Осенью, в 8-й луне года у-инь, 13-го [от установления правления], [монгольские] войска выступили из Цзыцзин-коу, взяли в плен исполняющего обязанности командующего Чжан Жоу, но [Чингисхан] приказал вернуть его на прежнюю должность. Мухали из Западной столицы проник в Хэдунхш и овладел [городами] Тайюань и Пинъян вместе с округами Синь[чжоу], Дай[чжоу], Цзэ[чжоу], Лу[чжоу], Фэнь[чжоу] и Хо[чжоу]. Цзиньский полководец У Сянь напал на Мань-чэн, но Чжан Жоу внезапно ударил по нему и нанес поражение.
В том же году был карательный поход на Си Ся, его столица была окружена, сяский владетель Ли Цзуньсюй вырвался и бежал вСилян. Кидань [Елюй]Люгэ захватил город Цзяндун (Кандон) принадлежащий Корее. [Чингисхан] приказал полководцам Хачину и Джалару усмирить его. Корейский ван Коджон поэтому покорился [Чингисхану] и выпросил [разрешение] давать ежегодную дань местными изделиями.
Исмаил, человек из гузов Западного края. Вначале был приближенным слугой у гур-хана Западного Ляо. Потом был правителем Касана и Басыха, которые принадлежали гузской орде. [Когда] Тай-цзу был в походе на запад, Исмаил командовал начальникамигородов Касан и прочими, [он] вышел навстречу и сдался [монголам]. Главный полководец Чжэбэ запросил о нем императора, [тот] приказал Исмаилу быть в авангарде у Чжэбэ. [Исмаил] атаковал найманов, покорил их и обезглавил их господина Кучулук[-хана]. Чжэбэ приказал Исмаилу взять голову Кучулука и обойти с нею все его земли. И тогда в городах Кашгар, Яркенд и Хотан все те, кто держали нос по ветру, покорились и присоединились [к монголам].
Чингис-хан в этом году [послал] Мукали-гойона со всем войском левого крыла и с частью выразившего покорность Китайского войска в Китай и ему препоручил все тамошние области, которые [тот] завоевал. За ним было утверждено прозвание гойон, значение которого по Китайски есть государь области. [Затем] он послал Джучи, чтобы [тот] снова захватил область киргизов, которая [вторично] восстала.
РАД. Как Чингис-хан установил для Мукали прозвание "гойон" и, пожаловав, послал [его] вместе с войском на завоевание страны Китай [1.2, т.1, к.2, с.178-179].
В год барс, 614 г.х. [1218], Чингис-хан дал Мукали прозвище "гойон". Причиной этого было то, что перед тем он его посылал на границу области Джурджэ. Джурдженские же племена прозвали его "гойон", что значит "государь одной области".
Когда [Чингис-хан] снова его послал в те пределы, он сказал, что это прозвище - счастливое предзнаменование, и вследствие этого присвоил [его] ему. Он дал ему один туман войска, [состоящего] из племени онгут, одну тысячу сборную, четыре тысячи из племени урут, две тысячи из [племени] икирас, предводитель их Бyгy-гургэн, одну тысячу мангутов, предводитель Мункэ-Калджа, сын Куилдара, три тысячи из [племени] кунгират, предводитель их Алчи-нойон, 2.000 джалаиров, предводитель их брат Мукали-гойона, Тайсун, и кроме [этих] монголов еще [часть] войск Кара-Китая и Джурджэ, предводителем которых был Уяр-ваншай и Туган-ваншай. И то собравшееся войско он вверил им обоим по той причине, что они добросовестно служили [ему в прошлом], и сделал каждого [из них] эмиром-темником, а значение [слов] юань-шуай - "эмир-темник".
Все эти войска в целом [Чингис-хан] передал [под команду] Мукали-гойону. Он вверил ему также то, что было покорено из областей Китая и владений Джурджэ с тем, чтобы он их охранял и завоевал бы по мере возможности то, что [еще] не подчинилось.
Алтан-хан находился в городе Нам-гине, он все еще владел частью страны Китая, и у него собралось целое войско. Разъяснение [его] положения [в то время] и последствий его дел будут изложены в повествовании об Угедей-каане, так как полностью царство Китая и Алтан-хана было покорено в его эпоху.
Когда Чингис-хан соизволил вверить Мукали-гойону тот край, он собрался направиться [в поход] со всеми войсками правого и левого крыла и остальными на Туркестан и Иран, но прежде он счел необходимым принять меры против Кушлука найманского и других племен, которые бунтовали по всем углам [его владений], и [уже] тогда привести в исполнение то намерение.
ЦЗИНЬ ШИ. VIII. Сюань-Цзун. 2-е лето Син-дин [2.1, с.207-210].
В 1-й месяц при нападении сунцев на Тан-чжэу с северной стороны реки Хуай-хэ, цзиньское войско, разбив их, захватило генералов Цзи-сюань-тао и Чэнь-гао. Главнокомандующий в Тан-чжэу и Дэн-чжэу по имени Вань-янь-сайбу, поразил сунское войско при горе Те-шань. Вань-янь-сайбу вторично разбил сунцев при нападении их на Сы-чжэу.
Во 2-й месяц сунцы напали на проход Цин-кэу. Цзиньское войско, вступив в сражение, разбило их. Генерал О-кэ разбил сунский отряд при городе Фан-шань. Генерал Хуань-дуань вступил с сунцами в сражение при Гуан-чжэу и Син-янь и везде поражал их. Управляющий городом Хай-чжэу Нушила разбил сунское войско при горе Цзюй-шань. Когда Саибу подступал к Цзао-яну, сунцы, вышедши из города, вступили в сражение, но Саибу, разбив их, вдавил в окоп городской и побил более 3.000. После сего он осадил город и снова разбил отряд сунцев, состоявший из 1.000 конницы и 10.000 пехоты, который пришел на помощь к Цзяо-яну. Генерал Алинь, сделав приступ к городу Цзао-цзио-пу, завладел внешней стороной оного. Защищавший город корпусный генерал У-юнь зажег город и вышел из оного с войском. Но Алинь с конницей пресек ему дорогу с лица и послал пехоту напасть с тыла, после чего сунское войско было разбито. Сам У-юнь и двести человек низших чиновников были взяты в плен. Чиновник из палаты шу-ми-юань из города Шэу-чжэу разбил отряд в окопе при реке Гао-лю-цяо.
После сего, сравнявши окоп, (он) возвратился. Генерал Окэ, завладев дорогой через хребет Ци-пань-лин, сражался с сунцами при Пэй-цзя-чжуан, Хань-шань-лин и Лун-мэнь-гуань, всякий раз разбивая их. Сюань-цзун говорил сенаторам: "Я узнал, что изъявляющихся для покупки чинов на хлеб члены палаты чинов весьма многих отсылают без удовлетворения. Что же мы должны будем предпринять по совершенном прекращении съестных припасов? Равно слышал, что при награде приобретших заслуги на войне непременно заставляют их представлять свидетелей из офицеров. Сии люди вообще из низшего класса. Могут ли они знать офицеров? Когда представляемые от них письменные свидетельства заслуживают доверия, им должно давать чины. При существовании Средней столицы я часто, оказывая милости, давал чины доставлявшим (в город) дрова и угли. Ужели я обманывал их? Но им равно препятствовали в получении чинов. Объявите членам палаты чинов мои слова, чтобы впредь они не смогли поступать таким образом".
Генерал Я-у-да разбил сунцев при Юй-тай-цзюне.
В 3-й месяц Окэ поразил сунское войско при Гуан-хуа-цзюне. Сунцы, отнимая крепость у Цзяо-цзио-пу, сделали нападение на цзиньское войско. Войско Цзинь пришло в беспорядок, и генерал Алинь был убит.
В 4-й месяц генерал Чэн-и разбил сунское войско при Цзао-цзио-пу. Вельможа Хэу-чжи, предводительствуя войском, взял Ми-чжэу, а Чжу-шень возвратил городок Гао-ми. Корпус шань-иньский, разбив сунское войско при горе Цзи-гун-шань, взял Хэ-чжэу и Чэн-чжэу. За сим, по достижении им городка Хэ-чи-сянь, сунское войско, охранявшее заставу Хэй-гу-гуань, предалось бегству. В продолжение сей компании приобретено 10.000 мер хлеба и множество военного оружия. Бунтовщики "красной одежды" ворвались в Сюй-ни, но цзиньское войско разбило их в сражении. Корпус, находившийся в Линь-тао, разбив бунтовщиков "черного знамени", взял городок Цзяо-сн-сянь. Он поразил также злодея Ли-цюань, пришедшего с войском на помощь. Когда цзиньское войско, находившееся на северной стороне реки (Хуан-хэ), разбив бунтовщиков "красной одежды", достигло Ми-чжэу, более десяти военачальников и 700 человек простых воинов от бунтовщиков перешли в подданство. Они все были определены на их прежние места.
В 5-й месяц губернии Фын-сян главнокомандующий Вань-янь-люй-шань, разбив сунское войско при Бу-ло-во, взял несколько селений, принадлежавших городку Сян-лу-пу. Генерал Хуан-го Алуда при Цзюй-чжэу разбил войско бунтовщиков "красной одежды" Ли-цюань. Потом на южной стороне городка Жи-чжао-сянь, снова напав на него с трех сторон, гнал его на расстоянии сорока ли. Войско Ся из Дуань-чжэу (Цзя-чжэу) ступило в Лу-чжэу. Главнокомандующий Чэн-ли, отрядив туда часть своего войска, разбил оное. Житель городка Лай-чжэу по имени Цюй-гуй, убив губернатора Чжуань-ну, отложился со всем городом и назвал себя главнокомандующим. Губернии Шань-дун генералы Ван-тин-юй и Хуан-го Алуда, сразясь с ним, одержали победу. Чиновника тун-чжи по имени Бо-чжень и несколько десятков низших чинов они убили в сражении, а Цюй-гуй, Люй-чжун и другие, более десяти человек, схватив живыми, казнили, и, таким образом, места Лай-чжэу сделали спокойными. Главнокомандующий Чэн-и, находившийся в Гун-чжэу, дал войска генералам Чан-шэу и Цзи-сэн и послал их двумя дорогами воевать царство Сун. Когда Чан-шэу выступил через Янь-чуань-чжэнь, сунское пограничное войско, отступив, стало при горе Ма-тоу-шань. Потом, соединившись с войсками всех колен сунских, оно пошло навстречу корпусу Чан-шэу. Но Чан-шэу разбил его, равно как и четырехтысячный отряд в Ли-чуань-чжай, шедший на помощь.
За сим Чан-шэу, проходя к городку Дан-чан-сянь, разбил 2.000 отряд сунский при Се-гу и взял Дан-чан-сянь. Отселе корпус Чан-шэу пошел далее и разбил войско города Си-хэ-чжэу. На следующий день (после разбития) сунское войско построилось по берегу реки. Но Чан-шэу вступил в сражение со всем жаром, почему сунское войско и обратилось в бегство и, вошедши в город Си-хэ-чжэу, твердо охраняло оный, но не выходило из него. Войско Чан-шэу пошло обратно. Генерал Цзи-сэн, выступив через Те-чэн-пу, беспрестанно поражал сунское войско и свой отряд возвратил в целости. Войско города Шэу-чжэу разбило сунцев при реке Ши-хэ. Войско, находившееся на северном берегу реки, взяло обратно проигранный сунцами городок Хуан-сянь. Монголы вошли в Цзинь-чжэу и убили главнокомандующего Лю-чжун-хэна. Злодей Фын-тян-юй из Ши-чжэу с несколькими тысячами сообщников производил беспорядки в Линь-цюань-сяне. Главнокомандующий послал против него воевать своих полководцев, но они были разбиты бунтовщиками. Тогда жители округов и уездов, вблизи того места находившихся, согласясь между собою, решили встретить злодеев и дать сражение. На помощь к ним пришел с войском генерал Гун-шунь. После чего злодей Фын-тян-юй с несколькими десятками человек пришел в подданство. Гун-шунь предал всех их смерти. За сим оставшиеся злодеи, убежав, остановились при горе Цзи-цуй-шань. Гун-сюнь послал против них Ван-цзю-сы, который, истребив стан бунтовщиков, 2.000 человек из них убил на сражении и более 5.000 заставил покориться.
Бунтовщики "красной одежды" напали на И-чжэу. Цзиньское войско разбило их и гнало до Бо-ли-цзяня. При сем генерал Ци-синь убит бунтовщиками в сражении. Один из императорских стряпчих представил Сюань-цзуну доклад следующего содержания: "По одержании нашим войском победы над сунцами, члены палаты доходов сверх права повысили чином Цзан-бо-шэня, который в то время отвозил съестные припасы в Си-чжэу. Его следует предать суду".
Государь на сие ответил: "Во время войны много случается сему подобного, и не один Цзан-бо-син виноват в этом. Если теперь подвергнуть его суду, то другие равно не будут спокойны. Сверх того, когда мы будем разыскивать причину сего дела, то в преступлении будет замешан также главнокомандующий. В настоящее время, при чрезвычайности дел, возможно ли забыть о главном предмете из-за одного чина? Довольно повелеть палате лишить чина".
Осенью в 7-й месяц войско Ся ворвалось в Кань-гу, но Цзя-гу-жуй разбил оное в сражении.
В 8-й месяц монгольский государь Тай-цзу дал Мухури и другим генералам несколько десятков тысяч пехоты, с коей они через хребет Тай-хэ-лин вошли в места Хэдунские и взяли город Дай-чжэу. Генерал Чоу-хань истребил толпу злодея "красной одежды" Чжан-цзюя и, взяв Бинь-чжэу и Лу-чжэу, умертвил бунтовщика Ли-и. Монголы еще взяли Си-чжэу.
В 9-й месяц монголы, окружив в несколько рядов Тай-юань-фу, завладели рвом и валом, но начальник города Дэ-шэн, поставив частокол, сопротивлялся им. Дэ-шэн сражающимся воинам раздавал из своего дома серебро, шелковые материи и лошадей. Когда монголы, разрушив северо-западный угол крепости, шли вперед, Дэ-шэн заставил оный телегами, соединив их вместе. Монголы трижды поднимались на стены и трижды были отражены. Стрелы и камни низвергались подобно дождю. Наконец, войско, защищавшее парапет, не могло выстоять, и город был взят. Дэ-шэн, возвратясь домой, сказал тетке и своей жене: "Я несколько лет охранял сей город, но теперь, к несчастью, силы истощились".
