Печать богини Нюйвы. Книга третья
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Путь в две тысячи ли пройден. Династия Цинь пала, и войска союзников-чжухоу подступили к столице. Самое время праздновать - и делить добычу. Но не станут ли теперь врагами недавние союзники? Смогут ли две русские барышни, волей богини Нюйвы заброшенные в горнило древней войны, предотвратить то, чему суждено случиться? А тайный и жестокий враг, затаившись, уже готовит новый удар. И время для него не имеет значения. Так кто же самый опасный противник для Люси и Тани, для Саши и Юнчена - зловещий евнух, темное колдовство или они сами? //
//
Внимание - выложена только "историческая" часть!
|
Печать богини Нюй Ва
Книга третья
Глава 1.
Чжао Гао
У стольного града Санъяна сто обличий. Он презрительно взирает на толпы черноголового люда с высоты дворцовых стен и одновременно лукаво щурится сквозь чад и пар из дверей своих харчевен, он упорно взбирается по ступенькам к храмовым алтарям, словно пытаясь дотянуться до Небес, и тут же стекает струйкой дешевого вина в сточную канаву. Санъян смиренно молчит за бумажными ширмами и он же зазывно хохочет, выставляя себя напоказ. Он денно и нощно изучает мудрые тексты, до рези в глаза вглядывается в движения звезд и тут же без сожаления пропивает остатки чести и ума. Сто разных ликов у Санъяна, всех не запомнишь, за всеми не уследишь. У Чжао Гао их не меньше, а может быть даже и больше, кто знает.
Когда скинут с плеч тяжелый темный-синий халат, а высокий головной убор брошен в колодец, то ни одна живая душа не признает в юном ясноглазом школяре главного евнуха императорского дворца. Люди видят лишь оболочку и редко вглядываются в суть. Да и зачем? Стоит возле стены парнишка, бледный и тощий, как всякий книжник, и круглыми от изумления глазами провожает всадников с красными знаменами. Ну и пусть себе стоит, пусть смотрит, как мимо него течет красная людская река: красные плащи, красные платки на головах, красные рукава, пришитые к халата. А впереди на черном, как ночь, жеребце сам Пэй-гун -- смуглый, белозубый, безбородый, словно мальчишка. Бывший крестьянин, которому всего несколько дней назад сдался циньский правитель. Сам! В толпе шептались, что государь с шелковым шнуром на шее стоял на коленях перед Лю Дзы, отдавая из рук в руки печать и регалии Сына Неба. Врут, поди, черноголовые. Кто в том Чжидао был, кто своими глазами видел?
Вождь мятежной армии вертел головой по сторонам, что-то кричал своим сподвижникам, смеялся и если и чувствовал важность момента, то очень удачно скрывал волнение. Он прошелся по исконным циньским землям с легкостью летнего ветра в тростниковых зарослях, не прорубая себе дорогу мечом, а раздавая милости покорившимся. Затем он великодушно пощадил циньского вана. И столица империи, точно прекрасная, но до смерти перепуганная женщина, успевшая напридумывать себе всяких ужасов, сдалась первому, кто заговорил с ней ласково и кто пообещал не бить. Чжао Гао в снисхождение к сдавшимся не верил. Поначалу все хотят быть великодушными, но получив власть быстро забывают о первоначальных намерениях. Так было, так есть и так будет. Впрочем, эту истину Пэй-гуну придется познать на собственном опыте.
- Хулидзын, хулидзын, - зашептались зеваки, толкая друг друга локтями. - Вот же она! Вот!
Паренек в ученической шапочке вытянул тонкую шею, чтобы получше разглядеть девушку ехавшую рядом с предводителем мятежников на соловой кобыле. Она интересовала его гораздо больше всей остальной армии Пэй-гуна вместе взятой. Братец Лян... хм... покойный братец Лян расписывал небесную посланницу как поистине существо демоническое. И волосы, мол, у неё белые, и хвостов аж девять штук, и зубы острее щучьих, а глаза светлые, как у восставшего из гроба мертвеца -- белесые и безжизненные. Одним словом, небесная лиса в человеческой плоти. Оказалось, врал бессовестно. Ни хвостов, ни клыков, цвета волос под алым платком не разглядеть, а глаза... А что глаза? Если Пэй-гун не боится, а лошади в разные стороны не шарахаются, значит, не все так страшно. Наоборот, мятежник Лю протянул руку и хулидзын за тонкое запястье -- цап. Чтобы весь Санъян видел -- Небеса с ним, бывшим крестьянином, заодно. И он, не чета многим, с посланницами Яшмового Владыки за ручку держится.
Не отрывая взгляда от девушки Чжао Гао крепко сжал в ледяной ладони глиняную рыбку. Ну же! Шевельнись, подай знак! Но -- нет. Частица божественной печати никак не отреагировала, так и не учуяв второй своей половинки.
Если бы взгляды могли убивать, то обманувшая все ожидания и расчеты Чжао Гао светлоглазая спутница Лю Дзы уже бы свалилась под копыта лошадей замертво.
"Хорошо, - сказал он себе. - Еще не всё потеряно. Зайдем с другой стороны" и ловко юркнул в приоткрытую дверь харчевни. Исчез юноша-книжник, а вместо него возник скромный слуга в рваной куртке на голое тело и заплатанных штанах, босой и сутулый. Он выскочил на соседнюю улочку, подхватил корзинку с кизяками и поспешил куда-то по свои делам. Новая временная личина Чжао Гао, в которой он провел ровно столько времени, чтобы хватило выйти за ворота города и добраться до уединенного поместья.
- Я хочу принять ванну. Срочно подготовь всё необходимое, - бросил он едва ступив на порог.
И пока слуга исполнял приказ, его хозяин успел избавиться от грязных одежек, без сожаления швырнув рванье в огонь.
Нагой, как в час своего рождения, Чжао Гао погрузился в теплую воду с головой, задержал дыхание и... снова сменил личину. Из бадьи вынырнуло совершенно иное существо - нежное, утонченное и прекрасное, как бабочка. Легкокрылое создание всегда начинает свой жизненный путь невзрачным червяком и никто его за это не попрекает.
