Аннотация: Рассуждения о мозаичности современной России, о наличии множества изолированных социальных групп и о новой роли Москвы
Данный опус был задуман как иллюстрация к тезису, что так называемые "россияне" представляют собой весьма разнородную массу, не имеющую никаких общих целей, разделённую на несколько групп, между которым затруднено взаимопонимание, и потому - не способную консолидироваться, неспособную управляться известными средствами.
Один из примеров рассматривает существование внутри русскоязычного населения замкнутых и изолированных инокультурных группировок. Официальная пропаганда причисляет их к русскому окружению, общественное мнение - считает раковыми клетками, способными разрушить весь организм. Наверное, если попытаться понять их особое положение, то можно найти и какое-то решение по их адаптации.
На территории РФ существует народ, достаточно многочисленный и влиятельный, который ментально находится в другом времени и потому не находит взаимопонимания с соседями и с властью.
Наконец, сама власть Российской Федерации трансформируется в нечто, имеющее мало общего со всем остальным населением.
При желании можно назвать ещё множество объективных преград, разделяющих слои и социальные группы "россиян", причём преграды эти на замечаются.
Кавказские землячества
Я могу признать, что индивиды адаптируются в окружающем обществе до такой степени, что полностью сливаются с ним, перенимают образ жизни. На это уходят годы, иногда - десятилетия. Это может происходить с семьёй, оторванной от родственного населения. Адаптируется следующее поколение.
Насчёт более многочисленных групп утверждать это наверняка уже трудно. Иногда берёт вверх влияние среда, иногда (чаще)- происходит самоорганизация группы, она консервируется на традиционных представлениях об обществе и в виде замкнутой группы, землячества, существует в инородной среде. Контакты между землячествами и обществом, в котором они существуют - пример мировоззренческих фронтиров. (Я вырос на Кавказе, имею примерное представление о том, что там происходило и происходит сейчас, поэтому затрону только его).
С одним примером несовпадения мировоззрения внутри России приходится сталкиваться каждый день - в явной или неявной форме. Речь идёт о наших соотечественниках с национальных окраин и подозрениях на их счёт, что они представляют собой сплошную "мафию". (Сразу уточним, что мафия - это сращивание организованной преступности с "органами" и властью, так что лица кавказской национальности могут представлять только низшее звено мафии, но никак не всю её - верхние этажи заняты чистокровными русаками).
Когда говорят о борьбе с этнической мафией и этническими ОПГ, то товарищи в погонах то ли не понимают, о чём речь, то ли лукавят. Подразумевается, что в замкнутой среде мигрантов неизбежно возникает замкнутая внутренняя организация, которая обязательно приобретает криминальный уклон. Это так. И не так.
Самоорганизация происходит. Именно в форме замкнутых, закрытых от посторонних землячеств - общин, связанных родством крови, соседства (сейчас - скорее уже по национальному, а не родовому признаку) и общими интересами, можно сказать - круговой порукой. Группа индивидов, очутившихся в незнакомом месте и во враждебной среде, начинает самоорганизовываться по традиционному шаблону - как население горского аула, спаянного делением скудных пастбищ на едоков, совместной обороной и набегами на соседей. Пусть пастбища - это рестораны, обороняться приходится от МВД и славянских ОПГ, а набеги - это рэкет. Суть не меняется. Но она приобретает мафиозный характер только под воздействием внешних обстоятельств.
Если вспомнить истинное значение таких слов как "мафия" и "коза ностра", то к уголовной преступности они не имели никакого отношения. Первоначальная коза ностра - объединение сицилийских батраков для самозащиты от помещиков. Чем она занималась пару столетий, вырезая и отстреливая классовых врагов, иногда переходя в политику - когда кто-то хотел заняться цивилизацией в этой заднице Италии. Цивилизация и центральная власть там никому не была нужна. Когда креативные товарищи из Сицилии переселялись под сень Статуи Свободы, они меньше всего думали о том, что заведут там мафию, начнут толкать наркоту нигерам и разъезжать на лимузинах. Они хотели мирно зарабатывать деньги. Им пришлось воспроизвести привычную структуру в порядке самозащиты: Нью-Йорк был бандитским городом. Потом обнаружилось, что в рамках такой системы можно переходить в наступление.
А китайские триады, кстати, ведут родословные от антиманьчжурских национально-освободительных обществ и групп сопротивления английским колонизаторам. То, что они трансформировались в преступные синдикаты - это влияние внешней среды, а не их удачной структуры и идеологии.
В западном обществе такую же роль играют тайные организации типа масонских лож или нормальные политические партии с профсоюзами (те и другие, кстати, тоже часто приобретают криминальный оттенок). Но характер формирования их совершенно другой: на добровольной основе и с использованием принципа материальной заинтересованности (иногда - идеологии). Это временное объединение индивидуалистов по интересам. Вне этих интересов члены партий и группировок свободны и ведут вполне автономное существование.