После сего он повесился. Его тетка и жена равно лишили себя жизни. Государь Сюань-цзун предписал наследнику престола следующее: "Военные действия производятся скоро, и каждое движение зависит от случая. Посему, чтобы не делать замедления, наперед доноси мне о всяком предприятии. С сего времени при действиях поспешных пусть доносят мне уже по совершении оных".
В это время члены палаты шу-ми-юань представили доклад государю, которым просили, по недостатку провианта для войска в Хай-чжэу и по причине трудности перевоза туда съестных припасов, перевести войско из тех мест во внутренние области. Император Сюань-цзун спросил о сем вельможу Хэу-цзи. Хэу-цзи отвечал: "В Хай-чжэу весьма много гор, сверх того, он защищен морем, посему он и есть необходимое пограничное место. Причиной появления там в сии годы злодеев суть подарки, доставляемые им от сунцев. Когда, оставив это место, войско переселится на другое, то все места до Дун-пина будут неприятельские. По расширении владений неприятелем и по увеличении сил, трудно будет взять его. По моему мнению, не должно делать переселения. Ваше Величество намерено переселить войско только потому, что опасается недостатка продовольствия. Но я думаю, что когда, по тщательным соображениям, побудим земледельцев вовремя производить посевы и, заставив варить соль, будем променивать на хлеб, или, построив в Су-чжэу и Цянь-чжэу соляные магазины, будем производить торговлю, тогда без отягчения народа получим необходимое. Притом, избрав хорошие места, на коих бы можно было завести военное поселение, и расселив по оным отряды, когда будем охранять оные и делать поиски, тогда и без переселения бедствия могут прекратиться".
Государь, приняв его слова, оставил делать переселение. Монголы, взявши Фэн-чжэу, умертвили в оном цзедуши. Злодей "красной одежды" Ли-цюань завладел городом Ми-чжэу и схватил чиновника чжа-фу-ши по имени Хуан-го Алуда и цзедуши Сыцзяну. Монголы взяли городок Сяо-и-сянь. Ли-цюань еще овладел двумя городами Шэу-гуан-сянь и Цзоу-пин-сянь.
В 10-й месяц вельможа Цун-тань из Пин-ян-фу сделал доклад императору следующего содержания: "Монголами взят шаньсийский город Тай-юань-фу, и войско неприятельское уже приблизилось к Пин-ян-фу. Военные поселения и уезды Хэдунские беспрестанно передаются потому, что недостаточно сберегательного войска и не приходят войска вспомогательные. Войска, охраняющего Пин-ян-фу, нет и 6.000. Но Пин-ян-фу есть славная опора для области Хэдунской и щит для мест Хэнаньских. Прошу Ваше Величество в Лу-чжэу совокупить войска из Бин-чжэу, Хуай-чжэу, Мэн-чжэу и Вэй-чжэу. Кроме того, прошу вызвать войска из Цзэ-чжэу, Цинь-шуй, Дуань-ши и Гао-пина и, поставив их лагерем при горах, посредством слухов об оных доставить помощь Пин-ян-фу. Благоволите, государь, избавить из крайности".
Вскоре после сего неприятельские войска подступили к Пин-ян-фу. Чиновник тикун по имени Гао-юн вступил в сражение на северной стороне города и был взят в плен неприятелем. От Гао-юна требовали покорности, но он не покорился и умер. В следующий день монголы взяли город, правители города Цун-тань и Ли-гэ лишили себя жизни. Из Дин-чжэу чиновник цы-ши по имени Фань-до, бросив город, бежал. Сюань-цзун, по поимке Фань-до, предал его смерти. Сунцы напали на городок Лянь-шуй-сянь. Чиновник тикун по имени Лю-ин сразился и разбил их. Бунтовщик Ли-цюань завладел городом Ань-циу. Генерал Тянь-чжо дал войско генералам Ван-чжэну и Ван-тин-юю и послал их против него. Чиновник тай-фу-шао-цзянь по имени Бо-дэ-вань с отрядом Ван-чжэна своевольно напал на Ань-циу и был разбит, причем убит был чиновник тикун по имени Ван-сянь. Генерал Тянь-чжо представил доклад государю следующего содержания: "Бо-дэ-вань был послан для осмотра вблизи гор и рек удобных мест для военных лагерей. Но он не отправился в скором времени и, находясь в Ми-чжэу, своевольно поднял войско и был разбит, почему прошу судить его".
Император Сюань-цзун нарядил чиновников, и проступок Бо-дэ-ваня был исследован. Но в это время был издан милостивый манифест, посему его преступление было отставлено.
В 11-й месяц монголы взяли Ли-чжэу. Начальники города Пуладу и Ван-лян-чэнь погибли в сражении. Генерал Цзягужуй разбил войско Ся при Чжи-гу-бао.
В 12-й месяц вельможа И-ла-фу-сэн представил императору Сюань-цзуну доклад следующего содержания:
"Во-первых, по соображениям, в настоящее время необходимо склонить наперед к подданству войско колена Фу и, избрав из него людей любимых другими и способных, изъявить им милости и доверие. Когда они уверятся в нас, тогда нам можно будет проникнуть в область Ляодунскую. Теперь в северо-западной стороне большие бедствия, с южных сторон равно нельзя возвратить войска. Все съестные припасы получаются из владений Хэнаньских, от чего работа и оброки стали чрезмерны, а силы народа истощились. Посредством заключения мира с царством Сунским надлежит утвердить за собой Хэ-шо и доставить продовольствие войску и скоту. В этом состоят главные расчеты настоящего времени.
Во-вторых, разорив область Шаньдунскую, бунтовщики наполнили горы и степи. У нас мало войска и нет конницы. Когда царство Сунское доставит злодеям продовольствие и, обольщая их, наградит чинами, наши бедствия еще более увеличатся. Посему необходимо послать к ним способных чиновников для склонения их к покорности. Посредством наград и милостей (надо) заставить их возвратиться в их прежние места, а затем, избрав из них более мужественных, должно сформировать из них войско. Это равным образом средство к переселению врагов.
Наконец, в-третьих, со времен правления Чэн-ань к войску неуклонно стали определять надзирателей и инспекторов. Сии инспектора при совещаниях не бывают согласны с генералами, а их ошибки не только не обсуждаются, но еще (их) поставили законом для других. Сии люди, ведя праздную жизнь, заставляют охранять себя искусных и храбрых воинов, а при непредвидимых и крайних случаях наперед заставляют сражаться воинов слабых и трусливых. Можно ли после сего не поражаться? Итак, полезнее уничтожить их должность".
Сюань-цзун воспользовался сим представлением. Один из прокуроров доносил Сюань-цзуну на И-ла-ду следующее: "Главнокомандующий области Дэн-чжэу по имени И-ла-ду заставил солдат покупать песок и посыпать дорогу, по коей он ехал; употреблял тайно казенное серебро и имел у себя запрещенные книги, называя их императорскими указами; заочно поносит государя и, разделив свое войско на чреды, заставляет стоять оное во вратах на карауле; приготовил регалии, сзади и впереди носимые, подобные царским, и, наконец, своим женам приготовил наряды, подобные тем, какие носят жены во дворце императорском".
Сюань-цзун повелел председателям палаты чинов Абуханю и Себуши исследовать дело. По исследовании дело оказалось действительным, почему, предав казни И-ла-ду, обнародовал о сем внутри и вне. Сенаторы представили императору доклад следующего содержания: "Государственный совет управляет войском, а наследник престола ему покровительствует. В настоящее время просим Ваше Величество по всем губерниям разослать чиновников, к которым бы относились о выслужившихся и подвергшихся преступлениям. Они будут доносить наследнику престола, а сей - представлять Вашему Величеству. Уже после сего просим производить награды и наказания. Между тем, военных чиновников следует обязать, чтобы они не делали обид и притеснений". Император согласился на сие представление. Сюань-цзун, поручив бумагу вельможе Люй-цзы-юю, послал его для заключения мира в царство Сунское. Но сунцы его не приняли, и он возвратился. Тогда Сюань-цзун, сделав своего зятя Пуса-ань-чжэня главнокомандующим левого крыла, дал ему 30.000 войска и послал воевать против царства Сун. Пуса-ань-чжэнь достиг с войском места Ань-фын, где семитысячный отряд сунский вступил с ним в сражение. Генерал Хулула, напав сбоку, разбил оный и, преследуя его до реки Фэй-шуй, побил более двух тысяч. Пуса-ань-чжэнь, по достижении Ян-цзы-цзян, пошел с войском обратно. Император Сюань-цзун повелел министрам следующее: в нашей столице множество нищих замерзает от холода, о чем я весьма болезную. Отдаю лес из северного сада и повелеваю приготовить для них теплые жилища".
ГАН МУ. Сюй-дин, 11-е лето, Царства Гинь правления Син-дин 2-е лето.
В 5-й месяц царства Гинь Генерал Цзя-юй убил главноуправляющего в Средней столице Миао-дао-жунь. Генерал Чжан-жэу предпринял оружием усмирить его. Достигши крепости Цзы-цзин-гуань, он встретился со Монголами, и вступил в сражение; но взят в плен, а потому и покорился Монголам.
Миао-дао-жунь был в ссоре с Цзя-юй. Однажды он выехал в сопровождении нескольких конных. Цзя-юй застрелил его, употребив для сего солдат, поставленных в засаде. Дао-жунь упал по левую сторону дороги. Сопровождавшие от ужаса разбежались. Некто Хэ-бо-сян только сошел с лошади, поднял под руки Генерала Дао-жунь; но сей уже ослабел в силах и немог сесть на лошадь. Толпа вдруг выскочила из засады и бросилась к ним но Бо-сян, потрясши копье, громко закричал и убил несколько человек: прочие злодеи убежали. Бо-сян взял печать золотого тигра, висевшую на поясе у Дао-жунь, и немедленно отправил оную при донесении ко Двору. Войска Генерала Дао-жунь совершенно остались без предводителя, и Генерал Цзин-ань-минь принял начальство над оными. Цзя-юй начал безпокоиться, и отправил к Чжан-жеу нарочного сказать, что Миао-дао-жунь лишен жизни за то, что неделал ему пособия войсками. Чжан-жеу разсердился, и, закричав на посланного, сказал: "Цзя-юй убил такого человека, которому я служил. Если я съем тело его, то еще недовольно буду удовлетворен".
Потом призвал офицеров Генерала Дао-жунь, и предложил им об отмщении. Все сделали пред Чжан-жеу поклонение и объявили его своим начальником. В то самое время, как Чжан-жеу, собрав войска, пошел в Чжун-шань, Монгольские войска выступили из Цзы-цзин-гуань. Чжан-жеу, встретившись с ними, вступил в сражение при Лан-я-лин; но под ним лошадь споткнулась, и он взят был Монгольскими солдатами в плен. По прибытии в лагерь, представлен Генералу Мингань, пред которым Чжан-жеу стоя на ногах, нехотел преклонить колен. Окружающие начали принуждать его к тому; но Чжан-жеу, закричав на них, сказал: "Он предводитель, и я предводитель. Великий человек умирает, если должно умереть: но отнюдь для спасения жизни не унизится пред другими".
Мингань удивился благородству его, и освободил. Рассеявшиеся его солдаты мало по малу собрались. Мингань, опасаясь, чтобы Чжан-жэу не сделал переворота, взял в заложники родителей его, находившихся в Пекине. Чжан-жеу, вздохнувши, сказал: "Я получал от Двора великие милости; но, сверх чаяния, по неосторожности дошел до настоящего положения".
Видя, что усердие к престолу и сыновнее почтение не могут быть совместны, на время решился унизиться для родителей: он покорился Монголам, и определен главнокомандующим в Хэ-бэй.
Объяснение. Цзя-юй по долговременной вражде убил Миао-дао-жунь, а Чжан-жеу пошел войною на него. Здесь еще видна справедливость: посему и приписано ему усмирение; но что он покорился Монголам, на сие не можно спокойно смотреть. Чжан-чжеу, проигравши сражение, взят в плен и мужественно отказался от покорности: но после того, как взяли его родителей в заложники, необходимость принудила его покориться. Любовь к родителям надлежит предпочитать обязанности к отечеству.
Замечание. Генерал Чжан-жеу благородно поступил, будучи в плену у неприятелей. В последствии сделавшись подданным Монголов, служил указателем к погибели своего отечества. Здесь он совершенно попрал справедливость.
Осенью, 8-го месяца, Монгольский Мухури опять завоевал области и провинции царства Гинь в Хэ-дун. Царства Гинь главнокомандующий Ухури-дэ-шень с прочими умер.
Мухури, обложивши Тхай-гоань, окружил его в несколько рядов. Нючженский главнокомандующий Ухури-дэ-шен упорно защищался, и когда обрушился северо-западный угол города, Дэ-шен заставил его телегами. Трикратно Монголы всходили на стены, и трикратно отражены были. Стрелы и каменья падали как дождь. Но защищавшие парапет немогли устоять, и город взят. Дэ-шен, достигнув присутственного места, увидел тетку и жену свою, и сказал им: "Я защищался здесь несколько лет: к несчастно, силы истощились".
После сего он повесился. Советник Сената Ли-гэ защищал Пьхин-ян. Войск стало мало, вспоможение пресечено, и город взят. Некоторые предлагали ему сесть на лошадь и пробиться сквозь неприятеля; но Ли-гэ, вздохнувши, сказал: "Я немог защитить сего места: с каким видом явлюсь пред Сыном Неба. Вы можете ехать".
После сего сам себя предал смерти. Ванъянь-эньчу-хын охранял Фу-чжеу. Генерал Нахата-фулату охранял Лу-чжеу; при взятии городов их, они оба пали на упорном сражении.
Объяснение. Ухури-дэ-шен и прочие, будучи не что иное, как отродие иностранцев, умели защищать вверенные им от Государя места, всеми силами отражая неприятеля: но когда уже невозможно было сопротивляться, то иные сами предали себя смерти, другие пали, упорно сражаясь; ни один не думал о спасении жизни, подобно бессмысленным животным. Ах! и левополые, соблюдая справедливость, умели умирать за Государя, а чиновники Срединного государства, изменив Государю, служат неприятелю: достойны ли они имени человека? Посему Ган-му приписала им соблюдение долга, и чрез то разительнейшим образом убеждает подданных служить Государю с усердием.
