Япония, известная своему народу как Ниппон ("Восходящее солнце") или Дай Ниппон ("Великое восходящее солнце"). В начале XIX века население Японской империи составляло примерно 28 миллионов человек, а к 1895 году оно выросло до более чем 40 миллионов. Его географическая протяженность колебалась примерно между 3500 и 4000 островами, из которых только около четверти были достаточно крупными, чтобы иметь коммерческое или стратегическое значение. Самыми крупными в 1800 году были пять островов Кюсю, Сикоку, Хонсю, Езо (переименованный в Хоккайдо в 1869 году) и Карафуто (ныне Сахалин), хотя исследование последнего оставалось достаточно неполным, чтобы его считали полуостровом азиатского материка вплоть до 1808 года, когда его впервые обогнули японские исследователи. Другие острова, имеющие историческое значение, включали Чисиму (Курильские острова), простирающиеся на север от Хоккайдо до Камчатки; острова Рюкю (по-китайски Лю-цю) между Кюсю и Тайванем, включенные в состав империи в 1879 году; а также Цусима и Ко-Саки, пара стратегически расположенных островов в Корейском проливе к северо-западу от Кюсю.
Излишне говорить, что амбиции России в Тихоокеанском регионе означали, что Япония часто сталкивалась с тем, что ее притязания на такие периферийные островные группы оспаривались в течение столетия. С XVIII века также время от времени предпринимались попытки России заселить северные и центральные Курильские острова, и японское владение даже двумя самыми южными (Итурупом и Кунаширом) было в конечном итоге уступлено Россией только в 1855 году.
Проводя строго проводимую политику изоляции с XVII века, Япония, по-видимому, традиционно рассматривала такие отдаленные острова не более чем как буферную зону против иностранного влияния и вмешательства, и только начала относиться к ним серьезно, когда российская экспансия стала неуклонно более угрожающей после середины XVIII века. Российская политика на Востоке, напротив, всегда заключалась в том, чтобы оккупировать незаселенные территории, где бы они ни находились, что предлагало отдаленные японские острова - часто в лучшем случае малонаселенные, а иногда и совершенно пустынные - приглашение, слишком заманчивое, чтобы сопротивляться. Эта стратегия уже принесла России большую часть Курил еще до начала рассматриваемого периода и оставила Сахалин и Езо, самые северные из пяти главных островов Японии начала XIX века, особенно подверженными риску. Хотя некоторые дальновидные японцы уже давно признали и отстаивали необходимость предотвращения российской экспансии путем увеличения числа поселений на обоих островах, на заре столетия эти острова оставались опасно малонаселенными.
Признавая свою стратегическую важность в управлении северным входом в Японское море, Россия объявила о своих претензиях на Сахалин еще в 1804 году и использовала арест японцами нескольких русских купцов, уличенных в незаконной торговле там, в качестве предлога для высадки небольших десантных отрядов на берег осенью 1806 года, а также на удерживаемый японцами Итуруп на Курилах весной 1807 года. Последовали некоторые боевые действия, но вопрос о принадлежности Сахалина остался нерешенным. Несмотря на высадку нескольких исследовательских экспедиций в течение следующих полувека, только в 1853 году Россия создала постоянный военный пост на Сахалине.
Хотя она сохранила свою императорскую семью, которая жила в уединенном полузаточении в столице Киото, Империей фактически управляла с XVII века Токугава, династия военных диктаторов, носившая титул Сэй-и-дай-сегун ("великий полководец, покоряющий варваров") - обычно сокращается до "Сегун" в западных источниках. Он был основан Токугавой Иэясу (ум. 1616) после его решающей победы в битве при Сэкигахаре в 1600 году. Между 1603 и 1868 годами непрерывная линия из 15 сегунов Токугава управляла Японией из того, что стало административным центром империи, Эдо. Следовательно, эпоху правления Токугавы обычно называют "периодом Эдо" (хотя ее заключительную фазу, период после 1853 года, теперь обычно называют Бакумацу, что означает "конец сегуната").
Целых пять сегунов Токугава занимали свой пост в течение XIX века, а именно Иэнари (1786-1837), Иэеси (1837-53), Иесада (1853-58), Иемоти (1858-66) и Есинобу, более известный на Западе как Кейки (1866-68). Похоже, что последние трое, вероятно, питали амбиции, выходящие за рамки их и без того высокого статуса, поскольку мы иногда находим их в стиле О-гими или Тай-кун (переводится британскими путешественниками как "Магнат"), титул, который лучше всего переводится как "великий князь" или "возвышенный правитель", по праву принадлежал исключительно императору. Но в то же время все, кроме Кейки, похоже, были виртуальными марионетками своей собственной изощренной бюрократии, которая к XIX веку узурпировала большую часть процесса принятия политических решений.
