Топорков Анатолий Иванович : другие произведения.

Полный текст

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Студенческое время горный факультет полный текст

  

ОГЛАВЛЕНИЕ

  
      -- Пролог...................................................................2
      -- История горного факультета ХИЭИ..............................3
      -- Бесплатный хлеб......................................................6
      -- Бросок на Москву.....................................................8
      -- Бумажная любовь.....................................................24
      -- Гимн студентов........................................................27
      -- Горняки в Киеве.......................................................29
      -- Декан Чугаенко........................................................37
      -- Золотой..................................................................50
      -- Иностранные учащиеся..............................................53
      -- История любви........................................................60
      -- Кулагина................................................................65
      -- Культура................................................................67
      -- Куратор Левченко....................................................74
      -- Любовь в студенчестве..............................................80
      -- На первом дыхании...................................................91
      -- На пиво!......................................................................................100
      -- Наша пища.............................................................104
      -- О шпаргалках..........................................................110
      -- Преподаватели.........................................................113
      -- Производственная практика........................................117
      -- Профессор Сивый......................................................121
      -- Семинары по политической экономии...........................128
      -- Случай в аудитории (провокация доцента Старикова)........133
      -- Список потенциальных невест......................................136
      -- Студенческие будни..................................................140
      -- Субботник...............................................................153
      -- Фразы.....................................................................157
      -- Яростный стройотряд.................................................164
      -- Эпилог....................................................................181
      -- Глоссарий.................................................................182
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ПРОЛОГ

   Быстротекуще время. Кажется, только вчера мы были юными студентами, а сегодня, при редких встречах, все чаще замечаешь у друзей-сокурсников седину в головах.
   Все изменилось вокруг нас и изменились мы. В постоянной погоне за сегодняшним куском хлеба мы часто о многом забываем и от многого отмахиваемся, особенно от опыта прожитой жизни. Но нельзя жить так, словно не было прошлого. Мы не безвестные отдельные искорки, появившиеся ниоткуда и улетающие в неизвестность; у каждого из нас есть дети и внуки. Им интересно, как мы жили. Поэтому для себя и для них хочется сохранить шум нашего времени. Показать обыденную жизнь, что мы ели, во что одевались, какими были в те студенческие годы 1977-1982г.г.
   В данном сборнике собраны последовательные, связанные между собой рассказы о студенческих похождениях.
   Мы были открытыми, неопытными, не боялись рассказывать о своих делах, победах и неудачах, ошибках и промахах. Для нас были свойственны простодушие, доверие, легковерность - все, что сопутствует юношеству. Мы были заполнены жизненной энергией, сил хватало на все.
   Это не сожаление о "добром старом времени", когда ночи для любви были длиннее и сахар был слаще. Постепенно, по мере взросления и накопления опыта, проявляется острое любопытство к тому времени. Хочется посмотреть на самих себя с позиций сегодняшнего дня. Поэтому данный сборник рассказов - это попытка вернуть нашу юность, хотя и таким образом.
   В Советские времена высшее образование получало всего лишь 8% населения страны, и мы входили в этот перечень. Сейчас все решительно изменилось - только ленивый не заканчивает высшую школу. Поэтому любопытно, как, с одной стороны, проходила наша напряженная учеба, а с другой, представляет интерес будничная студенческая жизнь.
   Все события рассмотрены глазами бывших студентов, без приукрашения действительности. Вначале автор хотел давать характеристики людям, сокурсникам, преподавателям, потом понял, что нужно писать о фактах. "Портретность" представляет мало интереса. Поэтому появилась необходимость включить максимум приключений и интересных событий, происшедших со студентами горного факультета.
   Автор писал о том, что реально было и видел собственными глазами, не выдумывая и не упрощая ничего. В процессе написания стремился излагать факты и представлять героев без всякого авторского комментария, никого не осуждая и никому не выражая симпатий, как бы ни поступали персонажи, не делая никакого анализа, не стремясь к обобщениям и выводам.
   Каждый рассказ основан на достоверных фактах. Все описанные случаи студенческой жизни имели место быть. Все герои - это студенты горного факультета Харьковского инженерно-экономического института.
   Некоторые рассказы в небольшой мере романизированы. Автор писал не сухой отчет о прожитых годах, а художественное произведение, в котором должна быть интрига. Читателю должно быть интересно и любопытно. Поэтому в некоторых местах текст написан так, чтобы было более занятно читать, хотя, подчеркиваю, все описанное - реальность. Автор старался из каждого факта развернуть широкую яркую картину студенческих взаимоотношений.
   Много внимания в повествовании уделено преподавателям. Сейчас, по проишествии длительного времени, осознаешь их роль в собственной жизни. Они были во многом правы. Между ними и нами, студентами, лежала большая жизненная пропасть в виде накопленных знаний, прошлого опыта, ориентиров и ценностей. Они стремились передать все нам. Совершенно справедливо считая, что искусство старения заключается в том, чтобы быть для молодых опорой, а не препятствием, учителем, а не соперником, понимающим, а не равнодушным.
   Эти ускользающие воспоминания - своеобразное стремление вернуться в нашу молодость. Понятно, что это нереально, но хотя бы на мгновение побывать в той, теперь уже полузабытой, жизни.
   Огромная благодарность Аршинцевой Г.М. (в студенчестве Башкировой) за помощь в написании данных текстов.
  

ИСТОРИЯ ГОРНОГО ФАКУЛЬТЕТА ХИЭИ

   В царские времена в столице Российской империи, в Санкт-Петербурге, был основан горный институт для подготовки специалистов высочайшего уровня по разведке и добыче полезных ископаемых.
   - В те времена открывались разные высшие учебные заведения, но это совсем не значит, что все они достигали больших высот, особенно в подготовке инженеров, - рассказывал студентам кандидат экономических наук, доцент Левченко. - Зачастую существовавшие тогда институты готовили специалистов по узким направлениям, естественно, что молодые люди, не получив всестороннего базового образования, в процессе трудовой деятельности не могли пополнить знания. В этом смысле Санкт-Петербургский горный институт был флагманом. Качество подготовки в учебном заведении было столь высоко и разносторонне, что специалистов после окончания учебы забирали работать не только в горное дело, но во все другие отрасли хозяйства.
   В советские времена Коммунистическая партия и Советское правительство приняло решение приблизить учебную базу к новым открытым и разрабатываемым месторождениям полезных ископаемых на Юге.
   По образу и подобию Санкт-Петербургского горного института был создан центр обучения в городе Харькове.
   Ожидалось, что качество подготовки будет таким же высоким, как и в северной столице.
   Забегая вперед, следует сказать, что время показало - эти ожидания оправдались. Выпускников Харьковского горного института сразу после окончания учебы работодатели "расхватывали".
   В 1944г. был организован Харьковский горно-индустриальный институт угольной промышленности СССР.
   В 1947 г. Харьковский горно-индустриальный институт был преобразован в Харьковский горный институт Минвуза СССР. В ХГИ было 4 факультета.
   ХГИ был пятым горным вузом в СССР и вторым в Украине (Ленинградский, Московский, Свердловский, Днепропетровский, Харьковский).
   К 1962 г. в составе ХГИ работало 4 общетехнических факультета (в Харькове, Белгороде, Конотопе, Кадиевке), где обучалось 1803 студента. Всего же в институте было в этом году около 5 000 студентов.
   Много специалистов готовили для девяти зарубежных государств (Китая, Польши, Венгрии, Чехословакии, Румынии, Болгарии, Монголии, Кореи, Вьетнама).
   Научно-исследовательская работа (НИР) в институте особенно активно велась после 1955г.
   В 1962 году ХГИ преобразован в Харьковский институт машиностроения, автоматики и вычислительной техники (ХИГМАВТ).
   В 1966 году ХИГМАВТ переименован в Харьковский институт радиоэлектроники (ХИРЭ). В состав института входили различные факультеты, в т.ч. факультет горного машиностроения (3 кафедры).
   Таким образом, под своим названием Харьковский горный институт существовал с 1947г. по 1962г.
   Всегда стоял выбор и проводились многочисленные дискуссии - продолжать подготовку специалистов в Харькове или в основать учебную базу такого профиля в Донецке?
   Развитая тяжёлая промышленность и высокий уровень профессорско-преподавательского состава Харьковского региона обеспечивали институту научную базу, подготовку квалифицированных кадров, значительный уровень научно-исследовательской работы. Донбасс, в свою очередь, был фундаментом производственной практики, обеспечивал трудоустройство выпускников.
   В результате долгих дискуссий остановились на первом варианте (Харьков), поскольку в то время Донецк не представлял из себя научного или учебного центра, а рассматривался прежде всего как крупнейший промышленный узел.
   С тех времен началось соперничество между горными школами Харькова и Донецка, в которых с переменным успехом побеждала то одна, то другая сторона. Донецк добивался полной концентрации в Донбассе всех направлений не только по подготовке инженеров, но хотел также собрать все научно-исследовательские, проектные и другие учреждения данного профиля. Нужно отметить, что частично организации переводили в Донецк, но всегда при этом наблюдалось снижение достигнутого харьковского качества учебы и труда.
   Для Харьковского горного института было построено большое, очень солидное и представительное здание, которое существует до сих пор (на проспекте Ленина), возле станции метро "Научная". В настоящее время там находится Харьковский национальный университет радиоэлектроники.
   Затем, в результате настойчивых попыток перевести институт в Донецк, было принято решение о перемещении из ХИРЭ и создании в структуре Харьковского инженерно-экономического института (ХИЭИ) отдельного горного факультета. Таким образом, в результате реорганизаций Институт горного дела в Харькове была ликвидирован, но сохранен отдельный факультет. Это было связано с тем, что город Донецк является угольной столицей, при этом донецкие специалисты были не в состоянии готовить кадры для рудной промышленности, прежде всего, для рудников и карьеров Криворожского бассейна. Весь преподавательский состав горного института остался в Харькове. Никто из профессоров и доцентов поехать в Донецк из Харькова не захотел.
   Своеобразие горного факультета ХИЭИ заключалось в том, что студентам давали прочные устойчивые знания на стыке инженерного дела и экономической стороны производства. Такая специализация приводила к получению высококачественных знаний.
   Если говорить о качестве преподавания, то можно привести такие факты. На втором курсе студентам-горнякам дисциплину "Сопромат" читал доктор технических наук, профессор с мировым именем. Незадолго до этого он вернулся из Соединенных Штатов, где преподавал учащимся Высшей школы металловедения в Нью-Йорке. Он выходил к доске и учебную пару (академический час), не прерываясь, рассказывал основы науки. Доктор экономических, профессор Сивый В.Б. иногда лекционный материал сверял с записями в своем конспекте, не прекращая с кафедры учить студентов. Доцент Чугаенко Н.И. лекции проводил, держа в руках заполненные небольшие листки и сверяясь с ними, чтобы не забыть какие-либо важные вопросы. Он любил в конце лекции задать наводящий вопрос, прямо связанный с темой, проверяя внимательность слушателей. Для Левченко навесная доска была своеобразным заменителем конспекта. Он мелом рисовал на ней схемы и, не отрываясь, объяснял технологию проведения горных работ. Все сказанное свидетельствует о том, что преподаватели знали предмет в абсолютном совершенстве. Пройдут годы, и один из студентов (Топорков) станет доцентом. Тогда он в полной мере уяснит тяжесть преподавательского труда. Для того, чтобы безостановочно провести учебную пару, необходимо накануне два часа тщательно готовиться, предварительно изучив массу вспомогательного материала. Но никогда Топорков экономику не читает с конспекта, а всегда рассказывает, повернувшись лицом к студентам. Очень сильно в его памяти отпечатались стили преподавания тех людей, которые его учили.
   Помимо преподавания, в 1950-е - 1980-е гг. в ХИЭИ сформировались научные школы в направлениях экономики и технологии отраслей тяжёлой промышленности. Велись обширные научно-внедренческие работы, к которым привлекались студенты. Вопросы экономики горной промышленности возглавляли профессора К. Д. Науменко и В. Б. Сивый.
   Следует сказать, что упорство и настойчивость преподавателей не пропали даром. Среди выпускников-горняков 1982 г. есть директора шахт, ученые, главные инженеры крупных заводов, руководители структурных подразделений.
   Горный факультет ХИЭИ среди других отличался большой востребованностью. Известны такие цифры. .Конкурс абитуриентов в 1950-е г.г. в целом по ХИЭИ составлял 1,1 - 1,5 человек на одно место, 1960 - 1980-е г.г.- более 2-х желающих (3,42 - в 1965 г., 2,62 - в 1977 г.). На горный факультет в 1977 г. на одно учебное место претендовало 4 человека!
   Горный факультет Харьковского инженерно-экономического института существовал с 1962г. по 1984 г. С 1979 г. приём студентов на факультет был прекращён.
   Преподавателей не увольняли, а перепрофилировали на другие специальности. Для их трудоустройства был создан факультет организации и нормирования труда.
   Время, описываемое в данной книге, относится к этому периоду. Мы были предпоследними из выпускников.
   Так закончила существование горная школа в Харькове.
  

БЕСПЛАТНЫЙ ХЛЕБ

   Прекрасен сентябрь месяц в Харькове. Теплое мягкое солнце, тихая безветренная погода, изобилие дешевых фруктов и недорогих овощей - жизнь представляется своеобразным раем.
   Съезжаются студенты-горняки второго курса изо всех сторон необъятной социалистической Родины на учебу. Позади первый курс, все студенты побывали на шахтах, на ознакомительной двухнедельной практике, увидели воочию, кем они будут до пенсии и до самой старости. Восторженность не имеет границ, по-прежнему, в голове витает мысль - как быстрее получить профессию и стать взрослыми.
   - Девчата, вы не представляете, что я видела на практике! - симпатичная студентка Поливанова делилась воспоминаниями с подругами. - У всех шахтеров в Донбассе глаза черные, словно они красят их брасматиками ленинградского производства, как мы... Где они их только берут! Ведь это же дефицит!.. Только потом, позже, мне объяснили, что шахтеры не красятся, а это въевшаяся в ресницы угольная пыль... Но вот что меня поразило! Хлеб у них бесплатный в столовых на шахте. И горчица. Шахтёры, пропившие деньги, (а пьют они знатно!), по выходу после смены, но только первой смены, заходят в столовую и едят хлеб с горчицей бесплатно, на чай стоимостью две копейки у них находится в кармане или берут в долг. А в шахту, под землю, то есть в забой или в проходку, дают им бесплатные "тормозки" с полным набором продуктов... Представляете?
   Поливанова с горящими глазами смотрела вокруг.
   - Отстала же ты от жизни, подружка... Что, совсем не ходишь в нашу столовку студенческую? Готовишь в общаге на общей кухне? - студентка Смурова внимательно расспрашивала. - Пойдем с нами перекусить в большой перерыв, увидишь все своими глазами!
   Удивлению Поливановой в столовой не было предела.
   Бесплатный серый хлеб стоял на столах, нарезанный крупными ломтями, вместе с солью. Столы были покрыты хлопчатобумажными скатертями, на каждом стояла тарелка с хлебом и солонка.
   Особой популярностью серый хлеб не пользовался. Редкие учащиеся брали с тарелок куски хлеба и, посыпая его солью, ели.
   Преподаватели к серому хлебу не притрагивались.
   Белый хлеб или хлебобулочные изделия (пирожки, булочки) нужно было покупать. Они имели цену и лежали горкой возле кассира.
   Некоторые студенты, когда не хватало купленного белого хлеба, и чтобы снова не стоять в длинной очереди, ели серый. Домой, в общагу, студенты серый хлеб со столов не забирали.
   "Вот как! Значит, не только на шахтах хлеб бесплатен, но и здесь, у нас, в студенческой столовой!" - так все расценивала Поливанова.
   Появление бесплатного хлеба довольно часто обсуждалось среди студентов. Вопросы были заданы преподавателям.

Левченко заявил, что при социализме все должно оплачиваться.

   - Бесплатный серый хлеб - явление временное. Видимо, в государстве образовался излишек зерновых запасов и его таким образом стремятся израсходовать... Но может быть и другая причина. Вы знаете, что целью партии является всемерное повышение благосостояния советских людей, и одна из форм заботы - именно хлеб, как наиболее необходимый продукт. Теперь вы воочию видите, что слова и дела у Коммунистической партии Советского Союза не расходятся!
   Хлеб стоял на столах ничем сверху непокрытый. Из-за небольшой востребованности со стороны студентов и преподавателей он пылился, подсыхал. Заменяли его на свежий, вновь нарезанный, один раз в три дня.
   Наличие бесплатного хлеба продолжалось всего лишь на протяжении второго курса. Затем он со столов исчез. Его нужно было покупать и оплачивать за кусочек добротного хорошо пропеченного хлеба одну копейку. Это была чисто символическая цена - коробка спичек стоила такую же сумму. В те времена многому не нужно было удивляться - проезд в трамвае стоил 3 копейки, в троллейбусе и метро - 5 коп. Это были совсем незначительные суммы, даже для студентов, живших на стипендию. Такова была политика государства.
   - Вы же все экономисты и понимаете, что стоимость проезда в трамвае не окупает затрат, не говоря о дорогостоящем метро. Мы все платим такие мизерные суммы исключительно с целью укрепления внутригражданской дисциплины, не допущения бесплатного проезда, "зайцами"... - объяснял существующие тарифы доцент Маевский.
   Позже пошли разговоры о том, что бесплатный хлеб закончился в связи с неурожайным годом. Другие говорили, что причина - начало войны в Афганистане.
   Реально смотрящий на жизнь студент Насонов так отозвался о происшедшем:
   - Это было начало коммунизма! Где, в какой стране государство бесплатно кормит население? Я не сторонник Советов, но то, что они делают, очень одобряю! Жаль, что все так быстро закончилось...
  

БРОСОК НА МОСКВУ

   В общежитии пили третьи сутки. Очаг пьянства находился в комнате, где проживали Игорь Волошко (далее будем называть его Егор), Анатолий Топов и два студента-вьетнамца. Иностранцы исчезли после первого дня загула, перебрались к друзьям в другие комнаты. Веселье шло, не прекращаясь. Посетители менялись, кто-то напивался и уходил в свою комнату, его место занимал другой. На занятия перестали ходить. Была какая-то бесшабашная веселость, музыка звучала не прерываясь. Все знали, что рано или поздно все происходящее станет известно декану и тогда наказания не миновать. Но был тот редкий момент, когда наступило полное безразличие и притупилась опасность последующих карательных действий со стороны администрации. В душе было только веселье, радость от бытия; думать о последствиях не хотелось, да никто и не думал. "Сегодня гуляем, а завтра будь что будет!" - такой был лозунг на повестке дня.
   Спиртное каждый приносил с собой. Пили московскую водку "Кристалл", харьковскую сорокоградусную, вливали в себя "Лимонную" настойку, когда все заканчивалось, бежали в магазин, покупали еще, если было напряжение с деньгами, брали несколько бутылок дешевого плодово-ягодного вина. Борблик был на Центральном рынке и привез оттуда черный египетский бальзам. Выпили его. Харьковчанин Шалимов, узнав о беспрерывной пьянке (местные неведомыми путями моментально узнавали о веселье в общаге и всегда старались поучаствовать), пришел с вьетнамской настойкой со змеей в средине. Некоторые побрезговали пить такой коктейль, вся остальная бригада продегустировала и отметила, что было бы неплохо змеей закусить. Но никто не отважился. Так и лежала свернутая мертвая змея посреди стола, пока кто-то не сбросил ее на пол.
   - Знаете, почему мы пьем "Кристалловскую" водку, московскую? Хорошую! Качественную! - Пересичный рассматривал наклейку на бутылке. - Да только по одной причине - видимо, в процессе производства был нарушен технологический режим и по каким-то стандартам она не прошла на экспорт, вот ее вернули назад, в Союз, для внутреннего пользования... А иначе мы бы ее никогда не увидели!
   Охмелевшая студентка Тараторкина что-то рассматривала в своем записном блокноте.
   - Смотри, здесь записаны все мои симпатии... - негромко на ухо она шептала Шалимову.
   - Тебе уже нужно заводить не дневник, а картотеку! - смеялся студент, изучая список поклонников.
   Егор Волошко пьяными глазами осматривал помещение. Нетрезвый Топов наблюдал, как вдребезги пьяный Мартынов подносит в губам зажженную спичку, забыв вставить в рот сигарету. Через мгновение Мартынов с криками и воплями обожжет губы и выскочит из комнаты.
   Незаметно подкрался вечер. Дневное активное похмелье прошло, многие находились в полудреме. Егор громко рассказывал Алику Евтушенко о том, что в данный момент в Москве проводится чемпионат мира по хоккею и наши советские ребята "под ноль" разобьют заокеанских хоккеистов.
   - Спорим на бутылку водки, что счет будет 3:0 в нашу пользу? - Алик махал руками. - Вот бы побывать на турнире, посмотреть...
   - А что нас сдерживает, в конце концов! Можем мы решиться на такой шаг или нет! Поехали немедленно в Москву, на чемпионат! Кто со мной?
   - Какой чемпионат, какая Москва... Посмотрите на свои помятые рожи... Ложитесь лучше спать! - Удодов уходил из комнаты.
   - Завтра Чугай прознает про нашу пьянку, он всем даст! Пойду я тоже спать! - Борблик вслед за Удодовым покинул комнату.
   Волошко приподнялся на кровати, постоял, раздумывая, и пошел за пальто.
   - Последний раз предлагаю желающим ехать со мной в Москву! Кто решительный?
   - Я! Я! Едем вместе! - Евтушенко вскочил на ноги и пошел в свою комнату за верхней одеждой.
   - Я, пожалуй, тоже рискну с вами отправиться! - хмельной Топов внимательно смотрел на Волошко.
   - Секунда тебе на сборы, а я пока схожу, предупрежу Ирину, чтобы знали, куда мы делись, а то искать начнут!
   Егор отправился на женский этаж, поставить в известность любимую девушку Иру Клещукову.
   Через пять минут троица вышагивала от общежития, по грязному снегу, в сторону остановки троллейбуса. Была поздняя осень, довольно холодно. На Волошко был тулуп, у Топова и Евтушенко - пальто. Родители Топова были из Сибири, у них там оставались родственники-охотники на диких зверей, поэтому воротник и нагрудные лацканы его пальто были украшены мехами. Так в Харькове и в институте уже не ходили - мода прошла - но Топов еще носил меховые накладки.
   Навстречу шел сокурсник Липатов.
   - Что, за спиртным отправились? Поворачивайте назад, я несу три бутылки водяры. Хватит всем, если сильно глотать не будете...
   - Да нет, Витек, едем на чемпионат мира по хоккею, в столицу нашей Родины, город-герой Москву!
   - Хм... Посмотрите на себя, вы же все пьяные. Вас первый патруль сразу загребет... Что, и билеты у вас на руках? Я сам из Рязани, езжу домой, так свободных билетов на Москву никогда не бывает!.. Ах, поедете зайцами... Ну-ну... Что, и он с вами? Как примкнувший? - Липатов пальцем показывал на Топова.
   Еще один раз внимательно осмотрев всех троих, Липатов махнул рукой и пошел в сторону общаги.
   - Правильно ли мы все делаем? - Евтушенко нерешительно шагал вперед.
   - Слушай! Делаем то, что задумали. И не тошни! - Волошко уверенно двинулся вперед.
   Известно, что Бог помогает дуракам и пьяным. Дуракам нужна помощь, чтобы они выжили среди умных, не сгинули. Здесь все понятно. А вот почему беду отводит от пьяных, не совсем ясно.
   На троллейбусе приехала тройка нетрезвых студентов-горняков до метро "Советская", далее проехали до Южного вокзала без всяких приключений. Образовался организатор и ведущий в лице Егора. На привокзальной площади он потребовал посетить продовольственный магазин с целью закупки в дорогу спиртного. Каждый взял по бутылке крепленого вина. Одну, общую, сразу же распили за углом. Отправились в зал билетных касс; как прогнозировал Липатов, билетов не было и не предвиделось. Стояли и слушали объявления на приходящие поезда московского направления. Составов было много, движение очень напряженным. В те времена все поезда с Кавказа и Юга СССР шли только через Харьков. Пьяными болтались по зданию вокзала, видели милицейские патрули, но никто ни разу не остановил и не сделал замечания. Услышав о прибытии ближайшего поезда, отправились встречать состав на перрон. Глотнув свежего воздуха, Волошко открыл очередную бутылку вина. Выпили по очереди из горла без закуски - ее забыли купить.
   - Сейчас разбегаемся каждый к вагону, просим проводников взять до Москвы зайцами все троих... У кого получится! Действуем! - Волошко был максимально собран.
   Началось невезение. Первый поезд был фирменным и проводники наотрез отказались брать безбилетников. Второй поезд шел из Махачкалы, каквказец-проводник соглашался доставить студентов по назначению, но запрашиваемая сумма была неподъемной - более 10 рублей с человека выложить "зайцы" не могли. Повезло только с третьим поездом - миловидная женщина средних лет согласилась на предлагаемые условия при обещании, что студенты будут "тише воды, ниже травы" и сразу лягут спать. Если бы она знала, что произойдет дальше!
   В темном, неосвещенном месте, отбежав от вагона, на перроне студенты выпили еще одну бутылку; чтобы отбить запах спиртного, непрерывно курили сигареты "Прима". Еды не было никакой. Во внутреннем кармане Топова оставалась одна, последняя, зеленоватая бутылка "Портвейна" емкостью 0,7 л. От тела она стала теплой и приятно будоражила мозг.
   Дернулся состав, гудок электровоза разорвал ночную тишину, Харьков остался сзади и путешествие началось. Проводница распределила места. Волошко и Евтушенко залезли на третьи полки, предварительно убрав с них постельное белье и матрацы, Топову досталось место на второй полке служебного купе. Тишина длилась недолго. Студенты не собирались спать, как было уговорено.
   - Скажите, а вагон-ресторан в поезде есть? - Егор засунул в купе к проводнице свою голову.
   - Какой ресторан! В нашем поезде Феодосия-Москва не бывает ресторанов! Вы обещали сразу лечь спать, так что выполняйте наш договор! Чтобы я вас не видела и не слышала! - женщина взяла швабру и пошла вдоль вагона.
   - Хорошо, хорошо, мы только покурим и заляжем дрыхнуть! - Волошко подмигивал Топову, намекая на оставшуюся бутылку.
   Через пару минут трое туристов собрались в тамбуре. Топов вышел в пальто, скрывая в нем бутылку портвейна. Пили по очереди, после каждого глотка жадно втягивая в себя дым. Трехсуточная пьянка давала о себе знать. Чувства обострялись, из желудка по всему организму шли теплые хмельные волны. Табачный дым и привкус сигареты во рту притупляли голод. Сознание выключалось и ко всему становилось равнодушным.
   - Ладно. Мне хватит. Пойду спать! - Топов отдал бутылку с остатками вина Алику и ушел в свое купе.
   В полудреме, лежа на полке, Топов ждал прохода друзей к своим местам. Время шло, но они не появлялись. В купе зашла проводница, спросила, не холодно и нужно ли дополнительное одеяло. Полусонный Топов отвечал отрицательно. Проводница внимательно посмотрела ему в лицо и вышла из купе.
   Минуты шли за минутами, но из тамбура Волошко и Евтушенко не появлялись. Топов начал ощущать некоторое беспокойство. "Что они там могут делать? Пойду, посмотрю, может, не допили, так глотну еще немного!"
   Быстро соскочив с полки, Топов открыл дверь в тамбур и замер от неожиданности. Лица Егора Волошко и Алика Евтушенко были багровыми, ладони сжаты в кулаки, глаза налились кровью. Они с ненавистью смотрели друг на друга и скандалили между собой. У Евтушенко под носом был кровоподтек. Рубашка на груди была разорвана, отсутствовали верхние пуговицы. У Волошко на щеке виднелась ссадина. Кроме них, в тамбуре никого не было. Стояли два сокурсника лицом друг к другу, остервенело кричали в лицо и замахивались кулаками. Пустая стеклянная бутылка из-под "Портвейна", противно дребезжа, каталась по полу.
   С огромным удивлением смотрел Топов на эту картину. Никогда он не думал, что окажется в подобной ситуации - наблюдателем при разборке. Он никак не мог понять причины ссоры. Оба дерущихся всегда были мирными и спокойными людьми, никогда не замечены в физических разборках. Евтушенко вообще никогда в драках не участвовал. Волошко однажды вступил в кулачный бой с Бригидой, но тогда правда была на его стороне. Дело в том, что Егор на подготовительных курсах познакомился с красавицей Ириной Клещуковой; они полюбили друг друга и бережно хранили свое чувство. Ирину без сомнения можно назвать первой красавицей факультета. Со временем учебы ее привлекательность только росла и она хорошела. Естественно, внешний вид Клещуковой привлекал внимание многих юношей. Они пытались претендовать на нее, на ее сердце и чувства. Она всех отклоняла. Но случались разные события. Одним из таких конфликтов стала драка между Егором и Бригидой. Произошло это в общежитии, вечером, после довольно умеренного принятия спиртных напитков. Все уже расходились по своим комнатам, когда неожиданно раздались громкие крики и в коридор выскочили двое сцепившихся мужчин. Это были Егор и Валера. Оказалось, что пьяный Бригида начал приставать к Ирине, заявив: "Хочу женщину и ты будешь принадлежать мне... Сейчас... Немедленно!" Естественно, Волошко встал на защиту возлюбленной. Бригида пытался ударить его несколько раз кулаком в лицо, но Егор своевременно отклонялся, а затем нанес резкий удар в солнечное сплетение. Бригида рухнул на пол, но буквально через минуту поднялся и навалился всем своим огромным телом на Волошко. Егор тоже был высокий, но оказался полусогнутым под напором. Через мгновение набежали студенты, находившиеся в курилке, и разняли дерущихся. При обсуждении этого происшествия общественное мнение полностью одобряло действия Егора. Надо сказать, что в дальнейшем Бригида никаких намерений в отношении Ирины не предпринимал. Поведение Бригиды было признано неправильным и все сошлись во мнении, что его действия объясняются большим количеством выпитого вина. Между тем, в дальнейшем Бригида и в трезвом виде позволял себе распускать руки. В стройотряде, в Западной Сибири, он не только словесно поссорился с Насоновым, но стал применять кулаки. И вновь получил сдачу! Небольшой, но крепкий Насонов словно танцевал вокруг Бригиды, нанося ему удары кулаками со всех сторон. Мы тогда шли по железнодорожной колее, возвращались с работ, все были невероятно уставшие, и драку никто не разнимал. Первым битву закончил окровавленный Бригида.
   Вот Топов стоит в тамбуре, наблюдает за размахивающими кулаками студентами, ничего не может понять, и не в состоянии прекратить ссору. Обращается то к одному студенту, то к другому, но его не видят и не слышат. У обоих остекленевшие глаза, на губах слюна. Безотрывно смотрят друг на друга. Создается патовая ситуация - скандал нарастает, остановить невозможно, двое взрослых мужчин ничего не видят и не слышат, кроме противника. Звучат в адрес друг друга самые оскорбительные слова, нецензурные выражения слетают с их губ. Поезд летит, вагон раскачивается, матерные крики и дребезжание пустой бутылки - все это заполняет пространство тамбура.
   - Да ты вообще козел гребаный! - орет Евтушенко.
   Внезапно произошла перемена. Волошко меняется в лице, из пунцового оно становится багровым, он немного приседает, сосредотачивается и целенаправленным ударом кулаком бьет противника в лицо. Евтушенко отлетает к противоположной стороне тамбура, изо рта его течет красная слюна. Безумными ошалевшими глазами он смотрит на противника, затем бессмысленно поворачивает голову и обводит взглядом тамбур. Взгляд его останавливается на стоп-кране. Евтушенко хватает ручку и срывает ее. Пломба повисает на витой тонкой проволоке. Завизжали тормозные колодки, залязгали буфера, состав сжался, поезд остановился посреди поля. Топов от резкого толчка прильнул к окну и увидел белую, покрытую снегом, российскую степь.
   В тамбуре наступила полная тишина. Всем троим стало ясно: произошло необычное, что может коренным образом изменить их жизнь. Моментально воинственные настроения исчезли. Враги опустили вниз кулаки. Молча, в полной тишине, стояли студенты и смотрели друг на друга и на сорванный стоп-кран. Ничего изменить было нельзя. Неожиданное событие произошло, и расплата медленно приближалась. Хмель мгновенно выскочил из голов, все стали вдруг трезвыми. Бутылка уже не дребезжала, в тамбуре было так тихо, что стал слышен вой ветра за окном.
   Раздался топот ног - по коридору кто-то бежал. Открылась дверь и влетела взволнованная проводница.
   - Господи, что вы сделали! Вас же посадят! За срыв стоп-крана и остановку поезда уголовное наказание - от 2-х до 4-х лет тюрьмы! Да это же еще и московское направление... Еще и политику припишут! Да вы никогда из лагерей не выйдете!.. Там и сгниете! О Боже! Срыв графика движения поездов на таком напряженном направлении!.. Кто это сделал?
   Топов и Волошко посмотрели на Алика Евтушенко. Проводница тревожные глаза переводила со студента на стоп-кран.
   - Боже, зачем я вас взяла в поезд? Меня же выгонят с работы! А вас... Вас посадят! Жизнь ваша молодая будет поломана... Навсегда. Вы понимаете это?
   К этому времени туристы понимали уже все. Они находились в пассажирском поезде без билетов, без уважительной причины покинули учебные занятия в институте, сорвали утвержденный советским правительством график движения поездов по железнодорожным магистралям СССР. Физическое состояние было - нетрезвое. Огромна была их вина!
   Моментально похолодели наши тела от предчувствия неминуемого наказания, мозг метался в поисках выхода и не находил его. Хмель покинул головы, но трехдневное непрерывное пьянство отчетливо было отпечатано на лицах и присутствовало в дыхании перегаром.
   Молча, опустив руки, стояли мы в тамбуре, боясь шелохнуться и не веря в беду, которая неожиданно пришла в наши судьбы. Никто не знал, что делать.
   - Каждый поезд сопровождает два милиционера. Сейчас они придут и будут выяснять причину остановки. Вы пока идите по своим местам, ложитесь, словно спите, и ни в коем случае не высовывайтесь и не бродите по проходу, - проводница горестными глазами смотрела на нас, переводя взгляд с одного на другого.
   Постояв несколько минут, пассажирский состав тронулся с места. Мы разбежались по своим местам. Была ночь. Проводница открыла дверь и выбросила пустую бутылку.
   Через 10 минут в купе пришел милиционер. Топов лежал, отвернувшись к стене.
   - Что у вас здесь произошло? Случайность или кто-то специально сорвал стоп-кран? Преступление? Нужно составлять акт...
   - Дима, Димочка! Пошла я мыть пол в тамбур, вагон качнуло, я не удержалась, схватилась за стоп-кран и случайно его сорвала, - просительными интонациями проводница заговорила с милиционером. - Пусть уж меня накажут, премии лишат, или там выговор, но я виновата...
   - Что-то на тебя непохоже, никогда такого раньше не наблюдалось... Подозрительно мне все это! - строгий блюститель порядка стоял и внимательно осматривал купе.
   - Димусик, приедем в Москву, с меня поход в пивной ресторан "Жигуль", там рыбка, раки, ну и все остальное... Давай оформим эту остановку как случайность! - проводница брала всю вину на себя и защищала студентов-горняков.
   Здесь Топов решил поучаствовать в разговоре. Он повернулся лицом к стоящему милиционеру, улыбнулся и сказал:
   - Товарищ сержант! Какие проблемы, я свидетель, что стоп-кран был сорван случайно...
   Милиционер не ответил на улыбку, только очень внимательно и изучающе начал смотреть на Топова.
   - А это еще кто такой? - у сотрудника милиции брови взметнулись вверх. - Может, он и сорвал кран? Подожди-подожди, да он еще и пьяный!
   Строгими глазами сержант смотрел на Топова. Студент похолодел вторично - опасность была велика.
   - Идиот! Закрой рот, отвернись и спи! - проводница толкнула кулаком Топова в бок. - Племянник мой, учится в институте, в Харькове, захотел Москву посмотреть, вот взяла его с собой! - начала рассказывать сержанту.
   - Вот ты мне сейчас обещаешь ресторан, рыбу и все прочее, что я могу сам купить... Ты мне дай то, что для меня недоступно! Чего у меня нет и никогда не будет!.. Тоненькая ты и стройная, фигурка у тебя потрясающая, на лицо красива, со всех сторон мила мне...
   - Дима! Ну я же замужем!
   - А ты знаешь, что таксист - это не муж, а проводница - это не жена... Ты мне уже один раз обещала, но обманула!.. Нет, здесь нужно проводить расследование. Не верю, что ты сорвала стоп-кран. Ты кого-то прикрываешь. Может, вот этого пьяного студента, который с наглой рожей лезет в чужие разговоры. Сейчас высажу его в Орле, там в линейном отделе милиции быстро всю правду выложит!
   Омертвевший телом Топов лежал с открытыми глазами, смотрел в стенку. Опасность была крайне велика. Хотя не Топов срывал стоп-кран, но в таких случаях суд не стал бы разбираться. Были все сообща, действовали совместно, в тюрьму тоже отправились бы всей компанией.
   Наступил критический момент разговора. Если проводница промолчит, вторично не станет утверждать о своей личной вине - студенты поплатятся за остановку поезда свободой.
   - Дима! Мы все люди! Честное слово, кран - это моих рук дело. Так получилось, случайно, сильно вагон качнуло на повороте! Не нужно лишних проблем. Я тебя отблагодарю - сам увидишь, когда и чем... Будешь доволен!
   - Смотри мне! Но все равно, нарушен график движения, нужно написать объяснительную бумагу. Я подготовлю, придешь утром, подпишешь, что факт непреднамеренный, случайный, всю вину возьмешь на себя!
   - Хорошо, Дим, все сделаю, как надо! - проводница не скрывала удовлетворения.
   Сержант милиции ушел. Проводница некоторое время сидела на скамье в купе, о чем-то думала, потом поднялась и пошла в вагон.
   Топов лежал, осмысливал ситуацию. Сна не было, нервы были напряжены. Стало ясно, что находились на волосок от жизненной катастрофы. Топов думал о женщине, принявшей за них удар на себя, и не мог понять мотивы ее поступка. Неужели только по доброте своего характера? Она не могла не знать, что у студентов ничего нет - денег, ценностей, вещей. Нет ничего, чем они могли бы отблагодарить ее. Она сознательно подставила себя под удар, прекрасно представляя, что будет наказана по административной линии по приезду в место базирования. Вместе с тем она знала еще одно - ее наказание несопоставимо с уголовной карой, которую применят к студентам. Это разные величины. Хотя студенты были ей никто, тем не менее она мужественно взяла всю вину на себя, выгораживая их и выводя из сети уголовного преследования.
   Время шло. Бессонный Топов лежал и думал. Ему представлялось, что ситуация может мгновенно измениться в худшую сторону. Думалось, что вот сейчас милиционер возвратится и начнут расследовать это событие. В голову приходили разные варианты: немедленно всем троим выйти из поезда на ближайшей станции, перейти в другой вагон, последний в поезде, каким-то образом скрыться, затаиться.
   В сторону поехала дверь купе и в проеме показалась голова Волошко.
   - Что, Топа, пронесло? Пойдем покурим!
   Непонимающими глазами Топов смотрел на сокурсника. Постепенно приходило осознание, что Егор не слышал разговора и не знает, какой опасности все подвергались и до сих пор продолжают висеть на волоске.
   - Ты знаешь, конь с педалями, какие здесь разговоры разворачиваются! - в гневе Топов заорал на Волошко.
   - Какие? - рядом появился Евтушенко.
   - Нет, ну вы точно оба конченые! Пошли в тамбур, расскажу, что с вами завтра будет!
   Тамбурный разговор продолжался недолго - как только Волошко и Евтушенко услышали о происшедшем разговоре милиционера и проводницы, им мгновенно перехотелось курить и, что очень странно, неостановимо пришло желание побыстрей пойти на свое место и лечь спать. Так все и поступили. Заядлые курцы, ни один из троих за всю ночь не встал на перекур.
   Плохой сон был в ту ночь у Топова. Несмотря на убаюкивающий стук колес и поскрипывание вагона, Топова посещали разные кошмары. Снилось ему, что всех троих осудили, декан Чугаенко произносит речь перед судом с просьбой взять на поруки, но народные заседатели отклоняют эту просьбу. Другой сон был о том, что надевают наручники и Топов прощается со всеми - длинный срок, 4 года сидеть, за это время все изменится. Третий сон своим страхом вообще разбудил его. Прокурор выступал и доказал, что следом за пассажирским поездом двигался воинский эшелон с секретной техникой; неожиданную остановку военные приняли за попытку нападения на эшелон, по тревоге были подняты вооруженные воинские подразделения, по всему Московскому военному округу была обьявлена боевая тревога, ракетные войска получили приказ о готовности N1, был разбужен Главнокомандующий Вооруженными Силами СССР для осведомления с ситуацией и принятия оперативного решения. "Одним словом, товарищи судьи, налицо попытка подорвать обороноспособность нашей социалистической Родины! - в сильнейшем гневе орал на весь зал прокурор. - Это не прощается никому, я требую примерно наказать всех троих. Четвертовать их! Всем отрубить головы!" И вот уже тянут троих студентов на эшафот, у них подгибаются ноги, они упали на колени, но конвой немилосерден - он кричит: "Вставай! Вставай!" и толкает их кулаком в бок...
   - Нет! Нет! - заорал Топов.
   - Что "нет"? Вставай, скоро Москва! Иди, буди своих дружков! - женщина дергает Топова за свитер.
   Весь мокрый от ночных страхов, Топов непонимающе смотрел на проводницу. Затем постепенно осознает, где он находится. Слава Богу, все это сон. В реальности ничего страшного нет.
   При подъезде к столице сидела троица харьковских туристов в купе в полном молчании. Каждый думал о своем.
   Наконец, московский перрон. Студенты вышли из вагона, буркнули проводнице "Спасибо..." и пошли в сторону здания Курского вокзала. Пройдя десяток шагов, Топов обернулся назад. Проводница стояла и молча смотрела им вслед. Топов нерешительно постоял, затем рывком повернулся и побежал назад, к вагону.
   - Спасибо вам огромное за все, что сделали... Дай Вам Бог всего, чего хотите! - Топов улыбался и заглядывал ей в глаза. Затем обнял и поцеловал в щеку.
   - Ладно уж, идите, смотрите город... Хорошо, что так все закончилось! - довольная проводница улыбалась в ответ.
   Волошко и Евтушенко входили в здание вокзала. Топов присоединился к ним.
   - Что ты перед ней раскланивался?.. Мы ей все заплатили, как договаривались, и больше ничего не должны! - Евтушенко хмуро выговаривал Топову.
   - Смотрю я, ты не проникся исключительностью ситуации и нашим положением! - Топов начинал нервничать.
   - Ладно, хватит вам... Закончилось благополучно, так, по-видимому, и должно быть! - Волошко останавливал спор. - Где здесь бытовая вокзальная комната? Надо погладиться, почиститься, может, удастся побриться...
   Помятые, плохо выспавшиеся студенты пошли по вокзалу.
   Проводницу они никогда больше в жизни не видели. Вот сейчас, по прошествии десятилетий, огромный и низкий поклон тебе, неизвестная нам даже по имени женщина. В пояс кланяемся тебе и желаем всяческих человеческих благ за то, что не столкнула в тюремную камеру, не поломала наши судьбы на взлете, взяла всю вину на себя, прикрыв нас.
   Путешествует тройка экскурсантов по Курскому вокзалу. Возникла необходимость купить билеты на обратный путь в Харьков. К удивлению, возле билетных касс в такое раннее время народу было мало и проездные билеты были в наличии. Здесь же, внутри вокзала висела рекламная афиша, призывающая посетить хоккейный матч СССР-Канада с точным указанием начала матча.
   Нашли бытовую комнату и единственный из всех щеголь Волошко начал приводить себя в порядок. Довольно долго он гладил брюки, черным кремом покрывал сапоги, затем бархаткой начищал их, всячески прихорашивался. Топов пересчитал деньги, определил, что их крайне мало и расходы на приведение себя в порядок не впишутся в бюджет. Евтушенко также отказался арендовать утюг, буркнув: "Мне это не надо".
   - Что ты тянешь кота за хвост! Давай быстрей поворачивайся! - Топов начинал терять терпение. - Такое впечатление, что ты собираешься встретить здесь прекрасную москвичку, так перышки чистишь... Нужен ты ей триста лет! Вот приедем в Харьков, я Ирине Клещуковой, твоей невесте, расскажу, что ты нацелился здесь на другую...
   - Топстон, ты чего-то в жизни не понимаешь... Жизнь - это игра, случай, и к нему всегда нужно быть готовым... А случаи, между прочем, бывают не только женские... Ну все, я готов! Пошли!
   Тройка небритых горняков отправилась осматривать достопримечательности Москвы. Одно - и двухэтажные здания, отсутствие яркой архитектуры в центре города никакого впечатления на студентов не произвели. Тогда они решили поехать в самое сердце столицы - на Красную площадь.
   В метро Топов начал спрашивать о причине взаимной драки.
   - Отстань! Пока эта рана еще жива и кровоточит, не хочу говорить... Вот пройдет время, тогда все узнаешь! - Волошко отмахнулся от Топова.
   Тогда Топов с тем же вопросом обратился к Евтушенко.
   - Сам не могу понять, как это все произошло... Словно головы не было на плечах, - односложно отвечал студент. Был он хмур и задумчив весь день. В разговорах практически не участвовал.
   Так ничего не поняв, Топов решил позлить драчунов.
   - Хорошие вы товарищи... Даже ответить на вопрос не в состоянии! Значит так, козлы, больше ничего не пьем, до самого возвращения в Харьков. А то от вас всего можно ожидать!
   Красная площадь была безлюдна. Снег убрали, только где-то вдали ездили автомобили-уборщики. Одиночные туристы в ярких одеждах, видимо, иностранцы, разгуливали по брусчатке.
   - Вот она, Краснуха! Вон тот флаг, что по телевизору показывают! - Волошко указывал ладонью на Кремль, не скрывая восхищения, что находится на главной площади страны.
   - О, какая она маленькая... А по телевизору смотришь, вроде большая... А на самом деле, площадь совсем крошечная... - Евтушенко не скрывал удивления.
   - Да уж не площадь Дзержинского в Харькове, которая самая огромная в Европе и вторая по величине в мире, после пекинской Тяньаньмэнь...
   Некоторое время гуляли горняки по Красной площади. Мавзолей был закрыт.
   - Давайте сфотографируемся на память! Смотрите, сколь много здесь фотографов! - предложение Топова было принято. Сообща скинулись на снимки, оставили адрес для пересылки фотографий в Харьков.
   Время шло и начиналась вторая половина дня. Хотелось есть. Утром студенты на Курском вокзале выпили по бутылке кефира и съели по пирожку. Для молодых, здоровых организмов такого количества пищи было недостаточно. Пошли по улице, примыкающей к Красной площади, в поисках столовой. Пройдя с полкилометра, ничего не увидев, решили поехать в Лужники, на чемпионат мира по хоккею - там точно будет что покушать.
   После приобретения билета на хоккейный матч у Топова осталось совсем мало денег, несмотря на то, что билеты купили самые дешевые. Студенты расположились на самом верху ледовой арены, перед ними был еще один ряд, а сразу за ним виднелся один из многочисленных выходов из зала.
   Лужники были полны народом. Желающие посмотреть матч стояли даже в проходах. Было много иностранцев в ярких спортивных куртках и разноцветных шерстяных шапках.
   Матч начался и зал заревел от восторга. Люди подскакивали на своих местах, махали руками, неистово кричали, беспрерывно делились своими впечатлениями. При удачных атаках советских хоккеистов зал вообще неистовствовал. Когда успеха добивались канадцы, в разных частях зала вскакивали иностранцы. Болельщики "болели" по-настоящему.
   Топов был немного разочарован. Когда ранее он смотрел хоккейные баталии по телевизору, там намного ярче и выпукло были видны все эпизоды спортивной борьбы; кроме того, показ забитых мячей повторялся. Здесь, в зале, если не заметишь момент влета шайбы в ворота, повтора не будет.
   Но здесь, в Лужниках было другое, чего нельзя ощутить по телевизору. Единство зала, спортивный азарт, игра эмоций переполняли каждого присутствующего.
   Объявили перерыв. Посетители поднялись и начали выходить из зала. На лед вышла уборщица со шваброй и тряпкой и начала сметать мелкий лед, накрошенный коньками в процессе игры. Это был единственный раз, когда Топов видел ручную подготовку льда. Впоследствии по телевизору начали показывать механическую уборку ледовой арены и полирование льда к следующим таймам - ездила специальная машина.
   Голодные студенты помчались в буфет. К их удивлению, никаких разносолов не продавалось. Было много бутербродов, в основном с черной и красной икрой. Стоили они дорого - по 2,40 руб. Студентам очень хотелось их попробовать, но цена была недоступна. Также не хватало денег на другой деликатес - рыбу семгу. Так горняки не попробовали на хоккее в Лужниках бутербродов с икрой и рыбой. Пришлось довольствоваться небольшими ломтиками хлеба и колбасы - такие продукты стоили гораздо дешевле. На прилавке стояло много кисломолочных товаров в индивидуальной упаковке. Горняки купили по несколько штук и в прикуску с колбасными бутербродами утолили голод.
   Начался второй тайм. Градус хоккейной борьбы нарастал. При каждой атаке игроков СССР в зале стоял неумолчный гул (большинство болельщиков были советскими гражданами). Часто зал вставал на ноги. Чувствуя невероятную поддержку соотечественников, хоккеисты начали бомбардировать ворота канадцев со всех позиций и при каждом удобном моменте. Атаки шли за атаками, стали бить по воротам не только вблизи, но и со средней линии. Сильно размахиваясь клюшками, наклонившись над шайбой, изо всех сил советские хоккеисты били по ней. Иногда, в результате не совсем удачного удара, шайба улетала к зрителям. По существующим законам, болельщик, поймавший шайбу, только что бывшую на поле, в игре, считал ее личным сувениром. Судьи никогда не требовали возврата шайб на поле. Она становилась собственностью удачливого зрителя.
   При очередной атаке произошел сбой и шайба улетела в сторону студентов. Топов заметил, что она на излете ударилась о верх выхода, подскочила и упала под ноги людей, сидящих в переднем ряду. Один из зрителей наклонился, быстро поднял ее и спрятал за пазуху. Все это произошло стремительно. Судья на ледовом поле вбросил новую шайбу и игра продолжилась. Зал продолжал реветь. Но, кроме Топова, неподалеку находился еще один наблюдательный человек. Ярко выраженной кавказской внешности, он протиснулся к счастливчику-обладателю шайбы и заговорил.
   - Слюшай, дарагой, зачем тебе эта шайба? Отдай ее мне... У меня сын, большой любитель хоккея, он будет очень доволен, если я ему в Батум привезу этот сувенир... Подари, дарагой!
   - Ты думаешь, у меня сына нет? Ему тоже подарок с хоккея нужен!
- Кацо, что ты хочешь, чтобы я тебе сделал за шайбу?
   - Она денег стоит! Давай четвертной! (25 руб. - примеч. авт.)
   - Вах, вах! Всюду денги... На, дарагой, получи...
   Счастливый владелец забрал деньги, достал из внутреннего кармана шайбу, вытянул нож и старается разрезать ее пополам.
   - Что, что ты делаешь? Зачем половинишь? - вскричал кавказец.
   - Как зачем? Половина тебе, половина - моему сыну! - орудуя ножом над неподатливой сухой резиной, владелец шайбы невозмутимо отвечал кавказцу.
   - Кацо, дарагой, на тебе еще деньга, отдай ее весь мне, - уроженец гор был готов на все. Он протянул купюру.
   - А, червонец (10 руб. - прим. авт.)... Подходит. Забирай! - шайба перешла в руки нового хозяина. Счастливый, он убегает по проходу.
   Болельщик, еще мгновение назад обладавший заветной сувенирной шайбой с чемпионата мира, повернулся к соседу и говорит:
   - Во мужик, бабки имеет, а не наблюдательный... Настоящая-то шайба вот она, а я ему отдал свою старую, которой во дворе играем в хоккей! - он вытянул из кармана мокрую, блестящую от воды шайбу.
   Голодный Топов округлившимися глазами наблюдал за происходящей ситуацией. Для него было огромным удивлением, как за столь короткое время можно заработать половину месячной студенческой стипендии.
   Уставшая и молчаливая возвращалась троица из московского путешествия. Разговоры велись, звучали отдельные реплики, воспоминания о хоккейном матче, но неожиданно студенты могли замолчать и о чем-то задуматься. Тоска каким-то крылом посещала их сердца - чем-то закончится их путешествие?
   По прибытии в Харьков все втроем отправились на занятия. Каждый чувствовал, что велика вина, и не собирался усугублять ее тем, чтобы пойти и отсыпаться в общежитии.
   В горной лаборатории шла лекция. Весь курс был в сборе. Поезд пришел поздно, студенты на начало лекции опоздали. Гуськом, в затылок один другому, немного опустив вниз головы, путешественники вошли в аудиторию. Стараясь не шуметь, они медленно пробирались на свободные места. Но оказалось, что все эти дни общежитие гудело, словно улей, от такой неслыханной дерзости - посреди учебного процесса три студента устроили себе самовольный отпуск. Это выходило из всех принятых рамок и было очень необычным.
   - Смотрите! Смотрите! Москвичи прибыли! - громко, на всю аудиторию, закричала староста третьей группы Приходько Тамара, прерывая лектора. - Ничего себе, да от них апельсинами пахнет! (в те времена - годы тотального дефицита - тропические фрукты можно было купить только в Москве - прим. авт.)
   Весь курс грохнул смехом. Каждый старался сквозь смех выдавить из себя какую-либо шутку.
   - Их на заседание правительства приглашали!.. Без них не могут обойтись в Москве!.. Что вы там решали, будет война со Штатами или вы ее отменили?.. Как московские девочки?.. Слаще харьковских?.. Да нет, они на всемирный симпозиум ездили, там выступали!.. Их вызвали, чтобы посмотреть, кого из них министром горной промышленности назначить!..
   После каждого выражения вспыхивал и с новой силой раздавался рев хохота. Минут десять лектор, ничего не понимая, не мог успокоить аудиторию.
   В один момент трое путешественников стали героями дня. На перерыве, в окружении всех сокурсников, начались серьезные расспросы. Туристы отвечали о поездке неохотно, односложно, не вдаваясь в подробности. На насмешки и подтрунивания товарищей они обращали мало внимания, ожидая, когда заговорит тяжелая артиллерия - как на все происшедшее отреагирует декан Чугаенко. Это было основным и определяющим. Смешки товарищей по курсу были не более чем комариные укусы.
   - Кому вы верите! Мне доподлинно известно, что эти две ночи они провели в рабочей общаге, у Маньки "Всегда доступной", а ни в какой-то Москве... Посмотрите на их опухшие рожи! Они у Маньки пили... А вам заливают про Москву! - недоверчивый Удодов громко рассказывал всем.
   Манька, рабочая девушка, жила в общежитии одного из харьковских заводов на территории студенческого городка. Имя "Всегда доступная" она получила за безотказность - она всегда оказывала любовные услуги бесплатно или за символическую плату (полбуханки хлеба, сладкий сырок, два ореха - у кого что было) в любое время дня и ночи, если не была на работе. Зачастую к ней приходили не только за ласками, но просто поговорить - она умела слушать и давала свои нехитрые житейские советы. Ее комнатка была как отдушиной - всегда можно было утолить свои печали. Поэтому, в отличие от обычных легкодоступных девиц, к ней никто не испытывал отвращения.
   - Не веришь? Может, тебе билеты показать? - Волошко вяло отвечал на претензии Удодова. Все его мысли были не здесь, в аудитории, а в кабинете декана - как он отреагирует на все происшедшее.
   - Ха! Да они нас всех вообще за дураков считают... Билеты! Да я тебе сейчас нарисую авиабилет в Париж и обратно, с остановкой в задрипанной Зачепиловке!
   Весь курс внимательно прислушивался к словесной перепалке.
   - Что раскудахтались! - умная Снежко проницательными глазами смотрела на собрание студентов. - Что, зависть гложет? Они хотя в пьяном виде отважились на поступок, на бросок, а вы, кроме как заниматься говорильней, ни на что не способны, ни в пьяном, ни в трезвом виде!
   Разговор переключился на тему ожидаемого наказания. При этом трое путешественников замолчали и внимательно выслушивали мнение каждого. Сошлись на том, что минимум - лишат стипендии, максимум - исключат из числа студентов.
   Началась вторая половина пары и разговоры прекратились. Состояние трех студентов было подавленным. Общее мнение о том, что их ждет не легкий словесный выговор, а тяжелое наказание, привело к полному упадку духа. Они со страхом ожидали вызова к Чугаенко.
   Однако декан не торопился. Тонкий психолог, по своим каналам он узнавал истинную правду о поездке. Кроме того, затяжка в применении наказания очень сильно психологически давила на провинившихся. Декан знал об этом и специально не торопился с вызовом "на ковер".
   В общежитии после занятий основной темой были расспросы о Москве. Вечером, в течение дня, не дождавшись вызова к декану, студенты-экскурсанты отправились на очередную выпивку, там расслаблялись и начали в подробностях вспоминать поездку и приключения. Единственное, о чем они сразу мгновенно замолкали - вагонное происшествие с дракой. Это было тайной.
   Дни шли за днями, путешественники расслабились, в открытую рассказывали о поездке, припоминая ее в мельчайших подробностях на пиве и во время гулянок. Страх наказания постепенно уходил прочь. Однажды Волошко спросил Топова: "Может, пронесло? Ничем кончится?"
   - Не знаю, навряд ли! Чугай не тот человек, который такой факт мимо себя пропустит...
   Топов был прав. У декана Чугаенко не сразу до всех доходили руки, но он ни о ком не забывал.
   В начале следующей после возращения недели в аудитории появилась секретарь и объявила:
   - Студенты Волошко, Топов и Евтушенко! Вас вызывает декан! Зайдите к нему после занятий!
   Все находящиеся в аудитории студенты мгновенно посмотрели на побледневших путешественников. В их взглядах было сожаление - сейчас Чугаенко предъявит им обвинения, а он умеет формулировать свои мысли. Не исключено, что из класса аудиторного придется им отправиться в класс рабочий, а то может быть, в армию забреют. А это потерянные годы.
   Перед кабинетом декана троица проводила совещание.
   - Что будем делать? Надо какую-то общую версию соорудить, чтобы отвечать всем однообразно! - говорил Волошко.
   - Что тут говорить! Наверно, он уже все прекрасно знает. Даже то, о чем мы молчали. Друзья-помощники ему донесли... А что, вы молчали всю эту прошедшую неделю? Мололи языком все подряд, все выболтали. С вами только свяжись, одни неприятности - то деретесь между собой, то пасть открываете на всю ивановскую! - Топов не скрывал раздражения. - Пошли, семь бед, один ответ...
   Замерев, несмело входили в кабинет виноватые студенты.
   - Прибыли, уважаемые любители хоккея! Присаживайтесь, расскажите всю правду, а лучше - истину... - Чугаенко очень холодно смотрел на вошедших. - Вопрос первый. Кто из вас организовал трехсуточную пьянку, что несовместимо с правилами проживания в общежитии? Вопрос второй. На основании чего вы отказались посещать занятия в период учебы? Вам же за эти пропущенные дни Советское государство платит стипендию? Вопрос третий. Кто конкретно из вас троих явился организатором поездки в столицу нашей Родины? Назовите фамилию. Это привело к чудовищному подрыву дисциплины на курсе. Остальные студенты подумали, что на горном факультете можно вытворять все, что захочется - якобы здесь полностью отсутствует элементарный порядок. После того, как ответите мне на эти первичные вопросы, я задам вам следующие...
   Безмолвно слушали студенты декана. Все остальные находившиеся в кабинете затаились и стали ожидать ответов.
   На столе декана зазвонил телефон. Чугаенко взял трубку, вполоборота отвернулся к окну, стал непрерывно смотреть в него, и долго, не прерывая, слушал собеседника. Потом сказал: "Хорошо, Николай Антонович!" Все поняли, что он разговаривал с руководителем института.
   - Значит так! - декан повернулся лицом к студентам. - Меня срочно вызывает ректор. Вот вам бумага, пишите объяснительные, я приду, потом продолжим разговор...
   Позже декан горного факультета Чугаенко Николай Иванович студентов-"москвичей" на собеседование не вызывал. Он прочел объяснительные, но никаких конкретных мер по наказанию виновных не предпринял.
   Так закончилась поездка в Москву.
  

