Весной, в 3-й луне года у-шэнь, 3-го [правления], император почил в местности Хэн-сян-и-эр. Находился на престоле 3 года Продолжительность жизни [составила] -- 43 [года]. [Гуюк] был погребен в ущелье Циняньгу. Посмертно поименован как Цзяньпин-хуанди, храмовое имя -- Дин-цзун.
В тот же год была большая засуха, воды в реках совершенно высохли, степные травы выгорели -- из каждых 10 голов лошадей или скота 8 или 9 пали и люди не имели чем поддерживать жизнь. Все князья императорского рода и каждый обок направили посланцев во все области южнее Яньцзина -- собирать ценные товары, луки со стрелами и предметы конной упряжи; то же в мусульманские [страны] Западного края -- искать и забирать самоцветы; то же в Хайдун -- набрать ястребов и соколов-сапсанов; а гонцы на перекладных шли потоком, днем и ночью, не переставая, силы народа совершенно истощились. Так пошло начиная с года жэнь-инь, нормы закона не были едиными [для всех], внутри и вне государства [появились] настроения по отделению [от него] и после правления Тай-цзуна все ухудшалось.
ДЖУВЕЙНИ. ч.1, гл.36. О восшествии на трон Гуюк-хана (оконч) [1.7, с.180].
Когда он достиг пределов Кум-Сенгира, находящегося в неделе пути от Бешбалыка, наступил назначенный час, и он не получил отсрочки, чтобы на шаг продвинуться дальше того места...
ДЖУВЕЙНИ. ч.1, гл.37. О царевне Огуль-гаймиш и её сыновьях [1.7, с.180-183].
Когда неизбежная участь всех смертных постигла Гуюк-хана, все дороги были перекрыты (таковы их обычаи и традиция, когда умирает их царь; и была объявлена яса, согласно которой каждый должен был остановиться в том месте, которого достиг, будь оно обитаемым или пустынным. И когда горе, вызванное этим несчастьем, несколько утихло, Огуль-Гаймиш послала к Соркотани-беки и Бату гонцов с известием о случившемся; и, обсудив и посоветовавшись с министрами, вернуться ли ей в орду Каана или проследовать в Кобак и Эмиль, где прежде была орда Гуюк-хана, она, следуя своему собственному желанию, отправилась в Эмиль. И Сорокатани-беки, по их обычаю, послала ей одежду и богатства и письмо со словами утешения. И Бату выразил ей соболезнования и оказал поддержку таким же манером и приободрил её благородными обещаниями, и среди прочего он предложил, чтобы Огул-Гаймши, как и прежде, продолжала бы управлять делами государства вместе с министрами и занималась бы всем, что было необходимо. Под предлогом того, что его лошади отощали, он остался в Алакамаке и послал приказ всем царевичам и эмирам, повелевающий им явиться в то место, чтобы вместе обсудить вопрос о передаче ханства достойному человеку, чтобы дела государства вновь не пришли в беспорядок и не возникла смута. Ходже и Наку также было велено явиться, и Кадак должен был их сопровождать. Ходжа и Наку, со своей стороны, собрались соединиться с Бату.
А что до Кадака, который к тому времени вознесся так высоко, что ногами попирал небеса, то он произнёс весьма неосторожные слова, которые не подобали его чину и от своей чрезвычайной глупости и крайнего невежества высказал то, что стало причиной паники и источником сплетен. А потому он испугавшись, отступил назад и склонил голову притворившись больным. И хотя гонцов присылали еще несколько раз, он не подчинился, да и Огуль-Гаймиш с сыновьями не согласились на его отъезд. И вслед за этим они немедленно покинули его.
А Ходжа и Наку прибыв в Алакамак, пробыли там всего день или два и отправились назад раньше других царевичей, поскольку звезда их удачи стала склоняться к закату. Они оставили Темур-нойона своим представителем у Бату, наказов ему под писать письменное обязательство, согласное с решением, к какому придут царевичи, каким бы оно ни было. И когда царевичи согласились, что на трон должен взойти Справедливый Монарх Менгу-каан, он также дал свое письменное согласие.
Царевичи, чтобы показать свое уважение к сыновьям Гуюк-хана, оставили управление государством в их руках до того времени, когда будет проведен курилтай и они отправили им послание в котором говорилось, что поскольку Чинкай всегда был надежным человеком и ведал решением важных вопросов, он также должен был продолжить руководить делами и выдавать ярлыки до того времени, когда будет назначен хан и раскрыта тайна Всемогущего Господа.
