Война с Бачманом (весна). Взятие монголами Рязани (21.XII), битва под Коломной и взятие Коломны.
ЕКЕ МОНГОЛ УЛУС
ЮАНЬ ШИ. цз.2. Тай-цзун (Угедей) [1.1, с.490].
Весной, года дин-ю, 9-го [от установления правления], [Угэдэй] охотился в озерах долины Цекцер. Мэнгу ходил походом на кипчаков, разбил их и схватил их главаря Бачмана.
Летом, в 4-й луне, построили город Саолинь, [в нем] сделали палаты Цзя-цзянь-ча-хань-дянъ.
В 6-й лунеу среди обоков левого крыла были сплетни о наборе в народе девушек, император разгневался и поэтому [в самом деле] произвел набор [девушек] и пожаловал ими подчиненных.
Осенью, в 8-й луне, [Угэдэй] приказал Шу Ху-наю и Лю Чжуну провести экзамены среди ученых-конфуцианцев во всех лу, всего отобранных, за исключением кандидатур, оспоренных комиссиями на местах, оказалось 4.030 человек.
Зимой, в 10-й луне [Угэдэй] охотился на реке Ема, посетил императорский дворец и потом отправился в походную ставку. Той же зимой Куун-Буха и другие осадили Гуанчжоу, [Угэдэй] приказал Чжан Жоу, Гун Янь-*** и Ши Тянь-цзэ атаковать и взять его. После этого [они] по отдельности напали на Цичжоу, покорили Суйчжоу и захватили территорию вплоть до Хуанчжоу. Сун устрашилась и запросила перемирия, тогда [войска] вернулись.
СУН ЦЗЫ-ЧЖЭНЬ. Елюй Чу-цай [1.8].
В [году] дин-ю (28.I.1237-17.I.1238) был произведен отсев среди [служителей] трех религий. Если буддийские и даоские монахи, экзаменуясь по канонам, понимали [их], то [им] выдавались грамоты, [они] принимали монашеский обет и [им] разрешалось проживать в буддийских и даоских монастырях; если конфуцианцы выдерживали отборочные [экзамены], то они освобождались от налогов. Раньше его превосходительство говорил [императору] о том, что среди буддийских и даоских монахов есть много уклоняющихся от повинностей и [поэтому] целесообразно провести [среди них] отборочные экзамены. Но это было осуществлено только теперь.
Вначале все князья и императорские родственники [по собственному усмотрению] могли брать станционных лошадей, и, [кроме того], послов было великое множество. Если кони падали от усталости, то [они] силой отбирали лошадей у народа, чтобы ехать на них [дальше]. В городах или посадах и на дорогах, куда бы [они] ни прибывали, [всюду] тревожили [местное население]. А когда они прибывали в подворья, то требовали самых различных [услуг]. Если подача кушаний задерживалась хоть немного, то [обслуживающие лица] избивались кнутами. Люди в подворьях [уже более] не могли сносить [такого обращения]. [Поэтому] его превосходительство представил доклад императору о выдаче грамот [на право пользования услугами ямских станций лицам, отправляемым по делам], и еще установил нормы напитков и продовольствия [для проезжающих по ямским станциям]. Только теперь было устранено это зло.
В связи с этим [его превосходительство] изложил [императору] десять политических мероприятий по текущим делам:
1) [укрепить] веру [подданных] в награды [за их заслуги] и [неотвратимость] наказаний [за преступления];
2) выправить имена и [привести их в соответствие с] обязанностями;
5) проверять [деятельность чиновников для выявления их] упущений и достижений;
6) установить налог на имущество;
7) отсеять [негодных] из ремесленников и мастеров;
8) [поощрять] занятие земледелием и шелководством;
9) установить дань местными изделиями;
10) наладить перевозки по водным путям.
Хотя его величество не мог [сразу] ввести все [десять предложений], но [он] все же постоянно осуществлял их выборочно.
Мусульманин А-сань-а-ми-ши обвинил его превосходительство в том, что [он] употребил на личные нужды тысячу дин казенного серебра, и его величество, вызвав его превосходительство к себе, спросил [его, так ли было дело]. Его превосходительство сказал: "Ваше величество, попытайтесь, точно вспомнить, было ли когда-нибудь [Ваше] повеление [мне] о расходе серебра".
Его величество сказал: "Мы припоминаем, что однажды [Вам] было приказано употребить тысячу дин серебра на строительстве дворца".
Его превосходительство ответил: "Это так и было!".
Через несколько дней его величество, восседавший во дворце "Вань-ань дянь", вызвал к себе А-сань-а-ми-ши и стал ругать его, и [тот] покорно признался в клевете.
Когда донесли, что уполномоченный по сбору налогов лу Тайюань и [его] помощник виновны в лихоимстве, его величество стал упрекать его превосходительство: "Вы говорите, что учение Кун-цзы достойно распространения и что все конфуцианцы -- хорошие люди. Почему же [тогда] бывают и такие?".
Его превосходительство сказал: "Когда государь поучает подданного, а отец -- сына, то разве [они] хотят заставить их [совершать] несправедливость? Но несправедливые все же бывают всегда. Учение о трех устоях (подчинение подданного государю, сына отцу и жены мужу) и пяти правилах (гуманность, долг, этикет, мудрость и вера)! Среди глав государств и глав семей не было таких, которые бы не исходили из него! [Оно для них], как солнце, луна и звезды для неба! Неужели из-за проступка одного человека можно допустить, чтобы путь, по которому неизменно следовали десять тысяч поколений, был отброшен только нашей династией!".
Его величество подумал и понял [справедливость этих слов].
ЮАНЬ ШИ. цз.120. Чаган [1.1, с.516].
[В год] дин-ю [Чаган] с Куун-Бухой снова выдвинулся и овладел Гуанчжоу.
ГАН МУ. Дин-ю. Царства Сун правления Цзя-си 1-е лето [2.2].
Во 2-й месяц, Монголы начали давать судебным местам печати, и издали уложение о почте.
В начале присутственные места по дорогам сами для себя делали печати, и некоторые чрезмерно много присвоили себе. Елюй-чуцай представил, чтобы в Сенате вылить печати по образцам, и разослать по присутственным местам. С сего времени имя и вещь получили свою цену. В то время Князья и родственники Ханские имели право сами забирать почтовых лошадей. Они наносили Дорогам разные беспокойства, и куда ни приезжали, всего требовали. Елюй-чуцай представил, чтобы давать подорожные и сделать положение о различении по достоинствам. С сего времени пресеклись все злоупотребления по сей части.
Монголы ударили на поколения в государстве Киньча, и покорили оные.
Киньча отстоит от Срединного государства на 30.000 ли. Летом ночи бывают чрезвычайно коротки. Солнце едва закатится и тотчас всходит. Сия страна производит отменных лошадей, и богатые разводят их в великом множестве. Жители обыкновенно возлежат на металле и коже. Мужественны и храбры; тверды и пылки. Глаза имеют синие (голубые), волосы рыжеватые. Мункэ с армиею пришел к морю Кхуань-тьхянь-ги-сы. Неожиданно поднялся сильный ветер, и воды морския пересохли. После сего он пошел далее, и вырубил народ, а старейшину Ба-чи-мань живого взял в плен. Потом обложил города Гань-ло-сы и Ме-цио-сы, и покорил оные.
Монголы произвели по Дорогам испытание ученым.
Елюй-чуцай представил, что как для работы вещей потребны искусные художники, так для управления городов ученые чиновники; образование же ученых чиновников требует к своему усовершенствованию несколько десятков лет. Монгольский Государь сказал: "Если в самом деле так, то можно употреблять сих людей к должностям".
Елюй-чуцай просил учинить испытание. И так предписано контролерам Лю-чжун и Ян-хуань произвесть испытание по городам, и сие испытание разделить на три части: на толкование священных книг, стихи и рассуждение. Ученых, взятых в плен и поверстанных в невольники, также велено допустить к испытанию; господ же, которые утаят и не пошлют их, казнить смертью. Сим образом получили 4030 человек ученых, из которых четвертая часть была освобожденных от рабства. Елюй-чуцай еще просил привести в единство весы и меры, издать устав об ассигнациях и положить уравнение в податях. Сим образом государственное управление начало несколько образоваться, а народ чувствовать облегчение.
Зимою, в 10-й месяц, Монголы произвели нападение на Ань-фын. Генерал Ду-го упорным сражением отразил их. Монголы пошли в обратный путь.