БУМАЖНАЯ ЛЮБОВЬ

   - Скажи, ты хоть немного меня любишь? - Ракитная повисла на руке Мотошного.
   - Ну ты даешь! Только что подали заявление о бракосочетании, а ты с такими вопросами ко мне пристаешь!
   - А что, и свадьба будет, и первая ночь, ночь любви? - лукаво смотрела Ракитная.
   - Об этом мы не договаривались!
   Два студента горного факультета только что вышли из ЗАГСа на улице Сумской, где они подали заявление о регистрации брака.
   - Очень жаль, можно было бы все сделать, как у людей!
   - Это же у людей... А вообще, не морочь мне голову! Сделаем, как было оговорено, а потом я тебя знать не желаю! - строго Мотошный смотрел на "невесту". - Нужно, чтобы никто ничего не узнал, а то могут быть неприятности.
   Вот такой, на первый взгляд, очень непонятный диалог звучал, когда студенты возвращались в общежитие.
   Чтобы прояснить ситуацию, нужно внимательно посмотреть на те времена, конец 70-х годов 20 века, страну проживания студентов - СССР, общее положение в обществе. Если образно сказать про то время, то основным был тотальный дефицит всего. Не хватало продуктов, каждый гражданин носил с собой в кармане ячеистую сетку на случай удачного приобретения чего-либо (она легко складывалась и помещалась везде, в любом кармане); для того, чтобы что-нибудь купить, необходимо было отстоять большую очередь. Тогда не говорили "купил", а было в обиходе такое слово - "достал". День считался удачным, если удавалось что-либо "достать". Не говорили "продается", а произносили - "выбросили на прилавок" (яйца, синих кур, масло или что другое). В магазинах появились объявления, написанные большими буквами, о 4-х очередях. В первую очередь обслуживались Герои Советского Союза, во вторую - инвалиды войны, в третью - инвалиды по здоровью, в четвертую - матери-героини. Все остальное население становилось в общую очередь.
   Похожее положение было с вещами. Одежда висела в магазинах, но она была низкого качества, фасоны не выдерживали никакой критики, ассортимент был небольшой. Модные вещи надо было "доставать".
   В обществе культивировалось двойственность понимания жизни. С одной стороны, пресса и телевидение беспрерывно вещали об улучшении материального положения советских людей, но реальность свидетельствовала о другом. Создавалось понимание, что идеология - это одно дело, а окружающая жизнь полностью отличается от пропагандистской. Время от времени появлялись разговоры о том, что нам, советскому народу, ничего не нужно, будем питаться одним хлебом, лишь бы правительство не допустило войны.
   Но чтобы как-то гасить нарастающее недовольство, Советская власть ввела систему льгот для определенных слоев населения.
   В соседнем здании с Харьковским инженерно-экономическим институтом находился промтоварный магазин "Весна". В нем открыли специальный отдел для обслуживания иностранных студентов. Завезли модные вещи, в основном импортного производства. Продажа осуществлялась исключительно иностранцам. Хотя охраны не было, советских граждан продавцы оттуда выгоняли. Так мы стали гражданами второго сорта в собственной стране.
   Особенно много в "Весне" было югославских товаров. Они были значительно дороже остальных вещей, советских и стран демократии (так мы называли государства социалистического лагеря), но и выше качеством.
   В том же магазине "Весна" открыли отдел для молодоженов. В нем продавали вещи, которые невозможно было купить в обычных магазинах. Особых наценок не было, вещи продавались по обычным ценам. Но для того, чтобы обслужили, необходимо было представить справку из ЗАГСа о подаче заявления на бракосочетание.
   Впервые идею приобретать вещи в отделе для молодоженов озвучила Сверчкова.
   - А что, было бы неплохо подать заявление, накупить шмоток, прибарахлиться...
   - Из-за шмоток идти неизвестно с кем под венец1 Ну ты и придумала... Хорошо, если порядочный парень окажется, а если мурлин-мурло, так что, потом всю жизнь с ним мучиться? - Ракитная не сразу поняла суть предложения.
   - Ну ты и дура, я посмотрю! Кто тебя заставляет расписываться? Там же, в ЗАГСе, два месяца дается на размышления, вот к концу этого срока можно будет придти, забрать заявление... Сказать, что определились и не подходите друг другу, передумали... - сквозь очки, с прищуром Сверчкова смотрела на Ракитную.
   - А что, мысль дельная. Вот теперь надо определиться, с кем ее можно провернуть! - Ракитная была готова к практическим шагам.
   - Только нужно все провернуть крайне осторожно. Если дело вскроется, могут попереть из института!
   С целью предосторожности они решили "жениха" искать на другом факультете. Обратились к знакомым на машфак, но, совершенно неожиданно для себя, встретили отказ. Объяснение было таково - дело рискованное, игра не стоит свеч.
   - Понимаете, девочки, допустим, куплю я там себе шикарную рубашку, но если о таком фиктивном заявлении в ЗАГС узнает декан, он меня сразу погонит из ВУЗика! - так объяснил свой отказ машфаковец Письменный.
   Афера с заявлениями на несколько дней затормозилась. Сверчкова и Ракитная продолжали искать подходящую кандидатуру.
   - Давай сходим в "Весну", посмотрим, может, новые шмотки подвезли, заодно и проветримся! - в один из дней предложила Сверчкова.
   - Пошли, подружка!
   Совершенно неожиданно для себя в отделе молодоженов они увидели Письменного, который предъявлял справку из ЗАГСа. Рядом с ним стояла миловидная девушка.
   - Ты что, жениться решил? - обомлевшая Сверчкова смотрела на них.
   - Жениться? Ты что? Я с дуба, что ли, рухнул? Никогда! А за оригинальную мысль, девчата, очень вам благодарен! - улыбающийся Письменный смотрел на подружек.
   Потрясенные тем, что у них внаглую украли идею, вышли девушки из магазина.
   - Ну все, теперь только ленивый не побежит а ЗАГС за справкой... Все раскупят. Надо срочно поторопиться с "женихом"! - Сверчкова сузила глаза от такого оборота дела.
   Совершенно неожиданно быть картинным женихом согласился студент-горняк Мотошный. Условий он никаких не выставлял, доступа к телу невесты не требовал.
   - Единственное, чего я бы хотел за такое дело от вас, милые девчата, чтобы поляну мне накрыли, да похмельнее...
   - Ну это мы тебе сделаем, не сумлевайся, ситный друг! - Сверчкова была вне себя от ярости, что ее идею украли посреди "бела дня" и чрезвычайно торопилась, поэтому на обещания не скупилась.
   И началось! Горнячки подавали заявления в ЗАГС, получали талоны в "Весну", покупали шмотки и расставались с лже-женихами.
   Буквально каждый день в какой-либо комнате общаги были слышны такие разговоры "Ты сегодня модными тряпками отоваривалась? Вот посмотри, достала пару шмоток... Нравится Эх, хочешь жить, умей вертеться!"
   Вещи начали приобретать не только для собственного пользования, но и для продаж.
   Ограничением являлось то, что на один талон можно было купить всего несколько вещей, поэтому приходилось вновь отправляться во Дворец бракосочетаний на Сумской и опять подавать заявление.
   Когда в очередной, третий раз, Ракитная прибыла во Дворец бракосочетаний с новым женихом, там поинтересовались, что это за любвеобильная невеста и чем она занимается. Ракитная не растерялась и по совету Сверчковой с тем же лже-женихом подали заявление в районный ЗАГС. Но когда они прибыли вновь за покупками в "Весну", сомнения зародились теперь у продавцов магазина.
   - Пожалуйста, принесите нам справку с места работы или учебы, уважаемая невеста. Тогда мы вас обслужим... Без такой справки ничего вам продавать не будем!
   Ракитной стало ясно, что она на грани провала.
   - Плохо, что все хорошее в жизни имеет обыкновение заканчиваться! - Ракитная едва не плакала от огорчения.
  

ГИМН СТУДЕНТОВ

   Многоцветна и ярка, красочна жизнь студентов. Для многих людей она составляет самые лучшие годы жизни. Воспоминания зачастую такие - "наиболее светлые времена!" Как все другие, студенты горного факультета ИНЖЭКа старались весело проводить студенческую пору.
   На первом курсе мы жили в общаге рядом с учебными корпусами института, встречались, знакомились. Девушки жили на одном этаже, юноши - на другом, выше. Спиртного пили немного. Вечеринки были часто и густо: немного вина ("Билэ мицнэ" или, как мы его называли - "Биомицин"), простая закуска, а порой и без неё. Водку употребляли очень мало. Поначалу собирались в какой-либо комнате всей группой, позже - изолированными компаниями, в основном, по сходству интересов и вкусов. На первом курсе пели много песен. Заводилой была Надя Дикуль. У нее был сильный природный голос. Начиная с зимы, желающие попеть и попить стали уходить с жилищных этажей выше, там были незапертые учебные аудитории.
   Много распевали народных песен, русских - "Вот кто-то с горочки спустился, наверно, милый мой идет...", украинских - "Iванко, високий та стрункий, ще й на бородi ямка...", зачастую вклинивались дружные шахтерские напевы - "Спят курганы темные, солнцем опаленные...", "Гудки тревожно загудели, народ валит густой толпой... А молодого коногона несут с разбитой головой"
   Среди разнообразия песен основной была вот какая. Когда сообща споем много мелодичных и душевных народных песен, несколько грустных шахтерских, кто-нибудь предложит: "Давайте нашу... Студенческий гимн!" и мы с новым подъемом запевали. Вот ее текст.

Я, ребята, студент,

Что само по себе и не ново,

В настоящий момент

Это самое важное слово.

Век живи, век учись, попивая чаек с маргарином

Так проходит вся жизнь

А умрешь ты дубина дубиной!

Нам так мало дано

Пять червонцев в четыре недели [1]

Я их пропил давно, и душа еле держится в теле

В звоне каждого дня

Не дает мне желудок покоя

Денег нет у меня,

Жизнь, ты знаешь, что это такое?

Как поют соловьи...

Корку хлеба пожуй на рассвете

От голодной любви

Как грибы появляются дети

Ты поймешь и пойдешь

Разгружать корабли на причалах [2],

Будут внуки потом,

Все опять повторится сначала.

Ах, как годы летят,

Мы грустим, плешь на лбу замечая...

Жизнь, ты помнишь ребят,

Что погибли, диплом защищая?

Так ликуй, и верши

В трубных звуках весеннего гимна!

Я люблю тебя, жизнь!

Почему же любовь не взаимна?

   Пели мы ее на мотив широко известной песни "Я люблю тебя жизнь", муз. Э. Колмановского, сл. К. Ваншенкина.
   Бодрила нас эта песня, придавала энергию и повышала тонус в крови. Любили ее петь. Сильно соответствовала нашему тогдашнему пониманию жизни.
   Так продолжалось всю вторую половину первого курса. Посиделки и разговоры, которые перемежались песнями. О политике тогда не говорили. Осмысление реальностей происходящей вокруг нас жизни придет позже, начиная с третьего курса, но все это будет на уровне разговоров.
   Тогда беседовали в основном только о насущной жизни, текущих делах и завтрашних заботах. У всех еще бродил детский хмель в голове от успешности поступления в институт. Мы не были взрослыми.
   Весной Александр Удодов бродил по парку им. Горького и познакомился с картежниками (там играли на деньги). Они его обучили всем премудростям этого дела, в т.ч. игре в преферанс и ее тонкостям - "сочинке" и "ленинградке". Он приобретенные знания принес в общагу и среди юношей-горняков началось повальное увлечение картами. Группы стали собираться в соответствии с карточными интересами, а не для того, чтобы петь песни.
   В свое удовольствие, хором, постепенно петь перестали, а позже вообще прекратили.
   Посещая соседние общаги других институтов, никогда не слышали у них песен, распеваемых в голос, "вживую". В каждой комнате звучал проигрыватель с пластинками.
   --------------------------
   [1]. Стипендия студентам - горнякам, в отличие от остального студенчества Советского Союза (40,00 руб.), составляла 55,00 руб. при успешной сдаче сессии и 57,50 руб. - повышенная. Доплачивало Министерство угольной промышленности СССР, усиливая престижность шахтерского труда, а также в связи с нехваткой квалифицированных специалистов. Для сравнения: зарплата низкоквалифицированного рабочего (грузчика в продовольственном магазине гор. Изюма) составляла 105-110 руб. в месяц (примеч. авт.)
   [2]. В г. Харькове нет судоходных кораблей и струится несколько мелководных рек. Чтобы знать их, достаточно вспомнить насмешку иногородцев: "В ХАРЬКОВе вода ХОТЬ ЛОПНи, НЕ ТЕЧет!". Отсюда можно вывести названия - реки Харьков, Лопань, Нетеч, Хоть. Последней в городе нет и никогда не было, она добавлена в фразу для красоты звучания. Полноводностью речки в наше студенческое бытие не отличались. Но мы на первом и втором курсах подрабатывали, хотя не на разгрузке кораблей на причалах, а на продовольственных базах, разгружая вагоны с овощами. Их (места разгрузки) называли "кагаты" (примеч. авт.).
  

ГОРНЯКИ В КИЕВЕ

На заседании комитета комсомола ХИЭИ кипели нешуточные страсти.

   - Никогда не соглашусь, что в Киев должен поехать пятый курс, а не третий, горняцкий! - комсорг горного факультета Татьяна Косик размахивала документами, держа их в руках. - Наша группа по итогам зимней сессии занимает лидирующее положение и именно она в качестве поощрения должна поехать в Киев от профсоюза. Вот сейчас мы подводим итоги, и невооруженным взглядом видно, что наши показатели лучше!
   Раскрасневшаяся, Татьяна доказывала свою правоту. Ее все называли "Косичка". Человек неуемной энергии, постоянно добивающаяся справедливости, она вступила в открытое противостояние, защищая сокурсников.
   - Успокойтесь, Таня! Есть объективные показатели, ведь помимо учебы, мы должны сравнивать и другие виды общественной деятельности - участие в различных мероприятиях, проводимых в институте, проведение конференций, художественной самодеятельности. Ведь мы должны заниматься не только учебой, но также выращивать сознательных строителей коммунизма, в конце концов! - комсорг института Грищенко пытался ее успокоить. - Ваша группа только на третьем курсе учится, а пятикурсники уже заканчивают... Их нужно поощрять!
   - Нет! - стояла на своем "Косичка". - Я настаиваю на сравнительном анализе. Что касается общественной деятельности, то группа горняков после практики на шахтах практически в полном составе привезла похвальные отзывы с индивидуальными характеристиками. Мы все там не только работали в шахтах, принося пользу Родине и одновременно зарабатывая для себя деньги, мы привнесли новую струю в жизнь шахтеров. Эти все документы есть в наличии...
   - Танюша, милая, дорогая... У каждого своя правда. У тебя своя, у комитета комсомола - своя. Но ведь истина только одна! Поедете в следующий раз!
   - Я вам не милая и не дорогая! Если так пошел разговор, то буду требовать расширенного собрания комитета комсомола с участием представителей от всех факультетов!
   - Это ваше право! - Грищенко был непреклонен.
   Пунцовая от несправедливости, возмущенная до глубины души возвращалась из заседания комитета Косик. Словно стена какая-то непробиваемая! Грищенко думает, что никто не знает, что его родной брат - староста на пятом курсе и поэтому именно та группа должна поехать в Киев. Но мы еще посмотрим!
   Помимо естественной природной энергичности, Татьяна обладала бойцовским характером.
   Обрадовать сокурсников в общежитии было нечем и Косик пошла на кафедру, посоветоваться с куратором Левченко.
   - Анатолий Кириллович! В отношении нас чинят явную несправедливость! - Косик едва не плакала от обиды.
   - Садись и все подробно рассказывай! - Левченко пододвинул стул.
   Через десять минут куратор Левченко и студентка Косик заходили в кабинет комсорга института Грищенко.
   - Что же вы делаете! В самом деле! Кто разрешил вам на корню уничтожать веру студентов в справедливость! - Левченко кулаком так стукнул по столу, что чернильница подпрыгнула.
   - Вы здесь не кричите! Вот решение комитета, коллегиального органа. Поедет пятый курс! - Грищенко держал в руках бумагу.
   - Мы здесь правды не найдем, Таня! Пошли в другое место... - Левченко, не мигая, смотрел на комсорга института.
   Отправились они в приемную ректора.
   - Подожди меня здесь! - Левченко, не обращая внимания на секретаря, вошел к ректору.
   - Николай Петрович, что-то ненормальное происходит в институте... Студенты жалуются! - сразу повел наступление Левченко. - Наперекор здравому смыслу принимаются решения, ущемляющие одних и незаслуженно возвышающие других...
   - Разберемся! Пригласите ко мне Грищенко! - обратился ректор к секретарю. - А вы, Анатолий Кириллович, присаживайтесь...
   Разговор продолжался недолго. Грищенко вышел из кабинета ректора с перекошенным лицом.
   - Радуйся, Косик, твоя взяла!
   Следом вышел Левченко, взял за локоть Таню, дружески ей подмигнул и, склонившись, шепнул на ухо:
   - Мы его в такой оборот взяли, что отменил свое решение. Быстрей беги в общежитие, обрадуй ребят и начинайте собираться в Киев!
   Студенческие сборы недолгие. Летит поезд в столицу Советской Украины, в одном из вагонов веселятся горняки.
   Совершенно неожиданно откуда-то появилось припасенное спиртное, по рукам пошел единственный стакан. Окрылась дверь в купе и появился Левченко.
   - Я так и знал, что горняки не упустят момент "вздрогнуть"... Ну да что с вами сделаешь, наливайте и мне!.. Эх, жизня наша. Бьемся-бьемся, под конец напьемся!.. Ну как мы с комсоргом института поговорили! А?
   Простой и душевный человек куратор группы. Никогда не отрывается от коллектива.
   Летит поезд, хмелеют горняки. По-разному спиртное воздействует на студентов: кто-то запевает песню, другой наполняет стакан, а вот Мигун исчез из купе, словно его здесь не было.
   Очень колоритный студент Мигун. Немного выше среднего роста, тонкий, очень живой и подвижный. Они вместе с Косик составляют пару в энергичности действий. Но если Татьяна вместе с излишне восторженным отношением к жизни иногда могла ошибиться в людях, близко подпуская к себе и доверяя им, то Мигун - холодный и прагматичный.
   Крутится Мигун возле молодой привлекательной проводницы, стараясь всячески ей помочь и угодить. К спиртному Мигун безразличен, а вот насчет женской красоты неустойчив.
   Стоит на одном месте проводница, только приказывет студенту, что необходимо сделать. Он старается вовсю, она посмеивается, и в ответ на попытку ее обнять, говорит:
   - Не рассчитывай, котяра, ничего не получится!
   Так и пройдет весь вечер для Мигуна в бесплодных попытках покорить сердце красавицы. Не добьется он от нее взаимности!
   Время летит, наступил вечер. Понимает Мигун, что безвозвратно часы ушли, попытается приласкать одну из горнячек, но будет уже позднее время и все улягутся спать.
   Здравствуй, Киев! Здравствуй, столица!
   Гурьбой вываливают студенты из вагона. Впереди двое суток беспрерывных наслаждений, городских красот, посещения музеев и все это бесплатно. Платит институтский профсоюз!
   Молодость жадная к впечатлениям. Не успели студенты поселиться в гостинице, как Мигун, согласовав вопрос с куратором, распорядился двигаться в Киево-Печерскую Лавру, на осмотр пещер.
   Купили билеты, опустились внутрь. Вместе с ними полез в узкие и неудобные для передвижения норы Левченко. Очень крупный по размерам, он беспрерывно задевал частями тела углы пещер. На некоторых поворотах его тело полностью заполняло проем. Там можно передвигаться только гуськом. Студенты двигались один за другим, замыкал шествие Левченко.
   Опустившись вниз, тучный Левченко сразу осознал, что совершил ошибку. Себе под нос он пыхтел: "Зачем я сюда поперся, ведь я был здесь же раньше, молодым, когда был тонкий и звонкий? Зачем это мне? Еще застряну..." Но назад хода не было. Пещеры устроены таким образом, что, войдя в них, в обязательном порядке нужно пройти их вдоль от начала до конца и выйти на поверхность в другом месте. Кроме того, входной проем был занят другими людьми - заходила новая группа посетителей. Делать было нечего, Левченко вместе со всеми начал движение вперед. Проемы в пещерах небольшие, вентиляция довольно слабая, поток воздуха незначителен.
   Эти моментом в своих целях решил воспользоваться студент Вадик Черняков. Юморной по своей природе, он стал громко говорить, что с вентиляцией туговато стало, воздуха что-то не хватает, наверное, Левченко все-таки застрял, сейчас полностью перекроется поступление воздуха и все здесь заживо задохнутся. Левченко в этот момент немного отстал, его за поворотами не было видно, и Черняков стал сильно развивать эту тему, запугивая окружающих.
   - Поначалу начнет кружиться голова, появится чернота в глазах, начнут неметь руки, потом потеря сознания, глазные яблоки выпадут из глазниц к самым ногам и будут висеть на нитевидных мышцах... Ну да что это я вам все говорю, ведь вы все работали в шахте, знаете, какое там положение с воздухом... Не исключено, что все здесь останемся, кто нам поможет? Здесь ведь нет горноспасателей!
   В ответ ему была мертвая тишина. Стоявшие друг за другом студентки с испугом его слушали и откровенно трусили.
   - Что же нам делать? Назад пойти нельзя, там Левченко застрял, а вперед не дойдем, воздуха для дыхания не хватит! - в полной панике студентка Кириленко с трудом произносила эти слова.
   - Дело наше катастрофичное! - студент Широков решил подыграть Чернякову. - Что же делать, придется здесь смертушку принять... Покурить, что ли, напоследок, за минуту до смерти?
   На глазах у дрожащих девушек Широков смело присаживается на чьи-то древние мощи и достает спички и пачку сигарет.
   Широков и Черняков с большим удовлетворением сквозь слабо светящую лампочку посматривают друг на друга. Им удалось взвинтить ситуацию и внести панику в ряды молодых студенток. Все получилось как нельзя лучше!
   Напряжение среди студенток достигает своего максимума. Первой не выдерживает Елена Захарова.
   - Гори ясным пламенем и пропади пропадом Инжэковский профсоюз с его деньгами и с городом Киевом, если здесь смерть мучительную, без воздуха, придется принять!
   В тесном проеме появляется Левченко. Его костюм испачкан в известь, он сопит, но упрямо продвигается вперед.
   - Кто там деньги собирается жечь? Поберегите, сейчас выберемся на поверхность, деньги нам понадобятся, пива выпьем наверху!
   Только выйдя на солнечный свет, студентки понимают, что их разыграли.
   - Сволочи! Гады! Вот ваши имена! - обращаются они к Широкову и Чернякову.
   В ответ им звучит такой хохот, что птицы срываются с колоколен Киево-Печерской Лавры и улетают.
   После затхлого воздуха пещер сильно захотелось прочистить горло влагой. Люди все взрослые, отправились искать пивной ларек. В те времена развитого социализма и построения материально-технической базы коммунизма купить пиво в бутылках было практически невозможно - его просто не было в продаже, но пивные точки встречались. Пиво было только на разлив, в граненых поллитровых бокалах, одного сорта - "Жигулевское". В те времена над дефицитом пива шутили так: мы движемся к коммунизму, известно, что в пути никто не пьет, поэтому пиво отсутствует. Вот придем к коммунизму - тогда побалуемся живительной влагой.
   Молодость хороша тем, что отсутствуют какие-либо ограничители. Стоят горняки, вливают в себя не определенное количество жидкости, а по мере желания. Иначе говоря, сколько влезет.
   Весна, яркое солнце бьет в глаза. Движутся горняки по столице, рассматривая архитектуру и окружающих людей. Весь город в цвету! Очень теплый день, юноши сняли пиджаки, девушки - джемпера.
   - Знову цвiтуть каштани.... Як тебе не любити, Києве мiй! - так поется в известной песне.
   Беда пришла с неожиданной стороны. Пиво проявило свое коварство и попросилось наружу. Тогда, во второй половине 70-х годов, в центре Киева найти туалет было также сложно, как сегодня расплатиться с банковским кредитом. В государственные учреждения не зайдешь, они закрыты по причине выходного дня, вывески "Туалет" или "Уборная" отсутствуют, но пиво не собиралось ждать.
   Студент Марченко, не в состоянии далее стискивать ноги, зажимая мочевой пузырь, нырнул в ближайшую подворотню, проклиная себя, что не смог остановиться и выпил не одну кружку пива, а четыре. Находившийся в аналогичном состоянии Мигун, заметив сей ловкий маневр, выждав несколько минут, последовал за ним. Но им обоим не повезло. Едва Марченко приступил к осуществлению задуманного, испытывая невероятное облегчение, с другой стороны в подворотню входил патруль милиции. Это была беда, но не трагедия. Молча, не проронив ни звука, стояли милиционеры возле занимающегося антиобщественным делом студента, пока он не закончил. Марченко опустошался, выпучив глаза. Когда он застегнул брюки, один из троих милиционеров спросил:
  -- Какое вы имеете право так поступать?
   Вслед за Марченко сюда же и с такой же целью вбегал Мигун. Увидев обстановку, он мгновенно сориентировался, и прошел мимо милиционеров и Марченко, словно впервые его видел.
   Подошел прекрасный вечер чудесного дня. По плану у горняков было посещение ресторана. После длительного похода по городу, посещения бесконечных магазинов, многие растерли ступни ног и на них вскочили волдыри. Обессиленные студенты вповалку лежали в гостиничных номерах, не желая никуда идти.
   Вот здесь в очередной раз проявился яркий организаторский талант "Косички" и Мигуна. Они разделили между собой коллектив на две группы: Мигун собирал мужчин, Косик - девушек, и объединенными усилиями вытащили их всех из номеров в ресторан.
   Сверкает огнями известный киевский ресторан "Метро"! Столики заказаны за много дней вперед. Чинный благообразный швейцар с расчесанной бородой до самого пола кланяется всем входящим. Посторонних - не пускает. В зале много иностранцев, негров и лиц с европейским типом лица. Позже, познакомившись, выяснилось, что это люди из стран социалистического лагеря, а также капиталисты. Вместе с ними красивые молодые женщины.
   В студенческом коллективе полный порядок. Каждый отвечает за какую-либо сферу гуляния. Мигун - ответственный за меню, Вадик Черняков - за денежный расчет. Он ходит по залу с калькулятором в кармане. Важный человек!
   Любопытные ко всему на свете Мигун и Потапов обошли весь ресторан, осмотрелись. На первом этаже вполне приличный бар с обилием иностранной выпивки. Как же быть в Киеве и не попробовать настоящего виски! Выпили по сто грамм, сморщились, посмотрели друг на друга:
   - Истинный самогон! Да у меня мать вкуснее гонит, и по цене более дешевой, чем здесь!
   Стройная привлекательная официантка, зная о предварительном заказе студентов, подошла к посетителям.
   - Вам меню?
   Самоуверенный и немного нагловатый Мигун, охмелев от виски, смотря прямо ей в глаза, заявил:
   - Сначала покушать, а потом и тебю!
   - Товарищ студент, ведите себя корректно!
   Учитывая, что ресторан не входил в смету расходов профсоюза Инжэка, студенты в выборе блюд и напитков поначалу осторожничали - за все придется доплачивать из своего кармана. Пока официантка перечисляла блюда и конкретную стоимость каждого, за столом висела тишина.
   - В конце концов, один раз живем, и когда мы снова увидим Киев! - воскликнула Таня Косик. - Давайте оторвемся на полную!
   И они оторвались!
   Плясали, пели и пили (некоторые) так, что официанты и повара вышли в зал посмотреть на невиданно веселящихся посетителей, швейцар с нижнего этажа поднялся в общий зал обозреть несмолкающий шум и радостные возгласы. Водили хороводы вокруг каменных колонн ресторана, бегали друг за другом, держась за руки, "змейкой", становились в ряд по четыре человека, синхронно поднимая ноги, как в варьете. Танец "Енька" повторялся едва ли не постоянно. Веселье шумело на все пространство. Иностранцы, их было не мало за соседними столиками, поначалу наблюдали, разинув рты, за искрящимся и переливающимся весельем. У девушек, сопровождавших иностранцев, заблестели глаза, но их покровители спокойно сидели, безразлично наблюдая за происходящем и покачивая коленями.
   "Котяра" повсюду ходил за "Косичкой". Они дополняли друг друга по характеру. Оба стремительные, дерзкие, очень энергичные. Таких называют - "заводила". С их легкой руки все быстро вставали из-за стола, брались за руки и начали плясать и выделывать различные "коленца", кто что умел.
   Когда прошло первое насыщение и студенты натанцевались, они сели за стол и затянули песни. Первой зазвучала тягуче-грустная песня о коногоне, который из шахты торопился к любимой, но попал в аварию и погиб.
   - Гудки тревожно загудели, народ валит густой толпой
   А молодого коногона несут с разбитой головой...
   Позже рассказывали, что проходящие мимо ресторана люди останавливались послушать, определяя, какой знаменитый хор исполняет эти песни.
   Косик через два месяца была в служебной командировке в Киеве и зашла по старой памяти пообедать в ресторан "Метро", ей там об этом рассказали и по приезду в Харьков эту новость она поведала всем горнякам.
   Хмель делал свое дело. Необычайно активные студенты-горняки, видя безынициативность остальных ресторанных присутствующих, поначалу начали несмело приглашать на танец девушек, сидящих с иностранцами. Они с радостью шли в круг. Потапов несколько раз танцевал с прелестной белокурой красотой, затем пригласил ее за студенческий стол. Через полчаса еще две кандидатки перекочевали к студентам. Увидев такое дело, Левченко вскричал:
   - Вам что, своих мало? Горнячек?
   Особенно прекрасна была Татьяна Меркелова. Синие глаза светились, тонкая стройная фигура была перетянута ремешком в талии. Огромный негр, сидящий за соседним столиком, не сводил с нее глаз. Затем подошел к ней и пригласил потанцевать. Словно именно этого момента ожидал Сергей Глухов.
   - Она занята! - безапелляционно кинул эту фразу в лицо африканцу и увлек Татьяну в ряды танцующих. Студенты горного факультета и ранее замечали обостренный интерес Глухова к Меркеловой, но активных действий с его стороны никогда не было. Сейчас, в киевском кабаке, увидев, что ее из-под носа могут увести, немного опьяневший студент не мог этого допустить. С этой минуты они сидели за столом рядом и танцевали только вдвоем. Ближе к окончанию торжества тихо заранее ушли из ресторана. Пройдет несколько месяцев и Меркелова поменяет фамилию на Глухову. Вот так вспыхнувшая любовь затем перерастет в свадьбу и они всю жизнь будут делить хлеб и радость поровну.
   Не обошлось без неожиданностей. Во время исполнения шестого по счету "Коногона" студент Иванов после принятия обильной дозы спиртного свалился под стол, все ахнули, а он вылез, положил голову на стол и продолжил подпевать хору.
   Пришло время, Вадик Черняков достал из кармана калькулятор и произвел денежный расчет.
   Праздник закончился. Все стали уходить.
   В дверях Мигун обернулся и сказал обомлевшему швейцару:
   - Видели, как гуляет горняки Инжэка из славного города Харькова? Горняки - гвардия Инжэка! Извините, что обошлось на этот раз без драки... Ну ничего, мы скоро еще приедем! Ожидайте!
   Швейцар с удивлением сумел промолвить только следующее:
   - Сколько жил, а такого не видел! Где они только деньги берут, эти студенты! И что это за город такой - Харьков, где живут студенты-богачи...
   Жизнь богата прекрасными неожиданностями и случайностями. Возвращаются горняки домой, в Харьков, проводницей вагона оказалась та самая девушка, которая сопровождала их в Киев. Обомлевший Мигун несколько минут смотрит на нее, широко открыв глаза.
   - Это судьба! Нет, это точно, намек на что-то... Это какой-то знак свыше... - бормочет он себе под нос.
   Теперь как старые знакомые, Мигун и проводница общаются между собой. Студент принес ей в купе купленную в городе коробку шоколадных конфет "Вечерний Киев" и бутылку сухого вина, не отходит ни на шаг. Веселая проводница теперь не отталкивает Мигуна. С улыбкой принимает его ухаживания. Сокурсники-студенты изредка выглядывают в конец вагона, где, как два влюбленных, беседуют Мигун с проводницей, говорят между собой:
   - А может, действительно, встреча на всю жизнь...
   В других купе студенты продолжают веселье. Шутки, смех, воспоминания беспрерывно звучат по всему вагону.
   В четыре часа ночи Потапов пошел в туалет по малой нужде. В купе место Мигуна пустовало. В конце вагона проводница, склонившись, вытирала только ей видимую пыль. В купе проводников спал Мигун, подложив под щеку ладони, он улыбался во сне и причмокивал губами. Было видно, что он всем доволен и добился своего. Воистину говорят, что нет неберущихся крепостей, есть неумелые полководцы. А Мигун был опытным стратегом и прекрасным военачальником!
   Утром, по приезду в Харьков, заплакала при расставании проводница, не стесняясь присутствующих, прильнула к плечу Мигуна.
   На Южном вокзале куратор Левченко сказал студентам напутственную речь ("Отдохнули хорошо, теперь за учебу, товарищи!"), взял такси и уехал домой.
   Движутся горняки к родной общаге на Алексеевке на скрипучем трамвае N20, вздыхают, вспоминая прошедшие счастливые дни. Мигун все время молчит, изредка посматривает на сокурсников, при подъезде к остановке "Кинотеатр "Современник" поднимает руку и говорит:
   - Слушайте! Такие дни не должны просто так закончиться! Объявлю на три дня попойку! Кто со мной?
   - И не ходить на занятия! - поддерживает его "Косичка".
   - В складчину!
   - Пойдем на природу! На вылазку! На шашлык!
   В ответ им вся группа вскинула руку в знак согласия.
   Вечный студенческий праздник продолжался.
  

ДЕКАН ЧУГАЕНКО

   Вступительные экзамены позади и толпы абитуриентов гуляют по коридорам института. Все надеются на то, что вытащили "счастливый билет" и вскоре станут студентами. Подавляющее большинство жили во время экзаменов в общежитии, там все перезнакомились, кое-кто успел подружиться. Неудачники, получившие двойку на каком-либо экзамене, уезжали по домам сразу после неудовлетворительно сданного экзамена. Им было невмоготу ходить по коридорам общаги и наблюдать сосредоточенные лица тех, кто продолжал борьбу за студенческий билет.
   Система поступления была такова. Суммировались вступительные оценки на экзаменах, к ним добавлялся средний балл школьного аттестата.
   В одной из комнат общаги сидят два абитуриента из города Изюма, Топорков и Колодько. На столе стоит наполовину выпитая бутылка водки, нехитрая снедь (лук, рыба, хлеб) в беспорядке свалены кучей.
   - Вот ты говорил, то на горный факультет берут всех парней... Только подай заявление. Стипендия, по твоим рассказам, здесь выше, чем в другом ВУЗе. Везде 40 рублей, а здесь 55. Министерство горной промышленности добавляет, им свои специалисты нужны. Я тебя послушал, не стал подавать заявление в другой институт... А получилось, что набрал очень мало баллов и я теперь не проходной... Придется в армию идти...
   Курит Топорков, слушает товарища. Действительно, именно он соблазнил в Инжэк поступать одноклассника. И рассказывал про льготы тоже именно он. Но в то же время говорил о необходимости серьезной подготовки к вступительным экзаменам. А Колодько никогда не слушал, всегда смеялся, когда Топорков в автобусе на пути в Харьков доставал конспект и учил формулы или каждую свободную минуту штудировал учебники. Шутки по поводу "нужно непрерывно грызть гранит науки" не сходили с его уст. Зачастую Колодько совершенно серьезно заявлял, что его школьных знаний хватит на экзамены.
   - При чем же здесь я? Я что ли виноват в том, что ты суммарно набрал 16 баллов, а я 22,5 при проходном 18...
   - Да сейчас уже никто ни в чем не виноват. Просто один станет студентом, а второй - нет! - Колодько тянется к бутылке и наливает еще по полстакана.
   На следующий день абитуриенты, набравшие проходной балл, были приглашены на собеседование с деканом горного факультета Чугаенко. Здесь вначале каждый наедине встречался с человеком, который, без сомнения, оставил неизгладимый отпечаток в судьбе каждого студента.
   Абитуриент Брыксин только что вышел из аудитории после беседы с деканом. Сразу все толпой подбежали к нему, интересуясь, какие вопросы задавал Чугаенко. С белозубой улыбкой Брыксин, поворачиваясь в разные стороны, рассказывал и успокаивал паникеров.
   Увидел Топоркова (они жили в общаге в одной комнате и поддерживали приятельские отношения), подошел к нему и произнес:
   - Тебе, Толя, вообще нечего бояться. Самый большой балл набрал на экзаменах, гарантированно поступишь...
   Воодушевленный такими словами, заходит Топорков в аудиторию и без разрешения присаживается на стул перед Чугаенко.
   - Николай Иванович! Я хорошо сдал экзамены и могу считать себя студентом? Или что-нибудь способно еще помешать?
   Пристально и очень внимательно смотрит Чугаенко на абитуриента, который, несомненно, нагловат.
   - Вообще-то решать будет приемная комиссия... А пока расскажите мне, из каких мест Вы родом и какими талантами обладаете, чтобы это могло пойти на пользу факультету...
   Топорков коротко рассказал о себе. Чугаенко так же коротко ему ответил.
   - Я написал специальное письмо, которое было опубликовано в донбасских газетах, о том, что мы приглашаем учиться юношей из шахтерских городов. Слишком много на факультете учится харьковчан, а нам нужны не местные, а из глубинки. А что Вы будете делать после учебы в Изюме? Ведь там нет шахт?
   - Колодцы буду рыть... - совсем неуверенно отвечает Топорков.
   - Вы же сами понимаете, что несете детский лепет! Чтобы копать колодцы, не нужно пять лет учиться. Может получиться ситуация, что Вы будете занимать чужое место, а достойный человек не выучится...
   Недолго длилась беседа. В ее итоге Топорков начал чувствовать себя крайне неуверенно, и его убежденность о гарантированности поступления померкла.
   Вот так на первой встрече Топорков был поставлен на указанное ему место. Потом, на протяжении всех пяти лет учебы, Чугаенко всегда мог найти неоспоримые аргументы в спорах со студентами.
   Внешне Чугаенко представлял из себя плотного, коренастого человека, весьма убедительного в разговоре. Роста он был среднего, всегда хорошо одет. С мужской точки зрения, его солидность и представительность были лучшей визитной карточкой.
   Есть такое выражение - "человек на своем месте". К декану Чугаенко его можно отнести с полной уверенностью. На горном факультете два человека пользовались безоговорочным авторитетом: Чугаенко и профессор Сивый. Если Владимир БорисовичСивый был аналитиком в науке, обладавший энциклопедическими знаниями, то "Чугай" был превосходным исследователем человеческих душ. Каждого студента он знал по фамилии и имени, на каком курсе учится и каковы его намерения. Памятью обладал потрясающей. Однажды студент третьего курса Зверев был вызван к декану в связи с допущенной провинностью. Он вышел из кабинета до глубины души потрясенный.
   - Представляешь, он вспомнил мне мои прегрешения за первый и второй курсы! Я уже давно про них забыл, а он все, оказывается, знает и держит в памяти... - в глубоком раздумье стоял Зверев в курилке и рассказывал Топоркову.
   - Ну и как ты это все можешь обьяснить? Чугай же в конце концов не ясновидящий!
   - Раньше я слышал, что у него есть особая тетрадь, где он записывает каждый вечер про студентов разные их проделки, а потом вспоминает, зачастую некстати, вот как сегодня... Я этому не верил, я сейчас думаю, что такая черная тетрадь существует... - нервно мял сигарету в руках Зверев.
   На первом курсе студенты постепенно присматриваются к преподавателям, а они - к учащимся. Узнают, что у каждого есть кличка, которая отражает характерные особенности каждого доцента. Некоторые довольно смешные. Читает статистику Огиенко, вполне основательный и серьезный человек; он имеет прозвище "Пельмень". Поначалу студенты не могут понять, в связи с какими отличительными особенностями ему присвоено такое прозвище. Но, съездив с Огиенко в колхоз на картошку, сразу все становится ясно. Из-за необычно доброго и мягкого характера, уступчивости, наличию такого качества характера, когда Огиенко всегда и во всем согласен со студентами, ему дали прозвище "Пельмень". Другой преподаватель, Стариков, имеет прозвище "Гармонист". На всех праздниках он появляется с гармошкой и наяривает вполне прилично народные мелодии. Особенно это приятно, когда ходили на демонстрации. Первомайская демонстрация проходит в теплое время года, а вот на ноябрьские праздники зачастую под снегом и дождем. Когда сверху на голову льет, намного комфортней чувствовать себя, когда слышишь рядом с собой мелодии, исполняемые на гармошке Стариковым. Очень сильно отвлекает от неудобств. У Чугаенко прозвища не было! Боялись и уважали студенты его. Какая-то необъяснимая власть у декана была над учащимися. Отчасти это объяснялось огромной информированностью Чугаенко обо всех сферах студенческой жизни, и прежде всего, о тех процессах, которые происходили в общежитии.
   Практически все иногородние первокурсники были устроены в общагу, всем предоставлены койки. Жили по четыре человека в комнате. Все были разными людьми. Воздух свободы пьянил им головы, отсутствие родительского контроля освобождало руки, казалось, что вот сейчас начнется неограниченная свобода. Так поначалу думали практически все поступившие в институт горняки. Они еще не знали, что родную мать и отца им заменит декан.
   В одной из комнат общежития на Алексеевке собралось четыре студента, все первокурсники. Осмотревшись, каждый присел на свою кровать. Койки стояли рядом друг с другом, между ними стол и проход был затруднен. Два человека при встрече должны были поворачиваться боком друг к другу, чтобы разойтись. Нужно было что-нибудь предпринять, чтобы решить эту проблему. Инициатором нововведений выступил Волошко Игорь из Енакиево, что в Донецкой области. Высокий, красивый, очень видный, способный представить себя в лучшем свете, он сразу заявил себя как личность и явился организатором строительства двухярусных кроватей в комнате.
   - Если мы разместим одну кровать над другой, то у нас очистится свободная жилплощадь и мы сможем приглашать сюда друзей для отдыха! Мы не будем стеснены!- так вкратце рассказал о своей идее Волошко товарищам.
   Помимо озвучивания идей, необходимы практические шаги. Двое из жителей комнаты, догадываясь о предстоящих трудностях по поиску стройматериалов, сразу отказались. Но Волошко и Борблик, создав сообщество, незамедлительно приступили к осуществлению своих намерений. Розыски нужных труб и других деталей для конструкции заняли несколько дней. Они прекратили посещать занятия, предаваясь осуществлению замыслов. В связи с тем, что в советские времена купить практически ничего нельзя было, все необходимо было "доставать", они проделали серьезную и трудоемкую работу. Занятия только начались, старосты Панова Ирина и Замковая Галина еще не проявляли строгости в отношении к студентам (позже они стали требовательны из-за постоянного внимания со стороны Чугая). Прошли дни и пришло время пожинать плоды. Установив кровать над кроватью и должным образом закрепив, Волошко и Борблик пригласили на новоселье всю группу. Много прибыло студентов посмотреть и побухать. Тех, кто живет в общаге. Многие пришли со своими напитками, но некоторые решили побухать "на шару", т.е. не вкладывая собственных средств. Позже, после третьего курса, "на шару" отдохнуть никому не будет удаваться. Всегда, при организации группировки, объявлялось, что "шару рубим сразу". Это означало, что без денег никто участвовать в попойке не будет. Это произошло оттого, что студент Рыжченко, любитель участвовать во всяческих малых собраниях, зачастую норовил примазаться и отдохнуть, не затрачивая при этом средств. Это было присуще только ему. Все остальные имели совесть и в чужие сообщества не лезли. Чтобы прямо не называть фамилию Рыжченко, организатор "бухалова" в его (Рыжченко) присутствии громко объявлял, что "хвосты рубим сразу". Все смеялись, Рыжченко делал вид, что это к нему не относится, но после таких слов в компанию не лез.
   Много народу было в тот день в комнате с двухярусными кроватями. Со своими стульями прибыли Липатов и Топорков, чтобы было на чем сидеть, пришла миловидная Замковая и Панова с пронзительным изучающим взглядом, веселая Пименова. Здесь же находилась строгая красавица Башкирова, одетая в любимую сине-белую олимпийку. Смотрела по сторонам симпатичная Добровольская. На почетном месте, рядом с Волошко, сидела ослепительная Ирина Клещукова. Все тогда думали, что между ними начинается роман, не подозревая, что их отношения давно сложились, с момента подготовительных курсов, и сейчас они переживают медовый месяц.
   День был теплый и солнечный, открыли окно. Тост звучал за тостом, захмелевшие гости не стеснялись, начали курить в комнате, юноши пока еще несмело обнимали девушек. Праздник начинался хорошо.
   На шум в комнату заглянул Пшеничный, студент со старшего курса.
   - Первый курс балдеет? Вот Чугай узнает, он вам даст! Но не бойтесь, я только что из института, видел там его, он шел на собрание...
   Никто тогда еще не знал, что неведомым образом все происходящее незамедлительно становится известным Чугаенко. Позже, при организации вечеринок, студенты будут прятаться или уходить на верхние этажи, в свободные комнаты.
   - Хорошо сидите! - резко открылась дверь и в проеме показался декан Чугаенко. Мгновенно, на верхней ноте, оборвалось веселье. Бледными стали Замковая и Панова. На всех лицах отразилось непонимание: только что, минуту назад, Пшеничный утверждал, что Чугай в институте. Оттуда в общагу на троллейбусе добираться 40 минут. Тогда мы еще не знали, что, прослышав о пьянке, декан взял у ректора служебный автомобиль и примчался на нем в общагу наводить порядок.
   - По какому поводу праздник? Кто разрешил пить? Кому не хочется жить в общежитии? - очень строгим голосом спрашивал декан. - Кто здесь проживает? В этой комнате?
   Медленно поднимался зачинщик Волошко из-за стола, придумывая, как объяснить все происшедшее.
   - Николай Иванович! Обратите внимание на эти двухярусные кровати. Это мы сделали, что улучшить жилищные условия. Посмотрите, какое удачное решение проблемы, что говорит о том, что у Ваших студентов имеется понимание пространства, уровень закрепления кровати над кроватью свидетельствует о наличии у Ваших студентов инженерного мышления...
   И так далее и тому подобное. Не растерялся Волошко, не стал мямлить, а нашел достойный выход из положения. Внимательно выслушивал объяснения Чугаенко, молчал. Потихоньку, боком, исчезли из комнаты старосты Замковая и Панова (они более никогда не будут принимать участие в коллективных сборищах), испарился Удодов, другие постепенно стали выходить из комнаты.
   Волошко продолжал объяснять. Внимательно выслушивал Чугаенко студента-первокурсника, обдумывая, наказать или простить организаторов веселья.
   - Хорошо! На первый раз ограничимся строгим выговором. Но кровати немедленно разобрать!
   Повернулся и ушел. Вздохнул обреченно Волошко, принялся за обратную работу.
   У Чугаенко все было под контролем!
   В начале первого курса старостой группы назначили Панову Ирину. Она к тому времени закончила горный техникум и была очень перспективной девушкой. Самое главное для Чугаенко в том, что Панова была в состоянии держать на должном уровне дисциплину в группе. Отслуживший в армии и опытный Зверев считал свою кандидатуру более достойной на должность старосты, но для Чугаенко его мнение не имело значения.
   Нужно было выбрать комсорга и профорга группы. Если староста - должность назначаемая, то две другие - выборные. На собрание пришли куратор группы Левченко и декан Чугаенко. Практически все студенты под нажимом, по требованию преподавателей, выступали, предлагали разные кандидатуры, обосновывали свое решение, но в общем достаточно вяло и нерешительно. В конце концов выбрали комсоргом Топоркова, профоргом - Хлудееву.
   Возвращаясь из собрания, Левченко говорил Чугаенко:
   - Мельчают люди!
   - Совсем уже нет ярких личностей! - так ему отвечал декан. - Может, где-нибудь учатся, но к нам все более серые и невидные приходят...
   Среди преподавателей на горном факультете большинство были личности! В конце третьего курса всех студентов приглашали на открытое партийное собрание. На нем рассматривались всевозможные вопросы, иногда не относящиеся к студенческой жизни. Суть собрания членов партии заключалась в том, чтобы показать уровень требовательности, существующий в партийных рядах факультета. Студентам показывали и учили, как нужно соблюдать интересы дела, не допуская при этом ничего личного. Не было никаких взаимных уступок и мягкотелости! Беспощадно, с огромной решительностью партийцы критиковали друг друга, невзирая на межличностные отношения, занимаемую должность или стаж работы. Обычно доклад произносил декан Чугаенко. От его гневных слов мороз шел по коже. Крайне неуютно чувствовали себя критикуемые. Затем слово по очереди предоставлялось всем членам КПСС. Никто не стеснялся в резкости выражений, высказывал личное мнение, не считаясь, приятно слышать это или нет. Взаимная требовательность была беспощадная! Каждый из преподавателей проявлял себя в такой степени, до которой студентам было нужно еще долго идти. Задавал тон в строгости собрания декан Чугаенко. Для студентов такие партийные собрания были настоящей школой.
   - Вот это да! Вот бы нам так в группе! Такие жесткие отношения! Наша группа стала бы лидирующей в институте! - толкнула комсорга Топоркова староста Панова, блестя глазами.
   Через пять минут Топорков случайно проходил мимо кафедры, где после собрания сидели преподаватели.
   - Как я тебе на собрании публично врезал за отсутствие опорного конспекта! Вздрогнул, признайся честно? - преподаватель Левченко спрашивал у доцента Андросова.
   - Было дело! Но как я тебя раскритиковал за слабую подготовку коллоквиумов! Так, что Чугаенко на тебя обрушился! Небось тоже поджилки затряслись...
   - Хорошо мы сегодня собрание провели. Будет наука студентам, как нужно за дело болеть... Ну, что там у тебя? Коньячок? Наливай... - Левченко подставлял свой стакан.
   Такую же требовательность, не с меньшим накалом, Чугаенко применял к студентам. В начале третьего курса, ранней осенью, по кинотеатрам Харькова пошел в прокате музыкальный фильм "АББА". Естественно, что студенты-горняки не могли пропустить столь яркое и эффектное событие. Билеты были дефицитом, фильм можно было посмотреть только в дневное время, когда идут учебные занятия. Тогда группа вместе со старостой Ириной Пановой снимается с занятий, прогуливает их, уйдя все вместе в кинотеатр. Расплата последовала незамедлительно. На следующий день было срочно созвано общее собрание группы, где рассматривался столь вопиющий случай. Гневен и требователен был декан! Виноватые и посрамленные мы сидели перед ним. Более всего неприятностей досталось старосте. В заключение Чугаенко заставил каждого написать личную объяснительную записку.
   С одной стороны требовательность, а с другой - забота о студентах была в его характере. На первый курс по баллам прошло много студентов, и образовался перегруз по стипендиальному фонду. Два человека были зачислены кандидатами в студенты. Ожидалось, что по итогам первой сессии несколько человек не смогут выдержать сессию и будут отчислены. Тогда их место займут кандидаты с получением стипендии. Но по итогам сессии все получили положительные оценки! Отчислять было некого! Тогда декан Чугаенко подал докладную записку в ректорат с просьбой об увеличении стипендиального фонда и расширении штата студентов. Вопрос был решен положительно и кандидаты перешли в полноценный студенческий состав.
   Первоочередной задачей у Чугаенко было поддержание дисциплины. Этому он уделял основное внимание и не жалел сил на ее укрепление. Методически, изо дня в день, словно сквозь лупу, декан наблюдал за студентами. Каждому казалось, что именно он в центре внимания. Пик укрепления дисциплины был достигнут в конце 3-го курса. Постепенно посиделки и гульбища в комнатах прекратились, потому что сразу все становилось известно декану. Поначалу малочисленные группы уходили веселиться на верхние этажи, где находились пустые аудитории, но все равно это становилось известно декану. Он знал о нас все! Можно смело утверждать, что полный и всеобщий контроль за нами перешел в руки Чугаенко. Он стал для нас Богом и царем.
   С того времени (конца 3-го курса) все, что студенты делали, все осуществлялось с оглядкой на декана. Так продолжалось до окончания института!
   Не все мирились с происшедшими изменениями. На 5-ом курсе горного факультета учился Липатов. Студент, отслуживший в армии, который являлся родным племянником семье Тарасовых. Тарасовы, муж и жена, были заведующими кафедрами в институте, пользовались очень большим авторитетом и являлись личными друзьями Чугаенко. Липатов часто бывал в гостях у Тарасовых по линии родства и нередко встречал там Чугаенко. Но неверно студент Липатов расценил собственное знакомство с деканом! Полагая, что он на пятом курсе (считалось, что на последнем курсе не выгоняют из института), он запил и ушел во все тяжкие грехи. Перестал посещать занятия, на все многочисленные предупреждения махал рукой.
   - Меня не исключат! Это все пустое, просто попугать хотят! - в пивной рассказывал Топоркову.
   С большим интересом все студенты наблюдали за этим поединком между деканом Чугаенко и студентом Липатовым. Всех безумно интересовало, кто в конце концов победит. Между студентами беспрерывно вспыхивали споры на эту тему, Шалимов и Приходько заключили между собой денежное пари.
   Так продолжалось один месяц, весь сентябрь. Первого октября на доске объявлений мы увидели приказ ректора об исключении пятикурсника Липатова из числа студентов!
   Чугаенко никогда ничего не просил, но был крайне благодарен, если ему что-то делали добровольно. Отплачивал всегда добром. Советская высшая школа давала довольно высококачественное образование, но с излишне политизированным уклоном. Нередко в студенческих группах встречались люди, которые по своим умственным способностям не могли претендовать на получение высшего образования. В институт они попадали через рабочие факультеты, т.е. прямо из рабочего класса оказывались на студенческой скамье. В профессиональном плане они отличались от остальных студентов (поступивших через приемные экзамены), в худшую сторону, знания откровенно были слабые. Но политика Коммунистической партии и Советского правительства была нацелена на подготовку инженерных кадров из числа бывших рабочих. Одной из таких студенток, "рабфаковцев", была девушка, которую называли не по фамилии, а по имени-отчеству - Вера Максимовна. Не обладая сильным природным умом, она зачастую не понимала сути изучаемых предметов. Для того, чтобы удержаться в числе студентов, она выполняля ряд работ специального характера. Так, зная, что у Чугаенко больные легкие и он не желает ложиться на операцию, ВерМакс (так ее сокращенно называли), добровольно каждое утро и вечер производила влажную уборку кабинета декана. ВерМакс закончила институт с красным дипломом!
   Чугаенко относился участливо не только к студентам, но и к сотрудникам. Так, к примеру, он сохранял и не увольнял секретаря деканата. Это была старая женщина, которая должна была быть на пенсии. Но она продолжала работать. В те времена любой труд в высшем учебном заведении считался очень престижным и желающих оказаться в штате института было достаточно. Старого секретаря легко можно было заменить на молодого перспективного сотрудника. Но Чугаенко этого не делал! Объяснял он это тем фактом, что у женщины было редкое заболевание - "волос". Это означает, что из пальца, из мышечной ткани вырос волос, который доставлял временами нестерпимую боль. Для лечения требовались деньги. На пенсию, из-за недостатка денег, вылечиться было невозможно. Поэтому женщина продолжала работать.
   Весьма любопытно складывались отношения комсорга группы студента Топоркова и декана Чугаенко. Первый тесный контакт между ними состоялся после избрания Топоркова комсоргом группы. Одна из студенток, находясь дома у родителей, в порыве пьяного торжества не удержалась и отдалась мужчине. Будучи воспитана в пуританском духе, она решила, что в будущем никому не будет нужна, если не останется принадлежать соблазнившему ее мужчине. Ей был поставлен ультиматум - бросить учебу в институте. Мужчина ей заявил:
   - Если выучишься, будешь умнее меня и потом меня бросишь!
   После длительных раздумий она приняла ультиматум. Обо всем этом она доверительно рассказала комсоргу Топоркову, который немного позже пришел на прием к Чугаенко и, в свою очередь, поведал о происшедших событиях декану. Студентка была отчислена. С целью поддержания и развития отношений Чугаенко, как старший опытный товарищ, везде и всюду стал поддерживать Топоркова и поощрять его. Достаточно сказать, что после первого курса Чугаенко личным решением категорически запретил ехать Топоркову в стройотряд в Сибирь, и направил его на летний сбор малины и клубники в соседний колхоз. Объяснение было таково - Топорков перенес зимой серьезное заболевание, месяц лежал в больнице и нуждается в отдыхе.
   В тот период отношения между деканом и студентом были самые безоблачные. На каждом собрании Чугаенко подчеркивал и указывал на большую работу, проводимую во второй группе первого курса горного факультета, где староста Панова и комсорг Топорков.
   Пожалуй, так и далее продолжали бы развиваться теплые отношения, но Топорков допустил роковую ошибку, которая, без преувеличения, могла повлиять на судьбу как самого студента, так и декана.
   Топорков очень сильно интересовался политикой и историей, постоянно уделял внимание этим двум дисциплинам, занимаясь самостоятельно в библиотеке или слушая лекции по истории КПСС. Его дед был репрессирован в годы коллективизации, мать много рассказывала о его судьбе, поэтому к этому периоду времени, подмешивался личный интерес. Изучая процессы отрыва крестьян от землевладения, Топорков с удивлением обнаружил сходство вытеснения людей в сферу промышленного производства в США, в годы Великой депрессии и в СССР в годы коллективизации, когда правительством проводилась политика изгнания с насиженных мест крестьян. За куском хлеба насущного они покидали обжитые края и отправлялись на заработки в другие регионы. Отличие между СССР и США заключалось в том, что в Штатах изгнание проводилось экономическими методами, а в СССР - принудительно, путем репрессий и высылки. Как посчитал Топорков, в эту жестокую мясорубку попал и его дед Абрам.
   Обнаружив такое открытие, важное для него, Топорков для обсуждения отправился к декану Чугаенко! Студент был молод, посоветоваться было не с кем, единственное место, где его радушно встречали и во многом соглашались - кабинет декана.
   После первых заявлений Топоркова о том, что, по его личному мнению, коллективизация является преступным явлением в связи с массовыми репрессиями против колхозников, у Чугаенко от удивления расширились глаза. Он не стал перебивать студента, который, по-своему поняв молчание декана, продолжал нести антисоветчину. Молча, в полной тишине, декан выслушивал размышления Топоркова. В глубине души он просто-напросто оценивал, сразу исключить этого дурака из института или подождать еще немного. Если станет известно кому-либо на стороне о таких разговорах, то для Чугаенко это будет означать немедленное исключение из рядов КПСС с последующим немедленным увольнением с работы, а для бестолкового студента - вполне вероятно, не только выгонят с треском из числа студентов, но и возможный тюремный срок. На дворе 1977 год! Расцвет Советской системы! Она шуток не прощает, если кто-то начинает идти против нее.
   Более часа продолжался разговор, вернее сказать, монолог в кабинете декана. Заходили и выходили редкие посетители, а Топорков, склонившись поближе к Чугаенко, снизив громкость голоса, рассказывал о своих выводах. Декан сидел, смотрел и думал: "На глупца он не похож... Но откуда тогда такие высказывания против Советской власти? Он и себя и меня размажет в порошок за считанные мгновения. Пожалуй, это обида за репрессированного деда Абрама Наумовича. Хорошо, но я здесь при чем? Если поднять шум сейчас, то тень упадет и на меня. Тогда лучше промолчать, постепенно марая его в грязь! Так и поступлю!"
   - Все это, конечно, хорошо... Что думаешь, учишься, делаешь выводы. Но они у тебя в корне неверны. Именно благодаря колхозной системе наше государство сумело победить в войне. А пока иди, учись, у меня есть другие дела...
   Только через полгода Топорков поймет всю опасность своего положения. Много раз он будет вспоминать этот разговор с Чугаенко и осознает, на какую непредсказуемую тропу он мог вступить.
   Декан был умен и понимал, что в случаях заблуждений время является самым сильным лекарем, потому что оно расставляет все по своим местам. Поначалу он решил выжидать, что явилось крайне правильным. Более никогда Топорков не приходил к нему со своим размышлениями или за советом. Не только теплота в общении прекратилась, но сами отношения закончились.
   Время шло, Топорков перестал быть лидером среди комсоргов (Чугаенко прекратил выделять) и превратился в обычного руководителя комсомольской организации. Собственно говоря, ему на этот факт было наплевать. Данная должность не давала никаких преимуществ, накладывала только обязанности. Единственный человек в институте, кандидат наук Хиль, преподаватель математики, выделяла из общей толпы студентов тех людей, которые занимались общественной работой. Она поощряла их более высокими оценками по своему предмету.
   Время шло, у Топоркова постепенно начали выветриваться мысли об этом разговоре с деканом и он стал забывать.
   Но Чугаенко не забыл!
   Весной 1978 года, на втором курсе, шла напряженная подготовка студентов к написанию контрольных работ, присланных из министерства. Пропуски занятий категорически не допускались. Деканат устраивал беспрерывные проверки. Рядом со зданием института находится парк, в котором после обильных дождей выросла высокая трава. К Топоркову подходит староста Панова и говорит:
   - Пойди, возьми косу и скоси траву... Это приказ декана. Он сказал, что только ты, именно ты, должен сделать эту работу. В чем ты так провинился перед ним? - сквозь очки вопросительно, не понимая, спрашивала Ирина.
   - А как же подготовка к контрольной? Все это очень серьезно...
   - Не знаю. Чугаенко несколько раз сказал именно про тебя! - Панова пронзительно смотрела, пытаясь выяснить суть конфликта между студентом и деканом.
   Вздохнув, отправился Топорков на сенокос. Не зная толком, с какой стороны подойти к косе и как ею воспользоваться, простоял без движения Топорков всю учебную пару на лужайке, не скосив ни одной травинки. Не умел и не знал, как это делать! Позже, в период службы в Советской Армии, поймет Топорков, что означает приказ и чем грозит его невыполнение. Там, в армии, его научат выходить из разных ситуаций. А сейчас, едва прозвенел звонок, Чугаенко вышел в парк посмотреть на выполненную работу и был потрясен. Ничего не было сделано! Декан не сказал ни слова, повернулся и ушел.
   Впоследствии, на протяжении всей учебы, Чугаенко не выпускал из поля зрения Топоркова и ни в чем не шел ему навстречу. Специальных неприятностей он не делал, но никогда не выполнял просьбы студента.
   В начале третьего курса родной брат Топоркова женился и устраивал свадьбу в Изюме. Не побывать на свадьбе у близкого человека - случай из ряда вон выходящий. Естественно, Топорков отправился к декану оформить официальный отпуск. К тому времени все студенты понимали, от кого зависит поселение в общежитие, дополнительные поездки домой и целый ряд других льгот. Только от одного человека - декана Чугаенко. Оторвались от материнской груди, родительской опеки и попали под неусыпный контроль всевидящего ока.
   - Николай Иванович! Хотел бы оформить три дня на свадьбу...
   - Три? Да что Вы себе позволяете! Могу только один день разрешить пропустить занятия. Утром поедете, вечером вернетесь! Три дня - непозволительная роскошь! Смотрите, как Вы плохо учитесь! - Чугаенко открыл журнал успеваемости и указал на имеющиеся "неуды". - На прошлой неделе Вы участвовали в пьянке в общежитии вместе с Липатовым, Борбликом и Зверевым. Кроме того, по неуважительной причине Вами были пропущены пары. Вот здесь и здесь.
   - Я болел.
   - А где медицинская справка?
   Бледный стоял Топорков перед ним, не имея козырей в разговоре с деканом. Было такое ощущение, что Чугаенко заранее подготовился к этому разговору.
   Молчаливый и сражённый доводами против него, вышел Топорков из кабинета. Поразмыслив, решил, невзирая на запрет декана, поехать в самоволку на свадьбу на три дня. Так и сделал. Вернувшись, никаких репрессий со стороны декана не ощутил.
   Наказание пришло позже. В первом полугодии третьего курса студентам читали профилирующую дисциплину "Экономика горной промышленности". Лектором выступал Чугаенко. Он сразу, на первом занятии, указал на важность предмета и впоследствии все время подчеркивал это. Следует сказать, что данный предмет Чугаенко знал в совершенстве! Этого же добивался от студентов.
   Пришло время зимней сессии. Прием экзамена Чугаенко осуществлял в несколько необычной форме. Никаких подготовительных минут не допускалось, студент заходил в аудиторию, брал билет и сразу отвечал на вопросы.
   Топорков не первым зашел, но очень быстро вышел. Единственный человек на курсе, который получил два балла по профилирующему предмету! Попался ему билет с вопросами о Ленинских принципах размещения экономики. Из восьми принципов он смог озвучить только два. Смешавшись и потеряв нить мыслей под пристальным взглядом преподавателя, на последующие два вопроса также внятных и убедительных ответов не дал.
   В панике, четко представляя себе, что за этим могут последовать суровые выводы, Топорков побежал к куратору Левченко.
   - Анатолий Кириллович! Помогите. Меня лишат стипендии...
   Внимательно выслушал Левченко рассказ взволнованного студента, подумал, потом заулыбался, подмигнул Топоркову и говорит:
   - Не переживай! Сейчас попробуем сдвинуть Чугаенко с мертвой точки...
   Несколько минут продолжался их разговор. По мере беседы все более хмурым становился на лице Левченко, отводил взгляд в сторону и не смотрел в глаза. Потом положил трубку на рычаг.
   - Пока не удалось. Крепким орешком он оказался. Но мы позже еще попробуем!
   Была предпринята еще одна попытка, но решить вопрос в пользу студента не удалось. На семестр Топорков оказался без стипендии.
   К четвертому курсу учебы в стране шло интенсивное жилищное строительство, в том числе студенческих общежитий. Проблема получения койки в общаге не стояла на повестке дня - все желающие могли жить в общежитиях. Даже некоторые харьковчане смогли устроиться жить в общагах. Они этот факт мотивировали тем, что далеко от дома ездить на занятия в институт. О "зайцах" говорить нечего - они постоянно толклись в коридорах. Одним словом, жилищная проблема была решена. Иногородние и местные, практически все, могли устроиться на дешевое теплое жилье. Все, да не все! Не следует говорить, что единственным, не получившим койку, был Топорков! Он был вынужден пойти в частный сектор, снять флигель, закупить каменный уголь и отапливать небольшую комнату на протяжении всей зимы. Стоимость проживания была несоизмеримо большой по сравнению с общагой. Топорков был вынужден поехать домой, в Изюм, к матери, и просить ее о дополнительных деньгах на проживание. Хотя летом он был в стройотряде в Западной Сибири и заработал деньги, но такого "подарка" от декана в виде отказа от проживания в общаге он не ожидал и деньги к тому времени были частично потрачены.
   Вот такова вкратце история отношений обычного студента Топоркова и декана факультета. На протяжении пяти студенческих лет состоялся переход от нормальных, простых, в чем-то теплых отношений между ними на начальном этапе к постоянному давлению на студента в дальнейшем. А может, декан не давил, а воспитывал? Если процесс воспитания для него в таких действиях заключался и по-другому он не умел? Или не хотел? Сейчас у Николая Ивановича не спросишь (умер), а хотелось бы...
   В заключение о декане горного факультета Харьковского инженерно-экономического факультета Чугаенко Николае Ивановиче приведу такой факт. На 5 курсе профессора Сивого студенты уважали, но не боялись, иногда не слушали. Когда староста Панова давала какое-либо задание и говорила, что это указание профессора Сивого, студенты могли ответить "Нам некогда!", но если сказал "Чугай" - все замолкали и шли выполнять.
  

