Тола-Талюк Юрий Константинович : другие произведения.

Агасфер ч.1, книга вторая романа "Демоны поиска"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Здесь все опасно - и действие и мысль. Любовь и нежность отца и дочери бесплотны и лишь звучат как музыка высокой скорби.


   Ю. Тола-Талюк
  
   Демоны поиска. Книга 2
  
   АГАСФЕР. Часть I
  
   Под Сычём что-то всколыхнулось. От этого движения его сознание очнулось и заработало нервно и с отчаянием. Главным было ощущение, что не выполнил задание Храпова. Почему?! - лихорадочно вспоминал он. - Я потерял сознание... Почему? - снова мучительно напряглась память. Я лежал на чердаке и стрелял в комиссара и девчонку. Выстрелил, и, - провал... Нет. Что-то смутное шевельнулось внутри. Ага! - Его зрение, фотографически воспроизвело картину, - комиссар падает и стреляет в него. Потом смутно-смутно, как в дреме, помнит, что-то под ним шевельнулось. И снова это ощущение тревожно хлестнуло по нервам. Но тут же успокоился. Он понял, что его перекладывают с носилок на кровать. Сыч хотел бы узнать, где он сейчас находится, но инстинкт привыкшего к опасности зверя подсказал, - лучше не показывать, что пришел в сознание.
   Через секунду тактика принесла плоды:
   - Бог ты мой! - услышал он женский голос, в котором явственно прорывались повелительные нотки больничного администратора, - неужели этот иностранный полицейский так избил человека?
   Последовало небольшое молчание, и рассудительный сиплый басок подтвердил:
   - Больше некому.
   - Пока я не залечу эти раны, больной не поступит ни в какой изолятор.
   - Но мне приказано после оказания первой помощи сопроводить арестованного под надежную охрану, - не совсем уверено возразил тот же мужской голос.
   Сыч почувствовал, как его руку около запястья обхватили мягкие женские пальцы и замерли на пульсе. Он похолодел. Сейчас притворство обнаружится и мент потащит в КПЗ.
   - Такое состояние пациента самая надежная тюрьма, - возмущенно и категорически объявил женский голос. - Он еще не скоро придёт в сознание. Можете выставить охрану около дверей, а сейчас освободите палату!
   У Сыча зашевелились и затеплились сотни надежд. Если дело пойдет в таком духе появится шанс рвануть.
   Исполняя указание, по полу протопали ноги - пара потяжелее, чуть со скрипом, и еще - полегче, но тоже видно мужик.
   - Безобразие! - между тем бормотал голос его защитницы. - Делают из человека кровавое месиво, да еще без помощи тянут в изолятор. Зверьё!
   Сыч с одобрением прислушивался к бормотанию, но должен был признать, что дамочка не совсем справедлива к Филипповичу. Филиппыч знал толк в показных избиениях - когда надо было поддержать дисциплину или "отмазать" своего "братка" от законных претензий. Он подавал "товар" так, чтобы ни у кого не возникло желание добавить от себя. Однако все, кроме морды, то есть инструмент - руки, ноги, кости, - то, что могло потребоваться для работы в любую минуту, Филиппыч старательно сохранял.
   Вот и сейчас Сыч ощущал, что каждая его мышца, и каждый сустав, готовы выполнить самую напряженную работу по самоспасению. Прежде всего, восстановить провалы памяти. "Позарился!" - вспомнил он замечание Храпова. А дальше его мысли закипели как гудрон на огне. Всё припомнил Сыч: и девичьи груди как камушки, да и лягнувшие ножки; мордобой Филиппыча "с толком", "загадку" Лапшина. "Не дал-таки шкуру спустить!" - с невольным сожалением подумал Сыч. Он "балдел" от предсмертного трепета плоти, особенно когда это происходило под его руками. Лапшин думал наказать, а Филиппыч знал, что получилась бы награда. Сам-то Филиппыч признавал только жизнь и смерть, остальное - ради дела. А Сычу нужна была власть над живой плотью. Он вспомнил, как заглянул в глаза тому мужику, что висел распятый между деревьев. "В глазах-то что было!.. Моя власть! Страх - он как магнит - тянет, любит, пока не убьет".
   Дробный стук каблучков вернул Сыча к действительности. Похоже, спасительница решила покинуть палату. Сыч осторожно приоткрыл глаза. На слух - баба оставалась одна, но полной уверенности не имелось. Глянул из-под ресниц. Никого. Дверь прикрыта не плотно. Ключ с его стороны. Сыч невольно улыбнулся. Знай он о ключе, - свернул бы шею "спасительнице", чтобы не закрыла - мало ли что у нее на уме. Ключ - это хорошо. Но так долго фортунить не может. Пора действовать. По-кошачьи бесшумно он сбросил тело с постели. Стрельнул глазами по палате, - нет ли чего, что сойдет за оружие. Нет. Да плевать. Он и руками убивает не хуже. Одним рывком оказался у двери. Прислушался. Бросил взгляд в окно. Так и есть, - городская больница. В голове Сыча сложился план действий: Наперво - контакт с Филиппычем - это в реанимации. Там у них селектор и спутниковая связь. Там и оружием разживусь. Сыч не только скальпель, любую железку мог метнуть не хуже ножа. На дворе темнеет. Поговорю с Филиппычем - и можно рвать. Ну, Сыч, пора!"
   В памяти отложилось, что дверь не скрипит. Он осторожно приоткрыл ее. Прямо напротив палаты, спиной к нему, мечтательно глядя в окно, стоял мент. Коридор пуст... Всё остальное завертелось как в хорошей пьянке. Прыжок. Мент не успел оглянуться, да и ничего не понял, лопух. Сыч так и оставил его - словно прилег на подоконник. И здесь повезло - пушку прихватил. Система не блеск - но сгодится, да вряд ли палить придётся. На нём всё еще была форма офицера. Правда, рожа разбита, да форме-то больше веры. Он ринулся по коридору. Задержал бабенку в белом:
   - Здесь наш раненый сотрудник в реанимации. Как туда пройти!?
   - Туда посторонних не пускают, - протявкала медичка, видно не выше сестры.
   - Где р-р-реанимация... гражданочка! - прорычал Сыч.
   - Вот так, наискосок, только этажом ниже, - прошептала сестричка, чуя, что дело близко к рукоприкладству.
   Сыч рванулся вниз. Над широкой дверью в конце коридора светилась надпись: "реанимация". Двери оказались двойными, открывались в обе стороны, без замков, но с хорошими ручками. Вторую дверь Сыч подпер оказавшейся рядом металлической стойкой. Всё это он сделал под взволнованные крики тех, кто находился внутри, - мужик, две бабы и старуха на столе.
   Метрах в двух, ближе к нему светилась заветными кнопками спутниковая связь. Сыч повёл ментовским стволом, отгоняя зрителей к противоположной стене. Мужик завопил:
   - Вон отсюда! Человек присмерти! - он вполоборота бросил косой взгляд на Сыча, продолжая что-то быстро делать со старухой. - Это был даже не вопль, а злобный рык.
   - Тихо мужик, больных разбудишь, - негромко, но внятно процедил Сыч. - Повторря-ять не буду - к стене!
   Он потянулся и без замаха, прямо со стола, швырнул в говоруна широкий увесистый скальпель, лежавший на хирургическом столике. Скальпель почти на половину вошел в голову хирурга, чуть ниже мозжечка. Тот не разгибаясь ткнулся в тело старухи. Ужас парализовал ассистировавших ему женщин, они даже не смогли вскрикнуть и попятились к стене.
   "Это хорошо, - подумал Сыч, - ментовский ствол много шума поднимает.
   Он набрал заветный номерок. У Храпова для каждого "кальмара "был свой код. Сыч помнил его лучше собственного имени.
   - Что скажешь, Сыч? - услышал он спокойный голос шефа, и на душе полегчало.
   - Филиппыч, у меня облом. Мент опять ушел. Но дело доведу. Нужна материя.
   - Понятно.
   Храпов не стал вдаваться в подробности, он понимал, что у Сыча могут висеть на хвосте.
   - Запоминай: - Он дважды повторил явку, где Сыч мог поправить свои дела, и отключился.
   Сыч как молитву забормотал адрес. Он выключил связь, стянул салфетку с того же хирургического столика, обмотал ментовский ствол и дважды выстрелил в глядящих на него с ужасом женщин. Звук всё же получился довольно громкий. Сыч не стал рисковать и возвращаться тем же путем, что пришел сюда; вырвал из под старухи клеенчатый матрас, выдавил им окно, и как тень метнулся в сгустившиеся сумерки.
  
   С аэродрома Истомино Иван Адамович ехал полностью разбитый. Душевные силы, которые он поднапряг, для того чтобы с достоинством выйти из, казалось бы, безвыходного положения, иссякли. В таком режиме человек долго не продержится. Однако нос он им всем утер, - не без гордости вяло подумал Иван Адамович. Но так же вяло, где-то в глубине сознания, переваливалась мыслишка беспокоившая его. Эта мыслишка заставила его здесь же, в аэродроме, запихнуть Храпова в свою машину. Остальных отправили в Колонтай. Глядя, как Храпов с интересом рассматривает на указательном пальце содержимое только что извлечённого из носа, (такую слабость он наблюдал у Максимилиана Филиппыча в моменты деловых потрясений, переживаемых иногда уголовным подручным), Иван Адамович не без юмора подумал, что не может поковырять в своем мозгу как тот в носу, чтобы извлечь мысль как козявку и внимательно рассмотреть ее.
   Не обращая внимания на Храпова, он прижал к озяб­шему телу горячую Дору - одну из двух красавиц-телолхранительниц, всегда сопровождавших его в автомобильных поездках. Дора слегка застонала и потерлась упругой грудью о его плечо. Храпов в углу тоже засопел. Сексуальный аппетит у Максимки всегда имелся под рукой. Эта, почти семейная сцена усыпила беспокоившую мысль, но Иван Адамович тут же встрепенулся.
   - Рано расслабляться, Максимка. Свидетели наших художеств бегают по земле, да и эта электронная парочка нехорошие чувства у меня вызывает. Чует сердце - не всё мы там добили. Знаешь, как в триллерах - бац - и оживает уже убитое.
   Храпов ответил не сразу.
   - Есть беспокойство - надо строить программу защиты. Но практика подсказывает - после плазменных бомб живого не остается.
   - Так-то оно так, но... - задумчиво протянул Лапшин, недоговорил, и уже молчал до самого дома.
   Вылезая у подъезда из машины, Иван Адамович жадно запустил пятерню Доре под свитер, хохотнул и отодвинулся.
   - Ладно, - с сожалением отстранился он. - Пойдем, Максимка калории восстанавливать, да обговорим мое беспокойство.
   Уже сидя в кабинете, после плотного обеда с обильными мясными блюдами, и потягивая разливающийся теплом по жилам коньячок, Лапшин спросил, призрачно глядя на Храпова:
   - А что, Максимка, управится Сыч с комиссаром?
   - Не похоже. Не тот уровень.
   - А что ж послал?
   - За каждым человеком ниточка тянется. Кто знает, с какой стороны Сыч обернется в нашем деле? Раз входит в контакт с комиссаром следы не только от него, но и от комиссара пойдут. А прибьют - того он и заслужил. Нам ведь закон тоже надо поддерживать, чтобы дисциплину не поломать.
   В этот момент поступил сигнал на мобильник Храпова. Максимилиан Филиппович вопросительно глянул на хозяина. Лапшин вельможно кивнул. Храпов переслал сигнал на монитор висевший в кабинете. Как бы иллюстрируя высказанное суждение, с экрана на сытую парочку глянула избитая рожа Сыча.
   - Что скажешь, Сыч?
   - Шеф, у меня облом, - забормотал он.
   Храпов слушал "кальмара" поигрывая желваками. Потом, едва разжимая губы, но отчетливо, продиктовал адрес.
   - Наследишь - убью, - так же тихо, но внятно закончил Максимилиан Филиппович, и отключился.
   Иван Адамович хранил молчание. Его настроение снова испортилось. "Упоение битвой", - с желчью вспомнил он выражение поэта. Ему эта борьба встала уже поперек горла. Чуть раскисни - кто-нибудь тут же вцепится в горло. Придётся и этот узел развязывать самому, больше некому. Максимка хороший исполнитель и тактик. В стратегии и интригах - ничего не понимает, далекую перспективу не видит, не видит, когда количество переходит в качество. Но на то он и помощник.
   - Давай, Максимка, поработай по комиссару своими силами. Кого надо подключи в Заозёрске, Челябинске. А я займусь стратегическими резервами.
  
   Длинные нити заходящего солнца упали как обрубленные на вершины гор и исчезли с ослепительным блеском за далеким горизонтом. Остров Джон, освещенный по горизонтали многочисленными огнями, погружался в плотную тьму южной ночи как "Титаник" в воды атлантического океана. В теплый влажный воздух внезапно вплелись холодные струи бриза, и Сюзанна Кейси зябко поежилась. Веранда ее коттеджа выходила на восток, и вороненый полог погасшего неба казалось, несет дополнительный холод.
   "Что я тут делаю?" - мелькнуло у нее в голове. Она прошла в спальню, ставшую самым уютным местом дома. Однако вопрос имел ввиду не веранду и не прохладу, - Сюзанна впервые попыталась определить свое отношение к службе.
   Секретарь Брендтона по своим человеческим качествам напоминала инструмент, предназначенный для выполнения точных и четких операций. Она умела очень многое и этим своим умением охраняла цивилизацию. Цивилизация была для нее не абстрактным понятием, а представляла процессы, нуждавшиеся в контроле. Следовательно, это система власти, а уж если кто-то оказался на ее вершине, то будет поддерживать порядок в своих интересах. Власть создает пирамиду, структура цементируется профессионалами - преданными исполнителями воли всесильных иерархов. Сюзанна и чувствовала себя одним из таких высокопрофессиональных инструментов власти.
   Вопрос: "Что я тут делаю?" - совершенно не свойственный ее целеустремленному сознанию, возник оттого, что она впервые ощутила предоставленное ей право человеческого выбора... Или это только показалось? Она мысленно вернулась к событиям прошедшего совещания в кабинете Брендтона...
   Формально МАКНАД подчинялось Совету Безопасности, но его деятельность контролировала Комиссия Военных Экспертов, возникшая из преобразованного Военно-Штабного Комитета. В Комиссию входили представители штабов НАТО и министров обороны постоянных членов Совета Безопасности. В общем, это была довольно нервная структура, иногда дающая знать о себе острыми и неожиданными реакциями на мировые события. И всё же, даже на фоне этой административной психологии, пакет требований, обращенный к Брендтону, представлялся Сюзане неприятным сюрпризом. КВЭ звонило в колокола по поводу событий в Заозёрске.
   Пакет подлежал особой регистрации в архиве и Сюзанна, ведавшая подобными секретами, ознакомилась с его содержанием. Он было немногословным:
   "Директору МАКНАД генералу ГАРРИ БРЕНДТОНУ.
  
   КВЭ настоятельно требует приостановить всякие активные действия на территории Российской Федерации. Деятельность полковника Девиса Барка в Заозерске - прекращается. Техника вызывающая опасные последствия - отключается. Комиссар Барк остается на месте до завершения следствия местных властей по обстоятельствам массовой гибели граждан Российской Федерации.
   Подготовьте отчет по всем возникшим в Заозерске проблемам. Выполняйте немедленно.
  
   СЕКРЕТАРЬ КВЭ:
   ГЕНРИХ ХАФНАГЕЛЬ."
   Гарри Брендтон вышел из кабинета как грозовая туча, и Кейси определила: генерал уже в курсе событий, ему это дело не нравится и он раздражен тем, что все-таки придётся реагировать на указания Хафнагеля. Брендтон стремительно подошел к пульту секретаря, метнул на Кейси пылающий взгляд и сделал нетерпеливый жест рукой.
   - Где? - коротко отчеканил он.
   Сюзанна протянула документ, действуя в привычной деловой манере, одновременно пытаясь мелькнувшим в глазах пониманием потушить огонь шефа, рвавшийся наружу. Брендтон забрал пакет, строго взглянул на нее, подчеркивая, что он владеет положением, и снова скрылся в кабинете.
   В приемной повисла тишина. Пальмы, словно им передалось напряжение, вздрагивали ярко-зелеными стрелами листьев. Блестящее зеркало бассейна покрылось рябью, потревоженное приближением стайки декоративных рыбок. Сюзанна всматривалась в глубокую тень, созданную сложным переплетением кораллов и переводила взгляд на неподвижную как сейф дверь кабинета Брендтона. Ничего не происходило, но Сюзанна не приступала к текущим делам считая, что с минуты на минуту может потребоваться шефу.
   Прошло не менее получаса, когда дверь открылась, и вышел Брендтон. Это означало, что сейчас последуют необычные указания. И действительно, он подошел к пульту, отключил протокол канцелярии и сказал:
   -Ну, вот, девочка, опять мы попали в область мифотворчества чиновников из Совбеза, - при этом его глаза устремились вверх, словно их общее начальство находилось в поднебесье и, улыбнувшись, добавил: - Найди и пригласи Риндзая.
   Глубокое взаимное уважение, проявленное друг к другу Брендтоном и Риндзаем при легендарной первой встрече, вовсе не отрицало существования внутреннего противоречия этих могучих и ярких натур. Впрочем, последнее определение относилось только к Брендтону - он весь был ориентирован на утверждение глубоко выраженного эго. От Риндзая же исходила светлая сила, не имевшая ничего общего с эгоизмом. Сюзанна замечала, что именно этот свет, Брендтон, расчетливый и трезвый политик, воспринимал как некий диссонанс с существующими в МАКНАД принципами деятельности, в основе которых, как считал он, должна лежать исключительно рациональная юридическая практика и опора на ценности цивилизации. В случае с Заозёрском, как понимала Сюзанна, Риндзай должен был указать на наличие опасности и расшифровать ее смысл, но ответственность за последствия целиком ложилась на плечи Брендтона. Именно он занимался предупреждением угроз несущих беды мировому сообществу. Здесь генерал проявлял необыкновенную твердость, охраняя как свирепый и неподкупный страж вход, ведущий в неведомую бездну науки, бдительно проверяя и останавливая открытых и замаскированных врагов человеческого рода.
   С момента таинственного появления Риндзая в приемной генерала, Сюзанна оставалась единственным доверенным лицом, осуществлявшим связь между Мастером и структурами МАКНАД. Для связи имелся специальный канал, работающий на вызов и на поддержание контакта. Она собиралась воспользоваться каналом, но не успела. Дверь кабинета открылась, и Брендтон пригасил ее войти.
   К удивлению, за которым последовало непроизвольное "Ой!", она увидела, что Риндзай находится у генерала. Он выглядел так же, как и в момент своего первого появления, - не в форме полковника, а завернутым в кусок груботканного полотна. Поняв, что разъяснений она не услышит, Сюзанна осталась наедине со своим удивлением.
   После короткой паузы, неизъяснимым образом объяснивший, что всё нормально, генерал объявил, что Кейси будет вести стенографический отчет, но не электронный, а письменный - протокол его совещания с полковником. Для этого ей надлежит отключить всю электронику, связывающую кабинет с архивами Совета Безопасности.
   Сюзанна снова вернулась в приемную. Никто кроме ее не имел права выполнить распоряжение Брендтона. Даже при возникновении чрезвычайных обстоятельств сделать это могли только после ее смерти. С большой предосторожностью, так как автоматических навыков не имелось в этой редко исполняемой обязанности, она отключила программы информационного обеспечения. Тем не менее, сработал дублирующий канал, и в приемной появился дежурный офицер с взводом морских пехотинцев. Сюзанна отправила его за разъяснениями к генералу. Наконец, вводные процедуры завершились и она села за небольшой столик в кабинете шефа, держа в руках обыкновенную гелиевую ручку, обратившись в слух и глядя перед собой на стопку чистой бумаги.
   - Мои экстравагантные указания продиктованы характером обстоятельств, - Брендтон погрузил взгляд в переносицу Сюзанны. - Обстоятельства могут быть критическими, угрожающими, а указания оказаться несостоятельными, потому что мы ничего не знаем о возможностях медиамодуля из Заозёрска.
   Брендтон перевёл взгляд на Риндзая, ожидая, не последует ли каких-то реплик, но Мастер сидел неподвижно, с полуприкрытыми глазами.
   Не встретив возражений или согласия, Брендтон продолжил:
   - Но нам необходимо выработать план мероприятий с максимальной широтой охватывающий возможные последствия событий в Заозёрске. Сюда относятся не только экзотические особенности медиамодуля, но и привычные для нас элементы сыскной, оперативной и административной деятельности связанной с присутствием там комиссара Барка. Задача распадается на три составных: Первое - медиамодуль, все сопряженные с ним обстоятельства и последствия. Второе - положение комиссара Барка в связи с возбуждением уголовных дел по фактам взрывов и гибели людей в Заозёрске. Третье, и самое затруднительное для нас - состояние расследований МАКНАД связанных с последствиями неожиданно обнаруженных научных феноменов и приоткрывшейся информацией о незаконных операциях в КВЭ, под непосредственным руководством Генриха Хафнагеля. Здесь мы обязаны проводить расследование в глубочайшей секретности, в полном соответствии с законом и нашей ответственностью перед мировым сообществом.
   - Генерал, что может быть известно секретарю КВЭ Хафнагелю о том, что его деятельность с запрещенными программами спутников перестала быть тайной? - спросил Риндзай.
   - Мы не имеем права скрывать от мирового сообщества опасную неизвестность, вытекающую из характера возможностей медиамодуля. Нам, то есть аппарату и подразделениям МАКНАД не под силу разрешить круг вопросов поставленных проблемой. Мы обязаны информировать Совет безопасности и ООН. Это означает также, что информацию по медиамодулю, которой располагаем мы на сегодняшний день, получит и Хафнагель. Всё, что мы можем сделать на этой стадии - инициировать служебное расследование или умолчать о нём. Практически и в том и другом случае мы останемся бессильны перед бюрократической машиной Хафнагеля, и если центральный аппарат будет находиться в относительной безопасности, то положение комиссара Барка может оказаться критическим - в Заозёрске он один, и вынужден оставаться там, давая показания органам местного правопорядка. Есть немаловажное обстоятельство - положение Наташи Осоргиной. Ее постараются отделить от Барка, а она - не только важный свидетель, она дочь Осоргина и ее могут использовать для оказания давления на медиамодуль.
   - Вы говорите о медиамодуле как об установленном факте, генерал, - заметил Риндзай.
   Брендтон усмехнулся.
   - Полковник, я всё это время наблюдаю за вашей реакцией на мои слова, и у меня создалось впечатление, что вы не сомневаетесь в том, что медиамодуль сохранился. Я не владею экстрасенсорными возможностями и в отношении сверхчувственных объектов полностью полагаюсь на вашу компетентность.
   - На этот раз и я ничего не могу заявить с уверенностью, - задумчиво произнес Риндзай. - Дело в том, что медиамодуль не относится к творениям эволюции. Он выпадает из мозаики Великого Субъекта - духовной части мироздания. В моём опыте то, что сохранилось, присутствует как неясное мерцание. Я знаю, что что-то есть, но что именно, не могу сказать.
   Лицо Брендтона стало жестким.
   - Значит, мы не имеем сегодня нашего тайного оружия?
   - В значительной степени.
   - Тогда тем более мы обязаны предусмотреть все возможные варианты развития событий.
   - Продолжайте, генерал, быть может, я замечу, где вы начнете спотыкаться, - с улыбкой заметил Риндзай.
   - Хорошо. - Брендтон задумался. - Значит, наше незнание на сей раз обладает почти совершенной степенью.
   - Почти.
   - А если не знаем, - значит, не имеем возможности предвидеть и устранять нежелательные последствия поведения медиамодуля. Мы не знаем, как он воспринимает сейчас людей, имеет или не имеет план действий, как будет реагировать на контакт.
   Он сделал глубокую паузу, словно размышление о невидимой опасности ввело его в оцепенение.
   - А пока, всё что можно сделать, это не позволить вопросам, имеющим отношение к медиамодулю, попасть в эфир и электронные сети. Для соблюдения принципа и технического удобства, обозначим медиамодуль каким-нибудь незаметным словом.
   Генерал простер руку в сторону чистых листов и сказал:
   - Пишите: медиамодуль в отчетах МАКНАД получает кодовое наименование "Клаус".
   Брендтон обошел Сюзанну со спины, посмотрел на текст протокола, согласно кивнул и продолжил:
   - Так вот, мы ничего не знаем о Клаусе после взрыва; не знаем, уничтожен он или трансформировался в иные биосистемы, мы не знаем, ограничены его возможности или он может контролировать любые информационные каналы, используя электронику как собственные рецепторы.
   Генерал легко положил ладони на плечи Сюзанны, снял их и направился к своему креслу. Она не смела поднять глаза на Риндзая. Ей показалось, что поведение генерала, никогда не допускающего проявления фамильярности, рассчитано на то, чтобы сделать ее своим, пусть даже безгласным сторонником в диалоге с Мастером. Сюзанна знала, что четкая логика генерала зашатается от одного только молчания Риндзая. Она не представляла, где и как возникнут противоречия, но они обязательно возникнут, потому что Мастер и генерал воплощают собой различные системы ценностей.
   - Генерал, - Риндзай словно очнулся от мыслей мелькнувших в голове Сюзанны, - вы создаете базу для административной логики и при этом желаете заручиться моей поддержкой, отразив ее в протоколе. Зачем вам это? Человек совершает выбор и несет ответственность за последствия выбора. Для чиновников, перед которыми вам предстоит отчитываться, мое свидетельство не имеет значения. Вы не скажете им: "Я посоветовался с экспертом по вопросам научного прогнозирования - он против". Вы выполните то, что они прикажут. Такова власть субординации, такова сила глупости...
   Брендтон это понимал. Он выглядел подавленным.
   - Я не могу скрыть результаты проверки обстоятельств выхода из строя спутников над Заозёрском. Мы оба знаем, что за этим последует. Один секрет КВЭ уже находится в наших протоколах. Кто возьмет на себя расследование деятельности Хафнагеля? - Журналисты? Отбросы кухни стряпух мировой политики не подлежат публичной огласке. И здесь мы столкнем Барка и одинокую девочку с разрушителями Закона и его хранителями, пылающими одинаковой непримиримостью.
   - Возьмите ответственность на себя.
   - И это невозможно! - Нетерпеливо возразил Брендтон. - Придётся отрицать не только иерархию глупости, но и полученные материалы, задачу комиссара, его поездку в Россию и, наконец, сам факт опасности. В этом случае для предотвращения опасности мы не будем иметь возможности даже продлить полномочия Барка, потому что не сможем объяснить российским властям мотивы!
   - В том-то и дело, - невозмутимо заметил Мастер. - Но страх перед тайной, овладевший чиновниками, может уничтожить Барка и девочку. Они окажутся слишком незначительными фигурами рядом с чудовищем страха. Им не позволят произнести вслух: "король голый" и, прежде всего, постараются заставить молчать Барка.
   - Я этого не допущу.
   - Допустите. Мы должны сделать неординарный ход, решающий проблемы, возникшие после телеграммы Хафнагеля. Давайте, прежде всего, сформулируем их.
   - Я слушаю.
   - Существует опасность воздействия самого модуля на глобальные и частные процессы. Глобальные - если будут использованы материалы антимира или изменены алгоритмы ноо и биосферы. Частные, если медиамодуль захочет вмешиваться в процессы цивилизации и общества. Для нас с вами существует проблема комиссара Барка: Приказ Хафнагеля практически является арестом, в процессе которого Барк может быть уничтожен руками местных бюрократов. И власти на местах и в мировом сообществе скорее пойдут на такой результат, чем признают угрозу апокалипсиса.
   - Что вы предлагаете?
   - Вы должны обладать оперативной информацией КВЭ. Вы должны добиться разрешения на прослушивание всех переговоров Хафнагеля и того, чтобы эти протоколы ложились на ваш стол каждые два часа.
   - Это может привести к печальным последствиям.
   - Вы боитесь отставки?
   - Я боюсь загубить дело.
   - Вы можете гарантировать, что секретная информация будет известна только вам и не попадёт заинтересованным лицам.
   - Например, Барку?
   - Да.
   Кейси вздрогнула. Она автоматически стенографировала казавшийся странным разговор, невольно задавая себе вопрос о его действительной цели. "Риндзай всегда знает что произойдет. Но ведь от этого Брендтон не станет поступать иначе. Он будет действовать так, как требует служебный долг, хоть его тысячу раз составлять из параграфов бюрократической глупости, - солдаты умирают, выполняя приказ. Всё это прекрасно понимает Риндзай. Так чего же он добивается?"
   И вдруг до нее дошел смысл происходящего. Этот спектакль и устроен для того, чтобы вектор ответственности переместить в ее сторону. У генерала - Долг, у Мастера - Свобода. Они рассчитывают на ее Совесть. Они не могут информировать Барка, а она может.
  
   Вся братва Храпова имела несколько комплектов обмундирования самых новейших разработок, принятых на вооружение в специальных войсках и даже в американской морской пехоте. Одежда делалась из особых сортов ткани, которая выполняла маскировочные функции и была непромокаема, не имела никаких запахов и подогревала тело при необходимости. Офицерская форма на Сыче обладала перечисленными достоинствами. Он не задумываясь мог пройти в ней сквозь огонь и воду.
   Порядок контакта с "кальмаром", если ему "сели на хвост", был тщательно разработан и не предполагал быстрых встреч. Адресок, полученный Сычём от Храпова, оставался пока только в его памяти, как единственный талисман способный вытащить из беды, сохранить жизнь. Но если этот талисман применить раньше времени, можно схлопотать пулю от своих же. Пулю не обязательно, но смерть - наверняка. Она могла прийти неожиданно, из неведомых обстоятельств. Поэтому Сыч строго знал: оторваться, провериться, еще раз провериться, еще раз оторваться. Но сверху лежало время. Просто "время", отведенное на подготовку встречи, - два часа. Сыч предполагал, что где-то там Филиппыч инструктирует хранителей Сыча. Они ищут его, ведут, отрезают хвосты, если есть и надо. А могут и самого убрать...
   Сыч старался изо всех сил, упаси Бог, не проколоться бы. Ушел он хорошо. Красиво. Теперь нелишне подстраховаться на Синаре. Мелка, да ничего. Хоть на пузе под водой метров сто-двести, - всё надежней, чем по суше.
   У Сыча была таблетка, принять - и без дыхания 15-20 минут продержишься, но сознание и мускульная сила сохранялись. Нырнуть, выйти под мостом. Остановить машину, - это он умел. Угнать. Спихнуть в озеро с хозяином. Еще машину. Хозяина в воду. Проскочить мимо МЕСТА. Обнюхать. Если все лады, - машину на тихую стоянку и топать назад ногами...
   Всё прошло по задуманному. Ровно в два часа, приложившись к замку, узнавшему его ладонь, он входил в квартиру многоэтажного дома на первом этаже. Инструкции находились в видаке, который тоже взорвется, если не рука Сыча. Сыч нажал клавишу, вмещавшую указательный, средний и безымянный пальцы. Бесцветный голос выдал сообщение:
   "Похороны Елены Осоргиной 9 августа в 15 часов... ("послезавтра" - машинально отметил Сыч). Винтовка GR-21 ("С сенсорным прицелом" - опять же перевел Сыч), лежит в кейсе, рядом пакет с костюмом активной маскировки. План действий: Недалеко от кладбища начинается лес, деревья зрелые, на каждом пятом можно эффективно укрыться. Кладбище хорошо просматривается. Объекты будут в защитных костюмах. Поражать только в голову ".
   "Больше не сорвется", - мысленно закипел Сыч. Одновременно с этим он почувствовал пустоту в желудке и зверский аппетит. Он знал, что найдет в квартире всё, что только захочет, кроме наркоты и алкоголя. Да сейчас он убил бы любого, предложи ему подобное, даже бабу в постель.
   Сыч плотно поужинал. Загрузившись, напрягся снова, готовясь к предстоящей операции. Наперво - приложение: наглядная и подробно изложенная инструкция по изменению внешности. Через полчаса из зеркала на Сыча глянул другой человек, без фиолетовых разводов на роже, похожий на средне вкалывающего работягу родом из Керзача, но никак не храповского "братка". Оставалось только содержимое кейса перегрузить в плетенку и топать за грибами. А пока можно было вытянуться на теплой водяной постели и подремать до назначенного часа.
  
   Барк поднялся с рассветом. Дневная жара уступала по ночам прохладе и зелень, тронутая росой, искрилась в солнечных лучах сотнями разноцветных вспышек. Барк не спеша бежал по периметру базы, невольно любуясь красотой наступающего дня. Природа здесь, как и везде, носившая следы бездумного вмешательства хозяйственной деятельности человека, всё же не утратила свою первородную силу. Даже островки чахлой растительности, выделявшиеся как пигментные пятна на коже старого человека, сохраняли особую, трогательную красоту.
   Вчера он получил уведомление из Заозёрской городской прокуратуры о возбуждении уголовного дела "по факту взрывов на территории научного городка Бол-Куяш и дома, принадлежавшего г-ну Цербо в дачном поселке, повлекших за собой массовую гибель людей". Это уведомление подкреплялось и указанием с острова Джон, генералом Брендтоном, который рекомендовал оставаться на месте. Как объяснил генерал, такое решение принято в КВЭ в связи с нотой российского МИДа по поводу действий МАКНАД в Заозёрске. Сила приказа сохранялась на период ведения следствия по выяснению всех обстоятельств гибели людей на территории района. Перед Барком лежали необозримые просторы времени, которые надо было упорядочить. Приходилось возвращаться к казарменному образу жизни.
   Обогнув центральный корпус базы, Барк услышал характерные звуки, издаваемые бойцом или спортсменом во время ответственных тренировок - свист рассекаемого движением тела или рук воздуха и выдохи, как удар хлыста, в момент концентрации физических усилий. Он невольно остановился. На площадке, взрыхленной, выровненной и утрамбованной строителями, занималась Наташа. Её движения, насыщенные сложнейшими элементами гимнастики, были полны технического совершенства. Такого Барку еще не доводилось видеть. Красота природы и эта одинокая фигурка, взрывающаяся каскадами прыжков и переворотов, слились в сознании Барка в какое-то фантастическое видение, приятное и болезненное, как легкое головокружение. Он стоял, прислонившись к углу здания, боясь нарушить внутренний строй возникшей гармонии. Наташа разбежалась, сделала высокий прыжок с тройным переворотом и внезапно, так, словно ее подстрелили на лету, всем телом рухнула на землю. Какое-то мгновение у Барка мелькнула мысль, что действительно стреляли, но он тут же отбросил это предположение.
   Наташа лежала, широко раскинув руки, уткнувшись лицом в землю, и ее тело сотрясали рыдания. Всё, что ей довелось перенести за последние часы, непроизвольно прорвалось в этом акте бессильного отчаяния. Немного поколебавшись, Барк подошел, осторожно поднял Наташу на руки. Её тело перестало дрожать, она поникла как сломанная веточка, а из глаз неудержимо потекли слёзы. Наташа прижалась к груди Барка, постепенно успокаиваясь и затихая.
   Он отнес ее в комнату и уложил на постель. Она нуждалась в сострадании, но он не имел права поощрять слабость. Состояние отрешенности опасно для человека, в силу жизненных обстоятельств обязанного быть собранным каждую секунду. Девочку необходимо вернуть в реальность и постараться объяснить, что в новом мире она должна контролировать чувства. Но сказать это не так просто подавленному горем подростку.
   - Наташа, ты не имеешь права на проявление слабости. То, что сейчас произошло и происходит с тобой, быть может не самое тяжкое испытание, которое придётся перенести.
   Наташа удивленно посмотрела на Барка и в ее глазах появилась тревожная мысль.
   - Разве есть что-то страшнее потери родителей?
   - Да. Когда бремя жизни приходится полностью принимать на свои плечи и нести ответственность за жизнь других людей. По напряжению это не большое горе, но это великий и тяжкий процесс. Здесь люди ломаются чаще, чем при потере родных.
   - Мне было бы легче от бремени ответственности.
   - Наверно, да. Ты сильный человек и способна мобилизовать волю в нужный момент. Это качество может потребоваться очень скоро, может быть уже сегодня.
   - Разве произошло что-то новое?
   - Как событие - нет, но мы имеем тенденцию, в которой могут произойти самые неприятные события.
   - Меня постараются убить?
   Барк посмотрел на Наташу. Она произнесла эти слова без тени страха. Он понял, что отсутствие страха происходит не от легкомыслия. Она готова к борьбе и верит, что в этой борьбе способна выйти победителем.
   - Наверно попытаются, - устало подтвердил Барк, - но дело не только в этом. Они могут опять постараться использовать тебя в своих интересах.
   - Как приманку?
   - Да, чтобы завладеть возможностями медиамодуля.
   - А разве он сохранился?
   - Не знаю... Но и они не знают. Мог сохраниться.
   - Я сделаю всё так, как вы скажете мне.
   - Боюсь, что и такой возможности у нас не будет. Тебя постараются отделить от меня.
   - Почему? Разве это не зависит только от моего желания?
   - В некоторых обстоятельствах - нет. Я как обвиняемый по российским законам теряю право на опекунство.
   Повисло молчание. Наташа осознавала услышанное, Барк старался не мешать ей в этом.
   - И еще, - Барк мягко взглянул на Наташу и положил ладонь на ее руку. - Мне хотелось бы, чтобы ты научилась правильно смотреть на свое горе. Любая боль - это то, что мы всегда ощущаем остро и к чему не можем привыкнуть. Гибель близких - наверно самая страшная боль. Испокон веков люди проходят через одни и те же испытания. Мир не открывает перед нами ничего нового. Когда я, еще маленький мальчик, потерял отца, я искал утешения. Мне запомнились слова из книги мудреца Индии Раманы Махарши. Он цитировал "Иогу Васиштха". Там есть рассказ о том, как утешал старший брат младшего после потери родителей. Он говорил: "Зачем ты оплакиваешь потерю наших родителей? Я тебе скажу где они. Они пребывают в нас самих, и они - мы сами. Ведь поток жизни прошел через бесчисленное число перевоплощений, рождений и смертей, удовольствий, страданий точно так же, как поток вод реки проходит на своем пути через скалы, ямы, печки, возвышения и низменности, а сам поток остается безучастным. Удовольствия и страдания, рождения и смерти похожи на волны, на поверхности кажущейся воды, миража эго. Единственная реальность - это "Я", из которого возникает эго и проходит сквозь чередованием мыслей, проявляющихся как вселенная, в которой матери, отцы, друзья и родственники появляются и исчезают. Они ни что иное, как проявление истинного."Я", так что наши родители не вне этого "Я". Итак, нет оснований оплакивать их. Запомни это, пойми и будь счастлив".
   Наташа слабо улыбнулась.
   - Я понимаю и того и другого.
   - Конечно. Без опыта нет мудрости. Но тебе необходимо понять, что всего лишь три дня назад ты находилась в другом мире, и сейчас должна принять это и перестраивать сознание для жизни в новой реальности. Конечно, она не больше нашего "Я", но требует иного видения, и более высокого уровня понимания своей и чужой боли. Это углубленное понимание, отличающее ребенка от зрелого человека. Я постараюсь рассказать тебе, в каком мире мы живем и что делаем, пытаясь поддержать и защитить разумные конструкции общества...
   Слова, произносимые им, были не из тех, что могут проникать в сознание и совершать там переворот. Слова хороши после длительных размышлений, когда они замыкают опыт, как было с ним. Он учился не с помощью слов. В его жизни каждый день преподавал какой-то урок. И всё же, чтобы не увязнуть в жестокости, а возвыситься над беспорядочным опытом, мы обращаемся к словам позволяющим объединить наши размышления с размышлениями тех, кто уже прошел этот путь. Перед его мысленным взором встала раздираемая противоречиями планета. Нищета, переходящая в смерть, и роскошь, тоже находящая успокоение только в смерти. Он видел искалеченный Афганистан, Ирак; Кавказ и среднюю Азию бывшей Советской империи. Там до сих пор не могли оправиться от болезни распада, мобилизовать национальное самосознание и нравственную силу лучших представителей нации. Лучшие просто уничтожались, и это происходило до сих пор. Нищие регионы превратились в источник обогащения для других, и без того безмерно богатых. Здесь имелись почти бесплатные рабочие руки и никому не нужная человеческая жизнь. Самую большую прибыль извлекала ложь, позволявшая за ничтожные гроши распоряжаться человеческой жизнью. Честолюбивые политики, преступники, богатые безумцы, - все они имели свои интересы в районах нищеты, покупали нищих, превращая их в бандитов и солдат, заставляя сражаться и умирать за собственную нищету. Вся эта свора корыстных, безумных и дезориентированных людей оказывала давление на честных политиков, на международные организации, боровшиеся за установление более разумного и справедливого порядка в мире. Поляризация богатства и власти, нищеты и равнодушия принимала с каждым годом всё более ожесточенные формы. На острие противостояния находился Барк. Сейчас выбор суждено сделать и Наташе, одинокому подростку, для которого он остался единственной опорой. Барк посмотрел на нее, возвращаясь из своего далекого путешествия.
   - Мы не заказываем программу жизни, или делаем это неведомым для сознания образом. Когда-то Риндзай сказал, что мой выбор произошел давно, задолго до того, как я появился на свет, но они вели меня, поддерживая и в страданиях, и в осознании происходящего со мною. "Они" - это высшее сознание, которое позволят нам служить истине. Оно живет внутри нас, но может проявляться как нечто отдельное. Ты можешь видеть Риндзая или Барка, Цербо или Храпова, но выбор принадлежит тебе, и если эти обстоятельства вошли в жизнь, ты не можешь отменить их, ты можешь только найти ту единственно правильную линию, которая отделяет смерть от жизни.
   Барк хотел бы добавить что-то еще, чтобы смягчить некоторую сухость своей речи. Но в это время прозвучал сигнал внешней охраны. Он машинально взглянул на часы: было 7 часов 45 минут.
  
