Полный текст

Пролог

Небо над Венецией раскинулось темно-синим полотном в кружеве кучевых облаков, подсвеченных последними лучами солнца. Но ночная тьма уже поглотила узкие улицы. В черной воде каналов плясали яркие отсветы фонарей. Тихий плеск волн, тишина пустеющих набережных, редкие звуки голосов туристов, эхом отражающиеся от стен. В тонкий, изысканный узор реальности этого города вплетались воспоминания: тепло руки, дыхание ветра на лице, тень улыбки. Прошлое путалось с настоящим, и мужчина задумчивым взглядом скользил по домам, узнавая их или пытаясь узнать, подменив память иллюзией. С тихим стуком гондола причалила к берегу. Высокие двери. Горящие факелы у входа. Треск огня. Пламя выхватило из тьмы его лицо, бросило рыжие отсветы на спадающие до плеч поседевшие волосы, словно пытаясь вернуть им прежний медный цвет.
Богатый просторный холл палаццо встретил его ярким светом и отдаленной музыкой. Единственная пара слуг сейчас была занята предстоящим ужином, и Валерия сама открыла ему дверь. На ней - далеко уже немолодой, но все еще обворожительно красивой - было черное длинное платье, слишком простое для нее, но разбавленное изящным гарнитуром с изумрудами и брильянтами. В руках она держала бокал с вином и, прежде, чем поприветствовать его, сделала небольшой глоток.
― Добрый вечер, Ге! Проходи...
Она посторонилась, пропуская его, и закрыла дверь, чтобы прохладный ночной ветер с канала не проник внутрь.
― Добрый, Валери, ― в знак приветствия он поцеловал ее руку: жест в его исполнении совершенно естественный и лишенный какой-либо манерности и театральности.
― Хоть кто-то в наш век не растерял истинной галантности.
― Во мне ты могла не сомневаться, ― заметил Георг. Сегодня на нем был темно-синий костюм-тройка, сшитый, наверняка, на заказ и идеально сидящий на его все еще статной фигуре. Впрочем, что годы для оборотня.
По губам Валерии скользнула легкая усмешка:
― Я могу не сомневаться только в себе, ― однако спокойно произнесла она. ― Рик и Гаспар уже здесь. Отдыхают перед ужином. Он, кстати, в девять, а уже после - все дела. Пойдем, я покажу тебе твою комнату, ― она начала медленно подниматься по главной устланной ковром лестнице.
― В этом нет необходимости, ― Георг последовал за ней, ― Я помню, где она, ― ответ его прозвучал совершенно нейтрально, и тон голоса остался по-прежнему выдержан, но некий озорной, почти мальчишеский блеск его глаз выдал мысли.
― Кроме галантности, еще и чудесная память, - насмешливо произнесла Валерия, ― Вдвойне прекрасно! ― Все ради вашего удовольствия, ― усмешка на губах Георга отражала ее.
Валерия скрыла улыбку и бросила быстрый взгляд на часы на запястье.
― Тогда, у тебя есть еще минут сорок на отдых, а с учетом, что Давид еще не прибыл, может, и больше, ― она остановилась на втором этаже, ее комната располагалась именно там, в отличие от гостевых, до которых нужно было подняться еще на один пролет.
― Я уже успел отдохнуть, прогулявшись по городу, и не против встретиться с остальными... Ведь нехорошо оставлять гостей одних.
― Что ж, они собрались в гостиной, ― она пригубила вина, ― где это, думаю, ты помнишь. А я присоединюсь к вам чуть позже.
Георг кивнул. Один долгий взгляд в глаза Валерии, и он покинул ее, направившись дальше по коридору.

Валерия освободилась минут через пятнадцать и поднялась в гостиную, где уже постепенно накрывали на стол. Первым, кого она увидела, был Гаспар. Он занял одно из кресел у камина и сейчас смотрел на огонь, задумчиво крутя в руках стакан с водой. От вина святой отец наотрез отказался. Его темные волосы слегка завивались, и непослушные отросшие пряди раз за разом падали на лицо, так что мужчина был вынужден их поправлять очень привычным и не лишенным элегантности жестом. В волосах его уже пробивалась седина, но лишь придавая ему импозантности и некой уверенности. Сегодня, как, впрочем, и всегда, он был одет в черный закрытый костюм с белым воротничком. Женщина едва заметно усмехнулась, даже сейчас он не позволял себе забыть кто он. Впрочем, облачение ничуть не умоляло его смуглой красоты и силы.
Сидящий напротив святого отца Фредерик оделся гораздо проще в темные джинсы и белую рубашку, и некоторое время Валерия, стоя в дверях, смотрела на одного из близнецов, поражаясь их различиям и в то же время сходствам: Риан, развлекающийся с Алисой в Париже, и он сейчас здесь. Трудно было поверить, что в руках этого серьезного молодого человека сосредоточены основные магические издательства и информация.
― Надеюсь, вы не скучали, господа? ― Валерия присела на свободный стул у стола, положив перед собой свой телефон, что мигнул экраном и погас.
― Скучать в последнее время не приходиться, ― заметил Рик.
― И потому любую минуту тишины начинаешь ценить еще больше, ― закончил его фразу Георг, что остановился перед висевшей на стене картиной старинного венецианского мастера.
― А, ну извини, что отвлекла от тишины, ― очаровательно улыбнулась Валерия, не теряющая присутствия духа даже в подобной ситуации, ― Тогда помолчим.
Она вновь посмотрела на Гаспара. Из всех мужчин в комнате именно он был наибольшей загадкой для нее. Сейчас святой отец задумался о чем-то своем и не отрывал взгляда от огня, несчастный стакан он поставил на подлокотник кресла и Валерия все ждала момента, когда он свалится. Ждать пришлось недолго... Гаспар обернулся, почувствовав ее взгляд, и задел его локтем. Стекло тихо звякнуло о паркет.
― На счастье, ― заключила она.
― Простите, Валери.
― Я сама виновата. Неприлично так внимательно смотреть на гостей.
Гаспар едва заметно улыбнулся.
― Неприлично портить столь бесценный паркет, ― он поднялся и, взяв со стола салфетки, стал вытирать лужу и собирать осколки.
― А это уже совершенно излишне, падре! ― в ее голосе едва уловимо проскользнула насмешка, слишком тонкая, чтобы обидеть, но понятная для знакомого с ней близко.
В эту минуту в комнату вошел слуга и доложил о прибытие последнего гостя, сеньора Давида Мейера.

― Мари передает извинения, что не может приехать. Здоровье, понимаете, ― невысокий, немного полный Давид Мейер, глава магического отдела Интерпола первым сел за стол в кабинете на третьем этаже, куда все они перебрались после ужина. ― Я встречался с ней в Париже. Она всем довольна и поддерживает наш выбор.
― Еще бы ее зять назначен командиром группы, ― хмыкнул Фредерик, он закатал рукава рубашки, отчего его вид сделался еще более неформальным и за что он уже заслужил неодобрительный взгляд Георга, на который, впрочем, не обратил внимания.
― Семейственность всегда была отличительной чертой нашего мира, ― возразил Георг. ― Мы можем доверять только своим. И то не всегда...
― Клод отлично себя зарекомендовал, ― вставил Давид Мейер, на фоне остальных в шикарных интерьерах палаццо он выглядел серой мышью. Серой лысеющей мышью пятидесяти лет.
― Я бы предпочла держать свою семью подальше от этого, ― Валерия скрестила руки на столе и бросила быстрый взгляд на Георга. - Но она не послушает.
― Мы отдали вам самого лучшего специалиста в тех областях, о которых вы просили, ― тихо, но твердо добавил Гаспар, ― И обещаем любую поддержку... в разумных пределах.
― И не противоречащую интересам церкви! ― хмыкнула Валерия.
― И прежде чем принимать поддержку, я бы уточнил эти самые интересы, ― с не самой радушной улыбкой негромко заметил Георг.
Гаспар оставался спокоен.
― У вас так много ресурсов, что вы отказываетесь от помощи в защите мира от Атлантиды? ― святой отец выдержал взгляд живущего не первое столетие оборотня, ― Крестная сила, Инквизиция, тысячелетние архивы Ватикана... все это не нужно?
― Я же говорил, что предпочитаю доверять своим, особенно, когда речь идет об этой организации, ― Георг чуть развел руками. ― А тем, кто столетия на нас оттачивал свое искусство, доверять сложно... ― Тише, Ге, ― мягко произнесла Валерия и примирительно улыбнулась, ― Сейчас у нас не та ситуация, чтобы перебирать старые обиды. Мы сможем обсудить это потом, за бокалом вина... когда покончим с Атлантидой. А пока помощь Святой церкви очень даже не помешает твоему внуку и остальным! ― Да и на этот раз у нас действительно совпадают цели, ― согласился Фредерик. ― Пусть Ватикан увел из-под носа Терминуса ни одну ценную книгу и даже пару рукописей, ― он бросил красноречивый взгляд на Гаспара, ― но сейчас мы на одной стороне. В войне против демонов, мечтающих о переустройстве мира, нам не справиться без церкви.
― Без всего и без всех можно справится, ― строго заметил Георг. ― Но, пожалуй, пока сделаем вид, что мы друг другу доверяем.
― Надеюсь, ваш внук будет не столь однозначен в своих суждениях о предложенной помощи, ― строгость мужчины на Гаспара не действовала, он был все так же спокоен, лишь чуть жалел, что положение не позволяет ему ответить так, как хотелось бы: резче и прямолинейней.
Но Георг лишь пожал плечами, уже не став продолжать спор, который судя по всему считал совершенно бессмысленным. Валерия чуть улыбнулась: мужчины и в почтенном возрасте сущие мальчишки.
― Советую прекратить спор! ― однако в ее голосе сквозили стальные нотки, ― У нас есть серьезная проблема: организация, что собирается захватить главенство в мире и встать над обычными людьми, используя свои способности! ― она обвела взглядом собравшихся. ― И они будут порабощать мир, пока вы будете тут спорить.
― Не успеют, Валери, ― соизволил, наконец, вмешаться Давид Мейер ― Мир большой, а группа наша уже, считайте, собрана, ― и он подвинул к остальным папки с личными делами, что привез с собой.