Вечером в свете масляного светильника разглядеть что-то в полированной бронзе зеркала сложно, но разве прирожденной красавице нужен еще один свидетель её совершенства? Она наперечет знает и свои достоинства и свои недостатки, первые она умело подчеркивает, вторые искусно скрывает. Другое дело, что у прелестницы усевшейся возле бесполезного сейчас зеркала не имелось ни единого изъяна. Только в песнях и воспевать идеальный овал её маленького лица, а чувственный бутон губ смутил бы даже настоящие цветы, и еще широкие густые брови и, конечно, миндалевидные глаза -- бездонные как ночное небо над священной горой Тайшень. Красотка отложила гребень и рука её замерла над шкатулкой с украшениями. Слишком дорогие нельзя -- могут отобрать, слишком простые принизят статус путешественницы. Хотя нет! Никакой не путешественницы, а беженки! Конечно же, бедная женщина испугалась войска мятежников и решила сбежать подальше от войны и беспорядков. А это значит, она очень торопилась и ей было не до наведения идеальной красоты. Тут бы живу быть и спасти драгоценности, верно?
Наряд девушка выбрала потемнее, волосы заколола костяной заколкой, а вместо косметики просто пощипала себя за щеки, чтобы были розовые, как будто от волнения.
- Господин... - слуга осекся на полуслове, но быстро поправился. - Когда госпожа вернется?
- Если все получится, то - никогда, - промурлыкала девушка и выскользнула в теплую весеннюю ночь, где во дворе её уже ждала небольшая повозка с единственным возницей.
- К заставе Ханьгугуань!
Таков был единственный приказ таинственной госпожи.
Пэй-гун, Люси и соратники
Кто видел один древнекитайский город, видел их все. За прошедшие месяцы Люся не раз повторяла себе эту самонадеянную фразу - и каждый новый город, сдававшийся Пэй-гуну, подтверждал ее правоту. Что в уезде Пэй, что в бывшем княжестве Хань, что и исконно циньских землях поселения людей строились примерно одинаково: довольно широкие улицы, частенько мощеные камнем; глухие заборы и ворота поместий с затейливой и яркой вязью вывесок; шумные лавки и рынки, заманчиво распахнутые двери "пионовых" и питейных домов; кумирни и храмы; "присутственные места", которые Людмила немедля окрестила "управами"; дома, дома, домишки - из дерева и камня, большие и совсем крошечные. И, разумеется, городские стены - чем выше, тем лучше. И, конечно же, ворота - чем крупнее город, тем больше. Кайфэн был похож на Пэнчен, Пэнчен - на Чанъи, а Фанъюй - на Юань; пусть не как близнецы, но все равно - словно дети одних родителей.
Но вот Санъян отличался. Люся ехала рядом с Пэй-гуном по широким, мощеным камнем улицам столицы Цинь, вертела головой, разглядывая дома, лавки и вывески, и все пыталась понять - а в чем, собственно, оно есть, это отличие? Да, Санъян был больше и чище любого из виденных ею древних городов, да, все в нем, от мостов, прихотливо изогнувшихся над каналами, до каменных чудищ, стороживших покой поместий знати, во весь голос кричало о могуществе империи, но все же... Высокие стены и крепкие ворота не защитили сердце Цинь от войска Лю, а пестрая толпа жителей не поднялась, как один, на оборону столицы. Так в чем же разница?
И лишь в очередной раз поймав взгляд Лю Дзы, девушка беззвучно ахнула от внезапной догадки и сама себя обругала дурою. Как она не поняла сразу? Вот же отличие, вот разгадка! Прячется на дне веселых глаз Пэй-гуна, трепещет там, будто золотая рыбка - алыми плавниками в темной глубине пруда. Лю смотрел на Санъян, Лю улыбался горожанам, вскидывал руку в приветственном жесте, благосклонно кивал; умница-Верный, ну нуждаясь в понукании, горделиво вскидывал голову, встряхивал гривой и нес хозяина уверенно и плавно по улицам Санъяна, мимо людей и зданий - вперед, к средоточию силы и власти. Туда, к дворцу, построенному Цинь Шихуанди. К трону.
- О чем ты думаешь сейчас? - улучив момент, тихо спросила она, когда Лю, гордясь и насмехаясь одновременно, демонстративно, напоказ толпе, взял за руку ее - "небесную лису", посланницу Яшмового Владыки.
- О сюнну, - ответил Пэй-гун.
Улыбка не сходила с уст победителя, веселые морщинки разбегались от уголков глаз, на левой щеке играла умилительная ямочка, вот только рыбка-тревога все плескалась и плескалась в глубине темных зрачков.
- Не о Сян Юне? - уточнила Люся. Ее, признаться, грядущий приход опоздавшего к капитуляции столицы князя Чу весьма заботил. Только крайне наивный человек всерьез бы поверил, что главнокомандующий объединенной армии чжухоу смирится с тем, что его обскакал на финише какой-то ханьский деревенщина.
- Нет, - по-прежнему беспечно усмехаясь, шепнул Лю одними губами. - Не о нем. О сюнну.
Опешив, она уже открыла рот, чтобы ответить какой-нибудь язвительной резкостью, дескать, а не далековато ли ты заглядываешь, Пэй-гун? Не успел в Санъян войти, а уже мыслями ускакал аж за Великую Стену, но... Но взгляд у него был таким, будто Лю именно таких слов и ждал. Словно охотник, расставивший силки и притаившийся теперь в кустах, он как бы приглашал ее - давай, попадись в ловушку! "Состязаться в коварстве? - подумала она и молча покачала головой: - Э, нет. Здесь дурочек нет, Лю Дзы!"
Но зато ей было, о чем поразмыслить, пока они ехали улицами Санъяна к дворцу.
- Дворец Эпан, - Лю придержал Верного и привстал в стременах. - Скажи по секрету, моя небесная госпожа, как тебе этот прекрасный вид?
- Хм... - Люси задумчиво потерла подбородок. - Для нынешних времен - неплохо.
Пэй-гун насмешливо вскинул брови, но ничего не сказал, только головой покачал.
А Людмила все смотрела на дворец, смотрела - а видела вместо укрытых за высокими стенами павильонов и залов, соединенных галереями; вместо изогнутых черепичных крыш, башенок и мостиков; вместо прудов, садов и дорожек - видела Лабиринт. Тот самый, из греческих мифов, такой же древний и зловещий. Был ли дворец Эпан красив? А черт его знает! Может, и был. Наверняка был. Люся не бывала в Риме, не созерцала Колизей и не прогуливалась по склонам Везувия среди руин Помпей, и прочими чудесами древней архитектуры наслаждаться ей не довелось. Дворец Эпан был, несомненно, грандиозен, но...
