Аннотация: Глава 2. Международное положение: пропаганда и мнения граждан. Параграф 3.
3. Пропагандистское обеспечение внешнеполитических акций: "Освободительного похода" на Западную Украину и в Западную Белоруссию, войны с Финляндией.
1 сентября 1939 года Германия начала войну с Польшей. Вскоре, чуть больше, чем через полмесяца, на территорию этого государства в "освободительный поход" устремилась и Красная Армия. Сталинскому руководству следовало официально обосновать свои действия. Как оно это делало?
Газеты, сообщая читателю о германо-польской войне, давали сводки обеих сторон. Поэтому советские люди могли 5 сентября прочесть, что накануне "согласно сообщению генерального штаба польской армии, на фронте Равич-Лешно польской кавалерии удалось оттеснить наступавшие германские части. Сообщается, что отряд польской кавалерии преследовал германские войска уже на германской территории" [Правда. 1939, 5 сентября. Красная звезда. 1939, 5 сентября]. На следующий день в немецких сводках сообщалось, что в Верхней Силезии немцы захватили в плен 15 тысяч поляков, а из Парижа со ссылкой на агентство Гавас передавали: "польская кавалерийская бригада перешла границу Восточной Пруссии в районе Ковален, Трейбурга, и продвигается в глубь Восточной Пруссии... Поляками взято в плен большое количество германских солдат" [Правда. 1939, 6 сентября. Красная звезда. 1939, 6 сентября. Ленинградская правда. 1939, 6 сентября]. Ещё день спустя было напечатано сообщение Гавас, по которому "30 польских самолётов совершили налёт на Берлин" [Правда. 1939, 7 сентября. Ленинградская правда. 1939, 8 сентября]. Два дня газеты сообщили о том, что немецкие "бронетанковые части... вошли в Варшаву" [Правда. 1939, 9 сентября. Красная звезда. 1939, 9 сентября]. А затем советские газеты полностью перепечатали немецкое опровержение очередного сообщения о польской бомбардировке Берлина [Правда. 1939, 10 сентября. Красная звезда. 1939, 10 сентября. Ленинградская правда. 1939, 10 сентября].
Так как сводки обеих сторон друг другу противоречили, разъяснять ситуацию должны были обзоры и статьи советских авторов. Их соседство с противоречащими друг другу сводками должно было создать видимость их объективности.
11 сентября в "Правде" можно было прочесть статью Е. Соснина "Германо-польская война (обзор военных действий)". В ней констатировалось, что за 9 дней Польша потеряла почти все свои политические и экономические центры, из-за этого "польское командование вряд ли сможет оказать серьёзное сопротивление". Как основные причины поражения автор перечислял военные факторы:
"1. Отсутствие на западных границах достаточно мощных укреплённых районов.
2. Превосходство германских воздушных сил, в первые же дни военных действий сумевших нанести тяжёлые удары польской авиации на её базах (аэродромах) и путём непрерывных бомбардировок дезорганизовать польский тыл (это лишило польское командование возможности производить быструю перегруппировку сил).
3. Превосходство в наземной военной технике, главным образом танков и тяжёлой артиллерии.
4. Отсутствие эффективной помощи со стороны Англии и Франции Польше" [Правда. 1939, 11 сентября. Перепечатано: Ленинградская правда. 1939, 12 сентября].
В тот же день сообщалось, что польское правительство, уже покинувшее Варшаву, теперь бежало из Люблина. При этом газеты рисовали картины паники, изображали брошенных эвакуированных из Варшавы детей и раненых солдат [Правда. 1939, 11 сентября. Красная звезда. 1939, 11 сентября. Ленинградская правда. 1939, 11 сентября]. Сообщалось о тысячах польских беженцах, которые уходили в Румынию, заполонили Буковину. При этом, со ссылкой на бельгийскую газету "Тан" сообщалось, на западном фронте "до сих пор ещё не было подлинной фазы атак" [Правда. 1939, 12 сентября. Красная звезда. 1939, 12 сентября. Ленинградская правда. 1939, 12 сентября], а немецкие потери (следовала ссылка на верховное командование германской армии) "в Польше незначительны... с 4 до 6 сентября количество убитых составляет 0,0039 проц. всех оперирующих на востоке солдат и 0,17 проц. - раненых. На 10 тысяч германских солдат приходится 4 убитых и 17 раненых" [Правда. 1939, 11 сентября. Красная звезда. 1939, 11 сентября. Ленинградская правда. 1939, 11 сентября]. Позже пересказывались немецкие сообщения о применении поляками химического оружия у города Ясло [Правда. 1939, 17, 18 сентября. Ленинградская правда. 1939, 18 сентября].
Эта информация не подвергалась сомнению, никак не комментировалась. Так постепенно начиналась антипольская кампания.
13 сентября в "Правде" сообщалось: "Комментируя итоги первой недели германо-польской войны, специальный корреспондент газеты "Таймс" на польском фронте отмечает, что германское наступление с участием механизированных соединений было сильнее, чем этого можно было ожидать". Со ссылкой на Германское информационное бюро писалось, что "среди многих тысяч польских беженцев, которые спаслись бегством через литовскую границу, велико озлобление против Англии" [Правда. 1939, 13 сентября. Красная звезда. 1939, 14 сентября. Ленинградская правда. 1939, 14 сентября]. Так начинал создаваться образ западных союзников, предавших Польшу.
Со ссылкой на Берлин газеты 13 и 14 сентября сообщали, что в Восточной Галиции "среди украинского населения... растёт антипольское движение", а сама область "охвачена восстанием" [Правда. 1939, 13 сентября. Красная звезда. 1939, 14 сентября. Ленинградская правда. 1939, 14 сентября]. Советские газеты эти сообщения перепечатали, показывая степень развала Польши.
Стоит отметить, что в те дни уже ходили слухи о некоей секретной части договора с Германией, предполагающей раздел Польши. Лектор ленинградского обкома Платонов в Боровичах "на вопрос "будет ли Германия захватывать всю территорию Польши"... ответил:, (так в тексте - Т. М.) что у правительство СССР есть договорённость с Гитлером по вопросам о разделе Польши и что Гитлер дальше определённых границ не пойдёт" [ЦГАИПД СПб. Ф. 24, оп. 10, д. 458, л. 110. Такие же слухи были зафиксированы особыми отделами НКВД среди командиров РККА, см.: Мельтюхов М.И. Материалы особых отделов НКВД о настроениях военнослужащих РККА в 1939-41 гг.//Военно-историческая антропология. Ежегодник, 2002. Предмет, задачи, перспективы развития. М.: РОССПЭН. 2002. С. 307].
14 сентября "Правда" напечатала принципиально важную для нас передовую статью "О внутренних причинах военного поражения Польши" [Правда. 1939, 14 сентября. Перепечатано: Красная звезда. 1939, 15 сентября. Ленинградская правда. 1939, 15 сентября]. Как ныне известно, автором был Жданов, редактировал её Сталин [Невежин В. А. "Если завтра в поход..." С. 159-160; Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина... С. 114]. В статье утверждалось, что Польша уже "потерпела военный разгром" и что "трудно объяснить" это "одним лишь превосходством военной техники и военной организации Германии", так как вообще "нельзя привести фактов сколько-нибудь серьёзного сопротивления польских войск". Все данные "говорят... что польское государство оказалось настолько немощным и недееспособным, что при первых же военных неудачах стало рассыпаться". Причину этого автор видел "во внутренних слабостях и противоречиях польского государства".В населении Польши "поляки составляют всего лишь около 60%", а остальные 40 - нацменьшинства, "главным образом украинцы, белоруссы, евреи. "...украинцев в Польше насчитывается не менее 8 миллионов, а белорусов около 3 миллионов... эта сумма превышает население таких государств, как Финляндия, Эстония, Латвия и Литва вместе взятых". Казалось бы, говорилось в передовице, власти Польши "должны были наладить с такими крупными национальными меньшинствами нормальные отношения", дать им "хотя бы административную автономию", так как без этого невозможно обеспечить "внутреннее единство и жизнеспособность" государства. Но вместо этого "польские правящие круги сделали всё, чтобы ухудшить отношения с национальными меньшинствами..." Внутренняя политика Польши, как утверждает автор, "ничем не отличается от угнетательской политики русского царизма". Это политика "самой грубой, беззастенчивой эксплуатации со стороны польских помещиков". Украинцы и белорусы не получили не только автономии, "но и права учить детей на своём родном языке". В результате "украинское и белорусское население обречено на культурное одичание". По мнению автора, главная причина поражения Польши в том, что "национальные меньшинства... не стали и не могли стать надёжным оплотом государственного режима". На основе статьи тут же была развёрнута массовая пропагандистская работа в войсках на границе с Польшей [Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. С. 114. Рубцов. В тени вождя... С. 90].
Для оправдания готовящегося военного похода уже нашли главный аргумент: надо воевать с "панами" за свободу единокровных братьев.
Шла интенсивная подготовка советских войск к "освободительному походу". Изначально войска Киевского и Белорусского особых военных округов должны были начать наступление 11 сентября [Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина... С. 111]. Однако соответствующие приказы от 9 сентября в округа не передали, во-первых, потому что выяснилось, что немцы, хоть и подошли к Варшаве, но ещё её не взяли, а во-вторых, согласно, видимо, мягкой формулировке Михаила Мельтюхова, "советские военные приготовления потребовали больше времени, чем ожидалось". Приказ о наступлении в войска был передан 14 сентября [Там же. С. 112].
