Тупая саднящая боль в затылке и ощущение песка во рту... Песка из кошачьего туалета. Вот они утренние ощущения.
-- Люда!
Хриплый голос показался не своим, а вместе со словами наружу попыталось вырваться содержимое желудка. И вырвалось бы, будь оно там. К широкой гамме неприятный ощущений добавился кисло-горький вкус желчи во рту.
-- Люда, воды!
Никто не отзывался. Тесная квартирка казалась вымершей. Что же придётся как-то самому. Ноги слушались слабо, а попытка унять дрожь в коленках переросла в спазм по всему телу.
На голых матрасах старенькой проваленной кровати лежало бледное существо неопределенного возраста (где-то после двадцати, где-то до сорока). В замкнутом пространстве двенадцати метров комнаты витал концентрат сивушного духа приправленный "благородных" ароматом Captain Black Cherry. Человек зашевелился, неловко сполз с кровати на пол и попытался встать. Получилось только со второй попытки.
-- Люда, ты где? -- в хриплом шёпоте проскочила нотка обиды.
И опять вопрос остался без ответа.
Холодная вода на голову помогла миру обрести контуры. Из зеркала смотрела бледная небритая физиономия с впалыми глазами. Холодную воду сменила горячая, а рука потянулась к бритве.
-- Впрочем, только зарезаться не хватало, -- пробормотало существо.
Существо, кстати, звали Павлом и был он художником. Нет, не так. У Павла был диплом (никому не нужный кусок картона в ламинате) Художественной Академии, было у него три проданные картины... Художником он не был. На жизнь в богеме, так, во всяком случае, называли себя патлатые сорокалетние дядьки, безмерно жрущие водку и жалующиеся на отсутствие культуры у молодёжи, он зарабатывал уборкой улиц. По мнению одного из "богемных", это было романтично. Впрочем, Павел ни разу не видел в руках "богемы" ничего тяжелее гранёного стакана.
Кухня встретила привычным беспорядком. Павел открыл бункер кофеварки и обнаружил там крупные коричневые комки.
-- Кофе чёрный третьей заварки... Живём, не иначе, -- глупая привычка говорить с самим собой появилась на старших курсах, после первой алкогольной интоксикации. - Куда же пропала Людка?
Дрожь в руках унялась, и набрать воду в кофеварку не составило особого труда. Пока светло-бурая жидкость скапывала в стакан под кофеваркой, Павел уставился в окно. Смотреть там было особо не на что. Окно выходило в грязный дворик типового домика старой застройки. Ржавые мусорные баки, полуразваленное здание котельной, голые деревья... Почему-то в таких двориках никогда не бывает светло и солнечно, там всегда какое-то ощущение осени.
Указательным пальцем провёл несколько полос по грязному стеклу кухонного окна и почти крикнул:
-- Лиловый лес!
Павел схватил какой-то тетрадный листок, невесть как очутившийся на кухне, огрызок карандаша (ну он-то всю жизнь свою карандашную пролежал на холодильнике) и сделал несколько уверенных штрихов. Впрочем, пальцы слушались плохо, и первый набросок полетел в мусорную корзину.
Кофейный аппарат уже давно выщелкнул кнопку, а слабенький кофе в стакане давно успел остыть. Павел вносил последние правки в карандашный набросок... Пейзаж на рисунке был совершенно внеземным.
Местная Злата улочка встретила Павла лёгкий весенним дождём. Немногочисленные, по причине буднего дня, художники натягивали полиэтилен на свои картины. Павла было не узнать - старенькая, но тщательно вычищенная курточка, дешёвые, но новые джинсы, лицо чисто выбрито, глаза живые, длинные чёрные волосы собраны в аккуратный хвостик... Тубус в руке какой-то. Молодой человек шёл не торопясь, подставляю светлое лицо немногочисленным каплям. Возле церкви Павел свернул в переулочек и заспешил по ступенькам вниз.
-- Пашка, здоров! - окликнул его один из художников. - Чего несёшь? Опять рыбку дохлую изобразил?
Ну да, когда-то давно, целую вечность тому назад Павел рисовал на продажу натюморморты.
-- Привет, Ромка! Ну, глянь на рыбку.
Абсолютно не опасаясь дождя, Павел вытянул из тубуса и развернул картину.
Тёмно-вишнёвый песок, полупрозрачный прибой и волна с зелёными барашками. Под жёлто-коричневым небом росли лиловые деревья. Куда-то вдаль от пляжа уходила песчаная коса нежно-розового цвета, на конце косы стоял маяк и бирюзовые волны бились о его основание. Яркая магниевая вспышка в форме креста венчала маяк.
-- Пашка, да это же... Совершенно на тебя не похоже. Куда несёшь?
-- Да вот думаю Эльке продать. Ну, привет!
-- Проставиться не забудь, -- улыбнулся Ромка.
-- С этим похуже... В общем, подшился я.
Павел врал - он не подшился и даже не закодировался. Просто после того, как во дворе собственного дома он увидел лиловые деревья, спиртное потеряло свой смысл. Нет, у него не было отвращения к спирту... Просто не хотелось.
Картину Элька приняла благосклонно, посмотрела и другие наброски - несколько из них одобрила.
Из пейзажей в квартире Павла можно было сложить целый мир. Розовое побережье, синие джунгли, потоки лавы, сбегающие по склонам оранжевых гор, прозрачные реки и чёрный снег. А спустя полгода мир обрёл своих жителей - по рекам поплыли ажурные лодочки, в лесах загорелись огоньки. Людмила, директор галереи eL-Арт, которую больше знали под именем Элька, скупала все картины Павла, но не продавала их. На верхних этажах eL-Арт разместился целый мир. Чужой, но не враждебный.
А ещё через год Павла не стало, сердечная недостаточность - странная болезнь для молодого преуспевающего художника. Картины так и не были проданы, их сложили в запасники галереи. И мы перестали видеть чужой мир.
Существует ли мир лиловых деревьев? Наверняка, да. Ведь смерть одного человека это ещё не конец света.