неприкосновенности и после Февральской революции, установление равноправия национальностей, равноправия между мужчиной и женщиной, отделение школы от церкви и церкви от государства, но и национализация крупной промышленности и банков, наделение крестьянской бедноты землей, сельхозинвентарем, семенами и пр. Если остается власть денег, то остается и капитализм , хотя бы заводы, фабрики и банки находились в собственности государства, а не отдельных капиталистов. Точно так же и наделение крестьянской бедноты землей и инвентарем не несет в себе ничего социалистического, ибо оно лишь увеличивает число мелких хозяев, т.е. мелкой буржуазии.
В результате революции крестьянство стало более середняцким. В дальнейшем в крестьянстве полюса снова усилились, оно все более расслаивалось на сельскую буржуазию (кулаков, т.е. хозяев, не обходившихся без найма рабочей силы) и сельский пролетариат (батраков). Но и сталинская коллективизация, явившаяся выходом из кризиса, вызванного пролетаризацией крестьянства после ряда лет развития капитализма в СССР, не означала введения социализма, ибо к этому времени в экономике СССР произошли такие классовые сдвиги, которые означали не только наличие, но уже и господство класса буржуазии в городе. "Раз в стране водятся денежные знаки, значит должны быть люди , у которых этих знаков много!" - изрек герой "Золотого теленка". К этому можно было бы добавить, что раз имеются золотые телята, значит со временем они должны вырасти в зубров. А сталинские идеологи уже вовсю толковали об окончательной и полной победе социализма в СССР. Сталин не хотел помнить слов Маркса о том, что свою власть над обществом индивид носит в своем кармане. Деньги есть одна из форм проявления частной собственности, и власть над обществом сильнее у того, у кого больше денег. Такова суть буржуазного общества, пришедшего на смену феодализму.
Но сталинист, пожалуй, скажет, что признает в экономике СССР наличие рынка товаров, но где же здесь рынок рабочей силы и рынок капиталов? Сталинист замечает рынок капиталов только тогда, когда возникают акционерные общества и фондовая биржа. Но фондовая биржа, как и возникновение акционерных обществ, не создает рынок капиталов, она лишь способствует более быстрому переливанию капиталов в те отрасли экономики, где норма прибыли выше. Точно так же и бюро по трудоустройству, т.е. биржа труда, не создает рынка рабочей силы, а лишь способствует тому, чтобы рабочий и согласный нанять его капиталист быстрее нашли друг друга. Рынок капиталов и рынок рабочей силы даны наличием буржуазной собственности на средства производства, т.е. наличием антагонизма между трудом и капиталом, отчуждением рабочего класса от средств производства и необходимостью для него вследствие этого продавать свою рабочую силу как товар, даны общественным разделением труда, существованием множества отраслей и предприятий, множества профессий рабочих.
Отличие Сталина от Ленина, помимо многого прочего, заключается еще и в том, что Ленин указывал на наличие этого отношения и после революции ( которая и не могла уничтожить это отношение, ибо не ставила даже перед собой непосредственно такой задачи, она остановилась перед громадностью этой задачи), тогда как Сталин после проведения коллективизации заявил об уничтожении этого отношения. Сталин, таким образом, несмотря на свои заслуги при проведении такой прогрессивной меры, как коллективизация, меры, без которой невозможна стала и дальнейшая индустриализация, явившаяся по сути обратной стороной, дополнением и результатом сталинской коллективизации, - Сталин явился ревизионистом, замазывающим в сознании рабочих наличие вышеуказанного антагонизма. И потому он не годится в вожди и учителя современному пролетариату.
Подлинно революционные марксистско-ленинские кружки, которые стали возникать в СССР еще в период правления Брежнева, должны были сразу начинать именно с этого - с критики сталинизма. Но критики слева, т.е. за утверждения о победе социализма в СССР и т.п., а не критики справа, не за коллективизацию. Последняя как раз характерна для мелкой буржуазии, для ее кружков, для так называемых правозащитников, мелкобуржуазных диссидентов, благодаря которым брежневский режим рисовался перед другими и самому себе коммунистическим. Сталин - это Кант в области современной политики. Как Кант и отношение к нему были узловым пунктом, разделявшим философов XIX века на различные и противоположные партии, точно так же Сталин и отношение к нему есть узловой пункт в современной политике.
