ЛЕГЕНДА О ВСЕМИРНОМ ПОТОПЕ

О потопе легенду хочу рассказать —
Может быть, и не знает иной
То, чего иногда не мешало бы знать:
Как спасал человечество Ной.

Как ковчег мастерили, ловили зверье, 
Чтобы их от потопа спасти.
Может, будет неправдой сказанье мое —
Это, думаю, можно простить.

Я ведь не жил в далекие те времена, 
Мне неплохо, признаться, и тут.
А кому-то поэма такая нужна
Ради пары приятных минут.

Может, будет в стихах моих много воды —
Все же я о потопе пишу.
Но от этой воды вряд ли столько беды:
Я, что можно, потом осушу.

I

Может быть, виноват был один остолоп,
А за что же страдает народ?
Бог наслал ли на Землю великий потоп,
Иль припутался к этому черт,

Но разверзлись над всею землей небеса
И оттуда вода пролилась,
Горы, реки, долины, поля и леса
Превращая в единую грязь.

Море с небом смешались — и сшиты дождем
С прошлым будущие времена.
Не того ли так часто мы прошлого ждем,
Если будущим сыты сполна?

После засухи дождичек очень не плох,
Даже если тот дождик в четверг.
Но иначе решили там черт или бог 
И вода не кончала свой бег.

Прохудился, должно быть, космический кран,
Что размерами небу под стать.
Скоро вспомним: нам родиной был океан,
Скоро жабры начнут отрастать...

Все понятно, когда бы лилось молоко:
Продырявился-де Млечный путь.
А дыру не заткнуть — до нее далеко,
Значит, что нам теперь, утонуть?

Хорохорятся лучшие в мире пловцы:
— Шар земной обогнем одним днем!
На весь мир прогремим, что отцы — молодцы,
Аж до центра Земли донырнем!

Донырнули бы лучше до центра небес,
Вбили б в дырку березовый чоп.
И чтоб следом за вами сантехник полез,
Этот кран ремонтировать чтоб.

Плотник Ной пригорюнился: — Что я, пловец?
Соревнуюсь с моим топором.
Ну а может, поможет спастись бог-отец
Вместе с сыном Исусом Христом?

Ты ошибся дружок: не родился Христос,
Допотопный пока у нас век...
Ну а в общем ты правильно ставишь вопрос:
Надо строить надежный ковчег.

— Да чего мелочиться! — и взмах топором, —
Если строить, так сразу уж флот!
— А где дерева столько на флот наберем?
Ведь сосна-то у нас не растет.

Но зато прорастает тут “...чуткий камыш.
Тишь, безлюдье вокруг...” до утра.
— Я не буду от страха трястись, словно мышь,
А “Кон-Тики” свяжу или “Ра”.

Все пойдет у нас в дело: опилки, кора, —
Все размерено и сочтено...
Хоть из древа познания зла и добра — 
Все равно ведь засохло оно.

Были раньше плоды, будут ныне плоты,..
Может, зря мы покинули рай?
Ноя бог поманил и сказал ему: — Ты!
Кошелек или жизнь — выбирай.

Ной затылок поскреб, в бороде почесал:
— Жизнь прекрасна, когда — с кошельком!
Ну допустим, сейчас мы объявим аврал,
А что делать мы будем потом?

Видишь, месяц в ущербе, исчерпан лимит, 
Премиальный кончается фонд...
— Ничего, с божьей помощью, — бог говорит, — 
Ведь ковчег, это все же не флот.

Курс держи прямиком на гору Арарат,
Лишь достойных бери на ковчег.
Там растет виноград, там я буду вам рад...
Коль спасетесь — прощу уже всех.

— А за что же потоп, за какие грехи?
Может, дырку-то лучше заткнуть?
— Слушай, что говорю, не мели чепухи!
Строй ковчег, отправляйся-ка в путь.

Навалились тогда, чтобы строить ковчег,
Ной, родные, друзья и испуг.
Очень многое может успеть человек,
Если жареный клюнет петух.

II

Был построен ковчег, наловили зверья —
Тех, что были поболе в чести.
Ной кричал: — Поскорее поднять якоря!
Остальных доберем по пути.

Крокодил, скажем, тот сам собой поплывет,
Поплывут и бобры и ужи.
Альбатрос долетит, доплывет кашалот...
Крепче к мачте хавронью вяжи!

Это будет в тумане хороший ревун, 
Не наткнуться чтоб ни на кого.
Понадежней она Одиссеевых струн:
Дремлет кормчий — разбудит его.

О свинье много доброго можно сказать:
С нею будем мы жить — не тужить.
Можно даже почти что за друга держать
И кому-нибудь взять — подложить.