ЗОЛОТОЙ

   Почти век тому назад, до Октябрьской революции, Харьков посетил поэт Маяковский. Он обратил внимание на раскованность нравов в городе. Существовала на центральной улице Сумской стометровка, где совершенно открыто, не таясь, постоянно (круглосуточно!) присутствовали женщины легкого поведения. Этим он был сильно удивлен и написал ставшее известным четверостишие:

Один станок - это один станок,

Много станков - мастерская,

Одна блядь - это одна блядь,

Много блядей - Сумская.

   Во времена нашего студенчества за моралью и нравственностью следило государство. Поэтому результатом сильного влияния правоохранительных органов было отсутствие свободного предложения любви. Естественно, что горнячек на стометровке не было. Cейчас, при рыночной экономике, на Сумской пышным цветом растут цветы, подмеченные Маяковским. Автора больше всего удивляет подвижность этих женщин - они постоянно в движении, расхаживая сто метров как солдаты, поворачиваясь и снова шагая.
   В студенческие годы горнякам ничто человеческое было не чуждо.
   Познав женскую сладость, появлялось желание вновь и вновь повторять эти приятные действия. Поэтому романтизм взаимных отношений зачастую немедленно переходил в реальную плоскость. Многие понемногу жили друг с другом половой жизнью, или, как мы тогда говорили, "подживали". Не осуждался легкий флирт как в общаге, так на стороне.
   У кого не было постоянной подружки, то неистовые и неукротимые страсти юношеского возраста толкали на связи с женщинами легкого поведения.
   Кравченко однажды в курилке сказал:
   - Все время хочу две вещи - есть и женщину!
   Топов внимательно посмотрел на него:
   - Ну ты даешь! Мы же после стройотряда... Вот ты сменил в Москве скромный стройотрядовский костюм на модное платье, прибарахлился. Бабло у тебя имеется. Иди в сквер к Вечному огню на Университетской Горке. Там сидят на скамейках совершенные классические красавицы. На коленях у них шариковой ручкой написаны цены за секс-услуги, за один "удар". Это очень удобно: она приподняла юбку, цифры видны, безразличный проходит мимо, интересующийся мужчина остановится, красавица немного выше поднимает подол платья, показывая собственную стоимость, и если цена подходящая, она будет куплена. Так и ты делай!
   Большого разврата с блудницами не было. Массовых походов к определенным девушкам не наблюдалось. Считалось, что это очень дорого и позволительны только разовые контакты в минуту большой потребности.
   Студент Мишин, смеясь, рассказал об одном высказывании.
   Однажды ранним утром юная красавица потягивается после постели, смотрит в окно на рассвет, одевается, и собирается уходить.
   - Мишин! Санька! Вот ты, сволочь, все знаешь... Правда или нет, что слово "любовь" придумали русские? Вам, гадам, жалко платить деньги на проституток в сквере у Вечного огня; вы нам на ушко с вечера нашептываете про любовь, и все хорошо - деньги при вас при вашей жадности, и удовольствие получили!
   Прибыл в нашу горняцко-студенческую общагу "Золотой". Это был студент Николаевского кораблестроительного института с зубами желтого цвета. Приезжал он за весь период нашей учебы четыре или пять раз, но всегда за ним тянулся шлейф событий и невероятных приключений, невиданных в общежитии. Из горняков его другом был Егор Молочко, они жили в одном городе Енакиево. Прозвище "Золотой" он получил из-за того, что во рту у него не было ни одного белого естественного зуба - все вставные. Как рассказывали, их ему выбили за связь с женщиной. В соседнем с Енакиево городе жила молодая прелестница, которая занималась вязанием шерстяных свитеров и их продажей. Дела у нее шли превосходно, она часто говорила:
   - Если бы мой муж не пил, я бы ему купила вертолет, столько у меня денег!
   Однако ее супруг был до такой степени подвержен влиянию "зеленого змия", что совершенно не обращал внимания на жену. В этот момент на ее горизонте появился Золотой и между ними вспыхнула неистовая любовь. Золотой зачастил в соседний город, что его и погубило. Может, пьющий муж простил бы непродолжительные измены супруги, но мимо постоянной связи пройти не мог. В один из приездов Золотого пьяный муж с друзьями не просто избили любовника, но выбили ему все зубы. Такова была месть! Отвечая на вопросы по поводу зубов ("Где их потерял?"), Золотой всегда отвечал:
   - Упал на ведро!
   Николаев - приморский город, порт на берегу Черного моря, поэтому всегда у Золотого были модные шмотки. Он никогда не торговал, но вещами пользовался. На ногах у него были греческие "сабо" (деревянный низ и кожаный верх, подбитый медными гвоздями с синими шляпками), одет в модную кожаную турецкую куртку. Всегда держал себя с некоторым превосходством к горнякам. Как все студенты, он любил осушить (и неоднократно!) хмельную чашу. Золотой считал, что учеба скучна и не заслуживает особого внимания и поэтому старался много путешествовать, стремясь к сиюминутной радости, безумной погоне за счастьем. Разгульная жизнь, пьяные оргии с обильными возлияниями сформировали у Золотого своеобразное отношение к жизни и особенно к женскому полу. К девушкам у него были исключительно потребительские отношения, они были для него трофеями. Платоническую любовь он не признавал. Золотой удовлетворял свои плотские потребности просто ради самоуважения, лишь потому, что это возвысит его в глазах окружающих. Заваливаясь в постель с каждой хорошенькой девушкой, Золотой при расставании говорил ей:
   - Прости, но серьезная любовь тянет за собой цепь обязательств, а я к этому не готов, - поэтому связи и увлечения у него были непродолжительными, зачастую разовыми. Любопытно, что девушки понимали Золотого и легко соглашались с такими доводами.
   В женщине он видел только женщину. Для Золотого моральные устои были чем-то ненужным, посторонним. Везде у него были любовницы. Егор Молочко говорил Золотому:
   - Наверно, амур выпустил в тебя очередь из автомата, так ты меняешь партнерш...
   Как-то в очередной приезд в Харьков Золотой выглядел довольно мрачно.
   - Представляешь, черт меня дернул за язык, такого никогда раньше не было, нарушил свои "табу" и пообещал жениться сразу двум девушкам.
   Молочко смеялся и говорил:
   - А ты что, не знаешь, чем карается двоеженство? Двумя тещами!
   Жила в общежитии скромная, робкая, добродушная и доверчивая студентка Николаенко. Она смотрела на мужчин снизу вверх глазами потерявшейся собаки. Создавалось впечатление, что она хрупка и нуждается в постоянной защите. Необычайно влюбчивая, как тогда говорили, "слаба на передок", она на частых студенческих вечеринках говорила:
   - Ох, не наливайте мне, а то я начну парням на шею вешаться!
   Флиртовала Николаенко со всеми подряд.
   - Еду я в метро "Советская", на эскалаторе, обоняю запах, сразу, не видя мужчины, могу в него влюбиться! Они мне все нравятся, я к ним "неровно дышу"...
   Ей можно было рассказать обманчивую сказку и она верила.
   В тот день Николаенко решила прогулять занятия. Она пришла к подружкам в соседнюю комнату и заснула в ожидании хозяев. В это время по общаге болтался Золотой и от безделья дергал двери комнат. Он нашел ее спящей на краю постели, был поражен красотой незнакомки и овладел ею. Были сумерки, она прекрасно понимала, что это незнакомый человек, но легко отдалась. Как она позже рассказывала: "Но он же захотел! Как я могла отказать... Что, мне с ним в драку вступать? Он же сильней! К тому же от него хорошо пахло! Французскими духами!"
   Золотой не мог пройти мимо красивой Кулагиной. Чем он ее смог поразить до такой степени, неизвестно, но она стала ожидать его приездов и захотела выйти за него замуж.
   - Нет, ты в невесты не годишься. Вот если бы ты была девственной, тогда я на тебя посмотрел бы другими глазами... Может, что-нибудь и получилось между нами!
   - Дорогой, это сейчас не проблема! Я могу отправиться в больницу и там мне восстановят девственную плеву... Если хочешь, я это для тебя сделаю!
   Округленными и необычайно удивленными глазами посмотрел на нее Золотой, но ничего не сказал, подумав про себя: "Да она типичная красивая дура!"
   После окончания института Золотой долгое время не женился, не мог найти подходящей пары.
   Николаенко сразу после ИНЖЭКа вышла замуж и стала верной женой. Нагулялась!
  

ИНОСТРАННЫЕ УЧАЩИЕСЯ

   В 1977 г. в ХИЭИ обучался 221 студент-иностранец из 25 стран (3-е место среди ВУЗов Харькова).
   Традиционно на горный факультет набирали две группы студентов общей численностью около шестидесяти человек. Но в указанный год прибыло много иностранцев и руководство вынуждено было создать еще одну группу учащихся. По существующим порядкам их пропорционально разбросали по всем трем группам.
   С нами в группе учились негры из Африки, вьетнамцы, кубинцы, монголы, лаосцы, немцы и другие студенты.
   Самым колоритным и представительным был негр Сика Ипполит Ришар. Большого роста, очень заметный, он сразу привлекал к себе внимание.
   Прибыл Ришар в Харьков из Ленинградского горного института. Он немного опоздал на учебу, в Ленинграде были группы сформированы, резервных мест не было и его направили в Харьков. Ришар был очень этим недоволен. Говорил: "Там город большой, столичный, а что здесь, провинция..."
   Ришар практически на все каникулы уезжал за границу, во Францию. Там, в Сорбонне, у него была подружка, студентка. Ришар часто показывал ее фотографию, хвастался, при этом нужно было обязательно похвалить его за хороший вкус, за прекрасный выбор любимой. Ришар снабжал нас импортными вещами. Топорков на первом курсе жил с ним в одной комнате и, естественно, часто разговор шел о капитализме и социализме. Негр старался уклоняться от бесед на политические темы, но иногда произносил такую фразу:
   - Как бы там ни было, но у вас здесь, в СССР, очень дешевая жизнь... В том смысле, что никто никогда голодным не остается и нужно мало денег, чтобы прокормить себя...
   Ришар любил женщин-славянок, но нет таких слов, чтобы описать, как они любили его! Не было отбоя! Приходили к нему в гости до такой степени красивые, что ни ранее, ни позже Топорков более ярких не видел.
   Когда появлялась гостья, все из комнаты уходили. Таков был порядок в общежитии - чтобы оставить влюбленных наедине.
   Русские, Липатов и Топорков, могли переночевать в случае необходимости в другой комнате. Только четвертый житель, негр Роджерс, после двух-трех часов ожидания начинал стучать в закрытую дверь, требуя прекращения свидания.
   Однажды пришла группа красивых девушек в сопровождении африканцев-приятелей Ришара. Среди них свежестью и очарованием выделялась Татьяна, но она была несвободна - ее ни на минуту не отпускал от себя товарищ Ришара. Топорков остался в комнате понаблюдать, ему было интересно. Звучали обычные слова, были танцы. Когда Ришар и Татьяна установили между собой контакт, никто не заметил. Но через день Ришар обратился к Топоркову с необычной просьбой:
   - Толья, пойди, позвони из телефона-автомата вот по этому номеру... Это Танья... Я не могу звонить, потому что ее преследуют родители за связи с иностранцами. По моему голосу они сразу поймут, что я не русский. Ты ее попроси придти ко мне... Я очень жду!
   - Ох и Ришар! Ты и здесь себе самую красивую выбрал!
   - Тебе она тоже понравилась? Ты, Толья, понимаешь толк в женской красоте!
   Топорков пошел на угол к телефону автомату и позвонил Татьяне. Трубку взял ее отец.
   - Ее нет дома! Что передать?
   - Скажите, пусть она позвонит Ришару!
   - Кому? Кому? Опять эта стерва связалась с иностранцем! Ну я ей дам, когда вернется домой! Позорит всю нашу семью... Словно ей русских не хватает!
   Так совершенно неожиданно Топорков выдал красавицу.
   - Ох, что ты наделал! - Ришар схватился за голову. - Теперь она ко мне никогда не придет!
   Любили славянские девушки иностранцев. Легко с ними встречались и шли на контакт. Отчасти это было стремлением получить от иностранных студентов импортные вещи, привезенные из-за кордона, но часто советские женщины шли на связь с целью эмигрировать из Советской страны.
   Ришар разбирался не только в женщинах, но и в вещах.
   - Хорошьё! Фирма! - Ришар рассматривал новые осенние югославские сапоги, в которых щеголяла Галины Башкирова, трогал руками, прищелкивал языком.
   - Вот интересно, как вы, советские, любите абсолютно все заграничное... Словно нет в вашей стране ничего хорошего, качественных вещей! Для меня это очень удивительно! - Ришар вечером в комнате рассказывал Топоркову.
   Иностранные студенты перед поступлением на первый курс ВУЗов один год изучали русский язык; таков был порядок. Ришар учил его в Ленинграде. Когда пошел первый снег в северном городе, Ришар стоял у окна и с большим удивлением наблюдал за этим явлением природы. Ему никто не объяснил природу снега, да, пожалуй, он бы не понял из-за слабого знания русского языка. В Африке снега никогда не было, и Ришар решил посмотреть на улице и попробовать руками, что же это летит с небес.
   - Толья, я подумал тогда, что это какие-то мухи белые полетели...
   Он был в шортах, майке и тапочках. В такой одежде отправился на улицу, в холодный ветреный день. Бродил по переулку несколько минут, ловя на иссиня-черные ладони пушистый снег и пробуя его на вкус. Когда сильно замерз, вернулся в общагу. Результат - месяц в больнице с воспалением легких.
   За пятилетие Ришар довольно разборчиво научился говорить по-русски. Но никак ему не удавалось произнести букву "х". Он всегда говорил не "хлеб", а "клеб", не "халва", а "калва". В минуту гнева кричал: "Иди накуй!"
   У Ришара не было постоянных друзей, но было много приятелей. Негры любили приезжать друг к другу в гости на несколько дней. Не обязательно это были студенты, могло оказаться, что это гость из посольства. Однажды с таким посетителем случилась трагикомичная история.
   Учился вместе с нами студент-горняк по фамилии Кордин. Он успел отслужить в Советской Армии, причем служил солдатом Кремлевского полка. В этом полку строевой учебой занимаются 23 часа в сутки из 24 возможных. Строевой шаг до такой степени была "вбит" в него, что когда Кордин был пьян, то по длинному коридору он часами беспрерывно шагал, высоко поднимая ноги и руки - "Строевым марш!". В такой момент остановить его было нельзя. Он находился на "своей волне", ничего не слышал и никого не видел.
   Был поздний вечер. Мамаду (приехавший в Харьков друг Ришара) давно лег спать. По порядкам, заведенным в московской гостинице, где постоянно жил Мамаду, он оставил на ночь за дверью свою обувь, чтобы горничная ее почистила и приготовила к утреннему использованию. Так было всегда, и Мамаду ожидал, что здесь, в общаге ХИЭИ, те же законы. Но на беду, в этот вечер Кордин был "в стельку" пьян и, вспомнив тяжесть армейской службы, принялся маршировать по коридору. Все студенты затихли в комнатах, опасаясь без нужды выходить - можно было подпасть под "горячую руку". Двигаясь строевым шагом, Кордин внезапно увидел стоящую обувь импортного фасона. В удивлении он несколько секунд смотрел на нее, стараясь понять, что она здесь делает, затем посмотрел в разные стороны коридора - более нигде стоящих туфель не было. Бывший солдат Кремлевского полка Кордин долго не раздумывал - сильным ударом ноги он отбросил мешавший ему туфель. Затем ударил по второму. Не снижая темпа, продолжал двигаться по пустынному коридору, отбрасывая от себя обувь африканца. В конце коридора Кордин сам с собой начал играть в футбол, в качестве мяча используя туфли Мамаду. Проиграв сам с собой, он с ненавистью забросил обувь подальше от собственных глаз.
   Наутро хорошо отдохнувший Мамаду вышел в коридор общаги забрать почищенную обувь...
   Африканцы абсолютно не различали национальностей в СССР, всех они считали "советскими", студенты-немцы называли граждан Советского Союза поголовно всех "русскими", а учащиеся из демократических стран (Венгрия, Болгария, Чехословакия) отличались тем, что очень глубоко разбирались в нациях. Они знали даже народности, жившие в Советском Союзе. Их очень интересовала внутренняя жизнь СССР.
   Венгр Милан любил в курилке присесть на корточки к Топоркову и вести задушевные разговоры. В отличие от африканца Ришара (не исключено, что он боялся КГБ - в те времена эта организация обладала огромной мощью), мы затрагивали любую сферу.
   - Почему вам так нравится вступать в КПСС? Вот мы у себя на Родине мы не хотим быть членами правящей партии - она без авторитета... - неторопливо Милан объяснял свою позицию.
   Когда начались массовые перебои с продовольствием, поначалу власти не "замечали" такого положения, а затем с экранов телевизоров зазвучали речи о временности этого явления: "...партия предпринимает колоссальные усилия, вся созидательная энергия советского народа направлена на решение данной задачи и вот-вот, сегодня вечером, максимум, завтра к утру, продовольственная проблема будет решена!". Все студенты с пониманием отнеслись к таким заверениям и утверждениям. Никаких особых разговоров или недовольства не проявлялось. Все отнеслись, можно сказать, безразлично к такой ситуации. Посчитали, что так жили ранее, так будем продолжать существовать далее. Все. За исключением студентов-горняков из демократических стран.
   Милан рассказывал.
   - Вчера было заседание землячества. Нам катастрофически не хватает денег на проживание. В магазинах ничего нет, никаких продуктов, а те, что продаются, такого низкого качества, что и собаки не едят... Бросишь кусочек вареной колбасы кошке - она отказывается есть! Нам приходится все покупать на колхозном рынке, а там цены высокие. Решили обратиться в посольство об увеличении нам стипендии для приобретения продуктов... Если не хватает денег на жизнь, зачем нужно терпеть?
   Топорков внимательно слушал и смотрел на сокурсника округлившимися глазами.
   - А как же мы? Нам тоже не хватает!
   - Вы тоже обращайтесь в правительство...
   На горном факультете училась большая группа вьетнамцев. Это люди очень внимательные и въедливые в изучении наук. К импортным вещам в основном были безразличны, за редким исключением. Если Ришар за пять студенческих лет не научился произносить букву "х", то вьетнамцы вместо "полка", "тарелка" произносили: "понка", "таренка". В их словах не звучало "л".
   В быту особенностью вьетнамцев было то, что они довольствовались малым. Скромно, сравнительно с другими студентами, одевались, в пище использовали обычные продукты, продаваемые в магазинах. Время от времени вьетнамские студенты готовили национальное блюдо - жарили соленую сельдь. Ели они ее с вареной капустой, без хлеба. В процесс жарки из кухни исходило очень большое зловоние, запах был очень непривычный и все обитатели общаги старались быстрее покинуть ее на время вьетнамского пиршества и выветривания.
   Вьемнамское общество было самое закрытое для остальных студентов. Никто никогда не знал, что у них происходит. Все свои текущие дела они решали между собой. Посторонних никогда в свои конфликты не вмешивали.
   Студенты-вьемнамцы делились на две группы - воевавшие и те, кто приехал учиться сразу после окончания школы. Среди них был человек, который в период боевых действий был контужен и ранен; на его руке не действовали два пальца. Когда этого человека (тогда военнослужащего) представили во Вьетнаме к награде и вызвали в штаб для получения ордена, он категорически от него отказался, заявив:
   - Я защищаю любимую Родину, это мой долг - погибнуть за нее! Американцы не пройдут! Требую направить меня вновь на передовую! Если считаете, что я инвалид, то все равно, награды мне не надо - отправьте учиться...
   Так он оказался в Харькове, в Инженерно-экономическом институте, на горном факультете. Когда возникали какие-либо конфликты между вьетнамцами, кричал этого контуженный студент не часто, но если он орал, то вздрагивал не только этаж, но слышно было во всем общежитии.
   Топорков не один раз присутствовал при таких картинах. Совершенно неожиданно из студенческой комнаты вываливалась группа вьетнамцев, с красным от гнева лицом за ними выбегал контуженный и начинались крики. Орали все вместе, на вьетнамском языке, махали руками друг на друга, но никогда не дрались. Все это продолжалось несколько минут. Гнев в словах и яростные жесты не стихали, но постепенно лица у всех неожиданно становились испуганными, они встревожено смотрели на фронтовика и начинали чего-то бояться. Контуженный закатывал глаза под веки, тряс парализованными пальцами. Однажды, удивленный увиденным, Топорков спросил у Ынг Тхо:
   - О чем он кричит?
   Вьетнамец, не отводя испуганных глаз от контуженного, промолвил:
   - Говорит, что он Родину защищал, когда мы соску материнскую сосали! И не даст нам возможности жить так, как мы хотим! Говорит, что он здесь первый и главный, и если его не будут слушать, то он с жалобами дойдет до Генсека нашей страны...
   Заканчивался вьетнамский скандал всегда одним и тем же - контуженный продолжал орать на той же ноте, с визгом, а остальные, как побитые собаки, что-то нерешительно ему возражали. Затем постепенно отводили глаза в сторону и потихоньку расходились.
   Наиболее веселыми и общительными были кубинцы. Они со всеми были в хороших отношениях. Можно сказать, что они не объединялись в свое кубинское сообщество (никогда не держались изолированной группой), хотя землячество, безусловно, существовало. Вместе с живым и непосредственным характером кубинцы демонстрировали полную отстраненность от изучаемых наук. Преподаватели требовали от нас глубоко знать каждую дисциплину, но не всегда так получалось из-за нашей студенческой лени. Поэтому часто на занятиях на вопросы педагогов приходилось отвечать общими предложениями, не зная сути. Таким приемам мы все научились. За исключением кубинцев. На четвертом, и тем более на пятом курсе, неприличным стало такое явление для иностранцев, как попытки изобразить непонимание вопроса, заданного на русском языке. Это стало для всех естественным, кроме кубинки Миранды Лимы Хосефины. Когда она не знала ответа, с полностью беспристрастным лицом на едва понятном русском языке говорила, что не понимает, о чем ее спрашивают.
   Представляют интерес любовные отношения между студентами-горняками и иностранцами.
   Девушки-иностранки встречались и любили только иностранцев. К русским они отвращения не испытывали; русские ребята на нашем курсе сами к ним не подходили. Немка Петра (мужское имя, но это была девушка) - особа любвеобильная, в голове держала некую очередь на мужчин. Постепенно встречалась со всеми иностранцами, в том числе с Ришаром, но ее связи не были длительными. Видимо, жила по принципу: "В жизни все нужно попробовать, но ни на чем не остановиться!" Несколько раз пыталась завязать романы со славянскими юношами-горняками, но безуспешно.
   Совершенное иное положение было, когда горнячки встречались с иностранцами. Здесь вспыхивали не только головокружительные романы, но нередко все заканчивалось свадьбой.
   Студент Макашов рассказывал о случайно услышанном разговоре. Кубинец признавался в любви русской девушке и говорил такие слова:
   - Я пять лет имел желание хотеть тебя... Если ты на этот раз мне откажешь, я просто не знаю, что буду делать с собой. Я просто покончу в себя или наложу себе в руки...
   Любили иностранцы выпивать вместе с советскими горняками. Но после "возлияний" (нужно сказать, что им мало было нужно) они подолгу спали и приходили в себя. Но стремление жить так, как живут русские ребята, было огромным.
   Нужно отметить еще одну черту иностранцев, бросающуюся в глаза. Они были очень недружные между собой, у них не было единства. Кроме того, что они по два человека жили в комнате (два других места занимали всегда советские однокурсники), их больше ничего не объединяло. Масса противоречий раздирала их маленькие коллективы. К примеру, если один был словак, а другой - чех, то это моментально было причиной раздора. К словакам чехи относились пренебрежительно, примерно как житель города к деревенскому. Была очень сильна между ними иерархия. Если студент занимал какой-либо пост в землячестве, то он с каплей высокомерия относился к остальным. Учился на несколько курсов старше нас председатель студенческого чехословацкого землячества в Харькове, довольно высокого ранга студент-чиновник. Он всегда ходил в костюме - тройке, несмотря на свой молодой возраст, имел приличный отращенный живот, был выше среднего роста, отпустил со временем небольшую бородку. В общем, вид имел очень солидный и его поведение соответствовало этому виду: казалось, что нас (советских) он презирал, а на своих смотрел, как на плебеев.
   Все без исключения иностранцы проявляли огромный интерес к русскому мату. Советские студенты с большим удовольствием обучали иностранцев разным "соленым" словам. Нам интересно было слышать знакомые слова в иностранном произношении. Обучали их разным витиеватым выражениям и они это часто использовал в своей русской речи. Причём прекрасно сознавая значение этих слов, сами хохотали при их произношении.
   Представителем из далекой Монголии был единственный студент - Хинаятын Церендава, или Церек (сокращенно), или Цер.
   Монгол Церендава боялся только одной вещи - грядущей атомной войны. В те времена истерия насчет будущей войны, третьей мировой, была довольно сильна. Хотя официальная советская пропаганда отрицала подготовку к войне, Церендава верил в ее неотвратимость. Говорил Топоркову:
   - Закончу институт, уеду постоянно жить в Швейцарию. Спрячусь там в горах, так смогу пережить весь будущий кошмар 3-ей мировой войны...
   Церендава очень гордился своими предками, татаро-монголами. Любопытно было наблюдать, как эхо веков отражается в одном молодом человеке.
   - Если бы сейчас мои предки, татаро-монголы, правили Европой, вы бы вокруг меня хороводы вели и песни пели... Девушки бы мне улыбались... - так говорил нам, студентам, монгол Церендава.
   Авторитетом он никаким не пользовался, но о себе имел очень высокое мнение. Основным занятием его было сравнивать себя с русскими - в чем он сильнее или слабее. У всех это вызывало снисходительный смех...
  

ИСТОРИЯ ЛЮБВИ

   Любопытна история первой любви сокурсника Виктора Курского.
   Внешне он был очень красивый парень. Высокий ростом, представительный, имел много обаяния. Умел разговаривать с людьми, никогда не взрывался, если не соглашались с его мнением. С очень большим вниманием относился к людям, если не был согласен - зачастую не высказывал собственного мнения, чтобы не спровоцировать конфликт. Про таких говорят - "сам себе на уме". Таким он и был. Хотел жить для себя, в свое удовольствие; надо сказать, у него это получалось. Многие свои вопросы он любил решать тайно, чтобы никто ничего не знал.
   В абитуриентские месяцы встретил красавицу Светлану, быстро с ней познакомился. Она беззаветно его полюбила, долго не сопротивлялась сближению, они стали втайне встречаться и жить.
   Родился Виктор в небольшом городке Ровеньки, на Луганщине, впитал в себя все достоинства авторитетной семьи и родного шахтерского города. Он прекрасно отдавал отчет о собственной значимости, привлекательности, и поставил собственной задачей после института не возвращаться ни под каким предлогом назад, в родные Ровеньки, а постараться завоевать Харьков и здесь сделать карьеру.
   Устраивался Виктор вполне основательно. Под боком постоянно была Светлана, на красоту которой засматривались сокурсники, но никто не решался на нее покуситься, а для Виктора она была постоянной партнершей и, при желании, всегда удовлетворительной. Во всех сторон для него светило солнце, и грело. Но в глубине души всегда едкой была мысль, о том, что он достоин большего. Светлана была прекрасной, но она родом из небольшого городка, под Днепропетровском, и в случае вступления с ней в официальные отношения пришлось бы уезжать их Харькова. Но это никак не входило в расчеты Виктора.
   Он втайне производил осмотр окружающих молодых женщин. Девушек-сокурсниц сразу разделил на две группы - харьковчан и иногородних. Последние, несмотря на свою прелесть, интереса для него не представляли. Харьковчанки с пропиской его привлекали, но их природные красоты его не интересовали. Виктор не находил их образцовыми по фигуре и на лицо.
   Первые студенческие дни и недели - это сплошной праздник. Знакомства, первые общие посиделки, отсутствие контроля с какой-либо стороны - все это освобождало студентов от многих оков.
   Быстро освоившись, получая все желаемое по женской части от Светланы, деньги в виде стипендии и от родителей, материально независимый, Виктор ничего более не мог вообразить лучшего. Жизнь казалось такой, что лучше не бывает! Все чаще влюбленными, от чистого сердца, смотрел он на Светлану, и встречал ответный, такой же взгляд, наполненный чувством.
   Пока не увидел ее, другую девушку!
   Студенты горного факультета жили рядом с центральным корпусом института по переулку Инженерный. Стоящие здания замыкали пространство так, что внутри образовалась площадка, где росли деревья в институтском саду и был проход к аудиториям и лабораториям. По этой внутренней площадке всегда передвигались студенты и преподаватели, а также обслуживающий персонал.
   - Топа! Смотри, какая дама идет! Ни хрена себе!.. Кто она? Как считаешь? - Курский даже влез на подоконник, чтобы получше рассмотреть проходившую по площадке очень красивую девушку.
   - Знать не знаю! И вижу впервые! - Топорков тоже застыл от созерцания такой красоты.
   - А ты представляешь, кто-то ее... - Курский хотел что-то еще добавить, но прикусил губу.- Но почему же не мы? Почему не я?
   На дворе стоял прекрасная теплая харьковская ранняя осень. Окна общежития были открыты, все залито солнечным светом.
   Девушка, чувствуя неотрывные взгляды молодых людей, остановилась. Осмотрелась, заметила двух студентов, смотрящих на нее из окна общежития с выпученными глазами. Потом повернулась всем телом, позволяя рассмотреть себя во всей красоте. Короткая юбка подчеркивала стройность ног, огромные, умело накрашенные глаза, видимые даже на расстоянии, впечатляли. Ровно одну минуту она стояла, смотря на общежитие, потом засмеялась, помахала рукой и ушла.
   - Нет! Топа, я умру, если не найду ее! Все, теперь я не жилец, если она не будет моей! - Курский сполз с подоконника вниз, на пол.
   Потекли, один за одним, студенческие дни. Совершенно неожиданно оказалось, что учебная нагрузка на первом курсе очень большая, и, чтобы все успеть по программе, нужно беспрерывно готовиться к занятиям. Топорков стал уделять все внимание учебе и совершенно забыл про красавицу. Но Курский не забыл!
   Прошло два месяца.
   - Топстон! Я нашел ее! Она не студентка, два раза поступала в наш Инжэк, проходных баллов не хватило, устроилась сюда на работу и позже будет поступать на заочное отделение... Она работает в филиале библиотеки здесь, во втором общежитии... Она местная, харьковчанка! А зовут ее Марина! - Курский очень тихо шептал он на ухо Топоркову в курилке.
   - Я ее в гробу видал! Зачем она мне?.. Лучше скажи, дашь списать высшую математику? Я в полном завале!
   - Ты даже не отдаешь себе отчета, какой это шанс! Такая девичья красота, еще и в Харькове!.. Да... Ладно, зайдешь ко мне в комнату, возьмешь конспект, спишешь, оставлю...
   Светящийся от счастья Курский отошел от грустного Топоркова.
   Пришла зимняя сессия. С огромным трудом Топорков сдал сессию, был очень рад, что не отчислят.
   Все студенты после каникул съехались на учебу. На второй день с занятий исчез студент Курский. Вначале староста стала бить тревогу, но после похода в деканат замолчала.
   - Домой уехал, приболел! - так отвечала на все вопросы.
   Прошло две недели. Топорков стоял, курил и смотрел на зимний снег за окном. Сзади кто-то положил на него руку.
   - Что, Топстон, дружище... Как жизнь?
   В недоумении Топорков разглядывал загорелое лицо Виктора и его светящиеся от счастья глаза.
   - Топа! Ты когда-нибудь катался в горах на лыжах? По склонам? Знаешь, какой это кайф?
   - Где же это ты катался? Говорили, что ты болел. Я даже хотел к тебе приехать в Ровеньки, проведать, может, чем помочь...
   - Ты, Топа, даже не представляешь, как можно жить!.. Эх! Еще и с любимой женщиной... Знаешь, с кем? С Мариной! На Эльбрусе я был! Представляешь себе? А ты можешь отдать себе отчет, что она за все платила! Позже я тебе фото покажу, когда напечатаем, где мы вместе с ней, и рядом горы... Но только тебе! Для всех это тайна!
   Топа смотрел на Виктора так, как землянин глядит на инопланетянина.
   Шли занятия. Наученный горьким опытом первой сессии, Топорков все силы уделял учебе. С Курским встречались редко; он стал часто не ночевать в общежитии. Дружеских разговоров не случалось. На удивление, студенту Курскому удавалось все благополучно сдавать, хотя часто он не посещал лекций и не приходил на практические занятия.
   Подходила весна. В саду, на площадке внутри института распускались листья. Студенты открыли окна.
   - Топа, папа приезжает в гости на пару дней... Если он у нас в общаге, в твоей комнате переночует, как ты смотришь, все будет благополучно? - Курский спрашивал Топоркова.
   - Какие вопросы! Кто у нас здесь только не ночует! Для всех койка найдется! А для Сергея Петровича свою освобожу!
   - Вот и ладненько! Очень хорошо! Он будет здесь через три дня...
   Топорков до этого случая видел Сергея Петровича один раз в жизни. Если Виктор Курский был красив, то его отец был прекрасен. Благородная редкая седина в голове, представительная внешность, мягкий убеждающий голос - все это свидетельствовало о том, что этому человеку нужно и можно доверять. Все люди, с которыми он встречался, становились его друзьями с первых слов, независимо, были это студенты или преподаватели. Сергей Петрович всех знал в лицо, помнил, обо всех мог поговорить и поддержать в их усилиях и стремлениях.
   В то утро Сергей Петрович не сразу пришел селиться в общежитие. Топорков его увидел в окно, когда Сергей Петрович по-дружески проходил в саду института вместе с доцентом Левченко, обсуждая свои вопросы. Навстречу им шла Марина. Левченко остановился и познакомил их. Общительный Сергей Петрович сразу рассказал какой-то актуальный анекдот, все засмеялись. Через несколько мгновений разговора Левченко показал рукой в сторону горной лаборатории, объясняя необходимость ему туда пойти. Сергей Петрович и Марина остались вдвоем, потом повернулись и отправились к выходу из сада. Снова звучали какие-то разговоры, в комнату доносился веселый смех.
   Через продолжительное время Сергей Петрович вошел в общежитие и поднялся в комнату.
   - Топочка, дорогой, как я рад, что ты лучший друг моего Витюши... Я оставлю свои вещи тут, у тебя... Если у моего сына такие друзья, как ты, Топочка, я за него спокоен! Приезжай к нам в гости, не пожалеешь! - Сергей Петрович словами обласкал, оставляя немногие вещи в комнате у Топоркова. - Я пока пойду по делам в институт, но на ночь вернусь.
   В десять часов вечера в комнату заглянул Курский, ожидая увидеть отца, но его не было.
   - Что, не приходил? Вот мужичяра, вырвался от матери, решил загулять... Крепкий у меня отец!
   - Я ему свежую простынь постелил, две картошки поджарил, пусть поест перед сном! Хорошо со мной разговаривал, в гости зовет!
   - Будет он хавать твою студенческую картошку... Он из ресторана деликатесов принесет! - Виктор зевнул и ушел.
   Не дождавшись старшего Курского, в час ночи Топорков уснул. Утром проснулся от того, что кто-то зашел в комнату. Это был Виктор.
   - Что, не было? Не приходил? Вот мать узнает, даст ему...
   Появился Сергей Петрович в 11 часов утра, сильно помятый и сразу лег спать. От него сильно пахло спиртным.
   Наступил вечер. Сергей Петрович и Виктор напряженно к чему-то готовились. Тщательно побрились, как могли. Навели относительный порядок в комнате. На стол поставили букет ярких цветов. Появилось шампанское, рыбные и мясные деликатесы, икра. Потом Виктор ушел.
   - Топочка, друг! Сейчас Витюша приведет сюда свою избранницу, любовь всей своей жизни, с кем он хочет навеки соединить свою судьбу... Поэтому мы должны быть на высоте! Ты его лучший товарищ, я вижу, что ты лишнего не скажешь, а все будешь говорить не поперек, а по вдоль, поэтому оставайся здесь, но никто более здесь не нужен, никого сюда не пускай! Ты понимаешь, что это значит для меня, отца... Какой сегодня день счастливый!
   "Топочка" сел ближе к открытому окну. Все происходящее в дальнейшем он наблюдал со стороны.
   В коридоре раздались шаги. Зашел Виктор, оценивающе посмотрел на стол, обстановку в комнате, удовлетворенно хмыкнул и присел на стул.
   - Папа, нужно все осторожно делать! Чтобы никто не видел! Топстон наш человек!.. Сейчас она придет. Оценишь... Думаю, что понравится тебе!
   Тонко зацокали каблучки в коридоре студенческого общежития. Дверь открылась и вошла Марина.
   Она была ослепительна в своей красоте! Создавалось впечатление, что солнце с его лучами вошло в помещение. Девственная матовая кожа просвечивалась, были видны все пульсирующие жилки и артерии, синева в глазах отсвечивала ожидаемыми радостями близости с ее телом. Она вошла, и радость и счастье вошло в студенческую комнату.
   Виктор быстро поднялся со стула, подошел к Марине, взял ее за руку, мягко поцеловал в щеку, и вместе с ней подошел к отцу. Было видно, что он очень доволен.
   - Папа, я в жизни никого более не буду любить так, как ее! Благослови наш брак! Мы здесь немного отпразднуем, а потом поедем к маме, домой, там закатим свадьбу! Уже два месяца мы вместе, я глубоко уверен в ее верности... Мы с ней ездили в горы, на Эльбрус, там укрепили нашу любовь!
   Счастливыми глазами Виктор и Марина смотрели на Сергея Петровича.
   Молчание повисло в комнате. Безмолвно Сергей Петрович смотрел на невесту. Его лицо расцвечивалось разными красками. Постепенно оно становилось багровым. С непонятным озлоблением Сергей Петрович смыкал и размыкал челюсти.
   Начиналось что-то необычное. Топорков, сидя у окна, начал внутренне ежиться, со стороны созерцая эту картину.
   - Сыночек! Дорогой! Ты хорошо подумал? - с большой хрипотой Сергей Петрович спрашивал сына.
   - Папа, наша любовь проверена временем!
   Сергей Петрович отвернулся, открыл бутылку армянского коньяка. Руки его дрожали. Сначала он начал наливать в стакан, потом махнул рукой и стал пить из горла. Струи коньяка потекли по подбородку.
   - Сынок! Знаешь, почему я не пришел ночевать в общагу, сюда? Я был у этой лярвы, у этой проститутки, у твоей Марины... Я у нее всю ночь провел! Она меня всего обцеловала и облизала за деньги! Она высосала из меня все соки! Я ей 50 руб. оставил, а я зарабатываю 300 руб. в месяц! Сынок! О-о-о! Что мама скажет!
   Пришла минута осмысления. Все молчали. Первой опомнилась Марина.
   - Вот вы провинциалы! Ну и что с того, что было... Может, ничего и не было! Мною нужно гордиться, что я такая выносливая женщина, что всех могу принять и все будут довольны! Мною гордиться надо! Я составлю счастье вашего сына!
   В комнате повисло тягостное молчание. Мудр был Сергей Петрович. Со свойственной ему дипломатичностью он заявил:
   - Нужно подумать!
   Через полгода Марина в личной беседе с Топорковым с обидой будет говорить об этом:
   - Не понимаю, в чем они меня обвинять хотят! Так жизнь устроена... Всем, кто меня просил, я разрешала себя любить... Что здесь такого необычного? Для меня важно, чтобы была произнесена просьба ко мне, это для меня означает мужественность человека, и я сразу растворяюсь в нем... А они? Они все потеряли! Был бы доволен мною сын, и отца без внимания не оставила бы... А так уедут в свою шахтерскую глухомань погибать, ну и черт с ними!
   Дальнейшая судьба участников этого рассказа такова.
   Виктор Курский еще более сблизился со Светланой. На втором курсе она сделала от него аборт. Ни для кого из студентов их отношения не были секретом. Виктор, начиная со студенческих времен, и позже, в шахтерскую рабочую пору, очень много любил женщин на стороне. Светлана ему все прощала и долго, до сорока лет, не могла родить ребенка - сказывался ранний аборт. Накануне призыва в Советскую Армию Виктор втайне зарегистрировал брак со Светланой; он боялся, что в страшных условиях армейской жизни к нему никто не будет приезжать. После неудачной встречи с Мариной родители ему не доверяли. Когда стало известно об официальном браке Светланы и Виктора, Сергей Петрович и его жена возненавидели невестку. Так продолжалось до их смерти, хотя жили они все вместе.
   Марина вела жизнь легкого поведения еще несколько лет. Она выучилась, получила высшее образование, затем поставила себе цель выйти замуж за доцента. Ее постоянно можно было встретить в коридорах института, аудиториях, конференциях и на симпозиумах. Везде, где были перспективные для замужества молодые ученые, она была. От нее всегда исходила лучезарная улыбка, способная осчастливить всех. Не реже ее видели в ресторанах, кафе, и других точках увеселительных заведений. Мужчин Марина меняла как перчатки, подыскивая подходящую пару. Но молва шла за ней неотступно. Все время говорили, что на нее в семейных вопросах надеться нельзя. Якобы она ненадежная жена. Серьезные мужчины от нее отворачивались. Тогда Марина, долго не раздумывая, легла в постель к слесарю Харьковского тракторного завода, человеку абсолютно "глухому" к всевозможным разговорам, родила мальчика и успокоилась в вопросах поиска мужчин. Ей снова стали завидовать, говоря, что, вот, "нагулялась всласть", теперь все без проблем получила - и мужа, и сына, и семью.
   В н. вр. Марина прекрасно живет в Харькове. Несколько раз Топорков случайно ее встречал на центральных улицах Харькова. Всегда Марина с очень большим уважением смотрит на Топу и разговаривает с ним, доверительно наклоняясь, демонстрируя самые наилучшие отношения. Совершенно справедливо считая, что все прошлое забыто и травой поросло.
  

КУЛАГИНА

   Этот случай произошел весной, когда мы учились на 3-м курсе.
   Для выполнения разнообразных хозяйственных задач руководство института поселяло студентов горного факультета рядом с учебными корпусами, в переулке Инженерном. Это объяснялось тем, что на нашем факультете было много мужчин, и их легко было задействовать в разных работах, требующих физического труда. Мы там жили, были этим очень довольны, потому что не нужно ехать на занятия из дальних общежитий с Алексеевки или Павлова Поля, а значит, можно немного дополнительно поспать.
   Напротив нашего общежития находилась воинская часть. Двухэтажные казармы, огромный плац для строевых занятий легко просматривались из наших студенческих окон.
   По армейским законам солдаты всегда перед сном выходили на вечернюю прогулку, орали песни, вышагивая по плацу. Прогулка продолжалась обычно от 20 до 30 минут. В первые дни проживания в общаге мы всегда слышали солдатский песенный рев, раздававшийся неподалеку, потом постепенно привыкли и перестали обращать на это внимание. Они были нам не интересны. Никто никогда не поднимал разговоров о солдатах, которые находятся рядом с нами. В сущности, они были такие же люди, как и мы. Мы их не замечали. Так казалось всем. Но не всем!
   В тот вечер Уколов, Мордин и еще несколько картежников садились на пятом этаже играть в преферанс. Из любопытства к ним примкнул Топорков. Хотя он никогда не играл - как говорят, у него "хысту не было".
   Студенты жили на нижних трех этажах. На четвертом и пятом этажах были устроены учебные аудитории. Взять ключи у дежурного на входе было легко, поэтому студенты-горняки, влюбленные, сексуальные, картежники, любители "втихаря" выпить - по вечерам все находились на верхних этажах. Зная строгость декана, после себя всегда оставляли порядок.
   Одинокие девушки обычно там не появлялись. Поэтому очень странно было увидеть красивую Кулагину, которая подошла и смело вставила ключ в дверь одной из аудиторий.
   - Что же мы здесь делаем? - удивленно, с насмешкой, спросил ее Уколов. - Неужели в десять часов ночи математику будешь изучать? Так для этого есть расширитель на каждом этаже...
   - Не твои заботы! - Кулагина вошла в комнату и изнутри щелкнула ключом.
   Картежники уединились в отдельной аудитории. Начали играть по полкопейки, ставки были небольшие.
   За окном шумела весна, окна были открыты. Как обычно, солдаты заорали песни. Вдруг, совсем неожиданно, стройность песни прервалась и, после нескольких мгновений тишины, раздался неописуемый солдатский рев. Это было очень необычно. Уколов повернул голову в сторону воинской части и произнес:
   - Что там происходит? Словно режут там их!
   Через несколько минут все стихло.
   Щелкнул замок в двери. Картежники повернули головы и в проеме двери увидели удаляющуюся фигуру Калугиной.
   Долго в тот вечер играли в карты. День для Уколова был несчастливый. В четыре часа ночи расходились по комнатам, Уколов произнес:
   - Помнишь, Топа, вчера мы с тобой были на "черном" рынке и я пакет импортный купил с надписью за 3 руб., переплатил, так представляешь, сегодня проиграл его в карты за 1 руб.!
   - Да, когда не "прун", так во всем!
   Прошли сутки. Топорков возвращался в общагу с Южного вокзала, где получил продовольственную посылку от родителей.
   Подходя к общаге, он увидел Макаева, Ростева и еще двух студентов горного факультета. Они прислонились к воротам воинской части и смотрели вверх, на пятый этаж студенческого общежития.
   - Смотри, сейчас она появится! - Макаев привлек за пальто Топоркова к себе. - Не первый раз она это делает, курва!
   На пятом этаже вспыхнул свет и в проеме открытого окна появилась Кулагина. Несколько секунд она внимательно всматривалась в темноту, затем помахала рукой и быстро разделась догола. Пододвинула стол к окну, поднялась на него, и начала в обнаженном виде представлять различные фигуры сексуального характера. Поднимала ноги и опускала их, наклонялась и выпрямлялась, руками поднимала груди, лаская саму себя. Все это было с ее стороны безмолвно.
   В воинской части прекратились песни, стоял нескончаемый рев. Во всю мощь глоток ревели солдаты.
   - Ну, сука, вот дает! Истинная Лярва! - Макаев не мог выдержать восхищения от красивого тела.
   Когда свет на пятом этаже потух и представление закончилось, студенты безмолвно стояли и курили у входа в общагу. Затем зашли в вестибюль. В этот момент Кулагина сдавала дежурному ключи.
   - Ну ты даешь! Молодец! - громко начал говорить Макаев.
   - В чем дело? - Кулагина сохраняла невозмутимость.
   - Да мы все видели!
   - Не знаю, что видели. Это была не я. Вы меня с кем-то попутали, мальчики... И вообще, не знаю, о чем говорите! - круто повернувшись на высоких каблуках, Калугина быстро уходила на второй этаж.
   На следующий день прошел неясный слух, что из воинской части в общагу с жалобой приходил офицер. Вызвали коменданта, декана, но все закончилось разговорами на проходной в студенческое общежитие.
   Кулагина показов тела более не устраивала.
  