ССМ. XI. Покорение Туркестана [1.3, ї 254-255].
ї 254. Затем, когда Сартаульцы задержали и перебили сто человек наших посольских людей, отправленных к ним во главе с Чингис-хановым послом Ухуна, государь Чингис-хан сказал: "Пойду войною на Сартаульский народ и законною местью отомщу за сотню своих посольских людей во главе с Ухуна. Можно ли позволить Сартаульскому народу безнаказанно обрывать украшенья моих златоцарственных поводьев?"
Перед тем как ему выступить в поход, ханша Есуй обратилась к нему с таким словом: "Государь, каган! Высокие перевалы переваливая, широкие реки переходя, долгие походы исхаживая, помышлял ты заботливо о многолюдном царстве своем. Кто рождался, тот не был вечным среди живых. Когда же и ты станешь падать, как увядающее дерево, кому прикажешь народ свой, уподобившийся развеваемой конопле? Когда покачнешься и ты, подобный столпу, кому прикажешь народ свой, уподобившийся стае птиц? Чье имя назовешь ты из четверых твоих витязями родившихся сыновей? Просим мы о вразумлении твоем для всех нас: и сыновей твоих и младших братьев, да и нас недостойных. Да будет на то твое царское изволение!"
Когда она так представила государю, Чингис-хан соизволил сказать: "Даром что Есуй - женщина, а слово ее справедливее справедливого. И никто-то ведь, ни братья, ни сыновья, ни вы, Боорчу с Мухалием, подобного мне не доложили! А я-то забылся: будто бы мне не последовать вскоре за праотцами. А я-то заспался: будто бы никогда не похитит меня смерть!"
Итак, - продолжал он, - итак старший мой сын - это Джучи. Что скажешь ты? Отвечай!"
Не успел Джучи открыть рта, как его предупредил Чаадай: "Ты повелеваешь первому говорить Джучию. Уж не хочешь ли ты этим сказать, что нарекаешь Джучия? Как можем мы повиноваться этому наследнику Меркитского плена?"
При этих словах Джучи вскочил и, взяв Чаадая за ворот, говорит: "Родитель государь еще пока не нарек тебя. Что же ты судишь меня? Какими заслугами ты отличаешься? Разве только одной лишь свирепостью ты превосходишь всех. Даю на отсечение свой большой палец, если только ты победишь меня даже в пустой стрельбе вверх. И не встать мне с места, если только ты повалишь меня, победив в борьбе. Но будет на то воля родителя и государя!"
И Джучи с Чаадаем ухватились за вороты, изготовясь к борьбе. Тут Боорчи берет за руку Джучия, а Мухали - Чаадая, и разнимают.
А Чингис-хан - ни слова. Тогда заговорил Коко-Цос, который стоял с левой руки: "Куда ты спешишь, Чаадай? Ведь государь, твой родитель, на тебя возлагал надежды изо всех своих сыновей. Я скажу тебе, какая жизнь была, когда вас еще на свете не было: (стихи).
ї 255. Тогда обратился к сыновьям Чингис-хан: "Как смеете вы подобным образом отзываться о Джучи! Не Джучи ли старший из моих царевичей? Впредь не смейте произносить подобных слов!"...
ДЖУВЕЙНИ. ч.1, гл.8. О Кучлуке и Ток-Тогане [1.7, с.40-45].
После того как Чингисхан одержал победу над Онг-ханом, сыну последнего удалось спастись с некоторым другими, и у него было много последователей. Он направился в Бешбалык, а оттуда - к Куче, где скитался в горах без еды и пропитания, а те, кто вначале последовал за ним, разбрелись кто куда. И некоторые утверждают, что воины гурхана захватили его в плен и доставили к своему повелителю; но, согласно одному источнику, он явился туда по доброй воле. Во всяком случае, он некоторое время состоял на службе у гурхана.
Когда султан поднял мятеж против гурхана и когда другие князья, чьи владения располагались дальше к востоку, стали бунтовать и просить покровительства Чингисхана и искать в гурхану. Мой народ велик; он рассеян по всему краю Эмиля и Кийялыке и Бешбалыке, и каждый обижает моих людей. Если мне будет дозволено, я соберу их вместе и с помощью этого народа помогу гурхану и поддержу его Я не сверну с указанного им пути и клянусь жизнью, что не склоню своей головы от выполнения любых его приказаний. Такими лживыми уговорами он заманил гурхана в ловушку тщеславия. И когда тот осыпал его дарами и пожаловал ему титул Кучлук-хана, он рванулся вперед, как стрела, пущенная из тугого лука. И когда весть о его возвышении достигла других государств, воины каракитайской армии, которые имели с ним связь выступили, чтобы присоединиться к нему; и так он проник в земли Эмиля и Кайалыка. Ток Тоган, который тоже был вождем мекритов и искал спасения от натиска Чингисхана, также сделался союзником Кучлука. И со всех сторон к нему приходили его соплеменники и собирались вокруг него. И он нападал на разные поселения и грабил их, нанося один удар за другим, и так он набрал многочисленное войско, и его свита и армия были умножены и усилены.
Затем, он двинулся на гурхана и стал опустошать и грабить его земли, то нападая, то отступая. А прослышав о победах султана, он направил к нему послов с призывом напасть на гурхана с запада, в то время как сам он ударит по нему с востока; чтобы вместе покончить с ним. Если султан первым завоюет и разорит земли гурхана, ему покорится все его царство до Алмалыка и Кашгара; если Кучулук опередит его и завоюет государство каракитаев, то к нему отойдут все земли до реки Фанакат. Договорившись таким образом и заключив соглашение на этих условиях, они с двух сторон направили свои армии против каракитаев. Кучлук стал первым; войско гурхана. стоявшее неподалеку, было разгромлено, и он разграбил сокровища гурхана в Озкенде и оттуда направился в Баласакун.
Здесь расположился лагерем гурхан они сошлись в битве возле Чинуча, и Кучлук потерпел поражение, а большая часть его войска была захвачена в плен. Он вернулся в свою страну и прислугой к преобразованию своего войска. Затем, услышав, что гурхан вернулся с войны с султаном и вновь начал притеснять население, а его армия была распущена по домам, Кучлук обрушился на него, как молния из тучи, и, застав его врасплох, взял его в плен и захватил его царство и войско. Одну из их девушек он взял в жены. Найманы по большей части христиане, но та девушка убедила его стать идолопоклонником, как и она сама и отречься от своей христианской веры...
После того как он прочно обосновался в государстве каракитаев, он несколько раз ходил войной против Озар-хана из Алмалыка. Наконец он неожиданно напал на него в его охотничьих угодьях и убил его.
Правители Кашгара и Хотана перед этим подняли мятеж, и сын хана Кашгара был в плен гурханом. Кучлук освободил его из заключения и отправил в Кашгар; но знать того города устроила заговор против него и убила его у ворот города до того, как он вступил в него. С тех пор каждый год во время жатвы Кучлук отправлял свои войска уничтожать их урожай и выжигать его огнем. Когда им не удалось собрать урожай в третий или четвертый раз, и появился большой недостаток зерна, и население стало голодать, они подчинились его власти. Он направился туда со своей армией; и в каждом доме где был хозяин, он разместил одного из своих солдат так что они все были собраны в одном месте и под одной крышей с жителями. И тогда проявились угнетение, и несправедливость, и жестокость и разврат; и идолопоклонники-язычники делали все, что хотели и что было в их власти, и никто не мог сопротивляться им.
Оттуда Кучлук направился в Хотан и захватил ту страну после этого он заставил ее жителей отречься от веры Мухаммеда, предоставив им выбор либо принять христианство или идолопоклонство, либо надеть китайские одежды. И так как было невозможно перейти в другую веру, из-за крайней необходимости они облачились в платья, которые носили китаи. И сказал Господь Всемогущий: "Кто же вынужден, не будучи распутникам или преступником, - то Господь твой - прощающ, милосерд!".
Не слышно стало призывов муэдзинов к молитве, и стихли молитвы единобожников и истинно верующих; а школы были закрыты и разрушены. Однажды в Хотане он согнал великих имамов на равнину и стал беседовать с ними о религии. Один из их числа, Ала ад-Дин Мухаммед из Хотана, отважился и он был подвергнут пыткам, а затем распят на двери своей школы, как будет описано ниже. Так настали черные дни для мусульманства, более того, оно было почти полностью истреблено, и бесконечный гнет и зло пали на всех рабов божьих, что возносили молитвы, - которые, к счастью, были исполнены...
И вышло так, как будто стрела молитвы поразила цель ответа и согласия; ибо когда Чингисхан собрался напасть на страны султана, он направил группу нойонов, чтобы положить конец разврату, творимому Кучлуком, и вскрыть нарыв его подстрекательств. Кучлук в то время находился в Кашгаре. Жители Кашгара рассказывают следующее: "Когда они прибыли они не успели еще вступить в бой, как он отвернул лицо свое и бежал. И все отряды монголов, прибывающие один за другим. искали только Кучлука, и было разрешено чтение такбира и азана, и глашатай провозгласил в городе, что каждый волен исповедовать свою религию и следовать своей вере. И тогда мы увидели, что существование этого народа - одна из милостей Всевышнего и одна из щедрот божественного милосердия
И когда Кучлук бежал, все его солдаты, размещавшиеся в домах мусульман, были уничтожены в одно мгновение, подобно ртути, разлившейся на землю. И монгольская армия отправилась вдогонку за Кучлуком; и где бы он ни останавливался, они настигали его; и так они преследовали его как бешеную собаку, пока он не дошел до границ Бадахшана и не вступил в долину, называемую Дарра-и-Дарази. Когда он приблизился к Сарык-Чопан, он спутал дороги (как и следовало) и вступил в долину, из которой не было выхода. Несколько бадах-шанских охотников охотились в горах неподалеку. Они заметили Кучлука и его людей и направились к ним; а монголы подошли с другой стороны. Так как долина была каменистая и передвигаться по ней было трудно, монголы пришли к соглашению с охотниками. "Эти люди, - сказали они. - Кучлук и его сторонники, которые ускользнули от нас. Если вы схватите Кучлука и доставите его к нам, мы больше ничего у вас не попросим".
И тогда эти люди окружили Кучлука и его сторонников взяли его в плен и передали монголам, которые отрезали ему голову и увезли её с собой. Жители Бадахшана получили бесчисленное множество денег и драгоценностей и вернулись домой...
Так земли Кашгара и Хотана до самого края, принадлежащего султану стали подвластны Завоевывающему Мир императору Чингис-хану.
А что до Ток-Тогана, то он покинул Кучлука во времена его могущества и ушел в область Кам-Кемчик. Чингисхан отправил в погоню за ним своего старшего сына Туши с большим войском чтобы разбить его и тот стер следы его злых деяний и не оставил от него ничего. Когда они вернулись, их стал преследовать султан; и хотя они не ввязывались в битву, султан не мог сдержаться и устремился в пустыню заблуждений и миражей. Так как предостережения его не удержали, они стали готовиться к бою. Обе стороны начали наступление, и правые фланги обеих армий наголову разбили противников. Уцелевшая часть монгольской армии воодушевилась успехом; они нанесли удар по центру, где находился сам султан; и он чуть не попал в плен, но Джелал ад-Дин отразил удары нападающих и спас его.
Что может быть прекрасней молодого льва, что пред своим отцам предстал, перепоясав чресла?
И битва продолжалась в течение всего того дня, и сражение длилось до самой вечерней молитвы, когда великое светило исчезло и лицо мира стало черно, как лица грешников, а обратная часть земли темна, как ее чрево...
После этого они вложили боевые мечи в ножны. И каждое войско отдыхало в своём лагере. Затем монгольская армия удалилась.
И когда они явились к Чингисхану и он оценил их храбрость и узнал пределы и размер армии султана, а также что у него не осталось никаких преград и ни одного врага, способного оказать сопротивление, он собрал свои войска и выдвинулся против султана.
А что до султана, то в то время, когда он очищал мир от грозных врагов, его можно было назвать головным отрядом Чингисхана, сметающим все перед собой. Ибо хотя он и не уничтожил полностью гурхана, он все же ослабил основание его власти и первым нанес ему удар, и он также разгромил других ханов и князей. Но у всего есть свой предел, а у каждого начала - конец, который нельзя ни отложить, ни отсрочить.
РАД. О бегстве Кушлука к гур-хану каракитайскому, о вероломстве Кушлука по отношению к гур-хану, об умерщвлении Кушлука и о полном уничтожении державы государей найманов монголами [1.2, т.1, к.2, с.179-184].
В том же упомянутом году барса, в пределах гор Бадахшана войска Чингис-хана под предводительством Чжэбэ-нойона захватили в ущелье Сарыколь Кушлук-хана и убили. Обстоятельства его жизни были таковы: когда был убит его отец Таян-хан, он обратился в бегство и отправился к своему дяде по отцу, Буюрук-хану. Когда убили Буюрука, он бежал вместе с государем меркитов, Токта. Чингис-хан самолично вторично пошел на них. Токта был убит, а Кушлук снова обратился в бегство и через Бишбалык вступил в пределы области Куча, как об этом упоминалось [выше], а после этого оттуда, в год дракона 604 г.х. [1208], он явился к гур-хану, государю Кара-Китая. [Число лет] между тем вышеупомянутым годом дракона и временем, когда его убили в пределах Бадахшана, составляет промежуток времени в 11 лет.
От года мыши, соответствующего 600 г.х. [1203-1204], в котором Чингис-хан воевал с отцом Кушлука, Таян-ханом, и убил его, а Кушлук бежал, до того времени, когда он вступил в область Куча, прошло 4 года, так что общее количество [времени] будет 15 лет. Рассказывают, что когда Кушлук прибыл в орду гур-хана, он назвал одного из своих близких своим именем, сам прикинулся конюхом [куталчи] и сел у входа в то время, как те отправились к гур-хану. Гурбасу [жена гур-хана] вышла [из кибитки], увидела Кушлука и сказала: "Почему вы не ввели его внутрь?".