Начинается второй век до новой эры, а это значит - уже стоит в Афинах Парфенон, уже давным-давно царят над долиной Нила пирамиды, да и мало ли в древнем мире чудес? Но что до циньского дворца... Слишком уж он обширен, слишком приземист, чересчур уж расползся по земле, как приникший перед прыжком зверь. Того и гляди, взметнется, вцепится в горло - и сожрет без остатка...
- Если дворец тебе так не нравится, хочешь, сожжем его, а?
Люся вздрогнула, очнулась от своих мыслей и вытаращила глаза на Лю, ошарашившего ее таким неожиданным предложением.
- Нет, ты что! - воскликнула она. - Зачем же? Это же сколько труда вложено, сколько народу на этом строительстве жизни положили... Как же можно сжигать!
А про себя подумала, смутно припомнив вдруг кое-что: "К тому же, дружок, его и без тебя пожгут..."
- Как скажешь, - пожал плечами Пэй-гун и огляделся. - Не сжигать - так не сжигать. А вообще... Пугающее местечко, скажи? Даже верней сказать - подавляющее. Я прямо-таки чувствую себя букашкой недостойной, над которой старик Шихуанди уже башмак занес, чтобы прихлопнуть!
За разговором они подъехали к самым воротам - распахнутым, брошенным - за которыми, деланно беззащитный, но очень и очень опасный, раскинулся дворец Эпан. Лю задрал голову и едва заметно поморщился, обнаружив, что привратная башня заслонила от него солнце. Ближайшие его соратники, поотстав, тоже крутили головами и, позабыв о дисциплине, громко выражали свои чувства по поводу циньского дворца. И восхищенных возгласов звучало не меньше, чем ругательств.
- А о чем ты задумалась теперь, моя Люси? - решительно направляя Верного прямо в ворота, спросил Лю. Впрочем, дальше он спешился и Люсе помог слезть.
- О том, что в этих дебрях не только Чжао Гао может притаиться, но и целая армия убийц, - проворчала Люся. - Сам гляди: ни канализации, ни водопровода, ни отопления. Зато - много дерева, шелка, бумаги и масла, а за каждой ширмой - по евнуху... Как мне поймать в этом болоте мою рыбку, Лю? Ума не приложу...
- Н-ну... - Пэй-гун почесал затылок под повязкой и забавно сморщил нос, будто собрался чихнуть.
- Небесной госпоже не нужно тревожиться слишком сильно, - голос сзади раздался так внезапно, что оба, и Люся, и Лю, вздрогнули и обернулись. Но это был всего лишь несчастный Цинь-ван, которого никто и не думал задерживать, так что юноша ехал себе и ехал следом за победителями. Вот и догнал, когда остальные отстали.
- А? - хлопнула ресницами "хулидзын", которой очень хотелось схватиться то ли за сердце, то ли за рукав Пэй-гуна. Очень уж внезапно и бесшумно подкрался маленький ван.
- Это - дворец Эпан, - спокойно объяснил Цзы Ин. - Неважно, что или кого вы ищите, госпожа, но если что-то попадает во дворец, об этом делается запись. Человек или вещь - здесь всегда остается след. Вам нужно в архив.
- То, что я ищу, - покачала головой Люся, - скорее всего доставили прямо главному евнуху. Что-то я сомневаюсь, ваше величество, что Чжао Гао позволил бы...
- Неважно, - повторил Цинь-ван. - Главный евнух был высшей властью во дворце... но сейчас его здесь нет. Его люди расскажут все, что им известно.
- Разве они не преданы Чжао Гао? - девушка осеклась, услышав тихий смешок Лю Дзы. Пэй-гун и Цинь-ван переглянулись с каким-то почти заговорщическим пониманием.
- Преданность, проросшая на страхе, - фыркнул Лю. - Что стоит такая преданность?
- Сейчас у людей здесь, - Цзы Ин неловко повел рукой, зашелестев рукавом, слишком широким для по-детски тоненькой руки, - осталось три страха. Первый страх - это Пэй-гун. Второй - приход генерала Сяна, князя Чу. А третий...
- Возвращение Чжао Гао, - закончил за него Лю и улыбнулся маленькому вану своей особенной улыбкой, предназначенной не просто для союзников, а для возможных соратников: - А ты умен, маленький братец.
- Это так, - печально вздохнул Цзы Ин. - Но я слаб, Пэй-гун, и много ли проку в том, что я умен?
- Поглядим, - обронил Лю Дзы, смерил юношу еще одним долгим взглядом, а потом потянул Люсю за рукав, оттаскивая в сторонку.
- Чего? - девушка покорно пошла следом, втихаря пытаясь высвободить руку, но Лю уцепился крепко и не отпускал. - Ну что?
- Возьми охрану и сходи с Цинь-ваном в этот их архив, погляди там, что к чему... И еще, - наклонившись так близко, что его дыхание взъерошило ей волосы и согрело шею, Пэй-гун шепнул на ухо: - Сделай для меня кое-что. Лю Чжен, ее имя Лю Чжен. Моя сестра. Если тебе встретится запись о ней...
- Почему ты сам не пойдешь и не проверишь? - почуяв, как внезапно ослабла его хватка, Люся вывернулась и требовательно уставилась на него. Пэй-гун отвел глаза.
- Я боюсь, - признался он и развел руками, ухмыляясь болезненно и криво. - Я боюсь узнать, что с ней стало. Трус я, моя Люси.
- Лю...
Внезапно ей до судорог захотелось дотронуться, притянуть к себе, обнять, заорать прямо в ухо, что она понимает, что объяснять не нужно... Но он продолжил, и Люся не решилась перебить.
- Этот дворец... - все с той же странной и страшной усмешкой сказал он, оглядываясь так, словно искал лазейку, чтобы сбежать. - Он пугает меня, этот дворец. Я боюсь, что если узнаю всё сейчас, то просто залью его кровью до крыш. И все они, эти люди, будут плавать тут, как дохлые карпы в садке. Поэтому... - Лю медленно выдохнул и на мгновение прикрыл глаза. - Поэтому не говори мне сейчас, даже если узнаешь. Потом... после... когда мы уйдем отсюда. Когда я не смогу дотянуться. Ты поняла?
И снова десятки, если не сотни, ненужных слов и восклицаний заплясали на губах Люси, да так, что языку стало щекотно. И вновь она не позволила им вырваться - и всё испортить.
- Поняла, - только и сказала девушка. - Сделаю, как ты хочешь. Вот только...