Из Алакамака царевичи отправились в свои собственные орды готовиться к курилтаю. Что до Темура, то он направился к Ходже и Наку и рассказал им, как царевичи согласились на вступление на престол Менгу-каана. Они упрекали его за то, что он дал письменное обязательство и согласился с остальными; и они сговорились устроить засаду на пути Менгу-каана и выпустить стрелу вероломства из руки неучтивости. Но так как Фортуна была бдительна, добра и помогала ему, Судьба была на его стороне, Удача стала его пособницей и Благоволение Дворца сопутствовало ему, а всеобщая любовь поддерживала его и давала ему силы, он миновал ловушки и опасности прежде, чем они были осведомлены об этом. Однако они продолжали лелеять эту мысль в своём сердце и занимались насущными делами, хотя те и сводились лишь к переговорам с купцами, переговорам о выдаче денежных сумм странам и землям и выделении ямщицких подвод и об отправке сборщиков налогов. И большую часть времени Огуль-Гаймиш проводила, уединившись с кам, и они предавались своим фантазиям и нелепостям. Что до Ходжи и Наку, то они содержали каждый по двору, отдельно от двора своей матери и так в одном месте оказалось три правителя. И так же повсюду царевичи вели дела по собственному усмотрению, а вельможи и знатные люди в каждой земле объединялись вокруг какой-то стороны по своему желанию. И дела Огуль-Гаймиш и ее сыновей расстроились из-за их несогласия друг с другом и их споров со старшими родственниками; и их решения и намерения отклонились от пути справедливости. А что до Чинкая, то он был слаб и запутался в делах, и его совет не достигал уха их разума; они были молоды и потому не слушали ничьих советов, а Огуль-Гаймиш ублажала себя тем, что чинила препятствия достойным людям.
Есть две вещи, пред которыми бессилен святой, - женский разум и власть молодых.
Что до женщин, то ими правит страсть, а что до молодых, то им не ведома узда.
И они оправили гонцов к Бату с такими словами: "Мы не согласимся на избрание другого хана и никогда не будем потворствовать заключению такого соглашения.
Вынесен приговор и отослано письмо, но какой прок от нетерпения и беспокойства?
Мы не властны над Божьим судом; так зачем ты тревожился, видя, что все хорошо?"
Все эти послания они отправили, поощряемые Есу с его согласия и при его поддержке. И вновь и вновь их любящие родичи Беки и Бату слали им слова наставлений, говоря: "Все ж вы должны прибыть на курилтай, и участвовать в обсуждении, и посоветоваться ещё раз, когда соберутся вместе все ака и шие".
И прибывали послы от Бату, говоря, что если ханство достанется Менгу-каану, то наибольшая выгода от этого достанется им. Но поскольку они смотрели на мир взором ребячливым и дерзким и их ещё не научил и не наказал жизненный опыт, то они упорствовали в этих своих мыслях. А что до Кадака, то он из страха расплаты за свои глупые слова и незрелые мысли согласился с их планами противодействия. И хотя прибывали к ним гонцы со всех сторон с требованием ускорить созыв курилтая, они продолжали медлить и оттягивать, строя козни за пологом вражды и бросая кости тайных мыслей на шахматную доску желаний; и они все откладывали то, что не терпело отлагательства. Наконец, прибыл гонец сказать, что царевичи собрались и предстали перед Менгу. И тогда Наку выехал, чтобы присоединиться к ним, а вслед за ним Ходжа, а после этого Гаимиш, о чем будет рассказано в главе о вступлении па престол Императора чира Менгу-каана; когда из-за недальновидности и тщеславия дела пришли в такое положение, что разум мудрецов никак не мог найти из него выхода.
РАД. О кончине [Гуюк-хана] в пределах Самарканда [1.2, т.2, с.120-122].
В том году он прозимовал в той местности, а когда наступил новый год, он сказал: "Погода склоняется к теплу, воздух Имиля подходит для моей природы, и тамошняя вода благотворна для моей болезни".
Он выступил из тех мест и в полнейшем величии и могуществе направился к западным городам. В какое бы селение он ни приходил или каких бы людей ни видел по дороге, он приказывал дать им столько балышей и одежд, что они избавлялись от унижений нищеты. Соркуктани-беги, поскольку она была очень умной и догадливой, поняла, что поспешность его [отъезда] не без задней мысли. Она послала тайком нарочного к Бату [передать]: "Будь готов, так как Гуюк-хан с многочисленным войском идет в те пределы".
Бату держал [наготове] границы и вооружался для борьбы с ним. Когда Гуюк-хан достиг пределов Самарканда, откуда до Бишбалыка неделя пути, [его] настиг предопределенный смертный час и не дал ему времени ступить шагу дальше того места, и он скончался. Продолжительность его царствования была около года. Да благоденствует и наслаждается государь ислама многие лета жизнью и державой.