Уже с 3-го сентября немецкое руководство через Шуленбурга требовало скорейшего выступления Советского Союза. Молотов в беседах с послом уверял его, что СССР оказался не готовым к столь быстрым успехам вермахта, а кроме того "заявил, что советское правительство намеревалось... заявить, что Польша разваливается на куски и что вследствие этого Советский Союз должен прийти на помощь украинцам и белорусам, которым "угрожает" Германия. Этот предлог предоставит интервенцию Советского Союза благовидной в глазах масс и даст Советскому Союзу возможность не выглядеть агрессором". Немцы протестовали против такого заявления, так как оно "противоречит соглашениям, достигнутым в Москве, и... вопреки выраженному обеими сторонами желанию иметь дружеские отношению, представит всему миру оба государства как врагов". В итоге 16 сентября "Молотов согласился с тем, что планируемый советским правительством предлог содержал в себе ноту, обидную для чувств немцев", и Германия была заменена на некие "третьи державы" [См.: Оглашению подлежит: СССР-Германия. 1939-1941. М.: "ТЕРРА - Книжный клуб". 2004. С. 88-103; Чубарьян А. О. Канун трагедии: Сталин и международный кризис: сентябрь 1939 - июнь 1941 года. М.: "Наука". 2008. С. 45-55]. Очевидно, сталинское руководство просто искало благовидный предлог тянуть время, ведь, как указывалось выше, РККА просто не успевало подготовиться по намеченным планам. Тем не менее "Гитлер пришёл к выводу, что СССР просто не хочет выполнять достигнутые договоренности", а "Геббельс возмущался, что из-за упрямства СССР застопорился ход военных операций" [Парсаданова В. С. Польша, Германия и СССР между 23 августа и 28 сентября 1939 года//Вопросы истории, N7//1997. С. 22].
В. С. Парсаданова пишет, что "советская печать в те дни скрупулезно подсчитывала факты нарушения воздушных границ СССР германскими самолётами" [Там же. С. 23]. Вместе с описанием в её статье споров о пропагандистском оправдании советского наступления это создаёт впечатление сильных советско-германских разногласий. Однако на самом деле в советских газетах было напечатано лишь одно такое сообщение [Правда. 1939, 16 сентября. Красная звезда. 1939, 16 сентября. Ленинградская правда. 1939, 16 сентября]. Оно было написано в нейтральном тоне, сообщалось, над городом Олевск (Украина) "появился неизвестный самолёт", был обстрелян, совершил посадку, и только после этого выяснилось, что он - немецкий. Двумя днями ранее было напечатано более резкое сообщение "Нарушения границы СССР польскими военными самолётами" [Правда. 1939, 14 сентября. Красная звезда. 1939, 14 сентября. Ленинградская правда. 1939, 14 сентября]. Утверждалось, что нарушения польскими самолётами границы "за последние дни участились... при чём нарушители границы стремились проникнуть вглубь нашей территории".
17 сентября советские войска перешли границу с Польшей. На следующий день читатели советских газет могли прочесть текст выступления Молотова по радио и текст ноты, врученной польскому послу Гржибовскому. Молотов утверждал, что "польские правящие круги обанкротились... Польское государство и его правительство фактически перестали существовать. В силу такого положения заключённые между" СССР и Польшей "договора прекратили своё действие". Из-за распада государства "Польша стало удобным полем для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР". К тому же "от Советского правительства нельзя также требовать безразличного отношения к судьбе единокровных украинцев и белоруссов, проживающих в Польше и раньше находившихся на положении бесправных наций, а теперь и вовсе брошенных на волю случая". Поэтому Красной Армии был дан приказ: "перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии" [Речь по радио Председателя Совета Народных Комиссаров СССР тов. В. М. Молотова 17 сентября 1939 года//Большевик, N17//1939. С. 1-2; Правда. 1939, 18 сентября. Красная звезда. 1939, 18 сентября. Ленинградская правда. 1939, 18 сентября]. Эта же аргументация содержалась и в ноте польскому послу. Началась публикация Оперативных сводок Генштаба РККА. Первая из них, после сведений о передвижении войск и 7-ми сбитых и 3-х принуждённых к посадке польских самолётов, заканчивалась: "Население встречает повсеместно части Красной Армии с ликованием" [Правда. 1939, 18 сентября. Красная звезда. 1939, 18 сентября. Ленинградская правда. 1939, 18 сентября]. В подтверждение этого тут же приводилось сообщение корреспондента ТАСС из Оринина (Каменец-Подольская область) о том, что "крестьяне помогают красным частям продвигаться по незнакомым дорогам" и о встрече разделённых на два десятилетия границей родственников - советской колхозницы и её дяди с польской территории [Правда. 1939, 18 сентября. Ленинградская правда. 1939, 18 сентября]. Советская пропаганда с первых же дней стала рисовать картины ликующих украинцев и белоруссов, встречающих РККА.
Много места в тот день в "Правде" занимали резолюции митингов в поддержку решений правительства. Характерны их заголовки: "Спасём наших братьев от гнета", "Если потребуется - грудью станем на защиту отечества", "Помочь угнетённым братьям - наш священный долг" и т. д.
В тот же день началась и публикация воспевающих "освободительный поход" стихов. "Правда" напечатала на белорусском языке стихи Пятруся Бровки "Заходнiм беларусам". В дальнейшем в газетах печаталось немало стихов такой же тематики - на русском, украинском и белорусском.
Газеты всеми средствами изображали радостную встречу РККА местным население. Характерные заголовки: "Население Западной Белоруссии восторженно приветствует доблестную Красную Армию", "Красных бойцов встречают цветами", "Счастливые дни", "Волнующие встречи", "Радость в освобождённых селах". "Правда" писала:
"Какими словами передать радость крестьян Западной Украины, встречающих наши части! Взрослые и дети обнимают и целуют бойцов и командиров, и каждый крестьянин хочет оказать какую-нибудь помощь Красной Армии. Близ Ровно, когда командир танка тов. Горащенко поблагодарил крестьян за помощь, крестьянин Марчан обнял его и крепко поцеловал. Со слезами на глазах Марчан сказал:
- Спасибо, дорогие наши братья. Мы долго мечтали о вас. Спасибо вам - вы спасли нашё жизнь..."
Не обошлось без демонстрации любви всех трудящихся и угнетённых к Сталину. Спецкор "Правды" П. Лидов сообщал из Западной Белоруссии:
"В одном из сёл бойцов и командиров Красной Армии обступили крестьяне. Они просили дать им газет. Один из товарищей вынул из полевой сумки номер газеты "Красноармейская правда" за 16 сентября. На первой странице был напечатал большой портрет товарища Сталина. Тут произошло непередаваемое. Старик-крестьянин схватил газету, прижав её к губам, облил слёзами радости дорогие черты лица... Бойцы, не дрогнувшие в недавней схватке с польскими частями, не могли спокойно наблюдать эту потрясающую сцену. Многие из их украдкой утирали повлажневшие глаза" [Правда. 1939, 19 сентября].
Печаталось много статей, обосновывающих гнилость "панской" [В тезисах Политуправления РККА для пропаганды среди войск содержался призыв "бить польских панов". При их составлении забыли, что в Польше "паном" называли любого мужчину, вне зависимости от того, бедняк он или богатый. Только через 5 дней после начала "освободительного похода" по просьбе Мехлиса Сталин и Ворошилов разрешили внести в тезисы исправления. Невежин В. А. "Если завтра в поход..." С. 167; Рубцов Ю. В. Лев Захарович Мехлис//Вопросы истории, N10//1998] Польши, её классовые и национальные противоречия. Газеты писали, что земля Западных Украины и Белоруссии - "внутренняя колония польского финансового капитала, польского империализма" [Правда. 1939, 19 сентября. Ленинградская правда. 1939, 20 сентября]. Цитировался Энгельс: "Ни одно дворянство не поступило так глупо, как польская шляхта, усвоившая себя один метод - продаваться..."[Правда. 1939, 24 сентября]
Соответственно, польские офицеры были классовыми врагами, шляхтой, которую осуждал ещё Энгельс. Им противопоставлялись простые солдаты. Львов, по утверждению "Правды" капитулировал "под давлением солдатских масс". В Гродно (это одно из мест в общем-то немногочисленных боёв между РККА и армией Польши) "силой оружия эта свора (офицеры и жандармы - Т. М.) заставляла драться также и солдат", при этом "уклонившись от открытого боя, офицерские банды избрали подлый метод борьбы из-за угла" [Правда. 1939, 25 сентября]. Тот факт, что большая часть польских войск согласно приказу главнокомандующего Рыдз-Смиглы не сражалась о с советскими войсками, позволяло советским "Правде" красочно расписывать, например, "как танковый экипаж взял в плен 47 офицеров и 500 польских солдат" [Там же. 24 сентября] (в "Красной звезде" в описании этого же случая танкисты разоружали уже целый полк [Красная звезда. 1939, 28 сентября]).
Писатель П. Павленко осуждал даже польское сопротивлением немецкому наступлению:
"Польская армия была не готова к войне в 1939 году, и храбрость её отдельных частей объясняется безвыходным положением, в которое эти части были поставлены всеобщим развалом. Энергичные действия одного-двух генералов в этих условиях сильно приукрашены и являются, по существу, театральной позой. Конечно, умереть в бою или попасть в плен лучше и честнее, чем сбежать заграницу, но это вопрос частной биографии. Для государства, которое фактически перестало существовать, а тем более для народа это не имело никакого значения. Это имело значение лишь для кучки буржуазной интеллигенции, мыслящей не государственно, а исторически-поэтически, воспитанной на псевдоисторизме Сенкевича и других певцов шляхетского гонора. Тем тысячам польских солдат, которые умерли без всяких надежд на победу, незачем было умирать, да и не за что было умирать" [Павленко П. Знаменательные дни//Большевик, N22//1939. С. 46].
