Реформа образования
Школьная фантасмагория
|
Please Mr. Frost
Don"t frost me
Don"t frost me
And my horse
Адаптированный англоязычный
вариант старинной русской песни
|
Что этим утром начинает твориться что-то не то, десятикласснику Илье стало понятно, как только он оказался на улице. А ведь начиналось все, как обычный, ничем не примечательный среднестатистический февральский сонный день. Утро, если быть совсем точным. Оно началось тоже стандартно - с противного пиликанья мобильника над самым ухом. Разумеется, ни один идиот звонить в такую рань не станет - все нормальные люди в это время спят, так что это мог быть только будильник. Илья стандартно с трудом разлепил глаза, посмотрел в окно, увидел стандартную зимне-утреннюю мглу, нахмурился, вздохнул и стандартно вышвырнул мобильник в дальний угол. "Может, эта хрень хоть раздолбается наконец, и мне новый купят, а то конкретно достало уже с этим раритетом ходить. Скоро вся школа смеяться будет", - стандартно подумал Илья. Он снова откинулся на подушку и закрыл глаза, но его планам прогулять урок-другой, увы, сбыться в этот день было не суждено. В комнату незамедлительно явилась мама, которая весьма бесцеремонным образом растолкала его, назвала несколькими нелестными эпитетами и безжалостно направила школьника в ванную умываться. Стандартно вздохнув еще пару раз и подумав о том, что неплохо было бы заклеймить несмываемым позором имя человека, придумавшего, что учебный процесс обязательно должен начинаться черт знает когда, Илья поплелся выполнять полученные указания.
Здесь ему была уготована участь почувствовать себя настоящим полярником, замерзающим во льдах Антарктиды среди обледеневших пингвинов и вмерзших в снег тюленей, потому что горячую воду опять стандартно отключили посреди зимы. Чисто символически наспех умывшись зверски холодной водой и почистив при помощи этой же воды свои пока еще образцово-показательные зубы, которые антарктический холод вначале намертво свел, а потом заставил выстукивать бравурные ритмы, Илья пополз к следующему пункту назначения - шкафу с одеждой. Сменил полинявшую советскую футболку на новые темные джинсы с ярко-оранжевым свитером, по мягкой шерсти которого бежали невнятные белые пиктограммы, и приобрел, наконец, достаточно цивилизованный вид, в котором не совестно показаться в плотоядной компании любимых одноклассников. Привычно оделся в три слоя зимнего облачения, окинул грустным взглядом родные стены наполненной теплом квартиры и вышел - в заиндевевший подъезд и дальше, во владения цепкого вьюжного мороза и непробиваемо-наглого ветра, живших сегодня вместе и сообща правивших городом. Тут-то все и началось.
Во-первых, на улице было как-то не по-утреннему шумно и весело, и это совсем не было похоже на обычный день, когда все в полусне, как зомби, молча запихиваются необъятной толпой в крохотный автобус, судя по всему, специально разработанный таким образом, чтобы доставлять людей к месту работы в предельно сжатом состоянии. Во-вторых, сразу бросилось в глаза обилие слегка, немного, несколько, сильно, а также крайне нетрезвых людей. Эти люди разной степени опьянения сидели на скамейках, грызли семечки и почему-то блины, громко смеялись, плясали вприсядку, нестройно пели под балалайку песни про ландыши, мороз-мороз и Стеньку Разина, шатались, падали, подпирали заборы и зачем-то ходили строем. В-третьих, большая часть населения, как пока трезвого, так и уже пьяного, была обута в валенки, одета в подпоясанные бельевыми веревками телогрейки, а на головах у абсолютного большинства были ушанки. Илья сразу почувствовал себя каким-то ущербным в своей бежевой куртке и вязаной машинным способом шапке, но что-то менять было уже поздно. Изредка ловя неодобрительные взгляды прохожих, он заторопился в родную школу, надеясь, что хоть там все осталось прежним и привычным. Это очень, очень неприятное чувство - понимать, что происходит что-то важное, а ты в это не посвящен и ничего не понимаешь.
