Холодная сталь седых небес безмолвным океаном нависает над разрушенным и давно забытым городом. Этот небесный океан, бездонный, бескрайный, бесконечный, пугающий сознание и разум, завораживающий воображение, едва пропускает сквозь себя необходимый всему живому солнечный свет, скрывая размазанный белесый диск солнца в своих невообразимых глубинах. Редкие сизые облака, такие же призрачные и бесцветные как весь небосвод, теряются в толще сгущающегося над городом мрака. Стихийные порывы усиливающегося с каждой секундой ветра, подгоняющего неторопливый бег облаков, как и неотвратно подступающие сумерки несут перед собой весть о скором приходе настоящего безумства стихии, исполненной дикой ярости, сметающей все на своем пути пустынной бури.
Гигантские башни полуразрушенных небоскребов, хватающиеся своими остроконечными верхушками за проплывающие по небесной глади облака, кажутся настолько ветхими и обветшалыми, что готовы упасть при каждом новом порыве постоянно нарастающего ветра. Но их хрупкость и непрочность обманчива, уже не один год эти сотворенные руками человека величественные колоссы стойко сопротивляются непрерывным атакам природы и времени. Их покореженные стальные конструкции давно проела коррозия, бетонные перемычки рассыпались в мельчайшую муку, оконные стекла разлетелись тысячами осколков, но сами здания по-прежнему стоят, как молчаливое свидетельство человеческого безумия, как немое напоминание о прошлом.
Теряющиеся в облаках верхние этажи небоскребов окутаны зловещим завыванием ветра, прогуливающегося между рухнувшими стенами и опустевшими помещениями. Зияющие безжизненной пустотой оконных проемов израненные небоскребы со своих недостижимых высот взирают на расстилающийся у их подножья огромный город, величественное, захватывающее дух, творение канувшей в лета урбанистической цивилизации. Все вокруг, насколько хватает взора, заполнено бесконечными бетонными джунглями, разделенными стройными рядами длинных улиц. Среди, кажущихся с такой высоты небольшими коробочками, зданий в десяток этажей встречаются и их собратья в сотню и более, величаво взмывающие в небеса своими изящными шпилями. Но здания уцелели не везде, многие улицы покрыты огромными кучами бетонных руин, доказывающими неумолимость стремительного течения времени, да и те, что еще стоят, выглядят весьма печально, многие из них покосились под собственной тяжестью и готовы упасть в любой момент.
Внизу царит пропитанная холодным дыханием смерти тишина, нереальное, глубокое, пугающее спокойствие. Ничто не движется, ничто не шевелиться, создается впечатление, что каким-то немыслимым образом время остановилось и навеки прекратило свое неумолимое движение. Город застыл, город умер, не сейчас, он умер давно, когда дышащие свирепой яростью оглушительные взрывы высвободившейся стихии атома сотрясли атмосферу, возвестившая о смерти прежнего мира, когда затряслась под движением тектонических пластов поверхность планеты, когда в мир на крыльях апокалипсиса влетела не знающая препятствий смертоносная радиация.
Массивный кусок одной из внешних стен не выдерживает силы свистящего ветра и, оторвавшись от пронизывающих всю стену стальных тросов, с оглушительной скоростью устремляется вниз. Постоянно ускоряясь, он пролетает вдоль отвесной стены, испещренной правильными рядами черных окон. Когда-то за этими окнами жили люди, работали, любили и ненавидели, страдали и умирали, когда-то давно, очень давно, теперь же за ними скрывается лишь неподвижная пустота, безучастная, равнодушная ко всему происходящему вокруг. Упав на покореженное дорожное полотно, кусок бетона разлетается на множество мелких осколков, нарушая воцарившееся спокойствие гулким звуком тяжелого удара.
У подножья подобных древним титанам исполинских небоскребов располагается небольшая каменная церквушка. Тяжелые деревянные двери, давно сорванные с проржавевших петель, присыпанные толстым слоем песка и пыли, валяются у широкого проема ведущего внутрь здания. Прогнившие деревянные скамьи, некогда стоявшие вдоль стен, хаотично разбросаны по всему помещению, некоторые из них лежат на боку, другие вовсе разбиты. На покрытых копотью и гарью стенах уже невозможно различить прежнюю изумительную отделку - давно обвалившуюся штукатурку заменил серый мох, стремящийся достигнуть высокого потолка. На мутных и грязных оконных витражах невозможно разобрать прежнего буйства красок, складывавшихся в удивительные картины. Величественный алтарь, изукрашенный чарующими изображениями и дорогими материалами, покрыт толстым слоем серой пыли, правую сторону алтаря погребла под своей тяжестью обвалившаяся балка. У возвышающейся перед алтарем кафедры лежит истлевший скелет человека в порванной мантии священника. Костлявые суставы правой руки до сих пор сжимают позеленевшее от времени распятие с порванной цепочкой, а зияющие темной бездной пустые глазницы печальным взором смотрят на статую человека с терновым венком на голове, стоящую подле алтаря, статую его бога. Но человеческий бог давно оставил людей забывших о нем, его храмы превратились в руины, святые писания рассыпались в пыль и прах, слова его давно забылись теми, кому они были посланы.
