ТЕКСТОТ ПОТОПА ДО ДИКИХ ПЛЕМЁН


Как жили на свете Адамовы дети,
На проклятой Богом планете Земля,
За грех первородный пред Богом в ответе,
Поведано в книге святой Бытия.

Числом умножаясь, в путях извращаясь,
Грешили и жили до тысячи лет,
А зло совершали открыто, не каясь,
Как будто над ними Всевышнего нет.

Их дочери были безмерно красивы,
Сходили к ним Божьи с небес сыновья.
Общение плотское стало не диво:
Какая понравилась, та и твоя.

Настала пора и пошла детвора.
От жён тех рождались одни исполины,
С сынами небес по обличью едины.
По нраву ли Господу эта игра?

Взрастали, как сильные, славные люди.
Великим стал всё же меж ними разврат,
Все мысли ко злу, что же впредь с ними будет?
Весь род человеческий в том виноват.

Раскаялся Бог и сказал: "Истреблю
Я всех человеков, всех гадов, скотов,
А Землю другими людьми населю.
В мгновение ока и план был готов.

Залил Бог растленную землю водою
И всякую плоть на земле истребил.
Прогноз о потопе поведал Он Ною,
Лишь Ной непорочным пред Богом ходил.

Господь повелел Ною сделать ковчег,
Покрыв для надёжности судно смолою.
На триста локтей, чтоб хватило для всех,
Кому не дано утонуть под водою.

"С тобою,- сказал,- Я поставлю завет:
Спасёшься ты, Ной, со своею семьёю,
Но плоти развратной спасения нет,
Живи на земле со своею женою.

Возьми на ковчег и своих сыновей,
С их жёнами тоже, пусть будут по паре,
Припасы для пищи, тут сил не жалей.
По паре животных и всяческой твари.


И сделал Ной всё, как велел ему Бог.
Трудился, как мог, был он в возрасте всё же:
Шестьсот лет не шутка, а зрелости срок,
Но воля Господня для Ноя дороже.

Вошли до потопа всего за неделю
И жёны, и Ной, и его сыновья.
Все твари земные в ковчеге сидели,
Друг друга терпели, как будто семья.

И вот, отворились все окна небес,
Пять месяцев лило, вода умножалась.
Пик горный, высокий, из виду исчез,
Живым ничего на земле не осталось.

Закрылись источники, дождь перестал,
Вода убывала с земли постепенно.
В горах Араратских заняв пъедестал,
Ковчег над землёй возвышался надменно.

В двенадцатый месяц, раздраивши люки,
Что были прорублены над головой,
Ной выпустил ворона, как по науке,
Вот ворон вернулся, сидеть должен Ной.

Потом после ворона голубь летал,
Принёс лист масличный во рту из полёта.
По признаку вещему Ной и узнал:
Местами уж сухо, пора за работу.

Ной подождал ещё месяцев пару,
Взял, вывел на сушу семью и скотов.
Той суши немеряны были гектары,
И люд был и скот размножаться готов.

В двенадцатый месяц, раздраивши люки,
Что были прорублены над головой,
Ной выпустил ворона, как по науке,
Вот ворон вернулся, сидеть должен Ной.

Потом после ворона голубь летал,
Принёс лист масличный во рту из полёта.
По признаку вещему Ной и узнал:
Местами уж сухо, пора за работу.

Ной подождал ещё месяцев пару,
Взял, вывел на сушу семью и скотов.
Той суши немеряны были гектары,
И люд был и скот размножаться готов.

Ной чистую жертву путём всесожжений
Для Господа Бога немедля принёс,
Всех прежде устройств и всех прежде решений,
В глазах же Господних усердьем возрос.

Промолвил Господь в Своём сердце: "Не буду
Всю Землю Я впредь за людей проклинать.
От юности зло их, созреют покуда...
Не буду живущих на ней поражать.

Впредь сеянье, жатва, морозы и зной
Пойдут чередою в веках друг за другом.
День сменится ночью, а лето зимой,
Так будет всегда по привычному кругу"

Благословил Бог Ноя и семью,
Троих потомков: Сима, Хама, Иафета.
Сказал им: "Умножайте плоть свою,
Других забот для вас пока что нету.

Всё, что шевелится, что движется, живёт,
Вам будет в пищу, ешьте до отвала,
Лишь кровь не трогайте, а кто её сожрёт,
С того взыщу, даю и так немало.

Со зверя всякого Я вашу кровь взыщу
И с вас самих, простерших руку к брату.
Рукою ближнего за душу отомщу,
В крови душа, сыщу Я виноватых.

Теперь плодитесь, наполняйте землю.
Вот, Я поставлю с вами Мой завет,
Словам Моим пусть и потомство внемлет:
Не будет впредь в земле подобных бед.

Дожди пойдут без общего потопа,
Земную живность не сведу к нулю.
Пускай живут Америка, Европа,
Другие все, водой не истреблю"

Сказал им Бог: "Знамением завета
Я полагаю радугу Мою.
Себе для памяти, вам знаком будет это:
Потопом землю снова не залью"

От Ноя, Сима, Хама, Иафета
По Божьей воле населилась вся земля.
Кто б ни был ты, а всё ж когда-то, где-то
Проклюнет сущность хамская твоя.
Особо, если честь твоя задета,
Иль интересы в дебрях бытия.
Случилось так: в истоке всех начал
Родоначальник Хам наш подкачал.

Ной земледелием занялся первым делом,
Натыкал лоз и виноград возрос.
Вино давил он быстро и умело,
Хороший плод труд праведный принёс.
В потёмках Ной проплавал целый год,
А жил шестьсот, всё ль со здоровьем гладко?
С больших трудов да кто же не нальёт?
Вот перебрал, напился Ной с устатка.

Заполз в шатёр, разделся донага
И спал в тени, в прохладе и в истоме.
Один ведь пил и даже пирога,
Лепёшки пресной не нашёл он в доме.

Увидел Хам отцову наготу,
С издёвкою сказал о том двум братьям:
"Прёт от отца сивухой на версту,
Раскинул руки будто для объятья"

Сим с Иафетом что-то из одежды
С собою взяв, в шатёр вступили задом.
Накрыли пятясь и прикрывши вежды,
Почтить родителя считали за отраду.

Проспался Ной от крепкого вина,
Проведал о глумлении меньшого
И наказал отступника сполна,
За дерзкий нрав, хулительное слово.

Сказал он Хаму: "Проклят Ханаан,
Твой меньший сын, рабом он будет братьям.
Пусть внук он мне, я не сниму проклятья,
Весь род его рассею, как туман"

Как сказал Ной, так вскоре случилось,
Весь рассеялся род ханаан.
Их по странам немало ютилось,
Кочевых, бесприютных цыган.

Ной прожил почти тысячу лет,
Видел быстро растущее племя.
Всем родам и числа-то уж нет,
Разойтись по земле было время.

На земле всей один был язык
И одно в изъясненьях наречье,
Понимали друг друга при встрече.
Общий замысел в людях возник.

От востока пошли в Сеннаар,
Собрались на широкой равнине.
Порешили, что в этой долине
Город выстроят вечности в дар.

Создадим себе громкое имя
Мы делами, руками своими,
Не страшны ни потоп, ни пожар.
Посредине великого града
Возведём высотой до небес,
До запретного райского сада,
Башню к солнцу, чтоб мрак в ней исчез.

По округе ни гор, ни камней,
А из леса лишь мелкий кустарник.
Налепили из глин кирпичей,
Обожгли, весь ушёл подтоварник.

Вместо извести взяли смолу
Земляную, в местах тех водилась.
День за днём город рос наяву,
Башня втрое быстрей возводилась.

С полуслова и с полунамёка
Все друг друга тогда понимали.
Замки, хаты сдавали ко сроку,
Захотят отдохнуть - отдыхали.
Без войны, без борьбы и порока
Пили, ели и горя не знали.

И вот, Господь увидел их работу,
Творенья человеческих сынов,
Талантов и фантазии полёты,
Сказал в Себе: "Погибнут без оков.
Что делать начали! Теперь уж не отстанут,
Какой же предприимчивый народ.
Законы тяготения обманут?
На них же башня скоро упадёт"

Смешал Господь строителей языки,
Что род один другой род не поймёт.
Пустые звуки слышат, только крики
И прекратил строительство народ.

Во все концы земли из Вавилона
Пошли родные Ною племена.
Их тьмы и тьмы и даже миллионы,
Родными братьями земля заселена.

Всё ж изменились как за эти тыщи лет.
Да климат разный, что же вы хотели?
Вот в Скандинавии загара в лицах нет,
А африканцы лихо загорели.

В Китае, говорят, лимоны ели,
И что ни день, то с кожурой лимоны.
Прижмурились и малость пожелтели,
Отсюда речь, походка и поклоны.

Прорабов часть в Египет подалась,
Не вышла башня, выйдут пирамиды.
Росли гробы, но множилась и власть,
Рамзес большой, он не простит обиды.
Он оградил себя премудрыми жрецами.
Назвали так, что кушали от скуки,
А на досуге грозные науки
Изобрели, поверив в них и сами.

По чертежам наскальным субмарину
Построили такую же, как Ной,
Но только меньшую почти наполовину.
Её, как Ной, обмазали смолой.

