РАД. О Кабул-хане, сыне Тумбинэ-хана [1.2, т.2, к.2, с.32-33].
Кабул-хан - третий предок Чингиз-хана, а монголы предка в третьем колене называют [э]линчик. От него расплодилось и пошло множество родов [кабилэ] и ответвлений [от них]. Его детей и внуков называют кият.
Старший его сын был Укин-Баркак. Значение [слова] укин - девушка. Его называли Укин-Баркак, потому что он был до предельной степени прекрасен и чист лицом, так что все смотревшие на него изумлялись и поражались красоте его облика. У него было большое открытое лицо, совершенно круглое, и полный подбородок. Скончался он еще в юности. [Укин] имел сына по имени Кутукту-Юрки, а внуком его был Сэчэ-беки. Все [принадлежащие к племени] кият-юркин происходят из его потомства. Рассказ о распре их с Чингиз-ханом приводится на своем месте.
Так как племена татар были рабами и подчиненными государя Хитая Алтан-хана и из-за того, что Кабул-хан [некогда] убил его [Алтан-хана] послов, между ними утвердилась вражда, да кроме того, у детей Кабул-хана по причине, о которой упоминается [ниже], случилась с татарскими племенами ссора и произошло сражение, вследствие этого они [татары] постоянно пребывали в засадах и выжидали подходящего случая [для нападения]. Внезапно они нашли удобный момент, схватили Укин-Баркака и отослали [его] к Алтан-хану. Последний приказал прибить его железными гвоздями к "деревянному ослу", и он погиб.
Вторым его [Кабул-хана] сыном был Бартан-бахадур, который был дедом Чингиз-хана. Памятка об обстоятельствах жизни [Бартан-бахадура] и ветви его детей будут приведены в отдельном повествовании, непосредственно за [этим рассказом].
Третий сын [Кабул-хана] - Кутукту-Мунгур, от потомства которого произошло много племен. Он имел сына, по имени Тайчу, к потомству которого принадлежит часть киятов.
Четвертый сын [Кабул-хана] - Кадан-бахадур, от потомства которого произошло много племен и эмиров, рассказы о нем долги. Несмотря на то, что сначала он был в союзе с Чингиз-ханом, впоследствии он стакнулся с Он-ханом.
Рассказ об этом будет приведен на своем месте в повествовании о Чингиз-хане.
Кадан-бахадур имел старшего сына, который стал его заместителем [каим-и макам], имя его Джочи-хан. Джочи-хан со своей тысячью [хазарэ] был в союзе с Чингиз-ханом и причислен к его войску. Кадан-бахадур имел [еще] другого сына, имя его Алтан. Вначале он был в союзе с Чингиз-ханом, в дальнейшем же из-за того, что в то время, когда Чингиз-хан воевал с племенем татар и они порешили [между собою] не заниматься [захватом] добычи, он же не сдержал своего слова и Чингиз-хан отобрал от него захваченное [им], он рассердился [на последнего] и ушел к Он-хану. В конце концов он пал от руки войска Чингиз-хана.
Шестой сын [Кабул-хана] был Тудан-отчигин.
РАД. Касательно рассказов о Кабул-хане и его детях, о войнах и сражениях, которые они учинили, в той мере, которая известна [1.2, т.2, к.2, с.35-42].
Событий и рассказов, касающихся Кабул-хана, много. У племен монгол [имя] его весьма славно и почитаемо. [Кабул-хан] был государем и предводителем [пишва] своих племен и подчиненных [атба'].
Так как он и все [его] дети были весьма храбры и талантливы, то молва о них дошла до государства Алтан-хана и его эмиров. Так как [Кабул-хан] представлялся Алтан-хану [человеком] великим и достойным уважения, то он пожелал сблизиться с ним и захотел, чтобы между обеими сторонами была проторена широкая дорога единения и дружбы, и отправил послов пригласить его [к себе]. Когда [Кабул-хан] прибыл туда, он оказал ему уважение и почтение. Принесли разнообразные вкусные яства и бесчисленное количество приятных напитков. Так как хитаи являются порождением хитрости и вероломства и тишком коварно нападали на сильных врагов и славились [своими] отравлениями, то Кабул-хан возымел опасение и вообразил, что они [и] ему подсыплют в пищу отраву. Под предлогом облегчения он поминутно выходил наружу, ходя взад и вперед; так как погода стояла жаркая, то якобы для того, чтобы освежиться, он погружался в воду. [Некогда] он [себя] приучил держаться под водой то количество времени, в которое съедают штуку барана. [Теперь], согласно [своей] привычке, он держался под водой и все [то, что съедал], полностью сблевывал, а [затем] снова отправлялся к Алтан-хану и по обыкновению [продолжал] есть много пищи и пить большое количество вина. Хитаи же дивились и говорили: "Всевышний господь создал его счастливым и крепким, ибо он в состоянии не объедаться пищей, не пьянеть от вина и не блевать".