Его ввели, и эмиры гур-хана обиделись. Гурбасу была старшей супругой гур-хана, у нее была дочь, по имени Кунку, она тотчас влюбилась в Кушлука. Спустя три дня эту девушку ему отдали. Так как она была властной, то не позволила, чтобы [на нее] надели буктак. Она заявила, что будет носить вместо буктака никсэ по обычаю женщин Китая. Она отвратила Кушлука от христианства и заставила принять язычество. Одним словом, когда Кушлук нашел покровительство у гур-хана, ибо тот был великим государем, правившим всеми странами и областями Туркестана и Мавераннахра и имевшим множество войска, военного снаряжения, людей и свиты [хейл-у хашам], а предки султана Мухаммеда Хорезмшаха по договоренности обязались ежегодно доставлять [ему] сумму в 3.000 динаров и завещали [своим] потомкам, чтобы они были верны в том и никогда не ссорились с ним, так как он является крепким [их] оплотом, ибо за ним находятся сильные враги, т.е. племена монголов, найманов и другие, пользующиеся значением [племена] тюрков, - то гур-хан оказал ему полный почет и уважение.
Спустя некоторое время он отдал ему [в жены] свою дочь, и Кушлук был при нем. Спустя некоторое время, когда дела султана Мухаммеда Хорезмшаха возвысились и он захватил государства султанов Гура и Газны, области Хорасана и Ирака, а также захватил часть Туркестана и обрел полное могущество и величие, он уклонился от несения обязательства [выплаты] хараджа язычникам и от выполнения установленного договоренностью с гур-ханом. Хорезмшах собрал с разных сторон войска и повел их на Бухару для завоевания страны Мавераннахра. Он послал окрестным владетелям приятные сердцу известия, в частности к султану Осману, бывшему государем Самарканда из рода Афрасиаба, и обнадежил [всех] их прекрасными обещаниями. Так как все эти лица за долготой ожидания [освобождения] и продолжительностью времени [пребывания под властью неверных] утомились [игом] гур-хана, то они приняли предложение султана Мухаммеда и вступили с ним в соглашение. Тайком он и к Кушлуку послал известие и сбил его с пути. Вследствие того, что Кушлук убедился воочию в шаткости положения гур-хана и видел, что его великие эмиры, находившиеся в восточных пределах, не повиновались ему и прибегали к покровительству государя, завоевателя вселенной, Чингис-хана, то его также в силу того, что многие из эмиров гур-хана были с ним заодно и он [кроме того] прослышал, что эмиры его отца, Таян-хана, и их старые рабы [бандэ] все еще находятся в горах, - его стало мучить неуместное желание: он вообразил, что когда соберет остаток, отцовских войск, то сумеет по прошлому обычаю привести их в боевой порядок и захватить с помощью этого войска и части войска гур-хана, бывшего с ним заодно, [все] государство гур-хана и вследствие этого он окрепнет и уладит все дела. Сообразно этим дьявольским наущениям и гнусным помыслам, он изменил сердечно угнетенному гур-хану. Остановившись на этом [своем] намерении, он сказал гур-хану: "Я давно уже разлучен со своим владением [улус] и народом [каум]. Чингис-хан поглощен войной с страною Китай и теми пределами. Я прослышал, что множество из моих племен и войска скитаются и разбросаны в пределах Эмиля, Каялыга и Бишбалыка. Когда они услышат обо мне, они сплотятся повсюду и противостанут своим врагам. Если гур-хан меня отпустит, я отправлюсь [туда] и их соберу. Я окажу гур-хану помощь в [его] злоключениях и бедах и, пока буду жив, я буду выполнять требования преданности [ему] и истинной дружбы, буду послушен его приказам и буду считать их обязательными!".
Гур-хан по простоте сердечной поверил его речам и отпустил его. Кушлук, расставшись с ним, отправился восвояси. Когда распространилась молва о его появлении в Туркестане, остатки племен и войск его отца, бежавшие перед мечом Чингис-хана, собрались к нему. Он совершал [с ними] набеги во все стороны и привозил награбленную добычу, пока число его людей не стало многочисленным и он сделался крепок войском и военным снаряжением. Тогда [Кушлук] двинулся против гур-хана, напал на город и округа его государства и забрал [их] в свои руки. Гур-хан был [в то время] дряхл и слаб и не мог принять мер [против него]. Когда Кушлук получил уведомление о походе султана Мухаммеда против гур-хана, он стал смелее. С обеих сторон непрерывно прибывали послы. Они порешили на том, что султан нападет на гур-хана с запада, а Кушлук - с востока, и они в центре уничтожат [его].
Если султан опередит [Кушлука], султану будут принадлежать [области] государства гур-хана до Алмалыка, Хотана и Кашгара, а если Кушлук опередит султана - ему будут принадлежать все [области] этого государства до реки Бенакета. На этом с обеих сторон и было порешено. Кушлук опередил [султана]. Войска гур-хана были далеко, он стремительно поскакал и напал на гур-хана в местности Баласагун. [Тот] дал сражение Кушлуку с тем количеством войска, которое было [у него] поблизости. Кушлук потерпел поражение. Разгромленный, он отступил и опять взялся за приведение в порядок и снаряжение [своего] войска. [Между тем] султан Мухаммед Хорезмшах тоже, совместно с султаном Османом Самаркандским, направлялся против гур-хана. Когда он прибыл в область Тараз, там находился Таянгу, командующий войсками гур-хана, с большими силами. Обе стороны вступили в сражение. Таянгу попал в руки султана Мухаммеда, а войско его было разгромлено.
Когда Кушлук услышал известие о бедственном положении гур-хана, он приготовился к битве. Он, со всею поспешностью выступив, напал на него в то время, когда войско того было рассеяно, и окружил его. Так как гур-хан не имел [другого] выхода, он захотел смиренно преклониться перед ним. Кушлук этого не допустил и смотрел на него как на отца, внешне оказывая ему почтение, [сам] же путем оправдания [себя] захватил в свои руки области Туркестана, которыми владел гур-хан, и его царский сан. Гур-хан спустя два года отдал [богу] душу от горя, а казнохранилища, имущество, войска и движимое достояние, которые были собраны и накоплены в течение 305 лет, - все [это] попало в руки Кушлука. Несколько лет он пробыл в этом сане.
В начале этих событий он сосватал девушку из племени ...; девушка принудила его принять язычество [бутпарасти]. Когда его царское дело в владениях Кара-Китая окрепло, он раскрыл над подданными длань насилия и вымогательства и положил начало бессмысленному притеснению и гнету [их]. Ежегодно он посылал войска в мусульманские области той стороны травить и сжигать зерновой хлеб. Так как их урожаи за несколько лет погибли, то люди недостатком в зерновом хлебе были доведены до крайности и лишь в силу крайней необходимости подчинялись [его] приказам о впуске войск в те города. В жилище каждого кадхуда был поставлен на постой один из воинов [Кушлука]. Среди [самих] мусульман началась вражда и разлад. Многобожники делали все, что хотели, и ни одно живое существо не было в состоянии сопротивляться [им]. Оттуда [Кушлук] отправился во владения Хотана и захватил [их]. Он принудил население тех округов отступить от веры Мухаммеда и насильно предоставил [ему] выбор между двумя деяниями: либо принять христианскую веру [с учением] о троице, либо язычество [бутпарасти] и переодевание себя в Китайское платье. Он захотел силою и властью изобличить [мусульманских] имамов доказательствами и доводами. Он объявил в городе через глашатаев, чтобы все, одетые в одежды ученых и благочестивых людей, явились в степь. Имамы Хотана, согласно [этому] приказу, все разом вышли [из города]. Имам Ала-ад-дин Мухаммед-и Хотани, в качестве главы этих людей, встал, подошел к Кушлуку и отточил язык для высказывания истины. Они положили начало диспуту о религиях. Когда голоса стали громче и истинное одержало верх над лживым, а ученый над невеждой и имам Ала-ад-дин победил в споре Кушлука, - Кушлуком овладели оцепенение и смятение. В гневе он стал произносить злосчастным языком бранные слова, не подобающие быть сказанными по отношению к его святейшеству посланнику [Аллаха. Тогда] имам Мухаммед сказал: "[Да будет] прах тебе в рот, о, враг истинной веры!".
Кушлук приказал, чтобы его схватили и пытали различными родами мучительных пыток, тот же это стойко переносил. После разнообразных мучений его распяли на дверях его медресе. Вследствие его кончины дело мусульман разом помрачилось и длань тиранства и порочности открыто распростерлась от тех неверных над мусульманами.
Люди воздели руки в молитве, [и] внезапно стрела молитвы угнетенных попала в мишень [ее] принятия, и изгнание этого тирана-язычника осуществилось рукою войска государя, завоевателя вселенной, Чингис-хана. Это было так: когда Чингис-хан, согласно вышепредставленному, освободился от войны с Китаем, он назначил на охрану страны [Китай] и восточной стороны [своих владений] Мукали-гойона с многочисленным войском, а сам двинулся на западные пределы.
Чжэбэ-нойона с большим войском он выслал в авангарде для отражения Кушлука. Кушлук находился в это время в городе Кашгаре. Монгольское войско еще [не успело] начать битвы, как Кушлук обратился в бегство. Чжэбэ-нойон с нукерами возвестил через глашатая, чтобы каждый [человек] придерживался своей веры и хранил бы [в религии] путь своих предков. Воины Кушлука, которые находились на постое в городах по домам мусульман, были все уничтожены. Монгольское войско преследовало по пятам Кушлука, и повсюду, где бы он ни останавливался, его гнали с места. В конце концов он сбился с пути среди гор, в пределах Бадахшана, [монголы] его схватили в ущелье, которое называют Сарыколь, убили и вернулись назад. С Бадахшана они получили огромную военную добычу, [состоящую] из наличных денег и драгоценных камней. [Отсюда] несомненно и очевидно [следует], что всякое живое существо, которое противодействовало [распространению] веры Мухаммеда, быстро свергалось и уничтожалось, тогда как у того, кто взращивал и укреплял божественный закон Ахмеда, даже если он не был его последователем, благоденствие того и высокое положение приумножается и возрастает со дня на день, а дни его [жизни] становятся долгими и продолжительными...
ДЖУВЕЙНИ. ч.1, гл.11. О причине нападения на страны Султана [1.7, с.51-54].
Во второй половине своего правления он установил мир и спокойствие, безопасность и порядок и достиг наивысшего расцвета и благосостояния; дороги были безопасности, мятежи подавлены, так что где бы ни показывалась возможность выгоды или прибыли, будь то на крайнем западе или самом дальнем востоке, купцы направляли туда свои стопы. А так как монголы не селились в городах и к ним приходило мало торговцев и путешественников, предметы одежды были очень редки у них, и выгода от торговли с ними была хорошо известна. По этой причине три человека - Ахмад из Ходже та сын эмира Хусейна и Ахмад Балчих - решили вместе отправиться в страны Востока и, собрав бессчетное множество товаров - расшитые золотом ткани, хлопок, занданичи и всё что они сочли подходящим, - обратили свои лица к дороге. К тому времени большинство монгольских племен было подчинено Чингисхану, их жилища были разрушены, и весь этот край очищен от мятежников. И он расставил на дорогах стражников (которых они называют каракчи) и издал ясу о том, что, какой бы купец ни появился на его территории, ему должна быть обеспечена возможность безопасного следования, а любой товар, заслуживающий внимания хана, должен быть направлен к нему вместе с владельцем. Когда эта группа купцов прибыла на границу каракчи понравились ткани Балчиха и другие товары, и поэтому они направили их к хану. Достав и разложив свой товар, Балчих запросил три балыша за кусок материи, каждый из которых он купил не дороже, чем за 10 или 20 динаров. Чингисхана привели в ярость его хвастливые речи, и он воскликнул: "Не думает ли этот человек, что никто никогда не привозил сюда тканей?"
И он приказал показать Балчиху ткани из запасов бывших ханов, которые хранились в его сокровищнице; а его товары переписать и раздать как добычу; а его самого взять под стражу. Затем он послал за его спутниками и велел принести все их товары до одного. Хотя монголы допытывались об их стоимости, торговцы отказывались назначить цену и говорили: "Мы привезли эти ткани для хана".
Эти слова были приняты благосклонно, и Чингисхан велел заплатить им за каждую штуку расшитой золотом ткани по балышу золота, а за каждые две штуки хлопчатой ткани или занданичи по балышу серебра. Их спутника Ахмада также призвали и заплатили ему за его товары ту же цену; и почести и милости были оказаны всем троим.
Ибо в те дни монголы взирали на мусульман с уважением и в знак почтения к их достоинству и для удобства они ста вили для них чистые юрты из белого войлока; но сегодня по причине их клеветнических измышлений друг против друга и других нравственных пороков они ввергли себя в столь бедственное и презренное положение.
Ко времени возвращения этих купцов Чингис-хан приказал своим сыновьям нойонам и военачальникам снарядить каждому по два или три человека из числа своих подчиненных и дать им по балышу золота или серебра, так чтобы они могли отправиться в землю султана, вести там торговлю и приобретать невиданные и ценные товары. Повинуясь его приказу каждый из них направил двух или трех человек из своей свиты так что набралось четыреста пятьдесят мусульман. Тогда Чингисхан направил султану следующее послание: "Купцы из твоей страны были среди нас, и мы отправили их назад с почестями, о которых ты услышишь. И мы также послали в твою страну вместе с ними несколько купцов, чтобы они могли приобрести диковинные товары тех мест; а также, чтобы наконец вскрыть нарыв злых помыслов и удалить гной подстрекательств и мятежей".
Когда процессия прибыла в Отрар правителем того города был некий Инальчик, который являлся родственником матери султана, Теркен-хатун, и получил титул Гаир-хан. А среди купцов был индус, знавший правителя в прежние времена. Ион обратился к нему, назвав его просто Инальчик и гордясь силой и могуществом своего хана, он не показывал страха перед ним, но и не стремился получить для себя выгоду. Это смутило Гаир-хана и вызвало у него досаду; к тому же он пожелал захватить их добро. Поэтому он поместил их под стражу и направил посыльного в Ирак сообщить о них султану. Не раздумывая долго, султан разрешил пролить их кровь и признал захват их товаров законным, не зная того, что его собственная жизнь вскоре станет противозаконной и, более того, преступной и что птица его удачи потеряет перья и лишится крыльев.
Тот, чья душа способна постичь истину, судит по богатству поступков.
Исполнив своё намерение, Гаир-хан лишил жизни и имущества не только этих людей, он подверг истреблению и опустошению целый мир и целый народ оставил без жилищ, без до6ра и вождей. Ибо за каждую каплю их крови была пролита целая река Окс, и в наказание за каждый волос, упавший с их голов, на каждом перекрестие в пыль скатились, наверное, сотни тысяч голов; и за каждый динар была отнята тысяча кинтаров...