Монгольский Хонь-буха осадил Хуан-чжеу: но Мын-гун, подоспевши с войсками, отразил их. После сего Хонь-буха осадил Ань-фын. Ду-го исправил все нужное к обороне. Монголы, посредством огненных баллист, сожгли отбойные машины. Ду-го, по мере разорения, все дочинивал и исправлял. Монголы приказали Батурам вырубить застенки. Сии Батуры были из преступников, осужденных на смерть, которым дозволено загладить преступление услугами при осаде городов. Ду-го противопоставил им искусных стрелков, которые малыми стрелами стреляли в глаза. Батуры, большею частью израненые, принуждены были отступить. Монголы загатили ров в 27 местах. Ду-го послал солдат загородить гати. Монголы, пользуясь ветром, пустили огонь: но в сие время сделалась снежная вьюга (ветер с снегом). Ду-го выбрал силачей, чтобы отбить дорогу к гати. Силачи мужественно и отважно дрались. К счастью, из Ча-чжеу Генерал Люй-вынь-дэ, пробившись сквозь толпы осаждающих, вошел в город. Они начали защищаться соединенными силами, и Монголы ушли.
АБУЛГАЗИ. ч.4, гл.1. О государствовании Угадай-хановом (прод) [1.04, с.457-466].
В лето 634, Угадай-хан послал своего сына Каюка с Бату, сыном Чучи-хановым, также Мангу сына брата своего Таулай-хана, и Байдара сына третьего своего брата Чагатай-хана с превеликою силою против земель Уруссов, Черкасов, Булгаров, так называемых Тура, и башкиров.
Но сам он еще жил в земле Каракум, где построил богатые палаты, для своего там пребывания, и вызвал самых искусных Китайских живописцев, чтоб оные надлежащим украсить образом. В тоже самое время приказал он Принцам своей фамилии, также и другим знатным офицерам в Империи, чтоб они строили хорошие дома кругом его палат. Сделал и весьма изрядный фонтан, и украсил оный тигром естественной величины из литого серебра, которой пускал воду своим ртом. Сделал также на некоторое расстояние от своих палат зверинец, кругом которого езды было два дня. Сей зверинец наполнил хищными и другими всякого рода зверями, чтоб иногда можно ему было забавиться в нем охотою. Велел оградить оной палисадами в две сажени вышиною. Построил вновь город Герат, которой был до основания разорен по указу его отца.
УЛУС ДЖУЧИ
ДЖУВЕЙНИ. ч.1, гл.39. О завоевании Булгара и земель ясов и руссов (прод) [1.7, с.184-185].
А оттуда они направились в землю русов и захватили всю ту страну до самого города Магаса жители которого были так же многочисленны, как муравьи или саранча, и вокруг которого росли такие леса и чащи, что сквозь них не могла проползти даже змея. Все царевичи остановились в окрестностях города, и с каждой стороны они проложили дороги, такие широкие, что по ним могли проехать в ряд три или четыре телеги. И напротив городских стен они установили катапульты и через несколько дней не оставили от города ничего, кроме его тезок, и захватили богатую добычу. И они приказали отрезать у каждого из жителей правое ухо, и набралось 270.000 ушей. И оттуда царевичи повернули домой
РАД. О войнах, которые вели царевичи и войско монгольское в Кипчакской степи, Булгаре, Руси, Мокше, Алании, Маджаре, Буларе и Башгирде, и завоевании [ими] тех областей (прод) [1.2, т.2, с.38].
Затем царевичи, составив совет, пошли каждый со своим войском облавой, устраивая сражения и занимая попадавшиеся им по пути области. Менгу-каан с левого крыла шел облавой по берегу моря [Каспийского]. Бачмана, одного из бесстыднейших тамошних эмиров, из народа кипчаков, из племени олбурлик, и Качир-укулэ, из племени асов, обоих забрал [в плен].
А дело было так: этот Бачман с группой других воров спасся от меча; к нему присоединилось скопище других беглецов. Он бросался во все стороны и что-нибудь да похищал; бесчинства его увеличивались со дня на день. Постоянного местопребывания он не имел, и поэтому войско монгольское не могло схватить его; он скрывался в лесах на берегу Итиля. Менгу-каан приказал изготовить 200 судов и на каждое из них посадить по 100 человек монголов в полном вооружении. Он же [сам] с братом своим Бучеком шел облавой по обеим берегам реки. В одном из итильских лесов они нашли свежий навоз и прочее, [оставшееся] от спешно откочевавшего лагеря, а среди этого застали больную старуху. От нее узнали, что Бачман перебрался на один остров и что все, попавшее за это время к нему в руки в результате [его] злодеяний и бесчинств, находится на том острове. За отсутствием судна нельзя было переправиться через Итиль. Вдруг поднялся сильный ветер, вода забушевала и ушла в другую сторону от того места, где была переправа на остров. Благодаря счастью Менгу-каана, показалось дно, и он приказал пустить в ход войска и захватить [Бачмана]. Его сообщников истребили - кого мечом, кого [утопили] в реке - и вывезли оттуда много имущества. Бачман умолял, чтобы Менгу-каан [сам] своею благословенною рукою довел его дело до конца; он [Менгу-каан] дал указание, чтобы его брат Бучек разрубил Бачмана надвое. Качир-укулэ, [одного] из эмиров асов, также убили.
Он [Менгу-каан] провел там лето, а после того, в такику-ил, в год курицы, соответствующий 634 г.х., сыновья Джучи - Бату, Орда и Берке, сын Угедей-каана - Кадан, внук Чагатая - Бури и сын Чингиз-хана - Кулкан занялись войною с мокшей, буртасами и арджанами и в короткое время завладели ими.
Осенью упомянутого года все находившиеся там царевичи сообща устроили курилтай и, по общему соглашению, пошли войною на русских. Бату, Орда, Гуюк-хан, Менгу-каан, Кулкан, Кадан и Бури вместе осадили город Арпан (Рязань) и в три дня взяли [его].
После того они овладели также городом Ике (Коломна). Кулкану была нанесена там рана, и он умер. Один из русских эмиров, по имени Урман [Роман], выступил с ратью [против монголов], но его разбили и умертвили.
ДЖУВЕЙНИ. ч.3, гл.2. О Бачмане и его гибели [1.7, с.399-401].
Когда Каан направил Менгу-каана, Бату и других царевичей завоевать земли Булгара, Аса, и Руса, кифчаков, аланов и других племен, все эти земли были освобождены от смутьянов и те, кому удалось избежать меча, склонили свои головы в повиновении. Тем не менее одному из вождей поверженных кифчаков, человеку по имени Бачман удалось уйти от преследования с отрядом кифчакских воинов, и к нему присоединились другие беглецы. Не имея никакого убежища или укрытия, он каждый день, и каждую ночь отправлялся на новое место. И из-за своей собачьей натуры он, подобно волку, нападал на всех и каждого и уходил с награбленным. Со временем зло, причиняемое им, росло, и наносимый им вред увеличивался; и каждый раз, когда войско преследовало его, его нельзя было отыскать, поскольку он уходил на новое место и запутывал следы.
Большая часть его укрытий и убежищ, находилась на берегах Итиля. Здесь он прятался в лесах, откуда выскакивал подобно шакалу, хватал что-нибудь и вновь скрывался. Князь Менгу-каан приказал построить двести кораблей и в каждый из них посадить сто монголов в полном вооружении. После этого со своим братом Бочеком он устроил нерге на обоих берегах реки. Пройдя вдоль Итиля, они подошли к лесу и увидали в нем следы лагеря, который был покинут лишь утром: разбитые повозки и лежащие повсюду испражнения людей и животных. Посреди всего этого они заметили старую больную женщину. Они спросили у нее что произошло, кто были эти всадники и откуда, и как они выглядели. Они узнали, что Бачман только что покинул свой лагерь и укрылся на острове посреди реки и что все животные и все награбленное им добро также находились на том острове. У них с собой не было лодок, а река бушевала подобно морю, и по ней нельзя было плыть, не говоря уж о том, чтобы ехать верхом. Неожиданно налетел ветер и отогнал всю воду от подступов к острову, так что показалось дно. Менгу-каан приказал войску не медля войти в реку. Не успел Бачман опомниться, как был захвачен, и его войско было уничтожено всего за час: одних сбросили в воду, других перебили на месте. Монголы захватили в плен их жен и детей, а также забрали множество ценной добычи. После этого они отправились назад. Вода начала прибывать, и когда они достигли берега, она вновь поднялась, не причинив вреда ни одному воину.