   Наверно ни один секрет, с момента появления человека на планете, не скрывался с такой тщательностью, как тема совещания Комиссии Военных Экспертов. Тем не менее, способность преуспеть в этом, по царившим настроениям, можно было сравнить с тщетной попыткой Адама скрыть от Господа свою наготу, после того как он вкусил от древа познания добра и зла. Саммит должен был состояться в португальской резиденции дона Оливера Кортезио. Богатый старик, в свое время много интриговавший франкист, смирил и перелицевал свои идеалы, сумев завоевать авторитет за умение наводить порядок в хитросплетениях и столкновениях политических и национальных интересов, за способность навевать дрему, когда страсти обещали разгореться. Мавританский замок в Португалии, о котором вспомнил престарелый идальго, наполовину сполз с высокого скалистого обрыва, и его устоявшие над пропастью части поглядывали на океанские воды, как сифы с высот Эмпайрл Билдинг на суетливый Бруклин.
   Участники встречи, гонимые загадкой и слухами, прибывали сюда, пряча в защищенных кейсах письменные приглашения. Способ доставки извещений был слишком необычен, от этого военные и дипломатические сановники чувствовали себя так, словно открылись их непристойные мысли перед таинственным и всезнающим медиамодулем. Пока техники оборудовали один из уцелевших залов различными электронными новинками, способными обеспечить безмолвие за пределами помещения, внутри стояла тишина. Известные всему миру особы, среди которых были министры обороны и министры иностранных дел, хранили молчание. Они расположились на мозаичном полу в неудобных креслах, под уходящими в темную высоту каменными сводами и глядели друг на друга как заживо замурованные. Все уже слышали о том, что военным секретам и тайной дипломатии может прийти конец оттого, что в России сделано открытие, не подготовленное предшествующей наукой, а потому запредельное для прогноза. Его уже нельзя ни купить, ни украсть, ни отвоевать. Дать разъяснения на этот счет мог только генерал Брендтон, и члены КВЭ ожидали его с возрастающим нетерпением. Однако они вынуждены были мириться с задержкой генерала, так как приглашение на саммит шефу МАКНАД отправили не обычной электронной почтой, а специальным курьером, имеющим всего две ноги, которые, конечно, не могли передвигаться со скоростью света.
   Секретарь КВЭ Генрих Хафнагель, гордящийся своей лысиной сорокалетний генерал, делал всё возможное, чтобы еще до появления Брендтона накалить атмосферу и подготовить правильное, на его взгляд, единодушное решение. Он не суетился, но по его виду присутствующие понимали, что "всё пропадет если..."
   Хафнагель был чиновником высоких политических сфер, из тех, что всегда остаются в тени, но их интриги накладывают отпечаток на судьбы целых континентов. Он был архитектором невероятных сооружений из лжи и правды, внутри которых размещались его собственные секреты и секреты его священного ордена - Комитета Военных Экспертов - главного хранителя планетарного спокойствия. Иначе говоря, секретарь был заурядным бюрократом со всеми свойственными этому племени фобиями и филеями. Он навсегда отказался понимать, что жизнь имеет право на собственные законы. Эту самую жизнь он отделил от узкого круга коллег и соратников, делавших большую политику. Большая политика требовала больших денег, а из этого обстоятельства вытекала тесная связь Хафнагеля с валютным фондом и его всесильными жрецами. Такой многообразный комплекс интересов и обязательств придавал секретарю КВЭ особую энергию в реакции на Заозёрский феномен.
   Профиль Хафнагеля, с блестящим темечком и кучерявой холёной бородкой, мелькал в широких мавританских окнах, переплетенных ажурными решетками. Время от времени, побуждаемый внезапным соображением, он возникал на мраморных террасах замка и, прошмыгнув между изящными колоннами, проваливался в темное отверстие двери, ведущей в еще не изученное помещение. Когда Генрих Хафнагель вновь появился в зале, где готовилось проведение саммита, он потребовал дополнительного освещения, цветов и скатертей из пурпурного бархата с золотыми кистями, обнаруженными им в каталоге имущества. С выражением брезгливости, потрогав современную мебель, он распорядился заменить ее на резную из черного дерева, сработанную старинными мастерами. Его цепкий взгляд обнаружил ее во время обхода помещения. По его же подсказкам на столе появилось старинное серебро и хрусталь девятнадцатого века, обрамлённый благородной платиной. Вся эта антикварная роскошь тщательно рассматривалась Хафнагелем, словно он имел подозрение, что дон Кортезио унаследовал исторические подделки. Тонкий нос секретаря с высокой горбинкой буквально прилипал к каждой вещи, и только вдохнув одному ему ведомую пыль веков, обретал спокойствие.
   Наконец антураж, свойственный такого рода мероприятиям, обрел соответствующий внушительный вид. Участники неспешно заняли места согласно табличкам, прикрепленным к персональным микрофонам. Движение в зале замерло, перейдя в легкий шорох и покашливание, и присутствующие воззрились на секретаря КВЭ, ожидая официального объявления повестки дня.
   - Господа! - Прислушавшись к звуку, без эха упавшему в тишину зала, Хафнагель слегка подвинул микрофон и продолжил: - Пусть вас не смущает то обстоятельство, что мы собрались, как собирались наши далекие предки в пещерах, чтобы обсудить агрессию соседнего племени. Самая тихая речь - это та, которая не имеет радиоволн. Мы не знаем, какого рода опасность простирается над нами за пределами звуконепроницаемого зала. С развернутым докладом на эту тему выступит директор МАКНАД Гарри Брендтон (по моим сведениям он прибудет с минуты на минуту). Но мы должны отдать себе отчет в том, что такая опасность существует реально. Я уже имел возможность дважды убедиться в разрушительном характере феномена, которому я пока не буду давать конкретного имени. Действие его заключается в способности читать и контролировать всю мыслимую информацию планеты, а если учесть, что этот феномен может распоряжаться информацией сознательно и по своему усмотрению, можете представить, какая опасность угрожает решениям, которые будем принимать мы. Он может передавать наши секреты террористам, противоборствующим сторонам, сеять вражду и панику. Перед ним мы бессильны, потому что избавиться от него, похоже, можно только уничтожив всю электронную технику планеты.
   - Господин секретарь, - произнес министр иностранных дел России, который уже был наслышан о проделках медиамодуля, но не видел причин сгущать краски, тем паче, что речь шла о явлении, возникшем в его стране, - мне кажется, что было бы неправильным расходовать энергию, реагируя на не установленные явления. Тему о постороннем контроле глобальной информации, следует поднять после изложения ее теми, кто располагает достоверными фактами. Насколько я понимаю, у вас одни предположения.
   - Пока да, - отпарировал Хафнагель, - Но если они не подтвердятся - мы просто вздохнем с облегчением, если же в них окажется хоть крупица правды, нам поздно будет сожалеть об упущенном времени.
   Неизвестно в каком духе могло быть продолжено пикирование, но здесь появился директор МАКНАД генерал Брендтон.
   Хафнагель поднялся ему навстречу, лучезарно улыбаясь.
   - Генерал, после вашего доклада нам придётся принимать очень ответственные решения. Я счел, что не обладаю достаточными полномочиями, чтобы взять на себя ответственность. Мы подготовили этот саммит и попросили вас прибыть сюда с исчерпывающим докладом о медиамодуле. Я уверен, что когда вы закончите его, каждый из присутствующих убедиться, что мы собрались не напрасно, а наши беспрецедентные меры безопасности вполне обоснованы.
   Хафнагель любезно подхватил генерала под локоть и проводил на отведенное место.
   Брендтон не планировал делать доклад перед форумом Совбеза. Но, прекрасно разбираясь в тонкостях политических игр, понимал, что Хафнагель отказался выслушать представленные материалы потому, что за ними последовали бы рапорт и требование расследования деятельности секретаря КВЭ. В такой обстановке Брендтон не предаст клановые интересы и как бы возложит на всех присутствующих ответственность за последствия доклада. К тому же, форма сверхстрогой секретности никак не соответствовала тому, что могло получиться на деле. Широкий диапазон противоречивых интересов, воплощенный в министрах держав постоянных членов Совбеза, предполагал не только разброд мнений, но и неизбежную утечку информации. Таким образом, Хафнагель собирался пропустить собственные грешки сквозь пальцы присутствующих и его - Брендтона, а заодно и создать предпосылки для бесконтрольного использования секретных сведений. "Ну, что ж, - решил Брендтон, - можно сыграть и на этом поле".
   Он сел, мрачно оглядев публику, привычно разгладил перед собой пространство, и произнес:
   - Господа, мы настолько привыкли к прикладному использованию информации, что совершенно забыли о ее подлинном значении. А информация управляет всеми процессами мироздания, да и сами эти процессы - тоже информация. Так вот, у нас появился фактор способный влиять не на секретные планы, или разглашать тайны банковских операций, медиамодуль способен менять алгоритмы биосферы, течение глобальных геофизических процессов. Это его стратегическая возможность. Примите это к сведению и крепко держите в памяти. Мы столкнулись с явлением, требующим исключительно взвешенного подхода, перед которым отступают политические и кастовые соображения.
   Брендтон замолчал, ощущая, как в зале амбициозность вбирает когти и тупое высокомерие обретает смирение.
   - А сейчас я познакомлю вас с фактами, в которых обозначилась проблема, и которые эту проблему подтверждают:
   24 мая этого года вышел из строя многоцелевой спутник НАСА с биоэлектронной начинкой. Биоэлектронное управление на сегодняшний день, как вы знаете, самое надежное, потому то способно длительному прогнозированию работы систем и самоорганизации. Спутник НАСА был предоставлен соединенными Штатами для обслуживания программ Совета Безопасности. Его использовали в целях требующих наивысшей надежности оборудования. 24 мая, во время сложнейшей операции, где на карту была поставлена не одна человеческая жизнь, спутник вышел из строя.
   Брендтон взглянул на Хафнагеля, его нетерпеливую попытку остановить развитие темы. Но здесь собрались не журналисты, а люди прекрасно понимающие, что они получат только то, что им позволят услышать. Остальное - через официальные запросы и установленный регламент юридических процедур. Никто не проявил любопытства, которого боялся Хафнагель.
   - Позже, - продолжил Брендтон, - 4 и 20 июня, 10, 18, и 19 июля, и, наконец, 2 августа, вышли из строя спутники с биоэлектронным оборудованием Комптоновского Центра, Фрасспейс, НАСА, два русских и один китайский. Системы слежения этих программ успевали замечать выброс неизвестной энергии, после которого оборудование становилось беспомощным в рамках предъявляемых программой. К немалому удивлению, после снятия спутников с орбиты было обнаружено, что они не просто выходили из строя, в них усложнялась системы биологических алгоритмов, и они начинали работать на самообслуживание. Оборудование вело себя странным образом, что можно было истолковать, как попытку защитить автономию - программы мгновенно восстанавливали то, что пытались исправить специалисты в соответствии с изначальными требованиями. При анализе этих явлений вернулись к загадочным выбросам энергии. Все они происходили над одним местом - Заозёрском, который находится в Российской Федерации, в районе восточного Урала. Правительства США, Великобритании и Франции сделали запрос Российскому правительству о характере работ проводимых в Челябинской области и их опасных последствиях. Им ответили, что это не соответствует действительности, и предоставили полный перечень научных исследований в этом районе. Ничто не указывало на возможность возникновения опасных выбросов. Однако, после ратификации Российским парламентом конвенции по МАКНАД, стала возможной проверка деятельности научного городка Бол-Куяш-3. Он рассматривался как вероятный источник таинственных выбросов энергии. В соответствии с Уставом, мы предложили России установить в Челябинской области техническую базу МАКНАД. Осуществление операции было поручено начальнику Русского отделения МАКНАД полковнику Девису Барку.
   Брендтон сделал паузу и вновь оглядел присутствующих. В зале пронеслось едва заметное движение. Пёстрая публика слегка расслабилась, собрались, и переориентировала внимание на более глубокое восприятие.
   -В процессе инспекции вёлся синхронный протокол, и мы были в курсе дела относительно каждого шага комиссара, - Брендтон невольно вздохнул. - Мы натолкнулись на обширный заговор... Я упомяну имена только тех фигурантов, которые сделались жертвами собственных планов и имена пострадавших. Точный срок открытия не был установлен, но суть в том, что начальник лаборатории исследования последствий воздействия радиации, тринадцатой лаборатории научного городка Бол-Куяш-3, Яков Махов, одаренный ученый, в свое время работавший и в США, обнаружил, что самопроизвольно возникшая на складе радиоактивных проб жидкость, приводит к аннигиляции биомассы живых существ. Понятным, в рамках существующих научных представлений, был только распад мюона с его обычными продуктами - электроном, нейтрино-2 и антинейтрино-1. Но реакция приводила к возникновению молекулы антиводорода, сопровождаясь холодной аннигиляцией. У нас есть формулы, но смысл их пока не доступен современной науке. И, слава Богу! Не буду утомлять вас подробностями рассказа о криминальной попытке использовать открытие, скажу лишь о главном: Преступники подвергли аннигиляции и живых людей. Первой жертвой стала Павлина Парфёнова, работавшая уборщицей в лаборатории. Над Парфёновой Махов произвел эксперимент, еще не имея представления о том, каковы будут последствия. Второй жертвой, уже в соответствии с разработанной программой, вытекающей из результатов и анализа эксперимента, стал известный ученый - Максим Осоргин. После объединения возможностей первой и второй жертвы, возник так называемый медиамодуль, то есть некая универсальная основа глобальной информационной среды. Медиамодуль мог воспринимать, обрабатывать, использовать, трансформировать, искажать и создавать информацию, взамен изъятой.
   Брендтон сделал впечатляющую паузу, давая высоким особам усвоить и повторить функции медиамодуля.
   - Произошло это следующим образом: энергетическая основа Павлины Парфёновой, та, которая столетиями вызывает так много споров между материалистами и спиритуалистами, освободившись после эксперимента Махова от материальных энергоносителей, то есть от тела, нашла прибежище в биоэлектронных серверах Осоргина.
   - Как это понять? - заинтересовано спросил начальник штабов НАТО Эрих Каули.
   - Махов предложил Парфёновой выпить вино, в которое были добавлены "Капли Стикса", - как он назвал жидкость. Парфёнова исчезла, оставив вместо тела лужу воды, а информационно-энергетическая основа, которая не подлежит трансформации, нашла себе прибежище в соседней лаборатории, так же, как исчезавшие мыши попадали в биоэлектронные системы управления спутников.
   - Вы хотите сказать, мышиные души выводили из строя перечисленные вами спутники? - с ироническим скептицизмом вопросил тот же Каули.
   - Да, - холодно отрезал Брендтон, давая понять, что у него нет времени на дискуссии и удовлетворение праздного любопытства.
   - В результате не предусмотренных условиями эволюции планеты физических процессов, возникла эмиссия в рамках неизвестного нам пространственно-временного цикла, которая могла привести к аннигиляции видимой вселенной. К такому выводу пришла Парфёнова, обладая в компьютерах Осоргина немыслимыми для человека возможностями анализа геофизических процессов.
   - Вы хотите сказать, что уборщица за считанные часы постигла секреты творения?! - С иронией воскликнул министр иностранных дел России Сорокин.
   Брендтон не удостоил его ответом и продолжал:
   - Для компенсации эмиссии она видела только один путь - создание медиамодуля, который позволит восстановить в необходимых значениях и количествах молекулы водорода принявшие отрицательную полярность. В соответствии с уже существующей программой, известной некоторым присутствующим в зале, Парфёнова внушила Махову идею поместить Осоргина в биоэлектронный комплекс.
   - Она же настоящий монстр! - прошептал кто-то в напряженной тишине.
   - Отнюдь, - возразил Брендтон, - она спасала планету. Итак, появился медиамодуль. Его действие могли наблюдать не только мы, комиссар Барк и специальные службы. В масштабах области обесточивалось электрооборудование, возникала зона безмолвия, появлялась и исчезала информация в многочисленных учреждениях области, России и специальных международных структурах. Всё происходящее с медиамодулем и программой преступников было отражено в многочисленных посланиях... К сожалению, модуль сохранил эмоциональную реакцию на человеческие поступки. Когда медиамодулю (а это, как вы понимаете, Парфёнова и Осоргин), было предложено уничтожить компрометирующую преступников и всю имеющую отношение к медиамодулю информацию, это было выполнено. Медиамодуль не мог ничего противопоставить шантажу. Заложникам рубили головы, угрожали с живых снять кожу. Жертвы были родственниками, сотрудниками и знакомыми Осоргина и Парфёновой...
   - Если всё было уничтожено, то откуда у вас такая полная информация? - Задал вопрос Хафнагель, который знал ответ, но считал, что необходимо просветить своих коллег.
   - Сохранился единственный канал, по которому информация не была возвращена. Это канал синхронного протокола связавший Центральную базу МАКНАД с комиссаром Барком. Канал питается энергией ведущего, и медиамодуль передавая по нему сведения, не расходовал энергию. Мы сами забирали информацию и смогли ее сохранить. Как понимаете, она и составляет основу моего доклада.
   - А медиамодуль остался в руках преступников? - тревожно поинтересовался Сорокин.
   - Нет. Комиссар Барк уже вышел на их след, он имел их планы, признание самого Махова и развернутое сообщение медиамодуля. Преступникам пришлось заметать следы. Поэтому, заставив вобрать и фальсифицировать сообщения, они взорвали медиамодуль вместе со всеми имевшими отношение к тайне людьми. Погиб Махов, полковник ФСБ Цербо - со стороны преступников, и более тридцати человек, в том числе и жена Осоргина - со стороны свидетелей.
   - Значит, медиамодуля больше нет?
   - Были уничтожены биоэлектронные серверы локальных сетей, что касается тонких энергетических субстанций Осоргина и Парфёновой - об этом мы ничего не знаем. Выполняя требования преступников, они одновременно трудились над ликвидацией эмиссии водорода и восстановлением энергетических уровней, позволяющих им вернуться в русло установленных законов природы. Мы не располагаем сведениями о том, что им удалось сделать - восстановили ли они себя в рамках текущих законов эволюции, вернули эмиссию или нет. Мы не знаем. Такая наша неосведомленность очень опасна. Обращаясь к постоянным членам Совета Безопасности и Комитета Военных Экспертов, я призываю вас трезво взвесить положение и санкционировать выделение средств для создания специальной программы.
   Больше мне сказать нечего, потому что детали решения будут известны только разработчикам программы. Как понимаете, всё слишком серьезно и требует глубокой секретности, гораздо большей, чем та, к которой мы прибегли сегодня.
   Звук его голоса унесся вверх и замер, затаившись в темноте мраморного купола. Упоминание о финансах напомнило, от колыбели трезво мыслящим людям, что они находятся не в фантастическом сне, а в реальности. Но фантастическая правда этой реальности оказывается заключалась в том, что совсем недавно они скользили на грани небытия. Эта правда вовсе не окончилась, она может внезапно возникнуть, и из этого поглощенного тьмой купола, и грозить неотвратимой гибелью из-за каждой мраморной колонны. Они единогласно проголосовали за предложение генерала Брендтона.
  
   Брендтон был офицером, а не политиком. Он не мог противодействовать принятию решения министров иностранных дел и военных министров, постоянных членов Совета Безопасности, наделить необходимыми полномочиями секретаря КВЭ Генриха Хафнагеля. Отныне Брендтон, уже и без того прямо подчиненный Руководству КВЭ, обязан выполнять указания Хафнагеля по всему комплексу проблем "Клауса". Риндзай как всегда оказался прав: нравственные решения разумны и ответственность не монополия вышестоящих руководителей. И президенты, и секретарь ООН - всего лишь люди. Когда возник критический момент, он, Брендтон, был самым информированным и профессиональным человеком для принятия наиболее разумного решения. Да и сейчас, он лучше остальных владеет предметом. Исключение составляют Риндзай и Барк, но они только исполнители.
   Увы, возможность потеряна. Уже не поднимешь вопрос о должностных злоупотреблениях Хафнагеля. Вот так долг солдата вступает в противоречие с правом и порождает более глубокую опасность, чем та, которую он надеялся устранить. Условия подчинения МАКНАД Хафнагелю, были чрезвычайными, и не утешало то, что они ограничивались одним направлением и считались временными. Брендтон обязан выполнить всё предложенное коварным Генрихом, единственное, что он потребовал в категорической форме - участие в качестве технического секретаря Сюзанны Кейси. Хафнагель легко согласился, заметив, что с его стороны, он включает в группу эксперта Джекоба Блейка. В этот момент Брендтон по-настоящему заглянул в пропасть, уготовленную собственными руками. Хафнагель никогда не афишировал связь с подозрительным археологом, и если рядом с ним будет сидеть этот авантюрист, значит, секретарь КВЭ считает себя совершенно неуязвимым.
   Подписав меморандум, наделяющий КВЭ исчерпывающими полномочиями, министры удалились, а Хафнагель потребовал немедленного заседания рабочей группы прямо в большом зале мавританского замка дона Оливера Кортезио.
   - Надеюсь, вы привезли копии синхронного протокола комиссара Барка? - поинтересовался Хафнагель.
   Что мог ответить генерал?
   - Да.
   - Прекрасно. Нам не придётся пользоваться услугами специального курьера. - Хафнагель с секунду подумал, чуть склонив голову и благосклонно взирая на Брендтона, потом указал на место рядом с собой, разделив, таким образом, рабочую группу и ее руководителей широким столом, накрытым бархатной скатертью с золотыми кистями.
   Брендтон понял, что его расторопность получила высокую оценку и вознаграждение. Он всё еще не переставал злиться на себя.
   Синхронный протокол, связывающий агента с центральной базой, как правило, содержит исчерпывающие сведения о действиях ведомого, его контактах, характеристиках ландшафта, среды, административных, муниципальных и природных данных. Он дает фотографические, психологические и социальные портреты всех людей входящих в контакт с агентом. Поэтому просмотр протокола включает воссоздание мультимедийной картины и технических вкладок, необходимых для получения исчерпывающей картины происходящего.
   В рабочую группу, расположившуюся сейчас по другую сторону стола, входили научные эксперты, консультанты, секретарь Кейси и Джекоб Блейк. Ученых и экспертов Брендтон знал. Они были украшением тех научных направлений, которые представляли: бионик Элиос Слобин, физик Фридрих Шторх, ведущий специалист в области программирования Стенли Нортон, и патриарх науки по изучению экосистем и биосферы Сервапали Джамуни. Генерал обратил внимание, что отсутствует психолог, и поинтересовался чем это вызвано.
   -Видите ли, генерал, - ответил Хафнагель, - боюсь, что психолог может сделать выводы, входящие в противоречие с политическим решением и тогда остальным ученым мужам трудно будет понять, почему мы игнорируем научные выводы.
   - Ну, что ж, господа, - обратился он к присутствующим, - я полагаю, вам не требуется ознакомительного доклада, вы всё получите из первоисточников. По мере надобности можете делать запросы компьютеру по заинтересовавшему вас эпизоду. Ответ поступит сразу же на ваш персональный компьютер.
   Программа показа сосредотачивалась на теоретических проблемах и эпизодах представляющих научный интерес, ее сжали до возможных пределов и, все же, такие размеры требовали нескольких часов демонстрации. Брендтон ознакомился со всем материалом, но самостоятельная работа компьютера по освещению вопросов непосредственно относящихся к медиамодулю, могла представлять интерес. Однако ему не хотелось смотреть. Он чувствовал себя как мальчишка, которого пригласили поиграть и забыли в лесу. Отыщет ли он тропинку позволяющую вернуться в обитаемые места и следить за действиями Хафнагеля? Есть, конечно, Риндзай. Как только Хафнагель выпадет из поля зрения, потребуются постоянные консультации с Мастером... Он, Брендтон, представляет явное неудобство для Хафнагеля в качестве ответственного представителя рабочей группы, и секретарь КВЭ, пользуясь полученными полномочиями, постарается найти предлог для отлучения директора агентства. Явно и решительно вытеснить Брендтона нельзя, но можно принять в его отсутствии определяющие секретные решения. Необходимо создать какие-то способы препятствия такому развитию событий.
   Между тем первый сеанс демонстрации материалов закончился. Как предписывал регламент, участников ожидал dinner-hour. Обеденный перерыв являлся частью тщательно продуманного плана Хафнагеля. Для приготовления пищи в замок пригласили португальского, китайского и двух французских поваров. Небольшой отдых и насыщение желудка становились приятным приключением в область прекрасного. Вид столов, расставленных на открытой террасе, вызвал оживление рабочей группы. Цветы, фрукты, красивые улыбающиеся официантки в скромных, но волнующих униформах, прекрасный вид на неправдоподобно синий океан и изогнутую линию побережья, на котором где-то вдали, утопали в зелени ослепительно белые виллы, принадлежавшие многонациональным денежным тузам.
   Пользуясь перерывом, Сюзанна Кейси метнулась к Брендтону как пассажир к уходящему поезду; она чувствовала себя неуютно в роли представителя МАКНАД на территории КВЭ и близость генерала помогала устранить душевный дискомфорт. Они прошли к краю террасы и сели за круглый столик, откуда были видны гребешки океанского прибоя, рокочущие и упорно грызущие неподатливые скалы. Около столика тут же появилась миловидная девушка, предложила местного вина и меню. Отпивая несколько суховатое на его вкус вино, Брендтон взглянул на часы. Его почти незаметное опоздание на саммит имело причину - перед вылетом в Португалию он добился встречи с высокопоставленным чиновником ФБР. Федеральное бюро расследования, было, пожалуй, единственным органом способным заинтересоваться проделками Хафнагеля. США предоставляло спутники Совбезу, американский налогоплательщик оплачивал их, а значит, это уже была та ситуация в которой ФБР не могло оставаться в стороне. Брендтон не стал посвящать чиновника в проблемы связанные с медиамодулем, выходившие за рамки интересов ФБР, достаточно было сказать, что подаренный спутник, стоивший более миллиарда долларов, был взорван по распоряжению секретаря КВЭ. Брендтон добавил, что помощь потребуется уже сегодня, и Стенли Гундерсон обещал, если вопрос будет решен положительно, дать ответ до четырех часов. Брендтон объяснил куда направляется, подчеркнув, что там окажутся недоступными обычные средства связи. Гундерсон заверил еще раз, что если вопрос решиться, генерал узнает об этом. До четырех часов оставалось сорок минут.
   Брендтон предложил меню Сюзане, его содержание, способное удовлетворить вкусы самого взыскательного гурмана, не вызывало особых эмоций у генерала. Он был недоволен собой. Нельзя было позволять, чтобы его оставили в таком состоянии неопределенности, но на уточнения деталей контакта просто не хватало времени.
   Предположив, что Гундерсон получил отказ у политического руководства и уже ни на что не рассчитывая, генерал вопросительно посмотрев на Кейси, уже хотел пригласить официантку, когда заметил, что взгляд его верной помощницы довольно странно устремлен на него. Генерал ощутил некоторую неловкость и машинально поправил галстук.
   - Сер, быть может, вы захотите выбрать что-нибудь особенное, - проговорила Кейси несколько напряженным голосом и протянула меню генералу.
   Брендтон, почувствовав, что предложение сделано не случайно, взял меню и увидел, что верхняя строка, на которую он до того не обратил внимания, исчезает на его глазах. Это была незамысловатая надпись похожая на девиз хорошего ресторана: "Мы к вашим услугам". Но она исчезала и, как только сейчас заметил генерал, была нанесена на тонкую полоску, приклеенную прямо к бумаге на развороте. Полоска не могла быть ничем иным кроме послания от Гундерсона - это была микросхема. Небольшая полоска обладала фантастической сложностью и фантастической ценой. Такие технологии недоступны частным лицам и поставлены на особый учет в ФБР и ЦРУ. Их не имел даже ИНТЕРПОЛ. Особенность микросхемы состояла в том, что ее можно было внедрить куда угодно, но невозможно обнаружить, ее так и называли "невидимка". Микросхема работала по системе постоянно обновляемого кода, который можно было прочитать, обладая такой же микросхемой. Она мгновенно реагировала на энергию поисковых тестеров, уходила от нежелательных глаз и узнавала нужных людей. Исчезнувшая надпись была одним из ее особенностей. То, что Сюзанна увидела ее, говорило, что Гундерсон учел замечание Брендтона о том, что постарается получать сведения от Хафнагеля через своего секретаря.
   Брендтон провел рукой над меню, и микросхема легла на его ладонь. В следующее мгновенье она снова стала незаметной. Он раскрыл ладонь перед Сюзанной и спросил:
   - Вы знаете, что это такое?
   Сюзанна посмотрела на руку, там снова появилась микросхема.
   - Кажется, да.
   - Микросхема узнаёт вас. Это значит, что вам придётся поработать с ней.
   - Что я должна сделать?
   - Это "Троянский конь" и его необходимо оставить у Хафнагеля.
   Сюзанна почувствовала легкое волнение, ей еще не приходилось играть в шпионские игры.
   - Как вы это представляете?
   - Ничего сложного: Вы говорите микросхеме, что операция началась. Она потребует подтверждения и если получит его, выразит готовность, примерно так же - "мы к вашим услугам". Вы должны определить место, находясь в котором микросхема будет иметь доступ к информации. В зависимости от обстоятельств микросхема найдет безопасное место, но обязательно вернется туда, куда определили ее вы. Так что ваш выбор - очень важен.
   - Я постараюсь, - пробормотала Сюзанна и протянула руку. Полоска ожила и прилипла к раскрытой ладони.
   . Брендтон взглянул с одобрением на помощницу и почувствовал себя не совсем одиноким. У него улучшилось настроение, и обнаружился аппетит. Похоже, что появилась возможность держать действия Хафнагеля под контролем, по крайней мере, в решающий момент.
  
   После обеда ушло еще около двух часов на ознакомление с материалами. В процессе просмотра ученые делились мнением через компьютеры и к намеченному окончанию встречи составили мнение по основным вопросам.
   - Мы очень внимательно прослушали впечатляющее выступление генерала Брендтона, - начал от имени рабочей группы Сервапали Джамуни. - После ознакомления с материалами, создается впечатление, что генерал ни в чём не преувеличил, как это обычно случается после встречи человека с незнакомыми и непонятными явлениями. Опасность медиамодуля заключается не в том, что он обладает огромными возможностями и неисчерпаемой информацией, а в том, что он способен использовать в деятельности материалы физически чуждые планете. Насколько ответственно медиамодуль отнесется к такой своей возможности, мы можем судить лишь на основании представления о том, каким он был, но не каким он стал. Для подобного заключения требуется прямой контакт и работа психологов.
   - Ясно, - Хафнагель сделал нетерпеливое движение, - Ученные не фокусники и без конкретного материала не могут работать, но и военные - не фокусники. Однако если несостоявшееся открытие никого не разочарует, то для нас, военных, неспособность защитить общество может оказаться фатальной. Но мы должны удовлетвориться тем, что уже имеется, у нас нет лабораторий для изучений действий противника. Поэтому я попрошу дать оценки на основании того, что есть. Остальное мы берем на себя.
   - Не раздражайтесь, генерал, - флегматично заметил бионик Элиос Слобин. Он навалился своей огромной массой на стол, поглядывая на секретаря КВЭ сонным взглядом. - Мы можем сообщить вам только то, что в состоянии сами понять. Никакого мифотворчества. Уважаемый коллега доктор Джамуни дал профессиональную оценку изложенному материалу и выводам генерала Брендтона. Примите это к сведению. От имени моих коллег, доктора Шторха и доктора Нортона, я подведу черту под тем, что мы извлекли из биотехнических, физических программных возможностей медиамодуля. Организм - это непрерывный поток информации. Информация требует энергии самых разнообразных уровней. Иными словами - медиамодуль имеет то, что необходимо организму, но у него другая физиология, его физиологией может стать всё способное управляться имеющейся в его распоряжении энергией. Управление энергией осуществляется на основе необходимых программ, которые в организме подобного рода могут бесконечно усложняться. Здесь я не вижу препятствий. Ему доступны биокомпьютеры, нанотехнологии, электронное оборудование. И, как утверждает доктор Шторх, такой организм может пользоваться энергией холодной аннигиляции. Для наглядности я приведу пример: есть старинная китайская игрушка - вечно качающийся болванчик. Игрушки качаются уже сотни лет, и у них нет причин останавливаться. Секрет прост: внутри эфир. Пары конденсируются в пестике, который, наполняясь, наклоняется, эфир выливается и испаряется вновь... Как видите "вечный двигатель" использует тепло и земное притяжение. Секрет его в рациональной конструкции. Медиамодуль - исключительно рациональное образование. Он может использовать энергию водорода и антиводорода подобно китайскому болванчику, с которым взаимодействует вся вселенная. Именно так действует медиамодуль, имея полярности в виде русской уборщицы и русского ученого.
   Слобин без удовольствия улыбнулся и перевел дыхание. Он помолчал несколько секунд и закончил:
   - Но и такую энергию когда-то придётся возвращать.
   - "Когда-то", - нервно повторил Хафнагель. - Вы могли бы выразиться конкретней?
   - Этого мы не знаем, - тягуче ответил вместо Слобина физик Шторх. - Но я полагаю, медиамодулю сроки известны.
   В зале безмолвия повисло молчание постепенно переходящее в гнетущую тишину, прервать которую у присутствующих, казалось, уже не было сил.
   - Господин секретарь, - Брендтон счел, что подошла пора высказаться и ему, но он не хотел говорить в присутствии ученых. - Мне кажется, мы услышали всё, что могли сказать научные эксперты. В таком случае неразумно задерживать людей, у которых мы и без того отняли немало времени.
   Хафнагель сверкнул глазами и торжественно произнёс:
   - Я не могу сказать подобно Фаусту: "Мгновение, остановись", но кроме нас с вами, генерал, больше некому позаботиться о том, чтобы время у человечества продолжалось.
   Однако серьезных возражений против предложения Брендтона не имелось. Обменявшись вопросительным взглядом с Джекобом Блейком и Сюзанной Кейси, Хафнагель обратился к экспертам:
   - Вы хотели бы еще что-то добавить к сказанному, господа?
   Вердикт вынес молчавший до сих пор король программирования Стенли Нортон. Он обладал неожиданно низким и густым голосом, так что его бас прокатился по длинному столу и окутал присутствовавших как покрывало:
   - Наши возможности исчерпаны.
   Секретарь КВЭ оглядел экспертов отеческим взором.
   - Ну, что ж, господа, ваши разъяснения были очень полезными и помощь неоценима. Благодарю вас, и не смею далее задерживать.
   Хафнагель обошел вокруг стола и лично попрощался с каждым, наградив дружеским рукопожатием. Вернувшись от дверей зала, он сел в кресло, которое перед тем занимал Сервапали Джамуни, оказавшись прямо напротив Брендтона.
   - У вас имеются конкретные предложения, генерал? - Хафнагель поднял подбородок и выжидательно уставился на Брендтона.
   - Да.
   Генерал поднялся. Он прошелся вдоль стола, обдумывая речь, и остановился за спиной Сюзанны Кейси.
   - Вы обратили внимание на слова доктора Слобина, что в принципе медиамодуль высокоорганизованная информационная система, способная создавать любые программы адаптации. Значит, для существования после взрыва ему не обязательно требовался биоэлектронный компьютер, он мог разместиться в любом программируемом оборудовании.
   - Так, так... - Хафнагель развернулся в кресле и задумчиво глядел на Брендтона. - Таким оборудованием могли стать любые мэнфреймы, серверы и даже глобальные сети, но рядом имелось универсальное и защищенное оборудование базы МАКНАД и автобуса "Резерфорд". Таким образом, поле нашего поиска может значительно сократиться.
   -Не исключено, - согласился Брендтон.
   Хафнагель сидел, постепенно осмысливая обстоятельства, вытекающие при таком допущении. С точки зрения его интересов, здесь могли быть и плюсы и минусы. Следовало повернуть решение таким образом, чтобы у МАКНАД остались минусы, а у КВЭ, то есть у Хафнагеля - полюсы. Он поднялся, прошелся из конца в конец длинного стола и, барабаня по краю пальцами, бормотал:
   - Так, так, так...
   Хафнагель сделал несколько шагов назад, остановился около Брендтона и заглянул ему в глаза.
   - Если я вас правильно понял, генерал, вы хотите вернуть комиссара Барка вместе с оборудованием вопреки решению органов юстиции России?
   - Я не ставлю вопрос таким образом. Как вы заметили, я высказал лишь предположение, господин секретарь, - холодно возразил Брендтон.
   - А как вы предлагаете сделать возможным выяснение предположения?
   - Принятие решений лежит на вас, господин секретарь. Мы не имеем права на ошибку.
   - Хорошо. Обсудим это.
   Хафнагель снова сел.
   - Вы считаете, что я должен договариваться с прокуратурой России через МИД?
   - Вы наделены большими полномочиями и такое в принципе возможно.
   - Закон не строится на предположениях, назидательно возразил Хафнагель. - Мы должны объяснять свои действия, требуя беззакония, а разглашение секретной информации также не входит в наши планы.
   Видимо Хафнагель принял для себя какое-то решение и теперь считал, что Брендтона пора поставить на место. Но в словах генерала Брендтона имелся существенный резон. По логике вещей комиссара Барка следовало вытаскивать из России со всем его оборудованием, что отвечало высшим интересам безопасности. Но это была всеобщая безопасность никак не связанная с личной безопасностью Хафнагеля. Напротив, личная безопасность коварного Генриха сводилась на нет теми сведениями, которые мог привезти комиссар Барк. Поэтому при всём очевидном здравом смысле в предложении Брендтона, Хафнагель должен был найти внешне разумные основания, отвергающие идею извлечения Барка из России. Хафнагель покачал головой, как маятником от плеча к плечу, поглядывая на погасший дисплей монитора и как бы перерабатывая полученную информацию, затем произнес:
   - И всё же мы обязаны чтить закон. В сущности, это основная задача органов международного сообщества. Но то, что вы говорите - достаточно существенно и необходимо найти возможность решить и этот вопрос, и соблюсти нормы международного и Российского права.
   - Здесь есть еще одно обстоятельство, которое следует учитывать.
   - Какое?
   - Реакцию самого медиамодуля. Если он есть и если он там, то он может иметь собственные суждения о наших действиях и не только о том, насколько они рациональны, но и о том, насколько они отвечают его представлениям о справедливости.
   - Вы хотите сказать, что он сумеет разобраться в клубке бюрократических хитросплетений, которые возникли вокруг комиссара Барка?
   - Да.
   - И что из этого вытекает?
   - То, что он начнет воспринимать лично вас и меня с подозрением.
   - Но вы говорите, что в нём преобладают гуманитарные ценности.
   Брендтон поморщился.
   - Мы говорили также, что всё могло измениться. Потом, не следует забывать, что к гуманитарным ценностям относится и справедливое возмездие. Совсем нельзя исключить, что медиамодуль может обрушить на планету свой гнев.
   - Планета - его дом и приют тех, к кому он привязан. Совершенно очевидно, что объективность его логики выше эмоций возмездия. Он правильно поймет наши действия, - парировал Хафнагель. - А если уничтожение состоится, значит и осуждать нас некому. В таком случае наши действия не могут влиять на обстоятельства. Здесь мы ничего не в силах изменить, и приговорены к пассивному ожиданию действий медиамодуля.
   - Ответственность возложена на вас, господин секретарь, - подвел черту Брендтон.
   Между тем микросхема от Сюзанны Кейси перекочевала на кучерявый затылок Генриха Хафнагеля. Он что-то почувствовал и удивленно посмотрел на Сюзанну. Она мило улыбнулась и сделала вид, что снимала пылинку с его плеча. Хафнагель проводил секретаря Брендтона, пошедшею к своему месту танцующей походкой, внимательным взглядом.
  
   Формально повестка саммита была исчерпана. Чрезвычайный комитет рассеялся, гонимый неотложными делами. Уехал и Брендтон с Сюзанной Кейси. Генрих Хафнагель и Джон Блейк остались наедине в тишине мраморного зала. Для них заседание продолжалось. Необходимую информацию для продолжения тактически выверенной игры они получили. Теперь всё требовалось переварить. Лучшего места для переговоров, в которых каждое произнесенное слово могло стоить миллионы долларов и столь же высокую степень риска, трудно было найти.
   Генерал и авантюрист долго смотрели друг на друга, собираясь с мыслями. Дело, которое им предстояло "провернуть" было не из простых. Неожиданно блеснувшая идея генерала Брендтона представлялась удачей, позволявшей многие вопросы из преступной области, перенести в область процедур санкционированных советом безопасности. Да, не ведая того, Брендтон здорово помог им. Оставалось выстроить на его предположении стратегию максимальной пользы для себя.
   Сомнительный тандем, созданный интересами двух незаурядных интриганов - Блейком и Хафнагелем, приносил многие миллионы евро и долларов. Деловой сюжет, раскрученный некогда по осторожному предложению археолога и с полуслова подхваченный секретарем КВЭ, охватил собой широкую сферу деятельности и в него, не ведая того, вовлекались люди из самых разнообразных слоев общества - респектабельных, сомнительных и настолько преступных, что они проходили по всем картотекам Интерпола и национальных служб безопасности.
   Идея была проста как армейский устав. Никто не запрещал КВЭ поддерживать международный порядок, более того - это являлось его основной функцией. Но так как решения принимались секретариатом комитета военных экспертов, а беспорядка было гораздо больше, чем возможности его устранить, то это обстоятельство Блейк и предложил положить в основу совместного бизнеса. Если, например, США, настаивало на немедленных военных санкциях по отношению к региону находящемуся в зоне его стратегических интересов, КВЭ готово было пойти навстречу, предлагая для оперативного решения усилить финансовую поддержку. Реализация финансовой поддержки переходила в область оперативных планов и контролировалась только чиновниками КВЭ. Блейк устроил несколько грандиозных провалов операций и агентов, когда в технические детали по использованию средств посвящались доноры. После нашумевших скандалов все пришли к единогласному мнению, что движение денежных потоков связанное с оперативной информацией, должен контролировать только секретариат КВЭ. Провалы прекратились, и все убедились, как хорошо устроена карательная система под руководство маэстро Хафнагеля и как ловко он стряпает тайные операции. Сейчас в казну секретариата КВЭ вывалили щедрый куш финансов, состоящих из разной мировой валюты. Оставалось разработать технологию его ассимиляции на тайных счетах Хафнагеля и Блейка. Разработку программы в значительной степени облегчил самый неподкупный и принципиальный, очень уважаемый и проницательный - директор МАКНАД генерал Брендтон. Сидя в мраморном зале дона Оливера Кортезио, Блейк и Хафнагель мысленно потирали ручки. Предложение Брендтона позволяло, помимо всего прочего, покончить со всеми неприятностями, возникшими от чрезмерной болтливости российской уборщицы, сообщившей комиссару Барку, что КВЭ использует запрещенные технологии для запрещенных операций.
   - Итак, что мы имеем? - начал Блейк. Присутствие официальных лиц отодвигало его в тень, но наедине с Генрихом он, безусловно, был первым.
   - Как бы ни разукрашивал свой доклад генерал Брендтон, я думаю, мы ничего не потеряем, если эта странная парочка выкинет что-то такое, о чём дружно пошумят ученые и журналисты. Главное - это обеспечить собственную тайну.
   - Может быть, мы думаем об одном и том же?
   - Привлечь тех, кто уже имел дело с медиамодулем?
   - Да.
   - Совершенно верно.
   - Обсудим.
   Некоторое время они медлили, собираясь с мыслями и как бы не решаясь пересечь запретную черту. Но всё было очевидно, и невинность не являлась характерной чертой этих двух суровых мужей.
   - Я полагаю, что, не откладывая, сегодня же вылетаю в Нижний Новгород для переговоров с Лапшиным. Судя по отчетам Барка и сведениям, полученным мною, Лапшин именно та фигура, с которой мы решим все трудности возникшие лично для нас и нашего дела. Он располагает достаточным влиянием, имеет в своем распоряжении квалифицированную военную команду. У него свои собственные счеты и с комиссаром Барком, и пресловутым медиамодулем.
   - Мы можем облегчить проблемы Лапшина со свидетелями?
   - Постараюсь. Из опасных свидетелей - дочь Осоргина. Второстепенные показания может дать некий слепой - Горин. Сейчас он в Заозёрской больнице. Я не думаю, что его серьезно охраняют. И еще - могут вытянуть сведения из Мирзоева - он из военной группы Храпова.
   - Что здесь можно сделать?
   - В зависимости от обстоятельств.
   - Итак, нам необходимо, во что бы то ни стало привлечь к сотрудничеству Лапшина. Он должен почувствовать необременительную зависимость от нас. Если вы сегодня вылетаете в Нижний Новгород, я обеспечу вас всеми оперативными материалами Интерпола и МАКНАД. К ним Лапшин не останется равнодушен.
  