Здесь же на новом месте формируется привычная для горских народов кровно-родственная и соседская община с иерархической структурой и ополчением (каждый мужчина = боец). Жизнь человека полностью протекает в этой относительно изолированной среде, подчиняется интересам группы, а не общества в целом. Человек определённой национальности автоматически причисляется к определённой группировке. Существовать вне её практически невозможно. Он с детства привыкает к тому, что его окружают люди, готовые за проявление уважения и помощи при необходимости, решать его проблемы. Взбунтоваться - значит без всякой поддержки очутиться во враждебной среде. То есть, наверняка погибнуть. У русских практически утеряна историческая память об общине, окружённой врагами - то есть то, что было реальностью для любого кавказца еще три поколения назад. Это совершенно особое состояние психики, где предельно остро стоит деление "наши" - "чужие" (=враги), и постоянно ощущается мобилизационная готовность к ответу на любой вызов. Мужчина - это воин. Интересно, как трансформировалась инициация на Кавказе, которая раньше заключалась во вручении оружия и участии в набеге. Теперь для уважающего себя мужчины обязательны служба в Российской Армии, прикосновение к боевому оружию и навыки владения им.
В таком виде землячества существовали давно. По крайней мере ещё в 70-80-х, имея возможность сравнить жизнь в Дагестане и в Омске, я мог сделать вывод о резкой разнице между тем, на каких началах строится жизнь. Понимание, конечно, пришло гораздо позже.
Но в советское время проблема сосуществования "русской" и "кавказской" форм общественной организации не приобретала такую остроту как сегодня. Энергия кавказских общин на родине и в России направлялась во вполне цивилизованное русло. Северный Кавказ в СССР выполнял особую функцию: служил резервом трудовых ресурсов и восполнял недостатки плановой экономики подпольным производством. Москва в годы застоя смотрела на бизнес в автономиях и союзных республиках сквозь пальцы: населению действительно требовались товары, не производимые по каким-то причинам легальной промышленностью, а население этих мест было занято прибыльным бизнесом - а не борьбой с русскими колонизаторами. Под конец Москва сама начала крышевать цеховиков - и все были довольны. Особенно в годы перестройки. Сибирякам невозможно представить объём нелегальной продукции и всеобщую вовлечённость в это коренного населения в автономиях. Автономная республика 80-х - это процветающая территориальная корпорация, в которой коренное население в той или иной мере вовлечено в производство нелегальной продукции. Страна негласно была поделена на регионы с социалистической индустрией, составлявшие опору державы, и нечто вроде китайского ноу-хау с прибрежными районами со смешанной экономикой и допущением частного капитала. Особая отрасль кавказской экономики - массовое отходничество. Я имел возможность сравнивать шабашников и порядки в обычных СМУ - уверяю, рыночные отношения в СССР в некоторых секторах экономики зародились ещё до Горбачёва. По обычаю всесильная ОБХСС просто не замечала деятельность шабашников и не отслеживала их финансовые потоки. Не стоит упоминать, что за гораздо меньшие проступки "русские" руководители расплачивались по полной.
Таким образом, Советская власть сама консервировала особый статус кавказцев, их вовлечённость в сомнительный (по тем временам) бизнес и сплочённость этих групп. Никаких попыток борьбы с ними не было. Кстати, а зачем? Повторяю, такое положение устраивало всех, разве что вызывало недоумение и сомнение в правильности внутренней политики СССР. Протестовали разве что клинические кавказские националисты, но их число никогда не превышало средний процент хронических неудачников и лиц с пограничным состоянием психики. Авторитет старейшин мгновенно подавлял малейшие попытки вызвать конфликт с русской властью. Вот с соседями - пожалуйста. И с казаками - они считались местными, своими. Советская власть никогда не доходила на Кавказе до индивида - как это было в России. Атомизация человека и его беззащитность, полная зависимость от государства - это достижение советской социальной инженерии. Между органами власти и человеком на Кавказе всегда стояли местные авторитеты-старейшины, которые разруливали все спорные вопросы и опекали "своих". Кавказская средневековая община никуда не делась, её никогда не пытались уничтожить. Единственное, на что решалась центральная власть - культурное воздействие: эксперименты с родным языком, отрыв молодёжи от привычной среды. Не более того. И они вызывали резкий отпор. Хотя подразумевалось, что будет происходить интеграция в гораздо более передовое и развитое (на самом деле) общество. Но это разрушало привычный мир горцев и реакция была предельно острой. И если они переселялись в Россию - то они никогда не меняли своего образа жизни. Исключения составляли только одиночки - им приходилось адаптироваться, перенимать культурные навыки и профессии окружения, становиться прекрасными врачами, инженерами, учеными, рабочими. На них указывают (справедливо) как на пример того, что кавказцы - отнюдь генетически не предназначены только к отрезанию голов гяурам и пастьбе овец, а при переселении в Россию - к образованию "мафии". Но кавказцы как группа и в сегодняшней ситуации могут существовать только в виде замкнутых землячеств.