Пожалуй, нынешние приверженцы Сталина обвинят настоящий манифест в троцкизме и прочих грехах. Они и статьи пишут и резолюции принимают о необходимости борьбы с "антисталинизмом", видя в Сталине и его теоретическом наследии последнее слово общественной науки. "Антисталинизм" для них есть синоним антикоммунизма, а обвинение в троцкизме есть в их руках тот универсальный ключ, с помощью которого они надеются запереть умы и сердца простых членов их партий от подлинно научной критики капитализма. Но пусть поинтересуются эти простые члены сталинистских партий теоретическим наследием Троцкого, тогда они увидят, что Троцкий не видел наличия буржуазии при сталинском режиме. Все острие своего вычурного пера он направлял против сталинской бюрократии. Нечто подобное мы наблюдали, когда развернулась горбачевская перестройка, когда в средствах массовой информации и на митингах все ополчались против бюрократии, против номенклатуры, против мафии и т.п. Правда, здесь разрешение открыть огонь по штабам поступило свыше, и потому к розовому троцкистскому оттенку в критике бюрократии добавились еще белый оттенок, черный оттенок и т.д. Другими словами, критиковать бюрократию пустились все кому не лень. А в это время буржуазия обделывала свои дела. Ломать перья, ополчаясь в своей критике против бюрократии и не видя буржуазии, значит быть совершенно далеким от материалистической диалектики, значит стоять не на пролетарской, а на мелкобуржуазной точке зрения.
Троцкисты, как и сталинисты, говорят о реставрации капитализма горбачевскими и ельцинскими реформаторами. Другими словами, как троцкисты, так и сталинисты (зюгановцы, анпиловцы, тюлькинцы, нинандреевцы, пригаринцы и пр.) сходятся в своих утверждениях о господстве социализма в СССР с горбачевцами, ельцинцами, путинцами, баркашовцами, лимоновцами, жириновцами, яблочниками и пр. Партий много, а основная точка зрения у них одна и в корне неверная. Вот он - тоталитаризм буржуазной демократии. Они расходятся в менее существенном, а в наиболее существенном и важном они едины. Рабочий класс не может двинуться с места, не может идти вперед к революции до тех пор, пока не отбросит это неверное воззрение.
Сталинист, которому не удалось приклеить нам ярлык троцкизма, попробует теперь, вероятно, обвинить нас в охаивании героического прошлого нашей страны. Но героическое прошлое нашей страны - это не только невиданные темпы индустриализации и победа над фашистской Германией, это еще и революция. А одной из героических черт в этой революции было, между прочим, и отстаивание чистоты пролетарской идеологии, т.е. марксизма, доведение до сознания рабочих правды о его политических противниках. Поэтому при определении сталинского строя как капитализма дело заключается вовсе не в охаивании, а в том, чтобы, как сказал Маркс, отличить "материальный, с естественно-научной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче - от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение". Программа пролетарской партии должна быть строго научной, а не сводом коммунистической фразеологии, она должна, по мысли Ленина, исходить безусловно из эмпирически установленных фактов.
Взять, например, государство. Государство есть, по Марксу, аппарат насилия, машина для подавления одного класса другим. При Ленине государство было рабоче-крестьянским, т.е. правительство Ленина опиралось на вооруженных рабочих и беднейших крестьян. Государство при Сталине было уже не пролетарским, не социалистическим, а буржуазным. То есть это были уже не вооруженные рабочие, а особые отряды вооруженных людей (постоянная армия и полиция). В особенности такой характер приобрело сталинское государство во 2-й половине 30-х годов. Это есть молчаливое признание официальной властью того факта, что общество расколото на непримиримо враждебные классы, хотя бы руководители государства и заявляли в декларациях и правовых актах об отсутствии враждебных классов. Вооружение народа неизбежно приведет при таких условиях к столкновению классов, к гражданской войне. В социалистическом обществе, где классов нет, всеобщее вооружение народа привести к гражданской войне не может. Поэтому совершенно неправомерно называют ту полицию, которую мы наблюдаем, милицией. На самом деле милицией она не была уже и при Сталине. Однако антагонизм между буржуазией и пролетариатом в период правления Сталина не был еще так развит, не был таким кричащим, каким он стал позже и особенно теперь.
Мы слышим от сталинистов лозунг: "Диктатура пролетариата!" Но что они понимают под диктатурой пролетариата? Диктатура пролетариата есть содержание пролетарского государства, Советская власть - его форма. А сталинисты, вслед за буржуазией, и брежневский режим, не то что сталинский, именуют Советской властью. Но Советская власть есть власть вооруженных рабочих!