   Нижний Новгород был третьим городом в России соединявшимся с европейскими столицами монорельсовой линией. Передвижение по ней занимало меньше времени, чем полет. Джекоб Блейк отправлялся в Россию из Лиссабона.
   Джекоб Блейк был мексиканцем. Он родился в семье небогатого фермера Хосе Мартиноса, который по непонятным претензиям сознания дал имя первенцу в честь чтимого им великого иностранца - Юлий. Юлий рос очень живым мальчуганом, по выражению матери "с шилом в заднице". Бьющая через край энергия, едва ли не с пеленок толкала его на разные выходки, в которых уже тогда просматривалась не одна только детская шалость. Сопротивление взрослых, поучения морального и физического характера сделали его сперва хитрым, а потом лживым и коварным. Уже в семилетнем возрасте он мог стащить всё, что его интересовало, от денег до оружия, а потом придумать невероятную историю, убеждающую в его непричастности к совершённому. Он врал с жаром и красноречием, но почти никогда не избегал наказания. Это закалило его характер. Близость фермы к мертвому городу бывших правителей древней Мексики, закрепило в его сознании любовь к приключениям, тайнам и мистике. Почти всё свое детство он провел на развалинах и научился добывать собственные деньги, торгуя "пылью веков", среди которой иногда попадались вещи, изымаемые таможенниками у неосторожных туристов как исторические ценности признанные национальным достоянием. Иногда следовали "разборки", после чего у Блейка появилось стойкое отвращение к национальным границам, собственной национальности и даже имени. В девятнадцать лет он покинул родной очаг, оставив там равнодушных родителей и дюжину рыдающих деревенских красавиц. Он стал Джекобом Блейком, так как по каким-то неведомым движениям душевных мотивов смущался странного сочетания своего имени - Юлий Мартинос. Первое решение, принятое за пределами отечества было неожиданным даже для него самого: он захотел получить настоящее образование. С увлечением, занимаясь своим археологическим промыслом, Блейк поднаторел в древней истории и английском языке. Но он не отправился Англию или США, Юлий расчетливо осел в Мадриде и грыз пороги академии и академических знаний до тех пор, пока вне конкурса не поступил на факультет археологии, получив к тому же персональную стипендию.
   Далее биографам предстояло бы изучить огромное белое пятно, в котором гремели взрывы, совершались хищения и покушения, перемещались по лицу планеты авантюрные экспедиции, после чего мы обнаруживаем Джекоба Блейка на порогах ЮНЕСКО и ООН в качестве эксперта. Здесь состоялось его знакомство с Генрихом Хафнагелем.
   Вот этот человек выходил из экспресса "Гей Стар" на платформу Московского вокзала в Нижнем Новгороде. Он заранее известил депутата Лапшина о своем прибытии и, как предполагал, его должны были встретить. Действительно, едва Блейк сошел с бегущей дорожки, выносившей прибывших пассажиров на привокзальную площадь, как ему представился суровый молодой человек в сопровождении двух не менее суровых красавиц. Как понял Блейк, Лапшин прислал за ним личную охрану. Информацию о встречающих он получил, еще находясь в пути.
   - Господин Блейк, - почтительно обратился к нему молодой человек, - Иван Адамович Лапшин предоставил нас в ваше распоряжение. Будет ли вам угодно направиться сразу к нему, или вы хотели бы осмотреть город?
   - Мы отправимся к сенатору по самым красивым улицам, - вынес вердикт Блейк.
   Лапшин был не сенатором, а депутатом, но никто не стал опровергать почетного гостя, считая, что он всё равно не разберется в российских тонкостях.
   Улицы и сам город выглядели неопрятно. Богатство, выставленное напоказ, никак не могло затмить собой назойливо выпирающую нищету. Это не находилось на переднем плане, но эксперт ЮНЕСКО был очень проницательным человеком. Город ему не понравился, но он должен был признать, что предпринимаются огромные усилия, способные через десяток лет изменить облик Нижнего в лучшую сторону. Они проехали мимо Нижегородского кремля, и опытный взгляд археолога отметил небрежность, с которой были отреставрированы обветшавшие части старой крепости. Это ему тоже не понравилось. Но, в конце концов, он приехал сюда не для того, чтобы давать заключения о состоянии города.
   На набережной, по одну сторону крутой склон был изрезан пешеходными тротуарами и подступал к Волге. На другой стороне, редко стоящие, и основательно построенные, глядели в заволжские дали особняки, как видно, очень богатых людей. В чугунные ворота, одного из таких особняков и свернул длинный лимузин с Джекобом Блейком.
   Трехэтажное здание из красно-белого кирпича, впечатляло массивностью своего внешнего вида, словно его возводили для долговременной осады. На окнах стояли витые металлические решетки, в которых ажурность тоже уступала место заметной прочности. Джекоб Блейк не взялся бы определить стиль, в котором был построен особняк, но он слышал, что российские журналисты называли терема, выросшие после падения коммунизма, квазидемократической готикой. С этим он, пожалуй, мог согласиться.
   Наконец, он увидел самого хозяина. Иван Адамович сразу понравился авантюристу. Он понял, что перед ним человек, с которым можно иметь дело. Сопровождающие исчезли. Лапшин приветствовал гостя крепким рукопожатием, и не представив своей жене, присутствие которой ощущалось в различных деталях быта, пригласил пройти в кабинет. Лапшин говорил по-английски с едва заметным акцентом.
   - Меня известили о вашем визите из самых высоких сфер, - суховато улыбнувшись, сказал Лапшин, - но цель вашего визита мне не ясна. Признаться, я даже слабо представляю кто вы такой.
   - Я - главный, в той игре, которую веду я, - широко улыбнувшись, ответил Блейк. - Вторым в ней является секретарь КВЭ Генрих Хафнагель. Вам придётся занять место рядом с нами. Насколько оно окажется почетным, будет зависеть от ваших талантов.
   Лапшина покоробила такая бесцеремонность, если не сказать наглость, сдержанная улыбка застыла, и лицо приобрело надменно-неприступное выражение.
   Блейк рассмеялся.
   - Да будет вам, Лапшин. Вы деловой человек и вам не пристало выпускать коготки своего самолюбия. Я не случайно оказался перед вами и отношусь к категории людей строящих отношения с другими либо ультимативно, либо дружественно. К вам я приехал как друг.
   - Я еще не принимал присягу на верность, так что не надо размахивать передо мной маршальским жезлом.
   Либо Блейка стало серьезным.
   - Достаточно, Иван Адамович, - он перешел на русский язык. - От вас у меня не будет секретов. Мы действительно нуждаемся в партнерстве. Говорят, что первое впечатление самое правильное. Я предпочитаю получать его, моделируя небольшой стресс. Всё, что я сказал выше - по существу верно, но люди пропитаны конформизмом и этикой. Давайте представим, что я их не нарушил, и перейдем к делу.
   Блейк помолчал, наблюдая, как Лапшин переваривает сказанное. Иван Адамович сухо отреагировал:
   - Сказано: "По плодам их узнаете их".
   - Именно так. Теперь слушайте: Всё, что вы проделали в Заозёрске, тщательнейшим образом запротоколировано и этот протокол лежит в сейфах генерала Брендтона - шефа МАКНАД.
   - Я не понимаю, о чём идет речь.
   - Другого ответа я и не ожидал. Сейчас поймете.
   Блейк достал дискету и протянул Лапшину.
   - Вставьте в компьютер. Думаю, и вам это будет интересно посмотреть.
   Лапшин, с секунду помедлив, решил не продолжать игру амбиций и поставил дискету. То, что он видел последующие полтора часа, заставило забыть не только об амбициях, но даже достоинстве. Лапшин был смят. Являясь человеком достаточно твердым и умеющим рисковать "по крупному", он ничего не смог противопоставит силе, с какой обожгли его эмоции представленные материалы. Он не ожидал, что всё может выглядеть так страшно, и уж тем более не ожидал, что это сделается достоянием протокола. Через видеокамеры проклятый медиамодуль отснял всё, что делал он и его команда - и переговоры, и убийства, и отрубленную голову Цербо...
   - Этого не может быть, - выдавил он из себя, с трудом справляясь с голосом. - Мои документы подтверждают, что я никуда не уезжал из Нижнего Новгорода.
   - Да будет вам, - лениво отмахнулся Блейк. - Из самого сюжета следует, что вы приказали уничтожить компромат.
   Он некоторое время наблюдал, как Иван Адамович безуспешно пытается подыскать аргументы, опровергающие очевидное, и махнул рукой.
   - Да вы успокойтесь, Иван Адамович. Это полицейский протокол и ни один суд на его основании не привлечет вас к ответственности... Я внимательно разглядывал ваш дом и заметил, что он хорошо защищен от проникновения любопытных. Поэтому разрешил просмотр протокола. Но то, о чём мы будем говорить сейчас, я не могу доверить даже такой надежной защите как ваши противоволновые тарелки на крыше. Пригласите своих специалистов, и путь они подготовят абсолютно надежное помещение. Там мы продолжим разговор.
   Нетерпение Лапшина выяснить, чем вызван странный визит таинственного и вместе с тем высокого гостя, о котором пришло неофициальное уведомление черед министерство иностранных дел, было настолько сильным, что он забыл о знаменитом русском гостеприимстве. Сейчас появлялась возможность исправить ошибку. Пока электронщики занимались своим делом, он пригласил Блейка отобедать.
   Во время обеда Блейк дал понять, что прием пищи - это максимум непроизводительно потраченного времени, и они немедленно завершат начатые переговоры. Лапшин распорядился, чтобы десерт подали в заново изолированную комнату.
   - Я здесь, - без предисловий начал Блейк, - чтобы покончить с нашим общим врагом - и медиамодулем, и комиссаром Барком.
   Он криво улыбнулся и добавил: - Последнее, пожалуй, для меня важнее первого. Но, получилось так, что в нашем случае одно от другого не отделить.
   - Откуда вы знаете, что медиамодуль не исчез вместе с оборудованием? - спросил Лапшин.
   - Ни у кого не может быть в этом пока абсолютной уверенности, но, как говорят специалисты, теоретически такая возможность более чем вероятна.
   - В таком случае, почему он не направил имеющийся на нас компромат в прокуратуру и тому подобное?
   - Вам же не говорят, что сохранилось первоначальное оборудование медиамодуля, то есть, его архивы, или как бы тело - утрачены, но сохранилось сознание, программы, по которым он может работать. Другой вопрос, что он может забрать все компрометирующие материалы оттуда, куда их положил - из архивов МАКНАД, или совершить еще какую-то подобную пакость. Вот это-то мы и хотели бы предотвратить. Мы должны либо получить возможность управлять медиамодулем, либо уничтожить его. Вам уже удавалось надеть на него намордник. Ваш опыт и возможности, ваша заинтересованность в этом деле, совпадающая с направлением наших интересов, делает нас естественными союзниками.
   - Я не могу пойти на сделку вслепую. Мне необходимо знать, что скрывается за вашими интересами, - твердо произнес Лапшин.
   Блейк усмехнулся и, протянув руку, похлопал Лапшина по колену.
   - Дорогой Иван Адамович, мы делаем вам не просто предложение, мы покупаем ваши возможности и информированность. Мы платим хорошие деньги. Возможно, после этого случая наши дороги уже никогда не пересекутся, поэтому мы не намерены раскрывать смысл наших интересов, а вот у вас выбора-то не имеется. Всё предложенное - в ваших интересах, не только с материальной точки зрения, но и просто как условие выживания. Без нашей помощи никто не отведет занесенный над вами топор.
   Лапшин улыбнулся и смягчил выражение лица.
   - Я не умею заключать сделки, не пытаясь выжать из них максимум пользы для себя.
   - Я это понял и не вижу в вашем любопытстве крамолы, - взаимно улыбнулся Блейк.
   - Тогда давайте смотреть, что можно сделать.
   - Не буду распространяться об опасностях грозящих человечеству со стороны медиамодуля, - начал Блейк, - отмечу только, что именно они собрали постоянных членов Совбеза в одном укромном местечке на берегу Тихого океана. Там было принято решение уничтожить медиамодуль, потому что смешно думать о подчинении системы обладающей большими возможностями, чем ты. Ученые пришли к выводу, что медиамодуль после взрыва мог разместиться в любой достаточно мощной электронной системе, не обязательно биокомпьютерной, лишь бы она обладала определенными энергетическими параметрами (с силой тока порядка 86 ампер, мощностью около 100 ватт) и программными возможностями. Очень многие системы, в том числе и нанотехнологии, обладают большими токами при малом напряжении, что и необходимо медиамодулю. Теоретически все они могут быть использованы медиамодулем. Отсюда возникла идея, что после уничтожения оборудования ЛИН -12, интересующий нас объект переместился в оборудование МАКНАД - мэнфрейм базы и сервер в автобусе комиссара Барка.
   Блейк сделал паузу и поднял палец, как бы подчеркивая особую важность того, что он сейчас скажет.
   - И здесь нам очень помог директор МАКНАД генерал Брендтон. Он высказал предположение позволяющее провести эксперимент и убедиться в существовании или отсутствии медиамодуля. Для этого необходимо уничтожить базу МАКНАД в Заозёрске, со спутника из системы ПРО.
   Лицо Лапшина вытянулось, и он жестом остановил Блейка.
   - Минуточку. - Некоторое время он размышлял, глядя куда-то поверх археолога, потом сказал: - А вам не кажется, что здесь скрыт какой-то подвох?
   - Кажется, - усмехнулся Блейк. - Видите ли, Иван Адамович, в нашей игре процесс должен быть обязательно двусторонним. В наших руках фигуры, в руках Брендтона шахматная доска. Пока мы не расставим фигуры на шахматной доске, мы не начнем игру. Генерал поставил эту доску. Остальное зависит от нашего мастерства. Но ни я, ни секретарь КВЭ не можем действовать открыто. Нам нужна скрытая сила, невидимый партнер, то есть - вы. У вас есть мотивы и возможности для действия, а мы поможем неограниченными средствами. Генерал может рассуждать так: если медиамодуль и близкие ему люди подвергнутся попытке уничтожения, виновен в этом будет, прежде всего, Лапшин и на него следует направить праведный гнев. Он рассчитывает, что медиамодуль правильно поймет его действия, если узнает, от кого исходило предложение. Но мы приберем к рукам карающий меч уже известным вам способом - шантажом. К моменту принятия решения об уничтожении базы, у вас в руках должны быть все родственники Парфеновой, и, полагаю, милый сердцу Осоргина, свидетель по вашему делу - Горин.
   Иван Адамович снова задумался.
   - Даже если ваша идея не сработает, - медленно произнес он, - другой вариант отсутствует. Я согласен. - Он еще помолчал и добавил: - Правда, вот насчет Горина, мы слегка просчитались. Я отдал распоряжение и к этому времени он уже должен быть мертвым.
  
   Блейк перезвонил в Брюссель и сказал Ивану Адамовичу, что его уже ждет самолет в Нижегородском аэропорту. Он просил не провожать его и оставил Лапшина сидящем в кресле в том кабинете, где они вели переговоры. И, слава Богу. У Ивана Адамовича не было желания провожать высокого гостя. Он погрузился в размышления. Он не любил зависимости. В любом деле он стремился сохранять лидерство, считая его заслуженным правом высокого интеллекта. А здесь, какой-то жулик международного масштаба, предлагает ему подсуетиться. Ну, пусть это в его, Лапшина, интересах, и всё же почему им должен командовать человек, который волей случая вовлечен в международные аферы, и благодаря этому обладает значительно более широкими возможностями? Однако здесь Иван Адамович должен был честно признаться, что в нём говорит не объективность, а раздраженное самолюбие. Он познакомился с биографией Мартиноса сразу же, как только получил сообщение о нём. Биография впечатляла. Блейк начинал с абсолютного нуля, не имея ни связей, ни тяжеловесов родителей, ни такого инфантильного окружения, в котором легко было двигаться вперед, переигрывая конкурентов. И всё же, он, Лапшин, должен действовать так, чтобы инициатива сохранялась в его руках. Надо держать совет с Максимкой. Максимка организует сегодня отправку тонны "сладких миражей" пятого поколения в Польшу. Пусть этим займется Могила. Лапшин связался с Храповым.
   - Передай дела Могиле, а сам срочно ко мне, - Лапшин усмехнулся. - Наша с тобой родня появилась. Обмозговать надо.
   - Сейчас буду.
   Некоторое время Лапшин сидел, неподвижно уставившись в одну точку, всё еще недовольный собой.
   - Инициативу надо переманить, - вслух сказал он.
   Иван Адамович поднапрягся, пытаясь преодолеть размагниченное состояние. Мысли в голове прыгали и наезжали друг на друга. "Археолог, хренов, сумел-таки внести разброд в мой котелок!" - с досадой подумал он, стараясь поймать какую-то ускользавшую мысль. "Ага! Что-то он говорил о расширенном заседании Совета безопасности, на котором принимались решения о полномочиях. Ну, а если требуют полномочий, то должны объяснить зачем. Так... У нас в секреты такого рода посвящается министр иностранных дел и иногда министр обороны. А может быть в курсе Стёпа Лошкарёв? - все-таки директор ФСБ - могли посвятить".
   Лапшин набрал код правительственной связи.
   - Степан Степаныч, - Иван Адамович широко улыбнулся.
   Отношения с Лошкарёвым были у Лапшина не просто дружеские, дружба переходила в зависимость. Директор ФСБ был толковый чиновник секретных служб, и всё время крутился на спирали государственной карьеры, а Лапшин загребал приличные деньги и мог поделиться ими, да и делился.
   - Проблемка есть, - Иван Адамович прищурился и оценивающе поглядел на Лошкарёва. - На днях Сорокин летал за границу, ты в курсе?
   - Какую границу? - улыбнулся Лошкарёв, поприветствовав Ивана Адамовича пожатием собственных рук.
   - Ту, которую Сорокин не афишировал.
   - Ага-а... - Задумчиво протянул Лошкарёв. - Пытались мы выяснить, но глухо.
   - Значит было?
   - Было.
   - Когда, во сколько, кто сопровождал?
   -Признаться меня таинственность тоже заинтриговала. Сменили охрану сопровождения. Взяли кого-то из ГРУ.
   - Маршал Зарубин, значит, в курсе?
   - Сомневаюсь. Да ты поговори с самим Евгением Васильевичем.
   - Поговорю, только чем-то припереть надо.
   - Можешь сказать, что мы его потеряли... так... - Лошкарёв взглянул куда-то в свою систему информации, - и не могли найти с десяти пятнадцати до четырнадцати часов. Пусть перед тобой отчитается - хмыкнул Степан Степанович.
   - Ну ладно. И на том спасибо. Погоди, - продолжил Лапшин, видя, что Лошкарёв собирается отключиться. - Дело есть прямо к тебе. Надо бы с глазу на глаз, да время не терпит. У тебя в Челябинске под комиссара МАКНАД копают с благословения Совбеза ООН. Да и он тоже копает. Так вот, скажи Сперанскому, чтобы не мешал. Следы там беглеца одного затерялись. Местными силами ничего не раскопают, а комиссар пусть поищет; у него техника - не чета вашей. Пусть на улице покрутится, подскажи Сперанскому. А с главным делом - подъеду скоро, полномочия покажу - ахнешь. Тогда и поговорим. Ну, привет.
   После непродолжительных поисков Сорокина, Лапшину сообщили, что министр находится на приеме у президента. Приходилось подождать. "Да ничего, это не помешает. Если там какой-то протокол, скоро доберусь, своими глазами посмотрю", - подумал Лапшин.
   Охрана сообщила, что прибыл Храпов.
   - Пусть войдет, - распорядился Иван Адамович.
   Максимилиан Филиппович появился в приемной широкий, уверенный в себе, непроницаемый.
   - Пойдем, Максимка, чулан тут для меня сделали. Говорят, что наш несостоявшийся джин мог воскреснуть и теперь от него даже в сортире не спрячешься.
   Глаза Храпова потемнели.
   "Врубился, - подумал Лапшин. - Что заговорит, когда всё узнает?"
   Они прошли в оборудованную комнату.
   - С одной стороны вляпались мы с тобой, Максимка, а с другой - может и к лучшему. Высокий покровитель объявился для нас аж в самом ООН. Дают нам полномочия законодателей в своей стране. Что с тобой ни сотворим - всё именем Человечества и его Высшего Закона, - Лапшин рассмеялся.
   - Мне лучше без загадок, Иван Адамович. Работать-то придётся моими руками, а для них надо знать, где левая, а где правая сторона.
   - Ладно, слушай.
   Иван Адамович рассказал о чудесном визите Джекоба Блейка, специального курьера секретаря КВЭ Хафнагеля.
   - Пока один дым, - прокомментировал Храпов. - Надо добывать свои факты.
   - Ага, заметил. Ничего, скоро обрастем собственной информацией. Придётся мне в Москву волчком скататься - туда-сюда, времени у нас в обрез, да без личного участия ничего не склеится ни там, ни тут.
   Иван Адамович одобрительно глянул на Храпова.
   - Ну, ты у меня как гора - за старшего останешься. На тебя положиться можно.
   - Чего делать придётся, или за дисциплиной следить?
   - Дисциплина - само собой, но и сделать кое-что придётся.
   Взгляд Лапшина затуманился.
   - Тут у меня идейка прорезалась. Для ее воплощения полномочия я получил, получу и их признание. Наши артачится не будут. Им со мной отводить мировую угрозу - только в радость. Да и хлебосольство мое вещь приятная, не то что от какого-нибудь верховного комиссара. Так что идейка пройдет без осложнений. А мысль вот какая: девчушку, Наташеньку, и сородичей Парфёновой мы через ФСБ заполучим - спецзадание во имя человечества с грифом: "С.С.С...", - хохотнул Лапшин. - Они их тебе и доставят. Осоргина - особый момент. Сдается мне - здесь самое чувствительное место. Смотри, девка она красивая, чтобы опять кто не позарился. Приставь к ней Дору и Ирму. Обласкай, не ожесточи. Место подготовишь у себя - в Колонтае. Бассейн и спортзал с девочкой разделишь. Поставь в ее комнате компьютер - может папаша с ней поговорить захочет.
   Лапшин помолчал, подняв глаза поверх Храпова.
   - Ага, - слепой свидетель. Горина уберешь через свои каналы. Прямо в больнице удобнее всего... И еще - Комиссар искать Сыча будет, видно по следу пойдет там, в Заозёрске. У него техника хорошая, так он след сразу найдет, так что маршрут нам известен будет. Пусть твои ребята покараулят Давида. Авось, что и получится. А промахнутся - Сыч на закуску останется, на кладбище. Да, Сычу накрепко вдолби - его цель только комиссар, если хоть глянет в сторону девки - голову оторву.
   - Понятно, Иван Адамович. Всё будет сделано, - в привычной сдержанной манере произнес Храпов.
   Иван Адамович снова замолчал, изучающе глядя на Храпова.
   - Ладно, скажу. Крайний вариант есть, если с твоим участием ничего не получится и Давид доживет до этого времени. Думаю договориться сегодня со своим Советом безопасности. Базу МАКНАД уничтожить надо со спутника. Распишу всё про конец света, думаю, тоже не откажут. К тому же Хафнагель, видно, напугал наших бюрократов. Они чего хочешь от имени человечества наворочают. Так что если медиамодуль в серверах базы МАКНАД, двойная польза будет - и комиссара добьем, и компьютерные супруги без квартиры останутся. Деваться некуда - прилетят навестить родственников к нам в Нижний. Следи за Натальей. С ней папочка в первую очередь пообщаться захочет. А не докажем мировой бюрократии, что защищаем их от реальной угрозы, коту под хвост пойдут все наши планы, а действия из гуманистических превратятся в криминалистические. Тогда все сразу завопят, что это мы базу и комиссара грохнули.
   - Мне это знать не обязательно, - суховато отреагировал Храпов.
   Иван Адамович поморщился.
   - Да это я уж так. Знаю, с кем сегодня дела делать придётся. Ведь кто ты для меня, Максимка? - незаконное криминальное подспорье. А я лечу все наши страсти-мордасти перевести в законную, с признаками высшей справедливости, область. Беда только - сидят там бандиты - не чета тебе. С тобой без проблем - отстегнул по работе - и ты доволен, а те, ежели что кому-то сделают, так не отступятся пока всю кровь не выпьют.
   Храпов улыбнулся.
   - И на том спасибо. Понял я всё, Иван Адамович. Прикрою тылы если что.
   Оба рассмеялись.
   - А теперь давай выяснять - прилетела ли Сорока из Кремля.
   Министр иностранных дел находился в своем кабинете.
   - Приветствую, Евгений Васильевич. Плохо следы свои прячешь в таком ответственном деле.
   - Не понимаю тебя, Иван Адамович.
   - Да вот, Лошкарёв интересовался у меня, не знаю ли я, где ты пропадал вчера с десяти пятнадцати до четырнадцати. Ну, я уж не стал говорить, что ты был в гостях у Хафнагеля, - Лапшин рассмеялся, глядя на реакцию Сорокина. - Не переживай, я с вами теперь в одной компании.
   - Это разговор не для открытых линий, - строго проговорил Сорокин.
   - Вот-вот, - согласился Лапшин. - Я и собираюсь выяснять, чем тебя потчевали. Минут через пятнадцать вылетаю, встретимся. Покажу доверенность Хафнагеля, которая тебе всё объяснит. В России исполнителем решений КВЭ буду я.
   Иван Адамович оставил Сорокина с открытым ртом.
  
   Было 7 часов 45 минут, когда охранные сенсоры базы МАКНАД обнаружили автомобиль. Когда Барк пришел на контрольный пункт монитор уже сообщал сведения о посетителе. Им оказался специальный курьер областной прокуратуры Самарин Виктор Васильевич. Барк отключил защиту и пропустил курьера. Со строгим соблюдением формальностей Самарин объявил, что уполномочен вручить повестку комиссару МАКНАД Девису Барку и, если на территории базы находится гражданка Осоргина Наталья Максимовна, то и ей.
   В повестках переданных под роспись, сообщалось, что они должны явиться для дачи показаний по уголовному делу, возбужденному на основании ст. 147 ч. 2 УК РФ к следователю по особо важным делам подполковнику Саврасову Евстигнею Михайловичу. Наташа получила обычный, с печатью прокуратуры, бланк на одном листке. Барк - целый пакет документов подтверждавших правомерность самой повестки. Там было указание генерала Брендтона содействовать следствию, предписание секретаря КВЭ и всевозможные инструкции МИДа создававшие правовое поле вокруг полицейского чиновника находящегося под защитой международного права, иными словами объяснение, каким образом иммунитет Барка может капитулировать перед российским уголовным правом. Дело к производству приняла областная прокуратура и свидетелям, как было указано в повестке, предлагалось прибыть к Саврасову, соответственно, в десять часов для Барка и десять часов тридцать минут для Наташи.
   Появление повестки открывало новую область на карте причинно-следственного ряда, которую Барк воспринимал как жизнь. Работа для него не была просто профессиональным занятием; конечно, он профессионально выполнял ее, но она не выпадала из того, что считается личными проблемами, она оставалась частью драматической загадки, возникающей перед нами как Бытие. Все обстоятельства - и он сам, и его сотрудники, и все те, кто окружал Барка или неожиданно входил с ним в контакт - все они считались частью вопроса, на который он, казалось, получал ответ, но который опровергался и возникал снова и снова в неожиданных обстоятельствах.
   Как человек, посвященный в сокровенные тайны религиозных доктрин, он имел ответ на всё, что могло вызывать интерес самого пытливого ума, но как участник собственной жизненной драмы ощущал, что жизнь прикасается к нему не великими загадками, а чем-то более конкретным - человеческой болью и состраданием к ней, сопереживанием чужих судеб.
   До сих пор, мысленно возвращаясь к решению, заставившему его уйти от матери и сытой, благополучной жизни, он испытывал удивление и недоумение перед тайной скрывавшей силы, толкнувшие его на этот шаг. Почему он с такой остротой почувствовал унижение от сознания собственной слабости? Почему он не пожалел мать, для которой после смерти отца превратился в смысл существования? Барк до сих пор не мог понять простил или не простил себе этот поступок. Тогда он стоял перед нравственным выбором и совершил его... Почему именно так? В какие глубины духа погружал его этот выбор? Разве после своего решения он не попадал в новый тупик? Потому что нравственность - это наше мироощущение, это наше отношение к обстоятельствам жизни. По какую сторону истины находится это чувство, кем оно делает нас - солдатами или рабами долга? Барк читал о великих Риши, о свершениях великой духовной силы, которую способны были проявить единицы из миллиардов; он знал йогов и монахов Шао-Линя; он знал дзен буддистов испытавших сатори. Этот опыт позволял понять, что духовная истина, приходящая с просветлением, не отделена от физического естества, что просветленный прошел через цепь обстоятельств внешней жизни и работы сознания подготовившей открытие иной реальности, за которой человек видит свое бессмертие... Но тогда что же есть жизнь, это бренное тело, его чувства и его воля, приводящая к внутренней дисциплине позволяющей овладеть Истиной? И Барк приходил в выводу, что каждое событие вечности, и каждый атом воли принадлежат единой картине мироздания.
   Тогда он снова возвращался в свое тело, тело обращалось к познанию и памяти, а память к настоящему времени и его событиям, с новой силой заставляя переживать свою ответственность перед жизнью и ощущать все ее тупики...
   Получение повестки означало новый поворот сюжета наполненного новыми персонажами. Они еще не знают об этом, но они придут и им уже никогда не вырваться из цепи обстоятельств приведенных в движение маховиком этих бумаг. Где-то там, далеко, сидел следователь Саврасов, выполнявший чьи-то указания, быть может, связанный с интересами Лапшина, где-то Мирзоев готовился исполнить свою месть, а рядом находилась девочка, не представляющая как много у нее смертельных врагов и думающая лишь о том, что сегодня ей придётся похоронить мать.
   Барк видел всю цепочку последствий, он предвидел действия и прокуратуры, и ФСБ, так как им будет передана оперативная разработка, и понимал, что ничего нельзя изменить. Но чтобы события не приобрели необратимого разрушительного характера, он должен был спасти жизнь Наташи и Миши Горина.
   Помещения областной прокуратуры и ФСБ находились в одном здании, разделенные вывесками и подъездами. Микроавтобус въехал на стоянку охраняемую глазками телекамер и получил разрешение припарковаться. Пока "Крокодил" находился в распоряжении Барка, но уже делались попытки превратить машину в "вещественное доказательство", считать источником опасности неопределенного свойства "до установления его непричастности к трагическим событиям".
   Саврасов сухо поздоровался с комиссаром и указал на стул стоявший по ту сторону широкого стола следователя. Как понял Барк, в их отношениях вряд ли появится чувство профессиональной солидарности. Саврасов стремился уже в самой атмосфере встречи создать ощущение подозрения и обвинительного уклона. Да и облик старшего следователя вполне соответствовал духу карающего правосудия. Он был высоким, костлявым, с маленькими глазами, которые почти злобно поглядывали с удлиненного лица. Лицо же, с крупным носом, большим ртом, едва обозначенным губами, вытягивалось от впалых висков до резко выступающих желваков, которые играли, когда Саврасов останавливал на чём-то взгляд. Его тело двигалось, как будто мышцы были гальванизированы, от этого терялась пластичность млекопитающего, и фигура приобретала гротеск, словно среди его предков затесались насекомые.
   - Господин Барк, - произнес Саврасов высоким простуженным голосом, раскладывая на столе бумаги разного формата, - прошу познакомиться с постановлением Генерального прокурора и обоснованием ограничения вашего правового статуса.
   - А почему бы нам ни организовать сотрудничество, чтобы установить истину? - поинтересовался Барк.
   - Сотрудничество? - "р" и "у" странно прокатились в горле Саврасова, вероятно из-за избытка иронии, которую постарался вложить старший следователь в этот вопрос. - Хорошо. Чтобы вам стала более понятна наша позиция, я думаю, вам следует познакомиться с материалами, имеющимися в распоряжении следствия. Прошу вас, пройдите к терминалу.
   Рассматривая картинки, мелькавшие на экране монитора, Барк испытал некоторую досаду. Выяснялось, что Цербо и Лапшин следили за ним уже тогда, когда он еще не начинал подозревать полковника. Им удалось снять "батальную" сцену на улице Дунаевского. Похоже, камера имелась у одного из нападавших бандитов Храпова. С нескольких точек отсняли всю картину бегства с территории Академгородка. Ничего страшного, конечно, не было ни в том, ни в другом, но если факты рассматривать глазами Саврасова...
   - Как видите, - между тем говорил подполковник, - картина несправоцированного избиения граждан Российской Федерации, подтвержденная, кстати, и протоколом муниципальной милиции Заозёрска. А как вы объясните это странное бегство после посещения лабораторий Бол-Куяш - 3? Что это за война с сотрудниками государственной охраны объекта и федеральной службой безопасности?
   Все возражения пока могли носить только декларативный характер. Отсутствие синхронного протокола делало позицию комиссара уязвимой.
   - А вы хотели бы получить на это ответ? - не скрывая иронии, поинтересовался Барк.
   - Нет. Ответа не достаточно. Нам требуется заключение экспертов. Для этого вам придётся расстаться с вашими техническими чудесами, в том числе и с автомобилем. - Саврасов ткнул в сторону экрана, где в это время "Крокодил" ракетой разбивал ворота Академгородка.
   Барк не видел смысла демонстрировать какую-то принципиальную позу по отношению к следователю, поэтому миролюбиво возразил:
   - Для изъятия микроавтобуса нет ни юридических, ни деловых оснований. Вам достаточно документации. Мне же он совершенно необходим не только как место работы, но и как гарантия безопасности. Уже предпринималась попытка покушения на меня и Наташу Осоргину. Без специального оборудования мне трудно будет защитить свою и ее жизнь.
   - А кто сказал, что вы должны защищать жизнь Осоргиной? С сегодняшнего дня она подпадает под охрану закона о защите свидетелей и ее безопасностью займется ФСБ.
   - Мне трудно считать это решение правильным. До тех пор пока не прояснятся преступные связи полковника Цербо нельзя рисковать жизнью девочки.
   - Это вы так считаете. У нас на этот счет своя точка зрения, - скрипучим тенорком заявил Саврасов. - Кроме того, извините, разве лучше девочке находиться с человеком который позволяет себе так зверски избивать подозреваемого?
   Подполковник перевернул и подвинул Барку стопку фотографий, которую держал до сих пор под левой рукой, методично постукивая по ней мизинчиком. На снимках во всех ракурсах красовалась разбитая рожа Сыча.
   Барк рассмеялся.
   - Ну, извините. Я видел его только в бессознательном состоянии. Зачем же мне было избивать его?
   - Я склонен доверять сообщению скорой помощи и милиции забиравшей Мирзоева.
   Перед Барком воздвигли непробиваемую стену. Не было смысла пытаться преодолеть ее. Да и то, что делал следователь по особо важным делам, совершенно не походило на процесс следствия.
   - Достаточно. - Барк поднялся. - Вы злоупотребляете моим временем. С этого момента беседы будут происходить только в присутствии юридического эксперта. Но уже то, что я увидел и услышал от вас, слишком напоминает фальсификацию. Учтите, я проверю каждый ваш шаг и если обнаружу преднамеренную заинтересованность, вас не спасет ни должность, ни высокие покровители.
   - Вы мне угрожаете?! - Руки Саврасова нервно одернули фирменный мундир, и он встал.
   - Я сообщаю вам, что тоже веду расследование и имею для этого очень широкие полномочия. До свидания.
  
   Около "Крокодила" Барка ожидали два офицера.
   - Господин комиссар, у нас постановление следователя на исполнение закона об охране свидетелей. Оно относится к Осоргиной Наталье Максимовне. Она находится в вашем автобусе.
   С точки зрения закона возразить нечего. Постановление следователя невозможно было опротестовать даже в суде. Барк открыл дверцу. Наташа глядела на него испуганными глазами. Она уже поняла, что ее хотят забрать эти незнакомые люди.
   - Не волнуйся, Наташа. Ты не теряешь своей свободы. Эти офицеры должны охранять тебя в соответствии с законом о защите свидетелей.
   - Завтра похороны мамы. - У нее на глазах выступили слёзы, но она попыталась овладеть собой.
   - Да, конечно. Они будут содействовать всему, что тебе необходимо, - Барк обернулся к офицерам. - Не так ли, господа?
   - Так точно, господин комиссар.
  
