У Никиты, моего друга, старший брат учится в седьмом классе, и мы от него узнаём много важного и интересного. Вот недавно узнали, что скоро 14-е февраля - день всех влюблённых: ребята и девчонки будут писать друг другу открытки-валентинки, класть их в специально оборудованные почтовые ящики, а специальные почтальоны будут разносить их по классам прямо во время уроков!
Никитка, кажется, пропустил всё мимо ушей, а я впечатлился и своим за ужином рассказал. Мама только отмахнулась: "Вам пока рановато". Папа вообще с трудом сообразил, о чём речь. А прабабушка нахмурилась и проворчала что-то про пагубное влияние Запада.
Но перед сном мама по-секретному спросила:
- А ты бы хотел отправить валентинку?
Я, честно говоря, об этом не думал, но почему бы и нет...
Начал вырезать из бумаги сердечко, а оно кривенькое выходит. Наконец, получилось ровное, но размером с клубнику. И тут подоспела мама. С коробкой конфет.
- Что, ещё и конфеты дарить? - испугался я.
- Да нет, просто коробка красивая, нам пригодится.
Коробка действительно была красивая - с золотыми на красном фоне цветочками. Мама решительно её вскрыла и отрезала крышку. Я тут же потянулся за конфетой, а мама даже бровью не повела. Она пододвинула стул к моему столику, нарисовала сердце, сложила картонку пополам и принялась вырезать. Получилась настоящая открытка - внутри белая, а снаружи цветная. Покрутив её в руках, мама убежала в другую комнату. Вернулась с белыми кружавчиками и тут же начала приклеивать их по краю. Пока подсыхал клей, маму осенило, что у неё в книжке есть засушенные лепестки роз и они давно ждут своего часа. Я тем временем слопал третью конфету. Тут пришёл с работы папа и спросил, когда будет ужин.
- Скоро, скоро, потерпи, - сказала мама и продолжила колдовать над валентинкой.
- Я сейчас весь хлеб и весь сыр съем, - пригрозил папа.
- Я одиннадцать лет мечтала получить такое сердечко... - мечтательно сказала мама, как будто не слыша папиной угрозы. И он, покачав головой, удалился.
Прилепив внутрь два гербария из серо-жёлтых и бурых лепестков, мама проделала с краю дырочки и завязала открытку красной ленточкой. А потом ещё спрыснула её папиным одеколоном, которому, видимо, тоже не нашлось иного применения.
- А где же подписать? - спросил я в надежде, что эту валентинку мечты мама оставит себе.
- Мы подпишем конверт, - ответила мама. - Давай лучше я, чтоб твой почерк не узнали. Таинственность очень важна в таких делах.
И мама своим ровным почерком, с длинными завитушками вывела на конверте: "Марусе Скворцовой 2й Б от тайного поклонника". Я вздрогнул, но виду не подал.
Вот, наконец, весь комплект готов. Жаль только, хлеба на завтрак, небось, не осталось.
Как только довольная мама ушла на кухню спасать остатки сыра, я завернул конверт в целлофановый пакет - иначе бы у меня весь рюкзак пропах одеколоном.
"Вообще, с мамой нужно быть осмотрительней", - размышлял я по дороге в школу 14-го февраля. Денёк такой прекрасный, а этот пахучий конверт оттягивает рюкзак, как кирпич. Надо поскорее от него избавиться".
- Ну, не волнуйся, - как обычно, подбодрила меня мама, - всё будет хорошо.
Я вошёл в школу и сразу почуял: что-то не то. В вестибюле больше народа, чем обычно. Девочки хихикают, перешёптываются. А вот и почтовый ящик для валентинок, весь такой розовый и в сердечках, пронзённых стрелами. И что ж, класть туда свой конверт при всём честном народе? Нет уж, дудки! И я отправился в класс.
