Тидеманн : другие произведения.

Архипелаг Кергелен

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Факты. Факты. Ничего кроме фактов. Итак... факты. 24 сентября 2017 года я с двумя товарищами отмечал post factum, прошу читателя не путать с postum, день рождения одного из нас троих. Местом действия была выбрана пивная "Пивняша"; прошу читателя извинить тавтологию, но ничего не поделать, факты - вещь упрямая и требуют жертв. Как сказал когда-то один из нас троих, у женщин - все секс: взгляд, прикосновение, поцелуй, а нам нужны факты. И вот, один из двух товарищей, как раз тот, который некогда высказал афоризм о сексе и фактах, сделал мне вопрос... Впрочем, я забежал вперед. Надо сказать, что дело было в Сочи, городе где двое из нас, заседавших в "Пивняше", родились, а третий, день рождения которого мы отмечали post factum, был из "понаехвавшихтут". Но понаехал он в столь почтенном возрасте, кажется ему не было еще и пяти лет от роду, что, если бы не отменное северо-восточное здоровье и обусловленная оным многолетняя безнаказанность в питейных эксцессах, его вполне можно было бы принять за своего. Для полноты картины следует отметить вот какое обстоятельство: остывающее небо прощалось с летом, и грусть его едва заметно овладевала поднебесным пространством. Грустила зеленая еще листва, грустили птицы в подернутом осенью воздухе, грустила пахучая селедка, лениво обгладываемая самоуверенными котами, грустили зевающие псы, грустили сигареты, испуская прощальные струйки дыма из ноздрей своих клиентов, грустили смартфоны в руках своих подопечных, грустил засахаренный кальмар в зубах и пиво в кружке. Грустили и мы, собравшиеся повеселиться. Пиво, хоть и было оно дрянным, делало свое дело, подкрашивая осень весенними иллюзиями, развязывая языки и пояса. Вот в этом-то настроении всеобщей грусти товарищ и сделал мне вопрос: "Скажи, - говорит,- как тебе удается сохранять равновесие в жизни и оставаться всегда спокойным?" Конечно, ни о каком равновесии и спокойствии речи быть не может. Я одеваю штаны с твердым намерением пойти на прогулку и останавливаюсь на полдороги, передумав. Но, зная своего товарища, я понял, о чем он хотел спросить. Его, должно быть, беспокоила амплитуда колебаний собственной биографии, и время от времени ему приходилось, так сказать, наполнять долы и уравнивать горы, чтобы расчистить себе хоть немного свободного пространства. Средства, употребляемые им в этой борьбе, были строго противоположны по своему действию, и душа его, видимо, устала то париться в русской бане, то прыгать в холодный бассейн, а затем снова запекаться в бане, подвергая себя венечному бичеванию. Душа хотела завернуться в махровое полотенце и припасть к холодному пиву с раками, довольно поглядывая через окошко на припаркованные у веранды жизненные достижения. Но не тут-то было. После каждого взгляда в окно, некая сила бросала душу на скамью и хлестала вениками, потом швыряла в сугроб, снова гнала в баню, и так до бесконечности. И поскольку телесными очами невозможно увидеть душу ближнего, то товарищу казалось, будто мне известен некий секрет духовной гигиены, благодаря которому моя душа чувствует себя как первый секретарь горкома КПСС, отдыхающий на служебной даче с раками, пивом и молоденькой секретаршей. Скоро у этого моего товарища будет день рождения. Он расстроился, что в прошлом году мы с первым товарищем, которого день рождения отмечался post factum 24 сентября 2017 г., подарили ему нож, а он, оказывается, хотел книгу. Я постараюсь подыскать ему книгу (ума не приложу, какую), но для подстраховки, а также чувствуя себя в долгу за оставленный без ответа вопрос, решил ответить на него этой притчей, которую назвал "Архипелаг Кергелен". Почему, вы сейчас узнаете.
  Первая бутылка
  
  Ураган разглаживал траву по земле, разбрасывал по небу бакланов, гнал на берег морских слонов. Пряча в бороду растрескавшиеся до крови губы, Федор Росс бережно нес закоченевшими руками шоколадного цвета бутылку.
  - Кыш отсюда, - крикнул он, неожиданно рассвирепев, в толпу пингвинов и больно достал одного из них ногой. Спохватившись, он с тревогой посмотрел на бутылку.
  - Из-за вас и разбить можно, - прорычал он бросившимся в рассыпную черно-белым неваляшкам. Он поднялся на утес и занес руку, готовясь метнуть бутылку изо всех сил как можно дальше, но вдруг обмяк весь и сел, задумавшись. Потом снова осмотрел бутылку, пробку, поболтал. Внутри затрепетала свернутая треугольником бумажка - пивная этикетка, на оборотной стороне которой сделанными из пингвиньей крови чернилами было написано: "Спасите. Архипелаг Кергелен". Росс изготовил свою нехитрую капсулу этим утром, едва лишь белоснежное солнце забрезжило над архипелагом. Сначала он просто вывел слово "Спасите". Потом, подумав немного, дописал: "Архипелаг Кергелен". Хотел еще что-то добавить, но, посопев в колючие усы, вложил записку в бутылку и запечатал.
  Нет у него столько бумаги и чернил, чтобы описать все. Пять бутылок, да пять этикеток - вот и весь запас. А писать-то есть о чем. На целый роман хватит. Эх, роман, роман - знать бы наперед, какой конец у этого романа.
  Ветер потянул Федора за полы кошачьего тулупа, тот крепче обхватил бутылку, завернул в мех, прижал к груди словно малютку. Потом вскочил порывисто и метнул, что было сил. Малютка плюхнулась в волну, вынырнула из-под пенного гребня и растворилась в бескрайнем просторе.
  "Нет, не найдут меня, - подумал Росс. - Сколько мусора плавает в мировом океане. Кто там будет вылавливать бутылку, смотреть, что у нее внутри. Лет двести назад такие гостинцы обращали на себя внимание, а сейчас... Никто не приплывет на этот богом забытый прыщ. А когда-то здесь до двухсот человек жило. Метеорологи, геологи, геофизики".
  Он махнул рукой, укрылся за камнем. Достал из тулупа бутерброд: кусок пингвиньего мяса в листе кергеленской капусты. Покрутил, осмотрел со всех сторон, и принялся остервенело жевать.
  "Если не пошевелюсь, это мой последний паек. Нужно как-то выкрутиться, что-то придумать".
  Он задумался, посмотрел на вальяжных морских слонов, на пикирующих в море чаек. Дикая кошка выбежала из зарослей кустарника, схватила у пингвина рыбу и умчалась прочь.
  - Так тебе и надо, дурак. Хорошо, что коты тут есть. Кот - животное полезное. Из него тулуп хороший получается. И кролики. Вот, если бы не завезли их сюда, во что бы я одевался? В морского слона одевался бы. Да, до кроличьего тулупа дослужиться бы. Тьфу, о чем это я. Совсем уже с ума сошел.
  
  Федор медленно побрел вглубь острова, рассуждая о том, как ему выпутаться из скандала. Тут он увидел на вершине холма одинокого пингвина в ошейнике. Пингвин деловито шел, брюзгливо оглядывая свои владения. Федор притаился за камнем.
  - Ах ты сучий потрох, - протянул он, и выцветшие глаза его загорелись радостным азартом.
  Реплика была предназначена щуплому парню, шедшему за пингвином вразвалочку на почтительном расстоянии.
  - Ай да Римантас, ай да сукин сын, как идет-то, как идет. Не по пингвиньему ковыляет, а прямо как человек. А может ты, браток, притворяешься? Может, ты такой же как и я?
  Дерзкая надежда оживила лицо Федора Росса.
  - А вот мы сейчас и проверим, что ты за птица. Пингвин, или еще кто?
  Росс вышел из-за камня походкой пингвина. У него хорошо получалось, чувствовался многолетний навык.
  - На позитиве, Римантас? - поздоровался он, махнув рукой в приветственном жесте с такой силой, будто хотел вонзить в землю оттопыренный мизинец, большой и указательный пальцы.
  - На позитиве, Федя, - сдержанно отозвался Римантас, повторив приветственный жест.
  - Ты догадался, конечно, с каким я к тебе делом?
  - Хочешь извинится за свое спишизистское высказывание?
  - Римантас, мне не за что извиняться. Я хочу объяснить ситуацию.
  - Я был лучшего о тебе мнения, Федя. Ты допустил бестактность, тебе нужно просто принести извинения, и все. А вместо этого ты начинаешь вилять, выкручиваться. Нехорошо, Федя. Нехорошо.
  - Да послушай ты, Римантас. Я знал этого пингвина с детства. Поэтому и сказал так. Ну что тут оскорбительного? "Такой молоденький пингвинчик, а уже занимает столь высокую должность". Я же хотел сделать комплимент, какой тут спишизизм?
  - Такие высказывания возможны в приватной сфере, а ты сказал это на рабочем месте. Ты видел в нем не профессионала, а пингвина, и подчеркнул это. В профессиональной среде мы имеем дело с должностными лицами, а не с людьми, пингвинами или кем-то там еще. Это чистой воды спишизизм!
  Росс помолчал немного, видимо на что-то решаясь. Наконец он сказал:
  - Послушай, Римантас. Зачем тебе все это нужно? Я ведь не дурак, все вижу. Ты не ходишь по-пингвиньему, когда тебя никто не видит. Значит ты не псих, ты не веришь во всю эту чушь. Зачем притворяться? Думаешь, я тебя сдам? Нет, не сдам. Я хочу предложить тебе подумать вместе, как исправить положение. Ты считаешь, что среди этих психов сможешь жить в безопасности? Ты не видишь разве, что болезнь прогрессирует? Ну, какой из тебя аватар, Римантас? Мы должны объединиться, может еще кого-нибудь найдем, кто притворяется больным. Пятерых будет достаточно, чтобы взять остров под контроль.
  Росс осекся. Губы Римантаса задрожали, в глазах появился нездоровый блеск.
  - Ты... ты с ума сошел, Федя! Что ты говоришь? Да тебя лечить надо!
  - Меня лечить? - расхохотался Росс. - Чтобы я поверил, что ты аватар пингвина? Да ты сам-то в это веришь?
  - Не смей! - заорал Римантас что было сил в его в его чахлой груди. - Не смей занижать мою самооценку! Я знаю о своих слабостях! Я работаю над собой! Я многого достиг! Я не по блату получил должность аватара, а своим трудом! Слышишь ты, своим трудом! Я заточен на успех! Я мотивирован! Я мотивирован! Я мотивирован!
  Римантас топал ногами, из глаз его лились слезы.
  "Вот это я попал в переделку, - подумал Росс. - Он все же сумасшедший. Ай-ай-ай, как неосторожно с моей стороны. Теряю бдительность. Что же делать? Он ведь донесет".
  - Слышишь ты, пингвинье дерьмо, - зашипел Росс, стараясь казаться как можно более грозным. - Я, как ты знаешь, пока еще комиссар по тотемизации, а ты, всего-навсего, аватар, причем без году неделя. И если я скажу, что ты в присутствии своего пингвина разгуливаешь походкой homo sapiens, то ты не пингвина изображать будешь, а котов на тулупы свежевать! Если не хочешь закончить жизнь нищим, то на ток-шоу сегодня вечером ты подтвердишь, что я знал этого пингвина с юности.
  Росс размашисто пошел прочь. Затем обернулся и бросил для надежности:
  - У меня есть свидетели. Помни об этом! До встречи на ток-шоу.
  Про свидетелей он, конечно, соврал, но усомниться Римантас не посмеет.
  "Кажется, подействовало, - подумал Росс. - Когда дело касается жратвы, у них наступает ремиссия".
  