***

Черный плащ. Холодный лондонский дождь. Быстрая походка. Это лето выдалось совсем поганым. Мимо промчалась машина, подняв тучу брызг и облив прохожих. Рука в кожаной перчатке плотней сжала ручку зонтика. Возмущенные крики раздались за спиной. Генри не обернулся. Он привычно огибал людей, стараясь не сталкиваться ни с кем в плотной толпе. Дорогу за последние пять лет он выучил наизусть. Вот впереди показался знакомый подъезд. Какие-то туристы фотографировали его на телефон, для них это было всего лишь прикольное старое здание, одно из многих в этом гигантском сумасшедшем муравейнике под тенью Биг Бена и Тауэра.
Генри поднялся по ступенькам и позвонил. Тишина длилась несколько секунд, но вот замок щелкнул. Его узнали и впустили.
― Ну, наконец-то! Рыжеволосая Анжела встретила его у самого входа и постучала алыми ноготками по черной папке, что держала в руках. Генри снял плащ и поставил на подставку зонтик.
― Я не опоздал, ― заметил он, бросив взгляд на часы.
― Тебя хочет видеть шеф. Но сперва... у нас человек на допросе, и Сэм уже отчаялся из него что-то выбить, ― Анжела бросила взгляд в зеркало и расправила блузку, что вечно натягивалась на груди. ― Никого больше нет?
― Сказали, больно крут, никто не пробился через его защиту, он всех обвел.
― Они внизу? ― Генри взял папку.
― Как ты догадался, ― улыбнулась Анжела.
И стук ее каблуков эхом разнесся по коридору, наполненному запахом сигарет, треском телефонных звонков и голосами детективов.

Хлопнула дверь. Сэм раздраженно ударил кулаком по стене.
― Бесполезно! Уперся и хоть ты пытай его, а не скажет, кому он книгу продал!
― Спокойней ты, ― его напарник устало потер переносицу.
За стеклом лысый, коренастый мужчина, чуть улыбался и смотрел прямо перед собой. По белой футболке с изображением черепа плыли алые пятна крови: след отнюдь не мягкого задержания.
― Я не для того за этой швалью месяц гонялся, чтоб он ухмылялся тут!
Хлопнула дверь.
― Сейчас не будет. Оденьте на него наручники, пожалуйста.
Сэм с напарником оглянулись. Генри вошел в комнату. Телепат был совсем молодым, невысоким. Его темные вьющиеся волосы, отпущенные до плеч, оставались еще мокрыми после дождя. От гадкой лондонской погоды зонт не спасал. Одет он был во все черное: от ботинок до плотной водолазки и кожаных тонких перчаток на руках. Их он не снимал никогда. И никогда не пожимал рук. Впрочем, к этому все давно привыкли.
Сэм хмыкнул и вернулся к задержанному. Генри открыл папку и пробежался глазами по делу: Некромант... Приехал из Восточной Европы... Несколько лет как стоит на учете в Найт Хант... Арестован за кражу книг из архива издательства Терминус...
― Он в твоем распоряжении, ― Сэм прокрутил на пальце ключи от наручников и прислонился стене рядом с напарником.
Генри кивнул. Закрыл папку. Тяжелая дверь скрипнула. В маленькой комнате было душно и слишком светло. До рези в глазах.
― Что еще один явился? Тут уже трое пытались, мальчик, ― мужчина, чьи руки приковали к столу наручники, грубо рассмеялся. ― Думаешь у тебя, молокососа, лучше получится?
― Я советую вам честно рассказать все, что вы знаете. Кому вы продали книги? Кто заказчик? Где вы достали их?.. ― лицо Генри оставалось бесстрастным. В белом свете ламп он казался еще бледнее, чем обычно.
― А больше тебе, дорогой мой, ничего не сказать? ― снова смех. Мужчина оставался самоуверен и нагл. ― И все же я советую, ― Генри не торопясь начал снимать перчатки.
― Ах, ну посверли еще ты меня с полчаса своими глазками, и я все сразу расскажу да еще в гугле отмечу, как проехать, и позвоню, чтоб вас там встретили.
Перчатки полетели на стол.
― Жаль. Будет больно.
Генри остановился за спиной мужчины. На секунду потеряв уверенность, тот оглянулся с первым проблеском сомнения во взгляде. Но холодные пальцы, что могли принадлежать художнику или музыканту, уже коснулись его висков.
― Эй, какого хрена ты...
Вопрос потонул в крике. Генри не собирался блуждать в лабиринтах обманных мыслей, распутывая нити правды и лжи. Он мог пройти напрямик.

Голова раскалывалась. Генри хотелось выключить этот перманентный гул голосов и хоть недолго побыть в тишине. Но секретной кнопки он не знал. И от тяжелого, проникающего всюду запаха сигарет становилось только хуже. Конечно, официально курить в общественных местах в Англии давно было запрещено, но также официально Найт Хант не существовало. Законы здесь всегда были свои: чаще всего негуманные, древние и жестокие. Тайный мир играл по своим правилам, не знавшим параграфов конституций. Ошибки в нем стоили дороже, и не было адвокатов, способных спасти и оправдать. Пересекая черту, становясь частью этого мира, каждый невольно принимал эти правила. Хотел он того или нет. Здесь, в Найт Хант, люди ежедневно выносили смертные приговоры вампирам и магам и, не найдись под рукой сильного телепата, не постеснялись бы применить к заключенным пытки. Понятное дело, что на запрет курить им было в общем-то плевать.
― Шеф тебя ждет...
Генри чуть не выронил пластиковый стаканчик с кофе, когда Анжела положила руку ему на плечо. Он дернулся и отскочил в сторону, как ужаленный током.
― Я же... просил так... не делать, ― он смахнул капли с черных брюк и обижено посмотрел на женщину.
― А я хочу отучить тебя от дурацкой привычки шарахаться от людей, ― Анжела, улыбаясь, протянула ему салфетку.
― Это не привычка, ― буркнул телепат. ― А необходимость.
― У тебя разве были сейчас проблемы с самоконтролем? ― вскинула брови она.
― Нет... но...
― Значит, привычка, ― уверено заключила Анжела.
― Ты невыносима, ― Генри сел на потертый диван в коридоре. Стаканчик с кофе он поставил на широкий подлокотник и достал из кармана прозрачный пакетик с цветным мармеладом. ― Хочешь? ― предложил он ей.
Анжела отказалась.
― Я напоминаю тебе про шефа.
― Я помню, но если я свалюсь в обморок у нее в кабинете, ей не понравится. А ты опять на диете?
― Да. Я купила чудесное платье на свадьбу сестры и надеюсь в него влезть.
― У тебя и так отличная фигура... ― заметил Генри.
― Это тебе так кажется.
― Могу устроить, что и ты так будешь считать, ― ухмыльнулся телепат.
― Не надо мне надевать розовые очки, спасибо.
― Наоборот исправлю косяки в самооценке, ― возразил Генри и допил кофе.
Анжела лишь покачала головой и с улыбкой указала ему на дверь кабинета начальства. Исчезни уже с глаз моих, - говорил ее взгляд.
― Не скажешь, чего она хочет, чтобы я морально подготовился? ― спросил Генри.
― Я всего лишь секретарь, а не глава Найт Хант...
Генри с сомнением посмотрел на Анжелу. Пожалуй, как раз сам глава Найт Хант столько не знал о своей организации, как она.
― Ну ладно, ― сдалась женщина под его взглядом. ― Там что-то связанно с Интерполом и переводом. Большего не знаю, иди спроси уже сам!

