Доброе утро, мир! Что же случилось с тобой? Или со мной? Ведь когда я проснулась, обнаружилась странность, причем не одна. Исчезли звуки, и я перестала слышать даже себя. Собственно, именно эта тишина меня и разбудила.
Я могла бы лежать в теплой постели и прислушиваться хоть до посинения, пока до меня не дошло кое-что еще. Необходимость дышать у меня отпала, как когда-то у человека отпал хвост. Не сказала бы, что это меня расстроило, показалось странным, не более.
И все же остаться равнодушной я не могла и вскочила с кровати. Тут обнаружилась поразительная легкость в теле, и мой порыв заставил меня буквально воспарить над полом.
Опустившись, я, пошатываясь, подошла к окну: хотелось убедиться,что мир по-прежнему здесь и за него можно уцепиться словно в спасательный круг.
За отодвинутыми мной шторами лежал застывший город, замерзший, замерший, окоченевший. Дворник застыл с метлой. Голодная псина примерзла носом к ладошке прохожей, которая замерла в полобороте и забылась, не думая одернуть руку. И машины, и автомобили закоченели на дорогах, как гниющие трупы, испуская зловоние и ядовитый пар.
И только снежинки, подчиняясь гравитации, бесшумно падали на землю. Хотя они и раньше вели себя тихо.
Не работал телефон, и мобильный, и чайник. Чайник, потому что не было электричества. Почему не работал мобильный, осталось неизвестным. Зато в кране текла вода, и я умылась. Оделась. Есть не хотелось, пара яблок плюс минералка на случай были закинуты в рюкзачок, и я вышла из дома.
Прыжки через пролеты лестниц уже не моя мечта и не сон, вот она я: спустилась непринужденно и легко. И чертово дыхание ни разу не сбилось ввиду своего полного отсутствия.
Нажала на кнопку - открылась дверь, дорожка припорошена снегом. И что-то подхватило меня и закружило безумным танцем, в котором мелькали копны рыжих волос и фиолетовая(?) кожа.
Не думала, что такое возможно, когда любое движение причиняет боль, и предположить не могла, что меня будут убивать так мучительно красиво. Выверт - и мне почти сломали руку, пробег, поворот - и я откашливалась кровью из легких. И глупо, по-детски задавалась вопросом: за что?
Пытка длилась долгие мгновения, пока не закончилась словами: "Че за фигня?" Длинные узкие пальцы впились в мой подбородок, почти погладили, такой показалась их хватка после того, что творили со мной раньше. Блоьшие темные глаза в глядывались в мое лицо, давая мне получше рассмотреть их хозяйку.
Вот значит, как выглядят марсиане! Оттенки фиолетового мне не привиделись, они создавали болезненный контраст к рыжей шевелюре. В остальном, это была красивая девушка с серьезными глазами, с глазами, которые могли быть жестоки, в этом я убедилась. Она еще губы недовольно поджала. Я бы рассмеялась, если б только меня не скручивало пополам от боли.
Ик акой же она была сволочью, когда нежно проворковала: "Ну, привет, красавица! Какая жалость - не моя," - а потом, не церемонясь, отбросила меня прочь. Я взвыла бы, но не смогла. Вся я была обеззвученна, обделенна, как и мир вокруг. Единственный источник шума стоял, насмешливо вскинув бровь.
- Ба, новорожденное отребье, не научилось еще рзговаривать, - она сделала вид, будто умилилась и, как кошка, выпустила когти внушительной длины. Я испугалась: такими горло разорвать проще простого.
- Тем лучше, - продолжало чудовище, - не люблю, когда скулят и ноют. Раздражает.
- И чем же тебя разозлил этот ребенок, Ледо? - с крыши, играя сосульками, обрушился снежный смерч, в центре которого двигалась забавная девчонка лет тринадцати на вид. Прелестные локоны, лучистые глаза и оочаровательная улыбка, которой не хватало верхних клыков, заслужили мою симпатию и благодарность.
- Ее вина - мое впустую потраченное время. Уходи, оставь мясо злым кошкам.
- Знаешь, Ледо, вы с Женовой друг друга стоите, - направив сосульку, как шпагу, произнесла малышка, - мне казалось, твое несчастье должно было заставить тебя задуматься. Пожалуйста, можешь убить эту невесту, но знай, я буду мстить за нее.
Приятно было слышать, что мой убийца не останется безнаказанным, но умирать я не хотела, когда в мою жизнь только начали проникать сказки и чудесности.
- Твоя взяла, Муренок, я уйду, -Ледо явно хотела достойно закончить разговор6
- Сама понимаешь, я тороплюсь. Но впредь постарайся, чтобы наши пути больше не пересекались.
- Я только за! - сказано просто, но с каким подтекстом, у меня аж муражки по спине побежали. затем моя спасительница вдруг засуетилась: ей стало стыдно за ледяной штырь в руках, и она поспешила от него избавиться.