Сталинисты выступают: "Долой рынок!.. Вернуться к плановой экономике!" Но разве прежде, в СССР, была плановая экономика? Рынок и тогда диктовал свои законы, и существующий экономический кризис порожден анархией производства и погоней за прибылью. Капиталы переливались в те отрасли экономики, где норма прибыли выше. А так называемый "план" не только не стал на пути этой анархии производства и погони за прибылью, но, напротив, обслуживал интересы и аппетиты монополистической буржуазии. Это была не плановая экономика, а регулирование рынка буржуазным государством путем установления монопольно высоких цен на одни товары и монопольно низких цен на другие товары. Вот почему колхозы и совхозы, которые по сути явились крупными капиталистическими сельскохозяйственными предприятиями, оказались неэффективны - их задушил военно-промышленный комплекс.
Борьба СССР и его сателлитов с Западом была не борьбой двух систем с противоположным общественным строем, как о том кричали брежневцы, а борьбой двух империалистических блоков за сферы влияния, за рынки сбыта своих товаров, в особенности сбыта оружия. Если брежневский режим поддерживал то или иное революционно-освободительное движение, направленное против США и НАТО, в других странах и на других континентах, то он при этом преследовал несколько целей: 1) найти рынок для сбыта оружия, потеснив с этого рынка своих конкурентов (США и пр.); 2) найти полигон для испытания оружия и обучения своих войск в боевых условиях; 3) профанировать данное революционно-освободительное движение, не дать ему выйти за рамки сталинско-брежневского "социализма". Однако брежневский режим мог находить общий язык не только с лидерами освободительных движений в развивающихся странах, но и с буржуазией Запада, когда последней нужно было помочь в борьбе с рабочим движением у нее дома. Например, 1968 год во Франции. Нечего говорить уже о том, что он помогал в этом буржуазии стран-сателлитов. Здесь он уже не просто помогал, а правил бал. Например, 1980-1981 годы в Польше. Оказывал СССР и империалистическую "помощь" развивающимся странам. Многие из них выплачивали СССР проценты за предоставляемые ссуды и пр., некоторые должны России до сих пор.
Но сталинисты ныне стали хитрее. Когда у власти был Горбачев, они, борясь с либералами, перетягивали Михаила Сергеевича на свою сторону. Когда Горбачев и руководимая им КПСС ушли со сцены, когда от КПСС осталось несколько осколков, во главе которых стал тот или иной бывший партийный функционер среднего звена, тогда они принялись критиковать не только Михаила Сергеевича, но и Брежнева, Хрущева. Они оставляют в неприкосновенности только Сталина. Вместе со смертью Сталина в партии, по их мнению, возобладали ревизионистские силы. Господство ревизионизма в КПСС начинается, по их мнению, с Хрущева. Это Хрущев пришел к власти и все испоганил, в том числе и дела в экономике. Чем в таком случае объяснить данные действия Хрущева, как не злой волей? Мы видим, что методом сталинистов является вовсе не исторический материализм Маркса и Ленина, а идеализм. Сталинисты говорят, что при Сталине упор был сделан на снижение себестоимости, а при Хрущеве - уже на получение большей прибыли. Видите, какая большая разница? Но в себестоимость продукции предприятия входит и заработная плата рабочих. Снизить заработную плату рабочим означает снизить себестоимость и увеличить прибыль. И разве при Хрущеве, при Брежневе администрация предприятия не премировалась не только за увеличение рентабельности (прибыльности), но и за снижение себестоимости? А этот показатель включал в себя и множество других характеристик: снижение материалоемкости, энергоемкости, рост фондоотдачи и пр. И в том числе экономия при использовании фонда заработной платы. Все это вместе взятое и есть борьба за снижение себестоимости. Чем сталинисты объясняют снижение темпов роста экономики СССР, кризисные явления в ней при Хрущеве? Его ревизионизмом. Чем они объясняют существующий ныне затянувшийся экономический кризис? Предательством Горбачева, тем, что ельцинцы и затем путинцы идут на поклон Западу. Другими словами, все той же злой волей. Они не хотят видеть того, что Горбачев и следом за ним Ельцин и Путин были вынуждены идти на поклон Западу - чтобы последний помог российской монополистической буржуазии, выразителями интересов которой являются Горбачев, Ельцин и Путин, задушить рабочее движение, возросшее в результате экономического кризиса.