Дойл устало потер переносицу и зевнул. Спать хотелось неимоверно, а тело затекло от многочасового сидения без движения. Его мир сузился до небольшого круга с перекрестьем прицела в центре, и мужчина знал, так продлится до рассвета. Операция затягивалась. В наушнике изредка раздавались тихие проклятия его коллег. Джефу и Грегу сегодня досталась более динамичная роль, но не самая ключевая. Дойл вновь посмотрел на освещенные окна комнаты в доме напротив, сначала просто, потом через оптику и вздохнул. Ситуация не изменилась.
― Кто вообще слил информацию? ― уточнил он едва слышно.
― Чарльз.
― И ему поверили?
― Да, в прошлый раз он сдал банду своих и отделался жестким наблюдением и все.
― Отчаянный малый... как свои же не положили.
― У нас не было утечек. Мало кто знал.
― Ясно,― Дойл хмыкнул и задумался.
Все шло слишком уж тихо и спокойно. Вот квартира, вот подозреваемый ― бери не хочу... но все ждали. Ждали чего? Того, кто должен был к нему сегодня прийти. Мужчина в доме напротив был шестеркой, а вот тот другой - боссом.
― Заскучал?
― Есть такое...
― Могу рассказать анекдот, ― насмешливо произнес Джеф и затянул одну из своих бесконечных историй. Дойл покачал головой и вновь посмотрел на окно. Что-то изменилось, он не видел, скорее почувствовал.
― Заткнись! ― рыкнул Дойл и стал вглядываться в комнату. Мужчина, что был там, явно с кем-то разговаривал, вот только с кем, было не видно.
― Кто заходил в дом?
― Никого!
― Идиоты... ― Дойл бросил винтовку и бегом помчался к лестнице. ― Все в квартиру!
― Ты одурел? Мы его спугнем!
― Он уже труп! ― кратко изрек Дойл, выбегая на улицу и направляясь ко входу в дом. Дверь легко открылась, и он вытащил пистолет, сзади его догнал Джеф и теперь недоуменно смотрел на напарника. ― Никто не входил. Ты чего переполошился?
― Грег, ― переключил он канал и чертыхнулся.
― Дойл, он не отвечает.
Они быстро поднимались на третий этаж. Коридор был пуст. Несколько ламп не горели, и часть помещения была погружена в полумрак. Дойл осмотрелся, ему вовсе не хотелось вылететь на неизвестного телепата. И судя по всему довольно сильного.
Тихо скрипнул паркет. Приглушенные шаги. Дойл вжался в стену в тени, Джеф скрылся за углом. Человек шел не торопясь. Он не скрывался.
― О, кажется, это наш доблестный Найт Хант пожаловал... ― насмешливо произнес он и остановился.
Дойл почувствовал, как медленно начинают разбегаться мысли и чуть дрожит рука с оружием. Мощь этого телепата впечатляла. Защитные техники он сминал, как ребенок ломает карточный домик легким дуновением. Дойл выстрелил. Эхо выстрела отразилось от стен и заметалось по коридору. Из носа от напряжения потекла кровь. Он стер ее ладонью и вновь поднял оружие.Короткий вскрик Джефа, и Дойл обернулся. Человек стоял перед ним. Он был невысокий и непропорционально худой. Темная одежда и неестественно белая кожа. Дойл поднял оружие. Новый выстрел. Тихий смех, и голова взорвалась вспышкой боли. Человек качнулся назад, в центре лба у него темнело огнестрельное отверстие. Боль стала невыносимой, она заставила Дойла выронить оружие и обхватить голову руками. Кровь текла уже и из ушей. Дойл закричал, и стало легче, всего на мгновение, когда мир провалился в черноту, что последовала за ярко-алой вспышкой...

Дойл открыл глаза и усмехнулся. Скоростной паром Jonathan Swift направлялся в Дублин, и у него было еще время вспомнить и попытаться понять, что же тогда произошло. Они потеряли почти всю группу, кроме него одного. Почему он выжил, не мог сказать никто, только их местный телепат еще пару недель возвращал ему 'мозг на место'. Грега убили прямо в машине. Будто сработала большая микроволновка: раз и мозг его напарника стал отдельно от тела, растекаясь серо-алыми полосами по стеклам и светлой обивке. А вот Джефа... застрелил он, Дойл. Ровное отверстие в центре лба с каплями запекшейся крови и темными следами пороха вокруг. Пуля выпущена из его пистолета.
Дойл тряхнул головой и стал смотреть на темные, холодные воды Ирландского моря. Сейчас он чувствовал себя нормально, но вот коллеги с опаской шли на задания вместе с ним. Даже спустя месяцы он ощущал недоверчиво-вопросительные взгляды у себя на затылке, когда проходил в оружейную в офисе Найт Хант. И он взял отпуск. Телепата не поймали, правда, их местные мозгоправы смогли вытащить из его хорошо прожаренной памяти смутный образ и создать портрет нужного им человека.
― Хоть чем-то помог, ― пробормотал Дойл и чуть улыбнулся пожилой даме, которая настороженно на него посмотрела и увела своих внуков подальше от человека, что разговаривает сам с собой.
У него был целый месяц свободы. Не было никакой работы, не было нужды в деньгах, и как он собирался распорядиться этим? Поехал к родителям повидаться и отдохнуть. Несколько дней он отсыпался и честно выслушивал бесконечные рассказы матери об отце и брате, сестре и ее семье. А потом позвонил Киан. И их понесло в паб.

...темное дерево стойки влажное от испарины, что стекает по наполненным элем кружкам и оставляет новые временные кольца на теле мертвого дерева. Сколько они выпили? Они уже давно потеряли счет, как кружкам, так и партиям на бильярде и в дартц, и милым девушкам, что каждый раз оказывались новенькими. Компания сначала разрасталась, затем сокращалась, когда семейные и серьезные люди стали разбредаться по домам, хлопая его по спине на прощание и выражая радость по случаю его приезда на родину. Дойл устал улыбаться, мышцы сводило, и он вновь стал угрюмым и не разговорчивым. Еще несколько кружек, и вот и они с Кианом выбрались на улицу под зарядивший мелкий дождик. Дойл поднял воротник куртки и ссутулился, втянув голову в плечи. При подобной погоде трезветь начинаешь очень быстро, и вскоре он обнаружил, что Киан еле тащится и не успевает за его шагом, так что пришлось притормозить и проводить друга домой, где он был сдан с рук на руки жене. Она не пришла в восторг от подобного, но искренне рада была видеть Дойла.
― Как житье в Лондоне?
― Нормально. Ничуть не хуже, чем здесь...
― А работа?
― Тоже ничего. Интересная,― это слово он произнес с каким-то странным чувством и она с интересом на него посмотрела.
― И чем же ты занимаешься?
― Ловлю плохих парней.
― Ты что в полицию подался?
Дойл рассмеялся.
― Вот и я думаю. Не твое это. Так что не ври!
― Всем по мелочи занимаюсь. Позволяет не бедствовать и нескучно проводить время...
Они еще немного поболтали, стоя в холле, и он ушел. Через неделю Дойлу пришло предложение о работе. Слишком много недомолвок и вопросов оставляло это предложение, но по крайней мере там на него никто не будет смотреть косо, ожидая что он уложит своих же. Впрочем... ему сообщили что всю его биографию знают, и она их более чем устраивает, а еще... они кажется, знают где искать этого самого телепата. Дойл несколько дней размышлял и согласился, бездействие было не про него и тихо сводило с ума.