Михаил Мельтюхов считает, что в сентябре 1939 года Советский Союз проводил "антигерманскую по сути пропаганду" [Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. С. 139]. А по мнению Олега Вишлёва "высказывания Молотова (имеется ввиду заявление Молотова 17 сентября по радио, в котором он призвал Красную Армию выполнить "великую освободительную задачу" - Т. М) "не оставляет никаких сомнений в том, что в качестве главного противника Красной Армии на территории бывшего Польского государства советское руководство рассматривало именно немцев" [Вишлёв О. В. Сталин и Гитлер. Кто кого обманул. М.: "Эксмо". 2010. С. 107]. Мнение Вишлёва представляется нам совершенно необоснованным и надуманным. Мнение Мельтюхова противоречит факту развёртывания именно антипольской пропагандистской кампании, а также совместным советско-немецким заявлениям.
19 сентября газеты напечатали совместное германо-советское коммюнике, в котором "во избежание всякого рода необоснованных слухов насчёт задач советских и германских войск, действующих в Польше" утверждалось, что эти задачи не противоречат друг другу и не нарушают дух и букву договора о ненападении, а состоят "в том, чтобы восстановить в Польше порядок и спокойствие, нарушенные распадом польского государства и помочь населению Польши переустроить условия своего государственного существования" [Правда. 1939, 19 сентября. Красная звезда. 1939, 20 сентября. Ленинградская правда. 1939, 19 сентября. Об истории создания этого коммюнике см.: Чубарьян А. О. Канун трагедии... С. 51-55]. 22 сентября было составлено ещё одно совместное коммюнике об установлении демаркационной линии [Правда. 1939, 23 сентября. Красная звезда. 1939, 23 сентября. Ленинградская правда. 1939, 23 сентября].
Советские газеты сообщали об отзыве "Фелькишер беобахтер" на начало "освободительного похода": "Мы безгранично приветствуем решение Москвы, которое опирается на кровную связь между населением Восточной Польши и граничащих с ними населением союзных республик Белоруссии и Украины" [Правда. 1939, 19 сентября. Красная звезда. 1939, 20 сентября. Ленинградская правда. 1939, 19 сентября].
Позже, 31 октября, Молотов заявил, что "оказалось достаточным короткого удара по Польше со стороны сперва германской армии, а затем - Красной армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора, жившего за счёт угнетения непольских национальностей" [О внешней политике Советского Союза. Доклад председателя Совета Народных Комиссаров и Народного Комиссара Иностранных Дел тов. В. М. Молотова на заседании Верховного Совета Союза ССР 31 октября 1939 года//Большевик, N20//1939. С. 2; Правда. 1939, 1 ноября Красная звезда. 1939, 1 ноября. Ленинградская правда. 1939, 1 ноября].
Подобные публикации и официальные заявления вряд ли можно назвать "антигерманской пропагандой". Если утверждения об антинемецкой направленности похода в Польшу и применялись, то только советскими дипломатами за рубежом [См.: Чубарьян А. О. Канун трагедии... С. 50, 72, 75-76].
Особое много места во время похода на Западную Украину и в Западную Белоруссию занимала сатира, которая должна была изобразить польских "панов" и польскую государственность в жалком виде. Например, В. Катаев в "Путевых заметках" писал:
"Любовь официальной панской Польши к пышным формам одежды породила множество курьёзов. Например, в Столбцах я вдруг увидел у каких-то ворот старого воинственного польского генерала в полной парадной форме. Цыганская конфедератка с непомерным козырьком, окованным чистым золотом, неслыханные сапоги с невиданными шпорами, мундир, усеянный громадными сияющими пуговицами, аксельбанты, ордена, медали, звёзды, знаки, знаки отличия нескольких сортов, галуны, сабля, грозные нафабренные усы кончиками вверх, воротник выше шеи. Вид грозный и сверхвоинственый.
- Вы кто здесь такой? - закричал я почти в ужасе.
Тогда старик вежливо приложил трясущуюся руку в замшевой перчатке и непомерно высокому козырьку, звякнул шпорами и, сделав лицо сдобным, как булка, пролепетал:
- Я есть, пан товарищ, старший пожарный городской пожарной команды имени графа Понятовского" [Правда. 1939, 25 сентября].
Польское правительство, даже переместившись в эмиграцию, оставалось объектом насмешек советских газет. Например, 17 октября издевался над польским правительством в эмиграции Давид Заславский:
"Вполне серьёзно, но с трудом удерживая улыбку, французская печать оповестила мир о том, что в Париже на такой-то улице, дом номер такой-то, сформировалось новое польское правительство. Территория этого правительства состоит, кажется, из шести комнат с передней, ванной и уборной. Оно имеет одного швейцара, облечённого неприкосновенностью, и одного секретаря на шесть министров.
Держава получилась безусловно скромной. В сравнении с ней Монако - необъятная империя" [Правда. 1939, 17 октября].
23 ноября был опубликован (за подписью "Дж. Г.") фельетон "Новые заботы генерала Сикорского" (Сикорский - глава правительства Польши в эмиграции):
"Если верить американской газете "Нью-Йорк геральд трибюн", лица, желающие адресовать свою корреспонденцию так называемому премьеру так называемого польского правительства генерала Сикорскому, не должны больше писать: "Париж, меблированные комнаты..." и т. д. Новый адрес Сикорского выглядит примерно так:
Франция
Департамент Мэны и Луары
Город Анжер
Польское государство
Фруктовый сад
Здание старого замка
Для премьера
Вот не выяснено только ещё, что писать выше: "Польское государство" или "Фруктовый сад", потому что нет ещё точных сведений: находится ли фруктовый сад в польском государстве или, наоборот, польское государство в фруктовом саду" [Правда. 1939, 23 ноября].
Советская пропаганда показывало польское правительство в эмиграции как незаконное, нелегитимное, состоящее из жалкой кучки бежавших "панов".
Несмотря на всё разнообразие методов и усилия, приложенные к пропагандисткой кампании, у советских граждан возникали вопросы. У лектора А. Раткер, которая в октябре прочитала в Ленобласти 4 лекции на тему "Борьба народов Западной Украины и Белоруссии с польскими панами и братская помощь СССР", спрашивали: "Почему СССР именно теперь взялся помочь Зап. Укр. и Зап. Бел.?" [ЦГАИПД СПб. Ф. 24, оп. 10, д. 458, л. 75]
У другого лектора слушатель, видимо, воодушевлённый успехами в Польше, спрашивал: "Почему нам не воспользоваться случаем и вернуть себе Бессарабию? (так в тексте - Т. М.)" [Там же. Д. 458, л. 101].
Схожие с последним высказывания приводит Михаил Мельтюхов. Работник 3-го отдела Артиллерийского управления майор Володихин говорил: "Я заражён красным империализмом: нам нужно захватить Варшаву". А Преподаватель военно-воздушной академии полковник Плешаков считал, что "теперь мы, освободим Белоруссию и Украину, должны будем подумать о выходе к Балтийскому морю, тем более, что в Литве тоже есть бывшие польские территории, теперь можно нажимать и на Румынию, она быстро отдаст Бессарабию" [Мельтюхов М. И. Материалы особых отделов НКВД... С. 309-310].
Встречались и мнения прямо противоположные. В ЛВО младший командир Зотов не понимал: "Для чего всё это нам нужно, у нас и так много своих бедных, которых не обеспечивают, а тут ещё берут себе украинцев. Украинцы самый плохой и вредный народ, я с украинцами жил и знаю" [Там же. С. 309]. Кто-то вспоминал старые лозунги пропаганды. По мнению красноармейца Шелудчева "у нас есть лозунг, что мы чужой земли не хотим, а зачем же мы перешли польскую границу. Ведь в Польше и в других странах есть компартия, есть пролетариат, ну и пусть они сами совершат революцию и своими силами избавляются от помещиков и капиталистов". А политрук учебного батальона 4-й танковой бригады Украинского фронта Потелешко заявил: "Такая политика противоречит учению партии Ленина-Сталина. Ленин учил, что революцию на штыках не принесёшь, как в Польшу, так и в другую страну. К этому кто-то приложил руку, чтобы изменить нашу политику" [Там же. С. 308].
Мы можем видеть, что основной целью боевых действий провозглашалось освобождение трудящихся, угнетаемых "польскими панами". Противник изображался классово расколотым, население занимаемых территорий - дружественным РККА. Враг представлялся в виде помещиков, офицеров, шляхты. В свою очередь, все эти категории населения изображались в жалком виде.
Эйфорией, "головокружением от успехов" в походе в Польшу, очевидно, вызван тон пропаганды в следующем военном конфликте, в котором пришлось участвовать РККА - войне с Финляндией.
После того, как с Финляндией не удалось заключить соглашение, подобное сентябрьско-октябрьским договорам с государствами Прибалтики и ввести туда войска, Сталин и его окружение решили применить силу.
Ещё в ходе переговоров с финскими представителями началась пропагандистская подготовка к войне. В газетах промелькнули сообщения об увеличении до 10-ти часов рабочего дня в Финляндии [Правда. 1939, 26 октября], о росте там безработицы [Там же, 31 октября].