Канаду и Америку открыли,
За много месяцев доплыли на ковчеге.
Размножились и весело там жили,
В разнообразии, в согласии и в неге.

Вот в Антарктиде люди не прижились.
Где слишком холодно, там жить нам не резон,
К Зелландии, Австралии прибились,
Пошёл и в Африку немалый легион.

Пешком с пожитками, но кто-то взял коня,
А кто-то ехал просто на верблюде.
Шли по земле, традиции храня,
Творца Создателя забыли скоро люди.

Забыли люди Бога, задурили,
Молва пошла: придуман, мол, и Ной.
Сказали: "Волки, змии нас родили,
А кто-то вдруг родился сам собой.

Один мечтатель думал долго-долго,
Мозгам губителен Британии туман,
Додумался: мы, люди, не от волка,
Произошли мы все от обезьян.

Сказал к тому ж: "Родитель Океан,
Мы доросли с простейших инфузорий"
Да кто же против, чтоб родило море,
Когда и с гор не виден Магадан.

Господь создал гориллу и макак,
Поведал людям: "Вы подобья Божьи
И с обезьянами равняться вам не гоже,
Со Мною тоже, если не дурак"

А люди во все тяжкие пустились,
Своим подобием сварганили богов,
Болванов грозных делать наловчились,
Пройдёт неделя и божок готов.

С Единым Богом связи потеряли
И вместе с тем утратили покой.
Дойти до истины удастся всем едва ли,
Но о религиях отдельною строкой.

Пустиили слух, что на одном ковчеге,
Спасти всю живность не сумел бы Ной.
Всех видов мух не вместишь на телеге,
Зверями, птицами наполнен шар земной.

Так Ною всех спасать-то и не надо,
По роду, виду взял животных Ной.
Ковчег по площади не меньше зоосада,
Ведь роды множились с наружностью иной.

Вот случай был: козёл в телячье стадо
По недосмотру что ли там проник.
Так что же это, радость иль досада?
На свет явился мощный овцебык.

Другой пример: в табуне дело было,
Там жеребец наелся и уснул.
Тайком осёл дорвался до кобылы
И у неё в свой срок родился мулл.

Проснулся и разгневался вожак,
Сам жеребец настроился на месть,
Он у ослицы в день тот отнял честь.
Порода новая - явился в мир лошак.

По родам превращений очень много,
Но и для них имеется порог.
Предел тот создан замыслом от Бога
И преступить его ещё никто не смог.

Когда же люди дальних двух родов
Задумают одну создать семью,
То тут Господь не дал запретных слов,
Сомнений нет, улучшат кровь свою.

Столетьями люди селились вдоль рек,
По берегу моря роды и народы.
Не может прожить без воды человек,
Так было и будет так долгие годы.

По тёплым местам шли на Юг и Восток,
Шли к Инде и Гангу, Бенгальскому морю.
До Чёрного путь уж совсем недалёк,
Дунай, Днепр и Волгу освоили вскоре.

На Север шли медленно, малым гуртом,
Где Белое море, Двина и Онега.
Отважные люди нашли там свой дом,
Но род их один: мореходы ковчега.

Где раньше селились, быстрей развивались
Ремёсла, искусства, росли города.
Добро друг у друга похитить старались,
А с войнами вместе взрастала беда.

Убийства, пожоги, захват, грабежи,
Народов историю сетью покрыли.
Границы империй, родов рубежи,
В крови с переменным успехом чертили.

Смахните с преданий о Греции, Риме,
Блистание красок, поэзию слов,
О том, как Гераклы руками своими
Народ избавляли от мрачных оков,

О том, как в Олимпе огонь воровали,
Как печень отдал за тепло Прометей,
Увидите мерзостей меньше едва ли,
Чем в дикой и грозной России моей.

Довольно всего у любого народа:
Великие вехи, зло мелких обид.
Породу людей образует природа,
Все ходят под Богом, никто не забыт.

Раскинулась Русь необъятной равниной
С великими реками, цепью озёр,
С бескрайнею степью, ни с чем несравнимой,
От Понта к Уралу, до северных гор.

Понт - Чёрное море, считалось границей
Ужасных, богатых полунощных стран,
В которых охраною нечисть плодится,
А Понт необъятный и есть океан.

Лет за семьсот до рождества Христова
Дерзнули греки за Понт проникать.
О той земле своё сказали слово,
Легенды, мифы начали слагать.

Живут там скифы, кочевые племена,
По устьям рек, воинственный народ.
В холодные воюют времена,
А по теплу в лугах разводят скот.

Могучий Геркулес их праотец.
Приплыл из Греции, земля была пуста.
Олимпа грозного посол или гонец
Сам заселил обширные места.

Застигла буря, лёг он отдохнуть
На берегу, укрывшись львиной шкурой.
Решил: поспим, пробьёмся как-нибудь,
Жизнь в ратном подвиге была второй натурой.

Натурой первой Геркулес был бог,
Служил он богом на Олимпе много дней,
А тут проснулся, видит - без сапог,
Нет колесницы, нету и коней.

Пока он спал, добро всё кто-то спёр,
Ну как стране тут после доверять?
Пошёл искать, куда мог дется вор,
Герою больше нечего терять.

Ходил - бродил по нынешним курортам,
Пришёл в лесную местность Гюлэю.
Следы все смыло, или кем-то стёрты,
Бог проклял долю горькую свою.

А гнев крови играет по аортам:
"Найду вора, башку всю разобью,
Везде найду и в логове у чёрта"
Тут он увидел женщину - змею.

Лежало чудище во глубине пещеры,
Рукой чесало сзади чешую.
Все части тела разрослись без меры,
Хвостом шевелит, роет колею.

Спадают волосы, огнём горя, до дола,
Глаза морской сияют бирюзой.
Что до колен, то женского всё пола,
Зачем же этой бабе хвост трубой?

Сказала: "Заползай-ка, Геркулес,
Ехидна я, смогу тебе помочь.
Отец мой бог, я Борисфена дочь,
Очаг лишь тут, вокруг дремучий лес.

Мы не в Олимпе, нет у нас нектара,
Зато в лесу живут по дуплам мухи,
Зовутся пчёлами, приносят мёд мне даром.
Входи герой, мы выпьем медовухи"

Подуло с моря, снова ураган
Нарушил планы Геркулеса о погоне,
Вошёл и выпил с ходу целый жбан.
Ему Ехидна: "Целы твои кони.

Они накормлены, стоят в надёжном месте,
В большой пещере дальше, за горой.
О них не думай, думай о невесте,
В ночи свершай ты подвиг свой, герой.

Садись поешь, ещё себе налей,
Источник наш в веках не оскудеет.
Согреешь кровь, желание созреет,
В противном случае не дам тебе коней.

В пустыню с миссией ты послан, Геркулес,
По воле Зевса оказался у пещеры.
Так не ломай же олимпийской веры,
Исполни долг по прихоти небес.

С тобою род мы обоснуем в сей пустыне,
Начнём сейчас же, прямо до зари,
Со всех сторон ты пленник мой отныне,
Мне сына сделаешь, возможно даже три.

Подумал Геркулес: "Где взять управу
На эту бабу, как забрать коней?
Да пусть с хвостом, весёлого всё ж нрава
И остальное вроде бы при ней"

Нужда великая,остался жить в пещере.
Приноровился, жил с ней много дней,
Давным - давно, ещё не в нашей эре,
На свет троих родили сыновей.

Агатирс первый, кремень, тверже стали,
Охотник, воин. Был вторым Гелон.
Его стараньями стада все возрастали,
Наделы ширились, торговлей ведал он.

А младший Скиф, достойный, знаменитый,
По силе, красоте, как Геркулес
И как Ехидна мама очень скрытный:
То блещет ум, то в доблесть перевес.

Родоначальник Скифии царей,
Племён воинственных от Дона до Дуная,
Владыка тучных пастбищь и полей
От южных гор до северного края.

Сам Геркулес, как водится, исчез,
Оставив рюмку, лапы отпечаток,
Потом с Олимпии для Скифа дал задаток,
Что признан главным волею небес.

Пред братьями упали с неба чаша,
Колчан со стрелами, неподалёку лук,
Воловье иго, для распашки плуг
И всё из золота, одно другого краше.

Сокровища пытались принять в руки
Два брата Скифовы, но жёг огонь ладони.
Отбросили, терпеть не в силах муки,
Далось всё младшему и Скиф воссел на троне.

От братьев разные родились племена:
Агатирсы, гелоны, паралаты,
Но стала Скифией для мира вся страна
С её безбрежностью, историей богатой.

Из Азии в Европу шла дорога
По северным Понтийским берегам.
Племён несчитано легло костями там,
В местах приветливых осело их немного.

Как утверждал историк Геродот,
Вначале жили тут киммерияне.
Затем из Азии, как саранча народ
Пошёл чуть северней, в надежде сбора дани.
Народ свирепый, назывался скифы,
За ними вглубь селились исседоны,
За исседонами хранили злато грифы,
Ещё циклопами леса там заселёны.

На берегах же северных морей,
Где вечный холод в сумраке царит,
Где океан суров и ледовит,
Живёт народ блажен - гиперборей.

Народ безвредный, добрый для соседей,
Задумчивый, как северная мгла.
Доволен всем, природа что дала,
Пасёт оленей, изредка медведей.