Когда Бачман был приведен к Менгу-каану, он умолял, чтобы последний убил его собственными руками. Однако Менгу-каан велел своему младшему брату разрубить его надвое.
Эти знаки указали на причину передачи власти и ключей империи Императору Мира Менгу-каану, которая не требует дальнейших доказательств.
ВАССАФ. О Джучи (прод) [3.9]
(затем) армия направилась в земли Русские ***, чтобы взять город Р.м.л.ш., наполненный войском, которое было многочисленнее саранчи и ожесточеннее мошек в сухую погоду. Они (монголы) по своему обыкновению произвели там грабеж и разбой. Согласно приказанию они отрезали убитым *** уши и насчитано было 270.000 ушей ***.
ПИСЬМО БР. ЮЛИАНА О МОНГОЛЬСКОЙ ВОЙНЕ [6.7]
Достопочтенному во Христе отцу, божьей милостью епископу Перуджи, легату апостольского престола, брат Юлиан ордена проповедников в Венгрии, слуга вашего святейшества, шлет столь же должное, как и преданное почтение.
Когда, в силу вмененного мне послушания, я должен был итти в Великую Венгрию с братьями, данными мне в спутники, и мы, желая выполнить порученное нам путешествие, дошли до крайних пределов Руси, мы узнали действительную правду о том, что все те, что называются венгры-язычники, и булгары и множество царств совершенно разгромлено татарами.
А что такое татары и какой они веры, об этом, насколько сумеем, расскажем в настоящем письме.
Сообщалось мне некоторыми, что татары прежде населяли страну, населяемую ныне куманами, и называются по правде сынами Измаила (отсюда -- измаэлиты), а ныне желают называться татарами.
Страна же, откуда они первоначально вышли, зовется Готта, и Рубен звал ее Готтой. Первая татарская война началась так. Был государь в стране Готта, по имени Гургута (Это, очевидно, Чингиз, но самое имя, вероятно, есть испорченное Угедей, Оккодай.), у которого была сестра -- дева, по смерти родителей стоявшая во главе своей семьи и, как говорят, державшая себя по-мужски. Она нападала на некоего соседнего с ней вождя и отнимала у него его имущество. Когда же по истечении некоторого времени она вновь с татарским народом попыталась напасть, как прежде, на вышесказанного вождя, тот, поостерегшись и начав войну с вышесказанной девушкой, одолел в бою и эту прежнюю свою противницу взял в плен, войско ее обратил в бегство, а ее, уже пленницу, изнасиловал, в знак еще более тяжкой мести, лишив девственности, постыдно обезглавил. Услышав об этом, брат помянутой девушки, вышесказанный вождь Гургута, отправив посла к вышереченному мужу, дал, говорят, ему такое поручение: "Я узнал, что ты, взяв в плен и лишив девственности сестру мою, обезглавил. Знай, что ты совершил дело, враждебное мне. Если, быть может, сестра моя причиняла тебе беспокойство, то ты, направляя свою месть на движимое имущество, мог обратиться ко мне, ища против нее справедливого суда, либо, если ты, желая отомстить за себя собственными руками, победив ее, захватил в плен и лишил девственности, то мог взять ее в жены; а если у тебя было намерение убить ее, то никак ты не должен был лишать ее девственности. А теперь ты отомстил вдвойне: и девственную стыдливость опозорил, и жалким образом осудил ее на смертную казнь. Вследствие того, в отмщение убийства вышереченной девушки, знай, что, я пойду на тебя всеми силами".
Услышав это и видя, что противостоять он не может, вождь, виновник убийства, бежал со своими к султану Орнах, покинув собственную землю.
После того как это произошло, был некий вождь в стране куманов, по имени Витут, богатства которого были, по слухам, столь замечательны, что даже скот [у него] на полях пил из золотых канав.
Другой вождь с реки Буз, по имени Гурег, из-за его богатства напал на него и победил. Побежденный с двумя сыновьями своими и кое с кем еще, с немногими, кто уцелел от военной опасности, бежал к сказанному султану Орнах. Султан же, вспомнив об обиде, которую тот, будучи соседом, случайно нанес ему некогда, приняв его, повесил на воротах, а народ его подчинил своей власти. Двое сыновей Витута тотчас обратились в бегство и, так как у них не было иного убежища, вернулись к вышереченному Гурегу, который ранее ограбил их отца и их самих. Тот в звериной ярости убил старшего, разорвав конями. Младший же бежал, прибыл к вышеупомянутому вождю татарскому Гургуте и усердно стал просить его отомстить Гурегу, который ограбил его отца и убил брата, говоря, что честь добудет себе этот вождь, то есть Гургута, а сам он -- воздаяние и отмщение за смерть брата и ограбление отца. Это и было сделано, и по одержании победы, вышеназванный юноша вновь просил вождя Гургуту отомстить султану Орнах за жалкую смерть отца, говоря, что и оставшийся по отце его народ, который там держали как бы в рабстве, будет помощью ему при наступлении его войска.
Тот, упоенный двойной победой, охотно согласился на просьбу юноши и, выступив против султана, одержал славную для себя и почетную победу.
Итак, имея почти повсюду достойные хвалы победы, вышесказанный вождь татарский Гургута со всей военной силой выступил против персов из-за каких-то распрей, бывших прежде у него с ними. Там он одержал почетнейшую победу и совершенно подчинил себе царство персидское.
Став после этого более дерзким и считая себя сильнее всех на земле, он стал выступать против царств, намереваясь подчинить себе весь мир. Поэтому, подступив к стране куманов, он одолел самих куманов и подчинил себе их страну. Оттуда они воротились в Великую Венгрию, из которой происходят наши венгры, и нападали на них четырнадцать лет, а на пятнадцатый год завладели ими, как нам сообщали словесно сами язычники-венгры. Завладев ими, и обратившись к западу, [татары] в течение одного года или немного большего [срока] завладели пятью величайшими языческими царствами: Сасцией, Фулгарией, взяли также 60 весьма укрепленных замков, столь людных, что из одного могло выйти пятьдесят тысяч вооруженных воинов. Кроме того они напали на Ведин, Меровию, Пойдовию, царство морданов. Там было два князя: один князь со всем народом и семьей покорился владыке татар, но другой с немногими людьми направился в весьма укрепленные места, чтобы защищаться, если хватит сил.
Ныне же, находясь на границах Руси, мы близко узнали действительную правду о том, что все войско, идущее в страны запада, разделено на четыре части. Одна часть у реки Этиль на границах Руси с восточного края подступила к Суздалю. Другая же часть в южном направлении уже нападала на границы Рязани, другого русского княжества. Третья часть остановилась против реки Дона, близ замка Воронеж, также княжества русских. Они, как передавали нам словесно сами русские, венгры и булгары, бежавшие перед ними, ждут того, чтобы земля, реки и болота с наступлением ближайшей зимы замерзли, после чего всему множеству татар легко будет разграбить всю Русь, всю страну русских.
Поймите все это таким образом, что тот первый вождь, по имени Гургута, который начал эту войну, умер. Ныне же вместо него царствует сын его Хан (Chayn) (Юлиан принял титул за собств. имя. Вероятно, Угедей.) и живет в большом городе Орнах, где отец его воцарился первоначально. Живет же он таким образом: дворец у него такой большой, что тысяча всадников въезжает в одни двери и, преклонившись перед ним (ханом), не сходя с коней, всадники выезжают [в другие].
Вышеназванный вождь устроил себе громадное ложе, возвышающееся на золотых колоннах, ложе, говорю я, золотое с драгоценными покровами, на котором восседает он в славе прославляемый, облеченный в драгоценные одеяния. Двери же в этом дворце целиком золотые, и через них преклоняясь проходят спокойно и безопасно его всадники. Чужие же послы, пешими ли они проходят двери или верхом, если коснутся ногами порога двери, тут же поражаются мечом; всякому чужому надлежит проходить с наивысшим почтением.
Восседая в такой пышности, он послал войска по разным странам, то есть за море, как мы думаем; и вы также слышали, что он там совершил. Другое же многочисленное войско послал он к морю на всех куманов, которые и бежали в венгерские края. Третье войско, как я сказал, осаждает всю Русь.