Неловко ощущая себя под косыми во всех смыслах взглядами и понимая, что он почему-то на этом внезапном празднике жизни оказался чужим, Илья по пути замечал, как народа на улицах становилось все больше, причем народ этот выглядел все более и более пьяным. Многие шли с поллитровками водки в руках и пили ее, как пиво, поглядывая при этом на часы и не забывая втискиваться в нужный автобус. Неподалеку на остановке стоял какой-то интеллигент в шляпе, пальто и очках и курил "Беломор", запивая настойкой боярышника из маленького пузырька. Глотнув напоследок спиртовой настойки и громко выдохнув, интеллигент полез в транспорт, и Илья невольно последовал за ним, потому что маршрут подходил и ему тоже.
Пейзаж, открывшийся ему при выходе на остановке с говорящим названием "Школа", тоже весьма изумлял. Стандартная толпа учеников, стекавшаяся в приземистое здание образовательного учреждения, сегодня струилась вяло и рывками, пошатываясь и расползаясь во все стороны. Шевелящаяся масса, столь непохожая на привычный целеустремленный и быстрый поток, тяжко дышала этиловыми парами и волнами накатывала на трещавшую под напором тел огромную школьную дверь. Отдельные отщепенцы, выпавшие из шагающего сообщества учащихся, редкими поленьями лежали на снегу, и завхоз, сам едва не падая рядом, растаскивал их по каким-то импровизированным складам. Некоторые присаживались у забора отдохнуть с дороги, а потом либо присоединялись к поленьям-отщепенцам, либо, грустно вздохнув, продолжали свой нелегкий путь. Другие, встретив кого-нибудь из знакомых, круто разворачивались и уходили с ними куда-то в окрестные дворы. Покрутив головой и осмотревшись, Илья все же принял решение посетить школу и хотя бы узнать, что там сегодня делается.
У самого входа Илью отловил одноклассник Никита, известный в классе под неформальной кличкой Никитос. Он бодро ухватил парня за рукав и потащил куда-то в сторону. Панически бегая глазами по толпе шагающих в школу учеников, Никитос полушепотом забормотал:
- Палево, палево, Илюха! Реформа образования! Слышь, пойдем бухать? Только оперативно как-нибудь надо, щас уроки начнутся уже. Слышь, пойдем быстрее, а? А то в школу не пустят. Мне прогуливать никак нельзя щас, у меня мать вчера к директору вызывали, дома вообще такая жесть была, отец чуть ремнем пороть не начал. Полночи орали, я аж спать захотел. Че вот у всех дети нормальные, а у нас такой дятел, всегда как какая-нибудь в школе херня, так он там, ну и все на эту тему... У тебя деньги есть? Купим водяры бюджетной какой-нибудь, только быстрее надо...
- А? Какая нафиг реформа? - окончательно перестав что-либо понимать, недоуменно переспросил Илья.
- Ты че, не слышал еще? Ну ты вообще! В лесу живешь, что ли? Долго объяснять щас, надо было тебе новости с утра посмотреть или хоть поговорить с кем-нибудь по дороге. Да и не поверишь так сразу все равно. О, вот, пойдем щас быстрее на перекресток, где экран большой стоит, как раз щас должно обращение президента начаться, официальное типа. Пошли бегом, опоздаем же в школу, мне потом вообще домой можно не возвращаться!
- А че ты, кстати, меня тут вылавливал, больше побухать не с кем, что ли? - спросил Илья уже на бегу.
- Да ты понимаешь, я сам про эту реформу сначала не в курсе был, пришел вот тоже, как дебил, трезвый, а тут все уже идут бухие просто в никуда и пить больше отказываются, типа, не могут уже совсем. Первый день все-таки, все решили себя проявить перед завучами. Вот ведь люди-уроды, мать их. А я стоял тут и ждал, пока какой-нибудь такой же неудачник придет, - широко улыбнулся Никитос.