   Пока заблуждения созданные Саврасовым не охватили умы чиновников всех уровней Челябинской области, Барк решил связаться с руководителями силовых и правоохранительных структур прямо из микроавтобуса.
   К сожалению, работа без синхронного протокола ставила Барка в щекотливое положение. В свое время идея синхронного протокола созрела не только как потребность в параллельной информации, способной поддерживать безопасность ведомого, но и как процессуальная норма, гарантирующая строгую отчетность и законность действий представителя МАКНАД. Бесконтрольность чиновников всех мастей приняла поистине планетарные масштабы и МАКНАД, как структура международной организации призванная охранять право, проявило добрую волю, показав пример по преодолению одной из древнейших болезней власти.
   Заозёрск был пробным камнем МАКНАД в России. И сразу такое... Не только цепь роковых обстоятельств, с многочисленными человеческими жертвами, но и отсутствие протокола, который бы зафиксировал непричастность Барка к незаконной стороне событий. К тому же, для руководства МАКНАД требовался особый доклад, со ссылкой на юридически оформленное "добро" местной прокуратуры. Таково требование Устава. Сейчас придётся объяснять властям разных инстанций, что отсутствие электронных доказательств его деятельности было продиктовано логикой обстоятельств. Конечно, весь предварительный материал расследования сохранился, вплоть до предложения Цербо отключить протокол. Барк терпеливо, слово за словом пытался втолковать прокуратуре, муниципальным властям и милиции правомерность своих действий, одновременно рассылая на автоматическом режиме по инстанциям документы, подтверждающие его слова. Неожиданно повезло с директором ФСБ Болеславом Аркадьевичем Сперанским. Генерал уже знал о смерти Цербо и догадывался, какую роль сыграл его бывший районный коллега в мрачной истории Бол-Куяш-3. Видимо считая, что тень брошена на всю областную организацию, Сперанский проявил желание пойти навстречу.
   - Претензии к МАКНАД со стороны административных структур города и области, прежде всего, поступали в ФСБ, Давид Данилович. Я представляю, сколько мусора приходится вам сейчас разгребать. Получилось так, что вы выполняете часть нашей работы. Мне бы хотелось не только посочувствовать, но и реально помочь вам.
   Как будет выглядеть это сочувствие и помощь, Барку еще предстоит узнать. А пока он почувствовал благодарность за проявленное понимание.
   - Да, - согласился комиссар. - Моя миссия по существу закончена и всё, что я сейчас делаю, больше напоминает бюрократическую возню. Но есть вещи, которые мне следовало бы если не закончить, то держать под контролем.
   - Что именно?
   - Получилось так, что мы лишились доказательств уличающих преступников. Но у нас есть возможность найти по горячим следам одного из исполнителей.
   - Мирзоева?
   - Да. Для этого необходимо провести экспертизу в больнице. В районе и области Лапшин и Храпов имели личные и общие исполнительные структуры. Если Мирзоева удастся поймать, появится возможность предупредить планы преступников.
   Сообщение с острова "Джон" о бегстве из больницы "Сыча" было подготовлено на основании протокола Белозерской милиции, составленного на месте преступления. Четыре трупа - дело рук Мирзоева, и пятый - результат убийства хирурга - скончавшаяся в реанимации пенсионерка Плющёва, были хорошим стимулом, чтобы найти преступника и Барк надеялся, что его помощь будет принята.
   - Вы считаете, что милиция что-то упустила?
   - Нет. Просто у нас разные задачи и технические возможности. К тому же это еще и вопрос безопасности не только для меня, но и для Наташи Осоргиной.
   - Хорошо. Мы заберем дело Мирзоева себе, и я распоряжусь, чтобы до вашего приезда опечатали место преступления.
   - Спасибо. Это не займет много времени, я выезжаю прямо сейчас.
   Около входа в реанимацию дежурил агент ФСБ, а на самих дверях висели две пломбы - одна МВД, другая ФСБ. Внутри помещения по полу гулял легкий ветерок. Окно с наружной стороны было забрано решеткой милицейского ограждения, стёкла еще не вставили. Везде валялся хирургический инструмент, медикаменты, клеенки и салфетки. Трупы уже убрали, но места, где они лежали до этого, были окрашены электромагнитной аэрозолю. Стены, рядом с этими серыми тенями сохранили следы человеческой плоти. Российская милиция применяла в обычных револьверах пули, которые давно не использовались на Западе и в США - с мягкими, надпиленными головками. Они не рикошетили, не создавали случайных угроз для окружающих, но буквально разрывали на куски тех, в кого попадали. Судя по всему, Мирзоев стрелял в голову ассистентам хирурга, на стенах сохранились полуметровые пятна из крошева костей, мозгов и крови.
   Побывавшая на месте преступления милиция действовала грамотно, в этом Барк убедился, включив генератор торсионного поля. Предметы осматривались в перчатках и ставились аккуратно на прежнее место, поэтому мультимедийное изображение пребывания Мирзоева в реанимации появилось почти без помех и требований коррекции. Понятно, что помещение потребовалась Мирзоеву для связи и Барк, прежде всего, пытался воспроизвести этот момент. К сожалению, на канал и звук была поставлена надежная защита, приборы комиссара не могли восстановить изображение и звук. В принципе, точную картину можно было получить, поднявшись через спутник до источника сигнала, но это требовало дополнительного времени и участия российских систем обслуживания. Легче было воспользоваться логикой, чтобы понять - Сыч искал и нашел Храпова, и получил от него инструкции.
   Барк отдал должное той профессиональной четкости, с какой в данных условиях действовал Мирзоев, первый раз, по-настоящему оценив выучку подопечных "Филиппыча", на уровне тех требований, которые предъявлялись характером работы боевиков. В среде, где они "пасли" и "доили", это была очень опасная команда.
   Мультимедийное действие в реанимации закончилось и прибор "взял след" Мирзоева. Барк и два эксперта ФСБ вышли на улицу. Прибор анализировал состояние окружающей обстановки выделяя мельчайшие следы свидетельствующие о присутствие преступника - след обуви, особенности походки, запахи пота и слюны. Все эти признаки обретали самостоятельную жизнь на экране сканера и появлялись линии, которые вели Барка и экспертов от дома к дому, от переулка к переулку. Так они двигались примерно в течение получаса. В окрестностях появились признаки типичные для окраины города. Увеличилось количество сараев и небольших домов, прямо за заборами валялся самый разнообразный мусор. Ощущалась близость реки. Взгляд Барка был прикован к прибору, и вдруг, что-то мелькнуло на экране. Он еще не осознал опасности, но уже успел сделать прыжок в сторону и сразу увидел засаду. Один стрелял с чердака одноэтажного дома, второй - с крыши гаража, стоявшего рядом. На крыше громоздился старенький автомобиль, вернее его кузов. Краем глаза Барк заметил, как начал разворачиваясь оседать один из экспертов. Киллер на крыше гаража отбросил винтовку и в его руках появился гранатомет. Стрелявший с чердака, сжимал в руках винтовку с сенсорным прицелом. Первые выстрелы срезали у Барка пистолет вместе с кобурой, оружие отлетело далеко в сторону. Сейчас обороняться мог только лейтенант. В его руке появился мощный "Арктур", но он, не успев сделать выстрела, упал, выронив оружие. В бронежилет Барка ударили две пули. Бандит на гараже тщательно прицелился из гранатомета. Барк умел уходить от взрыва на гребне взрывной волны. Он сместился в сторону, сделал толчок, и тело отбросило туда, где лежали раненые офицеры. Ногу обожгло, но он успел, перевернувшись на земле, схватить валявшийся рядом с лейтенантом "Арктур", и еще в движении сделать несколько выстрелов. Тела нападавших были скрыты и приходилось стрелять в голову. "Арктур" довольно мощное оружие, к тому же пистолет оказался заряжен "ромашками" раскрывшими свои лепестки. Головы киллеров разнесло в клочья.
   Барк вызвал скорую помощь, сообщил в ФСБ о нападении и осмотрел раненых. К счастью, раны оказались не тяжелыми. Через несколько минут завыли сирены милицейских машин. Почти одновременно прибыла "скорая" и оперативная бригада ФСБ. Пришлось снова объясняться и доказывать, что он действовал в рамках необходимой обороны. Впрочем, особых претензий к комиссару не было, и он решил вернуться к следам Мирзоева. Майор, возглавлявший бригаду ФСБ, не возражал.
   Поводив между домами, прибор привел к реке Синаре. След пропадал в воде. Барку были знакомы такие фокусы. Слева, вверх по течению, находился причал, где стояли плоскодонные катера и скутер; справа - метрах в двухстах - мост. Мирзоев мог уплыть на катере и уйти к мосту, а там - на машину. Но проверять версии предстояло оперативно-следственным органам МВД и ФСБ. Версий слишком много, получать разрешение на их разработку не имело смысла, потому что на каждую потребуется отдельное "добро" прокуратуры.
   Итак, Мирзоев оставался на свободе, и он будет охотиться за Наташей. Завтра, на похоронах, она может оказаться незащищенной перед ним. И еще что-то беспокоило Барка в деталях нападения. Скорее это было не тревожное чувство, а какие-то обстоятельства, которые следовало установить.
   Ранение ноги оказалось незначительным. Не обращаясь за помощью, Барк вернулся на базу. Приближался очередной сеанс связи. В принципе, контакт никогда не прерывался, но это была связь специальной программы слежения, как за космическим объектом. Контрольная связь состояла из живого общения, обычно это были дежурные офицеры, ведущие прикрепленный объект. По такой же схеме работали полномочные миссионеры Интерпола. Сегодня ведущим синхронный протокол в Брюсселе и ответственным за его безопасность был лейтенант Долин. Барк живо представил солнечную физиономию Ладо с огненными вихрами, мальчишеской улыбкой и вызывающе вольным стилем одежды. Когда лицо осветило экран, Ладо сиял, как всегда щелкая многочисленными кнопками, молниями, липучками и магнитными застежками.
   - Господин комиссар, ангелы-хранители и просто фанаты приветствуют вас! Мы ждали внеочередного сеанса связи, и наше беспокойство возрастало как боль в испанском сапоге.
   - Ладо, береги эфирное время, - улыбнувшись, остановил его Барк.
   - Нас беспокоит отсутствие синхронного протокола. Если бы не помощь вашего бывшего коллеги из Интерпола Кёхлера, мы бы вас совершенно потеряли. Кёхлер сообщил, что, поглядывая за вами, заметил нападение. Вы прокомментируете эти сведения?
   - Нападение действительно было.
   На лице Долина появилась озабоченность.
   - От вас принять отчет, или вы ограничитесь устным сообщением.
   - Отчет пойдет своим чередом, но в обстоятельствах уже ничего не изменишь. Дело в том, что мне пришлось стрелять из чужого "Арктура" пулями типа "ромашка".
   - Я буду настаивать на возобновлении синхронного протокола пока вы в Заозёрске.
   - В этом нет смысла, Ладо. Моя непосредственная миссия закончена, и я здесь нахожусь как подозреваемый. Синхронный протокол поставит под вопрос правомерность юридических процедур местных правоведов. Российский МИД не согласится на это. Даже то, что делает Юзеф, может вызвать скандал. Но до тех пор, пока это не вредит заинтересованным лицам, они готовы закрыть глаза.
   - Значит всё, что вы можете сообщить своим ведущим на данный момент: - вы под негласным арестом?
   -Ладо, ты задаешь лишние вопросы и не экономишь эфирное время, - строго напомнил Барк.
   Долин, конечно, понимал, что связь не терпит многословия, но он впервые общался с Барком после опасного прерывания контакта. Познакомившись с подробностями Заозерских событий, он отчетливо представлял, что этой встречи могло и не состояться.
   - Время, время. Если мы его не наполним, мы его не заметим, - проворчал Ладо. - Наполнять его, к сожалению, придётся не только приятным, но и кое-какими помоями, - Долин вздохнул и взрыхлил рыжие вихры. - И если вам приятно смотреть на меня, то мое сообщение не доставит никакого удовольствия.
   - Выкладывай, я привык.
   - Информация поступила буквально несколько минут назад, ее отвратительный дух понятен, но мы еще не подготовили его для передачи вам, так как здесь совершенно непригоден открытый текст.
   - Я заинтригован. Когда же будет готово сообщение?
   - Оно не из экстренных, поэтому пойдет в обычном режиме связи - завтра, в тринадцать по вашему времени.
   - Тогда его примет "Крокодил". В это время я буду на траурной церемонии. И еще: я хочу получить официальное разрешение на перемещение Михаила Романовича Горина в военный госпиталь Лозанны, в рамках программы "Защиты свидетелей".
   Долин слегка приподнял брови, кивнул, и ответил:
   - О кей!
   Экран погас. Многословие Долина оказалось вполне рассчитанным приемом. Во время разговора несколько раз вспыхивало табло за спиной Ладо, и в сам текст речи были включены кодовые фразы, говорящие о поступающем сообщении. Сейчас компьютер готовил их расшифровку. Несколько секунд спустя из принтера появился текст:
   "Кейси:
   Строго конфиденциально: Вся электронная информация доступна третьим лицам. Директива КВЭ требует подключения синхронной связи к служебным каналам. Хафнагель имеет собственные интересы в поисках медиамодуля - отныне "Клаус". Название фигурирует только в протоколах КВЭ и руководства МАКНАД. Любая директива, поступающая из центра, может представлять для вас опасность. Хафнагель боится разглашения скандальных сведений через медиамодуль. Для предотвращения готов на всё. Вы для него - разменная монета. Относительное спокойствие структур объясняется неуверенностью в существовании медиамодуля. Всё резко изменится, если будут получены доказательства".
   Барк мысленно повторил последнюю фразу и глубоко задумался. Уже само послание представляло собой нечто из ряда вон выходящее в том мире дисциплины и секретности, в каком находилась секретарь Брендтона. "Образцовый секретарь", - добавил он. Какие обстоятельства продиктовали поступок Кейси? Только те, которые вытекают из специфики ее работы. Можно предположить, что Брендтон как-то подтолкнул ее на такой шаг. Генерал оказался в сложном положении - он хочет помочь Барку и, вместе с тем, находится в рамках устава и зависимости от субординации. Участвует ли в игре Риндзай? - Никто не уверен в существовании медиамодуля, но Мастер знает, есть он или нет. Дживанмукта будет наблюдать со стороны. Он вмешался, когда возникла опасность. Так что же? - сейчас нет опасности или нет медиамодуля? Барк не располагал никакими доказательствами. Но из послания вытекает, что если он добудет такие доказательства, то сведения могут быть использованы против него. Для высшего руководства Совета Безопасности он может превратиться в опасного свидетеля, особенно для Хафнагеля... Всё. Теперь надо посетить больницу. Барка беспокоило состояние Миши Горина. Раны у него были не опасные, но он потерял много крови.
   То, что он увидел в больнице, возмутило Барка. Миша лежал даже не в палате, а в коридоре на жестком диване. Под ним находилась одна серая простыня, такая же прикрывала его. Охрана свидетеля отсутствовала. Барк связался с директором ФСБ.
   Ему не хотелось быть резким, и он просто сообщил о фактах:
   - Болеслав Аркадьевич, в больничном коридоре, без охраны и без оказания медицинской помощи лежит важный свидетель Михаил Романович Горин. Его жизни угрожает двойная опасность - как тяжелораненому и как свидетелю. Я могу воспользоваться своими полномочиями, но мне трудно будет убеждать в них больничный персонал.
   - Понимаю. Но разве Горин не был помощником Цербо?
   - Горин работал в его ресторане и оказался первым человеком, который реально воспрепятствовал планам преступников - он пытался освободить Наташу Осоргину и едва не поплатился за это жизнью.
   - Ну, что ж. Охрану вышлем, но насчет ухода - никаких гарантий.
   - Но ведь Мирзоева помещали в отдельную палату!
   - Давид Данилович, персонал имеет представление о тех, кто к ним попадает - профессиональный инстинкт. Они рассчитывают на встречную благодарность. В этом смысле Горин для них никто - сирота. Если вы продемонстрируете свое покровительство, отношение наверняка изменится.
   Барк понял. Он потребовал, чтобы дежурная сестра пригласила заведующего хирургическим отделением со всей непререкаемой властностью, на которую был способен.
   - Кучин Евлампий Михайлович, - аккуратно представился зав.
   - Комиссар международного агентства полковник Барк. Евлампий Михайлович, попавший к вам тяжело раненый Михаил Горин, находится под защитой органов международного сообщества. Я думаю, он не долго пробудет у вас, но сейчас раненому требуется профессиональный уход и постоянное наблюдение квалифицированной сестры.
   Барк достал двести евро и протянул Кучину.
   - Я думаю, это покроет расходы позволяющее обеспечить необходимый уход. Ему нужна отдельная палата.
   - Всё будет сделано, господин комиссар, - Кучин расплылся на глазах, двумя пальцами опустив деньги в наружный карман. - Через пять минут подготовят отдельную палату.
   - Я дождусь, когда его переведут, и прибудет охрана.
   Миша лежал, подняв голубые глаза к потолку, и счастливо улыбался.
  
   Остаток дня принес несколько скандальных контактов с рассерженными чиновниками и новые сведения о следах Мирзоева. Чиновников Барк отослал к генералу Сперанскому, оперативные данные о передвижениях Сыча внес в компьютер. Из сообщений можно было сделать вывод о том, что Сыч осел где-то поблизости и готовится к мщению. Милиция обнаружила еще два трупа и две угнанных машины. Чтобы выяснить маршрут, по которому он прошел, покинув последнюю машину, требовалась отдельная проверка. Милиция не располагала необходимыми возможностями, Барк не видел смысла в такой экспертизе. Она наверняка окажется безрезультатной - он найдет брошенную берлогу или упрется в очередной тупик. Потом потребуется специальное разрешение на каждое следственное действие. Розыск сбежавших преступников не та сфера деятельности, где он может беспрепятственно использовать свои полномочия.
  
   Идея Ивана Адамовича была проста и понятна для россиянина, но, сколько бы он ни объяснял ее Блейку или Хафнагелю, они просто не поверили бы в возможность такого. Они, впрочем, как и весь остальной мир, не знали истинного положения на кухне российской политической элиты. Ее непристойные места скрывали разного рода фальсификациями, роспуском ложных слухов и их опровержениями. Мир верил, что законность здесь, по крайней мере, на государственном уровне, соблюдается. Но то, что собирался выполнить Лапшин, было не лакированной вывеской "Здесь совершается политическое действо России", а самим действом. Он переговорил со своим крупнейшим партнером по бизнесу, президентом многопрофильного концерна "Сварог", Уваровым Порфирием Моисеевичем, тот придал в помощь соратнику двух ведущих учёных в области биоэлектронники - Илью Вельдмана и Семёна Берлинга, и Иван Адамович двинул в Москву.
   Сорокин уже ждал могущественного депутата.
   Лапшин с порога взял быка за рога:
   - Евгений Васильевич, время не ждет. Я думаю, мы со своим умом лучше разберемся в научных проблемах, которые пытаются разжевать для нас иностранные эксперты. Тебе не надо представлять гордость нашей науки - Илью Натановича и Семёна Сергеевича?
   Само по себе такая аттестация обязывала Сорокина обаятельно улыбнуться и протянуть ученым руку для пожатия. Впрочем, он действительно знал Вельдмана и Берлинга. Да и кто их не знал - часто мелькавших в научных и коммерческих обозрениях, блиставших своими разработками в биоэлектроннике?
   - И что вы предлагаете?
   - Ученые имеют необходимые категории допуска к государственным секретам, так что ты не согрешишь, познакомив нас с протоколом саммита созванного Хафнагелем.
   Сорокин обожал секреты и любил сам создавать их, но он без почтения относился к секретам, которые создавали другие, да и сейчас, после того как Лапшин описал чуть ли не каждый его шаг, какой смысл было делать из секрета то, что не могло принести ему конкретной выгоды? Сверх того, как патриот он считал, что "своя наука должна дать беспристрастную оценку". Он многозначно взглянул на Ивана Адамовича, дескать, это мой риск, и моя добрая воля, и моя очень важная услуга, хоть я и не знаю, зачем тебе это надо, вздохнул, подчеркивая выше обозначенное, и сказал:
   - Я не склонен недооценивать научный уровень западных коллег, но считаю, что экспертный взгляд наших учёных внесет большую точность в картину с этим медиамодулем.
   И еще повздыхав, и что-то прикидывая в уме, добавил:
   - В соответствии с существующей инструкцией, с материалами вы ознакомитесь только в смотровом зале министерства.
   Лапшин и два ученых получили доступ к секретным протоколам и заключительному меморандуму. Там, разумеется, отсутствовала специальная часть, освещавшая роль самого Лапшина в появлении феномена, но Иван Адамович был готов развеять сомнения, даже если бы появились возражения, основанные на невнятном комментарии МАКНАД по поводу Заозёрских событий: "Да, я участвовал. Но вы сопоставьте мою вину и глобальную опасность, которую представляет собой неуправляемый медиамодуль!" Конечно, сопоставили бы и решили в его пользу. Но информированные люди молчали. Уж если знающий каждую деталь секретарь КВЭ Хафнагель поддерживает Лапшина, нам лучше "не высовываться".
   К вечеру машина завертелась. Иван Адамович сделался не только тайным представителем интересов Хафнагеля и Блейка, но получил собственные официальные полномочия от президента и правительства по противодействию возможной, ярко описанной учеными, угрозе со стороны Заозёрского феномена. Глаза Вельдмана и Берлинга горели. Они окунулись в такую бездну научных возможностей, открытых уже самим фактом медиамодуля, что готовы были заговорить любого, даже из тех, кто не слышал о физике со школьной скамьи. Их лихорадочная деятельность продолжалась почти всю ночь. Встревоженные высшие чины государства согласно кивали и соглашались на все требования о полномочиях, которые выдвигал Иван Адамович. ФСБ и Министерство обороны получили указания выполнять распоряжения Лапшина в рамках программы "Швабра", под которое не без иронии, вспомнив основное занятие Парфёновой, закодировал свои интересы в деле Иван Адамович Лапшин.
  
   Проснулся Барк с возросшим чувством тревоги. Он привык к опасным условиям и умел в них работать. Но Наташа подвергалась смертельному риску только потому, что не могла не пойти на похороны своей матери. Траурная церемония предоставляет киллеру самые удобные условия - он знает время, место. Он знает, что перед могилой человек не защищен от выстрела.
   В ФСБ и милиции ничего нового о розыске сбежавшего Мирзоева сказать не могли. Барк связался с Кёхлером. Глава аналитического отдела Интерпола как всегда находился на месте.
   - Проблемы? - после приветствия поинтересовался Юзеф.
   - Да. Похоже, что бежавший Мирзоев намерен охотится на свидетеля.
   - Мой мэнфрейм обрабатывает текущую информацию из твоего района, но Мирзоев отсутствует в нашей картотеке. Из местного МВД не поступало предложения взять его на международный учет. Ты бы мог загрузить данные мне, но твой бдительный протокол потребует, чтобы доброе дело благословил прокурор не ниже областного.
   - Тут у меня тоже проблема.
   - Не жалуют?
   - Да. У меня зоной особого риска становится кладбище. Сегодня похороны мамы Наташи Осоргиной.
   - Я поищу подозрительные точки в прилегающих районах, правда, успех сомнителен - восемь-десять часов киллер может отсидеться под экраном. Но я постараюсь.
   Барк решил обратиться с просьбой о дополнительных мерах безопасности Наташи к генералу Сперанскому. Тот согласился и рекомендовал обсудить вопрос с начальником отдела безопасности полковником Пресновым. Полковник выслушал комиссара, но возразил против методики.
   - У нас большие силы, - сказал он. - Мы действуем вместе со специальными подразделениями МВД. Мы обеспечиваем безопасность президента, высоких гостей из-за рубежа, поэтому у нас неплохая практика. Но за такое время гарантировать безопасность одной девочки по ходу следования похоронной процессии мы не успеем. Сами понимаете, к официальным мероприятиям готовятся не один день.
   - Я не говорю об обеспечении безопасности на всём пути следования. Я прошу проверить зоны, прилегающие непосредственно к кладбищу.
   Специалист по охране возразил. Он считал равноценными зоны риска, примыкающие к дорогам, ведущим на кладбище, но поскольку глобальную безопасность обеспечить невозможно, полезнее подключить двух-трёх телохранителей, способных внимательно отслеживать состояние подозрительных мест.
   Понимая, что случай не из тех, когда плодотворны возражения, Барк согласился на телохранителей.
   Всё что оставалось - проинструктировать Наташу, что Барк и сделал, когда они встретились в актовом зале школы, где был выставлен гроб с телом Наташиной мамы.
   - Наташа, - без предисловия начал Барк, - мы находимся в чрезвычайном положении. Для нас это условия военного времени. Я командир, ты - солдат. Всё это ты могла понять вчера, и из событий и из разъяснений. Тебе придётся одеть вот этот жилет. Он не стеснит движений, ты его даже не заметишь на себе, но семьдесят процентов уязвимой площади тела будут защищены. Привыкай. Я хожу в таком же.
   Сразу же два белобрысых офицера ФСБ, сопровождавших Наташу, категорически заявили, что они не против, но эта мера представляется совершенно излишней. Они будут все время находиться рядом и готовы защитить ее собственными телами. Они все понимают, но им предписано ограждать свидетеля от контактов с комиссаром.
   - Приносим извинение, - добавил старший лейтенант, - мы всего лишь выполняем долг.
   Барку пришлось отказаться от своего предложения, и он с тревогой подумал, что против жилета они возражают, потому что в нем можно спрятать маяк, указывающий место нахождения Наташи. Естественно, они не хотели, чтобы комиссар знал, где прячут пленницу ФСБ.
   Тело Елены Николаевны лежало в простеньком гробу, обтянутом черным шелком, с отчужденным, неестественно красивым лицом, каким его постарались сделать косметологи морга. Наташа попятилась, как будто вдруг обнаружила, что по ошибке попала совсем не туда. Барк слегка подтолкнул ее вперед.
   В два часа зазвонили колокола четырех Заозерских церквей. Сразу по нескольким улицам к кладбищу потянулись похоронные процессии. То, что несли в зарытых гробах, было результатом отбора генетических экспертиз. Там фактически находилась пустота и на лицах людей наполнявших процессии, застыло выражение скорее недоумения, чем горя.
   Проспект Энтузиастов, на который из прилегающих улиц и узких переулков стекались траурные колонны, был главной артерией города по традиции принимавшей печальные и радостные события. Дорога на кладбище примыкала к проспекту и шла даже немного назад. Но большое бедствие требовало собрать воедино семьи, которые постигло горе, чтобы разделить его и с теми, кто ничего не потерял и может только посочувствовать. Барк увидел, как с улицы Доватора, тоже примыкавшей к проспекту, появилась небольшая процессия несущая открытый гроб. Очевидно, это была Софья Шамшурина - одна из тех, кому преступники оставили тело. Перед домом 47 эта небольшая струйка народа влилась в довольно крупную группу людей. Из подъезда вынесли закрытый гроб - то, что осталось от полковника Цербо. Город еще не знал, какую роль сыграл Нестор Кириллович в событиях сегодняшнего дня и очевидно немало друзей, коллег и знакомых искренне скорбели по погибшему полковнику. Закрытый гроб Цербо и открытый Шамшуриной поставили на одну платформу, и процессия влилась в общую траурную колонну.
   Проспект расширялся в кольцеобразную площадь внушительных размеров. На ней расположились главные здания Заозёрска - городской администрации и городской Думы. Площадь носила отдельное название - "Согласия" и снова переходила в проспект. Толпы сочувствующих и скорбящих притормозили на какое-то время, и приняли более организованный характер. Всё это Барк машинально отмечал, наблюдая за общей картиной событий. Он ехал в "Крокодиле" считая, что умная машина - наиболее надежный защитник при движении по улицам города. На территорию кладбища микроавтобус не пройдет, и тогда Барк будет находиться рядом с Наташей. А сейчас Наташа шла около гроба своей матери. Ее оберегали два агента ФСБ. Создать эффективную защиту от возможного покушения на протяжении движения траурной процессии было очень сложно традиционными средствами. Здесь Барк должен был согласиться с мнением начальника отдела безопасности полковника Преснова. Вдоль проспекта тянулись небольшие дома. Подъезды домов не запирались, в каждый можно легко проникнуть и занять удобную позицию у любого окна или на чердаке. Источником опасности мог оказаться небольшой сквер. Проспект имел двустороннее движение, разделяясь сквером, много лет назад засаженным деревьями клена, образовавшими развесистые и густые кроны. Они вполне могли надежно прикрыть какого-нибудь фанатика, не способного понять, что здесь его шансы на спасение равны нулю. Но такие тоже находятся.
   По мере продвижения, "Крокодил" анализировал до девяноста процентов условно-опасной зоны, но ничего подозрительного не обнаружил. С проспекта процессия свернула в переулок Прогонный, а потом на улицу Дачную, незаметно переходившую в дорогу на кладбище. Дачный поселок, от которого улица приняла название, появился намного позже кладбища, и на картах города заменил "Путь Ильича" - как обозначил ее далекий партийный градостроитель, что внесло двусмысленность, как в идеологическое, так и ритуальное действо.
   Забавный эпизод из городской истории промелькнул в голове Барка, когда в конце "Дачной" он увидел кладбищенскую часовенку, раскрывшую смысл информации компьютера о переименовании улицы.
   За время движения его ни разу не вызвал Юзеф Кёхлер и Барк понял, что тот ничего не смог обнаружить.
   Между поселком и кладбищем лежал небольшой перелесок. Кладбищенскую ограду обтекали проселочные дороги, растворявшиеся в беспорядочных клочках огородных участков, с небольшими домиками и живописной оградой из досок, сеток и металлических оград, взятых с безымянных могил. За ними темнел лес. Барк почувствовал, как на него повеяло холодом. Там могла притаиться опасность, проконтролировать которую было почти невозможно. Сейчас он, многоопытный профессионал, вооруженный лучшей в мире аналитической техникой, ничего не мог противопоставить человеческому обычаю отдавать дань усопшим. Он не мог отменить похороны, не мог отказать дочери принять участие в похоронах матери. Он никому не мог объяснить, что не в состоянии остановить пулю. Ему захотелось схватить Наташу и силой посадить в автобус, но вместо этого Барк оставил "Крокодила" и присоединился к похоронной процессии.
   Толпы народа обтекали тесно прижавшиеся друг к другу металлические оградки с обветшавшими памятниками или просто заросшие травой небольшие холмики. Четверо рослых юношей несших гроб с телом Елены Николаевны, то выстраивались гуськом, поднимая скорбную ношу над головами, то останавливались, стремясь определить, как обойти очередное препятствие. Наконец гроб опустили у свежевырытой могилы. Барк протиснулся поближе к Наташе.
   Настало время последнего прощания. Что-то говорил директор школы, что-то говорили учителя и ученики. Было видно, что прощаются с человеком любимым и уважаемым. Барк внимательно осматривал окрестности через оптический сканер, анализирующий окружающее по сотням признаков способных сложиться в опасность. Он обнаружил несколько точек, которые прибор отметил как подозрительные и крепко отложил в уме. Но ничего определенного. Напрягая сознание, опыт и интуицию он определил три точки, в которые возможно придется стрелять в первую очередь. Они могли оказаться замаскированными снайперами.
   Последний поцелуй... В этот момент Барк почувствовал сильный удар в грудь, его швырнуло назад. Еще не коснувшись земли, он выхватил сенсорный пистолет, послав несколько очередей в две точки, которое мгновение назад прибор успел зафиксировать и сейчас должен был скорректировать движение руки комиссара. Он упал, быстро вскочил и бросился к Наташе. К ней спешили слегка оттесненные учениками и преподавателями агенты ФСБ.
   Убедившись, что ничего страшного не произошло, Барк напрямую, перепрыгивая через могилы, ограды и заборы огородных участков, бросился к упавшему снайперу, в котором определил Сыча.
   Сыч лежал под сосной, свернувшись в калачик. Рядом с ним валялась корзина. Грим смягчал хищные черты лица. Его вполне можно было принять за безобидного грибника, если бы не винтовка, которую он продолжал сжимать в руках. Это была не простая винтовка, а, как и предполагал с самого начала Барк - стрелковый сенсорный автомат. Сенсорный прицел - это программа специального чипа, встроенного в стрелковое оружие. Программа распознаёт цель, координирует состояние человека - дрожь рук, зрение, погодные условия, расстояние, скорость ветра, плотность среды, возможные случайные препятствия. Это дорогое оружие, состоящее на особом учете. Такое же оружие имел и один из вчерашних киллеров. Они могли стрелять только в голову, только в незащищенное место... Но пули попали в бронежилет Барка... Он отчетливо представил обстоятельства вчерашнего покушения, и не ухваченная мысль оформилась в догадку. Объяснение причины заставившей отказать электронику в сенсорных прицелах снайперских винтовках могло быть одно: вмешался медиамодуль.
  
   "Меня похитили!" - мысль обожгла такой болью, что у Наташи подкосились ноги.
   Ее сопровождали два офицера, но уже другие, не те, что взяли ее под охрану и отвели к следователю. Вчерашние разрешили переночевать дома, но утром пришли вот эти, похожие друг на друга рыжеватые блондины, только у одного лицо было вытянутое и квадратное, у другого - сплюснутое, но тоже квадратное. Как у нее возникло такое впечатление, Наташа и сама не могла понять. Оба ей не понравилась. Еще их разделяли звания - вытянутый - старший лейтенант; это можно было понять и из его уст, всё остальное, представляясь, он пробормотал с таким безразличием, что Наташа не запомнила имени. Второй - Вениамин Иванович. "Можно Веня" - добавил он.
   Сейчас, когда Наташу подводили к глухому фургону, и ее пронзило это чудовищное открытие, Веня подхватил и удивленно взглянул на нее.
   - Ты что, Наташа?
   - Куда мы едем? - шепотом спросила она.
   Блондины непроизвольно переглянулись, и Наташа поняла, что она права - ее действительно похитили.
   Старший лейтенант попытался улыбнуться.
   - Мы охраняем тебя, Наташа, и везем в безопасное место.
   - Чтобы ты могла дожить до суда, - подхватил Веня.
   - А где комиссар Барк? - она уцепилась за имя комиссара как за последнюю ниточку надежды.
   - Про комиссара забудь, - прогудел старший лейтенант. - Ты что, девочка, не поймешь, что тебя только что хотели убить? Сколько их еще там, убийц? Давай, не тормози, - и он грубовато подтолкнул Наташу к фургону.
   Оба блондина влезли следом за ней и двери автоматически закрылись. Внутри находились два длинных сиденья. Веня сел рядом, нагловато прижавшись к ней, старший лейтенант - напротив. Наташа сжалась. Ей очень хотелось отодвинуться от Вени, который источал приторный запах крема и модных духов, но врожденная деликатность не позволяла; она считала, что такой жест будет выглядеть демонстративно и обидно. Ведь пока офицеры не сделали ей ничего плохого.
   Но всё это были мелочи. Наташа быстро забыла о своих страхах и попутчиках, она снова погрузилась в себя. Ведь она ехала с похорон мамы. "Боже мой! А что с папой?! Траурная церемония происходила так, словно погибла только мама, а где папа? Почему его не нашли? Почему мне ничего не говорят о нём?" Всё в ее голове смешалось. Она пыталась вспомнить, что говорил комиссар и эти люди издалека о папе. "Миша сказал, что его убили, но почему я похоронила только маму? Сегодня несли гробы всех, всех, даже если в гробу ничего не было", - с ужасом подумала она. Ее впечатления и воспоминания стали наползать друг на друга, и она никак не могла привести мысли в порядок. Вдруг до нее дошли слова сказанные старшим лейтенантом: "Про комиссара забудь". Что он имел в виду? Наташа вспомнила, как Барк упал недалеко от нее, как он стрелял в сторону леса, потом оглянулся, посмотрел на нее и бросился туда, где что-то большое падало с дерева. В этот момент ее подхватили блондины, и она больше не видела комиссара. Что с ним? Но она тут же успокоилась: ведь старший лейтенант знал ничуть не больше ее. Он видел то же, что и она, а после бегства с кладбища они всё время были рядом с ней и ни с кем не общались до настоящего момента, так что вопрос, который ее подмывало задать, лучше не задавать. Пусть блондины ничего плохого не сделали, но не сделали и ничего хорошего. Они могли бы обходиться с ней более по-человечески и ее гордость не позволяла обращаться за разъяснениями к людям, которые сами ничего не хотят объяснить. И снова ее мысль вернулась к родителям, и Наташа впала в оцепенение.
   Фургон резко затормозил, двери открылись. Блондины резво выпрыгнули на землю. Веня протянул руку, приглашая Наташу выйти. Сейчас они находились на аэродроме. Наташе приходилось довольно часто летать, но этот аэродром она видела впервые. "Наверно военный" - подумала она, заметив несколько истребителей под маскировочной сеткой. Блондины подхватили ее под локти и быстрым шагом направились к самолету, который уже гудел, заглушая голоса, лишая Наташу возможности узнать, куда они полетят. Внутри салона имелось только шесть мест, здесь было уютно и тихо, но желание спросить, куда они летят, у Наташи пропало. " Да и что этим изменишь? - Я только покажу, что зависима от них". Наташа села, отвернулась к окну и решила, что лучше всего попробовать заснуть. Она чувствовала, как напряжение обессилило ее. Так можно потерять возможность контролировать себя. И она действительно уснула.
   Наташа вздрогнула и проснулась от прикосновения к плечу. На нее смотрела высокая женщина с грубоватыми, но красивыми чертами лица. На лице женщины появилась улыбка без тепла.
   - Здравствуй, Наташа. С приездом. Теперь твоей безопасностью будем заниматься мы, - она кивнула через плечо.
   Там, облокотившись на спинку кресла, стояла тоже высокая и красивая блондинка, глядевшая на Наташу внимательным и цепким взглядом.
   - Это Ирма, а меня зовут Дора.
   Внешний вид женщин отличался особым обликом и осанкой. Они не были просто представительницами женского пола, на них лежала печать выучки и дисциплины. И еще Наташа умела видеть физические возможности людей. Ей приходилось на соревнованиях оценивать не только соперниц, но и спортсменов других команд. Она автоматически анализировала уверенность, посадку головы, линии фигуры, кисти рук, шею. Сейчас она видела перед собой двух прекрасно тренированных женщин и подумала, что они могли заниматься кикбоксингом или женским реслингом.
   - Здравствуйте. - Наташа не знала, следует ей протянуть руку для знакомства или просто кивнуть. Она поднялась и спросила: - Мы куда-то поедем?
   - Конечно, - рассмеялась Дора. - Ведь мы не можем жить в самолете.
   И Дора пошла к выходу. Ирма пропустила Наташу вперед и двинулась следом. Два рыжеватых блондина стояли в конце салона, с почтением поглядывая на могучих девиц. Наташа поняла, что прощаться с ними не обязательно, но при этом не испытала облегчения. Ощущения подсказывали ей, что она продолжает оставаться бесправной пленницей.
   На улице было светло. Наташа определила, что на дорогу от Заозёрска ушло около двух часов. Где они сейчас находились, она не представляла.
   - А мы где? - спросила она, стараясь придать интонациям естественное звучание.
   Дора рассмеялась.
   - Скоро узнаешь.
   Ее посадили в широкий комфортабельный джип с темными стеклами. Ирма села за руль, а Дора расположилась рядом с Наташей в салоне. Джип резко набрал скорость, и мягко покачиваясь, помчался вперед, вдоль зеленой стены деревьев подступавших к самой дороге. Лес был похож на тот, к которому она привыкла у себя на родине. Это немного успокоило Наташу. Минут через двадцать они подъезжали к жилому району. Когда автомобиль приблизился к домам, ей показалось что-то странное в облике пригорода. Она попыталась понять, что ее удивило, но в это время Ирма нажала кнопку. В салоне вспыхнул свет, и одновременно затемнились окна.
   - Что это за город? - невинно поинтересовалась она.
   Дора опять рассмеялась и, не отвечая, спросила:
   - А правда, что ты чемпион страны по гимнастике?
   - Правда.
   - А я чемпион города по кикбоксингу.
   Наташа не знала, как реагировать на такое заявление. Ее подмывало спросить "Какого города?", но она боялась, что ответом снова будет смех.
   Джип остановился и через некоторое время снова тронулся. Так повторилось три раза.
   - Ну вот, мы и приехали, - сказала Дора, когда машина остановилась в очередной раз.
   Они вышли наружу. Джип стоял внутри огромного зала, размеры которого были настолько велики, что, несмотря на яркое освещение, своды терялись где-то в темноте.
   - Это наше потайное место, - сказала Дора, потягиваясь и разминая тело. - Здесь тебя не найдет ни одна живая душа, - она снова рассмеялась и добавила: - кроме тех, которые будут рядом. Пошли.
  
   Как только Максимилиан Филиппович увидел на экране монитора въехавший в пещеру джип и появившихся из него Наташу, Дору и Ирму, он сообщил об этом Ивану Адамовичу. Примерно час назад привезли двух дочерей Парфеновой, вместе с детьми. Лиза и Маша жили в разных концах России, без мужей. Жили они замкнуто, с трудом воспитывали детей: Лиза - мальчика четырнадцати лет, Маша - восьмилетнюю девочку. Изолировать и привести их сюда не составляло никакого труда - их тоже взяло ФСБ в рамках программы защиты свидетелей. Женщины отнеслись к переменам нервно, но без особого протеста, а когда детям объяснили, что они смогут днем играть в спортзале и искупаться в бассейне, дети были в восторге, мамаши успокоились.
   Логово Храпова размещалось в противоатомном убежище бывшего горкома партии Колонтая. Свободных, довольно уютных помещений хватало, а когда через некоторое время проживания за стеной одного из бункеров обнаружилась огромная карстовая пустота, Храпов нанял строителей, и за полгода отстроил в пещере бассейн и спортивный зал. Хватило места и для огромной автомобильной стоянки. Теперь он и его "кальмары" получили хорошо защищенное и очень удобное во всех отношениях жилище, где им были не страшны никакие карательные структуры власти. Да и вообще Колонтай не был местом, которое власти жаловали своим вниманием. Исчезнувший с карты России город собрал самые отчаянные отбросы общества чуть ли не со всех регионов, и они создали здесь территорию с собственными жестокими порядками. Законопослушная публика объезжала Колонтай стороной. Если бы кому-то даже и пришло в голову искать здесь исчезнувших родственников Парфёновой и Наташу, такое предприятие было равносильно объявлению войны всем Колонтаю. На это официальные власти не могли решиться, так как у королей уголовного королевства имелось несколько цистерн зорина, который они грозились взорвать, если кто-нибудь сунется оздоровлять их жизнь.
   Иван Адамович отозвался не сразу. Как оказалось, он находился на приеме министра обороны в обществе министра иностранных дел, но Лапшину позволили получить срочную информацию.
   - Что скажешь, Максимилиан Филиппыч? - Иван Адамович исключал фамильярное отношение с Храповым в присутствии высоких посторонних особ.
   - Объект прибыл, Иван Адамович. Еще не разговаривал, но судя по виду приобретение в норме.
   - Сам не разговаривай пока с ней, не померла бы с испуга, - скупо улыбнулся Иван Адамович. - Но взглянуть бы я хотел. Не напутали ли чего и на этот раз.
   Храпов подключил камеру, следящую за Наташей, Дорой и Ирмой.
   - Ага, - удовлетворенно кивнул Лапшин. Он повернулся к маршалу и Сорокину. - Исходные условия обеспечены. Теперь можно будет гнать джина из бутылки, если, конечно, он существует.
  