Социальная организация так называемого "советского народа" - в годы застоя правильнее говорить о большинстве населения именно так - происходила по другому сценарию. Люди объединялись в "коллектив". Человек представлялся как член производственного коллектива, которому он отдавал своё рабочее время и внутри которого осуществлялось большинство его связей с государством. Через коллектив решались все социальные вопросы: получение зарплаты, дополнительных социальных услуг, обеспечение жильём, решение очень многих дополнительных вопросов - вплоть до личных и семейных. Так государство управляло обществом, оставляя за собой стратегические задачи и передавая вниз решение частных проблем - отнюдь не всевластием КПСС и КГБ, как принято было думать в перестройку и сейчас. Нечто схожее существует в Японии, где значительная часть рабочих находится с работодателями в условиях пожизненного найма, что вырабатывает совершенно особые отношения (добавим - лояльность населения правящей партии). Но в Японии это своего рода реконструкция клановых отношений, на которых строилась жизнь до революции Мейдзи, а в СССР такая практика была сознательно сконструирована и введена сверху. "Профсоюзы - школа коммунизма", сказал В.И.Ленин. Это справедливо, если правильно понимать термины: профсоюз - система управления социальной жизнью общества через предприятие, а коммунизм - то, что должно из этого получиться. А советское государство представлялось как высшая надстройка - предприятие над предприятием, объединение в масштабе страны, СЭВ, и далее - в глобальном масштабе.
Александр Зиновьев и Сергей Кара-Мурза совершенно справедливо предлагают рассматривать предприятие в СССР не как производителя продукции, а как ячейку общества. (В связи с этим говорить об экономической эффективности социалистических предприятий по сравнению с капиталистическими можно только с большими оговорками - они предназначались для решения совсем других задач: это как обитателей мясо-молочной фермы оценивать по скорости с обитателями соседней конюшни). Советский человек последовательно приучался к такому образу жизни через ясли, садик, школу, ПТУ или ВУЗ, армию, проводил сознательную жизнь в рамках коллектива и далее освобождался от зависимости только на пенсии. Эта была очень интересная, разветвлённая и устойчивая система, достаточно продуманная. Даже с точки зрения самозащиты: "коллектив" имел ещё одну ипостась - армию. Советский человек был воспитан в состоянии постоянной мобготовности, к возможности в любой момент сменить станок на автомат.
В чём-то кавказские землячества были сходны (конвергентно) с социалистическими предприятиями: прибыль для них была не так важна, они скорее были образом жизни, они объединяли и воспитывали людей в коллективе. Поэтому им удавалось удачно мимикрировать в советскую действительность. Опасений с политической точки зрения они не вызывали: никому не требовалось объяснять подавляющее преимущество одной стороны. Соотношение было примерно такое, как танк против горца с кремнёвым ружьем. Но танк и пеший горец занимают разные экономические ниши и могут даже не появляться в поле зрения друг друга. Ситуация радикально изменилась, когда произошёл демонтаж советской системы, а землячества - остались. Танк исчез, экипаж оказался безоружным, а ружьё - оно хоть и кремнёвое, да стреляет.
Разрушение советской цивилизации произошло не тогда, когда из конституции убрали пресловутую шестую статью о руководящей роли КПСС - а когда были разрушены предприятия, ячейки общества. Население лишилось привычной формы организации - вместо неё до сих пор не предложено ничего другого. В этом весь корень кризиса общества и особенно русского населения, которое наиболее далеко зашло в подчинённости государству. И было этим государством брошено на произвол судьбы. На фоне всеобщего хаоса и атомизации немногочисленные, но сплоченные группы населения резко выделяются; они пользуются преимуществом и представляются как угроза обществу. Как реальная - вряд ли, но в сознании миф о кавказском нашествии занимает всё большее место.
То, что в 90-е автономные республики мгновенно превратились в "чёрные" дыры бюджета, а землячества в России - в ОПГ не означает, что они были изначально задуманы для этого. Просто их структура и идеология оказались крайне удачными в новых условиях - на начальном этапе даже успешнее чем славянские. Оттеснение национальных ОПГ с центральных позиций произошёл только тогда, когда "местные" овладели их опытом и фактически слились с милицией - против такого единого фронта кавказцам было не устоять. Они были вытеснены в сферы, где работали их земляки. Тут русское наступление застопорилось - прямо как продвижение русских войск в дебрях Кавказа.
Западное общество, к которому причисляется Россия, по сути беззащитно перед этническими сообществами, вросшими в цивилизованную среду. Закон в западном понимании принципиально имеет дело только с индивидами и индивидуальной ответственностью за совершённые преступления. Органы правопорядка могут расследовать только уже совершённые преступления. В законе нет даже представления о том, человек изначально, по принадлежности к нации, отличной от титульной, потенциальный преступник. Чтобы справиться с этническими ОПГ, нужно вводить понятие коллективной ответственности по национальному признаку - или производить массовые депортации. И то, и другое полностью противоречит законности. СССР и Третий рейх баловались с массовыми обвинениями по национальному признаку, но их не оценили. Что не означает, что в критические моменты западные "цивилизованные" государства не смогут таким радикальным путём решать возникающие проблемы. Косово показывает, как демократически можно решать национальные проблемы, заменяя население одной страны на другое. Масштабам такой зачистки позавидовал бы сам Сталин.