...от первого удара он уклонился, легко уйдя влево и открыв противнику правый бок, только вот тот не воспользовался и предпочел отступить, но через несколько секунд вновь атаковал и скользнул костяшками пальцев по скуле, заставив Дойла поморщиться. Еще несколько примерочных ударов и уходов в попытке понять противника. Вокруг шумела толпа, подбадривая своих любимчиков и выплескивая накопившуюся агрессию и энергию. Дойл пропустил атаку и сплюнул кровь из разбитой губы, вытерся и перешел от защиты к нападению. Несколько ударов и парень упал. Пока он поднимался, Дойл изучал помещение, скользя по нему чуть мутным взглядом и вытирая кровь с лица. Бой длился еще минут пятнадцать, за которые Дойл успел влететь спиной в толпу и получить хорошую порцию синяков и ссадин, а еще, кажется, треснувшее ребро. Противник был не лучше его: разбитый нос и бровь, кровь заливала ему глаза, он берег левую руку и чуть склонялся влево, прикрывая грудь: видимо, тоже недосчитается парочки ребер. Бетонный пол впитывал их кровь и адреналин, он уже прекратил подстегивать и теперь позволял лишь держаться на ногах. Дойл размахнулся и двинул парню в челюсть. Он лязгнул зубами и запрокинул голову, так что Дойлу на миг показалось, что он сломал ему шею, но все обошлось. Парень шатнулся вперед и упал на колени, выплюнув кровь и парочку зубов. Дойл поморщился и отошел, ожидая пока противник поднимется. Он мог спокойно уложить его телекинезом, но предпочитал в боях быть честным и поэтому просто ждал. Парень приподнялся, закачался, вновь упал и поднял руку, показывая, что сдается. Толпа взревела, Дойла принялись хлопать по спине, поздравляя с победой, и он морщился: каждое прикосновение отдавалось болью в груди.

― Ты совсем обалдел! ― причитала сестра, стирая кровь, осторожно промывая ссадины, намазывая синяки мазью и размышляя, что сделать с ребром.
Мужчина молчал, желая только одного, чтобы она не убирала влажной губки от его лица, которая хоть немного унимала боль.
― Решил вспомнить былое...
― Мама расстроится!
― Ничего... ― тихо ответил Дойл, чуть потягиваясь и проверяя целостность костей и мышц, ― Бывало и хуже.
― Дойл! Ты совсем не ценишь свою жизнь?
Он пожал плечами.
― Так пожалей нас.
― Я не умею жалеть, да и зачем вас жалеть, кажется, больно-то мне...
Мэр вздохнула и чуть сильнее надавила на синяк на скуле брата. Тот зашипел.
― Ты специально!
― Да! Не умрешь!
Она возилась еще минут 20 и вскоре отправила его в душ и спать.
― Завтра пойдешь представать пред светлые очи мамы, а сегодня придумай оправдание своей дурости! Дойл козырнул и ушел.

Билеты в Прагу были заказаны и вылет запланирован на послезавтра, а сегодня все семейство Бирнов собралось у родителей, шумно отмечая проводы непутевого старшего сына на очередную загадочную работу. Дойл наслаждался этим шумным праздником, накрытым столом, виски в бокале и племянницей, что осваивалась с хождением и теперь, забавно переваливаясь, топала по комнате от матери к дивану и дальше к игрушкам и столу. Брат устроился на диване и смотрел футбол, мама хлопотала на кухне, Мэр разрывалась между ней и дочерью. Дойл болтал с отцом и мужем Мэр о международной политике и экономике, о сложной молодежи, о том, что наши снова продули все матчи и как нынче сложно быть отцом. Дойл едва заметно улыбался, он любил короткие передышки и порой ловил себя на мысли, что в такие моменты смотрит на всю свою семью как-то со стороны, стараясь запомнить все это: атмосферу, взгляды, слова, прикосновения, звуки и запахи - где-то краем сознания понимая, что может их больше никогда не увидеть.

...самолет оторвался от взлетной полосы и набрал высоту. Дойл некоторое время смотрел на море и исчезающую в облаках землю и, откинувшись в кресле, закрыл глаза, проваливаясь в сон. Когда он проснулся, то уже был в Праге и пассажиры собирались к выходу. Он вытащил свою небольшую сумку и рюкзак и вышел вслед за всеми. Еще час, и он зарегистрировался в небольшом отеле недалеко от центра, принял душ и отправился на прогулку по городу, где ближайшее время ему предстояло работать и жить.

Металлический столбик противно скрипнул по каменному полу, когда Арон отодвинул заграждение и вошел в часовню. Как раз сейчас последний ярко-синий туристический автобус медленно, словно большая ленивая черепаха, отъезжал от ворот замка и терялся за деревьями, что качались и гнулись под ударами разгулявшейся стихии. Всего лишь начало сентября. Обычно они закрывали замок для посещений гораздо позже. Не то чтобы Арон уже скучал по толпе, праздно шатающейся по комнатам фамильного дома, но ― нехороший знак.
В часовне стоял полумрак, а от стен веяло холодом. Косой дождь стучал в витражи. Арон прошел мимо скамей к алтарю и зажег свечи. Неизвестно, насколько все это затянется. Месяцы, год, годы? Теперь этой груде камней из музея предстояло снова стать непреступной для сил тьмы крепостью. Старые, скрепленные кровью его рода, договоры все еще были в силе.
Вспыхнули рыжие теплые языки пламени. Арон посмотрел вверх на тяжелый деревянный алтарь. Ему стало неуютно под пронзительным внимательным взглядом Мадонны с младенцем Иисусом на руках, и он отвернулся. По коже пробежали мурашки: в одной футболке и джинсах было холодно среди каменных стен. Огонь свечей задрожал на сквозняке, и тени беспорядочно заметались по часовне. На мгновение на боковой алтарной створке выхваченный из сумрака появился рыцарь-крестоносец. Он стоял на коленях среди песков пустыни, и светлый небесный ангел протягивал ему на раскрытых ладонях меч. От особо яростного порыва ветра зазвенели стекла. Казалось, еще немного и они осыплются на пол дождем цветных осколков.
― Angele Dei, qui custos es mei...^[1] ― прошептал Арон.
Строки молитвы сплетались с шумом стихии, растворялись и терялись в ней. Вдруг стало теплей, и волна покоя и радости окутала его. И снова, будто взмах крыльев, налетел ветер, растрепав его рыжие, короткие волосы, погасив свечи.
― Amen, ― едва слышно выдохнул Арон и открыл глаза.

― Он выполнил свой долг.
Ночная тьма окутала часовню. Ангел в струящихся белых одеждах стоял перед алтарем. Безмятежная, спокойная чистота его лица притягивала взгляд. Но каждая клеточка тела Арона дрожала от ощущения силы этого неземного существа, создания эфира и света.
― Они продолжат охоту...
― Ты не должен бояться за него. Ты не должен вообще ничего бояться. Страх разрушает, мешает мыслить и принимать решения. Ты должен быть готов и помнить о клятвах вашего рода. Не тебе сомневаться в выборе пути, Александр.
Арон отвел взгляд. Лишь ангел-хранитель называл его истинным, данным при крещении именем. Лишь двум людям, кроме него, оно было известно. И одного из них скоро могло не стать.
― Он открыл себя тогда в Праге...
― Они давно знали. Им лишь нужно было подтверждение, что Хранитель печати все еще он.
― Ему угрожает опасность.
― Георгу тяжело угрожать, - в голосе ангела послышалась усмешка, но губы даже не дрогнули. Возможно, просто показалось.
― Однако ты не отрицаешь... ― в словах Арона наоборот была горечь.
― Я не умею лгать.
― Я прошу не о лжи, а о надежде.
― Надежда была и есть. Она в тебе самом. Ты зря ищешь ее вовне.
Взгляд ангела, как взгляд алтарной Мадонны, пронзал насквозь, смотрел в душу, даря блаженство покоя, но выжигая все внутри. Как глупо было говорить вслух с тем, кто знал тебя лучше, чем ты себя сам. Наверное, поэтому Арон так больше и не произнес ни слова. Слова уже были не нужны. И тонкие пальцы легко, словно нежнейшее перышко, коснулись его лба. И уже в опустевшей часовне он услышал шепот. ― Я всегда буду рядом, Александр. На этой войне ты никогда не будешь один.