КУЛЬТУРА

   На горном факультете учились студенты из разных слоев населения. Были харьковчане, иногородние из районных центров, но из больших городов, областных центров, массового наплыва не было. Накануне декан Чугаенко в местных шахтерских газетах опубликовал статью, в которой приглашал молодежь из "глубинок" поступать на горный факультет. Много молодых людей приехали из отдаленных шахтерских районов, деревень и даже обособленно стоящих степных хуторов.
   Естественно, они все привезли с собой те привычки и навыки, в соответствии с которыми жили с родителями. Уровень культуры, особенно на первых курсах, был невысок.
   Одеты студенты в те времена были в вещи, которые продавались в магазинах. Индивидуально в ателье никто из студентов заказов не делал и платья не шил, хотя такие заведения часто встречались на улицах Харькова. "Черный рынок", где можно было купить дефицитные и модные вещи, на первых курсах также был недоступен студентам.
   Попав в огромный Харьков, поначалу студенты были сильно шокированы разнообразием местного колорита. Очень многое казалось диковинным. Огромное движение транспорта и людей на улицах, разнообразие во внешности жителей города, наличие большого количества магазинов - все это потрясало.
   Абитуриент Удодов приехал в Харьков на первый курс из Сальских степей, увидел четыре вида колбасы на витрине и в остолбенении стоял в магазине. Говорит:
   - Вот это живут на Украине... У нас в России и близко ничего подобного нет...
   Однажды в первые теплые весенние дни первокурсники Топорков, Рыжченко и Удодов, во второй половине дня, решили прогуляться по проспекту Ленина. Пригревало ласковое солнце, вдоль обочин лежал грязный снег, луж еще не было. Рыжченко из Молдавии, от родителей, привез кассетный переносной магнитофон "Весна". Он работал на батарейках, что в те времена вызывало удивление из-за редкости таких вещей. Они взяли магнитофон, включили на полную мощность звук и отправились на проспект. Народа было немного, только на троллейбусной остановке стояли два человека, одна из них - очень миловидная девушка. Из магнитофона доносился рев песни "Не плачь, девчонка, пройдут дожди...", три студента подходили к остановке. Троллейбуса не было видно. Миловидная девушка смотрела на озорников и улыбалась, обнажая прекрасные ровные зубы. Поощренные ее вниманием, студенты обнялись за плечи, начали громко подпевать. Прошли вперед мимо прекрасной незнакомки десять шагов, обернулись на 180 градусов и пошли в обратную сторону, также десять шагов. Так и ходили по остановке три студента под вой музыки и крики "Песняров". Это продолжалось несколько раз, до тех пор, пока не приехал троллейбус и увез девушку. Такова была наша культура, наше поведение в те дни. Недавно Топорков был в том месте, на той остановке, где 30 с лишним лет назад все это происходило. Проспект заполнен людьми, расширена автострада, машины мчатся одна за другой. Не верится, что здесь когда-то было малолюдно и три молодых человека развлекали девушку. Но ведь было!
   Если внешность не выдавала студентов-горняков, потому что все в городе были сходно одеты, то при разговоре сразу становилось ясно, кто коренной житель города, а кто приезжий. Словесная неграмотность горняков иногда просто потрясала коренных харьковчан.
   Троллейбусы в те времена представляли из себя огромные металлические ящики с двумя выходами. Их вместимость была очень большая. Движение было организовано очень четко, и долго ожидать транспортное средство не приходилось. Оконца в троллейбусах были небольшие, зимой они полностью замерзали. Видимость для пассажиров была ограничена. Для обзора приходилось царапать ногтем стекло. Техника в Харькове была советская. Впервые иностранные машины студенты-горняки увидели на Севере, в Тюмени, в стройотряде. Надо признать, были сильно удивлены подходом заграничных инженеров-конструкторов. Окна в их машинах большие и выпуклые, что давало всесторонний обзор. Кресла для водителей мягкие, рычаги управления представляли много удобств. Командир стройотряда Володя Пересичный, внимательно осмотрев болотоход канадского производства, с восхищением говорил:
   - Вот это машина! Смотрите, из окна все видно, как на ладони... Покрашена в оранжевый цвет, чтобы ее издалека было видно в этом краю зеленой тайги... Не то, что наши трактора, серо-черные, у которых маленькие подслеповатые окошки, зачастую выбитые... Наверно, советские трактора проектировал недоучившийся студент-заочник, - смеясь, добавлял он.
   Не исключено, что тролллейбусы проектировал также "заочник". На выходе и входе, в связи с наличием только двух дверей - в голове и хвосте троллейбуса, всегда создавался затор. Задние двери были предназначены для входа, передние - для выхода. Узкий проход между сиденьями не позволял свободно проходить и всегда на выходе создавалась очередь. Люди, стоящие сзади, спрашивали у впереди стоящих, будут ли они выходить. В устах некоторых студентов-горняков это звучало в таком виде:
  -- Вы встаете?
   Перед остановкой студенты могли спросить друг друга: "Ты сейчас вылазишь?"
   Мы считали, что так правильно.
   Услышав такой вопрос, иногда половина людей, едущих в троллейбусе, поворачивалась посмотреть на молодого человека. Коренные жители Харькова молчали, осмысливая про себя услышанное. Но однажды пожилая женщина представительной внешности, со следами сохранившейся на лице красоты, громко, во всеуслышание, заявила:
   - Как это "встаете"? Я ложиться и вставать в троллейбусе не буду, точно так же как и "вылазить" не собираюсь! Я буду выходить на этой остановке, а "лазить" и "ползать" не умею и не буду! Учитесь правильно говорить, юноша! Я вы-хо-жу!
   Побледневший Удодов молчал. Группа студентов-горняков за ним стояла, впитывая и усваивая правильные слова.
   Стоящий сзади Топорков решил воспользоваться ситуацией, посмеяться, и подтолкнул замершего Удодова:
   - Ну ты, конь с педалями, вылазишь?
   Теперь на Топоркова было обращено все внимание - пассажиры подумали, что урок не усвоен.
   Слово "вставать" при выходе из троллейбуса звучало только в первом семестре, затем оно из студенческого обихода исчезло. Позже в общественном транспорте студенты уважительно стали спрашивать: "Вы выходите?"
   Большой город, как огромный котел, принимал всех, переваривал и принуждал жить по определенным правилам.
   Советская система высшего образования включала в себя очень большое количество общественных наук. С первого по третий курс мы очень глубоко изучали марксизм-ленинизм, материалистическую философию и другие науки такого же направления. Разбирали на занятиях все партийные эпизоды с необычайной тщательностью. Экзамены по общественным наукам сдавали не экзаменатору, а государственной комиссии. Все было очень строго! Обычным делом было знать, что произошло на 8 съезде партии и чем он отличается от 14 съезда, или что сказал товарищ Сталин по поводу непогоды 24 сентября 1932 года в 16 часов 08 минут 22 секунды...
   Если слово "слазить" звучало только первые полгода студенческой жизни, то неправильно произносимые "социализьм", "коммунизьм" (c мягким знаком-примеч авт.) можно было услышать на экзаменах второго курса. Эти слова с применением мягкого знака употреблял студент Удодов. На экзаменах профессора его просто поправляли, думая, что он оговорился, но в общежитии и в разговорах между студентами над ним откровенно насмехались. Беззлобно. Но это сильно ударяло по самолюбию Удодова.
   На первом и втором курсах комсоргом группы был Топорков и он, в меру сил, стремился создать дружный коллектив. По его инициативе в обязательном порядке минимум один раз в месяц ходили в театр, на выставки. Комсорг организовывал прогулки группы по Харькову.
   Однажды, в конце первого курса, Топорков собрал мужскую часть группы и предложил:
   - Давайте пойдем все вместе в лес и соберем своими руками пролиски. Это будет наш весенний подарок девушкам... Вручим цветы, а потом организуем совместную вылазку в лес, с шашлыками!
   Здесь из-за стола встал немного глуховатый Бригида и сказал:
   - Если в магазине не будет пролисков, то купим ромашки!
   - Посмотрите на этого дурака! Топорков одно предлагает, а Бригида свое мелет! - Удодов, смеясь, показывал пальцем на товарища.
   - Я тебя сейчас в клочья разорву! Вместе с твоим коммунизьмом и социализьмом! - Бригида не владел собой, когда встречал сопротивление.
   - Да я что, я ничего... - Удодов сразу начал включать "задний ход", опасаясь осложнений.
   Но критика, хотя и в такой форме, подействовала. Начиная с третьего курса, Удодов перестал произносить "коммунизьм, социализьм" и начал говорить на чистом русском языке, в его словах исчез мягкий знак.
   Невысокая культура проявлялась не только в словах или одежде. На начальных курсах студенты не умели правильно употреблять в пищу мясо. В парке Шевченко открылось кафе "Кристалл", естественно, что горняки гурьбой оправились опробовать кухню. Заказали по свиной отбивной с картофельным гарниром и каждый нарезал мясо на мелкие куски прямо на тарелке. Однако нашелся среди горняков один студент, Илья Валиахметов, который объяснил, что культурно и рационально отрезать по кусочку в момент приема пищи, во 1-х, это эстетично, а во 2-х, мясо не так быстро остывает, а теплая пища гораздо вкуснее холодной.
   Быстро летели студенческие года. Научились горняки правильно говорить, формулировать свои мысли, обтерлись в харьковских реалих. На пятом курсе повсеместно произносили:
   - Пойдем, покушаем!
   Слово "поесть" встречалось так же часто, как и "покушать". "Пожрать" на старших курсах никогда не звучало. Это считалось некультурным.
   Тяга к познанию и перениманию опыта была повсеместной. Но не всегда студенты видели правильные действия. На третьем курсе практические занятия по философии вел преподаватель, который довольно своеобразно кушал в столовой первое блюдо. Традиционно принято, что суп едят, наклоняя тарелку к себе, черпая остатки жидкости со дна. Но философ отклонял тарелку от себя, доставая таким образом суп. При этом ход ложки также был не к себе, а в обратную сторону. Этот механизм поедания пищи был непривычным; кроме него, никто так не делал. Естественно, студентов привлекали его действия. Многие украдкой смотрели на преподавателя. Одиночные студенты пытались копировать его действия. Все это было до такой степени необычно, что однажды, после посещения столовой, возник спор - культурно так кушать или это самодеятельность философа. В результате споров было решено, что метод еды преподавателя неправильный.
   Горняки не только копировали стиль поведения харьковчан, но старались привнести что-либо свое. Чтобы не гладить часто брюки, шов на брюках изнутри промазывали мылом. Считалось, что стрелка будет дольше держаться.
   Начиная с четвертого курса, студентов горного факультета нельзя было отличить от коренных жителей Харькова. Возвращаясь из стройотрядов, мы покупали хорошую одежду и обувь в Москве (в те времена, в эпоху всеобщего дефицита, что-нибудь качественное можно было приобрести только в столице), начали посещать "черный рынок" - деньги, заработанные в стройотрядах, были в наличии. Если ранее престижно было после Сибири ходить на занятия в институт в стройотрядовской форме, когда на спине было написано название стройотряда и местности, где побывал студент - то теперь плотную рабочую форму песочного цвета носили не более двух недель, а затем переодевались в гражданский костюм.
   Как говорилось, на горном факультете учились студенты из разных слоев советского общества. Много было ребят и девчат из социальных низов, из семей шахтеров и рабочих. Помимо них, учились интеллигентные юноши и девушки, в основном, местные, харьковчане. Такая же пестрая среда была во всем Инжэке. Однажды к нам приехал актер Алексей Баталов. Для всего персонала института была организована с ним встреча в актовом зале. Все места были заняты. Баталов недолго рассказывал о своей профессии, о том, каковы его планы. Затем предложил задавать ему вопросы.
   - На любые темы, в том числе и о личной жизни... Прошу вас!
   Встала одна студентка (не горнячка) и спросила о его студенческих годах. Неожиданно со всех поднялся ропот, все начали переглядываться между собой, удивленно спрашивать друг друга: "Что это за глупый вопрос!". Студентка стояла немного потрясенная. Она никак не ожидала, что ее нейтральный вопрос вызовет такую бурю неприятия. Баталов несколько секунд наблюдал за залом, потом поднялся и сказал:
   - До вас я выступал в Харьковском инженерно-строительном институте, там вопросы задавали с места... Но я вижу, что здесь, у вас, немного другая аудитория, иная. Поэтому прошу не вставать, а присылать мне записки...
   В общежитиях слушали очень много иностранной музыки. Студентов-граждан других держав было много: немцы, венгры, чехи, словаки и другие национальности уезжали на время каникул домой, за границу, и привозили пластинки. Их тогда называли "дисками". "Диски" были только у иностранцев. В те времена произошел переход от моно- к стерео- звучанию. Как-то в расширителе Ришар (на каникулы в Африку он не ездил, отправлялся в Европу отдохнуть) поставил стерео проигрыватель и дал послушать "диски". Едва не беспрерывно крутили группу "Бони М", "ABBA", "La Bionda", "Bee Gees" ("Би Джиз"). Танцевали все кто как мог. Стеснительных не было. Первокурсник Удодов от волшебства музыки хватался за голову и восклицал:
   - Господи, какие мелодии... Какие мелодии...
   С тех времен дискотека 80-х для нас лучшая.
   Преподаватели были для нас педагогами, воспитателями. Заведующий кафедрой политической экономии доцент Тарасов учил студентов-горняков: "Вы не должны пропускать ни единого кинофильма, или концерта, в обязательном порядке старайтесь посетить все харьковские театры и посмотреть поставленные спектакли. Ваша задача - приобщиться к культуре большого города и вообще к мировым духовным и материальным достижениям!" Мы старались ходить в кино, на все концерты приезжих мастеров искусств эстрады - группы "Верасы", "Машина времени". Часто приезжал Валерий Леонтьев. Он любил Харьков и мы любили его. Билеты были доступны студентам, поэтому мы всегда ходили на его концерты. Часто это происходило во Дворце спорта. Метро туда еще тогда не было построено, поэтому до спорткомплекса доезжали на троллейбусе. Зимой возвращение с концертов было довольно живописной картиной. Троллейбусы с замерзшими окнами были переполнены. Двери не закрывались, на них висели гроздьями студенты, крепко держась один за другого, и так ехали. Один или несколько студентов залезали на лестницу, по которой водитель поднимается на крышу троллейбуса для замены угольков в штангах; так возвращались домой. Любопытно, что никто под колеса никогда не попадал. Водитель, видя такое положение и не имея возможности согнать пассажиров с крыши, вел троллейбус по скользкой дороге осторожно. Стоять на одном месте он не мог: нельзя нарушать график движения, сзади сигналили на отправку другие машины. Троллейбусы двигались строго по расписанию - один за другим.
   Приезжал в Харьков Высоцкий. Выступал он в театре музкомедии. Больших и представительных плакатов с объявлением о его концертах не было. Отдельные обрывочные бумажки в клетку и косую линию, вырванные из школьных тетрадей и написанные от руки, висели в переходах метро станции "Советская". Скотча в те времена не было. Листочки, перерванные напополам, были приклеены к плитке конторским клеем или клейкой лентой для соединения магнитофонной ленты. Про Высоцкого ходили слухи, что это сильно пьющий человек. В нашем общежитии не звучали его пластинки. Мы не знали его голоса и песен. Фанатов Высоцкого среди горняков не было. Потом, намного позже, Высоцкого вполне справедливо возвеличат.
   Пролетели годы учебы. Настал момент вручения дипломов. Декан Чугаенко и профессор Сивый сидели в президиуме перед аудиторией выпускников и видели перед собой аккуратных, красиво одетых, молодых специалистов. На мужчинах были современные костюмы, рубашки с галстуками. Девушки были одеты более цветасто, каждая - ярко индивидуально. Фирменные офисные женские костюмы еще не были разработаны и в продаже их не было.
   - Здесь, за рюмкой чая, - начал торжественное заседание Сивый (на столах ничего не было, это была шутка), - очень приятно смотреть на интеллигентных, умных и воспитанных, и, что очень важно, образованных людей! Людей, с кем приятно разговаривать...
   - С учебной точки зрения, мы вас учили единственному - работать с книгой, - говорил Чугаенко. - Но с человеческой стороны вы должны были впитать в себя все передовые достижения мировой культуры, научиться убеждать, привлекать других людей на свою сторону, быть образцом... Надеюсь, что вам это удастся!
   Каждый бывший теперь уже студент получал диплом и в ответном слове благодарил преподавателей за учебу. Все говорили очень умело, без запинок, четко произнося фразы правильным русским языком. Каждый очень четко и понятно выражал свои мысли, в словах признательности были чувства. Всем становилось ясно, что выступают подготовленные специалисты.
   Студенты осмелели, говорили прямо, что думали. Они начали считать, что на одном уровне с преподавателями.
   Большой город за пятилетие привил и отшлифовал культуру инженеров-экономистов.
   Закончив горный факультет ХИЭИ, горняки разлетались по направлениям по всей стране в яркую, красочную, многоцветную жизнь.
  

КУРАТОР ГРУППЫ ЛЕВЧЕНКО

   Был он человеком очень большого роста и, соответственно, все его тело было могучим. Шариковую ручку в его кулаке не было видно.
   Однажды студент Топорков услышал в кабинете декана разговор между двумя преподавателями. Доцент Андросов слушал декана Чугаенко.
   - Ты же помнишь, как у нас на кафедре остался Левченко? Из-за своих больших размеров он бы не смог работать в шахте... Не залез бы ни в какую лаву. Что тогда ему делать? Никакой работы не смог бы найти в шахтерских поселках... Остался в институте с нашей помощью, потом защитился, сейчас благополучно работает...
   Был у Левченко автомобиль "Победа", по тем временам очень представительная машина. Часто ездил Левченко на ней на охоту, в лес, любил кататься по улицам города Харькова. Автомобилей в те времена было немного, поэтому движение любой машины замечалось. В случае с Левченко зачастую смотрели не только на "Победу", но и на водителя. Из окна внушительно был виден очень солидный и представительный мужчина приличных физических размеров. На "Победе" у него стоял старый квадратный желто-черный номерной знак. Редко у кого из автолюбителей можно было увидеть подобное. Все имели современные вытянутые бело-черные. Сознательно Анатолий Кириллович не менял его. По-видимому, чтобы чем-то отличаться от всех других. Но в советские времена власть придерживалась принципа единообразия во всем. Вышло решение правительства о всеобщей замене старых знаков на современные. Услуга эта была платная - 25 рублей, что составляло довольно внушительную сумму (доценты зарабатывали в месяц 250 руб., студенты получали стипендию 55 руб., повышенная составляла 57,50 руб.). Получив официальное извещение о необходимости замены знака и уплаты налога, Левченко незлобиво ругался в адрес власти:
   - Совсем обнаглели, не знают, как дополнительно ободрать жителей. Разве не могут найти какой-нибудь другой источник поступления денег в казну...
   В Великую Отечественную войну служил Левченко в войсках НКВД. В коридоре 2-го учебного корпуса на стене висел стенд "Они сражались за Родину", на этом стенде были фотографии Левченко, Андросова, Старикова. Анатолий Кириллович на фотографии был в военной форме с погонами лейтенанта, молодой, коротко стриженные на затылке волосы по уставу военного времени. Такая стрижка у него была всегда.
   Левченко Кириллович очень любил рассказывать о тех временах, приходя в студенческое общежитие. Однажды один из его рассказов сильно поразил воображение слушателей.
   - Части НКВД всегда располагались позади окопов передовой линии. На тот случай, когда без команды военнослужащие начнут отступать, мы, с помощью словесных команд и стрельбы вверх, должны были останавливать бегущих. Оружие могло быть применено только в крайних случаях, и лишь по команде старшего. Совсем другое было положение, когда готовилось наступление и солдаты из окопов обязаны были бежать в атаку. Всегда перед наступлением каждому наливался "мерзавчик", т.е. 250 грамм водки. "Мерзавчик" обычно выпивали непосредственно перед тем моментом, когда они покинут окопы. Эта водка не входила в состав обязательных 100 грамм "наркомовских", которые выдавали ежедневно, а была типа дополнительной. Но в окопах были разные люди: опытные и молодежь, побывавшие в боях и необстрелянные, любители выпить и непьющие. Те, кто не пил, зачастую меняли свою водку на сахар или сигареты. Водка им не к чему. Таких было немного, но они были. А вот пьющим, любителям "зеленого змия", в таких случаях, была возможность хорошо выпить. Большую дозу могли употребить. И пили! Вот звучит команда: "Вперед! За Родину! За Сталина!", - да, да, так и кричали "За Сталина", - все выскакивают из окопов и бегут в направлении немцев. Мы, НКВДисты, находимся сзади и наблюдаем, как пошла пехота. Это всегда страшное дело. В тебя стреляют, стараются убить, а человек должен бежать вперед. Нужно иметь большую силу воли. Когда мы, НКВДисты, видим, что цепи успели отбежать от окопов вперед метров на 70-100, здесь начинается наша работа. Мы быстрым движением перемещаемся в опустевшие окопы, чтобы определить, кто там остался и не пошел в атаку. Часто оставались только пьяные! Алкоголь в смеси со страхом делал свою работу - люди не могли подняться, ноги подгибались. Подбегаешь к нему - лежит как мертвый, только глаза выпученные и мигают, сказать ничего не может. Здесь мы не ожидали никаких команд - сразу передергивали затвор и расстреливали оставшихся без всякого дополнительного приказа. Задача была в таких случаях только одна - чтобы никого не осталось в живых. Почему? На тот случай, если атака не получится, отхлынет назад, возвратившиеся бойцы должны знать - не пошел в атаку, напился пьяным, - сразу смерть. В атаке еще убъют или нет, это бабушка надвое сказала, но невыполнение приказов оканчивается только одним - расстрелом! Отступившие бойцы должны будут знать, что трусы в окопе не спрячутся. Эту работу на войне делали мы, военнослужащие НКВД.
   Левченко был высокого мнения о немецких военнопленных.
   - Они, работая в шахте, под веник выметали весь уголь из забоя... Вы, нынешние студенты, должны так же относиться к труду. Мы их победили в бою, вы должны превзойти их в труде!
   В конце 2-го курса произошел случай, едва не определивший судьбу студента Удодова. Куратор Левченко находился в общежитии, вокруг него было, как всегда, много слушателей, в основном, студенты-юноши. Разговоры велись на разные темы. Приближался апрель, и кто-то вспомнил, что скоро день рождения Ленина. Об этом заговорили.
   - Анатолий Кириллович! - обращается Удодов к Левченко. - А почему мы день рождения Гитлера не отмечаем? Тоже был необычный человек, как и Ленин!
   В расширителе повисла гнетущая тишина. Молча, остолбенев, сидел Левченко, не понимая, как мог советский студент сравнить Гитлера и Ленина.
   - Как твоя фамилия? Ты разве не понимаешь различий между этими людьми?
   На глазах у всех белее мела стал Удодов. Он отчетливо понял, какой промах допустил.
   - Я в том смысле, что выдающиеся люди рождаются не часто...
   - Кто выдающийся? Гитлер? Да я, советский офицер, воевал против фашизма, который создал твой кровавый Гитлер! Как ты смеешь! Почему до сих пор с такими взглядами ходишь в числе студентов? Кто у тебя староста? В какой группе учишься?
   - Анатолий Кириллович! Да я вообще ненавижу Гитлера! Я просто так сказал!
   - Вот за это "просто" рассмотрим твое персональное дело на комсомольском собрании группы, затем факультета, а если они не исключат тебя из комсомола, я буду добиваться собрания комсомольцев всего института. Тебе не место среди студентов! Когда тебя выгонят из комсомола, автоматически вылетишь из института...
   Побледневший, с большим негодованием смотрел на Удодова доцент Левченко.
   Удодов стремительно выскочил из расширителя, потом, поняв, что сделал очередную ошибку, опять возвратился.
   - Анатолий Кириллович! Да черт с ним, с этим Гитлером! Пропади он пропадом! Не нужен он мне триста лет! - Удодов не знал, какие слова сказать, лишь бы загладить собственную вину.
   - Кто еще с тобой также считает, что Гитлер велик? - всем огромным телом нависал Левченко над студентом.
   - Никто! Честное слово. Я ни с кем не вел таких разговоров!
   Для всех присутствующих становилось ясно, что дело принимает нешуточный оборот. Исключение Удодова из числа студентов становилось реальностью.
   - Ты что, действительно не понимаешь, что здесь заявил? В стенах высшего учебного заведения? Здесь, в храме науки?
   Бледный и потерянный стоял Удодов, не зная, что отвечать дальше. На помощь ему решил придти Пересичный, который имел хорошие отношения с Левченко.
   - Да плюньте на него, на этого дурака, Анатолий Кириллович! Мелет языком, что ни попадя! В армию пойдет, там ему мозги прочистят!
   Молча сидел и слушал защитника Пересичного куратор группы. Все застыли в оцепенении. Удодов не дышал.
   - Ладно. Ты хоть понял, что сморозил? Еще раз услышу от тебя что-либо подобное, закончится плохо для тебя...
   Облегченно внутри себя вздохнул Удодов и с просветлевшим лицом выскочил из расширителя.
   Левченко был сторонником крутых и строгих мер в отношении провинившихся преподавателей и сотрудников института. К студентам относился лояльно. Однажды был случай, когда возле столовой внутри институтского двора была привезена и оставлена без присмотра туша мяса. Утром, идя на занятия к студентам, Левченко увидел мясо, лежащее без присмотра. Во второй половине дня, возвращаясь из аудитории, Левченко вновь наблюдал эту же лежащую без внимания тушу. Было лето и мясо могло испортиться. Левченко, отставив собственные дела в сторону, немедленно отправился в профком, с целью привлечения общественности к данному факту. Через минуту хитрый и дельный заведующий столовой уволок мясо в помещение. Левченко на этом не остановился. Он решил наказать заведующего по партийной линии. В те времена любой большой или малый начальник в обязательном порядке должен был быть членом партии. Наказание по линии партийности было весомой дубиной для провинившихся. Левченко пригласил во двор института декана Чугаенко, доцентов Андросова, Маевского, Старикова. Естественно, группами стояли студенты горного факультета, наблюдая разворачивающуюся картину. Преподаватели остановились возле того места, где недавно лежала туша мяса.
   - Если бы я был парторгом института, заведующий столовой плакал бы огромными слезами. Вызвал бы его в партком и примерно наказал, чтобы знал на будущее, как обращаться с продуктами. Он бы у меня шелковым ходил мимо парткома...
   Все мы знали, что не так давно проходили выборы парткома института и Левченко не был избран, хотя очень надеялся.
   - Партия осудила репрессии против кадров! Сейчас это недопустимо! - Чугаенко строго смотрел на Левченко.
   - В том-то и дело... А то я бы Вам всем дал!
   Тогда, во второй половине 70-х годов, едва поступив в институт, мы знали партком как место, где происходят серьезные разборки с провинившимися членами партии. Это было своего рода кабинет наказания. Партком располагался напротив двери ректора и иногда, проходя мимо, явственно ощущалась висящая в воздухе напряженность возле того места. Но буквально на наших глазах ситуация изменилась. Партком потерял свое значение как фактор устрашения и стал обычным структурным подразделением института. Неизвестно, пришли другие времена, выбрали не столь "зверского" секретаря, или была такова политика партии, но терроризировать парткомом перестали. Но Левченко помнил те времена и хотел их возврата! Поэтому и указывал на то, что была совершена ошибка, когда его не избрали в партийный комитет института.
   Левченко читал дисциплины на начальных курсах учебы. Он был очень внимателен не только к окружающим его людям, но, вообще, интересовался условиями быта и учебы студентов. Был наблюдателен. В горной лаборатории стоял большой шкаф с разноцветными образцами пород, привезенных студентами из геологических экспедиций. Различные камни с индивидуальными надписями стояли за стеклом. Зачастую преподаватели рассказывали студентам о своих походах, о тех местах, где они побывали. Вынимали отдельные куски породы и говорили о них, демонстрируя камни. Поначалу шкаф с образцами был закрыт на замок, но с появлением студентов 1977 года поначалу его (замок) кто-то сбил и дверцы качались нараспашку. Все желающие по необходимости и без нее лезли в шкаф и брали для себя камни, хотя они были совершенно никому не нужны. Единственное их достоинство - красота и вес. Менее через семестр все образцы были разворованы, затем пустой шкаф вынесли из аудитории. "Мельчают люди и нелюбопытными становятся..." - с горечью говорил Левченко про вновь поступивших студентов декану Чугаенко. Его вывод о "нелюбопытстве" был сделан на следующей основе. С момента поступления в институт на учебу преподаватели взахлеб, с большим воодушевлением говорили нам о предстоящих походах и поездках в студенческие годы, об интересных практиках на шахтах и рудниках. Доцент Стариков как-то с кафедры сообщил учащимся, что в студенческие годы он за государственный счет объездил всю страну. Но, когда у студентов начались распределения на первую 2-х недельную практику, все захотели поехать поближе к дому. Никого не интересовали дальние странствия! Так было все последующие пять лет учебы. Все разъехались исключительно по Украине. Никто не пожелал съездить в другие республики. Для такой поездки необходимо было не менее 3-х человек. Руководство не настаивало, чтобы мы путешествовали по всей стране. Предлагались готовые варианты практик на шахтах и рудниках Украины. Формально было объяснение таково - не заключены договора с иными регионами. Но доцент Стариков объяснял, что это не причина, а всего лишь повод. Нужно было студентам настоять, и тогда все вопросы были бы решены. Желающих не нашлось...
   С бытовой точки зрения Левченко был обычным нормальным человеком. В те времена категорически не приветствовалось употреблять спиртное со студентами. Если бы такой случай стал публичным и общеизвестным, дело могло для преподавателя иметь крайне неприятный оборот. Однажды куратор Левченко и студенты Пересичный, Топорков и Брыксин возвращались на автомобиле "Победа" из квартиры преподавателя. Они ему привозили стенды для зарисовки горных работ. Тогда преподаватели в глазах студентов были в виде Богов. Их (студентов) интересовало все, относящиеся к жизни и бытию доцентов. Студенты были из небольших городков, а сейчас, в результате собственных умственных трудоусилий, они попали в огромный областной центр, получают высшее образование и их тяга к постижению всего нового естественна. Гараж Левченко находился вдали от студенческих общежитий и все вчетвером поехали к нему. Помогли выгрузить из машины несколько 3-х литровых банок, заполненных желтыми лимонами и закрытых жестяными крышками на зимнее хранение (тогда лимоны были дефицитом, как впрочем, и все остальное), затем остановились в нерешительности. Левченко вынимал из автомобиля бутылку водки "Московская". Студенты были молоды, организмы функционировали исправно, было желание не выпить, а посидеть и продолжить общение с преподавателем.
   - Ну что, примете на грудь? - Левченко с интересом смотрел на студентов.
   Все молчали.
   - Как скажете, Анатолий Кириллович... - нерешительно проговорил Пересичный.
   Внимательно, изучающе, смотрел на студентов куратор группы. "Володю Пересичного я хорошо знаю, он в армии отслужил, достойный человек, с ним можно выпить, он не сдаст, а вот эти два - темные лошадки, всего только на втором курсе, сразу после школы. Надо перестраховаться!"
   - Ладно, спасибо за помощь. - Левченко протянул руку Топоркову и Брыксину. - А ты, Володя, останься, поможешь мне еще немного...
   Пьяненький вернулся Пересичный из гаража в общагу, но упорно отрицал, что "принял на грудь" вместе с куратором Левченко.
   Все знали, что Левченко страстный охотник и имеет собаку. Но она постарела и не так активно выполняет свои обязанности. Несколько раз об этом говорит в большой задумчивости Левченко. Видно, что это для него является большой проблемой - поиск нового помощника в охоте.
   В конце второго курса наша группа сдавала экзамен куратору Левченко. Как преподаватель Левченко строгий, может спросить со всей серьезностью. Бьются студенческие умы над задачей успешной сдачи экзамена. Решение проблемы нашлось случайно. Студентка Приходько пошла в магазин "Бакалея" на углу проспекта Ленина и улицы Бакулина и неожиданно увидела нескольких новорожденных щенков. Они мирно играли возле одного из жилых домов.
   - Чьи это щенки? - удивленно спросила она у дворника.
   - Вон сука бездомная ощенилась... А что, нужны? Забирай!
   Приходько выбрала двух, на ее взгляд, самых симпатичных щенков и принесла их в общежитие. Там их выкупали сначала с мылом, затем в шампуне. Для законченной красоты на шею повязали банты.
   На следующий день наступил экзамен.
   - Уважаемый Анатолий Кириллович! Вся группа знает о Вашей страсти к охоте и о поисках достойной собаки. Мы специально съездили домой, в Донбасс, и привезли Вам вот этих двух щенков. Это особая охотничья порода! Дарим их Вам! - обомлевшему Левченко студентка Приходько подала маленьких собак с бантами.
   Дальше было вот как. К примеру, садится отвечать студент Топорков. Берет билет, готовится, присаживается к столу преподавателя.
   - Вопрос первый...
   - Да подожди... Смотри, какая красота. - Левченко поднимает морду собаки и показывает ее Топоркову. - Ты представляешь, как она пойдет на зверя! Смотри, лапы какие!.. Что, ответил на первый вопрос? Давай второй!
   Обомлевший Топорков поначалу не может мгновенно оценить всю ситуацию, но быстро приходит в себя.
   - Обратите внимание на уши щенка, Анатолий Кириллович! Так уши торчком стоят только у истинной гончей!
   - Вот, вот... А я о чем говорю... Второй вопрос осветил! Давай отвечай на следующий вопрос...
   Так, не давая Топоркову рот открыть по существу билета, сводя разговор исключительно к собакам, вел экзамен Левченко. Он очень сильно был рад такому подарку и вниманию к себе.
   На экзамене неудовлетворительных оценок не было!
  

ЛЮБОВЬ В СТУДЕНЧЕСТВЕ

   Краще жити, нiж не жити,
   Краще пити, нiж не пити,
   Краще дати, та радiти,
   Нiж не дати, та жалiти. (укр.)

Народная поговорка

   Автор разослал по Интернету некоторые рассказы из этой книги и бывшая студентка прислала воспоминания. Вот что, к примеру, она пишет (закончила институт намного раньше нас). "У нас в общежитии была довольно бурная любовная жизнь. Мы жили в студенческом городке на Алексеевке, в общаге N3, т.е. далеко от института. И никогда не было никаких неожиданных проверок со стороны администрации, никаких разборов, никаких объяснительных не нужно было писать. Вечеринки были постоянными. Употребляли на них немного дешевого вина, ели простую закуску, а порой обходились и без неё, а потом музыка и "танцы", вернее плотные объятия с покачиванием под музыку. Всё заканчивалось сексом. У нас сразу же на первом курсе сложилось много пар. Некоторые продержались все пять лет с последующим браком, а некоторые складывались только на один вечер, или несколько дней, недель. Некоторые девчонки вели откровенно распутный образ жизни, но мы никогда никого не осуждали, а относились к этому с юмором. Вот сейчас написала и сама мысленно удивилась - ведь тогда были достаточно пуританские нравы, а мы были терпимы, благожелательны и раскованы..."
   В период нашей учебы 1977-1982 г.г. наблюдалась следующая картина.
   В основной массе девушки и юноши вели строгий образ жизни. Тех, которые были склонны к постоянной перемене партнеров, осуждали, говоря: "Слаб (или "слаба" - про девушек - примеч. авт.) на передок!"
   Деканат заселял общежития следующим образом. На одном этаже жили мужчины, на другом - девушки.
   Появление мужчин на женских этажах было естественным, девушки без причины старались к горнякам не заходить. Естественно, речь идет о тех студентках, которые свято берегли девичью чистоту. Учились девушки и откровенно доступные. Про таких говорили: "У нее доступ к телу постоянно открыт!". Но это совсем не означало, что ее целиком и полностью все осуждали. Присутствовало какое-то понимание, что каждый живет собственную жизнь и использует возможности для реализации своих желаний. В присутствии какой-либо студентки, менявшей постоянно партнеров, могла прозвучать шутка:
   - Ты смотри, Лара расцвела, как роза!
   - Да не расцвела она, а распустилась!
   При этом все смеялись, прекрасно понимая, в чей адрес шутят, но обид не было.
   Фактов насилия никогда не было. Если случалась любовь, то все происходило по взаимной договоренности.
   Традиционные интимные отношения в зачаточном понимании между студентами продолжались весь первый курс. Отдельные пары начали с симпатий, которая затем, в последующем, перерастали в серьезную любовь и заканчивалась свадьбой. Другие понемногу встречались, скрывая этот факт от других. Третьи вели "одноразовую" любовь. Так бы все это, "тихо-мирно", продолжалось все пять студенческих лет, не случись в общежитии происшествия, которое с ног на голову перевернуло всю интимную жизнь студентов-горняков.
   В Харькове существет техникум гостиничного хозяйства, где учатся в основном девушки. В связи с ремонтом общежития их временно переселили в общагу Харьковского инженерно-экономического института, где проживал горный факультет. По-видимому, собрали недисциплинированных и не подчиняющихся правилам поведения, потому что они принесли с собой откровенные межчеловеческие сексуальные отношения. Девушки все были разные - красивые и не очень, белолицые и смуглые, симпатичные и обычные, но их всех роднило между собой одно обстоятельство - ненасытная любовь к мужчинам. Любви от мужчин они хотели всегда, везде и постоянно. Было такое впечатление, что это своеобразные машины для любовных утех. Насытиться они не могли. Разговоры вели исключительно только о постельных сценах, бесстыдно рассказывая обо всех своих приключениях и количестве мужчин, любивших их. Они гордились числом мужчин, подаривших им свою любовь. Одна перед другой, девушки хвастались, не стесняясь присутствия студентов-юношей, у кого было больше или меньше возлюбленных. Беспрерывно провозглашался единственный лозунг из их уст:
   - В жизни существует только любовь! Ради нее стоит жить и умереть! Нет ничего выше любви и не будет!
   Их слова никогда не расходились с делом. В любую минуту дня и ночи они были готовы лечь в постель. Привязанности и преданности одному мужчине они не знали и не понимали.
   - Я молода, свободна и никому не хочу принадлежать! Буду делать только то, что желаю сама я, лично я!
   Доступность этих девушек не знала границ. Через неделю после первого знакомства у некоторых из них даже перестали спрашивать разрешения.
   В первый вечер после приезда они появились на этажах, где проживали мужчины-горняки. Как обычно, студенты, немного удивившись визитам, для начала знакомства накрывали небольшие столы для вечеринки.
   - Мы есть не хотим! Мы голодны на другое... Милый, вижу, у тебя крупные бицепсы! А вот притронься к моей груди, видишь, как она налилась, какая девственная! Хочешь попробовать ее? - так они сразу начали обращаться к горнякам.
   После первых принужденных прикосновений, естественно, у горняков начинала играть молодая кровь и они приступали к решительным действиям. Девушки не только не препятствовали, но, наоборот, поощряли смелость мужчин. Наличие в комнате посторонних их не смущала.
   - Жизнь - это лови моменты! А вдруг, пока будем искать укромное местечко, ты передумаешь и меня не захочешь? Люби здесь и сейчас!
   Горняков поначалу смущало отсутствие каких-либо ограничителей и тормозов у учащихся техникума. Но педагогом-воспитателем никто из студентов не хотел быть, все старались воспользоваться текущей возможностью.
   На занятия в техникум девушки не ходили и постоянно обитали в студенческом общежитии ХИЭИ. Их всегда можно было застать на этажах и насладиться их обществом.
   Раскованность в отношениях, отсутствие моральных правил, способность сразу сблизиться, общительность - все это привлекало к ним большое количество мужчин. К девушкам приходили подруги, которые вели себя аналогичным образом. Некоторые местные студенты-харьковчане, видя вседозволенность со стороны представительниц слабого пола, стали находиться в общежитии круглосуточно.
   Глубокой ночью можно было видеть, как цепочкой, одна за другой, из одной комнаты на мужском этаже выходят две-три девушки и заходят в соседнюю дверь.
   Отдельные, наиболее красивые учащиеся техникума, по нескольку часов находились в постели, оказывая услуги. Их выносливость и безотказность просто поражали.
   Не все девушки любили ходить в гости. Некоторые предпочитали принимать мужчин у себя. Для этого студенческую комнату разграничивали вертикально висящими одеялами на четыре пространства. Получалось словно четыре изолированных кубрика, из которых не было видно, кто находится и чем занимаются в соседней "четвертинке". Это создавало иллюзию скрытности, и позволяло применять все желаемые любовные позы без лишних наблюдательных и оценивающих глаз. Так делали девушки-любители традиционного секса с единственным партнером.
   Другие потребовали групповой любви. Начали применять "ромашку", "вертолет".
   Некоторые студенты горняки близко к сердцу воспринимали легкую девичью любовь. Студент Старшинов говорил учащейся:
   - Мариэтта! (На самом деле ее звали Маша, но они все любили громкие имена - Галя была Генриеттой, Люба - Любомирой и т.д.) Зачем ты так размениваешься, всем подряд любовь даришь? Принадлежала бы одному мужчине...
   Мариэтта сидела на подоконнике, ела мороженое, облизывала красивые губы.
   - Фу, какой ты некультурный! "Раз-ме-ни-ваешься"... Что за слово! - она оттопырила нижнюю губку. - А что, я тебе сильно нравлюсь? Женись на мне, вот тогда тебе одному буду принадлежать!
   В тот же вечер Мариэтта отдалась всем, кто ее просил!
   Девушки любили всевозможные игры. Раздевшись догола, они становились на столе в комнате и просили замерять высоту и округлость их грудей, длину ног ("ноги растут от коренного зуба или нет?") и определять по пятибалльной оценке красоту. Для победительницы всегда был приз - любовь с избранным мужчиной.
   Отдельные учащиеся техникума проявляли "положительные" черты характера. Мариша очень ценила время ("...смотри, я пришла к тебе без трусиков и бюстгальтера, чтобы не терять времени на раздевание... расстегнула халатик, и я твоя!"), Виолетта заботилась о здоровье ("...покушай, принесла тебе бутерброд, чтобы были силы любить меня!"), Жаннет была предусмотрительной ("...обегала весь Харьков, пока презервативы нашла. Дефицит!.. Зачем нам проблемы с малышом! Да? Я права?").
   Денег за свою любовь они никогда не брали, от маленьких подарков не отказывались. Любовь всегда была взаимной и зачастую на общественных началах.
   Вот как выглядела обычная комната в вечернее время. Притушен свет, горит небольшой ночничок. Звучит магнитофон. За столом сидит несколько студентов, наливают дешевое плодово-ягодное вино и пьют его. У каждого на коленях сидит девушка. Все курят и после выпитого стакана целуются. В углу студент страстно обнимает и горячо целует учащуюся. У нее задран подол юбки, видны трусы, но она на это внимания не обращает. Все пуговицы на блузке расстегнуты. Одной рукой студент обнимает девушку за плечи, другая рука низко опущена, ниже пояса девушки, ладонь под ее одеждой. Рядом, на кровати слышится возня. Два человека, один на другом, накрывшись с головой одеялом, с шумом дышат. Из-под одеяла торчат ноги. Слышатся приглушенные возгласы: "Люблю, люблю!". Одна учащаяся сидит на подоконнике. Курит, рассматривает себя в зеркальце и красит губы. Еще на одной кровати лежит и спит пьяный студент. Два человека танцуют. Мужчина, сильно пьяный, наклонился и целует обнаженную грудь девушки. Она также пьяна, рукой поднимает грудь, подставляя ее для поцелуев. Никто ни на кого не обращает внимания. Каждый занят своим делом.
   Сексуальная оргия охватила мужские этажи общежития. Создалось впечатление, что моральные принципы не существуют, предыдущее воспитание было ошибочным и только вот сейчас началась истинная правильная жизнь. Чувственные ощущения и удовольствия становились основой и целью в жизни.
   Под очарование учащихся техникума попало подавляющее число мужчин. Как-то Топорков мыл посуду в кухне и наблюдал такую картину. Студентка Дроздова держала в руках сковородку и говорила мужу:
   - Сволочь! Я знаю, что ты ходил наверх, к этим лярвам! Если еще раз пойдешь, я этой сковородкой тебе всю голову разобью!
   Студентки горнячки поведением приезжих девиц были крайне недовольны. Но далее глухого ропота дело не шло. Никаких действий они не предпринимали.
   Жили учащиеся техникума в общежитии ХИЭИ три недели. Затем они так же стремительно исчезли, как появились. Горняки к ним в гости поначалу ездили, затем перестали - территориально было далеко. Они к нам в общагу более никогда не приезжали.
   Последствия трехнедельного проживания девиц - будущих официанток - было вот каким. Они показали, насколько радостней и счастливей может быть жизнь при раскованных и незашоренных отношениях между мужчиной и женщиной. Многому они научили горняков. Что же касается моральной стороны, то серьезно повлиять и изменить взгляд на традиционные семейные взгляды студентов они не могли - слишком малое время они находились в общежитии. Это был некий сильный всплеск любовных эмоций, но временный.
   Будущие горничные и официантки дали большой толчок любовной жизни в общежитии, но в последующем никогда более таких широких и разнообразных отношений между полами не наблюдалось. Отдельными очагами вспыхивали и затухали любовные встречи; за небольшим исключением, все находилось в определенных рамках.
   Если рассматривать историю внутристуденческих любовных отношений, то следует заметить, что на каждом курсе были свои особенности.
   Как уже отмечалось, некоторые пары, встретившись на первом курсе, женились и вели семейную жизнь на протяжении всех студенческих лет. Так, муж и жена Марченко из Макеевки с первого по пятый курс не видели никого вокруг, кроме друг друга. У них были отношения семейной любви. Татьяна ухаживала за мужем, как мать смотрит за ребенком. Все вокруг немного завидовали и радовались, что существуют такие устоявшиеся чувства и отношения. Иногда Тане ради смеха говорили:
   - Смотри, у него на макушке лысина значит, спал на многих подушках...
   Она в ответ всегда задорно рассмеется и отвечает:
   - Это мне подходит... Значит, нагулялся и не будет более бродить по бабам!
   Каждый вечер Татьяна находилась на общей кухне и готовила любимые блюда Игорю. Все общежитие вдыхало запахи запеченного в духовке кролика или свиных отбивных. Неженатые студенты, наблюдая взаимную любовь Марченко, замолкали и мечтали о том, чтобы в жизни встретить женщину, похожую на Татьяну.
   Но эти случаи на начальных курсах учебы были единичными.
   Начиная с первого курса учебы горнячки мало обращали внимание на студентов-сокурсников. Их интересовали мужчины старше возрастом. Девушки психологически были значительно взрослее и их привлекали более опытные мужчины, со старших курсов или вообще посторонние. Каждая из них для себя считала, что способна встретить более достойную кандидатуру на стороне, нежели соседи-студенты. Девушки зачастую откровенно отвергали ухаживания горняков. Это все было очень заметно со стороны и сильно обижало мужчин. Они "отплачивали" своеобразной монетой. Как-то однажды, на вечеринке, одна из студенток пространно рассуждала: "Раньше мужчины нас называли девушками, а сейчас - бабами. Почему бы это?". Повисло молчание, никто не решился объяснить, что это слово не что иное как месть за поиски женихов и возлюбленных на стороне.
   Зрелые замужние студентки иногда прямо в глаза говорили "недотрогам":
   - Смотри, какая принцесса... Цены себе не сложит! Хочет найти сразу прЫнца харьковского на белом "Жигуленке". А может, тебе "Запорожец" тоже подойдет, чтобы уехать в свой шахтерский городок?
   Начиная с третьего курса ситуация коренным образом изменилась. Девушки, в основной массе, начали понимать бесперспективность поиска женихов на стороне. Все чаще прочные пары стали образовываться из числа сокурсников. Причем наблюдалось удивительное явление - инициативу проявляли девчата.
   Четвертый и пятый курс - период массовых свадеб. Горнячки в прямом смысле слова "разбирали" спокойных и положительных мужиков-сокурсников, выходя за них замуж. Или, как мы часто говорили между собой, "она женила" его на себе. Чувства здесь в расчет не принимались - речь шла исключительно о браках по расчету. Девушки откровенно устраивали свою личную жизнь. Хотя внешне все было пристойно - наличие любви признавалось с обеих сторон.
   На пятом курсе, в апреле, состоялось сразу три свадьбы в один день. Бракосочетались староста Кинова с Брыксиным, чета Селивановых и автор, Анатолий Топорков с местной харьковской девушкой Натальей. Кинова с Брыксиным на свадьбу пригласили только исключительных гостей, Селивановы - своих людей, а открытый и доброжелательный Топорков - всех остальных студентов, кто не был зван на первые две свадьбы. Буквально через несколько дней Топорков пожалел о своих действиях. Началось все с того, что никто из приглашенных студентов не захотел быть свидетелем жениха на свадьбе. Все под разными соусами отказывались - начиная от заявлений, что "...я не умею" и заканчивая утверждением, что могут быстро напиться и испортить всю свадьбу. От настойчивых просьб Топоркова все наотрез отказывались, но никто пригласительного билета не сдал. Наконец, свидетелем согласился быть Удодов Александр. Забегая вперед, надо сказать, что роль свою на свадьбе он выполнил блестяще. Следующее огорчение Топоркова заключалось в том, что, когда приехали нанятые автомобили и их нужно было красочно украшать, из всей приглашенной толпы (около 40 человек) помочь вышла только одна студентка. Этаж к тому времени был полупустой, студенты, приглашенные на свадьбы Киновой и Селивановых, уехали накануне. Все оставшиеся, как глухие кроты, словно не слыша призывов помочь, сидели по своим комнатам. Но через три часа студенты-однокурсники горного факультета в полном составе явились на свадьбу праздновать и веселиться без опозданий. Неопытный Топорков тогда еще только начинал познавать жизнь, он слышал пословицу: "Не делай людям добро, добром не кончится!", но ее применимость к себе лично не представлял.
   Невзирая на поток свадеб, во многих гостиницах города на всех этажах и в ресторанах можно быстро встретить прекрасных горнячек.
   Наш курс внес в любовные отношения между мужчиной и женщиной свой вклад, перенеся симпатии из стен общежития в другие места города.
   Училась вместе с нами девушка, очень трезво смотрящая на жизнь. Она не была нашей ровесницей, была на несколько лет старше, в Инжэк поступила не сразу после окончания школы, а один курс проучилась в институте другого города. Звали ее В.Ш. За какие-то провинности она была исключена из числа студентов и прибыла на учебу, на горный факультет. Обладая богатым жизненным опытом, хваткая, она организовала группу из 4-х человек, студенток-горнячек. Каждая из них была красива на лицо и находилась в прекрасной физической форме. Задача для этой небольшой группы была проста - знакомиться с мужчинами возле гостиниц, ресторанов и других злачных мест. Легкий на слова Вольнов дал ей название "половой отряд". Эта бригада действовала не регулярно, а периодически. По общаге ходили глухие, неясные слухи о деятельности "полового отряда". Некоторые верили, часть студентов отрицала возможность легких контактов девушек с мужчинами на стороне. Эта группа была достаточно законспирирована и никогда разговоров о своей деятельности не вела. Но однажды Топорков совершенно неожиданно в четыре часа ночи увидел выходящую из номера гостиницы "Харьков" студентку-одногруппницу из "полового отряда".
   - Ты что тут делаешь? - с большим удивлением спросил он ее.
   - Не знаешь, что ли, идет революция, сексуальная... А я революционерка!.. Кстати, а ты что тут делаешь?
   - То же, что и ты! - только эти слова и нашел для ответа крайне удивленный Топорков.
   В те времена зачастую во многих харьковских "кабаках" (так называли рестораны) все столики были заняты и найти свободное место было проблематичным делом. Иногда, чтобы провести вечер, приходилось посещать несколько разных "злачных мест". На такси или в общественном транспорте студенты перемещались из "Старого мiста" в "Центральный", если там тоже нельзя было устроиться, переезжали в "Околицу" или "Интурист", а в случае неудачи отправлялись домой. Если для мужчин-горняков посидеть иногда составляло трудную задачу, то красивых на лицо и фигуристых горнячек со всех курсов в "кабаках" можно было встретить часто. Заходит в "Родничок" группа из двух-трех мужчин-горняков с целью приятно провести вечер, все столики заняты, в средине зала веселятся несколько девушек горного факультета, не обращая внимания на окружающих. С соседнего стола официант приносит подарок - бутылку "Советского шампанского". Со смехом и радостными возгласами оборачиваются горнячки, видят гостей с Кавказа, через несколько минут пересаживаются к ним. Своих однокурсников-горняков девушки в таких случаях никогда не замечали.
   Замужние и забеременевшие женщины пользовались исключительным уважением как со стороны студентов, так и преподавателей. Когда на экзамен входила студентка с явно округлившемся животом, разговор экзаменатора с ней обычно был таков:
   - Какова погода на улице? Дождь будет или нет?
   Начинался короткий разговор на отвлеченные темы, не относящийся к предмету обучения. Преподаватели считали, что сам факт экзамена для студентов является стрессом, и для беременных усугублять ситуацию они не находили нужным. Нервничать для беременных было нежелательно.
   В крайне редких случаях преподаватели въедливо выслушивали беременных и задавали вопросы.
   Практически всегда экзамен заканчивался поверхностным опросом.
   - Когда срок рожать? Отличной оценки вам достаточно или "шестерку" поставить? - шутили преподаватели. - Желаю удачи!
   Окрыленная таким отношением, студентка "в положении", радостная, держа в руках зачетку, выходила из аудитории.
   Любопытно было отношение к детям. Мужчины-горняки часто шутливо произносили такое выражение: "Дети - цветы жизни, но пусть они растут на чужом огороде!" Но это было всего лишь пустые слова. За ними ничего не стояло. Если мать и отец, студенты-горняки, учились вместе, то их дети были игрушкой для всех живущих в общежитии. С ними баловались, приносили и дарили подарки. Декан Чугаенко активно сопротивлялся поселению семейных пар в общаге, потому что для них нужно было предоставлять отдельную комнату. Его довод был таким: "У нас не семейное общежитие, и комнат лишних нет... Много есть одиноких студентов, желающих жить в общежитии, иногородних!" Тем не менее, семейные пары с маленькими детьми в общагах проживали в изолированных комнатах.
   У некоторых студентов были дети, которые родились до поступления в институт и жили в других местах. Мужчины гордились наличием детей, подробно рассказывая, с кем малыши живут и как себя чувствуют. Иногда показывали фотографии, рассказывали о детях и женах. Совершенно по-иному вели себя молодые мамы-студентки, у которых были дети. Они скрывали этот факт. Дети жили с родителями, оставались у бабушек. Иногда совершенно случайно выяснялось, что студентка ранее была замужем и у нее имеется подросший ребенок. Никогда это осуждения не вызывало, было только удивление, зачем студентке необходимо это скрывать. Никогда "разводные" (так про них говорили) не привозили детей в общежитие, чтобы показать и похвастаться ребенком. Это, с их точки зрения, было исключено.
   Большой интерес у горняков вызывал вопрос невинности студенток. В курилке зачастую, обсуждая различные вопросы интимной жизни в общаге, и рассматривая действия той или другой горнячки, мы, смеясь, спрашивали друг друга, насколько она склонна к любви. Всегда обсуждение приводило к выводу, что если человек был в любовных отношениях с кем-либо до института, то сейчас не составит проблемы склонить ее к взаимной симпатии.
   Часто этот вопрос поднимал Василий Майский, студент из Антрацита, учившийся на год позже нас.
   - Меня интересует, каков процент девственниц попадает в институт... Любопытно, какими они были до института, в школе?
   - Если хочешь найти девственницу, то отправляйся в детский сад. Там, может быть, еще встретишь... А на институтских курсах забудь про это слово. Здесь нужно спрашивать, сколько абортов сделала, а не о том, в каком возрасте впервые отдалась! - откровенно смеялись над ним старшекурсники.
   Майский с такими доводами не соглашался.
   В те времена существовал такой взгляд, что нужно в жизни в обязательном порядке встретить невинную девушку и сделать из нее женщину. Причем особой гордостью для мужчины могло быть то обстоятельство, что он "осчастливит" несколько девушек. При этом вопрос стоял не в плоскости женитьбы и официального брака на девственнице, а как нечто надуманное, но желательное к исполнению. Чтобы было что потом, под конец жизни, "вспомнить". Такие примитивные, первобытные взгляды были привезены из глубинки, из маленьких городков и селений, но люди жили с такими взглядами и пытались их реализовать.
   Майский был человеком не только пытливым, но и действующим. Через некоторое время стали часто замечать его в обществе очень симпатичной девушки, но не с горного факультета, а с машфака. Прекрасные длинные волосы обрамляли ее лицо, матовая кожа отсвечивала. Была она тоненькой в фигуре, постоянно улыбалась. Майский приводил ее в наше общежитие, встречался в кафе, они вместе ходили на концерты.
   - Что-то ты обратил на нее такое сильное внимание? Неужели девственницу нашел? - спрашивали мы его в курилке.
   - Нашел!
   - Жениться будешь?
   - Не такой я дурак, как вам кажется! Побалуюсь, да и брошу...
   Несколько месяцев они встречались. Майский физической красотой не отличался, но в нем была какая-то внутренняя сила, притягивающая к нему женщин. Они любят сильных и уверенных, если даже это только видимость.
   Однажды вечером, на перекуре перед сном, Майский заявил:
   - Все, разбанковал! Отдалась! Действительно, девушкой оказалась...
   В последующие дни Наташу (так звали избранницу Майского) нельзя было узнать. Она вся светилась от счастья. Если раньше она была хорошо одета всегда, то сейчас стала следить за собой вдвойне. Очень сильно похорошела. Улыбка не сходила с ее лица. Она была любима и любила сама. Многие смотрели на нее и откровенно любовались. Так продолжалось около месяца.
   Однажды мы заметили, что у Наташи лицо какое-то черное. Был такой вид, слово она длительное время плакала. Ходила теперь на пары она одна, без Майского. Была вся поникшая и потерянная. На лице словно было написано: "Все! Теперь я никому не нужна!"
   Через некоторое время, на сводной лекции, мы увидели Майского, который галантно сопровождал еще более прекрасную девушку, опять не с горного факультета. Они шли вдвоем и радостно смеялись. Проходя мимо омертвевшей Наташи, Майский не поздоровался. Он с новой приятельницей сел за стол и приготовился записывать текст лекции.
   Молодость и любовь - явления нераздельные. Взрослыми мы были, когда учились в ВУЗе. Поэтому каждый старался получать от жизни все те блага, которые мог. Полумер не предусматривалось. Если была любовь - то, естественно, жили половой жизнью. Никто не хотел ожидать завтрашнего прекрасного будущего. Всем хотелось жить сегодня и сейчас, не половинчатыми чувствами, а в полной мере.
   Училась с нами красивая девушка Марина Скокова. По вопросам успеваемости была она самой обычной девушкой, ничем не выделялась ни в хорошую, ни в плохую сторону, но в характере имела практическую жилку. С ее точки зрения, все в жизни имеет свою цену. Так она продолжит жить и далее, после института, везде будет искать и находить выгоду. Работа на шахте покажется ей тяжелой и она уйдет в экскурсоводы только потому, что там много свободного времени и существует возможность "фарцевать", т.е. торговать дефицитными вещами.
   Зачастил в наше общежитие один молодой парень, из местных, харьковчан. Он имел доступ к товарам, которые было трудно купить (тогда говорили - "достать"), приносил их в общагу для продажи. В основном, женские вещи. Там же он увидел Марину. Его словно током пронзило - настолько она была прекрасна. Они стали встречаться. Саша очень красиво ухаживал. Марина приходила со свиданий и с восхищением рассказывала, в каких ресторанах они сидели, в какой вечер он ее угощал исключительно сухим вином, а когда - только шампанским. Саша возил ее в Полтаву, на осмотр исторических достопримечательностей. Приводил домой, однажды познакомил с родителями. С ней любезно поговорили, но потом через общих знакомых передали ей, что "... нам иногородних не надо. Здесь, в Харькове, Саше найдем девушку!". Марина поначалу думала о святой и искренней любви, но постепенно начала понимать, что надеяться не на что. Саша всем своим видом показывал, что любовь - это одно, а к семейной жизни он не готов. Марина начала прекрасно пониматьЈ что их отношения могут в любой момент закончиться, причем по решению Саши. Дни шли за неделями, Саша от невинных поцелуев и объятий стремился перейти к взрослым отношениям, Марина сопротивлялась.
   - Только после свадьбы! - настаивала она на своем.
   Терпение у Саши заканчивалось. Однажды Марина поняла, что ждать далее он не будет. Впереди у нее - потеря любимого, а в итоге одиночество. Однажды Саша проговорился, что его родители настаивают на разрыве отношений с ней.
   Тогда, с точки зрения Марины, если все в жизни имеет свой конец, то для нее должно заканчиваться с материальной выгодой. Она решила уступить его настойчивым желаниям, чтобы еще на некоторое время продлить его нахождение рядом, но таким образом, чтобы в случае его ухода в практическом смысле у нее что-то "осталось".
   В тот воскресный день они отправились на "черный рынок" и Марина увидела у одного из продавцов молочного цвета женские сапоги с высокими голенищами. Она застыла перед ними. Всю жизнь мечтала о таких сапогах! Стоили они очень дорого - девять студенческих стипендий. Марина при любых условиях не могла позволить себе потратить такую сумму - накоплений у нее не было, а родители денежно помогали недостаточно. С горящими глазами она стояла и смотрела на прекрасную вещь. Продавец, увидев ее интерес, начал расхваливать сапоги, обещая сделать скидку. Он раскрывал и закрывал замки, выворачивал голенище, показывал мягкий мех и проводил по нему руками. Еще один человек внимательно наблюдал за Мариной. Это был Саша.
   - Ах, если бы кто мне подарил такие сапоги! Я бы была навеки его! - вечером, в объятиях Саши, Марина сказочно рассуждала.
   - А не обманешь?- Саша немного отстранился от нее и заглянул в лицо.
   Через три дня Марина щеголяла в красивых белых сапогах по институту. Все на нее обращали внимание. Ни у кого из студенток не было такой изумительной обуви.
   Саша в общаге более не появлялся.
   Длилась их любовь один месяц.
   Заканчивался пятый курс, впереди была взрослая жизнь. Легкое бытие прекращалось, любовные студенческие отношения также. На повестке дня для каждого студента стоял вопрос не только трудоустройства, но налаживания семейной жизни.
   Многие студенты и студенты по разным причинам не смогли создать семейных пар в период учебы. Для них теперь, после получения диплома о высшем образовании, эта задача становилась основной.
   По существующей тогда практике все полученные за годы учебы оценки суммировались и студенты образовывали своеобразную очередь, в которой определялось, в зависимости от количества набранных баллов, кто в какое место поедет работать.
   - Заявки на Новую Землю есть? Я хочу туда поехать на работу! - студентка В.Ш. спрашивала декана.
   - Так далеко? Зачем это вам? Вы неплохо учились и можете отправиться на любую шахту в Донбасс!
   Позже выяснилось, что В.Ш. знала о недостатке женщин на горных разработках на дальнем Севере и решила ехать туда искать жениха.
   Пройдет время, которое покажет, что этот разговор был не чем иным, кроме как пустым сотрясением воздуха. В.Ш. вернется в родной город, к родителям, там и будет всю жизнь. Тяжело ехать на Север, да и кто там ждет!
  

