Титов Олег Николаевич : другие произведения.

Пшеничные поля навсегда

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Написан в 2015 году на конкурс "Колфан" (финал). Тема: "Из города А в город Б навстречу друг другу..."

  Однажды из города М и города В навстречу друг другу вылетели две межконтинентальные баллистические ракеты. Они могли бы встретиться где-то над Северным полюсом, примерно спустя полчаса.
  Могли бы встретиться...
  Если бы их действительно было две, а не две тысячи...
  Если бы город М с городом В не были фигурами речи, означающими целые страны...
  И если бы случилось еще несколько десятков крайне маловероятных совпадений...
  Они могли бы встретиться.
  
  
  В нескольких часах езды от Москвы есть пшеничное поле.
  Конечно, это условность. На подводе туда пришлось бы добираться, почитай, весь день. Машина доехала бы часа за три - если выехать рано утром, до пробок. Электрокар на воздушной подушке домчится минут за сорок. Опять же, если ехать ночью.
  Но расстояние - в километрах, верстах, милях - еще большая условность.
  Время реальнее пространства.
  Поле знало все о времени.
  Поле было старым. Оно всегда было старым. Все, что только могло, росло на нем когда-то. На нем сажали овес, пшеницу, капусту, морковь. Картошку. Кукурузу. Его почву топтали крепостные, крестьяне, студенты, тракторы, автоматы. Они давали полю смысл. Тот прорастал к свету, полнился зеленью и водой.
  А затем его забирали. Как правило. Не всегда.
  
  
  Однажды из города, у которого уже нет имени, и города, у которого еще нет имени, навстречу друг другу вышли два корабля.
  Первый был черен, как жженая кость, и пуст, как органные трубы. Его капитан услышал запах горящего хлеба, скользящий в небе, и понял, что пришло время для новой команды. Он поднял бархатные флаги и отправился по направлению к городу, у которого еще нет имени. Хотя вход туда ему был заказан, ибо прошлому нет места в будущем.
  Второй был прозрачен, как горный хрусталь, и полон устремлений и надежд. Капли морских волн стекали с его такелажа вверх, к звездам; туман неизвестности окутывал его борта. Лунное знамя трепетало над его мачтами, отражаясь в ледяных одеждах черноволосой принцессы, что вела корабль к городу, у которого уже нет имени - без особой охоты, ибо какое будущее хочет повторить прошлое.
  Они встретились - сразу же, миллион лет спустя, всегда.
  Прошлое и будущее никогда не расстаются по-настоящему.
  
  
  Поле знало все о смерти.
  Все, что только могло, умирало на нем когда-то. На нем забивали скот, вешали преступников, казнили военнопленных. На нем сотнями гибли воины, дружинники, ратники, солдаты.
  Для поля колос пшеницы и человеческая жизнь были одним и тем же. Разница была лишь в том, что первый умирал здесь же, где и рождался, а второй рождался где-то в другом месте. А здесь - только умирал.
  И каждый раз, когда это происходило, поле испытывало слабую, едва ощутимую зависть. Оно чувствовало переход к недоступному ему состоянию. Поле не знало, как это - умирать.
  Оно хотело попробовать.
  
  
  Однажды из города М и города не-М навстречу друг другу вышли двое. Мальчик и девочка.
  Мальчика звали Виктор. Он очень любил машины, корабли, поезда и вообще все, что движется. Ему было двенадцать.
  Как звали девочку, пока неважно.
  Каждое лето папа привозил Витьку к бабушке и дедушке в небольшой дачный поселок. Папа выезжал рано, еще засветло. Иначе можно было полдня простоять только на железнодорожных переездах. Не говоря уже о перекрестках и прочих светофорах.
  Но если выехать до пробок, вся дорога занимала часа три.
  Развлечений на даче было немного, и Витька почти каждый день ходил с друзьями или на рыбалку, или за грибами. Друзей на даче тоже было немного - Жека и Диля. Жека - тощий, мечтательный светловолосый паренек - постоянно болтал о разных науках, о звездах и камнях, о химических и математических формулах, и за это вскоре получил прозвище Архимед. Диля, пухлая смешливая девочка с раскосыми глазами и мелкими черными косичками, работала заводилой в их компании, постоянно придумывая все новые игры и занятия.
  Рыбалку Диля, впрочем, не любила - сидеть неподвижно и ждать было не в ее вкусе. Еще она боялась комаров. А когда парни повадились резать мелких рыбешек на наживку - дача стояла на торфяниках, и червей здесь водилось мало - она отреклась от рыбалки окончательно.
  Поэтому друзья чаще ходили в лес. Да и грибы Витьке нравились больше костлявых ротанов и карасей. Даже свинушки.
  До леса было минут двадцать пешком - мимо пшеничного поля и через шоссе. Машины по нему проезжали редко. Несколькими километрами к северу построили новую автостраду, и основной поток шел там. Виктор привык, что на дороге никогда нет машин. В этот день Женька заливал Диле всякую ерунду про черные дыры, увлеченно размахивая руками. Виктор чуть отстал от них, вырезая на палке орешника узорчатое кольцо.
  Водитель белого Мерседеса тоже привык, что на шоссе никогда нет ни машин, ни людей. Он поднимался из низины на огромной скорости, когда перед ним вынырнул вдруг парнишка с палкой и корзинкой для грибов. И тогда водитель резко, не думая, вывернул руль.
  "Гелендваген" - не очень устойчивый автомобиль. Если на большой скорости попытаться на нем повернуть, он может упасть на бок. Если на очень большой скорости попытаться на нем резко повернуть, он взлетит.
  Виктор никогда не видел, как летают машины. Ни до, ни после.
  Он успел лишь повернуть голову. Огромный сверкающий внедорожник заваливался, вращаясь, прямо на него. Машина ударилась об асфальт задним углом крыши, вертанулась, отпружинила передним углом и подпрыгнула так высоко, что ее сверкающий борт пролетел прямо над Виктором.
  Горячий ветер, сотканный из моторного масла и бензина, шевельнул его волосы.
  А еще он успел увидеть человека за стеклом задней двери. И запомнить его. Во всех деталях. Навсегда.
  Мерседес всеми своими тремя тоннами снес росший на обочине тополь, вылетел на край поля и через несколько секунд вспыхнул.
  Пшеница занялась мгновенно. От горящей машины, несмотря на безветрие, ломился во все стороны столь же неистовый шквал огня, пожирая колосья. Они, казалось, сами бросались в пламя, тянулись к нему, словно к Солнцу.
  Виктор с минуту смотрел на машину, и вдруг закричал. Друзья подбежали к нему, принялись трясти, увещевать, но он все кричал и кричал, а потом умолк, сел на обочину и смотрел на огонь, не желая уходить, вообще не реагируя на слова, тычки и даже пощечины.
  Все это время перед ним торжествующе догорало пшеничное поле.
  Витьку удалось увести только бабушке с дедушкой, когда поле уже потухло, и лишь редкие незаметные островки огня все еще вспыхивали тут и там. На следующий день к нему приехали папа с мамой, и увезли в Москву.
  Через две недели Витька вернулся. Успокоившийся, нормальный. Почти. Лишь застывал иногда в задумчивости безо всякой причины. Но его в такие моменты стоило лишь окликнуть.
  Архимед рассказал, что к ним приходил милиционер, но они с Дилей заранее договорились отвечать, что машина перевернулась на ровном месте. Милиционер кивал головой, соглашался, говорил, что скорость была полторы сотни километров, и что на подъеме, как там, лететь с такой скоростью сущее самоубийство.
  О том, что еще говорил милиционер - например, о пассажирах машины - Архимед предпочел не рассказывать.
  А Витька не спрашивал.
  