О предмете переговоров советской общественности поведал Молотов 31 октября в докладе Верховному Совету (до этого в прессе были лишь сообщения о приезде в Москву финляндского представителя Паасикиви и его встрече с Молотовым и Сталиным [Там же, 11, 12, 13 октября. Ленинградская правда. 1939, 12, 13 октября]). К этому времени на переговорах речь шла уже о перемещении границ, и Молотов обосновал её необходимость военной угрозой: главный, после Москвы, город страны - Ленинград - "находится всего в 32 километрах от границы Финляндии. Это значит, что Ленинград находится от границы другого государства на расстоянии меньшем, чем это нужно для артиллерийского обстрела из современных дальнобойных орудий... Советское Правительство проявляет особую заботу относительно Финского залива, являющегося морским подступом к Ленинграду, а также относительно той сухопутной границы, которая в каких-нибудь 30 километрах нависла над Ленинградом. Я напомню, что население Ленинграда достигло трёх с половиной миллионов, что почти равно населению всей Финляндии, насчитывающей 3 миллиона 650 тысяч жителей (Весёлое оживление в зале)".
Молотов выразил уверенность, что "руководящими финляндскими кругами будет правильно понято значение укрепления советско-финляндских дружественных отношений и финляндские деятели не поддадутся какому-либо антисоветскому давлению и подстрекательству со стороны кого бы то ни было".
Последнее - давление со стороны, занимало в аргументации Молотова видно место. Он сразу же, заговорив о советско-финских отношениях, посетовал, что они находятся "в особом положении... Это объясняется, главным образом, тем, что в Финляндии больше (чем в прибалтийских странах - Т. М.) сказываются разного рода внешние влияния со стороны третьих держав". Теперь же, выразив надежду на понимание финляндских властей, он привёл пример такого влияния: "...даже президент Соединённых Штатов Америки нашёл уместным вмешаться в эти вопросы, что трудно согласовать с политикой американского нейтралитета. В своём послании 12 октября на имя т. Калинина... г. Рузвельт выразил надежду на сохранение и развитие дружелюбных и мирных отношений между СССР и Финляндией. Можно подумать, что у Соединённых Штатов Америки лучше обстоят дела, скажем, с Филиппинами или Кубой, которые давно требуют от США свободы и независимости и не могут их получить, чем у Советского Союза с Финляндией, которая давно уже получила от Советского Союза и свободу и независимость". Но при этом Молов выразил твёрдую уверенность, что "при наличии доброй воли, Финляндское правительство пойдёт навстречу нашим минимальным предложениям..." [Правда. 1939, 1 ноября; Красная звезда. 1939, 1 ноября; Ленинградская правда. 1939, 1 ноября; О внешней политике Советского Союза. Доклад председателя Совета Народных Комиссаров и Народного Комиссара Иностранных Дел тов. В. М. Молотова на заседании Верховного Совета Союза СССР 31 октября 1939 года//Большевик, N20//1939. С. 7-10]
О возможности другого пути решения финляндской проблемы свидетельствовало выступление в Верховном Совете А. А. Кузнецова. В своей речи он явно намекал на то, что Финляндию может ждать участь Польши:
"...непонятным мне становится поведение правящих кругов Финляндии, которые до сих пор тормозят заключение договора между СССР и Финляндией.
Я не знаю, на кого рассчитывают представители этих правящих кругов? Нам хорошо известно, что кое-какие правительства тоже на кого-то рассчитывали, надеялись, даже имели гарантии, но что из этого получилось также всем хорошо известно" [Правда. 1939, 1 ноября. Ленинградская правда 1939, 1 ноября].
3 ноября на первой странице "Правды" появилось сообщение "К вопросу о советско-финляндских переговорах". Оно состояло из двух пунктов. Первый их них имел выразительный заголовок: "Министр иностранных дел Финляндии призывает к войне с СССР". Утверждалось, что "вопреки здравому смыслу, некоторые руководители Финляндии не выражают желания договориться с СССР". На следующий день после речи Молотова, "которая внесла полную ясность в вопрос о советско-финляндских переговорах", глава МИДа Финляндии Эркко "выступил с речью, которую нельзя расценить иначе, как призыв к войне с СССР", так как он оценил советские предложения как покушение на суверенитет Финляндии. Руководители Финляндии теперь уже открыто сравнивались с "польскими панами", а сам Эркко - с занимавшим такой же пост Беком:
"В заключение Эркко выступил в прямой угрозой Советскому Союзу, заявляя, что он знает, на какие силы может опереться Финляндия, какие силы могут обеспечить нейтралитет и свободу Финляндии в случае угрозы её безопасности.
Точь в точь, как бывший министр Польши Бек. Как известно, он также провокационно выступал перед войной Польши с Германией и - в результате этого - спровоцировал войну с Германией.
Силы, на поддержку которых надеется г-н Эркко в своей борьбе против Советского Союза, известны и нам. Это те силы, которые стремились разжечь пожар войны в Европе и добились своей цели, которые пытались и продолжают пытаться, но безуспешно, втравить СССР в войну против Германии и его прибалтийских соседей. Это те силы, которые спровоцировали войну Польши с Германией и загубили на этом Польшу, привели к уничтожению Польши.
Нужно признать, что лавры господина Бека не дают спать господину Эркко".
Во второй части, озаглавленной "Фальшивая политическая игра некоторых шведских политических деятелей", говорилось, что некоторые шведские министры и шведская печать заявляют, что создание морской базы СССР у входа в Финский залив "будет угрожать независимости Скандинавии... эти шведские политические деятели выполняют в данном случае заказ своих хозяев с Запада. Некоторые сферы на Западе стоят против обеспечения безопасности СССР в Финском заливе. Ну, а их приказчики в Швеции вынуждены играть свою фальшивую игру, чтобы угодить своим хозяевам". Мы вновь видим мотив давления со стороны западных держав, "поджигателей войны", имелись ввиду англо-французские "сферы". Заканчивалось сообщение прямой угрозой: "Наш ответ прост и ясен. Мы отбросим к чёрту всякую игру политических картежников и пойдём своей дорогой, несмотря ни на что, ломая все и всякие препятствия на пути к цели" [Правда. 1939, 3 ноября. Ленинградская правда. 1939, 4 ноября].
Как видим, советская пресса, во-первых, очень быстро перешла к угрозам, во-вторых, как главный виновник надвигающейся схватки указывались "поджигатели войны" с Запада, те, которые уже, по уверениям газет, хотели стравить Германию и СССР.
12 ноября в сообщении ТАСС утверждалось, что финны, недавно имея на Карельском перешейке 2-3 дивизии, теперь "увеличили число дивизий, висящих над Ленинградом, до семи" [Правда. 1939, 12 ноября. Красная звезда. 1939, 12 ноября. Ленинградская правда. 1939, 12 ноября]. Тут сам подбор слов должен был создать ощущение финской угрозы. Дивизии не просто находятся недалеко от Ленинграда, они над ним нависают над городом.
Затем в газетах номер за номером стали появляться материалы о том, как Финляндия готовится к войне. 13 ноября сообщалось: "Вся страна превращена в сплошной военный лагерь. Под ружьём находится, как говорят, 25 возрастов". Мобилизация требует огромных средств, "некоторые определяют сумму расходов в 30 миллионов марок в день, другие - в 60 миллионов. Во всяком случае, военные расходы составляют не меньше 40 миллионов марок в день... при таком положении Финляндия сможет продержаться не более 4-7 месяцев" [Правда. 1939, 13 ноября. Ленинградская правда. 1939, 14 ноября]. Появились сообщения об антисоветской кампании в Финляндии [Правда. 1939, 16 ноября. Красная звезда. 1939, 16 ноября. Ленинградская правда. 1939, 16 ноября].
Чтобы быть более убедительно, советские издания ссылались на "прогрессивную" финскую печать - на газету "Суомен пенвильелия" и журнал "Сойхту" [Например: Правда. 1939, 12 ноября. Ленинградская правда. Красная звезда. 1939, 12 ноября. 1939, 12 ноября].
Тема западных интриг развивалась в карикатурах. 16 ноября в "Правде" напечатали карикатуру Юрия Ганфа "Наука и техника. Управление на расстоянии". Она состояла из двух рисунков. Первый - тумблер со стрелкой. На делениях тумблера надписи: "Ложь. Клевета", "Угрозы", "безответственные заявления", "выпады", "отказ простой", "отказ решительн.", "вызывающ. тон", "наглый тон". Рука англичанина (на ней кольцо с рисунком британского флага) двигает стрелку от первого деления к последнему. Второй рисунок: небольшой столбик, от него протянут провод, на конце провода - некий персонаж (финн) во фраке, меховой шапке, сапогах со шпорами, у него на ремнях висят два ружья, он замахивается двумя ножами и брызжет слюной.
Следующие несколько дней печатались сообщения, о содержании которых в большинстве случаев можно судить уже по заголовкам (названия приводятся по "Правде"): 18 ноября: "Бедственное положение трудящихся в Финляндии". 19 ноября: "Правящие круги Финляндии провоцируют войну с СССР". 21 ноября: "Газета "Суомен пенвильелия" о предательстве финской социал-демократии", "Экономические затруднения Финляндии". 22 ноября: "Положение эвакуированного финского населения". 23 ноября: "Разгул антисоветской кампании в Финляндии", "Эпидемия паратифа в Хельсинки". 24 ноября: "Рост недовольства финляндского народа политикой правительства". 25 ноября: "Репрессии против печати в Финляндии", "Снижении зарплаты финских рабочих". 26 ноября: "Усиление налогового пресса в Финляндии", "Бедственное положение резервистов, призванных в финляндскую армию".
Обыгрывались две темы: подготовка войны с СССР, страдания угнетённого финляндского трудового народа.