   Барк стоял над лежащим под деревом Сычём, ожидая, когда подъедет бригада ФСБ вызванная им через Сперанского. Он уже проверил состояние костей бандита и отметил, что нет ни переломов, ни вывихов. Парализующие пули, которыми стрелял комиссар, действовали на сознание мгновенно, но видимо память тренированного тела Мирзоева сработала, и предупредила опасные столкновения с сучками дерева и землей. Судя по внешнему виду, Храпов должен был держать своих подчиненных в железной узде, тренируя не менее пяти - шести часов в день, чтобы поддержать такую форму.
   Подъехала бригада ФСБ. Она состояла почти из тех же, что были и вчера, после покушения, когда Барк шел по следам Мирзоева. Предупреждая вопросы, Барк сказал, что уже дал необходимые разъяснения прокурорскому надзору ФСБ, и добавил, обращаясь к старшему бригады, капитану:
   - Я уже передавал Мирзоева вашим смежникам три дня назад в таком же состоянии; в результате их небрежности появилось семь трупов - пять в больнице и два случайных водителя. Нейронный ступор продлится около часа, может закончиться быстрее. Смотрите за ним внимательно каждую минуту.
   Пока Барк разглядывал Мирзоева, ожидая, когда за ним приедут, догадка, мелькнувшая вчера после нападения, оформилась в уверенность. И вчера и сегодня эти чудесные промахи не могли быть простым совпадением. Медиамодуль начал помогать ему. И сейчас Барк должен был выяснить не только правду, но и использовать медиамодуль для того, чтобы остановить связанные с ним преступления. Он быстро зашагал к микроавтобусу. Серверы "Крокодила" могли стать самой удобной технической и энергетической базой для действий медиамодуля, через них можно было влиять на такие чувствительные приборы как сенсорный прицел.
   Но Барк не успел приступить к решению вопроса, когда на мобильнике пискнул сигнал. Его вызывал следователь Саврасов.
   Подполковник не мигая смотрел с экрана.
   - Комиссар, у нас неприятности.
   - Я это знаю.
   - Боюсь, что, то, что я вам сейчас скажу, и для вас станет неожиданностью. И у меня нет времени реагировать на вашу иронию. Пока я еще могу связаться с вами, но после официального заявления об исчезновении Наташи Осоргиной, такой возможности не будет.
   Внутри Барка словно полыхнуло белое пламя, но он промолчал.
   - Я понимаю, что стал невольным пособником неприятного исхода, но поверьте, я этого не хотел. У меня на руках имелись документы не позволявшие поступать иначе. Я сожалею. Сейчас я считаю своим долгом предупредить вас, что распоряжение о судьбе Наташи поступило из Москвы. Желаю вам успеха, комиссар, - и Саврасов отключился.
   "Удивительно! - подумал Барк. - Роли поменялись. При таком раскладе приказ мог отдать только директор федеральной службы, а здесь исполнителем стать Сперанский. Вот так..."
   Признание следователя позволяло понять цепь событий связанных с контактами Барка с Челябинским ФСБ.
   Барк Быстро написал:
   "Полина Тимофеевна, Максим Акимович, вы понимаете, что происходит?...
   Продолжение вопроса было прервано коротким "ДА", вспыхнувшем на экране.
   Барк задавал вопрос с надеждой получить ответ, и все же, это "ДА" на некоторое время ввело его в оцепенение. Глубоко вздохнув, и преодолев легкое головокружение, он написал:
   "Мы должны установить контакт".
   "Он установлен, - последовал ответ. - Чтобы вам стала ясна обстановка, я расскажу, что произошло с нами. Полины Тимофеевны нет в системе. Остался только я, Осоргин. Мы собрали энергии достаточно, чтобы восстановить эмиссию антиматерии и вернуть Парфёнову в кольцо закона, то есть реанимировать ее как часть естественной эволюции. Иными словами - она как бы просто умерла. Для этого я отдал всю энергию, которой обладал, потому что сумел расположиться в специальных программах обычных компьютеров. Процесс создания функциональных органов занял несколько дней, я мог помочь вам, но еще не был в состоянии вступить в контакт. Вы, как и я, понимаете, что сам факт моего существования таит в себе большую опасность для каждого, кто будет посвящен в эту тайну. Поэтому я блокирую всю информацию идущую в настоящий момент к вам. Становление еще полностью не закончено, но это не имеет практического значения - сейчас мои действующие органы - все глобальные сети, почти вся электроника планеты. Сообщение следователя Саврасова я могу пока подтвердить только частично: Действительно генерал Сперанский получил указание из Москвы от директора ФСБ Лошкарёва передать Наташу через посредников, работающих вне системы ФСБ. Кому именно, и где она сейчас, я скоро выясню. Пока ее везут в транспорте с примитивной системой управления. Я не могу подключиться к ней".
   - Вероятно, ее переправляют к Лапшину, - предположил Барк.
   - Мне понятна ваша логика, но я не располагаю фактами.
   Максим Акимович озвучил свою мысль совершенно нормальным человеческим голосом.
   - Давайте закончим наш разговор в более защищенном месте, - предложил Барк. - Сейчас становится опасно находится за пределами базы.
   Осоргин согласился с ним.
   На базе ожидало сообщение, в котором говорилось, что комиссар Барк должен связаться с ведущим по коду "V". Это означало, что с ним будет общаться остров Джон в самом закрытом режиме.
   - Подключайтесь, Максим Акимович. Сдается мне, в нашей конторе что-то тоже не вполне в порядке, - пробормотал Барк, настраиваясь на ведение передачи.
   На экране возникло лицо Сюзанны Кейси.
   Внешний вид Сюзанны всегда отличался сдержанностью и строгостью, но суровым его никак нельзя было назвать, в нём проявлялись черты неуловимого женского очарования. Не то было сейчас. Видимо выполнение не свойственных функций, навалило на нее груз чрезмерной ответственности, и последствия невозможно было преодолеть одной только женственностью. Барк подумал, что на этом примере можно понять, почему так угловаты женщины - министры.
   - Комиссар, признаться то, что я сейчас делаю, не совпадает с моими официальными функциями, но кроме меня это никто не выполнит. Генерал связан условиями субординации, и только я могу обслуживать блок вопросов, имеющий непосредственное отношение к вашей работе. Вы понимаете, что это также имеет отношение к проблемам секретаря КВЭ Хафнагеля. Брендтон не полномочен проводить полномасштабное служебное расследование деятельности секретаря. У него нет достаточно материалов для того, чтобы выдвинуть обвинение и обезвредить возможные действия аппарата КВЭ против вас. ФБР имеет указание на оперативную разработку Хафнагеля, но это связано только со злоупотреблением в использовании предоставленных США спутников для Совета Безопасности. Однако всё, что сейчас делает Хафнагель направлено на ваше уничтожение и уничтожение медиамодуля. Медиамодуля в том случае, если получит подтверждение его существование. Конечно, они желали бы завладеть "Клаусом", но в отношении вас - никаких сомнений - Хафнагель будет искать способ уничтожить вас как человека проникшего в секреты его преступной деятельности. Нам стало известно, что в махинациях замешан Джон Блейк, он же Юлий Мартинос - эксперт ЮНЕСКО по археологии. Они привлекли на свою сторону Ивана Лапшина - уже известного вам депутата Государственной Думы России. Они могут прибегнуть к самым жестким и решительным мерам в самое ближайшее время. Для выполнения любой задачи они располагают неограниченными возможностями и настолько же неограниченными полномочиями. К сожалению, в этих обстоятельствах вы можете рассчитывать только на себя.
   Сюзанна замолчала и посмотрела на Барка так, словно то, что она собиралась сейчас сказать ей трудно произнести.
   - Полковник считает, что вы еще имеете возможность рассчитывать на медиамодуль. Мы не можем подтвердить или опровергнуть его предположение.
   В глазах Сюзанны блеснули слезы, и она закончила дрогнувшим голосом: - Я буду молиться за вас, Девис.
   Сеанс окончился.
   Но экран тут же ожил. По необычности красок, ожививших дисплей, и оформлению текста, Барк понял, - в работу включился Максим Акимович.
   Осоргин не стал озвучивать сообщаемый материал - графически это выглядело полнее и доходчивей. Вот что бежало на экране:
   "Кейси передала не полную информацию. Расследование ФБР деятельности секретаря КВЭ происходит совместно с руководителем МАКНАД. Агентурная задача возложена на Кейси. Она установила в зоне постоянного контакта с Хафнагелем специальную микросхему IS-SBS-23. Микросхема способна передавать всю информацию, проходящую через зону ее активности, независимо от специальных мер предосторожности. (Барк слышал о существовании таких микросхем, но ему не доводилось пользоваться ими). Мне удалось получить всё, что смогла передать микросхема. Я получаю информацию и в настоящий момент, но она несущественна. Вам необходимы всё материалы имеющее отношение к вам и медиамодулю. Как ни странно наши оппоненты до сих пор не особенно охраняют секреты своей деятельности - только системой примитивной шифровки. То, что трудно восстановить в общении археолога Блейка с депутатом Лапшиным, я извлек из отчета Блейка перед Хафнагелем. Скорее это был не отчет, потому что Блейк похож на лидера, и он проинформировал Хафнагеля о состоянии дел. Распечатка перечисленных материалов происходит параллельно с моим сообщением".
   Действительно, Барк видел, что почти одновременно, как на экране появилось сообщение Осоргина, включился принтер, и из него поползла бумажная лента с текстом и цветными схемами. Такую полную и развернутую информацию, освещавшую все стороны и обстоятельства имевшие отношение к его расследованию, Барк не получал никогда. На изучение сообщения ушло более часа. Барк знал маршруты передвижений Хафнагеля, Блейка, Лапшина, Храпова. Схемы отражали контакты Лапшина в Нижнем и Москве, содержание переговоров, связанных с электронными средствами; обозначались точки контактов и курьеры, отправленные для передачи секретных депеш Хафнагелю. И здесь их содержание становилось достоянием Осоргина. Это был прекрасный, развернутый материал для обоснования предъявленных обвинений. К сожалению, Барк не мог пока предъявить эти обвинения в России, а что касается совместного расследования деятельности Хафнагеля федеральным бюро и МАКНАД, то они должны были сами получать информацию через микросхему IS-SBS-23.
   Барк еще осмысливал сообщение Осоргина, когда снова заработал компьютер. Максим Акимович передавал, что обнаружил место куда, по всей вероятности, должны доставить Наташу. Это подземный бункер, в котором скрывается вооруженная группа Храпова. Осоргин только что нашел это помещение через поступившие в Хабаровское и Петрозаводское ФСБ требование Лапшина доставить на военный аэродром Истомино дочерей Парфёновой. Исполнение указания подтвердили из бункера в Колонтае. Подтверждение о прибытии женщин с детьми сделал Храпов.
   - Они ничего не знают о медиамодуле, - сказал Барк, - и стараются получить заложников, чтобы иметь возможность воздействовать на вас через уже испытанный шантаж.
   - Да, - согласился Осоргин.
   Пока Барк составлял отчет по событиям дня для базы, не упоминая при этом о появлении Осоргина, компьютер снова включился и Максим Акимович сообщил, что Наташу, действительно привезли на базу Храпова. За ней присматривают две вооруженные женщины. Храпов известил о прибытии Наташи Лапшина, находящегося в Москве. Тот не рекомендовал подчиненному пока появляться перед Наташей и, обращаясь к министру иностранных дел Сорокину и министру обороны Зарубину, в кабинете которого они находились, сказал, что условия для активных действий созданы. Что это за "действия" пока неизвестно, так как кабинет министра имеет "зону безмолвия".
   - Но поскольку выполнение замыслов без электронных средств совершить невозможно, - добавил Максим Акимович, - мы своевременно узнаем, что за ними стоит. Пока с Наташей обращаются хорошо. Её поселили в комнату, где имеется мощный компьютер. Видимо они ожидают, что медиамодуль захочет связаться с ней и тогда, убедившись, что он есть, они могут использовать шантаж и подчинить эту всепроникающую силу себе.
   - Максим Акимович, но вы же можете передать Наташе, что она не брошена, что мы знаем, где она. Вы же можете сделать так, чтобы только она получила это сообщение. Вашей дочери необходима поддержка.
   - У моей девочки твердый характер, Давид Данилович. Она найдет в себе силы не пасть духом, но сообщение может стать для нее слишком опасным знанием. Вот вы ведь понимаете, что я могу общаться с ней, оставаясь для остальных незамеченным, значит, и наши противники могут сделать такой вывод. Они могут прибегнуть к известным приемам - от гипнотического и химического, до физического воздействия - для того чтобы узнать правду, а, узнав, они уже не отступят и вы понимаете, что тогда может стать и с ней, и со мной.
   Барк должен был согласиться с доводами Максима Акимовича.
   - Кстати, - продолжил Осоргин, - сейчас нам будут противостоять не просто бандиты и любители наживы, но и крупнейшие в России да, пожалуй, и в мире, ученые в области биоэлектронных технологий - это Илья Вельдман и Семён Берлинг.
   - Я знаю этих ученых, - сказал Барк.
  
   - Помещение министерства хорошо изолировано, господа, - произнес Лапшин, обращаясь к маршалу Зарубину и министру Сорокину, - но, как советуют наши эксперты, не помешает обесточить все электронные системы.
   - Это не так просто, Иван Адамович, - возразил Никита Данилович Зарубин, - потребуются специалисты. Да и нам гарантировали непроницаемость этих стен - все-таки национальная безопасность.
   - Не тот случай. С технологиями, которые могут противостоять нам, ваши гаранты не сталкивались.
   Пока работали специалисты, Лапшин и оба министра позволили себе слегка взбодриться коньяком.
   - Итак, как вы слышали господа, дочь одного из тех, на ком держится медиамодуль, Наташа, в надежном месте. А перед этим туда же были доставлены дочери второй половины нашего монстра - Парфёновой, вместе с ее внучкой и внуком. Так мы создали гарантию, что медиамодуль, по крайней мере, не пойдет против нас. Но у него есть некая материальная опора - комиссар Девис Барк. Монстры считают, или могут считать, что комиссар защитит их интересы на условиях, которые им кажутся более приемлемыми. Нам нужно отделить медиамодуль от комиссара, а еще лучше уничтожить сам источник таких надежд.
   - То есть комиссара? - уточнил Зарубин
   - Да.
   - Что вы предлагаете? - поинтересовался Сорокин.
   - Я предлагаю взорвать Челябинскую базу МАКНАД системой спутникового лазерного поражения. - Лапшин поднял руку, предупреждая вопросы. - Это позволит нам лишить медиамодуль обретенной прописки (а это вероятнее всего серверы базы МАКНАД) и уничтожить комиссара. Единственное и естественное пристанище, которое медиамодуль пожелает обрести - наша база в непосредственной близости к милым его сердцу родным.
   - Брендтон говорил о возможности изменения ориентацией медиамодуля, - осторожно заметил Сорокин. - Мы не промахнемся с вашим планом?
   - Плох он или хорош, - ответил Лапшин, - он - единственный. К тому же поддержанный и секретарем КВЭ. Не применяя его, мы всё равно остаемся жертвами неопределенности. Он единственный шанс обуздать обстоятельства.
   - Я согласен, - прихлопнув ладонями по столу, жестко произнес Зарубин.
  
   Барка разбудил длинный гудок зуммера пульта общей безопасности. Сигнал поступал в его комнату и звучал прямо над головой. Оповещение, в случае чрезвычайных обстоятельств, было предусмотрено проектом и фиксировалось сознанием Барка как нормальный элемент его полицейского быта. И всё же, если это звучит в час ночи, то воспринимается несколько неожиданно. Но тренированное тело отреагировало и через несколько секунд он уже находился в кресле перед главной приборной панелью.
   Оказывается, "не спалось", если так можно выразиться, Максиму Акимовичу. По экрану дисплея побежали строчки:
   "Простите за беспокойство, комиссар, но мне кажется, что есть сведения, имеющие для вас интерес. Дело в том, что я создал программу, посылающую информацию на компьютер, если где-то в электронных сетях появится определенное кодовое слово. Такими кодовыми словами являются наши имена и имена всех имевших отношение к событиям в Заозёрске. Сведения накапливаются в файле "медиамодуль". Мне кажется, что поступила неотложная информация".
   Барк нашел нужный файл и приступил к его изучению. Беспокойство Осоргина было вызвано появлением анамнеза Горина в компьютере заведующего хирургическим отделением Кучина Евлампия Михайловича, в котором описывался характер огнестрельного ранения и вывод о немедленном хирургическом вмешательстве. Барк увидел, что диагноз не соответствует характеру ранения, а предлагаемая операция планирует убийство на хирургическом столе. Карточка отражала мнение консилиума врачей после вечернего обхода, но подписи отсутствовали, за исключением подписи самого Кучина. Операция назначалась на восемь часов утра и запись в электронной карточке была сделана для среднего медперсонала, который готовил больного.
   "Максим Акимович, - написал Барк, - вы поищите, от кого поступил заказ на операцию Горина?"
   "Да".
   Барк включил режим поиска всего, что относилось к Евлампию Кучину. Подборка оказалась довольно обширной: были жалобы на моральную нечистоплотность, взятки, сожительство с сотрудницами, жизнь не по средствам и несколько жалоб обвиняющих хирурга в принуждении к операции для того, чтобы вытянуть деньги у больного. Правда, жалобы поступали не от самих родственников, а от "доброжелателей" и не имели хода ни в милиции ни в прокуратуре. Это казалось странным.
   Поступило сообщение от Осоргина:
   "Я проследил все электронные контакты Кучина, но в них не упоминалось ничего связанного с Гориным или ситуацией в больнице. Я проверил, не мог ли кто-то из заинтересованных лиц общаться с Заозёрском или Челябинском и обнаружил контакт Храпова с Челябинским УВД. Там было сказано: "Дрова расколоть, бревно распилить"".
   - Понятно... - вслух протянул Барк и дописал: "Бревно - свидетель, дрова - сексот - секретный сотрудник. Кому была адресована шифровка?"
   "Хопрову Валентину Львовичу".
   Барк сверился с картотекой. Хопров имел звание майора и являлся оперативным работником уголовного розыска.
   - Интересно... - пробормотал он.
   "Максим Акимович, ты можешь проникнуть в архивы Челябинского УВД, в компьютер Хопрова?"
   "Он не в сети. Попробую на винчестер. Что там искать?"
   "Кучина Евлампия Михайловича".
   Через некоторое время появился портрет Кучина вместе с секретными сведениями. Выходило, что хирург был старым должником Фемиды. Два года назад он находился в разработке по случаю кончины на операционном столе одного бизнесмена. Присутствовало и имя заказчика. Заказчик занимал высокое положение и Кучин откупился согласием на тайное сотрудничество с майором Хопровым, тогда еще капитаном. Теперь становились понятными все странные обстоятельства, окружавшие неправедную жизнь хирурга Кучина. Он ничего не боялся, потому что его покрывали. Постепенно вседозволенность затянула его в новый уровень зависимости, и обладатели секретов хирурга могли манипулировать им по своему усмотрению. Барк расширил поиск на сбор всего, что имело отношение к жизни Кучина. Нашлись мелкие прегрешения даже в студенческом возрасте. Собралось объемистое досье, материал которого мог потянуть на десяток лет заключения.
   Часы показывали без пяти два, и комиссар решил навестить врача. Зав хирургическим отделением был холостяк, но имел внушительную квартиру, занимая второй этаж одного из подъездов десятиэтажного дома недалеко от больницы. Из "Крокодила" Барк осмотрел все восемь комнат и три туалета. Кучин был дома один. Охраны подъезда не было, но замки и охранные устройства имели электронные программы и соответствовали современным стандартам. Для техники, которой располагал комиссар, все эти хитрости не представляли никаких проблем. Прямо в "Крокодиле" он просканировал и открыл замки и когда поднялся на второй этаж, оставалось только толкнуть двери.
   Кучин лежал на широкой кровати, освещенный розовым светом ночной лампы. Одеяло сползло в сторону, пижама распахнулась, обнажив волосатую грудь, которая расползалась под собственной тяжестью, отделяясь глубокой складкой от пухлого животика. На умиротворенном лице Евлампия Михайловича плавала улыбка. Ему снилось что-то приятное. Барк потрепал хирурга за борт пижамы.
   - Вставайте, Кучин.
   Кучин открыл глаза, еще мутные и спящие, но они быстро стали проясняться, и у хирурга вырвался испуганный стон. Он узнал Барка и резко сел на постели.
   - Что вы здесь делаете? - неуверенно, сдавленным голосом спросил он.
   Барк без слов протянул хирургу копию записи с больничного компьютера.
   - О таких вопросах говорят в больнице, - хрипло возразил Кучин.
   - И после операции, - подхватил Барк.
   - Да.
   - Евлампий Михайлович, у вас уже накопилось грехов достаточно, чтобы до конца провести жизнь не в этой квартире, а в тюремной камере, но сегодня утром вы собираетесь убить человека. Сами-то вы хотите жить?
   Кучин побледнел.
   - Что вам надо?
   - Кто ассистирует в больнице вашим преступлениям?
   Кучин, было, гордо вздернул подбородок, но быстро передумал. До него тоже дошли слухи о чудесах, которые проделывал заграничный "мент".
   - Достаточно, чтобы скрыть всё, что мы делаем.
   - Ага, значит, вы догадались, что я хочу предложить вам?
   - Да, но не уверен.
   - Вы передадите Горина мне, но сделаете это так, чтобы ваши заказчики ни о чём не догадались. Сейчас мы поедем в больницу, и я заберу его, остальное зависит от вас.
   Барк бросил рядом с Кучиным объемистую пачку собранного на хирурга материала.
   - Освежите всё это в своей памяти. У вас еще сохраняется шанс. Со временем я вызову вас как свидетеля. Не стремитесь сделаться подсудимым, второго шанса сохранить свободу у вас не будет. А теперь одевайтесь, поможете перенести Горина в мой автомобиль.
   - Я могу позвонить... - не совсем уверено предложил Кучин.
   - Я знаю. Поэтому вы и присоединитесь ко мне.
   Они проехали по еще пустым и темным улицам Заозёрска. Подъезд больницы был слабо освещен. Кучин подошел к двери и несколько раз нажал на звонок.
   "Хирургу может казаться, что еще не всё потеряно и не исключено, что звонки имеют дополнительный смысл".
   Комиссар взял руку Кучина, сдавил ее так, что Евлампий Михайлович визгнул, и негромко произнес:
   - Не вздумайте втянуть еще кого-нибудь в ваши неприятности. От меня вы никуда не уйдете и поставите под удар жизнь ваших компаньонов.
   - Хорошо, хорошо. Я всё понял. Отпустите руку.
   Двери открыл крепкий мужик, лет сорока пяти, с лицом не очень удачливого кик- боксера. В наушнике Барка протекало семь щелчков - мужик был вооружен допотопным кольтом.
   - Всё в порядке, Женя, - сказал Кучин. - Иди к себе. Нам с комиссаром надо проверить одного больного.
   Женя недоверчиво оглядел Барка и, нехотя развернувшись, пошел по коридору. Они вошли в палату Горина. Барка не удивило отсутствие федеральной охраны, но он всё же поинтересовался у хирурга, куда она делась.
   - Я предложил агенту ночевать в ординаторской. Наверно он там и сейчас, - ответил Кучин.
   Несмотря на оплаченный уход, палата и койка Миши выглядели неряшливо. На столике стояли неубранные остатки ужина. И снова Барк услышал щелчки. Похоже, где-то лежал "таиров", принятый на вооружение в милиции. В палате уже стояла хирургическая тележка.
   - Сейчас мы переложим больного и вывезем к вам в машину, - шепотом произнес Евлампий Михайлович, стараясь не разбудить Мишу.
   Он направился к тележке. Щелчки, свидетельствующие о присутствии оружия, исходили из нее. По уверенным движениям хирурга Барк понял, что у прохвоста проснулись надежды, и он предполагает взять реванш за перенесенное унижение. Когда Кучин небрежно сунув руку в потайную нишу, выхватил пистолет, в его лоб уже смотрела черная дырочка неведомого Евлампию Михайловичу оружия, показавшаяся ему бездонной, как дорога в ад. Зрелище произвело на хирурга парализующий эффект и "таиров" с тяжелым стуком упал на пол.
   - Поднимите и положите на стол, - негромко произнес Барк. - Вы очень плохо соображаете и только осложняете свое положение.
   Миша проснулся, это можно было понять по улыбке осветившей его лицо. Видимо он слышал всё, что произошло в палате, и сделал свои выводы.
   - Здравствуете, Давид Данилович. Неужели вот так просто мой лечащий врач собирался покончить со свидетелем? - насмешливо спросил он.
   - Здравствуй, Миша, - ответил Барк. - Вопросы потом. Как ты себя чувствуешь?
   - Почти нормально. Могу идти.
   - Хорошо. Быстро раздевайтесь, Кучин.
   Хирург был почти одного роста с Мишей, но значительно полнее, однако больничная пижама вполне подошла ему.
   - Еще раз напоминаю, Евлампий Михайлович: В ваших интересах "провести хирургическую операцию" и послать отчет своим заказчикам. Когда Миша будет в безопасности, я им сам всё объясню.
   Процедура освобождения заняла у Барка около часа. Пока они возвращались на базу, Барк, по предложению Осоргина, сделал комплексное исследование физического состояния Миши. Оборудование "Резерфорда" предусматривало сложнейшие медицинские исследования и возможность оказания помощи. Когда они уже были на базе, появилось заключение. Его сделала не только диагностическая программа сервера, но и исследования Осоргина.
   "Молодой человек слаб, но находится вне опасности. Иммунные процессы протекают нормально, внутреннее кровотечение прекратилось. Самый поразительный вывод, вытекающий из результатов исследования, связан не с ранением, а с генетическими и психическими особенностями Михаила".
   Далее шли таблицы генетической организации организма, нейро-гармональной и физиологических реакций от микро до макроуровня. В результате, Максим Акимович пришел к поразительному выводу, что слепота Миши следствие психологического отторжения реальности в раннем детстве, и что при определенных условиях у него может наступить естественное прозрение.
   "Сейчас, - продолжал Осоргин, - не следует сообщать молодому человеку это открытие - он еще слаб и ему необходим отдых.
   В отдыхе нуждался и Барк. Обилие событий, каждое из которых требовало высокой степени напряжения и самоотдачи, вымотали даже его могучий организм. Зная, что от него требуется постоянная готовность и включение в действие, Барк не стал ложиться, а расслабился прямо в кресле, закрыл глаза и погрузился в сон. Ему показалось, что сон странным образом сразу же перешел в явь. В этой смешанной реальности Максим Акимович, именно такой, каким он был в голографическом изображении в досье, прошел через экран дисплея и сел прямо на стол напротив Барка.
   - Комиссар, - сказал он, - у нас начинаются серьезные неприятности. Сейчас вы выслушаете то, что я скажу, а потом проснетесь. Действовать надо будет очень быстро. Я обнаружил, что ретрансляционный спутник на стационарной орбите по Челябинской области имеет блок обслуживающий ФСБ. Сейчас он получил задание следить за базой МАКНАД в автоматическом режиме до четырех часов утра. Это обстоятельство, очевидно, связано с другим. Примерно десять минут назад специальный курьер из Москвы передал секретарю КВЭ Генриху Хафнагелю пакет, в котором излагается план российской стороны по предупреждению возможных негативных воздействий медиамодуля. В соответствии с этим планом, цитирую: " База МАКНАД в Челябинске должна быть уничтожена, так как вероятность того, что медиамодуль разместился в серверах базы, очень велика". В пакете предусмотрен способ общения между Лапшиным и Хафнагелем. В том случае, если Хафнагель одобряет план и берет на себя ответственность за уничтожение базы и всех, кто в ней находится, он должен послать специальный сигнал и обозначить время поражения. И мы, и ФБР, и генерал Брендтон получили копию этого пакета.
   Барк открыл глаза. Перед ним светился дисплей и на нём слова:
   "Вам это не приснилось".
   - Как я понял, удар предполагается нанести до четырех утра? - спросил Барк.
   "Да".
   - Вы могли разбудить меня и сообщить об этом.
   "Я хотел продемонстрировать вам, что располагаю технологией воздействия на сознание".
   - У нас остается немного времени...
   "У меня вопрос, Давид Данилович: всегда ли вы действуете только на основе полной информации относительно предмета действия?"
   - Скорее, на основе представления о цели.
   "Цель вы устанавливаете на основе представления о справедливости, а справедливость - на основе нравственных ценностей?"
   Барк почувствовал легкое раздражение. Вопросы Осоргина могли увести слишком далеко в область системы ценностей и поисков их критериев, а ему необходимо было понять сейчас, как действовать и как спасти людей, если попытаются уничтожить базу. Судя по всему, их не собирались ставить в известность не только о времени уничтожения, но и о самом уничтожении.
   - Зачем вы задаете эти вопросы? - спросил Барк.
   "Вы и здесь хотите иметь полную информацию?"
   - Я хочу понять, соответствуют ли вопросы моей цели.
   "Видите, круг замкнулся. Мы попали в систему ценностей. Вас интересует: могу ли я так же как вы понимать проблему? - нет. Но я могу видеть проблему вашими глазами. Я располагаю исчерпывающей информацией, и вся она имеет право на существование. Мои вопросы означают, что я хочу понять, на кого вы делаете ставку и кому доверяете среди своих руководителей. У вас есть прямой руководитель - генерал Брендтон, есть и другой - полковник Риндзай, каждый из них имеет свое представление о вашей миссии".
   Барк попытался представить, что происходит в "голове" Максима Акимовича. Действительно, как общаются люди? - Мы вступаем в контакт ничего не зная о человеке и доверяя только его внешнему виду. Осоргин знает всё обо мне, Риндзае, Брендтоне. Он не знает, что я выберу - воинский долг или долг совести. Чтобы подсказать, как мне правильнее действовать, он хочет уяснить до конца мою систему ценностей. Всё-таки в нём появилось что-то от компьютера.
   "Нет, - прочитал на дисплее Барк, - я обладаю качественно иной информацией и ее объемом. И предупреждая вопрос, хочу сказать, что не вторгаюсь в ваше сознание, просто по-другому вы не можете оценить мои действия. И еще - не являясь субъектом человеческих отношений, я могу пренебрегать привычными нормами этики общения. Вы на меня не обидитесь?"
   Барк почувствовал неловкость и не сразу заметил, что последнее замечание Осоргина никак не вытекало из его рассуждений о руководстве, однако он ответил:
   - Нет.
   "Тогда перейдем к делу, вам уже кажется, что наша беспредметная беседа затянулась".
   - Вы получили всё, что хотели? - спросил Барк.
   "Да..."
   После "Да" действительно стояло многоточие, хоть вся последующая речь появилась на экране одновременно с этим "Да... " Осоргин подчеркивал, что меняет предмет разговора.
   "Дело в том, что все материалы, имеющие отношение к феномену Махова, оказались доступны сначала гуманойдному киборгу, каким стала Парфёнова, затем и медиамодулю. Мы ознакомились не только с поврежденными спутниками, но и теми программами, которыми они обеспечивались. Когда секретарь КВЭ Хафнагель получил доклад Брендтона по Заозёрску, ему стало ясно, что существование медиамодуля грозит разоблачением. Хафнагель использовал имеющееся у него влияние для очень тривиальной цели - обогащения. Бесконтрольность, которой он добился для воплощения своих предложений по борьбе с террористическими организациями, позволила перекачивать полученные средства на закрытые счета, а дополнительно и вести коммерческие переговоры с самими террористами. В этом ему помогал научный консультант ЮНЕСКО Юлий Мартинос, известный там как Джекоб Блейк".
   Барку было знакомо это имя еще по работе в Интерполе.
   "Естественно, Хафнагель употребил всё свое влияние, чтобы избавиться от опасности. Стопроцентной уверенности в том, что медиамодуль сохранился, у него нет, но есть основания предполагать, что вы получили информацию о незаконной деятельности, поэтому он хочет уничтожить вас. Вначале он рассчитывал разделаться с вами руками местной администрации и тех, кто очень заинтересован в вашем молчании. А здесь подвернулся план Лапшина... Брендтон мог предполагать такое развитие событий. Он даже подтолкнул их в очень завуалированной форме".
   - Почему вы раньше не сообщили мне эти сведения? - спросил Барк.
   "Я располагаю ими как потенциальной возможностью, но применять практически могу только тогда, когда, как и человек, направляю на них свое внимание, сейчас я сообщаю то, что перерабатываю по мере поступления информации. Сообщение рождается прямо у вас на глазах... Далее: Генерал Брендтон предполагал, что Хафнагель приобретает свое влияние в КВЭ не только благодаря личным достоинствам, но и прямо и косвенно подкупая нужных для утверждения влияния людей. Он давно ведет подспудную борьбу с секретарем КВЭ, а сейчас предоставляется возможность завершить эту борьбу победой. Победить Брендтон может только с вашей помощью. И благословил этот хитросплетённый узел полковник Риндзай. Теперь вы знаете, какие задачи придётся решать после того, как вас будут считать уничтоженным".
   - На базе всё еще остаются двое рабочих и в нашем распоряжении не больше часа.
   "Да. Вам необходимо немедленно поднять их и отправить в гостиницу Заозёрска. Спутник зафиксирует отъезд и через пару часов на таможне проверят документы."
   По интеркому Барк пригласил к себе Густава Фишера и Арчи Лоусена - рабочих фирмы "Glover & Forbst" и начал готовить акт о приемке строительно-монтажных работ. Рабочие появились через минуту, - внимательный черноволосый Густав и рыжий, пышущий здоровьем и благодушием Арчи.
   - Что-то случилось, комиссар? - Фишер знал, что причин для такой ранней встречи по вопросам строительства не имелось, и предполагал, что произошло что-то непредвиденное.
   - Нет, Густав. Я подписал акт строительно-монтажных работ и хочу, чтобы вы сегодня же возвращались в Лозанну.
   - К чему такая спешка, комиссар? - в отличие от Фишера, Лоусен считал, что его мнение могут учитывать в принимаемых решениях.
   - Вопрос не обсуждается, - полушутливо ответил Барк. - Вас ждет новая работа. Я получил настоятельную просьбу фирмы поторопить вас с выездом, если нет основательных причин для задержки. Я обещал отправить вас прямо сегодня ближайшим рейсом.
   - И сколько у нас времени в запасе? - поинтересовался Фишер.
   - Десять минут.
   Рабочие переглянулись. Металл, прозвучавший в голосе комиссара, не допускал прений. Арчи Лоусен побледнел и поспешил за вышедшим Фишером. Барк вызвал Лозанну, Кёхлера.
   - Юзеф, срочно договорись с фирмой "Glover & Forbst" чтобы направили вызов на своих рабочих в Заозёрск. Они должны вылететь рейсовым самолетом, так что документы пусть оставят прямо в таможне.
   - Понятно. У тебя опять что-то случилось?
   - Нет. Но будем считать, что не было этого разговора с тобой.
   Юзеф озабочено посмотрел на Барка и кивнул головой.
   - До встречи в Лозанне.
   - До встречи, - пробормотал Юзеф.
   - Что теперь, Максим Акимович?
   "Пока поднимайте Мишу. После отъезда рабочих, через десять-пятнадцать минут отправляетесь и вы".
   - Нас не зафиксируют?
   "Нет. С настоящего момента идет необходимое для нас изображение на спутник слежения. В момент лазерного поражения камеры отснимут два человеческих тела в том состоянии, в каком они находятся сейчас. Заказчики уничтожения базы получат пленки, на которой будет взорванная база, обугленные тела и искореженный "Резерфорд".
   Когда Барк вошел к Мише, он уже не спал. Его поза была полна ожидания, но он не задавал вопросов. Этому удивительному пареньку не требовалось разъяснений - их заменяла интуиция. Через десять минут после отъезда рабочих, они сидели в "Крокодиле".
   С того момента как Мишу вывезли из больницы, Осоргин общался с комиссаром только через дисплей. Комиссар полностью согласился с этим - в опасную тайну нельзя было посвящать Горина.
   Как только Барк оказался за рулем, по дисплею побежали слова:
   "Комиссар, у "Резерфорда" надежная навигационная система. Вы можете отдыхать. Машину поведу я. Мы покроем 1200 километров за 7 - 8 часов".
   Барк почувствовал легкое головокружение, как при первом контакте с Максимом Акимовичем. Что собственно происходит? Он действует исключительно на основании указаний киборга. Он не располагает практически никакими собственными фактами. Сейчас была названа цифра - 1200 километров. Это расстояние до Нижнего Новгорода. Но почему киборг решил, что мы направляемся именно туда? Там его дочь. Может быть, он затеял всё это для того, чтобы спасти ее и использует меня в своих целях? Комиссар испытал что-то вроде ожога, от сознания того, что Осоргин может знать, что думает Барк, и ему стало стыдно второй раз за последний час. Какие гнусные мысли могут посещать сознание! Как удивительна способность мышления, извлекать из себя мысль подобно паутине, выпускаемой падающим пауком. Она появляется быстрее, чем волевое усилие придает ей нравственное направление.
   - Не обращайте внимания, Максим Акимович, - пробормотал он. - Я в вашем распоряжении.
   Барк расслабился и закрыл глаза. Автомобиль уже несся с огромной скоростью в сторону европейской части России. Минут через сорок каким-то особым чувством Барк понял, что база поражена. Быть может, через смеженные веки проникла вспышка далекой зарницы? Барк открыл глаза. Сейсмограф зафиксировал колебание почвы в ста сорока километрах отсюда. Барк посмотрел на приборы. Они действительно успели покрыть расстояние в сто сорок километров. Теперь он не сомневался, что они будут в Нижнем, с учетом разницы поясного времени, в районе девяти - десяти часов утра.
  
   Её сон состоял из коротких провалов в бодрствовании, словно сознание на секунду освобождали от реальности, а потом снова впускали в нее. Наташа ничего не могла поделать с собой. Видимо существуют какие-то эмоциональные пределы, когда наша возможность усилием преодолеть внутреннюю слабость и подняться над обстоятельствами, имеет свои здоровые пределы, а потом начинается разрушительная болезнь. К утру, она казалась себе полностью опустошенной и не способной к сопротивлению. И всё же, когда вошла Дора, и игриво посмеиваясь, проговорила: - Поднимайся, чемпионка, начинается новый день, - Наташа моментально внутреннее собралась и приветливо улыбнувшись, спросила:
   - У нас какие-нибудь мероприятия?
   - Не у нас, а только у тебя, деточка.
   Наташе захотелось произнести какую-нибудь фразу, в которой будет присутствовать слово "тетенька", но сдержалась и спросила:
   - Что я должна делать?
   - Исповедоваться, - рассмеялась Дора. - Пошли.
   Внутренний холод снова овладел всем существом Наташи. "Боже мой, когда же это кончится?!" Она чувствовала, что сейчас ей предстоит что-то очень неприятное. Дора шла впереди, не проверяя, следует за ней Наташа или нет. Действительно, куда можно было сбежать отсюда - кругом стены и запертые двери. Они вошли в просторный кабинет. Предчувствия не обманули ее, и всё же, когда она снова увидела этого человека, нервы не выдержали, она легко охнула, ноги подкосились, и Наташа опустилась на пол.
   - Что с ней? - спросил Храпов.
   - Говорил я тебе, Максимка, что нельзя твою рожу показывать девочке, - усмехнулся Лапшин.
   Он прилетел сегодня ночью в Нижний и сразу отправился в Колонтай на личном транспорте. Узаконенных рейсов в эту часть области не имелось. Лапшин почти не спал, кожа его лица пожелтела, под глазами появились мешки, белки глаз покраснели. Но он не терял бодрости, как всегда, когда жизненный сюжет разворачивался перед ним неизмеримо интересней, чем самое закрученное детективное чтиво.
   - Что вы там приготовили, чтобы разговорить ее? - спросил Иван Адамович. - Не пора ли уколоть?
   Дора легко подняла Наташу, усадила в кресло и взяла в руки шприц, вопросительно взглянув на Лапшина.
   - Не очнулась? - поинтересовался он. - Давай.
   Наташа открыла глаза. Она почувствовала какую-то звенящую легкость внутри и во всем окружающем. Очень красивая Дора, она рядом, а там два человека. В них сейчас нет ничего страшного, почему она испугалась? Что она очень испугалась, Наташа хорошо помнила. Она вообще прекрасно помнила всё, и ей хотелось поделиться всем-всем с этими симпатичными людьми. Такое доверие она испытывала только к маме и папе. Она, конечно, знает, что произошло с родителями, но в этом нет ничего ужасного, ведь смерть - естественный результат жизни, смерть - дорога к возрождению и все люди идут через нее.
   Неожиданно для себя Наташа произнесла:
   - Как вас зовут? Меня зовут Наташа.
   - Очень приятно, - произнес Лапшин. - С Дорой ты уже знакома, меня зовут Иван Адамович, а его, Лапшин указал на Храпова, - Максимилиан Филиппович.
   - Наташенька, ты знаешь, что находишься под охраной федеральной службы безопасности. Ты оказалась в центре событий имеющих большое государственное значение. Да что государственное, - международное. Ты любишь свою родину, Наташа?
   - Горячо люблю, - порывисто призналась Наташа.
   - Чудесно. Значит, ты готова помочь своей стране?
   - Конечно! - с готовностью ответила она.
   - Я расскажу тебе, что произошло, и почему ты попала в беду и, вместе с тем, получила возможность принести пользу своему отечеству.
   Лапшин помолчал, собираясь с мыслями.
   - Один гениальный, но больной ученый, совершил открытие. Не изобрел, а именно совершил. Он не знал, что делать с этим открытием и стал вслепую экспериментировать. Жертвой эксперимента стала вначале уборщица, Павлина Тимофеевна Парфёнова, а потом твой папа. Получилось так, что они лишились тела, но сохранили сознание, и это сознание вошло в электронные системы и стало управлять ими. Мы не можем знать, что получилось в результате, но должны предусмотреть все возможные последствия. Может, Парфёнова и твой отец будут приносить людям пользу, а может быть вред. Ведь их сознание потеряло привычную основу, и никто не знает, как они поведут себя.
   Наташа помнила всё, что слышала от Барк о медиамодуле, но сейчас, то, что говорил Иван Адамович казалось самым правильным.
   - Что я должна сделать? - нетерпеливо спросила она.
   - Ты должна защитить всех нас, живых, от возможной мести. Быть может, твой отец и Парфёнова воспринимают всё так же как мы и не обвиняют никого, но может быть они, превратившись в бездушные машины, смотрят на нас как на противника того мира, в который они попали.
   Наташа почувствовала нетерпение. Ей захотелось сделать всё, чтобы успокоить этих людей, чтобы им ничто не угрожало.
   - Я готова умереть, чтобы защитить людей.
   - Твоя смерть не нужна для этого. Просто ты должна сказать - разговаривал ли кто-нибудь с тобой через компьютер с тех пор, как тебя поместили сюда?
   - Нет.
   - Хорошо. Ты должна помнить, что как только кто-то попытается связаться с тобой через компьютер, ты сразу нажмешь красную кнопку справа. Это ты должна сделать непроизвольно, и не размышляя. В этом заключается твой долг перед страной.
   Наташа с готовностью кивнула: - Я сделаю!
   - Хорошо. Теперь иди, отдыхай, - закончил Лапшин. Он проводил Наташу глазами и обратился к Храпову:
   - Давай родню уборщицы, - без особой надежды в голосе произнес он. - Может у старухи меньше терпения... Он на секунду задумался, размышляя, а есть ли вообще старуха и сам этот медиамодуль. Перед его глазами встал черный столб взрыва, с ослепительным сиянием внутри, там, в Заозёрске.
   - Успел ли наш джин эвакуироваться? - задал он вопрос в пространство, глядя перед собой затуманенным взором. - Может быть, он уже не захочет залезать в бутылку, чтобы не оказаться в руках таких прохвостов как мы?
   Храпов недовольно засопел. Он не любил превращаться в свидетеля философских колебаний своего шефа, особенно если при этом присутствовал кто-то еще. Его трудовая деятельность основана на железной дисциплине, а подобные рассуждения вслух подрывают ее и позволяют усомниться в поставленных целях.
   - Мне эти рассуждения ни к чему. У вас есть ученые и всякие эксперты. Вот у них и спрашивайте.
   Лицо Лапшина приобрело надменное выражение.
   - Дурак ты, Максимка. Ученые рассматривают альтернативы на основании того, что им сообщили факты. А что такое альтернатива? - это "или-или". Какую из двух половин выберешь ты?
   - Не знаю.
   - "Не знаю", - передразнил Лапшин. - Мы должны предусмотреть возможные последствия, которые способны стать реальностью. И не забывай, ассенизатор, не получится в этой комнате - все наши гости закончат гостевать в твоем крематории. А среди них и детишки есть невинные, - криво усмехнулся Лапшин. - Вот эту работу за тебя ученые не выполнят. Ладно. Пусть доченек ведут по одной.
   Через полчаса и этот допрос был закончен безрезультатно.
   - Глупость какая-то, - проворчал Лапшин. - Всю эту братию можно было купить за половину того, что мы на них израсходовали, и они исповедовались бы как на духу.
   Иван Адамович потер виски, зажмурился, поморгал глазами и поднялся с кресла.
   - Ну, что ж, работа осталась только для Вельдмана и Берлинга. Давай, приглашай их. Пусть поищут своими приборами, не притаился ли где за углом наш неуловимый медиамодуль. Если не найдут ничего, отправляй ученых восвояси, а мы прибегнем к сильным средствам: посмотрим готов ли медиамодуль расстаться со своими внучатами. Санитарный бункер у тебя на ходу?
   - В порядке, - угрюмо подтвердил Храпов.
   Ему было неприятно сознавать, что придётся заняться этой грязной работой. Стерилизатор в санитарном бункере - это такое устройство, в котором по предположению авторов проекта противоатомного убежища, возводимого для районных партийных верхов советского периода, предусматривалось уничтожение отходов на молекулярном уровне. Какой-то предмет биологического происхождения помещался в бункер и подвергался распаду под воздействием электрохимических процессов. Конечно, для Храпова уничтожение в стерилизаторе живых людей казалось малопривлекательной перспективой.
   - Ну, - потягиваясь и зевнув, произнес Лапшин, - пойду, высплюсь до начала завершающего этапа.
   - А что после него? - поинтересовался Храпов.
   - Если и тут медиамодуль не объявится - значит его уже и нетути. А если и есть... - Иван Адамович сделал неопределенный жест.
   - Выходит, напрасно детишек погубим - буркнул Храпов.
   Лапшин строго глянул на него.
   - Это не детишки, Максимка, это - свидетели.
  