Он подошел к Алтан-хану, хлопая в ладоши и приплясывая, схватил его за бороду и оскорбил его. Когда эмиры и телохранители [казиктан] увидели эту дерзость и [неуместное] веселье, то сказали: "Что это за неуважение, оказываемое им нашему государю!" - и накинулись на Кабул-хана.
Тот же, так как увидел, что Алтан-хан весел и смеется, искательно подошел к [нему] и сказал: "Я совершил наглый поступок и учинил дерзость! Алтан-хан волен наказать меня или оставить в живых! Я же распоряжаться собою не волен, дело и поступок, которые я сделал, - вот они!".
Так как Алтан-хан был государем с выдержкой и разумным, он смекнул, что у Кабул-хана есть племена и подданные и если [только] он прикончит его за этот пустяк, то впоследствии его старшие и младшие родичи подымутся из ненависти [к нему] для отплаты и мщения [за Кабул-хана] и затянутся [надолго] между ними распря и враждебные отношения. Поэтому он отнес этот [поступок] за счет игривой шутки и дружеской забавы и, подавив гнев, простил [его]. [Затем] он повелел принести из [своей] казны столько золота, драгоценных камней и одежд, что все это сложенное вместе по высоте сравнилось с его ростом, отдал ему все и отправил его назад с наиполнейшим почетом и учтивостью.
[После его отъезда] эмиры сказали наедине Алтан-хану: "Не годится ни отпускать его, ни пренебрегать его поступком".
[Алтан-хан] тотчас же послал вдогонку за ним посла с тем, чтобы тот вернулся назад. Кабул-хан сказал [послу]: "Беседа и совещание, которые были меж нами и им, [уже] закончены, и мы расстались с [его] соизволения! Что значит это требование?". И он не внял [словам послов] и наговорил грубостей.
Послы вернулись назад. Алтан-хан вторично послал за ним посольство. Кабул-хана не было дома. [Его] жены сказали гонцам: "Он отправился привести сыновей и невесток".
Послы вернулись назад. В пути они заметили Кабул-хана, быстро едущего с несколькими нукерами. Они его опознали, схватили и увезли. В пути он достиг жилья своего побратима Салджиутая. Когда Салджиутай узнал в чем дело, он сказал: "Несомненно тебя бы не потребовали для чего-нибудь хорошего, чего доброго, - они покусятся на твою [жизнь]!".
У него был белый, быстрый в беге жеребец. Он отдал его ему и сказал: "В нужный момент ударь [коня] плетью и гони, ибо [на нем] они тебя не догонят!".
[Во время езды] послы грубо вдевали его ноги в стремена. Как-то днем он нашел удобный случай и, опустив поводья, погнал коня вскачь и ускакал. Они его не [сумели] настичь, пока он не доехал до дому. Следом за [ним] прискакали посланные. Невестка, взятая им из племени куралас, по имени Мати, имела новоприготовленный шатер. Его разбили для послов и их [там] поместили. Затем, так как сыновья [Кабул-хана] отсутствовали, он сказал [своим] невесткам и слугам [хадам]: "Я вас для того взял и держу столько слуг и челяди [хашам] ради того, чтобы в такой момент смертельной опасности все вы были бы со мною единодушны. Мы убьем этих послов, если же вы откажетесь, я вас убью. Когда хитаи нападут на меня, я не останусь в живых, [но] сначала я покончу с вами, ибо говорят, что на миру и смерть красна!".
[Тогда] они согласились и напали вместе с ним на послов [Алтан-хана], перебили их, а [сами] благополучно спаслись из этой беды. Спустя некоторое время Кабул-хан заболел и скончался.
А что касается рассказа об его сыновьях, то он таков: они все были такими бахадурами, воинами и храбрецами, что ни один [из них] не поворачивал назад перед многочисленными с большим обозом войсками и ни у одного врага не было возможности и силы противостоять им. Рассказов об их молодечестве много. Один из них следующий: так как они были весьма отважны, то во время боя с врагом, отделившись от нукеров, стаивали где-нибудь в сторонке. [Оттуда] они наносили поражение тем людям, которые нападали на их нукеров, а имущество их, разграбив, увозили в свои кибитки. Чаще всего бывало так, что пока-то они приедут домой, у жен их от плача и слез не оставалось в глазах, потому что они страшились той опасности, которой подвергались эти весьма храбрые и известные люди. Однако он оставался у них; он оставался у Туки из племени барулас.
Впоследствии Кадан-бахадур и Кутула-каан ушли особняком на свои юрты в землю [племени] куралас. Турунк-Култан и Буртак-бахадур привыкли к тому, что всегда обращали в бегство племя кият-куралас. Обнаглев благодаря этому, они в то время [как-то] внезапно напали [на кураласов] и начали бой. Кадан-бахадур, сев на первую попавшуюся кобылицу, поскакал и сбросил одного из них [с седла], а коня его привел [с собою назад]. Когда они увидели такой [богатырский поступок], то сказали: "Какого они племени, что могут [совершать] такие дела? Разве они не из племени баяут-куралас? Да еще и то, что их женщины бросаются навстречу неприятельскому войску и пастухи их также бесстрашно ходят в битву!".