Вдруг вспомнив, что во всем этом огромном дворце несколько десятков ханьцев потеряются, как горсть песчинок на дне пруда, Люся огляделась и нахмурилась. Лицо Пэй-гуна стало жестким.
- Помни, что я - мы! - заняли Санъян. Все и вся, что ты найдешь здесь - наши трофеи. И если тебе вдруг что-то приглянется, не сомневайся, бери. Имущество и жизнь побежденных принадлежит победителю. Не дай им обмануться моим милосердием.
- Поняла, - повторила Люси, расправляя плечи. Не то чтобы она всерьез собиралась воспользоваться правом победителя, но, если придется...
Мальчик-император, такой трогательно-маленький в своих тяжелых, расшитых желтыми драконами, черных одеждах, послушно ждал, пока Пэй-гун и "госпожа хулидзын" наговорятся. Люся поймала его терпеливый и печальный взгляд и поежилась, словно в затылок ей потянуло стылым сквозняком предчувствия.
"Я совсем не помню, какая судьба ждет этого мальчика, - подумала она. - Совсем не помню. Вообще! Но... Нет, нет, нельзя допустить, чтобы Цзы Ин погиб от рук Лю... от наших рук".
Память услужливо подсказала, что кроме Пэй-гуна в Поднебесной достаточно других, охочих до крови последнего правителя Цинь, но Люся пинком загнала тревогу подальше и приказала предчувствиям заткнуться и сидеть тихо.
Таня
Застава Ханьгугуань оказалась последним серьезным препятствием на пути к столице. Армия чжухоу быстро продвигалась вперед к городу Синьфэн, не встречая ни малейшего сопротивления. Циньские войска просто разбежались кто куда. Одним словом, Гуаньчжун можно было брать голыми руками. Что Сян Юн и собирался сделать. И те из чжухоу, кто не струсил и вступил в пределы застав вместе с Сян Юном, теперь занимались любимым делом -- в мыслях и вслух делили земли Цинь. Делали они это в огромном шатре, каждый за своим столиком поднимая здравицы в честь князя Чу. Каждый раз, когда очередной союзничек отрывал свой зад об циновки, протягивал в сторону главнокомандующего трехногую чарку, трепетно сжимая её обеими руками, и начинал изливать на чусца поток бессовестной лести, Тане становилось не по себе. Не может человек в здравом уме нести такую наглую чушь, не задумав при этом изощренную подлость.
А Сян Юн согласно кивал в ответ хитрецам и, казалось, наслаждался каждым подхалимским пассажем, поощряя сотрапезников к новым подвигам на ниве низкопоклонства.
- И пусть же мудрость нашего светоча воссияет ярче звезд Небесного Ковша, - щебетал первый советник в княжестве Чжао, круглый как колобок человечек по имени Чжан Эр, лаская взглядом кувшин с вином на столе у Сян Юна. - И пусть покарают Небеса недостойного слугу, если...
- Сянго он хочет, - проворчал себе под нос сидящий неподалеку от Татьяны Шэнь Ян. - В Чаншань-ваны метит, скотина безрогая.
Посланница Яшмового Владыки едва не подавилась кусочком ягненка. Не далее как вчера она из уст Се-вана она слушала историю о прекрасной дружбе между этим двумя господами. И хотя звание "любимого чиновника Чжан Эра" звучало как-то двусмысленно, Таня поверила на слово. Богатырь Шэнь Ян героически завоевал земли в области Хэнань и присоединился к чуской армии на берегах Хуанхэ, Чжан Эр всегда отличался мудростью решений. Почему бы таким людям не дружить меж собой?
- А вы каких земель желали бы? - полюбопытствовала небесная дева, проталкивая в глотку пережаренный кусок мяса глотком вина.
- Хэнань меня вполне устроит., - ответил "любимый чиновник" без всякого стеснения. - С резиденцией в Лояне.
И облизнулся эдак плотоядно. Был он из породы "квадратных" - одинакового размера в ширину и в высоту, состоял из мускулов и голыми руками душил быка. Как такая стать сочеталась с чиновничьей должностью, а та в свою очередь -- с воинскими подвигами, оставалось загадкой для Тани Орловской.
- Не перестанете одаривать беседой этого болвана из Чжао, - ласково проворковал Сян Юн, делясь с невестой ломтиком вареного бамбукового побега. - Прикажу немедленно его отравить.
- Что?
- Пошутил, - рассмеялся тот и бросил Шэнь Яну, словно кость псу. - Получишь свой Лоян. Хватит с моей небесной девой любезничать.
И не поймешь -- в самом деле чусец ревнует к застольному собеседнику или же шутит так люто.
- А вы не прежде времени делите Цинь?
- Да какая разница, - сыто отмахнулся Сян Юн. - Все равно делить придется. Пусть берут, мне не жалко. Все они собрались здесь, чтобы напомнить о себе, своих подвигах и заслугах. Реальных или мнимых.
В этот самый момент бывший циньский командующий Ли Чжан в очередной раз расписывал достоинства чусца. Да так складно, да так славно, словно это не он украсил стены Динтао головой дядюшки Ляна, а кто-то другой.
- Что же вы личико рукавом прикрыли, моя Тьян Ню?
- Не знаю как вам, а мне стыдно такое слушать, - честно призналась девушка. - А вам нравится?
Насмешливо ухмыляясь Сян Юн ловко подцепил палочками куриное крылышко, закинул его в рот и азартно захрустел костями. Глядел он при этом прямо в глаза Ли Чжану, вгоняя циньца в трепет.
- Ни капельки. Но делать нечего, таковы правила. У меня на этого подонка свои планы имеются. Если ж мне такое "сокровище" перепало, то надо ж им попользоваться, верно?
- Как воспользоваться?
Но у главнокомандующего войск чжухоу на уме водились в основном шуточки и подколки, что свидетельствовало о хорошем настроении.
- Пока об этом говорить преждевременно, моя Тьян Ню. Вдруг я его еще убить успею?
И раскосым глазом подмигнул.
- О! Сейчас У Жуй споет мне величальную песнь. На языке юэ, между прочим. Спорим, что половину слов в этих завываниях бранные? - и вслушавшись добавил -- О! Точно! Что-то там есть про задницу.
Сян Юн, разнаряженный как принц, веселился от души, в основном набивая пузо мясом. Но хмельным, к счастью, не злоупотреблял. И все бы ничего, но если бы он при этом еще не бросался сливовыми косточками в Шэнь Яна. А тот в ожидании милостей и земель терпел и угодливо хихикал.