  На ток-шоу Росс явился в отличной форме. Публика, отделенная от зрителей веревочным экраном, встретила его с воодушевлением.
  - Поприветствуем наших гостей! - воскликнул ведущий, едва лишь толстый пингвин в сопровождении Римантаса пересек веревочную ограду студии.
  Публика, сидевшая на покатых валунах, поднялась на ноги начала ритмично двигать конечностями, скандируя в такт:
  
  На позитиве - Я!
  на позитиве - ТЫ!
  на позитиве - МЫ!
  на позитиве - ОНИ!
  на позитиве - Э!
  на позитиве - У!
  на позитиве - Ы!
  А, Э, И, О, У, Ы!
  
  - Спасибо, спасибо, дорогие друзья! - искрился ведущий. - Сегодня в этой студии мы обсуждаем очень важный вопрос, который, без преувеличения, касается каждого из нас. Поводом к разговору послужил недавний скандал, разразившийся вокруг высказывания, которое одни считают спишизизтским, а сам виновник - комплиментом. Итак, какая разница между невинным комплиментом и спишизистским выпадом? Может ли одна и та же фраза оказаться невинным комплиментом в одной ситуации, и спишизистской инвективой - в другой? Как избежать недопонимания на рабочем месте? Об этом мы говорим с нашими гостями. Давайте поприветствуем Фёдора Росса, комиссара по вопросам тотемизации населения.
  Публика взревела в восторге.
  - И Римантаса Пингвинаса, - продолжал ведущий, - недавно назначенного на должность аватара верховного...
  Его голос потонул в неодобрительном гуле зала.
  "Чем-то он им не угодил", - подумал Росс, и мыль эта придала ему бодрости.
  - Первый вопрос у меня к Вам, господин Пингвинас. Так как же все было на самом деле?
  - Инцидент произошел в кабинете комиссара по вопросам тотемизации, - начал Римантас, - когда к нему на деловую встречу пришел Верховный Пингвин Острова Уэст обсудить модальности Закона о дополнительных мерах по пингвинизации и преодолению негатвиных последствий сегрегации. Едва лишь В.П. переступил порог, как господин Росс вскочил со своего места, обнял В.П. и посадил его к себе на колени со словами: "такой молодой пингвинчик, и уже занимает столь высокую должность".
  По залу прокатилось неодобрительное У.
  - Это сенсационное заявление, - торжествовал ведущий. - Вы утверждаете, господин Пингвинас, что комиссар Росс не только унизил В.П. спишизистским высказыванием, но, воспользовавшись физическим превосходством, посадил В.П. себе на колени?
  - Я ручаюсь за свои слова. Все именно так и произошло.
  Угрожающей походкой ведущий направился к Россу.
  - Что Вы можете на это возразить, господин комиссар? - обратился ведущий к Федору, заглядывая ему в глаза словно в глубокий колодец.
  - Ничего. Все именно так и было...
  - Подонок! Негодяй! - полетело из публики. - Проклятый спишизист! В отставку! В от-став-ку, в от-став-ку!
  К нему приблизился рослый малый и попытался взять за грудки. Росс, не вставая с седалищного камня, врезал ему ногой под подбородок. Увалень отлетел, сбив с ног костлявую бабу, норовившую выцарапать Россу глаза. От толпы отделилась горстка активистов и двинулась на Росса. В последний момент он схватил за ошейник пингвина и загородился им как щитом. Несчастная птица приняла на себя гнев, предназначенный провинившемуся чиновнику. С пронзительным визгом Римантас бросился спасать хозяина. Толпа отпряла. Росс медленно поднялся, отодвинул обнятого Римантасом пингвина и обвел активистов тяжелым взглядом:
  - Кто еще хочет попробовать комиссарского тела?
  Активисты опустили глаза.
  - Ты? - спросил Росс бородатую женщину?
  - Может, ты? - обратился он к гладко подбритому мужчине неопределенного возраста.
  - А может, - он приблизил свое лицо к лицу Римантаса, - ты?
  Стояла гробовая тишина. Даже ведущий, всегда радующийся скандалам в прямом эфире, опасался вмешиваться.
  - А знаете ли вы, - продолжил Росс, обращаясь ко всем зрителям по обе стороны экрана, что мы знакомы с В.П. с самого детства? С его детства, разумеется.
  Комиссар схватил пингвина за клюв и с силою потрепал его по голове.
  - Так что ничего оскорбительного в моих словах не было.
  - У! - ответила аудитория.
  - А знаете ли вы, что этот человек, - Росс вытянул руку в сторону Римантаса, - посмевший обвинить меня в спишизизме, не далее, как этим утром сопровождал В.П. к берегу и шел при этом человеческой, а отнюдь не пингвиньей, походкой?
  - Э? - пронеслось по толпе. Публика заволновалась.
  - И этого человека, да, да, я подчеркиваю, человека, вы называете аватаром? Он, вместо того, чтобы действовать от имени В.П., который, как вы можете видеть, не считает мое обращение фамильярным, самовольно оклеветал меня.
  - О! - грянуло из темноты, и несметная толпа, прорвав экран устремилась на аватара. Росс попытался остановить линчеванье, но было поздно. Вокруг изуродованного тела кружился хоровод общественности.
  "Кажется, у них сезонное обострение", - с отвращением подумал Росс на склоне холма, куда взбирался, чтобы не видеть побоища.
  Вслух же он произнес:
  - Так закончилась жизнь Римантаса Пингвинаса.
  Он карабкался все выше и выше, но даже сквозь завывание ветра снизу доносилось счастливое:
  На позитиве - Я!
  на позитиве - ТЫ!
  на позитиве - МЫ!
  на позитиве - ОНИ!
  на позитиве - Э!
  на позитиве - У!
  на позитиве - Ы!
  А, Э, И, О, У, Ы!
  
  
  