[Кадан-бахадур] приказал, чтобы их [кураласов] люди выждали сбора войска. Они [Турунк-Култан и Буртак-бахадур] спросили у одной из тех женщин, которые опять наскакивали на войско, какого они племени? [Те] сказали: "Мы из племени уклат".
Они удивились, что это за племя уклат? После того [как войско собралось], Кутула-каан и Кадан-бахадур с двадцатью нукерами, которых они имели, поскакали, подняв копья, на войско. [Увидев их], воины сказали себе: "Что же они за люди, что так отважно подъезжают? Бой с ними не шуточное дело!".
Некоторые же сказали: "Это те самые люди, один из которых в одиночестве поскакал на нас и сбросил [с седла] человека, а коня угнал [с собою]. Вот он тот самый, который подъезжает!".
Турунк-Култан и Буртак-бахадур сказали: "Среди этой тысячи людей мы - бахадуры и храбрецы, надо скакать!".
И, подобрав поводья, вступили в сражение. Кутула-каан так [сильно] ударил копьем Турунк-Култана, что оно, пронзив его кольчугу, вошло в мясо предплечья и, пройдя по кольчуге и основанию плеча, засело в нижней части его ноги. От жестокости [полученной] раны тот так напрягся [всем телом] и так [сильно] натянул поводья, чтобы не упасть, что язык коня был рассечен удилами, а он [все же] свалился [на землю]. Тотчас следом за [этим] Кадан-бахадур сбросил [с седла] Буртака. Так как их отроки [кудакан] и следовавшие за ними соратники [кафадаран] были людьми храбрыми, они оба выбрались из неприятельского войска невредимыми. Турунк-Култан оправдался тем, что я, де, взирал с удивлением на забрало Кутула-каана, как вдруг свалился к ногам своего белого коня. Лошадь же его называли Джакакчин.
А еще рассказ следующий: Кадан-тайши послал к Тудур-билгэ-чигину, из племени меркит, послов с вестью: "Давайте заключим между собою союз и будем вместе попирать ногами обширные высокие холмы, вместе проходить большими дорогами в стране и пребудем в единении друг с другом!".
Когда послы доставили [это] известие Тудуру, тот, не дав ответа, принялся оттачивать нож. Послы спросили [его]: "О, побратим-нойон, что значит, что ты оттачиваешь нож, а нам [ничего] не отвечаешь?".
Тудур сказал: "Нож я оттачиваю для того, чтобы им вырезать тот единственный глаз, [который остался у] Кадан-анды!".
Они вернулись назад и передали эти слова Кадан-бахадуру. Кадан сказал: "Да будет же жестокое слово началом распри! До сих пор мы не хотели войны, они же положили [ей] начало!"
Затем он сказал: "Если я тебя под видом отравления выставлю вон, то что я буду за человек?" - и отрезал у своей... тихоходной лошади гриву и бросил [ее].
[Затем] он послал человека с правого крыла к Кутула-каану, который был его старшим братом, а с левого крыла послал известить своего свата [кудай] Ариг-чинэ.
На третий день, снарядив войско, он выступил и захватил живьем Тудур-билгэ-чигина. Сын последнего, Токтай, получив во время этой битвы девять ран, ушел вместе с правым крылом [майманэ] отцовского войска, обратившись в бегство.
Кадан-тайши сказал Тудуру: "Побратим, позавчера ты вырывал мой глаз устами, сегодня же я вырываю твой рукою!".
И вырвал [его] глаз и убил [его]. [Затем], захватив левое крыло его войска, он спешился.
Токтай спустя три года, когда его раны затянулись, снарядил свое войско и послал посла к Кадану [с словами]: "Монголы до сей поры всегда сражались, назначив [заранее] место для битвы и день сражения. Ныне мы тоже будем сражаться согласно этому же правилу".
Когда прибыли послы [Токтая], Кадан-тайши собрал всех своих эмиров и поставил много кумыса. На этом курилтае он сказал [собравшимся]: "Эмиры, поразмыслите крепко и, посоветовавшись, дайте ответ послам".
Ни один [из эмиров] не дал ответа. [Тогда] Кадан сказал: "Я отделил свой молодняк и, полностью выдоив их маток, поднес вам [их молоко], говорите ответ послам!".
Они все же [ничего] не сказали. Тогда он выразился иными словами и сказал: "Прибыли послы от улуса, скажите [им] какой-нибудь определенный ответ, ибо это собрание [джам'ийат] я созвал ради этого совета".