Добежав почти до самого перекрестка и узнав там от некого девятиклассника, что первый звонок сегодня задержат на двадцать пять минут, и можно было особенно не торопиться, парни сбавили скорость и дальше двигались просто быстрым шагом. Тем не менее, ничуть не удивительно, что скоро они оказались на месте.
Перед монитором стояла уже целая толпа. Почти все задрали головы к экрану, некоторые от усердия даже раскрыли рты, очевидно, готовясь ловить речи президента Российской Федерации. Как раз тогда, когда в эту толпу влились Илья с Никитосом, закончился очередной дурацкий рекламный блок и прозвучал государственный гимн. Звучал он на сей раз не совсем обычно - его громко на разные лады распевал хор пьяных солдат, причем некоторые напрочь забыли слова и пели нечто вроде "М-мля-ля-ля-ля", а другие голосом пытались изобразить аккомпанемент различных музыкальных инструментов. Гимн затянулся надолго, потому что после последнего куплета кто-то начал петь его заново и остальные подхватили это начинание, а потом напоследок раз восемнадцать повторили припев. Когда музыкальное предисловие наконец закончилось, кто-то в толпе начал кричать "Браво!" и "Бис!", но довольно быстро сообразил, что через телевизор его не услышат, и заткнулся.
На весь экран растянулся огромный российский флаг и стоявший на его фоне внушительный стол с микрофоном. Откуда-то сбоку послышалось кряхтение, шуршание и невнятный голос, с негодованием бормотавший: "Эй, придурки, куда вы меня тащите, едрить вашу мать ядреными пассатижами! И хватит меня водой поливать, я вам щас покажу, как меня водой поливать! Все у меня по Колымам и Анадырям сидеть будете!" После этого показалась процессия из двух здоровенных мужиков в лаптях, кафтанах и солнцезащитных очках. Один из мужиков вел на цепи низкорослого флегматичного медведя. За ними шагали, путаясь в ногах, две смазливые девицы в сарафанах, которые несли на полотенце каравай хлеба, графин и граненый стакан. Они поставили все это на стол и быстренько смылись. За кадром что-то с грохотом упало, раздалась громогласная ругань и призывы убрать руки обратно в зад, второй голос в ответ на это возразил в стиле русской народной мудрости "Чья бы корова мычала" и привел массу аргументов в пользу своих слов. Вспомнив и упомянув всю родню по материнской линии, голоса затихли, и трое невзрачных пареньков втащили объемистое кожаное кресло, на котором горделиво восседал тот, чьего обращения и ждал народ. Президент помахал рукой в камеру, поправил ушанку и отослал пареньков восвояси возгласом "Пшли вон, холопы!", после чего потерял камеру и начал упорно ее искать, преимущественно в столе и под ним. Выскочила одна из девиц, вынула голову руководителя из ящика, в который он пытался ее засунуть, и показала президенту, в какую сторону надо говорить. Тот поморгал, улыбнулся всем лицом сразу и сразу же уткнулся в лежавшие на столе бумажки, пытаясь понять, с какой из них надо начинать читать. Наконец разобравшись, он правдиво изобразил сосредоточенную серьезность, так, что ему самому от этого стало смешно, из-за чего речь была отложена еще на несколько минут. Посмеявшись вдоволь, политик заключительно хихикнул и приступил к обращению.