После прогулки по парку ботинки намокли и потемнели, мелкие травинки налипли на них. Вчерашний дождь закончился только к утру, но ветер уже успел разогнать тучи. Прохлада, тишина, спокойствие, и только поломанные ветви и сорванные листья на темной глади пруда напоминали о прошедшей буре. Из сада доносился запах перезревших яблок. В этом году урожай выдался особенно богатым. Спелые, сочные алые плоды ковром устилали землю. Стоило нанять кого-нибудь, чтобы собрать их. Георг который год подряд грозился вырубить сад - кому он сейчас нужен - но Арон неизменно был против.
Он любил гулять в его тени. Низкие кривые ветви причудливо переплетались и изгибались. Тонкие нити паутины дрожали меж листьев. Взглянешь отсюда на замок и покажется, что где-то там в одной из его башенок спит под чарами злой ведьмы принцесса. Да, таким он впервые и увидел его в детстве. В конце августа, когда солнце золотым маревом укрывало поля, а он, сбежав от сестры и Георга, перелез через забор в одичавший парк, где трава стояла выше его роста. Он помнил, как брел среди этого зеленого моря, как колючки цеплялись к одежде и непослушным рыжим волосам. Он нашел пруд, обмельчавший и затянутый мутной ряской, и сидя на его берегу все смотрел на замок вдалеке. Пустой, заброшенный, с чернеющими провалами окон и угольными следами пожара. Сколько историй он слышал о нем, сперва от отца, потом от самого Георга. Сколько раз Арон мечтал оказаться внутри этих стен, что когда-то давали кров и защиту многим поколениям его семьи, мечтал побродить по его комнатам и галереям и забраться в оружейную, где мечи, щиты и доспехи и головы убитых на охоте зверей. Арон улыбнулся своим мыслям. Отчего-то он сейчас ясно представил себя повисшим на ветвистых оленьих рогах, вместе с которыми непременно бы грохнулся на пол через пару секунд. Себя хулигана он хорошо знал. Арон подобрал с земли румяное красное яблоко все в капельках дождя и обтер его о джинсы. Да и с возрастом он не слишком изменился...

Через минут десять утреннюю тишину огласил рев двигателя мотоцикла. Застегнув кожаную куртку и надев шлем, Арон довольно потянулся и решил, что возвращение в Прагу может и подождать. И когда он выехал на трассу, сеть дорог захватила его. Ну и что с того, что знал он каждый поворот. Небо над головой было глубоким и синим, желтый глаз солнца уставился ему в спину. Зеленый лес проносился мимо. На скорости ― безумный вангоговский пейзаж, пропитанный силой и жизнью. И его сердце переполняла эта жажда, этот восторг свободы. Время неслось. Стрелка спидометра скользила вверх. Прошлое и будущее переставали существовать, и вес мир замирал в едином здесь и сейчас. В мыслях Арона звучали строки песен Godsmack и Nickelback и сплетались с классикой мелодий Pink Floid и голосом Сида Баррета. И в этом тоже была его свобода и он сам. И порой единственное, о чем он жалел, что появился на свет слишком поздно, лишь на самом излете прекрасной эпохи рок-н-ролла. Но она все равно жила в его крови. И страх уходил. Оставался лишь он сам, такой, каким был всегда. И ничто не могло это изменить.

Селеста сидела на кровати скрестив ноги и смотрела на Гаспара. Он стоял у окна, что выходило на дворик, где сейчас довольно громко переговаривались две соседки и плакал ребенок, но на него никто не обращал внимания, и он вскоре замолчал, зато тут же раздалось бодрое стаккато по железным перилам лестницы. Гаспар поморщился и задернул штору.
― И тебе еще не надоело все это?
Девушка пожала плечами и скользнула взглядом по фигуре наставника.
― Я привыкла. Да и этот бедлам создает видимость нормальной жизни в редкие часы, когда я дома.
Гаспар покачал головой, смотря на разбросанные по комнате вещи, которые девушка приготовила к отъезду. Сегодня, впрочем, как и всегда, когда он приходил к ней, он был одет в рубашку с закатанными рукавами и темные брюки, мягкие мокасины стояли в прихожей. Селеста потянулась и выбралась из кровати. Длинная футболка и короткие шорты, босые ступни приятно холодил каменный пол. Она подошла к мужчине и поцеловала его. Он чуть отстранился, но не из нежелания ее близости, а из-за тех принципов, которые годами вбивали ему в голову в Ордене.
― Ты будешь скучать?
Он улыбнулся и коснулся ее щеки, осторожно и нежно.
― А ты сможешь меня убить, если прикажут?
В темных глазах Селесты мелькнули удивление и не заданный вопрос: 'За что?'. Но она кивнула головой и отошла, вновь опустившись на кровать.
― Я тоже скажу да, ― ответил Гаспар, прикрыв глаза и откинувшись на спинку кресла. Он был немного рад, что у нее совершенно иная специализация и, если будет приказ, за ним придет не она. Хотя это была бы злая ирония, судьба подобное любит.

― Ты тоже думаешь об этом... ― ее голос походил на шепот, хотя должен был эхом отдаваться в пустом храме, но она знала, как надо говорить, чтобы слышал только он один.
Он молчал. Молитвенник на его коленях лежал открытым на одной странице последние минут двадцать, и он даже не помнил, что там за слова, хотя знал весь его наизусть.
― Ты не сможешь ничего изменить. Не сможешь отказаться от этого. Это будет сжигать тебя изнутри еще очень долго...
Он не видел ее лица, лишь чувствовал усмешку в ее словах. 'Не смей обернуться!'- металась мысль и вновь разбивалась о ее голос.
― Ты знаешь, что ваш Бог работает совершенно не так, как написано здесь, ― слова 'работает' и 'здесь' она произнесла с несвойственной ей ранее интонацией, ― Его бесполезно просить. Он глух к мольбам о спасении...
Она окинула взглядом убранство церкви. Это дало ему время восстановить дыхание, отпустить прикушенную губу и понять, что побелели костяшки пальцев, сжимающих четки.
― Ты сначала грешишь, потом каешься и получаешь прощение, ― теперь голос ее звучал громче, ― Вот так это работает, Гаспар.
Звук собственного имени заставил его вздрогнуть, она впервые назвала его так за несколько лет, что он был ее наставником. Девушка поднялась и собралась уйти. Он быстрее, чем успел сообразить, схватил ее за руку, останавливая. Удерживая.
― Кажется, ты сделал свой выбор.
Она подошла к нему и, склонившись, поцеловала...

...почти как сейчас, несколько минут назад. Селеста внимательно наблюдала за Гаспаром.
― Если придут за тобой... значит, конец для нас обоих... ― спокойно произнесла она, тряхнув головой, и собрала волосы в высокий хвост, ― Но это того стоило.
Гаспар промолчал. Быстро кивнул и поднялся. Он заметно устал и даже был рад, что она уезжает.
― Я остаюсь твоим наставником, даже там, ― напомнил он ей, ― если что, ты обращаешься непосредственно ко мне, а я к Совету Ордена, ― тон его голоса стал деловым и чуть отрешенным. ― И я приеду... ― но взгляд остался чуть насмешливым. ― И постарайся не дурить, Лесте!
Она улыбнулась и, приложив два пальца к виску, козырнула.
― Буду сама серьезность и не подведу Вас, Наставник!
Он покачал головой и ушел, оставив ее одну. Через несколько часов ее ждал самолет в Прагу и новое задание, и новая жизнь...

Селеста уже несколько часов бродила по узеньким улочкам центра города, любуясь цветными отблесками в витражах соборов, темными каменными домами, шпилями колоколен, разномастной толпой и наслаждалась чувством, что не надо следить за камерами, охраной, темными подворотнями и искать пути отхода, если что-то пойдет не так. Просто прогулка и все. Она была туристкой в этом городе и могла позволить себе глазеть по сторонам бесцельно, просто чтобы, заметив кофейню, взять кофе с корицей с собой, а вон в том маленьком магазинчике купить перчатки и шарф, потому что в Праге холоднее, чем в Риме, а она одета слишком легко. Лесте, довольно сощурившись на солнце, достала очки. Мысли ее текли легко: милый мужчина, антикварная лавочка на углу, новая группа, мимо проехал трамвай, стайка голубей на карнизе, Гаспар, на башне бьют часы... Она не выбирала маршрут, позволяя подсознанию вести ее. Вот она уже села на лавочку и посмотрела через дорогу на старинный особняк, что возвышался своим башенным сводом над соседями и даже окрашен был чуть ярче, чем прочие. Она уже бывала здесь однажды и теперь, прикрыв глаза, вспоминала...
Прага... несколько лет назад. Короткая информация по книге, листки биографий и фотографии...Второе окно слева на третьем этаже. Небольшой кабинет в коричневых тонах, пахнет дорогим табаком и старыми книгами, а еще темным дубом. Сейф в стене, несколько сигнализаций и магические печати... Она сидит на столе, болтая ногами, и смотрит на небольшое темное пространство: книга в старом кожаном переплете, футляры с драгоценностями, деньги, документы. Она берет только книгу...
Кофе был выпит, и она бросила стаканчик в урну, после чего поднялась и пошла обратно в центр.