  
  Однажды два корабля встретились у острова с тысячью имен: Сперанта, Тойво, Негаймасу, Умедаст, Аса, Матумайни... Надежда. Усыпанная редчайшими цветами, укрытая травой земля.
  Корабль, пришедший со стороны прошлого, сложил черные, исписанные мириадами символов, паруса. С него сошел Черный капитан, и когда он шагал по острову, трава позади него застывала, а цветы теряли оттенки.
  Белые паруса корабля, пришедшего со стороны будущего, истаяли сами собой, будто облака. С него ступила на берег Ледяная принцесса, и под ее тонкими сапожками трава покрывалась инеем, а когда он таял, под ним порой оставался лишь перегной, а порой появлялось нечто совсем иное.
  Два капитана встретились в центре острова. И заговорили друг с другом, будто лишь секунду назад прервали разговор, и никогда никуда не уходили.
  В некотором смысле так оно и было. Прошлое и будущее никогда не расстаются.
  
  
  Тонированная девятка летела по вечерней Москве. Уверенно следовала на зеленый, проскакивала на желтый, и нагло ломилась на красный.
  - Минут через десять будем! - кричал в трубку Архимед. - Все собрались уже? Ну я не виноват, ну что теперь сделаешь! Едем, едем!
  - Через пятнадцать, - промурлыкал сидящий за баранкой Виктор, и вдруг резко затормозил у перекрестка.
  Жека уронил от неожиданности телефон и чертыхнулся.
  - Чего ты встал, зеленый же... Блин!
  Им наперерез на красный пронеслись три машины.
  - Охренеть! - сказал Архимед. - Ты их что, заметил?
  - Ну... что-то такое показалось... - пробормотал Виктор. - Интуиция, видимо. Поехали.
  Машина тронулась. Но так сильно они уже не гнали.
  Ничего, дождутся. Если хотят последний раз на Архимеда посмотреть.
  Женьку провожали за бугор. Какая-то американская компания неожиданно откликнулась на его резюме, помурыжила некоторое время по сети, и предложила грин-карту. На радостях обычно тихий Архимед вдруг развел бурную деятельность, обзвонил всех бывших друзей и сокурсников и снял ресторанчик недалеко от "Авиамоторной".
  Жаль только, Дильку разыскать не удалось. За полчаса до начала торжества Виктор вспомнил, что они вроде бы жили на Гастелло, и тут же пожалел об этом - Жека силой заставил его туда ехать, несмотря на то, что больше ничего о бывшей своей подружке они не знали.
  Естественно, никого они не нашли. Только потеряли время.
  Сидели недолго. Молодая разгоряченная кровь требовала воздуха. Шумной толпой выйти на площадь, хохотать, пугать прохожих требованиями выпить за здоровье будущего эмигранта. К веселой и небедной, судя по костюмам, компании то и дело подходили попрошайки, бомжи, цыгане. Архимед не отказывал никому, и вскоре начал шутить насчет того, что бюджет не вынесет такого количества случайных людей.
  Первым ту цыганку заприметил Виктор. Она отличалась от других, стояла прямо, смотрела на них насмешливо и гордо, не делая ни шагу навстречу, не подавая голоса. Пожилая, но стройная, почти красивая. Евгений тоже вскоре увидел ее, подошел и сказал:
  - А вы знаете, как привлечь клиента.
  Цыганка насмешливо прищурилась.
  - Погадать? - спросила она.
  Жека кивнул.
  Она вытащила из бесконечных одежд колоду карт, перемешала ее прямо в воздухе ловкими не по возрасту пальцами. Протянула Архимеду.
  - Сними!
  Тот подснял. Та отдала ему верхнюю карту и снова сказала:
  - Сними!
  Евгений получил еще одну карту, и затем еще три раза повторил те же действия. Потом цыганка спрятала колоду и забрала у него карты.
  - Интересно, - сказала она. - Не о тебе говорят карты. О твоем сыне.
  - У меня его нет, - сказал он.
  - Сейчас нет, завтра будет, - спокойно сказала она. - И от его воли будут зависеть миллионы жизней. Он будет решать, умереть им или нет.
  - Пойдет! - пьяно улыбнувшись, сказал Архимед. - Спасибо!
  Кто-то похлопал его сзади по плечу со словами "главное, чтобы о людях речь была, а то, знаешь, тараканов травить работка не ахти". Раздалось веселое ржание. Во взгляде гадалки появилось легкое презрение.
  Виктору стало немного стыдно за друзей.
  - А мне тоже погадайте, - попросил он.
  Цыганка внимательно посмотрела на него и протянула карты. Но на этот раз пятью картами не ограничилось. Цыганка долго изучала их, нахмурившись, затем замешала в колоду и опять протянула Виктору.
  - Тяни снова, - скомандовала она.
  На этот раз она думала еще дольше и хмурилась еще глубже.
  - Неужели мое будущее так туманно? - улыбнулся Виктор.
  Гадалка загадочно повела плечами.
  - Два раза ты тянул карты, - наконец, сказала она. - И оба раза они говорили о смерти. Твоя смерть будет одета в красное. Один твой лучший друг пошлет ее к тебе. Другой твой лучший друг пошлет тебя к ней. И ты будешь счастлив, когда ее встретишь.
  Все притихли.
  Виктор хотел было сказать что-то, но передумал. Долго молчал. Затем повернулся, и пошел прочь. Цыганка проводила его странным взглядом, внимательным и будто даже немного осторожным.
  Виктор ушел в сквер, сел на скамейку и уставился на фонтан. Архимед поспешил за ним.
  - Не обращай внимания, - сказал он. - Это совпадение.
  - Что - совпадение? - глухо спросил Виктор.
  - Что бы то ни было. Красный цвет весьма распространен, знаешь ли.
  - Она знала, о чем говорила.
  - Слушай, - сказал Евгений. - Ты не хуже меня знаешь, как уверенно они говорят. Когда надо. Мне, вон, тоже повелителя крыс нагадали.
  - Это твои так называемые друзья тебе нагадали.
  - Большинство моих так называемых друзей и твои тоже, вот в чем драма.
  Фонтан, модернистская русалка с редкими волосами из проволоки, мерно журчал в обступившей их вдруг тишине.
  - Хочешь предсказание от меня? - вдруг спросил Виктор.
  Архимед немного расслабился. Его друга вроде бы отпускало.
  - Конечно! - сказал он.
  - Твой сын наверняка станет ученым, с таким-то папашей. Скорее всего, ядерщиком. Создаст супер-пересупер-бомбу. Вот тебе и повелевание миллионами.
  - Ну вот! И что мне, теперь, оставаться здесь?
  - Почему? - удивился Виктор.
  - Не хочу дарить Америке бомбу, - с деланным легкомыслием произнес Архимед. - Я же патриот! Что, незаметно?
  - Он будет решать, умереть им или нет, - повторил Виктор слова гадалки. - Может быть, он сделает так, что она не взорвется. Кто знает.
  Евгений вздохнул.
  - Ты слишком много значения уделяешь словам этой старухи.
  - Ты поосторожней. Может, она сзади стоит и все слышит. Порчу на тебя наведет. Импотенцию. Хотя нет, тогда ее пророчество не сбудется...
  Архимед ржал гораздо дольше, чем шутка того стоила.
  Таким Виктор его и запомнил. Пьяным, веселым и беззаботным.
  Женька больше никогда не возвращался в Россию. А если и возвращался, то никому об этом не сообщал.
  
  
  Нейтральная территория, надежда, эфемерная величина, разница между тем, что известно точно, и между тем, что не будет известно точно никогда. Место, где встречаются прошлое и будущее.
  - Я чувствую, все идет к тому, что у меня будет новая команда, - сказал Черный капитан.
  - Ты же не хочешь, чтобы она стала последней?
  - Но ты же позаботишься, чтобы этого не произошло?
  Вместо ответа Принцесса ухмыльнулась и щелкнула пальцами. Вокруг защебетали птицы и переменился ветер. Он принес запахи рыбы, фиалок и горящей нефти. Но не хлеба.
  Черный капитан поскучнел.
  - Ну не так же, - обиженно сказал он. - Я не могу без команды!
  - Ты всегда мог без нее.
  - Это не повод ее не иметь. Мои паруса истрепались без человеческих рук. Мой корабль пуст, он бродит по морям без смысла и без цели.
  - Прости, - Принцесса ласково провела рукой по его седым волосам. - А ты сам разве не можешь наполнить его смыслом?
  - Я уже все видел своими глазами, - грустно сказал Черный капитан. - Все, что мне осталось - видеть чужими.
  Принцесса склонила голову, задумчиво изучая его лицо, как смотрит ребенок в старый фотоальбом.
  