Сообщу вам о войне по правде следующее. Говорят, что стреляют они дальше, чем умеют другие народы. При первом столкновении на войне стрелы у них, как говорят, не летят, а как бы ливнем льются. Мечами и копьями они, по слухам, бьются менее искусно. Строй свой они строят таким образом, что во главе десяти человек стоит один татарин, а над сотней человек один сотник. Это сделано с таким хитрым расчетом, чтобы приходящие разведчики никак не могли укрыться среди них, а если на войне случится как-либо выбыть кому-нибудь из них, чтобы можно было заменить его без промедления, и люди, собранные из разных языков и народов, не могли совершить никакой измены. Во всех завоеванных царствах они без промедления убивают князей и вельмож, которые внушают опасения, что когда-нибудь могут оказать какое-либо сопротивление. Годных для битвы воинов и поселян они, вооруживши, посылают против воли в бой впереди себя. Других же поселян, менее способных к бою, оставляют для обработки земли, а жен, дочерей и родственниц тех людей, кого погнали в бой и кого убили, делят между оставленными для обработки земли, назначая каждому по двенадцати или больше, и обязывают тех людей впредь именоваться татарами. Воинам же, которых гонят в бой, если даже они хорошо сражаются и побеждают, благодарность невелика; если погибают в бою, о них нет никакой заботы, но если в бою отступают, то безжалостно умерщвляются татарами. Потому, сражаясь, они предпочитают умереть в бою, чем под мечами татар, и сражаются храбрее, чтобы дольше не жить а умереть скорее.
На укрепленные замки они не нападают, а сначала опустошают страну и грабят народ и, собрав народ той страны, гонят на битву осаждать его же замок.
О численности всего их войска не пишут вам ничего, кроме того, что изо всех завоеванных ими царств они гонят в бой перед собой воинов, годных к битве.
Многие передают за верное, и князь суздальский передал словесно через меня королю венгерскому, что татары днем и ночью совещаются, как бы притти и захватить королевство венгров-христиан. Ибо у них, говорят, есть намерение итти на завоевание Рима и дальнейшего. Поэтому он [хан] (Батый.) отправил послов к королю венгерскому. Проезжая через землю суздальскую, они были захвачены князем суздальским, а письмо, посланное королю венгерскому, он у них взял; самих послов даже я видел со спутниками, мне данными.
Вышесказанное письмо, данное мне князем суздальским, я привез королю венгерскому. Письмо же писано языческими буквами на татарском языке. Поэтому король нашел многих, кто мог прочесть его, но понимающих не нашел никого. Мы же, проезжая через Куманию, нашли некоего язычника, который нам его перевел. Этот перевод таков: "Я Хан, посол царя небесного, которому он дал власть над землей возвышать покоряющихся мне и подавлять противящихся, дивлюсь тебе, король венгерский: хотя я в тридцатый раз отправил к тебе послов, почему ты ни одного из них не отсылаешь ко мне обратно, да и своих ни послов, ни писем мне не шлешь. Знаю, что ты король богатый и могущественный, и много под тобой воинов, и один ты правишь великим королевством. Оттого-то тебе трудно по доброй воле мне покориться. А это было бы лучше и полезнее для тебя, если бы ты мне покорился добровольно. Узнал я сверх того, что рабов моих куманов ты держишь под своим покровительством; почему приказываю тебе впредь не держать их у себя, чтобы из-за них я не стал против тебя. Куманам ведь легче бежать, чем тебе, так как они, кочуя без домов в шатрах, может быть, и в состоянии убежать; ты же, живя в домах, имеешь замки и города: как же тебе избежать руки моей?"
Не умолчу и о следующем. Пока я вновь находился при римском дворе, [на пути] в Великую Венгрию меня опередили четверо братьев моих. Когда они проходили через землю суздальскую, им на границах этого царства встретились некие бежавшие пред лицом татар венгры-язычники, которые охотно приняли бы веру католическую, лишь бы добраться до христианской Венгрии. Услышав об этом, вышесказанный князь суздальский вознегодовал и, отозвав вышеуказанных братьев, запретил им проповедывать римский закон помянутым венграм, а вследствие того изгнал вышесказанных братьев из своей земли, однако без неприятностей. Те, не желая воротиться обратно и с легкостью отказаться от сделанного уже пути, повернули к городу Рецессуэ (?), ища пути, чтобы пройти в Великую Венгрию, либо к мордуканам, либо к самим татарам. Оставив там двоих братьев из своего числа и наняв переводчиков, они в день апостолов Петра и Павла, недавно прошедший, пришли ко второму князю мордуканов, который, выступив в тот же день, когда они пришли, со всем народом и семьей, как мы выше говорили, подчинился татарам. В дальнейшем что случилось с этими двумя братьями: умерли ли они или были отведены к татарам сказанным князем, совершенно неизвестно.
Двое остальных братьев, удивляясь промедлению тех, в день [св.] Михаила недавно отпразднованный, послали некоего переводчика, желая удостовериться о их жизни, но мордуканы напав убили его.
Мы же с товарищами, видя, что страна занята татарами, что области укреплены и успеха делу не предвидится, возвратились в Венгрию. И хотя шли мы среди многих войск и разбойников, но ради молитв и заслуг святой церкви благополучно и невредимыми добрались до братьев наших и обители.
Впрочем же, когда надвигается такой бич божий и приближается к сынам церкви, невесты христовой, пусть ваше святейшество в своей дальновидности соблаговолит заботливо предусмотреть, что надлежит делать братьям и как поступать.
Кроме того, чтобы ни о чем тут не умолчать, сообщаю вам, отец, что один русский клирик, выписавший нам кое-что историческое из книги Судей, говорит, что татары -- это мадианиты, которые, точно так же напавши на Кетим, на сынов Израиля, были побеждены Гедеоном, как читается в книге Судей. Бежав оттуда, сказанные мадианиты поселились близ некой реки, по имени Тартар (Thartar), почему и названы татарами
Татары утверждают также, будто у них такое множество бойцов, что его можно разделить на 40 частей, причем не найдется мощи на земле, какая была бы в силах противостать одной их части. Далее говорят, что в войске у них с собою 240 тысяч рабов не их закона и 135 тысяч отборнейших [воинов] их закона в строю. Далее говорят, что женщины их воинственны, как и они сами: пускают стрелы, ездят на конях и верхом, как мужчины; они будто бы даже отважнее мужчин в боевой схватке, так как иной раз, когда мужчины обращаются вспять, женщины ни за что не бегут, а идут на крайнюю опасность.
Конец письма о жизни, вере и происхождении татар.
ЛАВРЕНТЬЕВСКАЯ ЛЕТОПИСЬ [7.1, т.1, с.196]
В лето 6745... Того же лета, на зиму, придоша от восточных стран на Рязанскую землю, лесом, безбожные Татары, и почаша воевать Рязанскую землю, и пленоваху её до Пронска. Попленивши Рязань, весь и пожгоша, и князя их убили, их же емше овы растинахуть, другие же стрелами среляху в ня, а ини окапы руки связывахуть. Много же святых церквей огневи предаша, и монастыри и села пожгоша, именья не мало обою взяша. Потом пошли на Коломну.
Тое же зимы поиде Всеволод, сын Юрьев, внук Всеволож, противу Татаром, и сстишася у Коломны, и бысть сеча велика, и убиша у Всеволода воеводу Еремея Глебовича, и иных мужей много убиша у Всеволода. И прибежа Всеволод во Владимир с мале дружине, а Татары идоша к Москве.
ТРОИЦКАЯ ЛЕТОПИСЬ [7.1, т.1, с.221-222]
В лето 6745... Того же лета, на зиму придоша от восточные страны на Рязанскую землю, лесом, безбожные Татарове со царем Батыем. И пришедше, сташа первое станом на Онузе, и взяша ю. И оттоле послаша послы своя, жену чародейцу и два мужа с нею, ко князем Рязанским, прося у них десятины во всем: во князех, в людех, в конех: десятое в белых, десятое в вороных, десятое в бурых, десятое в рыжих, десятое в пегих. Князи же Рязанские Юрий Ингорович, брат его Олег Ингоревич, и Муромский и Пронский, не пустячи к городам, ехаша против им в Вороняж. И рекоша князи: "Коли нас не будет всех, то все то ваше будет".
И оттоль пустиша их к Юрию в Володимер. И начаша воевати землю Рязанскую и плениша ю до Проньска, а из Володимеря пустиша их от Нухле в Татары в Воронож. И поспеша же князи Рязанстии ко князю Юрью Володимерьскому, просячи себе помочи, или самому поити. Князь же Юрьи сам не иде, ни послуша князь Резанских молбы, но хоте сам особь брань створити. Ино уже бяше Божию гневу не противитися, якоже речено бысть древле Иисус Навину Господем, егда веде Господь на землю обетованную: тогда рече, аз послю на ня преже вас недоумение, и грозу, и страх, и трепет. Такоже и прежде сех от нас Господь силу отня, а недоумение, и грозу, и страх и трепет вложи в нас, за грехи наша.