- Значит так, дорогие вы мои и это... любимые со-граж-да-не! - старательно пытаясь придать голосу торжественность, начал президент. Затем он два раза икнул и выразительно прокашлялся. - Вчера мы с... с министрами собрались на это... как его... на это... со-ве-щание и там набра... Собрались мы там. Так вот! В общем. Что я хотел сказать. Иноср... Иносра... Тьфу! Иност-ранцы считают... Так, что они там считают... Деньги чужие считают? А! Вспомнил. Короче, они считают, что Россия - это страна, в которой борода-а-атые такие мужики... - президент с достоинством потер изрядно отросшую щетину и задумался. Потом уронил голову на стол и с чувством захрапел. Из-за государственного флага позади него шатающейся, но уверенной походкой вышел краснолицый человек в ушанке, валенках и строгом костюме, слегка потряс за плечо главу государства и что-то зашептал ему на ухо. Президент с трудом поднял голову, подпер ее рукой, взъерошил волосы и как ни в чем не бывало продолжил:
- Мужики с топорами, короче, в Сибири кру-гло-су-точ-но пьют водку, играют на блалалала... то есть балалайке, поют "Ой, мороз, мороз!" и делают матрешек, лапти и расписные ложки, а в это время медведи бегают по улицам русских городов за голосистыми девками с косичками. Таким образом, представление о нашей великой стране складывается такое... коренным образом неверное, во! И эти самые иносра... иносран... жители других стран бывают... у-див-ле-ны и даже ра-зо-ча-ро-ва-ны, приезжая к нам и не застав... медведей и мужиков в валенках на улицах Москвы. И что мы имеем? В итоге что мы имеем? А имеем мы не-до-по-ни-ма-ни-е и политическую не-ста-биль-ность! Нас не понимают на Западе и даже боятся, потому что привычного образа-то и не видать! - президент развел руками и замахал ими в разные стороны, показывая, что действительно не видать. Махал он так долго и продолжал бы еще, но тут к нему опять подошел помощник и поменял бумажку на столе. Президент вперил в нее взор, попытался сфокусироваться и надолго завис. Затем внезапно вышел из ступора, пожевал губу и снова обратился к камере:
- Так вот! Перейдем к главному. Итак, мы наконец-то взяли курс на укрепление межеже... менаж... меж-на-ци-о-наль-ных отношений, в рамках которого было принято решение соответствовать сложившемуся имиджу государства! Первым шагом стала реорганизация системы образования и введение контроля над внешним видом на рабочих местах, далее последует постановление о повседневной форме одежды и поимка с последующей дрессировкой десяти тысяч бурых медведей для выпуска их на улицы крупнейших городов! Что радует больше всего - моя фамилия крайне подходит для этого нового курса, это само по себе служит хорошим началом! Ура, дорогие сограждане, да здравствует Россия! Выпьем же за нее! - на одном дыхании выпалил президент, отдышался, хлебнул чего-то из стоявшего на столе графина, дал в морду подошедшему помощнику и окончательно свалился под стол. Помощник покрутил головой, потер ушибленное место и махнул рукой. Появились четверо дюжих молодцов в расшитых рубахах, вытащили президента из-под стола, подхватили за руки и за ноги и с песней про березу, которую некому заломать, поволокли его к выходу по сложной нелинейной траектории, пару раз при этом уронив и один раз ударив о стену. Камера уткнулась куда-то в пол, мелькнуло счастливое лицо мгновенно заснувшего оператора, и трансляция закончилась.
Впечатлившись проникновенной речью главы государства и ошеломленно потоптавшись на месте, Илья развернулся, ткнул рукой в бок Никитоса, и они направились назад к школе. Толпа школьников заметно поредела, но при этом пропорционально увеличилось количество спящих на тротуаре тел, поэтому обратный путь занял времени не меньше, чем путь к монитору. Однако нужно было еще сделать кое-что очень важное, пусть и сильно опаздывая из-за этого. Посовещавшись по дороге, Илья с Никитосом пришли к выводу, что денег им в любом случае не хватает даже только на водку, а нужно еще оставить на закуску или "Колокольчик". Поэтому они решили обойтись недорогими так называемыми "коктейлями", судя по всему, производимыми из отходов химических и атомно-энергетических производств. Купив себе в облупленном желтом ларьке по банке этого сомнительного напитка, одноклассники не стали терять время на спокойное его распитие и прибавили темп, на ходу заливая в себя едко пахнущую жидкость.