А Таня отдала бы полжизни, чтобы сбежать с этого праздника. С многоярусной штуковиной на голове, звенящей при каждом движении, да в трех слоях халатов и тяжеленном цюйцзюй сверху она устала точно новобранец после муштры на плацу. Но не успела девушка придумать благовидную причину для бегства, как в шатер вбежал вестовой.
Голоса у гонцов были пронзительными и громкими, захочешь - мимо ушей не пропустишь.
- Главнокомандующий, дурные вести!
Выкрикнув это, вестовой рухнул на колени прямо посреди пиршественного зала.
- Что случилось? Говори.
- Солдаты остановили повозку на дороге. Дама, что ехала в ней говорит, будто Санъян занят армией Пэй-гуна.
Таня обеими руками зажала себе рот. Это означало, что её ненаглядная Люсенька совсем рядом. Вот радость-то!
- Что?! - взревел Сян Юн, вскочив со своего места с легкостью удивительной для человека столько всего съевшего.
Его благородные и не очень гости тоже на месте не усидели. Повскакивали все как один и давай орать. Даже военачальник Пу пожертвовал раненой ногой -- распрыгался, потрясая закованной в лубок конечностью. Притерпеться к тому, что эти суровые, обычно невозмутимые дядьки, стоит случиться чему-то экстраординарному, тут же превращают любое собрание в базар, Таня так и не смогла. Ладно на пиру, тут все в изрядном подпитии. Но вот бывало, только же что все сидели на военном совете неподвижно, как бронзовые истуканы, удовлетворенно щурили узкие глаза и цедили сквозь зубы мудреные цитаты из Сунь-цзы, и вдруг -- трах-ба-бах! Взорвались, как ручные гранаты!
- Ну-ка, повтори!
Лицо чусца стало из смуглого темно-фиолетовым, на висках вздулись вены, из горла вырвался звериный рев, а глаза его налились кровью. Жуткое зрелище! И что самое обидное - в летописях всю эту сцену скромно опишут одним-разъединственным предложением "Сян Юн пришел в ярость".
- Да как он посмел?! Да я... Я в пыль его сотру! - проорал полководец и, отфутболив столик, подскочил к несчастному, ни в чем не повинному парню.
- Свинья безродная! Черноголовая собака! Когда? Когда он успел?
Имелся ввиду Пй-гун, но вестовому от нисколько не полегчало. Сян Юн вдохновенно вытрясал из парня последний дух, подняв за шкирку, как щенка.
- Как он посмел, этот червь?
Таких подробностей солдатик, естественно, знать не знал, Пэй-гун ему не докладывал, а потому предпочел притвориться тряпичной куклой и помалкивать. Сян Юном, в свою очередь, выражений не выбирал, и воздух над головами чжухоу загустел от отборных древнекитайских ругательств, одно другого колоритнее. Навыки в стихосложении помогали, не иначе. Таня отчаянно пожалела, что нет под рукой писчих принадлежностей -- записать кое-какие обороты для потомков.
Притаившийся за спиной девушки Сыма Синь -- еще молодой, но очень серьезный мужчина с тонкими чертами лица -- едва слышно прошептал, прикрывая рот рукавом :
- Не нравится мне этот поворот. Благородная госпожа, заклинаю, сделайте же что-нибудь. Это плохо кончится.
На памяти Татьяны цинец впервые обратился к ней напрямую. Не иначе, как тоже уверовал в чудодейственность вмешательства небесной девы.
- Опять я? - тихо возмутилась Татьяна. - Почему снова я?
- Ну, а кто? - поддакнул вертевшийся рядом Мин Хе.
- И не подумаю!
Черные глаза парнишки тут же наполнились слезами. А самая крупная, сверкающая, как алмаз, выразительно повисла на реснице.
- Перестань немедля, вымогатель!
- Тут сначала нужно разобраться, - напомнил перешедший на сторону чжухоу военачальник. - А для этого потребно утихомирить нашего командира.
И словно по команде все взоры присутствующих обратились на Тьян Ню. Цин Бу, предатель эдакий, даже умудрился прослезился. Вот напасть! Эти древние, иссеченные шрамами воины, вытаскивавшие стрелы из живой плоти даже не поморщившись, когда требовалось, рыдали взахлеб, точно маленькие детки. И так яростно размазывали сопли по немытым щекам, что могли растрогать даже камень.
- Вы меня используете! - пискнула небесная дева. - Так нечестно! Сколько можно?
Недавний подвиг на ниве человеколюбия ей уже аукнулся и принес неожиданные плоды. Промокнув под дождем, Таня схлопотала насморк, а довеском к нему стал новый заскок Сян Юна. Смущающийся и отводящий глаза le gИnИral, чьи щеки полыхают как пионы, еще полбеды. А вот когда он не зовет вечерами играть в вейци, чтобы не оставаться наедине, это паршиво. Псих ненормальный! Даже на этот военные советы Тане приходилось явиться самовольно, без спросу, чтобы узнать о ближайших планах армии чжухоу и пополнить свой драгоценный исторический архив.
- Госпожа-а-а, - канючил Мин Хе. - Только небесное милосердие смирит гнев князя Чу.
Могучие военачальники дружно закивали и придвинулись ближе, словно собрались вытолкать небесную деву в спину -- утихомиривать Сян Юна. Вот ведь мерзавцы! И ведь уже не в первый раз такое вытворяют!
- Не пойду, - упрямо буркнула Таня и, сложив руки на груди, демонстративно уставилась куда-то поверх головы бушующего главнокомандующего.
Но проблема вдруг решилась сама собой. Выпустив пар в ругани, Сян Юн чуть-чуть успокоился и смог рассуждать здраво:
- Тащите сюда эту женщину. Пусть расскажет сама, - приказал он, отшвырнув от себя вестового, точно тряпичную куклу.
Таня победно оглянулась на командиров, мол, и нечего было устраивать истерику, кое-кто вполне способен обуздать себя, если ему не потакать. В такие моменты она гордилась своим le gИnИral. Сян Юн пусть медленно, но поддавался перевоспитанию. И если бы не этот дурацкий внезапный приступ стеснительности, успех был бы уже очевиден для всех, а не только для Татьяны.
Виновницу переполоха доставили быстро, не смея гневить Сян Юна еще больше. И вздох восхищения вырвался из глоток. В шатер впорхнула неслыханная красавица. Личико точеное, брови вразлет, волосы шелковым водопадом ниспадают до самых пят. А то, что наряд не из узорчатого шелка и в прическе только серебро и дерево, так на фоне простоты красота всегда сияет ярче. Разве нет?