Ты корову бери, и козу, и быка, 
Кошек, кроликов, уток и кур.
И козла: от него хоть и нет молока,
Но зато с бородою — знать, мудр.

 
К динозавру с опаскою Ной подошел:
— Ну куда вот такого вот брать?
Если б был ты параметрами, как осел...
Знать, придется тебе вымирать.

Частью чистые звери — умыты водой,
А другие — по уши в грязи.
С удовольствием тоже умыл бы их Ной,
Но такой уж порядок — вези.

Нам на чистых семь пар дай нечистых семь пар,  
Чтобы мир не погряз в чистоте.
Среди них есть совсем залежалый товар, —
Даже моль завелась на хвосте.

Превосходно устроилась: стол ей и дом — 
Ну кому еще так повезет?
Потихоньку погрызла, поспала потом
И опять потихоньку грызет.

В тесноте — не в обиде, а чем их кормить?
Бог про то ничего не сказал.
Сдохнет кто ненароком... а как хоронить?
Разве ядра к ногам привязать?

На четыре ноги сколько ядер-то взять?
Кто подскажет мне верный ответ?
Огнестрельных орудий с огнем поискать,
Даже дымного пороха нет.

Закурить бы с досады, да нет табаку — 
Не приплыл еще с Кубы Колумб.
Ну совсем утешения нет старику!..
Не открыть ли какой-нибудь клуб?

Что замкам на дверях этих замков висеть? — 
Молодежь разбежится из сел.
Так совсем расползется культурная сеть...
Кто бы в штаты затейника ввел?

Будут кинокартины там по вечерам,
Курсы кройки, вязанья, шитья...
А туристский кружок я вести буду сам:
Нет от скуки совсем мне житья!

Думал Ной, по ковчегу в печали бродя
И зевал — аж до вывиха скул:
“Если сделать крючок из большого гвоздя, 
Не заняться ли ловлей акул?”

Снасть в волнении в море закинул — дела! —
Рыбки плавают — меньше крючка.
Что-то клюнуло. Вытащил: рыба-игла.
Присмотрелся — она без ушка.

“Для чего недоделанных рыб выпускать?
Сколько в море таких — пруд пруди?
Если рыбу-пилу я сумею поймать,
Чем я буду ее разводить?

А пилить без разводки — намаешься всласть,
Проклянешь и себя и ее,
И Нептуна, поскольку морская он власть: 
Пусть являет величье свое!

Дай нам рыбу-разводку, раз водку нельзя:
Пили раньше, а нынче — пили!
Без разводки все пилы не пилят — скользят.
Ну куда свои денем рубли?

Будет пусть рыба-”Зингер” и рыба-”Рубин”,
“Сони”, “Грюндиг”, “москвич-жигули”.
Изобилья такого давно мы хотим,
Зря ли нас на ковчеге везли?

Наступаем, как видим, великий момент —
Развернутся гармонь и душа.
Чтоб работать, исправный нужон инструмент,
Ведь не выйдет а то ни шиша.

Хорошо поработали — дай отдохнуть,
Кто работает — должен же есть?
Отдохнем мы — и снова отправимся в путь,
А не то так останемся здесь.

Тут из моря Нептун и без всяких манер
Заявляет: Ной в корне неправ.
И еще говорит, дескать, тот — браконьер
И платить полагается штраф.

“Не на экспорт ведь рыба идет — на нерест
И для ловли сейчас не сезон.
На ковчег же на твой налагаю арест,
Чист пока от горы горизонт.”

Ной в бутылку полез и схватился за шест,
Подступает, досадою полн:
— Да какой там арест! Видишь, вон Эверест 
Показался вдали из-за волн.

Извинился Нептун и обратно нырнул, 
Штраф немаленький Ною простил.
Ной поймал по инерции пару акул
И с тоски на таранку пустил.

Из акулы таранка совсем не плоха,
Если с перцем ее просолить.
А уха наилучшая — из петуха...
Э, да что уж о том говорить!..

Разве рыба еда? Но кругом все вода...
Не ценили мы сушу тогда.
Что имеешь ты, кажется: то — ерунда,
А теряешь и видишь — беда.

“К Эвересту не буду вести я ковчег,
Потому что себе я не враг.
Говорят, что живет снежный там человек,
А ковчег перегружен и так.

Что мне тот Эверест? Скоро он надоест
Весь в снегу он и нечего жрать...
Ну а мне-то совсем не таких надо мест:
Где обещанный тот Арарат?

Там ведь, как говорят, вот такой виноград,
Значит, будет кишмиш и изюм.
Раз коньяк с чачей яд, словно денатурат,
Надо вовремя взяться за ум.”

Эверест за кормой, пригорюнился Ной:
“Ну в какой стороне Арарат?
Уж ковчег подо мной размывает волной...
Что случись — я один виноват?