Со временем тон советской печати становился всё более наступательным и оскорбительным. От намёков на "польский вариант" без открытого упоминания Польши она перешла к открытым угрозам. 26 ноября на первой странице "Правды" (но это - не передовая) появилась статья "Шут гороховый на посту премьера", более похожая на фельетон:
"Финляндское правительство боится выступать в своём парламенте. Зато премьер-министр Каяндер охотно выступил 23 ноября в концерте. Играла музыка, премьер говорил. Финляндскую буржуазию надо развлекать в её нынешнем тяжёлом положении. Каяндер развлекал, как мог. Он обнаружил незаурядное дарование шута.
Каяндер превратил концертную эстраду в арену цирка-балагана. Как шут, он кувыркался и говорил всё шиворот-навыворот. Он стоял на голове и ходил на руках.
Он начал с того, что вынес на арену портреты русских царей и стал отвешивать пред ними низкие поклоны. Он делал это серьёзно и с умилением прирождённого холопа.
Он говорил о "сочувственной Финляндии политике, которая проводилась Александром 1-ым и Александром 2-ым и встречала одобрение всего населения Финляндии".
После этого шут гороховый стал на голову и погрозил ногой Советскому Союзу, который будто бы покушается на независимость Финляндии. Поза поистине величественная!"
Вновь проводилась параллель с "панской" Польшей. Заканчивалась статья словами: "Надо надеяться, что финский народ не даст марионеткам вроде Каяндера вести дальше государственный корабль Финляндии по гибельному пути Беков и Мосьцицких" [Правда. 1939, 26 ноября. Красная звезда. 1939, 27 ноября. Ленинградская правда. 1939, 27 ноября].
Поводом к началу войны послужил инцидент у селения Майнила. По заявлению советского правительства, 26 ноября с финской стороны был произведён артобстрел советских войск. Погибло 4 человека, было ранено 9. В зарубежной и современной отечественной историографии обычно указывается, что выстрелы были проделаны с советской же стороны [Энгл Э., Паананен Л. Советско-финская война. Прорыв линии Маннергейма. 1939-1940. М.: "Центрполиграф". 2008. С. 37-39; Маннинен О. "Выстрелы были"//Родина, N12//1995; Чубарьян А. О. Канун трагедии: Сталин международный кризис: сентябрь 1939 - июнь 1941 года. М.: "Наука". 2008. С. 207]. Есть, однако, подозрения, что выстрелов вообще не было, а о них только объявили. В пользу этого говорит хотя бы то, что штаб ЛВО узнал об обстреле Майнилы не из доклада снизу, а сверху, из Генштаба, откуда только после официального заявления Молотова об обстреле последовал вопрос: "Что за провокационная стрельба была со стороны финнов?" Начсостав 19 стрелкового корпуса, в которые входили будто бы обстрелянные части, узнал о случившемся только... из сообщения радио [Невежин. В. А "Если завтра в поход...". С. 193]. Так же "до сих пор неизвестны фамилии погибших красноармейцев и красных командиров" [Семиряга И. М. Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941. М.: "Высшая школа". 1992. С. 156].
Есть, правда, свидетельство человека, участвовавшего в организации обстрела. На него ссылается финский историк Охто Маннинен: "Наиболее интересное свидетельство было высказано ещё в 1985 году генералом КГБ Окуневичем писателю из Санкт-Петербурга Игорю Буничу. Генерал Окуневич во время этого инцидента, будучи в чине майора НКВД, вместе с 15 другими военнослужащими, производившими пробные выстрелы из нового секретного оружия, находился в районе, указанном выше (т. е. у Майнилы - Т. М.). Их сопровождали два "эксперта по баллистике" из Москвы. Было произведено пять выстрелов" [Маннинен О. "Выстрелы были"... С. 57]. Между тем, Игорь Бунич известен как обладатель буйной фантазии. Его сочинение "Операция "Гроза"", где он приводит эти сведения, наполнено множеством всяческих вымыслов. Книга опубликована в 1994-м году. Окуневич, на которого Бунич ссылается, по его же словам умер в 1986 году [Бунич И. Л. Операция "Гроза" или ошибка в третьем знаке. Книга первая. СПб.: "ВИТА-ОБЛИК". 1994. С. 109], ещё до наступления "гласности" и возможности опубликовать такое свидетельство. Зная произведения Бунича, резонно задаться вопросом: а существовал ли вообще реальный человек Окуневич (даже если он ничего не рассказывал про Майнилу), или он - очередной плод фантазии автора? Так что есть все основания считать, что обстрел Майнилы существовал лишь на бумаге [Подробнее см.: Аптекарь П. "Выстрелов не было"//Родина, N12//1995; Невежин. "Если завтра в поход..." С. 192-193].
Но были выстрелы или нет, а 27 ноября сообщение, озаглавленное "Наглая провокация финляндской военщины", появилось в советских газетах. Тут же излагалась нота советского правительства, в которой говорилось, что "Советское правительство не намерено раздувать этот возмутительный акт нападения со стороны частей финляндской армии, может быть, плохо управляемых финляндским командованием", но от Финляндии требовалось "незамедлительно отвести свои войска от границы на Карельском перешейке - на 20-25 километров, и тем предотвратить возможность повторных провокаций". Рядом с нотой "Правда" под заголовком "Наглая провокация финляндской военщины вызвала огромное возмущение трудящихся нашей страны" был помещён ряд сообщений и митингах и их резолюций, которые наглядно показывали, как именно сталинское руководство "не намерено раздувать этот возмутительный акт". Заголовки большинства из них были типичны: "Приветствуем решительную ноту Советского правительства", "Спокойный и грозный ответ", "Мудрая политика Советского правительства", "Воля народа". Но среди них встречались и более агрессивно окрашенные: "На удар провокаторов войны ответим тройным ударом". Характерна лексика этих резолюций: "незадачливые правители Финляндии", "зарвавшаяся финляндская военщина". В самих резолюциях хватало угроз: "Мы попросили финскую военщину отойти подальше, километров на 20-25 от нашей границы. Не отойдёт - отбросим!", "Финляндский народ не хочет войны. Войну затевают потерявшие голову враги Финляндии. Но пусть они помнят, что их судьба будет такой же горькой, как и судьба польских горе-правителей", "По первому зову партии и правительства мы готовы с оружием в руках выступить на защиту социалистической родины и нанести кровавым поджигателям войны сокрушительный удар", "Пора обуздать ничтожную блоху, которая прыгает и кривляется у наших границ, испытывая наше терпение..." [Правда. 1939, 27 ноября. Красная звезда. 1939, 27 ноября. Ленинградская правда. 1939, 27 ноября. Кроме того, 28 ноября "Красная звезда" напечатала статью Владимира Ставского "В районе Майнила"].
29 ноября газеты сообщили о новых провокациях, кроме того, в них можно было прочесть текст финской ноты от 28 ноября по поводу событий в Майниле и советский ответ. Финская сторона предположила, что "дело идёт о несчастном случае, происшедшем при учебных упражнениях, имевших место на советской стороне", предложила совместное расследование и обоюдный отвод войск от границы. В ответной советской ноте выражалось возмущение отрицанием факта "обстрела финскими войсками" и предложение отвода от границы советских войск расценивалось как абсурдное, так как их пришлось бы размещать в предместьях Ленинграда. По словам ноты, такие предложения "изобличают враждебное желание правительства Финляндии держать Ленинград под угрозой" [Правда. 1939, 29 ноября. Красная звезда. 1939, 29 ноября. Ленинградская правда. 1939, 29 ноября].
Сообщения о митингах шли непрерывной полосой вплоть до начала войны [Правда. 1939, 28 ноября, 29 ноября, 30 ноября. Красная звезда. 1939, 28, 29, 30 ноября. Ленинградская правда. 1939, 28, 29, 30 ноября]. Причём градус их агрессивности нарастал, 29 ноября их украшали заголовки: "На огонь отвечать огнём!", "Нашему терпению приходит конец!", "Смести с лица земли финских авантюристов!", "Покончить с игрой политических картежников", "Их ждёт участь Бека и Мосьцицкого". Всё это увенчивалось общим заголовком: "Единодушное требование советского народа - нанести сокрушительный, уничтожающий удар финским поджигателям войны" [Правда. 1939, 29 ноября].
30 ноября советские войска перешли границу. 1 декабря газеты вместе с сообщением об этом напечатали резолюции очередных митингов: "Стереть с лица земли зарвавшихся финских бандитов!", "Пришёл конец терпению" [Правда. 1939, 1 декабря. Ленинградская правда. 1939, 1 декабря].
Пропагандистская подготовка к войне вызывала различные отклики. Начальник Медвежьегорского райотдела НКВД Безбородов в своей записке главе НКВД Карельской республики капитану ГБ Баскакову "О настроениях населения в связи с выступлением тов. Молотова на 5-й Внеочередной Сессии Верховного Совета Союза СССР (так в тексте - Т. М.)" от 11 ноября сообщал:
"В райцентре... часть населения высказывается, что с Финляндией урегулируют все вопросы мирным путем, многие утверждают, что здесь дело дойдёт до военных действий, некоторые вообще возмущаются, что почему Советский Союз до сих пор няньчится с Финляндским правительством, надеющимся в войне против Советского Союза получить чью-то помощь и угрожают при этом нам, они высказывают мысль о немедленном уничтожении Финляндского правительства и занятием Финляндии, добавляя при этом, что Финский народ с нами" [Фролов Д. Д. Из истории Зимней войны 1939-1940 гг. Советские военнопленные, финская пропаганда на фронте и настроения граждан СССР во время Зимней войны. Сборник документов. Петрозаводск. 1999. С. 80. При цитировании этого издания везде сохраняются орфография и пунктуации оригинала].
