Ему так нравились эти два странных слова: осознанный выбор. Он всегда следовал определенной цели, не строя планы, а просто стараясь "придерживаться". А теперь он сидит на диване, поджав колени, и думает, думает, мучительно думает о том, что его суть переварила и съела. Он не понимает, здесь нет осознанного выбора, есть лишь неосторожный жест и бросок наудачу. Его это подчас пугает, особенно ночами, когда любопытствующее серебряное светило заглядывает в окна, шпионит за ним, читает, перелистывая лучшие страницы, и его карие глаза впитывают лунный свет и становятся серыми, как небо зимой, и разум, наконец, очищается от мусора, в эти минуты спокойствия его улыбку невозможно не заметить. И она не фальшива. Еще нему часто приходит кот. Теплый, как грелка со спиртом, а кота он обожает, так как они понимают друг друга. Кот тоже восхищен лунным светом, воображает, как и хозяин, себя белым лучом, ложащимся на чужую щеку, легким прикосновением осязающим... Ласкающим.
Ветер приобретает оттенок фиолетового, ближе к рассвету, из чернил становится черничным вином, да, есть и такое, вот такой ветер и является единственным инструментом, поддающимся рукам волшебника, песни обычно печальные, хотя как на ветре сыграешь плясовую? О, он бы отдал целый букет своих кровавых цветов, за совет такого умельца...
Временами он ненавидит себя за обилие многоточий, но он угадывает направление течения времени по одному ему известным приметам, поэтому, незаконченность простительна. Иногда он спускается вниз и садится в первый попавшийся автобус, до самого разрыва с реальностью скорость держит волшебника в присущем только ему смятении. Сколько раз он хотел похитить эти желто-голубые огни, сколько раз пытался содрать с неба звезду силой мысли. А сколько еще попытается?
Так будет, до окончания сути вещей, так будет для него. Мир для него? Звучит. Целый мир, слишком большой и тяжелый.
Иногда ему хочется лечь в снег и уснуть. Не заметить, как чужие сны уходят с пустынных улиц, уступив место своим хозяевам...