Киммериян от моря гнали скифы,
Заняли всю прибрежную равнину.
Никто не смог остановить лавину,
О том гласят предания и мифы.

Порабощали скифы племена,
Их за заморские товары продавали,
Для Рима, Греции по морю отправляли,
Пленённым воинам судьба была одна.

Служить из страха в римских легионах,
С зверьём сражаться в гладиаторских аренах.
Оставить мысль о лучших переменах,
Былой свободе, собственных знамёнах.

Великий Рим держался грабежом,
Дворцы роскошные рабами возводились,
Мечты рабов во мрамор воплотились,
Свободы Римские добыты их трудом.

Захваты пленников - тяжёлая добыча,
За них вино и золото дадут.
Вот потому у скифов ратный труд
Вошёл в почёт, воспринят как обычай.

Соблазнов много Греция сулила
За скифские меха, рабов и кожи.
Оружие кочевникам дороже,
Вот, грекам Скифия путь к берегу открыла.

Для греков выгоден со скифами обмен,
Не знают варвары своим товарам цену:
Табун коней пригонят для обмена,
Бурдюк вина лишь требуют взамен.

Красы невиданной несут меха густые,
Куниц да лис, таёжных соболей,
За них товары требуют простые:
Ножи, одежду, сети для зверей.

Все реки Скифии велики, полноводны,
И Дон, и Днепр, и Волга, и Дунай.
В них рыба множится привольно и свободно,
Бей острогой да грекам отправляй.

А близ полян и цветников пахучих,
Среди лугов и липовых аллей,
Рои пчелиные несметной кружат тучей,
Мёд добывают те, кто посмелей.

По устьям рек в долинах благодатных
В продажу скифы сеяли зерно.
Для пищи варварам в диковинку оно,
Но как товар из прибыльных и знатных.

К взаимной выгоде без резких перемен
Веками долгими друг с другом торговали
Эллин и скиф и не было печали,
Что торга суть обман, а не обмен.

Нередко в гавани челны с большим товаром
Таясь, встречали скифские отряды,
Сокровищь кучи получали даром,
Кто налетал на склады из засады.

Купцы эллины возводили города
Поближе к рекам, строили богато.
Селились с семьями надолго, навсегда,
Хранили зорко рухлядь в них и злато.

Из камня стенами постройки окружали,
С бойницами, недремлющим дозором,
Вратами крепкими от вора запирали,
Набегом не возьмёшь, осадою не скоро.

От крупных барышей за домом дом
Росли колонии купцов на берегу,
С наделами и мраморным дворцом,
С отрядами, чтоб дать отпор врагу.

Не всё же грекам, варварская знать
От торгов оживлённых богатела
И в той же роскоши жить в городе хотела,
Пить вкусное вино, с красавицами спать.

Носить одежды с золотым шитьём,
Из мягкого сафьяна сапоги,
Мечи булатные и чистым быть при том.
Вот, скифы поняли, что греки не враги.

Сыны царей с надёжною охраной
Не раз бывали в Греции и Риме,
С купеческим ходили караваном,
Презрев опасности и стали там своими.

За храбрость, доблесть, верность и отвагу
Ценились скифы, в Греции служили,
А римские поэты скифам сагу
В войне Трояновой за героизм сложили.

Под сенью императорских знамён,
За процветание свободного народа,
Траян водил и скифский легион,
Свирепость даков усмирила их порода.
Роднились скифы с греками, женились
Нередко на гречанках их цари.
Народы новые по Понту расплодились,
Богам же старым возводились алтари.

По устью Буга вырос город славный,
Лет за шестьсот до рождества Христова,
Назвался Ольвией и в нём начальник главный
Был скифский царь, решающее слово
В совете греческом среди купцов имел.
Царь Скюлес назывался игемоном,
В нём греческий архонт давно созрел,
Но войско звал под скифские знамёна.

Имел царь Скюлес в Ольвии дворец
По центру города, с своим водопроводом.
Кузнец из Греции сковал златой венец,
В нём игемон беседовал с народом.

Эдикты и указы возглашал
У алтаря Юпитерова храма.
Богов из Греции своими признавал,
Не видя разницы, у всех одна программа.

Особо в храмах почитался Ахиллес,
Герой Гомеровой поэмы "Илиада"
И сам Гомер набрал у скифов вес,
Почти уж бог, ему и жертвы надо.

Писал в заметках Хрисостом Дион,
Как в Ольвии он пережил осаду.
Вкруг варварами город осаждён,
Но слушать чужеземца были рады.

Во храме Юпитера в чёрных одеждах
Собрались с оружием слушать Диона,
Надеясь: врагов сокрушат, как и прежде
И вновь разобьют, полонят легионы.

Над башнями скифские вились знамёна,
Для варваров смерть раскрывала объятья.
Те, кто осаждали и кто осаждённы,
Недавно в степях кочевали, как братья.

Теперь быт их разный и разная вера,
Брат брату желали пролития крови.
В стенах призывали стихами Гомера
Родство уничтожить, что было не внове.

Вот варвары скифы к стенам приступили,
Метали в защитников копья и стрелы.
Их греки кипящей смолою облили,
У воинов кровь, как смола закипела.

В слепом безрассудстве волна за волною
О крепость отряды степные дробились
И с воем предсмертным, как рёвом прибоя,
Под градами стрел кони, люди валились.

Дымы заклубились на башнях сигналом:
Пора выступать из секретов отрядам.
В местах потаённых скрывалось немало,
Сходились до крепости грозным парадом.

Со скрипом и лязгом открылись врата
Навстречу метавшимся в панике скифам
И поняли варвары: жизнь - суета.
Шли чёрные латники, будто бы грифы.

Бросали плетёные, крепкие сети,
В кольцо осаждавших людей окружали,
В них сыпали стрелы, а пленники эти,
Спасаясь от рабства, о смерти мечтали.

Их несколько сотен в тот день повязали,
Как зверя в сетях погрузили в челны,
Продали для чуждой работы, войны.
Свободу бедняги навек потеряли.
Скюлес, совершив по защитникам тризну,
Назначил на площади храмовой пир.
С отрядами вместе сражался кумир,
Старался к культуре приблизить отчизну.

Построил он в Ольвии рынки и склады,
Гимназиум, рыбный торговый базар,
Амбары для хлеба и рушил преграды,
Считая: вражду побеждает товар.

Немалую цену платил мастерам,
Познавшим закон корабельного дела.
На верфях, заморским не веря дарам,
Свой флот для торговли построил умело.

До самой Сицилии вдоль берегов
Челнами купцы из Ольвии ходили,
Сражались в пути, отражая врагов.
Товары им куш в десять крат приносили.

К языкам способных людей привечали,
Имели на торгах своих толмачей,
Решив, что обман не воспримут ничей.
По спросу цену за товар назначали.

Растила торговля и мощь умножала
Других городов побережия моря.
С богатством, как правило, множилось горе,
Опасность разбоев с их ростом взрастала.

Нужда заставляла в единую силу
Цветущие вместе собрать города.
Босфорское царство возникло тогда,
Народ разномастный в едино сводило.

Столицей избрали Босфорских царей
Известную в древности Пантикопею.
Там Керч у Азова на стыке морей
Уютную гавань и ныне имеет.

Издревле возник Херсонес на Днепре,
Затем Фанагория рядом с Таманью.
В Крыму города по обширной земле
Для общей защиты обложены данью.

Успешно налёты врагов отражали,
Всё глубже вторгаясь в прибрежны пространства,
Народ покорённый в рабов превращали.
Фортуна не терпит побед постоянства:

На силу нашлась ещё большая сила.
Через Босфор в пятьсот тринадцатом году
Армада войск на шестистах судах входила,
Разор сулила, рабство и беду.

Персидский царь Дарий затеял поход,
Под властную руку воспринять желая
Всю скифскую землю и вольный народ
От устья Дуная до самого края.

Дошла до Ольвии тревожная весть:
Заморские персы пощады не знают,
Разбои чинят, города разоряют,
Тех, кто не сдаётся, ждёт страшная месть.

Царь Скюлес направил в пределы гонцов,
На вече вождей от племён собирает,
От скифских, сарматских и прочих родов,
Единым кочевьем сойтись предлагает.

"Забудьте былую вражду,- говорит,-
Сойдитесь со мной на тревожное время,
Иначе свобода навеки сгорит,
В рабов обратится всё вольное племя.

Я царь ваш по праву, рождён паралатом,
Мне кровь не позволит позор наш терпеть.
Был знатным доселе и был я богатым,
Отныне всё злато меняю на смерть.

Накоплены спрячем в пещерах богатства,
В дорогу возьмём лишь еду, да коней.
В бескрайних равнинах всескифское братство
На время объявим по воле своей.

Довертесь мне братья, я знаю повадки,
Стратегию, тактику этих людей.
Персидских царей обещания сладки,
Но нравом коварны, не лучше зверей.

Их войско огромно, числом как песок,
Умеют сражаться и в пешем строю.
Не взять их наскоком и в долгом бою,
Возьмём их измором, лишь дайте мне срок.

Заманим, закружим в безводной пустыне,
Засыплем колодцы на ихнем пути.
Издохнут от жажды, уйдут в половине,
Кому мы позволим живыми уйти.

Пройдут две луны чередой в небосклоне,
Иссякнут их доблесть и воинский дух,
Возропщут войска от бесцельной погони,
О гибели верной надломит их слух.