Россия оказалась потесненной с рынков сбыта своими экономически более развитыми конкурентами. Остановка сбыта продукции, производимой в возрастающем количестве, есть перепроизводство. А продукция эта производилась вовсе не для наиболее полного удовлетворения потребностей народа, как должно быть при социализме, а для увеличения прибылей монополистической буржуазии. Отсюда явилась пропагандируемая либералами конверсия оборонных отраслей. Буржуазии просто ничего другого не оставалось делать. А капиталы при данной остановке сбыта и производства, ища прибыльного применения, стали переливаться в другие отрасли: в полиграфию, в телевидение, в спекуляции недвижимостью, в финансовые пирамиды и всякого рода аферы.
Почему же СССР не выдержал конкуренции с Западом? Буржуазия кричит: оттого, что Россия уклонилась от буржуазного пути развития, пошла за большевиками. Сталинисты видят причину в хрущевском ревизионизме. На самом же деле причины здесь иные. И главная из них состоит в том, что Россия вообще была экономически менее развитой страной, чем страны Запада, и отсталость эта тянется из глубины веков. В Западной Европе буржуазные революции произошли на столетие, а то и на два-три столетия раньше, чем в России. В Англии, например, уже к началу XIX века остались только два класса: буржуазия и пролетариат. Даже и в сельском хозяйстве землю обрабатывали там рабочие, которых нанимали либо сами обуржуазившиеся лендлорды, либо фермеры-капиталисты, арендовавшие землю у этих обуржуазившихся лендлордов. Крестьянство исчезло. При таких экономических условиях речь могла идти уже только о социалистической революции. А в России еще и в начале XX века подавляющим большинством населения было крестьянство, и речь шла о буржуазно-демократической революции, основным вопросом которой был вопрос аграрный, борьба крестьян за землю. Франция несколько позже решила аграрный вопрос, чем Англия. А Германия - еще позже, и хотя не столь радикально, как Франция, но все же к концу XIX века с ним было покончено, и речь шла в Германии отныне уже только о социалистической революции. Америка решила аграрный вопрос в 60-х годах XIX века путем гражданской войны капиталистического Севера с рабовладельческим Югом. Во второй половине XIX века и Япония, которая до того была более отсталой страной, чем Россия, тоже совершила буржуазную революцию, хотя и половинчатую. Однако, совершив ее, Япония устремилась по пути буржуазного развития и обогнала полукрепостническую Россию, так и не разделавшуюся с феодализмом. Отсюда поражение России в войне с Японией в начале XX века. А в Китае позже, чем в России, произошла буржуазно-демократическая революция, большинство населения там и сегодня остается сельским, и потому Китай даже и сейчас, несмотря на проявляемые им чудеса в экономическом росте, есть менее развитая страна, чем Россия. Китай потому бурно и развивается ныне, что у него есть пока еще пространство для роста, что он не столкнулся еще с теми трудностями, с какими столкнулась Россия. Афганистан, который тоже, наконец, кое-как проделал буржуазную революцию в 70-х годах XX века, сделал это позже всех. И потому ему так трудно, потому он такой отсталый. И разве мы не можем теперь признать верным утверждение Маркса о том, что революции есть локомотивы истории?
Что же говорят по этому поводу сталинисты? Болтовни либералов мы уже наслушались. Сталинисты говорят, например, что Китай потому развивается бурно, что там социализм, что там коммунистическое руководство, которое не идет на поклон к Западу. Сталинисты говорят, что Октябрьская революция была всецело социалистической, а тех, кто говорит, что она была буржуазной, они изгоняют из рядов своих партий. На наш взгляд, обе эти точки зрения неверны. Октябрьская революция не была ни всецело социалистической (пролетарской), ни всецело буржуазной (крестьянской). Она была рабоче-крестьянской.
Аграрный вопрос в России решен. Время правления Брежнева, Андропова, Горбачева было временем наибольшего развития рынка за всю историю России. Главный рынок при капитализме - это рынок рабочей силы. Когда большинством населения России были крестьяне, производившие большую часть продукции для своих помещиков и для собственных нужд, когда лишь небольшая часть этой продукции поступала на рынок и когда лишь небольшая часть крестьян изредка уходила на заработки, нанималась работать за плату у того или иного помещика или капиталиста, тогда рынок был гораздо менее объемен, чем когда большинством населения стали наемные рабочие.