Вместе с тем чекисты отмечали, что среди населения "наблюдаются настроения панического характера, а иногда и антисоветского". Кто-то ждал от войны только ухудшения жизни, например, жительница села Покровское Фокина Наталья Григорьевна говорила: "Скоро будет война с Финляндией т. к. большая масса войск Красной Армии движется на финскую границу, потому у нас сейчас нет ни сахару, ни чаю, да и хлеб скоро будем получать по пайкам, и хорошего нам ждать нечего" [Там же. С. 79]. А "во 2 классе Медвежегорской НСШ ученица ГОЛУБЕВА Юлия, 14 лет, распространяет среди детей клеветническую информацию, что скоро будет война с Финляндией и фины всех нас будут убивать" [Там же. С. 80].
С началом войны советская пресса напечатала два документа, якобы исходивших от самих финнов. Это "Обращение ЦК компартии Финляндии к трудовому народу Финляндии", помеченное при публикации, как "радио-перехват" и перевод с финского, "Декларация Народного Правительства Финляндии", также помеченная как радиоперехват. Как ныне известно, написаны они были в Москве, сохранились их черновики с правкой Молотова и Жданова [Невежин В. А. "Если завтра в поход..." С. 200-201; Невежин В. А. Синдром наступательной войны... С. 90. Так же см.: Некрич А. М. 1941, 22 июня. Издание 2-е, дополненное и переработанное. М.: "Памятники исторической мысли". 1995. С. 140 (у Некрича упоминается лишь Жданов)].
В "Обращении ЦК компартии Финляндии" финские власти характеризовались как "заправилы бело-Финляндии", они делали "всё возможное для того, чтобы довести наш народ до гибели", их правительство "ненавистно и проклято в гуще народа", из-за них страна 21 год "была, подобно панской Польше, гнездом антисоветских интриг". Воззвание призывала свергнуть "обанкротившуюся правительственную партию", создать "трудовой народный фронт", а на его основе - Народное Правительство. РККА по уверению автором непобедима, она идёт как "освободитель нашего народа". "Смешно даже думать, генералишки финляндской армии могли бы устоять перед Красной Армией" [Правда. 1939, 1 декабря; Красная звезда. 1939, 2 декабря; Ленинградская правда. 1939, 2 декабря; Обращение ЦК компартии Финляндии (Радио-перехват. Перевод с финского)//Большевик, N22//1939. С. 4-10].
На следующий день после его публикации в газетах появилась "Декларация Народного правительства", возглавленного секретарём Исполкома Коминтерна Отто Куусиненом, и будто бы созданного в пограничном городе Териоки. Декларация провозглашала Финляндскую Демократическую Республику (ФДР).
Московское авторство этих документов было вполне заметно по характерным пропагандистским штампам - например, по определению Польши как "панской". Нужно согласиться с В. А. Невежиным в том, что "несомненный приоритете в изобретении бессмысленного термина "панская Польша" ("пан" - вежливое обращение к лицам мужского пола в Польше) принадлежит сталинской [точнее - просто советской, этот штамп употреблялся уже во время Гражданской войны - Т. М.] пропаганде" [Невежин В. А. Синдром наступательной войны... С. 91]. Сочинялись документы, связанные с ФДР довольно топорно, например, присягу бойца "Народной Армии Финляндии" Жданов просто скопировал с присяги РККА, внеся туда лишь "несколько чисто формальных поправок" [Некрич А. М. 1941, 22 июня. С. 140].
Одновременно с появлением декларации и объявлением об установлении дипломатических отношений с ФДР было напечатано сообщение "Министерская чехарда в Гельсинки", о том, что 1 декабря правительство Каяндера было заменено правительством Таннера, а то, в свою очередь - кабинетом во главе с Рюти. Причём слово "правительство" в этом сообщении бралось в кавычки - законной властью в Финляндии признавали уже только правительство ФДР. "Правда" напечатала карикатуру Кукрыниксов. На ней изображён твёрдо идущий вперёд пароход "Народное Правительство Финляндии". У него на пути - тонущая галоша с крысами. Часть крыс, спасаясь, прыгает в воду, часть - пытается выстрелить из установленной на носу калоши пушки. На крысах - типичная для советских карикатур "буржуазная" одежда или военная атрибутика - фуражка, ножны с саблями. Над галошей надломленный флаг, на котором написано: "Правительство..." и далее три зачёркнутых надписи: "Каяндера", "Таннера", "и др." [Правда. 1939, 2 декабря]
В период "освободительного похода" против Польши одним из пропагандистских его оправданий была ссылка на то, что польское правительство бежало из страны. Теперь этот тезис снова был взят на вооружение, вскоре "Большевик" рисовал красочную картину: "Паника охватила правительственную банду шутов, засевшую в министерских дворцах в Хельсинки. Началась министерская чехарда, пожалуй, невиданная в истории: за один день в Хельсинки сменилось три премьера..." Но и последнее из этих трёх правительств "бежало из Хельсинки в неизвестном направлении" [Донский Н. Советский Союз и Финляндия//Большевик, N22//1939. С. 64].
3 декабря газеты поведали читателям о заключении договора о взаимопомощи и дружбы с ФДР, была напечатана карта, показывающая границу, установленную по этому договору. В состав ФДР передавалась часть Карелии, СССР получал землю на Карельском перешейке. Сопровождалось это сообщениями о митингах с одобрением договора. Характерны их заголовки: "СССР уважает независимость и свободу малых стран и народов", "Дружба и мир", "Нерушима дружба между советским и финским народами", "Блестящий образец дружелюбного разрешения международных вопросов" [Правда. 1939, 3 декабря; Красная звезда. 1939, 3 декабря; Ленинградская правда. 1939, 3 декабря; Договор о взаимопомощи и дружбе между Советским Союзом и Финляндской Демократической Республикой//Большевик, N22//1939], "Трудящиеся СССР приветствуют финский народ", "Настоящий хозяин Финляндии", "Красная Армия немеет свободу и счастье финскому народу", "Договор с Финляндской Демократической Республикой разбил в прах надежды провокаторов войны" [Правда. 1939, 4 декабря].
Затем, 5 декабря, в газетах можно было прочитать, что Молотов принял шведского посла, передавшего желание финского руководства начать мирные переговоры, и что по просьбе Финляндии ("будет просить их принять все необходимые меры, чтобы остановить агрессию") будут созваны Совет и Ассамблея Лиги Наций. И шведскому послу, и генсеку Лиги Наций Молотов ответил, что "Советский Союз не находится в состоянии войны с Финляндией и не угрожает войной финляндскому народу... Советский Союз находится в мирных отношениях с Финляндской Демократической Республикой", чьё правительство 1 декабря "обратилось к Правительству СССР с предложением" помочь ФДР "военными силами, для того, чтобы совместными усилиями, возможно скорее, ликвидировать опаснейший очаг войны, созданный в Финляндии её прежними правителями" [Правда. 1939, 5 декабря. Красная звезда. 1939, 4 декабря. Ленинградская правда. 1939, 4 декабря].
Из опубликованных сводок НКВД известно о негативном восприятии договора с ФДР населением Карелии. Из Медвежьегорского райотдела НКВД докладывали в Петрозаводск:
"Подавляющая часть населения (курсив наш - Т. М.) в города Медвежьегорске и районе после опубликования в газетах карты районов Карелии, присоединенных согласно договору к Финляндии, выражает нежелание перейти под руководство Финского Временного правительства и говорит:
"Плохо или хорошо, но мы спокойно жили, были уверены в завтрашнем дне, а сейчас, если нас присоединят к Финляндии, неизвестно, что ещё будет, видимо придется куда-либо уезжать из Карелии"" [Фролов Д. Д. Из истории Зимней войны. С. 86].
В другом докладе сообщалось:
"7/XII-39 в труд. поселке Кумса-2 Покровского сельсовета проходило собрание по вопросу присоединения части Карелии к Финляндии, после доклада ряд выступавших переселенцев говорили:
"Никто из нас не пойдет в Финляндию, хватит помучила нас Советская Власть один раз, а второй раз невыйдет, как передают Финляндию, опять придется по миру ходить, как ходили здесь"" [Там же. С. 89].
Кто-то вообще отрицательно воспринимал "освободительные" лозунги. Десятник ББК Павлов А. М. говорил: "Зачем только начали войну, с Финляндией, что нам оттуда нужно, гонят туда красноармейцев, столько будет человеческих жертв, и зачем только присоединились войска СССР к войскам Финляндской Демократической Республики, пользы нам от этого не видно никакой" [Там же.. Так же скептические высказывания о "народном правительстве" см.: Мельтюхов М. И. Материалы особых отделов НКВД... С. 312].
Домработница Карлякова М. И. считала: "На сторону Временного Народного Правительства Финляндской Республики - финский народ не пойдёт, потому, что финский народ знает какая жизнь в Советском Союзе и знают, что в Советский Союз не так уж силен, что бы бороться против Капиталистических стран, когда мол население в Советском Союзе недовольно жизнью" [Фролов Д. Д. Из истории Зимней войны. С. 89].
Первые дни войны на страницах газет публиковалось немало статей, освещавших действия фронте. Они описывали события в уже заданной тональности. В "Правде" за 5 декабря можно было прочитать статью Николая Вирта "Шюцкоры - звери": "Да, наш враг вероломен, труслив, хитёр подлой хитростью, коварен и злобен". Финны не сражались, а отступали, усыпая всё минами. "Финские белобандиты переняли всю подлую науку войны из-за угла, предательских ударов в спину, ударов трусливых, злобных. Пакость на каждом шагу". При этом автор отмечал: "все мины, которые мы видели, оказались английского происхождения". Финские войска будто бы силой угоняли население. В другой статье в том же номере (В. Верховский "Беседа с жителями города Териоки") подробно описывались страдания простых финнов. В статье рассказывалось, что финские военные и шюцкоровцы только и занимались тем, что грабили собственных сограждан, а когда началась эвакуация - расстреливали не желавших уходить.
