Есть на юге Европы каньон Дунай. Один меланхоличный попугай, которого я выиграл в трик-трак, говорил, снова и снова, пока не сдох от голода, будто раньше это была речка. Бог ее знает.
Посреди каньона тянется дорога, и стоит на обочине древний, как Бытие, мотель. Он стоит там черт знает сколько и мигает своей непонятной вывеской - чего никто не видит, потому что в этом проклятом мире слишком много дыма, слишком мало света, а главное, слишком мало глаз, которые хотели бы смотреть.
Я нахожу здание по гудению электричества в проводах, этих провисших, грозящих в любой момент рухнуть ниточках, которые держат из последних сил нашу планету.
Они трещат и манят, зовут к себе, будто самки неведомых электрических зверьков в период спаривания. Мои шаги ускоряются - так что гремит в правой руке зеленый чемодан, а в левой - кувшин с неплотно пригнанной крышечкой.
Из клубов смога проступает ржавый шлюз, и я захожу внутрь: жду, пока выровняется давление и воздух очистится от ядовитых примесей.
- Добро пожаловать в "Райские кущи", - бубнит сквозь зубы портье, но даже не отворачивается от газеты. Между этих самих зубов у него торчит сигара: она накренилась, как давший течь кораблик, и грозит вот-вот высадится на пол. Но что-то ее там держит. Клей?
- Комнату на одного, - я стаскиваю маску, и мой голос на протяжении фразы меняется от металлического (из-за подпорченных динамиков) к живому.
- Двадцать семь. Принимаем электричеством и водой.
За все время портье так на меня и не посмотрел.
- Па-ап, скидка! - тут я замечаю, что сбоку, у входа в кухню или ресторан, стоит девчушка чуть старше меня. Лет тринадцать-четырнадцать. - Сегодня день президента Республики.
- А. Да. Двадцать шесть.
Я кладу на стол чемодан и открываю:
- Фильтры "Fudhy-46-g". Три системы циркуляции, новая матрица. На северном побережье вы купите их в лучшем случае за сотню, но я согласен на комнату, ужин, завтрак и карту округи.
Портье впервые обращает на меня внимание. Даже пигалица сбоку отрывается от своего косяка и щурит подслеповатые глаза.
- Ты из этих, - кивает сам себе хозяин.
- Да, но тут я не по работе.
Я действительно не по работе, иначе содрал бы с него втридорога.
- Идет.
Портье забирает колбочку фильтра и, порывшись в ящиках, протягивает мне ключ.
- Номер для новобрачных, - щербато ухмыляется он. - Гайя, проводи нашего гостя. Карты нет, но моя дочь знает все кусты в округе, просто скажи ей, куда надо.
Я закрываю чемодан и направляюсь к лифту.
Три недели назад
- А теперь позвольте представить вам лучшего менеджера в секторе Восточной Европы! Ян Аргир! Прошу...
Зал рукоплещет, и я поднимаюсь на сцену. Ставлю рядом с микрофоном кувшинчик - раздается суховатый "Тук!", усиленным басовыми колонками в стенах.
- "Мы продаем надежду", - начинаю я. - Так сказал мне дядя, когда устраивал сюда по блату. Лучше бы он этого не делал...
Среди зрителей раздаются смешки.
- ... закончу речь опять же словами дяди: "Мы продаем надежду, что когда-нибудь дым рассеется и солнце вновь засияет над нашей планетой. Но также мы продаем надежду на то, что мы отыщем путь к свету в наших сердцах".
Зал взрывается аплодисментами, среди которых доносятся разрозненные "Браво" и "А парень-то дело говорит".
- Теперь я могу ответить на ваши вопросы. Пожалуйста... Вы?
- Скажите, как вы смотрите на будущее подводных платформ?
- Что вам обычно снится?
- Какую продукцию вам сложнее реализовывать в B2C-секторе?
- Скажите, а что у вас в кувшине?
Три недели спустя
Лифт едет наверх или вниз - в наше время высота уже ничего не значит. Я смотрю на потертые кнопки с иконописью отпечатков пальцев, а за спиной хрипло дышит Гайя.
Вы никогда не обращали внимания, что порой жизнь сокращается до нескольких вещей. Какого-то цвета или слова, звука... Сейчас это гудение мотора, жирные пятна на кнопках и одышка Гайи. Жуткая, похожая на скрежет песка по металлу одышка, которая уносит большинство из нас в могилу, не давая отпраздновать и двадцати лет. Просто частицы дыма скапливаются в легких, забивают их черной липкой жижей. От нее сбежать нельзя - засела внутри, рядом с сердцем, и душит, терзает, изводит каждый день. У меня пока только кашель по ночам, а Гайе недолго осталось. Год, два, от силы.