На пустой улице, не находя себе препятствий, ветер набирает полную силу и в полной мере наслаждается предоставленной ему свободой. Он подхватывает с потрескавшегося дорожного полотна всевозможный мусор, который в состоянии оторвать от земли, поднимает его в воздух и с силой бросает вниз, чтобы повторить все сначала. Он переворачивает выгоревшие страницы лежащей на тротуаре книжки в твердом переплете, поднимает в воздух и кружит выцветшую фотографию, на которой запечатлены два человека и написаны какие-то неразличимые слова. Ветер радуется своей мощи, упивается собственным всесилием, словно малое дитя, играя с подхваченными с земли пожелтевшими бумажными листками, тоненькими листьями серой травы, обрывками целлофана и ткани. Он проскальзывает под обгоревшими кузовами стоящих у покореженных тротуаров машин, проникает в чернеющие глазницы пустых оконных проемов, завывает в узких переулках, с каждой секундой, с каждым мгновением увеличивая свою безудержную мощь. Хаотично прокладывая себе путь, ветер проносится по широким бульварам и узким улочкам, по огромному городскому парку с чернеющими в полутьме силуэтами сухих деревьев и городской свалке заполненной тысячами тон всевозможного мусора. Он пролетает между невысокими жилыми домами, в которые никогда не вернутся прежние хозяева, никогда не поселятся новые, между огромными заводами, из труб которых больше никогда не поднимутся в небо столбы дыма. Он проскальзывает мимо супермаркетов, в которые никто не прейдет за покупками, мимо офисов всевозможных компаний, в которых больше никогда не будет кипеть наполненная страстями деловая жизнь.
Одиноко стоящий посреди дороги автомобиль, или точнее то, что от него оставил огонь, природа и время, периодически нарушает монотонное пение ветра пронзительным скрипом почти отвалившейся изъеденной ржавчиной боковой дверки. Сидящий за рулем автомобиля скелет в потрепанной и выцветшей рубашке с коротким рукавом лишь безучастно скалится белыми зубами на сопровождающийся мерзким звуком ежесекундно ускоряющийся темп колыхающейся дверцы. Постепенно все вокруг наполняется дикой какофонией звуков: раздается тягучий скрип прогнившей вывески, висящей над большим мутным стеклом магазина, слышится скрежет листов фигурной жести на крышах домов и глухие удары незакрытых дверей. Вой ветра сливающийся со звуками города, предупреждает о том, что до прихода настоящей бури остается совсем немного времени.
Поднятый с высохшего русла некогда протекавшей через весь город реки песок, закручиваемый ветром, врывается на улицы города, оседая в глубоких трещинах асфальта. Падающая с верхних этажей строений бетонная пыль и мелкий песок укутывают улицы мутной дымкой. Все пронзительней и жалобней завывают сквозняки на нижних этажах домов. Один из сквозняков влетает сквозь лишенные стекол окна на второй этаж небольшого приземистого коттеджа, одного из многих, похожих друг на друга как две капли воды типовых домиков, рассчитанных на одну семью. Он срывает с потрескавшейся стены семейную фотографию в застекленной рамке и надменно швыряет ее на пол, заставляя не выдержавшее удара стекло покрыться густой сеткой мелких трещин. Ветер вышвыривает из раскрытых полок тумбочки потускневшие фотографии с неразличимыми изображениями, тонкие белые конвертики, вырывает из них аккуратно сложенные пополам письма, раскидывает все это широким веером по полу, кое-что выдувает через окна.
И вдруг все прекращается, время замирает на месте, останавливаются облака, полностью исчезает ветер, падает на землю все, что он до этого успел подхватить. Прекращается любое движение, не слышится ни единого звука, город и подступающая стихия в последний раз замирают, словно два противника оценивающие силы друг и друга. Но на самом деле они не могут быть противниками: город не может состязаться с невообразимой мощью чудовищной бурей. Он станет ареной, площадкой для поразительного и захватывающего представления разыгрываемого бурей, способной сплести четыре стихии в единый, взаимосвязанный хоровод ветра, огня, земли и воды.