Тогда иноплеменници обступиша град Рязань, декабря 16, и строгом оградиша, князь же Рязанский затворися в городе с людьми. Татарове же взяша град Резанский, того же месяца в 21 день, и пожгоша весь, и князи их Юрья убиша и княгиню его, и иных же емше мужей, и жены, и дети, и чернцы, и черниц и еря, овых рассекаху мечи, а других стрелами стреляху, тьи в огонь вметаху, иные имающи вязаху, поругание черницам, и попадьям, и добрым женам и девицам пред матерьми и сестрами; епископа ублюде Бог, отъеха прочь в той год, когда рать оступила град. Много же святых церквей огневи предаша, а монастыреве же и села пожгоша, и имение намало обою стран взяша, и потом поидоша на Коломну. И кто, братие, о сем не плачется, кто ся нас осталь живых, како ону нужную и горькую смерть подъяша? Да и мы видевши быхом устрашилися, и грехов своих плакалися с вздыханием день и ночь, пекущееся о имении, о ненависти братие.
Тое же зимы поиде Всеволод, сын Юрьев, внук всеволож, и князь Роман Инговорович с своими вои из Володимера против Татаром, князь же Юрий Володимерский тогда посла Еремея Глебовича во сторожах воеводою, и сняся с Всеволодом и с Романом; и оступиша их татарове у Коломны, бишася крепко, и бысть сеча велика. И ту убиша князя Романа, а у Всеволода воеводу его Еремея, а иных много мужей побиша, а Всеволод в мале дружине прибежа в Володиер.
НОВГОРОДСКАЯ 1-я ЛЕТОПИСЬ [7.1, т.3, с.50-51].
В лето 6746.... В то лето придоша иноплеменьници, глаголемии Татарове, на землю Рязаньскую, множество без числа, аки прузи. И первое пришедши и сташа о Пузле и взяша ю, и сташа станом ту. И оттоле послаша послы своя, жену чародеицу и два мужа с нею, к князем Рязаньским, просяче у них десятины во всем, и в людех, и в князех, и в коних, во всяком десятое. Князи же Рязанскии, Гюрги Ингворов брат, Олег, Роман Ингоревич, и Муромскыи, и Пронскыи, не впустяче к градом выехаша противу им на Воронаж. И рекоша им князи: "Олна нас всех не будет, тоже все то ваше будеть".
И оттоль пустиша их к Юрью в Володимир, и оттоле пустиша Нухли Татары в Воронежи. Послаша же Рязаньстии князи к Юрью Володимирскому, просячи помочи, или самому поити. Юрьи же сам не поиде, ни послуша князи Рязаньских мольбу, но сам хоть особь бран створити. Но уже бяше Божию гневу не противитися, яко речено бысть древле Иисус Навину Богом, егда веде Господь на землю обетованную: тогда рече, аз послю на ня преже вас недоумение, и грозу, и страх, и трепет. Такоже и прежде сих отъя Господь у нас силу, а недоумение, и грозу, и страх и трепет вложи в нас, за грехи наша. Тогда иноплеменници обступиша град Резань, и острогом оградиша и, князь же Резанский Юрьи затворися в град с людьми. Князь же Роман Ингорович ста битися противу их, с своими людми.
Князь же Юрий Володимерский тогда посла Еремея Глебовича в сторожах воеводою, и сняся с Романом; и оступиша их татарове у Коломны, бишася крепко, и прогониша их к надолобом. И ту убиша князя Романа и Еремея, а много паде ту с князем и с Еремеем.
НОВГОРОДСКАЯ 2-я ЛЕТОПИСЬ [7.1, т.3, с.129]
В лето 6745. Приде царь Батый на Рускую землю, и много зла безчислено сотвори, городов взял 17, а волостей безчислено, и волости биюче дл Игнача креста; и оттоле начаша дани даяти князи Рустии.
В лето 6745. Придоша безбожнии Измалтяне, преже бившееся со князи Русскими на Калкох. Бысть первое приход их на землю Рязанскую, и взяша град Рязань копьем, изведши на лести князя Юрья, и ведоша Пронску. Бе бо в то время княгини его в Пронскы. Изведоша княгиню его на лести, убиша Юрья князя и княгиню его, и всю землю избиша, и не пощадиша отрочат до ссущих млека. Кир Михайлович же утече со своими людми до Суждаля, и поведа великому князю Юрьеви безбошных Агарян приход нашествие. То слышав великий князь Юрьи, посла сына своего Всеволода, со всеми людми, и с ним Кир Михайлович.
СОФИЙСКАЯ 1-я ЛЕТОПИСЬ [7.1, т.5, с.211]
Батыево побоище.
Того же лета на зиму придоша от востошные страны на Рязанскую землю лесом безбожные Татарове с царем Батыем. И пришедшее, сташа первое станом ту о Нузе и взяша ю. И оттоле послаша послы своя: жену чародивицу и два мужа с нею к князем Рязанским, прося у них десятины во всем: во князях, в людях, в конях: десятоев белых, десятое в вороных, десятое в бурых, десятое в рыжих, десятое в пегих. Князья же Рязанские Ирий Ингорович, брат его Олег Ингоревич и Муромские и Пронские, не пустяча к городам, и съеавша противу им в Воронеж. И рикоша князи: "Коли нас не будет всех, то все то ваше будет".
И оттоль пустиша их к Юрию во Владимир. И начаша воевати землю Рязанскую и плениша ю до Пронска, а из Владимира пустиша их Нухль в Татары из Воронеж. И поспеша же князи Рязанские к князю Юрию Владимирскому, просяча себе помочи. Князь же Юрий сам не идее, ни послуша князь Рязанских мольбы, но хоть сам особь брань створити: ино уже баше Божию гневу не противитися, яко речено бысть в древле Иисус Навину Господом
ПОВЕСТЬ О РАЗОРЕНИИ РЯЗАНСКОЙ ЗЕМЛИ БАТЫЕМ [7.5]
В 6745 году, через 12 лет по принесении из Корсуня чудотворного образа, пришел безбожный царь Батый на Русскую землю со множеством воинов татарских и стал станом на реке на Воронеже, близ Рязанской земли. И прислал в Рязань к великому князю Юрию Ингоревичу Рязанскому послов без пользы для дела, прося десятины во всем: в князьях, и в людях всех сословий, и во всем.
И услышал великий князь Юрий Ингоревич Рязанский о приходе безбожного царя Батыя, и быстро послал в город Владимир к благоверному великому князю Георгию Всеволодовичу Владимирскому, прося у него либо помощи воинами против безбожного царя Батыя, либо чтобы он сам войска привел. Князь же великий Георгий Всеволодович Владимирский и сам войско не повел, и на помощь воинов не послал, желая сам, в одиночку, сразиться с Батыем.
И узнал великий князь Юрий Ингоревич Рязанский, что нет помощи от великого князя Георгия Всеволодовича Владимирского, и быстро послал за своими братьями: за князем Давыдом Ингоревичем Муромским, и за князем Глебом Ингоревичем Коломенским, и за Олегом Красным, и за Всеволодом Пронским и за другими князьями. И начали советоваться, и решили, что нечестивого надлежит утолить дарами.
И послал <князь Юрий> сына своего князя Федора Юрьевича Рязанского к безбожному царю Батыю с дарами и великими мольбами не воевать Рязанской земли. Князь Федор Юрьевич пришел на реку Воронеж к царю Батыю и принес ему дары и молил царя, чтобы не воевал он Рязанской земли. Безбожный царь Батый, будучи лжив и немилосерд, принял дары и неискренне обещал не ходить войною на Рязанскую землю. И грозился-хвалился воевать землю Русскую.
И начал просить у рязанских князей дочери или сестры себе на ложе. И кто-то из рязанских вельмож из зависти нашептал безбожному царю Батыю, что князь Федор Юрьевич Рязанский имеет княгиню царского рода, прекрасную собой. Царь Батый, лукавый и немилостивый по своему язычеству, обуреваем плотской страстью, сказал князю Федору Юрьевичу: "Дай мне, князь, познать красоту твоей жены!"