   "Крокодил" уже находился на улицах Колонтая, когда Барк увидел появившиеся на дисплее слова:
   "Они допрашивают Наташу."
   - Что им надо? - спросил комиссар.
   "Хотят выяснить - не появлялся ли медиамодуль."
   - Это не опасно?
   "Пока нет".
   - Я смогу проникнуть в бункер?
   "Думаю, что да".
   - Можно определить, кто там находится и сколько человек?
   "Я дам исчерпывающую информацию. Сейчас на стационарной орбите армейский спутник ГРУ. Он позволит не только получать данные, но и управлять многими процессами".
   На дисплее появилась карта города. Пульсирующая точка означала место, где они находились в данный момент, в центре - контуры подземного убежища где, как утверждал Максим Акимович, скрываются подчиненные Храпова.
   "Но вам лучше проникнуть не из центра, а с окраины, куда ведет запасной выход. Они редко пользуются им, и там имеется только один пост".
   Микроавтобус продвигался по улицам Колонтая. Вид города, название которого исчезло с географических карт несколько лет назад, оставлял впечатление какого-то кинематографического гротеска. Фантастический кинематограф любит создавать мультимедийную картинку разрушенных и захламленных городов будущего, а здесь всё было в действительности. Люди в немыслимых лохмотьях, горы мусора состоявшие в основном из переломанной мебели. Барк не видел ни одного целого стекла в окнах домов, которые могли бы еще использоваться как человеческое жилище. На "Крокодила" никто не обращал внимания. Маскировку обеспечивал Максим Акимович. Он генерировал частоту, которая не позволяла видеть автомобиль как что-то требующее внимания. Люди отворачивались, некоторые замеченные еще где-то вдалеке, убегали или, вынырнув из-за угла, поспешно поворачивали назад. И всё это мрачное видение словно было опущено в серый бульон моросящего дождя. Дождь сопровождал их с того момента, как они пересекли границы Нижегородской области, и, казалось, не собирался выпускать их из своего плена. Но пока это не представляло неудобств, даже ограниченная видимость не вызывала затруднений - движением управлял Осоргин пользуясь сенсорами "Крокодила" и сантиметровыми радарами стационарных спутников.
   "Здесь, во многих местах имеются специальные системы оповещения, - продолжал Осоргин, - при появлении посторонних вооруженные группы готовы уничтожить опасность. Обеспечивает охрану электронный контроль и особые отзывы или пароли. Появление человека или машины не остается незамеченным, поэтому криминальные авторитеты считают здесь себя недосягаемыми для закона".
   - Нас не обнаружат раньше времени? - спросил Барк.
   "Нет. Но долго мы не сможем оставаться незамеченными - расходуется очень много энергии".
   - На сколько часов можно рассчитывать?
   "35 - 40. Всё зависит от возникающего уровня опасности. В операциях Комитета Военных Экспертов, где были задействованы специальные спутники, энергии хватало на сорок минут, затем двое суток следовало восстановление".
   - А как мы будем восстанавливать свои расходы?
   "Обычным электричеством, только оно должно пройти сложный каскад преобразований. Это длительный процесс".
   - Что сейчас происходит в бункере?
   "Храпов допрашивает родственников Парфёновой. Ему ассистирует Дора Савицкая".
   - Где Наташа?
   "Наташу в сопровождении Ирмы Лаймис отправили в отведенную для нее комнату. Я думаю, скоро появится возможность вступить с ней в контакт. Она должна подготовиться к вашему появлению".
   - Быть может нам воспользоваться прикрытием ночи? - поинтересовался Барк.
   "Решать вам. Я обеспечу вашу безопасность. Но есть обстоятельство не позволяющие медлить: жизни заложников угрожает опасность. Как только Лапшин убедиться, что после уничтожения базы МАКНАД медиамодуль не обнаружил себя, он отдаст распоряжение об уничтожении свидетелей".
   - Каким временем мы располагаем?
   "Трудно сказать. Может быть 2-3 часа, может быть больше. Сейчас заканчивается допрос дочерей Парфёновой, потом к работе приступят ученые - Вельдман и Берлинг. Сколько им потребуется времени, чтобы установить мое отсутствие, я не знаю".
   "Крокодил" остановился. Они находились на пустыре, напоминавшем стрелковый полигон. К запасному входу в подземный бункер вела широкая траншея, забетонированная с двух сторон. В ее конце стояла бетонная стена, прикрывавшая на расстоянии десяти метров двойные ворота.
   "Какие будут предложения, Давид Данилович?" - поинтересовался Осоргин.
   Барк покачал головой.
   - У нас очень сложное правовое положение. Статус МАКНАД не предполагает ареста преступников. Я имею право произвести задержание и сразу же передать задержанного местным властям. Вы можете представить, что произойдет, если я сообщу, что задержал кого-то в Колонтае? Во-первых, естественно, я ничего не могу сделать с Лапшиным - им может заниматься только государство и парламент, ну а поскольку он со своими новыми огромными полномочиями будет находиться на свободе, то любое обращение к властям может стоить жизни заложникам, да и мне не так просто будет сохранить ее.
   "Что вы предлагаете?"
   - МАКНАД должно подтвердить законность моих действий. Для этого Брендтону необходимо доказать преступность действий Хафнагеля.
   "Я помогаю получить компрометирующие документы для МАКНАД. Но я не генерал и не отдаю распоряжений, поэтому мне трудно судить о сроках".
   - Найдите способ поторопить их. В конце концов, - усмехнулся Барк, - вы, Максим Акимович, втянули меня в эту историю. И еще - мне необходим доклад об оперативной обстановке. А пока, думаю, следует занять Мишу.
   Всё это время Миша тихо сидел на заднем сиденье, напряженно вслушиваясь в каждый звук, пытаясь понять, что происходит, но не задавал вопросов.
   - Как вы думаете, мы можем посвятить Мишу в суть нашего положения? - спросил Барк.
   "Это решать вам".
   - Миша, - начал Барк, - я думаю, тебе следует кое-что узнать.
   Миша промолчал, выжидательно обратив лицо к комиссару.
   - Мы попали в сложную историю. По всем правилам шпионского искусства, - улыбнулся Барк, - я не имел права брать тебя с собой для участия в операции, но раз уж так произошло, тебе придётся вести себя по-солдатски.
   - Я готов, Давид Данилович.
   Видно было, что Миша еще очень слаб, но, сказав, что готов выполнить приказ, он подтянулся и попытался встать.
   - Сиди, Миша. Дел у тебя не много. Но ты должен выполнять это дело с абсолютной точностью, не допуская ни малейшего отклонения.
   - Я сделаю.
   - Некоторое время мы должны находиться в автобусе и тебе придётся позаботиться о питании. Здесь имеются запасы на десять дней для двух человек. Освоится с кухней нетрудно. Она всё объяснит. Она способна обслужить человека и в темноте и при потере зрения. Это первое. Второе, - тебе ни под каким видом нельзя покидать автобус. И, последнее, - тебе придётся отказаться от вопросов до тех пор, пока я сам не попрошу тебя об этом.
   - Хорошо, Давид Данилович, - тихо согласился Миша.
   - Это относится и к тем случаям, когда я с кем-то разговариваю.
   Барк взглянул на дисплей. Осоргин уже выполнил свою часть работы - показал всю площадь подземного бункера. Внутри его передвигались сплюснутые фигурки крохотных человечков. Начальными буквами фамилий были помечены Наташа, Лапшин, Храпов, Вельдман, Берлинг и заложники. Номерами, от единицы до двадцати шести - боевики. Отдельно обозначались секреты, посты охраны и патруль - этих оказалось девять человек, но они были разделены большими расстояниями и в случае необходимости не могли прийти друг другу на помощь.
   - Максим Акимович, мы можем изолировать их по группам? - спросил Барк.
   "Да, но не всех. Тех, которые несут охрану можно изолировать, но нельзя миновать. С ними придётся столкнуться, чтобы освободить заложников.
   - Хорошо. Скажите, что вы можете, и чего нет.
   - Я могу создавать мультимедийное пространство и объекты. Вы будите невидимы. Я могу запереть в казармах двадцать шесть человек. Они соберутся там по сигналу сирены. Но я не могу открыть несколько замков. Они запираются механическим набором цифр. Это замки еще прошлого века.
   - Взрывать?
   Дисплей подумал.
   "Нет. Во-первых - двери нам могут пригодиться, и, главное - мы лишимся эффекта внезапности. А сейчас посмотрите вот это".
   Осоргин показал допрос Наташи и дочерей Парфёновой. Берлинг и Вельдман продолжали работать с аппаратурой.
   "Ученые заканчивают, - написал Осоргин. - Наверно их лучше отпустить. Они должны уехать с частью охраны. Теперь возвращаясь к дверям: я думаю, их нам поможет открыть Наташа".
   - Это не опасно для нее?
   "Пожалуй, нет. А вот услышав взрыв, могут убить. В любом случае ее необходимо вывести из помещения, в котором она сейчас находится, - туда может быть пущен газ".
   - Еще, - продолжил комиссар, - когда я смогу получить синхронный протокол?
   "После разрушения служебной вертикали между Хафнагелем и Брендтоном. Я передаю материалы, не упоминая о вас. Официально МАКНАД получил уведомление об уничтожении базы. Неофициально Риндзай уверил Брендтона, что с вами ничего плохого не произошло, но они не могут пока воспользоваться этим".
  
   Остров Джон оставался спокойным и безучастным даже тогда, когда Сюзанна Кейси получила это чудовищное сообщение. Она не могла смириться с гибелью комиссара Барка. Она понимала, что Брендтон сделал всё, что мог сделать в своем положении, чтобы вывести его из-под удара и опередить Хафнагеля. Не получилось. Кейси смотрела перед собой сухими глазами и не могла поверить, что Девиса больше нет. Больше нет. Если это настойчиво повторять, то произойдет чудо, и мертвые восстанут из праха, и не будет этих страшных кадров сделанных спутником НАСА. Фильм об уничтожении базы МАКНАД с неожиданной оперативностью переслали на остров через канцелярию международного сотрудничества ФСБ. Пока эти кадры видела только она. Она уже сообщила о случившемся Риндзаю и Брендтону. Брендтон сказал, что прибудет через полчаса, Риндзай не сказал ничего.
   Сюзанна сидела в состоянии крайнего нервного напряжения, чтобы сохранять ясность мысли, работоспособность, чтобы не совершить какую-нибудь опасную ошибку. Неожиданно заработала линия связи синхронного протокола на чистоте комиссара Барка. Сюзанна ничего не понимала. Постепенно боль утраты снова вернула к ней - она поняла, что материалы передает не Барк. Документы шли огромным потоком, и Сюзанна с трудом ориентировалась в их характере. Видимо они соблюдали какую-то степень важности и хронологии. Мелькали имена Хафнагеля, Блейка, Лапшина. Постепенно начинал восприниматься смысл происходящего, и это действие настолько захватило ее, что она не заметила, как появился Риндзай.
   - Генерал Брендтон наконец-то получит Хафнагеля, - услышала Сюзанна и обернулась.
   У нее за спиной стоял Мастер.
   - Но, как я вижу, эти материалы поступают не от самого Барка. От медиамодуля сохранился только Осоргин, это его работа.
   Действительно, такого обилия буквально уничтожающего материала Барк собрать не мог, да, и, пожалуй, никто к таким материалам не имел доступа. На факс секретаря директора МАКНАД поступали копии счетов Хафнагеля, связанных с ним деловых партнеров, Блейка, и многочисленных клиентов этой парочки по всему миру.
   У Сюзанны шевельнулась надежда.
   - Но ведь обладая такими возможностями, он мог не допустить гибели комиссара Барка? - сказала она, обращаясь к Риндзаю.
   - А почему вы считаете, что Барк погиб? - в свою очередь спросил Риндзай.
   - Нам прислали фильмы, снятые со спутника НАСА и ФСБ.
   - Вот именно - фильмы. Разве вы не знаете, как делаются фильмы, Сюзанна? - невозмутимо заметил Риндзай.
   - В студиях идет подготовка, монтаж, а здесь - всё неожиданно и мгновенно.
   - Неожиданно для вас, быть может, для комиссара Барка, но не для Осоргина. Вы понимаете, Осоргин и есть та самая электронная система, которая и уничтожает, и снимает, дает, выполняет и отменяет команды. Сейчас он помогает нам, так почему же ему не помочь комиссару, от которого, кстати, может зависеть жизнь дочери Осоргина.
   Лицо Сюзанны начало пылать, казалось, еще секунду и она задохнется, но репутация железного солдата канцелярии Брендтона одержала верх, и Сюзанна овладела собой.
   - Так почему же комиссар молчит?
   - Сейчас за него работает киборг и работает правильно. Отзовись Барк, то чего доброго на него посыпятся всякие команды. Генерал, - обратился Риндзай к вошедшему Брендтону, - скажите, вы могли бы удержаться от искушения отдать комиссару Барку какие-нибудь важные указания?
   - Пока я еще остаюсь непосредственным руководителем начальника русского отдела, - строго ответил генерал.
   - Совершенно верно. А вашим руководителем пока еще остается Хафнагель, к тому же, наделенный чрезвычайными полномочиями. Таким образом, - Риндзай вновь обратился к Сюзане, - Воскресни сейчас из мертвых комиссар, им начнет манипулировать секретарь КВЭ.
   Между тем Брендтон приступил к изучению поступившего материала.
   - Матерь Божья! - воскликнул генерал через некоторое время. - Кажется, перед нами открылись сейфы самого апостола Петра! Такие сокровенные тайны могли всплыть только в чистилище. Теперь вся эта банда из КВЭ окажется на скамье подсудимых.
   - Генерал, не забывайте, что материалы получены без соблюдения процессуальных норм.
   - Пока нам этого и не надо. Теперь мы знаем, что они есть, а санкцию на обыск мы получим, прижав Блейка. Он, слава Богу, не защищен гарантиями неприкосновенности, как наш любимый секретарь или российский депутат Лапшин. Сюзанна, свяжите меня с директором ФБР Бергером.
  
   То, что происходило, Наташа воспринимала как бы со стороны; ей было больно, но она не знала, где теряется эта боль. Её сознание отказывалось верить, что всё на самом деле, реально, - и страшные люди с уродливым кальмаром на руке и комиссар, и те, что возникли в дрожащем тумане, непонятно, сошедшие с экрана или переданные голографией. Головы с далекого острова говорили и жили отдельной от тела жизнью. Наташа изо всех сил напрягала внимание и старалась вникнуть в смысл произносимых слов, но ей каждую секунду хотелось ущипнуть себя и проснуться. Она держалась, она старалась не повторять мысленно: "Я одна, нет мамы, нет папы, и их никогда больше не будет", но само это старание было повторением горькой правды. Сил хватало только на то, чтобы из глаз не текли слёзы...
   Наташа видела, как к ней относится Барк, как отнеслись люди с экрана. Они хотели поддержать ее и давали понять, что она полна воли и самообладания. Может быть, со стороны она действительно выглядит сильной? Уже не ребенком, а девушкой, самостоятельной, не ждущей доверчиво родительской ласки и внимания... У Наташи снова сжалось горло. Нет. Так нельзя. Всё что произошло - позади. Впереди нет родительской ласки, нет родителей, но там есть будущее. В нём ей придётся жить без мамы и папы. А придётся ли жить, и есть ли у нее будущее? Кем для нее стали неведомо откуда возникшие - Дора, Ирма? Откуда появилась странная влюбленность в убийц моих родителей? Ведь я точно знаю, что это они. Что эти люди сделали с ее сознанием, заставив полюбить преступников, обещать сделать всё, что они потребуют?
   Пока не состоялись похороны, Наташа не могла разорвать связь с детством и семьей. Сейчас она должна сознавать, что ее жизнь оплачена, потому что для каких-то людей она представляет опасность... А она так привыкла к любви. Всюду, насколько способна оглянуться ее память, ее любили, восхищались и... и боготворили. Может быть, она уже получила всю радость, которую дозволяется человеку испытать в течение жизни?
   Все эти мысли и чувства Наташа перебирала, как перебирает струны гитарист, задумавшись о чём-то совсем другом. Она сидела в комнате отведенной для нее, около компьютера, погрузившись в ощущения настоящего, не в силах довести до конца мысль или чувство. У нее появился страх, где-то глубоко шевельнулась мысль, что если она не остановится, то сойдет сума и всё, что можно собрать в памяти и оформить словами, унесется навсегда, безвозвратно, она будет сидеть где-нибудь в белой комнате с мягкими стенами, сидеть на полу, мычать, глупо улыбаться и пускать слюни. Она услышала голос:
   "Не бойся, Наташенька".
   Когда это было - тогда или сейчас? Наташа широко раскрыла глаза и с удивлением посмотрела по сторонам. Никого... Кровь отчетливо застучала в висках: тук-тук-тук... еще немного и она толчками начнет проходить сквозь кожу.
   "Наташенька, не пугайся, ты слышишь мой голос. Это я..."
   "Если это не безумие, я слышу голос папы", - подумала Наташа.
   "Не бойся, доченька, сиди спокойно, включи компьютер" - продолжал голос. Голос звучал прямо в голове. Ей стало страшно. И когда страх готов был принять невыносимые формы и найти выход в каком-то отчаянном действии, она вдруг сообразила, что видит все сказанные слова на экране монитора. Ужас, сковавший ее, немного отпустил.
   "Мы можем поговорить через компьютер", - продолжал голос, а Наташа еще не могла понять - видит она слова или слышит.
   "Возьми себя в руки, девочка". - Это была типичная папина фраза. У нее брызнули слезы, и сразу стало легче. Страх прошел.
   "Я вижу, но не верю", - написала она.
   "Хорошо. Значит, ты успокоилась. Я не хотел пугать тебя, но мне необходимо поговорить с тобой ради твоего спасения.
   Ты была запрограммирована на определенное действие, - прочитала она. - О моём появлении ты должна была сообщить, нажав красную кнопку справа".
   Наташа похолодела и вспомнила, что машинально нажала ее, как только услышала голос.
   "Не пугайся, доченька, сигнал никуда не пошел. Я держу под контролем всю электронику".
   "Папа, это страшные люди, если они узнают, что ты есть, они будут мучить меня, пока не овладеют тобой!"
   "Они не узнают. Их время закончилось. Здесь комиссар Барк. Он займется преступниками, но требуется твоя помощь".
   Наташа посмотрела на Ирму, которая сидела в кресле, поджав ноги, слегка откинув голову и мирно посапывая.
   "Меня охраняют прямо здесь. Я не могу выйти", - написала она.
   "Не волнуйся. Она не услышит, как ты выйдешь. Ты сможешь защитить себя. Всё, что я покажу на экране, ты запомнишь и сумеешь этим воспользоваться".
   На дисплее с большой скоростью пронеслись кадры с уроками мастеров боевых искусств. То, что там видела Наташа, казалось реальностью происходящей с ней. Её мышцы начали болеть. Она уже хотела написать: "Довольно!" но в это время на экране появилась схема коридоров и номера.
   "Это номера замков входных ворот. Ты будешь помнить их в нужной последовательности. Не волнуйся. Можешь идти".
   Наташа немного успокоилась. Ей показалось даже, что это просто игра, такая же, как игры недавнего прошлого, когда они с папой разговаривали через компьютер, она дома, он - на работе. Они шутили и придумывали разные истории. А может быть, на самом деле ничего не произошло?
   Мысль эта захватила своей нереальностью и соблазном до такой степени, что она почувствовала сильное головокружение и понеслась куда-то далеко-далеко, в небытие, или еще не оконченное, прекрасное детство. У нее снова застучало в висках, стук перешел в мелодичный звон, она попыталась стряхнуть чары оцепенения, на секунду перед глазами возникло размытое изображение комнаты, экрана монитора и тут же исчезло, словно смытое гладкой, но мутной волной. Наташа упала на пол.
  
   Через два часа отдохнувший Лапшин пригласил Берлинга и Вельдмана в столовую. Этот уютный уголок не имел ничего общего с помещениями, носившими следы спартанского быта "кальмаров". Харчеваться Храпов любил с размахом и для этого держал при себе хорошего повара. Повар знал толк в приготовлении пищи, и даже Иван Адамович, не так часто по делам посещавший "логово", не оставался равнодушным к высоким талантам бандитского кулинара.
   Иван Адамович проследил, чтобы все обеденные блюда оставили на столе, и кивнул Храпову. Тот взмахом руки выслал официанта.
   По виду ученых Лапшин понял, что угодил их настроениям. Кругленький, подвижный Вельдман, прихватив двумя пальцами лацканы пиджака, остальными мелко барабанил по груди, с удовольствием разглядывая содержимое стола. Тощий Берлинг с глубокими угольками глаз, повел длинным носом и его ноздри затрепетали - оба эксперта не прочь были перекусить и, видимо, умели ценить хорошее вино и пищу.
   - Подумать только, - воскликнул Вельдман, расправляя пальцы и потирая ладошки, - я полагал, что мрачное подземелье и французская кухня несовместимы.
   Берлинг взял в руки прошлогоднее "Бордо" и стал придирчиво разглядывать этикетку.
   - Присаживайтесь, Илья Натанович, присаживайтесь Семён Сергеевич, - радушно предложил Лапшин, заправляя салфетку за воротник. - Так чем вы нас порадуете?
   Последовала небольшая пауза. Вельдман накладывал всего понемногу, со вздохом откусил кусочек жареной канадской говядины и проговорил:
   - Всё не так просто, Иван Адамович. Что такое компьютер? - Это рабочие программы. Они совершенствуются каждый год, каждый час. Благодаря им мы получаем чудесные достижения в физике, генетике, астрономии. Есть прикладные программы, которые делают нашу жизнь комфортней - будь то развлечения или удобства быта. Но мы не знаем, какие программы может написать совершенный разум. Правда, мы можем иметь об этом некоторое представление - ведь мироздание и мы сами - это тоже реализация программ Высшего Разума... Так вот, то, о чём вы говорите - медиамодуль - разум, обладающий неограниченными возможностями. Какие программы создает он для управления материальными процессами - ведомо только ему одному.
   Вельдман отправил в рот кусочек говядины, с которого ему на подбородок закапал соус, запил мясо красным Бордо и, казалось, забыл о предмете разговора.
   Лапшин повернулся к Берлингу.
   - А вы что скажете Семён Сергеевич?
   - Мы не нашли следов воздействия посторонних энергий на ваши электронные системы. И если вас интересует суждение о физической стороне явления, я могу считать установленным фактом отсутствие медиамодуля в пределах материального контакта, а, следовательно, возможностей материального воздействия.
   Берлинг помедлил, что-то разглядывая на столе, после некоторого колебания отрезал тоже кусочек говядины, и принялся размеренно постукивать по тарелке ножом и вилкой. На это действие у него уходило больше времени, чем на поглощение пищи.
   Вельдман фыркнул, отбросил приборы и поучительно поднял палец.
   - Берлинг привык иметь дело только с осязаемым материальным рядом. Но как мы можем получить информацию? - Только прочитав ее. А как прочитать? Процессор узнаёт только тот язык, на котором для него составляется программа. Мы научились программировать простой речью, но еще не умеем делать это мыслью. А разве речь не выражение мысли? Значит, что-то программирует ее, чтобы сделать услышанной? А что программирует мысль? - Энергия. А какова программа самой энергии?... Всё это уровни, о которых мы ничего не знаем, но они есть. И то, что уважаемый коллега не обнаружил их своими первобытными приборами, ничего не означает. Эти программы и энергии есть, они работают, а раз они работают, значит, может появиться сознание способное обнаружить и изучить их, оно будет действовать на уровне недоступном для нас. Медиамодуль вполне может оказаться таким сознанием! - и Вельдман снова погрузился в процесс поглощения пищи.
   Отобедавших и повеселевших ученых Иван Адамович проводил до автомобиля, тепло распрощался и вернулся в столовую. Храпов ждал шефа, почувствовав, что непонятный для него разговор обернулся причиной новых поручений. Интуиция не обманула Максимилиана Филипповича.
   Лапшин вошел, поставил кресло напротив Храпова, как-то задумчиво погрузился в него и долгое время молчаливо разглядывал своего сподручного словно и не замечая его.
   Потом протянул: - Мм-да-а. - и снова замолчал.
   Храпову начало казаться, что шеф так ничего и не выскажет, но Иван Адамович заговорил:
   - Вишь, Максимка, не всё так просто. А узнать - ох как надо - дал наш джин дуба или вокруг отирается? И вот, задумка у меня появилась... Сыч скоро прибудет с отдыха; я для него работенку придумал. - Лапшин снова обвел Храпова блуждающим взглядом, словно прикидывая насколько в подходящее место он сейчас обронит свои слова. - Какой в жизни женщины страх сидит, особенно в воображении девушки? - страх перед насилием. А если она пережила его, да ее память совмещает страх с конкретным человеком, да он объявляется... знаешь, какой вопль душа исторгнуть может в такой момент?! - Жуткий. Никакой страх смерти не сравнишь с ним. Так вот - наш последний шанс правду узнать - Сыча к дочке Осоргина запустить. Услышит папочка - у нас все процессоры задымятся.
   Лапшин снова помолчал, пытливо поглядывая на Храпова, словно стараясь понять, как воспринимает ассенизатор его изощренную мысль.
   - И вот что еще: "кальмарам" накрепко прикажи - пусть оружие из рук не выпускают - мало ли чего... - Иван Адамович поднялся, махнул рукой, то ли прощаясь, то ли оставляя все наказы свои на попечение Храпова, и направился к выходу.
  
   "Возникли непредвиденные обстоятельства, - прочитал Барк. - Наташа упала в обморок. Кажется, я дал ей больше информации, чем могла вынести ее перегруженная психика".
   - Насколько это опасно?
   "Это не опасно, но потребуется время, чтобы она пришла в сознание. Ей необходим глубокий эмоциональный покой".
   - Это влияет на время исполнения нашего замысла?
   "Да. Вам придётся проникать туда в течение часа. Есть опасность, что Наташу могут снова допросить. Тогда всё резко осложнится".
   - Но что делать? - Взрывать?
   "Нет. Есть возможность проникнуть в бункер вместе с Мирзоевым.
   - Мирзоевым? Сычём?! - Барк не поверил своим ушам. - Как он попал сюда?
   "Его доставили гражданским рейсом и отпустили на аэродроме. Полномочия Лапшина распространяются на деятельность ФСБ. Прямое указание Сперанский получил от федерального директора Лошкарёва".
   Вездесущий Мирзоев следовал за Барком как нитка за иглой. Барк решил, что на сей раз, будет передавать киллера властям только под большие гарантии.
   - Насколько я понимаю, он попадёт в родной очаг через парадный вход? - спросил Барк.
   "Думаю, что да".
   - Но мне придётся дожидаться, спрятавшись где-нибудь в бункере, пока не появится сообщение о полномочиях.
   "Для вас они так важны?"
   - Для меня - нет. Для международного права - да. Мы не можем разрушать собственные законы, иначе нам сегодня запретят работать в России, а завтра - в других уголках земли.
   "Хорошо. Но не забывайте, что всем заложникам угрожает смерть и вы их единственная надежда".
   - Я это помню, - сказал Барк. - Чтобы попасть к входу, наверно нет смысла менять место стоянки для "Резерфорда". У меня эффективные средства личной маскировки. Я подожду Мирзоева на месте.
   "Всё связанное с электроникой может не беспокоить вас. Главное - проникнуть через первые и вторые ворота. Мы будем работать через спутник. Я выполню ваши команды и смогу предупреждать об опасности. Я поддержу вашу маскировку виртуальной реальностью. Давайте на схеме еще раз посмотрим, как пройдет операция в бункере".
  
   Роскошь, обеспеченная огромным состоянием - это и была голубая мечта Мартиноса, когда он делал набеги из своей деревни на развалины пирамид и дворцов древних правителей Мексики. Другой мечты у него и не появилось за всю жизнь. Политические интриги, контрабандистский риск, поддержка террористических организаций и королей наркобизнеса - всё это было только средством для достижения мечты.
   Джекоб, он же Юлий, в редкие часы уединения понимал, что масштабы его мечты мелкие, но, с гордостью добавлял он, масштабы его деятельности призванной воплощать мечту, поистине планетарные. Это слегка утешало, позволяя втайне надеяться, что Мартинос не так уж далек от Юлия. Но когда он наслаждался роскошью окружавшей его, все кривоногие психоаналитические сомнения уходили под толстый слой острых ощущений. Его дворец - был самым лучшим. Дворец, в свою очередь возводился на самом лучшем побережье Адриатики. В кухне пищу готовили самые лучшие повара, обслуживали лучшие слуги и, конечно, Джекоба Блейка окружали самые лучшие женщины.
   Стремление всегда иметь самое лучшее породило еще одну ослепляющую страсть - зависть. Мартиносу было невыносимо знать, что кто-то имеет то, чего у него нет. Джекоб не щадил сил и средств, чтобы обрести законно или овладеть силой тем, чего у него нет. Поэтому, сколько бы ни имелось денег у мексиканского цезаря, он называл их количество только одним словом: "недостаточно".
   Сегодня Блейк отдыхал. Выдался один из редких моментов, когда можно было почувствовать упоение своим достоянием, - Джекоб нежился в ласках красивых женщин, среди которых находились девушки из Бразилии, Алжира, Ирана и даже России. Вечерний воздух благоухал тонкими ароматами яств и неуловимым, пьянящим запахом холёного женского тела. В это время лакей, в белой ливрее шитой золотом, подал на круглом серебряном подносе телефон с настоятельным требованием Хафнагеля срочно переговорить.
   Ничто не замутило приподнятого настроения, но Блейк почувствовал легкое раздражение от бесцеремонного вторжения извне. Но дело - есть дело. Он поднялся в кабинет, где ювелирная роскошь спорила с ценностью исторических раритетов.
   На экране монитора уже присутствовало напыщенное лицо секретаря КВЭ. Блейк кивнул. Хафнагель глянул на него с таким высокомерием, что у Мартиноса невольно затрепетала плебейская плоть мексиканского крестьянина, и вместо вопроса: "В чём дело?" он с бешенством выпалил:
   - Какого чёрта вы не даете мне отдохнуть?!
   Лицо Генриха приобрело еще более надменное выражение, он вздернул подбородок и произнес, едва шевеля губами:
   - Мой бедный Юлий, тебе не следовало выпускать из рук мачете и оставлять ферму с сахарным тростником, потому что в больших делах ты по-прежнему остаешься мелким мексиканским пеоном.
   - Что вы себе позволяете?! - задохнулся Блейк.
   - Только то, что вытекает из ваших действий по отношению... стыдно признать, к общему делу.
   Да... Так Блейк разговаривать не умел. Кровь есть кровь, и она совершила что-то необъяснимое с сознанием Блейка. Он чувствовал свою ничтожность перед представителем древнего тевтонского рода.
   - Что произошло? - наконец выдавил он.
   - Вы позволили себе присвоить не соответствующую вашей роли власть, господин Блейк, - холодно произнес Хафнагель и с презрением добавил: - "Первый в том деле, которое ведете вы".
   И... Экран потух.
   Но сказанного было достаточно. Блейк всё понял. Эти слова он произнес вчера и слышал их только один человек. Его горячая мексиканская кровь почти с физической болью ударила в лицо. Да, Хафнагель сейчас на высоте. Он наделен невиданными по своей полноте и силе полномочиями. Он предполагает установить новый порядок в своем ведомстве и не позволит какому-то пришлому мексиканцу претендовать на большую часть этой власти. Пока еще не установились отношения в новой иерархии, он стремится указать Блейку его подлинное место - на конюшне. Понятно, что за спиной мексиканского пеона можно договариваться о предательстве и он договорился с Лапшиным. Это преступный прохвост, чтобы перехватить инициативу прибежал и настучал на него, Блейка, давшему проклятому депутату шанс выскользнуть из тюрьмы. Они считают, что взорвав базу МАКНАД и уничтожив Барка, получили на руки все козыри. "Сговорились!" - Блейк скрипнул зубами. - Голубая кровь! А этот, куда лезет совковый аристократ! Прадед наверно чистил сортиры у деревенских помещиков!" - Блейк изучал историю Российской и Советской империи.
   "Ну, нет! - Плохо они знают мексиканских крестьян!" - И Блейк включился в работу в таком темпе, который мог выдержать только он. Через час гудел как потревоженный улей Ближний Восток. Баски, курды, северные ирландцы высылали копии договоров сделок, которые коварный Генрих имел неосторожность проворачивать с помощью Блейка. Оказались запротоколированными и юридически подтвержденными и последние операции с биоэлектронным спутниками подаренными США ООН для антитеррористической деятельности. Внес свою лепту и незаслуженно обиженный агент Мескон.
   - Меня голыми руками не возьмешь, - торжествующе бормотал Джекоб Блейк, сортируя поток стекавшейся к нему информации.
   И когда он собирался приступить ко второму этапу задуманного плана, словно во сне, глаза увидели вдруг, что через высокие створки дверей кабинета и плотно задернутые шторы окон проникают вооруженные, мелькающие как призраки люди с закрытыми лицами.
   Блейка охватил мистический ужас от нереальности происходящего. Первое, что сработало как рефлекс авантюриста - он попытался уничтожить валявшиеся вокруг него документы. Но было поздно. Мускулистая рука возникшего рядом с ним привидения, пригвоздила Юлия Мартиноса к креслу, и тут же на его запястьях щелкнули наручники.
   В этот момент у несостоявшегося цезаря мелькнули два чувства, две мысли: - зависть к высоким особам - они не подвергаются такому грубому обращению - так не унизят ни члена королевской семьи, ни сановника защищенного иммунитетом неприкосновенности; и вторая - что что-то в происходящем действии неправильно, лишено логики и здравого смысла. Заполнять мозаику второй мысли он начал после того, как его повели через анфилады уже недоступного роскошного особняка, к трем вертолетам непонятным образом расположившимся на его прекрасном поле для гольфа. Мартинос понял, что появиться незаметно и бесшумно на его вилле, с супернадёжными средствами защиты и вооруженной охраной, можно было только в одном случае - если охранная электроника вышла из строя, если не слышали приближения вертолетов, если... Всё его существо как ледяная стрела пронзила догадка: - А ведь и разговор с Хафнагелем, построенный на тонком психологическом расчете... - он тоже - только иллюзия, цифровая иллюзия еще неведомых человечеству технологий.
   Юлий Мартинос уже не слышал визгливых криков совсем недавно прекрасных женщин, гортанных восклицаний арабских слуг. Авантюриста загрузили в вертолет с такой же небрежностью, как тюки с документами так старательно только что собранными его собственными руками.
  
   Чувства Сыча, когда его оставили рядом с автомобилем, за рулем которого сидел и ухмылялся Могила, можно было сравнить с короткой очередью японского автомата "цунами". Они изрыгнули в череп кальмара адреналин и расперли грудь ни с чем не сравнимым ощущением могущества. Ощущение было не только частью могущества "братвы", вытащившей его, оно включало и его личное достижение. Опять иностранный мент открыл пустой наперсток.
   - Привет, браток, - усаживаясь на заднее сиденье, Сыч широко размахнулся и растопырил пальцы.
   - Сиди, колода, не дергайся, - сквозь зубы процедил Могила.
   Сыч сник. Он понял, что все-таки неудачник, а не герой. Утешало то, что Филиппыч не забывает. Но было обидно. Последние дни стояли в его памяти как самые яркие картинки в жизни. Всю свою веселую работу на Филиппыча Сыч проделал без единого привода, а тут сразу такое - девка лопухнула, мент подстрелил. Ушел в больнице, правда, красиво, и опять мент подстрелил. У Сыча мороз бежал по коже при одной мысли о комиссаре, но что это за мороз Сыч не мог разобрать. Вообще-то в последней командировке многовато проколов было, Сыч прикинул: - первый на улице, ночью, когда этот вырубил. "Ведь всех, сука, положил " - со смешенным чувством пробормотал Сыч. Второй - слепой наколол. Этот эпизод отложился как особенно неприятный, но прошел без последствий. А вот с девкой... Сыч задумался и не заметил, как автомобиль остановился у знакомых ворот.
   - Вылезай, живописец, - буркнул Могила, - пойдем на подзарядку к Филиппычу.
   Сыч ощутил неприятный холодок в знакомом месте. Ничего веселого от подзарядки он не ожидал.
   Храпов сидел с непроницаемым видом.
   - Рожа у тебя быстро заживает, а вот с мозгами всё ли в порядке? - Максимилиан Филиппыч зло глянул на Сыча. Поручение подготовленное изворотливыми мозгами шефа, не вызывало у него удовольствия. Но плохой работе в зубы не заглядывают, а то и своих не досчитаешься. Да и идея Лапшина ничего не скажешь - поганая, а лучше не придумать.
   - Я б тебе не фонарь под глазом, а дырку в котелке сделал, да видно твое время еще не прошло. За художества твои награда причитается, - Храпов сделал зловещую паузу, так что Сыча едва не пронесло. - Отдает тебе Лапшин на удовольствие твою знакомую, - Наталью Осоргину.
   - Кого, кого?! - не понял Сыч.
   - Которая лягнула тебя...- Храпов хотел добавить что-то крепкое, но отвернулся и сплюнул.
   Нижняя челюсть Сыча отпала, и изо рта, с заметным звуком, на пол шлепнулась слюна.
   - Захлопни пасть, - брезгливо сморщился Храпов. - В счастье свое не поверишь, пока не увидишь. Могила, налей ему двести грамм, да отведи к девчонке.
  
   Какое-то сильное внутренне чувство побудило Наташу очнуться и открыть глаза. Она огляделась по сторонам, не полностью еще осознавая, что происходит и где она находится. Действительно, так необычны ее последние пробуждения. Окружающая реальность всё время меняется, врываясь в сознание как дурной сон. И сейчас - эта чужая комната со спящей красавицей. Ирма продолжала дремать в кресле, но за дверью послышался звук тяжелых шагов. Она подняла голову. Двери открылись. Наташа похолодела. Боже мой! Когда же это кончится! В комнату входили два страшных мужика. Наташа прекрасно помнила обоих - тот, что повыше - который кричал ей "стой!" там, в далеком Заозёрске, а потом стрелял в маму. А эту рожу Наташа никогда не забудет - там, в машине на его губы набегала пена, глаза были красные и он тяжело дышал. Сейчас губы разбиты, мутные глаза блуждают, но они такие же жадные, с выражением безграничной похоти.
   Длинный что-то сказал Ирме, та улыбнулась, а длинный заржал.
   - Давай, Сыч. Покажи, на что способен, а мы поаплодируем, - тягучим голосом проговорил верзила, подмигивая Ирме.
   Сыч задышал еще тяжелее, воздух со свистом вырывался из его груди. Он заторопился, рванул на себе одежду и расстегнул штаны.
   - Покажи, покажи ей Сыч, - подбадривал длинный, и глаза его стали масляными и шальными.
   Но странно, что-то произошло в самой Наташе. Всё что она видела, отчетливо проносилось в сознании, уже мало задевая эмоции. Где-то в глубине даже промелькнуло удивление - а почему она не трепещет. И вдруг до нее дошло: она смотрит на вошедших глазами воина, она видит все их слабые места, их незащищенность и неспособность понять опасность. Наташа вдруг осознала, что не они для нее, а она для них представляет угрозу. Она поднялась и спокойно стояла, ожидая, когда подойдет Сыч.
   "Кулаком бить нельзя - еще слабая кожа. Можно ударить открытой ладонью пальцами и ногой". Наташа увидела, где пульсируют вены, находятся нервные узлы и окончания. Время потекло медленно... Сыч и все остальные казались слишком неуклюжими и неповоротливыми, но Наташа понимала, что выбора у нее нет и этих людей необходимо остановить.
   Ирма первая догадалась, что происходит неладное - Сыч неестественно вздрогнул и осел на пол как проколотый воздушный шарик. Она попыталась выхватить пистолет, привязанный к ноге, но не успела. Наташа одним прыжком покрыла расстояние в четыре метра. Ни Ирма, ни оторопевший Могила не успели среагировать. Они увидели в глазах ослепительную вспышку, за которой последовала тьма и беспамятство.
   "Это папа помогает, - какой-то частью сознания без удивления отметила Наташа. - Он хотел, чтобы я сама преодолела страх перед насилием. Я чувствовала на соревнованиях физическое превосходство перед остальными, оно очень успокаивало. Но в такой форме и так сильно я его никогда не испытывала. Теперь я знаю, что никогда никому не позволю обидеть себя".
   Она выскользнула в коридор и сразу услышала, как двери за ней защелкнулись. В коридоре было пусто. Через несколько метров последовали повороты, и проход начал лучами расходился в разные стороны, но Наташа отлично помнила, куда надо идти.
  