  
  Следователь-дознаватель тоскливо смотрела в окно. За окном шел снег. Ноябрьский. В ее родном Туапсе зима так рано не начиналась. Строго говоря, снег там вообще был нечастым гостем.
  Дернул же черт переехать.
  - Ну сколько можно повторять, - бубнил подследственный. - Я уже четыре раза рассказывал.
  - Расскажите еще раз. Может быть важна любая мелочь.
  На ветку черноплодки за окном сел снегирь. Следователь удивленно подняла брови. Оказывается, в Москве есть снегири.
  Сама не замечая, она засмотрелась на птиц.
  Виктор вздохнул. Дознаватель ему нравилась. Коренастая, но с красивым лицом. Улыбается даже изредка. Это несколько скрашивало обязанность день за днем рассказывать одно и то же.
  - Приехал на конечную... - начал он.
  - По дороге ничего странного не заметили?
  - Да что там заметишь? Час пик. Инцидентов особых не было. И потом, у меня обогреватель отрубился. Из-за этого же весь сыр-бор. Задница чуть к креслу не примерзла. Простите.
  Радиатор - старый, как прадедов маузер - разобрали по винтикам. Действительно, сломался, проводка перегорела. Эксперты говорят, даже удивительно, что так долго проработал.
  - Продолжайте, пожалуйста, - сказала она.
  - Я думаю, сейчас найду в чего закутаться, один рейс продержусь. Диспетчеру говорю, пусть механиков вызовет с новой печкой. Они как раз приедут, быстро мне все поменяют. А она почему-то заупрямилась, говорит, в стандартном режиме поменяют, ночью. А я, значит, весь день должен дедом Морозом ездить.
  - У нее были причины вам отказывать?
  - Ну как сказать... Вызов механиков это все-таки нештатка. Ответственность пополам на мне и на диспетчере.
  Снегирей стало трое. Они дружно пытались расковырять заледеневшую кисть рябины.
  - Что было дальше?
  Виктор потупился.
  - Ну а дальше я вспылил.
  - Подробнее, пожалуйста.
  - Дословно? - уточнил он.
  Следователь пыталась сохранить серьезное лицо, но Виктор видел, как уголки ее губ против воли тянутся вверх.
  - Да, - сказала она.
  Виктор старательно повторил. Так точно, как только помнил. В тех же выражениях.
  - В общем, я в результате отказался вообще в рейс выходить. Она уже и бригаду вызвала, а мне настолько хреново стало, вот не хочу за баранку, и все. Имею право, в конце концов. Автобус формально сломался. Думаю, вот сделают печку, и я пока успокоюсь, и тогда уже поеду. Пассажиры не пропадут, там несколько маршрутов пересекается, доедут.
  - Не боялись, что уволят?
  - Пфф! Все по инструкции! Плюс у меня безаварийный стаж с младенчества. Я еще бензиновые автобусы водил!
  Следователь с деланной укоризной посмотрела на Виктора. В ее глазах плескалось веселье. Москва только начинала переходить на электроавтобусы, но их водители уже делали вид, что принадлежат будущему.
  Она потерла лоб, стараясь настроиться на серьезный лад.
  Подследственный лукавил. Хотя формально был прав. Но у дорожников на него накопилось очень интересное досье. Минимум пять эпизодов, не считая текущего.
  Например, одно время он работал машинистом, и на одном из прогонов выключил радиосвязь. Так и не смог объяснить, зачем (на бумаге карандашом была приписка следователя: "накурился"). Соответственно, так и не узнал, что должен был свернуть и пропустить другой поезд. Не свернул, другой поезд тормознули, порушили на полдня все расписание на этом направлении.
  Но если бы свернул, сошел бы с рельс километром позже из-за внепланового ремонта дороги. С вагонами, полными пассажиров.
  Или вот, например, другой случай года четыре назад. Затеял на улице драку. Водитель такси, грузин, сидел себе спокойно в машине, ждал клиентов, а тот шел мимо, и вдруг начал задираться. Так сказать, по национальному признаку. Слово за слово, еще два таксиста вышли и все трое дружно отдубасили балбеса. Но пока они его лупили, машины, в которых они иначе сидели бы, снес самосвал с уснувшим водителем и пятью тоннами песка.
  И так далее. Аварии вокруг него происходили постоянно. Но ни одного человека в них не пострадало.
  Напоминать ему все это, естественно, было совершенно ни к чему.
  - Когда произошел взрыв, где вы были? - спросила следователь.
  - Питался я, в Макдаке неподалеку.
  - Вы знаете точное время, когда он произошел?
  - В целом да. Я выбежал, смотрю, а это мой автобус! И у меня мыслей сразу миллион, и что случилось, и кто виноват, и что мне за это будет, знаете. И одна из них - а если бы я выехал на рейс, где бы я был. И я тогда на часы глянул, по всему получалось, что я как раз к следующей остановке подъезжал бы. Битком набитый.
  В дверь постучали. Заглянул знакомый лейтенантик, жестом позвал дознавателя.
  - Раскололся, - тихо сказал он, когда та вышла.
  - Кто?
  - Джигит этот. На него трое показало, как он что-то под сиденье пихал.
  - А когда пихал, почему панику не подняли?! Идиоты.
  - Так выходили же все. Моя хата с краю. Твердят - думали, мусор прятал. В общем, мое дело передать.
  - Спасибо, - сказала она.
  Когда следователь снова зашла в кабинет, Виктор смотрел в окно. Он был спокоен. Ей сразу это бросилось в глаза, с первой их встречи - отсутствие тревоги, страха. Но это было не бесстрашие, нет, а нечто, по сравнению с чем подозрение в теракте становилось сущей мелочью. Не стоящей переживаний.
  Она поблагодарила Виктора за беспокойство, выписала пропуск. Задержавшись в дверях, он сказал вдруг:
  - Так что вы диспетчера не очень ругайте. Получается, она им жизнь спасла. Так вот, хитро.
  Она посмотрела на него странным долгим взглядом. Словно в первый раз увидела в нем не подозреваемого, а обычного человека.
  Снегирь за окном оторвал ягоду и улетел. Другой рванул за ним. Третий, проводив их взглядом, устроился поудобнее и начал деловито клевать оставшиеся.
  - Это не в моей компетенции, - сказала она. - Удачи вам.
  