Они по-прежнему ничего [ему] не ответили. Когда Кадан-тайши увидел подобное [поведение], то сказал послам: "Я созвал вот это собрание и собрал ведущих эмиров; раз они не отвечают, то и вы ступайте назад!".
В это время его старший брат Адал-каан сказал: "Кадан-тайши, почему же ты сам не отвечаешь [послам], а поручаешь это другим?".
После этого Бардай-сэчэн, который был урутутайцем, сказал: "О, лицемер, действующий, как Димна, доколе ты будешь лицемерить и поступать, как Димна? В то время, когда тебе было тринадцать лет, ты девять раз сражался с татарами, предводителями которых были ... и Бали-Бука. И ныне дело обстоит так же; ты поручаешь [решение] старшим братьям [ака] и великим лицам [бузург], чтобы через них показать свое благородство! Разве ты не видишь: журавль, несмотря на [свою] величину, питается травой и глиной, а царственный сокол [шахин], несмотря на [свой] малый рост, - мясом и жиром! Что за смысл в бесполезном красноречии, должно говорить об избиении, поражении и полонении [врага]!".
Когда Кадан услышал эти речи, он сказал гонцам: "Передайте Токтаю, что когда два боевых барана сцепятся друг с другом, они не расцепятся до тех пор, пока один из них не будет ранен и побежден, если же они вновь сойдутся [после этого], то снова сцепятся рогами, пока один из них не будет ранен, и твое положение именно таково: ты хочешь мстить за отца, но что же ты сможешь сделать?
У меня на левом крыле находится [мой] старший брат бахадур, по имени Кутула-каан, из земли Гуркутас, обители дивов; по сравнению с силой его голоса, эхо тех высоких гор покажется слабым, от силы руки его слабеет лапа трехгодовалого медведя, от стремительности его нападения вода трех рек начинает волноваться, и от раны, [нанесенной] его ударом, дети трех матерей начинают плакать. А на левом крыле у меня находится сват [куда], по имени Ариг-чинэ; когда он охотится в дремучем лесу, он хватает серого волка за лапу и ударяет [его] оземь, он отгрызает голову и лапы леопарда и проламывает голову и переламывает шею тигра [шир], а родом он из земли Адар-джубур, которая также обитель дивов.
В центре [моего] войска находится [человек] по имени Кадан-тайши, рука его не промахнется и нога его не оступится, если он нападет на гору и косогор. Когда мы все трое соберемся вместе, то мы выкинем его [Токтая] из его страны и стойбища и разлучим его с его домочадцами и челядью. Теперь же, хотя речь [моя] и затянулась, однако [я добавлю следующее]: вас, сынки, являющиеся послами, они прислали в силу того, что вы наиболее сметливые и славные [люди] из всего улуса. Нужно, чтобы вы не забыли этих слов и повторили [их пославшим вас]. Теперь мы поступим именно так, [как сказали], и будем воевать!".
Затем, когда послов посадили на коней и отправили, Кадан-тайши сказал: "Эмиры, крепко положившись на вашу многочисленность, я произнес важные слова. И кажется, что ответ, который я [им] послал, был правилен, или [то была] ошибка?". И уругутаец Бардай-сэчэн вторично сказал: "Так же как человек может найти путь на бездорожном трудном перевале и может отыскать брод через большую глубокую реку, ты не ошибся и сказал именно то, что [было] наиболее правильным!".
Тогда Кадан-тайши сказал: "Прежде чем враг придет и станет у [нашего] порога, [мы] должны пойти встать у порога врага!".
В ответ на эти слова юноши-стольники и чашники [касадаран] сказали: "Как только они придут с [реки] Кара-Селенги, которая является их стойбищем [махам], к Кара-Онону, нашему стойбищу, мы размозжим им голову и умертвим их!".
Кадан-тайши сказал: "Какие они сами по себе слабые ни на есть, однако говорят: не следует произносить громких слов, вступая в сражение, и не должно становиться выше своей степени! Вы говорите громкие слова, [но] разве можно размозжить голову змее, которая похожа на ременную плеть и не имеет ни рук, ни ног?! Как же допустит враг, у которого есть и руки и ноги, чтобы мы размозжили ему голову? Вы говорите: [как же] мы будем сражаться после того, как они придут сюда? Не может человек, пресытившийся земными благами, нанести сильного удара, разве что он будет в состоянии пробить бумагу. Ожиревший конь в состоянии кружить кругом холма, но не может взбежать на [его] вершину. [Ныне] целесообразность действия заключается в том, чтобы мы погнали [туда] наших коней, рвущихся поесть сочные их травы, и повели [туда] молодых юношей, стремящихся съесть [свои] паи [хиссэ] их мяса, ибо если сюда придут те [враги], то во время битвы в ваши мысли проникнут [заботы] о [вашем] доме и хозяйстве, женах и детях, и [мысли о них] вас будут смущать и сделают [вас] нерешительными. Всем известно, что мой отец Хамбакай-каан поставил меня во главе вас и сделал [меня вашим] правителем [хаким]; [поэтому] когда я сяду верхом и отправлюсь в поход против той стороны, вы не должны оставаться позади и противодействовать [мне], ибо если вы будете [мне] противодействовать, то ясно станет, сколь [это] повредит мне, Кадан-тайши, а тот вред, который будет нанесен [мне], будет причинен всему племени тайджиут".