(Исторический анекдотец почти в тему. Александр Третий и Витте обсуждают внутреннее положение. Витте говорит о необходимости решения еврейской проблемы - снять ограничения. Царь (недоумённо): "Граф, так Вы за евреев?". Витте (борзея): "Извините, государь, или мы топим их всех в Чёрном море - или предоставляем все гражданские права. Третьего не дано". Царь с присущим ему политическим чутьём выбрал третий путь, в результате среди палачей его сына и внуков было до трети евреев).
Чечня.
Не знаю, почему считается, что население одной культурной общности живёт синхронно в одном и том же обществе. Это очень опасное заблуждение, которое заставляет рассматривать население как однородное и предполагает однообразную реакцию на мероприятия правительства. Реакция подданных обычно бывает не такой, каковой ожидается. Причём она редко совпадает даже с прогнозами аналитиков, которые в соответствии с промывкой мозгов по месту учёбы тоже думают однообразно и только в пределах преподанной парадигмы. Например, рассматривают общество только как состоящее из социальных групп. Редко кто задумывается, что разграничение может происходить по совсем другим признакам. Юнг в своё время заметил о современных ему европейцах, что он видит подавляющее большинство язычников, немного - римлян времён империи, совсем немного - истинных христиан и меньше всего - современных европейцев, адекватных действительности. За всю Европу не скажу, страшно далека она от народа (нашего), благо под носом есть пример народа, благополучно пребывающего в героической эпохе (раннем железном веке или даже бронзовом веке).
Вот, например, чеченцы. Жупел всей России.
Согласно историческим басням, чеченцы выделились из пёстрого конгломерата вольных обществ Северного Кавказа, когда пошли в "отказ". На повестке дня в начале девятнадцатого века стоял вопрос об отношении к Российской империи, которая всерьёз примерялась к Кавказу. Были изначально лояльные народы - вроде осетин, были колеблющиеся - дагестанцы. Вайнахи поделились на ингушей, нашедших компромисс с русскими, и на чеченцев, которые стали воевать. Как бы подразумевается, что корень конфликта в противостоянии русских и чеченцев. Лично у меня такое представление, что точно так же чеченцы поступили, если бы на Тереке стояли не русские, а турки и иранцы. Кстати, русские стояли на Тереке уже лет триста - терское и гребенское казачество. Но чеченцы не воспринимали их как противника. В их представлении это был нормальный горский народ, живущий по местным правилам, с которым можно было барантовать, воевать, родниться, становиться кунаками и воевать против общих врагов. Всё, как полагается у людей. В моём понимании корень конфликта в том, что чеченцы изначально против любой власти, любого подавления их свобод, любого подчинения государству. Русские просто попали под раздачу. Если бы на Кавказе утвердились турки - вместе с Курдистаном они бы имели геморрой и в Чечне. А Шамиль из принципа стал бы шиитом или окрестился. А такая позиция объясняет многое.
Видимо, произошла очень интересная вещь - народ, находящийся в реликтовой фазе этногенеза, откатился по хронологической шкале ещё дальше - "раньше", в предыдущий исторический период. Горские народы Кавказа, при всей пестроте их происхождения и составляющих элементов, всё-таки прошли долгий исторический путь. На нём обязательно должна была быть государственность, хотя в средневековых представлениях. То есть какой-то политический центр, завоёвывающий соседей, обязующий их принять вассалитет. То, что о вайнахах это неизвестно - значит только то, что настоящая история Кавказа нами неизучена. Предки чеченцев обязательно имели какую-то государственность. Но она оказалась слабее соседней, и восемнадцатый век застаёт предков чеченцев вытесненными в горы. В следующем веке они демонстративно отказываются от всяких форм государственной власти. Раньше средневековья на Кавказе была только героическая эпоха, описанная в обще-кавказском эпосе о нартах. Я не рассматриваю имамат Шамиля девятнадцатого века как государство потому, что признаков государственности там было очень мало. Это было временное и шаткое объединение независимых сообществ и родов-тейпов против общего врага.
Вопреки общераспространённому мнению отнюдь не чеченцы были самым последовательным и непримиримым противником русских. Об этом можно судить по относительным цифрам потерь в боях и количеству эмигрантов. Тут безусловное лидерство принадлежит черкесам, которых вывели под корень. Незаслуженный имидж самых-самых борцов за свободу Кавказа чеченцы присвоили себе потом. И хорошо заработали на этом.
Между черкесами и чеченцами есть большая разница. Черкесы чётко понимали, против кого они сражаются и имели хоть какое-то подобие внутренней организации. При уходе в Турцию они быстро нашли себя в войсках турецких провинций, заняв там командные должности. Их соотечественники, оставшиеся в России, так же быстро адаптировались к русским порядкам, дав много отличных офицеров. То есть это был народ, потерявший собственную государственность, но имеющий представление о том, зачем она нужна и о своём месте в ней. Чеченцы предпочитали упорно не замечать перемен и как-то искать себя в новых условиях. Их идеалом оставалась старина. Они сопротивлялись всему.