Геройствуют ныне, как грабят дома,
Дворцов, теремов нет в лесах и в долине,
Сокровищь, что алчут, не будет в помине.
Ощиплем их братья, а там и зима.

Завьюжит метель и завоет пурга,
Всё небо покроется мглой без просвета.
У персов доспехи, а шуб тёплых нету,
Загоним в сугробы босого врага.

Весной соберём их мечи и доспехи
И ради потехи насыпем курган
Из ихних костей, для истории вехи,
В веках не покроет забвенья туман.

Узнают потомки по хищным оскалам,
По чашам и кубкам из их черепов,
Как персов незванных земля принимала,
Как скифы встречают всесильных врагов.

Для общих кочевий наметим пути,
Где мало колодцев, источников, рек,
Где долго не сможет прожить человек,
А войску персидскому трудно пройти.

Пусть женщины, дети с обозами вместе
На север в воловьих кибитках кочуют,
На сутки вперёд от отрядов ночуют.
Пусть жертвы приносят и Марсу и Весте.

Волхвы да не скупятся пусть на молитвы,
Кудесники к духам могучим взывают,
Чтоб битву нам выиграть вовсе без битвы,
Стихии на Дария пусть обращают.

Вошёл Дарий с войском в степные пределы,
Разрушив все крепости, взяв города,
Оставив с охраной на море суда.
И будто земля под стопой загорела,

Леса и поля пожирают пожары,
На север стремится от гибели зверь.
Царь Скил хитрый план разработал недаром:
Уж лошади дохнут, что делать теперь?

А скифы маячат в отрядах вдали,
В бои не вступают, так что ж это значит?
"Мы б воинство их уничтожить могли,
Породою трусы, бегут не иначе"

Царь Дарий и сам недоволен собой,
Привычно в боях брать богатые царства,
А тут лишь пылают степные пространства,
В них не с кем сразиться, как только с судьбой.

В ночи набегают, как будто шакалы,
Терзают с провизией с тыла обозы.
Прошло две недели - украли немало,
Ещё две пройдут и останутся слёзы.

Послал Дарий персов с разведкою в Крым,
Узнать, не богато ли тавры живут.
Доносят: богатство такое же - дым,
Там тавры встречали их также, как тут.

Хлеба посжигали, живут грабежом.
По норам все прячутся, если не ночь,
А ночью разжиться разбоем не прочь.
Селятся в лачугах, не нужен им дом.

Свирепы, жестоки, в набегах коварны.
Коль пленных берут, не уводят с собою,
А режут им головы, вяжут попарно,
Считается нищим с одной головою.

Шесты с головами от зла охраняют,
Угодны богине, зовут Орейлоха.
От страшного леса покой обретают,
А мало голов - значит в хижине плохо.

Почуял царь Дарий: страна велика,
Да дикие люди в земле обитают.
Тут варварства хватит ещё на века,
Коль сами добро за собою сжигают.

Нет средств покорить сей народ - вот досада,
Дороже себе их годами ловить.
Герою подобных побед и не надо,
Коль в славном сраженье нельзя победить.
"Племён тут без счёта, а как ведь сплотились
В своём хитроумном и пагубном беге.
Почти без потерь уходить наловчились,
Ну как в Вавилоне, иль с Ноем в ковчеге.

А ведь говорили: добры и богаты
По скифски живущие здесь племена:
Будины, гелоны, авхаты, сарматы,
Купцы называли мне их имена.

Кочуют по степям, пасут табуны,
Мехами снабжают почти что пол-мира.
Им дорог аркан, ненавистна секира,
Подачек не ждут, никому не должны.

Вчера вот пленили двух диких сарматок,
С врагами я краток, но женщины всё же.
Мне честь перед войском и жизни дороже,
Велел привести в свой шатёр азияток.

Неряшливы с виду, но очень стройны
И если отмыть то, наверно, красивы.
Цениться на рынках такие должны,
В движеньях точны и сильны, бережливы.

Их волосы белы, густою волною
Спадают под грузом каким-то до пят,
Как будто бы мантия тело всё кроет
И голову тянет немного назад.

Сплошь груди покрыты тончайшим узором,
Звериных сражений мелькают картины.
Кто вы? Отвечают: "Ходили с дозором,
Воюем мы, царь, а в ином неповинны.

Вздремнули мы в роще, попали врасплох,
Твои нас мужланы накрыли сетями,
Лишь сонных пленят. Конь и мечь есть наш бог,
Попробуй схватить, как срастёмся с конями.

Вели, царь, убить, или дай нам свободу,
Рабами сарматам не быть никогда.
На родине все переносим невзгоды,
Но роскошь в неволе для скифа беда.

Царь Дарий, не любишь ли ты поединки?
Готовы сразиться с твоим мы отрядом.
Мы сёстры едины, как две половинки,
Умрём, победим ли - свобода в награду.

Верни нам коней и мечи, что отняли
И выставь в доспехах любое число.
Ты в жизни такое увидишь едва ли,
Поверь нам, мы знаем своё ремесло"

Ответил я: с бабой сражаться не дело,
Но игры потешные мы проведём.
Берите коней без мечей, коли смелы,
Прорвёте кольцо и мечи вам вернём.

В круг воины встанут в шеломах и латах,
Щитами прикроют себя и коней,
Попробуйте строй разорвать, азияты.
Не выйдет - прощайтесь с свободой своей.

Отправлю в Каир на невольничий рынок,
В наложницы сотникам верным отдам.
Начните бескровный, но злой поединок,
Посмотрим сноровку по ратным делам"

Сплошною стеной разместились полки,
Бронёю щитов образуя арену
И копья скрестили, как будто замки.
Не взять стенобитником грозную стену.

Вот сёстры - сарматки взметнулись, взлетели,
На спинах коней боевых оказались,
Без сёдел, галопом, как песню запели.
И верно: со зверем в едино срастались.

По полю носились так весело, дико,
Уж словно свободу они получили.
С гортанным, победным и радостным криком
Теперь уж не девы, а дивы кружили.

На всадниц смотрели полки в изумленье:
Кентавры над выжженной степью парили,
Минуя пространства за кратость мгновенья,
Таща за собою завесы из пыли.

Скакали они к головному отряду,
Где тысяцкий главный начальник стоял,
Открыто и гордо, как будто к параду,
Его не пугал налетающий шквал.

Не знал богатырь себе равных в боях,
Единым ударом решал поединки.
Не бабам - дикаркам посеять в нём страх,
Дыханьем колосс их сметёт, как пылинки.

Забыл богатырь о победе Давида,
Как юный пастух Голиафа сразил.
В сравненье с титаном ни силы, ни вида,
Давид в отдаленье пращу раскрутил

И камень пустил в Голиафа снарядом,
Попал великану в пустующий лоб.
Там также всё войско стояло парадом
И также от страха объял их озноб.

Вот первая всадница сделала круг,
Пошла на колосса, крутя головою.
В причёске был камень и будто пращёю
Ударила в лоб, повергая в испуг:
Под ноги коня повалился из строя
Титан - исполин, испускающий дух.

Вторая помельче ударила двух
Своею роскошной тяжёлой косою.
И долго над степями ширился слух:
Две скифки сразили всех персов без боя.

Титан отлежался, отлили водой,
Но счёл пораженьем падение царь.
Силён воевода, да слаб головой,
Нередко победы давались так встарь.

Царь Дарий на волю сарматок пустил,
За из виртуозность шелками дарил.
За то, что смелы, мастера ремексла,
Оружье дал выбрать и конскую сбрую.
И с сёстрами вместе отправил посла,
В степях утомлённый кружиться впустую.

Царю передал: "Странный ты человек!
Зачем убегаешь всё дальше и дальше,
Кому же на пользу трусливый твой бег?
Давай-ка сразимся по чести, без фальши.

Коль чувствуешь силы, то дай мне отпор,
На промысел неба в сраженье надейся,
За землю свою и отцовскую бейся.
Нет силы, так стой и вступи в разговор.

Признай повелителем, сделай мне дар
Своим подношением: землю и воду.
От рук твоих всюду пылает пожар,
Уплатишь мне дань и получишь свободу"

Вернулся посол, скифский царь отвечал:
"Нет сил на земле, чтоб я бегал из страха.
Не страх пред тобой нас по степям погнал,
Душа кочевая желает размаха.

Людей берегу, потому и бегу,
Привык то я делать и в мирное время.
Могу выслать войско навстречу врагу,
Но бой холостой - бесполезное бремя.

Не бьюсь я с тобой и тому есть причины:
У нас нет садов, городов и полей,
Земли же довольно для нас половины,
Для наших племён до скончания дней.

Что ты завоюешь, что ты истребишь?
Нам нечего биться с тобою из страха.
Вот если могилы отцов разоришь,
Представится благом смертельная плаха"

По своему скифы людей хоронили,
Для знатных мужей холм большой насыпали.
В могилы рабыни и жёны сходили,
И всё, что ценил, чтоб не ведал печали.

Загробную жизнь дикари уважали,
О душах отцов проявляли заботу.
Позор, коль лежит без имущества кто-то,
Наследников добрым помянет едва ли.

Царь Дарий послание то получил,
Пошёл восвояси от скифов назад.
Походу великому сам был не рад:
Народ дорожит лишь костями могил,
Добыч на динарий, потери - стократ.