Первой на сцену начинающегося представления выходит стихия ветра, собравшего за время короткой передышки все свои силы. С первобытной яростью чудовищный ветер набрасывается на беззащитные перед его сокрушительной мощью улицы города. Небо заволакивают несущиеся с огромной скоростью черные, как адская бездна, тучи, полностью закрывающие солнце, и над городом нависает непробиваемая солнечным светом мгла. Ветер перерастает в настоящий смерч, он уже не просто жалобно воет в пустынных переулках, он яростно кричит, надменно смеется, пронзительно плачет на всех улицах города, в каждом его здании, в каждом окне. Свирепый смерч не может довольствоваться жалким мусором, с той же легкостью, с которой до этого он поднимал в воздух бумажные листки, теперь он срывает с крыш тяжелые листы металла, разбивает вдребезги толстые стекла, переворачивает ржавые каркасы автомобилей, вырывает деревянные и металлические двери, выкорчевывает из земли осветительные столбы. Смерч закручивает все оторванные от зданий и поднятые с земли предметы в сумасшедшие круговороты и с невероятной силой швыряет их на трепещущие перед его колоссальной мощью беззащитные здания.
Опустившиеся до самой земли громоздкие тучи озаряются ослепительно-ярким блеском разветвленных сеток электрических разрядов. Ветер, не останавливаясь ни на мгновение, продолжает сеять хаос и чудовищные разрушения, кружа в дерзких круговоротах все, что попадается ему на пути. Мерзко завывая, словно стая гарпий, пронзительно крича, словно парящая над полем боя валькирия, разъяренно шипя, словно застигнутая врасплох королевская кобра, смерч танцует свой всеразрушающий, не останавливающийся ни на мгновение, танец. Многие строения не могут выдержать этого сметающего все на своем пути неуемного напора и падают, рассыпаясь в руины, перекрикивая рычание ветра и оглушающие раскаты грома, чудовищными ударами падающих с больших высот тяжеленных конструкций. Над городом правит стихия, настоящая, дикая по своему происхождению, необузданная стихия ветра, в которую природа вложила всю свою злобу и ненависть за принесенные ей человеком страдания. Она, не зная пощады, разрушает все, что попадается ей на пути, обращает все попадающие ее под горячую руку в пыль и прах.
Шквальный ветер неустанно приближается к приземистому одноэтажному зданию придорожной забегаловки, стоящему у обочины широкого проспекта, теряющегося вдалеке за расположенными с двух сторон дороги зданиями. Старенькое здание не может противостоять нахлынувшему на него свирепому потоку воздушных масс, но, тем не менее, оно сопротивляется. Ветер отрывает от стен ребристые листы внешней обшивки, срывает с крыши фигурные листы шифера, вырывает сделанные из дерева оконные рамы, но не может сломить прочные стены старенького домика. И тогда на помощь стихии ветра приходит вторая стихия, стихия огня.
В маленькое здание ударяет белесый столб электрического разряда. В считанные секунды пожирающее сухие доски неистовое пламя сковывает небольшое строение в свои губительные объятия и начинает стремительно перекидываться на соседние дома. Раздуваемая и закручиваемая быстрым ветром, дышащая испепеляющим жаром волна огня молниеносно расширяется во всех направлениях, захлестывая окружающие постройки. Всего за пару секунд огонь охватывает десятки строений, а постоянно вонзающиеся в землю электрические разряды каждый раз находят все новые и новые жертвы, отдавая их на съедения безудержному пламени.
Пламя дикой лавиной продолжает накрывать здание за зданием, и вот оно перекидывается на тот самый небольшой двухэтажный домик, в котором недавно буйствовал ветер. Сопровождаемый сухим треском ветхой древесины, непрерывно раздуваемый ветром огонь врывается в двери и окна. Он поглощает искореженные оконные рамы, заляпанную засохшей грязью, покрытую потрескавшейся краской дверь и стремительно пробирается внутрь дома, врываясь в комнаты первого этажа. Трещит и падает горящая лестница, ведущая на второй этаж, но огонь уже оставил ее позади, подкрадываясь к небольшой комнатке, на полу которой ветер раскидал обрывки воспоминаний когда-то давно живших в этом доме людей. Глянцевые покрытия фотокарточек мгновенно вспыхивают от обжигающего жара, навсегда унося изображенных на них людей, мужчин и женщин, детей, стариков, огню все равно, огонь беспощаден. Тают в пламени, аккуратно выведенные в ровные строки, написанные на белой бумаге слова, больше их никто не прочтет, никто не узнает, что в них скрывалось, любовь или ненависть, дружба или предательство, радость или печаль, огню все равно, огонь равнодушен. Объятый пламенем дом больше не может сопротивляться натиску огня и ветра, и он рушится, превращаясь в огромное чадящее едким дымом кострище, одно из множества разбросанных по всему городу свидетельств безумства царствующих над городом стихий.