После смерти Гуюк-хана закрыли все дороги, вышел приказ, чтобы каждый остановился там, где его застал [приказ], будь то населенное место или разоренное. По повелению Огул-Каймиш гроб с Гуюк-ханом перенесли в Имиль, где была его ставка. Соркуктани-беги по обычаю послала ей в утешение наставление, одежду и бохтаг. И Бату таким же образом обласкал ее и выказал дружбу. Он говорил: "Дела государства пусть правит на прежних основаниях по советам Чинкая и вельмож Огул-Каймиш и пусть не пренебрегает ими, так как мне невозможно тронуться с места по причине старости, немощи и болезни ног; вы, младшие родственники, все находитесь там и приступайте к тому, что нужно".
И хотя, кроме сделок с купцами, никаких дел больше не было и Огул-Каймиш большую часть времени проводила наедине с шаманами и была занята их бреднями и небылицами, у Хаджи и Нагу в противодействие матери появились [свои] две резиденции, так что в одном месте оказалось три правителя. С другой стороны, царевичи по собственной воле писали грамоты и издавали приказы. Вследствие разногласий между матерью, сыновьями и другими [царевичами] и противоречивых мнений и распоряжений дела пришли в беспорядок. Эмир Чинкай не знал, что делать, - никто не слушал его слов и советов. Из их родных - Соркуктани-беги посылала наставления и увещевания, а царевичи по ребячеству своевольничали и в расчете на поддержку Йису-Менгу чинили непутевые дела до тех пор, пока ханское достоинство не утвердилось за счастливым государем Менгу-кааном и общественные дела не вступили на путь порядка. Вот таковы рассказы об обстоятельствах [жизни] Гуюк-хана, которые [здесь] написаны.
ЮАНЬ ШИ. цз.121. Субудэй [1.1, с.505].
[В год] у-шэнь [Субэтай] умер, [было ему] лет -- 73. [Он] был посмертно пожалован званиями: "Сяо-чжун сюань-ли цзо-мин гун-чэнь", его превосходительство "итун саньсы" и "шанчжуго", посмертно возведен в ранг Хэнаньского вана. [Его] посмертное почетное имя -- "Чжун-дин". Имел сына Урянхатая.
ГАН МУ. 8-е лето Сюй-шень [2.2].
В 3-й месяц. Монгольский Государь Куюк скончался. Ханьша Улахай-эси объявлена Правительницею.
Куюк скончался 43-х лет от рождения, в урочище Хансяр; в Храме предкам назван Дин-цзун. В сие время в государстве была великая засуха. Вода в реках совершенно высохла; в степях выгорели травы. Из лошадей и рогатаго скота пало более частей. Люди не имели средств к пропитанию себя. Князья и другие владельцы посылали людей в провинции для разных поборов, или в Западный край к Хойхорцам, требовать жемчугу и дорогих камней, или к Восточному морю за соколами и кречетами. Гонцы один за другим скакали, и на станциях ни днем, ни ночью не было покою. Силы народа наипаче истощились. Ханьша Улахай-эси приняла правление государством на имя Шилмыня, сына Кучунева, но Князья и вельможи были противнаго мнения.
Объяснение. Прежде писано было, что шестая Ханьша Наймагинь объявила себя Правительницею. Здесь написано, что Ханьша Улахай-эси объявила себя Правительницею. По счастью, Монголы не потеряли царства от сего. Ган-му нарочно заметила сие на своих листах, в наставление будущим коленам.
УЛУС ДЖУЧИ
ДЖУВЕЙНИ. ч.1, гл.38. О Туши и о вступлении на престол вместо его Бату [1.7, с.183-184].
Бату жил в своем собственном лагере, который он разбил в районе Итиля, и он построил там город, который называется Сарай; и его слово стало законом во всех странах. Он был царем, не склоняющимся ни к какой вере или религии, он признавал только веру в Бога и не был слепо предан какой-либо секте или учению. Его щедрость была безмерна, а его терпимость безгранична...
...
Когда ханство унаследовал Гуюк-хан, Бату по его просьбе и приглашению, отправился навестить его. Когда он достиг Ала-Камалка, Гуюк-хан скончался. Он остался в этом месте, и отовсюду к нему прибыли царевичи; и они передали ханство Менгу-каану, о чем будет рассказано в главе о Менгу-каане. И оттуда он оправился назад, и пришел в свою собственную орду, и предался удовольствиям и развлечениям. И всякий раз, когда готовился поход, он, соответственно необходимости, посылал войска которые возглавляли члены его семьи, его родственники и ратоводцы.
ТРОИЦКАЯ ЛЕТОПИСЬ [1.1, т.1, с.225]
В лето 6756... Того же лета преставися Ярослав в Татарах нужною смертью.
