Муж вошел в квартиру, тяжело дыша, в мокрой майке после пробежки.
- Кто со мной в бассейн?
Семья сидела в молчании - каждый за своим компьютером. Уши детей были заткнуты наушниками. По лицам бродили потусторонние улыбки.
- Никто не хочет в бассейн? - спросил муж погромче.
Дети потянули за шнуры наушников и освободили уши для общения с родителем.
- В бассейн? Вчера ж ходили...
- И сегодня пошли!
- Неохота... Чо, каждый день, что ли, будем теперь ходить?
- Ну, хорошо, не хотите - не надо, но тогда позанимайтесь алгеброй! - муж строго посмотрел на сына.
- Ага, - сказал сын, заткнул уши наушниками и повернулся к монитору.
Дочь тоже восстановила наушник в одном ухе - на всякий случай, чтоб не пропустить возможный интересный промоушен родителя. И забарабанила пальцами по клавишам ноутбука, отвечая на вопрос в чате. Муж пошел в ванную - смывать свой трудовой пот, кинув мне вопрос:
- Ты мне сумку собрала для бассейна? И не забудь плавки красные положить... и очки...
Я поплелась собирать ему сумку: полотенце, плавки красные, очки, замок, пропуск, тапки. В ванной громко лилась вода. Муж выскочил из ванной мокрый, но бодрый.
- Последний раз спрашиваю: кто со мной? Никто? Ну, я один тогда пойду... Поем, когда приду! - схватил сумку, громко хлопнул дверью.
Вечер обещал быть спокойным. Я зашла в ванную, подобрала с пола валяющуюся мокрую майку и полотенце, отнесла все в стиралку. Алгеброй с сыном заниматься не хотелось. Совсем. Хотелось порисовать, порисовать так, чтоб никто не мешал. Я давно собиралась сделать копию с картины Ван Гога 'Терраса кафе ночью'. Эта двухметровая репродукция висела у нас на кухне, как плакат, и давно хотелось сжать ее во что-нибудь поменьше и поуютнее. И казалось, что сейчас для этого самый подходящий момент. Тем более, что у меня уже давно был заготовлен холст под эту картину. Он пылился в углу и уже больше чем полгода ждал, когда до него дойдет очередь.
Я достала холст, акрилик в тюбиках, кисти, ванночку для воды, белую керамическую миску для разведения и смешивания красок. Зажала все это подмышками и в руках. С трудом дотащила все до кухни, вывалила на стол. Большого мольберта у меня нет, такого, какой подошел бы под размер моего холста. Застелила два стула пленкой - на один поставила холст, на другой свалила краски-кисти. Налила воды в ванночку.
Этот момент перед началом работы всегда самый сложный. Главное - не вспомнить про какое-нибудь неотложное дело. Иначе все настроение пойдет прахом. И не отвлекаться. Ловить свет и цвет. Кисти в банке тоже уже запылились - я давно не рисовала. И краски в тюбиках подсохли. Некоторые совсем невозможно выдавить на палитру. Разломила тюбик. Наковыряла краски. Развела водой. Пусть отмокает.
- Кать, а карандаш у нас очень мягкий есть?- крикнула я дочери.
Дочь вынула наушники из уха:
- Ты мне что-то сказала?
- Карандаш мне мягкий нужен и ластик дорогой для художников, который я в колледже покупала весной.
- Ну, на столе карандаши посмотри, а ластик щас найду.
Я подошла к письменному столу дочери, порылась в банке с заточенными карандашами. Самый мягкий, какой у нас есть - 2В. Взяла ластик. Вернулась к холсту. Так. Надо все разметить, чтоб пропорции правильные, перспектива... Главное - не бояться начать.
Все разметила - пути к отступлению нет. Но сомнения гложут: неужели из всего этого выйдет что-нибудь толковое? Самое трудное - это мокрая мостовая и блики на ней ночных огней. Начну сверху: с домов и неба. Он наверняка рисовал это на пленэре, а не по памяти. Поэтому цвета надо подбирать точно. Небрежно прорисованы звезды на черно-фиолетовых мазках неба. Наверное, он щурил глаза, и звезды от этого немного расплывались...
Звонок. Мой телефон надрывается где-то в комнате. Ну, хоть бы кто-нить принес мне трубку. Так лень вставать... Хотя, у них в ушах наушники - они ничего не слышат.
- Саш, телефон мне принеси! - кричу я в комнату.
Сын прибежал, держа в руках уже замолчавший телефон. Так и есть - звонил муж. Перезванивать ему не буду. Еще раз позвонит, если нужно... Звонок:
- Я слушаю... Что? Говори тише и медленнее... Что в бассейне? Ну, как знаешь...