И в тот же день, [собрав] из окрестностей [людей], он посадил войско на коней и выступил.
Когда послы Токтая доставили [ему] извещение Кадан-тайши, тот также, как [то] было в обычае, смазал бунчук [тук] жиром, посадил войско на коней и чрезвычайно умело выступил навстречу [врагу]. Когда они сразились, Токтай-беки получил семь ран и бежал. С правым крылом своего [войска] он ушел вверх по реке Селенге. Кадан-тайши поскакал следом за ним. Так как он не мог его [Токтая] нагнать, то вернулся назад, захватил его левое крыло и центр [его] войска и, спешившись, [остановился].
Одним словом, все шесть сыновей были от одной матери. Имя ее Гоа-Кулуку. Гоа значит - чистая [лицом], а Кулуку - имя. Эта жена из [племени] кунгират. Она имела брата младше себя, имя его Сайн-тегин. Из-за Кадан-бахадура он много воевал с татарами. Дело было так: однажды Сайн-тегин занемог. Для пользования его вытребовали шамана [кам] из племени татар, по имени Чаркил-нудуй. Он совершил камлание, но тот [все же] скончался. Шаману что-то дали [в уплату] и отправили назад домой. После того старшие и младшие родичи [ака ва ини] Сайн-тегина отправились и убили этого шамана за это дело.
Свойств; [кудаи] с Сайн-тегином заставило сыновей Кабул-хана [начать] войну с племенами татар. Они дали сражение в местности, которую называют Сангдан. Кадан-бахадур и Мэнэн-бахадур - татарин, стоя насупротив друг друга на таком расстоянии, [что] достанет большой кудали, кричали и искали сражения. Кадан-бахадур поднял копье и вышел против Мэнэна. Он с такой [силой] ударил [копьем] по седельной луке коня, что пробил [седло], достал [копьем] до тела коня, поранил его и обоих, человека и коня, сбросил [наземь].
В течение года Мэнэн страдал от этой раны. Когда он оправился, они вновь оба вторично вступили в бой, в местности, название которой ...... Кадан-бахадур с такой [силой] ударил копьем в спину Мэнэна, что оно пронзило живот, и убил его. Во время этого сражения случилось [и то], что отец Хусун-Эбугана, Тайн-Мэнэн, который был со стороны Кадан-бахадура и лошадь которого также поранили в шею и убили, шел пешим. Его настигло десять всадников-копьеносцев. Он обернулся к ним, ударами меча обратил их всех в бегство и выбрался из [вражеской среды] победителем и победоносным.
После этого случая сыновья Кабул-хана [несколько раз] сражались с татарами. Памятка об этих рассказах и других отважных деяниях, которые они совершили, следует непосредственно [за этим].
Из числа шести сыновей Кабул-хана государем стал Кутула-каан. Он ханствовал в течение некоторого времени. Хотя все его братья и были бахадурами, но он их превосходил по силе и отваге. Поэты монголов сложили в восхваление ему много стихов и описали его отвагу и храбрость. Они говорят, что голос его был так громок, что его крик слышался через семь холмов и был похож на эхо, которое отдается в другой горе, что кисти его рук были похожи на лапы медведя: он хватал обеими руками человека, крепче и сильнее которого не бывало, и, словно деревянную стрелу, без [всякого] труда, сгибал его пополам и переламывал ему хребет. Рассказывают, что в зимние ночи он клал в костер [целые] деревья и укладывался около него. Из горящего костра на его тело падали раскаленные угли и жгли [его], а он на это не обращал внимания. Когда же он просыпался, то думал, что его кусают вши, и, почесав тело, снова засыпал. Каждая трапеза его состояла из [целого] крупного барана-трехлетка и одной громадной чаши кумыса, и он все же не бывал сыт.
Вследствие того, что татары захватили его брата Укин-Баркака и двоюродного брата его отца, Хамбакай-каана, который был внуком Чаракэ-лингума, и отослали [их] к Алтан-хану, а тот прикончил [их] при таких обстоятельствах, как упоминалось [выше], [Кутула-каан] повел войска, отправившись [походом] на Хитай. [Там] он воевал с племенами и войском Алтан-хана и разграбил часть его областей. В то время, когда Чингиз-хан двинулся на Хитай и выступил на войну с Алтан-ханом, он вознес к престолу господнему покорную мольбу и сказал: "Так как государи Хитая убили Хамбакай-каана, Укин-Баркака и Кадан-бахадура, которые были моими старшими родичами, и учинили над ними жестокость, я иду отомстить за них и прошу у тебя, великий господь, помощи и божественной поддержки!". После этого он сел на коня и отправился. И все!