Прошло много лет и за Дарием вслед
Филипп Македонский нарушил границы.
Царь скифов Атей порешил с ним сразиться,
Отверг прежний опыт и Скила завет.

Рванул напролом, разрушая преграды,
Наверное знал, как Филипп был силён.
С кочевием вместе попал он в засаду,
Народ, двадцать тысяч, в полон уведён.

Алексаендр Македонский дошёл до Дуная,
Но зная, что в Скифии нечего взять,
Решил не тревожить холодного края,
На южные земли направил всю рать.

Пытался Восток весь поднять Митридат,
Разрушить могущество скифами Рима
И действовал умно, но всё ж невпопад,
По времени миссия неисполнима.

Единого в Азии нет интереса,
Посулом добычи на бой не завлечь.
Куда диким ордам да против прогресса?
Цари не спешили вложить в руку меч.

Уж как Митридат слить в одно ни старался,
Разрозненным был неоседлый Восток.
Колонией северный Понт оставался,
А путь к единенью тернист и далёк.

Шёл первый век от рождества Христова.
Из уст Спасителя услышал человек:
Бог есть Любовь и воплощенье Слова,
Земля - пристанище, лишь к вечности разбег.

Учение Христа набрало силу в Риме,
Царить мешало императорам тиранам.
Благая Весть была непобедима,
Сердца людей устали от обмана.

Ссылали вольнодумцев к дикарям,
Стал Херсонес пристанищем изгоев.
Их гнали толпами из Рима по морям,
Считая Скифию их гибельной судьбою.

Сюда пришёл святой Андрей Апостол,
Воздвигнул крест на киевских горах.
За тыщу лет невиданного роста
Местам пустыни дикой предсказав.

Дошёл Андрей до озера Ильменя,
Среди племён встречал там и славян.
Для света Истины в зачатке было время,
Но путь для Скифии святым Андреем дан.

Поведал Апостол Андрей, как славяне
На севере дальнем, суровом живут,
Как хлещутся веником голыми в бане,
При том в доброй воле к расправе идут:

"И пришёл апостол Андрей к словенам,
где ныне стоит Новгород, и увидел живущих
там людей - каков их обычай, и как моются
и хлещутся, и удивился им. И отправился в
страну варягов, и пришёл в Рим, и поведал о том,
как учил и что видел, и рассказал:
"Удивительное видел я в Словенской земле
по пути своём сюда. Видел бани деревянные,
и разожгут их сильно, и разденутся догола,
и обольются квасом кожевенным, и поднимут
на себя прутья молодые, и сами себя бьют,
и до того себя добьют, что вылезут едва живые,
и обольются водою студёной, и таким образом оживут.
И делают это постоянно, никем не мучимые,
Сами себя мучат, и так совершают омовенье
себе, а не мученье"
\Повесть временных лет\

Он проповедывал Благую Весть Христову
Разноплеменным людям Херсонеса,
Десяткам храмов заложил основу,
Росткам зелёным будущего леса.

Затем во Фракии сам Церковь основал,
Константинополя святыню и опору.
Незримой нитью с Скифией связал,
Однако связь проявится не скоро.

Рукоположенный в епископы Петром,
Святым Апостолом, сподвижником Христовым,
Климент в империи прославил Божий дом,
Из Рима изгнан был за праведное слово.

За отвержение языческих богов,
Отказ почтить их жертвоприношеньем,
Он высочайшим императорским веленьем
В каменоломни брошен меж рабов.

Рубил святитель мрамор и гранит
Для Херсонеса, Греции и Рима,
Христово слово насаждал незримо.
О нём потомство память сохранит.

Сочли Климента стражники смутьяном,
Ученьем наносящим тяжкий вред.
Он в Херсонесе признан нежеланным,
Между рабов такому места нет.

Святого после скорого суда
Жестоким палачам отдали в руки
И третий папа Римский принял муки,
На шее с якорем взяла его вода.

Однажды в год на скорбный час кончины
Каким-то чудом море отступало
И место гибели святого открывало
Глазам собравшихся с молитвой для помины.

Климентов якорь от поры той давней
Стал символом надежды христиан,
Надежды стойкой, светлой и печальной,
Что в Судный день рассеется туман,
Откроют недра, горы и моря
Для света Истины Христовой якоря.

Херсон - священный город россиян,
Купель крещения, великая столица.
Здесь в православии Владимир утвердится
И третий Рим заложит для славян.

Чтоб верою сердца язычников зажечь,
Наставить в истине и побудить креститься,
Епископ Капитон войдёт в пылающую печь
И невредимым будет долго в ней молиться.

Венец мучений многие святые
Во имя Господа в Херсоне обретут.
Кирилл с Мефодием в священный град войдут,
Российской славы тут источники живые.

Путь к царству Русскому от скифов долог был,
От орд бесчисленных в веках затерян след,
Легенды смутные, да скопища могил.
Всё в Лету кануло и прежнего уж нет.

ДВИЖЕНИЕ СЛАВЯНСКИХ ПЛЕМЁН


Плывут века, как облака,
Небесной влагой множа всходы.
Ведёт незримая рука
В пространстве роды и народы.

Прошли с тех пор велики годы,
Когда единым был народ.
Решил, что выше он Природы,
По столпу на небо взойдёт,

Вновь обретёт сады Едема,
В них заживёт без нужд и бед,
Но дан был Господом совет:
На небе места грешным нет,
А счастье бред и споров тема.

В Адаме изгнаны из Рая,
Шли племена во все концы,
Земли народов праотцы,
И с ними скорбь шла мировая.

Славяне сели по Дунаю.
Велик числом славянский род.
Никто вождя славян не знает,
Не ведал грамоты народ.

Прихода день и год забыт,
В Руси осели в первом веке.
Впервые внёс в реестр Тацит,
Историю писали греки.
Он о венедах говорит
С суровым нравом, как сарматы,
Но строят дом и носят щит,
Воюют пеши, небогаты.

Разделены на два народа:
Славян от Вислы до Днепра
И антов, свирепей породой,
Живут в Понтии, до Днестра.

Наш летописец подтверждает,
Как Русь сложилась от славян:
Хорватов, сербов называет,
С Дуная шедших, хорутан.

Теснил их сильный враг с Дуная:
Германцы, кельты, с юга - Рим.
Гоним, долины покидает,
Чтоб не рассеяться, как дым.

Осели в степях по Днепру,
С привольным именем - поляне.
Другим дремучесть по нутру,
В лесах свой ладят быт древляне.

А между Припятью, Двиной
Дреговичей садится племя,
По Полоте, чуть стороной,
Род полочан осел на время.

От них уж кривичи пошли,
Свой град Смоленск обосновали.
Славяне множились, едва ли
Возможно счесть славян земли.

В верховьях Волги и Днепра,
Двины осели кривичане,
От них колено - северяне,
Приняла сей народ Десна.

Пришли и к озеру Ильмень,
Воздвигли Новгород Великий.
Народ тогда был в общем дикий,
Но град стоит и по сей день.

От ляхов, западных славян,
Шёл в Русь Радим и сел на Соже.
Брат Вятко с ним, вёл племя тоже,
Избрал Оку, род вятичами зван.

Где род селился, так и назывался,
Иные брали имена вождей.
Народ роился, в племя выделялся,
Взрастая ветвями от родственных корней.

Лишь новгородцы именем своим,
Словенами ильменскими назвались,
От чуди финской званьем отделялись,
Решили: так мы корни сохраним.

На Днепр с Дуная, скифов покоряя,
Могучий Кий с боями вёл дружину.
И братьев Кия Нестор вспоминает:
Щек и Хорив по крови с ним едины.

С сестрою Лыбедью селясь на трёх горах,
Три брата город Киев основали.
Зверей ловили по Днепру в лесах,
Полян днепровских от набегов защищали.
Древлянам же внушало племя страх,
С древлянами поляне враждовали.

Мудрец князь Кий и род его могучий,
Среди славян прославился не зря,
В Константинополе возник тревожной тучей,
Там принял дань от ихнего царя.

В пути обратном сделав остановку,
Дружина Киевец срубила на Дунае.
За место биться с братьями неловко,
Вернулись в Киев, доблесть сохраняя.

Срубили город или огород:
Снаружи ров, да насыпь с частоколом,
Внутри из дерева росли на месте голом
Дворы и хижины, в которых жил народ.

Народ и род понятия едины,
Отец, судья и главный воин - князь.
Но сильный муж, от рода отделясь,
Мог увести не меньше половины.

Не без причины рушились роды,
Утратит князь величье, мудрость, силу,
Растёт вражда, не миновать беды,
Часть рода с новым князем уходила.
Владыку - князя выбирает род,
Из лучших самых, доблестных и честных,
Уменьем, мудростью от юности известных,
Коль срок придёт и старый князь умрёт.

Среди славян обычно старший брат
Отцово место князя занимал.
Не потому, что знатен и богат,
Водил дружины, с князем пировал,

Но потому, что к старости отца
Творил по роду княжескую волю
Немало лет, задолго до конца
Воспринял делом княжескую долю.

Хранил казну, а выгоды народа
Своих превыше ставил ежечасно,
Мужал в сражениях с врагами год от года
И суд вершил обычаям согласно.