Я положила трубку. Муж радостно сообщил, что наш бассейн закрыт - они не наняли спасателей для вечерней работы, и он поехал в другой. Зачем мне все это знать?
Так. Штукатурка на доме в ночных сумерках серо-голубая, потертая. Черные контуры домов. Небо над ними чуть бледнее из-за светящегося в ночи города. Оттенки цветов я наложу позже, когда подсохнет основной слой. Угол дома справа - светящаяся витрина. Немного небрежно, чтобы был виден отсвет на черной раме окна.
На кухню вошла дочь.
- Похоже... Только в домах нужны окна. И у него как-то все... лучше...
- Уйди отсюда, не мешай, пожалуйста, дай спокойно поработать...
Дочь ушла.
Контур двери слева - серый с бликами, бордовая рама окна.
- Мам. Я есть хочу, - на кухню пришел сын.
- Я сейчас занята, попозже...
Так. Начинаю рисовать навес над террасой. Смешиваю желтый, белый, добавляю оранжевого. Тени надо наложить крупными мазками. Наверное, он работал жесткой кистью. Я тоже люблю жесткую кисть с длинной ручкой. Оказывается, я держу кисть, как научил меня китаец-учитель пару лет назад, когда я брала у него уроки каллиграфии. Оранжевые дверные проемы в стене. И не забыть фонарь под навесом, от которого идет весь этот свет. И окно на задней стене веранды. Пол сделаю яркий, потом наложу на него более темный оттенок - рельеф досок. И столики потом, и посетителей. Хотя, темный контур человека в дверном проеме нарисую сейчас... и официанта тоже.
- Мам, я хочу есть,- на кухню вошла дочь.
- Ну, поищи что-нить в холодильнике. Я не могу отвлечься - я ловлю свет фонаря на веранде.
Дочь что-то проворчала и полезла в холодильник, задев попой стул, на котором сидела я. Я оглянулась.
- Можно не пихать мой стул, когда я рисую?
- Нельзя. Я не смогу иначе открыть холодильник. Кто ж виноват, что ты тут уселась на проходе?
- А где я должна была усесться? Я должна была снимать со стены плакат, тащить его в другую комнату, прикреплять его на другое место? Так, что ли?
- Не знаю, как хочешь, - дочь шуршала пакетом с хлебом - наверное, делала себе бутерброд.
Я повернулась к картине. Левое плечо официанта поднялось выше, чем нужно. Надо исправить. Фонарь под навесом. Я не могу сделать так, чтобы он испускал свет. Может быть, добавить чуть-чуть белого с желтым? Или оранжевого? И контур не проработан, размыт... Нет, не получается. Вернусь к нему позже. Так, сейчас все светящиеся окна и все желтое... И не забыть отсветы на стену дома и светящиеся окна темных домов.
- Мам, а что это Катя ест, я тоже хочу... - на кухне снова появился сын. - А у тебя классно получается! Оч похоже.
- Спасибо. Я сейчас занята. Приготовь себе что-нибудь сам или подожди меня немножко, когда освобожусь, - бормочу я, не отрывая взгляда от картины.
Сын открыл холодильник, пихнул мой стул.
- Я приготовлю себе хот-дог... Ты мне только говори, как готовить, а я буду все сам делать. Если ты так недельку порисуешь, знаешь, как классно я научусь готовить? Так, сосиску вместе с хлебом надо в микроволновку класть?
- Нет, возьми тарелку, положи на нее сосиску и поставь внутрь.
- А время какое? Минуты хватит?
- Хватит.
На полке погремела посуда и захлопнулась дверь микроволновки. Я вздрогнула.
Дерево над витриной справа забыла. Что-то дерево у него не очень - нельзя узнать, елка что ль?
Пищит микроволновка - сосиска готова. Сын снова полез в холодильник, наверное за кетчупом, и снова пихнул мой стул.
Так. Немного светлого, чтобы выделялись отдельные ветви. И мазки покрупнее, небрежнее.
Хлопнула входная дверь - муж вернулся. Что-то он быстро наплавался.
- Ну, что, великая художница, все рисуешь? У Ван Гога как-то лучше получилось. А где окна на домах? И звезд у тебя меньше!
- Иди отсюда, не мешай. Дай порисовать спокойно...
- Хочу и мешаю. А что ты мне рот затыкаешь? Ты, как художник, обязана ознакомиться с общественным мнением! А рисовать-то ты умеешь, как Ван Гог?
- Не мешай. Чтобы понять, умеешь рисовать или нет, надо сначала попробовать. А если не попробуешь, то и не поймешь никогда... Не мешай...