Огонь подбирается к хранящимся под землей запасам топлива на одной из заправочных станций, и в тот же миг раздается оглушающий взрыв, порождающий идущую через весь город ударную волну. Смерч моментально закручивает взвившиеся в небо острые языки пламени и черный дым горящего топлива, поднимающийся с того места, где недавно стояла заправка.
Наступает время взойти на помост третьей стихии, дополняющей ветер и огонь, стихии земли, и она незамедлительно, словно безукоризненно отрепетировавший свою роль актер, поднимается на арену происходящего вокруг действа. Рассредоточенный в окружающем пространстве треск пожаров и периодически повторяющиеся раскаты грома нарушает перекрикивающий все посторонние звуки рокот движущихся пластов земной коры. Мелкая, сначала незаметная, но постепенно набирающая силу дрожь пронизывает весь город, начиная от маленьких хлипких домиков, заканчивая обладающими не дюжей прочностью, исполинскими конструкциями мостов проходящих над руслом высохшей реки. Словно подбадриваемая своим соратником ветром, земля скрываемая от внешнего мира толстым слоем асфальта и бетона переходит в наступление, стремясь вырваться из каменной ловушки, в которую ее заключил человек. Яростно рыча, она вздымает кажущиеся бесконечными ковры дорог и тротуаров, играючи опрокидывает тяжеленные махины многотонных зданий, отдавая их на растерзание огню и смерчу. Узница, веками скрываемая творениями человеческих рук от света небесного светила наконец-то вырывается на свободу. Земля на протяжении веков дававшая человеку пропитание и одежду, подносившая ему свои неиссякаемые запасы природных ископаемых, оберегала и хранила его, а человек в благодарность опустил на ее плодородные земли и цветущие сады беспощадное пламя ядерной войны. Она не может отомстить своим прямым обидчикам, очень давно здесь не ступала нога человека, она может лишь срывать свою не знающую пределов злобу на том, что оставил после себя человек, на том, что до сих пор сохраняло память о его прежнем могуществе. И она делает это, крепкие фундаменты высотных домов не раз испытывавшие на себе возмущение земных масс, на этот раз не могут справиться с яростью восставшей из-под многовекового гнета узницы. Словно карточные домики падают теряющиеся в высоте острые башни массивных небоскребов.
Приближается апофеоз разворачивающегося над городом пафосного представления, разыгрываемого неугомонной бурей. Разгневанные небеса размыкают свои темные чрева и обрушивают на землю сплошную лавину крупного града. Большие, размером со сливу, градины несущиеся с ошеломляющей скоростью к земле легко пробивают хлипкие стены стареньких домов, впиваются в подкидываемое землетрясением дорожное покрытие, злобно шипят, попадая в цепкие объятия огня. Дым, пепел, песок и пар смешиваются бурей воедино, накрывая город густой пеленой непроглядного тумана. Эта адская смесь, поднимаемая ветром над истязаемым стихией городом, прячет в своем чреве каждую улочку, каждый дом. Огромные черные тучи, закрывающие собой небесный свет, и такие же огромные облака насыщенного дыма, захватившие город, сливаются в одну чудовищную массу, периодически озаряемую красными отблесками пожаров и яркими разрядами молний, сопровождающихся глухими раскатами грома. Буря достигает своего эпического апогея: громогласный шелест подающего с небес града, невыносимый рокот не унимающейся тряски земли, хриплый треск бушующего пламени и неистовый вопль свирепого смерча смешиваются воедино, круг стихий замыкается.
Вдруг, словно по мановению чьей-то управляющей всем сущим руки, внезапно все прекращается: безвольно падают на землю последние комья белого льда, земля вновь замирает неподвижной гладью, замолкает вальсирующий смерч, огонь, лишенный поддержки ветра, смиряет свой обжигающий пыл, тихо потрескивая догорающими кострищами. Медленно, но верно начинает опускаться вниз темная пелена застилавшего городские улицы тумана. Черные тучи, поднимаясь в небесную высь, уходя за далекую линию горизонта, очищают небо, приобретающее прежний смазанный сероватый оттенок. Все тише и тише становиться размеренное потрескивание догорающего огня.