Перед тем как был получен этот приказ, один из торговцев придумал уловку, благодаря которой освободился от тюремных оков. Ознакомившись с тем, как обстояли дела, и выяснив положение своих друзей, он повернул лицо к дороге, направился к хану и рассказал ему о том, что приключилось с его спутниками. Это известие так подействовало на хана, что он потерял сон и покой, и вихрь ярости бросил пыль в глаза терпению и милосердию, огонь гнева взметнул пламя, которое высушило влагу в его глазах и могло быть погашено только пролитием крови. В лихорадочном возбуждении Чингисхан взобрался один на вершину горы, обнажил голову, обратил лицо к земле и три дня и три ночи возносил молитву; говоря: "Не я причина этой беды; дай мне силы осуществить возмездие".
После этого он спустился с горы, обдумывая дальнейшие действия и готовясь к войне. А так как на пути у него стояли Кучлук и Ток-Тоган, бежавшие из его армии, он сначала послал войско, чтобы наказать их за причиненное ими зло и подстрекательство, как было сказано выше. Затем он направил послов к султану, чтобы напомнить ему о его вероломстве, которое он совершил без нужды, и сообщить ему о своем намерении выступить против него; так чтобы он мог приготовиться к войне и запастись оружием - колющим и ударным.
РАД. О необдуманном умерщвлении Хорезмшахом купцов и послов Чингис-хана и о волнении, вызванном этой причиной [1.2, т.1, к.2, с.187-189].
Ко времени возвращения султана из Ирака прибыл посол от Кайр-хана, эмира Отрара, с уведомлением об обстоятельствах с купцами, подданными Чингис-хана. Султан, прежде чем поразмыслить и обдумать, только на основании фетвы законоведов отдал немедленно приказ убить тех [купцов-]мусульман, которые нашли убежище в святилище его султанской власти, и захватить их имущество под видом военной добычи: (стихи).
Подробности этого события были таковы. В конце эпохи правления Хорезмшаха население обладало совершеннейшими безопасностью и благосостоянием. Очаги смут угасли, дороги очистились от разбойников и грабителей, и толпы купцов направились во все те места окраин государств, которые показывали возможность получения прибыли, в надежде на ее приобретение. Так как монгольские племена были кочевниками и [находились] далеко от городов, то у них весьма ценились различные сорта носильных тканей и подстилок и молва о прибыльности торговли с ними широко распространилась. По этой причине трое купцов из Бухары направились в те области с различными родами товаров, состоящих из тканей зарбафт, зенданачи, карбас и других сортов, которые ими считались подходящими и годными для этого народа.
В то время Чингис-хан уже очистил большую часть страны Китая и Туркестана от непокорных и нарушителей [закона] и разместил на дорогах стражников с тем, чтобы они пропускали в безопасности купцов, а все, что сочтут подходящим из их тканей и материй, присылали вместе с их хозяевами к Чингис-хану. Тех трех купцов отослали туда. Когда они прибыли к [нему], один из них выложил свои ткани. Все, что стоило десять либо двадцать динаров, он оценивал в два балыша либо три. От этих нечестных речей Чингис-хан пришел в гнев и сказал: "Этот человек думает, что ткани до нас [никогда] не доходили!".
И велел показать ему различные сорта ценных тканей, имевшихся налицо в [его] сокровищнице. Затем, переписав его ткани, [их] насильно [у него] отняли, а его [самого] задержали. [Затем Чингис-хан] приказал явиться с тканями его товарищам. [Однако] сколько он ни убеждал [их], они не оценивали одежд и сказали: "Мы принесли эти материи на имя государя!".
Их слова понравились Чингис-хану, и он приказал дать за каждую штуку зарбафта один балыш золота, а за карбас и зенданачи по балышу серебра. [Затем] позвал того другого [их] товарища и оплатил [ему] в том же самом соотношении те его ткани, которые [монголы] отняли [у него], и соизволил оказать им [всем] различного рода ласки. В то время на мусульман смотрели взором полного уважения и почтения, и для вящшего почета и уважения к ним их принимали в чистых белых войлочных палатках. При их возвращении [Чингис-хан] приказал женам [хатун], царевичам и эмирам каждому отправить с ними двух-трех человек из своих приближенных с товарами, [состоящими из] золотых и серебряных балышей, [с тем] чтобы те отправились в страну султана, торговали и приобретали ценные и редкие вещи того края. Согласно приказу каждый человек назначил из своих людей по одному - по два человека; собралось 450 мусульман. Чингис-хан, присоединив к тем купцам в качестве послов Махмуда Хорезми, Али-Ходжу Бухари и Юсуфа Канка Отрари, отправил [их] к Хорезмшаху с известием: "Купцы той [вашей] стороны пришли к нам, и мы отправили [их] назад таким образом, как вы услышите. Кроме того, мы послали вместе с ними в те [ваши] страны несколько купцов привезти в нашу сторону диковинки ваших краев и получить редкостные ткани [производства] тамошних краев. Величие вашей семьи и благородство вашего рода [ни для кого] не скрыты! Обширность пространства [вашего] государства и проникновенная сила ваших приказов ясны и знати, и черни в большей части земли. Для меня же вы - дорогой сын и лучший из мусульман. [Теперь], когда пределы, близкие к нам, очищены от врагов и полностью завоеваны и покорены и с обеих сторон определены соседские права, - разум и благородство требуют, чтобы с обеих сторон был бы проторен путь согласованности и мы взяли бы на себя обязательства помощи и поддержки друг друга в бедственных событиях и содержали бы в безопасности дороги от гибельных происшествий, дабы купцы, от многократных посещений которых зависит благосостояние мира, передвигались бы со спокойной душой. [Тогда], вследствие [установившегося между нами] согласия, исчезнут поводы для беспокойства [букв. волнения ума] и пресечется поддержка разлада и непокорности!".
Когда послы и купцы прибыли в город Отрар, тамошним эмиром был некто, по имени Иналчук. Он принадлежал к родственникам Туркан-хатун, матери султана, и стал известен под прозвищем "Кайр-хан". В группе купцов был один индус, который в прошлые дни имел с ним знакомство; Иналчук по принятому [им] обычаю приглашал его к себе, тот же, возгордившись величием своего хана [Чингис-хана], не проявлял к нему [должного] уважения. Кайр-хан на это сердился, да кроме того он позарился и на их [купцов] добро. Задержав их, он послал посла к султану в Ирак с уведомлением о [караване Чингис-хана и о] положении [купцов].
Хорезмшах, не послушавшись наставлений Чингис-хана и не вникнув глубоко, отдал приказ, допускающий пролитие их крови и захват их имущества. Он не понял того, что с разрешением их убийства [букв, крови] и [захвата их] имущества станет запретной жизнь [его собственная и жизнь его подданных]: (Стихи)
Кайр-хан, согласно приказу [султана], умертвил их, но [тем самым] он разорил целый мир и обездолил целый народ.
Прежде чем пришло это указание [от Хорезмшаха], один из [купцов], хитростью убежав из тюрьмы, скрылся в глухом закоулке. Когда он узнал о происшедшей гибели своих товарищей, он пустился в путь, спеша к Чингис-хану. Он доложил [ему] о горестных обстоятельствах других [купцов]. Эти слова произвели такое действие на сердце Чингис-хана, что у него не осталось больше сил для стойкости и спокойствия. В этом пламенении гнева он поднялся в одиночестве на вершину холма, набросил на шею пояс, обнажил голову и приник лицом к земле. В течение трех суток он молился и плакал, [обращаясь] к господу, и говорил: "О, великий господь! О творец тазиков и тюрков! Я не был зачинщиком пробуждения этой смуты, даруй же мне своею помощью силу для отмщения!".
После этого он почувствовал в себе признаки знамения благовестия и бодрый и радостный спустился оттуда вниз, твердо решившись привести в порядок все необходимое для войны. Так как впереди был Кушлук, то, начав с его подавления, он послал [против него] войско и уничтожил его, как то было обстоятельно изложено, [затем] отправил послов к султану, упоминая о предательстве, проистекшем от него, и уведомляя о движении войска в его сторону, дабы тот приготовился к войне. И Хорезмшах, по спесивости и надменности не обдумав последствий [своего поступка], очутился в плену у бедствий, несчастий и страданий. "Смотри на последствия в день укоризны!".
РАД. О получении сведений султаном Мухаммедом о выступлении войск Чингис-хана в его сторону, об упорной войне с отрядом, бывшим на границе, и о возвращении [Хорезмшаха] устрашенным [1.2, т.1, к.2, с.189-192].
Когда известие о выступлении войска Чингис-хана дошло до султана Мухаммеда Хорезмшаха, он отдал Ирак своему сыну, султану Рукн-ад-дину, а [сам] из Хамадана отправился в поход на Хорасан. Пробыв в Нишапуре в течение одного месяца, он направился в Бухару. Там он несколько дней занимался увеселениями, а затем пошел в Самарканд. Оттуда с большим войском ушел в Дженд. Из Дженда он ушел к пределам Туркестана до границы своей страны.
В это время войска Чингис-хана, которые он послал для отражения племен киргиз и тумат и захвата Кушлука и Куду, сына государя меркитов, образовавших после [своего] поражения и бегства [враждебное] сборище, - прибыли, преследуя беглецов этих племен, в пограничные районы Туркестана, в местность ..... Дозорный отряд Хорезмшаха донес, что монгольское войско находится в этих пределах поблизости. Султан отправился следом за ними. Некоторые монгольские рассказчики говорят, что это войско было то, предводителями которого Чингис-хан назначил Субэдай-бахадура и Тукучара из племен кунгират, и то, которое он послал на войну с Куду. Когда они сразились с Куду в вышеупомянутом месте и его вместе с большей частью войска убили, известие об этом дошло до султана Мухаммеда и он выступил против них. На этом поле сражения среди убитых он увидел раненого, расспросив его, он отправился по следам монгольского войска. На другой день на рассвете между двумя реками Кили и Камих он их настиг и построил войска в боевой порядок. Монгольские войска уклонялись от битвы и говорили: "Нет у нас разрешения от Чингис-хана на войну с султаном Хорезмшахом, мы пришли за другим делом!". Так как султан не внимал их словам и не поворачивал поводий от войны, монголы также обратились к сражению. С обеих сторон, оба правые крыла сдвинулись [с места] своего, а часть монголов атаковала центр. Была опасность, что султан будет захвачен в плен, но его сын Джелал-ад-дин, проявив крепкое противостояние, отразил это нападение, которое не сдержала бы и гора, и извлек отца из этого гибельного положения:
Что лучше свирепого льва,
Приготовившегося к битве перед отцом?
[Весь] тот день до ночи султан Джелал-ад-дин стойко сражался. После заката солнца оба войска, отойдя на свои места, предались отдыху. Монголы зажгли огни и, откочевав, повернули назад. Когда они прибыли к Чингис-хану, они доложили о мужестве и отважных поступках султана Джелал-ад-дина, свидетелями которых они были. Когда Чингис-хан понял, что между обеими сторонами не осталось какой-либо преграды [к военным действиям] и государи, которые были [бы между ними] посредниками, исчезли, он привел в порядок, подготовил и снарядил [свои] войска и намерился напасть на владения султана Мухаммеда.
Несмотря на то, что султан в возбуждении этой смуты был зачинщиком, Чингис-хан согласно прежним [своим] правилам не хотел на него нападать и всяческими способами придерживался дружеского способа действий и защиты соседских прав. И пока от султана не проистекло несколько поступков, явившихся причиной раздражения и огорчения и поводом к принятию мер к отмщению, он не двинулся для борьбы с ним. Эти поступки Хорезмшаха были: во-первых, он умертвил необдуманно и без размышления купцов, которых [Чингис-хан] послал в целях [дружеского] единения и искания мира и которых снабдил любезными посланиями [к Хорезмшаху], [тот же] совершенно не обратил внимания на эти слова; во-вторых то, что [Чингис-хан] сразился с его войском против воли и будучи вынужденным. [И наконец], еще то, что владениями Туркестана, которые находились в руках Кушлука, когда последний был убит войском Чингис-хан, завладел целиком султан.
Все это вместе послужило поводом к ненависти и вражде и [явилось] причиной отмщения и воздаяния.
Итак, после этого сражения, султан вернулся в Самарканд. [Уже в это время] растерянность и сомнение нашли к нему путь, и внутренний разлад смутил его внешнее поведение. Когда он воочию убедился в силе и могуществе противника и уразумел причины возбуждения смуты, которая произошла перед этим, постепенно им овладевали растерянность и тоска, и в речах и поступках его стали появляться признаки раскаяния. Так как [его] одолели сомнения, то для него закрылись врата здравого суждения, а сон и покой бежали [от него]. Он предался неизбежной судьбе и поступал согласно [выражению] "мы избрали решение Аллаха и его предопределение". Астрологи также говорили, что.... до тех пор, пока злополучные звезды не пройдут, из осторожности нельзя приступать ни к какому делу, направленному против врагов!
Эти слова астрологов также явились добавлением к причинам расстройства его дела, и он, подобрав поводья [решимости], большую часть войск, численность которых доходила приблизительно до 400.000 конных, оставил в Туркестане и Мавераннахре, 20.000 в Отраре у Кайр-хана, а 10.000 в области Бенакета у Кутлуг-хана, в Бухаре он оставил эмира Ихтияр-ад-дина Кушлу, эмир-ахура [конюшего], Огул-хаджиба, по прозванию Инанч-хан, Хамид-Пур Таянгу и других эмиров с 3.000 людей, в Самарканде - своего дядю [по матери] Туганчук-хана и гурских эмиров: Хармиля, Харзура, сына Изз-ад-дина Карта, Хусам-ад-дина Масуда и некоторых других со 110.000 людей; в Термезе - Фахр-ад-дина Хабеша и седжестанское войско, а Махмуд-хана, сына Хасана, и двоюродного брата своего отца - в Балхе. Асад[?]-Пехлевана - в Дженде, а в Хутталяне - мелика Дагалчука, в Кундузе - Буртаси, в Яркенде - Аслаба-хана.
Он приказал отстроить крепостную стену Самарканда. Однажды он прошел над рвом и сказал: "Если из войска, которое выступит против нас, каждый [воин] бросит сюда свою плеть, то ров разом наполнится!".