Лифт "дзинькает", и мы заходим в номер: девушка включает тусклую лампочку в ванной. Вот вода течет из кранов, как те ручейки, что бегут весной по страницам древних книг; вот хрустит и клацает ретрорадио, выдирая из тишины запись концерта. Орган, флейта, скрипка. Иногда мне кажется, что вся жизнь похожа на плохой оркестр: где дирижер напился, а у музыкантов нет ни слуха, ни чувства ритма и каждый играет невпопад.
- Вот и все. Здесь телефон, но папа не отвечает. Считает выше своего достоинства, - виновато улыбается Гайя.
Интересно, на небесах есть телефон? Если да, то там давно не снимали трубку.
- Если что, - продолжает девушка, - лучше езжайте вниз и там спрашивайте. Ужин в семь. Вам нужно было какое-то место?
- Да. Маяк Бельи.
Я стою посреди номера для новобрачных: с алой кроватью в форме сердца, с занавесками, похожими на женские трусики, с фигуркой двух лебедей на столе. Клянусь хвостом Дьявола, зажатым в лифте где-то между адом и раем со дня сотворения мира, я не знаю, куда мне поставить чемодан.
- А, так это недалеко! Когда вас отвести?
- Завтра утром.
Семь недель и два дня назад.
Я стреляю в голову дяде, и его череп взрывается, будто хлопушка с конфетти на детском празднике. Девятнадцать лет, два месяца и три дня мыслей, чувств, надежд и разочарований усеивают стены кабинета и мое лицо.
Оружие я кладу ему в руку и сжимаю еще теплые пальцы - как если бы дядя и убил себя. Тут главное не переборщить: оставлять улики будто ненароком, мимоходом. Знаете, как очередное рукопожатие.
На первый взгляд - суицид. На второй - почти идеальное заказное убийство, в котором обвинят совет директоров.
Я надеваю маску и ухожу в смог. В темноту, тесноту и грязь задыхающейся планеты.
Семь недель и два дня спустя
- Ужин понравился? - Гайя собирает тарелки на поднос и шагает к выходу из номера. От ее тяжелого дыхания хочется потянуть шею - как если бы затекли мышцы.
- Да, спасибо, очень вкусно.
Девушка хмыкает, и, громыхая посудой, отворачивается.
- Послушай, - я кладу на поднос бумажки. - Это за ужин. Еще столько же, если поможешь мне уснуть.
- Тут? - хрипло спрашивает она.
- Ниже.
- Так?
- Правее. Вот.
- Хорошо. Так... "Из великолепных королевских покоев Элизу перевели в мрачное, сырое подземелье с железными решётками на окнах, в которые со свистом врывался ветер. Вместо бархата и шёлка дали бедняжке связку набранной ею на кладбище крапивы; эта жгучая связка должна была служить Элизе изголовьем..."
Десять недель назад
- Не хочу закончить как все, - дядя залпом выпивает смесь из болеутоляющего и снотворного. - В больнице, с искусственными легкими, чтобы все смотрели на меня тоскливыми глазами... Черт, все лучше так.
Я верчу в руках револьвер. Никогда раньше не держал оружие - очень странное чувство не то могущества, не то страха перед ним.
- Следы должны вести к совету директоров, запомни. Концерн останется без руководства, и все тут пойдет к чертям. Об остальных подразделениях я позабочусь сам. Какое-то время еще будут продавать фильтры со складов, но, когда запасы закончатся, людям придется менять наш мир. Менять к лучшему, наконец, - хватит этих костылей!!! Хватит влачить жалкое сущ...
От крика дядю разбирает кашель. Жуткий приступ, от которого даже у меня встают дыбом волосы.
Десять недель спустя
Темный силуэт в неврастенически-серой дымке - маяк. Хрипя и кашляя внутри душного костюма, я взбираюсь по склону к этой жуткой насмешке над людьми - к огню, который уже давно никому не освещает дорогу.
- Знаешь, чего меня только не просили делать за двадцатку, - доносится приглушенный маской голос Гайи. - Но сказки я раньше не читала.
Миную здание и на ощупь нахожу край земли. Из хмари внизу слышится рев прибоя и еще какой-то незнакомый, тревожный звук, которого я не знаю. Такое ощущение, словно падаешь и вот-вот заложит уши.
- Мне, кстати, сегодня снились, - девушка шагает, не глядя, вперед, и я хватаю ее за ноги в нескольких сантиметрах от пропасти, - ой... лебеди.
- Смотри, куда идешь! - делаю глупое предостережение. Перевожу дыхание и, открыв кувшин, начинаю высыпать дядю в невидимое Черное море. "Прах к праху", - так, кажется, говорят?
- Папа рассказывал, что теперь, - Гайя указывает куда-то в ядовитый туман, - строят целые подводные города. Да... А у тебя что было во сне?
Господи, как я ненавижу этот вопрос. Что мне может привидеться? Чем грезит каждый несчастный идиот на этой треклятой, мчащейся в бездну планете?
- Солнышко. Мне снилось солнышко.
|