- Я есть хочу...
- Ты подождать немного можешь? Я свет ловлю. Я сейчас не могу.
- И сколько мне ждать? Может быть, ты до утра рисовать будешь...
- Ну, разогрей себе сам. Там в холодильнике есть еда.
- Я сам не хочу. Мне приятно, когда ты разогреешь.
- Ладно. Через десять минут.
Вздохнула тяжело. Ван Гогу было хорошо - он не был замужем.
Так. Столики и стулья. Ван Гога не хватило на стулья - они прорисованы небрежно. И не забыть отблески света на них. На столах, стоящих на мостовой, отблески желтоватые, а на ножках столов - красноватые.
- Мам, я что-то не наелся, - на кухне снова появился сын. - Я решил пожарить себе ветчины.
Хлопнула дверца холодильника. Грохнула на плите сковородка.
- Масло надо наливать?
- Надо.
- Как газ включать?
- Поверни ручку, оно само зажжется.
- Повернул, а оно не зажигается... Надо долго ждать?
На кухне сильно запахло газом. Я встала со стула и подошла к плите. Зажгла газ.
- Видишь? Вот так... Сначала повернуть, не до конца, начнет щелкать и зажжется, потом немножко обратно повернуть, чтоб щелкать перестало.
Поставила на огонь сковородку. Села на свой стул, повернулась к картине.
Так. Мостовая. Наверное, фон надо сделать серый. Запахло пригоревшей ветчиной.
- Снимай скорее, а то все сгорит.
- Я уже.
- Кетчуп убери в холодильник.
- Потом... может, он еще понадобится.
Мостовую он рисовал тонкой жесткой кистью, но жирными мазками, набирая много краски, чтобы показать рельеф мокрого булыжника. Так, как у него, я, наверное, не смогу. Поэтому буду делать, как получится. Сначала черные мазки. Хотя нет, черного лучше потом добавить. А вот тут рельеф мостовой... Красный. Коричневый. Светло-серый.
- Ну, мы есть сегодня будем или нет? - на пороге кухне появился муж. - Я больше не могу ждать. Почему ты всегда выбираешь для своего рисования самое неудобное место и время, когда вся семья хочет есть?!
- Вся семья уже поела. Сейчас сделаю тебе что-нибудь...
Встала, открыла холодильник. Пошарила там взглядом.
- Есть макароны с котлетами, будешь?
- Опять макароны?
- Почему опять? Я давно их не готовила. На этой неделе была и картошка, и рис...
- Ну, давай, раз ты больше ничего не можешь...
Вывалила на тарелку макароны и котлету, посыпала тертым сыром, поставила все в микроволновку на три минуты. Он любит, чтоб погорячее... Порезала помидоры и огурцы, посолила. Открыла пропищавшую микроволновку, достала горячую тарелку. Взяла прихватку, ухватила ей тарелку, другой рукой - блюдце с огурцами-помидорами и потащила все мужу - на стол перед компьютером.
- А попить?
- Сам. Сок в холодильнике.
- А что это ты намесила мне в макароны?
- Это сыр расплавился.
- Я столько не съем...
- Выкинешь, что останется...
Вернулась на кухню. Так. Мостовая. Мокрый булыжник. Еще чуть-чуть светло-серого. И доски ступеней темнее и рельефнее. Муж полез за соком в холодильник и пихнул мой стул.
- Нежнее, пожалуйста, я рисую...
Когда ж они уже лягут спать? Уже 11 часов...
- Саша, ты помыться не забыл? И спать уже давно пора! - окликнула я сидящего перед телевизором сына.
- Щас иду...
В ванной полилась вода... Стихла... Сын появился на кухне с лохматой мокрой головой.
- Мам...
- Ну, что?
- Спокойной ночи... Я пришел сказать 'спокойной ночи'...
- Спокойной ночи... Ты бы лучше голову вытер...
- Я почитаю у тебя в спальне перед сном?
- Почитай, только не долго...
Так. Мостовая. Булыжник... Не получается у меня рельеф. Мазня какая-то. И люди на террасе. Надо их рассадить за столики. Какая-то корова спереди, бесформенная. Не хочу ее рисовать. А может быть, так все и оставить - без людей? Только официанта?
- А где люди? - на кухне появился муж, громко плюхнув тарелку в раковину, где, судя по звуку, уже была гора посуды.
- Не буду я людей рисовать. Не хочется что-то... Мешает мне эта толпа. Проходной двор какой-то.
- Да, это что-то новое... Новое движение в искусстве - копировать знаменитые картины, но с развитием сюжета... Как эта картина называлась?
- 'Терраса кафе ночью'.