История независимой Ичкерии - история "против", а не "за". Лидеры чеченцев не выдвинули ни одного позитивного лозунга, предложения по формированию новой экономической и социальной модели общества. Чеченцы всерьёз думали, что можно ввести рабовладение, организовать перевалочный пункт для наркоторговли (ранний вариант Косово), изгнать русскоязычное население (и поделить их имущество) - и при этом ещё жить на субсидии России и мирового сообщества. (впрочем, в этом не оригинальны - это болезнь всех автономий, "которые взяли суверенитета столько, сколько необходимо". Но только в Чечне вопреки здравому смыслу и инстинкту самосохранения такая политика была доведена до конца и произошла война с Россией (единственным стабилизирующим фактором). Понять это только можно, если рассматривать народ - даже его интеллигенцию - как живущее представлениями той эпохи, когда такое было в порядке вещей. Да, в средние века и ранее именно так всё и происходило.
Рамзан Кадыров совершенно искренен в своей ненависти к "шайтанам" - боевикам-фундаменталистам. У человека, "понимашь", на дворе героическая эпоха, тысяча лет до нашей эры, а его тащат в эпоху Хиджры, на более чем полтора тысячелетия вперёд. Ну, кому это понравится. И заставляют ещё жить по-другому. И чем они лучше русских?
Кстати, обратите внимание на ласковое обращение: "шайтаны". В догматическом исламе такого персонажа нет. Аналогом христианского Дьявола там выступает Иблис, которому подчиняются прочие злые духи - пери, джинны и так далее. Шайтан на Кавказе автохтон, он местный, злой дух-абориген, с которым сражались ещё язычники - предки вайнахов. Сын муфтия должен ощущать разницу между терминами. Если он стреляет из автомата в иблисов - то он как правоверный выступает против неправомерной по его мнению ваххабитской трактовки ислама, если в шайтанов - то он ощущает себя героем совсем другого романа. Он чеченский герой-язычник, вождь тейба на тропе войны, выступающий против вторжения злокозненных духов. Он даже за людей их не считает и уничтожает так, как эффективнее. О какой-то законности или о координации с федеральными органами говорить не приходится. А тут ещё и кровная месть... Кадыров-младший - идеальное орудие для решения военной проблемы, но совершенно бесполезное для настоящей интеграции Чечню в современное общество - хоть российское, хоть международное.
Хотите понять чеченских лидеров - почитайте эпосы о нартах. Там они все прекрасно описаны со всеми их достоинствами и недостатками, жизненными ценностями и представлениями о мироздании. Судить их в категориях государственности, противостояния ислама и христианства или, упаси Аллах, демократических ценностей - бессмысленно. Другими они не будут, а за своё право быть самими собой будут уничтожать всё в округе.
Кавказ - дело не тонкое, а тёмное. Для тех, кто пытается разбираться в нём согласно категориям и законам совсем других обществ.
На психологию чеченцев много что ещё наложилось - например, депортация. То, что получилось в результате, заставляет меня сомневаться в определении чеченцев как полноценного народа. Скорее тут прав Лев Гумилёв, который описывал конец этногенеза в негативных выражениях. За мемориальной стадией следует ещё полная деградация общества, когда уже ни жалко ни себя, ни чужих.
Мало кто обратил внимание, что за годы самостийности Чечни была заброшена не только промышленность (правильно, выдумка гяуров и шайтан-урусов), но и сельское хозяйство. Чеченцы никогда не обладали устойчивыми навыками земледелия, а во время замирения Кавказа и исхода в горы - лишились последних представлений. Царская и советская власть пыталась притянуть их обратно в земле, видя в том лишний повод для лояльности. Хотя наиболее плодородные области были заняты казаками (потом - ингушами) всё-таки в расчищенных от леса предгорьях кое-что выращивать было можно. В 90-е годы там только пасли баранов, что могло обеспечить только семьи чабанов. Республика жила полностью за счёт импорта и грабежей соседей.
Сверх-Москва.
Россия богата на проявления мировоззренческих фронтиров. Даже есть пример, обратный Чечне: существования инородного общества, которое является более "продвинутым" по отношению к основной части страны.
Это - Москва. Отношение на периферии к Москве сложные и зачастую негативные. При желании их можно объяснить естественной завистью к удачным соотечественникам, проявлением естественной борьбы между столицей и окраинами, какими-то личными обидами и так далее. И всё же их следует рассматривать как представления, которые в неявном виде свидетельствуют об осознании исключительного статуса Москвы, а также о том, что взаимопонимание становится невозможным. Не исключено, что такое подсознательное ощущение, существующие в народной массе, гораздо точнее представляет себе реальное положение дел, чем многие научные исследования.
Мне кажется, что противостояние центр-периферия, в которой мы сейчас представляем эту ситуацию, во многом (уже) не соответствует действительности. Сама терминология подразумевает, что оппозиция совершается в однородном обществе, где существует естественный центр притяжения, забирающий себе несоразмерное своему значению количество ресурсов, и провинция, обделённая таким порядком.