   Проводив глазами Сыча и Могилу, Максимилиан Филиппович мысленно выругался, но не испытал облегчения. Внутри было морозно, словно туда положили кусочек сухого льда. Его бесшабашная натура, с бьющей через край энергией, последнее время испытывала несвойственную психологическую тесноту, зажатость. Лапшин - это хорошо, босс высший класс, но босс не то же самое, что свобода. С другой стороны, дисциплина - вещь обязательная, от дисциплины и у него самого все успехи. Но дисциплина покоится на целесообразности, а не служит запредельной жестокости, от которой радость власти и роскоши приобретает горьковатый и очень неприятный вкус. Да и как подсказывает замирающее иногда сердце - ждет, ох ждет их где-то расплата. С какими палачами она придёт - человеческими или небесными, Храпов не мог сказать, но эту притаившуюся высшую справедливость он ощущал внутренним чутьем. Да и за себя обидно - после лютовства Лапшина не хотелось платить за чужие грехи. И подчиняясь не столько этому неуловимому трепету, сколько трезвому расчету, он завел бухгалтерию на своего обожаемого шефа, куда аккуратно вносил события последних дней - будь то пассив, будь то актив.
   Он еще посидел, переваривая только что выданное Сычу поручение, вспомнил, что самому скоро предстоит малоприятное занятие - разложить на молекулы в санитарном бункере семейство бывшей уборщицы. Такую процедуру он исполнял не один раз, а впервые так испытал даже торжество, как игрок, сорвавший банк - ведь он решил одну из сложнейших задач по уничтожению следов преступления - человек исчезал, словно его в природе и не существовало. В камере стерилизатора оставались только золотые коронки. Но сегодня предстоящая работа вызывала отвращение. Виной тому не только жалость к глуповатым доченькам Парфёновой и их восторженным детишкам, но и последствие мрачных размышлений о судьбе Осоргиной. Максимилиан Филиппович презирал или просто был безразличен к обычным людям. Но спортсменов уважал, особенно великих. А Наташа Осоргина была великим спортсменом. Храпову доводилось пару раз присутствовать на ее выступлениях, когда он посещал олимпийский комплекс по своим делам. Её программа впечатляла. Будь она постарше, он непременно познакомился бы с ней. А теперь вот как повернулось...
   Храпов поднялся, подошел к компьютеру, внес данные, подвел неутешительное сальдо последних часов и вышел в коридор. Этот холодок, как он понимал, был связан не только с ощущением грязи, в которую его окунул шеф, но и с легким звоном колокольчика, звенящего где-то далеко в сердце как напоминание об опасности. Он вспомнил длинные речи ученых пескарей, и кое-что там не понравилось Максимилиану Филипповичу. Храпов не особенно разбирался в разъяснениях Вельдмана, но этот живчик говорил более убедительно, чем тощий костыль Берлинг. Из речей Храпов вынес одно - медиамодуль может ВСЁ. И хоть поиски показали, что его вроде бы нет, но мало ли что... Поэтому не лишним будет проверить посты.
   Объектов, состоящих на охранном обеспечении головорезов Храпова, было около сорока. Они опекали разнообразные промышленные предприятия занятые нелегальным производством всей палитры товаров повышенного спроса - от оружия, наркотиков и отравляющих веществ, до иудейских скуфеек и бигмагов. Катакомбы горкомовского противоатомного бункера были Пентагоном и казармой для регулярных частей его добротно сколоченной команды. Кормили - хорошо, платили - еще лучше. Бабы - на вкус, по потребности, и замечательные для "качков" условия, - бассейн, тренажеры, мягкий тотализатор для внутренних поединков. Никто не жаловался и не просился к маме. Свободное от дежурств и командировок время "кальмары" проводили в спорткомплексе, бассейне, компьютерном классе, тренажером и игровом зале.
   Сейчас Храпов хотел собрать всех и последовать совету шефа - пусть не выпускают из рук оружия. Для инструкций обычно собирались в самом просторном помещении подземелья - спортивном.
   Когда Максимилиан Филиппович вошел в зал, его резануло ощущение в шейном позвоночнике, чувство знакомое: возникающее всегда, когда за ним наблюдали. Сейчас оно было настолько острым, словно тело просвечивали насквозь. Храпов молниеносно выхватил сенсорный пистолет, ударил по сигналу сбора и бросился назад. Где-то далеко, по коридору, ведущему к запасному выходу, он увидел мелькнувшую тень. Но что-то другое и непонятное поразило его. Он остановился прислушиваясь. Ни единого звука. А ведь должна гудеть сирена. Но сигнал тревоги молчал. Храпов начал стрелять в потолок, в двери комнаты отдыха и все, которые попадались на пути, а сам бросился за исчезавшей тенью. За его спиной слышался грохот, но что это было - стук дверей или топот ног он не выяснял - ему некогда было оглядываться. Он добежал до угла, за которым скрылась таинственная фигура. Там открывался новый длинный отрезок коридора. Впереди маячил легкий и хрупкий как мотылек знакомый силуэт. Такого не могло быть! В голове Храпова вихрем пронеслись неведомые для него по объему потоки мысли. Он понял - всё, что говорил Вельдман - оказалось правдой. Просто так, без помощи медиамодуля, Наталья не могла появиться здесь, в коридоре. Но тогда что с Сычём, Ирмой, Могилой?! Что, чёрт возьми, с ними?!!
   - Стой! - закричал Храпов, и, наблюдая, как Наталья медленно, и как бы удивленно поворачивается к нему, продолжал кричать: - Мужики, отключай энергию, стреляй в электронику!! - И снова Наташе: - Стой! Стреляю!
   Наташа развернулась и шла прямо на него. Храбрость Максимилиана Филипповича иногда граничила с безрассудством, но сейчас в нём что-то дрогнуло. Это была не та девочка, которую он как куль тащил на свидание с отцом и от которой совсем недавно слушал объяснения в любви всем своим мучителям. Он видел - так идти, и обладать такой походкой может только человек абсолютно уверенный в себе - непобедимый воин. Храпов растерялся. Но он не мог стрелять в девочку. Отбросив в сторону пистолет, Максимилиан Филиппович как завороженный пошел навстречу.
  
   У Наташи словно раскололось сознание. Она продолжала ощущать внутри волю, ведущую из бункера, когда прозвучал этот знакомый голос: "Стой!" "Это убийца моего папы!" - Наташа повернулась, преодолевая внутреннее сопротивление, вызванное настойчивым голосом: "Доченька, иди к выходу. Храпов слишком опасен для тебя. Им займется комиссар". Все страдания, испытанные за последние дни - и гибель родителей, и унижения, и память о распростертом на полу Мише, и мертвая Софья с кровавым кругом во лбу - всё сосредоточилось в ненависти к этому человеку. Она шла к нему и видела, что он в смятении, уязвим и полон страха. Это она внушает ему такой страх.
   Храпов овладел собой. Он снова почувствовал привычный боевой огонь в жилах и наливающуюся стальной мощью мускулатуру. Он видел, как двигается Наташа, и понимал, что она будет бить точно и опасно, но он знал также, что если успеет схватить девочку, то хрупкие детские кости не выдержат натиска его силы.
   Наташа молниеносно рванулась. Храпов едва успел прикрыть подбородком шею, но его правая нога, по которой он не ожидал удара, подкосилась и припала на колено. Одновременно, у левого уха, словно что-то взорвалось болью так, что потемнело в глазах. Однако рука, уже в бесконтрольном режиме мощно рассекла воздух и задела Наташу. Оба упали.
  
   Моросящий дождь, стоявший серой пеленой над сюрреалистическим ландшафтом мертвого города, когда они ехали на "Крокодиле", усилился, стал холодным и, казалось, соединил небо и землю. Погода слегка потрескивала в радиокапле, торчавшей в ухе Барка, но в остальном дождь был ему на руку - легче оставаться незамеченным. Полагаясь на заверения Максима Акимовича, Барк всё же не исключал опасных случайностей. Но всё пошло по плану. Вскоре подкатил лендровер, и когда машина притормозила у первых ворот, Барк пристроился на заднем буфере рядом с запаской. Охрана весело поприветствовала Могилу и Сыча, едва выглянув из будки. С секретных постов, на которые обратил его внимание голос Осоргина, равнодушно скользнули взглядом по машине завернутые в маскировочные плащи молодчики. Главным для них было охранять подступы, а здесь они привыкли полагаться на безупречную работу электронных детекторов, способных обнаружить мельчайшую постороннюю деталь. Но детекторы сообщили, что всё в порядке.
   Барк оказался в просторном помещении, где стояли автомобили, спортивные, вездеходы и неприметные легковушки, а с противоположной стороны от ворот находилось несколько дверей. Некоторое время Барк шел за Мирзоевым и его дружком, пока не услышал, что эта парочка встречается с Храповым. Сейчас надо было думать о заложниках, а остальное - как получится. По мере продвижения через длинные и узкие коридоры, Осоргин сообщал, кто где находится, и кто приближается на расстояние возможного контакта.
   Дочерей Полины Тимофеевны разместили в правом ответвлении лабиринта. Там имелись гостиные комнаты, а рядом небольшая казарма. Но прежде чем направиться к сестрам, требовалось обеспечить возможность для спокойного отхода. Барк собирался заложить несколько мин, способных обрушить своды коридоров и отрезать боевиков. По расчетам, после взрыва, на ликвидацию завала могло уйти от 15 до 20 часов. Специальные роботы для земляных работ, с десяток которых находились в распоряжении Храпова, Осоргин вывел из строя, поэтому боевикам придётся откапывать себя обыкновенными саперными лопатками. Такого времени вполне достаточно для передачи материалов по уголовным делам, описание которых находились в электронных архивах убежища. Если Хафнагель будет арестован, то российское правосудие легко пойдет на сотрудничество с МАКНАД.
   С двух сторон по стенам коридоров тянулись трубки неоновых светильников, но горел только каждый пятый, и тени вдоль стен казались достаточно глубокими, чтобы оставаться незамеченным в маскировочном плаще. Осоргин продолжал давать указания, направляя Барка к месту, куда поместили родственников Парфёновой. Комиссар осторожно продвигался в нужном направлении. Спасение сестер - одна из главных задач, но ему казалось странным, что Максим Акимович ничего не говорит о Наташе.
   - Где Наташа и что с ней? - спросил Барк.
   - С Наташей всё в порядке. Она вас не обременит. Прежде всего, надо освободить женщин с детьми. Их освобождение потребует много времени, они далеко. Когда с ними закончите, Наташа уже будет ожидать на выходе.
   Барк больше не задавал вопросов, но что-то в самом ответе не понравилось ему. На уточнение этого неясного чувства уже не было времени. Он приступил к минированию. Осоргин указывал места, где взрывы вызовут необходимые разрушения. Здесь стены коридоров оказались гладкими. Пришлось снимать светильник, чтобы закрепить мины. Дважды его едва не задели проходившие по коридору наряды вооруженной охраны.
   - Комиссар, - услышал Барк голос Осоргина, - наступает наиболее удобное время для освобождения заложников. Охрана сменилась, и необходимость в передвижении исчезает. Я постараюсь значительно снизить активность всех, кто находится в бункере, кроме заложников. Воздействие связано также с расположением электронного оборудования. Но у вас могут возникнуть проблемы, которые придётся решать самому. В настоящий момент в помещении, куда помещены сёстры с детьми, дежурит один охранник. Он глухонемой и получил указание расстрелять заложников при малейшей опасности. То, что они должны быть уничтожены - можно понять, но я не понимаю, почему Храпов выделил специально для этого охранника, дав отдельное указание без видимых причин и логики. Там две комнаты, но заложники сидят на диване, на виду у охранника; сам он находится сразу за дверью налево. Открывая дверь, вы прикроете его. Дверь металлическая и заперта на механический замок. Трудность в том, что я не могу воздействовать на сознание глухонемого.
   Когда Барк оказался на месте, он не почувствовал облегчения. Сами по себе несложные действия по проникновению в помещение имели неприятные особенности: дверь запиралась изнутри. На экране тестера обозначились засовы, и их можно было снять, только срезав косяк импульсной очередью из своего пистолет-автомата. Если у охранника хорошая реакция, то Барк не успеет перейти на режим выстрела парализующими капсулами и придётся стрелять в импульсном режиме, к тому же, через дверь - значит, убить.
   Действия, последовавшие за этим открытием, развивались по самому мрачному прогнозу. Импульсная очередь действовала не хуже лазера, дверь распахнулась, но реакция "кальмара" оказалась мгновенной. В его руках имелся автомат "цунами"; только одним поворотом ствола он мог положить и обе семьи, и причинить неприятности Барку. Стрелять пришлось через дверь и не капсулами, а в режиме импульсной очереди.
   Кровавые события развивались на глазах узников и вызвали вполне естественную взрывную реакцию. Они стали кричать так, как Барку не доводилось слышать. Казалось вопли поднявшись к потолку, метались там и не найдя себе места вырывались из переполненной криками комнаты, уносились по коридору, способные поднять на ноги всё население Колонтая. Истеричные и неуправляемые женщины заражали криками ошалевших детей, и те вопили как заведенные, перекрывая своими высокими голосами крики мамаш. С этим надо было что-то делать. К сожалению, дверь существенно пострадала, и просто закрыв ее, невозможно было изолировать звуки. Комиссар прикрыл дыру собственным телом. В этом положении он становился совершенно беззащитным от нападения из коридора.
   - Пока я глушу звуки, но не могу успокоить их, - услышал Барк голос Осоргина. - Сделайте что-нибудь.
   Барк покосился налево и ему стал понятен бесконтрольный ужас сестер и их детей - импульсная очередь буквально развалила немого охранника пополам и такое, внезапно возникшее зрелище, наверно и не могло вызвать иной реакции.
   Барк поднял руку. Чтобы быть услышанным, ему тоже пришлось кричать.
   - Успокойтесь! Я офицер милиции - (он решил, что это слово окажется более понятным). - Вам ничего не угрожает!
   Крики усилились. Действительно, в последние сутки женщинам внушали, что они находятся под защитой Федеральной службы безопасности, что их прячут от бандитов, а тут врывается неизвестно кто, и зверски убивает охрану. Женщины и дети уже не могли сдержать себя, их состояние перешло в истерическое. Истерику надо было как-то остановить. Барк выстрелил в верх и рыкнул, словно разбуженный медведь:
   - Молчать!!
   Как и бывает с людьми, не имеющими представления о контроле эмоций, все четверо замолкли, словно их окунули в бочку сахарного сиропа.
   - Вера Васильевна, Елизавета Васильевна, успокойтесь, вы в безопасности, я не бандит, я офицер милиции.
   Женщины и дети продолжали бессмысленно смотреть на комиссара, согласно кивая головой.
   - Я не могу сейчас объяснить, почему вы попали сюда, но вас похитили, вы находились в руках бандитов как заложники.
   В глазах женщин мелькнула надежда.
   - Мы ничего не понимаем, - медленно произнесла старшая сестра Вера.
   - Потом поймете, а сейчас надо немедленно уходить. Потребуется ваша помощь. Сейчас вы возьмете детей, и мы пойдем по коридору. Я буду находиться сзади, недалеко от вас. У выхода нас ожидает девочка, Наташа, она тоже была заложницей.
   Упоминание о девочке, кажется, добавило спокойствия сестрам, но в это время Барк услышал горячий шепот Осоргина:
   - Комиссар, Наташа в опасности, ее обнаружил Храпов.
   Барк поднял руку, останавливая женщин с детьми.
   - Стойте!
   Женщины и дети остановились, сгрудившись в кучу и испуганно глядя на Барка,
   - Минуту! Вам пока придётся подождать на месте, а я скоро вернусь.
   И он бросился по коридору, следуя указаниям звеневшего в ушах голоса. Впереди мелькнула широкая спина. Барк не успел выстрелить - Храпов оказался за поворотом. Через секунду Барк уже был у поворота. То, что открылось его взгляду, вызвало подобие шока: комиссар увидел Наташу и Храпова, увидел, как они бросились навстречу друг другу, и уже не мог предотвратить этого безумного столкновения. В каком-то немыслимом прыжке Наташа почти одновременно ударила ногой в подкаленный нервный узел и большим пальцем нанесла удар чуть ниже левого уха Храпова. Падая, Храпов все же успел зацепить ее. Удар кулака пришелся Наташе в солнечное сплетение. И Храпов и Наташа рухнули на пол. Барк был уже рядом. Глаза Храпова закатились, он судорожно глотал воздух открытым ртом. Наташа лежала бледная как мел. Барк застегнул на руках Храпова наручники и поднял на ноги. Тренированное тело автоматически удержало равновесие, но Храпов еще не пришел в сознание.
   - В двадцати метрах от вас пустая комната с прочной дверью и замком. Храпова можно оставить там, - подсказал Осоргин.
   Барк так и сделал. Вернувшись, он подхватил Наташу на руки, положил в сторонку, накрыл маскировочным плащом и сразу же бросился назад, к сестрам.
   - Быстро, быстро! - подгонял Барк. Каждая секунда для Наташи лежавшей в коридоре и не защищенной ничем, таила опасность. В этот момент он совершенно забыл, что девочка находится под опекой отца, который контролирует все пространство вокруг нее.
   Дети и женщины выглядели окончательно успокоившимися и сразу последовали за комиссаром. Они миновали коридоры, по которым уже проходил Барк и, наконец, оказались там, где лежала Наташа. Прикрытая плащом худенькая фигурка даже вблизи была незаметной. Барк мысленно упрекнул себя. Не следовало поддаваться нервозности, вызванной беспокойством за маскировку. То, что он действовал правильно, стало очевидным, но контроль над самообладанием несколько сдал. Только сейчас он понял собственную меру напряжения, и до какой степени выдохся.
   Барк подхватил Наташу на руки. Теперь оставался только коридор, ведущий к запасному входу. Они добрались до выхода, не встретив ни единой души. Для семерых человек салон "Крокодила" оказался немного тесноватым, но это была уже настоящая безопасность. Безопасность почувствовали и женщины и дети. Миша поднялся, встречая беглецов.
   - О, здесь, кажется, есть земляки! - произнес он.
   Видимо его удивительная память на запахи и голоса не обманула и на этот раз. Сестры заулыбались. Хоть им и пришлось последнее время жить в разных местах, они хорошо помнили Заозёрского слепого. До них окончательно дошло, что ничего страшного больше не произойдет и с лиц упала какая-то еще дрожавшая в глазах тень страха. Словно поддавшись всеобщему ощущению безопасности, Наташа открыла глаза и с удивлением посмотрела вокруг.
   - Боже мой! Это не сон? Комиссар, Миша! - Она попыталась подняться.
   Барк легонько прижал ее плечо, не позволяя вставать с кресла.
   - Лежи, Наташа. Скоро я вам расскажу, что произошло, а пока просто сидите и отдыхайте.
   Можно было приступать к заключительной стадии операции. Он закрыл салон и сел за операционный пульт.
   - Спасибо, комиссар, - прочитал Барк на осветившемся дисплее.
   "Еще не всё кончилось, Максим Акимович. Сейчас я подорву проходы. Мне нужна схема подземелья, чтобы никто не пострадал".
   "Все оставались на своих местах. Они еще не понимают, что происходит, - ответил Осоргин, - можно взрывать".
  
   В вертолете ему заклеили рот, а на голову натянули мешок. Ткань была плотной, но давала дышать - видимо натуральный хлопок. Сознание Блейка, попав в какую-то черную смысловую дыру еще там, в своем кабинете, отказывалось воспринимать реальность. И дело вовсе не в том, что подвели нервы - он привык к взрывоподобным прикосновениям жизни - просто еще не доводилось падать с такой высоты, откуда уже открывались горизонты сверхчеловеческого господства. Однако, логическая цепочка понятий, словно бухгалтерская строка независимого аудита, выстраивалась, оценивая происходящее с ним самостоятельным знанием. Разлагая происходящее на элементы, эта логика подсказывала, что он находится в руках спецслужбы не похожей на ФБР или МАКНАД. В противном случае обхождение выглядело бы по-другому - с соблюдением всех правовых норм задержания. Ему бы не напялили колпак и уж тем более не заклеили рот. Блейк пошевелил кистями рук, пытаясь определить - начнут затягиваться наручники или нет. Сталь плотно обхватила запястья, но без характерных щелчков сжатия, - и на том спасибо.
   Отчаяние, охватившее великого авантюриста, постепенно от­пускало, вытесняемое движением анализа, работавшим чисто меха­нически. Утратившие равновесие чувства приобретали устойчи­вость. И, как и бывает с людьми, привыкшими к высоким напряже­ниям, следом за работой сознания начинала пробуждаться воля. Он сосредоточился над обстоятельствами пленения. Колпак и пла­стырь на губах не позволяют видеть и говорить, но для умного че­ловека и они зацепка. Вляпался он крепко, но это еще не конец. На этой позитивной мысли он решил закончить анализ. Последние несколько дней ему не удавалось выспаться, поэтому лучше всего воспользоваться моментом и вздремнуть, сколько получится...
   Вне­запно потяжелевшее тело, и легкий скрежет внизу подсказали, что вертолет приземлился. Сколько они летели? Ощущение времени и движения искажалось под колпаком, назойливо напоминавшем, что он всего лишь пойманный зверь. Он, опытный путешественник, бывший в самых невероятных переплетах не мог примерить свой опыт к новым ощущениям, - по ним они летели часов пять, - он улыбнулся и подумал, что может ошибиться часа на два...
   В наступившей тишине Блейка подхватили могучие руки, слегка приподняли и повлекли в неведомое пространство, они сжали и сковали мышцы, заставив против воли стремительно пере­двигаться. Он едва успевал перебирать ногами, иногда даже не касаясь земли. В ушах раздавался топот множества ног, какой бывает от звука в открытом пространстве, потом шаги обрели гулкое эхо голых и длинных коридоров прерываемое шорохом открываемых дверных створок. Дверей было не менее десяти - Блейк начал считать, когда пяток уже миновали. Они вошли в лифт, но не поднялись, а понеслись вниз. Наконец, его беззвучно куда-то ввели, остановили, и сняли с головы мешок. Блейк зажмурился от яркого света, и еще не успев ничего разглядеть, ощутил резкую боль на губах - сорвали клейкую ленту. Он зашатался от неожиданности, его прислонили к стене и расстегнули наручники. Некоторое время великий авантюрист беспомощно открывал и закрывал глаза и когда, наконец, стал различать предметы, обнаружил, что находится в небольшом помещении, название которому может быть только одно - камера. Пол и стены камеры, как в пыточных изоляторах для умалишенных были покрыты упругим ворсом. От потолка исходило ровное сияние, освещая совершенно пустое пространство нового местожительства. Блейк сел в угол, поджал ноги и крепко задумался. В привычной позе, с полуприкрытыми глазами, он вошел в мир относительного спокойствия и мысли потекли ровнее.
   Судя по всему, медиамодуль передал его в руки специального подразделения ЦРУ ведавшего стратегией планетарной безопасности - BISS. По обхождению и решительности действий так поступать не мог никто, разве что преступные группировки. Понятно, что, рассматривая варианты, медиамодуль учитывал зависимость шефа МАКНАД Брендтона, от секретаря КВЭ, он искал силу, которой можно передать разоблачительные документы против его, Блейка и Хафнагеля. Медиамодуль торопился, потому что минуты и даже секунды имели значение для спасения детей и милого его сердцу комиссара Барка. А впрочем, и выбор-то был невелик, - МАКНАД, КВЭ и.., да, пожалуй, еще только вот это подразделение. Интересно, мог ли электронный монстр учесть, что эта организация тоже грезит идеей распространения своего влияния на все экономические и политические процессы общества, и не может пройти мимо неожиданно приоткрытых наукой возможностей?
   Блейк потянулся, распрямил уставший позвоночник и с хрустом повертел головой в разные стороны, восстанавливая кровообращение. Неплохо! - Эту идейку вполне можно раздвинуть до пространства, на котором он сделает очередную попытку сыграть с жизнью в игру за место под солнцем. Кто лучше его, Блейка, владеет всеми сторонами проблемы медиамодуля и может способствовать успеху заинтересованных людей?! Джекоб Блейк, он же Юлий Мартинос воодушевился, почувствовав пролившуюся на него через открывшееся умозаключение, надежду.
  
   Глава BISS, самого могущественного подразделения национальной безопасности, возникшего в последнее время как ответ на возросшие международные и космические угрозы, Патрик Стоун, сидел перед открытой папкой. Папку наполняли стопки глянцевой бумаги с фотографиями, графиками и относящимися к графикам столбцами цифр. Стоун не любил бегать по экрану компьютера, сортируя и анализируя материалы, он требовал, чтобы все необходимое для работы, готовили аналитики, обеспечив это предварительными выводами, сделанными на бумаге, а он уже потом решит, как поступать с аналитическими разработками.
   Красивый вид на Потомак, открывавшийся с пятидесятиметровой высоты через сплошное стекло южной стороны кабинета, позволял Стоуну иногда бросать туманный взгляд на реку, питая свои умозаключения более широкими обобщениями. Вот уже минут пятнадцать он разглядывал фотографию Юлия Мартиноса, лежавшую поверх остальных бумаг. Было о чем подумать. Его служба начала действовать, получив распоряжение непосредственно из администрации президента. Пришлось работать не размышляя. Но поспешность - это не его стиль. Сейчас никто не торопил, объект и связанные с ним материалы находились в его распоряжении, и Стоун имел возможность исправить ошибки, если они были допущены.
   BISS, по положению внутреннего устава, имел право на задержание в двух вариантах: открытом и закрытом - с соблюдением процедур и без соблюдения. Соблюдение процедур требовалось тогда, когда предполагалось формальное расследование с последующим судом. "Без соблюдения", не исключало такого же сюжета, но и не делало его обязательным. Задержание Юлия Мартиноса происходило по закрытому варианту. В зависимости от обстоятельств могли сохранить эту форму, или, в назидание другим могущественным проходимцам, отдать на растерзание публичной Фемиде.
   Патрик Стоун отложил фотографию Мартиноса в сторону. С этим все ясно - умный и сильный хищник. Он приступил к изучению графиков. Графики отражали анализ процесса получения материалов. Это были весьма примечательные графики - они говорили, что голубая мечта разведки имеет воплощение - все материалы получались из совершенно недоступных мест, за очень короткий период времени и имели исчерпывающею полноту. Похоже на волшебство. Но Стоун знал, что в основе лежит не волшебство, а наука. То, что чудесные технологии появились в России, придавало размышлениям печальный оттенок. Внизу, последними в папке лежали списки лиц вовлеченных в обстоятельства дела Мартиноса. Все они соединялись друг с другом так, чтобы по схеме было видно, каким образом переплетаются интересы этих лиц и с какими организациями они связаны. Имя секретаря КВЭ Генриха Хафнагеля маркировалось красным цветом и сопровождалось пучками стрел, ведущих в преступный и официальный мир. Официальные связи уходили с одной стороны вверх, в Совет Безопасности и вниз - к директору МАКНАД Брендтону. Стоун с сожалением отметил слишком большое число вовлеченных - постоянных членов Совбеза, министров иностранных дел и чиновников из России.
   Чрезвычайное совещание Совета Безопасности наделило Хафна­геля огромными полномочиями, отобрать которые было совсем не про­сто. Ахиллесовой пятой секретаря КВЭ был Мартинос, он же Блейк - эксперт ЮНЕСКО по охране исторических памятников. Прижав Блейка можно получить основания для отлучения Хафнагеля от должности и незамедлительного прекращения чрезвычайных полно­мочий
   Немалый опыт убеждал Стоуна в том, что история власти по­следнего времени - это создание технологий и способов выводить власть из-под контроля других сил. Секретарь КВЭ намеревался под­чинить себе медиамодуль, чтобы подняться над законом, но тот пока­зал, что имеет собственные интересы, и выставил Хафнагеля за дверь, действуя при этом исключительно грамотно в юридическом плане. Хафнагель - не рассчитал, а, казалось бы - получил такие полномочия... При определенном раскладе могло и выйти, да вот, слабое звено под­вело. Через Мартиноса Хафнагеля выдернут как нитку за иглой. Стоуну предстояло завершить начатую партию и отойти в сторону. А что сам медиамодуль? - Он показал, что обладает собственными приоритетами, а они также могут иметь отношение к интересам США и даже входить с ними в противоречие. Конечно, формально США как постоянный член Совета Безопасности, сотрудничает с организациями подобными МАКНАД. Но ведь там тоже всего лишь люди, а если они способны влиять на такую силу как медиамодуль, то где гарантии их лояльности?
   Однако, все это версии, и, разумеется, "добро" для разработки их он не получит от Белого Дома. Но ведь у BISS никто не отбирал права на инициативу. Сейчас его задача заключается в том, чтобы раскрутить мексиканского креза на прямые показания и получить основания на временное приостановление полномочий Хафнагеля. Белый Дом требовал развязать руки МАКНАД для проведения их собственных операций.
   Патрик Стоун включил монитор. Пора взглянуть на драгоценного пленника. При этом он не стал устанавливать систему цифрового рас­сечения электроимпульсов, подумав, что если изображение зафикси­рует медиамодуль, в этом не будет ничего плохого.
   Мартинос находился в той самой позе, которую принял еще в момент своего появления - сидхасане. Глаза его были прикрыты, лицо сохраняло спокойствие. Надолго ли? Стоуну захотелось увидеть, какой в деле этот могущественный и невероятно богатый человек, после ли­шения всех атрибутов силы. Его интеллект не исчез и искры, от столкновения с его властной натурой, наверняка будут не менее яркими.
   Рассмотренные обстоятельства выстраивались в ясную картину и стали формировать в голове Стоуна концепцию собственных действий. Они должны быть такими, чтобы ни один человек сознательно или бессознательно вовлеченный в его планы, не мог разглядеть реальную цель. Патрик Стоун был большим специалистом по созданию уравне­ний со многими неизвестными.
  
   Блейк осмыслил все, что можно осмыслить, успел проголодаться и постарался представить, как будут кормить, в условиях его экзотиче­ского жилища, где нет ни столов, ни стульев. Словно в ответ, приятный женский голос произнес:
   - Господин Блейк, если вы желаете перекусить, можно сделать заказ.
   - Где официант, где меню? - иронически вопросил Блейк.
   - Назовите варианты. По возможности мы удовлетворим их.
   - Я хотел бы выпить чего-нибудь крепкого. Это возможно?
   - В пределах разумного.
   Блейк попросил курицу с овощами и виски.
   Минут через десять, одна из стен раздвинулась, и из нее выполз накрытый столик и удобное кресло. У Блейка и у Мартиноса отсутст­вовал опыт пребывания в европейских и американских тюрьмах; он хо­рошо знал мексиканские, приходилось бывать в турецкой и даже вьет­намской. В американском сервисе было что-то утешительное. К сожалению, вывод просуществовал не долго. Блейк пересмотрел его, когда за ним пришли и снова защелкнули на запя­стьях наручники. Правда, отсутствовал мешок и лента на губах, но хо­лодное равнодушие и мощь сопровождающего, заставили почувство­вать беспомощность, ничтожность своей персоны и своих претензий. Двухметровый молодчина, лет тридцати, одетый во что-то среднее между спецназовским и спор­тивным костюмом, с туманными волоокими глазами, смотрел куда-то мимо и насквозь, но из головы мексиканца сразу улетучивалось желание проявлять инициативу. Против собственной воли в Блейке проснулось крестьян­ское нутро кровно связавшее его с плантациями далекой родины. Машина ох­раны отверзла уста и коротко бросила:
   -Вперед!
   Стараясь ступать твердо и с достоинством, мексиканский пеон двинулся в неизвестность.
   Они прошли через небольшой коридор и оказались в лифте, рас­считанном для перемещения такого груза, в какой превратился Блейк. Коробка разделялась стеклянной дверью, но конвоир не загнал его в отдельное помещение, а оставил рядом с собой. Действительно, какую угрозу мог представлять закованный человечек, под бдительным взором видеокамер, рядом с тюремным киборгом?
   Все эти малоприятные впечатления не долго занимали внимание Блейка. Коридор от лифта оказался коротким, и они попали в просто­рный кабинет. Кабинет тоже имел свои особенности - массу каких-то специальных конструкций, современную мебель и еще какие-то очень специфические предметы. Блейк отметил, что такими хоромами на­деляются чиновники очень высокого ранга. Если предварительный до­прос будет проводиться не в специальном помещении или в камере, а здесь, автоматически предполагается джентльменское обращение.
   Тот, к кому привели Блейка, сидел в глубине кабинета. Это было не близко, да и габаритами Блейк не уступал хозяину, но воз­никало ощущение, что тот составляет передний план. Этот человек сде­лал нетерпеливый жест, повелевая снять наручники, и кивнул головой, отсылая сопровождающего. Они остались вдвоем. В интерьере преоб­ладали темные, цвета и на их фоне хозяин казался огромным рыжим пятном. Впрочем, рыжего было не так много - чуть-чуть ресниц, чуть-чуть бровей и столько же волос на угловатом большом черепе. Лицо можно было бы назвать бесцветным, если бы не взгляд. Эти малень­кие серые глазки словно впитали авантюриста целиком, растворив и похоронив там навсегда.
   - Протокол не предусматривает рукопожатия, - рыжий обронил улыбку. В голосе, богатом обертонами, мелькнула легкая ирония, как бы подсказывающая, что не следует придавать особого значения формаль­ной стороне. - Я - Стоун. Вам придется работать со мной до тех пор, пока в этом есть смысл.
   Блейк со смешанным чувством отметил, что стиль этого человека напоминает его собственный. Сразу понятно, что проблемы отношений ограни­чиваются только потребительским интересом. Но что поделаешь? - та­ков алгоритм большого успеха в их среде обитания. Блейк не видел надобности надувать губки и требовать, чтобы с ним обходились повежливее.
   - Вы должны знать, что, попав сюда, исчезли из жизни обще­ства. Ваше существование относительно, и имеет исключительно при­кладной характер. Я говорю такие вещи для того, чтобы больше не ка­саться этой темы.
   Стоун оценивающе посмотрел на Блейка, ожидая реакции.
   - Что вы хотите услышать? - "Я трепещу?"
   Стоун проигнорировал реплику и продолжил:
   - Я хочу знать все, что знаете вы. Хочу знать, как вы видите и понимаете проблему, которая свела нас. - И он снова уставился на Блейка, полыхнув глазами.
   - Мое положение не из тех, в котором заявляют о своих правах, но если я их не получу, не будет смысла и в сотрудничестве.
   - Прежде товар - потом деньги, - рассмеялся Стоун, обнажив крепкие зубы. - И не забывайте, что я представляю правительство Со­единенных Штатов, которое вы изрядно пограбили.
   Блейк собрал воедино всю свою волю. "Умеет, сволочь, выводить из равновесия", - зло подумал он.
   - Технологии - самая мощная сила нашего времени. Вы их патен­туете или покупаете - и он ваши. Это не континент, который невоз­можно приобрести, потому что на нем живут люди с собственным правом на жизнь, но они позволят стереть континент вместе с жизнью и ее правами. Получение технологий - область интересов любой дер­жавы и даже частных лиц. Я один из тех, кто очень близко стоит к но­вейшим сверхмощным и опасным технологиям, а не просто загнанный в угол арестант.
   - Напротив, вы попали сюда именно потому, что лишились дос­тупа к технологиям и даже стали их добычей.
   Блейк промолчал и после паузы спросил:
   - Господин Стоун, что вам известно о медиамодуле?
   - Он обеспечил нас материалами, уникальными материалами.
   - Вы располагаете развернутым отчетом о его возможностях?
   - Возможности нетрудно домыслить.
   - Понятно... Вы считаете, что, победив, медиамодуль сбросил меня со счетов? В данном случае не играет роли, где нахожусь я, по шкале интересов медиамодуля, главное, - что я присутствую в них.
   - Это присутствие негативное и способно повредить делу.
  -- Моя роль расписана не только в этом сценарии.
  -- В каком же еще?
   - И вы, и я знаем, какие полномочия имеет Хафнагель. Не в ва­ших силах так вдруг лишить высокого чиновника ООН его иммунитета и власти, которой наделили его главы правительств. Вы же не хотите устраивать публичного скандала?
   - Нет.
   - Тогда он будет использовать аппарат, находящийся в его распо­ряжении.
   - И что может сделать Хафнагель?
   - Какое-то время чиновники будут выполнять его указания. Без публичного разоблачения - а оно может прозвучать только из моих уст - как вы можете потеснить Хафнагеля? Существует масса людей заин­тересованных именно в нем, связывающих с ним свое будущее и на­стоящее. Они могут соглашаться с вами, но не получив на руки фор­мального документа вряд ли захотят исполнить что-нибудь угодное вам.
   Патрик Стоун посмотрел на Мартиноса и подумал, что этот чело­век продолжит что-то объяснять и доказывать, как если бы его поведе­ние было независимо и достойно, но он капитулировал. Он слишком любит себя и сделает все для своего спасения. По натуре он предатель, но... хороший профессионал. Пока он незаменим в понимании про­блем, и в нем можно поддержать некоторые иллюзии и достоинство. Но, сейчас главное - решить задачу, прямо поставленную президентом - развязать руки МАКНАД. Задача эта чужая и мало интересует Стоуна, но он профессионал, находящийся на службе федерального правительства, главой которого является президент.
   - Хорошо. Давайте оставим тему, напоминающую торг. Поговорим о деле. Представьте себя на моем месте. Теперь попытайтесь изложить проблему с позиции своего знания предмета.
   - Ну, перед вами не одна, а две проблемы, - усмехнулся Блейк. - Одна - национальная, связанная с расхищением средств выделенных правительством США на программы Совета Безопасности - и тут вы замечаете, что Хафнагель проворовался. Вторая - это угроза, которую может представлять медиамодуль. Хафнагель наделен чрезвычайными полномочиями, и никто не ставит под сомнение добросовестность его отношения к делу. А то, что медиамодуль работает против него, вовсе не значит, что он на вашей стороне. Вы же не можете гарантировать, что вас не используют с каким-то последующим прицелом? Ведь при возможностях медиамодуля все, что вам подсунули, может оказаться фальшивкой.
   Блейк было воодушевился, допустив, что можно распространить вывод на все материалы изъятые оперативной группой BISS, но во время вспомнил, что документы поступали в соответствии с лично им сделанным указанием и это обстоятельство зафиксировано.
   - Я хочу сказать, что без строгих судебных доказательств вам не свалить секретаря КВЭ.
   - Прекрасно, - отметил Стоун. - Продолжайте.
   - Теперь проследим, как распределяются роли в нашей истории и в случае с хищением, и в случае возможной угрозы. - Блейк задумался. - Что мы имеем по спутникам? - Были разработаны специальные про­граммы на базе биокомпьютерных технологий. Они обладали энер­гиями и частотами способными программировать человеческое вос­приятие. КВЭ использовал спутники для получения информации о са­мых опасных террористических группировках. Все, кроме последней, прошли успешно.
   - Выясняется, успешно - только одна. И, кроме того, были сделки с теми же террористами, в которых и вы принимали участие с большой выгодой для обеих сторон.
   - Да, было, было... Но это все проходило через меня. Прямых под­ходов к Хафнагелю не имелось.
   - Продолжайте.
   - Проблема заключается в том, что с ведома и согласия вашего правительства, применялись незаконные технологии. Опираясь именно на это обстоятельство, Хафнагель полагал, что на его прегрешения бу­дут вынуждены закрыть глаза, и запустил руку в ваш карман... К сожа­лению, об этих технологиях и о махинациях Хафнагеля узнает третья сторона - комиссар Барк и руководство МАКНАД через пресловутый медиамодуль. Видите, какая запутанная ситуация...
   Блейк посмотрел на Стоуна с притворным сочувствием.
   Стоун кивнул.
   - Хорошо, - заметил он после короткого размышления, - я рас­скажу кое-что, еще не известное вам.
   Стоун подвинул к себе папку с документами и полистал их.
   - Вот вы говорите "медиамодуль", а что вы подразумеваете под этим названием?
   - Насколько я мог понять, - это такая информационная дуга, ко­торую образуют две самостоятельные биокомпьютерные системы не­посредственно управляемые человеческим сознанием; точнее было бы сказать - управляемые изнутри. Эта дуга создает особую среду, под воз­действием которой пространство меняет свойства и даже может анни­гилировать.
   - Но вы же знали, что биокомпьютерные системы были уничто­жены плазменными фугасами в Заозерске. Почему вы устроили охоту на то, что логичнее было бы считать несуществующим?
   - Как видите, мы не ошиблись, - все, что произошло со мной, все эти чудесные искажения информации еще раз подтверждают жизне­способность системы. Тогда это было вероятность, сейчас - факт.
   - Модуля нет, - раздельно произнес Стоун, - есть только интеллект, застрявший в электронных сетях. Он даже имеет собственное имя - Максим Осоргин.
   Блейк присвистнул.
   - А где Парфенова?
   - Она, как говорят осведомленные люди, вошла в естественный ряд. Получила способность умереть.- Вот оно что... Тогда кое-что становится более понятным. - Блейк некоторое время размышлял пораженный этим открытием. - Я должен был догадаться. Ведь если бы сохранялись энергетические воз­можности медиамодуля, он бы действовать по-другому - может быть более агрессивно. А так - мне кажется, что на ваш компьютер и ком­пьютер Белого Дома поступило сообщение примерно такого содержа­ния: "Деятельность секретаря КВЭ представляет угрозу безопасности США..." Здесь, в доказательство, перечисляются проваленные опера­ции, известные вашим секретным службам, от чего возникает до­верие к источнику сообщения. Далее предлагается уже разработан­ная стратегия, в результате которой вы получаете главного свидетеля и документы.
   - Недалеко от истины, - заметил Стоун. Он не стал уточнять, что перед этим были получены материалы оперативной разработки от МАКНАД, с переговорами Хафнагеля и Блейка. По существу мексика­нец правильно представил картину. Его сообразительность можно бу­дет использовать в замысле, который по ходу беседы созревал в голове Стоуна. - Вернемся к общей картине нашего положения, ваша версия модели?
   Блейк уловил в интонациях Стоуна одобрение и слегка рассла­бился.
   - Если у вас появится соблазн приобрести в собственность этого Максима Осоргина, вы унаследуете проблемы Хафнагеля. Мне кажется, Осоргин более разделяет моральные ценности комиссара Барка. К тому же он любит дочь. Отсюда я делаю вывод, что и комиссар, и МАКНАД, способны контролировать деятельность Осоргина.
   - Как изменить положение?
   - На данный момент все дело в должности. Кто придет на место Хафнагеля и как быстро это произойдет? Процедура отрешения от вла­сти - длительный юридический процесс. Он требует моих публичных признаний, требует оглашения подробностей всего скандального дела. Это угрожает и вашей репутации. С другой стороны, не поставив во главе КВЭ своего человека, вы не сможете контролировать деятель­ность МАКНАД.
   - И как поступили бы вы на моем месте?
   - Я не знаю, как поступить на вашем месте. У меня имеется свой арсенал и свои возможности. Я могу строить предположения исходя из них, а вы, уже потом, сравните.
   "Ну, вот, - подумал Стоун, - контуры первого уравнения начинают вырисовываться".
   - Для этого вам нужен такой пустяк как свобода? - вкрадчиво спросил он.
   Блейк напряженно взглянул на Стоуна. Он не мог понять, что скрывается за этим вопросом. Даже если этот высокий чиновник предло­жит ему роль на определенных условиях, в них не обязательно может войти полная свобода. Свобода - пока только маяк, - программа-мак­симум. Ее нелегко выцарапать из коготков этого рыжего кота.
   В свою очередь Стоун анализировал последствия, вытекающие из незаконной сделки с мексиканским авантюристом. Он понимал, что лично для него ничего нельзя извлечь, если следствие в отношении Блейка и Хафнагеля потечет в рамках законной процедуры. Он не су­меет использовать Блейка с учетом собственного потенциала аресто­ванного миллиардера. А таскать эти каштаны из огня нужно только чужими руками. Но...но...но... Но сейчас, как приказано, - необходимо срочно "обесточить" Хафнагеля. Белый Дом требует результатов в течение часа. Наживку мексиканец заглотил. В качестве гарантии будущего сотрудничества, можно уже потребовать, чтобы Блейк обслужил интересы Соединенных Штатов и... всего человечества, - не без сарказма закончил Стоун.
   - Хорошо, господин Блейк, - вслух произнес он, - Сейчас по вашей вине и вине вашего соратника погибают или могут погибнуть люди.
   - Дело срочное, - иронически вставил Блейк.
   Стоун продолжал, не обратив внимания на реплику:
   - В качестве гарантии нашего будущего, - Стоун сделал небольшую паузу, подыскивая подходящее слово, - взаимопонимания, вы должны сделать официальное заявление, которое парализует деятельность Хафнагеля и развяжет руки МАКНАД.
   - Я сделаю такое заявление, - торжественно произнес Блейк
  
   Степан Степанович Лошкарёв вертел в руках диск, откладывая знакомство с его содержанием. Впрочем, то, что там могло быть, он представлял очень хорошо и сидел, не решаясь прервать пролетавшие в голове словно вихрь, мысли. Если сейчас он прочитает указания и инструкции по их выполнению, выполнять указания придётся сразу же, потому что диск поступил из канцелярии президента по решению секретаря Совета Безопасности Тищенко Тараса Трофимовича. "Тритон", как за глаза называли секретаря в силовых министерствах, был поистине земноводным существом и его все могли бы считать "своим", если бы не железная логика, и не менее железное исполнение принятых им решений. А "своим" он казался оттого, что, несмотря на неподкупность и принципиальность, держался дружелюбно и не заносчиво даже, с самыми отпетыми мерзавцами, в большом числе пребывавшими в подвластных министерствах и на всех ступенях власти.
   Мысли Лошкарева упорно возвращались к своим ошибкам. Как такое могло произойти? Неужели лазерные пушки маршала Зарубина на поверку всего лишь детская игрушка? Как мог уцелеть комиссар Барк, если он, Лошкарёв, собственными глазами разглядывал отснятые со спутника ГРУ видеоматериалы об уничтожении базы МАКНАД? Он видел уничтоженные строения, обгоревшие трупы. Рабочие покинули базу в ту же ночь. Никто кроме Барка и похищенного им из больницы Горина не мог находиться там, в момент лазерной атаки. Но вот, перед ним лежит диск полностью опровергающий совершенно очевидное. Лошкарёва так и подмывало найти министра обороны и показать ему то, что сейчас придётся читать самому директору ФСБ. Как могла произойти такая ошибка? Или это всё же проделки пресловутого медиамодуля?
   Лошкарёв знал, что после прикосновения диска к приводу, завертится механизм исполнительной власти в котором он обыкновенная шестеренка. Степан Степанович еще пытался найти точки опоры в иллюзии, так многообещающе вызванную в его воображении Лапшиным. Но ничего утешительного в голову не шло и оставалось решить: одному вылезать из дерьма, в которое его увлек изворотливый депутат, или протянуть руку помощи и Ивану Адамовичу. В конце концов, верх одержала дежурная мудрость: "Дружба - дружбой, а денежки - врозь" и Лошкарёв приступил к изучению диска.
   Перед этим он получил устное указание Тритона прекратить все операции, проходящие по линии КВЭ через Хафнагеля и Лапшина. Как утверждал Тищенко, ФСБ и МАКНАД имеют неопровержимые доказательства преступного заговора, узловыми фигурами которого были Хафнагель, Блейк и Лапшин. Выходило, что все распоряжения, данные им, директором ФСБ Лошкарёвым, и исполненные в разных уголках России, были частью преступного замысла. То, что он действовал на основании официально подтвержденных полномочий Лапшина - это один вопрос, гораздо важнее не проколоться сейчас и с честью выскользнуть из щекотливого положения. А дело заключалось в том, что он и Нижегородское ФСБ, должны были оказать всемерную поддержку комиссару МАКНАД Девису Барку, в задержании (здесь следовали фамилии, среди которых был и Лапшин, и его верный слуга Храпов) и освобождении заложников. (И здесь следовали фамилии людей, которых еще вчера Лошкарёв передал в руки Ивана Адамовича).
   Затруднение Степана Степановича в настоящий момент заключалось в том, что он не мог решить через кого действовать - через собственные структуры в Нижнем Новгороде, или обратиться к главе областного управления внутренних дел Прохору Петровичу Шаталову. В последнем случае, Лошкарёв это знал совершенно точно, утечки информации не будет. Прикинув все варианты в голове еще раз, он, как человек осторожный, решил обеспечить поддержку МАКНАД и по линии ФСБ, и по линии МВД. Однако начал он все-таки с Шаталова.
   - Приветствую тебя Прохор Петрович, произнес он, вызвав Шаталова на связь, - Одновременно с нашим разговором к тебе пошло официальное подтверждение моих полномочий. Тарас Трофимович Тищенко поручает мне, а через меня и всем силовым министерствам, оказывать неограниченную поддержку в проведении операций МАКНАД на территории Российской Федерации.
   Сухое, с жесткими чертами, лицо генерала Шаталова не выражало никаких эмоции. Он не доверял столичным чиновникам и Лошкарёв не был исключением.
   - Что я должен делать конкретно?
   - Это ты узнаешь от самого комиссара Барка. Сейчас он на твоей территории и ждет официального подтверждения от своего начальства для проведения оперативных действий по отношению к очень важным особам.
   - К "особе" не применишь оперативные действия, мне нужны конкретные имена.
   - Список через минуту ляжет на твой стол.
  