  Вторая бутылка
  
  Верховный комиссар Острова Уэст по правам пингвинов Рахуй Путчдимон казался Россу весьма удобным попутчиком. Его тройной подбородок, нос пуговкой и влажные губы вселяли уверенность в том, что официальный визит на остров Безутешности не будет слишком напряженным и позволит Россу заняться главным. По сравнению с островом Уэст, остров Безутешности был настоящим материком: он занимал 6675 км² из 7215 км² архипелага и многократно превосходил ОУ по численности населения. Следовательно, вероятность найти вменяемого человека возрастала прямо пропорционально количеству населения. Условия жизни на ОБ были более суровыми, чем на ОУ, и Росс предполагал, что, возможно, в самом руководстве ОБ находились вменяемые люди, иначе как объяснить бесперебойное функционирование этого общества на протяжении стольких лет? Трудно представить себе, чтобы такое количество больных выживали без помощи хотя бы одного здорового. "Есть они там, наверняка есть, - думал Росс. - не может не быть. Их мало, и они, как и я, подстраиваются, маскируются, изображают из себя идиотов, но они есть". Ледяные брызги обдали гребцов и пассажиров лодки. Росс хмуро посмотрел в пасмурную волну. "Увы, ОУ функционирует, - признал он с грустью. - Хотя там все сумасшедшие. И покойный Римантас тоже". Федор тяжело вздохнул, ощупал бутылку под тулупом. Вторая. Вторая из пяти. Белая. Из-под водки. "Но среди оппозиции должны быть нормальные, - подбадривал себя Росс. - Уж я-то их нащупаю".
  Со стороны острова Безутешности ветер донес одобрительные "У!" и "А!". Вскоре взору предстала величественная сцена: берег был усыпан ликующими слушателями. Взоры стремились к утесу посреди бухты, на котором помещалось руководство. Верховный Правитель Суррогатин зычным голосом произносил монолог. Между берегом и скалой в лодках качались журналисты - вундеркинды с чутким слухом и хорошо поставленной речью. Они улавливали каждое слово оратора и доносили до аудитории, сопровождая фразы драматичными жестами наподобие языка глухонемых.
  - Заметны серьезные улучшения не только в сфере защиты прав пингвинов, - уверял Суррогатин, - но и прав различных меньшинств, таких как чайки...
  При этих словах Верховному подали упряжку чаек с венком кергеленской капусты, которую он тут же запустил в воздух под бурные овации зрителей.
  - ...а также морских слонов.
  Суррогатину поднесли детеныша морского слона, которого он поцеловал в животик и отпустил.
  - Растет транспарентность управленческих процессов, усиливается продуктивность мужчин и фертильность женщин. Улучшается мобильность маломобильных и защищенность малозащищенных. Униженность униженных и оскорбленность оскорбленных сократились с 23.65 % до 18.32 % соответственно, тогда как общая спишизизтская волатильность уменьшилась в разы. Этого упорно не хотят замечать наши партнеры с острова Уэст.
  Суррогатин указал на пустовавший седалищный камень справа от себя:
  - Зачастую они позволяют себе критику, которая переходит все нормы этикета. Хотелось бы спросить: а все ли у вас в порядке с защитой прав пингвинов, дорогие коллеги?
  Тут раздался художественный свист дозорного, заметившего лодку с делегацией ОУ. Лицо Верховного подобрело, заулыбалось так лучисто, что свет его, казалось, достигал самых отдаленных уголков ОУ. Едва лишь лодка причалила к утесу, двое молодцов услужливо подхватили Рахуя Путчдимона на руки и бережно водворили на седалищный камень подле Суррогатина.
  - Конечно, мы признаем новые реалии, сложившиеся на архипелаге, - продолжил Верховный, заискивающе заглядывая Путчдимону между век. - Мы готовы к активному сотрудничеству с островом Уэст в атмосфере транспарентности и инклюзивности, нас многое объединяет, и в первую очередь, задачи совместной борьбы с муравьями Camponotus werthi и другими дикими насекомыми, которые угрожают благополучию наших островов.
  Рахуй Путчдимон многозначительным жестом отправил Росса к берегу для инспекции, а сам, устроившись поудобнее на седалищном камне, принялся корчить напыщенные гримасы.
  Сойдя на берег, Росс проследовал сквозь толпу, дышавшую враждебной почтительностью, к группе оппозиционно настроенной общественности, которая показывала с близлежащего холма непристойные жесты в сторону правительственного утеса. Оппозиционеры что-то кричали, но ветер уносил их слова к леднику Кука, где они превращались в маленькие колючие льдинки. Едва Росс оказался в поле зрения оппозиции, от группы откололся проворный парень и поскакал на пружинистых ногах ему навстречу. Спускаясь с холма, он то и дело запрыгивал на попутные валуны, высовывал в сторону правительственного утеса язык, поворачивался к нему задом или, рискованно выгнувшись вперед, имитировал фрикционные движения. Увлекшись, он забыл о ветре, и слетел со своей сцены прямо под ноги Россу.
  - На позитиве? - приветствовал он иностранца, выбираясь из зарослей кергеленской капусты.
  - На позитиве, - нехотя ответил Росс, разглядывая активиста.
  - Как я его, а?! Как я его?! - затараторил молодчик. - Мощно, да?! Мощно! Как я ему показал! Ой, как показал, чтоб он сдох.
  - Кто? - с надеждой поинтересовался Росс.
  - Суррогатин, гад! Чтоб он сдох. Довел народ, сволочь. Как я ему, а? Как? А? Хорошо ведь? А? Как я ему показал?
  - Так ведь он далеко, не видит?
  - Все он видит, - приплясывал молодчик на ветру. - У него тут везде глаза и уши. Вон!
  Молодчик ткнул пальцем в морского слона, забравшегося неприлично высоко. Присмотревшись, Росс заметил, что шкура сидит на слоне как-то необычно. Несомненно, в шкуре скрывался человек и, скорее всего, наблюдал за ними.
  - Вон! - молодчик запальчиво ткнул пальцем в чучело овцы породы бизе, водруженное в память об этих животных, уничтоженных в конце нулевых. Во рту чучела дрожала от холода человечья голова.
  - Вот! - оппозиционер отвалил камень, вскрыв нору, из которой высунулась заиндевевшая борода.
  - Уважаемый! - пригрозила борода. Молодчик достал из-за пазухи рыбу и воткнул в бороду.
  - Вот тебе, начальник. Жри.
  Борода принялась с хрустом жевать бившую хвостом Белокровку Аэлиты.
  - Сурово тут у вас, - заметил Росс.
  - Довели народ! - зарычал молодчик, плюнув в жующую бороду. - В рабов нас хотят превратить, в холуев. А я свободный человек, свободный! И плевал я на власть! Вот, смотри!
  С этими словами он повернулся к Россу задом и поднял тулуп. Росс увидел загримированную под лицо задницу.
  - И что? - удивился Росс.
  - Ты иностранец, тебе не понять. Ты из другого мира. Из свободного мира.
  - Но причем же тут татуированные ягодицы?
  - Да при том, что эти подонки запрещают татуировать задницу под лицо. Лицо под задницу - сколько хочешь, а задницу под лицо - не сметь.
  Тут только Росс понял значение лицевого раскраса своего нового знакомого.
  - Но они просчитались! - молодчик ударил кулаком по ветру. - Все больше и больше людей татуируют задницу под лицо. Особенно молодежь. Продвинутые ребята. И настанет день, когда сотни молодых людей, юношей и девушек, задерут свои тулупы вот так! - молодчик повернулся задом к правительственному утесу и продемонстрировал пролетающему баклану свои тощие ягодицы с запекшимся геморроем посередине, - и покажут власти свое настоящее лицо!
  - Э! Уважаемый! - грозно окрикнула борода.
  - Да ладно тебе начальник, - молодчик метнул в отороченный курчавым волосом рот еще одну рыбину. - Все мы люди!
  - А пингвины? - аккуратно поинтересовался Росс.
  - Пингвины? - угрожающе передразнил молодчик. - Иди за мной. Я тебе кое-что покажу.
  Они стали стремительно взбираться на скалу, кутаясь от ветра в тулупы. Перевалив за хребет, оба путника пошли извилистыми тропами вдоль ручья. Вдалеке сияли льды вершины Мон-Росс.
  - Меня Федор зовут, - прокричал Росс сквозь ветер. - Можно просто Федя.
  - Я - Алекс, - донеслось из ветра. - Можно просто Саня.
  Они пришли в просторную пещеру. У длинных каменных столов рабочие разделывали пингвиньи туши и паковали в листья кергеленской капусты, перекладывая льдом.
  - Заморозку - направо, охлажденку - налево, - скомандовал Алекс. - Живее, живее. До конца дня нужно закончить сет.
  Они прошли между грудой пингвиньих клювов, Саня плюхнулся на тюк, набитый пингвиньим пером и хозяйским жестом пригласил гостя сесть.
  - Твоя фирма? - спросил Росс, оглядывая предприятие.
  - Да, моя, - горделиво признался Саня с деланным безразличием. - Ты посмотри, что эти сволочи делают с пингвинами. Посмотри на это, Федя! А вам они рассказывают о защите прав. Ха!
  - Так ведь это твое предприятие, Саня, - возразил Росс. - Это ведь ты и твои люди забивают пингвинов и отправляют их на экспорт. И весь товар идет к нам, на Уэст.
  - Да, я! я! я делаю это, - вспылил Саня. - А что мне остается? Мне семью кормить надо. Тебе хорошо рассуждать, ты из свободного мира. У вас за такую работу в день получают пять ПП - белых. А я получаю три ПП - черных.
  - Так ты же сидишь на тюках с ПП? - расхохотался Росс. - Вот тебе черные, - он достал несколько черных перьев, а вот - белые.
  - Как будто ты не знаешь, что эти ПП ничего не стоят. Вот когда наша гребаная власть отправит их к вам на Уэст, по дороге половину разворует, конечно же, а потом возьмет в долг под проценты, вот тогда только эти ПП станут настоящими.
  - Но ведь на них не написано, были они на Уэсте или не были. Бери да пользуйся. Ты же миллионер!
  - Э, нет, - Саня погрозил Россу пальцем. - Ты меня под уголовщину не подводи. Я свободный человек. Да что там говорить, разве ты можешь это понять? У вас, там, на Уэсте, люди живут не хуже пингвинов, а тут даже пингвин не чувствует себя в безопасности.
  - С чего ты взял, что у нас пингвинам хорошо живется?
  - А что, у вас их так вот забивают, как тут? - он кивнул в сторону окровавленного мясника, рубившего каменным ножом пингвину голову.
  - Зачем, когда вы это за нас делаете? Все наши пайки приходят с острова Безутешности.
  - Ну, вот видишь, в этом и есть разница между свободными людьми и быдлом. Свободный человек и пингвина защитить сумеет, и пингвинятину каждый день на обед имеет, а быдло и пингвина забьет самым варварским способом, и жрать будет всю жизнь одну Белокровку Аэлиты. Эй вы, там, я же сказал, заморозку - направо, охлажденку - налево. Охлажденка дороже.
  Настроение испортилось. Тягостное, беспросветное уныние окутало душу Федора. Едва забрезжил свет надежды, как снова злая судьба посмеялась над ним. "Похоже и тут одни сумасшедшие, - думал Росс. - Как они приспособились-то, а. Логика железная, ничего не попишешь".
  - Что дальше-то делать будешь? - поинтересовался он для поддержания разговора. - Сурогатина свергать? Задницу показывать?
  - Не знаю еще, - сплюнул Саня в мешок с ПП. - Свалю я отсюда. Заработаю и свалю.
  - На Уэст?
  - Конечно, куда же еще. Правда, меня менеджером по поставкам приглашали на остров Габи. Посмотрим. Может, поработаю там пару лет, а потом уже к вам.
  - А что там, на Габи?
  - Прибыли хорошие. Там тетка есть оборотистая одна. Зовут ее Данс Сэн-Витт. Она все поставки на Уэст контролирует. Через нее все идет: рыба, птица, капуста, да короче все. Там прибыли топовые. Я ее видел пару раз. Она говорит примерно как ты.
  - То есть?
  - Ну, у нее-то ПП немеряно. Она давно могла бы на Уэст перебраться, а не хочет. Что-то ей там не нравится. Ну, это ее дело.
  - Постой, постой, - насторожился Росс. - Где она, говоришь? На острове Габи?
  - Да, на той стороне Мон-Росса.
  Росс не успел расспросить Саню о Данс Сэн-Витт с острова Габи. Их беседу прервал прибежавший нарочный.
  - Комиссар Путчдимон! Комиссар Путчдимон! - кричал малец, тыча пальцем в сторону берега.
  - Да что с ним, объясни толком, - требовал Росс.
  - Комиссар Путчдимон с острова Уэст!
  - Что?
  - Умер.
  
  Обнаженное тело Верховного Комиссара по защите прав пингвинов обнаружили в борделе на острове Пренс де Монако. Он лежал с выражением полного счастья на пухлом лице. Голова покоилась на опустошенном бурдюке из-под самогона. Несколько проституток доедали пингвиньи бутерброды и жаркое из кролика, которым комиссар угощал их после сексуальной оргии. Так закончилась жизнь Рахуя Путчдимона.
  На следующий день останки высокого посланника были преданы земле возле мемориала "Самая южная могила немецкого солдата" - захоронения военнослужащего с немецкого вспомогательного крейсера "Атлантис", погибшего в результате несчастного случая между 8 декабря 1940 года и 15 января 1941 года в бухте Газел-Бей.
  В честь безвременной кончины почетного гостя с острова Уэст при поддержке правительства острова Безутешности выступил хор песни и пляски оппозиционной молодежи им. Джеймса Кука. Величественное солнце опускалось под ритмичную пляску оппозиционеров:
  На позитиве - Я!
  на позитиве - ТЫ!
  на позитиве - МЫ!
  на позитиве - ОНИ!
  на позитиве - Э!
  на позитиве - У!
  на позитиве - Ы!
  А, Э, И, О, У, Ы!
  Федор Росс швырнул в море бутылку с запечатанной внутри этикеткой, на оборотной стороне которой было написано:
  "Тут все сумасшедшие. Спасите. Архипелаг Кергелен".
  