Из теряющихся в небесной вышине сизых туч на дышащую жаром землю боязливо падают первые капли начинающегося дождя. Постепенно звуки падающих с неба капель становятся все более частыми, и, вскоре, звук льющейся воды становится доминирующими. Огонь, неохотно сопротивляясь набирающему с каждой минутой силу дождю, покидает завоеванные у города территории, сопровождая свое отступление теряющимся в звуках дождя свистящим шипением. Под непрекращающимися атаками дождя сумрачная дымка пыли и пепла прибивается к земле. Вода, падая на иссушенную землю, скапливается небольшими лужицами, неспособными преодолеть сопротивления сухого песка. Но вскоре дождь становится настолько плотным, что не остается ни единого места, куда бы ни добралась спасительная влага.
Тонкие ручейки журчащей воды, стекая с крыш и стен домов, прокладывают себе пути среди вздыбленных и потрескавшихся кусков асфальта и, пробегая по широким стекам, попадают в высохшее русло реки. Поросшее скудной растительностью русло мертвой реки быстро впитывает попадающею на увлажненную поверхность влагу, но чем быстрее собирается с мокрых улиц города вода, тем все неуверенней мокрый ил сопротивляется ей. Игривые ручейки воды, постоянно пополняющиеся дождем, устремляются по ожившему руслу руки к огромным полянам двух высохших водохранилищ, расположенных на противоположных окраинах города. Река оживает и как когда-то давно по ее петляющему между городскими улицами широкому руслу разливается чудодейственный эликсир, порождающий жизнь. Дождь плотной стеной мелких капель смывает все свидетельства совсем недавно бушевавшей над городом бури. Вода, растекающаяся по кровеносной системе города, состоящей из широких и узких, коротких и длинных каналов, проносится под ржавыми конструкциями выгнутых мостов, собирает с берегов все, что раскидала буря. Начинают заполняться неглубокие чаши искусственных водоемов, ограниченные длинными стенами плотин. Собирающаяся со всего города вода очень быстро закрывает песчаное дно водохранилищ, а неослабевающий дождь постоянно пополняет реку питающую озера свежими потоками. Слезы дождя, смывающие с города всю покрывающую улицы грязь, до краев заполняют просторные водоемы.
Постепенно затихает негромкий шелест дождя и струящейся воды, на землю опускаются последние слезинки теплого дождя, последние дымчатые облака неторопливо уходят за горизонт, открывая бескрайнее голубое небо и яркий белый диск солнца, неуклонно приближающийся к линии горизонта. Над омытым и очищенным небесами городом рождается перевернутая улыбка символизирующей первозданную красоту природы семицветной радуги, берущей начало в прозрачных глубинах двух полноводных водоемов. Солнце, неукоснительно приближающееся к растворяющейся вдалеке линии горизонта, раскрашивает чистое голубое небо вокруг себя в переливающиеся оттенки красного цвета. Мир успокаивается, мир засыпает, забывая недавно царившее над городом безумство бури, наслаждаясь предоставленными моментами отдыха и благоденствия. Верхний край небесного светила прячется за горизонт, оставляя за собой горящее темно-бордовым светом вечернее небо.
Седые вечерние сумерки сменяются темным безмолвием густой ночи расправившей над городом свои всеобъемлющие крылья. Жгущий свет полной луны, и вторящие ему мириады звезд призрачным светом освещают заснувший под спокойными небесами город. В скупом свете круглой луны между искореженными плитами асфальта уверенно пробивается маленький зеленный росток, символизирующий собой последнюю, пятую стихию. Всепобеждающая стихия жизни заканчивает устроенный природой парад стихий. Маленький зеленый расточек гордо тянущий свой тонкий лепесток к снисходительному лунному свету говорит природе, что никто, ничто и некогда не сможет сломить самое поразительное явление во всей вселенной, называемое жизнь. Это пытался сделать человек, начавший уничтожающую все живое войну, пыталась сделать природа, сплетя воедино четыре свирепых стихии, но все эти попытки разбились о нерушимую преграду стремления к жизни всего сущего. Так было прежде, так будет и после, жизнь и смерть неразлучно связанны друг с другом, сплетены воедино чьей-то всемогущей рукой, но в конечном итоге, жизнь всегда победит смерть, всегда найдет выход из самого затруднительного положения. Наступит день и этот маленький зеленый росток превратится в наполненный солнечным светом цветок, он развеет свои семена по всем окрестным землям, и, однажды наступит день, когда один из этих солнечных цветов встретит вернувшегося в город человека...