РАД. О выступлении Кутула-каана на войну с Алтан-ханом, государем Хитая, для мщения за Хамбакай-каана, о поражении хитайского войска, о захвате [Кутула-кааном] множества добычи, о том, как во время обратного похода он попал в руки племени дурбан и освободился [из плена], и о [его] прибытии домой в то время, когда его только что собирались оплакивать [1.2, т.2, к.2, с.42-44].
Хамбакай-каан, внук [по сыну] Чаракэ-лингума, сын Суркакдуку-чинэ, который в то время был государем племени тайджиут, пошел к племенам татар, чтобы выбрать себе [в жены] одну из их девушек. Те оскорбились - "Почему так сватают наших девушек?!".
Они схватили его с несколькими нукерами и, так как были подчинены и подвластны Алтан-хану, то отослали [его] к нему. Алтан-хан приказал, согласно имевшемуся у хитаев обычаю, пригвоздить его к "деревянному ослу", и тот умер. В то время когда его вели на место казни, он послал одного из своих нукеров, по имени Булагачи, к Алтан-хану и [поручил] передать тому: "Ты не полонил меня своим мужеством, доблестью и ратью [чарик], а другие захватили меня и привели к тебе, ты же меня убиваешь в таком позорном и плачевном состоянии и делаешь [своими] врагами Кадан-тайши, Кутула-каана и Туда, сыновей Есугэй-бахадура, главы старших и младших родичей племен и улуса монгольских, и возбуждаешь вражду. Нет сомнения, они подымутся для отплаты и мщения тебе за мою кровь, [а потому] убивать меня неблагоразумно!".
Алтан-хан пренебрежительно и насмешливо ответил: "Ты, приславший [мне] это известие, ступай-ка и уведоми сам этих людей!".
И как только он убил Хамбакай-каана, то дал вышеупомянутому Булагачи подставу и отправил последнего, чтобы он уведомил племена [Хамбакай-каана] об его умерщвлении. В пути тот наткнулся на племя дурбан и попросил у них подставу - они не дали. [Тогда] он им сказал: "Не быть мне мужчиной, если завтра же днем я не приведу в это самое место наших войск, подобных массивной горе и несущемуся потоку. Как бы вы [тогда] не раскаялись и не сказали: почему мы не послушались слов Булагачи?!".
[Однако] они не обратили на него внимания. [Тогда] он погнал [дальше] подставу хитаев. Когда кони утомились, он их бросил на дороге, а [сам] пошел пешим. [Прибыв], он подробно рассказал о Хамбакай-каане [и] обстоятельствах его умерщвления его сыну Кадан-тайши, сыну последнего Тудаю, Кутула-каану, который был государем того племени, и Есугэй-бахадуру, который был двоюродным братом отца Хамбакай-каана.
Родословное древо этих [выше]упомянутых людей следующее:
Хамбакай-каан - сын Суркакдуку-чинэ, сына Чаракэ-лингума, сына Кайду-хана.
Кадан-тайши - сын Хамбакай-каана.
Тудай - сын Кадан-тайши, сына Хамбакай-каана.
Кутула-каан - сын Кабул-хана, сына Тумбинэ-хана, сына Кайду-хана.
Есугэй-бахадур - сын Бартан-бахадура, сына Кабул-хана, сына Тумбинэ-хана, сына Кайду-хана.
Когда известие [о гибели Хамбакай-каана] дошло до них, Кадан-тайши, Тудай и Есугэй-бахадур совместно с племенами и многочисленным монгольским улусом устроили совещание, чтобы выступить в поход для отплаты и мщения за кровь Хамбакай-каана. Возведши Кутула-каана в ханское достоинство, они подчинили ему все войска и пошли на Хитай. Когда они прибыли туда, то сразились и разбили войско Алтан-хана, перебили большое количество хитаев и учинили грабеж.
[Затем], разделив между войсками бесчисленное количество добычи, которую они захватили, они повернули назад. Кутула-каан ехал налегке, охотясь с соколами в пути. Когда племя дурбан увидело его едущим налегке, они улучили удобный момент, собрали войска и напали на него посреди пути. Его войско и нукеры были рассеяны, он же, бежав, уходил [от них], пока не дошел до места, бывшего огромной грязной лужей. Он погнал в нее коня, и [тот], погрузившись [в нее], завяз в грязи. Поставив одну ногу на седло, [Кутула-каан] прыгнул на край лужи. Враги, шедшие по [его] следам, подъехали [в это время] к противоположному краю и крикнули [ему]: "Что может сделать монгол, когда он лишился коня?! Вернись по-хорошему!".
Он не обратил внимания [на их слова], выпустил в них несколько стрел и отогнал их. Подойдя снова к краю лужи, он ухватил коня за челку и без труда вытащил его из грязи и выбросил его на равнину и тотчас сел верхом и ускакал, враг же остался по ту сторону лужи.