Маруся, как всегда, пришла одной из первых. На её парте лежал рюкзак с приоткрытым передним отделением. Самой Маруси не было. Была только Виргилия Спицына, дочка поэтессы. Она стояла у окна и щурилась на утреннее солнце. Скорее всего, сочиняла. Такой момент нельзя упустить. Я быстро извлёк конверт из пакета, из конверта открытку и мимоходом сунул её в карман рюкзака. Оглянулся на Виргилию, чтоб проверить, остался ли мой трюк незамеченным, и в дверях налетел на Марусю Скворцову, за спиной у которой был рюкзак!
- Костя, не проснулся, что ли? - строго спросила она.
И, пройдя в класс, обратилась к Виргилии:
- Привет, это твой рюкзак?
- Да-да, - рассеянно ответила Виргилия и продолжила сочинять, а Маруся отнесла его на место.
Сердце моё забилось часто-часто, я вспотел и даже разозлился на маму. "Всё будет хорошо, всё будет хорошо", - мысленно передразнил я её и сам же ответил любимой присказкой прабабушки: "Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего".
Подтянувшиеся в класс ребята начали готовиться к урокам. Предчувствуя катастрофу, я краем глаза наблюдал за тем, как Виргилия достаёт пенал... Конечно, вслед за ним на парту выпорхнуло сердечко с белыми рюшами. Виргилия отшатнулась, как если бы на стол выпала граната.
- Ах, девочки, что это! - воскликнула она.
Девочки тут же сбежались. Стали выхватывать сердечко друг у друга, ахать, охать, нюхать. Мне хотелось провалиться на этаж ниже, но тут прозвенел звонок, и в класс вошла Наталья Сергеевна.
Надо сказать, что Виргилия Спицына, в отличие от меня, до сих пор не приняла бой от математики, ну а уж получив сердечко, она вовсе забыла, какой у нас урок, и любовалась им с блаженной улыбкой.
Наталья Сергеевна, естественно, сразу это заметила и вызвала её к доске. Виргилия услышала с третьего раза и пошла отвечать, не выпуская из рук валентинку.
- Виргилия, что это? - спросила Наталья Сергеевна, а я зачем-то покраснел.
- Любовная открытка, - ответила Виргилия таким тоном, как будто она каждый день ходит к доске с валентинками.
- Можно посмотреть? - не без любопытства попросила Наталья Сергеевна.
- Конечно.
- Какая прелесть! - восхитилась Наталья Сергеевна, открыв это чудо маминого рукоделия. Наверное, она тоже одиннадцать лет мечтала получить такую. - Ладно, вижу, тебе сегодня не до математики. Садись. Куликов, к доске!
Я покраснел ещё гуще, но быстро взял себя в руки. Стою у доски, готовлюсь слушать условия задачи и вдруг замечаю, что из кармана моего рюкзака торчит тот самый пакет, а Никитка водит носом, как будто учуял что-то. Кажется, Наталья Сергеевна в этот момент что-то говорила.
- Да что ж с вами сегодня творится, - донеслось до меня издалёка. - Никакого учебного процесса с этими странными праздниками. Маруся, выручай, пожалуйста. Куликов, садись.
Вернувшись на место, я первым делом запихнул пакет поглубже. Холодный пот снова прошиб меня при мысли о том, что было бы, если б Никита потянул за этот пакет и нашёл конверт, подписанный тайным поклонником Маруси Скворцовой... "Ну мама, ну погоди!"
- Это ты, что ли, валентинку подложил? - шепнул Никита.
- С ума сошёл?
- А чего ты такой?
- Какой?
- Красный, мокрый.
- Домашнее задание не сделал, - удачно соврал я.
Я потихоньку пришёл в себя. Ведь ничего страшного не произошло, только Маруся осталась без валентинки. Ну и что. Все, кроме Виргилии, без открыток. И тут у меня родился план.
- Никита, - сказал я другу на перемене, - все девчонки мечтают о валентинках, давай для всех сделаем.
- Ты что, спятил? Зачем?
- Им обидно, что Виргилия получила, а они нет.
- Ну и что?
- Ты мне поможешь или нет?
- Ты точно с ума сошёл.