Чтобы свести к минимуму последствия иностранного влияния и религии, правительство сегуната, или бакуфу, в 1639 году приняло политику изоляции. Японским торговцам уже было запрещено выезжать за пределы страны под страхом, и единственными иностранцами, которых после этого допускали в Японию, были общины голландских и китайских торговцев, основанные на крошечном острове Дэсима за пределами гавани Нагасаки. Несмотря на несколько попыток России, Великобритании и Франции изменить эту политику в первой половине XIX века, ситуация оставалась неизменной до прибытия в 1853-1854 годах американского флота (до сих пор известного как "черные корабли") под командованием коммодора Мэтью Перри. С помощью нехитрого сочетания дипломатии и завуалированных угроз Перри смог убедить бакуфу в технологической и военной мощи Запада. Это привело к тому, что сегун Иесада неохотно подписал торговые договоры с Соединенными Штатами в 1854 и 1858 годах, за которыми последовали аналогичные договоры с Великобританией, Россией, Голландией и Францией. В результате пять портов были неохотно открыты для внешней торговли.
Решение Иесады впустить иностранцев не встретило всеобщего одобрения. Хотя экспедиция Перри убедила бакуфу в том, что Япония в военном отношении совершенно уступала, и что наиболее разумным способом действий было умиротворять Запад столько, сколько потребуется, для повышения собственного потенциала Японии до сопоставимого уровня, кланы, традиционно выступающие против политики сегуната, были потрясены тем, что они считали вопиющей изменой, и громко выразили мнение, что если сегун не может соответствовать своему эпитету "покоряющий варваров" и не пускать иностранцев, ему пора уходить. Кроме того, сам император, ксенофоб Осахито (1846-67, посмертно названный Комэй), первоначально отказался признавать новые договоры, хотя у него не было полномочий сделать больше, чем выразить свое возмущение.
АРМИЯ В начале XIX века Япония оставалась тем, что западные авторы неточно, но удобно называют "феодальным" государством, которое очень мало изменилось за 200 лет, прошедших с тех пор, как сегун Иэясу пришел к власти. Сама семья Токугава непосредственно отвечала примерно за четверть всей страны, а также за все крупные города, в то время как ее 23 сопутствующие ветви, крупнейшими из которых были госанке или "три дома" (кланы Овари, Мито и Кии или Кишу), отвечали примерно за еще одну восьмую. Баланс был разделен на автономные территориальные округа, называемые хань (чаще всего переводимые как "кланы" или "феоды", но более точно переводимые как "домены"), над которыми Токугава осуществлял неоспоримую гегемонию.
В рассматриваемый период насчитывалось около 265 династий хань, каждая из которых управлялась наследственным лордом, известным как дайме (буквально "великое имя"), откуда хань иногда описывается как "дайме" в западной литературе. Дайме теоретически были обязаны верностью императору, но на самом деле сегуну, и каждый, в свою очередь, был обязан верностью своим собственным вассалам. Его конкретные военные обязательства перед сегунатом определялись в соответствии с размером его хана, который рассчитывался не по его площади, а по его налогооблагаемой производственной мощности, преимущественно в рисе, которая измерялась в коку (единица объема, эквивалентная примерно 180 литрам). Технически размер каждого хана был фиксированным и не мог быть ни увеличен, ни уменьшен - "либо браком, либо покупкой, либо силой" - без специального разрешения сегуна; но из записей XVIII-XIX веков ясно, что доходы большинства из них либо постепенно увеличивались с годами, либо (что более вероятно) никогда не были точно рассчитаны. Проблема бакуфу заключалась в том, что у него не было возможности подтвердить это, не нарушая автономии хана, и поэтому у него не было выбора, кроме как оставить традиционные налоговые отчисления и военные обязательства неизменными.