В те времена обычай был закон,
Власть уважения иной превыше власти,
А слово князя к роду испокон
Предупреждало беды и напасти.

Вопросы спорные решались на совете
Из признанных и мудрых стариков.
Согласья нет - тогда проблемы эти
Род возлагал на идолов богов.

Причины разные, дробились племена,
В угодия благие расходились.
Вражда, усобица, но полнилась страна,
За земли бились, умирали и плодились.

Первоначально заселялись города,
Вкруг городов лишь жалкие лачуги.
Нагрянет враг - за стенами всегда
Народ сбирался в яростном испуге.

И брал мечи, и одевал кольчуги,
И восставал славянский род на род.
В крови тонули братья, сёстры, други,
Косила смерть не худших всякий год.

Однако часто вместо городов
Род поселялся в дебрях за болотом.
Жил мирно там и был уйти готов,
Когда возникнет корысть у кого-то.

Добром владели вместе, сообща:
Стада, жилища, снасти и доспехи.
Бывало, дрались за добычу сгоряча,
Но это так, по родственной потехе.

Служила собственность единой связью рода,
Слаба была пока ещё семья.
И дети общие у племени, народа,
Лишь голова у каждого своя.

Природа диктовала быт и нравы,
Славяне жили в дикой простоте.
Сильнее кто, обычно те и правы,
И нынче так, пусть времена не те.

В быту добры, свирепые в боях,
Роды напоминали волчьи стаи,
У диких стай забота непростая:
Тепло и сытость, да нора своя.

Холодный климат закалял тела
И отвращал от праздности и неги.
В движенье постоянном, точно в беге
Жил славянин, творил свои дела.

Славяне древние сильны, неутомимы.
Болота, реки, горы и леса,
Суровый край степей необозримый,
Ваяла души севера краса.

Легко сносили и нужду, и голод,
Питались пищей грубой и сырою.
В халупах укрывались в зной и в холод,
Одежды - шкуры грубого покроя.

Как замечают греки летописцы:
Славяне стройны, высоки, сильны,
Смуглы от солнца, русы, но нечисты.
Не для парадов годны - для войны.

Ещё не зная сомкнутых рядов,
Бросались толпами отважно к легионам,
Сминали натиском обученных врагов
И брали крепости, осадам неучёны.

В ущельях тесных ратное искусство
При личной храбрости особо прявляли.
Страх незнакомое для славянина чувство,
Числа врагов на битвах не считали.

С степной травой сливаясь воедино,
Ползли бесшумно, окружая легион.
Мгновение - и кончен поединок,
Бывало так, что враг был полонён.

Могли часами в реках и болотах
Сидеть в засаде, через трость дыша,
Чтобы напасть, иль скрыться от кого-то,
Проделать тихо, ловко, неспеша.

Славяне древние сражались без коней,
Вооружались скудно, небогато:
Меч со щитом. Потом, чрез много дней,
Оденут всадники кольчуги, шлемы, латы.

Пока лишь копья, дротики крылаты,
Да в ядах смочены поют над степью стрелы,
Пока без лат славяне бьются смело,
За что неведомо, наверное за злато.

В бои вело желание добычи,
Жизнь не считалась дорогой ценой.
Народ разрозненныё до славы непривычен,
Славяне варвары на римлян шли войной.

Услышав, что славяне за Дунаем,
Бросали римляне селенья, города,
А при внезапности добро всё оставляя,
Спасались спешно бегством иногда.

Селились племена по крепостям,
Набеги совершали на селенья.
На грабежах взрастали поколенья,
Вражду и ненависть посеяв тут и там.

При приближении могучих римских сил
Все драгоценности и злато зарывали,
Всё, что могли, крушили и сжигали
И род на север ноги уносил.

И племена, жестокие в войне,
В быту обычном добродушны были.
Со златом вместе в южной стороне
От злобы избавлялись, как от пыли.

Тех пленных, что с собою уводили,
За выкуп отпускали небольшой.
Но многие с родами вместе жили,
Обзаведясь свободой и семьёй.

Гостеприимством славились славяне,
О том все летописцы говорят.
Поляне, вятичи, дреговичи, древляне:
В любом роду для гостя нет преград.

Купцы и странники свободно, без опаски,
Среди славян ходили много лет.
Всяк чужеземец ждал от рода ласки,
Напоен был, накормлен и согрет.

В пустом дому открытые врата
С готовой пищей гостя ожидали
И не смущала гостя пустота,
Он отдыхал в том доме без печали.

Когда ж хозяин беден и в нужде
И нечем странника попотчевать с дороги,
Взять у соседа разрешали боги.
Священен гость, не быть за то вражде.

Кто не окажет страннику почёт,
Обидит чем-то, иль лишит покоя,
Объявит племя родича изгоем,
Ведь гость дурную славу разнесёт.

Мог славянин иметь две-три жены
И даже больше, коль позволят силы.
Из рода взять, украсть со стороны,
Или купить, когда богатство было.

Все женщины имели кроткий нрав,
Очаг и дети главная забота.
Мужчина воин, потому и прав,
Рождён разбойствовать, как птица для полёта.

Так, матери, ростя своих детей,
Сноровку прививали им и силу.
Хотело племя больше сыновей,
Больных же девочек, бывало, мать топила.

Злодейством не считалось избавленье
От немощных и дряхлых стариков.
Для старости до той поры почтенье,
Пока полезен роду и здоров.

Не смели жёны пережить своих мужей,
С умершим добровольно сожигались.
Вдова бесчестила и племя, и детей,
Вот с трупом жёны в пепел обращались.

Так род лелеял нравственность в быту,
Так жён чужих желанье пресекал,
Чтоб об убийстве мужа не мечтал,
Сжигало племя вожделенну красоту.
Невесты вырастут, важней распад пресечь,
Предмет страстей считалось лучше сжечь.

Славянки древние не знали смерти страха,
Страшней для них поруганная честь.
Обидчик знал: его настигнет месть,
За кровь же - кровь, а за убийство - плаха.

Ходили женщины и в дальние походы,
Отцов сопровождая и мужей.
Переносили стойко все невзгоды,
В сраженьях погибали от мечей.

При общем характере много различий
В обычаях древних славянских родов.
Поляне по Нестору кроткий обычай
Ввели в отношения разных полов.

Издревле считались святыней их блраки,
Стыдливость - черта целомудренных жён.

С согласья родителей мирно, без драки,
Был брачным обрядом союз освящён.

Невеста входила с имуществом в дом,
Что было подспорьем на первых порах:
Одеждою, утварью, разным скотом,
И меньший над нею господствовал страх.

Древляне по норову более дики,
Невест у чужих для себя воровали,
Но сильным и выкуп за них отдавали,
И часто бранились, сквернили языки,
При ссорах, бывало, своих убивали.

Подобно зверям среди тёмных лесов
Жилища варганили, словно берлоги.
По нескольку рыли подземных ходов,
Чрез них убегали, коль враг на пороге.

Добро зарывали по ямам глубоко,
На случай нашествия тех же врагов.
Род хижины бросить всегда был готов,
По новым селился в лесах недалёко.

Родимичи, вятичи, как и древляне,
В лесах и болотах лепили лачуги.
Скота не держали, не знали о плуге,
И были подобьем древлян северяне.

Поляне пахали, держали стада.
Молочную пищу, да просо, гречиху,
Да свежее мясо имели всегда,
А жили осёдло, селеньями, тихо.

Одежду славяне носили из кож,
Тела и дома утепляли мехами.
Венед на венеда обличьем похож,
Венедки творили различие сами.

Все в длинных одеждах от шеи до пят,
Из тканных полотен, отделанных кожей,
Такой создавали для тела наряд,
Теперь модельер позавидовать может.


От ворота бисер и мелкие бляшки,
Из золота, жемчуга - всё, что блестит.
Что ниже, имело таинственный вид.
Венедка разила и жгла без промашки:
Ведь манит лишь то, к чему доступ закрыт.

Материю ткали, парчу и шелка,
Каменья и золото брали в походах,
Меняли на скот и меха, но пока
Торговля хирела при низких доходах.

Купцы безопасно по землям ходили,
Встречал их радушно славянский народ.
Торговля на деньги живее пойдёт,
Пока же монеты товарами были,
Обмен натуральный - вот весь оборот.

Любимым питьём у венедов был мёд.
По дуплам пчелины рои разоряли,
Затем и к себе диких пчёл приручали.
Напиток из мёда - веселья оплот.

На шумных пирах, зачастую зимою,
Под гусли пел песни собравшийся род
О том, как на греков ходили в поход.
В созвучных стихах воспевали героев.

Царило веселие зимней порою,
Водили вкруг жарких костров хоровод,
И в плясках волчком, да в присядку народ
Выплёскивал силы, бежал от покоя.

Зимою готовили струги, челны,
Ковали искуссно мечи и кинжалы.
Для быта народного и для войны
Для рода славянского нужно немало,
Всё сделать за зиму умельцы должны:
Богов для души, для тепла одеяла.

Под пищу лепили из глины сосуды.
Хранить научились славяне давно
В кувшинах из глины зерно и вино.
Да мало ли надо различной посуды:
И праху покоиться в урнах должно.

Горшки обжигали в печах на огне,
Художники диких зверей рисовали,
Какие водились в лесах по стране
И лаками стойкими верх покрывали.