Костел был сложен из светлого песчаника и потемнел от времени, но оставался все еще величественно красив. Лесте любовалась им некоторое время, смотря, как отдельные люди входят и выходят, как мелькают автомобили и чуть сдвигаются тени. Затем она перешла дорогу и вошла внутрь, коснувшись поверхности воды и перекрестившись, скорее по привычке, чем осознанно и искренне. В этом месте чувствовалась божественная сила, недоступная простым смертным, но ощутимая для нее. Так иногда покалывает кожу во время грозы от разряда молнии. Народу внутри было немного, больше туристы, что фотографировали фрески и статуи, переговаривались громким шепотом и устало садились отдохнуть на скамейки у алтаря. Но тут же молились и местные: один преклонил колени у статуи святого, другой тихо перебирал четки и смотрел невидящим взглядом на раскрытую перед ним Библию. Селеста усмехнулась, опустилась на свободную скамью и задумалась. Она знала, что ее найдут, когда сочтут нужным, и она спокойно ждала. Тонкие пальцы привычным жестом достали из кармана розарий из гранатов и раухтопазов, и осторожно начали перебирать прохладные камни. Молитвы рождались сами собой, успокаивая и заставляя забыть про незнакомый город и неизвестное дело впереди.
― Ave, Seleste! ― тихо произнес священник, присаживаясь рядом и опуская на колени небольшую Библию в кожаном черном переплете с позолоченными обрезами.
Селеста обернулась и кивнула ему.
― Отец Гаспар сообщил нам о тебе. Мы готовы помогать. Просто скажи, что потребуется, ― он говорил тихо, отчетливо произнося фразы на латыни, подспудно изучая ее взглядом.
Новый ее кивок, и он протянул ей Священное писание и поднялся.
― Bene sit tibi!^[2]
― Amen, ― хмыкнула она, ловя его недоуменный взгляд: вместо креста у нее на розарии висела стилизованная под него простенькая отмычка.

Окна просторной светлой гостиной выходили на передний двор особняка. За аккуратными кустами роз и все еще зеленной в этот осенний день лужайкой виднелась подъездная дорожка и край широкой белой парадной лестницы. Сентябрьское солнце зависло в синем без единого облачка небе. И только стайки шустрых птиц, сорвавшихся в полет с ветвей ближайшего дерева, нарушала безмятежную чистоту этого полотна.

― Я совершенно не нравлюсь твоему брату, ― заметил он, прислушиваясь к ее тихим шагам. За окном невысокий молодой мужчина быстро сбежал по ступенькам и уверенной, но несколько раздраженной походкой направился к услужливо открытой для него двери черного мерседеса.
― А ты женишься на мне, а не на моем брате, ― она обняла его сзади и уткнулась носом в плечо.
― Не боишься лишиться наследства и положения? ― он оглянулся. Она улыбалась. Такая счастливая, в белом коротком кружевном платье, босяком, еще растрепанная после сна.
― Тогда я просто убегу с тобой, ― она рассмеялась, вставая на цыпочки и целуя его.

― Клод?
Он вздрогнул. Видение исчезло. Он снова повернулся к мадам Мари. Горничная оставила ее кресло у чайного столика в центре комнаты рядом диваном. Мадам Мари расправила лежащий на давно обездвиженных ногах плед и внимательно посмотрела на него.
― Так, ты ответил им?.. ― напомнила она.
― Нет. Я ответил им 'нет'. Я не для того бежал в Легион от своего прошлого, чтобы спустя столько лет вернуться к нему. Я понял, что больше не хочу так жить. А потом пришло приглашение из Министерства.
― Значит, в итоге ты выбрал свет.
― Не уверен, можно ли назвать Министерство светом. Скорее я выбрал порядок.
― И ты не рассказал никому?
― Тогда я не видел в этом смысла, ― пожал он плечами. ― Атлантида не была похожа на серьезную угрозу. А после взятия ячейки в Париже... я не рискнул. У меня достаточно черное прошлое, чтобы бросать на него новые тени.
― Разве им известно, кем ты был до Легиона? ― мадам Мари удивленно вскинула брови.
― Нет, ― усмехнулся Клод. ― Но это-то их и настораживает.
Она покачала головой и протянула руку за чашкой с чаем: белый фарфор, искусная ручная роспись. Старинный и дорогой. Как все в этом доме.
― Совсем остыл, ― констатировала мадам Мари, сделав глоток и возвращая чашку на столик. ― Я позову горничную, если ты не против.
― Не нужно, ― улыбнулся Клод. Он несколько секунд пристально смотрел на чашку, а после осторожно передал ее мадам Мари. ― Должно быть не горячо.
― Благодарю, ― она приняла чашку и заглянула ему в глаза. ― Надин мечтает унаследовать твой дар.
Он помрачнел и вернулся к окну. По платановой аллеи в сторону дома ехала машина. Уже слышалось приглушенное шуршание гравия под колесами.
― Надеюсь, этого не случится. Это не самый легкий дар.
― Не глупи, Клод, любой дар не легкий! ― мадам Мари возмущенно поджала губы. ― Да и жизнь сама по себе не бывает простой. Уж мне-то поверь.
― Мне лишь не хочется, чтобы она пережила то же, что и я. Когда просыпаешься ночью от пожара в спальне...
― Надин не одна. Есть кому ее научить. И у нее всегда будешь ты.
― Если я буду рядом...
― Будешь.
― Я завидую вашей уверенности. Особенно в свете последних событий.
― Когда доживешь до моих лет, начнешь бояться каждого сквозняка, либо перестанешь бояться вообще.
Машина остановилась. Не дожидаясь, пока дверь откроют, из нее выскочила темноволосая девочка лет двенадцати в форме престижного лицея и со всех ног бросилась к дому.
― А вот и они, ― с улыбкой сообщил Клод мадам Мари.
― Я задержу тебе еще на минуту... Почему ты все это мне рассказал?
Он пожал плечами. Детский смех раздавался уже из коридора.
― Даже Оливия не знала всего о моей жизни до Легиона. Мне казалось, что я навсегда оставил это прошлом, стал другим человеком и не имеет смысла ворошить былое... Но последние недели... Наверное, мне требовалось исповедаться кому-то прежде, чем уехать. И я знал, что только вы поймете меня и не осудите.
― Папа!
Надин влетела в комнату, бросившись к нему на шею. Он рассмеялся и обнял дочь. За тот месяц, что они не виделись, она опять выросла. Как она изменится, когда он вернется в следующий раз? Когда он вернется? Впрочем, пока Клод не нашел слов, чтобы сказать ей об этом. Мадам Мари же лишь улыбалась, сидя в своем кресле, и неторопливо пила чай, наблюдая за ними.

Солнце не грело. Золотые лучи за зря скользили по листьям и траве, тщетно пытались согреть немые надгробные памятники. Северный ветер гулял по парижским улицам и, промчавшись под Триумфальной Аркой на площади Этуаль, врывался на тихие аллеи кладбища Пасси. Под его дыханием трепетали и тихо, будто голосами мертвых, шептали опавшие осенние листья.
Когда гроб с телом Оливии внесли в черный провал фамильного склепа, Клод почувствовал, что Надин сильней сжала его руку. Он взглянул на нее. В черном траурном платье она казалось еще меньше и младше, но взгляд карих глаз был серьезен и тверд. Слишком тверд для ребенка семи лет. Дочь улыбнулась ему. Слабо и едва заметно. Вся ирония заключалась в том, что это он должен был поддерживать ее в эти дни. Но у них выходило наоборот.
Напротив него мадам Мари промокнула глаза под вуалью батистовым платком и оперлась на руку Артура. Дорогой черный костюм, солнечные очки скрывают глаза, губы поджаты. Клод знал, что Артур думает, кого он винит в смерти сестры. И не только он один. Вся многочисленная толпа родственников, дальних и ближних, знакомые, друзья семьи... Их слишком много собралось сегодня здесь. Большинство в первый и последний раз Клод видел на свадьбе, и если в тот далекий день, наполненный запахом роз и тонким белым кружевом, он мог простить им жадные, любопытные взгляды, то сегодня они все были противны ему. Слишком личными, слишком острыми, болезненными были эти часы, слишком тяжело ему было удержать маску холодного спокойствия.
Но вот среди всех этих ухоженных, подтянутых людей с печатью благородной надменности на лицах он заметил одного человека, стоящего позади всех. Серый костюм вместо черного, кожаный портфель в руках, редкие, поседевшие волосы, какие-то совершенно не запоминающиеся черты. Клод чуть тряхнул головой, поймав себя на мысли, что безрезультатно пытается вспомнить имя незнакомца. Даже в такой день инстинкты не покидали его ― совсем не к месту, и Клод отвернулся, мало ли кто решил отдать дань памяти его жене.