Подданные и войско от этих слов [султана] пришли в уныние. Султан отправился по дороге на Нахшеб и всюду, куда он ни приходил, говорил: "Выпутывайтесь сами, потому что сопротивление монгольскому войску невозможно!".
Он послал человека [с приказом], чтобы его гарем и мать Туркан-хатун отправились из Хорезма по мазандеранской дороге. Повсюду, куда он ни приходил, он советовался с каждым из вельмож, каким путем можно помочь этой беде? Ежеминутно доходили распространяющиеся в городе ужасные известия, и увеличивался беспорядок. Купцы, особенно его сын Джелал-ад-дин, говорили: "Дело областей Мавераннахра приняло такой оборот, что ничего нельзя уже сделать, [теперь] нужно [лишь] стараться, чтобы из рук не ушли Хорасан и Ирак. Войска, которые мы разместили по городам, следует отозвать назад, всем отойти и превратить Джейхун [Аму-дарью] в [крепостной] ров, либо же следует всем искать убежища в областях Хиндустана!".
Султан Мухаммед одобрил это [второе] более слабое мнение и с этим намерением дошел до Балха. В это время туда прибыл Имад-ал-мулк из Савэ, который [ранее] прислал своего сына Рукн-ад-дина из Ирака с дарами и подношениями. Хорезмшах его обласкал и оказал ему уважение. [Имад-ал-мулк] пригласил султана в Ирак и сказал: "Там мы соберем войска Ирака и, хорошенько обдумав, примемся за дело!".
Султан Джелал-ад-дин отверг эти слова и повторял: "Лучший выход [для нас] - это собрать, поскольку это будет возможным, [наши] войска и выступить против них [монголов]. Если султан [на это] не решится, [пусть он один] выполняет [свое] намерение идти в Ирак, а мне даст войска с тем, чтобы я пошел к границе [государства] и одержал победу и выполнил бы то, что осуществимо и возможно, дабы перед очами творца и [его] творений мы были бы оправданы. Если задуманное пока не удастся, мы [все же] не станем мишенью для стрелы укора и [люди] не протянут языка злословия на наш счет и не скажут: до сего времени они взимали с нас налоги [мал] и харадж, а теперь в такое [страшное] время пренебрегают нами и бросают нас!".
Он повторял эти слова несколько раз, настаивая изо всех сил [на предлагаемом плане], но считал обязательным ждать разрешения отца. Султан Мухаммед по чрезвычайному [своему] замешательству и устрашенности не внимал [ему] и считал зрелое [букв. старческое] мнение сына детской забавой, а ссылался он на то обстоятельство, что звезда [его] счастья находится в закате.
АБУЛГАЗИ. ч.3, гл.13. О начале войны между Чингис-ханом, и Султаном Магометом шахом Харасскским [1.04, с.307-327].
Чингис-хан утвердивши спокойствие в своем владении, и покоривши себе все Турецкие поколения, отправил некоторого человека, именем Макинут-Ялаучи послом, к Султану Магомету Шаху Харассмскому с таким предложением, что понеже он завладел всеми соседними землями от Востока до границ его государства, того ради весьма желает, чтоб оной его благоволил признать себя за отца; а он со своей стороны готов его принимать за своего сына, потому что весьма надобно кажется к общей их пользе, чтоб согласие, которое пребывает ныне между обеими Империями, прилежно и впредь хранимо было.
На сие предложение Султан-Магомет Шах Харассмский, взяв на уединение того посла, говорил ему: "Я имею у тебя спросить нечто, только чтоб ты мне правду сказал, правда ли, что твой Хан завоевал Китай?"
Говоря сие, снял с себя богатой пояс усыпанной весь драгоценными каменьями, и подарил оной, дабы не утаил ему ничего.
На сие посол ответствовал следующее: "Я свидетельствуюсь богом, что все то, что мой Хан ни приказал вам предложить, есть правда, и что ты уведомишся вскоре, что я тебе доношу самую истину, буде когда поссоришься с ним".
Султан выслушав сей ответ, безмерно осердился говоря: "Я не знаю, что твой Хан думает, когда он мне предлагает, что он завоевал столь много провинций: ведаешь ли ты совершенно о величине и пространстве моей Империи? Почему твой Государь хочет быть больше меня, предлагая, чтоб я его почитал как моего отца, а сам не хотя меня принимать, как токмо за сына? Разве есть у него столько военной силы?"
Посол увидавши от сих слов, что Султан приходил в великое сердце, начал ему говорить с ласканием: "Я весьма знаю, что ты сильнее моего Государя; ибо столь великая разность между обоими вами, коль между солнцем и его подобиями; но ты ведаешь, что он мой Государь, и что мне надобно исполнить его повеление; однако я тебя уверяю, что он имеет доброе намерение".
Когда сие ласкательство умягчило дух Султанский, то, наконец, согласился на все, что посол ему предложил, и отпустил его довольна своим посольством. Когда Макинут Ялаучи объявил Чингис-хану об удаче порученного себе дела; тогда сей принц положил намерение жить впредь в до6ром согласии с Султаном Шахом Харассмским, и никогда на него не нападать, буде сам не подаст к тому причины. И хотя Калиф багдадский именем Назир писал к Чингис-хану, возбуждая его, к объявлению войны Султану Магомету, однако он никак не хотел сего учинить, так что от того времени столь великое было согласие между обе ими Империями, что ежели бы кто по хотел явно нести в своих руках золото или серебро из одной Империи в другую, то бы оной сие мог учинить без всякого опасения. Сей союз всегда так продолжался, пока Кагир-хан по повелению Султана Магомета, не порубил послов и купцов подданных Чингис-хану; что случилось таким образом.
Могуллы, которые были прямые подданные Чингис-хану, не имеют ни городов, ни замков, потому что они привыкли жить в деревянных кибитках, которые перевозят с места на место, когда им за благо рассудится; и как купцы сосед них владений могут иметь знатной прибыток от торгу с ними, когда нет опасения к ним ездить, то приезжали со всех сторон с великим множеством товаров в провинции владения Чингис-ханова, тем что чрез доброй порядок , которой он учредил , могли купечество свое отправлять во вся кой безопасности. Ма-Уреннерцы , были подданные Султана Магомета, уведомившись о том, также поехали туда со многими дорогими товарами. По прибытии оных, Чингис-хан призвал из них некоторых к себе с наилучшими товарами, на которые они столь высокую и несносную наложили цену, что он весьма огорчился, и велел им показать больше тысячи сундуков с различными дорогими товарами; говоря: "Чрез сие вы можете видеть, что я не впервые покупаю такие товары; но понеже вы дерзнули столь великого требовать от меня лишку с таковым бесстыдством, то я знаю как вам за сие заплатить".
И так потом велел у них все что ни имели взять на себя, не заплатив им за оное ничего. Между тем призвав других купцов Ма-Уреннерских с такими же товарами, начал у них торговать из оных многие. Но сии уже видели, что сделалось с их товарищами, сказали Хану: "Мы не просим больше за наш товар, как токмо чего оной стоить; буде он тебе нравен, то изволь его взять, а нам надлежащую заплатить цену; и хотя бы ты оной взял и ничего нам не заплативши, мы и тем будем довольны". Сей ответ понравился Чингис-хану; для того не только велел им заплатить в двое за их товар, но еще дал и позволение продавать остальной свободно всем своим, однако и тогда первым оным купцам ничего назад не отдал.
Чингис-хан видя, что купечество может принести знатную прибыль его подданным, послал при отъезде сих купцов 450 человек из своих подданных с ними, для отправления купечества в султановы области, за сими купцами послал трех человек из своих придворных офицеров, из которых 1 назывался Магомет-Харассмской; 2 Али-Ходжа бухарской; а 3 Юссюф Отрарской, которых он отправил послами к Султану Магомету Шаху Харассмскому, и написал к нему, при сем случае, письмо очень дружеское, объявляя, что как он хорошо принимал его купцов во время пребывания их в его державе, то надеется, что и Султан также поступит в рассуждении его подданных, которые отправились купечествовать в его государство, и обнадеживает своим словом Султана, что всегда с ним поступать имеет, как надлежит доброму отцу, и уповает, что и он со своей стороны, не перестанет показывать себя, как надлежит доброму сыну, и когда сие так будет чиниться с обеих сторон, то много сие послужит к распространению их Империй, и к приумножению общей им славы.
Сии послы прибывши в город Отрар, пошли с поклоном к Губернатору того города, которой был двоюродной брат матери Султана Магомета. Прежде сего назывался он Иналлчик; но Султан дал ему титул Кагир-хана. Купцы со своей стороны, также отправили ему поклон достодолжной, и поднесли несколько подарков, но один из купцов нашелся, которой был прежде сего великой друг Кагир-хану, и назвал его безо всякого злого умышления первым именем, то есть Иналлчиком. Сия смелость столь чувствительно прогневила Кагир-хана, что он тотчас велел взять под караул, как послов так и купцов и отправил курьера к Султану с уведомлением, что чужестранные приехали в Отрар, из которых одни послами называются, а другие купцами; однако ж он, имея сильные причины к подозрению о некотором их злом умысле, велел всех под караул взять в ожидании его указа. Султан, не разведав ни о чем обстоятельнее, приказал их всех умертвить немедленно. Кагир-хан исполнил сей указ точно, и взял все их вещи и пожитки на Султана.
Однако один из помянутых купцов имел счастье спастись от смерти, и прибежал с ведомостью к Чингис-хану о сем убийственном насилии. Чингис-хан услышав сию весть столь мало чаемую, в превеликую пришел ярость, и, приказав вскоре собрать свои полки, послал с объявлением к Султану что понеже чрез толь ненавистное дело всем народам нарушил он союз, положенный между ими; то он Чингис-хан теперь объявляет ему себя неприятелем, и идет на него жестокою войною.
Потом послал своего сына Чучи с великою силою к Туркестану, чтоб выгнать оставшихся союзников Кутшлуковых, которые там поселились. Султан Магомет как скоро услышал сие объявление войны из уст посланника Чингис-ханова, собрал также и свою всю силу, и пошел к Самарканду; а оттуда в Ходжан, навстречу Чингис-хану; но утомившись в сем последнем городе, что Чучи большой сын Чингис-ханов пошел к Туркестану, переменил свое намерение, и обратился на те же места со всею своею армиею, уповая, что даст доброй отпор сей части армии Чингис-хановой. Сего ради продолжал свой поход с великим поспешением, пока не прибыл на Туркестанские границы, где поворотился к реке Кабли, чтобы пресечь все убежища оному Чучи. Когда прибыл между двух рек называемых Кабли и Камчи: то нашел там великое число людей недавно побитых, и повелел искать между трупом не найдется ли кто, которой бы мог еще быть несколько жив, где и сыскали ему одного человека, которой хотя очень был изранен, однако мог еще говорить. Султан спросил у него, кто бы их в толь худое привел состояние; раненой сказал, что то Чучи, встретившись с ними вчера в то самое время, как они шли к своему войску, убил из них одну часть; а другую взяв в полон возвратился к той стороне, с которой пришел. После сего уведомления, Султан пошел за ним в след с таким поспешением, что достиг на другой день.
Чучи видя, что неприятели приближаются, собрал на совет генералов, которые с ним были, и спрашивал, что бы им надлежало делать в сем случай. Все приговаривали, что надобно уступать от них в добром порядке, толь наипаче, что Чингис-хан не приказал сражаться со всем Султановым войском, и что они не столь были сильны, чтоб можно было предпринять толь важное дело без явные напасти; но хотя и положить, что Султан за ними погонится, то он не может того делать, как токмо чрез некоторые небольшие части своего войска, от которых можно будет легко защищаться: а буде ни мало не погонится, то могут продолжать свой путь спокойно. Один тогда Чучи имел противное сему мнение, говоря: "Что ж скажет мне мой отец и братья, ежели я возвращусь убежав видя неприятелей? Лучше нам всячески противиться и стоять храбро против оных, нежели дать себя убивать на побеге. Вы учинили свою должность объявляя мне о напасти, в которой мы находимся; а я буду исполнять мою стараясь, чтоб нам из оной честно выйти".
Потом поставивши свою силу в строй, повел с радостью к делу. В самом горячем сражении Чучи сам своею особою пробежал два или три раза чрез неприятельские ряды, и, встретившись с Султаном Магометом, чрез многие приемы намерялся его поразить саблею; но оный все сии поражения отвратил щитом. Могуллы ободрившись храбростью своего предводителя, удивительные дела показали в тот день, и напали толь сильно на неприятелей, что хотя и весьма большее число было людей в неприятельской армии; однако уже она склонялась к бегству, ежели бы Султан Магомет видя, что его храбрость недовольна была к ободрению своего войска, не примыслил им кричать, что хотя бы уже они чрез самое малое время еще постояли, за тем что приближающаяся ночь скоро имеет окончить сражение. Сие вывело его из бесчестия видеть всю свою армию бегущую от наименьшего еще числа Могуллов.
Ночь, не долго после того наступившая, пресекла сражение. Чучи будучи доволен честью, которую себе получил в тот день, велел зажечь великие огни во многих местах своего лагеря, и вышел из него без шуму. На другой день неприятели думая, что он их ожидал и еще к сражению, пошли опять для начатия бою; но увидев, что его тут нет, возвратились и они также в свою сторону. Чучи пришедши к своему отцу с войском, которое было у него под командою, весьма его обрадовал уведомлением об оном своем сражении; а Чингис-хан, чтоб показать, коль доволен был доброю его поступков при сем случае, наградил его похвалами и подарками.
Между тем Султан Магомет, которой увидел через сей опыт, что Могуллы были жестокие воины, разослал свои полки по гарнизонам, говоря: ежели Чингис-хану есть охота чинить против меня войну, то пусть он меня сам ищет. Потом возвратившись в город обыкновенного своего пребывания, начал в безмерном пьянстве препровождать свои дни. В некоторый тогда день будучи пьян, велел умертвить некоторого человека, именем Шеих-Магедедиен-баяди, на которого имел подозрение, что будто в бесчестной дружбе пребывал с матерью Туркан-хана; но весьма опечалившись на другой день, когда проспался, потому что сего Шейха почитали за святого человека и беспорочной жизни, послал превеликую чашу наполненную золотом и драгоценными каменьями к некоторому другому святому человеку, называемому Шеих-Наджмудин, прося, что бы его разрешив простил в сем убийстве. Но оный святой не приняв сего подарка объявил чрез свой ответ, что не имеет власти простить ему сей грех. И что золотом и драгоценными каменьями за жизнь толь святого человека, которая была дражайшая пред богом, нежели его самого и многих тысяч других людей, не можно никак заплатить: и того ради посылает все назад отдав отмщение за сие в Волю божию. Султан Магомет весьма также худо учинил, что низверг багдадского Калифа Начирдина, и посадил на его место некоторого именем Атимулка, от поколения Термискисегидского, не упоминая о том, что легко поверил ложному известию Кагир-ханову, которой был причиною, что повелел убить послов и купцов Чингис-хановых: от чего потерял престол свой и жизнь, как то мы увидим вскоре. Можно привести сюда и другие многие худые Султановы дела; но мы теперь оставим оные, довольствуясь токмо сими выше упомянутыми.