НА ПЕРВОМ ДЫХАНИИ

   Сегодня 16 октября 1977 года. Топа радостно потирал руки, предвкушая предстоящее торжество. Сегодня у него день рождения. 18 лет! Начало самостоятельной жизни. Начало всех начал. Можно и не пойти на занятия, прогулять пары. Ничего не будет. Родители далеко, в Изюме. Декан Чугаенко, может быть, тоже не узнает про прогулы. Можно хорошо поспать, когда все уйдут в институт и будет тихо-тихо. Можно и помечтать. Как все хорошо складывается. А вечером... Вечером будет банкет! Приглашена чуть ли не вся группа. Гудеть будем по полному, по-настоящему, по взрослому.
   Световой день прошел быстро. Сходил Топа в магазин. Купил продукты. Все продается в сыром виде. Нужно приготовить термической обработкой (фабрикатов и полуфабрикатов в те времена в магазинах не было). Ну да как-нибуь все сложится... Хорошо лежать на кровати. Вот это жизнь! Совсем недавно отгремели вступительные экзамены, конкурс был большой, четыре человека на место. Много, очень много абитуриентов отсеялось, не смогли поступить. Жаль одного паренька из Симферополя. Получил двойку по математике, сразу же уехал домой. Запомнился еще один, кавказец, с сильными головными болями. Когда ему совсем вставало невмоготу, головой упирался в лавку, держался руками и и поднимал ноги вверх. Делал "березку". Тогда ему становилось легче. Тоже не прошел. А мне повезло. Набрал 22 балла из 25 возможных. При среднем по факультету 18,5 баллов. Но сколько я работал, как старался! В десятом классе ночами просиживал над теми предметами, по которым нужно было сдавать экзамены. Все остальные считай что забросил. Только следил, чтобы оценки по ним были неплохие и на общий балл аттестата не повлияли. Ну да и другие тоже старались. Вон какая команда студентов собралась. Декан Чугаенко после вступительных экзаменов проводил личные собеседования с каждым абитуриентом. Как я ему тогда лихо заявил: "С такими оценками, пожалуй, я могу считать себя студентом!". Внимательно, оценивающе посмотрел он тогда на меня, промолвил: "Приемная комиссия будет решать". А решила-то в мою пользу. Все это, конечно, хорошо. Но через пару часов все придут с занятий и заявятся ко мне праздновать. А у меня ничего не готово! Надо же что-то будет есть! Кто-то стучит в дверь. Посмотрим, кого принесло!
   Открывает Топа дверь и видит родную сестру Татьяну, которая учится в этом же институте, на 3 курсе, но на другом факультете.
   - Привет, братик! Готовишься встречать гостей?
   - Да вот накупил всего, а что дальше делать, не знаю...
   - Я это подозревала. Поэтому и ушла пораньше с занятий, чтобы тебе помочь. Давай харчи! Я тут тебе еще принесла много вина домашнего, чуть ли не ведро! Смотрите, только не упейтесь!
   - Ты за нас не переживай! Мы горняки - гвардия Инжэка!
   Подготовка праздничного стола пошла полным ходом. Пришел Виктор Липатов, сосед по комнате. Поселили его и Топу с двумя неграми для уравновешивания и баланса. Они (иностранцы) всегда были проблемными. Быстро разобравшись в обстановке, они начинали чувствовать себя очень вольготно на нашей земле, выказывая на каждом шагу собственное превосходство. К тому же политика родной Коммунистической партии и гуманного Советского правительства была направлена на то, чтобы создать именно им комфортные условия для проживания в СССР. Они начинали ощущать себя хозяевами во всех ситуациях без исключения. В случаях конфликта местного с иностранцем советского студента мгновенно исключали из комсомола, и, соответственно, из института. Трудно было в стране с красивой одеждой - это ничего. Трудности для советских. А для иностранных студентов в магазине "Весна" открыли отдельный зал, куда завезли современную и модную одежду. Они там все покупали. Этот зал был огражден и заходить туда неиностранцам было нельзя. Везде они имели преимущества. И в общежитии пытались диктовать свою волю. Поэтому задача опытного декана Чугаенко была устранить конфликты, поселивши к ним в комнату наиболее надежных русских учащихся. Не поддающихся провокациям. Выбор у него пал на Топу и Липатова. Липатов отслужил в армии. Солидный и предсказуемый человек. А почему вторым соседом негров был избран Топа, до сих пор неизвестно. Пожалуй, на основе личной симпатии.
   Имена африканцев были Сика Ипполит Ришар и Униса Роджерс.
   Были они оба абсолютно черные (цвет тела был более насыщен, чем горький шоколад!). Только внутренние стороны ладоней, стопы ног и интимные места (видел в душе) розовели на фоне всеобщей черноты.
   - Брат, пойди-ка очисти мне пару луковиц...
   Захожу в кухню. Стоит Липатов и курит.
   - Что мне делать с этими луковицами, как их вообще чистят? А, Липатов?
   - Ты что, ни разу не видел, как твоя мать чистила? Давай покажу...
   Стоит Топа, смотрит, учится. Липатов параллельно с луком рассказывает последние институтские новости. Прибыло много иностранцев на учебу, на наш факультет, кубинцы, африканцы, вьетнамцы, из Лаоса. Было у нас две группы. Сейчас решили сделать еще одну. Декан Чугай (вот так, не Чугаенко, а Чугай!) выступал, говорил, что налицо переполнение аудиторий и перерасход стипендиального фонда и будут введен режим кандидатов в студенты. Это для тех, кто не сможет выдержать первую сессию и сразу же будет отчислен из ВУЗа. Кроме того, предупреждал, что будут отчислять за нарушения в быту, здесь, в общаге, если, например, напьешься или что другое.
   - Не знаю, может просто пугает, но хвост нужно держать трубой!
   Вот так начинался день рождения Топы. С одной стороны, всеобщая студенческая эйфория от поступления в институт, радость и ожидание беспечной жизни, а с другой - напряжение, что кто-то окажется лишним. Для кого-то этот праздник может быстро закончиться.
   Толпами стали прибывать студенты с занятий. День был морозный, все голодные, давайте быстрей начинать праздновать. И пошла, как говорят по-современному, тусовка.
   - Толя, именинник! Поздравляю тебя и желаю...Прими наилучшие...Держи краба (протягивают руку для пожатия) от чистого сердца...
   Отрывались по полной. Веселье лилось рекой, как и вино. Много было вина, водки - очень мало. Не распробовали еще тогда ее вкус. Сестра Татьяна наготовила и поставила на стол все, что смогла. Голодным никто не был. Молодые организмы насыщались.
   - Толья! Ти мой сосед и зелаю тебе добра! - так поздравил меня Ришар.
   Был он красавец-мужчина. Высокий и статный, прямо смотрел на людей. Женщины от него были просто без ума. Портило его слишком явная африканская физиономия, без примеси других рас. Всегда был одет с иголочки, причем довольно часто в разноцветную одежду. Мы, советские студенты, в те времена носили одежды в подавляющем большинстве однотонных темных цветов. Не потому, что любили так одеваться. Просто в магазинах иной не было. А позволить шить в ателье индивидуальную одежду мы финансово не могли. Уже много позже, закончив институт, я по какому-то малому вопросу приехал к нему (Ришару) в общагу на Алексеевку. Он был в те времена аспирантом. Сидит довольный, все у него получается и складывается.
   - Как дела, Ришар?
   - Карацо, Толья, карацо...
   На самом деле дела у него шли не хорошо, а просто прекрасно. Одна славянка-блондинка здесь же, в комнате, гладит ему рубашку, вторая готовит курочку на кухне и варит очень густую кашу из манной крупы (африканцы ели ее вместо хлеба), третья стирает ему носки. И каждая краше предыдущей! Все сильно стараются, надеясь, что Ришар вывезет их из Советского Союза. Ну да не на того напали! Всех их любил Ришар очно и заочно, поодиночке и, думаю, что всех скопом (такой он был человек!), но чтобы жить для кого-то, на это он не способен. Как-то, вернувшись из Парижа, показал мне фото юной привлекательной девушки.
   - Смотри, студентка. Учится в Сорбонне. Моя любимая...
   - Что, Ришар, получишь образование, поедешь к ней, у нее жить будешь, во Франции?
   - Нет. Вернусь домой, в Африку. Там у меня много братьев и сестер...
   Неизвестна дальнейшая судьба Ришара. Известно только, что у них там, в Конго (Браззавиль) была двухгодичная многожертвенная война. По количеству убитых пропорционально численности населения можно соотнести, как у нас Великая Отечественная. Если был там Ришар, неизвестно, уцелел или нет.
   Другой африканец, Униса Роджерс, был зрелым человеком. Он закончил в Белоруссии горный техникум, женился на местной жительнице, имел двоих детей. Добродушный и беззлобный, семейственный. Очень сильно любил выпить и злоупотреблял этим. Топа как-то спросил, зачем так много пьешь, наблюдая, как Униса наполняет очередную рюмку водкой и ставит перед собой. На столе лежит открытая книга по высшей математике. Сейчас Роджер начнет осваивать высшую науку, понемногу прикладываясь к рюмке. Не закусывая!
   - Понимаешь, Толья. У нас в Африке очень сильно не приветствуется употребление алкоголя. А мне нравится! Вот я и хочу здесь напиться так, чтобы там не хотелось...
   Закончив институт, находясь в Москве, в посольстве, в ожидании самолета в Сьерра-Леоне, Униса пережил чудовищную личную трагедию. Его ребенок, играя мячом, выбежал на дорогу и был задавлен насмерть автомобилем. Через день Унису отвезли в больницу в тяжелом положении и определили у него запущенный цирроз печени. Еще через неделю он умер. Чтоб погрузить тело в самолет и отправить в Африку, вызвали комсомольцев из Харькова, из Инжэка. Они транспортировали покойного Унису Роджерса из стен посольства в аэропорт.
   Но это будет намного позже. А пока праздник продолжается. Потихоньку хмелеют гости. Все громче звучит непринужденный смех, ярче улыбки. Некоторые в первый раз попробовали алкоголь. Первое насыщение прошло, давайте перекурим. Все толпой идут в конец коридора и все, за редким исключением, начинают курить. Все нужно в жизни попробовать! Некоторые впервые держат сигарету, неумело, кашляют, в их адрес смех и подколы.
   - Вы знаете, что капля никотина убивает лошадь?
   - Пусть лошадь не курит! - со смехом отвечает Башкирова.
   Ребята после армии более солидно держат себя. Но общее веселье, бесшабашность и их втягивает и уже не видно чопорности и покровительственных взглядов.
   Опять возвращаемся в комнату. Староста Ирина Панова внимательно, изучающее, смотрит на всех из-под очков, словно все время с чем-то сопоставляет там, внутри себя. Страстная до впечатлений, все ей любопытно. Как-то Топе сказала: "Я даже спать не хочу. А вдруг пропущу что-нибудь интересное". Как-то вернувшись из Снежного, где жили ее родители, делилась впечатлениями. Пошли с ней в кино и она говорит: "У меня одноклассники учатся в Донецком политехе. Так все они такие состоявшиеся личности! А вы, юноши-горняки, другие..."
   - Топа! Прими наилучшие поздравления и пусть у тебя будет все о- кей!
   Это Егор Волошко. Потом он станет моим самым наилучшим студенческим другом. Рядом ним яркая Ирина Клещукова, которая позже выйдет за него замуж. Я всю жизнь буду наблюдать эту пару и восхищаться, как они через все трудности пронесут свою любовь, не расплескав ее.
   Повернулась к соседу и разговаривает Галина Башкирова. Внешне очень красивая, тонкая в стане, строгие черты лица. В ней чуствуется цельность, очень большая серьезность в отношении к жизни и людям. Она не будет размениваться по мелочам и растворяться от первых ничего не значащих комплиментов. Впоследствии так оно и оказалось. Галя всегда имеет собственные принципы, личное понимание жизни и знает, как следовать по своему пути. С другой стороны от нее Володя Перваков. Мнение о нем начинает оформляться. Он способен плюнуть словесным ядом, но не влицо человеку, а "за глаза". Первакову нравится Люба Мартова. Он сегодня ее уведет для тайной беседы. Но ничего у него не получится. Люба долго, очень долго будет ожидать принца на белом коне, а когда поймет, что его не будет, то склонит голову к Володе. Жаркие объятия и доступ к телу будут открыты намного позже, в яростном стройотряде в поселке Куть-Ях в Западной Сибири. Там, где мы занимались строительством железной дороги для транспортировки природного газа и отбивались от несметных полчищ комаров.
   - Анатолий Иванович! - так начал свою речь Валерий Иванович Бригида. - Не меняйся! Оставайся таким, какой ты сейчас есть! И мы будем любить тебя! За тебя!
   Тостующий выпил стакан до конца. О нем, о Бригиде, нужно сказать особо.
   Каждому приходит время любить. У всех оно приходит, таков закон природы. Захотелось женщину - женись. Так жизнь устроена. После окончания института пришла пора любить и для Валерия Ивановича. Договорились с невестой, что праздновать свадьбу будут у нее в поселке. Пригласили гостей, накупили продуктов, все сделали, как нужно. Молодые, Валера и его невеста, поехали в другой поселок к матери жениха, поклонились ей в пояс, попросили благословления и пригласили на торжество.
   - Приезжайте, мама, все будет готово, от Вас ничего не нужно, только приехать и праздновать вместе с нами, вместе со всеми. Денег нам не нужно, мы оба работаем, скопили. Подарите что-нибудь нам - хорошо, не сможете - мы и за это будем благодарны.
   Все так, как у людей. Так, как и положено. Все, да не все!
   Приехала мама Валеры. Но не сразу пошла в свадебный дом, а отправилась в начало улицы, на которой готовится торжество. Заходила в квартиры, спрашивала о будущей свадьбе. Интересовалась невестой: кто ее родители и что вообще представляет из себя семья новобрачной. Вопросы были самые невинные, деревенские жители охотно рассказывали все, что знали. Деревня - это не город, где все настороже и не хотят знать друг друга. В деревне все происходящее на виду. Вот так, из дома в дом, выяснила всю подноготную невесты до вступления в брак.
   Пришло время самого действия. Надела невеста пошитое к свадьбе подвенечное платье. Навела на лице румянец. Гудит свадьба, пляшут и танцуют люди. Известно, что веселие для русских людей есть питие. Произносятся тосты. Поднимаются и опускаются рюмки. По очереди поздравляют молодых. Обнимают. Желают здоровья, крепких детей и всяческих удач. Есть на наших свадьбах такая традиция. Начинают дарить подарки, ценности, при этом произносят напутствия и выпивают келих до конца. Но эта традиция не в самом начале свадьбы происходит, а ближе к концу, когда охмелевшие люди начинают ощущать затемнение рассудка. Хмель делает свое дело. Вот поздравили и подарили от родителей невесты, от братьев и сестер, от других родственников. Помалкивает мама Валеры, тамада предупрежден, что, может, на подарок не собрала и слово брать не будет. И так она, бедная, самостоятельно рвала на себе жилы, сына выучила. Однако же тамада боковым зрением видел, что родительница ни единого раза не отклонила предложенную ей рюмку. И вот наконец, она поднимает руку и просит слова.
   - Сынок мой дорогой! Единственный! Я ли не растила тебя, мое золотко, я ли ночей не досыпала, я ли не тратила на тебя последнюю копеечку, все от себя отрывала. Не доедала. Все тебе, мой желанный! Все было для тебя. И что же теперь я вижу? Женишься ты на этой проститутке, которую перетягал весь поселок и здесь нет ни одного мужичка, даже самого плохонького, с которым бы она не спала! Я прошла пешком все селение и добрые люди мне всю правду рассказали. Они мне глаза раскрыли и теперь я тебе их раскрываю... Она, сынок мой дорогой не то, что гулящая, она безотказная, как шахтная вагонетка. А ты теперь женишься на ней и ведешь ее с собой по жизни... О-о-о... Какое горе пришло в наш дом... Какая беда постучалась...
   Уважаемый читатель! Я не буду описывать дальнейшие свадебные события. Известно, что наш человек, пока трезв, золото, а подопьет, глядишь, начнет припоминать старые обиды - быть беде. После такого тоста глупой мамашки Валерий Иванович, "аки лев рыкающий", учинил чистый кошмар. Он и в трезвом виде по характеру был тяжелым человеком, а когда пьяный - совершенно неуправляем и чрезвычайно агрессивен. Говорят, в день собственной свадьбы мебель бил и крушил, как щепки, не говоря об остальном.
   Вот такой его непростой характер и довел до гробовой доски в молодые годы. Уехал он в Среднюю Азию, на местные рудники. Когда стал разваливаться Советский Союз, местные националисты стали сильно поднимать голову и наступать на русских, создавая им препятствия на каждом шагу. Умные уезжали по-быстрому, все остальные продолжали там жить. Как-то после производственного, ничего не значащего конфликта, видимо, чаша терпения у местных в отношении него переполнилась. Бригида Валерий Иванович был убит ножом в спину темной ночью, когда возвращался из шахтоуправления домой.
   Присутствовала на дне рождения Катя Демченко. Была она самой обычной девушкой. Про такую говорят: "Широкая в кости". Добродушная, приветливая. Неплохая. Недолго она проучилась с нами. Совершенно неожиданно стала увольняться из института. Написала заявление на исключение из числа студентов. Никто ничего понять не мог. Декан Чугаенко категорически отказывался подписывать ее заявление. Топа был тогда комсоргом группы и его очень сильно озадачивало такое поведение Кати. Неоднократно Топа приходил к ней в комнату, когда отсутствовали другие девчата, разговаривал, пытался понять и повлиять. Все было тщетно. До определенного момента. В тот день Катя расплакалась, схватила подушку, спрятала в ней свое мокрое от слез лицо.
   - Как ты не понимаешь? Помнишь, я уезжала домой? Там пошла в гости в одну компанию и неожиданно для себя отдалась одному мужчине. Я до сих пор не понимаю, как все это произошло. А теперь он зовет меня замуж, но ставит условие, чтобы я ушла из института. Говорит, вот ты выучишься, а потом бросишь меня. Найдешь себе инженера... А я, если не пойду за него, кому я нужна... Я теперь не девственница... Меня никто не возьмет. Нет у меня девической чистоты...
   Широко раскрытыми от удивления глазами смотрел Топа на Катю. Говорили они долго, обсуждая разные варианты в дальнейшей ее судьбе. Катя категорически стояла на своем. Она должна принадлежать одному мужчине!
   На следующий день Топа пошел к декану Чугаенко и рассказал ему все. От себя добавил, что как комсорг группы лично он считает, что ее (Катю) нужно понять и отпустить. На следующий день ректор на основе представления декана Чугаенко подписал приказ об отчислении Екатерины Демченко из числа студентов по собственному желанию.
   Прошло 30 лет после того случая. Где же та Катя? Все в жизни перевернулось кверху ногами. Сейчас тот факт, о котором я только что рассказал, кажется бредом. Но это было! Вот пишу эти строки и удивляюсь. Я только что пришел с детской площадки. Ежедневно забираю своего маленького сына и мы идем порезвиться с такими же малышами, как и он. Площадок много, сегодня Антон выбрал ту, где играют трое совсем маленьких ребят, едва научились ходить. Мамы у них совсем юные, им бы самим еще в игрушки играть. Но у них есть уже живые игрушки. Невдалеке сидит, под навесом, компания молодых парней. Распивают пиво и кое-что посеръезнее. Видимо, папашки. У молодых мам у каждой в руках по бутылке, пиво или слабоалкоголка, в другой руке - зажженная сигарета. Упадет ребенок, мама сначала минуту ищет, куда пристроить сигарету, только потом бежит поднимать ребенка, который заливается плачем. Вот подошел к одной из них молодой парень, по-видимому, папа малыша, пригласил под навес. Сходила, "накатила карасика" (водки выпила), вернулась с зажженной сигаретой. На проходящих мужчин смотрят собачьими преданными глазами. Готовы на все хоть сейчас. Современные женщины. Да, Катя, далеко тебе до их эмансипации. У них другие ценности. Ты со своими семейными взглядами типа "всю жизнь принадлежать одному мужчине" здесь бы не прижилась.
   Был среди нас Володя Овсеенко. Высокий и симпатичный, обладавший большим личным обаянием. Приметливый Топа замечал многочисленные внимательные взгляды студенток, бросаемые на него исподтишка. Но недолго пробыл Володя в нашей компании. Исчез при весьма примечательных обстоятельствах.
   В те времена было такое понятие "дефицит". Товары в советских магазинах на полках были, но их качество и ассортимент оставляли желать лучшего. Покупали мы их, потому что других не было. Студенты-иностранцы привозили "тряпки" из-за рубежа по весьма высоким ценам. Топа заказал Ришару вельветовые джинсы из Франции и выкупил их за 200 руб. при средней зарплате в стране 120 рублей. Помимо "шмоток", много привозили грампластинок (их называли "диски"-примеч.авт.). В Харькове, в центре, недалеко от Свято-Покровской церкви, существовал "черный" рынок по перекупке "дисков". Продав на "толчке" импортные пластинки, можно было одномоментно обогатиться. Время от времени милиция совместно с КГБ проводили рейды, изымая "диски" и задерживая продавцов.
   Особенно много пластинок было у музыкального Ришара. Хорошая музыка, приятные голоса звучали из "дисков" и ласкали наш слух. Хотя мы текстов не понимали, но едва не каждый вечер собирались в нашей комнате послушать "забугровые" мелодии. Это продолжалось до чрезвычайного происшествия. Однажды Ришар, придя с занятий, не обнаружил своей музыкальной коллекции. Топа этот момент был в комнате и отметил, что чернокожий студент в прямом смысле впал в транс от такого события. Новость мгновенно облетела всю общагу. Везде группами стали собираться студенты, обсуждая и делая всевозможные предположения. Может, эта история закончилась бы личной бедой Ришара, не прими Саша Зверев решительные меры. Мгновенно с Удодовым он выяснил у старост групп, кто сегодня не был на занятиях. Оказалось, что отсутствовал Овсеенко.
   - А где он сейчас?
   - Он заболел и поехал на вокзал, уезжает домой лечиться...
   Не теряя ни секунды, Зверев с Удодовым кинулись на вокзал "Левада". В одном из вагонов, в ожидании отправления, сидел Овсеенко. Он увидел сокурсников, улыбнулся, помахал им рукой, приглашая войти в вагон. Затем встал и пошел в тамбур. Вернувшись, опять сел на свое место. Два "следователя" зашли в вагон, подошли и рассказали о происшедшем воровстве.
   - Я-то здесь при чем? Смотрите, вот мои вещи!
   Овсеенко открыл сумку, показывая, что там не "дисков". Пока Удодов продолжал разговор, опытный, отслуживший в армии Зверев стоял задумавшись. " А зачем он ходил в тамбур?". Саша отправился туда, поднял крышку мусорного бака и увидел лежащие там пластинки!
   - Или ты сейчас пойдешь с нами, или мы вызываем милицию! Это ты украл "диски"!
   Они прибыли в общагу. Мы все ходили потрясенные. Через 3 дня Овсеенко был отчислен из института.
   В последний день нахождения его в институте, Топа, проходя мимо одной из аудиторий, заглянул в нее и увидел декана Чугаенко и сидящего перед ним Овсеенко. Чугаенко воспитывал отчисленного студента! Объяснял ему невозможность повторения в дальнейшем таких действий. Больше мы Овсеенко никогда не видели.
   Мы продолжаем "гудеть" в общаге. Никто уже не заводит разговоры, что нужно быть поосторожней, что "Чугай" не дремлет и завтра все будет знать. Нам становится море по колено. Мы на первом дыхании. Юность, наличие у каждого собственного жизненного успеха, близость молодых красивых девушек, опьянение делают свое дело. Переходим к танцам-шманцам-обжиманцам, или, как говорит Липатов, к пляскам. Все идет путем!
   Опять садимся за столы и опять наливаем. Некоторые пары начинают разбредаться. Все! Все сыты и пьяны. Ну а теперь можно "нашкодить". Кто первый стал пьян и покинул нашу теплую компанию? Где он, этот мерзкий предатель? Удодов? Пошли, найдем его.
   Мертвецки пьяного Удодова вынесли на матраце из комнаты в коридор. Хотя мы старались проделать эту операцию максимально тихо, он проснулся и вскинулся.
   - Что вы, черти, делаете? - орал он, пошатываясь и нетрезво стоя на ногах.
   Закончилось все шутками и смехом. Занесли назад, в комнату, матрац, и Удодов продолжил просмотр цветных широкоформатных снов.
   Таким выдался день.
  

НА ПИВО!

   На протяжении всех пяти студенческих лет посещение пивных точек и заведений было любимым времяпрепровождением студентов.
   Существовало два места, где всегда можно было встретить горняков: на Павловском базарчике, рядом с улицей Клочковской, и в пивном ресторане "Янтарный" на Павловом Поле. Все зависело от того, где проживали горняки - если рядом с институтом, то большинство студентов толклись на базарчике, но когда нас переместили жить в общагу на Алексеевку, длинной стала дорога от местожительства до базарчика и посещать начали пивресторан на Павловом Поле. Цены между этими пивными точками отличались не очень сильно, но комфорт и удобства разнились так, как между царскими полатями и землянкой.
   Пройдет 30 лет, и к 2013 году, моменту написания этих воспоминаний, Павловского базарчика не будет - на его месте автомобильная транспортная развязка, а в пивном ресторане на Павловом Поле - крупный центр по продаже бытовой техники.
   В ресторане при необходимости всегда ходили в туалет, столы были застелены скатертью, пиво приносили вежливые молодые мужчины-официанты, нагибая туловище при расстановке бокалов на столы. Пиво в бокалах всегда было отстоянное, с небольшой пеной сверху. Недолив исключался. Там всегда звучала музыка, часто "живая", когда играл вокально-инструментальный оркестр, можно было танцевать. Когда не было "живой" музыки, звучали пластинки. Туда приходили пить и "обжиматься".
   На Павловском базарчике нужно было выстоять очередь, взять мокрые бокалы с пивом, осмотреться и выйти из павильона, чтобы присесть на брошенные вокруг деревянные решетчатые ящики и начать дегустировать напиток. Часто свободных ящиков не было и снова выстаивали очередь, чтобы занять освободившиеся места. Летом предпочитали сидеть на улице, зимой - внутри павильона; там было теплее. В павильоне столов не было, пиво стояло на стойках. Присесть там было не на что. Специального туалетного строения не было. Пописать (говорили так - "отлить") ходили за павильон или бегали в небольшой овраг, находящийся неподалеку. Это было некультурно, но никогда милиция нас не гоняла. Это место считалось "точкой" рабочего класса и студентов - с нас нечего было взять. Рядом с краном налива пива стоял графин с длинной "шеей" на подносе, на нем висела написанное от руки объявление: "Пиво для долива! Доливайте сами!". Никто и никогда самолично пиво в бокал не доливал - это считалось плохим тоном. Студенты и пролетариат высоко "держали" собственную марку. Хотя разливное пиво было, особенно свежее, очень пенистое, и после отстоя могло оказаться, что треть жидкости не долита. В таких случаях мягко ругались в адрес буфетчицы, но разборок никогда не устраивали.
   На розлив пиво продавалось исключительно сорта "Жигулевское". В магазинах, в бутылках емкостью поллитра пиво продавалось редко, на него нужно было "попасть". Но зато там иногда было три сорта - "Жигулевское", "Рижское" и "Хмельное".
   Когда в обычный продовольственный магазин привозили искрящийся напиток, моментально выстраивалась огромная невообразимая очередь. Зачастую пиво заканчивалось, прежде чем доходила очередь. Иногда продавец объявлял, что пиво выдается в одни руки не более, чем по две бутылки, чтобы удовлетворить всех желающих. Начинался недовольный шум.
   В продовольственных магазинах появились вывески, где объяснялось, кто, из каких категорий населения будет покупать продукты питания в 1 очередь, во 2 очередь, 3-ю и 4-ю, а некоторые - вне очереди. К последним относились Герои войны, социалистического труда и лица, чем-либо отмеченные Советской властью - передовики, энтузиасты т.д и т.п. При продаже пива на Павловском базарчике такой очередности не было. Таблички не вывешивали, все становились в общую живую очередь. Признавалось единственное право - "Добавить!" или "На добавку!", когда выпившие благородный напиток хотели повторить и их пропускали вне очереди. Жаждущие выпить пива всегда молчали, с пониманием относились, зная, что через минуту они бы тоже хотели "добавить". Пива никогда не было много.
   Первая студенческая тропа к пиву была освоена осенью первого курса. Стояли "золотые деньки", в голове первокурсников шумела радость от поступления, хотелось наслаждений. Они были победителями! Поэтому очень быстро освоили путь на Павловский базарчик. Это были первые дни безоглядной радости от бытия, полной свободы; позже дисциплина со стороны декана и требования учебного процесса начнут усиливаться, но, несмотря на это, никогда пиво не исчезнет из поля зрения студентов.
   После первого курса начнутся постоянные поездки в стройотряды, и, возвращаясь с большими деньгами, студенты горняки всегда минут 30-40 постоят после самолета перед институтом, разговаривая с деканом Чугаенко, потом переглянутся и спросят друг друга:
   - Что, теперь куда? На пиво? На Павловский базарчик?
   И все гурьбой отправлялись к павильону. Он пользовался большей популярностью, чем пивной ресторан - здесь было намного более раскрепощенней.
   На стройках Сибири был этиловый питьевой спирт и водка. Но пива не было вообще! Его там не производили, кроме того, постоянно шли разговоры, что на стройках коммунизма - сухой закон. Соскучившись по пиву, горняки ставили его на первое место по востребованности после прибытия из стройотрядов.
   - Дую пиво эвридей энд кайф ловью! - таким обычно были слова после первой кружки прекрасного пенного напитка.
   Когда горняки учились на третьем курсе, там же, на базарчике, поставили пивные автоматы. Если разливное пиво стоили 24 коп. за 0,5 литра, то автоматы наливали такое же количество по 22 коп. в граненые бокалы. Они также наливали пиво в стаканы по 10 коп. Точность налива всегда была превосходной. Автомат никого не обманывал. Графина "Для долива" при автоматах не существовало.
   Сравнительная дешевизна была обусловлена тем, чтобы привлечь покупателей и приучить население пользоваться автоматами.
   - Вот пью пиво, понимаю, что одно и то же, из одной бочки налитое, сравниваю из автомата и налитое полными округлыми руками Клавы-буфетчицы - оно мне кажется вкуснее! - Удодов сидел на ящике и рассуждал.
   - Не нравится, не пей! - Липатов быстро взял его стакан и выпил.
   - Ты что? Что ты делаешь? - Удодов от неожиданности оторопел.
   - Не воняй! - грубый Липатов в упор смотрел на Удодова. - Сейчас моя очередь подходит, Клавка нальет, отдам...
   Вяленая рыба была в большом дефиците. Вокруг пивного павильона было еще несколько торговых точек, но купить там что-либо съестное было проблемой. Обычно заходишь туда, все помещение заставлено пустыми работающими холодильниками, моторы нагнетают никому не нужный мороз. Из продуктов питания хлеб, морковка и буряк. Вокруг павильонов толпились старушки, продавая свою нехитрую снедь - куриные потроха, молоко, овощи.
   Иногда кто-либо из студентов приносил с собой вяленую рыбу. К нему сразу же устраивалась очередь в надежде получить хотя бы небольшой кусочек. Рыбу резали на части, каждому доставался небольшая часть.
   - Пиво - это жидкий хлеб! Зачем вам еще и рыба? - Липатов имел свое мнение на сочетание продуктов. Но при случае от рыбы никогда не отказывался.
   Рыбный деликатес съедался полностью. Калтух считался великолепной рыбной частью и добавок к нему не полагалось.
   - С одним калтухом можно десять кружек выпить! - таков был всеобщий взгляд на эту часть рыбы.
   Удодов и Бердяев, оба в очках, слабо видящие, обжигали рыбный пузырь на спичках, делили между собой и полностью съедали, доказывая окружающим, что более великолепного лакомства в мире не существует.
   Пивная была точкой постоянных встреч и совместных бесед. Употребление пива превращалось в своеобразный ритуал.
   - Мужчина должен быть всегда небрит, весел и немного пьян! - так говорили между собой студенты-горняки.
   - Интересно, из чего пиво варят? - любопытный Бердяев спрашивал у всех. - Кто первый придумал этот гениальный пенный напиток... Автору надо дать Нобелевскую премию!
   Однажды зимой, скученно стояли посетители в павильоне и наслаждались пивом. Удодов с Бердяевым о чем-то тихо шептались между собой. Было видно, что они под "хмельком". Рядом остановился мужчина, по сторонам бросил настороженный взгляд, достал из матерчатой сумки баллончик "Дихлофоса" (средство для уничтожения тараканов, насекомых и др. нечисти-примеч. авт.), два раза брызнул в бокал и быстро выпил. У Удодова с Бердяевым округлились глаза. Мужчина брызнул в другой бокал, но выпил его не конца. Он стоял и наслаждался.
   - Что он делает? Зачем портит аромат пивного напитка? Сейчас я ему скажу! - Бердяев попытался подойти к мужчине.
   - Стой! Не твое дело! Не лез, а то еще по голове получишь! - Удодов останавливал его.
   - Нет, я ему докажу!
   - Молчи, дурак!
   Всегда спокойный Бердяев в состоянии опьянения становился буйным. После окончания института он, зная такую собственную слабость, навсегда бросит употреблять спиртное, а заодно и курить. На шахте встретит в ламповой прекрасную молодую девушку и женится на ней. Но, на беду, ее жгуче полюбит отец Бердяева. Он был очень интересным внешне, работал на шахте заведующим механическим цехом, всегда говорил с шутками и прибаутками, слушать его было одно удовольствие. Два месяца девушка будет решать, с кем ей остаться. Тогда Бердяев в очередной раз проявит характер - он возьмет жену и уедет работать на другую шахту. Со временем станет директором этой шахты.
   Иногда устраивали соревнование - кто больше бокалов пива выпьет. Победитель материального подарка не получал, кроме словесного восхищения окружающих. В редких случаях, в результате принятия огромного количества пивасика (так между собой мы называли пиво) победитель падал на землю и засыпал. Но такое могло быть только в летнее время. В зимнее время всегда подвыпившего студента всей толпой вели в общагу.
   Часто рекордсменом был Алик Евтушенко, студент из Харькова. Однажды он выпил на спор 11 бокалов пива (каждый по 0,5 литра), с трудом, всего лишь один раз упав во время движения, в компании с другими, дошел до общаги. В тот несчастливый день забились раковины в мужском туалете и моча толщиной в человеческую ладонь плавала по полу (единственный раз за все время студенчества). Алик пришел "отлить", потерял сознание и упал прямо в мочу. Мог захлебнуться, но его за ногу в коридор вытащил вьетнамец.
   Трагичная судьба у Евтушенко Алика. Позже, после окончания института, он упал, ударился затылком о дорожный камень и сразу умер. Сиротой остался маленький ребенок.
   Студентки-горнячки ходили на Павловский базарчик только на первом семестре. Позже их часто можно было увидеть в пивном ресторане "Янтарный", заведениях "Родничок", "Центральный", "Грот". Начиная с третьего курса, девушки активно посещали рестораны гостиницы "Интурист" (сейчас "Националь"), "Харьков". На выпускных курсах студенток горного факультета можно было видеть в коридорах гостиниц и за столиками в ресторанах, причем отдыхали они не с горняками, а с мужчинами весьма солидными и представительного вида.
   Иногда "пивасик" вызывал желание выпить водяры (водки). На Павловском базарчике водку употребляли, но втайне. Милицейский патруль мог сделать замечание. Если желание пить водку было велико, шли в общагу и там продолжали студенческий праздник. Крылатым было выражение: "Пиво без водки - деньги на ветер!". Хотя сейчас, с высоты прожитых лет, вспоминаешь и отчетливо осознаешь, что водки в те времена употребляли не много. По-видимому, каждому возрасту - свой напиток.
   Так мы жили, будучи студентами.
  

НАША ПИЩА

Не робити, можно жити,

А не жерти, можно вмерти (укр.)

Народная поговорка

   Любопытно было организовано продовольственное снабжение в Советском Союзе. Обычные продуктовые магазины для массового населения были полупусты, но при каждом предприятии существовали обособленные торговые точки, в которых можно было приобрести высококачественные продукты. Но только в тех случаях, если являешься работником этого предприятия. Если посторонний - иди дальше в поисках пищи.
   Существовало два пути обеспечения продуктами населения. Первый - общественное питание (Общепит), второй - по линии рабочего снабжения, так называемые ОРСы (отделы рабочего снабжения). Преимущественным правом обладал ОРС. Поэтому для студентов не было необычным то обстоятельство, что по приезду на практику, в шахтном киоске можно было купить дефицитные продукты. Те, которых никогда не было в магазинах Общепита.
   Коммунисты любили упорядоченность во всем. Разделив население на две группы и организовав снабжение по линии Общепита и ОРСа, они ввели несколько льгот для отдельных территорий и местностей. Донбасс (чаще всего мы в этот район ездили на практику) ввиду весомости экономического потенциала получил первую категорию по снабжению. В качестве благодарности за стойкость в Великой Отечественной войне города-герои также обеспечивались по высшим меркам. Харьков не был героем - его в течение войны дважды сдавали немцам, поэтому он не являлся привилегированным городом.
   Когда Топорков в первый раз приехал на практику в Макеевку в 1977 году, на первом курсе, то был потрясен и шокирован этим донбасским городом. В магазинах было очень много продуктов. Мясные и рыбные деликатесы лежали на прилавках, молочные продукты радовали глаз изобилием, продавались детские сырки, шоколадные конфеты и даже рахат - лукум! Ничего этого в наших изюмских (Топорков приехал на учебу из этого города) и харьковских магазинах не было. Вечером, перед сном в гостинице, он разговорился с местным жителем, который рассказал, что десять лет тому назад здесь вообще был рай - мед на каждом шагу за бесценок продавали.
   По утрам студенты-горняки обычно ничего не ели - не успевали, нужно было торопиться на занятия. Исключения составляли семейные люди - они успевали все. В обед всегда бежали в институтскую столовую. Там можно было покушать любое блюдо; кроме того, там же находился буфет с большим наличием пирожков и булочек, в котором можно было сытно перекусить. Перерыв был длительный - 40 минут, поэтому ели не торопясь. Вечером питались в общаге теми продуктами, которые были припасены заранее или куплены в магазине.
   Приехав на учебу на первый курс в Харьков, студенты с большим восхищением видели в продовольственных магазинах огромные, в рост человека, зеркала, заставленные плитками шоколада и банками со сгущенным молоком (в гор. Купянске, под Харьковом, был огромный молочноконсервный комбинат, который снабжал весь Советский Союз знаменитыми бело-синими банками). В продаже были продукты. Большого изобилия не было, но вареная колбаса, к примеру, была четырех сортов. Копченых колбас в продаже, на витринах, не было. Студенты-первокурсники, особенно из России, были сильно удивлены разнообразием пищевой продукции. В те времена самое плохое положение с продовольствием было в России.
   - Вот какое удивительное дело, - в курилке рассказывал Мащенко. - Мой брат живет под Гуково, он каждое утро совершает пробежки, так бежит с российской территории на украинскую, в городок Свердловка, там покупает мясо и приносит его домой. В российском Гуково в продаже мяса нет, а в Украине есть. Между этими двумя городами семь километров. Так братан совмещает полезное с необходимым...
   Затем, прямо на глазах, резко все стало дефицитом. Шоколад исчез вместе с зеркалами. В магазинах интерьер стал проще и суровее.
   Постоянно в продаже был только хлеб. Хлеб был белый и ржаной. Белый мы так и называли, а про ржаной говорили - "черный". Иногда продавался серый хлеб. Он был самый дешевый. Батоны, как и другие хлебобулочные изделия (плетенки, городские булки, пирожные) можно было купить только в момент привоза в магазин. Их количество было ограничено и они быстро заканчивались. Качество хлеба было невысоким. В хлебном тесте могли встретиться неперемешанные сгустки муки. Из серого хлеба можно было лепить фигурки и месить его.
   Дорогих сортов рыбы не было вообще, ни в живом, мороженом или консервированном виде. Из рыбных консервов в продаже постоянно была только тюлька и килька. Немного позже (с третьего курса) начали продаваться и не исчезали все студенческие годы консервы "Мясо креветок".
   Пищевые товары появлялись какими-то волнами. Мы могли употреблять в пищу один и тот же продукт в течение месяца или двух, затем постепенно его съедали и тогда ожидался новый завоз. Изобилия не было, а значит, выбора тоже. К примеру, завезли в "Продуктовый" на Данилевского консервы "Завтрак туриста", заставили банками все витрины и мы постепенно их раскупали. Если появлялся в продаже свежемороженый хек, то вечером все общежитие находилось на кухне и занималось приготовлением рыбы. Ели хек кусками и прокрученным через мясорубку, жареным и в вареном виде, с солью и специями, приготовленным в масле и на сметане, с хлебом и без оного, запеченным и подвяленным, с овощами и растительным маслом. Подсушив хек в духовке, брали его с собой на пиво. Хек - немного суховатая рыба, поэтому ели его, запивая сладким чаем, присаливали для вкуса и варили уху. Особо умелые хозяйки делали рыбные пироги из хека - рыба сохранялась в них долго и употреблять ее можно было в течение нескольких дней. Некоторые пытались солить недорогой хек с прицелом на будущее употребление, но он становился как каша и тушки распадались. Из универсального продукта под названием "хек" делали всевозможные разнообразные блюда, единственное, чего не было из хека - кисель не варили.
   Если нужно было молоко, это совсем не значило, что придешь в магазин и купишь. Его могло не быть в продаже в этом магазине. Нужно было бегать по другим магазинам и "доставать". Это слово "доставать" не обязательно означало, что нужно было переплатить, Просто необходимо было встретить товар. Все зависело от дефицитности продукта. Ольга Озерная сломала ногу и в больнице врачи от нее потребовали желатин для медицинских целей. Ее родители ни в каком харьковском магазине не могли купить - не было в продаже. Пошли в ресторан в гостинице "Харьков" и там, на кухне, по тройной цене у поваров закупили необходимое количество желатина.
   На протяжении первой половины учебы в магазинах ничего в индивидуальной упаковке не продавалось. К примеру, если реализовывали сельдь, то стояла открытая деревянная бочка, из нее продавец доставал рыбу, клал ее на лист толстой коричневой бумаги и взвешивал. Затем заворачивал рыбу в эту же бумагу. Из под складок бумаги мог течь рассол. Взвешивание производилась только механическими весами - других не было. Под рукой у продавца лежали гири разной величины - от 50 г до 10 кг. Часто продавец подкладывал под селедку на весы два куска бумаги - они придавали дополнительный вес.
   Практически всегда соленая рыба имела характерный желто-коричневый цвет. Мы ее так и называли: "ржавая сельдь". Никогда не появлялось понимание того, что рыба может иметь другой вид, свежей засолки. Сельдь была только одного наименования - "Иваси". Норвежской селедки в продаже не было.
   Появлялась в продаже курятина. Не очень качественно очищенная от перьев, с горлами и головами с красными гребешками, с требухой в средине, все эти тушки были крайне худые. Жир под тканями отсутствовал. Кожа прилипала к мышцам. Было мало такое впечатление что это небольшие цыплята. Но вывеска утверждала обратное - это полноценные куры. Никогда никаких выяснений с продавцами не происходило: каждый радовался, что хотя бы это удалось купить и вечер будет неголодным. На синеву птиц не обращали внимания, потому что остро нуждались в продовольствии. Называли кур "Синяя птица" так не только из-за сине-красного цвета, но также потому, что в те времена была очень популярна вокально-инструментальная группа с одноименным названием.
   Начиная со второго курса, колбас в свободной продаже не было. На них нужно было "попасть", когда их "выбрасывали".
   Любопытно выглядел процесс продажи вареной колбасы - продукта, который во все времена был востребованным. За прилавком стоит продавец, отрезает куски колбасы и бросает их на весы. Рядом находится огромный рулон серой плотной жесткой бумаги. От него продавец отрывает куски бумаги и кладет их на весы. Видно, что продавец бумаги не жалеет. Несколькими слоями оборачивает даже 200 граммовый кусочек колбасы. Все покупатели это видят и безропотно молчат. Человеческая очередь словно немая. Целлофановых пакетов для упаковки в те времена не существовало.
   Однажды доцент Левченко, наблюдая такую картину, возмутился.
   - Эта бумага вся пойдет в стоимость колбасы! Почему?
   - Так приказала заведующая!
   - А где она сейчас?
   - Уехала на базу. Приходите, гражданин, позже! - продавец был спокоен, осознавая собственную безнаказанность.
   Левченко обернулся к стоящим в очереди.
   - Товарищи, происходит наглый обман! Вам сейчас продают не колбасу, а пополам колбасу вместе с бумагой!
   - Гражданин, отойдите в сторону, не мешайте продавцу работать... Мы все торопимся, а вы нас задерживаете... Не хотите покупать, освободите место! - покупатели в очереди все однозначно заняли солидарную позицию с продавцом.
   Колбаса по цене была доступной (например, молочная стоила 2 руб. 20 коп.), но ее качество оставляло желать лучшего. Однажды Топорков, разрезав кусок, обнаружил в нем кусочки туалетной бумаги величиной с горошину. Иногда внутри колбасы могли быть раковины зеленого цвета, заполненные воздухом, но без жидкости. Мы их вырезали и выбрасывали, все остальное съедали.
   Через два месяца Топоркову случайно попала в руки газета "Ленiнська змiна", в которой было написано, что специальная комиссия проверила сигналы харьковчан о наличии туалетной бумаги в колбасе. Факты подтвердились, виновные наказаны. Хмыкнув, удивленный Топорков подумал о том, кому-то небезразлично качество продуктов - написали и пожаловались. А ему тогда показалось, что это единичный случай и что бумага была только в его куске колбасы.
   В магазинах устанавливались нормы продаж. К примеру, в одни руки продавали не более 200 грамм колбасы или десятка яиц. Никаких приказов о нормировании не существовало, объявлений не висело, часто люди в очереди сами нормировали, говоря: "Чтобы всем хватило!".
   Сливочное масло было большим дефицитом, вместо него ели маргарин. Так же, как масло, намазывали на хлеб и делали бутерброд. Это считалось среди студентов нормальной и естественной пищей.
   На крышах высотных домов, помимо огромных букв-лозунгов, прославляющих партию и мудрое руководство страны ("Слава КПСС", "Не рушимая дружба..." между кем-то и чем-то, "Да здравствует Ленинское политбюро", были хозяйственные призывы - "Летайте самолетами "Аэрофлота" и обращение к хозяйкам: "Маргарин - хороший заменитель масла!"). Позже, по-видимому, чтобы лишний раз не напоминать населению о сливочном масле, навесили другой лозунг: "Покупайте маргарин - это прекрасный продукт!". Маргарин для Харькова не был проблемой - в городе находился завод по его производству.
   В харьковских магазинах в замороженном виде в продаже были морские креветки, моллюски, ракообразные. Стоили все они очень дешево - 40 коп за один килограмм. Но студенты их в качестве основной пищи не использовали; варили и применяли только как добавку к пиву.
   В институте была неплохая общественная столовая. В ней питались студенты и преподаватели. Посторонних не пускали. Можно было недорого сытно поесть. Комплексных обедов не существовало. В столовой продавалось много полуфабрикатов или готовых продуктов. Их покупали в основном семейные преподаватели, студенты полуфабрикаты редко несли в общежитие. Спрос среди студентов на запеченный большой окорок или готовый торт был невысок.
   В одном зале принимали пищу преподаватели и студенты. На пятом курсе для педагогов выделили отдельный небольшой зал, но приготовление на кухне осталось общим.
   Вилки и ложки в столовой были алюминиевые (стальных не было), тарелки - керамические, стаканы - стеклянные. В случаях, когда у некоторых студентов были "руки-крюки" и посуда разбивалась, стоимость ее виновный возмещал из своего кармана. В общежитии посуда практически у всех была из столовой, втайне принесенной.
   На входе в столовую был стеллаж, на который студенты клали свои вещи на время принятия пищи. Случаев воровства никогда не наблюдалось, но иногда, при звонке, студенты в спешке начинали разбегаться из столовой по аудиториям и могли случайно схватить чужую вещь. После занятий со смехом делились сумками и котомками, отдавая чужую вещь и забирая свою.
   Однажды мы пошли с Липатовым в магазин "Бакалея". Времена были суровые по вопросу продовольствия (конец 1970-х г.г.), в магазине в металлических контейнерах стояли банки с компотами, джемами, повидлом, т.е. сладкими изделиями. Из овощей были поллитровые стеклянные банки с борщевой заправкой. Больше ничего.
   - Вот видишь, Топорков, можно купить ее (борщевую заправку), съесть и не будешь голодным. Стоит немного - 44 копейки... У нас, в Рязани, и такого нет...
   - Что, вообще магазины пустые? А что же вы едите?
   - Что-то едим... Трупов еще пока вдоль дорог нет...
   На протяжении пяти студенческих лет все очень быстро менялось. Прогресс вторгался во все стороны жизни людей, в том числе и в торговлю. В некоторых магазинах появилась индивидуальная расфасовка продуктов, общие залы, в которых не нужно было стоять в бесконечных очередях, а сразу брать нужный товар. Жизнь преображалась прямо на глазах, но продуктов не прибавлялось. Если на первых курсах в институтской столовой посуду мыли вручную несколько молодых женщин, обливаясь потом возле горячей воды, то с четвертого курса поставили машину - автомат для мытья. Наш основной снабженческий магазин был на улице Данилевского, недалеко от общаги. К нему нужно было идти через овраг. Там сейчас разбит роскошный парк, а во времена нашей учебы были ямы, полуразмытые дождями ухабы и подъемы-повороты.
   Начиная с четвертого курса, на ул. Космической открылся "Универсам" и мы начала ходить за покупками в него - территориально он был ближе к нашей общаге.
   Там был более разнообразный выбор продовольствия - рядом находился руководящий орган - райком партии. Поэтому снабжение универсама было улучшенное.
   В общежитии часто можно было услышать крик: "Апельсины дают! Выбросили сыр! Шоколадные конфеты появились!" - так студенты сообщали друг другу о появлении дефицитных продуктов.
   - Где? В Универсаме или на "Даниле"?
   В течение нескольких минут все общежитие пустело - студенты оставляли все свои текущие дела, убегали в магазин и становились в очередь за продуктами. "Выбросили" - это не значит, что выкинули на свалку; это означает, что выложили на прилавок для продажи. "Дают" вовсе не означало, что бесплатно дарят; это значит - продают за деньги.
   Все носили ячеистые сетки на случай покупки товаров (вдруг попадешь, когда "дают"), она были небольших размеров и легко складывалась в кармане.
   Тропические фрукты продавались только весной.
   На колхозных рынках в Харькове были в изобилии всяческие продукты. Но рынок рынку был рознь. Если на Павловском базарчике не было практически ничего, чтобы порадовать желудок, то на Центральном рынке продавалось все! Вместе с изобилием товаров цены были неподъемные для горняков. Очень редко, исключительно по праздникам, студенты могли там купить продукты.
   Очень много продуктов питания студенты привозили из дому. Исключение составляли те, которые далеко жили от Харькова. На 3-м курсе в каждую комнату поставили новые холодильники. До этого, в зимний период, продукты для хранения вывешивали за окно, в форточки. Но это действие было опасно тем, что можно оказаться без провизии - особые умельцы из числа студентов в ночное время ходили с длинной палкой и прикрепленным к ней секатором обрезали ячеистые сетки, в которых были подвешены продукты.
   Для экономии в питании объединялись в группы, так называемые "колхозы". Студенты, привозившие продукты из дому, вносили их в качестве пая в "колхоз". Остальные участвовали денежным вкладом.
   Честность в отношениях между "колхозниками" ценилась очень высоко. Староста группы Макинько привезла продукты, наиболее лакомые куски тайно ела по ночам отдельно от всех, от членов "колхоза". Наутро состоялся очень серьезный разговор между "колхозниками", и ее большинством голосов исключили из бригады. Это было очень позорно.
   "Колхозы" зародились с конца первого курса и существовали до четвертого курса. Это был самый тяжелый период жизни студентов-горняков. Начиная с конца третьего курса и далее "колхозы" перестали существовать.
   Мы научились жить.
  

О ШПАРГАЛКАХ

   В знаменитом фильме советского периода "Приключения Шурика" показан момент, когда студент для успешной сдачи экзамена использует радио, диктуя товарищу вопросы и получая от него ответы. Учащиеся горного факультета этот метод не использовали, но свой собственный вклад внесли.
   Студент Липатов принес идею дралоскопа из общежития ХИРЭ. Это технический ВУЗ, они постоянно что-то чертили. Мы их институт называли "Хирятник", а они, в отместку, наш Инжэк именовали "бабьим институтом". Отчасти это соответствовало истине, потому что в ХИРЭ в основном учились парни, а в ХИЭИ, за исключением горного факультета - девушки. У Липатова везде были друзья и знакомые и он позаимствовал идею копирования чертежей у них.
   Дралоскоп представлял из себя толстое стекло, которое клали на два стула, между ними снизу подсвечивала настольная лампа. На сложный чертеж накладывался сверху пустой лист и перечерчивались линии один к одному. Не надо было ничего рассчитывать, определять, применять формулы. За один час можно было приготовить на ватмане курсовую работу по курсам "Сопромат" и "Детали машин". Дралоскоп на весь курс был один и на него становились в очередь. Отличницы не дралоскопили, самостоятельно производя сложнейшие расчеты. Кто получал высшее образование и сталкивался с такой сложной наукой как "Сопромат", может представить наше отчаяние от обилия формул, в дополнении с точностью математики.
   Для устного экзамена применяли шпаргалки. Шпора представляла собой небольшие записки по отдельным вопросам. Вопросы заранее давали преподаватели накануне экзамена. Их сообщали всегда, но состав билетов был тайной. Шпоры составлялись обычно не по всему перечню вопросов, а по непонятным пунктам. Всегда можно было тайком подсмотреть в записку и восстановить в памяти верный текст или формулу.
   Иногда, в крайне редких случаях, билеты становились известны. В таких случаях заготавливался на отдельном листе полностью написанный ответ на все три вопроса, заранее составленный в общежитии, он тайком извлекался из тайника, ложился на стол перед студентом. Словно только что написанный студентом ответ. Отсюда и название "бомба". "Бомба" могла взорваться. В случае провала студент сразу, автоматически, "подрывался" и получал двойку.
   Если шпоры использовали постоянно, то "бомба" была редким случаем.
   Некоторые продвинутые студенты применяли собственные изобретения для успешной сдачи экзаменов. Здесь следует отметить студентку Людмилу Пименову. Она не была передовой отличницей, но также не числилась в отстающих. Наиболее трудные, сложные для запоминания ответы она придумала записать авторучкой на коленях. Отодвинул кромку юбки - можно подсматривать на колени и сразу писать ответ. Это было очень мудрое решение.
   Был прекрасный июньский день. Лето было в разгаре. Город (Харьков был очень озеленен, деревья поливались из автомашин методом разбрызгивания на всю крону и под корни) манил к наслаждениям, молодая студенческая кровь бурлила в жилах. В общежитии сделали косметический ремонт, на окна навесили толстые шторы. Через неплотно закрытые шторы в коридор врывались лучи яркого солнца. Пахло свежей краской. Но студентов интересовало другое - шла сессия. Шесть человек горного факультета, только что сдавшие сложный экзамен по матметодам, курили в конце коридора и делились впечатлениями.
   По лестнице поднимались две подружки - Людмила Пименова и Ирина Снежко, также только что сдавшие экзамен.
   - Пименова! За что тебе поставили оценку "отлично"? Ты никогда не была сильна в матметодах! - студент Борблик внимательно смотрел на сокурсницу.
   - Вот идиот! Смотри и учись, пока я жива... - Людмила остановилась напротив парней.
   Она быстро нагнулась, схватила края юбки и задрала ее наверх. На коленях стали видны написанные синим цветом формулы и краткий текст.
   Обомлевшие парни безмолвно смотрели на студентку. Они только в первый момент заметили написанное, затем их внимание было привлечено к другому. Перед ними стояла истинная красавица! Ровные стройные ноги, точеная фигура ярко выделялись в луче падающего света. Девственные груди упрямо торчали вперед. Прищурив карие глаза, улыбаясь, Пименова демонстрировала белоснежные зубы, видимые через полуоткрытые алые губы.
   Затаив дыхание, рассматривали студентку горняки. Тонкая ткань летней одежды просвечивала на солнце, придавая еще больше прелести девичьим округлостям.
   У Литовченко от неожиданности открылся рот и сигарета выпала изо рта. Он недавно ездил в Польшу и много рассказывал о своих любовных приключениях в соседней стране. Но, видимо, такой красоты там не встречал. У Борблика перехватило дыхание. Зверев зажег спичку, но от неожиданности ситуации забыл прикурить. У Топоркова глаза округлились. Волошко облизывал мгновенно пересохшие губы.
   Мгновения текли. Молодые мужчины безмолвно стояли, Пименова улыбалась, Снежко оценивающе смотрела на студентов.
   - Пойдем, Люда, то они будут глазеть на тебя целый день... Обо всем забудут... - Снежко потянула Пименову по коридору.
   Громко засмеялись подружки, еще один раз оглянулись на парней и, обнявшись, пошли по коридору.
   Прошло полгода. Литовченко не забыл метод Пименовой и решил его повторить на очередной сессии. Он записал формулы под манжеты рубашки. Но помимо повтора, еще должна быть удача. Литовченко был пойман на "горячем" когда он умело переписал данные, но не успел застегнуть пуговицу. Получил "два" балла и вынужден был пересдавать экзамен.
   Накануне экзамена вместо обычных слов приветствия или обыденных разговоров везде были слышны вопросы-восклицания - "Ты уже написал шпоры? Подготовился?"
   Любопытно отношение иностранцев к шпаргалкам. С нами на курсе училось много иностранцев: негры из Африки, вьетнамцы, кубинцы, монголы, лаосцы, немцы и другие люди. Если разделить их на группы, то можно рассматривать студентов из Европы и развивающихся стран.
   Европейцы поначалу с удивлением слушали о шпаргалках и об их применении. Затем, на вопрос советских студентов: "Подготовился к экзамену?", довольно скептически отвечали, говоря, что это им не надо. В том смысле, что они приехали учиться, а не пользоваться шпорой и обманывать преподавателей. Хотя известны случаи, когда в процессе сдачи экзамена попадали в тупик и пользовались чужими шпорами.
   Студенты из развивающихся стран не только использовали шпоры, но в некоторых вопросах опережали советских учащихся. Если студенты СССР писали шпаргалки на отдельные крайне сложные и невыясненные вопросы, то, к примеру, трудолюбивые вьетнамцы, заполняли ответы на весь перечень проблем. Но нужно отдать им должное. Сдав экзамен, они передавали свои приготовленные шпаргалки тем студентам, у кого их не было. Топорков часто этим пользовался.
  

ПРЕПОДАВАТЕЛИ

   Очень интересным человеком был доцент Андросов. Бывший фронтовик, он перемерз в окопах и очень сильно сутулился. Андросов относился к тем людям, которые учили студентов не механически выполнять работы, а думать и творчески подходить ко всем задачам. На третьем курсе он читал специальную горную дисциплину и приводил одну из формул, в которой было три переменных. В качестве домашнего задания он задал решить проблему с использованием указанной формулы, но привел при этом семь переменных. В общежитии самые глубокие умы до поздней ночи искали решение вопроса. Если подставить три значения, задача будет решена, но доцент Андросов почему-то указал на семь условий. Разными путями пытались втиснуть дополнительные данные в формулу и это удалось! У отличницы все быстро списали в свои конспекты решения задачи. Каково же было удивление студентов на следующем занятии, когда доцент проверил домашнее задание и засмеялся.
   - Я специально Вам дал дополнительные, фактически ненужные условия, а Вы их сумели втиснуть в формулу! Да я запутывал Вас, чтобы определить, насколько ваши знания прочные. Оказалось, что неглубоко Вы изучили предмет...
   Именно Андросов впервые ввел и очень конкретно использовал экономический термин "узкое место". Когда впервые, на третьем курсе, прозвучало это словосочетание, в аудитории раздался продолжительный смех. В обыденном понимании "узкое место" означает не что иное, как часть человеческого тела, откуда выходит то, что входит в рот и перерабатывается. Но Андросов очень серьезно акцентировал внимание, что это официальный термин, вполне научный и его следует использовать в повседневной жизни экономистов.
   В быту Андросов был очень простым человеком. После третьего курса студенты пригласили некоторых преподавателей отметить данное событие в ресторан "Интурист". Пришли Сивый и Андросов. Чугаенко тоже был приглашен, но никогда он в ресторан со студентами не ходил! Дело это в те времена было новое, можно сказать, невиданное. Ранее совместное употребление спиртных напитков преподавателей со студентами преследовалось. Доценты для студентов как в аудитории, так и в бытовой сфере, были словно небожители. Такое было уважение к ним. Каждое их слово внимательно выслушивалось, при голосе преподавателя сразу все замолкали. Веселится ресторан, произносятся тосты. Неожиданно Андросов уронил в рюмку с водкой огурец. Весь студенческий стол с любопытством наблюдал, как доцент выйдет из положения. Студенты прекратили жевать, глотать, с вниманием и улыбкой косили глазами в сторону Андросова. Он взял вилку, достал из рюмки огурец, произнес: "За озвученный тост!", не спеша выпил водку, и этим же огурцом закусил! Все зааплодировали и, довольные, засмеялись.
   Пройдут годы, Топорков защитит кандидатскую диссертацию, ему понадобятся деньги на первую в его жизни автомашину. Он будет обращаться ко многим за помощью, в том числе к Андросову. Хотя у них было "шапочное" знакомство, Андросов даст Топоркову просимую сумму без всяких условий.
   Это будет позже. А пока подходит к концу студенческая жизнь. Защищают молодые люди дипломы. Топорков все пять лет учился крайне неровно, на втором курсе получал повышенную стипендию (57,50 руб. при стоимости килограммовой буханки хлеба - 24 коп.), на третьем один семестр вообще был без стипендии. К пятому курсу он женился, супруга работала в институтском архиве и, не раздумывая, Топорков взял чужой диплом и переписал его полностью, выдав за собственный. Следует отметить, что к тому времени, защите дипломов начали уделять серьезное внимание к качеству выпускаемых специалистов. Руководство Министерства высшего и среднего специального образования СССР потребовало прекратить выдачу дипломов неподготовленным людям. Об этом широко объявлялось студентам. Но беспечный Топорков не придавал ничему значения.
   Идет защита дипломов. Пришла очередь Топоркова. Как все, он быстро доложил основные выводы якобы своей работы и приготовился отвечать на задаваемые вопросы. Доцент Андросов, следуя принятой на защите методике, спросил:
   - Как посчитать расценку?
   Этот вопрос был элементарным и очень простым в экономической науке. Бледным стал Топорков. Формы и системы оплаты труда изучали давно, на втором курсе, он забыл. Никак не предполагал, что будет задан такой вопрос, ожидал по теме диплома и в этом направлении подготовился. Требовалось ответить четко и очень убедительно. Нужных слов не нашлось. От членов комиссии посыпались другие вопросы. Топорков совсем растерялся, даже не мог ответить на те вопросы, которые знал. Почему-то не находились нужные слова. У него пересохло в горле. Мгновенно он все забыл. У членов комиссии создалось мнение о полной неподготовленности молодого человека к самостоятельной профессиональной деятельности.
   Андросов встал за столом и произнес:
   - Предлагаю поставить ему два балла и вместо диплома выдать справку, что прослушал курс лекций!
   Затихла вся аудитория. Примолкли студенты, ответившие и ожидающие очереди. Случай был неслыханный! Между членами государственной комиссии возникла перепалка. Чугаенко доказывал, что студент вполне соответствует званию "горного инженера-экономиста", что он является рядовым студентом и ему непонятно, что сейчас произошло с Топорковым. Председатель комиссии прекратил разговоры, сообщив, что решат данный вопрос в отдельном помещении. Защита дипломов продолжалась.
   Чугаенко подошел к Топоркову и спросил:
   - Что с тобой произошло?
   - Сам не знаю, Николай Иванович! Словно дар речи отнялся...
   - Ладно. Будем вести за тебя борьбу до конца.
   По окончании защиты государственная комиссия удалилась на совещание. Топорков стоял совсем как потерянный. Через некоторое время старосту Панову вызвали в аудиторию, где заседала комиссия. Она вскоре вышла оттуда и подошла к Топоркову.
   - Плохи твои дела. Очень сильно схлестнулись Андросов и Чугаенко. Один за тебя, другой против. Андросов все-таки настаивает выдать тебе справку вместо диплома... Говорит, что пусть он придет через год опять защищаться. А тебя, скорей всего, в армию заберут. Председатель комиссии пока молчит. За ним окончательное слово.
   Всему приходит конец. Вышла комиссия и прочитала оценки. Топоркову была "тройка" и решено, что он будет дипломирован.
   Вот таков был Андросов! Принципиальный, он стоял на защите интересов профессии.
   Последующие события показали, что это была досадная случайность. Пройдет время, Топорков защитит кандидатскую диссертацию по экономике по тем вопросам, на которые не ответил, будучи студентом.