Сталинисты говорят, что аграрный вопрос всегда был и остается самым главным. И в то же время они толкуют о революции. Каков же тогда, по их мнению, характер этой революции, если главным вопросом и теперь является аграрный? Сталинисты толкуют все наоборот, чем оно есть на самом деле. В начале XX века аграрный вопрос, действительно, был основным, и потому революция решала преимущественно буржуазно-демократические задачи. Социалистических задач она не решила и не могла решить - в силу того, что большинством населения были крестьяне, которые шли в революцию вовсе не за социализм, а для того, чтобы сбросить гнет помещиков и стать более справными хозяевами. Вот она - мелкобуржуазная база революции. Сказать, что аграрный, т.е. крестьянский, вопрос является основным и теперь, значит затемнить сознание рабочих, хотя бы вы при этом и выступали против частной собственности на землю, против купли-продажи земли. Никакое изменение форм землевладения и землепользования ныне не в состоянии сколь-либо существенно изменить дела в экономике, оно не сможет решить продовольственную проблему. Путинским реформаторам нужно залатать дыры государственного бюджета и отвлечь внимание народа от действительно основного вопроса современной жизни - от рабочего вопроса, т.е. от вопроса о социализме.
Этой же цели служит и разжигание национального вопроса, который так же, как и аграрный, далеко не является теперь основным. Однако, например, троцкисты на каждом шагу кричат, что они выступают за право наций на самоопределение, вставляя его в качестве одного из пунктов в свою программу. Но пусть ответят троцкисты, почему пункт о признании права наций на самоопределение входил в программу российских марксистов в начале XX века и не входил тогда же в программы западноевропейских марксистских партий? Да просто потому, что Россия все еще стояла перед буржуазно-демократической революцией, тогда как Западная Европа стояла уже перед социалистической революцией. Потому что там национальный вопрос уже был решен, потому что там нации уже самоопределились, за исключением, может быть, разве что Ирландии, тогда как русский царизм душил Польшу, Финляндию, Прибалтику, Украину, кавказские и среднеазиатские народы. Все эти территории были захвачены русскими царями и помещиками, т.е. в эпоху феодализма. Признание права наций на самоопределение в качестве пункта партийной программы было нужно русским марксистам не только для того, чтобы уничтожить или свести к минимуму трения между рабочими и революционерами разных национальностей. Им нужно было само действительное самоопределение, т.е. чтобы народы сами решили свою судьбу, чтобы не было препятствий потребностям торгового оборота и, следовательно, более быстрому развитию капитализма и производительных сил. К чему скатились троцкисты со своей неустанной болтовней о праве наций на самоопределение? К оправданию дудаевщины и басаевщины. Если русская буржуазия и тем более помещики и слышать ничего не хотели о праве наций на самоопределение в начале XX века, т.е. как раз тогда, когда право на отделение и образование самостоятельного государства должно было быть признано обязательно всяким действительным демократом, то ныне буржуазия только то и делала, что кричала об этом праве. А троцкисты ей подпевали, т.е. помогали раскручивать маховик национал-сепаратизма. А то, насколько нужно было народам это отделение, показывают не только результаты референдума весной 1991 года, но и разрыв экономических связей, снижение подвижности населения, рост межнациональных трений даже между ближайшими народами бывшего СССР. Вот результат этого отделения. Буржуазия не просто расколола рабочий класс, она иссекла его, как это не сделает даже хирург с больным на операционном столе, как это может сделать только головорез, расчленяя тело своей жертвы. Буржуазия поступила вопреки действительному праву наций на самоопределение, ибо народы, рабочий класс в особенности, не хотели отделяться. И кстати, Троцкий, будучи до революции меньшевиком и ликвидатором, выступал против признания права наций на самоопределение, т.е. как раз тогда, когда за необходимость этого самоопределения, как одного из важнейших буржуазно-демократических преобразований, нужно было выступать. Нынешние троцкисты, как видим, отнеслись к теоретическому наследию своего учителя творчески. Для них оно - не догма, а руководство к действию.