Благоверный князь Федор Юрьевич Рязанский засмеялся и сказал царю: "Не годится нам, христианам, приводить тебе, нечестивому царю, своих женщин на блуд,-- когда нас одолеешь, тогда и будешь властен над нашими женщинами".
Безбожный царь Батый разъярился и оскорбился и сразу же приказал убить благоверного князя Федора Юрьевича, а тело его повелел бросить зверям и птицам на растерзание, и иных князей и посольских воинов убил.
И уберегся один из дядек князя Федора Юрьевича по имени Апоница, и глядя на блаженное тело, почестей достойного своего господина, и видя его брошенным, горько плакал, и взял любимого своего государя и похоронил тайно.
И поспешил к благоверной княгине Евпраксии и рассказал ей, как нечестивый царь Батый убил благоверного князя Федора Юрьевича. Благоверная княгиня Евпраксия <тогда> стояла в превысоком тереме своем и держала <на руках> любимое дитя свое князя Ивана Федоровича. И услышав столь смертоносные, полные горя слова, кинулась тут из превысокого своего терема с сыном своим князем Иваном на землю и разбилась насмерть.
И услышал великий князь Юрий Ингоревич об убийстве любимого сына своего князя Федора, других князей, людей посольских многих, убитых по приказу безбожного царя, и начал плакать, и с великою княгинею, и с прочими княгинями, и с братьями. И плакал весь город долго, и едва в себя пришли от великого того плача и рыдания.
И начал собирать войско и расставлять полки. Князь великий Юрий Ингоревич, видя братьев своих, и бояр, и воевод, храбро и мужественно гарцующих <верхом>, воздел руки к небу и со слезами сказал: "Огради нас от врагов наших, Боже, и от восстающих на нас избави нас, и спаси нас от сонма лукавствующих и от множества творящих беззаконие. Да будет путь их темен и скользок!"
И сказал своим братьям: "О господа мои и братья! Если мы от руки Господней приняли доброе, то не стерпим ли и злое? Лучше нам смертью вечной жизни достигнуть, чем быть во власти язычников. И я, брат ваш, прежде вас изопью чашу смертную за святые Божий церкви, и за веру христианскую, и за отчину предка нашего Игоря Святославича!"
И пошел в церковь -- в церковь славного Успения пресвятой владычицы Богородицы. И плакал много и молился пред образом пречистой Богородицы, и великого чудотворца Николы, и сродников своих Бориса и Глеба. И совершил обряд прощания с великой княгиней Агриппиной Ростиславовной и принял благословение от епископа и от всего священного собора.
И вышел против нечестивого царя Батыя и встретил его близ границ рязанских. И напал на Батыя, и начали биться с упорством и мужеством. И была сеча жестока и ужасна, и многие воины сильных Батыевых полков пали. И увидел царь Батый, что воинство рязанское беззаветно и мужественно сражается, и испугался. Да против гнева Божия кто устоит? А у Батыя войск великое множество: один <рязанец> бьется с тысячей, а два -- со тьмою. Увидел князь великий гибель <в бою> брата своего Давыда Ингоревича и воскликнул: "О братия моя милая! Князь Давыд, брат наш, раньше нас чашу смертную испил, а мы ли этой чаши не пьем?!"
Поменяли коней и начали биться усердно, со многими сильными полками Батыевыми воюя, храбро и мужественно сражаясь, так что все войска татарские подивились твердости и мужеству рязанского воинства. И едва одолели их сильные полки татарские.
Здесь убит был благоверный князь великий Георгий Ингоревич, брат его князь Давыд Ингоревич Муромский, брат его князь Глеб Ингоревич Коломенский, брат их Всеволод Пронский и многие рязанские князья и мужественные воеводы, и воинство -- удальцы и резвецы рязанские. Все заодно погибли, и одну на всех чашу смертную испили. Ни один из них не вернулся назад, но все вместе мертвыми полегли. И все это Бог наслал за грехи наши.
А князя Олега Ингоревича захватили едва живого.
Царь же, видя гибель многих своих полков и из числа богатырей татарских много убитых, начал сильно скорбеть и ужасаться. И начал воевать Рязанскую землю, повелев бить, и сечь, и жечь без милости. И город Пронск, и город Бел, и Ижеславец разорил до основания и всех людей убил без милости. И текла кровь христианская, как река полноводная, из-за грехов наших.
Царь Батый, увидав князя Олега Ингоревича, столь прекрасного и храброго, изнемогающего от тяжких ран, захотел его излечить от тех ран и к вере своей склонить. Князь же Олег Ингоревич укорил царя Батыя и назвал его безбожным и врагом христиан. Окаянный же Батый и дохнул огнем мерзкого сердца своего и повелел, чтобы Олега рассекли ножами на части. Этот Олег -- второй первомученик Стефан, принял венец своего страдания от всемилостивого Бога и испил чашу смертную со своими братьями наравне.
Царь Батый окаянный стал воевать Рязанскую землю и пошел к городу Рязани. И обступили город, и начали биться пять дней не отступая. Воины Батыева войска переменялись и отдыхали, а горожане бились бессменно. И многих горожан убили, а других ранили, а иные от долгой битвы обессилели.
А в шестой день рано утром пришли язычники к городу, одни -- с факелами, а иные -- со стенобитными орудиями, а иные -- со множеством лестниц. И взяли город Рязань в декабре месяце в 21 день. И пришли в соборную церковь Успения пресвятой Богородицы, и великую княгиню Агриппину -- мать великого князя, и со снохами, и с прочими княгинями изрубили мечами, а епископа и священнослужителей предали огню -- в святой церкви сожгли; и иные многие пали от оружия, и в городе многих людей и с женами, и с детьми мечами изрубили, иных -- в реке утопили. И иереев, монахов -- до последнего изрубили. И весь город сожгли, и все сокровища прославленного златокузнечного мастерства, и богатства рязанских государей и сродников их черниговских и киевских захватили. И храмы Божий разорили и в святых алтарях много крови пролили.
И не осталось во граде ни одного живого, все заодно погибли и одну на всех чашу смертную испили. Не осталось там ни стонущего, ни плачущего: ни отца и матери по детям, ни ребенка по отцу и по матери, ни брата по брату, ни по родным, но все вместе мертвыми лежали. И все это случилось за грехи наши!
Безбожный царь Батый, увидав великое кровопролитие христианское, еще больше разъярился и ожесточился. И пошел на города Суздаль и Владимир, желая Русскую землю пленить, и веру христианскую искоренить, и церкви Божий до основания разорить.
И один из вельмож рязанских по имени Евпатий Коловрат был в то время в Чернигове вместе с князем Ингварем Ингоревичем. И услышал он о нашествии верного злу царя Батыя, и уехал из Чернигова с малою дружиною, и мчался быстро. И приехал в землю Рязанскую, и увидел ее опустошенной: грады раззорены, церкви сожжены, люди убиты.
И примчался в город Рязань и увидел, что город разорен, государи убиты и множество народа полегло: одни убиты мечом, а другие сожжены, иные в реке утоплены. Евпатий закричал в горести души своей и разгораясь сердцем. И собрал небольшую дружину -- тысячу семьсот человек, которые Богом сохранены были вне города.
И помчались вслед за безбожным царем, и едва смогли догнать его в Суздальской земле. И внезапно напали на отдыхавшее войско Батыево, и начали сечь без милости, и внесли смятение во все полки татарские. Татары стали как пьяные или обезумевшие. Евпатий так бился беспощадно, что и мечи притупились, и выхватывал <он мечи> татарские, и рубился ими. Татары думали, что это мертвые воскресли! Евпатий на полном скаку сражался с сильными полками и бил их беспощадно. И сражался с войсками татарскими так храбро и мужественно, что и сам царь испугался.
И едва удалось татарам захватить пятерых тяжело раненных воинов. И привели их к царю Батыю. Царь Батый и начал выспрашивать: "Какой вы веры и какой земли? И за что мне много зла сотворили?"
Они же отвечали: "Веры мы христианской, слуги великого князя Юрия Ингоревича Рязанского, а воины Евпатия Коловрата. Посланы мы от князя Ингваря Ингоревича Рязанского тебя, могучего царя, почтить, и с честью проводить, и честь тебе воздать. Да не дивись, царь, что не успеваем наливать чаш на великую силу -- рать татарскую". Царь же удивился ответу их мудрому.