  
  Третья бутылка
  
  Федор Росс с огорчением констатировал, что физическая форма у него уже не та, что пять лет назад. Двадцать с небольших километров, которые нужно было преодолеть, чтобы достичь кратчайшим путем залива Бэ дэ Суэн, давали о себе знать ломотой во всем теле. Он начал отставать от Сани уже на подъеме от залива Бэ Дэ Ля Табль на перевал, за которым располагалось озеро Марье, что на севере полуострова Галльени, хотя подданство ОУ позволяло Россу идти налегке. Саня с радостью согласился тащить помимо своих мешков и багаж Росса, каковое бескорыстие тот щедро оплачивал белыми ПП из мешка Сани. Путники справедливо решили, что прикосновение чиновника высшего разряда с ОУ сообщает ПП такую же ценность, как и нахождение на территории ОУ.
  В отличие от большинства обитателей архипелага, Саня не был словоохотлив, так что Росс чувствовал себя почти что в одиночестве. Это непривычное состояние вкупе с волнующими пейзажами оказывало благотворное воздействие на душу Федора. Вероятно, этим и объяснялась медлительность комиссара по тотемизации, который при всяком удобном случае замедлял шаг, то мечтательно глядя на сиявшую фаворским светом вершину Мон-Росс, то задумчиво разглядывая суровые воды озера Антрег, где путников поджидал плот, на котором они по бурному ручью сплавились к озеру Эрманс, а оттуда по реке, распадавшейся на несколько рукавов, достигли залива Бэ Дэ Суэн. Океан встретил их полным штилем, непривычным для тех мест. А если ты, любезный читатель, вспомнишь пейзажи, открывающиеся взору между островами Леон Лефевр и Альтазен при восходе солнца, то тебе не трудно будет понять, как не хотелось Федору Россу возвращаться к человечеству, во всяком случае, к той его части, которая сосредоточилась на архипелаге Кергелен.
  Человечество напомнило о себе довольно пронзительным жестом, едва путники поравнялись с южной оконечностью Альтазена. По берегу Альтазена, обращенному к острову Габи, через каждые 50 метров находились помосты из трофейных бочек для горючего, оставшиеся от французов. На помостах дежурили связные, принимавшие шифровки в виде продырявленных особым образом листьев кергеленской капусты, которые со всех концов архипелага доставляли дрессированные бакланы. Ознакомившись с шифровкой, связной отбивал на пустых бочках чечетку, сопровождая пляску посвистываниями и возгласами Э, А, О, У, Ы в различных комбинациях. Грохот заглушал крики чаек, плеск волн и любые другие звуки.
  - Нам не надо, нас и так пропустят, - сплюнул Саня в набежавшую волну.
  - Что не надо? - поморщился Росс.
  - Пропуск. Сразу иди к госпоже Сэн-Витт и говори, что ты с ОУ.
  - А ты?
  - Подожду внизу. Я по протекции.
  - По какой протекции.
  - По твоей. Ты же замолвишь за меня словечко?
  - Это уж не сомневайся.
  Причалили.
  - Уважаемый, - грозно крикнул Саня охраннику. - Ты че, не видишь, комиссар из ОУ.
  Из-за камня показался приземистый человечек, кутающийся в кошачий тулуп.
  - Пожалуйста, госпожа Сэн-Витт ждет Вас.
  - Кого ждет? - поинтересовался Росс.
  - Вас.
  - А что, ей уже доложили?
  - Так ведь вот только что.
  - Кто?
  - Коллега Ваш.
  Охранник дрожащей от холода рукой показал на Саню.
  - Как же она может ждать меня, когда вы ей еще не доложили? - допытывался Росс.
  - Не валяй дурака, комиссар, - шепнул Саня. - Для людей из ОУ она всегда в режиме ожидания.
  Росс понимающе кивнул. В сопровождении охранника он поднялся на скалистый берег.
  - Придется немного подождать, - извинился охранник простуженным голосом.
  - Я уже понял.
  Росс с недоумением оглядывал кишащее людьми плато. Все были заняты работой: одни вслушивались в бой чечетки на противоположном берегу, другие точными движениями дырявили листья кергеленской капусты, третьи привязывали их к лапам бакланов, четвертые носились между сотрудниками и плотной дамой, вращавшейся вокруг своей оси между сложенными пятиугольником трофейными столами.
  Росс ждал уже более часа, а его все не звали. Он успел позавтракать бутербродом с пингвинятиной, сходил в туалет, пытался даже поспать, а его все не звали и не звали. Наконец, он двинулся к столоначальнице.
  - Заморозку направо, охлажденку налево, - командовала Данс Сэн-Витт, ядреная брюнетка с жесткими курчавыми волосами и клипсами из мидий в ушах. - Товар с Кап Мариньи доставлен по назначению? Хорошо. Отгрузить 8 на Пор Жан Д"Арк. Я сказала 8. Нет, этот контракт мы подписывать не будем. Надо порешать вопросы с доставкой на Лонг. Да, я в курсе ситуации на Рен. На Пор Курьё слишком высокие издержки. Нет, нет, это не рентабельно. На Мак Мюрдо слишком высока волатильность рынка. Я не против фьючерсного контракта с Ове, но меня не устраивает леверидж. А почему бы вам не воспользоваться депозитарной распиской с Иль Фош? Что, векселя? Это вчерашний день. Нет, там ничего не понятно, пусть сначала разберутся с хеджированием инвестиций на Сен-Лан Грамон. Что с Иль Лейг, разобрались? Нужно проанализировать всю цепочку деривативов. Кто, где, когда? Нет. А на Иль-Клюни есть склад? Меня не устраивает такая инфраструктура. Ну так пусть увеличат производительную эмиссию! Понимаю, они не хотят шевелиться, но если они не подсуетятся, то проиграют тендер поставщикам с Иль дю Роланд.
  - На позитиве? - крикнул Росс, уловив момент, когда Данс Сэн-Витт повернулась к нему.
  - На позитиве.
  - Меня зовут Федор Росс.
  - Вы с Иль-Душа по поводу агентства ритуальных услуг на Иль дю Семетьер? Вынуждена Вас огорчить, строительство крематория задерживается подрядчиками Преск-иль дю Принс де Галле.
  - Я с острова Уэст.
  - С острова Уэст? - госпожа Сэн-Витт на мгновение выпала из своего кипучего оцепенения. - Я Вас слушаю.
  - Меня зовут Федор Росс, я - комиссар по тотемизации населения.
  При этих словах лицо Данс Сэн-Витт заметно скисло.
  - Это меня не интересует. Я занимаюсь конкретными делами. Понимаете, конкретными. Тотемизация, пингвинизация... Этот идиотизм не для меня.
  - Как Вы сказали? - сердце Росса радостно забилось. - Идиотизм?
  - Да, Вы не ослышались. Идиотизм. Но что Вас привело ко мне?
  - Идиотизм, госпожа Сэн-Витт.
  - Пожалуйста, поконкретней выражайтесь. У меня мало времени. Мне нужно работать.
  - Зачем работать на идиотизм? Идиотизм нужно сломать, а идиотов лечить, если это возможно.
  - Господин Росс, у меня мало времени. Что конкретно Вы хотите предложить?
  - Прежде чем я предложу что-то конкретное, позвольте спросить: Вы идиотизмом считаете только пингвинизацию и тотемизацию или вообще весь здешний образ жизни?
  - Поконкретнее, пожалуйста. Факты, факты. Мне нужны факты, а не эмоции.
  - Факты? Любой аспект жизни архипелага. Люди мнимо превращаются в пингвинов, борются за права пингвинов, которых едят, расплачиваются пингвиньими перьями, которые ничего не стоят, присваивают себе привилегии, которые ни на чем не основаны. Одни психи мучают и убивают других психов, потому что у них не совпадают диагнозы, борются за право рисовать лицо на заднице, которое считают проявлением свободы...
  - Вы перечисляете симптомы массового психического расстройства. Да, наше общество больно, люди страдают тяжелыми психическими заболеваниями, находятся в состоянии хронического бреда, все это ясно, Вы не сообщили мне ничего нового.
  - Как, Вы все это понимаете и ничего не делаете?
  - Я-то как раз делаю, - возмутилась Сэн-Витт. - На мне держится вся логистика архипелага.
  - В том-то и дело! - вскипел Росс. - Вся логистика архипелага! И у Вас ни разу не возникло желание найти хотя бы еще одного вменяемого человека и исправить ситуацию? Взять архипелаг под свой контроль, чтобы помочь себе и этим несчастным?
  - Вы идеалист, господин Росс, а мне дело надо делать. Если я начну искать единомышленников, нарушится логистика, архипелаг не сможет жить. Да, все очень несовершенно, мне не нравятся эти правила, но такова жизнь. Чтобы делать дело, нужно приспосабливаться к существующим условиям. От меня зависят сотни, если не тысячи людей, которым нужно как-то жить.
  - Но они ведь не живут! Они бредят и грезят! Грезят и бредят! Все это бред! Вся эта жизнь - бред!
  - Вы революционер, а я человек дела. У Вас есть ко мне какое-нибудь дело?
  - Нет.
  - Тогда, до свидания.
  - Впрочем, забыл. Есть дело.
  - Конкретное дело?
  - Конкретней некуда.
  - Деловое дело?
  - Деловитей некуда.
  - Слушаю.
  Росс свистнул Сане. Он вмиг взбежал на скалу с грузом. По два мешка он держал в каждой руке и еще один в зубах.
  - Хочу представить Вам делового человека. Александр с острова Безутешности. Заготавливает пингвинятину.
  - Заморозка справа, охлажденка слева, - отрапортовал Саня сквозь стиснутые зубы, которыми держал котомку с ПП, получившими аффирмацию Росса.
  - Это то, что мне сейчас как раз нужно! - всплеснула руками Данс Сэн-Витт. -Большое спасибо, господин Росс. Сейчас прибудут еще несколько партнеров, и мы проведем переговоры по условиям контракта. Но по секрету скажу сразу, что это перспективное направление. Александр, а Вы поставляете только мясо пингвинов или также клювы?
  - Клювы тоже заготавливаем, - сообщил осчастливленный Саня. - Но есть проблемы со сбытом.
  - Ну что, сделка потянет минимум на миллион ПП в квартал. Белыми!
  - Вы тут побеседуйте, - предложил Росс, - а я пойду прогуляюсь. Осмотрю достопримечательности острова Габи, так сказать.
  - Разумеется, господин Росс. Мы ждем Вас на деловой бранч сегодня вечером.
  Через час Федор Росс доковылял до южной оконечности острова. Тут совсем не было людей. Только бакланы и чайки клубились между скалами.
  Росс достал бутылку, извлек этикетку, вынул из сумки чернила и перо. Недолго думая, он вывел подрагивающей рукой: "Спасите. Тут все сумасшедшие. Даже вменяемые. Архипелаг Кергелен". Запечатал и швырнул. К летящей бутылке метнулась пара чаек, но, увидев, что это не рыба, отпряла к скале.
  Ветер усиливался. Росс ускорил шаг.
  - Спасите! Э! - услышал он знакомый голос.
  Росс побежал к берегу. Внизу под скалой барахтался в ледяной воде Саня, пытаясь спасти тонувшие мешки с пингвинятиной.
  - Брось мешок, Саня! Брось! - заорал Росс.
  - Не могу, Федя! Я ведь только поднялся. Я в деле! Я реально поднялся!
  - Саня, брось! На тебя идет акула!
  Но было поздно. В течение нескольких минут товар и курьер стали добычей полярной акулы Уитли, вознаградившей себя обильным бранчем за рискованную командировку к берегам архипелага Кергелен. Так закончилась жизнь Сани Алекса.
  Из делового центра острова Габи до слуха Федора Росса доносилось скандирование, посредством которого сотрудники компании укрепляли командный дух в конце и начале каждого рабочего дня:
  На позитиве - Я!
  на позитиве - ТЫ!
  на позитиве - МЫ!
  на позитиве - ОНИ!
  на позитиве - Э!
  на позитиве - У!
  на позитиве - Ы!
  А, Э, И, О, У, Ы!
  