Статьи были полны оптимизма. 5 декабря Н. Вирта в статье "В Териоках" описывал, как вначале он встретился с комиссаром стрелковой дивизии: "До скорого свидания, приезжайте в Хельсинки", - прощался тот с корреспондентом. Потом его пригласил в Хельсинки местный житель, спрятавшийся от "бело-финнов" и дождавшийся прихода частей РККА. Заканчивалась статья описанием встречи с министром обороны ФДР Антиллой:
"- Настроение замечательное, уверенность в победе полная. Мы победим. Вы слышали, что "правительство" бело-финнов бежало из Хельсинки? Они оттуда, мы туда. До скорого свидания в Хельсинки!
Третий человек за один день приглашает меня в Хельсинки.
Однако с 11 декабря в "Правде" прекратили печать каких-либо статей о происходящем на фронте - только краткие сводки штаба ЛВО, которые вскоре стали выглядеть так:
"В течение 29 декабря на всём фронте не произошло ничего существенного.
Наша авиация произвела в ряде районов успешную бомбардировку" [Правда. 1939, 30 декабря. Красная звезда. 1939, 30 декабря. Ленинградская правда. 1939, 30 декабря].
"В течение 4 января на фронте не произошло ничего существенного" [Правда. 1940, 5 января. Красная звезда. 1940, 5 января. Ленинградская правда. 1940, 5 января].
В "Красной звезде" свежие статьи о боях исчезли 10 декабря, в "Ленинградской правде", более близкой к фронту, такие материалы перестали появляться только 17 декабря.
23 декабря свет увидело пространное сообщение "Трёхнедельный итог боевых действий в Финляндии", составленное, согласно газетам, в штабе ЛВО (хотя оно, видимо, как определяющее новую линию пропаганды, составлялось членами Политбюро). Сообщение начиналось ссылкой на зарубежную печать, которая, "особенно французская и английская, считает... что темпы продвижения советских войск слишком малы" и даже, "что наступление советских войска "провалилось", так как молниеносного удара не получилось и советские войска не сумели покончить с финскими войсками всего в одну неделю". Согласно сообщению, такие рассуждения - или клевета, или результат невежества, так как только благодаря ним можно было "приписать руководителям Красной Армии желание - в одну неделю покончить с финскими войсками" [Как ныне известно, разбить финские войска предполагалось за 8-10 дней, а вообще закончить войну - за полмесяца. Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. С. 154]. В этом сообщении впервые появлялась линия Маннергейма, которая "по своей оборонной силе... не уступает оборонной силе укреплённой "линии Зигфрида" на западной границе Германии, против которой вот уже четыре месяца ковыряются англо-французские войска, не имею ни малейшего продвижения вперёд". Сравнивая действия советских и англо-французских войск, авторы заявляли: следует "признать, что советские войска имеют серьёзный успех, тогда как англо-французские войска топчутся на месте и находятся в состоянии полного провала" [Правда. 1940, 23 декабря. Красная звезда. 1939, 23 декабря. Ленинградская правда. 1939, 23 декабря].
Это сообщение - первое появление в пропаганде линии Маннергейма. Затем стали появляться сообщения о её силе со ссылками на иностранную прессу [Например: Правда. 1940, 21 февраля. Ленинградская правда. 1940, 21 февраля. Со ссылкой на литовскую газету "Овентблат" ]. Она стала фигурировать в стихах:
Налево сугробы, направо болота,
Кругом валуны и повсюду вода.
А в городе пушки, бетон, пулемёты,
Железные сети в четыре ряда [Правда. 1940, 7 февраля].
Статьи о событиях на фронте вновь появились лишь во второй половине января. С 16 января стали печататься списки награждаемых [Правда. 1940, 16, 17, 18, 20, 27, января, 6, 8 февраля. 14 февраля - о награждении 123-й стрелковой дивизии. Красная звезда. 1940, 16, 17, 20, 27, января, 6, 8 февраля. Ленинградская правда. 1940, 16, 17, 20, 27, января, 6, 8 февраля], и в связи с этим появились очерки о подвигах награждённых. В это время основные материалы о войне появлялись в международных разделах газет со ссылками на иностранную прессу- о "разгуле белого террора в Маннергеймовской Финляндии", о том, как империалисты организуют помощь "белофиннам" (над этой помощью советские газеты просто издевались, в одном из фельетонов Г. Рыклина сообщалось, будто в Голландии добровольцев, которые отправляются воевать на стороне "Белофинляндии", набирают... в сумасшедшем доме [Правда. 1940, 6 марта]), о протестах рабочих разных стран против помощи "белофиннам" и их поддержке Советского Союза (например, 22 января сообщалось, что "волна протестов против опасной для Швеции и её народа деятельности поджигателей войны растёт с каждым днём" [Правда. 1940, 22 января. Красная звезда. 1940, 22 января. Ленинградская правда. 1940, 22 января]). Особое место заняли материалы, связанные с исключением СССР из Лиги наций. Этому было посвящено пространное Сообщение ТАСС, напечатанное в "Правде" вместо передовицы и, два дня спустя, передовая статья "Правды" [Правда. 1939, 16, 18 декабря. Красная звезда. 1939, 16 декабря. Ленинградская правда. 1939, 16 декабря]. Содержащаяся в них оценка такова: Лига наций показала себя инструментом в руках поджигателей войны, "это нелепое решение Лиги Наций вызывает ироническую улыбку и оно способно лишь оскандалить его незадачливых авторов". Советские руководители издевались над процедурой исключения СССР из Лиги. В Совет Лиги входили 15 стран, за исключение СССР проголосовали 7, ещё 8 представителей или отсутствовали или воздержались:
"Таким образом, Англия и Франция, имеющие всего 89 миллионов населения, опираясь на Бельгию, Боливию, Египет, Южно-Африканских Союз и Доминиканскую республику, имеющих вместе всего 38 миллионов населения, приняли решение об "исключении" Советского Союза, имеющего 183 миллиона населения. Случайно подобранные "представители" 127 миллионов населения "исключили" СССР с его 183 миллионами населения" [Правда. 1939, 16 декабря. Красная звезда. 1939, 16 декабря. Ленинградская правда. 1939, 16 декабря].
В одном из фельетонов Давида Заславского Лига наций называлась "живым трупом" [Правда. 1940, 11 января].
Тем не менее угроза войны с Западом испугала многих советских людей.
Один из жителей Медвежьегорского района Карелии высказывался: "Напрасно везут столько машин на границу, если только Англия будет помогать Финляндии, то Красной Армии не устоять, потому, что Англия имеет большой Морской и Воздушный флот, если-же Англия и Франция не помогут Финляндии не помогут, то последняя пропадёт" [Фролов Д. Д. Из истории Зимней войны. С. 84]. Врач Ладинский с женой высказывали опасение "как-бы Финляндия не забросала нас бомбами, так как наверное ей помогут Англия и Франция, Швеция и Норвегия, да и наши коммунисты все чего-то боятся, все чего-то дрожат" [Там же. С. 84]. Трудпоселенец Зеленский В. А. высказывал такое мнение: "Советский Союз начал войну с Финляндией, но не может быть, чтобы СССР победил, - победит Финляндия. СССР только может втравить в войну, а потом Финляндии помогут Англия, Франция, и Гитлер" [Там же. С. 88].
Как видим, многие считали реальной угрозу вмешательства в войну других держав - обычно Англии и Франции, соседних с Финляндией скандинавских государств, иногда допускали возможность их сговора с Гитлером на антисоветской почве.
Вызывали различные отзывы боевые действий. В Карелии, их ход, согласно сводкам Медвежьегорского НКВД, породил "много кривотолков и антисоветских слухов" [Там же. С. 87].
Телефонистка управления ББК, чей муж был на фронте, рассказывала: "Муж пишет, что был под обстрелом, пули жужжат, как мухи, наши части попадают под обстрел с двух сторон, много убитых и раненых. Со стороны нашего командования есть полная измена, т. к. бойцов ставят под открытый огонь, а стрелять запрещают по противнику" [Там же. С. 87]. Врач Ладинский считал: "Наша газета "Правда" отчаянно врет, пишет, что с нашей стороны идет наступление, нет ни малейших жертв, а между тем везде готовят дома и школы под лазареты" [Там же. С. 87]. Были зафиксированы слухи, "что финны сбивают в день по 40-50 советских самолетов" [Там же. С. 90].
В Ленинградской области лектора Сухомлинова, 25 января выступавшего в Боровичах перед партактивом спрашивали (он указывает на этот вопрос, как характерный):
"Почему затягиваются военные действия в Финляндии?" [ЦГАИПД СПб. Ф. 24, оп. 10, д. 490, л. 17]
На последующих лекциях его спрашивали:
"Почему мы имея 180 млн. населения не можем справиться с Финляндией где населения 3 Ґ млн. чел.?" [Там же. Д. 490, л. 18]
Как видим, скудость официальной информации с фронта вызывала у людей недоумение.
12 марта был заключён советско-финляндский мирный договор. На следующий день "Правда" писала в передовице, что "советский народ достиг того, чего хотел". При этом газеты ссылалась на выступление Молотова 29 ноября, в котором он заявил, что единственная цель СССР в конфликте с Финляндией - "обеспечение безопасности Советского Союза и особенно Ленинграда" [Правда. 1940, 13 марта]. Была проведена кампания митингов, принявших соответствующие резолюции: "Советский народ целиком одобряет мирную политику своего правительства", "Пусть знают капиталисты, что с нами шутить нельзя", "Победа мирной политики Советского Союза", "Горячо одобряем политики Советского правительства" [Там же. См. также: Красная звезда. 1940, 14 марта. Ленинградская правда. 1940, 14 марта].