А красавица, изящно взмахнув рукавами, распростерлась ниц перед главнокомандующим, словно перед самим Императором.
Но если церемонность незнакомки и польстила Сян Юну, то виду он не подал.
- Поднимитесь, госпожа, и говорите.
- Фэн Лу Вэй, счастлива приветствовать благородного и отважного князя из Чу, - отчеканила девушка, не смея разогнуть спину и поднять на собеседника взгляд. - Она смиренно просит защитить её жизнь и честь от разбойников безбожного Лю Дзы, именуемого Пэй-гуном.
- Что вы видели в Санъяне, госпожа Фэн? Говорите без промедления! - потребовал Сян Юн.
- Фэн Лу Вэй отвечает главнокомандующему, - отчеканила та весьма чопорно. - Этот злонамеренный Пэй-гун вошел в Санъян и, ступив во дворец, сразу же возвестил, что намерен самовольно управлять Гуаньчжуном, а все драгоценности и сокровища Цинь захвачены им по праву, дарованному чуским ваном.
И с каждым произнесенным столичной красавицей словом Сян Юн наливался грозовой яростью, как чарка вином из кувшина.
- Ах ты ж сучий же ты сын, Лю Дзы! Младший братец! Ну я тебе покажу! - прокричал он. - Завтра, самое позднее послезавтра мы будем в Синьфэне. Тогда мои солдаты нападут на войско Пэй-гуна и разгромят их! У меня четыреста тысяч человек, а у него сколько? Сколько подонков он насобирал, я спрашиваю?
- Очень-очень много, - ответила барышня Фэн Лу Вэй. - Санъян наполнен воинами в красных плащах и повязках. Приличной девушке страшно оставаться в таком месте.
На самом деле солдат у Сян Юна было чуть больше ста тысяч. Тут он, как это водится у полководцев, привирал. Другое дело, что вряд ли у веселого мятежника Лю Дзы набралось бы столько же людей. И меньше всего Татьяне хотелось, чтобы армии побратимов схлестнулись в битве. А еще она дивилась отваге и невозмутимости Лу Фэй. Заговори Сян Юн с ней подобным образом при первой встрече, она бы умерла на месте от страха. Но барышня Фэн еще раз поклонилась и, глядя в пол, молвила:
- Беззащитная путница умоляет спасти её.
Сян Юн молчал. Его девичья мольба ничуть не тронула. Здесь, в отличие от Европы, никто никогда не считал женщин слабыми существами, не способными на решительный поступок. И заподозри главнокомандующий, что Фэн Лу Вэй явилась с целью отобрать его жизнь, дева мигом лишилась бы головы.
- Её слова стоит проверить, - напомнил чусцу Сыма Синь.
Его-то столичная красавица заинтересовала: губы сжались в линию, между бровями пролегла морщинка.
- Я пошлю разведчиков, - предложил в свою очередь Цин Бу. - И если они подтвердят, тогда...
- Госпожа Фэн, а где ваши слуги? Куда подевался возница? - спросил подозрительный сверх всякой меры Дун И. Милостью Сян Юна бывшего циньского командира не казнили вместе с геармией Ли Чжана, вот он теперь и лез из кожи вон, чтобы выслужиться перед новым хозяином.
- Разбойники напали, - глазом не моргнув, ответствовала прекрасная Лу Вэй. И очень кратко, но впечатляюще поведала об опасностях поджидающих одинокую странницу на дорогах.
- Если эта женщина солгала... - начал было командир Пу, демонстративно целясь в деву из костыля.
- Фэн Лу Вэй говорит чистую правду. Можете оставить эту несчастную беженку под стражей пока не вернутся разведчики, - отрезала красотка и бестрепетно встретила тяжелый взгляд Сян Юна.
По выражению его лица догадаться о замыслах мог даже Мин Хе, не говоря уж о хитрой столичной штучке. Князь Чу колебался.
- Что ж! - бросил он наконец, громко шлепнув ладонью об опорный столб. - Небесная Дева благородная Тьян Ню, позаботится о вас, госпожа Фэн. Эй, Мин Хе, сопроводи дам к повозке.
На кону стояла власть над Гуаньчжуном, столицей и всей Поднебесной, какие уж тут красавицы?
Но Татьяна не удержалась от вздоха облегчения. Ей совсем не хотелось, чтобы Сян Юн вдруг заинтересовался незваной гостьей, чья красота привычней его глазу, а беспрекословное подчинение мужчине впитано с молоком матери. Просто не хотелось -- и всё!
Госпожа Фэн одарила Татьяну земным поклоном и покорно засеменила следом, наверняка посчитав такой исход дела за счастье.
- О! У Небесной госпожи такая маленькая свита, - заметила она, едва заглянув в повозку. - Всего-то две девушки?
Чего было больше в её тоненьком голоске -- ехидства или удивления, Таня так до конца и не поняла. Но изрядно разозлилась.
- Зато охрана большая, - фыркнула она не слишком любезно.
Маленькие пухлые губы древней красавицы изогнулись полумесяцем, а в миндалевидных глазах блеснул огонек.
- Небесная госпожа столь прямолинейна, что повергла бедную странницу в смятение.
И прикрыла лицо широким рукавом.
- На Небесах нет нужды скрывать от других свои чувства, - смягчилась Татьяна.
В конце концов, у неё появилась возможность расспросить про столичное житьё-бытьё у жительницы Санъяна. Настоящая древняя аристократка - это уникальный исторический материал, как ни крути.
"Дурочка, - сказала себе Таня. - Надо не ревностью терзаться, а пользоваться редчайшим шансом".
Ей вдруг стало ужасно стыдно. Кто же знал, что матушкина натура так неожиданно вверх возьмет? Стоило увидеть на горизонте потенциальную соперницу, как тут же прорезались сварливые интонации супруги любвеобильного профессора-синолога. А ведь Петр Андреевич себя как настоящий китаец повел -- не только при законной жене завел наложницу, но и не скрывался особо. В петербургской академической среде господин Орловский не даром слыл склонным к эпатажу оригиналом. Мало того, что прижил ребенка от любовницы, так еще и вынудил несчастных женщин общаться между собой.
"Тяжко маменьке пришлось, - подумалось Небесной госпоже. - Если я так взвилась, когда ничего еще не произошло, то каково же ей пришлось, когда мы с Люсенькой сдружились? Все эти совместные пикники и праздники. Это же пытка для неё была".