Мадам Мари первой отошла от дверей склепа. Артур держал ее под локоть, неся трость бабушки с аккуратным серебряным набалдашником в руке. Неторопливо, словно тихая морская волна, все остальные последовали за ними. Один Клод чуть помедлил, отпустив руку Надин и позволив дочери уйти вслед за семьей.
― Мне так жаль, примите мои искренние соболезнования.
Клод обернулся. Серый незнакомец остановился прямо перед ним. Участливая улыбочка застыла на его губах. Не зная, что сказать, Клод лишь рассеяно кивнул в ответ и собрался отойти, раз покой его уединения все равно разрушили.
― Нас кажется, не познакомили, ― серый человек оказался больно настойчив. ― Давид Майер.
― Клод Готье, ― сдержано представился он в ответ и с запозданием пожал протянутую руку.
― О, ваше имя мне отлично известно, ― поспешно произнес Давид, на французском он говорил с ощутимым акцентом. ― Я глава магического отдела Интерпола и наслышан о вас.
― Не знаю, чем бы мог заинтересовать вашу организацию, ― Клод почувствовал, как напряглись мышцы. 'Неужели сейчас... сегодня... после стольких лет' ― успел подумать он.
― Я хотел предложить вам работать на нас.
Клод облегченно выдохнул и немного расслабился. Не спеша они с Давидом пошли по аллеи к выходу с кладбища, уже основательно отстав от остальных.
― Не думаю, что готов пока рассматривать подобные предложения,.. ― начал было Клод.
― А я уверен, что вы вполне готовы, ― манера разговора Давида неимоверно раздражала, как и его улыбка. ― Вот взгляните на это, ― он достал из кармана портфеля тонкую папку.
― Что здесь? ― холодно спросил Клод.
― Кое-какая информация о смерти вашей жены...
― Да как вы смеете!
Он резко остановился перед Давидом и встретился взглядом с этим человеком. Клод был как минимум на голову выше и невольно смотрел сверху вниз. Но с губ Давида Майера не пропала даже его вежливая, надоедливая улыбка.
― Я не смею, я помогаю вам.
― Это очень неуместная помощь! ― заметил Клод, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться. Три дня назад, когда ему сказали о смерти Оливии, все бумаги на его столе вспыхнули за секунду.
― Отнюдь. Она очень нужна вам.
― И как это должно мне помочь? ― Клод вернул папку.
― Вы хотите знать, кто убил ее?
― Убил? Это был несчастный случай, ― Клод стиснул зубы.
― И вы правда верите, что внучка мадам Мари может погибнуть в какой-то аварии?
― А вам не кажется, что все это мало похоже на правду? И у меня пока не ни одной причины вам верить...
Давид Майер устало вздохнул и достал из внутреннего кармана пиджака удостоверение, продемонстрировав его Клоду.
― Это для вас достойная причина? Остальные в этой папке. Возьмите ее и прочтите.
Клод не нашелся, что возразить, но в крови его по-прежнему кипел гнев.
― Возможно, чуть позже я это и сделаю...
― Вы сделаете это сегодня.
― Я еще не работаю на вас, чтобы вы мне приказывали.
― Я вам советую. Для вашего же блага... Огонь внутри вас...Он уничтожит вас, господин фойрмейстер, если вы не найдете для него выход.
― Кто сказал, что я хочу этот выход искать?
― Вы солдат Легиона. А они не сдаются. Никогда. Потому вы будете его искать. Я же лишь открываю для вас эту дверь. Прочтите, ― Давид постучал пальцем по папке в руках Клода. ― И тогда мы вернемся к этому разговору.

Алиса окинула зал ресторана слегка скучающим взглядом и остановилась на Риане.
― Голоден?
― Чертовски.

...Короткая улыбка. Немного чар, и незнакомец стал послушен и тих. Он с обожанием смотрел на нее. Светлые волосы растрепались и она провела по ним кончиками пальцев, чтобы поправить выбившуюся прядь. Риан сперва наблюдал, но вот... быстрый укус, ее поцелуй погасил вскрик жертвы, и она отошла, поправляя платье и смотря в зеркало на сцену, что разыгрывалась за спиной...

― Ты бы была восхитительным вампиром... ― Риан сделал глоток вина. Оно темно-багровое и издалека вполне похоже на кровь.
― Я не собираюсь быть одной из сучек в клане.
― Фи, Лис, как грубо!
― Зато правда... видела я их знать. А я, увы, не Берхард и не фон Раух, ― она отрезала новый кусочек мяса.
― Ты можешь быть свободной, как я.
― Не могу. Причины были озвучены выше, ― Алиса откинулась на спинку диванчика, ― Нет состояния. Нет фамилии. Нет ничего.
Риан усмехнулся.
― Можешь все это получить.
― Могу! ― легко согласилась она, ― Но не буду.
― Можем основать свой клан?
― Заманчиво. Я, пожалуй, подумаю.
Он любовался ей. Она была одета в длинное черное платье: тонкий, полупрозрачный шелк и кружево, высокий разрез на юбке и открытое одно плечо... подчеркнуто достаточно, но и оставляет простор для фантазий. Каштановые волосы собраны в высокую прическу, из которой небрежно выбились несколько локонов, минимум макияжа, чтобы лишь оттенить нереальную зелень глаз и чуть бледную кожу. Ее красота была совершенно естественна и оттого еще более притягательна.

― Говорят, ты вновь собралась на войну.
― Кто говорит? ― поморщилась Алиса, впрочем, не растеряв очарования.
― Ты знаешь.
Она кивнула:
― Сам и позвал.
― И сожалеет.
― Мы об одном человеке говорим? ― удивилась Алиса. Одна ее милая улыбка и встречный мужчина бросил разговор по телефону и обернулся, несколько секунд смотря ей в след. Они медленно шли по одной из многочисленных улочек центра Парижа, просто прогуливаясь. Риан рассеянно кивнул.
― Медицина тут бессильна, ― насмешливо произнесла Алиса. ― Давай, прекратим этот разговор о работе. У меня есть еще три месяца только на себя, своих друзей и близких.
― А потом?
― А потом начнется... война.
Она передернула плечами.
― Говорят, ты была зла.
― Я и сейчас зла.
― Вижу. И понимаю.
― А это мне совсем не нужно.
Короткая усмешка ― она у них была схожа, только вот чья жестче? Они были красивой парой и обращали на себя внимание, но было в них что-то хищное. И прохожие невольно уступали дорогу и отворачивались, избегая смотреть им в глаза. Но вот одна из встречных девушек резко вскинула голову и оглянулась на них. Она почувствовала, кто Риан такой и потянулась к телефону, но секунда, и она покачала головой: сегодня у нее выходной.
― Надеюсь, у тебя хватит ума не портить восхитительный вечер? ― легкий прищур.
― Упаси Боже...
― Умничка! Я не хочу вспоминать этот день.

В клубе было людно. Он сидел за одним из столиков и наблюдал за ней. В ее крови медленно растворялась первая порция наркотика. На столе остались бокал с виски и ее причудливый коктейль с экзотическим названием. Она танцевала. Она старалась забыть то, что всколыхнул мужчина своими расспросами. Алиса знала, что это попытка убежать от себя, но и она была не так плоха, а толику забвения дарил белый порошок. Она проклянет себя завтра, но, к черту! Живут они в итоге всего раз!
...Она сидела на краешке стола и качала босой ступней. Нога закинута на ногу. Она смотрела, правда, видела лишь его спину и чуть бледное лицо девушки, сильные пальцы Риана держали ее руки над головой, вжимая запястья в стену. Алиса скучала. Эффект от наркотика проходил, а нового у нее не было. Риан отпустил девушку, и та медленно осела на пол. Алиса поманила его к себе и тихо произнесла:
― Скучно, милый!
И тонким пальчиком стерла алые капли с его губ, прежде чем поцеловать. Он засмеялся и поднял ее на руках, чувствуя, как новая порция крови растекается по венам и придает сил.
― Поехали отсюда!
Она кивнула.