Делили венеды на месяцы год,
С таким же числом, как и ныне - двенадцать.
Из древности каждый названье несёт,
По признакам главным природе стараться.

Январь - просинец, от синего неба,
А август - червен, от красных плодов,
Октябрь - листопад, к созреванию хлеба,
Студёный - декабрь и поныне таков.

Столетие названо древними веком
С понятием ясным, столетие - срок,
Отпущенный жить на земле человекам,
Естественный жизни здоровой порог.

Религию древних славянских племён
Рождали природы суровой стихии.
Есть добрые боги, встречаются злые,
Но каждый могуществом был наделён.

По списку имён из главнейших Перун.
Он бог - громовержец, грозы повелитель,
Он молнии мечет от луковых струн
И он же богов, что помельче, родитель.

Перун поит землю сухую дождём,
Ничто против воли его не растёт.
Он солнце затмит и мрак разорвёт,
День в ночь превратится, а ночь станет днём.

Верховный правитель Земли и Небес,
Богов многочисленных он покровитель.
Под властью Перуна и воды, и лес,
Всё сущее в мире Перуна обитель.

Иное названье Перуна - Сварог,
Дажбог, или солнце, рождён от Сварога,
И Ладо, бог света, от этого бога,
Никто без Сварога родиться не мог.

В родстве с ним находятся звёзды с луною,
Но им поклоняются люди особо.
Огонь тоже бог, спорит с богом водою,
А с богом ветров не заладили оба.

Стрибог носит имя владыка ветров,
Он старше воды и огня и сильнее,
Волос - покровителб зверей и скотов,
Поэтов, витий и волхвов - колдунов,
Владеющий словом сравним с чародеем.

Богам ставят идолов в видных местах,
Под кровлей на капищах. Грозных, красивых.
Обязаны боги внушать людям страх
И силой снабжать при делах справедливых.

Приносят им жертвы и клятвы дают,
Защиты от бед многчисленных просят,
Удачи в охоте, победы в бою.
Кровавые жертвы нередко приносят.

Кумиры Перуна стояли высоко,
На холме большом, иль крутом берегу.
Сияло на солнце каменьями око,
Усы, словно радуга, гнуты в дугу.

Чтоб бога задобрить, для пущей красы,
Из злата червона ковали усы,
Покрыта была серебром голова.
Богат истукан - о народе молва.

Для каждого бога своё торжество
Справляли селенья в течении года.
Когда засыпает под снегом природа,
В канун Рождества, Коляда-божество
Желает прославить себя средь народа.

И славили люди зимой Коляду,
Просили вернуться на круги Ярило,
Простить погрешенья, былую вражду.
И солнце всё выше и выше всходило,
И день прибавлялся, на убыль шла ночь.
Бог жертвы воспринял, желает помочь.


Весна приближалась, звенела капель,
Желание жизни во всём проявлялось.
Стрибог гнал от юга на север апрель,
Зиме жить недолго совсем оставалось.

Дажбог всех лучами насытить стремится,
Веселье в народе, грядёт Масляница.
Течёт медовуха в застольях рекою,
Славяне пируют, славяне в запое.

Готовится мясо, пекутся блины.
Кулачны бои, вкруг костров хороводы,
И браки весной совершаться должны.
Язычники верой славяне - народы,
В России обычаи от старины.
Богиню Зиму с торжеством провожают
И чучело Мары на праздник сжигают.

Весну заклинают особым приветом:
Огромные сани с высоким столбом,
Венцом колесо на вершине одето,
Колдун в украшеньях блистает на нём.

Те сани по кругу таскает народ,
Колдун заклинанья и песни поёт.
Волхвы в колесе и народ в хороводе:
То символы солнца во славу природе.

И вот, одевается красками лето,
Ярило могучий восходит в зенит,
Перун все стихии прославить велит.
Природа ликует, лучами согрета,
Народа душа над землёю парит.

Всё входит во благо и высшую силу:
И люди, и звери, вода и леса.
Купалу даруют Земле Небеса,
В июне Купала к народу сходила,
Тогда и творились в земле чудеса.

Растенья целили любые болезни,
Когда соберёшь на Купалину ночь,
Все хвори людские скрываются прочь,
Вся немощь от тела и духа исчезнет,

Коль в водах омоешь в Купалину ночь.
Становятся воды в сей праздник полезней.

Озёра и реки мерцаньем манят,
Горят и блистают живым серебром.
Деревья приходят, становятся в ряд,
О чём-то своём в тишине шелестят,
О тайнах вселенских, о благе земном.

Тот человек, кто папоротник сыщет,
Цветущий в ночь Купалы чудным цветом,
Узнает то, о чём и птицы свищут,
Творится что и в странах дальних где-то,
Проникнет в суть явлений скрытых тыщи.
Волхвом тот станет, станет и поэтом.

На праздник сбирались с окрестных селений
Для игр и веселья к горящим кострам
Славяне язычники всех поколений,
Там жертвы несли благодарно богам.

Сжигали животных обрядно в огне,
А сами сквозь пламя с разбегу скакали,
Так скверну греховную с тел очищали,
Молили Купалу о благостном дне.

Затем омывались в воде освящённой
И белый петух сожигался к рассвету
Во славу Купалы, кипучего лета.
Так в дух превращался под пенье сжжённый
И к солнцу летел от народа с приветом.

Славяне верили, что дух
Живёт подолгу после тела,
Имеет зрение и слух.
Душа по смерти есть хотела
И всякий дух рождён от двух.

Два духа усопших, начальники рода,
В загробье следили за благом детей.
На души умерших влияла погода,
Покойники ждали хороших вестей.

Мужик звался Род, после Пращур, Упырь.
Жена - Роженица, потом Берегиня.
Роды размногжались коленами вширь,
А каждый усопший нуждался в помине.

Пращур с Берегиней равнялись богам,
Другие усопшие звались русалы,
За то, что светлы и по лунным ночам
В лесах у озёр их бывало немало.

Зимою лежали во мраке в могилах,
Весной восставали к небесному свету.
Душа вслед за солнцем к живым выходила,
Озябла за зиму разута, раздета.
Живых и умерших будило Ярило.

Уже в Коляду, покидая гробы,
Слонялись по свету, живых устрашая,
Голодные души, приюта не зная,
На песни колядные, зов ворожбы.

Чтоб души могли с тяжкой долей смириться,
Под вечер им пели печально девицы:
"Уж ты солнце, солнце ясное!
Ты взойди, взойди с полуночи,
Освети ты светом радостным все могилушки,
Чтоб нашим покойничкам не во тьме сидеть,
Не с бедой горевать, не с тоской вековать.

Уж ты месяц, месяц ясный!
Ты взойди, взойди с вечера,
Освети ты светом радостным все могилушки,
Чтоб нашим покойничкам не крушить во тьме
Своего сердца ретивого,
Не скорбеть во тьме по свету белому,
Не проливать во тьме горючих слёз"

На Масленицу души просыпались,
На Горку Красную вставали из могил,
С живыми с Радуницею встречались
И ели то, что ближний приносил.

Могилы сладким мёдом поливали,
Раскладывали кушанья русалам,
По ямкам красны яйца зарывали.
Вкусить земных плодов пора настала.

Готовили по вечеру опару,
Чтоб угостить покойников блинами.
Блины весной пекутся ведь недаром,
Обряды древние забыты с временами.

Хозяйки выходили ночью тайно,
Готовили опару у воды.
Возникнет ли свидетель вдруг случайно,
Пропало всё, от духов жди беды.

Русалы выходили из могил,
Селились в реках с полою водою.
Лишь водный путь для душ приемлем был
На вербный день весеннею порою.

До Троицы в глубоких водах жили,
На берегах резвились по ночам
Русалы бледные, подобные теням,
Под утро вновь в глубины уходили.

У душ - русал был праздником Семик,
Семь дней в могилы души провожали,
Особенно последний был велик,
Исполненный веселья и печали.

По вечеру и жёны, и девицы,
На два конца из хижин высыпали,
Обычай повелел им разделиться,
Отдельно в хороводах распевали.

Потом сходились в поле за селом,
У каждой группы чучело русалов,
Попеременно пели о былом
Для душ родных, чей путь за гробом жалок.
Но как умерших было им ни жаль,
Веселием итожилась печаль.

С великим криком друг на друга нападали,
Старались чучела русалов разорить,
Своих отважно в битве защищали.
Вот плачь стихал, веселию царить.

"И егда учнут скоморохи,
И гудцы и перегудницы играти,
Они же, от плача преставше,
Начнут скакати и плясати
И в ладони бити"

У россов-славян не бывало жрецов
И даже Перуну не ставили храма.
Князья возвышали любимых богов,
Они же свергали негодного в яму.
Кормить дозволялось старшинам родов
В дни жертв приношений своих истуканов.

Кормили их щедро, давали вино,
При бедствиях вражеской кровью поили,
Христианскую кровь все язычники пили,
Ещё до крещения, очень давно.

Диавол всё больше прельщал человека
И землю сквернить ближней кровью склонял.
Крещение принято россом от грека,
Пока же творил сатана идеал.

Кудесники, ведьмы бродили в Руси,
Волхвы и гадатели магии знали.
Начнут же гадать - хоть святых выноси,
Но все племена их со страхом встречали.