Сталинисты же более, нежели троцкисты, склонны следовать букве в теоретическом наследии своего учителя. Но как те, так и другие - довольно часто механически переносят задачи и лозунги Октябрьской революции на ситуацию сегодняшнего дня. Впрочем, и сталинисты привносят некоторые новшества. Например, движущими силами современной революции они считают не только пролетариат и крестьянство, но еще специалистов и служащих. Будто ныне существует сколько-нибудь широкий, сопоставимый по своей численности с тем положением, какое было в начале XX века, слой крестьянства! Будто сегодня этот слой, даже если он достигает 1-2% населения, может быть действительно революционным! И будто работники колхозов, совхозов, агрофирм и т.п. являются крестьянами, а не сельскими наемными рабочими! Далее. Будто многие рабочие не являются в то же время и специалистами, причем занятыми на такой работе, которая требует даже не меньшего, а большего применения умственных способностей, чем, например, исполнение обязанностей даже иным высокопоставленным служащим! И наконец - называя здесь служащих, сталинисты не уточняют: кому служащих? Высшие офицеры силовых ведомств ведь тоже служащие, но являются они хотя бы полупролетариями? Да что там полупролетариями! Являются ли они хотя бы мелкими буржуа? Вместо того, чтобы сказать, что союзником пролетариата в современной революции могут быть только полупролетарские массы (а речь может идти только о массовом союзнике, т.е. о широком общественном слое, когда мы говорим о движущих силах революции), - вместо этого сталинисты вносят путаницу, извращают марксизм-ленинизм. И потом - что понимать под полупролетарием? Служащий, который от нечего делать расхаживает, хлопая себя по ляжкам, и при этом получает оклад, который превышает зарплату рабочих, есть не полупролетарий, а мелкий буржуа. Призывы сталинистов к революции и диктатуре пролетариата есть всего лишь коммунистическая риторика, на деле же под их лозунгами скрывается вовсе не диктатура пролетариата, а власть иной, нежели ельцинско-путинская, фракции буржуазии. Об этом свидетельствует их национализм и шовинизм. Требуя прежде всего восстановления СССР, они тем самым ставят на первое место национальный вопрос, отводя вопросу о социализме второстепенное место.
Но лагерь сталинистов неоднороден. Тюлькинцы, анпиловцы, нинандреевцы ополчаются на зюгановцев, справедливо обвиняя их в приверженности православию, державности, в блокировании с ельцинско-путинским режимом и пр. Но сами тюлькинцы, анпиловцы, нинандреевцы разве исповедуют марксистскую идеологию и проводят марксистскую тактику? Их мелкобуржуазная тактика видна хотя бы уже из того, что они блокируются с лимоновцами. Они не освободились от апелляции даже и к высшему руководству страны. Как прежде они не столько апеллировали к народу, к рабочему классу, сколько перетягивали Михал Сергеича на свою сторону против либералов, так и ныне в их речах все еще слышатся старые идеологические штампы, свидетельствующие о том, к кому они на деле апеллируют: "Путинское руководство идет на поклон к Западу". Будто буржуазия любой страны, находящейся в экономическом кризисе, тем более столь тяжелейшем, каков современный кризис в России, может и не обращаться к буржуазии других стран за помощью в борьбе с рабочим движением! Сталинисты и теперь еще перетягивают высшее руководство страны на свою сторону против Запада. Не нужно и следить за Анпиловым или Тюлькиным, чтобы увидеть, как они бегают совещаться к Зюганову или уговаривать его в чем-то. А Зюганов бегает совещаться к Путину, а Путин - к Бушу. Путинцы "идут на поклон к Западу", зюгановцы тянутся за путинцами, а прочие сталинисты тянутся за зюгановцами и стремятся поставить себе в хвост пролетариат. Тем самым они, сталинисты, являются естественным дополнением ельцинско-путинского режима, необходимой частью того хитрого механизма, который ставит пролетариат в хвост буржуазии и препятствует образованию подлинно коммунистической, революционной, пролетарской партии. Блок всех этих господ виден уже из той идеологической лжи, что при Сталине якобы был социализм. Так идеология и тактика взаимопроникают друг друга.