  
  
  Четвертая бутылка
  
  - Я говорю, что эта работа стоит 3 ПП черными, а он хочет за нее 4 ПП белыми! Грабеж!
  - Да ты попробуй поработать на таком ветру, тогда узнаешь, белыми или черными!
  - Мы договорились за 3 черными!
  - Ветра не было, когда договаривались.
  - Прекратить бессмысленные споры! - приказал Росс, вынырнув из-за угла. - Что это за рецидивы? Какие еще ПП? Мы же договорились: никаких больше ПП? Вылететь хотите из лагеря?
  - Никак нет! - в ужасе выкрикнули юноши. - Мы больше не будем. Забыли. Впали в старое. Осознали. Больше не будем.
  - Из-за чего спор? - Росс жег взглядом то одного, то другого воспитанника.
  - Я говорю, что эта работа стоит 4 ПП белыми... - начал было светловолосый крепыш.
  - Билли, никаких ПП нет. Зачем тебе ПП?
  - Я просто не знал, как измерить стоимость моего труда, комиссар Росс.
  - Что ты хочешь получить от Вилли за свой труд?
  - Я хочу половину пингвиньего окорока
  - Так причем тут ПП, я вас спрашиваю? - Росс испытующе посмотрел на провинившихся. - Ты готов выполнить эту работу за половину пингвиньего окорока, Билли?
  - Конечно.
  - Ты согласен отдать половину окорока за эту работу, Вилли?
  - Если он не будет халтурить, согласен, - помялся долговязый брюнет.
  - Он не будет халтурить. Я лично прослежу, чтобы работа была сделана как следует.
  - Я согласен, комиссар Росс.
  - Я тоже.
  - Хорошо, идите. И чтобы больше никаких мне ПП. Реальные вещи, только реальные! Никаких ПП, тотемов, ток-шоу и прочего бреда!
  - Так точно, комиссар Росс.
  Мальчуганы убежали, а Федор отвернулся, чтобы ненароком не выдать довольную улыбку. В который раз он поразился тому, до чего же все-таки пластичен мозг. Все шло как надо. Лагерь делал свое дело. Еще немного, и актив будет готов. Да он уже готов. Полгода назад, когда Росс затевал это дело, он не чувствовал ничего, кроме порожденного отчаянием тупого упрямства. Потому и действовал с самоубийственной решительностью, используя свое положение, связи, ресурсы. Он добился у руководства ОУ разрешения создать лагерь по тотемизации молодежи вдалеке от метрополии, в Пор Жан д"Арк, мотивировав свое решение необходимостью распространять уэстские ценности среди населения архипелага. Он отремонтировал оставшиеся от французов домики, наладил через Данс де Витт поставку лучших продуктов питания, которые оплачивал пингвиньими перьями, собиравшимися под его личную ответственность особо приближенными учениками. Когда слух о вип-кормежке и топ-жилье разлетелся по архипелагу, перед лагерем в Пор Жан д"Арк выстроились бескрайние очереди родителей, жаждавших устроить своих чад к комиссару Россу с острова Уэст. Росс проводил собеседование лично. С утра до вечера он отбирал кандидатов, неустанно инспектируя группы. Система отбора была многоступенчатой. Зная, как ловко душевнобольные могут притворяться, Росс подолгу держал испытуемых в кружках предварительной проверки, наблюдая за симптоматикой. И лишь после того, как молодые люди не оставляли сомнений в возможности излечения и перевоспитания, он зачислял их в лагерь. План его был гениально прост. После неудач с Саней и Данс де Витт Росс решил, что единомышленников нужно не искать, а создавать. Взрослое население архипелага было совершенно безнадежно, по крайней мере, для его лечения нужно сначала подготовить персонал и создать необходимые условия. Росс сосредоточился на молодежи, считая, что какое-то количество юношей и девушек можно вылечить, опять-таки поместив их в подобающие условия. Здоровое питание, физический труд, развитие логики, дисциплина, отсутствие всего лишнего, надуманного, и, не в последнюю очередь, проводимые Россом уроки - вот рецепт обыкновенного чуда. Росс начал с того, что заставил каждого воспитанника выучить Десять правил:
  1.Человек - это человек, пингвин - это пингвин.
  2.Человек не может стать пингвином.
  3. Пингвин не может стать человеком.
  4. Пингвин не может быть членом семьи.
  5. Человек имеет право убить и съесть пингвина.
  6. Пингвиньи перья не обладают никакой ценностью кроме их полезных свойств.
  7. Ценностью обладают только полезные предметы и действия.
  8. Разговор - это разговор, а не ток-шоу. Не нужно сопровождать разговор декорациями в виде экранов, студий и т.п.
  9. Лицо - это лицо, а задница - это задница.
  10. Не гримируй лицо под задницу и задницу под лицо.
  В начале и в конце каждого дня, на рассвете и на закате, ученики повторяли Десять правил, а звеньевые истолковывали их, поясняя примерами. Лагерь, официальная цель которого состояла в тотемизации молодежи, в действительности выбивал из юного мозга уэстские ценности. И мозг этот оказался на удивление пластичным.
  Как это и бывает в исторических романах, великий день наступил совершенно неожиданно. Кумачовый закат тревожно реял на ветру. Вершина Мон-Росс искрилась загадочным рубином. Федор Росс готовился к ежедневному приему посетителей. Их было немного. На собеседование записались трое звеньевых: Вилли, Билли и их подруга - курносая Марайке. Шум ветра и волн заглушал все непреднамеренные звуки, и Федор Росс не услышал шагов. Его вывел из задумчивости оптимистический стук в дверь, возвестивший о приходе воспитанников. Росс поднялся со стула и открыл дверь.
  - Пингвин, твою мать! - хором приветствовали звеньевые.
  - Гвинпин, мать твою! - ответил начальник лагеря, и удивленно посмотрел на ребят. Вид их был непривычно торжественным, лица сосредоточены, особенно Марайке светилась какой-то обреченной решимостью. Сели. Помолчали.
  - Чаю хотите? - спросил Росс, чтобы столкнуть разговор с мертвой точки.
  - Никак нет, - поблагодарил Вилли.
  - Говорить будет Марайке, - объявил Билли.
  - Ну что ж, - одобрительно кивнул Росс, - я слушаю.
  - Комиссар! - начала курносая девушка, глядя перед собой. - Вы многому научили нас.
  - Научили, - подтвердили Вилли и Билли.
  - Вы открыли нам глаза, - Марайке зажмурилась от нахлынувших чувств.
  - Открыли глаза, - вторили ей Вилли и Билли.
  - Вы вылечили нас.
  - Да, вылечили.
   - Кем были мы до лагеря? Душевнобольными.
  - Да, душевнобольными.
  - Что знали мы о жизни? Одну только ложь.
  - Да, ложь.
  - Мы Вам очень благодарны за все, что Вы сделали для нас, за то, что Вы изменили нашу жизнь, но мы не можем не думать о наших родителях, родственниках и друзьях там, в этом пропащем мире, в этом архипелаге психов! - взволнованно декламировала Марайке.
  - Да, это так, - снова отозвался речитатив Вилли и Билли.
  - Мы не можем сидеть просто так. Нужно идти к ним, нужно вырвать их из этого безумия, нужно вылечить их! - произнесла Марайке, счастливая, что сумела сказать самое главное.
  - Нужно взять власть на архипелаге! - закричал Вилли и стукнул кулаком по столу.
  - Пора брать власть! - топнул ногой Билли.
  Росс помолчал немного, задумчиво глядя на раскрасневшихся звеньевых. Встал со стула, обнял по очереди каждого из них и поцеловал в макушку, стараясь не замочить навернувшейся слезой.
  - Спасибо, друзья, - прошептал он. - Спасибо вам. Я так рад. Вы даже представить себе не можете, какую радость вы мне доставили.
  Он отвернулся к окну и постоял немного, сложив за спиной руки, покачиваясь на носках и пятках, словно флагшток на ветру.
  - Но, скажите, друзья, - спросил он окрепшим голосом, - многие ли в лагере разделяют ваши чувства?
  - Все, комиссар Росс, - поспешила Марайке. - Все до единого.
  - Только об этом и говорят, - подтвердил Вилли.
  - Не могли смелости набраться, чтобы сказать Вам об этом, - вторил Билли. - Ведь Вам лучше знать, что, где и когда.
  - В таком случае, - Росс решительно повернулся к звеньевым, так что они даже отпряли от неожиданности, - За дело! Вменяемость - Просвещение - Перемены!
  - Вменяемость - Просвещение - Перемены!
  Закипела работа. Распределили обязанности, определили сроки. План был дерзок, но вполне реалистичен. Предполагалось захватить власть на острове Уэст. Возглавит правительство, разумеется, Росс, который от имени самого влиятельного государства архипелага Кергелен призовет всех жителей переселиться с острова Безутешности на близлежащие острова, где будут организованы лагеря подобные Пор Жан д"Арк. Всему населению архипелага будут обещаны и обеспечены условия жизни как в Пор Жан д" Арк. Остров безутешности, сердце архипелага, будет безраздельно принадлежать молодежи Росса, которая организует заготовку и поставку продуктов на остальные острова. С острова Безутешности активисты легко смогут попасть во все лагеря, тогда как пациенты не смогут покидать острова без разрешения начальства. Все население будет распределено по диагнозам. Самые тяжелые отправятся на остров Ролан, пациенты с легкими диагнозами на остров Пор. Пациенты с положительной динамикой будут переводиться в соответствующий лагерь. Надлежит организовать многоступенчатую систую лечения и профилактики. Лишь полностью излечившиеся получат возможность переселиться на остров Безутешности и вольются в ряды активистов.
  На рассвете условленного дня передовые отряды, возглавляемые Вилли, Билли и Марайк, двинулись морем в сторону острова Уэст. Под прикрытием тумана три трофейные лодки отчалили от берега Пор Жан д"Арк и прошли между островами Альтазен и Габи. При попутном ветре они проследовали вдоль южного берега архипелага в направлении мыса Бурбон, достигнув которого должны были повернуть на север к острову Уэст.
  "Только бы ветер не разыгрался", - подумал Росс, провожая глазами экспедицию. Когда лодки потонули в тумане, он начал собираться в путь. Росс должен добраться до острова Уэст по суше, загримированный под пингвина. Важно не опоздать к моменту, когда власть окажется в руках его эмиссаров. Ребята могут растеряться, почувствовав свою малочисленность. Да и мало ли какие неожиданности поджидают их на Уэсте.