Злодейка удалилась, не прощаясь. И, едва оттолкнувшись от земли, запрыгнула на крышу соседнего дома.
Мы остались одни. Я едва удержалась, чтобы не накинуться на девочку: о стольком мне хотелось ее расспросить! Она оглянулась,в ее взгляде промелькнули та же насмешка, то же осознание превосходства, что явственно демонстрировала мне Ледо.
Славная малышка старалась скрыть это за самой светлой, улыбкой, которую мне доводилось видеть. Мы стояли и смущали друг друга: она одной своей улыбкой, я, вероятно, одним своим видом.
- Как неловко! - рассмеялась девочка. Я невольно улыбнулась в ответ.
-И что мне с тобой делать? Я пожала плечами, что должно было значить: делай, что хочешь, я на все согласна.
-Взять тебя с собой я не могу. И быть твоим другом права не имею, - мои удивленно вскинутые брови вопрошали: почему?
-Ты невеста. Чья-то. Не моя.
Последние слова сопровождала такая безысходная тоска, что сердце защемило от жалости. Нестерпимо захотелось обнять и утешить ее, но она не позволила. Плавным движением отстранилась и уплыла от меня.
- Ты потерявшийся щенок, - сурово нахмурила брови, обращаясь не ко мне, а скорее убеждая себя: - У тебя обязательно найдется хозяин, который разобьет мне сердце, если я сглуплю и привяжусь к тебе.
То, что говорила Муренок, начинало потихоньку раздражать. Я ощущала себя свободной, не обремененой никакими обязательствами. Все условности и запреты остались в прошлом. Сейчас меня не сковывала даже сила земного притяжения.
Я могла танцевать посреди улицы, не заморачиваясь тем, что меня примут за больную или пьяную. Стоило лиць подумать, как ноги сами понесли меня и закружили в пируэтах, а руки расправились и, как крылья ветер, ловили каждый такт движения.
Муренок не удивилась. Я на это и не надеялась. Она смотрела на меня, и ее глаза засияли новым светом, а улыбка обрела мечтательный характер. Странно было видеть ребенка, который о чем-то ностальгирует.
-Да, я понимаю. Прошло столько человеческих дней, но я помню, каково это проснуться и чувствовать себя перерожденной. Экстаз, эйфория и безграничный эгоизм. Желание быть и оставаться такой, какая ты есть.
Она подбежала, вплелась в сетку моих шагов и сказала:
- Я буду звать тебя Радой. К черту всех! Ты принесешь мне радость, подаришь покой и... (Вздох) Я не буду загадывать большего. Остальное решать тебе.
Мы танцевали вальс. Я вела, малышка была чарующе мягкой и нежной. В отличии от Ледо, которая была резка, но все же, умела заворожить.
Муренок спросила, пойду ли я с ней. Я еиквнула в ответ, это значило "да".
Я познавала загадки своего нового существования. Изменилась я, а мир остался прежним. Кто-то отравил меня своей любовью, ядом, которым от внезапно возникшей страсти наполнились чьи-то клыки. В результате я совершила переход, и время потекло иначе, превращая секунды в часы, а дни приближая к вечности.
Муренок баловала меня прогулками по окрестностям мира: нас, "жителей Старого света", ограничивали только океаны, но и в пределах трех континентов малышка обещала показать мне множество удивительных мест и прекрасных вещей.
Где-то в предместьях Альп расположен водопад. Ему, наполовину скованному льдом, обросшему кавалькадой сосулек, мороз и холод не могли помешать соблюдать давний порядок и радовать своей красотой.
Я раньше не бывала на водопадах и даже не подозревала, что они есть в Европе. Поэтому очень жаль, что у меня остались такие сумбурные воспоминания о первой встрече с ними.
Серебристая река обрушивается вниз, клубы тумана поднимаются, застывают, порой они кажутся мне белесыми столбами - я могу их сосчитать. Взгляд скачет с одного на другое, пытаясь проследить полет каждой капли.
У меня кружится голова: я слишком привыкла к статичности окружающего, что эта вылазка на природу оказалась для меня сродни "американским горкам".
Холодные брызги то и дело долетали до нас. Муренку нравилось: зажмурив глаза, она подставляла навстречу им лицо. А я до сих пор ощущаю их на коже и не могу понять, то ли они обжигают, то ли просто горят.
Я разрывалась: мне нужно было знать, почему течет вода, почему снег продолжает падать. Но говорить я не умела, простое "почему" было для меня слишком сложным, и я смогла через силу только выдохнуть: как? Спросила и растерялась от того, сколько чувств было вложено в одно единственное слово. Оно прозвучало чересчур громко и резко, как крик раненой птицы. Отчего-то стало стыдно за себя, но Муренок, кажется, все поняла. Вообще, это была, наверное, самая отличительная ее черта - быть всегда и все понимающей.