Разумеется, что каждое из этих действующих лиц довольно часто не очень вежливо обходится со своим "хвостом". Так, например, Буш, получив от Путина помощь в войне с Афганистаном, вдруг заявит, что, пожалуй, и Россия входит в "ось зла" наряду с Ираком, Ираном, Кореей и Китаем. Или, например, путинцы, получив поддержку от зюгановцев при голосовании за бюджет и во многом другом, вдруг повыгоняют их из думских комитетов. Или, например, Зюганов, получив на выборах поддержку от Тюлькина и Анпилова, вдруг заявит им, что не собирается идти с ними в блоке и делить думские места, а что касается их электората, то последний и без соглашений Зюганова с Тюлькиным и Анпиловым будет за него, за Зюганова. В самом деле, разве может сагитированный сталинистами электорат быть не за Зюганова, если Зюганов является самым видным из сталинистов? Вот если бы тюлькинцы и анпиловцы пропагандировали неизвращенный марксизм-ленинизм, а не сталинизм, тогда сагитированные ими избиратели шли бы на выборах за марксистом, хотя бы и самым невидным, а не за самым видным сталинистом или либералом. Отсюда ясно, что ни одно из указанных выше действующих лиц обойтись без своего "хвоста" не может, и потому время от времени они делают реверанс в его сторону. Так, например, Путин сменит российский гимн на более красный. Или, например, Зюганов соберет совещание лидеров левого движения. Такие реверансы, разумеется , вызывают у "хвоста" экстаз доверчивой признательности. А если доверие не слишком велико, по мнению того, кто снизошел до делания реверанса, то "хвост" зачисляется им в экстремисты и т.п. Так, например, Тюлькин и Анпилов зачисляются зюгановцами в троцкисты. Или, например, путинцы рисуют зюгановцев слишком красными. Или, например, Буш, не получив от путинцев той свободы рынка, какую хочет получить американская буржуазия, заявит, что российское руководство все еще не освободилось от наследия прошлого, т.е. от коммунизма. Но разве нельзя и Буша объявить красным? В Японии немало отраслей промышленности, где выше производительность труда, чем в Америке, и, следовательно, производство многих товаров обходится японцам дешевле. И если Америка откроет для этих товаров свой рынок, американская промышленность станет. Но разве не могут и российские сталелитейщики обвинить Буша в коммунизме? Ведь совсем недавно администрация Буша, стремясь защитить американскую сталелитейную промышленность, повысила ввозные пошлины на сталь. Как мало нужно для того, чтобы тебя сочли коммунистом! Нужно всего лишь быть не фритредером, не сторонником свободы торговли, а протекционистом, сторонником вмешательства буржуазного государства в экономическую жизнь, сторонником усиления регулирующей роли государства в экономике. Сочтут ли сталинисты президента Буша коммунистом на том основании, что совсем недавно он повысил ввозные пошлины на сталь, чтобы защитить американскую промышленность? Разумеется, нет! Вот и мы не считаем сталинистов подлинными коммунистами. Хотя, разумеется, их политика более отвечает интересам народа, чем политика ельцинцев и путинцев. Сталинисты справедливо называют политику Путина антинародной. Зато мы справедливо называем политику сталинистов и троцкистов непролетарской.
Сталинисты хотят всего лишь того, чтобы вернуться к брежневскому строю, к тем "золотым" временам, когда рабочий класс покорно и молчаливо работал на буржуазию, а последняя спокойно присваивала себе труд рабочих, получая безгрешные доходы в виде процентов по вкладам в банк, оплаты синекур, премий, дотаций и гонораров. То есть они хотят возвращения к тому строю, из которого нынешний экономический кризис вырос и не мог не вырасти. Будто роскошь монополистической буржуазии не возбудит зависть у средней и мелкой буржуазии! Будто не будет при этом ни взяточничества ни казнокрадства, ни мошенничеств, приписок, очковтирательства, грабежей, убийств и всего прочего! И это, пожалуй, еще в лучшем случае. Ибо вернуть приватизированные предприятия снова в собственность буржуазного государства (а иного государства, как мы видели, сталинисты не хотят) можно на условиях не менее выгодных для буржуазии, чем те условия, на которых они были приватизированы. Ведь что такое органы буржуазного государства? Это есть своего рода профсоюзы капиталистов. Так что - разве капиталисты обделят себя, национализируя частные предприятия и акционерные компании?
А то, что сталинисты не мыслят себе иного социализма, чем тот "социализм", при котором государственная монополия повернута в сторону обслуживания интересов капиталистов, а не рабочего класса, свидетельствует еще и их программа в области образования. О политехническом образовании они даже и не заикаются. А между тем только политехнизация всего образования позволит готовить всесторонне развитых индивидуумов. Рабочему классу нужна политехническая школа, без которой социализм немыслим, а не та школа, которая готовила и готовит, с одной стороны, только рабочих, не знающих творчества и знающих только тяжелый физический труд, и, с другой стороны, способных болтать о чем угодно и якобы знающих все на свете дипломированных тунеядцев.