Высшими рангами дайме были госанке или ороканомазуме камон (потомок любимых сыновей сегуна Джейясу), фамариномазуме камон (потомок других его сыновей) и кокушу, термин, также используемый для описания всего этого класса старших дайме. Владения такого высокопоставленного дайме включали одну или несколько целых провинций, или земли, или доходы эквивалентной стоимости. Ниже старшего дайме шли решу, которые были лордами небольших, но все еще значительных владений, называемых речи или риобун; и джошу, чьи владения были известны как сиро (замки), потому что они обычно состояли из одного замка и прилегающей к нему территории. В середине XIX века, по-видимому, существовало 21 кокушу (каждый из которых обладал владениями, превышающими 200.000 кокуо), 32 решу и более 200 дзесю.
Каждый дайме обязан был лично нести военную службу сегуну в сопровождении контингента вооруженных людей - традиционно состоящего из фехтовальщиков, мушкетеров, артиллеристов, лучников, копейщиков и знаменосцев, плюс "бесчисленных слуг" - пропорционально оцененному доходу его земель. Домены в 200 коку требовались для выставления пяти самураев; домены в 1000 коку давали 21; 5000 коку 103; 10000 коку 235; и 100.000 коку 2155. Размер этих квот оставался относительно неизменным с 1649 года до 1861 года, когда они были значительно сокращены (например, дайме в 50.000 коко, который ранее поставлял около 1000 человек, отныне должен был выставлять только 163).
Более значительным подразделением дайме было разделение между теми, чьи предки были вассалами Токугавы до победы Иэясу при Сэкигахаре, и теми, чьи предки не стали вассалами Токугавы до этого. Первая группа называлась фудай, а вторая - тозама. Фудаи (название означает "верные семьи", но часто переводится как "внутренние лорды") превосходили фозаму численностью два к одному. Они были обязаны своими землями и титулами исключительно покровительству сегунов Токугава, чьими наследственными вассалами они, следовательно, были. Неудивительно, что среди них были все госанке и камон. Правительственные назначения производились исключительно из рядов фудай, хотя члены клана Токугава среди них редко занимали должности, которые были чем-то большим, чем консультативными. Сегун сохранял полный контроль над доменами фудай и мог по своему желанию увеличивать или уменьшать их доходы. Он мог даже приказать фудаю обменять их домены, если сочтет нужным, чаще всего в качестве средства понижения или продвижения по службе. Однако эта практика стала редкостью в XVIII веке.
Фозама или `внешние лорды', которых в начале XIX века насчитывалось 98, включали Мори из Тесю, Симадзу из Сацумы, Яманоути из Тоса, Муцу из Сендая и большинство других важных семей, обитающих в основном на крайнем севере и юго-западе. Хотя они все еще должны были платить дань рисом и должны были номинально служить сегуну, в остальном они были предоставлены самим себе, поскольку считались слишком могущественными, чтобы без необходимости враждовать. (Например, было сказано, что "человек Токугава не мог рисковать в районах великой семьи Симадзу, владык Сацумы и ее окрестностей, без большей или меньшей опасности".) В качестве указания на их политическую и военную мощь нужно только указать, что две трети богатейших ханей Японии принадлежали тодзаме, включая трех богатейших - Кага, оцененный более чем в 1,02 миллиона коку; Сацума, оцененный в 770.000; и Сендай, оцененный в 625.600. Действительно, уже упомянутое увеличение стоимости с тех пор, как их хан был официально оценен еще в XVII веке, означало, что тозама на самом деле были значительно богаче, чем предполагали их оценки в бакуфу: приведу лишь два примера: Хиго хан был оценен в 540.000 коку, но его фактическая доходность составляла 721.000, в то время как Тесю, официально оцененный всего в 369.000 коку, фактически принес по меньшей мере 713.000 и, возможно, миллион. Поскольку он был больше Тесю, можно предположить, что, по всей вероятности, Сацума аналогичным образом дала где-то около миллиона коквт. Затем такие цифры следует сравнить с общим официальным доходом Японии, составлявшим немногим более 20 миллионов коку примерно в середине века, и оценкой собственных владений Токугава бакуфу в семь миллионов коку.