- Возможно, госпожа Фэн Лу Фэй слышала про женщину с Небес, что находится при особе Пэй-гуна? - спросила Таня, особо ни на что не надеясь.
- И даже видела, - мягко улыбнулась та. - Госпожа Небесная Лиса в компании Пэй-гуна выглядела счастливой и довольной. Она ведь сестрица Небесной Девы?
- О да! - обрадовалась Таня. - Расскажите, что вы видели? Как она? Что она? Ах! Что же это я? - встрепенулась она, вспомнив об обязанностях хозяйки по отношению к гостю. - Эй, девушки, подайте нам чаю и сластей всяких! Располагайтесь как дома, госпожа Фэн.
- Сестрица Лу, - деликатно поправила её барышня. - Младшая сестрица Лу, разумеется.
Люси и Цинь-ван
Их были тысячи, этих бамбуковых книг, шелковых свитков, каких-то запечатанных пеналов, полок, полочек, ячеек, столиков и стеллажей, забитых доверху. Люся задрала голову, пытаясь хотя бы приблизительно представить размер дворцового... Архива? Библиотеки? Хранилища? Потолок терялся в полумраке, прорезанном узкими лучами света, в которых стелился, закручиваясь и танцуя, тревожно пахнущий дым, и плясали пылинки.
- Сколько же здесь книг... - пробормотала она, потревожив тишину хранилища, которую даже замершие безмолвными тенями евнухи не нарушали ни шелестом одежд, ни даже, казалось, дыханием.
- Небесной госпоже не стоит тревожиться, - молвил юноша-император и плавно взмахнул рукавом. - Эти люди найдут всё, что пожелает отыскать госпожа. Всё, что попадает в этот дворец, в нём остается...
Девушка покачала головой и вздохнула, украдкой смаргивая неуместную влагу с ресниц. Вот бы папенька сейчас увидел все эти сокровища! Вот бы узнал, что все его теории и догадки были верны, и в древней Цинь в самом деле существовал такой обширный, такой необъятный архив! Тысячи свитков... сотни тысяч сгинувших во тьме веков знаков... А сколько судеб и жизней, очерченных тушью на бамбуковых дощечках, рассыпались в прах, развеялись пеплом на ветру в пожаре древних войн?
Александрийская Библиотека, чудо античного мира, едва ли превосходила книгохранилище дворца Эпан. И этой сокровищнице, похоже, предстояло разделить печальную судьбу своей далекой египетской товарки.
- Я знаю... знала одного человека, одного ученого, который позволил бы отрезать от себя по куску плоти за каждый час, проведенный здесь... И умер бы счастливым, если бы перед смертью сумел прочитать хотя бы один свиток.
- Ученый, о котором говорит госпожа, несомненно, одарен небесной мудростью, - уважительно склонил голову Цзы Ин и добавил: - Это... очень хорошее место. Во всем дворце не сыскать такого...
Люся остро глянула на циньца. Что-то в нем изменилось, что-то окрепло, будто маленький император вдруг очнулся от тяжелого сна. Он больше не трепетал надломленной веточкой, наоборот - Цзы Ин стал похож на человека, который сумел выбраться из трясины и наконец-то почуял под ногами привычную твердь.
- Цинь-ван, кажется, хорошо знаком с этой сокровищницей, - улыбнулась она.
- Госпожа не ошиблась, - чуть смущенно признался Цзы Ин. - Этот нерадивый школяр провел среди книг много, много дней... Просто...
- Просто это было единственным местом, где вы чувствовали себя дома, ваше величество. Поверьте, я понимаю.
- Проницательность небесной госпожи...
- Ну хватит уже про "небесную", "премудрую" и "проницательную" и говорить о себе так, словно вас тут нет, тоже хватит, Цинь-ван! У нас с вами нет ни времени, ни повода для лишних церемоний, верно? Да и не люблю я эти ваши... - Люся покрутила кистью, подбирая слово: - Эти ваши выкрутасы!
- Что мы ищем, госпожа? - встряхнулся Цинь-ван и деловито поддернул рукава своего черного лунпао.
Прошло на удивление немного времени, прежде чем Люся окончательно убедилась - бюрократию, может, и не придумали в Древнем Китае, но довели до абсолюта точно не без участия местных чиновников. Цинь-ван не обманывал и не преувеличивал: казалось, что и в самом деле всё, что проникало за высокие стены дворца Эпан, оставляло свой след в дворцовом архиве. Человек ли, животное, предмет мебели, свиток, мешок бобов, рулон шелка, вязанка хвороста, чайник, оружие, кисточка для письма или моток ниток - обо всем находилась своя запись. Ничто не ускользало от бдительных очей дворцовых служащих. Всякому человеку или вещи полагалось свое место - и в иерархии дворца, и в списках дворцовой канцелярии. А маленький ван на удивление ловко ориентировался в этом царстве писцов и счетоводов. И упоминание о крохотной глиняной рыбке в море свитков Цзы Ин выловил без особого труда, и часа не прошло.
- Год гуй-сы, двенадцатая луна, - юноша пробежался тонкими пальцами по торцам бамбуковых свитков и безошибочно вытащил нужный. - Да, так и есть. Офицер Лян Шао Цзин доложил о необычайном происшествии, случившемся в окрестностях Фанъюйя... В Желтой реке местные крестьяне выловили двух небесных женщин... - Цзы Ин искоса глянул на Люсю, нетерпеливо постукивавшую носком сапога о книжный стеллаж, и решил, что заставлять хулидзын ждать по меньшей мере неразумно. - Одну из оных женщин, назвавшуюся небесной лисой, Лян Шао продал в пионовый дом Фанъюя по сходной цене, другую же отбили люди мятежника Лю...
Девушка скрипнула зубами, некстати вспомнив и офицера Ляна, и проклятый "пионовый дом", и клетку... и все, что случилось потом.
- Дальше!
- ... в доказательство своих слов Лян Шао привез амулет, который небесная дева доверила ему, умоляя спасти эту драгоценность от мятежников...
Амулет! Люся прикусила губу и нервно сплела пальцы. Значит, рыбка Нюйвы действительно где-то здесь, во дворце! Уже так близко, что на миг ей показалось, будто пальцы ощутили знакомый изгиб глиняного тельца...
- Осмотрев амулет, главный евнух повелел изъять его из вещей, принадлежащих Сыну Неба, и забрал, дабы изучить его колдовские свойства...