- Вот... а твоя будет называться 'Терраса кафе, два часа спустя', когда все уже ушли... И выставить на e-bay...
- Ты оставишь меня в покое сегодня или нет?
- Оставлю. Я спать пошел, а ты тут хоть до утра рисуй...
Полпервого. В доме тишина. Как хорошо... Ван Гог, наверное, нарисовал картину за несколько часов. Как ему это удалось? Я рисую уже больше пяти часов... Так, людей не буду. Тогда надо прорисовать задний план веранды, окно, сделать ставни, тени по стенам и отсветы сквозь них. Отсветы у меня даже, пожалуй, лучше, чем у Ван Гога. И фонарь... Что же делать с фонарем? Не могу поймать его свет...
Что-то я проголодалась. Половина второго. Кофе, пожалуй, и бутерброд. Как я люблю вечернюю тишину дома и приглушенный свет над плитой... Шумит чайник. Я намазала cream-cheese на хлеб. Налила кофе, добавила молока. Прихлебнула. Кофе приятно потек внутрь. Откусила бутерброд. И почему я не хочу людей на картине? Я не боюсь их рисовать. Лень, конечно, возится с каждой фигурой... Но не в этом дело... Они мне просто мешают почему-то... Прихлебнула еще кофе. Бедный Ван Гог... Интересно, его, хоть, угостил кофием хозяин кафе, когда он закончил рисовать? Наверное, тогда вечером, после дождя было холодно и промозгло. Пойду полежу в ванной, а дорисую завтра... Хотя, надо сначала собрать и помыть кисти. И еще вымыть гору посуды в раковине...
Все вымыла. Вылила грязную воду из плошки, помыла кисти. Вышла с кухни, споткнулась о сумку мужа, которую он принес из бассейна. Вытащила все его мокрое барахло и засунула в стирку. В гостиной разгром: на столе еще грязные тарелки, стаканы, миска с остатками поп-корна. Они, оказывается, и поп-корн жарили, а я не заметила... Все отнесла в раковину, помыла. Надо бы еще мусор вынести... Но это уже завтра. Два часа ночи. Пойду в ванную.
Включила воду. Вода наливается с грохотом - перебужу весь дом... Разделась, шагнула в воду. Подождала, пока наберется полная ванная, выключила воду. Как хорошо лежать в тишине в теплой воде. Отдыхают глаза и руки. Пальцы устали. Бедный Ван Гог. Как он там, на холоде рисовал?
Вылезла из ванной, вытерлась жестким полотенцем, натянула пижаму. Выключила свет в ванной и потопала в спальню. Храпит муж. Свет фонаря под окном прилип к стене спальни большим, кривым, светлым квадратом. Я легла, как провалилась, и казалось, что буду спать, как убитая. Но спала плохо, все время крутилась во сне - душила майка и замотавшееся одеяло. Просыпалась и смотрела на красные цифры часов, удивляясь, как мало времени я проспала.
Заснула под утро. Снилась огромная океанская волна, как цунами. И я пыталась уйти от этой волны в город, в котором улицы затоплены водой. Вода чистая, глубокая и чуть зеленоватая. Как в Венеции. На дороге неглубоко: по пояс. Сын делает шаг в кювет, а там - по горло. Я вытаскиваю его за руку на дорогу и тащу куда-то в сторону гор. И так интересно смотреть на эту прозрачную и спокойную воду, как движутся в ней ноги..., хотя где-то там, на побережье, поднялась огромная серо-зеленая стена воды и нависла над городом... Звуки других людей, идущих рядом, окружили меня. Их голоса, такие настойчивые и навязчивые, что я начинаю просыпаться и уже чувствую утренний свет сквозь закрытые веки... И понимаю, что это, наверное, сын включил телевизор, и голоса людей приходят оттуда. Заворочался муж... и вдруг крикнул во все горло:
- Выключи звук! Поспать не даете в выходной день!
Я вздрогнула. Так и инфаркт недолго получить... Сердце билось часто и гулко, отдаваясь где-то в ушах.
- Что ж ты так орешь! Я же сплю еще...- вздыхаю я сонно.
- Ты знаешь, мне приснилось твое кафе, только без цвета. Черно - белое...
- Это невозможно. Без цвета этого кафе нет. Оно есть, только потому, что есть цвет и свет... Ты дашь мне поспать или нет?
Муж потянулся, просыпаясь окончательно...
- Ложиться надо раньше, как все нормальные люди... А что у нас сегодня на завтрак, великая художница?
- А на завтрак я нарисую тебе манную кашу... Или лучше яичницу? - бормочу я, обнимая подушку, с закрытыми еще глазами...