И мы побежали к учительнице ИЗО, выпросили у неё несколько листов цветной бумаги, ножницы и пошли в туалет вырезать сердечки. Всего-то нужно было двенадцать штук. На первой перемене мы вырезали, а на второй подписывали.
В туалет зашли мальчики из старших классов.
- Ишь какие романтичные! - указал на нас один из них.
- Зря смеётесь, - ответил я. - У нас бумага остаётся - сделайте для своих девочек: увидите, какие они будут счастливые.
- А урок короткий, - добавил Никитка.
Мальчики переглянулись и забрали у нас остатки бумаги. А мы побежали вниз и вывалили свои сердца в почтовый ящик.
На четвёртом уроке в класс бесцеремонно ворвался парнишка в бумажном венке на голове.
- С днём святого Валентина! - провозгласил он. - У меня есть письма для прекрасных дам.
И он начал выкрикивать имена девчонок, а они вскакивали, как ошпаренные, и бросались за нашими неумелыми сердцами.
- И последнее, для Н.С., - объявил почтальон.
- Нет у нас никакой Н.С., - отрезала Наталья Сергеевна таким голосом, что почтальон попятился к двери.
- Нет так нет, ошибочка, значит...
- Так это, наверное, вы, Наталья Сергеевна, - подсказал Никитка. И молодец, что подсказал.
Учительница смущённо улыбнулась и отпустила почтальона с миром.
Вот и закончился последний урок. Счастливые девочки бережно паковали свои валентинки, а я заметил, что Маруся как будто хочет мне что-то сказать, но не решается. Небось, вычислила нас с Никиткой и хочет удостовериться. Я собрал рюкзак, попрощался. Спускаюсь по лестнице, а Маруся за мной. И тут вдруг такое вдохновение на меня нашло... Оторвался я от неё на один пролёт, выбросил пакет с конвертом, а сам за дверью в коридор спрятался и в щёлочку гляжу. Маруся пакетик подняла, конверт достала, надпись прочла, понюхала и сморщила заборчик между бровей - соображает, значит. "Ну, - думаю, - такая задачка ей, конечно, раз плюнуть". И тут она так улыбнулась, так улыбнулась - эту улыбку я уже никогда в жизни не забуду. И потихоньку пошла дальше, а я стрелой по коридору и в раздевалку, куртку со сменкой схватил и был таков.
Оделся на улице.
- Ты чего это? - удивился папа.
Я очень обрадовался, что сегодня он меня встречает. Я рассказал всё по порядку, папа весело смеялся.
- Папа, - сказал я в заключение, - сделай маме валентинку.
- Ну ты выдумал, - покачал он головой.
- Пап, ну пожалуйста. Увидишь, как она обрадуется.
Папа молчал.
- Вон магазин, купим конфеты, а из коробки вырежем сердце.
Папа вздохнул, но последовал за мной.
Мы нашли удачную коробку - с двойной крышкой. Одну мы сняли, сохранив приличный вид. Тут же купили ножницы и вырезали сердце. У папы оно тоже никак не выходило ровным, он кромсал и кромсал, пока я не остановил его, а то бы пришлось покупать ещё одну коробку.
- Напиши что-нибудь, - подсказал я, когда мы ехали в троллейбусе, и достал свой пенал.
Папа отвернулся и что-то написал. А я, между прочим, и не собирался подглядывать.
- Это тебе, - сказал папа маме, протягивая конфеты и сердце.
Мама сделала такие большие глаза. Но когда она открыла сердечную открытку, они стали ещё больше. А папа в это время возился со шнурками.
- Ну, давайте скорей, - как обычно, поторопила мама, только не таким голосом, как обычно, - обед стынет.
К обеду прилагался большой вишнёвый пирог.
- Ой, а что за повод? - удивился папа.
Мама ничего не ответила, а я секретно показал папе на сердце. Папа шлёпнул себя по лбу. И я тоже себя шлёпнул: "Как же я мог забыть про бабушку! Готов спорить, она тоже мечтала о валентинке одиннадцать лет, а то и все двадцать, или тридцать, или даже пятьдесят!"