  
  Есть такая наполовину шутка, наполовину мудрость: когда у тебя много проблем, и ты бросаешься из-за них с моста, ты быстро понимаешь, что у тебя на самом деле нет проблем. Кроме одной: ты летишь с моста.
  Когда навстречу друг другу вылетели ядерные ракеты, очень быстро выяснилось, что разногласия между странами были не такие уж принципиальные. И правительства - в одной из стран оно даже успело поменяться - смогли договориться. Быстро и эффективно.
  Но есть одна проблема. Ракеты уже летят.
  Навстречу друг другу.
  Они уже летят. Поле ждет их.
  
  
  Этим вечером Джек и Сара Спрингвиты ждали своего сына, Кевина. Тот жил и работал в другом конце штата, но раз в месяц обязательно приезжал навестить родителей с женой и сыном. Сыну недавно исполнилось два, он унаследовал раскосые глаза своей матери и неуемную энергию отца.
  Когда Кевин несколько лет назад объявил, что хочет жениться на кореянке, Сара долго хмурилась и ворчала. Но у отца Кевин получил абсолютную поддержку. На любую попытку жены заговорить об этом Джек отвечал стандартными фразами о дружбе и терпимости, но лицо у него при этом было такое мечтательное и благостное, что Сара вскоре плюнула и смирилась.
  Они приехали раньше обычного. Кевин сиял, как приветствие новенького планшета. Он развел радостную суматоху с болтовней, подарками и демонстрацией новых сыновних способностей. Но Джек видел, что ему не терпелось остаться с ним наедине. И вот, наконец, женщины утащили укладывать мальчика спать.
  Кевин увлек отца в его кабинет. Он достал из кармана чипы и разложил их по углам. Джек знал, зачем. Следилки и глушилки. Узнать, не подслушивает ли кто, и в любом случае не дать этого сделать. Он сам надоумил Кевина их собрать.
  - У меня получилось! - торжественно прошептал Кевин. - Я внедрил в боеголовки специальную программу, которая будет сама выбирать цель. И настроил ее так, чтобы первоочередными целями становились те, что представляют непосредственную опасность. Теперь, если эта ракета заметит другую, они обязательно встретятся! Обязательно! И при этом все легально, одобрено на самом верху!
  - Молодец, - одобрительно кивнул отец.
  - Осталась маленькая загвоздочка, - сказал Кевин, - но я ее решу.
  - Какая?
  - Нужно назначить цели по умолчанию. Если вдруг остальное целеполагание не сработает. Я бы их направил куда-нибудь в Чукотку, но нельзя - встроенные тесты требуют, чтобы это была населенная местность. Но это ничего, я найду место, где одни поля будут, или леса. Минимум повреждений, да и в любом случае это перестраховка... Ты чего, пап?
  Джек странно смотрел на сына.
  Прошлое плескалось в его глазах. Потерянные слова и лица.
  Джек переехал в Америку тридцать лет назад, и уже начал забывать родной язык. Он вспоминал иногда, что говорили ему старые друзья, когда они еще были вместе, и понимал, что не узнает слова, только их значение. Сейчас он думал о том, что говорил ему один его старый друг перед самым отлетом и удивлялся, как точно тот все предсказал. А может быть, наоборот, Джек так построил свою жизнь, чтобы исполнить это предсказание? Он не помнил. А ведь не совсем еще старый, вроде бы.
  - Есть просьба, - сказал он. - Предложение. Просьба.
  Он подошел к домашнему компу и несколькими взмахами рук открыл карту России. Приблизил нужное место. Показал пальцем.
  - Можно их вот сюда направить? Вот прямо сюда?
  - Место подходящее, пустынное, - Кевин записал координаты себе в мемо. - Только их все равно все не направить, максимум полпроцента. Встроенные тесты, цели должны быть разные.
  - Ну, сколько получится.
  - А что там? Почему именно туда?
  Джек долго не отвечал. Он не знал, что ответить.
  С его отъездом Витька остался в одиночестве. Сначала Дилька исчезла из его жизни, потом он. Друзей у него больше не было. И семьи не было. Никто не знал, почему. А он знал. Он чувствовал себя предателем порой, но не мог объяснить, почему. Как это объяснить? Разве это теперь объяснишь? Так давно это было. Так давно.
  - Прошлое, - сказал, наконец, Архимед. - Прошлое, которое никому не нужно.
  
  
  Фотографии неизменны. Все так думают. Хотя это отрезок времени между прошлым и настоящим. Отрезок, который постоянно изменяется.
  - Мне нужен рулевой, - сказала фотография Черного капитана. - Который всегда правит туда, куда нужно. Даже если он сам хочет другого. Даже если я сам хочу другого. Даже если он этого не понимает. Такой рулевой рождается редко!
  Принцесса пожала плечами.
  - И что? Ты и так его получишь.
  - Традиции нужно соблюсти. Я все обставил, как полагается. Торжественная встреча лично для него. Но... твое влияние слишком сильно в тех краях. Без твоего содействия ничего не получится.
  Ледяные глаза сделались прозрачными, протянулись вглубь на тысячи лет и миллионы судеб.
  - Ты хочешь лишить его будущего, - бросила она. - Ты понимаешь, о чем просишь? И у кого ты об этом просишь?
  - Не так уж много будущего ему осталось. Но не это важно...
  Черный капитан не договорил. Он знал, что ей не понравятся его слова.
  - А что важно?!
  - Ему не нужно будущее, - грустно сказал он. - И никогда не было нужно.
  Принцесса возмущенно ахнула и отвернулась.
  - Он уже давно в прошлом, - сказал Черный капитан. - Он всю жизнь был в прошлом. Это всего лишь формальность. Прости.
  - Ну и забирай его тогда, - обиженно сказала она. - Забирай!
  Капитан глубоко и печально поклонился.
  