  Чем дальше продвигался Росс в глубь острова Безутешности, тем спокойнее становился. Он вспоминал, как шел по этой тропе с Саней, как преодолевал отчаяние героическим усилием воли, устремляя взор к сияющей вершине Мон-Росс, его вершине. До чего же все изменилось с той поры! Казалось, между нынешним Россом и тем человечишкой пролегла вечность. И лишь вершина Мон-Росс была такая же величественная и бесстрастная, возвышающаяся надо всем и всеми.
  "Ничего не знаю лучше Мон-Росс, - подумал Федор. - Готов смотреть на нее каждый день. Изумительная, нечеловеческая красота".
  И, усмехнувшись, он добавил про себя невесело: "Но часто смотреть на горы не могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить и гладить по головкам психов и пингвинов, которые, живя в грязном аду, могут вместе с тобой наслаждаться такой красотой. А сегодня гладить по головке никого нельзя - руку откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно, хотя я, в идеале, против всякого насилия над психами и пингвинами. Гм-м, - должность адски трудная".
  На узком перешейке между озерами Эрманс и Антрег у Росса появилось какое-то неприятное чувство. Не тревога, не страх и не сомнение, а что-то такое маленькое, гаденькое и неуместное, наподобие мухи в паутине, которую проглядел, убирая жилище накануне. Росс посмотрел на свое отражение в воде - грим безупречен, взгляд уверен, походка тверда. В чем же дело?
  В устье речушки, впадавшей в озеро Антрег, Росс наткнулся на голову пингвина. Обезглавленная туша лежала в нескольких шагах, не разделанная, даже не ощипанная.
  "Может, выронил кто?" - предположил Росс.
  Находка эта была редкой и весьма необычной. Что могло заставить обитателя архипелага бросить драгоценный груз? Даже не нащипав валютных перьев? Росс не мог припомнить ни одного подобного случая.
  Он слегка изменил направление и пошел вверх по течению реки. Шагов через двести русло расширялось и разветвлялось, образуя замысловатый рисунок зыбких островков. Ледяная вода несла навстречу Россу две пингвиньи туши. Затем еще три. Потом пять. Все они были без голов и без признаков охотничьего резона. Объятый тревогой, Федор осторожно шел вперед. В месте сужения русла, на островке, омываемым пенным, боровшимся с порогами потоком, он увидел груду пингвиньих туш, между которыми копошился перемазанный кровью и вывалянный в перьях длинноволосый старик. Росс сразу узнал его. Это был Курт с озера Марвиль, весьма оригинальный сумасшедший в деревянной оправе для очков и деланными под старину манерами.
  - Курт! - позвал Росс, перекрикивая шум воды. - Господин де Марвиль! Это я, Федор Росс! Вы узнали меня?
  - А, Федор Кузьмич, - отозвался старик, стоя на четвереньках и криво улыбаясь сквозь окровавленные перья. - Как же, как же. Конечно, узнал.
  - Вы не ранены? С Вами все в порядке?
  - Я? Нет, я не ранен. Но вряд ли можно это назвать порядком-с. Да-с.
  Перескакивая с камня на камень, Росс по порогам добрался до места побоища. Вблизи ему открылись новые подробности. Груда обезглавленных пингвиньих туш была сложена пирамидой, отрубленные же головы окаймляли островок, будучи разложены по берегу на одинаковом расстоянии. Сцена напоминала языческое капище после кровавого ритуала.
  - Что это такое? - спросил Росс, обводя островок подрагивающей рукой.
  - Это? Вменяемость. Просвещение. Перемены-с.
  - Как? Как Вы сказали, господин де Марвиль?
  - Я говорю, вменяемость, просвещение, перемены. Так, во всяком случае, утверждают устроители-с. Вот, извольте видеть, - Курт выплюнул перо. - Вываляли в перьях-с. Наказание такое-с.
  - Кто вывалял? - у Федора защемило в груди. - За что наказание?
  - Ну, как кто? Устроители-с. Вероятно, за невменяемость, темноту и консерватизм-с. Я, знаете ли, дорогой Федор Кузьмич, - при этих словах Курт как-то необычно посмотрел на Росса, - люблю пингвинчиков-с. Нравятся мне эти милые существа-с. А ныне не положено-с. Потому как вменяемость-с. Просвещение, понимаете, перемены-с, и все такое. Вот и покарали меня устроители-с. Ваши-с.
  - Мои? Почему мои? - Росс почувствовал дурноту, он даже поморгал в надежде, что морок рассеется, но он не рассеялся.
  - А то чьи же? - захохотал Курт, потряхивая лохматой головой. - Это же Вы их подучили, Федор Кузьмич! Вы!
  - Где они? - в бешенстве закричал Росс, дрожа всем телом.
  - Да вон там! - Курт махнул космами в сторону озера Марьо. - Учреждают-с.
  Обжигая ноги ледяной водой, Росс помчался на гору, располагавшуюся между озерами Антрег и Марьо. Улики становились все более страшными. Он увидел человечью голову, загримированную под ягодицы, а через несколько шагов ягодицы, на которых были нарисованы глаза, рот и нос. Листьями кергеленской капусты была выведена надпить: "Так будет с каждым, кто раскрашивает лицо под задницу и задницу под лицо".
  Росс почувствовал приступ удушья. Если бы не надежда остановить расправу, он потерял бы сознание прямо тут. Он сделал несколько глубоких вдохов и стал подниматься на гору. Со скалы доносились триумфальные звуки, слов различить было невозможно. Время от времени речь оратора перебивал победоносный рев.
  Сцена открылась как-то внезапно и целиком. У скальной стены дрожали раздетые донага люди, прикрывавшие руками лица и ягодицы. За ними цепью располагались бойцы из лагеря Росса, готовые в любой момент привести приговор в исполнении. На самой вершине, на груде пингвиньих тел стояли Вилли, Билли и Марайке.
  - Слушайте, слушайте, и не говорите, что вы не слышали! - вещал Вилли.
  - Во имя Вменяемости, Просвещения и Перемен! - провозгласил Билли.
  - Правила великого Комиссара Росса, да будет славно имя его в веках! - визжала Марайке.
  Федор замер от изумления. Он попытался сделать шаг, но ноги не слушались. Он открыл рот, пытаясь крикнуть, но голос пропал.
  А Марайке продолжала:
  - Правила с первого по пятое: Человек - это человек, пингвин - это пингвин. Человек не может стать пингвином. Пингвин не может стать человеком. Пингвин не может быть членом семьи. Человек имеет право убить и съесть пингвина. А потому всякий человек, объявивший себя пингвином, и всякий пингвин, уподобившийся человеку, да будут преданны смерти.
  - Правило шестое, - кричал Вилли. - Пингвиньи перья не обладают никакой ценностью кроме их полезных свойств. А потому отныне разрешается обменивать только товар на товар, товар на труд и труд на товар. Всякий, расплачивающийся ПП, лишается правой руки.
  - Правила седьмое и восьмое, - подхватил Билли. - Ценностью обладают только полезные предметы и действия. Разговор - это разговор, а не ток-шоу. Запрещается сопровождать разговор декорациями в виде экранов, студий и т.п. А потому всякий, кто будет говорить о тотемизации, пингвинизации, ток-шоу и прочем мракобесии, лишится правого глаза.
  - Да будет так!
  - Правила девятое и десятое, - торжественно закончила Марайке. - Лицо - это лицо, а задница - это задница. Не гримируй лицо под задницу и задницу под лицо. Предписывается гримировать лицо под лицо, а задницу под задницу. Кто же нарушит, лишится головы и задницы.
  - Прекратить! - заорал Росс так, что все вздрогнули. - Прекратить безобразие! Убью мерзавцев! Вы что наделали! Вы что наделали, я вас спрашиваю?
  - Кто ты такой, чтобы так разговаривать с нами? - проговорила Марайке, обдав своего наставника холодным взглядом.
  - Я? Ты спрашиваешь, кто я, Марайке? Я - комиссар Росс! А вот ты кто, а? Ты кто теперь?
  - Ты не комиссар Росс, - ответила девушка невозмутимым голосом. - Ты - самозванец. Ты - жалкий пингвин. Посмотри на себя.
  - Что-о-о-о? Что ты сказала? Вы слышали это? - Росс обвел взглядом ряды бойцов. - Вы слышали это?
  - Взять его! - скомандовала Марайке.
  Вилли и Билли начали спускаться к Россу, захватив с собой подкрепление.
  - Вы что, совсем спятили? - изумился Федор, глядя на приближающийся отряд.
  Его слова не произвели никакого впечатления на воспитанников. Он огляделся. Посиневшие от холода арестанты по-прежнему дрожали, прикрывая раскрашенные лица и ягодицы. Обезображенные тела пингвинов и людей соединялись в какие-то ужасно нелепые и несчастные существа. Росс почувствовал, что погиб, пропал, что это конец. Им овладела паника. Он повернулся и бросился бежать со всех ног.
  От преследователей Федор оторвался у озера Гильвинек, а в безопасности почувствовал себя лишь на следующий день, добравшись до берега залива Бэ дю Морбиан. По дороге ему встречались стайки перепуганных или озлобленных беженцев. До его слуха долетали обрывки речей, произносимых ораторами перед группами энтузиастов:
  - Вот до чего доводит отказ от принципов пингвинизма! - стращали одни.
  - Пора объединиться в борьбе за истинные ценности. Долой спишизизм! - призывали другие.
  - Пингвин снова должен занять достойное место в умах людей. В каждом из нас живет пингвин, нужно только прислушаться к себе, не заглушать повседневной суетой этот нежный зов пингвина в нас, - увещевали третьи.
  Росс вспомнил про бутылку. Это был красивый сосуд синего стекла из-под белого вина "Либфраумильх". Он долго разглаживал этикетку, пытался попасть в нее заточенным пером, но рука дрожала, разбрасывая капли пингвиньих чернил по клейкому глянцу. С большим трудом он написал почерком первоклассника: "Схожу с ума. Архипелаг Кергелен". Когда Федор опускал в воды залива свое послание, течение пронесло мимо него набитую пингвиньим пером подушку со знакомой головой. Думая, что он уже сошел с ума, Федор Росс театрально констатировал:
  - Так закончилась жизнь Данс Сэн-Витт.
  Он сел на камень, обхватил голову руками и завыл, чтобы заглушить доносившиеся с острова От звуки гимна, который исполнял сводный хор юношей по случаю принятия присяги добровольцами Объединенных пингвинических сил восточного Кергелена:
  На позитиве - Я!
  на позитиве - ТЫ!
  на позитиве - МЫ!
  на позитиве - ОНИ!
  на позитиве - Э!
  на позитиве - У!
  на позитиве - Ы!
  А, Э, И, О, У, Ы!
  