Прежде чем Кутула-каан [успел] доехать до дому, его войска и нукеры, которые были обращены в бегство, приехали домой, и так как он не подоспел следом [за ними], им показалось несомненным, что его должны были убить. Есугэй-бахадур приготовил пищу [аш] и отнес к людям Хамбакай-каана - Кадан-тайши, Тудаю и жене Кутула-каана - с тем, чтобы довести до их слуха известие о [его] смерти, а они приняли бы чашу [с поминальной пищей].
Когда он довел об этом до их слуха, Кадан-тайши и Тудай громко заголосили, а жена Кутула-каана сказала: "Когда [сюда] вошли младшие родичи и они пререкались [друг с другом] и были растеряны, я удивилась, что, де, за беда у них приключилась. Теперь же, когда я услышала [в чем дело], - я не верю [этому]!
Нет у меня веры этим словам, от кого бы они ни исходили, может быть я сплю и вижу это во сне, ибо Кутула-каан тот, про кого говорят, что голос его подобен голосу, достигающему до небосвода, и длань его подобна лапе трехгодовалого медведя. Без сомнения он не такой человек, которого настигнет гибель от руки племени дурбан! Даст бог, он занят каким-нибудь делом и неожиданно приедет".
[Тем временем], когда Кутула-каан [вытащил коня из тины] и ехал [дальше], он сказал себе: "Как, эти подлые люди будут со мною так поступать, а я от них ничего не угоню и поеду домой с пустыми руками!" - и он вернулся назад.
В тех пределах бродили табуны дурбанов. Он захватил доброго жеребца и, погнав перед [собою] табун кобылиц, пустился вскачь. Так как была весенняя пора, то он нашел в этой степи утиные яйца; у него ничего не было, куда бы [он мог] их сложить. [Тогда] он снял с ног сапоги [уг] и, наполнив их утиными яйцами, приторочил к седлу, [сам] же босым сел верхом на жеребца. Своего коня он вел [на поводу], а кобылиц гнал [перед собою], пока не доехал до дому. Между тем Есугэй-бахадур [уже] принес еду [аш] [его родным] и они были заняты [его] оплакиванием. Когда они его заметили, все обрадовались, стали веселиться, и поминки превратились в поздравления; жена же его сказала: "Разве я не говорила, что он не такой человек, которого смог бы убить первый попавшийся!"
"Был всадник вселенной [по имени] Дастан, сын Сама, Он зря не сунул бы [своей] головы в силок!".
РАД. О совещании племен тайджиут после [кончины] Хамбакай-каана [1.2, т.2, к.2, с.44-46].
Когда племена татар, по вышеупомянутой причине, захватив Хамбакай-каана, отвезли его к Алтан-хану и тот его убил, спустя некоторое время его родственники, сыновья и эмиры [племен] тайджиут собрались, чтобы вместо него поставить кого-нибудь на царствование. Они провели некоторое время на том совещании и не сошлись ни на ком. Кадан-тайши расположился в степи Куи-кэхэр и ушел к Гурхану (титул каракитайских ханов), дяде Он-хана, государя племени кераит. Гурхан был в Кукабасе, и они [вместе] пробыли там десять дней. В момент [его] отъезда [домой] кравчие [баурчи] Гурхана принесли [им] кувшин с вином, чтобы они приняли чашу. Кадан-тайши каждому из своих нукеров приказал выпить по глотку, а остаток допил [сам]. Так как нукеров вырвало, то [питье] на них не подействовало. Его же не вырвало, и он сказал: "Вероятно, мне дали за обедом яду!".
Он заболел и весною скончался. Когда наступила осень, они в конце концов в один из дней собрались [для избрания государя] и сказали Тудур-билгэ, принадлежавшему к их двоюродным братьям и бывшему предводителем и старейшиной племени: "Что скажешь ты об этом и кого ты считаешь достойным и подходящим для этой должности государя?".
Тот сказал: "Пусть говорит Таргутай-Кирилтук!".
Он же из их двоюродных братьев, сын Адал-хана. Тот также сказал: "Что мне сказать! пусть говорит Матукун-сэчэн".
Матукун-сэчэн сказал: "Что скажу я?! Я не прыгну, как воробей, на силок, чтобы моя нога очутилась в силке. Черная ласточка, взлетев на вершину сосны [?], не попадет в силки. Я низкий [бад] карачу, какое право я имею говорить? Вы, государи, изрекайте добрые речи [вашей] мудрости, чтобы мы, карачу, подобно жеребенку, который сосет двух маток и бывает сыт и упитан, вели привольную жизнь. Если вы договоритесь друг с другом и объединитесь, все дела ваши и люди будут по вашему желанию. Если же вы не объединитесь, то [внутренние] разлады и непорядки всякого рода [в делах] найдут путь к вашему улусу".