  
  Дилсуз уже почти месяц проработала на новом месте, когда вдруг увидела Виктора.
  Сменщица рассказала ей потом, что он здесь бывает почти каждый день. Просто ночью. В этот раз Дилсуз допоздна задержалась - напортачила с ценниками, и управляющий заставил все переделывать. И вот пока она суетилась у прилавков, появился Виктор.
  Она почему-то узнала его сразу. А он ее - нет. Немудрено, полвека почти прошло. Сам, вон, поседел весь. Да и таджикские лица он наверняка не различает.
  Дилсуз нисколько не расстроилась. Не очень-то хотелось разговаривать, отвечать на дежурные вопросы типа "как дела", особенно если придется или врать, или плакаться в жилетку. Дела были плохо. Алпамыс, муж Дилсуз, работал на стройке. Платили мало, основную работу делала автоматика, а люди у нее были, по сути, на побегушках. Только настройщики с программистами получали нормально. Остальные служили дешевой рабочей силой. Алпамыс заикнулся было о том, чтобы научиться управлять автоматом, укладывающим блоки. Прораб долго смеялся.
  Сама же Дилсуз перебивалась с уборщицы на дворника, поработала немного кассиром в фаст-фуде, и вот сейчас устроилась продавщицей в супермаркет. В первые же дни получив от начальницы нагоняй.
  Дилсуз было не привыкать. Она терпела - до поры. Но на каждом месте работы на нее давили все сильнее, и в конце концов она увольнялась. Муж всегда кричал. Чтобы уняла свою гордость, чтобы смотрела, как другие работают, что она должна то, должна это. Хорошо, хоть не дрался.
  Плохо были дела. Денег едва хватало. Единственный сын вырос и уехал в Петербург, искать удачи, и лишь звонил изредка. Других детей им Аллах не дал. Все сильнее они с Алпамысом ругались, все тяжелее становилось у нее на душе. Все чаще темные мысли приходили к ней - плохие мысли, безнадежные.
  Она закончила свою работу и еще раз поискала Виктора глазами. Тот стоял у стеллажей с шоколадом и следил за семьей - мужчина и женщина средних лет с мальчиком лет девяти. Красивые, все трое. Обсуждали что-то, тыча пальцем в мороженую рыбу. Дилсуз не стала подходить к нему.
  У входа ее ждал Алпамыс. Она предупредила по телефону, что придет нескоро, и он снова разозлился, начал кричать, а теперь вдруг пришел.
  - Что так поздно?! - бурчал он. - Автобус уже не ходит! Мне завтра вставать в шесть утра. А теперь пешком час топать.
  - Шел бы спать. Зачем пришел?
  - Темно. Одной пришлось бы топать.
  На душе у Дилсуз немного потеплело.
  Они шли вдоль проспекта. Накрапывал мелкий весенний дождик, и Дилсуз набросила на голову капюшон. Алпамысу укрыться было нечем, даже кепку свою не взял.
  - Давай попробуем поголосовать, вдруг кто подбросит? - предложила она.
  - Денег нет.
  - Ну и что? Без денег не помогут? Давай, идти долго, простудишься!
  Не переставая идти, муж раздраженно выставил вбок руку с поднятым пальцем. Минуту спустя рядом остановился тонкий серый "Порше". Алпамыс даже замешкался от неожиданности.
  - Подбросить? - выглянул из окна водитель.
  Дилсуз замерла. Это был Виктор.
  - Это... да, только... если по пути... - сказал Алпамыс. - Денег нет у нас.
  - Да какие деньги в такую погоду! Залезайте!
  Виктор ткнул кнопку на панели. Открылась задняя дверь.
  Дилсуз медлила, и Алпамыс увидел, что она нервничает. Но секунду спустя она встрепенулась и полезла внутрь. Он объяснил водителю, что ехать все время прямо. Тонко засвистел мотор, кар помчался сквозь дождевые капли.
  - Ту онро медони? - вполголоса спросил Алпамыс, не сомневаясь, что водитель его не понимает. - Ты его знаешь?
  - Ха. Мо дар баробари бози кудакон. У хуб нафар, - ответила она. - Мы дружили в детстве. Он хороший человек.
  Алпамыс тихо фыркнул. Он не любил дигар, чужих, и считал, что хороших людей среди них мало. Есть, конечно. Но мало. Хотя, на такой дорогой машине и согласился подбросить. Может, и неплохой.
  - Вакте ки мо буданд, кудакон, бо гунохи вафот духтари, - добавила Дилсуз. - В детстве он совершил ошибку. И до сих пор винит себя.
  Алпамыс снова фыркнул и отвернулся к окну.
  Электрокар разгонялся по пустому ночному проспекту. На дорожном покрытии там и тут блестели лужи. В одной из них, у перекрестка на самом верху долгого подъема, отразились огни светофора. Казалось, будто кто-то маленький, одетый в красное, переходил дорогу.