* * *

   Запоминающийся след в памяти студентов горного факультета оставил доцент Маевский.
   Практически все преподаватели на горном факультете воевали. Ежегодно, 9 мая, в день Победы, на занятиях, отстраняя в сторону обязательные учебные программы, они рассказывали студентам о войне. Интересную историю про начало Великой Отечественной войны поведал Маевский.
   В первые дни после нападения немцев все были поражены невиданной наглостью и вероломством Гитлера. Всем быстрее хотелось доказать, что в скором времени фашисты будут разгромлены и поймут, насколько они были не правы.
   Патриотизм был на такой высоте, что массово записывались в ополчение. Подал документы вместе со всеми Маевский. Через месяц их собрали в военкомате и направили под Запорожье. Переодели всех в военную форму, выдали по одной винтовке на четыре человека и дали на всю группу три бутылки с зажигательной смесью для борьбы с танками. Набралось их, добровольцев, в группе, 36 человек. Руководил ими председатель колхоза, совершенно не военный человек. Питанием никаким не обеспечивали, они самостоятельно копали картошку на близлежащем поле и варили ее. Военных занятий никто не проводил - все были необученные. Шанцевого инструмента (лопаты, ломы и др.) им никто не дал. Окопов или других защитных земляных работ не производили. Целыми днями группа находилась в овраге, уходить в деревню категорически запрещалось. Командир, председатель колхоза, был строг. Так они сидели в овраге три дня. На четвертый, утром, показались немецкие танки. Командир скомандовал "Приготовиться!" и по его сигналу вся группа побежала в сторону танков. Немецкие боевые машины остановились, танкисты быстро захлопывали люки, только один офицер внимательно в бинокль наблюдал за бегущими в атаку русскими. Танки вначале сделали по одному выстрелу в атакующих, стоя на месте. Первым выстрелом был убит председатель колхоза и упало много остальных военнослужащих. Танки быстро двинулись на бегущую толпу, останавливаясь и прицельно стреляя. Все кинулись назад, в овраг. Подъехали немцы, вылезли из танков и начали расстреливать из автоматов и пулеметов находившихся внизу солдат. Никто из фашистов не предлагал сдаваться в плен. Просто убивали, и, как вспоминал Маевский, очень смеялись. Обезумевшая толпа ринулась в находившийся неподалеку лесочек. Немцы продолжали стрелять в спину. Через десять минут все было кончено. Из группы в 36 человек в живых осталось 4 добровольца, в т.ч. Маевский.
   - Тогда я понял, с кем мы встретились, с каким врагом, и что это за люди - немцы. Все это было очень гибельно для нас и страшно...
   Вспоминает Топорков те студенческие годы и сам себе отмечает - со стороны преподавателей была очень сильная требовательность как к студентам, так и к себе, к товарищам по работе. Было даже такое выражение "снять стружку" - т.е. потребовать безусловного выполнения всех необходимых действий, не считаясь со сложившимися условиями. Но если Чугаенко, Левченко занимали какие-то должности, и они по статусу должны были выполнять определенные обязанности, то Маевский был свободен от этого. Но не от требовательности! По-видимому, сам себе он установил определенную планку и соответствовал ей до конца.
   Топорков попал к Маевскому на 3-м курсе института, когда было прикрепление студентов по кафедрам и к преподавателям. Начиная с этого курса начиналась серьезная подготовка учащихся, не индивидуальная, но с конкретизацией каждого студента. Для Топоркова оказалось проблемной понять курс "Научно-исследовательская работа студентов". Несколько раз приходил он на кафедру к Маевскому, спрашивал и получал исчерпывающие ответы. Но вопросы возникали вновь и вновь.
   - Что же Вы никак понять в десятый раз не можете! - Маевский начинал вновь терпеливо объяснять.
   Когда Топорков принес подготовленную исследовательскую работу, Маевский перечеркнул ее насквозь.
   - Чушь!
   Только тогда Топорков понял, что здесь без серьезной научной подготовки не обойдется. Как он не хотел (сладка и беспроблемна студенческая жизнь!), пришлось идти в библиотеку им. Короленко (центральная научная библиотека г. Харькова), и начинать изучать экономику горной промышленности едва ли не с азов.
   Через месяц он принес подготовленную в библиотеке работу и получил оценку "отлично". Сказать, что Топорков усердствовал и перенапрягался в залах библиотеки, нельзя, но студент был очень удивлен такой оценкой. В глубине души он считал, что заработал максимум на "3" балла. Позже придет время и Топорков поймет, что всякий и каждый труд виден со стороны другими людьми и будет по достоинству оценен, невзирая на результаты. В учебные годы важен не итог, не результат, а работа и напряжение. Так учили преподаватели на горном факультете. Достижения придут позже.
   - Неведомое нынче, а завтра, глядишь, и станет ведомым... Учись! - так говорил Маевский.
   После третьего курса судьба студента Топоркова и доцента Маевского будут неразрывно связаны. Топорков будет дипломником у доцента, много раз будет выслушивать от него гневные восклицания: "Я же тебе все объяснял!", но вновь и вновь студент будет приходить и слушать, а Маевский терпеливо рассказывать. Даже тогда, когда Маевский будет умирать от рака в больнице, Топорков приедет к нему на консультацию по диплому, доцент приподнимется на руке и из последних сил будет рассказывать о принципах написания работы.
   Такие люди учили студентов горного факультета. Стремление передать свой опыт и желание научить, не допустить ошибок последующими поколениями было для них главным.
   Считаю, что научили правильно! Иначе не было бы этих рассказов.
  

ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ ПРАКТИКА

   После 4-го курса на преддипломную практику в Западную Украину поехали три студента: Насонов Владимир Степанович, Топорков Анатолий и Шалимов Юрий. Насонова по имени-отчеству так все называли потому, что он имел обыкновение представляться с указанием полных инициалов. Из огромного числа студентов (на горном факультете училось 300 человек) только два человека не скрывали, что считают себя немного выше других - Насонов и Бригида Валерий Иванович. Если Бригида был начитанным человеком, с ним интересно было разговаривать из-за его сверхзагруженности всевозможной накопленной и осмысленной информацией, то Насонов этим не страдал. Он считал, что чувствовать собственное превосходство позволяет ему тот факт, что он старше и опытнее сокурсников.
   Ранее он учился в Инжэке, затем за какую-то провинность попал в тюрьму, отсидел небольшой срок, добился снятия судимости и возвращался в институт.
   В тот день умелец Зверев укреплял в аудитории подвесные светильники, ему помогал Топорков. Зверев подрабатывал в НИРСе, получал за работу деньги, Топорков трудился бесплатно - ему было любопытно научиться укреплять деревянные чопики (пластмассовых тогда не было) и всем остальным строительным операциям.
   В аудиторию зашли декан Чугаенко и Насонов. Два студента были заняты работой и вошедшие посчитали, что помехи их разговору не создадут.
   - Так говоришь, что осознал и повтора твоих преступных действий не будет? - Чугаенко внимательно смотрел на Насонова с другой стороны стола.
   - Так точно, Николай Иванович! Сейчас я буду зубы сцеплять и никогда ни в какую ситуацию не влезу, даже если буду видеть несправедливость... Больше не сяду, обещаю Вам...
   - Ты тогда был пьян?
   - Нет, трезв. Я сейчас с этим не балуюсь. Я там много передумал, все взвесил, стал другим человеком. Возьмите меня назад в число студентов, Николай Иванович, я Вас больше никогда не подведу... Клянусь...
   - Женился или встречаешься?
   - Не встретил еще свою единственную. Вот восстановлюсь, получу высшее образование, тогда подумаю о своей семье...
   - Сомневаюсь я в твоей искренности... - пытливо Чугаенко смотрел на Насонова.
   Зверев с Топорковым неторопливо укрепляли светильники, внимательно прислушиваясь к происходящей беседе. Чтобы не подавать голоса, обменивались между собой жестами.
   Столы, на которые становились студенты, были новыми. Верх блестел свежим лаком. Топорков осторожно начал влезать на соседний стол, чтобы помочь Звереву.
   - Ты хотя бы газетку подстелил! - очень тихо шепнул Зверев Топоркову.
   - Да ничего... Я и так достану... - Топорков прислонил палец к губам, требуя абсолютной тишины и одновременно прислушиваясь к разговору.
   Зверев внимательно, очень пристально посмотрел на товарища, но ничего не сказал.
   Довольно долго происходил разговор кандидата в студенты Насонова с деканом. Насонов настаивал на своем полном раскаянии и убеждал, что он сильно изменился. Так оно в дальнейшем и подтвердилось!
   Прошло время. Приехали на практику три студента в поселок Сосновка, Червоноградского района Львовской области. Устроились в общежитие, поступили работать на шахту "Великомостовская". Потекла размеренная неторопливая жизнь.
   С экскурсионной целью два раза съездили во Львов, посетили все окружающие костелы.
   Спиртного употребляли немного, питались в основном на шахте. Время по тем, советским меркам, как всегда, было голодное, изобилия продуктов в магазинах не наблюдалось. В избытке в тех местах продавалось только свежее молоко.
   Ходили на шахту в разные смены, в период ожидания играли в спичечный коробок. Проигравший молоко не пил, вместо него выпивали другие.
   Работали в шахте разнорабочими. Иногда лопатами зачищали упавший уголь вдоль транспортера, в редких случаях студентов посылали в забой на ответственную работу.
   Однажды на стыке двух конвейеров был поставлен Топорков. Работа на коленях, выгнуться во весь рост невозможно - мешает нависающая кровля, все вокруг в угольной пыли, яркий луч лобового фонаря не пробивает мглу. Кругом шум от работающих моторов, слышен треск деревянных стоек - под огромным весом сверху они прогибались и трещали. Задача было проста - просыпавшийся уголь набрасывать на второй конвейер, поставленный перпендикулярно к первому. Дышать практически нечем - рот и нос забиты угольной пылью. Горный мастер поставил задачу, сунул в руки "шахтерку" (специальная лопата удивительно больших размеров с короткой деревянной ручкой) и на коленях уполз в штрек. Работает Топорков, старается изо всех сил. Часто во время работы "выбивало" электричество, моторы останавливались и можно было некоторое время отдохнуть. Но сейчас случилось невероятное - конвейер, на который студент должен был набрасывать уголь, замер, а первый продолжал работать! Поначалу Топорков не почувствовал испуга, продолжая орудовать лопатой. Но большой поток угля с мощного действующего конвейера стал быстро заваливать его. Он вначале пытался отгребать уголь, но вскоре понял тщетность своих попыток. Отбросив "шахтерку" в сторону, студент пытается отползти, но с ужасом отмечает, что его неумолимо забрасывает углем. В отчаянии он крутит головой по сторонам, но везде во взвешенном состоянии непроницаемая угольная взвесь и непонятно, в какую сторону отползать. "Прощай, жизнь! Прощай, Родина!" - в голове у него веером мечутся мысли. В большом испуге, ничего не понимая и не осознавая, лежит студент на почве, все более заваливаемый углем.
   - Он где-то здесь должен быть! - послышались крики.
   Из пелены угольной пыли вынырнуло два луча света - это пробивались на помощь горный мастер и его помощник.
   - Ползи сюда! Быстрей! - За руку тянут Топоркова в сторону. - Быстро выключи конвейер, а то и нас завалит... - отдал повеление рабочему мастер.
   Не может Топорков самостоятельно выбраться из-под кучи угля. Останавливается конвейер, происходит освобождение студента. Отбрасывают большие куски, лопатой отгребают малые.
   Спустились в штрек.
   - Ну что, сильно испугался? - звено горнорабочих со смехом посматривают на студента.
   - Ну у вас и работенка... Гори она пропадом... - Топорков выплевывает изо рта куски угля.
   - Ничего страшного. Прошел крещение, теперь будешь истинным шахтером... Ты Шубина там не встретил?
   По шахтерским понятиям, Шубин - подземный рабочий, который погиб при завале и всегда помогает попавшим в беду горнякам.
   Не стал в жизни Топорков шахтером. Но всегда, когда бывает в Донбассе и видит обрамленные черной полоской глаза у молодых людей, он знает, что это не "голубые", с нетрадиционной ориентацией люди, а шахтеры. С большим интересом и уважением смотрит на них. А полоска вокруг глаз - это въевшаяся в кожу угольная пыль.
   Вскоре пришло Топоркову письмо из Изюма, что его родная сестра выходит замуж. Он оформил отпуск на работе и пообещал привезти со свадьбы много самогону. Получилось так, что доставил на шахту не только спиртное, но и обилие закуски. Довольны были шахтеры-побратимы, а когда захмелели, начальник участка сказал:
   - Если хочешь, Толя, больше в забой не отправляйся. Я буду ставить тебе "шестерки", словно ты был в шахте, а на зарплату будешь покупать нам три бутылки водки. Согласен?
   Топорков при воспоминании о завале был и не на такое согласен!
   С первого аванса купил три бутылки коньяка и принес начальнику участка.
   - Я тебе говори, нужна только водка! Зачем эту крашеную водичку приволок? - недовольно говоря, прятал начальник коньяк в сейф.
   Это был молодой человек, на лице которого начинали проявляться признаки чрезмерного употребления алкоголя.
   Много в те времена пили шахтеры!
   Начиналась другая беда. Едва не каждый день начали хоронить погибших в шахтах. Часто с центральной площади звучала траурная музыка и звучали прощальные речи.
   Студенты продолжали собирать материалы для написания дипломной работы и играть в коробок.
   Как-то вечером заговорили о декане Чугаенко. Шалимов без уважения отозвался о нем. Насонов накрыл ладонью спичечный коробок, таким образом прекращая игру, потемнел лицом и спросил у него:
   - Что Чугай тебе лично сделал, щенок ты конченый? Ты что, не видишь, что Чугай всех дрючит, но никого не выгнал, ни одного! Все у него учатся, все в люди выходят! Еще раз услышу, что плохо о нем говоришь, не только молока не получишь, а в морду твою детскую двину! Понял?
   Угроза насчет "морды" была вполне реальной. Учились мы не первый год и хорошо знали, кто на что способен.
   Есть такая пословица: как жизнь начнешь, так ее и проживешь. Эти слова в полной мере можно отнести к Насонову. В советской истории был период, когда на официальном уровне предлагали матерям отдать своих детей в интернаты для воспитания, освободив таким образом молодых людей от обязанностей и предоставив возможности для самореализации в жизни. Внешне это было продиктовано заботой о полноценной жизни молодежи. Родители живут, наслаждаются, а ребенок тем временем под опекой государства. Мать Насонова отдала маленького Вову в интернат. Он там вырос и навеки возненавидел ее. Насонов был в товарищеских отношениях с Топорковым и, часто ведя задушевные разговоры, при воспоминании о родителе он уводил разговор в сторону. Как-то они возвращались из яростного стройотряда, в Москве заехали пить пиво в ресторан "Жигуль", там Насонов разотровенничался и рассказал эту историю.
   - Вот сейчас она стала старой и живет у меня. Я хочу, чтобы она поскорее умерла. Видеть ее не могу, сволочь... У меня детства не было из-за нее...
   По окончании института он поддерживал отношения с Топорковым, иногда встречались. Насонову все время не везло: женщина встретилась, которая чрезвычайно любила других мужчин, дети не родились, престарелая мать продолжала его тиранить... Прошли годы. Связь между приятелями была утеряна. В 2000 году Топорков покупал квартиру на Холодной Горе и поинтересовался прежним хозяином.
   - Его звали Владимир Степанович Насонов...
   - А где он сейчас?
   - Он умер...
   Подробностей они не знали.
  

ПРОФЕССОР СИВЫЙ

   Еще будучи студентами, мы замечали: нередко самым авторитетным преподавателем на факультете считается не декан - обладатель просторного кабинета и административного влияния, а профессор или доцент, находящийся в стороне от управленческих дел и занимающийся только учебной и научной работой. Его стремятся заполучить в научные руководители самые талантливые студенты и аспиранты, его наперебой приглашают на научные конференции и симпозиумы, его цитируют в диссертациях и статьях. Такая ситуация - яркий пример успешной горизонтальной карьеры. Горизонтальный профессиональный рост предпочитают те люди, которые больше ценят наработанное годами имя и репутацию специалиста, чем должность. Имя важнее должности...
   Таким человеком для нас, студентов горного факультета Харьковского инженерно-экономического института в 1977-1982г.г. был доктор экономических наук, профессор, заведующий кафедрой Сивый Владимир Борисович.
   Сивый представлял собой в наших студенческих глазах истинного профессора, настоящего ученого. Солидный и представительный, наполненный самоуважением и готовый всегда помочь в случаях обращения к нему. Благожелательный, по человечески очень порядочный, он никогда не отказывал в помощи. К нему можно было обратиться в любое время суток. Такой же была у него и семья. Как-то раз, уже на выходе, ближе к защите диссертации (Топорков ее с помощью Сивого написал и защитил раньше срока, за 1 год и 8 месяцев вместо 3-х лет), мне понадобилась консультация и я в половине двенадцатого ночи (!) приехал к профессору домой. Его жена Тамара, открыв двери, замечания никакого не сделала, только прищурила глаза, внимательно посмотрела и говорит: "К Владимиру Борисовичу?.. Если позволяете себе так поздно приезжать, то, Толя, у Вас очень важный вопрос... Проходите.". Владимир Борисович не был удивлен поздним визитом. Если пришел - значит, так нужно.
   Забегая вперед, нужно сказать, что Сивый все время работал с аспирантами, не бросал их на произвол судьбы. Вначале, когда я захотел в аспирантуру, пришел в родной Инжэк, встретился с бывшим деканом Чугаенко и он мне посоветовал пробиваться не к Сивому (".. он не возьмет, потому что сильно перегружен. Иди к другим!"). Но у других писали работы, доходили до предзащиты или даже защиты, но желаемого диплома кандидата наук не получали! А Сивый не заставлял работать, но никогда не отказывал в просмотре принесенного ему материала. Мне кажется, что еще очень важно в научных кругах, по-видимому, Сивый был в хороших отношениях со всеми членами ученого совета и был способен договориться, чтобы его аспирант не получил "черных шаров".
   Был я как-то у его родителей, в Донбассе. Приехал в командировку, по просьбе Сивого завез им тушенку. Простые, порядочные люди. Очень сильно гордящиеся своим сыном. На столе стояли большие черно-белые фотографии Владимира Борисовича и его жены Тамары. Оба молодые и очень красивые. Отец и мать Сивого чрезвычайно хорошо отнеслись о мне, оставляли переночевать. Я отказался. Сейчас жалею. За то недолгое время, что был в их доме, услышал, как начинал и пробивался в жизни Сивый, как рос по научной линии и преодолевал препятствия. Из себя, обычного шахтерского мальчика, сумел вырастить первоклассного ученого. Вопреки всем врагам! А их у него, как у всякого талантливого человека, хватало. Достаточно сказать, что в момент защиты Сивым докторской диссертации специально дали ошибочные сведения его самому яростному оппоненту, который без приглашения мог явиться на заседание и помешать присуждению звания доктора наук. Еще один примечательный момент поведал мне отец Владимира Борисовича. После защиты кандидатской диссертации гостил новоиспеченный доцент у родителей. Отец его спрашивает:
   - А дальше-то что?
   - Пожалуй, нужно примеряться к докторской...
   - Что, опять напрягаться? А когда же жить-то?
   - Папа, по-видимому, это и есть жизнь!
   Верно подмечено, что умного судьба ведет, а глупого тащит.
   Сивый не допускал психологической дистанции между собой, научным руководителем, и аспирантами. Разговоры мы с ним могли вести на любые темы. Мне, тогда аспиранту, он как-то сказал: "Толя, ты вступаешь на такую дорогу, где часто-густо будут говорить: "Ну что за очередную глупость написал и опубликовал этот Топорков! Вот скоро я сяду и так напишу, так напишу!". Ты на эти слова не обижайся, а просто скромно спроси, а где почитать гениально написанные произведения собеседника. В каком источнике они опубликованы? И этот человек сразу замолкнет, потому что у него ничего нет за душой. А ты иди своим путем!".
   Вместе с его доброжелательностью Сивый имел собственные принципы, которых неукоснительно придерживался. Кабинет кафедры и деканат находились рядом. Чуть ли не ежедневно в постсоветское время в деканате происходили сборища с обильным принятием этанолсодержащих продуктов. Зазывали туда всех преподавателей, аспирантов. Студентов, естественно, не приглашали. Звали туда и меня, аспиранта. Один раз побывал, после приходить перестал. Сивый никогда вечером туда не заглядывал! Как-то в очередной раз гонцы из деканата зашли на кафедру, мы сидим вдоем с Сивым, они стали навязываться мне, мол, пойдем, пойдем, все ждут и так далее. Сивого не звали, заранее знали, что будет отказ. Я категорически был против. Зазывалы ушли. Через десять минут из деканата стал слышен шум и пьяные разговоры. Сивый оторвался от бумаг, посмотрел на меня и спрашивает:
   - А ты почему не там?
   - Владимир Борисович! Я сюда пришел над диссертацией работать, а не водку пить...
   Ничего профессор не ответил, только очень коротко и изучающе взглянул на меня. Ценил преданность делу, порядочность. И что еще очень важно, если у аспиранта не было профессиональных знаний, то Сивый зеленый свет перед ним не включал.
   Сивый нашел свое место в жизни и стремился в этом помочь другим. Как вспоминает Галина Аршинцева (в девичестве Башкирова): "Сивый знал моих родителей ранее. Они учились у нас, на горном факультете. Увидев меня в коридоре института, задал вопрос: "На наш факультет поступила? Хорошо. Будем работать. Если нужна помощь -- обращайся незамедлительно". Я этот внимательный взгляд чувствовала всегда при общении, и не только, когда сдавала ему экзамен. А просто он проходил мимо: Здравствуйте, Владимир Борисович! - Галя, как дела? Привет маме". Вот это стремление к созиданию - выращивать династии-было свойственно профессору всегда.
   Состоявшись как профессионал и зная себе цену, Сивый не робел перед административным начальством. Как выразился один человек, ныне декан факультета в Инжэке: "Сивый левой ногой дверь к ректору Сероштану открывал!". А это очень много значит! Нужно знать те суровые времена, интриги в институте, строгость Сероштана. К примеру, излюбленной угрозой ректора были слова: "Выгоню, и в трех соседних областях работы не найдешь!". И выгонял! А Сивый к нему запросто на чай заходил. Помню, срочно нужно было мне, аспиранту, оформить командировку в другой город Но пока пройдешь по всем инстанциям, не только поцелуешь хвост уходящего поезда, но и планы собственные невозвратимо нарушатся. Так тогда Сивый не поленился пойти со мной в другое здание, где находился ректорат, в приемной Сероштана говорит: "Подожди здесь", потом позвал в кабинет. Сидит ректор, взглянул на меня: "Ему, что ли, срочно нужно ехать? Давай документы". Сивый повернулся ко мне, подмигнул, и дело было сделано.
   Административные методы он к студентам и аспирантам никогда не применял, хотя мог (все-таки заведующий на нашем факультете профилирующей кафедрой), старался использовать дипломатические способы.
   Но не был Владимир Борисович всемогущим. Не был! Три года подряд я никак не мог попасть в аспирантуру на стационар. При такой форме обучения более гарантированная защита, чем у соискателя (им можно быть всю жизнь), больше возможностей для творчества, стипендия и все остальное. Набирали в аспирантуру 11 человек, а я все время оказывался двенадцатым. Попаду в списки, но потом вычернут меня на основе "телефонного права", было такое понятие в период развитого социализма. Это когда нужно пристроить своего сыночка или кровинушку-дочку. Позвонят, что в последний момент кого-то нужно убрать. "Кто там безродный? Топорков? Его и вычеркивай!". Так продолжалось 3 раза, 3 года. Сивый говорит: "Пойду, перетру этот вопрос с заведующей аспирантурой! Все время так продолжаться не может!". Возвращается воодушевленный, говорит: "Все хорошо. Считай себя аспирантом". И с весны до 1-го сентября я кейфовал в предвкушении звания аспиранта: "Есть же все-таки в жизни справедливость! А что? Кандидатские минимумы у меня сданы, рефераты написаны, статьи опубликованы, сейчас только войти в государственный план подготовки молодых ученых и, подготовив диссертацию, получить заветную корочку".
   Но блажен, кто верует!
   Прибыл я 1-го сентября на кафедру к Сивому.
   - Владимир Борисович! Только что посмотрел списки зачисленных в аспирантуру, меня там нет. Наверно, ошиблись, не дописали...
   Отводит глаза в сторону профессор, едва слышно говорит:
   - Зайди к заведующей аспирантурой, она тебя искала...
   Захожу. Как обычно, я оказался 12-ым. Зачислили в последний момент какую-то девушку вместо меня.
   Вышел я из здания, сел на лавочку. Нет! Никогда я не стану аспирантом и не защищу кандидатскую диссертацию.
   Решил искать правду. Поехал в Киев, в министерство высшего и среднего специального образования. Все и отовсюду меня гонят. Никто не слушает. У всех есть свои дети и их надо учить.
   Пошел в ХИЭИ к проректору и заявил, что хочу учиться в аспирантуре за границей. Профессор оторвался от газеты, посмотрел на меня и сказал: "Для этого нужно заключить договора, на это нужно время. Сейчас у нас договорных отношений на подготовку специалистов нет!"
   Отправился в Харьковский обком КПСС. Я был членом партии и свободно прошел мимо милиционера-охранника, предъявив ему билет. Поднялся по малиновым ковровым дорожкам на нужный этаж. Принял меня довольно радушно заведующий отделом образования.
  -- Попробуйте, напишите письма в правительство, в Москву. Может, оттуда Вам помогут.
   Отправил четыре письма: Генсеку Горбачеву, Председателю Верховного Совета Лукьянову, Председателю Совета Министров и Министру образования СССР. Ответили все четыре. Вместо помощи - отписки. "Ты нам написал - мы тебе ответили. Что еще надо?"
   Видя мои бесплодные попутки, надоумили мудрые люди: "Караван с золотом открывает все ворота". Поехал на рынок Благбаз, набрал дефицита по тройной-десятирной цене (икра, балык, коньяк, копченая колбаса и прочее), отвез заведующей аспирантурой Валентине Ивановне. Она пошла в Коммунальный институт и заняла одно место в аспирантуре для меня! На три года. Оказывается, была такая возможность, официально предусмотренная, без нарушения законов. Вот как просто ларчик открывается. И стал я аспирантом со всеми правами. Двенадцатым!
   Так просто я пишу сейчас об этом потому, что время прошло. Нет уже здесь ничего криминального, как нет и той страны, которую вспоминаем. Поклон земной тебе, Валентина Ивановна, если жива, а если присоединилась к большинству, то пусть земля будет пухом. Могла бы и не пойти в Коммунальный институт, не захотеть...
   Учился я в аспирантуре хорошо. Закончил ее досрочно. Поставил рекорд по защите. Уже в наше время хотел покрасоваться на "Рекордах Харькова", но когда узнал, что это не книга, а телевидение и за появление на экране надо платить, отказался. А на предзащите показал такие знания, что Сивый воскликнул: "Хоть сейчас в аудиторию посылай! Способен научить студентов!".
   Профессор Сивый никогда не кричал и не повышал голоса. Студентка Аршинцева рассказывает: "Сивому было свойственно воспитывать, если вообще это можно назвать воспитанием, не стуча кулаками по столу, не говоря громких возвышенных фраз, а спокойно и уверенно, и от этого не менее убедительно. Сказал, то, что считал нужным, при этом посмотрел в глаза -- и всё".
   Многому интересному можно было научиться у доктора наук. К примеру, он никогда не ложился спать без ручки с бумагой под рукой. Мысль могла придти во сне и ее нужно было записать сразу. Иначе забудешь. А известно, что зачастую мысль придет, и не застав никого дома, отправится назад.
   Известно, что каждый человек реализует себя в жизни по-разному. Встречается утверждение, чтобы подняться, нужно или затоптать, или уничтожить все вокруг себя. Тогда видно собственное величие. Есть и другой путь - чтобы подняться, люди тебя должны поднять. Якобы человек самостоятельно, своими силами вырваться из окружающей среды не способен. Спорные эти оба утверждения. Перед нами налицо яркий пример. Сивый, родившись в крошечном шахтерском городке, смог вырастить из себя экономическую звезду первой величины. Не смяв никого вокруг!
   Умел несколькими словами расставить все точки над "i". Галина Аршинцева: "Сивый буквально в следующий после свадьбы в понедельник (где я отчаянно напилась впервые в жизни) на очередном собрании (каком- то то-ли комсомольском, то ли ещё каком) как бы невзначай сказал, что неприлично молодым красивым людям употреблять сверх меры спиртное. И как бы невзначай посмотрел меня. Я была готова провалиться в подвал, прямёхонько в архив. К крысам...".
   Он учил нас думать, а не заучивать. Помню, как очень спокойно относились к нам преподаватели, когда мы были студентами ("встал в очередь за дипломом - через 5 лет получишь") и до какой степени были требовательны в аспирантуре на предзащите и защите. Тогда, в советские времена, сообщества ученых были своеобразным клубом и посторонних туда не пускали. Был единственный критерий - профессионализм аспиранта, знание предмета.
   Сивый умел разбираться в людях. Галина Аршинцева: "Помню ещё один взгляд Сивого, пожалуй, предпоследний в этой жизни, был сожалеющим. Он звал меня к себе в аспирантуру. Я отказалась: "Еду к мужу в Жданов (Мариуполь), получу направление на "Ждановтяжмаш", живая работа, а не скука научно-библиотечная!". Хотя до этого с превеликим удовольствием занималась у него на кафедре НИРСом, даже публикации были. Я эти журналы маме подарила. Гордись! Я рядом с самим В. Б. Сивым! (Где они сейчас, эти журналы? Потерялись при переездах.. И сдали их в макулатуру шустрые пионеры... Или бомжи запойные?.. и сделали из них бумагу туалетную... Или коробку картонную для печенья?). Потом через 5 лет, на встрече выпускников, Владимир Борисович мне говорил, что так не понял и не принял моего решения ехать в Жданов. Говорил, что ещё не поздно заняться научной работой. Как не поздно? Уже детям было 4 и 3 года, паровоз судьбы набирал обороты в другую сторону от Харькова: ту-ту...". Не всех, далеко не всех профессор так настойчиво звал стать ученым...Только избранных.
   Все познается в сравнении. Был у нас в институте еще один преподаватель. Ровесник Сивого, Николай Иванович. Мы его просто звали "Коля-Ваня".
   "Коля-Ваня" был другой человек, чем Сивый. Основной задачей его жизни была забота о семье. Сначала о жене и детях. Потом о внучке. Беспрерывно на устах у него были рассказы о том, как она, маленькая, живет и что для нее нужно сделать. Постоянно бегал в поисках молока по магазинам. Молоко, да и вообще продукты в те времена были дефицитом. Слово-то какое! Де-фи-цит! У Советской Родины всегда были полные закрома всего, а вот продуктов не хватало. Безусловно, Коля-Ваня что-то читал нам, какой-то предмет, но мы не воспринимали серьезно. Ни его, ни его предмет. Может стоит так расценивать этого человека. Не получилось пойти по научной дороге, стал реализовывать себя заботой о близких. Все это конечно хорошо. Но если сапожник начнет делать пирожное, а кондитер тачать обувь, то, пожалуй, с голоду босыми помрем.
   Но что удивительно, на всяческие иногородние конференции они ездили вместе. Сивый зачастую там выступал, потом, по приезду, рассказывал нам, студентам, основные тезисы своего доклада и делился впечатлениями. На вопрос, что там делал Коля-Ваня, Сивый улыбался и говорил: "Шляпу держал!". Разные люди, разные судьбы...
   В 2002 году собрались мы на встречу выпускников. Каждый коротко рассказывал о себе. О достижениях и несостоявшемся. Озвучивали свою жизнь. Вот подошла очередь Александра Сергеевича Удодова. Он прекрасный специалист, умелый хозяйственник, директор угольной шахты. Рассказал о семье, о работе, о том, что закончил после нашего родного Инжэка еще Московский горный институт. При этих последних словах Пересичный, до этого вальяжно раскинувшийся в кресле, подскочил:
   - Что тут такого! Я тоже два ВУЗа закончил! И не хвастаюсь этим! Люба (обращается к жене), подтверди...
   Над праздничными столами повисла гнетущая тишина. До этого никто друг друга не перебивал, все молча сопереживали или радовались успехам. А здесь такая злобная зависть!
   Первым не выдержал Борблик.
   - Что толку, что ты два института закончил! Кто ты? Дежурный электрик! А Удодов - директор шахты! Ты как был никем, так в жизни и стал ничем! Ты в студенчестве себя ничем не проявил. И в жизни ничего не добился. Сидишь здесь и вякаешь, людям говорить не даешь... Ты вон даже сейчас не самостоятельный. Ищешь поддержки у жены. Слушай-слушай ее, живи ее умом. Она тебя еще и не к таким глупостям доведет...
   Со всех сторон раздались осуждающие возгласы. Особенно почему-то в адрес Любови Пересичной (в девичестве Киншовой). Видимо, за студенческие годы многим насолила, и теперь решили ей припомнить и отомстить.
   Изменилась атмосфера за столами. Дальнейших разговоров не получилось. Борблик берет меня за руку и говорит:
   - Пойдем, Топа, отсюда. Здесь наших людей нет...
   Ушли мы, семья Борбликов, Удодовых и я. За нами разъехались все остальные.
   Опять налицо разные люди, разные судьбы, с разными результатами прожили жизнь.
  

СЕМИНАРЫ ПО ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ

   На первых двух курсах общественные науки в советской высшей школе были основными. Студенты беспрерывно изучали разные политические течения, большевистские платформы, антипартийные группы и всех других. Мы прекрасно знали, кто такие физиократы в Древней Греции, и чем они отличаются от троцкистов, которые, в силу мирового пролетарского движения, потерпели абсолютный исторический крах.
   Преподаватели у нас были различные по уровню знаний, квалификации, глубине подхода к предметам. Лекции читали профессора и доценты, а семинарские занятия зачастую вели люди, не имевшие ученых званий.
   В тот день два студента-горняка, Топорков и Брыксин, бежали на занятия. Они жили в одной комнате, и, как водится, были в приятельских отношениях.
   Поднимаясь по развернутой лестнице на второй этаж, увидели молодую женщину потрясающей красоты. Хотя все мужчины-студенты знали о том, что, наш Инжэк славится обилием красавиц, и даже между собой мы называли институт "цветником", но встреченная женщина потрясала пропорциональностью частей тела и живостью прекрасного лица. Естественная блондинка, точеная фигура, яркость голубых глаз с подчеркнутыми черными бровями вразлет - все это было необычным даже для студентов Инжэка.
   Падкий на просмотр женской красоты, Брыксин не замедлил остановиться и заглянуть в глаза незнакомке. Она поймала его взгляд, улыбнулась и стала спускаться вниз.
   - Вот это дама! Она способна составить счастье любого мужчины!
   - И несчастье тоже! - Топорков торопился на занятия.
   - Ну что ты за человек! Во всем видишь не светлое, а черное... Как можно что-либо плохое сказать о такой красоте!
   - Дело, Брыксин, не во мне, а в тебе! Как только я тебя увижу, у меня сразу пропадает уважение к человечеству... Вот ты ее увидел, и сразу обожествляешь, это ты, нищий студент! А представляешь, сколько достойных, серьезных и солидных мужчин, не тебе чета, ей предлагают любовь и она соглашается!
   Прозвенел звонок и студенты забежали в аудиторию. Был семинарский день. Поэтому каждый углубился в конспекты - вызвать к доске могли любого.
   Открылась дверь и в аудиторию вошла встреченная на лестнице красавица.
   - Зовут меня Ирина Владимировна. Я буду у вас вести семинарские занятия по политической экономии... Так! Кто в соответствии с темой занятий пойдет первым отвечать?
   Ответом ей было молчание. Юноши в упор рассматривали девушку-преподавателя, удивляясь, как природа могла создать такое совершенство. Студентки-горнячки, с затаенным любопытством, сравнили ее с собой.
   Ирина Владимировна молчала, осматривая группу. Молчание затягивалось. Нагловатый Топорков, не стал ждать, когда по воле случая вызовут его, и решил перевести "стрелку" на другого студента.
   - Ирина Владимировна! Вот мы только что вас встретили на лестнице. Так от вашей красоты у студента Брыськина дар речи отнялся... Ох, извините, не Брыськина, а Брыксина! Вызовите его к доске, может, опять речь к нему вернется!
   - Кто это такой Брыськин? - педагог бездонными синими глазами осматривала аудиторию.
   Все засмеялись то того, что была неправильно произнесена фамилия.
   Встретившись взглядом с Брыксиным, преподаватель сразу его вспомнила - это именно он неотрывно смотрел несколько минут назад на нее на лестнице.
   - К доске! - на первом занятии Ирина Владимировна старалась быть строгой.
   На удивление, умный Брыксин очень толково и обстоятельно отвечал на все ее вопросы. Когда преподаватель отпустила его на свое место и начала объяснять суть расхождений между левым и правым оппортунизмом, Брыксин, проходя мимо Топоркова, тихо шепнул:
   - Ну ты и гад!
   Вечером того же дня в пивной Топорков доказывал Брыксину.
   - Ты мне пиво должен! Я тебя с ней познакомил. Специально подтолкнул тебя к доске, чтобы ты перед ней не дураком выглядел, а умным!.. Пойди, еще пару пива закажи!.. Имей в виду, что ты теперь с ней на короткой ноге, она благодаря мне составила о тебе хорошее мнение, можешь свататься!
   - Ты что, дурак? Она замужем, и дитя у нее малое! Я справки навел...
   - Брыксюткин! Я же тебя не под венец ее вести заставляю!.. Язык мама с папой для чего тебе дали?.. Попроси у нее... Нравится же она тебе... Ставь вот сюда пиво, здесь устойчивей...
   - Ты это все серьезно говоришь? - Брыксин на шаг отступил от Топоркова.
   - Я эту твою дремучую деревенскую глупость никогда не смогу преодолеть... Вы что, там, в деревне Гуково, а ты же оттуда родом? все такие рождаетесь, без головы?.. Смотри, тараньку свежую к пиву подвезли, быстрей становись в очередь.. На меня пару штук возьми! У меня пока бабла нет, со стипона расплачусь!
   В раздумьи несколько минут стоял Брыксин.
   - А что она обо мне подумает?
   Здесь подошел сокурсник Насонов и сказал:
   - Только одно подумает, что ты нормальный чувак!
   Хорошо и старательно читала политэкономию Ирина Владимировна. Через две недели все юноши-горняки в полном составе приходили на ее занятия. Очень приятно было смотреть на красивую женщину и слушать ее мелодичный голос. Горнячки-девушки под разными предлогами, не воспринимая такой красоты в сочетании в природным умом, постепенно перестали ходить на занятия, за исключением самых дисциплинированных.
   На каждое занятие юноши приходили тщательно выбритыми, изящно одетыми, каждый сделал свежую стрижку. При их появлении по аудитории растекался аромат дорогого одеколона "Красная Москва" и "Кремль". Однажды Пересичный принес букет цветов и долго искал вазу, куда поставить.
   - Мы должны жить хорошо! - Пересичный вталкивал цветы в трехлитровую банку и ставил на подоконник. - Каждый день - как праздник. Мы - студенты! Иначе зачем мы живем?
   Как-то в ожидании Ирины Владимировны студент Илья Валиахметов, обозревая аудиторию, определил, что тряпка для доски не влажная.
   - Кто дежурный? Вы что творите? Немедленно постирать! - Валиахметов в неистовстве орал на всех. - Сейчас она придет, а мы не готовы... Ладно, я, я лично намочу тряпку!
   Схватив ее, он выскочил в коридор.
   Все прекрасно понимали, что это делается для Ирины Владимировны. Она также все видела, понимала и оценивала, улыбаясь прелестными губами, за которыми был виден ряд белоснежных зубов. В качестве благодарности от нее все отвечавшие получали оценки только "четыре" и "отлично". "Троек" и "неудов" не было.
   Преподавала Ирина Владимировна два месяца. Она исчезла из нашего поля зрения так же стремительно, как появилась. Она уволилась, и мы ее больше никогда не видели.
   Вместо нее семинарские занятия начал вести Трифонов Александр Петрович. Кандидат философских наук, еще довольно молодой преподаватель, он сразу показал свои глубокие знания. Во всех вопросах он разбирался очень тщательно.
   Пришло время Топоркову получить долг от Брыксина.
   В начале пары, едва прозвенел звонок, Александр Петрович склонился над журналом и смотрел в него, определяя, кого вызвать к доске.
   - Топорков хочет ответить! - Брыксин громко крикнул и наклонил голову к конспекту.
   - Ну что ж, Топорков, значит, пусть он идет к доске...
   Побледневший Топорков в упор смотрел на Брыксина. Вчера после занятий они вдвоем до закрытия просидели в пивбаре, а потом поехали на Павлово Поле в ресторан добавить для захмеления. Естественно, что Топорков не только не приготовился к семинару, он еще и мучался от головной боли.
   - Ну-с, раз вы добровольно пожелали выйти к доске, то, я надеюсь, вы хорошо подготовились! Вопрос не очень сложный. Работа Владимира Ильича Ленина "Детская болезнь "левизны" в коммунизме"... Рассказывайте все, что знаете...
   Топорков откашлялся в сторону, прочистил горло и начал бодро отвечать.
   - "Детская болезнь "левизны" в коммунизме" была написана Владимиром Ильичом Лениным в период, когда он заболел горлом, иначе сказать, у него была ангина. Так как в этот период врачи ему рекомендовали постельный режим, то его товарищи по партии, ну, это прежде всего Сталин, потом Железный Феликс Дзержинский и ряд других товарищей по борьбе с проклятым царским режимом, душителем свобод всех народов, принесли ему теплое одеяло, хорошие шерстяные носки и все другие необходимые в таких условиях вещи... Всесоюзный староста Калинин заварил свежий прекрасный чай. Он знал, что Ильич любит покрепче, поэтому заварки не жалел...
   Трифонов в этот момент стоял и смотрел за окно. Услышав, что говорит студент, он повернулся и внимательно, с ног до головы стал его осматривать. Студенты, сразу определив, что Топорков вопроса не знает, и, зная, что сейчас будет комедия, отложили все свои небольшие дела в сторону и приготовились веселиться. Староста Кинова едва заметно улыбалась. Пересичный широко усмехался, представляя последующую картину.
   - Вы отвечайте на поставленный вопрос! Нас не интересует качество чая, рассказывайте, что было написано в работе, в чем ее суть, значение и так далее... - Трифонов сам хорошо знал предмет и заставлял студентов учиться.
   - Ну-у... Я немного сбился... (пауза)... Болезнь... это... ну-у... (пауза). Ну это очень важная работа Ленина ...(пауза длинная) ...и очень важная (пауза)... он в ней.... (замолчал, думает)...
   - Ну-ну, смелее, Топорков, вы же сами напросились осветить этот вопрос... Может, я бы вас и не вызвал, чтобы здесь не слушать ваш детский лепет. Продолжайте! - Александр Петрович в упор смотрел на студента.
   Глазами загнанной лани Топорков метнул взгляд на Брыксина, который сидел совершенно безучастный к происходящему.
   - Да, сейчас! - Топорков откашлялся. - Безусловно, он тогда заболел не ангиной, а редким заболеванием под названием "ле-виз-ны", что для врачей составило большой труд его вылечить... Болезнь эта заразная, поэтому товарищи по партии не самостоятельно пришли к больному, а теплые вещи передали через других товарищей...
   - Вы, Топорков в медицинском институте учитесь или в инженерно-экономическом? Вы сейчас отвечаете на философский вопрос или несете отсебятину? Вы вообще готовились к занятию?
   В аудитории хохот стоял невообразимый. Кашин упал лицом на стол и туловище его дергалось от неудержимого смеха. Все, в разных позах, веселились, показывая пальцем на отвечавшего.
   - Про чай мелет... Ха-ха-ха... Умру сейчас от смеха... Ох, и умора!.. А про "товарищей" как завернул!
   Смеялся и Трифонов, мелко подрагивая всем телом. Только Топорков стоял за кафедрой, меняясь в лице от бледного до красного. Он совершенно не знал вопроса. Предварительную лекцию по этой теме Топорков пропустил, побывав в этот период в пивном баре и прогуляв занятия, и абсолютно не представлял, о чем говорить.
   Топорков сделав еще одну попытку, последнюю.
   - Важность этой работы заключается в том, что в период болезни он изучил ряд источников и смог рассмотреть пути... пути... и направления...
   - Самостоятельного лечения! - Пересичный вытянул палец в сторону Топоркова и, неудержимо смеясь, рухнул на стол.
   Теперь вся группа горняков не сдерживалась, со всех сторон стоял хохот и веселые стоны.
   - Ты еще расскажи об одеяле! Какое ему, верблюжье принесли или из нашей общаги?.. А чай был в подстаканнике, как в вагон-ресторане?.. А Калинин руки не обжег, когда чай нес?
   Немой и безмолвный стоял Топорков, не зная, смеяться ему или выскочить из аудитории.
   Брыксин решил также подать реплику.
   - У больного какая сторона болела? Наверно, левая, если произведение называется "левизны"!
   Новый взрыв хохота потряс аудиторию. Многие студенты вытирали слезы.
   Теперь любая реплика, любой голос вызывали приступы неудержимого смеха. Каждый веселился как мог.
   - Ну хорошо, посмеялись, и достаточно... - Трифонов вытирал слезы носовым платком. - Вы что-нибудь можете еще добавить, Топорков? Впрочем, не надо, а то опять уведете нас в сторону. Садитесь... За абсолютную неподготовленность вам два балла. Кто толково расскажет об этой работе?
   В аудитории повисла тишина.
   - Хорошо, мы потеряли много времени, выслушивая непревзойденного оратора, а сейчас я вам все быстро объясню. "Детской" так Ленин назвал свою работу потому, что многие коммунисты на фоне успехов Советской власти потеряли голову и возомнили себя великими стратегами, считая, что можно победить шапкозакидательством. И таким образом, можно сказать, превратились в детей, которые, в силу того, что они маленькие, не владеют инструментами современной борьбы. Слово "левизны" включено потому, что эти дети-коммунисты применяют исключительно "левые" приемы и методы в своей работе, то есть опираются исключительно на насильственные методы... А настоящий момент требует использования других рычагов... А "болезнь" потому, что эта неверная идеология, как зараза, охватила всю партию... Вот вкратце, о чем это произведение Ленина...
   Прозвенел звонок, пара закончилась.
   - Не обижайся, философ, с каждым так бывает! - студенты ободряюще хлопали Топоркова по плечам, выходя из аудитории.
   - Ну ты и гад, Брыксин! Так подставил меня! - Топорков подошел к товарищу.
   - Зато мы с тобой теперь квиты! Помнишь, ты меня перед Ириной Владимировной кем выставил! А сейчас мы с тобой на равных!
   Приятели засмеялись и отправились за пирожками в столовую.
  

СЛУЧАЙ В АУДИТОРИИ

   Вначале этот рассказ назывался "Провокация доцента Старикова", затем автор его переименовал. Посчитал, что, собственно говоря, это было не что иное со стороны Старикова, как шутка. А слово "провокация" несет в себе нечто злое, несвойственное доценту.

* * *

   Неторопливо текли студенческие годы. Жизнь наша устоялась, два раза в год мы сдавали сессии, ездили летом в стройотряды, заимели опыт, который, как говорят, ни за какие деньги не купишь. Научились всему, что было возможно!
   Ходим на занятия на четвертом курсе, предпоследнем! Постепенно становится ясным, что ничего необычного уже не произойдет, все мы получим дипломы, если сами себе не испортим характеристики. Преподаватели каждый по-своему строг, но видно, что они также считают, что если сумели добраться до четвертого курса, то мы уже имеем незаконченное высшее образование. Для нас, студентов, эти слова как наилучшая музыка в жизни!
   Все чаще между студентами и студентками горного факультета начинают проявляться взаимные симпатии, люди начинают находить свою пару в жизни и собственную судьбу. Если ранее горняки толпой шли на занятия, а горнячки - отдельно, то теперь многие разбросаны по парам, так и ходят на занятия и сидят вместе в аудиториях. Часть людей образовали официальные семьи, переженились, сообща готовят пищу на кухне. Гражданских браков в общежитии не было! Те, кто встречаются, по утрам заходят друг к другу, чтобы вместе идти на занятия.
   В тот день утром Виктор Селиванов, который встречался с сокурсницей Ольгой (в будущем тоже Селивановой!), зашел к ней в комнату. За ним от безделья увязался Топорков. Они с Виктором жили в одной комнате и поддерживали дружеские отношения.
   Ольга была старостой третьей группы, по характеру очень боевая и решительная. Когда в институте сменился ректор, реорганизации подверглась многие службы, в том числе система питания в столовой. На всех перерывах теперь можно было зайти в столовую, выпить стакан молока и съесть булочку. Без всякой очереди. Продавцы с подносами стояли буквально на каждом шагу. В первом общежитии, где жили студенты горного факультета, открыли филиал столовой. Там торговал продавец, которую за версту было видно, что она не чиста на руку. Ольга входила в комиссию профкома. Эта комиссия была наделена правом проверки пунктов питания в столовой. Однажды произошел такой случай. Ольга набрала на разнос большое количество продуктов, подошла к продавцу, и после подсчета стоимости Ольга вынула из кармана удостоверение и громко объявила:
   - Контрольная закупка!
   Произошел большой скандал, потому что студентку немилосердно обсчитали.
   Вот с таким характером был этот человек.
   Стоят Селиванов и Топорков, ожидают в ее комнате. Ольга что-то долго копается в своих вещах.
   - Оля! Скоро ты там? Опоздаем на пары! - Виктор несмело спрашивает ее.
   - Да я вот только утром вернулась от родителей... Ездила похвастаться отлично сданной сессией - одни пятерки, не то, что вы с Топорковым... Бездельники! - Ольга продолжает копаться в сумке. - Брала с собой зачетку, показывала родителям, сейчас не могу найти. Хотела выложить, чтобы не потерять. Ладно, после занятий найду...
   На улице зима. Холодно. Быстро перебегаем в аудиторию. Сейчас у нас будет лекция, читает доцент Стариков. Он был кандидатом экономических наук, профессионалом своего дела, но, в отличие от других преподавателей, не замыкался в рамках своих дисциплин. Видел жизнь, любил все ее проявления, замечал окружающих его людей. Способен был видеть в любой ситуации комическое начало, был участником бесчисленных веселых историй. Впоследствии, когда постареет, женится на очень молодой красивой девушке, пообещав ей написать диссертацию. У них родится ребенок. Обещание свое Стариков выполнит. Но на закате жизни его одолеет своеобразная болезнь - он абсолютно ко всем будет ревновать жену, не давая ей проходу.
   Увлекательно и интересно читает дисциплину Стариков. Студенты с большим вниманием слушают его. Помимо обязательных терминов и положений, Стариков в удобный момент позволяет себе рассказать анекдот. Нередко в аудитории слышен смех. Хороший сегодня день - для преподавателя, и для студентов. Семестр только начался, можно "на все сто" расслабиться.
   ­ Теперь слушайте меня внимательно! - Стариков поднимает руку вверх. - Кто сейчас ответит мне на вот этот вопрос, мгновенно получит пятерку в зачетку, и потом может не ходить на мои занятия! Будет считать экзамен сданным!
   У очень многих загорелись глаза. Дело было невиданным - получить оценку в начале семестра.
   Он задает вопрос и аудитория озадаченно замолкает. Умеет Стариков поставить в тупик!
   - Я знаю ответ! - Ольга поднимается из-за стола.
   Она быстро и подробно отвечает. Дело в том, что, начиная с третьего курса, подавляющее большинство студентов стало использовать для подготовки к занятиям дополнительную литературу. Когда стало ясно, что на лекциях преподаватели не успевают передать все свои знания из-за недостатка времени, студенты начали ходить в библиотеку и брать для прочтения специальную литературу. В порядке вещей можно было наблюдать при входе в комнату, что на кровати лежит студентка и изучает толстую фундаментальную книгу "Горное дело".
   - Правильно! Хорошо ответила! Ясно, что знаете предмет. - Стариков не скрывает своего удовлетворения. - Еще что-нибудь добавите к ответу?
   - Нет. Считаю, что ответ полный! - Ольга в упор смотрит на Старикова.
   - Видите, товарищи студенты, что значит знать предмет! Мы договаривались, и вся аудитория в свидетелях, что за правильный ответ я сразу же ставлю "пять" баллов в зачетку. Подчеркиваю - именно в зачетку! Сейчас, немедленно! Завтра нельзя будет, это будет нарушение контракта, - Стариков акцентирует на этом внимание, вполне обоснованно думая, что у студентки в наличии нет зачетной книжки. Кто из студентов и зачем будет носить зачетку в не сессионный период?
   В аудитории послышался смех. Ай да Стариков! И здесь сумел повернуть по-своему!
   - Пожалуйста! - Ольга достает документ из сумки и направляется к доценту.
   Пораженная аудитория замолкает. Стремительно пройдя между рядами, Ольга кладет зачетку перед лицом Старикова. Он поначалу недоуменно смотрит, потом проводит ладонью по лысой голове.
   - Как же это я объясню общественности института? Что мне скажут? Какие найти слова? - смущенно, словно про себя, повторяет преподаватель.
   Но Стариков не был бы самим собой, если не смог найти выхода.
   - Ну что же, раз обещал, получите "пятерочку"... Но вы же понимаете, что необходимо занести оценку еще и в ведомость, а вот этого я вам не обещал!
   Радостно и удовлетворенно засмеялись студенты, а вместе с ними и Стариков. Хорошая учебная пара и день сегодня прекрасный!

* * *

   Когда автор разослал этот рассказ по Интернету горнякам, Таня Косик, учившаяся на два курса раньше, написала, что аналогичная история произошла с ней. Видимо, Стариков этот прием с зачеткой использовал на каждом курсе.
  

СПИСОК ПОТЕНЦИАЛЬНЫХ НЕВЕСТ

   - Каждый кузнец своего счастья!
   - И несчастья тоже!
   * * *
   - Каждый кузнец своего счастья!
   - Иди, накуй!
   Наблюдательный человек заметил, что жизнь - это ярмарка. Встречаемся и расстаемся, и опять новые свидания, последующие расставания и так по вечному кругу.
   Со многими людьми мы знакомились в процессе студенчества, их имена забыты. Но вот один факт вспомнился.
   На 3-ем курсе часто стали сводить потоки студентов на общие лекции. Собирали обычно в актовом зале учащихся с разных факультетов, читали для большого количества студентов общетеоретические дисциплины. Там, на этих занятиях, мы знакомились с другими людьми, такими же студентами.
   Топорков попал на пару рядом с Мишкиным, студентом машиностроительного факультета. Тонкий в кости, стройный, с яркими глазами и смуглой внешностью, он обращал на себя внимание. Говорил очень интересно и убедительно. Естественно, разговорились, начали обмениваться мнениями по всевозможным вопросам. Взгляды по многим направлениям очень сильно совпадали. Постепенно начинались дружеские отношения. Топорков стал ходить к Мишкину в общежитие в гости, а отправиться вдвоем на пиво после занятий - было регулярным делом.
   Оба были молоды и, естественно, вопрос о привлекательности девушек-сокурсниц постоянно появлялся в их разговорах.
   - Полностью с тобой солидарен, что не важно с кем жить, важно, как жить, - Мишкин, склонившись у к уху Топоркова, шептал на лекциях. - К чему ее красота, если в кармане пусто? По большому счету, без разницы, красотка она, твоя избранница, или дурнушка, очень важно, какие у нее родители и смогут ли они помочь устроиться в этой жизни...
   Постепенно вопрос о будущем волновал всё больше. Определилось полное совпадение взглядов о том, что если уехать по распределению из Харькова в какую-нибудь "дыру", то назад возврата не будет. Ясно, что там, где-то на шахте, встретишь какую-нибудь, появятся дети и прощай, жизнь, останется только "ярмо тянуть до самая до смерти". Так, постоянно возвращались они к этой теме, рассматривая все возможные варианты.
   В тот день, заходя в зал на сводную лекцию, Топорков обратил внимание на очень привлекательную девушку, которая шла вместе с подругой.
   - Не знаешь, кто это? Она по-моему, с машфака?- Топорков толкал под руку Мишкина.
   - А, это наша Таня, Танечка... Что, ничего девочка, хороша? На нее многие обращают внимание. Красива, нечего сказать, из деревни, родители - колхозники... Но ты не посмотрел на ее подружку? Даже и глазом не повел? А зря! Серенькая, невзрачная, но харьковчанка, единственный ребенок в семье, трехкомнатная квартира на Госпроме, и родители при делах... Папа - директор научно-исследовательского института!
   Закончилась пара и все студенты выходили из зала. Топорков специально задержался в дверях, чтобы рассмотреть "серенькую и невзрачную". Красавица Таня, после данной Мишкиным характеристики, его не интересовала.
   Топорков оказался возле девушек, приподнял руки, приостановив движение студентов, и давая проход подружкам. Благодарностью ему была улыбка дочери директора.
   - Ну как она тебе? - на выходе спрашивал Мишкин.
   - Ничего так, но что-то не очень... Прямо сказать, на любителя... - дипломатично отвечал Топорков.
   - Ну ты, батенька, не прав! Ты люби не глазами, а умом! - пытливо смотрел на него Мишкин.
   Прошел месяц. Занятия продолжались обычным ходом. Друзья иногда ходили в пивной ресторан на улице им. 23-го Августа. Цены там были по карману студентам. Шла весна, распускались почки.
   - Послушай, друже, я тут для тебя принес одну бумагу. Посмотри ее. Выписывать ничего не надо. Просто изучи, в конце пары вернешь мне. - Мишкин протянул Топоркову свернутый листок бумаги.
   Топорков раскрыл лист, с удивлением стал рассматривать написанное и забыл, что он на лекции. Это был список богатых невест-студенток Харьковского инженерно-экономического института! В перечне стояло четырнадцать фамилий с указанием статусного положения родителей, прописки, наличия близких родственников и вкусов студенток. Указывалось, какие предпочтения могут быть у потенциальной избранницы, что следует делать, чтобы ей понравиться. Везде стоял номер группы и курса, в котором училась целевая невеста. Графы, характеризующей внешность студентки, не было. Видимо, авторы списка данный факт во внимание не брали. По прописке присутствовал не только Харьков, были другие места. Но только крупные города! Сел и районных центров не было. Напротив некоторых фамилий стоял крестик.
   - Это те, которые в данный момент с кем-то встречаются. Но на это не надо обращать внимание, одно дело встречи, а другое - когда ее замуж позовут! - тихо шептал Мишкин.
   Студентки были из всех курсов, две из них - из горного факультета. Причем одна из них училась в одной группе с Топорковым, вторая была на курс младше.
   - Обращай внимание на всех, в том числе на ваших горнячек... Что, не предполагал их здесь увидеть?
   Топорков поднял голову от текста, задумался. Перед его глазами незримо встала записанная студентка. Вот уж чего он не ожидал! Немного поразмыслив, с удивлением отметил, что, действительно, этот человек заслуживает внимания. Очень она отличалась от других независимостью суждений, каким-то знанием жизни. Еще одно приятно отметил Топорков, что, по его оценкам, эта студентка разбирается в людях.
   Закончилась пара, Мишкин забрал бесценный список и Топорков более никогда его не увидел.
   Мишкин так объяснял появление этой бумаги.
   - Из нас образовалась небольшая группа, наиболее трезво мыслящих людей, уже сейчас хотим как-то определить свою жизнь, а не ждать, когда нас распределят и загонят, куда Макар телят не гонял. Мы сами будем определять свою судьбу! Женимся на харьковчанках, по закону, мы сразу получаем местную прописку и все последующие наслаждения. На всю жизнь! Группа у нас малочисленная. Тебя привлекаем, считая, что подходишь под наши критерии по всем показателям...
   - А кто-нибудь из горняков, кроме меня, видел этот перечень?
   - Это не твои вопросы! Если что-то не понравилось, забудь, и считай это шуткой!
   - Вообще-то хочется видеть рядом с собой по утрам и вечерам хотя бы приятное лицо! - Топорков прямо говорил о своих взглядах на жизнь.
   - Я вижу, что ты ничего не понял! Ничего, жизнь, она научит, она поправит! - убежденный в своей правоте, произнес Мишкин.
   Время летело быстро. Закончились объединенные лекции, с началом лета началась сессия, затем все разъехались по ежегодным строительным отрядам. Друзья постепенно стали реже встречаться. Жизнь и обстоятельства разводили их в разные стороны. Осенью Топорков и Мишкин изредка встречались в коридорах, но встречи были случайными, а не постоянными. Дружеские отношения перешли в приятельские, а еще позже при встрече они просто кивали друг другу.
   Заканчивая пятый курс, Топорков услышал о том, что среди избранных парней-студентов ходит список сокурсниц-студенток, женитьба на которых может мгновенно повернуть судьбу любого человека в прекрасную сторону. Скептический Топорков теперь уже не только верил, но знал наверняка, что такой перечень существует.
   Судьба Мишкина такова. На 4-м курсе он ушел из общежития, стал жить в съемной квартире, на углу проспекта Ленина и Данилевского. Топорков дважды был у него. Пили чай, разговаривали. К моменту окончания учебы Мишкин женился на чудесной еврейской девушке. Какое он получил приданое, Топорков не знал, но слышал, что Мишкин сразу по получении диплома о высшем образовании устроился заместителем начальника цеха на Харьковский тракторный завод. Это было большой удачей. В 1987 году началась еврейская эмиграция, все начали уезжать из СССР. Уезжала семья Мишкина, вместе с его женой. Он сам не мог поехать - на руках была больная мать. После ее смерти он поехал жить в Израиль, но вскоре вернулся.
   - Понимаешь, не могу выдерживать той жары. Какие-то хронические болезни во мне открылись, сам не знаю, никогда не слышал, что был ими болен. Одним словом, не климат для меня там... Жена не хочет эмигрировать из Израиля куда-нибудь, например, в Штаты. У них там, в Израиле, хороший семейный бизнес... А я там жить не могу! Буду пока здесь, а там посмотрим, - так рассказывал он о своих делах Топоркову в шашлычной на Университетской.
   Затем несколько лет Топорков и Мишкин не встречались.
   Наступила перестройка, а вместе с ней рыночная экономика. Одни люди начали стремительно обогащаться, другие так же головокружительно падать в нищету.
   Была зима. Автомобиль Топоркова был в ремонте, и он стоял на остановке в ожидании общественного транспорта. Мимо пролетала новая иномарка, из-за закрытых окон слышалась музыка.
   - Зачем эти богатые так громко включают музыку? Им что, не слышно? - мужчина средних лет на остановке задавал вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь.
   Неожиданно машина остановилась и начала движение задним ходом к остановке.
   - Ба, Толян! Ты ли это? Кого я вижу! Садись быстрее! - из автомобиля махал рукой Мишкин.
   - На, пей! - Мишкин, закрыв двери, подсовывал Топоркову виски. - Ну, рассказывай, друг! Как живешь?
   В салоне пахло дорогими духами, внешний вид Мишкина свидетельствовал об его полном преуспевании. Он был пьян.
   - Как же ты ездишь в таком виде? А госавтоинспекция?
   - Толян! Дорогой! Как я рад, что тебя встретил!.. Что инспектор? Я в документы ложу 100 долларов - и все, я свободен!
   В дальнейших разговорах выяснилось, что Мишкин женат, очередная супруга владеет сетью магазинов. Она старше его на десять лет.
   - Она сторонница традиционного брака - невесте надо выйти замуж, а жениху, на ее взгляд, обрести семейное положение... Я веду довольно свободный образ жизни, а она сидит вечерами дома и ждет меня... Можно прямо сказать, что я транжирю приданое жены!.. Когда на свадьбе много выпили и хорошо закусили, один из гостей сказал: "Она приобрела молодого и блестящего мужа, а он стал богатым человеком..."
   Помолчав некоторое время, Мишкин добавил:
   - Но если б видел кто портрет принцессы той, не стал бы он завидовать... - совсем почему-то невесело пропел слова известной песни Мишкин.
   - Он тебе хоть немного нравится? Тогда зачем живешь с ней?
   - Ты, Топорков, каким был, таким и остался... Еще спроси, есть ли у меня дети. Нет их и не будет! Себя я люблю, а не детей в этой жизни... А ты все этого никак понять не можешь! О чем мы с тобой говорим? О ерунде какой-то! Поехали к девкам!
   Работал Мишкин в банке. На следующий день Топорков пришел к нему на работу и оформил заказ на свои рекламные услуги. Мишкин в два раза увеличил сумму оплаты. Через несколько месяцев Топорков опять обратился в банк с предложением сотрудничества. Ему отвечали, что Мишкин уволился. Адрес его нового места жительства в банке не знали.
   Искать его по огромному городу не имело смысла. Интернета еще не было.
  