За этим занятием, попутно обходя как грузно обмякшие, так и еще пытающиеся шевелиться туловища и торопливо глотая яркое синтетическое питье, Илья обдумывал, что же меняют для него события текущего утра. Получалось так, что особенно они ни на что и не влияли. К десятому классу Илья научился воспринимать все школьные нововведения как должное и быстро приспосабливаться к ним, поэтому больших опасений сегодняшняя ситуация не вызывала. Возникала только одна проблема - существенно возрастали ежедневные расходы, так как алкоголь, как ни крути, недешев, даже весьма дрянной. И ресурсов карманных денег вряд ли будет хватать на всю неделю, а мама давно уже отвечала категорическим отказом на все аргументы в пользу увеличения личного бюджета сына. Оставалась только надежда, что государство в своей новой реформе будет последовательным и обеспечит наиболее социально незащищенные слои населения льготными поставками бесплатного спиртного. С другой стороны, надеяться на правительство в таких вопросах всегда было довольно глупо, и Илья это отлично понимал. Впрочем, подумав, он все же отложил решение денежного вопроса на более подходящее для подобных целей время, так как скучное серое здание родимого учебного учреждения было уже совсем рядом, и в связи с этим приходилось задуматься о более насущных вопросах. Например, изменилось ли что-то в отношении к прогулам и опозданиям? Продают ли в столовой выпивку - ведь того, что они купили по дороге, для толкового опьянения явно не хватит, а звонок должен был быть уже минут десять назад? И нет ли затора за дверями?
Задумавшись, Илья вздрогнул, когда кто-то совсем рядом окликнул его по фамилии. На сей раз у входа уныло стояла совершенно несчастная Ленка, староста их класса, хорошая, но очень правильная девчонка, не употреблявшая алкоголя в принципе. По крайней мере, о случаях, опровергающих эти слухи, ничего известно не было. И, судя по тому, как она выглядела сейчас, слухи все-таки были правдивыми. Ленка с надеждой заглядывала в отрешенные от всего лица школьников, уже близких к беспамятству, но героически продолжавших шествие к школе, и безуспешно пыталась отыскать среди них хоть кого-нибудь трезвого настолько, чтобы суметь поддержать относительно осмысленный разговор. Увидев почти твердо идущих Илью с Никитосом, она нечеловечески обрадовалась, моментально просветлела и понеслась к ним, ловко огибая механически ковылявших учеников и перепрыгивая через тех, кто уже мог передвигаться только ползком. Настигнув одноклассников, она горячо зашептала:
- Мальчики, пожалуйста, подышите на меня, ну пожалуйста! Я спиртное вообще не переношу, а сегодня там на входе директор стоит и заставляет всех на него дышать. Сказал, если запаха перегара не почувствует от кого-то, то на месяц запретит в школу пускать, а у нас как раз контрольные всякие, у меня же медаль намечается... Подышите, пожалуйста, вам же не сложно! А лучше давайте пойдем все вместе, вы мне поможете, и он не заметит!
- Не-е, Ленка, это палево же такое, стопудово заметят, если не сейчас, то на уроках, - с сомнением ответил Никитос. - Ты ж весь день так не продержишься, спалишься. Надо что-то обязательно пить, немного хотя бы. Пойдем, мы тебе коктейль какой-нибудь купим. Ну, вот хоть ягер, например, ну, "Ягуар", знаешь? Гадость редкая и его только гопники сплошь и пьют, зато запах от него мощный, на километр. Пойдем, время есть пока, сегодня звонок вроде как задерживать собирались.
- Ну ладно, пойдем, - сдалась Ленка. - Только если что, вы меня сами домой потащите, а я довольно далеко живу, между прочим.
- Да помним мы, где ты живешь. Нормально все будет, сегодня вроде как и такси бесплатные сделали, я слышал, какой-то мужик говорил, - успокоил ее Илья. И они направились к ближайшему киоску, который сегодня пользовался поистине немыслимой популярностью у спешивших за предшкольным догоном подростков.
