Аннотация: И в холодной антиутопии есть место симпатии. Посвящается маленьким человечкам Большого Города.
Собственно о любви здесь совсем немного :-)
1
Треск стих. Вертолет прошел над Старым Городом, прогудел в отдалении и смолк. Рамзай высунул голову из-за самодельного бруствера из картонных коробок и старой кровати, и осклабился мутному оку солнца.
- Хай, - тихо сказал он. - Еще один пролетел, - а мы живы. Значит есть на свете справедливость.
- Нету ее, - прогудел Лёха, скидывая с себя рулон гнилого рубероида, которым прикрывался. - Нету ни ее, ни той, другой, в платье голубом.
Рамзай промолчал. Он смотрел на маленького красного клопа, который полз по штанине. Полз как танк.
Начал накрапывать дождь. Это было еще хуже, ибо Рамзая шибко колбасило в дождь. Лёха лениво нырнул под рубероид. Через минуту оттуда потянулся сигаретный дымок.
- Лёх, - позвал Рамзай. - Оставишь.
Вместо ответа Лёха протянул сигарету - целую, с красивым золотым ободком у фильтра.
- "Dunhill", - Рамзай глянул на него с уважением. - Крутой! Дай прикурить.
Лёха протянул свою сигарету, ткнул тлеющим концом. Рамзай быстро наклонился, прикурил.
Вот тогда-то и началась эта история.
Когда-то, много лет тому назад, один город распался на два: Новый и Старый. Новый... да, это был чудесный ультра-современный город с богохульно вздымающимися вверх шпилями небоскребов, стерильно гладким покрытием дорог, город, напичканный латексом и электроникой до самого нутра. Забальзамированный город-труп. Предельно идеален для того, чтобы жить. Там царил порядок - закон, возведенный в высшую и единственную добродетель. Город был обнесен стеной - сначала из искусственных деревьев, затем - из прозрачного стеклопластика.
Старый город был гниющим городом-трупом. Остовы железобетонных мегалитов испещряли его лицо. Он умер. Но ведь и в трупе существует жизнь - маленькая, копошащаяся...
Люди, жившие в двух разных городах, тоже отличались друг от друга. Новоградцы - чисты и одинаково красивы. Староградцы - сброд и шпана, грязны и больны.
Между ними лежала непреодолимая полоса ничейной земли. Тех, кто из Старого пытались пролезть в Новый, Охрана Порядка живо приводила в чувство. Для того-то черными стрекозами вились геликоптеры, контролируя жизнь Старого города.
Стоит ли говорить, что те и другие ненавидели друг друга?
2
Шарк по асфальту заставил Рамзая выронить сигарету. Он недоуменно глянул на Лёху:
- Ролики?
Лёха высунул ухо из-под рубероида и прислушался.
Да, ролики, самые что ни на есть настоящие - по шесть колес на каждом. Они блестели новым глянцем недавно сошедшего с конвейера материала.
Она была невысокой, с рыжеватыми, забранными в хвост волосами, синеватой курточке и серых брючках. И катила она вперед, совершенно игнорируя самодельный бруствер.
- Слепая, - проворчал Лёха, опуская рубероид на место.
Рамзай едва успел отскочить, когда она с грохотом врезалась в коробки, запуталась в обломках кровати и упала. Заплакала.
Чего она там выла - Рамзай так и не понял. Ушиблась, наверное. Кое-как села, подобрав ноги, обхватила их руками и уткнулась лицом в коленки.
- Тебя как звать, чудо? - полюбопытствовал Лёха.
Девица промычала что-то не поднимая головы. Вроде бы "Катя".
- Ну, Катя - так Катя. Курить будешь?
Рыжая отрицательно помотала головой. А затем вдруг вытаращила на них огромные зеленущие глаза с каринкой у самых зрачков и как-то обиженно поджала губы.
- Да не боись, - затянул Лёха в свойственной ему стебческой манере, - И-и, милая, пустое! Никто тябя не собирается есть!
- Да-а, - поддакнул Рамзай, внутренне успокаиваясь. По-крайней мере, вместо патрульных "Гавиалов" оказалась вполне симпатичная нимфетка. - Хотя, краля, подобные походы, смею заметить, могут прискорбно отозваться на твоей упругой и маленькой заднице...
Вдали зарычали джипы Опэшников - охраны Правопорядка.
- Я хочу... - начала Катька припухшими от слез губами.
Катька смотрела на это безумными расширившимися глазами. Она тряслась.
- Не бойся, дурёха, - Лёха погладил ее... по заду. Она дернулась. - Ладно, сиди смирно, авось проедут.
Только хрен!
"Гавиалы" тормознули прямо у их кучи. Из "ровера" выполз огромный бык в кожанной куртке с надписью "ГАВИАЛ" и судорожно скрюченной ящерицей на рукаве. Без дубинки, как обычно. С дробовиком в руке.
- Пузо, - обратился к нему тот, что сидел за рулем. - Проверь коробки, может там сидят эти...
Рамзай быстро размотал сверток и вытащил автомат. Вставил рожок. И положил указательный палец на затвор.
Пузо подковылял к рубероиду.
- Вроде никого, - буркнул он, пнув ногой ящик. Тот сполз в сторону и бык увидел Катьку. - О! Телочка!
- Ла... ладно, - бык сглотнул и отпустил Катькино плечо.
Второй начал медленно отступать к джипу.
- Дробовик положи, - приказал Рамзай быку. Тот послушно опустил ружью на землю. - Отойди к машине. Быстро.
Пузо скоренько попятился.
- А теперь валите. Живо!
С побелевшими мордами гавиалы неловко залезли в тачку. Хлопнули двери. Взревел мотор. Джип резко тронулся, развернулся и скрылся за углом обшарпанной многоэтажки.