  Виктор рванул руль вправо!
  Защитное поле не выпустило кар на крайнюю линию с такой большой скоростью, и вместо этого попыталось его затормозить. Но угол, с которым Виктор воткнулся в него, был слишком велик. Кар пошел юзом и через секунду с огромной скоростью вылетел с подъема, как с трамплина.
  Если бы кар ехал прямо, магнитного сцепления с дорогой было бы достаточно, чтобы скомпенсировать и в три раза большую скорость. Но машину к этому моменту развернуло почти перпендикулярно. Последняя отчаянная попытка автоматики прилепиться к покрытию привела к тому, что взлетевший кар закрутило вокруг своей оси.
  У прошлого и будущего есть лишь один разделитель - надежда.
  Говорят, что за последние секунды перед смертью в голове пролетает вся жизнь. Это не фигура речи. Просто стена надежды рухнула и темные воды прошлого хлынули сквозь нее, заполняя будущее.
  Но бывает и так, что близость смерти осознается лишь спустя некоторое время, когда уже все кончилось. Человек в этот момент смотрит не в будущее, как обычно, а в прошлое. Стена надежды в этом направлении прозрачна. Ее будто не существует. И тогда прошлое и будущее тоже соединяются. Ненадолго. Но этого бывает достаточно.
  Серая машина летела, вращаясь, над ночным проспектом.
  Пока она летела, пассажиры внутри не успели ни о чем подумать. Мир вокруг них внезапно завертелся, ремни безопасности врезались в тело, закружилась голова, прервалось дыхание. Эта реакция организма помешала понять, что происходит, и насколько это опасно. Лишь руки двух людей, тоже неосознанно, нашли и вцепились друг в друга.
  Возможно, автоматика нашла способ направить траекторию кара, чтобы тот встал точно на колеса. Возможно, это была чистая случайность. Но пролетев несколько секунд, он рухнул точно на середину дороги, чиркнув днищем покрытие, и застыл.
  И вот тогда каждый внутри нее подумал, что было бы, если бы...
  Алпамыс думал о своей старенькой матери далеко в Кангурте, и о том, как она, верно, отреагировала бы на известие о его смерти - поджала бы губы и ушла бы молча в дом, чтобы никто не видел ее слез.
  Дилсуз думала о своем сыне, о том, что некому будет направлять его в жизни, и о том, что он, возможно, напьется с горя, попадет из-за этого в передрягу и покатится по наклонной.
  Виктор думал о том, что он знает теперь, как это - находиться в летящей машине.
  - Простите. Показалось, - бормотал он, выводя кар к тротуару. - Вот черт! Простите.
  Дилсуз и Алпамыс вышли, прижались друг к другу, едва осознавая, что вот это тепло только что могло кончиться. Навсегда. Они стояли под дождем, молча, не понимая еще, что делать дальше с этим знанием.
  Виктор подошел, виновато почесывая седую голову. И Дилсуз подумала вдруг, как глупо было бояться говорить с ним, рассказывать что-то. Как глупо стесняться собственной жизни. Вот сейчас она чуть не погибла - и что? Опять стесняться?
  Она засмеялась и сказала:
  - Совсем как тогда!
  Виктор недоуменно посмотрел на нее, а потом вдруг вспомнил - то ли ее смех подействовал, то ли фраза всколыхнула мысли, которые в нем поселились навсегда.
  - Диля?! - выдохнул он.
  - Нет, нет! - весело воскликнула она. - Дилсуз! Я замужняя женщина теперь.
  Три человека стояли под дождем. Два из них смеялись. Третий хмурился, но ничего не говорил. Это было не его время.
  Виктор не спрашивал о том, как дела. Он вообще ни о чем не спрашивал. Только стоял и счастливо жмурился.
  - Ты был там с тех пор? - спросила Дилсуз.
  - Нет. Лет сорок точно не был.
  - Там, наверное, изменилось все. Я бы съездила, некогда только все.
  Виктор кивнул. По его лицу мазнул свет проблесковых маячков патрульной службы. Сальто-мортале на городской дороге не могло ускользнуть от следящих камер.
  - Пойду, объяснюсь, - сказал Виктор. - Может, подождете? Вдруг отпустят, довезу вас тогда. Машина вроде на ходу.
  - Ничего страшного, - выдавил Алпамыс. - Нам уже недалеко. Спасибо.
  Дилсуз улыбнулась, прижимаясь к теплой телогрейке мужа.
  - Ташаккур, - прошептала она удаляющейся спине друга. - Хурсанд бош.
  