АЛЬ-АСИР. О нашествии татар на страну ислама [3.1, с.356-358].
Этот народ вышел из окраин ас-Сина. Они устремились в города Туркестана, такие, как Кашгар и Баласагун; оттуда - в города Мавераннахра, такие, как Бухара, Самарканд и другие. Завладев ими, они поступили с их жителями так, как мы об этом расскажем ниже. Затем они переправились в Хорасан, захватили и опустошили его, разрушая [города], убивая и грабя. Оттуда они прошли в Рей, Хамадан и страну Джибал с находившимися в ней городами вплоть до границ Ирака. Потом они устремились в города Азербайджана и Аррана, разрушили их и убили большую часть их жителей. Спаслись из них лишь немногие, оставшись бездомными. И все это менее чем за год! Такое никогда еще не было известно.
Покончив с Азербайджаном и Арраном, они направились в Дербенд Ширвана и захватили его (Ширвана) города. Уцелела лишь одна крепость, где находился царь Ширвана. Оттуда они переправились в страну алан, лезгинов (лаксов) и разных других народов, обитавших в этой местности, свирепствуя в их убиении, ограблении и разрушении [жилищ]. Затем они устремились в страну кипчаков, а это одно из самых многочисленных тюркских племен. Они убивали каждого, кто попадал к ним, а остальные бежали в чащобы и на вершины гор, покинув свою страну. Татары захватили и ее в кратчайшее время. Продолжительность их остановок равнялась времени пройденного [между ними] пути, не более того.
Другая часть их, иная, чем первая, пошла на Газну с ее округами и на соседние с ней земли Индии, Сиджистана и Кермана. Они учинили там то же, что сделали те, и даже хуже. О подобном этому никогда не было слыхано. Александр, относительно которого историки согласились, что он - царь мира, не завладел [своим миром] с такой быстротой. Он захватил [свои земли] приблизительно за десять лет и при этом не убил никого [из мирных жителей], довольствуясь подчинением ему людей. Эти же захватили большую часть обитаемой земли, причем лучшую ее часть, самую благоустроенную и населенную, с самыми благонравными и добропорядочными жителями, приблизительно за год. Ни один из городов, в которые они еще не пришли, не спал спокойно, опасаясь их нападения, и ожидал их прибытия.
Они (завоеватели) не нуждались в доставке им провизии и провианта, а гнали с собой овец, коров, лошадей и иных верховых животных и ели только их мясо. Их животные, на которых они ездили, рыли землю копытами и поедали корни растений, не зная ячменя. Если они останавливались в каком-нибудь жилье, то не нуждались ни в чем со стороны. Что касается их веры, то они поклонялись Солнцу при его восходе. У них не было запретной пищи, и они ели всех верховых животных, собак, свиней и прочее. Они не заключали брак, а с женщиной вступали в сношения несколько мужчин. Когда появлялся на свет ребенок, отец его не был известен. И претерпели в этот период ислам и мусульмане такие бедствия, которым не подвергался ни один из народов. К ним относится [нашествие] этих татар, - да проклянет их Аллах! - которые пришли с востока и сотворили такие дела, что ужаснется всякий, кто услышит о них. Ниже ты увидишь [написанное] о них в последовательном изложении с разъяснениями.
Успеху этих татар способствовало отсутствие защитника от них. Причиной этого было то, что хорезмшах Мухаммед завладел многими странами, убил их правителей, перебил их [жителей] и стал один султаном [единой его] страны. Когда же он потерпел поражение от татар, в этих странах не осталось никого, кто дал бы им отпор и защитил их. Дабы все так свершилось, предопределил Аллах. А теперь начнем речь о начале их нашествия в страну [ислама].
АЛЬ-АСИР. О нашествии татар в Туркестан и Мавераннахр и о том, что они сделали [3.1, с.358-362].
В этом году в стране ислама появились татары. Они - вид большой совокупности тюрков. Местами их обитания являются горы Тамгаджа около ас-Сина. Между ними и страной ислама расстояние, превышающее шесть месяцев [пути]. Причиной их появления было следующее.
Их царь, зовущийся Чингис-хан и известный под именем Темучин, выступил из своей страны и направился к окраинам Туркестана. Он отправил группу купцов с большим количеством слитков серебра, бобровых мехов и других товаров в города Мавераннахра Самарканд и Бухару, чтобы они купили для него одежду для облачения. Они прибыли в один из городов тюрков, называемый Отрар, а он - крайний предел владений хорезмшаха. Там у него был наместник. Когда эта группа [купцов] прибыла туда, он послал к хорезмшаху, сообщая ему об их прибытии и извещая о том, что они имеют ценного. Хорезмшах послал к нему [гонца], приказывая убить их, забрать все, что у них было, и отправить к нему. Тот убил их и отправил то, что они имели, а было много всякого [добра]. Когда [их товары] прибыли к хорезмшаху, он поделил их между купцами Бухары и Самарканда, взяв себе восьмую часть.
Когда хорезмшах забрал Мавераннахр у китаев, он перекрыл пути, идущие из городов Туркестана и тех, что дальше за ними, а часть татар еще до этого, когда страна принадлежала Китаям, проникла в нее. После захвата [хорезмшахом] Мавераннахра у китаев и [массового] убиения их, эти татары завладели в Туркестане Кашгаром, Баласагуном и другими городами и вступили в борьбу с войсками хорезмшаха, из-за чего прекратилось поступление к ним одежды и другого необходимого. А говорят, что причиной нашествия татар на страну ислама, было иное, о чем не повествуется в толщах [летописных] книг.
Что было, то было из того, о чем я не рассказываю.
Думай о хорошем и не расспрашивай об известиях.
После того, как наместник хорезмшаха [в Отраре] убил людей Чингис-хана, он подослал к Чингис-хану лазутчиков, чтобы они узнали, как у него дела, какой по величине авангард [его воинства], и что он собирается предпринять. Лазутчики отправились. Они прошли через пустыню и горы на их пути и прибыли к нему. Через долгое время они вернулись к наместнику и сообщили ему, что их великое множество, не поддающееся исчислению, и что они одни из самых стойких в сражениях тварей Аллаха. Они не знают поражений. Необходимое им оружие они изготавливают своими руками.
Хорезмшах стал жалеть, что убил их соплеменников и захватил их имущество. Он очень озаботился и вызвал к себе Шихаб ад-дина ал-Хиваки, почтенного законоведа. Он занимал при хорезмшахе высокое положение, и его советам он не противоречил. Законовед явился и хорезмшах сказал: "Случилось ужасное дело. Следует обдумать его, и мне надо узнать твое мнение, как нам поступить. А дело это заключается в том, что на нас идет враг из тюркского края в несметном количестве".
Ал-Хиваки сказал: "У тебя в стране много воинов. Напишем во все края и соберем войска. Это будет всеобщий сбор. Все мусульмане должны помочь тебе деньгами и людьми. Затем пойдем со своими войсками в сторону Сайхуна, а это большая река, разделяющая страны тюрков и ислама, и расположился там. Когда прибудет враг, пройдя большое расстояние, мы встретим его отдохнувшими, тогда как он (Чингис-хан) и его воины будут изнуренными и уставшими".
Хорезмшах собрал своих эмиров и главных советников и стал советоваться с ними. Они не согласились с мнением [ал-Хиваки] и предложили другое: "Дадим им переправиться к нам через Сайхун и войти в те горы и ущелья. Они не знают дорог через них, а мы знаем. И тогда мы одолеем и уничтожим их, и никто из них не спасется".
В то время, как тюрки были в таком положении, неожиданно к хорезмшаху прибыл посол этого проклятого Чингис-хана с сопровождающими. Он [вручил хорезмшаху послание, в котором тот], угрожая, заявил: "Вы убили моих людей и забрали их добро. Готовьтесь к войне!] иду к вам с войском, которому вы не сможете противостоять".
А к тому времени Чингис-хан уже отправился в Туркестан и занял Кашгар, Баласагун и все остальные города. Он выгнал оттуда первых татар, и о них больше ничего не было известно. Следы их исчезли. Они погибли, как это случилось с Китаями.
Чингис-хан отправил упомянутое послание к хорезмшаху. Когда тот услышал его [содержание], он приказал убить посла, и тот был убит. Тем, кто сопровождал его, он приказал отрезать бороды и вернул их к их хозяину Чингис-хану. Они сообщили ему о том, как поступил хорезмшах с послом, и передали, что хорезмшах сказал: "Я иду на тебя, хотя бы ты был на краю мира, дабы наказать тебя, и поступлю с тобой так же, как я поступил с твоими людьми".
Хорезмшах подготовился к походу и сразу же после [прибытия] посла [Чингис-хана] выступил, чтобы опередить весть о своем [приближении] и внезапно напасть на Чингис-хана. Он пустился в путь и двигался без остановок, так что покрыл все это расстояние за четыре месяца, пока не прибыл к их жилищам. Но в них он увидел лишь женщин, подростков и детей. Он напал на них, захватил их и отправил женщин с их детьми в неволю. Причиной отсутствия неверных в их жилищах было то, что они отправились на войну с одним из тюркских ханов по имени Кушлу-хан (Кучлук). Они сразились с ним, нанесли ему поражение, захватили его имущество и отправились обратно. По дороге их застигла весть о том, что сделал хорезмшах с оставленными ими. Они стремительно двинулись вперед и застигли хорезмшаха прежде, чем он покинул их становище. Они выстроились друг против друга для сражения и вступили в бой, о подобном которому не было слыхано. Бой продолжался трое суток, и с обеих сторон было убито несметное число людей, и никто не бежал.
Что касается мусульман, то они стойко держались, защищая свою веру и зная, что если они отступят, то никого не останется у мусульман, и враги захватят после них их страну. Неверные же упорно бились, желая освободить свои семьи и вернуть имущество. Дело дошло до того, что всадники сходили с лошадей и бились пешими, нанося друг другу удары ножами. Кровь лилась на землю, и из- за ее обилия стали скользить лошади. Обе стороны приложили все свои силы и мужество в этом бою, а вся эта битва велась с сыном Чингис-хана. Отец его не был в сражении и даже не знал о нем. Подсчитали, что в этом бою было убито 20.000 мусульман, а сколько было убито неверных, подсчитано не было.
На 4-ю ночь [противники] разошлись и расположились друг против друга. Когда ночь сгустилась, неверные разожгли свои костры, оставили их гореть, а сами ушли. Так же поступили и мусульмане. Для всех них стало невыносимым сражаться дальше. Неверные вернулись к своему царю Чингис-хану, а мусульмане - в Бухару. [Хорезмшах] стал готовиться к осаде, зная о своей слабости. Ведь он не смог одолеть части войска Чингис-хана, а каково будет, когда они придут все, да еще вместе с их царем?
НАСАВИ. гл.3. О том, к чему привело дело Кушлу-хана после разрыва его с Чингиз-ханом [3.2, с.45-47]
Кушлу-хан после разрыва с Чингиз-ханом двинул свои войска к границам Каялыка и Алмалыка, правитель которых Мамду-хан ибн Арслан-хан (Абу-л-Футух Мухаммад III ибн Йусуф) заключил с ним мир с условием крепко стоять вместе и стремиться помочь друг другу во имя [общей] пользы.
Прибытие Кушлу-хана в упомянутую страну совпало с барством хана ханов гюр-хана -- государя ал-хита'и с поля сражения, происшедшего между ним и султаном ['Ала' ад-Дином Мухаммадом]. Это была последняя битва между ними (Последнее сражение хорезмшаха Мухаммада с кара-хитаями имело место в IX.1210 г. Армия гюр-хана была разгромлена, сам он бежал в Кашгар, а командующий его войсками Шамур Тайангу был взят в плен. Владения хорезмшаха расширились до Узкенда), и бегство привело гюр-хана к границам Кашгара.
Мамду-хан начал склонять Кушлу-хана к походу на Кашгар и захвату гюр-хана, говоря ему: "Если ты победишь его и посадишь его на престол государства, никто из тюркских владык не воспротивится тебе, соблазнившись напрасными надеждами и превратностями судьбы".
Он (Мамду-хан) не знал, что это -- государство, дни которого сочтены, и настало время, чтобы совы плакали над ним. Кушлу-хан считал это невозможным, так как, по его мнению, положение гюр-хана было высоким, приказы хана внушали страх, а слава и мощь его были велики. Но Кушлу-хана постоянно подстрекали к этому, пока он не согласился на то, к чему его призывали. Затем они оба выступили из Каялыка и неожиданно напали на него (гюр-хана) на границах Кашгара, захватили его и посадили на трон государства (Пленение гюр-хана Кушлу-ханом и Арслан-ханом произошло в первой половине 1211 г. После смерти гюр-хана в 1213-14 г. Кушлу-хан стал фактическим правителем его земель.). Во время общих приемов Кушлу-хан представал перед ним в положении хаджиба, давая ему советы в делах малых и больших, а сам лишь изредка исполнял то, что было ему приказано.
Когда султан [Мухаммед] узнал о том, что тот взял в плен гюр-хана и овладел тем, что было в его руках из драгоценных камней и ценностей, собранных со всего света за века, он послал к нему (Кушлу-хану) и передал следующее: "Хан ханов освободился из моих сетей лишь после того, как я оставил его как добычу для каждого грабителя и жертву для любого захватчика. Почему твоя душа не подсказала тебе напасть на него, когда он был на высоте своей власти и в расцвете своей мощи?