Как мы уже видели, именно лорды тодзама должны были в конечном итоге организовать свержение сегуната и осуществить реставрацию Мэйдзи, и их богатство оказалось решающим фактором в этом процессе, позволив им приобрести любое западное оружие, в котором они нуждались. Однако в течение большей части предшествующих 250 лет правительству Токугавы удавалось поддерживать жесткий контроль над дайме страны с помощью эффективной системы сдержек и противовесов, которая включала четыре ключевых элемента: во-первых, предотвращение возникновения потенциально враждебного силового блока путем тщательного географического распределения лояльных вассалов и проТокугава тодзама среди хань, принадлежащих потомкам тодзамы, которые сражались против Иэясу; во-вторых, путем введения системы санкин-котай или "альтернативного посещения", которая привела к разорительным расходам дайме, требуя, чтобы они путешествовали со своими семьями в Эдо и проживали там поочередно, и оставляли свои семьи там в качестве заложников за их хорошее поведение, когда они возвращались в свои владения; в-третьих, делая все возможное, чтобы предотвратить импорт иностранных технологий и оружия, которые могли бы (и в конечном итоге нарушили) нарушить хрупкий баланс сил между бакуфу, фудаем и тозамой; и в-четвертых, путем принуждения японского общества к строгой иерархической структуре, которая лишала даже самых амбициозных любой возможности для опасного продвижения.
Ниже знати нижние ступени социальной лестницы Токугава занимали личные военные слуги дайме, известные как самураи. Технически этот термин охватывал всех японцев, имеющих право носить два меча, и, следовательно, включал самих дайме, но в просторечии он обычно понимался как обозначающий только тех, кто не был дворянином, кто был обязан верностью своим господам в обмен на феод (см. ниже) или наследственная фиксированная стипендия (кароку), первоначально выплачиваемая рисом. Чтобы претендовать на свое "поместье" или зарплату, самураю технически требовалось быть в возрасте 15 лет или старше, родиться самураем и владеть лошадью, луком, копьем и мечом. Однако Джон Вигмор (1893) сообщает, что "эти требования часто строго не соблюдались на практике",
К середине XIX века насчитывалось около 400.000 семей самурайского статуса, что, по оценкам, составляло 1,8-2 миллиона душ из общей численности населения примерно в 28-30 миллионов человек. Исходя из этого, общепризнано, что примерно 5,5% мужского населения были самураями. Технически все они были обязаны военной службой своему дайме, но поскольку единственные серьезные боевые действия с 1630-х годов включали подавление случайных крестьянских восстаний, эта обязанность стала почти излишней и в значительной степени была заменена зачастую тривиальными административными обязанностями. Норман (1940) считал, что "долгие годы мира после установления сегуната Токугава ослабили боевой пыл самураев и сделали их существование излишним, так что они фактически превратились в паразитический класс". Конечно, к началу XIX века большинство из них были не более чем вооруженными бездельниками, чьи самые обременительные военные обязанности заключались в том, чтобы обеспечивать своего господина эскортом в торжественных случаях, сопровождать его во время его двухгодичной резиденции в столице и выполнять формальную службу охраны в его доме или замке.
Считалось, что существует два класса самураев, известных как сейши и каши, которых Эрнест Сатоу (1921) определяет соответственно как "джентльменов" и "простых солдат". Следуя аналогичному ходу мыслей, Вигмор сравнил сейши с "рыцарями в строгом смысле этого слова", поскольку "только они имели привилегию следовать за господом в битву верхом". Сейши, в свою очередь, подразделялись на две отдельные категории. Те, кто был обязан верностью непосредственно клану Токугава, назывались чокушин или, чаще, хатамото (что означает "под знаменем", описывая их традиционную должность в бою), в то время как те, кто был обязан своей верностью другим дайме, были известны как кераи или байшин. Дайме, оцениваемый в 100.000 коку, вероятно, содержал около 1000 сейши, у многих из которых были собственные слуги-самураи. Самый могущественный хатамото владел доменами стоимостью 9000 коку и выставлял почти столько же самураев, сколько дайме самого низкого ранга, чьи домены оценивались в 10.000 коку. Владения семьи Токугава насчитывали около 5000 хатамото, каждый из которых обычно содержал от трех до 30 собственных самураев, так что самое позднее в эпоху Бакумацу они теоретически могли собрать более 60.000 человек.
Каши, или низший класс самураев, традиционно составляли пехотинцев. Они были известны под целым рядом терминов, зависящих от конкретной профессии и статуса в гражданском или военном учреждении, включая дошина, качи и йорики, но они наиболее известны как асигару ("легкая нога"). Каши, принадлежащие к кланам Токугава, обычно назывались гокенинами ("добродетельные домохозяева"), которых теоретически насчитывалось около 17.000. У них была заслуженная репутация тщеславия и высокомерия в отношениях со слугами дайме.