Еще одно обвинение, которое, вероятно, выдвинут реформисты всех мастей против данного манифеста, будет обвинение в сектантстве. Однако нас отличает от сталинистов, троцкистов и прочих реформистов не какой-то особенный талисман, за который мы цепляемся и с помощью которого намереваемся привести общество к счастью и благополучию. Нас отличает то, что мы стремимся вырвать пролетариат из-под влияния буржуазии, тогда как сталинисты и прочие реформисты являются проводниками влияния буржуазии на пролетариат. Самостоятельная политика пролетариата начинается с того момента, когда она ясно выражает условия освобождения рабочего класса. А троцкисты и сталинисты рисуют социализмом тот строй, при котором, как и теперь, рабочий класс не был свободен. Как видим, данное расхождение - не мелочь, это коренное расхождение в основополагающих принципах, в тех принципах, на основе которых строятся не секты и даже не фракции, а различные и даже противоположные политические партии.
И именно как раз реформистские партии представляют собой секты. Между лидерами и верхушками этих партий господствует бешеная конкуренция и борьба за гегемонию в рабочем и коммунистическом движении. И разве не смешно, что эти лидеры, объявляя только свою партию действительно рабочей и коммунистической, толкуют в то же время о необходимости объединения всех этих партий в единую партию рабочего класса? Какой же такой действительно объединяющий все революционные силы принцип, а не особенный талисман, выдвинули или способны выдвинуть вожди этих партий? Лидеры этих партий зачастую рассуждают так, будто коренной вопрос всякого революционного движения ими уже решен. Например, зюгановцы, тюлькинцы, анпиловцы и троцкисты зовут рабочих к участию в выборах, а нинандреевцы и отчасти сторонники профессора Попова призывают к бойкоту выборов. И каждый только свою тактику объявляет отвечающей интересам пролетариата. Но участвовать или не участвовать в выборах - это для рабочих второстепенный вопрос в избирательной кампании. А коренной вопрос в избирательной кампании, как и вообще во всяком политическом действии пролетариата, есть вопрос о _б_ы_т_и_и_ пролетарской партии, который решается в первую очередь ее идеологическими основами и лишь затем той или иной тактической линией и принципами организационного строения. Партия может бойкотировать выборы или участвовать в них, может быть открытой и даже правящей или находиться в подполье, но не этим в первую очередь определяется ее классовый характер, ее классовая принадлежность. Нет и не может быть революционно-пролетарской линии при решении тех или иных тактических или организационных задач там, где не выработано соответствующих научному социализму идеологических основ. Для зюгановцев, вероятно, очень замечательно идти на выборы и звать за собой рабочих. Точно так же и для нинандреевцев не менее замечательно призывать к бойкоту выборов. И те и другие разными способами норовят укрепиться в качестве гегемона в рабочем движении. Наша задача - не критиковать Зюганова или Нину Андрееву за допущенные ими в том или ином вопросе тактические ошибки и призывать к их исправлению. Такая критика будет не пролетарской политикой. Ведь ни один подлинный революционер не станет критиковать, например, путинских генералов за то, что они, по мнению иных либералов и иных сталинистов, плохо или бездарно воюют в Чечне. Подлинные коммунисты нападают на путинское руководство не за то, умело или неумело ведется война в Чечне, а за то, что она вообще ведется. Точно так же и данный манифест нападает на либералов, троцкистов, сталинистов, реформистских вождей профсоюзов и пр. не за то, откуда - с трибуны парламента или в уличной демонстрации - они пропагандируют свои взгляды, ставящие пролетариат в хвост буржуазии, а критикует сами системы взглядов указанных партий и их вождей. Рабочие должны строить партию, стоящую на принципиально иной идеологической основе. Такой основой может быть только марксизм-ленинизм. Рабочим не нужен ни сталинизм, ни троцкизм, ни анархизм, ни либерализм, ни какие-либо иные разновидности реформизма. Все эти доктрины разбиты жизнью. Практика доказала неспособность этих движений преобразовать мир на истинно гуманистических началах. Практика доказала и постоянно доказывает верность только одного учения - учения Маркса и Ленина.
Мы должны строить самостоятельную партию, способную руководить пролетариатом в надвигающейся революции и привести его к победе. В организации такой партии состоит теперь первоочередная задача.