  
  
  Пятая бутылка
  
  Федор Росс не сошел с ума, как надеялся. Более того, он отправился в единственно безопасное место на всем архипелаге, куда никогда не ступала нога ни одного безумца. Если читатель думает, что это какая-то зловещая пещера, наполненная стаями хищных котов, или открытая всем ветрам скала с острыми как лезвие осыпающимися краями, то он ошибается. Как раз наоборот, это было самое уютное, или, как сейчас принято говорить, "комфортное", местечко, где собственно и жили люди до прибытия на Кергелен Федор Росса и его подопечных.
  В бывшем административном центре архипелага Порт-о-Франсэ существовали асфальтированные улочки, металлические ангары, уютные двухэтажные коттеджи и даже некогда самая южная церковь Франции - Нотр-Дам де Ван. На полпути к церкви возвышалась статуя Богоматери Ветров: Мадонна кутала в трепещущий на ледяном ветру плащ простоволосого Иисуса, поджидая у берега редкого гостя, чтобы без единого слова, одним видом своим, уговорить его зайти в храм хотя бы на минутку. Церковь эта, спроектированная архитектором Андре Богэ и построенная между 1957 г. и 1961 г. представляла собой сакральный вагон из белоснежного бетона с похожей на антенну РЛС колокольней. Именно это причудливое здание и стало источником суеверной неприязни обитателей архипелага к базе Порт-о-Франсэ. Гражданином какого бы острова не был человек, какие бы политические воззрения он не исповедовал - а охватившая архипелаг война между пингвинистами и гвинпинистами поначалу не меняла их отношения к Порт-о-Франсэ - он боялся приблизиться к церкви Богоматери Ветров даже на расстояние прямой видимости, чтобы не сойти с ума. Ничто и никто не мог поколебать жителей архипелага во мнении, будто одного взгляда на церковь и статую достаточно, чтобы навсегда обезуметь, погрузиться в религиозный дурман, заблудиться в потустороннем, потерять вкус к зарабатыванию ПП, личному успеху, производству и воспитанию детей по линии тотемизации и пингвинизма, одним словом, ко всему, что составляет жизнь Человека кергеленского. Всякий, рискнувший приблизиться к Порт-о-Франсэ, терял связь с обществом, от него шарахались как от маньяка.
  Федор Росс, не разделяя представлений сограждан о жизни, тем не менее, относился к религии, особенно к христианству, почти также как и они. В юности ему случилось увлечься религиозными исканиями, причем настолько, что из-за тяжелой депрессии он, дотоле жизнерадостный и полный энергии юноша, вынужден был обратиться за помощью в психоневрологический диспансер. Психиатр посмотрел на него, послушал, затем достал из шкафа бутылку коньяка "Старый Кёнигсберг", две рюмки и две шоколадные конфеты.
  - С тобой все в порядке, Федя, - постановил специалист после спиртного, распитого на рабочем месте. - Ты просто нормальный человек, а не праведник. Медикаментозное лечение тебе не нужно. Терапевтические мероприятия будут состоять в следующем: 1) Прочти заложенные страницы в этой книжонке, и 2) позвони по телефончику на закладочке.
  - Спасибо, я занесу, когда прочту - сказал Федор, не решаясь взять малиновую книжечку из рук специалиста.
  - Все, свободен, - отпустил доктор пациента, засовывая в карман его куртки "Похвалу Глупости".
  Во дворе Федор раскрыл книгу на странице, которую доктор заложил визиткой, предлагавшей обратиться к некой Антуанетте для получения "эскорта и всех видов услуг".
  Эразм Роттердамский услуг Федору не предлагал, но доказывал со страниц книги не менее убедительно, чем Антуанетта, что "блаженство, которого христиане стараются достигнуть ценою стольких мучений и трудов есть не иное что, как некая разновидность безумия", что "название безумца больше подобает праведникам, нежели толпе", а "награда, обещанная праведникам, есть не что иное, как своего рода помешательство". Вспоминая опыт религиозного обращения, Федор вынужден был согласиться с Эразмом в том, что "капля трижды блаженной Глупости достается на земле лишь немногим. Они уподобляются безумцам, говорят несвязно, не обычными человеческими словами, но издавая звуки, лишенные смысла, и строят какие-то удивительные гримасы. Они то веселы, то печальны, то льют слезы, то бывают вне себя. Очнувшись, они говорят, что сами не знают, где были - в теле своем или вне тела, бодрствовали или спали; они не помнят, что слышали, что видели, что говорили, что делали, все случившееся представляется им как бы в дымке тумана или сновидения. Одно они знают твердо: беспамятствуя и безумствуя, они были счастливы. Поэтому они скорбят о том, что снова образумились, и ничего другого не желают, как вечно страдать подобного рода сумасшествием". В этом последнем пункте Федор не принял тезиса классика голландского Возрождения. Росс не хотел больше страдать сумасшествием. Он хотел жить на земле, жить реальностью. А потому позвонил Антуанетте.
  
  И вот теперь, стоя на коленях перед Богоматерью Ветров, Федор поразился тому, что впервые за пять лет отчетливо вспомнил эпизод из жизни до Кергелена. "А был ли психиатр? - подумал он. - Может, психиатра-то и не было? Может и "Похвалы глупости" не было? Может, вообще всю прежнюю жизнь я придумал? Может, я, наконец, сошел с ума? Может, Порт-о-Франсэ подействовал?"
  Как человек последовательный, он решил закрепить результат, и направился прямиком к церкви. Дверь была не заперта. Федор нащупал выключатель и, к его великому удивлению, увидел электрический свет - ветряная турбина позади церкви исправно вырабатывала электроэнергию. На полу возле алтаря, представлявшего собой неотесанный валун, накрытый лакированной доской, зачем-то стоял проигрыватель. Федор смахнул пыль, осторожно нажал кнопку. Храм наполнился похожей на северное сияние музыкой, в философическом мерцании которой он распознал Мессу папы Марчелло - момент вечности, заколдованный в звук гениальным Палестриной. Федор раздобыл ведро, половую тряпку, принес воды и принялся за уборку. К концу мессы церковь была чиста. Федор торжественно распахнул дверь зазвонил в колокол. Ночное небо отозвалось северным сиянием.
  Утром раздался стук в дверь. На пороге стоял Курт. Федор усадил его на скамью и принес поесть.
  - Можно, еще раз послушать музыку?
  - Конечно, Курт.
   Послушали.
  - Можно, я позвоню в колокол?
  - Да.
  Курт робко ударил в колокол. Потом еще раз. И еще. Он размашисто смеялся и звонил, благовествуя миру какую-то ему одному открывшуюся радость. Так явился. Курт.
  Потом явилась Марайке. Потом Вилли и Билли. Потом многие. И все хотели музыки, колокольного звона, евангельских притч. И никто не хотел уходить. Так Порт-о-Франсэ снова заселился людьми.
  А потом, кто-то пристально посмотрел в небо, указал на сверкающую точку в облаках и крикнул:
  - Святой дух! Это святой дух!
  И все высыпали на дорогу перед церковью, стали вглядываться в небо, радостно махать руками. Точка стремительно опускалась, превратившись на глазах Федора в беспилотный летательный аппарат. Он тоже помахал дрону рукой.
  А потом в заливе Бэ дю Морбиан появился корабль и на берег сошли трое - двое мужчин и одна женщина. Мужчины были вооружены, женщина представилась офицером спецслужб Моникой Бжезински и сообщила Федору Россу, что он арестован по обвинению в подстрекательстве к массовому насилию среди населения архипелага Кергелен. Его проинформировали о правах и переправили на корабль. Офицер Бжезински вела допрос дотошно, интересуясь подробностями биографии обвиняемого с самого детства. Наконец, она спросила:
  - Как Вы попали на Кергелен, мистер Росс?
  - Все предыдущие вопросы были лишь прелюдией, не так ли? - поинтересовался Федор.
  - Возможно. Так при каких обстоятельствах Вы оказались на архипелаге?
  - Меня наняли на работу в качестве надзирателя и прислуги нескольких российских олигархов, которые сошли с ума. Сошли с ума от того, что им нечего больше хотеть. Когда людям нечего хотеть, они хотят ничего. Ничего - это власть.
  - А Вы философ, мистер Росс. Впрочем, извините, я перебила Вас.
  - Вот и они захотели власти. Абсолютной власти. Стали плести интриги, убирать конкурентов, в том числе и родственников. Что было с ними делать? Убивать своих - не гуманно. Они же сумасшедшие. Отправить в дурдом - не престижно. Можно бросить тень на семью. Родные решили купить остров в Индийском океане и отправить своих маньяков туда правителями. Население Утопии должны были составлять нанятые актеры, они же надзиратели. Работать можно было вахтовым методом, деньги предлагали очень хорошие. Снарядили круизный лайнер. Среди тех, кто прошел кастинг, был и я. Так я очутился на Корабле дураков.
  - Корабль дураков?
  - Да, так они называли лайнер между собой.
  - Вы не попали на Утопию. Вы оказались на Кергелене. Как это случилось?
  - Эти безумцы обладали огромной силой внушения. Они так и говорили людям: вы не можете сопротивляться желанию подчиняться моей воле. Они устраивали публичные лекции, на которые собирался практически весь экипаж, все те, кто должны были их охранять и дурачить.
  - О чем они говорили в своих выступлениях?
  - Ничего нового они не сообщали. Например, говорили, что в последнем счете всегда побеждает только инстинкт самосохранения. Под давлением этого инстинкта вся так называемая человечность, являющаяся только выражением чего-то среднего между глупостью, трусостью и самомнением, тает как снег на весеннем солнце. Говорили, что толпа людей никогда не поймет крупную идею раньше, чем практический успех этой идеи станет говорить сам за себя и что только фанатичная толпа легко управляема. Говорили, что перед лицом великой цели никакие жертвы не покажутся слишком большими, и что тот, кто хочет жить, обязан бороться, а кто не захочет сопротивляться в этом мире вечной борьбы, тот не заслуживает права на жизнь. Говорили, что пришли в этот мир не для того, чтобы сделать людей лучше, а для того, чтобы использовать их слабости.
  - И такими речами они загипнотизировали всех?
  - Кого не загипнотизировали, тех купили. Кого не купили, тех убили.
  - И привели корабль дураков на Кергелен?
  - Да.
  - Как же Вам удалось уцелеть?
  - Я не сошел с ума, но притворился сумасшедшим.
  - Понятно. Теперь давайте поговорим о Вашей колонии в Порт-о-Франсэ. Что это за новый способ лечения душевнобольных?
  - Я не ставил перед собой такую задачу.
  - И, тем не менее, динамика явно положительная.
  - Да, их состояние значительно улучшилось.
  - Это произошло само по себе?
  - В некотором роде.
  - Я Вам не верю.
  - Видите ли, дело в том, что они мне поверили, отдались безоглядно.
  - Так же как экипаж Корабля дураков отдался маньякам?
  - Разве что в техническом смысле. А по сути, маньяки заразили людей злом, сделали их одержимыми властью, низменными страстями. Я же просто слушал с моими пациентами музыку, рассказывал сказки, звонил в колокола.
  - Сказки? Какие сказки?
  - Из Евангелия.
  - Скажите, мистер Росс, почему они Вам доверились, подчинили Вам свою волю.
  - Наверное, потому что устали от войны, от самих себя. А потом, душевнобольные люди очень суеверны, они мистики по сути своей, везде ищут тайные связи, скрытые смыслы. Они решили, что моя фамилия, Росс, не случайно совпадает с названием самой высокой горы архипелага - Мон-Росс. Росс в переводе с немецкого означает "конь", выходит, что зовут меня Федор Конь по-русски. Был такой зодчий знаменитый в Московии. А Федор Конюхов - путешественник известный. Ну, и наконец, "росс", русский вроде как. Помните, как у Пушкина:
  Кто устоит в неравном споре:
  Кичливый лях, иль верный росс?
  Славянские ль ручьи сольются в русском море?
  Оно ль иссякнет? вот вопрос.
  