Это ситуация советского времени, безнадежно устаревшая в настоящем. СССР действительно был однородной страной - в том смысле, что не существовало регионов, имеющих какие-то качественные отличия. Все части страны воспринимались как жизненно важные, имеющие определённую функцию. Развитие какого-то региона принималось только в рамках развития всей страны - насколько оно было необходимо и своевременно. Центр занимался установлением приоритетов и координацией усилий в рамках объявленной стратегии. Интересы регионов, конечно, не совпадали с соседними или с обще-державными, но консенсус всегда находился. Борьба с Москвой воспринималась как "борьба с привилегиями" - в духе лозунга ранней перестройки. То есть какие-то привилегии у Москвы должны были: для отправления столичных функций и для поддержания интеллектуальной элиты страны, которая "за всю страну думает". Проблема была в том, что Москва отбирала больше, чем ей требовалось, и это противоречило уравнительным устоям советского общества. "Почему один лезет без очереди?". Но сама по себе очередь, в которой стояли все на равных, и то, что Москва делала это завуалировано, с множеством реверансов, принципиальных возражений не вызывало.
Коммунистические правительства мыслили в категориях единого государства, в котором все составляющие части имеют равные права, а Москва - только первая среди равных. Малопонятный простым смертным принцип функционирования советского общества "демократический централизм" всё-таки существовал в реальности, несмотря на свою декларативность. Центр действительно не мог существовать без поддержки снизу, постоянного одобрения своих действий и корректировки планов по заявкам снизу. Отход от этого принципа воспринималось как проявление застойного загнивания - как в верхах, так и в низах.
За последние 15 лет ситуация поменялась радикально. Единая страна перестала существовать. И не только из-за того, что регионы получили "самостоятельности столько, сколько смогли взять". Во многом распад страны произошёл из-за того, что Москва перестала быть "первой среди равных" - а стала чем-то качественно иным по отношению к остальной части страны. В этом я опираюсь на мнение Александра Зиновьева, который в последних интервью разделял собственно Москву и Россию на два принципиально отличных образования.
Москва - это территориальный субъект Российской Федерации, который по основным параметрам (способу хозяйствования, управления, взаимоотношению с соседями) принадлежит к западному сверх-обществу. Анализу этого феномена Зиновьев посвятил множество трудов, отсылаю к ним всех любопытствующих, я же по-своему попытаюсь описать только интересные для нас моменты.
Западное сверх-общество не является страной или даже объединением стран - это совершенно новая структура формирования населения, которая только складывается. К ней принадлежат страны "золотого миллиарда" - Западная Европа и Северная Америка, примыкают ещё несколько стран и регионов. Главная причина объединения - не столько территориальная, сколько экономическая. Это гибрид международной корпорации, страны, где располагается штаб-квартира, и множества регионов, которые не находятся в прямой колониальной зависимости, но в экономическом отношении подчинены сверх-обществу. Ещё одна характеристика - глобальность, то есть сферой влияния является вся земля. В начале становления западоиды (члены сверх-общества) боролись против СССР, что окончилось их полной победой. Сейчас им противостоит коммунистический Китай, в меньшей степени - мусульманский мир, возможно - ещё несколько регионов с другой идеологией и меньше зависимостью от глобального воздействия. Сам Зиновьев рассматривал будущее Земли весьма пессимистично, предрекая полную диктатуру сверх-общества.
Согласно версии Зиновьева, Москва - это агент влияния сверх-общества в России, его представительство и центр управления подконтрольной территорией. Можно сослаться на то, что автор любой теории способен обнаружить чёрную кошку в тёмной комнате, даже если её там нет. Но есть некие тенденции, которые заставляют воспринимать версию известного культуролога как вполне вероятную.
Если рассматривать аналогии - то Москва является столицей европейской колонии где-то в Африке или Азии девятнадцатого века. До этого данная территория могла вовсе не иметь городов или же они носили совсем другие функции - были резиденциями местных правителей, церемониальными центрами. Интересы метрополии требовали создания качественно иных поселений, сочетающих непривычные для аборигенов функции военного лагеря, присутственного места разветвлённой бюрократии, порта для вывоза богатств колонии и места воспитания компрадоров. Любая аналогия хромает, я привожу её только для подчёркивания принципиального отличия нового города от существовавших ранее. А также того, что его появление никак не было связано с эволюцией страны, ставшей колонией. Столица колонии всегда внедряется иной цивилизаций и обеспечивает потребности только метрополии.
После перестройки плановой экономики на рыночный лад (или капитуляции СССР - как кому угодно) происходит изменение функций "столицы нашей Родины". Москва перестаёт быть центром страны в прежнем понимании, руководителем и координатором общей жизни на двух континентах. Центр выпускает многие рычаги управления страной и не торопится снова вернуться к методичной тяжёлой работе. Как бы мы сейчас не хаяли громоздкую и малоэффективную советскую модель управления, но всё-таки она работала на всех уровнях и обеспечивала выполнение частных задач во имя стратегической цели. Современная же Москва, мало того что до сих пор не имеет внятной стратегии развития страны, так ещё совершенно не хочет заниматься постоянно возникающими проблемами. Когда же критические обстоятельства принуждают центр приступать к работе, то это оформляется как пиар-компания и имеет эффект, несоизмеримый с затраченными средствами.