И послал сына шурина своего -- Хостоврула, против Евпатия, а с ним и много войск татарских. Хостоврул же похвастался царю, что живым Евпатия к царю приведет. И окружили всех большие силы татарские, желая захватить Евпатия живым. Хостоврул же вступил в единоборство с Евпатием. Евпатий, богатырь силою, рассек Хостоврула надвое до самого седла. И начал сечь войско татарское и многих известных богатырей Батыевых побил, одних надвое рассекая, а иных до седла раскроил.
Татары перепугались, видя, что Евпатий богатырь-исполин. И навели на него бесчисленное множество стенобитных орудий, и начали по нему бить из них, и с трудом убили его. И принесли тело его пред царя Батыя. Царь Батый послал за мурзами, и за князьями, и за санчакбеями, и все стали дивиться храбрости, и силе, и мужеству рязанского воинства. И сказали они царю: "Мы со многими царями, во многих землях, на многих битвах бывали, а таких удальцов и резвецов не видали, ни отцы наши не поведали нам о таких. Ибо это люди крылатые и не имеющие <страха> смерти. Так храбро и мужественно они сражались: один бился с тысячей, а два -- со тьмою. Никто не смог уйти от них живым со сражения!"
Царь Батый, глядя на тело Евпатия, сказал: "О Евпатий Коловрат! Здорово ты меня попотчевал с малою своею дружиною! Многих богатырей сильной орды убил, и много войск пало. Если бы у меня такой служил, любил бы его всем сердцем".
И отдал тело Евпатиево оставшимся в живых из его дружины, которые были захвачены в бою. И велел их царь Батый отпустить, не причинять никакого вреда.
Князь Ингварь Ингоревич в то время был в Чернигове у брата своего, князя Михаила Всеволодовича Черниговского, Богом сохранен от злого того отвергающего Бога врага христианского. И пришел из Чернигова в землю Рязанскую, во владения отцов своих, и увидел ее опустевшей, и узнал, что все его братья убиты нечестивым, преступившим Божеские законы царем Батыем.
И пришел он в город Рязань, и увидел град разорен, а мать свою, и снох своих, и родных, и великое множество людей мертвыми лежащих, и стены разорены, церкви сожжены, и все сокровища из казны черниговских и рязанских князей расхищены. И увидел князь Ингварь Ингоревич, что пришла великая конечная погибель из-за грехов наших, и с жалостью <сердечной> вскричал, словно труба, подающая знак к началу битвы, словно сладкозвучный орган причитая. И от великого крика и вопля страшного лежал на земле, словно мертвый. И едва отлили его водою и носили на ветру. И едва вернулось к нему дыхание.
Ибо кто не расплачется при такой погибели, или кто не возрыдает о столь многом числе людей православных, или кто не пожалеет о стольких убитых государях, или кто не будет стонать о таком завоевании!
Князь Ингварь Ингоревич, разбирая тела мертвых, нашел тело матери своей, великой княгини Агриппины Ростиславовны, и узнал снох своих. И призвал священников из деревень, которых Бог сберег, и похоронил мать свою, и снох своих с плачем великим вместо псалмов и пения церковного: кричал сильно и рыдал. И похоронили все тела мертвых, и убрали город, и освятили. И собралось мало людей, и дал им князь мало утешения. И плакал он беспрестанно, вспоминая мать свою, и братьев своих, и родных, и все узорочье рязанское -- разом погибли. Ибо все это пришло за грехи наши.
О, сей град Рязань и земля Рязанская! Исчезла красота ее, и отошла слава ее, и нет в ней ничего доброго для взора -- только дым и пепел. И церкви все сгорели, а великая церковь внутри выгорела и почернела. И не один только этот город пленен был, но и иные многие. Не было в городе ни пения <церковного>, ни звона <колокольного>: вместо радости все постоянно плакали.
Князь Ингварь Ингоревич пошел туда, где убиты были братья его нечестивым царем Батыем: великий князь Юрий Ингоревич Рязанский, брат его князь Давыд Ингоревич, брат его Всеволод Ингоревич и многие князья местные, и бояре, и воеводы, и все воинство -- удальцы и резвецы, узорочье рязанское. Лежали они на земле пустынной, на траве ковыле, снегом и льдом померзшие, никем не оберегаемы. Тела их зверьми поедены и множеством птиц растерзаны. Все <здесь> лежали, вместе погибли, одну на всех чашу смертную испили.
И увидел князь Ингварь Ингоревич множество тел мертвых лежащих, и вскричал горестно сильным голосом, словно звук трубы разрастающимся, и бия в грудь свою руками, упал на землю. Слезы же его из очей потоком текли. И с жалостью приговаривал: "О милые мои братья и воинство! Как погибли, жизни мои дорогие? Меня единственного оставили в такой погибели! Почему я прежде вас не умер? И куда вы скрылись, от очей моих? И куда отошли, сокровища жизни моей? Почему не промолвите мне, брату вашему, цветы прекрасные, сады мои несозревшие! Уже не усладите души моей! Зачем, господа мои, не посмотрите на меня, брата вашего, не поговорите со мною? Неужели забыли меня, брата своего, от одного отца рожденного, единоутробного <с вами> из честного потомства матери нашей, великой княгини Агриппины Ростиславовны, одной грудью вскормленного, <одного из> многоплодного сада? И на кого оставили меня, брата своего? Солнце мое дорогое, рано зашедшее! Месяцы прекрасные, быстро загубленные! Звезды восточные, зачем рано зашли? Лежите на земле пустынной, никем не оберегаемы, чести-славы ни от кого не принимаете! Изменилась слава ваша! Что власть ваша? Многим землям государями были, а ныне лежите на земле пустынной, и облик ваш изменило тление! О милые мои братья и дружина ласковая! Уже не повеселюсь с вами! Светы мои дорогие, зачем мраком покрылись? Недолго радовался я с вами! Если услышит Бог молитву вашу, то помолитесь обо мне, брате вашем, чтобы и я вместе с вами умер! Ибо за весельем -- плач и слезы пришли ко мне, а за радостью -- сетование и скорбь явились мне. Зачем я не умер прежде вас, тогда не видел бы смерти вашей, а своей погибели? Не слышите ли вы меня, горькие мои слова печально вещающего? О земля-земля! О дубравы! Поплачьте со мною! Как назову день тот, или как опишу его -- тогда погибло столько государей и много узорочья рязанского войска -- храбрых удальцов. Ни один из них не вернулся назад, но все равно погибли и одну на всех чашу смертную испили. И сейчас в горести души моей язык мой не слушается, уста закрываются, взор туманится, мужество теряется!"
И было тогда много печали о мертвых и скорби, и слез и воздыхания, и страха и трепета от всего зла, что пришло на нас!
Великий князь Ингварь Ингоревич воздел руки к небу, и со слезами воззвал, приговаривая: "Господи Боже мой! На тебя уповаю, спаси меня, и от всех преследующих избавь меня! Пречистая владычица Богородица, мать Христа, Бога нашего! Не оставь меня во время печали моей! Великие страстотерпцы и сродники наши Борис и Глеб! Будьте мне, грешному, помощниками в битвах! О братья мои и господа мои! Помогайте мне во святых своих молитвах <в сражениях> с супостатами нашими -- с агарянами, внуками Измайловыми!"
Князь Ингварь Ингоревич начал разбирать тела мертвых, и взял тела братьев своих: великого князя Георгия Ингоревича, князя Давыда Ингоревича Муромского, и князя Глеба Ингоревича Коломенского, и других князей местных -- своей родни, и многих бояр, и воевод, и ближних-знаемых, и принес их в город Рязань, и похоронили их с почестями. А иных -- там, на пустынном месте, собрал и, отслужив панихиду, похоронил.
Князь Ингварь Ингоревич пошел к городу Пронску, и собрал рассеченное на части тело брата своего -- благоверного и христолюбивого князя Олега Ингоревича, и принес в город Рязань, а славную голову его сам князь великий Ингварь Ингоревич до самого города нес, и целовал ее с любовью. И положил его с великим князем Юрием Ингоревичем в один гроб, а братьев своих -- князя Давыда Ингоревича да князя Глеба Ингоревича, положил близ их гроба в одной же гробнице.
Пошел князь Ингварь Ингоревич на реку на Воронеж, туда, где убит был князь Федор Юрьевич Рязанский. И взял славное тело его, и плакал над ним долго, и принес его во владения его -- к великому чудотворцу Николе Корсунскому. И его благоверную княгиню Евпраксию, и сына их князя Ивана Федоровича Постника <похоронил> в одном месте. И поставил над ними кресты каменные. И по той причине, что сама разбилась <заразилась> княгиня Евпраксия с сыном своим князем Иваном, и прозывается великий чудотворец Николай Заразский...