  
  Прошлое неизменно, но будущее зависит от прошлого. Одно и то же событие может быть счастливым или горестным. Будущее может казаться безрадостным, а может - светлым.
  Зависит от прошлого.
  - Спасибо, - сказал Черный капитан.
  - Все мое и так станет твоим! - капризно сказала принцесса. - Но ты жадный, ты все хочешь как можно раньше!
  - Без тебя меня не будет, - сказал он. - Я благодарен тебе лишь за то, что ты есть.
  Он знал, что эта лесть ей понравится. Она прищурилась, пытаясь понять, смеется он над ней, или нет - вроде не смеется - и заявила:
  - С тебя танец!
  - Я уже не тот, что раньше, - шутливо запротестовал он.
  - Ты всегда не тот, что раньше, - улыбнулась, наконец, она.
  Они закружились в безмолвном вальсе - седой капитан в черном плаще, и черноволосая красавица в белом атласе. Если бы кто-то посмотрел на них сверху, он увидел бы древний, как мир, символ: белое пятно внутри черного и черное - внутри белого. Вечный танец времени.
  Она оборвала танец так же неожиданно, как и начала. Вычурно поклонилась и отправилась обратно на свой корабль. И лишь ступив одной ногой на трап, обернулась и крикнула:
  - Я дарю тебе его!
  Он невозмутимо поклонился в ответ еще раз, и тогда вокруг него по траве и по палубе его корабля забарабанили градины. Их было очень, очень много. Одна из них стукнула его по макушке - последняя шалость принцессы. Он стоял, озадаченный, наблюдая, как исчезает в тумане будущего искрящийся ледяной фрегат.
  Когда тот окончательно скрылся из виду, градины уже растаяли. Все, кроме одной. Черный капитан обнаружил ее в канатной бухте. Он взял ледяную горошину двумя пальцами и с интересом осмотрел ее. Градина была скользкая, мокрая и холодная. Все, как полагается.
  Только не таяла.
  Правда, позже она все-таки растаяла. В кармане плаща Черного капитана, оставив большое мокрое пятно. Но тот нисколько не расстроился.
  