Бог твердил мне не раз: “Не покину я вас,
Ваш отец я, и сын, даже дух.”
Эх, сейчас бы хоть плохонький дали компас,
Хоть прикинуть, где север, где юг.

III

Бог у нас не простак: совмещать три поста.
И зарплату имеет тройной...
Ну а я-то дурак: согласился за так — 
Издевается он надо мной.

 
Перспективы не вижу! Везде горизонт 
Нависает петлей надо мной.
Наживу себе грыжу, беря всех на понт,
Что вернемся мы скоро домой. 

Видно, богу сейчас дела нету до нас
Зря надеялся я на него.
В небо глянешь, и кажется: звезды — из глаз
И — ни бога, ни горных снегов.

— Богу — богово! — матерно Ной произнес 
И добавил — вообще не в печать.
А потом на корму вновь повесил он нос
И тоска заменила печаль.

Я напрасно не слез на горе Эверест:
Хоть уперся бы пятками в твердь.
Если бог меня выдал, свинья точно съест —
Даром что одомашненный зверь.

Пригорюнился Ной и в волну за волной 
За слезою роняет слезу.
Думал я: бог со мной, как стена за спиной — 
Для чего же зверье я везу?

В воду их побросать — может, станет спасать?
Раз твои твари — ты и тужи.
Я давно собирался за борт их списать...
А не рано ли ворон кружит?

— Воронок вороной, что кружишь надо мной, 
Или крылышки чтобы размять?
Может, кто-то больной? — вопрошал его Ной, —  
Для чего же меня призывать?

“Предлагаю лететь и вокруг посмотреть —
Вдруг земля где почудится мне?”
“Своего соглядатая важно иметь...
Может, кто-то подох на корме?”

Воронок подхарчился и когти-то рвет — 
Не распутали дело пока.
Ворон — вор он, а следовательно и врет.
Лучше уж я пущу голубка.

Ты, голубчик лети в час миль до двадцати —
Я же знаю: ты сильно ослаб.
Только не позабудь что-нибудь принести
По пути не роняя из лап.

Что бы ни было, как ни земля далека,
Всех пока не растрачено сил...
Подвиг наверняка сохранится в веках...
— А подъемные? — голубь спросил.

— Ну, ты, голубь, я вижу, не голубь — змея,
Изменился совсем генотип...
И добавил — как будто бы даже смеясь:
— Рассчитаемся после, лети!
IV.

Вот и голубь летит, у него бравый вид.
— Как же долго тебя был ждать! —
Ной ему говорит: — Что ты делал, бандит?
Принести догадался пожрать?

Голубок подмигнул, Ною ветку швырнул —
Две оливки на ней колыхалось.
Ной их враз заглотнул, как недавно акул...
Показалось, конечно же, мало.

— Что еще скажешь-та? — Вот такие места! —
И перо оттопырил большое. —  
Вообще красота и дорога чиста.
Это все вот увидел там что я.

V.

Вот и все. А приплыл Ной или не приплыл —
Это ведь и не так уже важно.
Главное, чтобы пыл у него не остыл,
Чтоб он был человеком отважным.

Люди — как ни грустят, всё герою простят,
Пусть хоть не навсегда, поначалу.
Жаль, что сами героями быть не хотят,
Подражают им разве что в малом.

ЭПИЛОГ

О потопе легенду я вам рассказал, 
Все, что знал — ничего не тая.
Маяковский об этом когда-то писал,
А теперь попытался и я...

“Это есть наш последний...” А сколько таких
Снова гасят надежду конца?
И года перечеркивает малый миг,
И улыбку стирает с лица.

Много будет и было, но хочется нам
Только лучшее видеть вдали — 
Возвращаясь от дальних к родным берегам
Мы не видим изъянов земли.

И обрывы и скалы хотим приласкать,
Хоть не раз с них срывались — и в кровь.
Кто еще и когда сможет где отыскать 
Непонятную эту любовь?

Мнится нам: вот отныне ждет тихий причал
И счастливо-спокойная жизнь...
Неожиданно снова срывается шквал,
Раскачает, да так, что — держись!

Словно в море живем: поклонись — поднимись,
К небесам — и в глубины. И — штиль.
Да, поэма не жизнь, без нее обойтись
Много проще: прочел — и в утиль,

Мне бумаги не жаль. А какая мораль
Из поэмы такой истечет?
Что за далью всегда будет новая даль,
За почетами — новый почет.

Ну а что будет завтра? Колышется путь,
Светит солнце, внизу — чернота.
Правда, можно немножечко и отдохнуть
И не делать чуть-чуть ни черта.

А потом — все равно надо строить ковчег,
Плыть и плыть, а потом — снова плыть.
Верить: будет успех, раз уж ты — человек,
Что тут черта иль бога винить?