СТУДЕНЧЕСКИЕ БУДНИ

   Куратор группы Левченко с одной стороны, очень заботливо относился к студентам, а с другой - требовательность его была высока. На экзамене иногда он мог довольно грубо выразиться в адрес неуспевающего учащегося:
   - Понимаешь предмет, а сказать не можешь... Совсем как собака! Та тоже все понимает, а высказаться не в состоянии...
   При таких словах бледнел студент, ему нечего было возразить.
   В наши студенческие времена модно было носить джинсы, подворачивая низ штанин наружу. Левченко всегда резко отрицательно отзывался об этом.
   - Накупили американских штанов, словно советские классические брюки хуже! На них хоть стрелка есть, красиво посмотреть, а что джинсы - трубой сидят, не поймешь, на девушку или на юношу одеты! И материал жесткий, как кирпич...
   Осенью на втором курсе студент Виктор Селиванов приобрел "американские штаны". Как у всех, подвернул несколько слоев наружу, пришил и прибыл на занятия. В тот момент мы входили в горную лабораторию, поднимаясь на несколько ступенек. Левченко увидел новые джинсы Селиванова, когда он входил на ступеньки, подвернутый низ, и взревел:
   - Я же говорил! Зачем так делать! Чтобы грязь дополнительная собиралась в отворотах! - нагнулся и быстро оборвал пришитые слои материи. - Сделай правильно, вовнутрь вшей, а не можешь - обратись в ателье! Ты еще длинные волосы отпусти, будешь битлом!
   Селиванов стоял безмолвный.
   Для студентов все это было очень удивительно. Впервые преподаватель протянул руку в сторону учащегося. Видимо, старшее поколение жило в более строгих и суровых условиях: если кто-то не понимал слов, то в действие приходила сила.

* * *

   К моменту нашего поступления в институт престиж экономиста в советском обществе был невысок. Профессия экономиста считалась тихой и спокойной, всегда в тепле, в кабинетах и при регулярной оплате, без больших рисков и "кусок хлеба" всегда был обеспечен. Поэтому экономическим специальностям учились люди, которые физически отличались от остальных: увечные, горбатые, без конечностей, с парализованными пальцами на руках. Они жили в комнатах в общежитии рядом с учебным корпусом, на втором этаже, ближе к выходу - многим из них трудно было передвигаться. Их могли бы поселить еще ближе к выходу, на первом этаже, но там находилась Ленинская комната, филиал библиотеки, столовая, аудитория для самоподготовки (по вечерам в ней устраивали танцы).
   Больно было смотреть, как красивая на лицо студентка движется на костылях или в столовой молодой горбатый парень с умными глазами ест рамштекс и с трудом попадает вилкой в рот из-за нарушения коррекции движений. Мы тайком смотрели на него, он бросал взгляды на нас, понимая все наши сожалеющие взгляды, но скоро мы привыкли друг к другу.
   Внимание к экономике будет обострено немного позже. На 26 съезде Компартии Советского Союза в марте 1981 года Генсек Л.И. Брежнев провозгласит тезис: "Экономика должна быть экономной -- таково требование времени" и на эти вопросы обратит внимание все общество. Экономическим наукам начнут учиться все, в институты направятся молодые здоровые люди. Не имеющие отношения к данной профессии люди будут смеяться над этим тезисом Брежнева, говоря, что это то же самое, что "масло должно быть масляным" или "лед может быть жареным". Профессионалы-экономисты понимают глубокий смысл этой фразы. Если посчитать, что экономика в широком смысле есть не что иное, как все народное хозяйство, то естественно, что его нужно вести экономно и рационально, сберегая каждый ресурс и экономя на затратах. Отнюдь не разбрасываясь имеющимися под руками возможностями. До 26 съезда экономика СССР была затратной. Поэтому Брежнев абсолютно прав. Но известно, что насмешники и неграмотные существовали всегда и во все времена, и будут существовать. Они неустранимы.
   Мы, здоровые студенты без изъянов, с сожалением смотрели на инвалидов. Они же не замечали этих взглядов или не хотели замечать. Жили такую же студенческую жизнь, как все остальные. У них был немного другой взгляд на жизнь - они ценили имеющееся. Считали, что если нет одной ноги, что ж, жаль, зато учусь в институте и получаю образование, а другие люди этого не имеют. Ценности у них были свои. Нередко из их комнат раздавались дружные песни, веселые разговоры. Любили они бутылочку распить в хорошей компании - студенчество для всех легкая жизнь.
   Некоторые девушки-инвалиды были очень привлекательны на лицо. Известно, что мужчин притягивают красивые женщины. Некоторые старшекурсники часто заходили в комнаты к красавицам, проводили время, сообща готовились к занятиям. Естественно, что молодость и природа требовала своего и происходили сближения. Не всегда все получалось так, как хотелось влюбленным. Как-то третьекурсник Потапов рассказывал:
   - Возникла взаимная симпатия между мной и ею. Она прекрасно понимала, что я никогда не женюсь на ней. Говорила: "Ну что ж, хоть час, да мой!" Вот как-то мы решили не пойти на пары и остаться в комнате вдвоем... Все было благополучно до тех пор, пока она не отстегнула ногу. Я в ужасе смотрел на ее действия, на отбрасываемые ремни, убираемый в сторону протез и с застывшей душой ожидал, что вот сейчас ее груди окажутся искусственными и все остальное тоже ненатуральным... У меня сразу пропало все желание обладать ею...

* * *

Когда-то дружно мы справляли

Весёлый праздник - ПЕРВОМАЙ...

И на парадах радостно шагали,
Упрямо веря, что шагаем в рай.

   На демонстрации мы ходили два раза в год - 1-го мая и 7-го ноября. Это всегда был праздник. Независимо от погоды, все стремились придти. Участие в демонстрации было обязательным; в такие дни желание совпадало с принудительным участием. Стремление пройти вместе со всеми, с коллективом, было большим. Однажды Топорков остался дежурным в общаге; ему было до такой степени скучно, что он с трудом мог дождаться возвращения товарищей.
   На первом курсе на улицах, где формировались колонны демонстрантов, можно было выпить в палатках и на лотках лимонад и съесть пирожок. Рассказывали, что несколько лет назад было на улицах в такие дни разрешено было употреблять спиртное. На лотках стояла водка и наливали желающим взрослым людям - по 50 и 100 грамм. Спиртное было платным. Более "стограммовки" участники демонстраций себе не позволяли. Была некая культура пития.
   Немного иная ситуация была в студенческом общежитии. Мы на первом курсе жили в 1-ой общаге, рядом со зданием института (сейчас там учебный корпус). На первом этаже был филиал студенческой столовой. В такие праздничные дни там можно было купить и выпить пива и водки. Стояла 200-литровая деревянная бочка с краном, ножным насосом в нее продавец накачивал воздух, и наливали желающим пенистый напиток. Студенты младших курсов пиво пить стеснялись, это считалось неприличным. Старшекурсники позволяли себе одну или две кружки. Водку студенты не заказывали и не пили. Такое могли себе позволить только преподаватели. Доцент Андросов заказал 100 грамм, крякнул, посмотрел на студентов и, не торопясь, выпил. Посмотрел в зал, на сидящих и жующих студентов, и сказал:
   - Что, вам тоже хочется? Подождите, придет ваше время!
   Так было только в праздничные дни на первом курсе. Затем все это исчезло из точек питания. Ни пива, ни тем более водки нельзя было встретить в столовой.
   Самостоятельно, в общаге, "пик" употребления вина и водки студентами нашего курса был на втором курсе. Если на первом курсе мы "распробовали" вкус пива, то второй курс - время постижения более крепких напитков.
   Однажды произошла такая ситуация. С вечера начали употреблять плодово-ягодное вино и к трем часам ночи оно закончилось. Иссякли запасы. Всем хотелось продолжить праздник, никто не расходился спать по своим комнатам, лежали на кроватях и обсуждали единственную тему - где достать вина. Рассмотрели все варианты - рестораны закрыты, кафе и магазины также на замке. Создавался некий тупик. Пока обсуждали между собой появившуюся проблему, прошел час времени.
   - Сколько там натикало на твоих часах? - Парамонов толкнул в бок лежащего Топоркова.
   - Пять часов утра!
   - Ну, немного осталось... В восемь откроется магазин на Данилевского, там и купим! Иначе вопрос никак не решить!
   Дело было весной, в комнате прохладно. Наиболее морозонеустойчивые студенты надели на себя пальто, опять легли на кровать и стали ждать открытия магазина.
   За разговорами и курением время прошло быстро. К моменту открытия торговой точки студенты прибыли первыми.
   Помимо водки, употребляли горняки самогон.
   Зима 1978-1979 г.г. была очень холодной. В общежитии выдали вторые одеяла.
   Время к полуночи. Два студента второго курса, Топорков и Борблик, откомандированы за самогоном в частный сектор, на Павловку. На них теплые пальто, на руках варежки, клапаны шапок опущены вниз и завязаны на тесемки. Мороз очень сильный, у студентов изо рта идет пар. Под сапогами скрипит снег. Отдельные тропинки подхода к частному жилищу очищены от снега, но пройти может только один человек или гуськом. Снега в том году было очень много, по пояс. На небе светит одинокая луна. Студенты идут один за другим, в затылок. Долго они ищут заветную улицу, затем нужный дом. Подойдя к окну, по инструкции, дважды рассказанной им в общаге, они осматриваются по сторонам и, убедившись в отсутствии на улице людей, осторожно стучат в окно. Снег возле окна не убран, тропа не росчищена, но видно, что очень много людей подходило к нему в последнее время. Снег весь примят и затоптан. Если бы кто-нибудь в этот момент находился на улице или курил, Топорков и Борблик обязаны были стоять в укромном тайном месте, незаметно, и ждать ухода непрошеного свидетеля. В доме свет не включается, только немного отодвигается занавеска и чей-то глаз внимательно изучает пришедших. Гостей осматривают долго, снизу вверх и наоборот. Абсолютная тишина. По-видимому, осмотр заканчивается удовлетворительным образом - хозяйка не увидела ничего тревожного в просителях. Открывается форточка, из нее вырываются клубы пара, высовывается жилистая рука старой женщины и Борблик подает в нее деньги. Форточка захлопывается, опять наступает тишина. Через минуту из нее появляется бутылка самогона, заткнутая вместо пробки свернутой газетной бумагой. Студенты прячут ее под пальто и быстро уходят. За время тайного свидания не было сказано ни одного слова, не произнесено ни единого восклицания. Полная тайна достигнута, все требования инструкции соблюдены.
   Так мы ходили к тете Груне за самогоном.
   Крепка и строга была Советская власть! За гон и продажу самогона в первый раз наказывали штрафом, в последующем продавцы могли преследоваться в уголовном порядке.
   Через месяц тетя Груня перестала продавать самогон. Студенты начали ездить в другой район, на Ивановку, что было значительно дальше.
   Четыре часа ночи, темно. Три студента, Липатов, Топорков и Борблик, возвращаются с самогоном из Ивановки. До общаги идти далеко, очень холодно. Впереди виднеется Ивановский деревянный мост, старый и очень скрипучий, когда по нему проезжает транспорт. Полное безмолвие. На дороге нет ни одного человека. Студенты движутся, курят на ходу, ведут тихие беседы о злободневных проблемах. Под полой пальто у каждого бутылка самогона. Послышался рев грузовика. Обернувшись, студенты видят небыстро движущийся фургон по развозке хлеба.
   - Давай попробуем остановить! А вдруг удастся, и шофер подбросит нас до общаги! - Липатов быстро выходит на средину дороги.
   Топорков и Борблик становятся параллельно ему, так, что водитель не может их объехать. Студенты поднимают руки на уровень груди, голосуя тормознуть.
   - Вы что, вообще охринели! Пьяные или с ума сошли? Такой гололед, мог бы и задавить! - шофер в остервенении выскакивает из кабины.
   - Не ругайся, мужик! Мы студенты, только что с поезда, вот бредем с Южного вокзала, никак дойти не можем. Подбрось до проспекта Ленина, мы там живем в общаге, а если не можешь, то хотя бы к Павловскому базарчику, на Клочковской. Наличмана (денег) немного есть, отблагодарим! - Липатов примиряюще разводит руками.
   - Вот скоты, сначала под колеса лезли, а сейчас в кабину залезть хотят! Куда я вас посажу?.. Если поедете, то только в холодном кузове, в салон вам хода нет!
   - Так там же хлеб!
   - Нет никакого хлеба, я только на загрузку еду, на хлебозавод... Ну так что, лезете?
   Через минуту три студента влезли в кузов. Деревянных хлебных поддонов там не было, только торчали пустые решетчатые металлические подставки под них. Места было крайне мало, ноги нельзя было вытянуть. Продрогшие студенты кое-как, без комфорта, уместились по углам хлебной будки. Водитель снаружи запер дверь на засов. Мотор заурчал, машина двинулась.
   - Вот жизнь, еще только вместо хлеба не ездил! - Борблик зевнул. - Слышь, Липатов, может хлебнем из горла самогону, все-таки такие неудобства испытываем...
   - Так закусить нечем!
   - Занюхнем рукавом!
   - Ладно, давай!
   Бутылка пошла по кругу. Внезапно послышался сильный скрежет, какие-то тяжелые скрипы под машиной, словно двигались по чему-то живому.
   - На мост въехали! - Топорков надпил еще глоток. - Вот если сейчас машина упадет с моста в воду, водила успеет выпрыгнуть из кабины и спастись, а мы здесь, закрытые снаружи, так и утонем! Кто нас спасать будет, ни одного человека вокруг!
   Борблик зло посмотрел на сокурсника.
   - Топорков, ты всегда отличался оптимистическим взглядом на жизнь! Замолчи хоть сейчас!
   Те три-четыре минуты, когда автомобиль медленно проезжал по дребезжащему мосту, студенты молчали и внимательно прислушивались к движению поперечных балок.
   Закончилось все благополучно. На Павловском базарчике Борблик вытянул из-под пальто недопитую бутылку самогона и предложил тост:
   - За хорошее окончание нашего путешествия! Нужно допить до конца! Топорков, тебя за внесение излишнего, необоснованного волнения в наши ряды, лишаю вознаграждения!
   - Но! Но! С тобой и пошутить нельзя!
   В общаге бригада "колдырнуть" (так называли группу любителей выпить) не спала, терпеливо ожидая прибытия самогона. Праздник продолжился.
   Начиная с третьего курса, самогон покупали очень мало. На последних двух курсах, четвертом и пятом, самогон не приобретали вообще. Перешли на водку. Пили водку харьковского ликеро-водочного завода, особо почитаемым был крепкий сорокаградусный напиток московского завода "Кристалл" - он был очень высокого качества, хотя купить его в магазинах можно было не всегда. На "Кристалл" нужно было "попасть" в момент распродажи.

* * *

   Существует такой анекдот. Поймали четырнадцать харьковских вампиров студента-горняка и предлагают ему сделать выбор:
   - Или мы выпьем всю твою кровь или ты нас накормишь!
   Задумался студент над своей лихой долей: денег нет, до стипендии далеко, занять не у кого, но и умирать не хочется. Говорит им:
   - Пойдем со мной!
   Привел студент их в ресторан и заказывает официанту:
   - Принесите полборща и 15 ложек!
   Аналогичная, но вполне реальная ситуация произошла со студентами-горняками на втором курсе учебы. В один из тяжелых дней создалась ситуация, когда закончились продукты у всех студентов. Тогда большинство группировалась по компаниям, или, как говорил Удодов, жили "колхозами". Собрались после занятий шесть человек голодных молодых людей и стали думать, как поесть. Проведя ревизию оставшихся денег и продуктов, определили полное отсутствие наличных денежных средств, а из продуктов - только лишь несколько штук картошин, если приготовить, то получится одна неполная сковородка. Тяжелую думу думали не долго - решили жарить картофель.
   - Если больше ничего нет, так сколько не думай, ничего не появится! - решительно заявил Удодов и распорядился приступить к чистке.
   - Кто не будет чистить, пусть не рассчитывает на порцию! - Удодов был неумолим.
   Дружно шестеро голодных студентов расселись вокруг мусорного ведра и заработали ножами.
   Остро встал вопрос - на каком масле или маргарине жарить? Ничего в наличии не было. Побежали и заняли ложку маргарина у девушек-сокурсниц.
   - Два человека будут жарить, а все остальные прошвырнитесь по общаге, может, кто-нибудь нам займет хлеб. А то без хлеба не наедимся!
   Гонцы помчались по комнатам. На беду, у всех хлеб был, но в таких количествах, что хватало только для себя. Нам предлагали деньги, чтобы могли сходить в магазин за хлебом, но голод был такой силы, что терять время в походе в магазин никто не хотел. Все ожидали результатов жарки и немедленного насыщения.
   - В обязательном порядке соль нужна. Без нее никак! Пойду, сам найду... - Удодов не надеялся на товарищей-колхозников. Вернувшись, сообщил. - Володарский, там девушки взаймы рубль предлагают, сбегай быстро в "Булочную" на проспекте Ленина, купи хлеб, и на Бакулина в "Бакалеи" прихвати баночку огурцов... Давай быстро!
   - Пока я буду бегать за покупками, вы тут сожрете картошку, а потом мне давись сухим хлебом с огурцами. Нет, не пойду!.. К тому же я сейчас займу деньги, а кто потом будет отдавать? "Колхоз" или я лично? - Володарский категорически отказывался.
   Удодов внимательно посмотрел на члена бригады "колхозников", но ничего не сказал.
   Прошло время и сковороду внесли. По комнате пошел сильный запах съестного. Здесь, с нетерпением, ожидала команда голодных студентов.
   - А ну-ка, покажите, колхозники, у всех ли есть ложки?
   - Хватит, Удодов, не тяни время, открывай крышку!
   - Начинаем есть по моей команде! Понятно? - Удодов строго осмотрел всех присутствующих.
   Он достал свою ложку, осмотрел ее со всех сторон, подышал на нее и протер полотенцем. Движения его были медлительными. Вся бригада беззвучно наблюдала за ним. Затем, не торопясь, приподнял крышку. Всем в нос ударил сильный запах пищи. Есть захотелось еще сильнее.
   Борблик потянулся к сковороде, но получил удар от Удодова ложкой по голове.
   - Я же сказал, что жрать будем по команде!
   Повисло молчание. Все ждали сигнала.
   - Начали!
   Сразу со всех сторон шесть ложек загребли картошку со сковороды. Пища была горячая и нужно было подуть на нее, остужая. Некоторые, особо голодные, не прожевывая, стали глотать. Удодов, видя происходящее и не одобряя его, подал новую команду.
   - Так! Сейчас каждый будет по очереди "заныривать" своей ложкой, брать порцию, и не торопясь, есть! А то получится, что одни наедятся, а другие так и останутся голодными. Ясно? Приступить!
   По очереди, не торопясь, поедали мы в тот день сковородку бульбы.
   - Вот так в колхозах жили, так и питались! - облизывая и пряча ложку, Удодов начал проводить политинформацию.
   Было это единственный раз, когда еще не научились быть запасливыми и экономными.
   Такие "колхозы" в различных вариациях просуществовали до окончания учебы в институте. Объединялись они на временной или постоянной основе, по близости интересов и жизненных взглядов, или в тех случаях, когда жили в одной комнате (хотя это не являлось обязательным фактором), по возрасту (к примеру, отслужившие в армии могли создать собственную "колхозную" группу). Семья не относилась к "колхозной" форме питания. Вход и выход в "колхозы" был добровольным. Хотя иногда, но довольно редко, из такой совместной организации могли принудительно выгнать.

* * *

   Во времена нашего студенчества на каждом шагу в Харькове продавали газированную воду с различными натуральными сиропами: малиновым, яблочным, вишневым. Мы тогда, при социализме, не знали, что в те времена все было натурпродуктом. Зато сейчас, при капитализме и буйстве рыночной экономики, очень четко осознаем: чтобы найти что-нибудь натуральное, нужно зажечь яркий факел и бегать по залитому солнцем Харькову весь день. Если повезет - найдешь.
   До 1979 года была широко развита торговля с использованием продавцов. Никаких строений, палаток или укрытий для продажи воды часто не было. На трех колесах стояло небольшое металлическое устройство с краном, рядом лежал баллон с углекислым газом, для подвода холодной воды в сторону отходил шланг. Стаканы продавец мыл здесь же, при нас, ставя их на решетку донцами вверх для стока воды. Всегда возле продавца рой пчел, прилетевший на запахи сиропов. Пункты реализации газированных вод встречались чаще, чем точки продажи мороженого. На ночь стаканы и баллон с газом убирали, кран накрывали небольшой деревянной будкой. Стакан воды без сиропа стоил 3 коп., с сиропом - 4 коп. Это были очень низкие цены.
   Позже, с весны 1979 года везде, буквально на каждом углу, поставили автоматы с шикарной надписью на лицевой стороне "Харьков". Просто нельзя было пройти мимо, не попив воды. Они работали круглосуточно, всегда светились изнутри манящими огоньками. На каждый автомат выделялось три стакана, их нужно было мыть самостоятельно. Стаканы не воровали и автоматы не разбивали.
   Летом 1980-го года, когда мы учились на 3 курсе, по Харькову пошел слух, что в городе эпидемия бытового сифилиса. Якобы он распространяется через стаканы автоматов продажи газводы. Наиболее осторожные харьковчане начали ходить по городу со своими стаканами, чтобы не пользоваться коллективными. Слухи ходили упорно, но автоматы с улиц не убирали. Родная сестра Топоркова, Татьяна, которая училась тоже в Инжэке на два курса старше, однажды прибыла к брату с гостинцем.
   - Толя! Ты не пользуйся стаканами... Вот я тебе купила небольшую эмалированную кружку с ручкой, пей газводу только из нее. Я специально выбрала - небьющийся материал, а то где-нибудь уронишь...
   Топорков ленился носить с собой металлическую кружку, она и по форме неудобна, поэтому он рукой махнул на сестринские предупреждения. Хотя при встречах с ней всегда подтверждал, что пьет исключительно из эмалькружки. Правда, не уточнял, что именно пьет...
   Слухи как появились, так и исчезли.
   Обилием автоматов по продаже вод воспользовался шустрый студент Володарский. Он на все реальности жизни имел несколько иную точку зрения, собственную, и умел любые ситуации повернуть в свою пользу.
   Как-то пил он воду, не торопясь, смакуя приятный вкус грушевого сиропа "Дюшес" и его за губу укусила пчела. Естественно, больное место сильно распухло, он с трудом мог говорить. Когда его вызывали к доске, Володарский был не в состоянии произнести слова. Преподаватели его жалели, сочувствовали и освобождали от ответов. Вместо него всегда вызывали других студентов. Губа за несколько дней зажила, опухоль опала, но Володарский по-прежнему у доски мычал и показывал пальцем на рот. Так продолжалось около месяца, пока куратор Левченко не вскричал:
   - А как же вы едите и пьете, если языком не в состоянии ворочать?
   Володарский округлил глаза и что-то нечленораздельно говорил. Левченко махнул рукой и отправил его на учебное место.
   В перерыве между парами, за горной лабораторией, Володарский рассказывал студентам новый анекдот (он был большой любитель посмеяться). Надо сказать, что он виртуозно умел преподать все даже самые маленькие тонкости рассказов, иногда применяя жесты и умело играя мимикой на лице. Студенты от его анекдотов всегда громко хохотали.
   В самый интересный момент рассказа из-за угла раздались аплодисменты. Хлопая в ладоши, к группе подходил Левченко и внимательно смотрел на Володарского.
   - Так вот какой вы больной!
   Вечером, на пиве, сдувая пену, Володарский говорил:
   - Ох, зачем я пью это пиво, мне бы надо газировку стаканами глушить... Может, снова пчела бы укусила. Так хорошо месяц пожил...

* * *

   Народная мудрость, накопленная веками, сосредоточена в пословицах и поговорках. Но зачастую люди не знают и произносят только половину поговорки, забывая или просто не зная ее окончания. Поэтому ниже в таблице приведена пословица с полным текстом.
  

Начало пословицы

Окончание пословицы

Где родился, там и пригодился,

...если на большее не сгодился.

   На протяжении всех пяти учебных лет студенты задумывались о будущем. Закончится учеба, начнется самостоятельная жизнь. Как ее лучше устроить - основная головная боль и беспрерывные думы.
   Горняки видели перед собой разные примеры. Родители работали на шахтах; этот труд был крайне тяжелым. Преподаватели читали лекции и проводили занятия, работа у них была интеллигентной.
   - Вот, к примеру, преподаватели... Один раз защитились, кандидатскую или докторскую степень получили, потом всю жизнь они нам что-то рассказывают - мы их слушаем... Получают за это деньги, и немалые. Такое впечатление, что они сосут сгущенное молоко из государственной банки! - такими впечатлениями делился Насонов. - Вот это работенка!
   - Это тебе так кажется! - аспирант Малиновский возражал. - Вот вы встали в очередь на получение дипломов, через пять лет гарантированно станете специалистами, а в аспирантуре, как в темной бочке, ничего не известно - напишешь кандидатскую диссертацию или нет, сможешь ее защитиnь или привалят тебе "черные" шары...
   Однозначно большинство горняков хотело бы жить и работать после института в Харькове.
   Остаться самовольно в Харькове было нельзя - существовал и применялся так называемый режим прописки, при котором без заветной записи о ней (прописке) в городе нельзя было устроиться на работу и проживать. Прописаться в Харькове было невозможно. Личного желания жить в большом городе было недостаточно. Нет прописки - нет работы. Не работаешь - значит, тунеядец, могли посадить. Замкнутый круг. Кроме того, образование при Советах было бесплатным, но после получения диплома нужно было отработать по распределению, в указанном Родиной месте, не менее 3-х лет. Отказавшихся отрабатывать ожидало наказание. Были разговоры, что могут забрать диплом или через суд взыскать стоимость обучения, а это была очень большая сумма.
   Многие девушки-горнячки мечтали выйти замуж за местного, харьковчанина. Они не хотели возвращаться назад, в маленькие городки и поселки и провести там всю жизнь.
   Войнов рассказывал о таком случайно услышанном разговоре.
   "Свиридова несколько месяцев встречалась с местным, харьковским парнем.
   - Представляешь, я готова всю себя ему подарить, а он, гад, не хочет меня брать замуж! - девушка нервно курила и жаловалась подружке. - Так что мне теперь, ехать и пахать на шахте? Что же делать? Оказалось, его голыми руками не возьмешь...
   Тогда я подошел к ней и сказал:
   - В таком случае его можно взять голыми ногами..."
   Для девушек был выход - выйти замуж и, открепившись от шахты, уехать с мужем в любое место.
   Мужчины зачастую отрабатывали положенные три года на шахтах и рудниках по распределению. Но таких было меньшинство.
   Все остальные искали лазейки (зачастую их находили!) и с мест распределения возвращались домой, к родителям. В те места, из которых приехали на учебу.
   Из харьковчан, выпускников горного факультета, никто не уехал работать на шахты. Все трудоустроились в городе.

* * *

   Разные любопытные люди жили в студенческих общежитиях. Учился на два курса старше студент по фамилии Чечетов. Он из рабочей среды, трудился шахтером в городе Енакиево, что в Донбассе. В советские времена правительство поощряло выдвижение инженерных кадров из числа рабочего класса. После окончания горного факультета Чечетов как преуспевающий специалист был оставлен на кафедре, благополучно написал и защитил кандидатскую диссертацию. Он на этом не остановился и практически без перерыва перешел в докторантуру. Но доктором экономики не стал - занялся политикой.
   В студенческие времена практически все ездили в стройотряды. Это считалось школой мужества. Суровая работа, тяжелые условия и ненормированный труд закаляли студентов. Позже, побывав в Советской Армии, Топорков поймет, что стройотряд - это детство по сравнению с тяжестью службы.
   В стройотряде можно было хорошо заработать. Меркантильные интересы не приветствовались.
   Всеобщий стройотрядовский энтузиазм распространялся также на иностранных студентов. Многие желали поехать на стройки коммунизма и получали разрешения. Оформил свое желание студент Сика Ипполит Ришар, африканец огромного роста и большой физической силы.
   Стройотряд был сформирован, командиром назначен Чечетов. Приблизился день отъезда. Чечетов накануне уезжал домой и привез какой-то довольно объемистый пакет. Перед оправлением построились перед зданием института, ожидали прощального слова декана Чугаенко. Он не всегда находил время проститься с отъезжающими, но всегда встречал и каждому жал руку лично! Стоит отряд, ожидает декана. Чечетов разворачивает пакет и достает огромную лопату без ручки. Такие лопаты применяются только на подземных работах и носят название "шахтерки". По рабочей площади они больше всех существующих, края немного загнуты, чтобы уголь не падал с боков. За один "мах" можно перебросить очень большое количество угля. Такие лопаты в обычных магазинах не продаются - не будет спроса. Осматривает Чечетов со всех сторон лопату, потом подходит к Ришару и очень серьезно говорит:
   - Специально ездил в Енакиево, на шахту, взять для тебя лопату. Ты же собираешься работать на стройке коммунизма? Вот и будешь ею ворочать... Мужик ты сильный, справишься...
   Стоит онемевший африканец, который никак не предполагал, что для него будет доставлен специальный рабочий инструмент невиданных размеров, потребующий огромных затрат мускульной энергии.
   Смеются все вокруг, едва не падают от хохота на землю.
   Берет Ришар в руки лопату, вздохнув, засовывает ее в рюкзак. Искоса посматривает на Чечетова.
   Тяжел будет для него физический труд в стройотряде!

* * *

   Город Макеевка в Донецкой области так назывется в честь основателя Мокея (старинное мужское имя), а не Макея. Так правильно. Именно "о", а не "а" в слове. Когда я (автор) первый раз случайно попал в Макеевку в 1977 году, на первом курсе, то был потрясен и шокирован этим городом. В магазинах продавались детские сырки, шоколадные конфеты и рахат-лукум! У них было полно продуктов. Ничего этого в наших изюмских и харьковских магазинах не было и близко. Снабжение осуществлялось по первой категории - шахтерский город. Вечером, перед сном в гостинице, разговорился с местным жителем, так он рассказал, что десять лет тому назад здесь вообще был рай - мед на каждом шагу за бесценок продавали. Через полгода, сюда же, в Макеевку, я приехал на студенческую практику, на шахту Батова. Практика была не длинная, две недели, работать в шахту нас, группу студентов, не приняли. Чтобы не лежать в общежитии, я устроился в расположенный рядом магазин разгружать хлеб. Выходил к ним два раза в день. А иногда продавцы ко мне прибегали, звали на разгрузку. Работа не пыльная. Давали они мне дефицит (банку растворимого кофе, пару шоколадок), и уплатили 30 рублей за разгрузку. Если считать, что стипендия была 55 рублей (а буханка хлеба стоила 24 копейки), то совсем не плохо. В этом же городе хотел провернуть аферу. Пришел на общежитие денежный перевод, на другого человека, его не было. Я отправился на почту, заявил, что это перевод моему родственнику, он лежит в больнице, придти не может, выдайте деньги мне. Но бдительная сотрудница отказалась исполнить мое требование. Там же, в Макеевке, едва не поимел проблем. Учился вместе с нами Виктор Липатов, отслуживший в армии и имеющий жизненный опыт человек. Отправились мы с ним во вновь открывшийся бар. Я присел за столик к двум девушкам, задуриваю им головы, а Липатов пошел к стойке, присел на высокий вращающийся стул и о чем-то беседовал с двумя молодыми людьми. Потом боковым зрением замечаю, что Липатов и два товарища направились к выходу. Меня это не очень беспокоило. Виктор не дает никаких знаков, значит, все нормально. Через 10 минут один из новознакомых Липатова подходит ко мне, берет за плечо и тихо произносит: "Вас товарищ зовет" и рукой указывает на выход. У меня в душе не проявилось никакой опасности. Выходим, меня хватают за руки и вталкивают в туалет. Здесь стоит Липатов в одних трусах! Все молчат. С меня стягивают рубашку, брюки, всю одежду, снимают обувь, достают из кармана пачку сигарет (я тогда курил) и разламывают ее на две части. Прощупывают каждый шов одежды. Хотели даже оторвать подметку у обуви. И все это в полной тишине! Я ничего не понимаю, что происходит, все молчат. И вот я тоже остаюсь в одних трусах и начинается допрос. "Где оно?". "Что?". "Не придуривайся!". Но я действительно не понимал, что происходит. Постепенно выяснилось, что накануне в Макеевку прибыла из Средней Азии партия наркотиков, оперативники стали ее разыскивать, в баре встретили Липатова, предложили ему купить или продать (точно не помню) "ширку" (доза наркотиков-примеч. авт.), он согласился (хотя у него денег не было, в баре сидели за мои рубли), вот они нас и повязали. Его за длинный язык, а меня за компанию.

* * *

   С Волошками автор познакомился на первом курсе. Егор с Ириной увидели друг друга на подготовительных курсах и с первого взгляда стали любить друг друга. И так всю жизнь! Пара была красивейшая! Я их семью наблюдаю с начала их отношений и по сегодняшний день. У Егора и сейчас глаза начинают блестеть, когда он смотрит на Ирину или разговаривает с ней. Часто приезжал к ним в гости, в Енакиево. Принимали всегда превосходно. Там же научили меня пить "горькую" по-шахтерски. Однажды я сидел на разливе и наполнил граненые (тонкостенные никогда не использовали) стаканы наполовину. Ирина посмотрела и спрашивает: "Ты что, заболел? Почему не наливаешь?" И долила до каемочки, под "марусин поясок". Я с удивлением посмотрел: доза приличная, но не будешь же обижать хозяев. Да ведь я же еще и сам по базовому образованию шахтер. Нельзя оскорблять профессию. Так и пили...

* * *

   В летний период, в жаркий день, в студенческом городке на Алексеевке из окна могли окатить проходящую мимо здания привлекательную девушку водой из ведра. Мы прятались, тайком смеясь и наблюдая за мокрой фигуркой, которая онемев, стояла в полной растерянности посреди пешеходной дорожки. Такое случалось, хотя не часто. Иногда какой-либо студент наливал в резиновый шар воду, завязывал, а потом сбрасывал вниз, с верхнего этажа, впереди или сзади идущего человека.
  

СУББОТНИК

   В советские времена было много неоплачиваемых общественных работ. Помимо привычных воскресников и субботников студентов, в любое время могли снять с учебных занятий и отправить разгружать какие-либо товары, рыть канавы, осенью собирать листья в парках и т.д. Участие в таких работах было обязательным и уклонение от них наказывалось. Собственно говоря, ленивых и "волынщиков" (т. е. отлынивающих от работ - так тогда говорили), не было. Коммунистическая идеология и ее требования к нам поддерживалась всеми студентами не потому, что наши мысли и желания совпадали с советскими стереотипами - нам просто не с чем было сравнивать. Мы не знали другой жизни и все происходящее с нами считали обыденным и естественным.
   Впервые субботники в массовом порядке внедрил великий вождь и учитель всех порабощенных и угнетенных наций и народностей Ленин. Рабочие одного из заводов вышли бесплатно отремонтировать паровоз, дальновидный Ленин моментально увидел, что таким образом можно осуществлять работы чужими руками, не затрачивая денег. Для себя большевики оставляли функцию не производить, а распределять выработанную продукцию. По их теории, одни должны были работать, а другие, избранные - руководить. Так оно продолжалось всю советскую историю. Надо сказать, что объемов работ было очень много в те, социалистические, времена. Позже придет рыночная экономика, все станет платным, но количество работ сильно уменьшится и найти применение своим силам будет зачастую проблематичным.
   - При социализме всякий труд должен быть оплачиваем! Такой вывод вытекает из произведений классиков марксизма-ленинизма! - так нам рассказывал на лекциях доцент Левченко.
   Это его утверждение никак не согласовывалось с бесплатными субботниками, но мы не спрашивали об оплате, а Левченко глубоко этот вопрос не освещал. Если бы он начал развивать данную тему, то, естественно, пришел бы к отрицанию Ленина с его бесплатными субботниками. Этого произойти не могло - Владимир Ленин был для всех святыней.
   В тот день нас направили копать траншею рядом с Харьковским авиазаводом. День был осенний, накануне прошел дождь, земля была влажная, прилипала к лопатам. Копая траншею, выворачивали из земли большие камни и грузили их на тележку электрокары. Вместе с нами вышли некоторые преподаватели, в т. ч. декан Чугаенко Николай Иванович. Работали только мужчины, девушек среди нас не было. Общее руководство осуществлял декан, техническое - прораб Петр Петрович.
   - Ребята-иностранцы! Будете трудиться отдельной группой, недалеко от нас... Помогайте строить коммунизм в нашей стране, потом будете его создавать на своей Родине! Работать нужно ударно, приближая мировую революцию! Сначала укрепим развитой социализм в нашей стране, потом поможем другим государствам! - так обратился Чугаенко к иностранцам.
   Бесплатные работы всегда начинались с митинга. Часто в конце работ также звучали ободряющие разговоры, но студенты были уставшие и слов не воспринимали. Быстро толпой уходили в общежитие.
   К тому времени (мы были третьем курсе учебы) иностранцы достаточно хорошо освоили русский язык и выражались вполне понятно. Всех можно было понять, когда они говорили. Отдельные студенты вообще превосходно освоили русскую речь. Немец Ганс, учившийся на курс старше, имел особую склонность к русским национальным нецензурным выражениям. Его отец в Великую Отечественную войну попал в плен и несколько лет провел в советских концлагерях. Там, по-видимому, прибрел вкус к местным наречиям и передал его сыну. Ганс с очень большим уважением относился ко всему советскому и всегда при встрече с горняками первый начинал разговор о жизни.
   - Ну что, мужики, как дела? - после такой фразы обычно начинался поток таких необычных матерных ругательств на русском языке на нейтральные темы, что мы ухмылялись и почесывали затылок.
   Это была его коронная фраза, он ее произносил почти без акцента. Особенно подкупало его слово "мужики", которое ставило нас с ним в один ряд, независимо, что он был старше.
   - Вот тебе и немец! Не отличишь от нашего русака... Знает такой отборный мат, что я никогда не слышал! - с уважением в голосе говорил Удодов.
   Быстро осваивали русский язык иностранцы. Но недаром о нем говорят, что он (русский язык) "...великий, обильный и могучий". Кое-какие детали иностранцы не смогли постичь до конца.
   Долго тянется рабочий день на траншее. Чугаенко подошел к группе иностранцев и стал рассказывать о том, что они здесь не траншею копают, а помогают мировому пролетариату: рядом, за забором, находится Харьковский авиационный завод, но в целях конспирации, на нем нет никакой вывески.
   - Враги не дремлют, и нужно быть постоянно начеку! Вы должны смотреть на все шире, сегодня это не обычная работа, а ваш вклад в будущее мирового коммунизма!
   Внимательно слушают иностранцы, стремятся соответствовать возложенным на них задачам, не опозорить национальные землячества. Наиболее активные задают встречные вопросы.
   - Так эти самолеты привозили нам грузы, когда мы боролись с проклятым американским империализмом? - вьетнамец Тонг смотрит на декана.
   Получив утвердительный ответ, Тонг удовлетворенно нажимает на лопату.
   Разговор заканчивается, иностранцы еще более активно принимаются за работу.
   Осенний день короток, скоро начнет смеркаться, но сегодняшний план далек до выполнения. В траншее еще много метров нужно прокопать. Студенты и преподаватели устали, но энтузиазм не стихает. Подогнали грузовой автомобиль для загрузки вынимаемыми булыжниками. Никто с работ не уходит. Студенты потому, что над ними есть власть в виде декана, а водители-рабочие ожидают наполнения кузова для отправки камней в карьер.
   Пошел мелкий нечастый снег.
   - Зверев! Володя! Я отлучусь на несколько минут по санитарным вопросам, а ты тут будь главным над студентами, обеспечь порядок, такой, как в армии... - Чугаенко обратился к студенту Звереву.
   - Будьте спокойны! Занимайтесь своими делами, Николай Иванович! - Зверев подошел и внимательно слушал, посматривая на группы работающих студентов-славян и неподалеку находящихся иностранцев.
   Чугаенко и преподаватель Огиенко по прозвищу "Пельмень" быстро уходили в сторону проходной авиазавода.
   Работа продолжалась. Иностранцы носили тяжелые камни, сгружая их на прицеп электрокары и в кузов грузовика. Уставшие от тяжелого дня, все они стремились бросить камни в прицеп. Так было легче. Для броска в высоко поднятый грузовик необходимы были силы.
   Раздался тяжелый человеческий рев. Зверев обернулся и увидел, что Тонг в ярости на вьетнамском языке кричит Сьонгу и машет руками, показывая на электрокару. Маленький Сьонг несет изо всех сил тяжелый булыжник и намеревается бросить его в прицеп. Кара была перегружена камнями, поддон просел под их тяжестью. В ответ на рев старшего товарища Тонга он, тоненьким голоском, противоречит ему. Видимо, пытаясь объяснить, что у него не хватает сил забросить на высоту, в кузов грузовика.
   В негодовании Тонг подскакивает к нему, выхватывает из рук камень и бросает в высоко стоящий кузов. Потом с красным лицом наклоняется к Сьонгу и что-то с негодованием ему высказывает. Сьонг, с непроницаемым лицом, молчит, вытянувшись перед старшим товарищем.
   Никто вокруг не понимал вьетнамскую речь. Несколько минут говорили вьетнамцы, потом, с негодованием посматривая друг на друга, разошлись в разные стороны траншеи. Между собой они никогда не мирились.
   Тонг воевал с американцами, был серьезно ранен, пальцы на правой руке не работали из-за увечья. Американский солдат забросил гранату в окоп, Тонг ее выкинул в сторону противника, но она взорвалась в полете, оторвав у него один палец. Когда его отозвали с передовой позиции и представили к правительственной награде, он заявил, что хочет учиться и награда для него не столь важна, как образование.
   - Выбирайте, в какой стране будете учиться? Все прогрессивное человечество на нашей стороне!
   Ему предложено было несколько государств.
   - Солнце всходит на Востоке! Направьте меня в СССР, в Москву! Там центр прогресса!
   В Советском Союзе он не занимал никаких постов в землячестве, но среди вьетнамских студентов пользовался непререкаемым авторитетом. Часто, когда визги и крики при разборках вьетнамских студентов превышали все допустимые разговоры, Тонг в качестве неопровержимого доказательства предъявлял покалеченные на войне пальцы:
   - Я за Родину страдал! В окопах! А ты, ты кто?
   После такого довода все споры стихали.
   Рытье траншей продолжалось. Наступал вечер. Четыре преподавателя, без отсутствующих Чугаенко и Огиенко, сосредоточились в начале траншеи, сгрудившись, пили чай из китайских термосов. Им хотелось быстрей закончить и пойти домой.
   Студенты работали. Декана не было. Зверев внимательно посматривал по сторонам.
   Со стороны дальнего забора авиационного завода показался прораб Петр Петрович. Он, рассматривая и оценивая выполненный студентами объем работ, смотрел по сторонам и, взбешенный, подошел к перегруженной электрокаре, оглядел просевшие дуги и с негодованием, смотря на грузивших камни иностранцев, вскричал:
   - На хрена до хрена нахренячили? Отхренячивай нахрен!
   В каждом слове звучал непонятный для иностранцев слог "хрен". (Это было слово матерное, состоящее из трех букв, но не "Мир" и не "Дом". Его часто пишут на заборах-примеч. авт.). В негодовании махал Петр Петрович руками, показывая на иностранцев. Они застыли, не понимая, что он кричит. С их точки зрения, они в соответствии с прожитыми годами у русских знают язык, все понимают, но здесь и сейчас зазвучали необычные слова.
   - Что зенки выперли на меня? Отхринячивай нахрен! Я сказал! Оглохли, что ли?
   В недоумении иностранец Ришар, негр, смотрел по сторонам. Он не мог понять своей ошибки.
   Трудолюбивые вьемнамцы застыли в недоумении. Они очень сильно старались и эта незаслуженная оценка была им непонятна.
   - Как это понять? Что эти слова значат? - в недоумении вопрошали друг друга иностранные студенты.
   Неподалеку от них стояла группа славянских студентов. Когда крупный африканец, Ришар, обратился к ним с вопросом:
   - Что это значит? Что он говорит? Как это ..."отхерячивай"?
   Первым лопату в сторону отбросил Удодов и затрясся от смеха.
   - Ну вы и нахринячили!
   Славяне также бросили лопаты и смеялись во всю мощь. Тучный Бригида не сдерживал слез, держась за объемистый живот.
   - Они ничего не могут понять! Ха-ха-ха... А еще русский изучали!.. Ох, умру от смеха! Зачем меня мама родила, чтобы так ржать!.. Вот идиоты!
   В стороне группой стояли иностранцы и молча смотрели на веселящихся русских сокурсников.
   Со стороны завода показался декан Чугаенко.
  -- Нужно заканчивать! Все силы на траншею! Зверев, организуйте сброс лишних камней с электрокары и погрузку их на грузовик! Выполняйте! Все остальные, слушай мою команду! В том числе преподаватели! Одновременным числом, все собравшись, на продолжение траншеи. Вперед!
   Через сорок минут работа была закончена.
   Завершающих речей никто не произносил, быстро собрались, сели в троллейбусы и студенты поехали в общагу. Помыть руки и лицо перед авиационным заводом не было возможности - не привезли воды. Все решили, что обмоемся в общаге.
   Преподаватели разъехались по домам.
  

ФРАЗЫ

   В памяти всплыли некоторые изречения студентов горного факультета, высказанные ими во время учебы. Они (фразы) любопытны тем, что в сжатом виде отображают взгляд человека на ту или иную обстановку или же в сокращенном виде характеризуют сущность человека, его характер.

* * *

   Африканец Сика Ипполит Ришар на всех каникулах ездил за границу, чаще всего во Францию. Туда он ехал на железнодорожном транспорте, возвращался всегда самолетом. Видимо, когда ехал за границу, денег не было, а вот на обратный путь хватало. Человеком он был юморного склада и когда рассказывал, как он на обычной электричке 12 часов из Варшавы добирался до Парижа, все студенты умирали с хохота.
   - Представляете, сижу на сиденье из каких-то деревянных палочек, все это мне давит на попку, ноги протянуть не могу (он был высокого роста), прилечь негде, сидишь как пень все время, буфета нет, не говоря уже о ресторане... Туалет закрыт, как всегда, на ремонт... Тужишься всю дорогу! Вот это поляки придумали транспорт!
   Студенты от души смеялись - все ездили именно на таких электропоездах, причем этот транспорт производили не поляки, а в СССР.
   Проходили первые дни после приезда Ришара и Топов подходил к нему поговорить по душам. Ришар любил прихвастнуть о своих делах, особенно на любовном фронте. Ему нужен был внимательный слушатель. В качестве такого оказывался Топов. Для студента Топова общение с Ришаром было интересно - он из первых уст хотел услышать о жизни в капиталистических странах.
   - Что у них там другого? Чем они отличаются?
   - Понимаешь, Толья, у них там много всяких товаров. Но здесь у вас, в СССР, есть одно неоспоримое преимущество - дешевая жизнь! Очень недорогая! Ты даже не представляешь, как легко жить в СССР. Пошел в магазин, на любые деньги, даже самые маленькие, можно чего-нибудь купить и будешь не голодным...

* * *

   Студент Топов познакомился с приятной женщиной старше его по возрасту. Поначалу возникла взаимная симпатия, затем отношения переросли в любовь. Роман был стремительным. Женщина работала в сфере торговли и всегда имела деньги и не жалела их на студента. Это была обычная практика в отношениях между студентами и людьми, которые работали. Получать мелкие подарки, изредка обедать в ресторанах за счет женщин или студенткам - горнячкам проводить время с мужчинами - не считалось зазорным. Это не было альфонством. Когда горняки получали стипендию или привозили немалые суммы из стройотрядов, тогда любимые гуляли за счет студентов. Система накопительства не была в почете.
   Как-то Галина предложила Топову съездить в Ригу. Это считалось в те времена все равно, что заграница. По возвращении староста группы Кинова расспрашивала Топова о Риге.
   - Да в общем-то ничего крайне отличительного там не заметил. Немного чище на улицах, продуктов в магазинах побольше, чем в Харькове... Показалось мне, что они не такие замученные, и стараются больше праздновать... Много кофеен, сидят, часами болтают. А в магазине "Соки. Воды" стакан томатного сока могут пить десять-двадцать минут, смакуя его вкус... У нас в городе, на Сумской, зашел, залпом выпил двухсотграммовый стакан и далее двигаешься. Суть нашего сока состоит в утолении жажды, а у них как-то по-другому...
   Староста немного подумала и произнесла:
   - Они правы. От всего в жизни нужно получать удовольствие!.. От всего!.. В этом состоит смысл жизни!

* * *

   В Инжэке учились студенты с черной кожей тела. Были юноши и несколько девушек. Девушки, мягко сказать, не отличались красотой лица. Очень сильно их портили характерные черты, указывающие на принадлежность к негроидной расе. Создавалось впечатление, что все африканки таковы.
   Однажды во дворе института появилась необыкновенно красивая девушка шоколадного цвета. Ее стройная фигура, очень красивое лицо, ослепительно белые зубы привлекали всеобщее внимание. Она не была студенткой Инжэка, пришла к кому-то в гости.
   В тот день Топов возвращался с занятий вместе с африканцем Униса Роджерс. Они заметили шоколадную красоту и, осмотрев ее со всех сторон, приостановились и начали обсуждать. Девушка стояла, смотрела на них и улыбалась.
   - Смотри, ну прямо идеальная! Вот бы с ней познакомиться! Натуральный черный шоколад...
   - Толья! Иди к своим, белим, их много... Я с ней буду беседовать, - Униса останавливал Топова.
   - Юник! Ты-то куда лезешь! У тебя вон жена, белоруска, ждет в общаге, борщ тебе наготовила... И двое детей ожидают прихода папы!
   - Толья, ты еще молодой... Если кушаешь все время, постоянно борщ, то хочется мяса... У меня есть жена, я наелся борща, теперь хочу мяса! Понимаешь меня?

* * *

   Студент Топов находится в умывальной комнате и краем глаза подсматривает, как Зверев бреется.
   - Что косишь глаз? Отец разве не учил, как надо бриться? - Зверев в отражение зеркала заметил действия Топова.
   - Тогда, в школе, растительности на лице не было... А сейчас вон как гонит! Без бритвы не обойдешься!
   - Да, такова наша мужская доля! Вот начнешь очищать щеки от волос, и до конца жизни, каждое утро, будешь эту операцию проделывать! И ничего не изменишь!
   - Хорошо девушкам, им не надо бежать с бритвами каждое утро к крану... Зато им приходится рожать! Говорят, это сравнимо с тем, что в одно место засунут зонтик, затем его откроют и медленно начинают вытягивать...
   - Меткое сравнение... Но лучше один раз родить, чем всю жизнь бриться!

* * *

   Закончилась учеба в институте. Все получили дипломы, сдали деньги на нагрудные двухконтурные ромбы и обмывали их в водке - таков обычай. Для этого каждый брал в руки картонную коробочку, вынимал из нее металлический знак, опускал его в рюмку с водкой, затем выпивал содержимое, вынимал ромб, вытирал его и вешал на грудь. Только после этого человек считался окончательно подготовленным горным инженером. Запрещалось морщиться, отворачиваться от запаха водки. По обычаю, выпить нужно было до самого дна. Закусывать можно было только после того, когда вынул ромб из рюмки. Пили по очереди, все наблюдали за каждым следующим.
   Волошко не торопясь вытер усы, бросил знак в рюмку, посмотрел на него сквозь жидкость, выпил.
   Топов аккуратно опустил ромб в водку, приподнял рюмку, полюбовался значком, лежащим на дне. Водка немного искривляла контуры знака.
   Так же крайне осторожно и заботливо относились к данному ритуалу все студенты.
   Подошла очередь Насонова. Он не торопясь выпил, крякнул, затем достал ромб и поцеловал его.
   - Ты еще его оближи!
   - Он мне так дорого достался, что и оближу! - Насонов обсосал его со всех сторон, не морщась от горечи водки. - Это вам всем он достался малой кровью! Я к нему, к этому знаку, не дошел, а дополз!.. Выгоняли меня из института, я в тюрягу загремел, в ментовке несколько раз бывал, но все-таки я победил!.. Этот ромб он мой, заслуженно...

* * *

   Зима. Начало вечера. Темнеет. Группа студентов-горняков собирается в конце коридора, в курилке. Ведутся неторопливые разговоры, затем два человека уходят в свои комнаты и через несколько минут видно, что они торопятся в продовольственный магазин.
   Через полчаса все студенты, которые курили, собираются в одной из комнат. Одинокий стакан наполняется водкой и переходит от одного человека к другому. Закуски нет никакой. Каждый старается что-либо сказать после выпитой дозы.
   - Фу! Ударили по печени! - выдыхает из себя водочные пары Липатов.
   - Пошла, как брехня по деревне! - довольно гладит рукой по животу Топов.
   Сидоренко медленно, маленькими глотками пьет, словно цедит, сорокаградусный напиток. Его не торопят, каждый стоит, безмолвно наблюдает. Сидоренко допивает до конца, подводит глаза вверх, причмокивает, ожидает минуту-другую и, разглядывая всех по очереди, произносит:
   - Ох, крепка! Сильна, как совецка власть!.. Как ее, язви в корень, партейные пьют!

* * *

   Топов побрился в парикмахерской за рубль (это было для студента дорого), пришел в общагу и рассказывает в курилке о своих впечатлениях о цирюльнике и его методе срезания волос.
   - Да, все в жизни нужно попробовать, но ни на чем не остановиться! - Борблик молча выслушал сокурсника.
   - Все? Даже наркоту?
   Борблик промолчал - наркотики горняки не употребляли.

* * *

   Прекрасное солнечное весеннее утро. Студенты Топов и Волошко самовольно ушли с занятий, сидят на ящиках и пьют пиво на Павловском базарчике.
   - Топа! Вот если бы сейчас открутить назад несколько веков, кем бы ты хотел быть тогда, в старину?
   - Хм... Любопытный вопрос. - Топов выпивает полкружки пива и не торопливо закусывает таранькой. - Пожалуй, помещиком. Когда читаю про них, у меня прямо слюнки текут, как они жили... Тишина, спокойствие, безмятежность. Утром встал, пошел, с грядки клубничку снимаешь, кушаешь... Главное, без потрясений! К тому же можно было ввести право первой ночи. А ты кем хотел бы быть?
   - Я? Не поверишь, Топа. Всю жизнь мечтаю быть гусаром! Как увижу их в кино, все во мне переворачивается, вижу себя одним из них. Какие красивые у них кивера, лошади, одежда, они всегда стоят постоем в разных городах, на них гроздьями вешаются женщины... Красота! Вот где жизнь была, никаких обязанностей, одни удовольствия!

* * *

   По кинотеатрам Харькова показывали американскую двухсерийную сказку "Синдбад-мореход" и "Путешествие Сииндбада". Ближайшим кинотеатром был "Современник" - все горняки ходили в него.
   Возвращается группа студентов, обсуждает увиденный фильм. Ирина Снежко вслух высказывает свое мнение.
   - Завтра я еще раз пойду, вторично посмотрю обе серии, хочу внимательно рассмотреть не только главных героев, но и декорации, актеров второго плана. Вот это кино! Познавательно и развивающее, не то что наш, советский, про примитивного дурачка Ивана да Марью, да еще примкнувшую к ним Бабу-Ягу...

* * *

   Топов и Брыксин вернулись из стройотряда, сидят в кафе "Украинские вареники" на Сумской (сейчас там не готовят вручную вареники, закупают готовые фабричные пельмени, их предлагают посетителям; а называется это кафе - "Коники").
   Входя в зал, студенты посмотрели на меню - предлагалось двенадцать видов вареников. Дополнительно можно было взять овощные салаты, сладкие напитки. Спиртного не было. Любопытно, что в южном городе -Харькове- тогда никогда нельзя было купить в местах общественного питания фруктовую нарезку. Их по какой-то причине не готовили. Студенты выбрали два блюда - вареники с мясом и сыром. Поставили на поднос по две порции каждого вида пищи.
   За соседний стол присела семья - молодой отец-грузин, юная красавица мама-славянка и дошкольного возраста мальчик, одетый в джинсовый костюм - брюки и куртку. На родителях также были новые одежды из темно-синего коттона западного производства, с лейблами. Грузин, обратив внимание, что рядом два молодых человека перестали жевать и в упор их рассматривают, орлиными глазами посмотрел на студентов.
   - Тут для себя не в состоянии купить джинсы из-за дороговизны, даже после стройотряда, а они и мальчика одели в них! - Брыксин внимательно и со злом смотрел на грузино-славянскую семью.

* * *

   Зимний вечер. За окном студенческой комнаты вечереет, дневной свет постепенно сменяется сумраком.
   За столом сидит африканец Униса Роджерс. Рядом Топорков лежит на кровати. Еще двух студентов, жильцов комнаты - Ришара и Липатова - нет.
   Униса изучает высшую математику, маленькими глотками, не закусывая, пьет из рюмки водку "Русская", курит импортные сигареты. Топов лежит на кровати, зубрит марксизм-ленинизм. Для перекура, смаля советское курево, он выходит из комнаты - вернется Ришар (он не любит табачный дым), когда узнает, что в комнате курил Топов, будет скандал, если Униса - тогда Ришар недовольно посмотрит на земляка-африканца, но промолчит. Роджерс время от времени подходит к проигрывателю Ришара (только у него музыкальный аппарат в комнате) и включает одну и ту же пластинку с песней "NO WOMAM NO CRY" в исполнении чернокожего певца из Африки Боба Марлея.
   Когда в шестой раз прозвучала одна и та же мелодия, Топов спрашивает:
   - О чем он поет? Я уже скоро завою вместо него - наизусть запомнил мелодию!
   - Но вомен но кра... нет девушек, нет проблем... - Униса не поворачивает голову, но сразу отвечает.
   - Что? Что? Как это понять? - Топов от неожиданности слов не скрывает удивления.
   - Толья, а ты не знал, что все беды от женщин? Вот у тебя сейчас нет девушки, и ты счастлив. Что хочешь, то и делаешь... Когда появится "герл", ну, девушка, тебе нужно ее будет водить везде, в кафе, в ресторан, тратить на нее деньги, защищать от других мужиков... Одним словом, будешь заниматься только ею! Про себя забудешь!
   - Ничего себе, да ты мне правду жизни раскрываешь!
   - Мало того, я тебе еще скажу! Не только женщины для нас беспрерывные проблемы... Знай еще вот что! Много денег - много проблем. Всегда начинаешь думать, как их сохранить, деньги... Поэтому Толья, в жизни имей денег столько, чтобы на все хватало, но не больше... А то будет сплошная головная боль...