  
  Однажды из города М и города В навстречу друг другу вылетело несколько тысяч межконтинентальных баллистических ракет. Они вылетели одновременно, их траектории были похожи, поэтому спустя полчаса все они оказались над Северным полюсом, в непосредственной близости друг от друга.
  Они пролетели бы мимо, но ракеты из города В опознали в ракетах из города М врагов. И без тени сомнения уничтожили их. Практически все.
  Через несколько секунд от нескольких тысяч ядерных боеголовок осталась одна. Она была слишком далеко от места всеобщего ракетного самоубийства, поэтому ее почти не задело взрывами. Лишь стерлась кратковременная память, в которой хранились координаты, установленные непосредственно перед запуском.
  Ракета испытала разочарование. Она не смогла исполнить свое предназначение.
  К счастью, в ее памяти глубоко и надежно была заложена еще одна цель. Последняя. Изначальная. Обрубок ярости, бесновавшийся внутри, считал ее местоположение, вычислил траекторию, шевельнул подкрылками и устремился вперед, чтобы как можно скорее оправдать свое существование.
  За выжившей ракетой пристально следили.
  Уже через две минуты президенту звонил генерал с докладом.
  - Сбейте, - сказал президент, выслушав.
  - Есть вариант не сбивать, - сказал генерал. - Пусть долетит.
  - Вы с ума сошли?! А если она летит на Москву?
  - Она летит не на Москву, а на двести километров к северо-востоку. Непонятно, зачем ее туда запустили. Возможно, сбой или деза. Там ничего нет. Она не причинит серьезного вреда, зато мы не раскроем свои козыри раньше времени. А заодно вчиним иск, если получится.
  - А если изменит траекторию?
  - Собьем за пять секунд. Ее отслеживают несколько расчетов. Ничего не успеет сделать.
  Президент молчал. Он думал.
  - Хорошо, - наконец, сказал он. - А что там находится?
  - Сплошные поля, - ответила трубка. - Пшеничные, в основном.
  
  
  Однажды на пустынном шоссе рядом с бескрайним пшеничным полем встретились двое. Старик и девочка.
  Старика звали Виктор. Он очень любил машины, корабли, поезда и вообще все, что движется. За свою жизнь он управлял многими вещами, которые двигались. Кроме, пожалуй, кораблей.
  Как звали девочку, уже неважно.
  Виктор вывел электрокар на обочину, вышел и огляделся.
  Это было то самое место. Здесь уже не было деревьев вдоль дороги. Не было тропинок. Никто не смог бы перейти теперь трассу в этом месте - не позволили бы силовые щиты, которые можно пересечь только на машине. Да и некому было это делать - никто не жил здесь больше, все люди уехали в города. За хлебом ухаживала автоматика.
  Виктор огляделся. Лес давно вырубили, и теперь по обе стороны дороги простиралось пшеничное поле. Оно поглотило все тропинки и дороги, вытеснило все поселки, выгнало всех людей. Оно раскинулось от горизонта до горизонта, сжимая дорогу до тонкой линии, по которой все так же никто не ездил.
  Но зато кто-то шел.
  Девочка шагала к нему по ровному серому покрытию. Увидев его, она подпрыгнула и побежала, словно увидев старого доброго друга. А потом с размаху врезалась в Виктора, обнимая и хохоча.
  - Здравствуй! - крикнула она.
  - Привет, - улыбнувшись, сказал Виктор.
  Он спустился к полю и провел руками по колосьям. Те ласково покалывали его ладони, июньское солнце приятно грело руки. Девочка бегала рядом в пшенице, хихикая, протаптывая хаотичные дорожки.
  Хороший день, подумал Виктор.
  Потом они нарвали пшеницы и плели из нее косички. Виктор показал, как делать самодельную оплетку для стилуса - сначала четырехугольную, потом шестиугольную. Во времена его детства такие штуки плели для стержней от шариковых ручек.
  Шестиугольная оплетка получилась удачно. Они не стали отрывать колоски, и те торчали ровно в стороны, как спицы в автомобильном колесе. Девочка даже захлопала в ладоши. Затем она побежала, нарвала колосьев и начала сама плести сама.
  Виктор сел, привалился спиной к дорожной насыпи и закрыл глаза. Шумела пшеница. В ее шелесте едва слышно было сосредоточенное сопение девочки, тихое гудение щитовых генераторов... и еще что-то. Какая-то музыка, чудилось, звучала вдалеке.
  - Вот! Это тебе, - раздался под ухом голос девочки. - Нравится?
  Она протягивала ему кривовато сплетенную палочку из восьми колосьев. Остатки стеблей удивительно ровно торчали во все стороны. Словно штурвал.
  - Нравится, - ответил он.
  - Тогда у меня еще один подарок, - торжественно сказала она и показала вверх. - Вон там! Нравится?
  Он посмотрел на небо. Потом встал, прикрыл рукой глаза, и хорошенько пригляделся.
  Там плыл черный корабль. Бархатные флаги развевались, несмотря на штиль. Капли неведомых морей блестели на бушприте. Вырванными кусками ночи вздувались паруса. Туго натянутые ванты гудели, будто струны, и над полями разливалась еле слышная музыка, густая и торжественная.
  Место у штурвала было пустым. Виктор откуда-то знал, для кого оно предназначено.
  Девочка в красных туфельках, красном платьице и роскошном красном банте стояла и смотрела на пшеницу, будто говорила не с ним, а с полем.
  - Нравится? - повторила она.
  - Да! - вторя шелесту колосьев, ответил он. - Еще бы!
  И пошел кораблю навстречу.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"