- Это, - не скрывая злого разочарования выдохнула Людмила, - я уже и так знаю! Моя вещь у Чжао Гао, и что толку от этих записей?
- Офицер же Лян Шао... - по инерции прочитал Цзы Ин и остановился. Но "хулидзын" вдруг навострила уши:
- Что? Офицер Лян? Этот гад ползучий еще жив?
- Вообще-то... - Цинь-ван быстро просмотрел записи и решил пересказать их своими словами: - Жив. То есть, был жив. Его наказали за потерю обоза и историю с небесной девой, но Чжао Гао его не казнил... не совсем казнил. Лян Шао стал слугой в Осеннем Павильоне.
- В смысле? - девушке этот местный топоним ни о чем не говорил.
- Лян Шао сделали младшим евнухом при особе самого Чжао Гао.
- Ага... - Люся потерла внезапно вспотевшие ладони. - Понятненько... Значит, почикать - почикал, но оставил при себе на побегушках. А он практичный злыдень, этот ваш главный евнух. Ну, так надобно нам сыскать этого козла холощеного. Эй! Любезный Гуй Фэнь!
Увязавшийся за госпожой личный Люсин "писец" с писком выбрался из вороха свитков, в которых он самозабвенно рылся.
- Возьми-ка пяток наших солдатиков да сгоняй в этот Осенний Павильон. А ежели найдешь там некого Лян Шао... как там его... Цзина, так бери его за шкварник и волоки сюда. Да особо не церемонься, у меня к этой морде солидный счет накопился. Понял?
Гуй Фэнь истово закивал и умчался выполнять приказ, едва не свернув по пути пару-тройку светильников.
- А вы, ваше величество, помогите-ка мне теперь в другом деле...
Сейчас, когда лишних ушей рядом не осталось, пришло самое время выяснить, что же случилось с сестрой Лю Дзы.
Сян Юн
Войско чжухоу стало лагерем на возвышенности Хунмень, что восточнее города Синьфэна, в ожидании приказа напасть на Санъян. А вместе с чусцами и во след за их белыми стягами в пределы исконных циньских земель вторглась настоящая весна, затопив огромную плодородную долину до самых краев теплым ветром и белой пеной цветущих садов. Все вокруг зеленело, росло, цвело и пахло, словно и не было на свете никакой войны, словно империя не рухнула, похоронив под своими обломками мир и благополучие сотен тысяч людей -- аристократов и простолюдинов, мужчин и женщин. И не виделось конца и края народным бедствиям, с какой стороны не посмотри. Но вишневым деревьям, полноводной Вэйхэ и щедрой земле было ровным счетом наплевать на человечьи заботы. Что уж говорить о Сером, которому не терпелось побегать по зеленой травке. Старики говорили, мол, уважить боевого коня, все равно, что друга с дороги накормить. Так что, можно сказать, главнокомандующему Сян сами Небеса велели исполнить желание Серого, а заодно, и самому голову проветрить. От лишних мыслей, самое оно.
Флейта - единственная спутница, которую Сян Юн прихватил с собой, если не считать Мин Хе и его роскошную, отливающую всеми оттенками багрового, свежую шишку на лбу.
- Будешь мне подпевать, - приказал князь, прикладывая к губами музыкальный инструмент.
- Угу... мс.
- Чего-чего ты там бормочешь? - вспыхнул генерал и зыркнул прям волком.
- Так точно, мой господин!
Вместо того, чтобы приложить листочек подорожника к шишке и немного побездельничать, Мин Хе пришлось старательно выводить прихотливую мелодию:
- Созвездие Дин высоко наконец.
Он в Чу воздвигать начинает дворец.
По солнцу, по тени размерил шестом
Пространство и чуский он выстроил дом...
Голос у паренька был очень даже неплохой, и услышав его, добросердечная небесная дева обязательно похлопала бы в ладоши в знак одобрения и похвалы. Но госпожи Тьян Ню рядом, как на зло, не было, а от главнокомандующего нынче доброго слова не дождешься. И перепеть бы Мин Хе все известные чуские песни, кабы вовремя не появился командир Цин Бу. И не один, а в компании с низкорослым и смуглым до черноты солдатом-разведчиком.
- Пэй-гун сидит в Башане. Там у него лагерь, - доложил военачальник.
- Сколько у него людей?
- Тысяч сорок, может чуть больше.
Недобрая ухмылка искривила губы Сян Юна. Никому ничего доброго не сулящая улыбочка.
- Пусть разведчик скажет.
Тот поднял лицо от травы и поклялся предками, что видел Лю Дзы своими глазами. А еще слышал разговоры о том, что тот ничего из ценностей себе не берет, а дворцовых наложниц пальцем не тронул. Ворота Санъяна ему сами жители открыли, за что их никто грабить не стал.
- Это показывает, что его стремления не ограничиваются малым, - встрял Цин Бу, задумчиво почесывая уродливые шрамы от клейма. - А еще облака над ним окрашены в пять цветов и походят на драконов и тигров.
Разведчик согласно затряс головой, подтверждая, что слышал то же самое. Мин Хе на время забыл о шишке и раззявил от удивления рот. На что Сян Юн ответствовал:
- В жопу -- облака! У меня солдат в разы больше. Я этого... младшего братца по стенам Санъяна тонким слоем размажу.
- А надо ли? - усомнился Цин Бу. - В конце концов, если бы не приказ Куай-вана, то всё сложилось бы иначе.
- Ага-ага, - зло фыркнул Сян Юн. - А еще, если бы я не пошел в Чжао спасать задницу ихнего вана от меча Ли Чжана, и не разхренячил основные циньские силы под Цзюйлу, в то время как мой дорогой младший братец топал на запад без задержек.
Жестом отослав разведчика обратно в лагерь, военачальник продолжил.
- Справедливости ради все же напомню, что кабы Пэй-гун не занял первым Гуаньчжун, разве вы решились бы вторгнуться в эти земли? Наши владетельные князья первыми подняли бы вой, насколько опасно соваться через заставы. А этот человек, по ходу, совершил большой подвиг. Э?
Чусец подозрительно прищурился:
- Данъян-цзюнь, вы, вообще, чей друг -- мой или Пэй-гуна?
- Ваш, главнокомандующий, - согласился невозмутимый командир. - Но вам стоит встретиться с Лю Дзы и поговорить начистоту.
Сян Юн задумался не на шутку. Даже веки смежил, защищая глаза от солнечного сияния.