  - У меня другой вопрос.
  - Да, миссис Бжезински.
  - Выходит, пациенты увидели в Вас некоего мессию, апостола?
  - Мессию вряд ли, а вот апостола - пожалуй, да.
  - Кто же Вы на самом деле - миссионер?
  - Миссионер отвечает на вопросы, которых ему не задают и исполняет просьбы, с которыми к нему не обращаются. Я же рассказывал сказки лишь тогда, когда меня просили об этом.
  - То есть, христианство для Вас - сказка?
  - Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит, и куда уходит.
  - Но если Вы не ставили перед собой терапевтическую задачу, если не собирались лечить больных при помощи религии, то зачем сами стали практиковать христианский культ? Зачем Вам понадобилась христианская сказка? Лично Вам?
  - Из всех разновидностей безумия мне нравится та, которая творит добро и ведет к блаженству. Ее я и нашел в храме Богоматери Ветров.
  - Почему же обязательно безумие? Чем Вас не устраивает трезвый рассудок, здравый смысл?
  - Тем что рассудок, после того, как у него отняли все сказки и все игры, пустеет, а пустоту заполняет зло. Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит. Тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших чем он сам, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого. Так будет и с этим злым поколением.
  На следующий день Федора выпустили, правда с электронным браслетом на ноге. Его поразили перемены в архипелаге: повсюду виднелись габаритные экраны и прозрачные урны для голосования. У экранов толпились люди. Федор взял бюллетень для голосования и прочел заголовок "Референдум по вопросу о всеобщей и полной чипизации".
  - Ёшкин кот, - выругался Федор. - Сначала тотемизация, потом пингвинизация, теперь чипизация.
  - Извините, Вы мешаете смотреть передачу, - подчеркнуто предупредительно обратился к нему незнакомый кергеленец.
  Федор взглянул на экран. Два тефлоновых лица оживленно обсуждали предстоящий референдум и состоявшийся судебный процесс.
  - Тоталитарное мышление, - гримасничало женское лицо из-под радужной косметики - именно это должен помнить электорат. Вы имеете дело с людьми тоталитарного мышления. Давайте еще раз посмотрим этот фрагмент.
  На экране появились Моника Бжезински и Федор Росс, но не в тесной каюте, а в зале судебных заседаний. Росс был в костюме, крылья носа шире а глазницы глубже, чем в действительности, что придавало облику зловещее выражение. В глазах коварный блеск.
  - Они мне поверили, отдались безоглядно, - говорил с экрана Росс. - Я просто слушал с моими пациентами музыку, рассказывал сказки.
  - Сказки? - иронически улыбнулась Моника Бжезински. - Какие сказки?
  - Из Евангелия.
  - То есть, христианство для Вас - сказка?
  Изображение начало было распадаться на пиксели, но тут же восстановилось. Было ясно, что подсудимый ответил положительно.
  - Иными словами, ..... увидели в Вас апостола? - допытывалась судья Бжезински.
  - Апостола - пожалуй, да.
  На экран вернулись тефлоновые лица экспертов.
  - Какой цинизм, Джэк, - женское лицо выразительно посмотрело на собеседника, - этот Росс ничего не скрывает. Он цинично признает, что рассказывает людям сказки, что он подчинил себе их волю, что он стал для них апостолом. Вот это я и называю тоталитарным мышлением. С такими людьми невозможно разговаривать, они уверены в своей правоте, они сознательно манипулируют вами. Одним словом, я хочу сказать, Джек, что они опасны.
  - Абсолютно, Памела! - растянулась на экране чисто выбритая физиономия. - Они всегда так поступали. Вспомним крестовые походы, костры инквизиции, на которых сгорело столько ученых, вспомним слова папы Римского Льва X: "Он хорошо послужил нам, этот миф о Христе". И он действительно им хорошо послужил. Они обманывают людей, живут за счет их труда, а что предлагают взамен? Надежду на рай в будущем и какой-то туманный мистический опыт в настоящем. И это при том, что чипизация позволяет нам уже сегодня жить в абсолютно потрясающей виртуальной реальности!
  - Джек, мне кажется, ты затронул основой вопрос.. Виртуальная реальность, в которой каждый мужчина и женщина могут жить уже сегодня абсолютно реальна. Это реальная виртуальность! У нее есть вкус, цвет, запах, есть все, кроме недостатков материальной реальности. Как говорит один мой знакомый программист: Жизнь - игра. Графика хорошая, а сюжетик так себе. Так вот, теперь проблема сюжета решена! Подключенный к системе человек сам выбирает свою судьбу. Выбирает, где жить, как жить и с кем жить.
  - О, абсолютно, Памела. Вы можете выбирать все: дом, работу, еду, приключения, партнера. Вы можете заниматься сексом с женщиной, с мужчиной, с пингвином или Белокровкой Аэлиты.
  - Потрясающе, Джек! Я слышала, можно заниматься сексом и одновременно пожирать своего партнера!
  - Абсолютно! Пожирать и быть пожранным. Ведь у вас несколько жизней. Вы заканчиваете одну жизнь и начинаете другую путем виртуальной реинкарнации.
  - Уау! Виртуальная реинкарнация! Это просто потрясающе!
  - Абсолютно! Главное, набирать баллы.
  - И всего этого, Джек, всего этого нас хотят лишить мракобесы и ретрограды вроде этого Росса.
  - Абсолютно! Но этого нельзя допустить! Их надо остановить! Все вместе мы отстоим свою свободу и свое право жить в раю здесь и сейчас.
  - Когда я узнала о том, что можно совершенно безболезненно имплантировать чип в мозг, я пришла к своему боссу и сказала: я готова! я хочу этого! я хочу перейти на следующий уровень и полностью взять жизнь в свои руки! Ведь моя жизнь - это моя частная собственность.
  - Абсолютно! Я, как и ты верю в науку, верю в прогресс и верю в здравый смысл людей. Они просто не могут не проголосовать за чипизацию!
  
  Росс не стал дожидаться референдума. По выражению восторга на лицах Вилли, Билли, Марайке и даже старого Курта он понял, каким будет исход голосования. Федор присел возле статуи Богоматери Ветров, достал шариковую ручку, которую прихватил со стола Моники Бжезински накануне, и погрузился в раздумья. Солнце клонилось к горизонту, погода стояла необычайно безветренная для тех мест. С противоположного конца Улицы 66, где располагались суд и станция спутникового слежения, доносился гимн победителей референдума:
  
  На позитиве - Я!
  на позитиве - ТЫ!
  на позитиве - МЫ!
  на позитиве - ОНИ!
  на позитиве - Э!
  на позитиве - У!
  на позитиве - Ы!
  А, Э, И, О, У, Ы!
  
  И Федор в последней остававшейся у него бутылке отправил в океан написанный на оборотной стороне бюллетеня текст следующего содержания:
  
  "Я понял, в чем ваша беда, господа. Вы слишком серьезны. Вы боитесь играть, поэтому все время ошибаетесь в самом главном и всегда проигрываете. Вы пытаетесь играть в жизнь, но играете на смерть. Вот и доигрались: "пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу, пристанищем всякой нечистой и отвратительной птице". В такие времена, как наше, господа, истина познается в игре и в сказке. А вы хотите даже сказочную игру поставить на службу своей смертоносной серьезности. Но ничего не выйдет, потому что сказка пишется не вами. Ваша серьезность, ваша жажда власти и доказательств, ваша одержимость не позволяет унизиться до сказки. Но если вдруг, прочтя это письмо, кто-то из вас почувствует, как вам надоела ему серьезность, как устал он от нее, то пусть вспомнит о Сказочнике, который поднял глаза к небу, рассмеялся и сказал: "Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил это от мудрых и разумных и открыл то младенцам! Да, Отче! Ибо таково было Твое благоволение. Все предано Мне Отцом Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына и кому Сын хочет открыть. Придите ко Мне, все измученные и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим, ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко".
  
  Сочи, 11.11.17
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"