Однако мирный договор вступал действие 13 марта в полдень. Поэтому на следующий день в оперативной сводке штаба ЛВО за 13 марта можно было прочесть:
"К 7 часам утра 13 марта наши войска после двухчасового штурма заняли город Выборг.
На остальных участках фронта до 12 часов дня ничего существенного не произошло.
В 12 часов по ленинградскому времени боевые действия на всех участках фронта, в соответствии с Мирным договором, прекращены" [Правда. 1940, 14 марта. Красная звезда. 1940, 14 марта. Ленинградская правда. 1940, 14 марта. Об этих боях см.: Минаков Е. П. Краткая хроника основных событий Советско-финляндской войны 1939-1940 годов. СПб.: Военный Инженерно-космический Университет имени А. Ф. Можайского. 2000. С. 84-45].
Естественно, это вызывало вопросы, и одних из лектором Ленинградского обкома в отчёте за июнь 40-го среди характерных вопросов упоминал:
"Зачем брали Выборг штурмом когда он должен был перейти нам по договору" [ЦГАИПД СПб. Ф. 24, оп. 10, д. 490, л. 156].
Был зафиксирован ряд негативных высказываний о мирном договоре. В Ребольском районе мир объясняли так: "Испугались иностранной армии и заключили договор. Теперь иностранные государства будут смеяться над трусостью Советского Союза. Настолько будет соблюдать этот договор Финляндия это еще неизвестно. Может быть с помощью Англии и Франции снова пойдет войной и выберет для этого удобный момент. Тогда будет хуже..." Кто-то прямо говорил, что финны выиграли войну: "Белофинны свой лозунг выполнили - на одного финского солдата убили не 10 москалей, а 20 и больше..."[Фролов Д. Д. Из истории Зимней войны. С. 90, 91]. Часть населения объясняла заключение мира слабостью СССР. Другая часть - негодовала. Младший командир Военно-медицинского училища Добромыслов считал, что "неправильно сделало наше правительство, заключая договор с Финляндией, нужно было бить финляндскую белогвардейщину до конца" [Мельтюхов М. И. Материалы особых отделов НКВД... С. 313]. По слухам, ходившим в Ленинграде, в госпиталях "сообщение о мире было встречено ранеными с криками негодования, воплями, истериками. Многие срывали с себя повязки. Врачебные власти были вынуждены временно выключить радио, чересчур сильна была реакция на новое "достижение" правительства со стороны людей, проливших ради него свою кровь" [Криптон К. Осада Ленинграда. Нью-Йорк: Изд. имени Чехова. 1952//http://antisoviet.imwerden.net/kripton_k_osada.pdf С. 31]. На фронте объявление мира было совершенно неожиданным для красноармейцев. По свидетельству младшего политрука Александра Семихина, политработник, объявивший о мире сразу заявил: "Знаю, у вас будет много вопросов. Вопросов мне не задавайте. На них отвечать не могу". Несмотря на это, "посыпалась ума вопросов. Где правительство Куусинена? Где Народная Армия? Где сам Куусинен? В этой войне, что то непонятное. Политрук, ещё раз сказал резко, что на вопросы отвечать не будет, до тех пор, пока сам узнает" [Фролов Д. Д. Из истории Зимней войны. С. 39. О реакции самого Семихина и о том, как он перебежал на следующий день к финнам см. там же, с. 43].
29 марта перед Верховным Советом выступил Молотов. О войне с Финляндией он сказал, что в её ходе "произошло столкновение наших войск не просто с финскими войсками, а с соединенными силами империалистов ряда стран, включая английских, французских и других, которые помогали финляндской буржуазии всеми видами оружия и, особенно, артиллерией и самолетами, а также своими людьми под видом "добровольцев", своим золотом и всяким снабжением, своей бешеной агитацией во всем мире за всяческое раздувание войны против Советского Союза". Поэтому окончание войны расценивалась не просто как победа над Финляндией, а как победа над "соединенными силами империалистов ряда стран". Основной смысл мира, по словам Молотова, в том, "что он должным образом обеспечивает безопасность Ленинграда, а также Мурманска и Мурманской дороги". О планах "освобождения" финским трудящихся уже не упоминалось [Правда. 1940, 30 марта. Красная звезда. 1940, 30 марта. Ленинградская правда. 1940, 30 марта].
Исчезновение "освободительных" лозунгов и отсутствие информации о правительство ФДР вызывало у населения недоумения. Лектор Столяров указывал в отчёте за март 40-го, что среди основных вопросов, которые ему задавали - вопрос о дальнейшей судьбе "народного" правительства и "народного корпуса" [ЦГАИПД СПб. Ф. 24, оп. 10, д. 490, л. 65, 66. Так же см.: Невежин. Синдром наступательной войны. С. 105-106, 108].
К началу войны советская пропаганда постоянно сравнивала "Белофинляндию" с "панской" Польшей. Расколу финляндского общества на враждебные классы противопоставлялось демонстрировавшееся на митингах монолитное единство советского народа. "Белофинны" изображались вначале в шутовском обличии, значит - слабыми, потом, уже в ходе войны, утверждалось, что они не воюют по настоящему, а "пакостят", их удары - "трусливые и злобные". Очевидно, в результате "освободительного" похода в Польшу у сталинского руководства возникло своеобразное "головокружение от успехов", эйфория, которая перешла на пропаганду. Охватило это "головокружение" и другие звенья власти по нисходящей. Работники разведки ЛВО, имея весьма смутное представление о финских укреплениях [Исаев А. В. Антисуворов. Десять мифов Второй мировой. М. "Яуза", "Эксмо". 2006. (потом эта же книга с той же нумерацией страниц издавалась под названием "10 мифов о Второй Мировой"). С. 54-56], думали, что "с первых же дней войны белофинны побегут, в их тылу будет хаос", и считали достаточным дать агентам задание "с помощью радио сообщать о путях отступления финской армии" [Цит. по: Невежин В. А. "Если завтра в поход..." С. 208; Невежин. Синдром наступательной войны... С. 93]. Перед войной по дипломатическим каналам в Москву передавались сведения о недовольстве призванных в финскую армию резервистов, падении там дисциплины, признаках "разложения" [Невежин В. А. "Если завтра в поход..." С. 187; Невежин В. А. Синдром наступательной войны... С. 85. Так же см. там же, с. 98].
В ходе войны пришлось отказываться от "освободительных" лозунгов. 4 февраля Политуправление РККА направило в войска директиву N29, в которой утверждалось, что вместо разъяснения личному составу, что основная задача боевых действий - обеспечить безопасность Ленинграда, некие "комиссары, политработники, пропагандисты и агитаторы" либо вовсе умалчивали об этом, либо выдвигали на первый план интернациональные задачи "помощи финскому народу в его борьбе против гнета помещиков и капиталистов". Такие пропагандистские установки расценивались как схематичные, книжные, оторванные "от конкретной обстановки" [Невежин В. А. "Если завтра в поход..." С. 211; Невежин. Синдром наступательной войны... С. 106].
В условиях, когда лёгкой прогулки вместо войны не получилось, "освободительные" лозунги пришлось срочно заменять "обеспечением безопасности Ленинграда". Только об этой задаче вспоминала пресса, когда был заключен мир. Однако у населения и красноармейцев, хорошо помнивших, с какими призывами начиналась война, это вызывало недоумение и даже негодование.
В мае 1940 года начальник Политуправления РККА Мехлис расценивал "освободительные" лозунги как ошибочные:
"Глубоко вкоренился предрассудок, что якобы население стран, вступающих в войну с СССР, неизбежно, и чуть ли не поголовно, восстанет и будет переходить на сторону Красной Армии, что рабочие и крестьяне будут нас встречать с цветами. Это ложное убеждение вырастает из незнания действительной обстановки в сопредельных странах" [Из истории Великой Отечественной войны... С. 201].
Однако, несмотря на то, что сталинское руководство должно было усвоить этот вывод, оно и впредь продолжало руководить пропагандой по старой схеме. В июне 1940 г., накануне присоединения Прибалтики к СССР Мехлис в директиве Политуправления КА на первый план ставил задачу "обеспечить безопасность СССР", и лишь в дополнение к этому, "заодно", - помочь трудящимся Прибалтики "освободиться от эксплуататорской шайки капиталистов и помещиков" [Цит. по: Невежин В. А. Синдром наступательной войны... С. 108]. Ввод войск в Прибалтику в пропаганде мотивировался внешней угрозой, причём угрозу эту связывали с Англией и Францией. Но потом, уже после смены правительство в Прибалтике, освободительные лозунги вновь вышли на первый план. Во время подготовки к вводу советских войск в Бессарабию и Северную Буковину тот же Мехлис в своей директиве от 21 июня 1940 г. подчёркивал, что румынская армия почти на 90% состоит их крестьян, 50% рядового состава - представитель национальных меньшинств, и, поскольку они подвергались "дикому угнетению", директива ставила задачу: "Пропагандировать переход врага на нашу сторону и антивоенные настроения в армии противника" [Цит. по: Невежин В. А. Синдром наступательной войны... С. 126]. Лозунги "освобождения" снова стали превалирующими.
Урок Зимней войны явно не был усвоен.
Не будем подробно останавливаться на присоединении к СССР Прибалтики, Бессарабии и Северной Буковины. Основные тенденции и методы в пропагандистских кампаниях, связанных с этим, совпадали с "освободительными" кампаниями польского похода и начала войны с Финляндией.