Повторение этого на протяжении многих лет, даже в "жирные" годы Путина, наступившими за "тощими" ельцинскими, всё чаще приводит к еретической мысли: а есть ли у Москвы желание заниматься страной? И умеет ли она это делать?
Если встать на точку зрения Александра Зиновьева, то ответ ясен. Москва будет вкладывать в страну ровно столько усилий, сколько потребуется для обеспечения её интересов. В сферу интересов сверх-общества на территории России входит не так много - добыча, транспортировка и переработка ресурсов, а также их защита от не- западоидов. В этом отношении накопленный в СССР промышленный потенциал является излишним, население - чрезмерным, уровень жизни большинства - избыточным. Вдобавок, столица действительно утеряла многие методы воздействия на остальную страну. Один из них - сформированная величайшим трудом так называемая "новая общность - советский народ", лояльный правящему режиму и вполне управляемый мероприятиями советской эпохи.
Современная российская сверхцентрализация, несопоставимая даже с худшими советскими образцами, тоже может быть объяснена теорией Александра Зиновьева. Она неоправданна с точки зрения оптимального управления экономики, что понимали даже в СССР. Зато замыкание всех финансовых потоков на Москве позволяет производить там их перераспределение, изъятие неких сумм в пользу сверх-общества и выделение необходимого минимума
С появлением Москвы в новом качестве задача разгрома СССР может считаться полностью осуществлённой. Формально РФ может считаться суверенной страной, вволю играться атрибутами государственности. Фактически - это не имеет никакого значения. Независимая страна подчиняется сверх-обществу, даже не осознавая этого. Город Москва интегрируется в "золотой миллиард", она там полноправный член сверх-общества, её обитатели обладают те же права, что и полноценные западоиды. Москва оказывается включённой в совершенно другой мир, иную цивилизацию со своими представлениями о планете, о том, "что такое хорошо и что такое плохо". В России же происходит разделение нации на две части - русских западоидов, пусть даже сохраняющих русский язык и остатки русской культуры, и остальной народ.
Самое интересное - что возможность такой ситуации отсутствует в сознании населения России. Поэтому новое положение Москвы описывается в каких угодно категориях, кроме одного - правильного. И это делает невозможным противодействие политике Москвы до тех пор, пока не будет проведён хотя бы анализ сложившегося положения.
Москву нельзя считать пионером "западоизации" страны, за которой последуют все остальные регионы. Как раз сущность сверх-общества заключается в предельно чётком, качественном разделении мира на две части, граница между которыми непреодолима. Сверх-Москва в России может быть только единственной. Измениться это положение может в одном случае - если управление России потребует её раздела и тогда закономерно возникнут новые метрополии - очаги сверх-общества на эксплуатируемой территории.
Нет ни одного факта, позволяющего думать, что ВСЯ Россия может войти в сверх-общество. Она нужна только как объект эксплуатация, территория без реальной государственности, желательно с минимум населения без всяких политических амбиций. На примере Латинской Америки, которая в 80-90-х стала экспериментальным полигоном с целью адаптации к сверх-обществу, можно сделать определённые выводы. Вкратце - приобщение общества иного типа, традиционно-капиталистического, к современным формам глобального общества не означает процветания всего хозяйства и подъём благосостояния широких масс. Бурно развиваются только некоторые секторы экономики, связанные с обеспечением потребности глобального общества. Часть населения, включённая в анклавы сверх-общества, начинает жить по стандартам "золотого миллиарда". За пределами круга избранных начинается архаизация экономики и населения - возврат к устаревшим формам хозяйствования.
Всё вышеперечисленное было полностью подтверждено постперестроечным периодом в России и странах СНГ. А это подводит к весьма неутешительным выводам. Хотя бы к такому, что ситуация в Российской Федерации не уникальна и не объясняется оригинальной русской ментальностью, которая даже прекрасную идею способна реализовать себе во вред. Современная Россия - типичная страна, входящая как источник ресурсов в состав сверх-общества. И никакие даже самые благие начинания, самые продуманные реформы не могут изменить положения, привести страну в состояние, при котором обеспечивается устойчивое развитие экономики и самого общества. Если Россия найдёт в себе силы вырваться из-под контроля сверх-общества, то ей придётся это делать первой в мире, причём ценой собственных ошибок.
Процесс "западоизации" Москвы начался не так давно, и всё же многие характерные его черты можно уловить даже сейчас.
Когда мы встречаемся со странными представлениями продвинутых москвичей о стране, то это можно считать естественным. Это уже другой народ, который мыслит даже не европейскими категориями, которые нам хоть как-то близки, а западоидными. Общение с ними становится всё более затруднительным.