ДЛУГОШ. Анналы или хроники славного королевства Польши [6.5, кн.6]
В огромном количестве, которое едва можно было сосчитать, придя на русские земли, татары совершают множество злодеяний, убивают и жгут. Они опустошают, разграбляют всю Рязанскую землю и, убив рязанского князя, умерщвляют даже стариков и детей, а всё остальное множество берут в плен и уводят в рабство, захваченные же крепости сжигают.
МАТВЕЙ ПАРИЖСКИЙ. Гл.2. О тартарах, вырвавшихся из пределов своих [и] разоряющих северные земли [6.2]
В эти дни посланы были к королю франков официальные послы от сарацин, сообщающие и правдиво излагающие, в основном от имени Горного Старца (секта исмаилитов) что с северных гор устремилось некое племя человеческое, чудовищное и бесчеловечное, и заняло обширные и плодородные земли Востока, опустошило Великую Венгрию (Башкирию) и с грозными посольствами разослало устрашающие послания. Их предводитель утверждает, что он -- посланец всевышнего бога, [для того] чтобы усмирить [и] подчинить народы, восставшие против него. А головы у них слишком большие и совсем не соразмерные туловищам. Питаются они сырым мясом, также и человеческим. Они отличные лучники. Через реки они переправляются в любом месте на переносных, сделанных из кожи лодках. Они сильны телом, коренасты, безбожны, безжалостны. Язык их неведом ни одному из известных нам [народов]. Они владеют множеством крупного и мелкого скота и табунов коней. А кони у них чрезвычайно быстрые [и] могут трехдневный путь совершить за один [день]. Дабы не обращаться в бегство, они хорошо защищены доспехами спереди, [а] не сзади. У них очень жестокий предводитель по имени Каан. Полагают, что они, именуемые тартарами (от [названия] реки Тар) [и] весьма многочисленные, обитая в северных краях, то ли с Каспийских гор, то ли с соседних [с ними], словно чума, обрушились на человечество, и хотя они выходили уже не раз, но в этом году буйствовали и безумствовали страшнее обыкновенного.
Вот почему жители Готии (о.Готланд) и Фризии (Нидерланды), убоявшись их нашествия, не пришли в Англию, в Гернему (Ярмут) как у них заведено, во время лова сельди, которой они обычно нагружали свои суда. А поэтому сельдь в этом году в Англии из-за обилия [ее шла] почти за бесценок -- также и в отдаленных от моря местностях до сорока или пятидесяти штук продавали за одну серебряную монету, хотя она и была самой отборной.
И этот сарацинский вестник, облеченный полномочиями и знатного рода, прибывший к королю Галлии, которому было поручено от имени всего Востока возвестить об этой и который искал помощи у западных [стран], чтобы успешнее справиться с тартарской угрозой, со своей стороны направил к королю Англии одного сарацинского вестника, который явился, чтобы все это возвестить королю, и он сказал, что если они [сарацины] не смогут сдержать такой натиск, то останется только одно: они [татары] и западные страны разорят, как говорится у поэта:
"Дело о скарбе твоем, стена коль горит у соседа"
А потребовал этот вестник помощи в такой момент нависшей над всеми ними опасности, [для того] чтобы сами сарацины, опираясь на помощь христиан, отразили их нападение. Ему остроумно ответил случайно тогда присутствовавший епископ Уинчестерский, при этом осенив себя крестом: "Предоставим собакам этим грызться между собой и полностью уничтожить друг друга. Когда же мы пойдем на оставшихся [в живых] врагов христовых, [то] уничтожим их и сметем с лица земли. Да подчинится весь мир единой католической церкви, и да будет един пастырь и едино стадо!"
МАТВЕЙ ПАРИЖСКИЙ. Гл.3. Как тартары, собравшись с силами, вырвались из гор их [и], разорив многие восточные пределы, вселили уже страх и в христиан [6.2]
Дабы не была вечной радость смертных, дабы не пребывали долго в мирском веселии без стенаний, в тот год люд сатанинский проклятый, а именно бесчисленные полчища тартар, внезапно появился из местности своей, окруженной горами; и пробившись сквозь монолитность недвижных камней, выйдя наподобие демонов, освобожденных из Тартара (почему и названы тартарами, будто "[выходцы] из Тартара"), словно саранча, кишели они, покрывая поверхность земли. Оконечности восточных пределов подвергли они плачевному разорению, опустошая огнем и мечом. Вторгшись в пределы сарацин, они сровняли города с землей, вырубили леса, разрушили крепости, выкорчевали виноградники, разорили сады, убили горожан и сельских жителей. И если случайно некоторых, молящих [о пощаде], помиловали, то их, словно обреченных на смерть рабов, погнали перед собой в сражение против их [же] соплеменников. Если кто сражался только для вида или даже пытался потихоньку бежать, то тартары, настигнув их, убивали; если они храбро сражались и побеждали, то никакого вознаграждения [за это] не получали; и так они обращались с пленниками своими, словно с рабочим скотом.
Ведь они -- люди бесчеловечные и диким животным подобные. Чудовищами надлежит называть их, а не людьми, [ибо] они жадно пьют кровь, разрывают на части мясо собачье и человечье и пожирают [его], одеты в бычьи шкуры, защищены железными пластинами. Роста они невысокого и толстые, сложения коренастого, сил безмерных. В войне они непобедимы, в сражениях неутомимы. Со спины они не имеют доспехов, спереди, однако, доспехами защищены. Пролитую кровь своих животных они пьют, как изысканный напиток. У них большие и сильные кони, которые питаются листьями и даже [ветками и корой] деревьев. На них [татары] взбираются по трем ступенькам, словно по трем уступам [вместо стремян], так как у них [татар] короткие ноги. Они не знают человеческих законов, не ведают жалости, свирепее львов и медведей. Они сообща, по десять или двенадцать человек, владеют судами, сделанными из бычьей кожи, умеют плавать и ходить на судах. Вот почему широчайшие и самые быстрые реки они переплывают без промедления и труда. Когда нет крови, они жадно пьют мутную и даже грязную воду. Они владеют мечами и кинжалами, отточенными с одной стороны, являются удивительными лучниками [и] не щадят никого, невзирая на пол, возраст или общественное положение. Никто из них не знает иных языков, кроме своего, которого не ведают все остальные [народы], ибо вплоть до сего времени не открывался к ним доступ, и сами они не выходили, дабы стало известно о людях или нравах их через обычное общение людей. Они ведут с собой стада свои и жен своих, которые обучены военному искусству, как и мужчины.
Стремительные, как молния, достигли они самых пределов христианских [и], учиня великое разорение и гибель, вселили во всех невыразимый страх и ужас. Вот почему сарацины возжелали заключить союз с христианами и обратились [к ним], чтобы объединенными силами они смогли противостоять этим чудовищным людям. Полагают, что эти тартары, одно упоминание которых омерзительно, происходят от десяти племен, которые последовали, отвергнув закон Моисеев, за золотыми тельцами [и] которых сначала Александр Македонский пытался заточить среди крутых Каспийских гор смоляными камнями. Когда же он увидел, что это дело свыше человеческих сил, то призвал на помощь бога Израиля, и сошлись вершины гор друг с другом и образовалось место, неприступное и непроходимое. Об этом месте и говорит Иосиф: "Сколь много содеет бог для правоверного, [если] он столько содеял для неверного?"
Откуда [становится] ясно, что бог не хотел, чтобы они вышли. Однако, как написано в "Ученой истории", они выйдут на краю мира, чтобы принести людям великие бедствия. Возникает все же сомнение, являются ли ими ныне вышедшие тартары, ибо они не говорят на еврейском языке, не знают закона Моисеева, не пользуются и не управляются правовыми учреждениями. Ответом на это является то, что они, вполне вероятно, происходят от тех заточенных, о которых ранее упоминалось. Но подобно тому, как до сих пор мятежные сердца их, следующих за Моисеем, были обращены к превратному уму и шли они за богами чужими и обрядами чуждыми, так и теперь еще более чудовищно смутными и непонятными стали мысли их и язык, так что и всем другим народам они неведомы, и собственную их жизнь карающий гнев господень превратил в бессмысленное существование кровожадных зверей. А называются они тартарами от [названия] одной реки, протекающей по горам их, через которые они уже прошли, именуемой Тартар, так же как река Дамаска именуется Фарфар.