3
Пошел мелкий дождь.
Рамзай закинул голову, подставил лицо каплям. Иногда смаргивал, когда вода попадала в глаза. Он дико устал.
Леха что-то рассказывал Катьке.
Рамзай хмыкнул. Леха еще может радоваться жизни. Молодой.
А сам он был выжжен изнутри.
После войны. И лагеря...
На много километров вокруг - дикая степь с шарами перекати-поле и кустиками саксаула. Колючая проволока. Сторожевые вышки. Злые собаки. Люди. Китайский лагерь для военнопленных... Он много слышал об этом, от взводного. А потом попал туда сам. Как-то раз, на очередном марш-броске, они нарвались на засаду. Их перебили легко, ведь большинство были из "непригодников", - близорукие, плоскостопые, астматики. Те, кого Любимый Город выкинул на растерзание Великой Степи. Впрочем, взводный говорил, что им еще повезло, что хуже приходится тем, кто оказался в пустыне, на штабной лексике - в районе 123И. Их район был - 87К.
Отстреливались как могли. Взводного накрыло, когда долбанули из ручника. Старшина "Лось" попал под пулеметную очередь. А когда над Рамзаем склонилось лицо с узкими глазами, в зеленой форме, фуражке с кокардой-драконом и что-то злобно промяукало, он вдруг заорал стихи, и орал долго, пока солдаты Императора Поднебесной выламывали ему руки и били под ребра. А потом все потемнело и он медленно стал падать. В себя. В самую суть.
Он вздрогнул. Дождь перестал. Картон под головой совсем намок, стал расползаться. Рамзай поежился от воспоминаний. Просыпаясь, он тянулся за сигаретой, чтобы перебить их. И тогда приходили звуки. Лёха неумело напевал Катьке свои стихи.
4
К Новому Городу они подошли уже в сумерках.
Город-мумия фосфоресцировал, переливался неоном, отраженным в неживом небе.
- Я здесь подожду, - бросил он Лехе и присел на землю, положив автомат на колени. Леха кивнул и полез за Катькой.
- Эй,- окликнул его Рамзай.
Леха вопросительно оглянулся.
- Сигареты оставь.
Пачка мягко шлепнулась рядом с Рамзаем. Он хмыкнул.
Прошло полчаса, а Лехи не было. Рамзай заерзал.
- Считаю до десяти, - пробурчал он. - Если не появится - ухожу. Сам виноват.
Он сосчитал до десяти. Потом еще раз. Лехи не было.
Рамзай закинул автомат за плечо. И полез через дырку в ограждении. В Новый Город.
***
Он крался по улицам, как его учили на полигоне. Перекатным шагом, прижимаясь к гладким стенам из пластика. Ныряя на землю при каждом свете фар. Искать 108 улицу было бесполезно. Топограф из него никакой.
Вдруг он увидел мерцание сигнальных огней патрульника. И замер. Джип стоял посреди улицы, рядом - два молодчика в черных куртках. На эмблему Рамзай даже не смотрел. Сегодня он ее уже видел.
На асфальте в свете фар корчился Леха, с заломанными за спину руками. Чуть поодаль, у чистенького стеклянно-неонового подъезда билась в руках толстого очкарика Катька. Рядом длинная женщина в бигудях испуганно, как мышь, глядела на происходящее. Рамзай подполз ближе, свернувшись калачиком за мусорным баком, от которого пахло не мусором, а фиалками.
- Вызывай наряд, - услышал он голос "гавиала".
- Э-э, - промычал очкарик (по-видимому, папаша Катьки), - а может как-нибудь замять это дело... Ну, чтоб моя дочь никак не фигурировала...
- Это можно, - ответил другой "гавиал". - Только вы нам заплатите за то, что мы этого помоечника грохнем за городом. И все тип-топ...
Это "тип-топ" и решило дело. Рамзай передернул затвор и вылез из-за мусорного бачка с запахом фиалок.
- Вот те "тип-топ", хрен крокодилий! - прорычал он. Один "гавиал" рванулся к машине. Рамзай повел стволом. Выразительно, надо заметить, повел.
- Назад! - Он снова ощутил себя на поле боя. И перед ним были не "гавиалы", а солдаты Императора Поднебесной. Те самые, которые переломали ему ребра. - Руки за голову! Кто шевельнется - положу!
Он подбежал к Лехе, помог встать.
- Ключи от наручников, бы'ро!
"Гавиал" с белесыми бровями протянул руку. Рамзай схватил ключи и двинул ему в пах. "Гавиал" согнулся как складной ножик и сполз на асфальт. Второй дернулся.
- Положу! - Рамзай навел ствол автомата ему на живот. Тот отшатнулся.
Леха стоял как столб, глядя на Катьку.
- Пошли, - Рамзай рванул его за плечо. - Рвем когти.
- Я..
И тут "Гавиал" сунул руку за спину. Рамзай знал, за чем.
И не стал дожидаться, пока тот выхватит пистолет. Нажал на гашетку. "Гавиала" откинуло к стене, он прилип к ней как жук на булавке, а потом пополз вниз, осталяя широкую кровавую колею. Длинная тетка (Катькина маман?) завопила, Катька сползла в обморок. Толстяк в очках обмочился - Рамзай увидел как потемнели его светло-синие штаны.
Дернул Леху за плечо и рванул в темноту.
Не слыша воя сирен и треска вертолетов.
Быстрее до нейтралки.
***
Треск стих. Вертолет прошел над Старым Городом, прогудел в отдалении и смолк. Рамзай высунул голову из-за самодельного бруствера из картонных коробок и старой кровати, и осклабился мутному оку солнца.
- Хай, - тихо сказал он. - Еще один пролетел, - а мы живы. Значит есть на свете справедливость...