Новый клуб и кто-то еще оказался 'попробован'. Белый мрамор. Темный коридор. Азарт охотника. Резкий окрик и бег, что отзывался болью в ногах и горле. И смех, и проклятия, потому что они заблудились. И еще один танцпол. Круговерть лиц и смешение языков, слова восхищения и завистливые взгляды. Алиса стояла в пустом холле, на бетонном полу, давая уставшим ногам отдых. Сбившееся дыхание, тихий стон.
― Риан... ― выдохнула она тихо.

Еще одна порция наркотика и алкоголь. Место уже не важно, как, впрочем, и время, что близилось к рассвету и выгоняло их на еще сумрачные, пахнущие дождем и свежей выпечкой улицы. ― Я хочу есть! ― упрямо произнесла Алиса, и тут же получила круассан и ароматный кофе. Небольшая передышка. И вновь их поглощают улочки.

Алиса стояла босяком, волосы распущенны и несколько прядей заколоты на затылке. В руках она держала бокал с вином. Это уже был явный перебор. Она уже и не пыталась вспомнить, что было в начале вечера. Куда делся рыжеволосый мужчина? Но, кажется, это было явно не здесь.
Алиса опустилась на кресло в гостиной, закинув ноги на низкий столик, и закрыла глаза, вновь становясь собой. Медленно навалилась усталость, утренняя обреченность и злость. А еще разочарование, что эта ночь закончена, но то, чего она так хотела получить, не случилось.

...Летняя закатная Москва, плеск и шум реки ...Легкий поцелуй, вкус виски на губах...

Алиса стянула чулки и усмехнулась, услышав тихий вскрик, приглушенный дубовыми дверями и темными деревянными панелями. По стене напротив медленно пополз первый солнечный лучик, эйфория ночи сходила на нет постепенно. Нет, она не жалела, но было грустно, что все безумие закончено. Было бы здорово просто перетечь в новую ночь.
― Может и правда податься к тебе Риан? ― ее никто не слышал, она вольна была говорить, что вздумается, и придумывать хорошие ответы для самой себя. Спать совсем не хотелось, только пробивалась новая тоска, новые сомнения, новые тревоги...
― Нет,― твердо произнесла Алиса и вспомнила набережную. Тихое проклятие еще весело в воздухе, а девушка уже успела разозлиться и пройтись по комнате, но вновь упала на диван и устроилась поперек с закинутыми на спинку дивана ногами. Она ничего не ждала. Размышляла, стараясь погасить подстегнутую наркотиками и алкоголем злость.
― И давно ты тут спишь?
Она открыла глаза и встретилась взглядом с Рианом.
― Где девица?
― Выставил.
Шторы плотно задернуты. Алиса скользнула босой ступней у него по груди, он поймал ее за щиколотку и чуть склонил голову, смотря вопросительно.
― Можно сказать и прямо.
― Не так интересно.
― Судя по твоему взгляду... ― он молчал, пальцы скользили по ее ноге, приближаясь к бедру. Она смотрела ему в глаза. ― Ты в том состоянии... когда убивают.
Она вздрогнула, и уголок ее губ невольно скривился в усмешке. Разговор постепенно стал неторопливым и плавным. Она все также была зла, только теперь не собиралась угробить весь мир в угоду своей прихоти. Он прислушивался к ее размеренному дыханию и наслаждался теплом ее тела, тем, как меняется ее настроение и как она постепенно засыпает в его объятиях. Риан не был уверен, что помог и что она его послушает, скорее он лишь заставил ее задуматься, но она была умной девочкой и выводы могла сделать сама. Риан немного грустно улыбнулся и тихо прошептал.
― Я никогда бы не предложил тебе всерьез стать вампиром...
Он еще немного посидел, охраняя ее сон и вскоре поднялся.
― Знаешь, ведьма, моя вечность видимо принадлежит тебе.
Легкий поцелуй, и Риан покинул комнату.

Последний вечер в Париже они решили провести светски и выбрались на прием в честь дизайнерского показа новой коллекции Гаррета Пью. Лис через Валерию получила брюки, корсет и кожаную куртку только что с подиума, чтобы соответствовать готическому стилю вечера. Риан не сильно утруждал себя, выбрав классический черный фрак.
― Я бы хотел пообщаться вон с теми молодыми людьми. Ты меня извинишь? ― спутник Валери улыбнулся и предложил ей новый бокал шампанского.
― Зачем? ― уточнила женщина, смотря на Риана и Алису, которая держала его под руку. ― Они неплохо развлекались несколько последних ночей...
― Трупы?
― Ни одного.
― Улики? Свидетели?
― Пара человек, что видели, как они выходят из клубов, где случились инциденты да наша сотрудница, она засекла их прогуливающихся по городу.
Валери усмехнулась, но скрыла улыбку за глотком брюта.
― И что ты собираешься с ними сделать?
― Вынести строгое предупреждение. Шутки кончились!
Валери смотрела на внучку и размышляла, что она заигралась и почти попалась, и кто в этом больше был виноват она или мистер Берхард?

Несколько минут Алиса, чуть опустив голову, слушала министра, и Риан чувствовал, как тонкие пальцы едва ощутимо сжимают ему руку. Но, когда она подняла глаза на мужчину, в них не было и тени удивления или раскаяния.
― Мы больше не будем! ― детская непосредственность во взгляде Алисы приковывала к себе. ― Вы же не внесете это в протоколы?
Министр кивнул, коротко улыбнувшись. Он поддался ее чарам и мог выполнить любую ее просьбу. Валери немного осуждающе покачала головой, а Риан постарался не рассмеяться, хотя и сам готов был почти на все ради Алисы в эту минуту... как, впрочем, и всегда.

Город еще спал, такси споро скользило по влажным от дождя улицам, пробираясь сквозь утренний туман. Она передернула плечами и включила плеер, рандом выдал 30 Seconds To Mars. Алиса закрыла глаза, стараясь и сама не провалиться в сон...
Через несколько минут таксист обернулся, собираясь что-то сказать девушке, но та уже спала. Мужчина покачал головой, едва заметно улыбнувшись и сделав музыку тише. Он мельком видел у нее на телефонной заставке фото ребенка лет семи-восьми, взирающего на мир с серьезным видом, но вот кольца на пальце у нее не было.
― Черт их разберет, эту молодежь... ― еле слышно произнес он, вспомнив свою дочь, что растила ребенка одна.
В аэропорту, не смотря на раннее утро, было многолюдно и шумно. Алиса сдала багаж и устроилась на свободном кресле в зале ожидания, открыла ноутбук, собираясь просмотреть статьи по хирургии, что ей прислали, но мысли ее вновь ускользнули, и она, не глядя, захлопнула компьютер. Вскоре объявили посадку, и она, все так же задумавшись и не замечая ничего вокруг, заняла свое место. Алиса улыбнулась мужчине в соседнем кресле, просто из вежливости, одними губами. Он представился, она ответила машинально и отвернулась к иллюминатору, смотря на взлетную полосу и как удаляется земля, скрываясь в тумане, оставляя лишь темные размытые силуэты: одни чуть темнее, другие светлее. Их разговор больше не возобновился.
Алиса честно не знала вернется или нет. Просто знала, что сделает все, чтобы покончить с этим делом и вновь увидеть родных. В сердце поселилась тихая грусть, хотелось остановить самолет и выйти, вернуться... А может, проснуться и понять, что не было ужаса последних месяцев и бесконечного ожидания. Она передернула плечами вспомнив конец мая... звонок Громова, который заставил ее ошарашено опуститься на стул, и каким-то чудом она сдержала слезы, что, впрочем, быстро высохли, оставив боль, злость, пустоту и деловитую сосредоточенность. Разговор с Лешей... Похороны... Алиса предпочла спрятать все эти воспоминания поглубже и жить дальше, ради себя и тех, кого любила. А теперь все это больше не имело значения. Алиса закрыла глаза, забывая, что нормальная жизнь кончилась, а быть может никогда и не начиналась. Но она была рада, что все это безумие с ней разделит один рыжий раздолбай и, значит, все будет не так уж плохо.

Глава вторая 

↑ 1.С латыни:"Ангел Божий, хранитель мой..." Начало католической молитвы Ангелу-Хранителю.
↑ 2.С латыни: удачи!