Они отказались от представления о стране как о едином целом: есть Москва, единственная ценность - и есть остальная Россия, которая может быть только в подчинённом эксплуатируемом положении. Интересов населения периферии быть не может - есть только интересы метрополии. Россия - абстрактная территория, по которой перемещаются потоки ресурсов и финансовые поступления. Представления об исторической судьбе, специфике регионов, оригинальности общественных групп и народов полностью отсутствуют. Это просто никому не интересно. Это западоидная точка зрения, которая предпочитает мыслить абстрактными понятиями, не связанными с действительностью. И приводить весь мир к общему шаблону.
Можно взять хотя историю ВСТО, чтобы продемонстрировать проявление отказа от прежних, ещё советских способом мышления, в угоду новым, непонятным большинству.
Строительство трубопровода в сверхсложных природных условиях в сжатые сроки было бы трудной задачей даже для СССР в расцвете могущества. Для Российской Федерации "минус 15 лет" от этого состояния - почти невозможная технически. За прошедшее время из-за отсутствия заказов деградировала вся система строительства трубопроводов - от проектирования до осуществления проектов, строительства и контроля качества. Перестали существовать прежние государственные предприятия, снабжённые необходимой техникой, квалифицированными кадрами и государственным же контролем над их деятельностью. По аналогии с реализацией многих проектов можно представить, как бы решалась такая задача в советское время. Она бы началась с планомерной подготовки, в которой бы старались учитывать все аспекты строительства. В первую очередь производился бы учёт ресурсов на соответствие и наличие поставленной задаче - техники, кадров, материальных резервов. При отсутствии таковых - они бы перебрасывались в Восточную Сибирь с других участков общегосударственного хозяйства. Я обращаю внимание: речь бы шла именно о ресурсах в конкретном, физическом измерении: единицах технике, количестве человек, тоннах топлива. В последнюю очередь - о деньгах, поскольку условный характер дензнаков в Советском Союзе ни для кого не был секретом.
Я слежу за эпопей ВСТО. В интервью руководителей и официальных сообщениях до сих пор упоминаются только деньги. Такое впечатление, что ответственные лица действительно не имеют представление о состоянии дел в среде тех, кто действительно реализует проект, они не знают о деградации подрядчиков до такого уровня, при котором с ходу начинать строительство невозможно. Они пребывают в убеждении, что стоит только перевести с одного банковского счёта на другой энную денежную сумму, как под влиянием этого виртуального процесса появятся конкретные ресурсы и будет совершено осязаемое действие, имеющее физический результат. Такое представление может сложиться только в особой западоидной экономике, которая контролирует все ресурсы планеты и действительно может при необходимости привлекать их в необходимом количестве. Для России же это наглядно демонстрирует разрыв с советским образом мышления - а также неприспособленность применения такой логики в местных условиях. Срыв графика строительства по вине подрядчика был ожидаем. Но из этого не делается никаких положительных выводов: не начинается модернизации этой отрасли экономики до состояния, которое бы смогло обеспечить строительство.
Тоже самое можно сказать об экологических проблемах ВСТО. Проект не предусматривал их решения, потому что сохранение бассейна Байкала от утечек нефти никоим образом не волнует Сверх-Москву: среди её обитателей утеряно ощущение ценности ВСЕХ ресурсов региона и возможность проживания там местного населения.
Столкновение общероссийских и московских представлений происходит постоянно. То, что кажется простым и понятным одной стороне, не воспринимается другой. Распоряжения правительства представляют собой замечательный пример путаницы двух мировоззрений. Формально разумные и продуманные, они неизбежно свёртываются и превращаются в нечто обратное по своему действию - потому что осуществляет их новое поколение госчиновников, полностью разделяющих западоидные ценности. Такой саботаж является правилом, а не исключением, как это представляет себе президент. Коррупция, разрушающая страну - одно из проявлений трансформации страны в территорию влияния сверх-общества, бороться с нею бесполезно - нужно бороться с самой стратегией развития. Если высшее руководство ещё (хотя бы по возрасту) не утратило советских представлений о стране и о своей роли, то вот их исполнители мыслят совсем по-другому. Такая же мешанина происходит по всей стране. В офисах и кабинетах рядом находятся люди, одни из которых являются проводниками западного влияния, другие - защитниками прежнего образа жизни.
Разумеется, не стоит относиться к самой Москве как апостол Павел к Риму - вавилонской блуднице. Западоизация далека от завершения, из неё исключены многие категории населения москвичей, усиливается понимание и сопротивление. Возможно, именно Москва станет местом первого столкновения России со сверх-обществом.
Мировоззренческий фронтир превратится во фронт.
В принципе, описанные мною мировоззренческие фронтиры существуют во всех обществах и не считаются опасными (кроме влияния сверх-общества). Но только в том случае, когда общество имеет какие-то ориентиры, стратегию развития, проявляет гибкость в отношении чужеродных идей, способно их преобразовывать. В противном случае - это смертельно опасно.
Напрашивается прямая аналогия с организмом. Главное - иммунитет. Есть он - любая болезнь неопасна, нет - можно умереть от ОРЗ.