Вместе Токугава хатамото и гокенин, известные как шоме или "маленькие имена", чтобы еще больше отличать их от дайме или "великих имен", составляли основу правительства сегуната, занимая большинство должностей в гражданской администрации и обеспечивая большую часть того, что можно было бы назвать его регулярными вооруженными силами (т.е. фактически постоянными приятелями самураев, которых бакуфу поддерживал для городской стражи и гарнизонных обязанностей). Хатамото с доходом менее 10.000 коку, но более 3000 назывались тайшинами ("великими вассалами"), когда они занимали активные административные должности, но ериаи (буквально "те, кого вызвали на собрание", т.е. советники) - либо котай-йоряй, "альтернативные советники", либо хира-йоряй, "обычные советники" - когда их должности были чисто почетными. Хатамото, оцененные в 300-3000 коку, назывались омемие-джо, когда они имели право выступать при дворе сегуна (но омемие-ка, когда они этого не делали), и, наряду с гокенином, не занимающим официальных должностей, также могли называться кобушин. Технически ни одна из должностей, занимаемых хатамото или гокенином, не была наследственной, за исключением случаев, когда должность сама по себе была основой "феодальных" отношений между вассалом и господином, но многие из них стали таковыми с течением времени.
В обмен на свои услуги все самураи получали освобождение от налогов плюс доход, который первоначально принимал форму либо риса, либо дохода, полученного от предоставления земли, которую западные авторы обычно называют "феодом", но которая, тем не менее, заметно отличалась от своего средневекового европейского аналога. Вместо того, чтобы получать саму землю, самурай получал право на определенный доход (чиге), получаемый с участка земли, называемого чиге-шо, который мог сильно различаться по размеру и мог быть чем угодно, от одной деревни или дюжины рисовых полей до 50 или более деревень. В отличие от феодального европейского феода, чиге-се не стало личной собственностью самурая, хотя крестьяне, которые обрабатывали его, были обязаны предоставлять ему слуг во время войны. Однако большинству самураев не повезло получить чиге-се, вместо этого им было предоставлено право просто получать ежегодную порцию риса из хранилища своего господина. Это пособие было известно как фучи или хио-моно, причем последняя разновидность стоила дороже первой. Как и чиге-се, стоимость таких грантов сильно различалась, некоторых было достаточно только для содержания самого самурая, в то время как другие могли прокормить до пяти человек, а некоторые на самом деле стоили больше, чем чиге-се. В целом, однако, стипендии самураев на рис были ошеломляюще низкими.
Мартин Рамминг, внимательно изучив различные японские записи, в 1928 году пришел к выводу, что даже самураи среднего ранга в среднем зарабатывали в лучшем случае всего 100 коку, что было "примерно эквивалентно доходу богатого крестьянина", и что "средний показатель для всех самураев (предположительно, относится только к тем, кто ниже ранга - сейши), был значительно ниже 35 коку", что ставит их в ту же экономическую плоскость, что и крестьянин". Хитоси Янага (1949) подсчитал, что их доход был еще ниже, заявив, что слуги бакуфу составляли в среднем 28 коку, а слуги дайме - всего 16 коку.
Во всех случаях потребность в наличных деньгах означала, что большая часть риса, полученного самураем, должна была быть продана, чтобы купить другие предметы первой необходимости, и, похоже, в конечном итоге стало приемлемым, чтобы пособие на рис самурая оценивалось по текущему рыночному курсу и выплачивалось наличными, а не натурой, Однако, это было явно очень позднее развитие, так как даже в 1811-13 годах Василий Головнин, русский заключенный, отметил, что это было только на северных островах - Сахалине и Мацумаэ хан (состоящий из Хоккайдо, Кунашира и Итурупа) - этот доход самураев выплачивался частично деньгами, а также частично рисом, в то время как повсюду, писал он, "солдаты получают жалованье рисом".