К началу девятого века славяне
Осели на землях от Эльбы до Волги.
На море Балтийском варяги-моряне,
То тоже славяне, поморские волки.

Варяги считались славяне славян,
Как главное племя числом и по силе.
Варяги-руси есть исток россиян,
Отсюда прошло единенье России.

Ещё есть варяги из рода норманн,
Но эти славянам по вере чужие,
Бог Один у них, скандинавский туман,
Обычаи, нравы, языки другие.
Великий народ, и о них расскажу,
Теперь провожу меж родами межу.

В Европу колена привёл Иафет,
До самой до Волги, до Сима пределов.
От Хама народов меж русскими нет,
Хам в тёплые страны повёл виноделов.
В Руси же от древности пили лишь мёд,
Не пил барматухи в то время народ.

По северу жили с славянами свеи,
Всё финское племя, поморская чудь.
Тацит называет их гипербореи,
За то, что блаженны, живут как-нибудь,
Домов не имеют, одежда вся рвань.
Славянам платили поморские дань.

А впрочем, одежды поморов из кожи,
Оружие - луки, копьё из костей,
Шалаш для жилья, неудобное ложе,
Доволен и малым был гиперборей.

Балтийское море - варяжское море,
Начало российских торговых путей.
Варяги венеды с норманнами в ссоре,
Воюют на суше, в просторах морей.

Поморье славян скандинавских богаче,
Тут в устье на Одере город Волин,
Иль Юмна его называли иначе,
Величьем в Европе, пожалуй, один.

С славянами вместе в нём жили и греки,
Имели большую торговую базу.
Путь к Юго-Востоку проложен навеки,
Но греки в Волине явились не сразу.

Вначале арабы сюда приходили,
Тут множество кладов арабских монет,
Торговлю вели, отдыхали от пыли.
Арабских следов в Скандинавии нет.

На Русь, как писал Магомет-ибн-Фадлан,
Пришли мусульмане чрез Каспий и Волгу,
В Булгарии волжской гостили подолгу,
С товаром назад уходил караван.

А русский купец, накопив капитал,
Приличный вполне, в десять тысяч дихремов,
Монисто златое жене подавал.
Жена не одна, у богатых гаремы,
Он многих монистами сплошь покрывал.

Потом и динарии шли с Византии,
От греков к варягам проложен был путь,
Столетием позже, в эпохи другие.
Крестилась во Истину верой Россия,
Поморье варяжское, финская чудь.

На Балтике южной был остров Ругин,
На нём поселились варяги русины,
Столица - Аркона, а их господин
Король назывался и не без причины.

Ругин, иль Руян, по легендам Буян.
Славяне в нём жили под именем руги,
Имели судов боевых караван,
От них племена разбегались в испуге,
Всех грабили руги и также славян.

Ни пашен, ни пастбищь они не имели,
Но жили неплохо за счёт грабежей.
Что взято разбоем, то пипли и ели,
Не знали в походах границ, рубежей.

Ходили с норманнами вместе по морю
В Британию, Францию, даже на Рим.
Чинили пиратство, несли людям горе,
В бою же ругин стоил сотни один.

Когда у ругина рождается сын,
Кладёт он пред будущим воином меч
С словами: "Наследство не мог я беречь,
С мечём же ты будешь судьбе господин,
Владей и богатство себе обеспечь"

Ругин славянин был из викингов тоже,
Ну что же, и это на россов похоже.
Когда окружат иноземные рожи
Ругинов Руси, в тёмный угол загонят,
Проснутся и руги, и скифские кони,
Пришельцев в кровавых боях уничтожат.

"Суть русы племя из славян,-
Так говорил ибн-Хордадбех,-
Да нападают всё на тех,
Хотя язык один им дан"

Как на севере грабили руги,
Так на юге пограбить любили.
И своих содержали в испуге,
И на дальние страны ходили.

И на юге был остров Русия,
Невелик, обойдёшь за три дня.
Не садились и тут на коня,
Но пространства покрыли большие.

Меотида - Азовское море,
В створе острова, рядом Кубань,
Ну а к северу острова в створе
Шла протока в ту древнюю рань.

Был тут город и войско велико,
До ста тысяч с "каганом в Куяве",
Королям князь равнялся по славе,
Жили воины весело, дико.

До девятого века походы
Многократно свершали в Царьград.
Город, видно, был слишком богат,
Всех манили под боком доходы.

На Днепре, кроме Киева, много
Было крепких, больших городов,
До Днепровских, извечных порогов,
Всякий город к защите готов.

Там, где ныне Житомир и Киев,
Где Полтава, до самых Прилук,
Там, где степи бескрайни нагие,
Укрепленья шли жалом на юг.

В шесть рядов протянулись драконом,
Из стволов, валунов и земли,
Неприступной стеной монотонной,
Чтобы готы на Русь не прошли,

А потом печенеги, хозары.
Чтобы недруг богатств не алкал,
Но купцы лишь возили товары,
Был насыпан славянами вал.

Шириной двадцать метров в основе,
Высотою на пять этажей,
За века сплошь пропитанный кровью
Змиев вал, позабытый уже.

Тут селились форпостом казаки,
На подъём к грозной битве легки.
Вот отсюда ходили в атаки,
А теперь всё живут у реки,
Да не те уж бойцы - забияки
На Кубани, Дону казаки.

Твердят летописцы: война да грабёж,
Как будто бы не было жизни иной.
Откуда же средства на войны возьмёшь
И как воевать разорённой страной?

Не сели на землях норманны и шведы,
От моря до моря славянская Русь,
Всё племя одно: руги, скифы, венеды,
Варяги , сарматы, всех счесть не берусь.

За сотни тех лет, как на землях осели,
Славяне числом и богатством росли,
Роды растворялись, князья матерели,
С богатством взрастало значенье семьи.

На место обычаев встали законы,
Народное вече на место старшин,
На многие земли и князь уж один,
Разрушила власть родовые препоны.

Князья собирают с дружиной налоги,
Подушную подать, подымную дань,
От каждого дыма, семья не в берлоге,
В домах проживает не прежняя рвань.

У каждой семьи сыновей по десятку,
Где столько ж, где больше в семье дочерей.
Отец патриарх соблюдает порядки,
Для жизни суровой растит сыновей.


Всяк муж из семьи хлебопашец, охотник,
Рыбак и на выделку кожи мастак.
Не всякий кузнец, да не каждый и плотник,
Но воин. И выпмть мужик не дурак.

Девицы прядут, да ткут полотно,
Шьют шубы из меха и обувь из кожи,
В ступах до муки размельчают зерно,
Припасы готовят и выпивку тоже.

Общиной из брёвен возводят дома:
Оклады из дуба, венцы из сосны.
Для князя и знати растут терема,
Уютно, привольно до самой весны.

Работа есть всем: старикам, молодым,
И малые чада плоды собирают.
Но главное в доме конечно же дым,
Так печи издревле в Руси называют.

У дома амбары, загоны и клети,
В холодные зимы под крышею скот.
Стоят голубятни у каждых ворот,
Хвалятся красой голубиною дети.

Для нужд по хозяйству, на случай войны,
Все крепкие семьи коней содержали,
Ловили в лесах и к узде приручали,
От сёл недалече паслись табуны.

Деревни и сёла стояли у рек,
Где берег покруче, вокруг частоколы.
На юге хазары, с востока монголы,
А всякий кочевник готовит набег.

По рекам сновали весельные лодки,
С них сети бросали к заре рыбаки.
На них умыкались парнями молодки,
Когда зазеваются вдруг у реки.

Для дальних походов готовились струги,
По двадцать уключин с обоих бортов,
Сосновые мачты и крепкие дуги
Для вольного ветра, льняных парусов.

Кольчуги и косы, мечи и орала
Искуссно ковали давно кузнецы,
Раскрыли секреты богов праотцы,
Как камню - руде стать булатным металлом.

Нельзя победить без металла в войне,
Ведь голой рукою врага не возмёшь.
В быту без металла накладно вдвойне,
Тут как не скуёшь, коли вынь да положь.

Оружье к войне все готовят заране,
Должна быть здоровой и сильною рать.
Мужчина уж витязь годов в двадцать пять.
А что для здоровья добрее, чем бана?

У каждого дома по бане стояло,
Однажды в неделю над банею дым.
Болезней, как нынче, Россия не знала,
Столетний в седле воевал с молодым.

По кличу от князя сбирались дружины,
Конечно, не весь ополчался народ,
Довольно от взрослых мужей половины,
Добычу хорошую войско возьмёт.

И сёла славян, города же тем паче,
Терпели на юге набеги хазар,
Платили им дани, а как же иначе?
Иначе разор, пожирает пожар.

На море Балтийском и море Студёном
Варягам платили роды, племена.
Вот выплата дани уж стала законом,
Но дань не спасала, пылала война.

По многим причинам восстал род на род:
То озеро с лесом никак не поделят,
То кто-то залез на чужой огород,
То просто по сплетням, что бабы намелят.

И знали ведь люди: вражда лишь вредит,
В усобицах княжествам прибыли нет.
Собраться б славянам на общий совет,
Единое царство-то кто победит?
Да вот собирались четыреста лет.
Князь, царь и султан бережёт свою власть,
Он думает: кто же меня одолеет?
Пока не уронят, ему не упасть,
Расстаться с короной - в нём мысль не созреет.