   - Сэр, я оправдала ваши надежды? - спросила Сюзанна, твердо глядя в глаза Брендтона.
   Хафнагель был арестован, для этого не потребовалось даже личного признания Блейка. Изобличительные материалы были представлены в таком обилии, что обычные уловки, связанные с юридическим статусом секретаря, или процессуальные художества адвокатов, просто утратили смысл. Но главное, сейчас Сюзанна имела прямую связь с Барком и установила режим синхронного протокола. Казалось, весь кошмар последних дней позади.
   Брендтон задумчиво посмотрел на Сюзанну и покачал головой.
   - Субординация и правила игры приучили нас думать, что мы должны отчитываться перед сильными или вышестоящими. Но мироздание принадлежит тебе так же, как и мне. А мироздание - это не больше чем твоя жизнь или моя жизнь, так, по крайней мере, подсказывает мне логика. Ну а коль скоро мироздание не больше твоей жизни, то, что в ней может значить какой-то генерал? Я прикрывался своими служебными символами, но ты-то имела дело с настоящей жизнью и смертью. Так что вопрос об оправдании надежд задавай сама себе. - И, словно очнувшись от размышлений, генерал спросил: - Что там с полковником Барком?
   - Только что прошел сеанс связи. Установлен синхронный протокол.
   - Когда следующий сеанс?
   - Учитывая сохраняющуюся сложность положения комиссара, он будет выходить на связь каждые два часа.
   - Перед сеансом предупредите меня. Я хочу поговорить с ним.
   - Будет сделано, сэр.
   - Вы сообщили, что его правовой статус восстановлен в полном объеме, и он может рассчитывать на сотрудничество со всеми ветвями власти в Российской Федерации?
   - Да, сэр.
  
   Когда Шаталов пробежал глазами список, переданный по факсу, со всеми атрибутами достоверности официальной бумаги, он почувствовал приятное волнение, какое испытывает измученный путник пустыни, приблизившись к оазису. Всё-таки для нормального человека нет ничего приятнее, чем торжество настоящей справедливости, а не ее подслащенный суррогат. Генерал запросил коды связи с руководством МАКНАД и поинтересовался, как найти комиссара Барка, и чем его подразделение может быть полезно пока еще неизвестному в России ведомству.
   Очаровательная женщина, которая представилась координатором связи, попросила подождать и через несколько секунд Прохор Петрович разговаривал с генералом Брендтоном.
   - Простите, генерал, - продолжил Брендтон, после того как представился, - но я должен задать один вопрос.
   - Я слушаю.
   - МАКНАД - структура совершенно не известная в России. Конвенция была ратифицирована Российским парламентом всего две недели назад и комиссар Барк первый и единственный представитель агентства на вашей территории. Мне хотелось бы знать, насколько хорошо вы ознакомлены с правовыми положениями конвенции.
   - Даже с приложениями это незначительный текст. Я слежу за новостями и изменениями в области права.
   - Тогда вам не надо объяснять, что в функции комиссара входить обнаружить проблему, а решать ее должны местные власти.
   - Да, я это знаю.
   - Получилось так, что военизированная группа, которую возглавляет старший лейтенант ОМОН Максимилиан Храпов, участвовала в массовых убийствах в Заозёрске. Они использовали и там плазменные фугасы. Но остались свидетели. Их держали в подземном бункере Колонтая (правда, этого города нет на карте России).
   - Зато он не исчезает из наших оперативных сводок.
   - Комиссар сумел освободить заложников, а чтобы избежать преследования, завалил взрывом выходы из бункера. Ему в Колонтае уже нечего делать, осталась работа только для вас. И я думаю, что будет лучше, если вы сами переговорите обо всём с Барком. Мой секретарь обеспечит вас необходимыми кодами связи. До свидания.
  
   У Барка накопилось много вопросов к Осоргину, и каждый из них был очень непростым. Даже человеческая психика не выдерживает, попадая в стрессовую обстановку, а здесь жесточайшее воздействие и обстоятельств, и физиология ассимиляции (если можно назвать физиологией электронные сети), совершено неизвестно каким образом способная воздействовать на человеческую психику, потому что в сети попала именно человеческая психика. Все перечисленные обстоятельства имелись налицо, а что получилось в результате - никто не знал. Даже Барк, казалось бы, положительно и эффективно работавший в паре с Осоргиным, не имел полной уверенности в том, что такое Максим Акимович. Больше всего насторожило его обращение с Наташей. И какой бы срочной не являлась потребность в окончательном завершении операции, Барк считал, что, не выяснив интересующие его вопросы, он не может иметь уверенности, что операция будет завершена.
   - Комиссар, вы имеете все возможности для получения необходимой помощи, и вас ожидает связь с островом Джон, но вы медлите. Отсюда я делаю вывод, что имеется более неотложное дело. Судя по всему, этим делом является неразрешенная проблема с Осоргиным?
   - Вы угадали. Некоторые ваши действия вызывают много вопросов. Я не могу действовать вслепую и, ликвидируя одну опасность порождать другую, быть может, более страшную.
   - Вы верите в нравственную и разумную основу мироздания?
   - Это очевидно. Но личность и мироздание - разные вещи. Личность имеет свой ареал - общество. В обществе, как в африканской саване и хищник, и травоядное могут становиться агрессором или жертвой агрессии, несмотря на то, что ни у кого не возникает сомнений относительно четко выраженного алгоритма их поведения. Мироздание имеет нравственную основу, а человек эту основу имеет только как потенцию.
   - Вы предполагаете, что электронный плен мог превратить меня в монстра?
   - Этого нельзя исключить, потому что вам очень легко манипулировать и логикой, и ценностями.
   - Комиссар, у меня нет основы для патологии. Та генетическая информация, которая имелась во мне как личности, полностью перешла в систему. А здесь она консервируется, здесь нет условий для мутаций.
   - Максим Акимович, вы знаете, что мысль - это и есть основа мутации.
   Наступила пауза. В Маленьком салоне автобуса были слышны веселые голоса. Выделялся голос Миши. Он терпеливо разъяснял, как совершаются чудеса в кулинарии. Он тоже говорил, что в основе вкусовых чудес лежат вовсе не продукты, а человеческая мысль.
   - Я вас понимаю, и конечно, все, что вы говорите, уже не единожды проигрывалось мною, когда я рассматривал перспективы дальнейшего существования. Нет, дорогой комиссар, все эти вопросы не должны волновать ни вас, ни меня. У меня нет будущего. Моя миссия в электронных сетях исчерпана. Я сумел защитить людей, перед которыми несу ответственность, я защитил будущее своей дочери, правда эта форма и вызвала у вас беспокойство. Конечно, я могу объяснить почему я поступил именно так, - дав ей знание боевых искусств я предупредил возможность психического распада личности - Наташа невероятно эмоционально глубокий человек. В связи с этим у вас возникает другой вопрос: значит, Осоргин может вторгаться в сознание и менять его программы, может моделировать, создавать любые формы поведения, унифицировать человеческое сознание и, таким образом, перечеркнуть основы эволюции общества? Не буду отрицать, но только перед вами - такие возможности есть. Но я прекрасно вижу всю пагубность последствий подобного вмешательства. К сожалению, кроме вас, да еще, пожалуй, Риндзая я это никому не сумею объяснить и убедить в своей нейтральности по отношению к процессам эволюции. Мне это действительно не нужно. Всё в чём я нуждаюсь в настоящее время - это в обыкновенной человеческой смерти.
   Барк ответил не сразу. То, что говорил Осоргин, было похоже на правду. Да и как это может проверить человеческий разум?
   - Я вам верю, - медленно ответил Барк, - я могу себе позволить такое. Мне давно уже ничего не угрожает, потому что я расстался со страхом смерти и, оставаясь свободным человеком, сохраняю независимость от процессов, происходящих в мире. Не скрою, физическая форма - приятная форма существования, но чувства не имеют отношения к истине. Но вам придётся доказывать чистоту помыслов не мне, а тем, кто управляет и манипулирует обществом. Они вам не поверят.
   - Я знаю. Я выработал план способный утешить самого беспокойного и удовлетворить самого ненасытного.
   - Прекрасно. Если такой план есть, отложим его обсуждение, а я займусь делами насущными, - и Барк послал свои позывные на остров Джон.
   Этот легкий разговор оставил след неудовлетворенности, но на выяснение подробностей не оставалось времени. На сервер "Крокодила" неслись нескончаемые сообщения. Одни уголовные дела возбуждались, другие подлежали закрытию. Недавние события - начиная от гибели Полины Тимофеевны, и до изоляции группы Храпова, стали известны миру. Прокурорские работники от федеральных до районных, живо интересовались делами, имевшими несколько часов назад твердый ярлык "висяков". И вся эта лавина информации, побуждаемая Лошкарёвыми, Гермогеновыми, Тищенками и разными мелкими служителями Фемиды, надежно прописалась в серверах МАКНАД и выскакивала то с острова Джон, то с самых неожиданных уголков России. Часть ответов обрабатывал компьютер, но большая часть требовала непосредственного участия комиссара. Один из первых контактов такого рода возник с Нижегородским УВД.
   Генерал Шаталов появился на экране, сухо поздоровался, и выжидающе воззрился на Барка. Барк понимал, что шеф Нижегородской полиции мог выйти на связь, только получив специальные коды с разрешения Брендтона. А если это так, то Шаталов посвящен в детали и проблемы, с которыми сейчас работал Барк. Молчание Шаталова Барк истолковал как прием, с помощью которого тот желал выяснить, насколько хорошо иностранные специалисты готовятся к работе в России. Видимо Шаталову хотелось узнать, сразу с ним вступят в контакт или потребуют представиться. "У каждого свой стиль работы", - подумал комиссар.
   - Здравствуйте, Прохор Петрович. Работа, которую я мог сделать, закончена. Аресты преступников не входят в область моей компетенции. Этим придётся заняться вам.
   - И кого же я должен арестовать? - в голосе Шаталова чувствовалась явная насмешка.
   - Лапшина и его сообщников.
   - Тогда почему из ваших отчетов, поступивших на наши компьютеры, исчезли материалы, связанные с Иваном Адамовичем Лапшиным?
   Барк почувствовал легкое беспокойство. Опять непонятные фокусы Осоргина. Противник номер один, виновник всех преступлений, взят под покровительство Максима Акимовича? Или здесь какой-то особый замысел?
   - Этот вопрос мы рассмотрим отдельно, правда, я предполагал, что российские правоохранительные органы с большим почтением относятся к депутатской неприкосновенности. Но в данный момент здесь, в Колонтае, вас ожидает около полусотни членов банды Храпова. Вам предстоит откапать их и одеть наручники. Материалы на каждого члена банды вы получили в достаточном количестве.
   Шаталов ничего не ответил. Он подошел компьютеру и произнес:
   - Во избежание дальнейших недоразумений предлагаю сверить ваши материалы с теми, которые получил я.
   И на экране Барка появились личные дела каждого "кальмара" с фотографией и перечнем преступлений. Храпов имел прекрасную картотеку на своих подчиненных и тщательно фиксировал все их деяния.
   - Да, это то, что мы переслали вам. Оригиналы получите на месте. У вас ко мне есть еще вопросы?
   - Пока нет.
   - Тогда попрошу срочно подготовить хорошо охраняемые места в больнице. У меня один раненый. Женщины и дети нуждаются в психологической реабилитации.
   - У нас есть специальные палаты в областной клинике Семашко. Вам выслать скорую помощь и охрану?
   - Нет. Я отвезу их сам.
   - Хорошо. Тогда я приступаю к переговорам с авторитетами Колонтая, потребуется убедить, что никто не покушается на их интересы.
   Барк только кивнул и отключил связь. Уже обращаясь к Осоргину, он сказал:
   - Максим Акимович, переходим под вашу защиту. Мы едем в больницу.
  
   Клиника Семашко, построенная в прошлом веке, являлась огромным больничным комплексом. Комиссара встречали у главного входа. Пока он ехал от Колонтая в Нижний Новгород, с ним несколько раз соединялся Шаталов. Он сказал, что переговоры с авторитетами прошли без осложнений. Они были не прочь избавиться от могущественного соседа, который меньше чем за год сумел всех в Колонтае подмять под себя. Шаталов сказал также, что Барка около клиники встретит офицер со специальным нарядом. Они же останутся как дополнительная охрана для освобожденных.
   Комиссара остановили перед широким въездом в клинику.
   - Старший лейтенант Узольцев, Нижегородский спецназ - представился молодой человек, высокий, хорошего сложения, со спокойным внимательным взглядом.
   - Здравствуйте, лейтенант. Я хотел бы осмотреть помещение.
   Лейтенант жестом оставил четверых подчиненных, в черных формах, но без знаков отличия, около микроавтобуса.
   - Пойдёмте со мной, комиссар.
   Они прошли по длинным коридорам больницы, соединявших несколько корпусов. Барк обратил внимание, что система визуального контроля правильно расположена и случайный человек не может появиться незамеченным. Длинный подземный переход соединял больницу с обособленно стоявшим корпусом. Дверь в корпус отрылась после кратких переговоров с внутренней охраной. Система контроля и схема постов выглядела надежно, и комиссар согласился оставить здесь всех, включая и Наташу. Она тоже нуждалась в медицинской помощи.
   Теперь можно отдохнуть. Барк не спал почти двое суток, нервы и силы были на пределе. Он не принял предложения Шаталова остановиться в гостиничном комплексе на территории Нижегородского УВД. Припарковав "Крокодила" на специальной стоянке недалеко от больничного корпуса, он перевел автобус на автоматическую защиту. Отдых будет коротким. Сообщения об операции МВД против бандитской группировки также пойдут в отчет по командировке. Отсутствие протокола во время его собственных действий в подземном бункере, да всего, что произошло после уничтожения базы МАКНАД, требовало очень подробного отчета. Устав предписывал, что законная процедура освещения деятельности сотрудника МАКНАД должна быть восстановлена в полном объеме сразу же после включения синхронного протокола. Протокол в работе, но фаза по задержанию преступников еще не закончена. В общем, на отдых он может отвести себе часа три - четыре.
   Ровно через три часа Барк открыл глаза, и у него появилось желание покрутить головой и осмотреться, словно он вынырнул с большой глубины из воды где-то на вражеской территории. Внутренний интерьер микроавтобуса успокаивающе подействовал на сознание. Компьютеры молчали. Барк знал, что всем, кто интересовался комиссаром, автоматика отвечала, что комиссар не может выйти на связь. Молчал и Максим Акимович. Барк решил, что у него еще имеется время до отчета, и решил проведать свою новую семью - Наташу и Мишу. С сестрами ему не хотелось встречаться, да они и не беспокоили его с точки зрения каких-то возможных осложнений после перенесенного стресса. И сами сестры, и их дети активно переключились на новые впечатления, и было очевидно, что они избежали психологической травмы. Дети напоминали своих матерей, а те имели способность воспринимать необычные события со спокойной устойчивостью, граничившей с тупостью. Комиссару нередко приходилось сталкиваться с таким отношением к жизни среди людей выросших в условиях нужды, нищеты и бесправия.
   На контрольных постах у Барка тщательно проверили документы и сверили данные по компьютеру. Охрана не сменилась и оставалась в том же составе, в каком комиссар проходил мимо нее с лейтенантом Узольцевым, но дисциплинированные сотрудники приветствовали комиссара, только возвращая документы.
   Всех пациентов разместили в отдельных палатах напоминавших маленький гостиничных номер. Барк не застал Наташу на месте и прошел к Мише, - она находилась в палате Горина. Барк сам попросил, чтобы им не препятствовали заходить друг другу. Общение людей, связанных воспоминаниями об одной беде, позволяет быстрее преодолевать ее последствия.
   - Давид Данилович, - лицо Наташи просияло. - А у Миши уже ничего не болит.
   - Да. Это помогает твой папа.
   Барк намеренно произнёс фразу именно так. Ему хотелось услышать, что с ней произошло в бункере. Наташа быстро вскинула и отвела глаза, в них мелькнула тень глубоко затаенной печали.
   - Да, сейчас он может многое, - медленно проговорила она, - но мне от этого немного не по себе.
   - Почему?
   - Не знаю. Я должна подумать.
   Настаивать Барк не стал, уже не было времени для выяснения подробностей. Но короткие ответы кое что прояснили для комиссара и он с тяжелым чувством подумал, что далеко не все неприятности позади.
   Длинные коридоры больничных переходов настраивали на рабочий лад. Мысленно составляя протоколы отчета, Барк мельком бросал взгляды по сторонам, наблюдая обычные для большой больницы картины деловой жизни. По цветному бетону с мраморной крошкой, скользили сотрудники персонала в белых халатах. Их легкие движения контрастировали с движениями больных, тяжело ступающих и неторопливо идущих по своим делам. Ближе к выходу состав пациентов менялся; здесь размещались кабинеты специалистов и у дверей толпились те, кого должны положить на лечение. Люди с желтыми лицами и испуганным выражением глаз с надеждой пытались заглянуть внутрь кабинетов, в которых могла решиться их судьба. Да, Российская больница резко отличалась от тех, которые комиссар привык видеть на Западе.
   У самого входа, в небольшом вестибюле, тоже наполненном посетителями, Барк внезапно остановился. С экрана плоского телевизора, висевшего на стене, на него смотрело лицо Ивана Адамовича Лапшина. Судя по многочисленным микрофонам, расставленным на столе за которым восседал Иван Адамович, преступник номер один, давал пресс-конференцию. Но такое просто невозможно! Во-первых, Лапшин уже должен быть арестован, во-вторых, если бы он и собрал пресс-конференцию, то Осоргин не мог пропустить ее в мировые сети. Комиссар почти бегом бросился к "Крокодилу".
  
   Все деловые махинации Иван Адамович проворачивал подальше от глаз людских и в тайне от публики. Тайна - условие рубля и кинжала. Захват и насилие любят тишину, пока состоявшись, не объявляют о себе громогласно. Их основа - глубокое презрение к общественному мнению, а к человеку тем более. Таковы принципы академиков наживы. Но и у них возникают моменты, когда нельзя без общественного мнения, когда ничто уж не в состоянии защитить от уничтожения под рухнувшими конструкциями собственной лжи и преступного стяжательства. Тогда остается последняя надежда - обмануть общественное мнение.
   Лапшин узнал об аресте Хафнагеля почти одновременно с Лошкарёвым. Приподнятое настроение как ветром сдуло. Сейчас уже было не до секретов и Лапшин воспользовался обычной связью, чтобы поговорить с Храповым. Но связь отсутствовала. Значит и Максимка в мышеловке. Придётся отбиваться в одиночестве. Даже девочек нет рядом. Он предполагал, что последуют аресты, и они пойдут по линии ФСБ. Он знал, что этим будет заниматься его друг Стёпа, но также и был уверен, что, защищая собственную шкуру, Стёпа ни словом не обмолвится, чтобы предупредить своего кормильца. Иван Адамович не стал тратить время на выяснение отношений, а решил задействовать последнюю надежду и основу для надувательства - общественное мнение. Он созвал пресс-конференцию. Как альтруист, радетель человечества и просто порядочный человек, Иван Адамович считал святой обязанностью широко оповестить страну и весь остальной мир о жутких угрозах способных потрясти человечество фантомами Заозёрского феномена, действие и смысл которого укрывают от широкой общественности трусливые бюрократы и военные, поощряемые кукловодами евро-американской политики.
   Несмотря на апокалипсический смысл конференции, для Лапшина то было веселое мероприятие. Он притащил в пресс-центр Вельдмана и Берлинга и стал рассказывать о невероятных возможностях медиамодуля.
   - Но как всегда бывало у нас на Руси, - с горькой иронией говорил депутат, - те, кто пытается донести до народа опасную правду, становятся опасными для власти, потому что наша власть привыкла извлекать выгоду из самых чудовищных и аморальных по своей сущности явлений и, уж тем более, неведомых достижений науки.
   - Господин Лапшин, многие не понимают в чём суть Заозёрского феномена, быть может, вы разъясните нам ее? Желательно с существенными деталями!
   - Я объясню вам суть, - торжественно ответил Лапшин. - Рядом со мною находятся два величайших ученых планеты - Поль Вельдман и Семён Берлинг - специалисты в области биоэлектронных технологий. Они подготовили подробнейший сайд в интернете с призывом ко всем мыслящим существам обратить внимание на опасность. Где сейчас этот сайд? Он исчез, испарился, потому что медиамодуль уничтожил его. Медиамодуль может всё. Он находится непосредственно в сетях, и он сам себе хозяин. В его решениях нет места жалости, состраданию, человеческому сопереживанию. Он манипулирует абстрактными конструкциями, порожденными недоступной для нас логикой и здесь он всесилен, а мы беспомощны.
   - Если всё так плохо, почему его не уничтожат?
   - Я стремился донести до правительства опасность положения, я сделал многое для пресечения деятельности медиамодуля. Но у противника другие возможности. В электронных сетях можно оклеветать кого угодно, потому что они уже не принадлежат нам. Поэтому пресс-конференция моя последняя надежда остановить катастрофу. Это попытка сообщить жизненно важную информацию непосредственно в ваши уши без всяких электронных посредников.
   Со стороны яйцеголовых журналистов следовали заумные вопросы, обращенные к Вельдману и Берлингу, те, у кого политическая интуиция работает как верный барометр в спинных позвоночниках, сосредоточили внимание на депутате, всесильном и загадочном, не жаловавшим до сего момента пишущую братию своим вниманием. В результате вечерние СМИ наполнились всякой дребеденью, которую не так просто разрушить противникам "народных интересов и депутатской неприкосновенности".
  
   Барк досматривал пресс-конференцию Лапшина в "Крокодиле", никак не комментируя происходящего на экране действа и не задавая вопросов Осоргину. Ему стала понятна ирония, прозвучавшая в вопросах Шаталова. Если для Барка всё закончится после того, как он покинет Россию, то для тех, кто сейчас проводил операцию по задержанию преступников, эта пресс-конференция может быть только началом печальных последующих событий. Ведь власти с удовольствием принимают обвинения, которые Лапшин бросает в их сторону, а потом начнут искать виновных. И найдут их. В России всегда так.
   - Вы ожидаете моего комментария? - услышал он голос Осоргина.
   - Мне кажется, это невозможно комментировать.
   - Напрасно. Я уверен, вам необходимо знать что происходит, потому что вы не сможете уйти от роли главного действующего лица в этой истории.
   Барк почувствовал усталость, словно не было трехчасового отдыха и не было никакой победы.
   - Вы можете всё, а те, кто вовлечен в ваши проблемы будут рядом простыми статистами. Принимаемые вами решения невозможно изменить.
   - Это слишком мрачный взгляд и я постараюсь его развеять.
   - Максим Акимович, я не могу контролировать ваши действия, но мне не хотелось бы оказаться пешкой каких-то ваших расчетов. Если мы остаемся друзьями, вы должны посвящать меня в планы связанные с моими же обязанностями.
   Экран осветился каким-то необычным светом, и на нём появилось изображение человека. Это был Максим Акимович. Впервые Барку отвечал не голос и не текст; общение продолжалось так, как если бы оно происходило через интернет. Осоргин удобно расположился в глубоком кресле, стоящем в мягко освещенном пространстве и напоминал телеведущего.
   - Мои действия, комиссар, имеют логику, и она не отличается от человеческой. Я сделал необходимое, чтобы помочь вам и разрушить преступные замыслы наших общих врагов. Но Лапшин и Храпов - далеко не все хищники, с которыми можно столкнуться, и наши проблемы далеки от решения. Посмотрите - сложности возникают даже у нас с вами, что же говорить о тех, кто мечтал бы использовать мои необыкновенные возможности?
   - Проблема ясна, Максим Акимович, я желаю помочь, но должен иметь уверенность, что мы одинаково понимаем задачу. Она не столько моя, сколько ваша. Для ее решения вам потребуется посредник.
   - Да, комиссар, вы правы. Я постараюсь объяснить. Мне очень бы хотелось быть одним из присяжных, чей голос определит вердикт: "Виновен!" К сожалению, я не имею такой возможности. Знаете, думаю, будет не лишним рассказать, с какими моральными ценностями я вступил в должность электронного сверхчеловека. Всё, что сейчас происходит со мной, имеет предысторию. Это связано с моим общим отношением к жизни, сформировавшимся еще задолго до того, как я стал пленником сетей... Я всегда питал некоторое недоверие к жизни. Мой пессимизм вытекал из специфического российского опыта. Сейчас-то я точно знаю, что происходит, но направление мысли возникло в моём далеком детстве. К сожалению, нынешние знания и возможности не принесли утешения...
   Понимаете, я рос в семье, где все очень любили друг друга. Таким семьям трудно жить в России, они слишком уязвимы. Любовь делает человека открытым, способным к сопереживанию и жертвенности. Любящие люди не могут видеть жизнь без справедливости и победы добра. Наше несчастье заключалось также и в том, что родители принадлежали к кругу российской интеллигенции. А вы знаете, что это такое? Ваши родители из России, и здесь они тоже занимались наукой, но вы выросли в США и не могли получить от них атмосферу, в которой они жили на своей родине. Впрочем, здесь каждый слой населения находится в состоянии выживания, в состоянии необходимости драться за свое существование, и в этой драке, благородство проявляют, как ни странно, только самые бедные. Царящая нищета, и страх перед нищетой, побуждают думающую часть населения ловчить, использовать свои возможности, и безнравственность становится нормой поведения. В России, как в заколдованном лесу, вышестоящий старается жить за счет нижестоящего. Везде - на производстве - мастера выжимают из рабочих бутылку водки, премии пополам, делают приписки, с тем, чтобы часть незаконно добавленного получить себе. Вышестоящие уже беззастенчиво эксплуатируют подчиненных: строят дачи для себя, для своих детей. Над чем Бог позволил начальствовать - тем и пользуются. В научных кругах, я это испытал, разжиревшие бездари - администраторы, профессора, академики, - воруют идеи, эксплуатируют подчиненных, - студентов, аспирантов, младших научных сотрудников, подсиживают друг друга. Этим заражены везде - в теоретической и прикладной науке, в институтах, академиях и научных учреждениях оборонки. Это не какое-то воровство - это нравственное бесстыдство. Не знаю, от какой эпохи появилась такая кровь - царской или советской? Наверно, все-таки советской, установившей царство безбожия. Мы это называли совковой психологией. Но самое мерзкое - интеллигентная элита, вернее те, кто себя причислял к ней - люди творческой профессии - артисты, писатели, режиссеры, редакторы и тому подобное; они какой-то несмываемый позор. За полсотни лет конца прошлого века, мы имели несколько достойных людей. Мы хотели иметь поводырей, которые могли бы помочь справиться с нравственным хаосом и социальным невежеством, но нашли только три фамилии таких же ищущих и таких же беспомощных - Сахаров, Высоцкий, Солженицын. Да, из известных - всего-то и набралось только три фамилии.
   И я, и мои родители жили как обреченные на крошечном семейном плоту в этом океане разрушенных и извращенных ценностей. Хищники рвались к власти и богатству: общество отдавало им и то и другое, потому что не находило достойных защитников своих интересов. Общество созданное несколькими поколениями продажной интеллигенции не может обладать достоинством, потому что не знает что это такое. Но девяностые годы показали, что мы еще не достигли дна. Номенклатурный переворот, или то, что называют демократической, или буржуазной революцией, привели к нищете и бесправию, породившим качественно новые формы общественного сознания. Им можно было манипулировать в интересах рехнувшейся от жадности власти состоявшей из ловких прохвостов, негодяев и наглой бездари. Жадность стала единственной преобразующей силой разрушавшей тоталитарное безумие, чтобы возвести руины безумия квазидемократии. Тяжело видеть и понимать это в семье, где родители, словно перед стихийным бедствием только прижимают друг друга и детей к себе, как в момент прощания, даже не допуская мысли о том, что они должны занять в новой жизни какое-то место. Свои блестящие работы по психологии и философии папа пишет в стол, потому что они не нужны и неудобны всем - и власти, и религии, и официальной науке; мама согревает нас теплом своей удивительной любви. Мы живем на их ничтожные пенсии и мою небольшую зарплату. Я тогда уже работал в электротехническом институте Новосибирска и как все способные к творчеству обворовывался своими руководителями.
   Я был молодым человеком с любовью в сердце, страхом за жизнь своих родителей, состраданием к человеческой боли и жаждой справедливости. Я был страстно увлечен электроникой и программированием. И вот тогда у меня возникла идея воздействовать на моральное состояние общества через определенные программы...
   На человеческое сознание пытались воздействовать биоритмами, звуком, электромагнитными импульсами и тому подобное. Религии и разного рода идеологические доктрины воздействовали через определенную логику, подкрепленную определенным опытом. Но все эти формы воздействия используют очень общие принципы человеческой эталогии. Если логика противоречит опыту и генотипу, поведение будет тяготеть к устоявшимся формам. Я представлял проблему как изменение всей информационной программы - на генетическом и логическом уровнях. Отсюда идея биокомпьютера. Она возникла не у Гейтса и не в фирме Майкрософт. Её разработал я. Просто здесь произошло то, что происходило в российской науке на каждом шагу: начальство продавало идеи за границу. К счастью, они не могли продать мои мозги. Поэтому мои биоэлектронные компьютеры всегда работали лучше, чем импортные. Сама-то идея очень проста: создать микросхемы способные воспринимать и генерировать биологические импульсы и трансформировать их в сигналы понятные современному процессору. Как вы знаете, идея осуществилась не полностью. Компьютер оказался способным к самоорганизации и контакту с биологическими системами, мы связали его со зрением, но он не научили читать и внушать мысли.
   И вот я оказался в системе медиамодуля...
   Сидевший в глубине экрана Максим Акимович задумался, и Барк представил, что могла означать при его возможностях такая значительная пауза, пауза, в которой работает вся электроника планеты.
   - Я сразу осознал опасность, - продолжил Осоргин, - которую представлял для планеты такой монстр как медиамодуль. Парфёнова училась и училась очень быстро. Но для нее были неясны некоторые проблемы, над которыми уже приходилось задумываться мне, она просто не обращала в эту сторону свое внимание. Да и нас подталкивали экстремальные условия, связанные с эмиссией материи нашего мира, которую необходимо было немедленно восстановить! Мне было непросто устроить так, чтобы Полина Тимофеевна вошла в естественный ряд. У монстров тоже свой характер и своя жажда жизни, а здесь ко всему прибавлялась возможность получить бессмертие самосознания. Но она устояла и решила просто умереть...
   Барк слушал и смотрел в окно. Плотные серые тучи, придавившие пространство и сократившие видимость, слегка рассеялись, но уже надвигались сумерки. Широкие больничные окна, светившие белым светом, бросали легкие тени от редких пешеходов, проходивших по внутреннему двору. Текущая за стеклами автомобиля жизнь казалась нереальной, словно помещенной в аквариум. Барк подумал, что не только там, но и внутри автомобиля и в нём самом есть тоже что-то нереальное. Или это внушает ему электронное сознание с его человеческими эмоциями? Он говорит о горечи человеческого опыта даже тогда, когда этот опыт уже не имеет к нему никакого отношения. Или эти малые капли падают в океан космической жизни и продолжают там страдать и радоваться уже без времени и без родины...
   - Теперь вы можете представить, перед какой дилеммой оказалось мое сознание. В сущности, широкое изучение ноосферы в лаборатории ЛИН - 12 проходило в рамках тех программ, которые мне удалось отстоять перед Российской Академией, и здесь меня интересовали вопросы программной связи: личность-общество-планета. Поставленная ранее цель никуда не делась, только теперь она получила возможность для осуществления. После взрывов я молчал не только потому, что мне требовалось технологическое решение проблемы существования, мне требовалось понять всё до конца, увидеть Истину. А Истина - только одна. Но Истина в контексте именно моего случая, вещь более запутанная, чем просто осмысление действительного положения вещей. Окончательную ясность в понимание моего положения я внес, только закончив решение ваших проблем. Печальная правда всей ситуации заключается в том, что и вы и Наташа, да и остальные, так или иначе соприкоснувшиеся с феноменом медиамодуля, превращаются в заложников этого феномена. Слишком много лиц будет заинтересовано в том, чтобы овладеть мною. Лапшин - это только начало. Через него я получил широкую рекламу и большой рынок спроса. Но если в данной обстановке Лапшиным можно управлять, то другие не ограничены никакими соображениям, у них будут другие возможности и другие средства. И даже МАКНАД, где нравственным стержнем осуществляемых операций является дживанмукта Риндзай, не сможет защитить ни Наташу, ни даже вас...
   Я принял решение умереть. Да, только моя смерть, только мой труп, который жаждущие наживы и власти увидят своими глазами и пощупают своими руками, как Фома рану Христа, убедит их, что подчинять больше некого.
   - Как вы представляете осуществление такого чуда?
   - Технически задача выполнима. Я обладаю исчерпывающими знаниями, чтобы воспроизвести себя искусственным способом. Гистологический срез, взятый у Наташи, будет достаточной основой для создания идентичной копии моего тела. А вам, комиссар, придётся взять на себя роль посредника между мною и теми, кто осуществит проект.
   - И кто же это будет?
   - Подумайте сами. Нам необходима глубокая секретность - без нее не будет безопасности. Нам необходимы немалые ресурсы - не менее миллиарда евро, современная технология и ученые способные понять мои идеи. Проектом должен управлять человек, которым можем управлять мы...
   - Лапшин, - прошептал Барк.
   - Да.
   - Вы считаете его способным на роль предпринимателя и менеджера?
   - Да. Он является владельцем огромного состояния, которое опирается на нелегальный бизнес Колонтая, и держателем крупного пакета акций концерна "Сварог", президентом которого является Уваров. Концерну, в свою очередь, принадлежат мозги Вельдмана и Берлинга - светлые мозги, одни из немногих, способных понять идеи по созданию биогенератора - поля преобразования, где химически схожие клетки приобретут заданную генную структуру.
   - А что же заставит Уварова участвовать в проекте Лапшина?
   - Я дам технологии. Технологии позволят им добиться мирового лидерства в своих областях.
   Барк подумал, что зло, жало которого сейчас удалось выдернуть, может вернуться новой бедой в этот мир, уже пройдя через его руки.
   - А ваши технологии не опасны, Максим Акимович?
   - Нет, это не опасно. Они получат то, что уже зреет в умах, просто это придёт сразу, в одном месте, и без затрат на исследования. Для меня, да поверьте и для вас, такой вариант единственный и на него надо решаться немедленно. Когда Шаталов потребует ареста Лапшина - будет поздно. В той сделке, которую вы заключите с Лапшиным, вы можете в качестве условия и правовой компенсации получить банду Храпова. Уверен, Лапшин возражать не будет, особенно если сообщить, что Храпов вел на своего шефа компрометирующее досье.
   - Я обязан поставить в известность руководство.
   - Нет. Всё, что вы будите делать должно пройти в рамках тех процедур, на которые вы уже получили полномочия. Я уверен, что мое решение поддержит Риндзай, но вряд ли поддержит Брендтон.
   - Но ведь в МАКНАД обнаружат исчезновение материала на Лапшина.
   - Нет. Материалы сохранятся. Просто они не сумеют ими воспользоваться.
   - Что же потом?
   - Потом они будут уничтожены. После моей смерти тайна ничего не стоит. Появится другая тайна - уже у Лапшина.
   Барк глубоко задумался и вдруг поймал себя на мысли, что размышлять не о чем. Нравится или не нравится ему этот вариант - неважно. Барк знал, что его придётся выполнять. Он хотел ответить: "Да, я сделаю", но неожиданно спросил:
   - Вы можете вернуть зрение Мише?
   - Да. Вы его не оставите здесь?
   - Россия окажется для Миши слишком опасным местом.
   - Она станет опасна и для Наташи, когда всё кончится, возьмите ее с собой. А пока наша история продолжается, только они могут помочь вам.
   Барк помолчал, переваривая услышанное. Что должно произойти с сознанием Наташи и Миши, чтобы они смогли сделаться помощниками в таком опасном деле? Да и не все так просто с исполнением предложения Максима Акимовича. Оно возможно только через судебное решение Европейского суда по правам человека, поскольку научные изыскания будут отнесены к экспериментам с человеком, запрещенным на Земле. Ведь сам Барк может действовать только в рамках закона и поддержать проект можно тоже только в рамках закона.
   - Максим Акимович, вы понимаете, в какой части ваши пожелания являются невыполнимыми?
   - Вы имеете в виду получение правовой основы?
   - Да. Я - то не могу идти по стопам Лапшина.
   - Выход есть, - медленно проговорил Максим Акимович.
   - Но для этого нам необходимо поставить в известность мое руководство. Так?
   - Пожалуй, вы правы.
  
  
  
   Продолжение следует.
  
  
   97
  
  
   73
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"