В дополнение к жалованью все самураи также получали место жительства, которое неизменно располагалось в пределах одного из ясики их господина ("городов-замков"). Самые богатые и влиятельные должны были жить в столице хань. Те, кто занимал официальные должности, также получали очень необходимый дополнительный доход, будь то доходы от риса или земли. Даже самые нуждающиеся самураи даже не подумали бы о том, чтобы заняться какой-либо работой, торговлей или бизнесом, чтобы улучшить свое финансовое положение, несмотря на то, что их доходы, как правило, оставались неизменными на протяжении веков, независимо от инфляции в других частях японской экономики. Даже некоторые дайме почувствовали себя ущемленными настолько, что сократили жалованье своим слугам; все это означало, что многие самурайские семьи с течением времени становились все более бедными. Некоторые самураи были полностью лишены своих доходов или добровольно покинули своего хозяина, чтобы искать службу в другом месте в надежде улучшить свое состояние; однако другие впали в такое отчаяние, что прибегли к преступлению. В совокупности такие несравненные и лишенные хозяина самураи были известны как ронины или "люди волны", в том смысле, что их "бросало туда-сюда, как морскую волну" (Губбинс, 1911). По словам Хитоси Янаги, к концу периода Эдо, возможно, насчитывалось от 100.000 до 200.000 ронинов.
Как те, кто больше всего понимал отчаянную необходимость перемен в устаревшей и больной "феодальной" системе Японии, именно ронины и другие обедневшие самураи низкого ранга в конечном итоге вдохновили оппозицию бескомпромиссным консерваторам страны и политической стагнации, которую они представляли. Полагая, что император будет лучшим хозяином, чем сегун, большинство из них стали ярыми сторонниками его возвращения к власти. Многие занялись изучением западных языков и технологий (рангаку, буквально "по существу технический", но обычно переводится как "изучение голландского языка"), открыто бросая вызов отношению бакуфу к иностранному влиянию, надеясь, что это может дать им преимущество в предстоящей борьбе. Войска ронинов, тем не менее, служили на обеих сторонах во время боевых действий 1864-1868 годов, наиболее известным таким корпусом, вероятно, был Сейгиси ("Праведный самурай"), созданный Мори Такачикой, лордом Тесю, в 1861 году, и Синсенгуми Токугава ("Недавно отобранный корпус") и Синчогуми ("Новые призывы").
Тозама на юго-западе Военная организация в дореволюционных владениях Сацума, Тесю, Тоса и других владений тодзама на юго-западе Японии заметно отличалась от той, что была в других местах, поскольку она в значительной степени зависела от социально низшего класса деревенских самураев, называемых гоши. Предки некоторых гоши достигли номинально высокого статуса из крестьянского или торгового происхождения (что было технически незаконно, но лорды тозама откровенно игнорировали запрет бакуфу на эту практику), в то время как другие были потомками самураев, выселенных из своих домов в начале XVII века, когда большая часть первоначальных владений Сацума и Тесю были конфискованы после прихода Токугава к власти.
В отличие от других самураев, гоши не только получили небольшой участок земли, но в большинстве случаев фактически обрабатывали его своими руками, тем самым заработав себе уничижительное прозвище "самураи сладкого картофеля". Однако, поскольку эти наделы лишь изредка стоили более 20 коку и часто составляли менее одного, многие гоши жили в состоянии фактической нищеты, что привело к еще одной их уникальной характеристике - их готовности участвовать в торговле или промышленности, чтобы увеличить свой доход. Несмотря на то, что по сути они были немногим более чем мелкими земледельцами, они, тем не менее, оставались настоящими самураями, и их существование объясняет, как к концу периода Эдо до 25% населения Сацумы и 9% Тесю имели статус самураев, причем обе цифры значительно превышали средний показатель по стране в 5,5%. Поскольку в таких владениях было так много самураев, было очевидно, что все они не могли проживать в местной столице и ее окрестностях, и, следовательно, их, как правило, можно было найти по всему их соответствующему ханю, как это было во всей Японии в средневековые времена. Их значительное население самураев означало, что Сацума могла выставить около 25.000 человек, а не 14.000, как того требовала оценка коку, и 11.000 Теси, а не официальные 6000.
Более традиционные самураи кланов были разделены и подразделены на несколько различных классов, как и везде. Высшие классы, эквивалентные Токугава хатамото, состояли из дворян-землевладельцев (хитоцу-кадзи-моти или иссо-мати) и старших администраторов (вориаи) с доходами от 3 до 10.000 коку; в то время как ниже них, в порядке убывания, шли кобан и симбан (эквивалент омемие-джо), кошо-гуми (эквивалент кераи) и йорики или асигару (эквивалент гокенина). Значительное число из них, как обычно, было поселено в столицах хань и вокруг них, но другие были основаны на местах бывших замков, которые были центрами административных округов под названием го, каждый из которых управлялся чиновником, известным как Аджито, Самураи класса кошо-гуми - такие люди, как Сайго Такамори, Такасуги Синсаку и Окубо Тосимичи - должны были быть одними из ведущих сторонников движения за восстановление в 1860-х годах. Их богатые лидеры кланов, напротив, были довольны сохранением статус-кво и лишь неохотно присоединились к революционному движению, когда стало ясно, что в противном случае они наверняка утратят лояльность людей, от которых зависело управление их страной.