И по этому поводу произнес [еще] много рифмованных изречений, пословиц и наставлений, заплакал и ушел с собрания. На этом собрании [маджлис] сан их государя ни за кем не был утвержден.
Затем, хотя и не проверено и неизвестно, на чем было окончательно порешено, однако в летописи рассказывается следующее: Есугэй-бахадур скончался в молодые годы; племена тайджиут восстали против Чингиз-хана; прежде всех восстал Таргутай-Кирилтук, сын Адал-хана, а затем Тудай, Курил-бахадур, Анку-Хакучу и несколько других эмиров, о чем будет упомянуто [ниже]. [Как можно] заключить из того, что прежде всего приводится слово о Таргутай-Кирилтуке, то старшинство и руководство, по всей вероятности, должны были отдать ему. Достоверно [лишь] то, что после кончины Кутула-каана, его племянника [по брату], правил Есугэй-бахадур, сын Бартан-бахадура, который был отцом Чингиз-хана.
Несмотря на то, что рассказы касательно других сыновей Кабул-хана, помимо Бартан-бахадура, многочисленны, в этой летописи [они] ограничиваются этим, рассказы же о Бартан-бахадуре и его детях напишутся в отдельном повествовании.
ССМ. I. Родословная Темучжина (прод) [1.3, ї 52-53].
ї 52. Всеми Монголами ведал Хабул-хаган. После Хабул-хагана, имевшего семерых сыновей, всеми Монголами стал ведать, по слову Хабул-хагана, сын Сенгун-Бильгея, Амбагай-хаган, хотя Хабул-хаган имел собственных семь сыновей.
ї 53. Однажды Амбагай-хаган лично отправился провожать свою дочь, которую он выдавал в замужество к Татарам из племени Айриуд-Буйрууд, что на реке Уршиун между озерами Буюр-наур и Колен-наур. В это-то время Амбагай-хагана и схватили Татары Чжуинского племени и повезли к Алтан-хагану Китадскому. Тогда Амбагай через посланника своего Балагачи, человека из Бесудского рода, велел передать среднему из семи сыновей Хабул-хагана, Хутуле, с тем, чтобы он, в свою очередь, передал следующее Хадаан-тайчжию из всех десятерых сыновей: "Отомстите за меня, который самолично провожал свою дочь, как всенародный каган и государь народа. Мстите и неустанно воздавайте за меня не только до той поры, что с пяти пальцев ногти потеряете, но и пока всех десяти пальцев не станет".
АЛТАН ТОБЧИ. II. Родословная Чингис-хана (прод) [1.4, 61-62].
Хабул-хаган ведал всеми монголами. После Хабул-хагана, хотя у него и было семеро сыновей, ведать [монголами] согласно словам Хабул-хагана стал Амагар-хаган, сын тайчжигутского Сэнгум Бэлгэ.
Когда Амагар-хаган отдавал свою дочь в жены Буйругу, нойану всех родов татарского народа, жившего около реки Орусху, [протекавшей] между озерами Буир-нор и Хулэн-нор, сам отправился проводить ее. Амагар-хаган был захвачен людьми чуйнскими, враждовавшими с татарским народом. Когда его повезли, чтобы выдать китайскому Алтан-хагану, то Амагар-хаган отправил через своего посланного по имени Балгагчи иэ людей бэсут такой устный наказ: "Скажи Хутуле, среднему из семерых сыновей Хабул-хагана; скажи Хадаган-тайши, среднему из моих десятерых сыновей [такие слова:] Когда станешь владыкой народа, хаганом надо всеми, то собственной персоной не провожай своих дочерей, как сделал я, Амагар. Захвачен я татарскими людьми. Старайтесь отомстить за меня, пока ногти на пяти ваших пальцах не сойдут, пока на всех десяти пальцах ваших ногти не сотрутся!"
АБУЛГАЗИ. ч.2, гл.15. О Могуллских ханах от самого исхода из Иргана-Кона, до Чингис-хана (прод) [1.6, с.202-203].
По смерти Тумене-Хановой, сын его Кабулл-Хан взял наследство, у которого было шесть сынов, и именно, первый назывался Укиняргак; второй, Бартан-Баядур; третий, Кугукту-Менга; четвертый, Кассан-баядур; пятый, Коблахун; шестой, Будан-Каят. И понеже мы уже писали о имени Каята, то надобно только прибавить здесь, что хотя и правда, как выше упомянуто, что Каяты взяли себе прозвище в Иргана-Кон от Каяна первого их основателя, однако они по времени покинули, одни после других, первое свое прозвище, и взяли, в его место, многие другие имена; одни стали называться Канкраттами, другие Курлассами, а иные инако; так прозвище Каятов почти было незнаемо больше 3000 лет. Но понеже дети Кабулл-Хановы были все шестеро весьма сильны и храбры; то их отец воскресил в них cиe имя Каят.
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mon1130kabul/mon1130kabul-1.jpg)