* * *

   Первый курс - время начал любовных романов. Юноши восторженными глазами смотрели на сокурсниц, но не всегда встречали взаимность. Стахов не мог отвести взгляда от Маркизовой - так она для него была прекрасна. Всем своим видом он показывал, что неравнодушен к ней. Постепенно это начали замечать многие. На Маркизову обратили внимание еще два горняка, рассматривая и изучая ее, чтобы разобраться в причинах такой любви к ней со стороны Стахова. Гордая, студентка была недоступна для сокурсников.
   Однажды, выходя из аудитории после занятий, не встречавший понимания и отчаявшийся Стахов подошел к ней.
   - Отстань, Стахов, ни в какое кино я с тобой не пойду! - надменная Маркизова отвернулась от него.
   Поникший студент стоял как оплеванный.
   - Ты смотри, какая королева недоступная! Опустись на землю, девочка! - Смешко сделала ей замечание. - Не на Луне, а среди людей живешь, хоть толком ему все объясни...

* * *

   Много разных девушек приходило в гости к студентам-горнякам. Из других институтов, студенток и учащихся не высших учебных заведений. Любили посещать наши этажи молодые девчата, работающие в институте - обслуживающий персонал. Всегда веселая непринужденная обстановка, терпимость к чужому мнению (по современному говоря - толерантность), готовность моментально создать компанию и от души повеселиться - это привлекало девушек к горнякам.
   Некоторые юноши стремились извлекать из таких знакомств выгоды.
   Часто начала приходить в гости очень привлекательная Людмила; она заведовала складом, на котором хранились масляные краски. Насонов немного флиртовал с ней (как оказалось позже, по расчету), старался ей понравиться. Она на него обращала внимание не более, чем на других студентов - ее кто-то из горняков сильно интересовал, но до времени она не проявляла своих чувств.
   Однажды вечером Насонов в углу комнаты признался ей в любви, но, будучи в нетрезвом состоянии, сразу совершил грубую ошибку - попросил у нее банку краски. Если бы он обратился с такой просьбой через сутки, он был бы, пожалуй, удовлетворен. Но сейчас Людмила признание восприняла как предлог для получения дефицита и отвергла притязания Насонова.
   Отомстил он ей довольно своеобразно.
   Несмотря на молодость, у Людмилы на симпатичном лице, на бороде и верхней губе, был волосяной покров. Неизвестно, удаляла она его или нет, но иногда он достаточно сильно был виден. Людмила очень сильно стеснялась волос, пудрой пыталась их прикрыть, хотя следует заметить, что никто никогда не обращал на это внимания. Все, кроме Насонова. Этот недостаток он решил использовать.
   Приближался весенний праздник - 8 Марта. По традиции, всегда юноши дарили девушкам цветы и небольшие подарки, чаще всего сувенирного характера. Юноши стояли в курилке и обсуждали приближающийся праздник. Мимо них прошла на перекур группа девушек; в их числе была Людмила. Они остановились совсем рядом, на ступеньках. Юношей и девушек разделяла створка полуоткрытой двери, через которую было все слышно. Насонов сделал вид, что не заметил Людмилу.
   - Предлагаю всем нашим студенткам подарить по три гвоздики. А также по маленькому флакончику духов, - говорил Насонов. - Если кто-нибудь не из наших припрется в общагу праздновать, то им нужно вручить индивидуальные подарки. Например, кладовщице Людмиле приготовим (в этом месте он стал говорить громче) бритвенный безопасный станок с набором лезвий, пусть каждый день бритвой снимает поросль с лица...
  

ЯРОСТНЫЙ СТРОЙОТРЯД

   Нам солнца не надо, нам партия светит
   Нам хлеба не надо, работу давай!
   (Поговорка времен Советской власти)
   Молодость и романтика неотделимы. Студенты-горняки были молоды и хотелось путешествий, впечатлений, встреч, любви, отдавать чувства и принимать их. Одним словом, хотелось всего человеческого, что присуще людям в 20 лет.
   Существовало три источника пополнения студенческого бюджета в результате личной деятельности: стипендия, обязательным условием получения которой была успешная учеба, научно-исследовательская работа студентов, где нужно было участвовать в темах вместе с преподавателями (деньги были небольшими), и летние заработки в стройотрядах.
   В те времена нам сильно повезло. Советский Союз строил газотранспортную систему в Западную Европу и очень нуждался в свободных рабочих руках. В качестве такой силы во многом выступали студенты, работая в стройотрядах. Для нас, студентов, это была возможность бесплатно посмотреть страну, а также хорошо заработать. Мы ежегодно ездили в Западную Сибирь, в основном, строить железную дорогу.
   На базе горного факультета был создан стройотряд "Горняк". Он состоял из мужчин, девушки были только поварами.
   На других факультетах, по образу и подобию "Горняка", и учитывая его большую эффективность, собрали отряды студентов и присвоили им названия "Машфак" и "Химик" и также направили в Сибирь. На факультетах, где преимущественно были девушки (например, ОМОЭИ), на тяжелые строительные работы их не посылали, а формировали команды проводниц железнодорожных вагонов на летний период.
   Поездки в стройотряд были исключительно добровольными. Коренных харьковчан с пропиской в яростных стройотрядах не было. Они считали, что в Сибири на тяжелых физических работах приходится оставлять много личного здоровья и никакие заработанные деньги в последующем не окупят потерь жизненных сил. Поэтому они оставались дома, в Харькове, после каждого курса отрабатывая необходимые часы в институте (что было обязательным). Декан Чугаенко также придерживался мнения, что здоровье - невосполнимый ресурс. И поэтому никогда не давил на студентов с целью принудить поехать в отряд. Но на других факультетах была разнарядка по привлечению студентов на стройки партии.
   Девушки-горнячки, помимо поездок на стройки коммунизма поварами, часто отправлялись летом проводницами. Оттуда они привезли навык добавлять соду в чай, чтобы был цвет и крепость - самого чая использовалось меньше, а пассажиры были довольны. Это едва не явилось причиной разрыва любовных отношений между Рыковым и Поливанова. Поливанова в качестве хозяйки была не на высоком уровне, ленилась вкусно готовить; Рыков не однажды ей заявлял: "Этот борщ вместе с кастрюлей одену тебе на голову!", намекая на невкусно приготовленную пищу. Вернувшись из поездки на поезде Харьков-Владивосток, она неосмотрительно решила приучить к новому способу чаевания своего любимого Рыкова. Допивая вторую чашку, Рыков спросил:
   - Какой сорт чая ты заварила? Какой-то вкус необычный... - на что простодушная Поливанова показала ему "Грузинский N36" и рассказала о новом способе заварки с использованием соды. После этого она чудом увернулась от летящего в нее заварника и пулей вылетела из комнаты.
   Накануне поездки каждый студент проходил собеседование. Комиссия формировалась из командира отряда, комиссара и нескольких студентов, имеющих большой стройотрядовский опыт. Желающих потенциальных студентов-стройотрядовцев спрашивали о цели их поездки и индивидуальных намерениях. Меркантильные интересы (с целью заработать) не приветствовались. Хотя комиссия отбор производила формально, желающих было очень много и каждый боялся отстать от товарищей. Студента Борблика прямо спросили:
   - Цель Вашей поездки в Сибирь
   - Исключительно подставить свое молодое плечо для выполнения задач партии и правительства!
   - А что Вы хотите оттуда привезти? - его подталкивали к ответу о деньгах.
   - Ничего! Абсолютно ничего!
   - Вы в этом уверены?
   - Я хочу только поучаствовать в стройках коммунизма! Я могу даже от денег отказаться! - не моргнув глазом, отвечал Борблик.
   - Тогда все заработанные деньги отдадите нам , комиссии... А это большие деньги! Согласен? - под всеобщий смех его спрашивал командир стройотряда "Горняк" Мересичный.
   Квартирьерами в Западную Сибирь вместе с командиром Мересичным поехали шесть человек. В ожидании самолета в московском аэропорту выпили все припасенное из Харькова вино.
   В самолете полупьяный студент Уколов прикидывался скромным. Никак не решался заговорить с миловидной соседкой. Наконец, собравшись с силами, он спрашивает ее:
   - Извините, вы тоже летите этим самолетом?
   Через два часа, подлетая к Новому Уренгою, протрезвивишийся Топорков выглянул в иллюминатор и ужаснулся: самолет шел на посадку в... воду. Вокруг была вода! Вначале он подумал, что с самолетом что-то случилось и производится аварийная посадка. Но все было благополучно. Там край такой - водяной!
   Газопроводными трубами стройку обеспечивал германский концерн "MANNESMAN". Вдоль всей железной дороги, по которой в Западную Сибирь в вагонах, мы, студенты, ехали строить коммунизм, лежали бесшовные трубы с этим названием. Трубы были положены вдоль выкопанных траншей, в стык друг другу, но не спаяны между собой. Они ожидали времени, когда их опустят в ямы, соединят между собой в единую цепь и по ним будут качать голубое топливо из Сибири в Европу.
   Слева и справа от железнодорожного полотна теснились горы засохшего и "схватившегося" цемента в мешках. Вся страна "работала на газ" из Западной Сибири, поставки из всех регионов Советского Союза шли беспрерывно. Рабочих рук там (в Сибири) не хватало, помещений для сохранности стройматериалов не было, поэтому зачастую выгружали все на землю. Почва в тех местах очень болотистая, через один-другой месяц цемент напитывался водой, твердел и превращался в бесполезный камень. Бесхозяйственность была велика.
   Многого не успевали освоить.
   Вокруг железнодорожной насыпи с двух сторон было болото. В крайних дальних местах его стояли одинокие красные болотоходы производства Канады. Заброшенные машины, даже не успевшие сгнить под суровым климатом Западной Сибири, стояли с распущенными широкими гусеницами или без одного переднего колеса. Не было у них хозяев! Где сломался, там и бросили.
   В Европейской части СССР иностранной техники почти не встречалось. В Сибири ее было множество: болотоходы канадские ярко-красного цвета, желтые тяжелые американские трактора "Катерпиллер", грузовики "Магирус Дойч" и чешские "Татры" с независимой индивидуальной подвеской колес. Могучий 3-х осный "Катерпиллер" срывал своим мощным ножом вечную мерзлоту; ее не нужно было взрывать. Многие стояли и смотрели на работу этой чудо-техники. Отдельной группой наблюдали студенты. Из вагончиков вышли пузатые начальники в белых рубашках с галстуками посмотреть, как без динамита роют вечную мерзлоту. Завистливый Носов критически осмотрел их и произнес:
   - Смотри, тузы какие! Сволочи... Вышли понаблюдать. Нет, чтобы свою, советскую технику такой же мощной сделать... Так нет, у янки покупают! За валюту!
   Везде на горизонте ярко пылали факелы, высоко в атмосфере сжигая ненужный газ.
   - Как это так? Дефицитное топливо идет в никуда? Почему не отправить потребителю? В крайнем случае, можно же его сжать, сжижать и транспортировать в цистернах! - Борблик с тусклым взглядом, непонимающе смотрел из окна вагона на факелы.
   - При капитализме такое невозможно! - Бригида поддерживал сокурсника. - Там умеют деньги считать!
   - Невиданная, беспримерная бесхозяйственность в нашей стране! Ничего, выучимся на экономистов. Все исправим! - Волошко сидел в купе с разбитым окном на топчане и, переживая, нервно курил в "бичевозе".
   Удодов рассматривал на джинсах молнию "YKK" японского производства.
   - Почему наши не делают такого качества? Нам все время рассказывают, что советское - самое лучшее в мире! Купишь наши, советские штриксы - на второй день молния на ширинке расходится. Неужели нельзя добиться такого же японского качества?
   Пройдет много времени и малознающие студенты станут первоклассными специалистами. Тогда они поймут, почему сжигают газ. В первичных потоках газа до такой степени много сопутствующих загрязнителей, которые моментально забивают изнутри транспортирующие трубы, что дешевле сразу, на первом этапе, сжечь газ, нежели потом проводить дорогостоящие ремонты и замены импортных труб.
   Командир отряда Мересичный был хорошим организатором. Он обладал даром побуждать людей работать бесплатно, из соображений солидарности. Прибыли квартирьеры в поселок Сивись-Ях, впереди был световой день и в ожидании "бичевоза" (он ходил утром и вечером; на утренний рейс опоздали, ожидали вечернего поезда), мы болтались без дела.
   На путях стоял под разгрузкой вагон с мешками с мукой. Был вагон, была мука, был склад, но не было грузчиков - сказывался дефицит рабочей силы в Западной Сибири. Заведующая складом убедила Мересичного бесплатно помочь ей перетаскать мешки. Закончив работу, он сказала студентам: "Какие вы молодцы! Спасибо огромное!". За всех ответил Брыксин: "Да, девяносто мешков перетаскать, это не сигарету выкурить!"
   Западносибирский край довольно безлюден. Местных жителей очень мало. Те, которые есть, в тех местах очень любопытны. Идут, к примеру, ханты или манси (такие народности) всей семьей, муж, жена и дети. У всех изо рта торчат трубки. Все курят, в том числе дети. Если бы грудничкам в маленький рот вставляли трубочки, пожалуй, они бы тоже вдыхали дым. Женщин крайне мало и они зачастую имеют европейско-якутский тип лица. Видимо, любят местных женщин русские мужчины. Рядом с ними сани на полозьях, которые предусмотрены для езды зимой. В сани запряжены олени. Телеги на колесах эскимосам неизвестны. Мы их ни разу не видели.Так и тянут олени летом, по ягелю, сани.
   Передвижение по железной дороге в Тюмени осуществлялось с помощью "бичевозов".
   "Бичевоз" представлял из себя тепловоз с прицепленными к нему тремя или четырьмя пассажирскими вагонами. Кондуктора в вагонах отсутствовали, была полная свобода передвижения и самодеятельности. Каждый пассажир что хотел, то и делал. Было желание разломать окна - их ломали - в каждом вагоне минимум одно окно было выбито, в туалетах стекол вообще не было. Название "бичевоз" происходит от соединения двух слов - "бич", что означает "бывший интеллигентный человек" и, конечно, слова "перевозить". Бичей было превеликое множество в Западной Сибири. Опустившиеся до самого дна люди, по судьбе заверченные лихими обстоятельствами, они там не жили, а существовали. В большинстве своем они не работали. Употребляли очень много этанолсодержащих продуктов, иначе говоря, напропалую пили. Денег на водку у них часто не было, поэтому внутрь себя заливали все подряд: одеколон "Тройной" и обычный, огуречный лосьон, средство "Дэта" от комаров и тому подобное. Если удавалось раздобыть самогон, это считалось большой удачей. В Европейской части СССР их очень сильно гоняла милиция, поэтому пристанище они находили на Севере. Средством передвижения по трассе для таких людей был бичевоз. Естественно, бичи, как люди, ничего не имевшие, они ничего и не сохраняли. Некоторые купе внутри вагонов представляли из себя развалины. Дополнительно о бичах будет сказано немного ниже в повествовании.
   Бичевоз двигался крайне медленно, от 5 до 8 км в час в связи с тем, что верхнее железнодорожное покрытие было неустойчивым, полотно просто положено без выравнивания и корректировки. В процессе движения можно было спокойно выйти из вагона и опять в него вернуться. Как-то однажды Бригида заспорил со Зверевым, что выскочит на полном ходу из поезда, справит естественную нужду и опять вернется на свое место. Так он и поступил. Потом долго наслаждался выигранной у запасливого Зверева бутылкой пива. На стройках Западной Сибири был сухой закон. Пиво могли иметь только те, кто привозил его с собой. Но известно, что законы пишутся для того, чтобы их не соблюдать. Пьянство на трассе не процветало, но достать спиртное проблемы не представляло.
   Проезд в бичевозе был бесплатным.
   Прекрасна природа в Западной Сибири. На пиве в Харькове студент Волошко после первой поездки в стройотряд с удивлением рассказывает:
   - Стою в просеке, небо очень низко. У нас, в Украине, такого не увидишь. Оглянулся - белое облако на меня идет по расчистке, облако идет по просеке, прямо касается земли. Так я это облако рассекал руками...
   Топов однажды отлучился с рабочей зоны и ушел в тайгу. Непреднамеренно, но неожиданно заблудился. Чтобы определиться в лесу, присел на пни и зачарованно осматривался вокруг. Он был словно в сказке! Лес тихо стоял вокруг, небольшой ручеек пел свои песни, высоко в небе плыли облака. Красота была восхитительная. Дождавшись стука колесных пар проезжавшего железнодорожного состава и определившись с направлением, Топов с сожалением покинул эти прекрасные места.
   Эту естественную, данную Богом красоту, приукрашали люди. Все общественные места, вокзалы, аэропорты в Западной Сибири всерьез и навсегда расписывали разноцветной мозаикой, монументальными изображениями, мозаичными панно с мелким контуром, декоративно раскрашивали масляной краской. Стоит панно от братьев-украинцев - радостные улыбающиеся люди на фоне цветущей природы, монументальные фигуры от белорусов - строгие лица воинов-победителей в Отечественной войне. Все красиво и сделано на века. Такие виды на каждой станции, в любом видном месте.
   Базировался стройотряд "Горняк" в поселке Сивись-Ях. В переводе с якутского языка это означает "Поющая птичка". Мы не пели, но все время работали, от рассвета до заката. Трудились напряженно, яростно, с полной самоотдачей сил. Утром поднимались по часам, в назначенное для подъема время, но окончание рабочего дня зачастую совпадало с наступлением сумрака.
   Неподалеку от нашего базирования был поселок также с чуждым русскому уху названием Куть-Ях, что определяется как "Прыгающая птичка". Между "Сивись-Яхом" и "Куть-Яхом" был объект нашей работы по совершенствованию верхнего железнодорожного полотна. Так мы и "прыгали" от одной птички к другой, а это составляло сорок километров!
   Территориальным техническим руководителем нашего стройотряда "Горняк" был 40-летний мужчина Сумароков Иван Николаевич. Как позже рассказывал командир отряда Мересичный, он (руководитель Сумароков) был, как оказалось, наш земляк, харьковчанин. Всю жизнь прожил в Харькове. Дошел до своих профессиональных вершин - стал главным инженером по строительству гостиницы "Мир". Это было очень дорогостоящая стройка, место для нее определили на склоне оврага на Павловом Поле, все внимание общественности города и имеющиеся ресурсы были привлечены к ней. Подвели фундамент, очень быстро возвели красивую надстройку, строительство можно было заканчивать и ожидать бурных оваций, цветов и премий. Но случилось неожиданное. Здание начало сдвигаться в сторону дна оврага. Был неправильно рассчитан проект фундамента. Сумароков не участвовал в проектировании, он всего лишь занимался строительством. Но кто-то из высшего руководства города пальцем показал на него - Сумароков виноват! В дело моментально включились надзорные органы - ему ожидался суд и тюремный срок. Зная советскую действительность, при которой, чтобы исчезнуть из поля зрения соответствующих органов, можно поменять место жительства, он бежал в Западную Сибирь, где с нами (с отрядом "Горняк") встретился.
   Что же касается гостиницы "Мир", то она всего на долю миллиметра сдвинулась в сторону оврага и остановилась, где и по сей день благополучно пребывает. Ничего не разрушилось, все находится в незыблемой стабильности, кроме судьбы главного инженера, ее строившего.
   В связи с тем, что газ по трубам еще не поступал, его сжижали и везли в железнодорожных цистернах. К локомотиву присоединяли очень много вагонов, до 60 единиц, и такой длинный поезд двигался. На некоторых участках был один путь, редко - два. Пропуская встречные поезда, длинные составы останавливались на станциях. Станционные пути могли быть в длину несколько километров! Это для нас, жителей Украины, студентов Харькова, было очень удивительно. У нас на станциях пристанционные пути очень коротки. Для некоторых составов ставили два локомотива - один обязательно спереди, второй мог быть за ним или посредине состава. На большинстве перегонов скорость газовых поездов была небольшой. Этот факт мы очень выгодно использовали. Когда какой-нибудь группе выпадала дальняя командировка, чтобы не терять времени на обратный путь, мы запрыгивали на лестницы цистерн и так доезжали до нужной станции. Машинисты видели бесплатных пассажиров, сидящих на вагонах, отчаянно сигналили нам, но не будешь же останавливать состав из-за нескольких недисциплинированных людей. Проезд и посадка - дело это было опасное, можно легко попасть под чугунные колеса. Однажды Топорков оборвался и едва не угодил головой на рельсы, под движущийся вагон. Так получилось, что в одной руке он держал сумку и этой же рукой схватился за поручень лестницы. Хотя на крутом повороте поезд немного притормаживал, все же инерция движения была велика. Такая ситуация едва не закончилась трагедией. Студента развернуло, ударило спиной о другую сторону лестницы и отбросило в сторону. Топорков полетел вниз головой на щебенку высокой насыпи. Но в молодости не думаешь о смерти. Кажется, что жизнь будет вечной. Всегда стоял выбор - полтора-два часа идти пешком, возвращаясь в отряд, или рискнуть, запрыгнув на вагон на ходу и за несколько минут прибыть на базу стройотряда.
   Отряд "Горняк" выполнял в Сибири в основном строительные работы на железнодорожных путях, реже - помогал в тайге. Изо дня в день мы ходили на второй путь подбивать костыли, выравнивать шпалы, подсыпать и отсыпать гравий. Такое рабочее место стало постоянным. Из двух стройотрядовских месяцев более одного мы трудились на втором железнодорожном пути. Рабочий день был велик - с утра и зачастую до темноты. Каждое утро на разнарядке, когда Сумароков объявлял объект работы, студенты смеялись: "Опять на второй путь!"
   В связи с этим Брыксин сочинил песню на популярную мелодию "Поворот" в исполнении певца Макаревича. Под гитару мы ее пели каждый вечер.

Мы себе давали слово

Не сходить с пути второго

Но, так уж суждено

Перекуры, перерывы

Полдники и просто срывы

Так строит наш "Горняк".

В ряд выстроен отряд
Завтра говорят

Мы летим назад

И верится с трудом

Что скоро отчий дом

   В этом тексте все продумано до последней фразы. Единственное удивление вызывает слово "полдники". В яростные стройотряды ехали не блаженствовать и хорошо питаться, а зарабатывать деньги. Ради этого терпели все. При попадании в комариный край Западной Сибири романтика проходила сразу, на второй день нахождения в тех звериных краях. Несметные, неотступные полчища висящих в воздухе гнуса и комаров беспощадно атаковали белоснежное тело студентов и неостановимо пили алую молодую кровь. С ними не было сладу! Использовали от комаров специальные средства "Дэта-1" и "Дэта-2". Но в процессе напряженной работы в летнее время, когда тело становилось потным, "Дэта" переставала отпугивать гнус, а наоборот, притягивала его на запах человеческого пота. Тогда работать становилось невозможно. Зачастую средств от комаров хватало на 2 минуты, через 2 минуты комары начинали есть поедом. Комары и мошкара, шмели и гнус, слепни - никакими спецсредствами или одеколонами нельзя было от них избавиться. Иногда использовали специальные сетки с разным размером ячеек, чтобы полчища кровососущих не доставали до живого тела, но быстро начинали из-за жары задыхаться в наморднике и их снимали. Точки укусов расчесывали до крови.
   Насчет полноценности питания можно сказать одно - максимально все мы везли с собой из Харькова, этим и питались там, на трассе. Ничего другого больше не было. Если сразу все заготовленные продукты съедали - то тогда могло студентов ждать полуголодное существование. О каких же тогда "полдниках" пишет автор песни, студент Брыксин?
   Дело в следующем. Командиром отряда был Володя Мересичный, человек, про таких говорят: "Отличный парень! Наш человек!" Этот парень на первом курсе увидел Любу Иншову и без памяти в нее влюбился. Вены не резал, но все свое внимание обращал на нее. Она на его ухаживания никак не реагировала. В те времена среди нас, парней горного факультета, бытовало мнение про студенток-горнячек - "Они ждут принца на голубом коне!" Но студенток много, а принцев на всех не хватает, и, постепенно, устав от ожидания, на студентов-горняков сокурсницы стали обращать милостивые взгляды. Это же произошло и с Иншовой. Она согласилась поехать с влюбленным в нее командиром отряда в Сибирь, в должности повара. Надо сказать, что Володя этим действием сделал все правильно, он добился чего хотел. Люба ответила взаимностью.
   Поваром она была просто замечательным! Кормила нас так, что мы в очередь становились за добавкой. Бывало, подойдешь к ней, улыбнешься, попросишь:
   - Любаша, брось еще горстку изюма в молочную кашу! - отказа никогда не было. Даже приветственно и поощряющее улыбнется.
   Совершенно справедливо посчитав, что весь состав мужского стройотряда словно ее дети, которых она должна кормить и заботиться о них, Люба стала готовить дополнительные бутерброды и дневальный по отряду выносил их на трассу, благо, что второй путь находился недалеко. "Полдники" она готовила из сала с хлебом. При появлении дневального студенты бросали все инструменты и бежали расхватывать бутерброды. Но загадочная женская душа Любы здесь сделала отступление. Однажды она вышла посмотреть, как мы съедаем ее "полдники" и была поражена.
   - Разве я вас плохо кормлю и неполноценно готовлю, что вы как голодные звери нападаете в полдень на сало с хлебом? Вы что, голодные? - едва не плакала она, раздавая нам ужин.
   - Что ты, Люба! Все благополучно... - Поджавши хвост, студенты получали миски с пищей и огорченно отходили от окошка кухни.
   Не знавший о такой ситуации, прибывший с дальней командировки старший группы Насонов остановился возле открытой двери в кухню.
   - Слушай, Иншова, я знаю, что ты подкармливаешь местных бездельников на втором пути салом, а мы там, вдали, от голода пухнем! Завтра мы опять туда едем, заготовь нам на каждого по два бутера с салом... Не забудь! Утром заберу.

- Что вы за люди, я к вам как можно лучше, а вы меня не цените..., - у Любы закапали слезы из глаз. - Больше не будет вам никакого подкормка! Не ждите!

   Две недели мы блаженствовали, подкрепляясь хлебом и салом, и вот неожиданно все закончилось.
   Перестала Люба выдавать нам дополнительный паек, но доброта в ее душе не испарилась.
   Над нами, рядовыми студентами, было грозное начальство - зональное руководство. Мы их называли "зонтики". Регулярно они приезжали к нам с инспекторской целью, контролировать и проверять. Они никогда не работали, но всегда руководили. Они же распределяли заработанные деньги. Рассказывали, что львиную долю по окончании стройотрядовского сезона забирали себе.
   В их приезд все начиналось с внешнего вида. Отпускать бороду в стройотрядах категорически запрещалось. "Зонтики" считали, что это начало внутреннего разложения в отряде. Внешний вид должен быть безупречным! Встречные утверждения, что Карл Маркс, идейный отец коммунизма, тоже не брил щеки, потому у него не было денег на бритву, успеха не имели. Невзирая на запрет, многие студенты решили отпустить усы и бороду. У всех они росли неравномерно, у одних - украшали лицо, для других были излишним атрибутом. Но это было модно!
   Решил бородку и усы заиметь студент Топорков. Волосы росли неравномерно, густоты не было. У Борблика, к примеру, пошла борода ярко-медного цвета, очень плотная. К ней любил притрагиваться Удодов, скрывая тонкую издевку.
   - Ну чего ты? Чего? Дай попробую! - Удодов руками лез и щупал волосы на лице Борблика. - Ты смотри, какая жесткая, словно проволока!
   Молча стоял Борблик, раздумывая и не понимая, как к этому относиться, когда его ощупывали, словно лошадь.
   В тот день, когда приехал зональный наблюдающий (они всегда появлялись неожиданно), весь отряд был на втором пути.
   Толпой студенты подошли к нему, поговорить и узнать новости. Осматривает нас "зонтик", говорит о невозможности наличия бородачей в отрядах. Потом смотрит на Топоркова и с удивлением произносит:
   - А это еще что за борода? Ее даже не брить нужно, а просто взять полотенце вафельное, потереть, и волосы сами опадут!
   Дружный рев хохота раздался на железнодорожной станции. Топорков стоял красный - незаслуженно обидели! Но шутка возымела свой результат - вечером студент тщательно побрился.
   "Зонтик", поняв, что можно далее подсмеиваться над студентом, скептически осмотрел его с ног до головы. Неделю назад у Топоркова по шву разорвались брюки, от пояса вниз, к колену, и он за неимением нитки с иголкой, скрепил две половинки ткани алюминиевой проволокой. Так и ходил на работы.
   - Вы являетесь образцовым студентом? Достаточно посмотреть на ваши брюки! Езжу по всей трассе, но такой выдумки не встречал!
   Опять хохочут присутствующие, показывая на разорванную штанину Топоркова. К этому времени на второй путь из кухни пришла Люба Иншова. Весь разговор она слышала.
   - Толя! Что ты, в самом деле? Не мог ко мне подойти и попросить, чтобы я тебе зашила! - Вечером строго, хмуря брови, Иншова выговаривала Топоркову, заставив его снять брюки и зашивая их.
   Хорошо она относилась к стройотрядовцам, но, чтобы что-то сделать, ее нужно было попросить!
   Постепенно втягивались в работу студенты, приобретая железнодорожные навыки. С появлением опыта она (работа) стала представляться не такой тяжелой и напряженной.
   Однажды вечером опытный стройотрядовец Немцов за ужином заявил, что завтра все отправимся в тупик второго пути, где будем снимать лопатами слежавшийся шлак и гравий с рельсов и шпал.
   - Работа очень тяжелая. Кто не сможет, сразу, сейчас отказывайтесь... А то потом, ночью будете плакать и проситься назад, домой, к маме! - Немцов внимательно смотрел вдоль лавок на студентов.
   Все молчали. Отказников не было.
   Сильно и мощно орудовал лопатой Немцов. Было такое впечатление, что это не человек, а какая-то заведенная машина. Темп, им предложенный, был чудовищный. Он был главным на этом участке пути, отвечал за состояние дела. Сразу установил жесткий регламент - 52 минуты работа, 8 минут - перекур.
   - А почему именно восемь? - спрашивали студенты.
   - Такое время сигарета курится, и ни секунды больше! Понятно? - строго смотрел Немцов.
   Дневной план был выполнен.
   Вечером студенты сидели в курилке и обсуждали происходящее. Пришли к мнению, что, как обычно, первое дело трудное, но постепенно втянемся и мышцы болеть не будут.
   Что же касается Немцова, мы знали, что он - дитя немецкого военнопленного и русской женщины. Германские начала в нем проявляются очень сильно. Они (немцы) считают, что центральной нитью жизни являются порядок, или, как они говорят, "ordnung" - т.е. порядок, закон. Выше его ничего не существует и это правило обязательно для выполнения. С их точки зрения, человек - вторичен, а его обязанности - первичны.
   - У меня поначалу в руках судороги были! - Петров понуро сидел на скамье.
   - Пора идти спать. Завтра тоже будет тяжело. - Борблик отбросил в сторону окурок. - Нужно выспаться.
   Утром следующего дня никто не отказался идти в тупик, на уборку застаревшего шлака, схватившегося не слабее крепкого цемента марки 500.
   Слез не было.
   ...Пройдет всего два года и один из авторов этого повествования, Топорков, попадет совершенно в иную сферу человеческого бытия. В Советской Армии с помощью специфических армейских инструментов (чаще всего основным и единственным аргументом там был кулак) из него в первые две недели, так называемый курс "молодого бойца", будет выбит гуманистический взгляд на жизнь. Это окажется только началом. Затем, после принятия присяги, начнется постепенное омертвление души и тела. Беда, связанная с попаданием в армию, сменится короткой медлительной драмой, затем мгновенно перейдет в стремительную трагедию, и, если на ногах не устоишь, все происходящее перейдет в личную жизненную катастрофу. Для некоторых военнослужащих катастрофа перерастала в хаос, из которого назад возврата не было. Но и тогда слез не будет! Затвердевшая душа, как камень, не выдаст на поверхность ни слезинки. Через полгода после окончания службы в армии в гости к Топоркову заедет однополчанин, они выпьют бутылку водки и будут вспоминать. Красиков закроет лицо руками, сквозь пальцы проступят слезы и он глухо произнесет:
   - Я видел в батальонах, как люди постепенно сходят с ума от страха, побоев, унижения и безысходности... Как их постепенно превращают в животных...
   Это будут не слезы опьяневшего человека, а трезвый взгляд на события, на дно жизни...
   Все это будет позже. А мы вернемся к счастливой студенческой поре.
   Однажды Мересичный, Насонов и Топорков отправились в дальнюю командировку, на север от Уренгоя.
   Целый день они тряслись в грузовике, к вечеру приехали в поселок. Ночи были белые, солнце постоянно висело над головами. Можно было сутки не спать, а постоянно работать или читать. Местность в поселке ровная, почва - песок. В разных направлениях текут речушки. В сторону тундры поодиноко разбросаны невысокие карликовые деревья. Воздух насыщен влагой. Население - в основном местные ханты и манси. Было лето, но его не чувствовалось. Одежда на студентах была демисезонная - на голове шапки, на теле - фуфайки, ноги обуты в кирзовые сапоги.
   Вечером поужинали теми продуктами, которые привезли с собой. Тушенкой и хлебом, распили по 100 грамм питьевого 96% спирта, предварительно разбавив водой. Его можно было легче купить, чем водку. В тех местах продавали также и водку. Она называлась "Русская" производства Ишимского ликеро-водочного завода, но ее качество было очень подозрительным. Между собой мы говорили, что, по-видимому, ее производят из нефти - такой был привкус, бензиновый. Спиртное на трассе не продавали, но во всех остальных местах его можно было купить.
   Утром сигналы начал давать желудок - захотелось есть. Отправились в местное кафе, которое, как и все строения в поселке, представляло из себя грубо сколоченный из досок небольшой домик. Над входом висела вывеска с удивительным непереводимым местным названием. Старые национальные селения все состоят из таких строений. Новые, привезенные строителями-добытчиками газа с "большой земли" - металлические вагончики, снабженные единственным современным удобством - к ним подведено электричество. Все остальные службы (вода, туалет) находятся на улице. Газ, бытовой и для обогрева, отсутствует, хотя под землей его много и он в избытке. Его добывают и отвозят другим потребителям.
   В кафе на прилавке стоял лимонад и предлагался комплексный обед, состоящий из трех блюд. Бульон "на яйце", который представлял собой воду, в которой плавало разрезанное на две части яйцо, котлета с вермишелевым гарниром и компот. Вареное яйцо в те времена по всему Советскому Союзу стоило 11 копеек, здесь - с учетом северной наценки - 24 копейки.
   - Н-да... Это не густой наваристый борщ! - так, посмотрев на первое блюдо, сказал Насонов.
   Пока ели бульон, котлета странно застыла. Но от политого соуса (в те времена готовили единственный соус - луковую приправу) вкусно пахло.
   - Ешь, не обращай внимание. Это всего лишь застывший бараний жир. Он стынет за считанные минуты. Очень вкусно! Что, никогда не употреблял? - Мересичный с насмешкой смотрел на Насонова.
   На улице ярко светило солнце, но воздух был прохладен. При порыве ветра сразу становилось холодно - пронзительный воздух проникал всюду, даже под фуфайку.
   - Почему у вас тут так неуютно и холодно, ведь сейчас лето? - Насонов обратился к первому встречному эскимосу.
   Местный житель не торопясь вынул изо рта мундштук с горящей сигаретой, внимательно посмотрел на студента.
   - Совсем недалеко отсюда, однако, Студеное море... Мало-мало оттуда оно дышит холодом на нас. Там все время волны и тучи, они мало-мало ходят прямо по воде... Вы, русские, однако, называете его Северным Ледовитым океаном...
   Сразу за поселком начиналась тундра. Не было ни гор, ни растительности. Один желтый песок виднелся вокруг. Отдельные скрюченные низкорослые деревца одиноко стояли вокруг поселка. Постоянный холодный ветер со стороны "Студеного моря" и короткий летний период не давали им развиться. Далее, в сторону Великого Океана, ничего не росло.
   Мы находились за Полярным кругом. Вечером рассматривали карту СССР и удивлялись, как далеко мы заехали от Харькова.
   Зарабатывали студенты в Сибири не только деньги, но кое-что еще. В виде премий и доплат получали различные болезни, которые позже приходилось лечить длительное время.
   На втором пути стоял грузовой груженый вагон, который мешал работе, его нужно было убрать, студенты облепили его как мухи и толкали, пока не переместили в нужное место. В процессе перенапряжения у Топоркова внутри появилось необычное ощущение, словно произошло непривычное какое-то изменение. Позже оказалось, что "заработал" геморрой. Долгое время он мешал полноценно жить, пока сестра не посоветовала использовать в гигиенических целях хозяйственное мыло - это оказало большое влияние на болезнь.
   Из человеческого контингента в Западной Сибири горняки видели завербованных приезжих, которые на определенное время прибыли на заработки, условно-освобожденных из тюрьмы ("химиков) и бичей. В процессе трудовой деятельности студенты не пересекались с ними, но иногда контакты были неотвратимы.
   Однажды состоялся комический разговор в "бичевозе". Валера Бригида спал по пути на работу крепким утренним сном на второй полке в вагоне. Храп стоял такой, что замолкли птицы в тайге. Будить Валеру студенты не решались - могли быть неприятности, Валера иногда был непредсказуем, хотя по складу души был мягким человеком. На нижней полке вертелся и из-за храпа не мог уснуть условно-освобожденный из тюрьмы мужик характерной внешности. Он несколько раз вставал, смотрел на спящего Бригиду, потом на студентов, и опять ложился на лавку. Затем ему надоело такое положение вещей. Он подошел к спящему Бригиде и толчками разбудил его. Смотря прямо в лицо студенту, спросил:
   - Слышь, паря, ты химик?
   Валера сонными глазами кратко взглянул на него и ответил:
   - Я не химик, я горняк.
   Ответив, Валера повернулся на бок и снова захрапел. Еще сильнее, чем прежде.
   В недоумении мужик бессловесно продолжительное время молчал и безотрывно смотрел на Бригиду, ничего не понимая. Затем махнул рукой, повернулся и ушел в другое купе.
   "БИЧи" (переводится как "Бывший интеллигентный человек") представляли собой опустившихся людей; совсем не обязательно, что они в прошлой жизни были работниками умственного труда. Среди них было много всякого сброда. Они нигде никогда не работали, источник их существования неизвестен. Летом они питались "Чем Бог пошлет", а зимой - вообще неизвестно чем. Зимой они жили, вернее, ночевали, в отапливаемых зданиях аэропорта, вокзалов и других общественных сооружениях. Милиция их не гоняла, за исключением каких-либо нарушений. Количество "БИЧей" в Западной Сибири было велико. БИЧ Матрос выглядел следующим образом: одет в какие-то обноски (где он их нашел?), нерасчесаная борода, на одной (левой) ноге сапог с распущенным голенищем, в сапоге из дырки торчит большой палец, на другой ноге тапочек, носков нет. В очках, но одна линза отсутствует, виден голубой глаз. Вокруг глаза все залеплено засохшей неотмытой глиной - кто-то из недругов бросил в Матроса горсть жидкой грязи; линзу он очистил, а лицо не умывал. Личность необыкновенно колоритная, имел свои собственные взгляды и убеждения на все животрепещущие вопросы жизни, отстаивал свое понимание проблем и переубедить его было практически невозможно.
   В тот день студенты улетали из Нового Уренгоя. Отправку самолета перенесли на утро, горняки осмотрелись и по образу и подобию "БИЧей" начали располагаться на каменном полу аэропорта на ночлег. Рядом лежала довольно внушительная группа "БИЧей". Студенты их не опасались - криминалом "БИЧи" обычно не занимались. На обратной стороне аэропорта появились представительные мужчины-иностранцы с шарфиками-флагами Швеции. Они очень внимательно рассматривали "БИЧей" и расположившихся рядом с ними студентов. Оживленно жестикулировали, часто раздавался смех.
   - Держите карманы закрытыми, положите на них руку и не убирайте! У каждого из вас полно денег! Смотрите, чтобы не обчистили! - Насонов негромко шептал всем.
   Пришел вечер и сон брал свое. Все затихло. В два часа ночи раздался истошный крик. Студенты вскочили, заподозрив, что их грабят. Оказалось, что воруют "БИЧи", но не у них, а друг у друга. Предметом воровства был одеколон. Один у другого во сне вытянул флакон "Тройного", не удержался и сразу стал пить здесь же, на месте преступления, чем и выдал себя.
   Для нас, студентов из Харькова, очень удивительны и любопытны были отношения между людьми в Сибири. Вот какими они были между пилотами "вертушек" и пешеходами.
   В сибирском небе вертолетов было столь много, как в Харькове трамваев. Вертолеты летели в разные стороны. Один несет на тросах гигантский трактор ЧТЗ, другой - трубы, а вот маленький, словно стрекоза, в нем летит начальник, строго посматривая вниз.
   Летит вертолет - снизу, из земли, болтает, взмахивает руками человек, вертолет обязан остановиться - может, нуждается в помощи человек. Снижается вертолет и происходит посадка по призыву с земли - вертушка зависает на несколько сантиметров на заболоченном пространстве, чтобы пассажир мог запрыгнуть в открытый люк.
   Однажды вертолет косо стал падать прямо в воду, мы, студенты, все приникли к иллюминаторам - внизу махал человек с ружьем. Оказалось, охотник, промахнулся в тайге в направлении и нужно его забрать. Начали подниматься наверх, вертолет затрясся, словно погибая, тряска в вертушке была такова, чтобы невозможно присесть на скамью.
   Там, в Сибири, люди берегли один другого и не давали погибать. Даже за счет использования дорогостоящей техники.
   Там, где студенты - там вечный праздник. Особым почетом в стройотрядах в Западной Сибири пользовался день Нептуна. Он считался днем стройотрядов. Собирались и объединялись разные строительные отряды их различных ВУЗов, не обязательно из одного города.
   Вот стоят две бесподобно одинаковых девушки, равные высотой и тонкие в кости, находятся рядом, словно сестры-близняшки; одна голубоглазая, естественная блондинка, другая черноволосая, смеются, демонстрируя превосходную улыбку, поворачиваются к парным спинами, показывая надписи синим чернилом поперек спины, у одной - "Догонишь - буду твоя!", у другой "Не догонишь - хотя бы согреешься!". У студента-горняка написано "Девушки, не проходите мимо!". У иного "Девушки! Обратите на меня внимание!". Девушки все до одной были открытыми, одеты только в купальники. Все до единой красавицы! Жаркий день, пора любви.
   Выпивали немного. Никто никогда не напивался, существовала внутренняя дисциплина. Пили спирт этиловый питьевой или покупали вино у дагестанцев, из проезжавших на Север вагонов. Они легко, не таясь, распаковывали ящики и смело продавали студентам крепленые напитки. Их спиртные составы с низкокачественным вином шли в северные регионы неостановимо.
   - Нос! Дай мне стакан, не буду же я пить вино "Агдам" из горла, - Зверевский просительно обращался к товарищу.
   В Харькове у каждого все было свое, в Сибири приходилось побираться и просить.
   - Хм, дай... Может, тебе еще зубы дать, и рот, и глотку, чтобы ты винище и водяру глотал? А? Хочешь, желудок предоставлю? - скалил белые зубы Насонов.
   Развеселившись, вечером, перед отъездом, студенты схватили сиротливо стоявшую в углу канистру бензина, вылили ее в озеро и подожгли. Красиво горело! Позже никогда никто не хватился этой канистры - изобилие материальных бесхозных ресурсов в СССР было велико, даже в таком отдаленном от центральных районов, как Новый Уренгой.
   Борблик, человек, склонный к скептическому взгляду на жизнь и на людей, немного охмелевший, бродил и тихо напевал только что появившуюся песню группы "Воскресение".
   - Звуки скрипки, все живое, спящее в тебе разбудит, если ты еще не слишком пьян... А скрипач не попрощался, позабыв немой футляр, и ушел, словно был старик сегодня пьян... А мелодия осталась ветерком в листве, среди людского шума, еле уловимо...
   Такие простые, доступные для понимания слова была для нас новинкой. Мы их внимали по вечерам и ночам, когда Борблик включал магнитофон, и внимательно слушали. После невероятно напряженного трудового дня некоторые мгновенно засыпали, а другие лежали, слушали песню и размышляли о жизни. Сон не шел!
   После стройотряда шесть человек остались на подработку в Сивись-Яхе - в "шубу" одевали дома. "Шуба" представляла собой цементный раствор, положенный на дранку со всех сторон двухэтажного деревянного дома-барака. Свисающие капли затвердевшего цементного раствора создавали вид, что барак одет в шубу - отсюда название. Деревянные части домов красили в зеленый цвет, что вызывало недоумение у студентов.
   - Им что, здесь зеленого цвета не хватает. Везде кругом тайга! - вечнозеленые сосны были вокруг и простирались, на сколько хватало глаз. Ежедневные заработки были большими, но иногда возникали конфликты с местными жителями. Мы забирали работу у них. Каждый из местных хотел быстрее скопить денег и уехать на Большую Землю или получить чек для приобретения автомобиля ВАЗ. Приехали они в Тюменскую землю на время. Заводили семьи на неофициальном уровне, для удешевления жизни содержали хозяйство, чаще всего поросенка. Для охраны вместо собаки у некоторых был на привязи волк. По ночам он выл, задрав голову в небо. Любопытно, но нам нравился его вой - посреди ночного безмолвия раздавался хоть какой-нибудь голос.
   Жили мы в деревянном домике, который трясся от старости и ветхости. Спали на нарах. Рядом была площадка для посадки вертолета. Один раз в день прилетал вертолет МИ-4 с крыльями, мы быстро выбегали из домика на случай, что он (дом) завалится на один бок. При посадке и взлете домик качался, как карточный. Проход к дому было два-один прямой через болото, ходить этим путем боялись, можно было случайно оступиться и упасть с деревянного настила в трясину и утонуть. Второй путь был безопасным, но вел в обход болота и был намного длиннее. Но однажды, возвращаясь пьяными от девушек, рискнули пойти прямым путем и к своему удивлению, шатаясь, держась руками друг за друга, много раз останавливаясь, благополучно миновали опасный переход. Воистину, пьяным и дуракам помогает Бог... На следующее утро протрезвевший Бригида чесал рукой затылок, смотрел на болотную тропу, по которой мы ночью шли и с недоумением говорил:
   - Как это мы там не потонули?
   Постоянно работающих девушек в Сивись-Яхе было немного и приехали они из разных мест Советского Союза. Было несколько москвичек, прибывших на заработки, грузинка, в минуту любовного порыва отдавшаяся местному музыканту и за это с позором выгнанная из родительского дома, несколько украинок. Девичья команда была разношерстная, жили они в одной квартире, по разным проходным комнатам. Любовной взаимности от них добиться было легко, никто фактически друг друга не стеснялся. Это считалось естественным и необходимым для жизни. В их однообразной жизни появление молодых студентов было своеобразным развлечением. Ходили горняки к ним крайне редко. Девушки постоянно начинали разговоры о замужестве, что сильно отпугивало студентов.
   Прилетев в Москву с большим количеством стройотрядовских денег, особенно в темное время суток, необходим был ночлег. В Советские времена наличие денег ничего не означало - в гостиницу попасть было невозможно, они были переполнены, покупка билетов на поезд была проблемой. Уехать сразу из столицы нашей Родины - города-героя Москвы студенты не могли: существовал ритуал - необходимо было посетить и отдохнуть в пивном ресторане "Жигули". Расположились ночевать на Курском вокзале в стоящей электричке, с трудом разомкнув закрытые двери. Только расположились, прибыла милиция и потребовала освободить вагоны. Это не Новый Уренгой, где милиция лояльна к лицам, не имеющим постоянного местожительства! Студенты попытались оказать словесное сопротивление, но старший по возрасту, Насонов, рявкнул:
   - Всем закрыть пасть!
   Утром невыспавшиеся горняки с трудом дождались начала рабочего дня в Москве и наняли такси - ехать в пивной ресторан "Жигули". Необычайно долго, полтора часа, вез таксист изголодавшихся студентов к пиву. Машина часто поворачивала, проезжала по разным улицам. Студенты были довольны: денег заработали много, едут отдыхать да еще и Москву посмотрят как экскурсанты.
   - Далеко нам еще? - студент Миронов не выдерживал длительной поездки.
   - Скоро приедем! - таксист был спокоен.
   - Знаете, почему рыбу так называют - вобла? Это слово произошло от возгласа удивленного рыбака, когда он ее вытащил из реки! "ВоБля!" - так он сказал, - довольный Насонов смаковал пиво в "Жигулях", закусывая рыбой и раками.
   Проведя несколько часов в ресторане, студенты отправились на вокзал. Каково же было их удивление, когда пройдя всего лишь две улицы и свернув за поворот, они неожиданно для себя увидели Курский вокзал.
   - Почему же таксист так долго нас возил? - с большим недоумением спрашивали студенты друг друга.
   - Почему-почему? Не понимаешь? Зарабатывал он на тебе! Счетчик-то ведь крутился, денежки ему шли... И не надо в стройотряде загибаться!
   Позже, рассказывая сокурсникам эту историю в Харькове, оказалось, что подобный трюк со студентами-стройотрядовцами московские таксисты проделывают довольно часто.
   Доехали на поезде из Москвы в Харьков без приключений. У проводницы потребовали свежее белье, но она ответила "Всем белья не хватает!", выдавая влажный постельный комплект едущей вместе с ними польке.
   - Как всегда, мы в своей стране и люди мы второго сорта у себя дома... Иностранцам белье есть, а советским не досталось! - горевали горняки.
   Первого сентября все коридоры ХИЭИ расцвечивались желтыми стройотрядовскими костюмами. Чем больше надписей было на спине куртки с указанием названий отрядов, значит, чаще бывал студент в стройотряде, тем большее к нему было уважение. У некоторых было по пять наименований мест, где они трудились на стройках коммунизма. На них смотрели с завистью и невольным восхищением, особенно студенты младших курсов. Они тоже хотели там побывать! Но носили памятные куртки студенты недолго: пофорсив неделю-другую, все переодевались в официальную одежду.
  

ЭПИЛОГ

   Студенческая жизнь сильно расцветила наше нахождение в этом мире. У многих слоев населения не было такого периода в их судьбе.
   Если обобщенно разделить на части нашу пятилетнюю учебу, то жизнь студентов-горняков можно разграничить на следующие этапы.
   Доинститутская жизнь. Напряженная подготовка к вступительным экзаменам, жертвуя при этом всеми радостями жизни.
   1-2 курс. Всеобщее стремление приспособиться к требованиям учебного процесса, остаться в числе студентов. Внимательное рассмотрение контингента учащихся, примеривание к себе друзей или подруг.
   3-4 курс. Все стало известно, все входы и выходы в ИНЖЭКе. Тяжесть наук велика, но вполне по плечу. Полное наслаждение всеми радостями свободной студенческой жизни.
   5 курс. Желание найти достойного спутника жизни, иметь семью и детей. Закончить ВУЗ и получить диплом.
   Одновременно с решением текущих задач в течение всех пяти курсов мы стремились наверстать потерянную радость праздника жизни, оглушая себя музыкой, спиртным и любовью. Было неистовое желание жить, все познать и испытать, не оставляя себе ни минуты покоя. Мы попросту не успевали жить.
   К окончанию учебы цель образования была достигнута - мы научились самостоятельному действию и мышлению.
   Сейчас, оборачиваясь назад и обозревая те счастливые для каждого студента годы, понимаешь, что прошлое невозможно оживить.
   Вместе с тем, прекрасно понимая и осознавая текучесть времени, его безвозвратность, мы говорим - это БЫЛО! Мы БЫЛИ! Мы ЖИЛИ
  

ГЛОССАРИЙ

(словесные термины и выражения, используемые студентами горного факультета)

   Балдеть, тащиться - отдыхать и бездельничать, независимо, в пьяном или трезвом виде. Балдение и таски в индивидуальном виде не встречались, это - явление групповое.
   Биомицин - дешевое крепленое вино "Билэ мицнэ". Продавали в непрозрачных бутылках емкостью 0,7 л. На начальных курсах пили в тех случаях, когда хотели захмелеть. Часто на студенческих столах биомицин соседствовал с сухариком.
   БИЧ - бывший интеллигентный человек. Опустившиеся, зачастую спившиеся люди, которых довольно много в Западной и Восточной Сибири. Слово привезено из стройотряда и прижилось в студенческой среде. Обычным было такое обращение студентов друг к другу: "Эй, бич, бичара, дай мне прикурить!"
   Бомба - особый вид записей на предстоящий экзамен. В случаях, когда известны вопросы в билете, писались на листе подробные ответы, словно только что студент, за столом на экзамене, их осветил. Использование бомб было опасным - в процессе экзамена преподаватель мог заметить. В таких случаях бомба взрывалась.
   Бухло - в Харькове это водяра, биомицин, сухарик или пивасик, в яростном стройотряде за Уралом - этиловый питьевой спирт ("спиртяга") 96 об.
   Дойки - груди у девушек. Различалось два вида доек - наличие их или полное отсутствие.
   Вздрогнуть, накатить карасика - выпить спиртного. Словосочетание использовалось в качестве тоста в начальный период принятия на грудь.
   Водяра - водка 40 об. Чаще всего "Русская", в некоторых случаях - "Московская" или "Посольская". Употребляли на старших курсах, но надо сказать, довольно умеренно. Редкие студенты напивались до поросячьего визга. Водяру пили в Харькове, а в стройотрядах на Севере и в Сибири, в основном, питьевой спирт, который необходимо было разбавлять водой.
   Вылазка - посещение природы с целью отдыха и приятного времяпрепровождения. Шашлык на вылазке является обязательным. Перед вылазкой заранее приобретается очень большое количество сухого вина, для принятия внутрь и смачивания готовящихся кусков мяса.
   В отрубе - спать после безнормативного принятия на грудь, когда студент не соизмерил своих сил с дозой бухла.
   Гроб с музыкой - так отвечал товарищам студент, получивший "два" балла на экзамене. Гроб означал, что не будет стипона, и в землю будут зарыты все надежды и мечты, а музыка ожидалась потому, что теперь неуспевающего будут склонять во все стороны и ругать на комсомольском собрании группы, затем - на комсомольском собрании курса, потом - на комсомольском собрании факультета, затем - на партийном собрании факультета, потом все это перейдет на уровень профсоюза. "Музыка" будет звучать очень громко и долго, до наступления следующей сессии.
   Залетела - горестное заявление подружкам о неожиданной и нежелательной беременности. Если слово "пролет" означало любое неудобство, то "залетела" несло в себе единственный смысл - вопрос, что делать в такой ситуации? Оставлять плод или сделать аборт?
   Зубья - человеческие зубы. "Пойду, почищу зубья... А то с утра еще не чистил".
   Калдырь - регулярно пьющий студент или стремящийся находиться в состоянии постоянного хмельного одурения. Среди горняков встречались крайне редко. В общаге, где жили студенты разных факультетов, периодически формировались группы калдырей, в основном из представителей других факультетов; горняки иногда к ним примыкали. На постоянной основе из студентов горного факультета группы калдырей никогда не образовывались.
   Клеить - приставать к девушке с целью знакомства.

Конь с педалями - неодобрительный отзыв о каком-либо студенте или биче.

   Копыта, заготовки - человеческие ноги, расположенные в данный момент в таком месте, когда кому-нибудь мешали. В таких случаях звучала фраза: "Убери в сторону копыта (заготовки)!".
   Лярва, лявра - обычно это слово говорилось не в глаза, а в спину идущей девушки. Означало оно в некотором роде восхищение, что девушка смогла что-либо провернуть: хорошо сдать сессию при отсутствии знаний, получить зачет автоматом и др.: "Молодец! Вот это Лярва!"
   Носаки - носки. Часто по утрам, в суматохе одеваясь, боясь опоздать на занятия, некоторые студенты не могли найти своих носаков. Всегда для них был ответ: "Вон там они, в углу стоят!"
   Пивасик - разливное пиво в бокалах. Пили пивасик в огромных количествах на первых курсах. Ходили на пивасик на Павловский базарчик (сейчас его не существует, там транспортная развязка), устанавливали приз - кто больше бокалов пива выпьет. Победитель материального подарка не получал, кроме словесного восхищения окружающих. Часто в результате принятия огромного количества пивасика победитель падал на землю и засыпал. Иногда пивасик вызывал желание выпить водяры в общаге и продолжить студенческий праздник. Рекордсменом был Алик Евтушенко - он выпивал 11 бокалов (каждый по 0,5 литра). Для Топоркова личный рекорд - 6 бокалов.
   Пляски - танцы в общежитии. С легкой руки студента Липатова танцы стали именоваться плясками и это слово прижилось. Пляски организовывались в общежитии на каждые выходные и обязательно в праздничные дни. По иному пляски назывались танцы-шманцы-обжиманцы. В зависимости от ритмичности музыки студенты могли скакать как горные козлы по расщелинам или практически стоять на месте, плотно обнявшись и покачиваясь под музыку.
   Принять на грудь - выпить определенное количество водяры, биомицина, сухарика или пивасика. Обычно говорилось про чувака, который в отрубе лежал: "Не рассчитал сил, бедняга, много принял на грудь".
   Пролет - неудавшееся мероприятие. "Я в пролете" - могло означать что угодно: несданный экзамен, неудавшуюся встречу с любимым(ой), вылетевшую грязь из-под колес проезжающего автомобиля и так далее и тому подобное. "Вот блин, надела босоножки, короткую юбку и блузку и пошла на занятия. А на улице месяц лютый (февраль)... Я в пролете, девки...". Этим словом объяснялось все. После заявления о "пролете" со стороны слушающих всегда звучал наводящий вопрос: "Что случилось?". Дополнительных расспросов не звучало только в одном-единственном случае - когда студентка говорила, что она "залетела". Сразу всем становилось ясно.
   Рубать - процесс, происходящий при наличии хавки.
   Склеить ласты - оказаться "на мели", без "бабок" (денег).
   Слинять - самовольно покинуть учебные занятия. Преследовалось и наказывалось деканом Чугаенко.
   Стипуха, стипон - стипендия. Выдавалась ежемесячно, как ход часов, всегда в один и тот же день. Зачастую этот день превращался в праздник, который останавливался только тогда, когда заканчивался стипон.
   Сушняк - обезвоживание организма после чрезмерного принятия "на грудь". Сушняк ликвидируется употреблением большого количества воды. Однажды Топову было лень идти ночью за водой в умывальник, он вынул букет цветов из графина и выпил настоявшуюся теплую жидкость, сильно отдающую ароматом. Удивительно, что после употребления "цветочной" воды у него не было "отходняка". Может, это средство для устранения похмелья?
   Сухарик - сухое вино. Слово ввел в оборот студент Зверев. В начальный период учебы (1-й и 2-й курс) употреблялось в невообразимо больших количествах. Сухарик стоил недорого, студенты могли его себе позволить употреблять в охотку, без ограничений, в магазинах он был в изобилии. На старших курсах начали пить водяру.
   Телки - синоним слова "девушки".
   Трусья - трусы на резинке, в обычном виде, до колен. Легкая промышленность СССР других не производила.
   Фарцевать, фарцовка - спекуляция шмотками.
   Шара - удачное для студента-горняка стечение обстоятельств. "Сдал экзамен на шару" - означало, что попался легкий билет со знакомыми вопросами. "Погудел на шару" - не затрачиваясь финансово, хорошо пробалдел и протащился в какой-либо компании.
   Шкеры, лапти - обувь в любой период года. Зачастую шкеры и лапти приобретались в Москве, во время возвращения из стройотрядов с заработанными деньгами.
   Школа - Харьковский инженерно-экономический институт. Некоторые студенты школу называли "Храм науки".
   Шмотки - все, что можно надеть на себя. "Хорошая шмотка" - это могли быть трусья, а могли быть золотые сережки.
   Шпоры - заранее заготовленные на экзамен краткие записи. Использовались повсеместно. Шпоры писались обычно на вопросы, которые представляли трудность для студента.
   Штриксы - джинсы. Под индивидуальный заказ и по личной просьбе штриксы привозили студенты-иностранцы. Стоили штриксы довольно дорого - 1,5-2,0 месячной зарплаты советского инженера. Цена могла быть выше, в зависимости от качества, фирмы, лейбла и прочих пустяков. В штриксах ходили практически все студенты-горняки. Особым шиком было подворачивать низ штанин штриксов не вовнутрь, а наружу.
   Хавка, хаванина, хавчик - пища. Нельзя сказать, что горняки были постоянно голодными, но подкрепиться никто никогда не отказывался: "Похавать? Я всегда готов!"
   "Хвосты рубим сразу" - так заявил Зверев студенту-однокурснику Рыжченко, пристально глядя ему в глаза, когда тот в очередной раз захотел присоединиться к формирующейся группе "балдежников", не внеся при этом денежного взноса. Фраза была сказана на втором курсе и под разными соусами звучала до окончания школы.
   Шалава - восхищенный отзыв о девушке.
   Щелкать клювом - посматривать внимательно по сторонам, определяя, где формируется группа для балдения и таски с целью присоединиться.
  
  
  
  
  
  
  
  

185

  
  
  
  
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"