Благодаря своим огромным доходам и доступу к такому значительному числу самураев, "прославившихся своим сильным местным патриотизмом и жестокими боевыми способностями", Сацума был, безусловно, самым грозным из кланов тозама. Огастес Маунси (1879) заметил, что он представлял собой настоящую империю в империи и что "каждый из его жителей считал себя сначала человеком Сацума, а затем японцем". Расположение провинции на крайнем юго-западе, на самой прямой линии подхода к Японии, также означало, что, несмотря на политику изоляции бакуфу, Сацума не только мог поддерживать тайные, но и очень выгодные торговые отношения с Китаем (через острова Рюкю) на протяжении всего периода Эдо, но также, в результате раннего знакомства с западными торговцами, стал пионером импорта, производства и использования современного западного огнестрельного оружия, построив фабрику боеприпасов в столице хань Кагосиме еще в 1854 году. Поскольку целых 40% финансов хана направлялось на военные расходы, за ними быстро последовали еще один пушечный завод и три завода по производству боеприпасов.
Тем не менее, силы Сацума были менее хорошо организованы (похоже, что организация была минимальной выше уровня компании) и гораздо менее всесторонне модернизированы, чем силы Тесю, о которых см. ниже, вероятно, потому, что они также были значительно более многочисленными. Таким образом, мечи, копья и древки продолжали занимать видное место в большинстве полевых сил Сацума - например, в 5600 членов клана Сацума в Киото в декабре 1867 года насчитывалось не менее 2100 мечников. Тем не менее, говорят, что они "компенсировали развертывание подразделений, усердие, численность и лидерство... чего им не хватало в качестве организации и вооружения.
Юго-западные тозама также были первыми кланами, которые в значительной степени использовали огромный кадровый потенциал крестьянства, которое по традиции должно было выполнять барщинную службу (каяку) для ремонта и обслуживания дорог, дамб и мостов, но не военной службы. Однако самое позднее к началу XIX века в общественном строе Японии начали проявляться небольшие признаки изменений: некоторые из самых богатых крестьян (гоно) получили право носить короткий меч и заниматься военным искусством. Следовательно, к 1840-м годам горстка радикалов выступала за призыв крестьян в армию, что привело к созданию в 1850-х годах первых небольших нохайтай или крестьянских ополчений на неполный рабочий день. Обученные самураями, но обслуживаемые крестьянскими чиновниками, они предназначались для использования только в чрезвычайных ситуациях. Набор крестьян в армии кланов последовал во время войн, сопровождавших распад сегуната в 1860-х годах, ранний источник Мэйдзи, записывающий, что в период непосредственно перед Реставрацией "у каждого клана часто возникала необходимость увеличить численность своих солдат и, остро ощущая недостаточность" самураев, кланы организовывали войска, призывая иждивенцев регулярных солдат или набирая крестьян и простолюдинов, синтоистских и буддийских священников и других. Чтобы поддерживать их, они давали им чаевые, и каждый клан без исключения делал это. Но главной причиной вербовки крестьян, по-видимому, было сопротивление самураев принятию огнестрельного оружия, связанное с тем, что в самой Японии низший слой традиционно считался солдатом. Использование простолюдинов в этом качестве также означало, что современные западные формирования могли вводиться постепенно, без создания вооруженных сил амураи. неоправданно нарушающий традиционный самурайский военный истеблишмент.
Первым подразделением, которое фактически объединило простолюдинов и самураев бок о бок, по-видимому, был относительно недолговечный мимпей или "Народный мин", организованный кланом Тоса Сикоку в сентябре 1854 года для охраны его берегов. Этим занимались ронин, гоши и деревенские старосты (шоя), но в остальном состояли преимущественно из крестьян, горожан, моряков и охотников, которые должны были быть ростом не менее 5 футов (1,52 м) и в возрасте от 17 до 50 лет. (Когда корпус был возрожден как Гохэй в 1869 году, его новобранцы должны были быть старше 30 лет.)