Школьный вестибюль сегодня являл собой поистине драматическое зрелище. Конечно, Илья уже ожидал, что нынче там будет царить не совсем обычное оживление, но к увиденному он все равно оказался не готов. Весь зал был наполнен вяло двигавшимися от стены к стене полубессознательными телами, которые падали, запинались друг о друга и друг за друга же цеплялись, пытаясь сохранить равновесие. Отдельные герои пытались в таком состоянии подниматься по лестнице, но эти попытки неизменно заканчивались позорным провалом. Посреди помещения, сопровождаемые громким нечленораздельным пением, трое упитанных старшеклассников куда-то проносили изрядно перебравшего учителя физики. Изредка его радостные рулады прерывались громогласным иканием и упоминанием какого-нибудь малоизвестного в школьной среде термина из области преподаваемого им предмета. Илья предположил, что физики таким хитрым образом матерятся.
Он подождал, пока учитель все-таки пронесется учениками вглубь коридора, и поспешил на урок. Звонок прозвенел довольно давно, и хоть Илья по этому поводу в такой день не особенно волновался, все же привычка давала о себе знать. По дороге школьник с удовольствием отметил, что его походку теперь, после выпитого полулитра мерзопакостного коктейля, сложно назвать твердой и устойчивой. "Не спалюсь уже, значит", - с ноткой удовлетворения мысленно отметил Илья, поднимаясь по лестнице и перепрыгивая через ступеньку.
Первым уроком в этот день должна была быть литература. Разумеется, Илья не был убежден, что ее не заменили на какую-нибудь историю этилового спирта, но все же по мере сил трезво рассудил, что занятия должны проходить в том же кабинете, где была, согласно расписанию, литература. Торопливо войдя в класс, он обнаружил, что литература своего места в школьной программе пока никому не уступала, как и их престарелая учительница Татьяна Юрьевна, строго, как и прежде, восседавшая у окна на своем загадочном старом кресле. Ходили слухи, что это кресло она таскает с собой из дома в школу, а потом обратно, но этим сплетням Илья не особенно доверял, потому что никто никогда ее вне школы с креслом не видел.
Всегда сдержанная, надменная и чопорная Татьяна Юрьевна вполне логично изменилась вместе со всей окружающей российской действительностью, да так, что уже всякое за этот короткий отрезок дня повидавший Илья ошеломленно присвистнул. Она была закутана в поистине необъятный пуховый платок совершенно дикой расцветки, который был больше похож на одеяло. Из-под платка выбивались длинные патлы выжигающего сетчатку кислотно-розового цвета, очевидно, принадлежащие не самой учительнице, а парику, поскольку цвет был безбожно нечеловеческим. На пальцы, судя по всему, она надела все кольца, которые нашла в квартире, причем не только в своей. Особенно поражал контраст между привычными мягкими чертами благообразного лица и психоделическим его обрамлением в виде волос и платка. Что было надето на Татьяне Юрьевне помимо платка, Илья не разглядел, да и желания узнавать это у него не возникло.
- Итак, юноша, вы опоздали. И это уже далеко не в первый раз, - произнесла учительница так, как будто выглядела совершенно нормально. - Ну что ж, садитесь. Но в следующий раз имейте в виду, что мое терпение не безгранично.
"Терпение ее, видите ли, не безгранично", - раздосадованно бормотал Илья, опустив голову и направляясь к своему месту. - "А что весь класс нажрался так, что половина уже под парты стекла и там и собирается оставаться, это фигня."
Класс и впрямь представлял собой не самое жизнеутверждающее зрелище. Добрая треть, видимо, не рассчитала свои силы, по этой причине до места учебы не добралась и теперь отсутствовала. Значительная часть тех, кто все же до кабинета дошел, сейчас мирно дремала на полу. Остальные были тоже на пределе возможностей организма и молча фильтровали из своей крови алкоголь, тупо уставившись в доску или опять-таки в пол. Кое-кто громко и невежливо храпел, заглушая унылый рассказ Татьяны Юрьевны о литературном творчестве декабристов. Кто-то из девочек (Илья не смог разобрать, кто именно, очень уж это утро всех поменяло) беспокойно ворочался и вскрикивал во сне. Одним словом, картинка была идиллическая и упадническая при этом. Во всех смыслах этого слова, опять-таки.
Продолжение да последуетъ.
|