А ныне я удалил его из его страны и городов, предал мечу всех его пособников и сподвижников. Он добивался примирения, соглашаясь выдать за меня свою дочь Тугадж-хатун, которую привели бы ко мне с тем, что есть в его сокровищницах из золота, серебра и драгоценностей, при условии, что я не отниму у него остатков его страны с ее немногочисленными жителями, которых пощадил наш меч. Разве время быть разбитым, когда взят в плен? Если ты желаешь безопасности для себя и для своих людей, то должно тебе отправить ко мне гюр-хана с его дочерью, его сокровищами, имуществом и приверженцами. А иначе я пойду на тебя с тем, против чего не поможет ни острие твоего меча, ни неприступность твоей позиции".
На это Кушлу-хан дал смиренный и униженный ответ. В качестве подарка он прислал ему редкие вещи из диковинок его страны, число которых заполнило бы многие столбцы описаний.
При этом он просил милостивого прощения за то, что не доставляет ему гюр-хана. А гюр-хан все время унижался перед ним, умоляя сжалиться над ним, и говорил: "Этот султан и его отец приносили мне дань и изъявляли мне покорность. Я помогал им [в борьбе] с некоторыми их врагами. И пособник и соперник, и местный житель и странник знали, какова была служба их обоих. И когда судьба ему улыбнулась настолько, что он захотел нанести мне такой удар, о котором и подумать нельзя было, я согласился на перемирие с ним с условием выдать за него свою дочь -- а она для меня самое дорогое творение Аллаха. Я связал себя [еще] прочими названными им условиями, откупаясь от [верной] гибели и отрекаясь от власти, потому что увидел, что нет ни спасения, ни надежды, ни пощады, ни жизни, но он отказался и не соглашался ни на что, желая отнять последние остатки государства, в котором царит страх и господствует паника. И он так настойчиво требует меня ныне только для того, чтобы погубить меня, и клеймит меня унижением так, что даже смерть была бы лучше".
Сердце Кушлу-хана смягчилось по отношению к нему. К тому же он опасался, что если он передаст его султану, то это покроет его позором в глазах тюрок и он не откупится от стыда дешево и не стряхнет с лица его пыли.
И он продолжал защищать его день за днем на протяжении некоторого времени, пока султан не догадался, что дело затягивается и его завлекли в долгую волокиту.
Мне рассказал эмир Мухаммад ибн Кара-Касим ан-Насави, последний посол султана, направленный к Кушлу-хану по этим делам, что за грубость в речи, обращенной к Кушлу-хану, что было ему приказано султаном, Кушлу-хан заковал его в оковы, пока Аллах не даровал ему спасение в битве, происходившей между Кушлу-ханом и одним из отрядов султана. И как только упомянутый предстал перед дверью султана, ускользнув из петли плена и избежав предназначенной ему тягости унижения и бесчестья, султану сообщили о правдивости его слов и усердии в выполнении возложенной на него миссии. Султан обещал облагодетельствовать его, приказал ему выразить любое пожелание и предоставил ему выбрать то, что ему хочется.
Тот высказал ему свое пожелание и ходатайствовал об издании указа, который вручал бы ему должность ра'иса всех областей Хорасана, что и было удовлетворено. Впоследствии ра'исы претерпели от него страшные бедствия и тяжкие оскорбления.
Наступил 616 г.х. (19.III.1219-7.III.1220). Это -- тот год, который народ назвал злополучным. А упомянутый [эмир] не оставлял своего коварства с целью приумножить области Хорасана.
Когда хорошие отношения сменились враждебностью, султан отобрал 60.000 всадников из своего войска, чтобы выступить против Кушлу-хана, свергнуть его и отнять у него хана ханов. Это случилось после того, как султан направил против него несколько отрядов, которые сошлись с ним в различных сражениях в Кашгаре и других местах. Большая часть этих сражений завершилась поражением Кушлу-хана.
НАСАВИ. гл.4. О гибели Кушлу-хана от руки Души-хана, сына Чингис-хана, в 612 г.х.(?) [3.2, с.47-49].
(Разгром войск Кушлу-хана монгами под командованием Джучи и Джэбе-нойана произошел в 614 г.х [1218]. У Ибн ал-Асира это событие датировано не 616 г. х., как исправляет ан-Насави, а 617 г.х.)
Когда Чингис-хан узнал, что Кушлу-хан захватил владения Кашгара и Баласагун и что в его руки попал гюр-хан, он отрядил своего сына Души-хана с 20.000 воинов или более, чтобы покончить с ним и искоренить то, что выросло из его зла.
В то же самое время на Кушлу-хана со своей стороны двигался султан с 60.000 войском. И когда султан подошел к водам Иргиза, то застал реку замерзшей, и переправа через нее стала для него невозможной. Тогда он расположился у места причала, ожидая удобного момента для переправы. Когда это стало возможно, он переправился [на другой берег] и начал поспешно двигаться в поисках следов Кушлу-хана.
Когда он на протяжении нескольких дней находился в походе, к нему прибыл один из его передовых отрядов и сообщил о приближении какой-то конницы. Это оказался Души-хан, который одержал победу над Кушлу-ханом, разбил его в пух и прах и возвращался с его головой. Он напал на него и тех, кто был с ним из людей ал-хитаи, сделал их жертвами острых мечей и пищей для хромых коршунов, а с собой [увез] столько добычи, что ее масса покрыла землю, не оставив пустого места.
И вот храбрецы вступили в бой, и всадники стали сражаться весь этот день, и Души-хан отправил к султану человека, который сказал ему, что он целует землю и сообщает, что он пришел в эту страну не с враждебными намерениями, а с целью повиновения и даже службы султану. Он желал, мол, выкорчевать того, кого привели [его] ложные надежды и обманчивые побуждения к границам государства [султана], и избавить его от заботы выступать в поход и от необходимости оказаться лицом к лицу с ним. Поэтому он (Души-хан) напал на него (Кушлу-хана) и всех, кто был с ним из врагов султана, отрезал их друг от друга, взял в плен их детей и жен.
Что касается добычи, которую он везет с собой, то вот она вся перед султаном, пусть он распоряжается ею как хочет и, если найдет нужным, жалует [ею] тех, кто [за нее] сражался, а в противном случае, [передал Души-хан], пусть он направит ко мне тех, кто ее примет и доставит в его лагерь.
И наконец, он упомянул, что его отец приказал ему вести себя благопристойно, если он встретит в этой стороне какую-нибудь часть султанских войск, и предостерег его от проявления чего-либо такого, что сорвало бы покрывало приличия и противоречило бы принципу уважения.
Однако не было проку от его учтивости, и сила упорства султана от этой любезности не убавилась. У султана было вдвое больше, чем у Души-хана, людей и [были] военачальники, умеющие наступать и атаковать, и он был убежден в том, что если бросит несколько своих отрядов против него, то оставит от него лишь пепел, который подхватят буйные ветры, рассеивая его на север и на юг.
И султан ответил: "Если Чингис-хан приказал тебе не вступать в битву со мной, то Аллах всевышний велит мне сражаться с тобой и за эту битву обещает мне благо. И для меня нет разницы между тобой и гюр-ханом и Кушлу-ханом, ибо все вы -- сотоварищи в идолопоклонстве. Итак -- война, в которой копья будут ломаться на куски, а мечи разбиваться вдребезги".
Тогда Души-хан понял, что если он не примет сражения, то его надежды окажутся ложными и настанет его конец. И он прибег к сражению и искал выхода в битве. И когда встретились оба противника и сошлись [в битве] оба ряда, Души-хан лично атаковал левый фланг султана, разбил [этот фланг] наголову и заставил обратиться в бегство в беспорядке в разных направлениях. Султан был близок к разгрому, если бы наступательное движение его правого фланга против левого фланга проклятого не восстановило [положения]. Так была предотвращена беда, был уплачен долг и была утолена жажда мести, и никто не знал, где победитель, а где побежденный, кто грабитель, а кто ограбленный.
Обе стороны оторвались друг от друга в этот день для того, чтобы еще раз утром возобновить битву утром следующего дня. Безбожники ночью развели множество огней, показывая, будто они твердо стоят [на своих позициях] и проводят ночь с намерением сразиться, а [тем временем] они, подгоняя коней, под покровом ночи проделали за эту ночь расстояние двух дней пути.
А душой султана завладели страх и убежденность в их храбрости; он, как говорят, в своем кругу сказал, что не видел никого, подобного этим людям храбростью, стойкостью в тяготах войны и умением по всем правилам пронзать копьем и разить мечом.
По возвращении в Самарканд султан наградил владетельных эмиров, увеличил их икта и повысил их в чинах, титуловав Бучи-Пахлавана -- Кутлуг-ханом и Огул-хаджиба -- Инандж-ханом. Наконец, каждого из них он наградил разным добром за храбрость и стойкость.
НАСАВИ. гл.14. О событиях в Мавераннахре после возвращения султана туда [3.2, с.72-74].
Когда султан после своего возвращения из Ирака бросил посох пребывания в Мавераннахре, его встретили послы Чингис-хана. Это были Махмуд ал-Хорезми, Али Хваджа ал-Бухари и Йусуф Кенка ал-Отрари. С ними были обычные для тюрок дары: слитки драгоценных металлов, моржовый клык, мешочки с мускусом, каменья яшмы и одежды, называемые тарку, которые изготовляются из шерсти белого верблюда. Одежда из этой шерсти продается за пятьдесят или более динаров.
Посольство имело целью стремление к установлению отношений мира, дружбы и к следованию путем доброго соседства. Послы сказали: "Великий хан приветствует тебя и говорит: "От меня не скрыто, как велико твое дело, мне известно и то, чего ты достиг в своей власти. Я узнал, что твое владение обширно и твоя власть распространилась на большинство стран земли, и поддержание мира с тобой я считаю одной из своих обязанностей. Ты для меня подобен самому дорогому моему сыну. Не скрыто и для тебя, что я завладел Китаем и соседними с ним странами тюрок и их племена уже покорились мне. И ты лучше всех людей знаешь, что моя страна -- скопища войск и рудники серебра и в ней столько [богатств], что излишне искать какую-либо другую. И если сочтешь возможным открыть купцам обеих сторон путь для посещения, то это [было бы] на благо всем и для общей пользы"".
Выслушав содержание послания, султан велел привести Махмуда ал-Хорезми ночью одного, без других послов. Он сказал ему: "Ты -- хорезмиец, и не может быть, чтобы ты не питал к нам дружеского расположения и склонности".
Он обещал ему награду, если тот скажет ему правду о том, о чем он его спросит, и отдал ему из своего браслета драгоценный камень в знак верности обещанию. Султан поставил перед ним условие -- быть соглядатаем при Чингис-хане. По доброй воле или из страха он дал согласие на то, чего от него требовали. Затем султан спросил: "Правду ли сказал мне Чингис-хан, заявляя, что он завладел Китаем и захватил город Тамгадж? Правдив ли он, говоря об этом, или лжет?"
Тот ответил: "Да, он сказал правду. Такое великое дело не может остаться тайной, и скоро султан сам убедится в этом".
Тот сказал: "Ты же знаешь, каковы мои владения и их обширность, знаешь, как многочисленны мои войска. Кто же этот проклятый, чтобы обращаться ко мне как к сыну? Какова же численность имеющихся у него войск?"
Увидев признаки гнева [султана] и то, что любезная речь превращается в спор, Махмуд ал-Хорезми отступил от искренности и стремился снискать милость султана, чтобы спастись из клыков смерти. Он сказал: "Его войско в сравнении с этими народами и несметным войском не что иное, как всадник перед конницей или дымок в сравнении с ночным мраком".
Тогда султан согласился на то, чего просил Чингис-хан в отношении перемирия.
И Чингис-хан был рад этому. Состояние перемирия продолжалось до тех пор, пока из его страны в Отрар не прибыли купцы Умар Ходжа ал-Отрари, ал-Джамал ал-Мараги, Фахр ад-Дин ад-Дизаки ал-Бухари и Амин ад-Дин ал-Харави.
Здесь с 20.000 всадников находился Инал-хан, сын дяди -- по матери -- султана, управлявший Отраром в качестве наиба султана. Его низкая душа стала жадной к имуществу этих купцов, и с этой целью он написал султану письмо лжеца и лицемера, утверждая, что "эти люди, прибывшие в Отрар в одежде купцов, вовсе не купцы, а лазутчики, высматривающие то, что не касается их деятельности. Когда они остаются наедине с кем-либо из простонародья, они угрожают ему и говорят: "Вы в полном неведении относительно того, что творится вокруг вас; скоро к вам придет такое, против чего вы не устоите"" -- и далее в том же духе.
Тогда султан разрешил ему принять меры предосторожности к ним, пока он не примет своего решения. Когда он отпустил узду Инал-хана, так как разрешил принять подобные меры, тот преступил все пределы, превысил свои права и схватил [этих купцов]. После этого от них не осталось следа и не слышно было вестей. А упомянутый (Инал-хан) единолично распорядился тем многочисленным добром и сложенными товарами, из злого умысла и коварства. "И последствия его дела оказались убытком".
НАСАВИ. гл.15. О прибытии послов Чингис-хана к султану после убийства купцов [3.2, с.74-75].
После этого к султану в качестве послов Чингис-хана прибыли Ибн Кафрадж Богра -- отец которого был одним из эмиров султана Текиша -- и сопровождавшие его два татарина [и передали] следующее: "Ты даровал подписанное твоей рукой [обещание] обеспечить безопасность для купцов и не нападать ни на кого из них, но поступил вероломно и нарушил слово. Вероломство мерзко, а со стороны султана ислама еще более. И если ты утверждаешь, что совершенное Инал-ханом сделано не по приказу, исходившему от тебя, то выдай мне Инал-хана, чтобы я наказал его за содеянное и помешал кровопролитию, успокоив толпу. А в противном случае -- война, в которой станут дешевы самые дорогие души и преломятся древки копий".
Султан отказался отослать к нему Инал-хана, несмотря на страх, который охватил его душу, и боязнь, лишившую его разума. Ведь он не мог отправить его к нему (Чингис-хану), потому что большая часть войск и эмиры высоких степеней были из родни Инал-хана. Они составляли узор его шитья и основу его узла и распоряжались в его государстве. Он полагал, что если он в своем ответе станет потакать Чингис-хану, то этим лишь усилит его жадность, поэтому он сдержался, проявил стойкость и отказал. Между тем его душой овладел страх. Он велел убить этих послов, и их убили. Но сколько крови мусульман было пролито из-за этого убийства! Поток этой чистой крови бил из каждого сосуда, и [султан] за свой гнев поплатился с избытком, уступив за каждого посла по стране.