Традиционная тактика, мало отличающаяся, если вообще отличающаяся, от тех, что применялись в классическую эпоху самурайской войны, теоретически все еще преобладала в начале XIX века. В них участвовали отряды конных самураев, вооруженных копьями и луками, при поддержке самураев более низкого ранга, сражавшихся пешими, организованных в подразделения копейщиков, алебардщиков, лучников и стрелков. В общих чертах, роль кавалерии заключалась в том, чтобы обеспечить разведчиков и попытаться обойти врага с фланга, в то время как некоторые пехотные лучники обеспечивали стрелков, а другие ракетчики формировали линию фронта армии, мушкетеры часто использовали "падающий огонь" над головами своих людей. Огнестрельное оружие и луки считались имеющими преимущества, когда враг находился на более низкой местности, но мечи, копья и древки считались превосходящими при атаке в гору. Лучники и мушкетеры одинаково защищались, когда и где это было необходимо, копейщиками. Слабые места в линии противника использовались копейщиками по мере их возникновения, после чего битва обычно вырождалась во множество поединков между отдельными самураями, пока та или иная сторона в конце концов не сломалась и не бежала. Затем победитель направит свои резервы на то, чтобы последующее преследование было близким, кровавым и решающим. Излишне говорить, что многочисленные экзотические боевые порядки описаны в сохранившихся военных руководствах, но, по сути, наиболее важные конфликты, похоже, сводятся к основной последовательности событий, описанной выше.
Однако, за исключением незначительных крестьянских восстаний, к началу XIX века по всей стране в течение почти 200 лет царил мир.
1-6. Самураи 1800-1877. 7-10. Самураи низшего ранга 1800-1877. 11. Солдат Такашима 1840. 12. Кадет кобушо 1856.
21-25. Традиционные вооружение 1850-1860-х
[JMU]
ВООРУЖЕНИЕ Любое обсуждение японского оружия должно начинаться с их мечей. Как мы уже видели, только самураи имели право носить два из них, которые составляли то, что в совокупности называлось дайсе, что означало пару мечей с соответствующими креплениями. Оба меча были однолезвийными. Более длинный из них (дай-то) был боевым мечом, к настоящему времени обычно относящимся к типу, называемому катана, но в XVIII веке все еще иногда назывался тачи (меч на перевязи) или какой-либо другой разновидностью. Эти различные типы длинных мечей принципиально отличались только своими креплениями, имея практически идентичные лезвия, которые чаще всего были где-то между 26-30 дюймами (0,66-0,76 м) в длину, но иногда - в случае тачи - могли быть 33 дюйма (0,84 м) или больше.
С XVI века самой популярной разновидностью была вчигатана или катана коширае. Это составляло то, что сегодня считается типическим японским мечом. У него было слегка изогнутое лезвие и рукоять, достаточно длинная, чтобы ее можно было держать обеими руками, так обычно держали японские длинные мечи. Рукоятка была обернута цветным шелком или нитью, с логотипом владельца или каким-либо другим устройством, "красиво обработанным или инкрустированным золотом и сталью под шелковыми сетками". Железная гвардия (цуба) также обычно была изысканно украшена.
Более короткий меч дайсе (шо-то) назывался вакидзаси. Используемый в качестве дополнительного оружия или, что более известно, для совершения ритуального самоубийства, он составлял в среднем около 16-20 дюймов (0,41-0,51 м). Можно было бы заменить более короткий кинжал, либо танто, либо айкути, большинство из которых в среднем составляют всего 11-15 дюймов (0,28-0,38 м). Некоторые, однако, на самом деле были немного длиннее вакидзаси, от которых их, тем не менее, можно было отличить по стилю их ездовых животных. В "Танки Ериаку" говорится, что "пределы длины танто составляют от 1 сяку 3 сан до 1 сяку 5 сан", что эквивалентно 15,5-17,9 дюйма (0,39-0,45 м). Поскольку он неизменно сопровождал своего владельца в дом (в отличие от катаны, которую этикет требовал оставлять у двери), короткий меч часто был гораздо более богато украшен, чем его более длинный аналог.
Другой тип кинжала, который мог носить самурай, назывался ерой тоси. Чаще всего у этого лезвия было около 7,5 сан (около 9 дюймов / 0,23 м), но могло быть до 10 сан (12 дюймов / 0,31 м). Он был предназначен для того, чтобы пробивать броню, и, как говорит нам Занки Йориаку, "широко использовался в старину, и разумно носить его даже в настоящее время". Поскольку он носился на правом бедре, его прозвали метэдзаси или "ношение с правой стороны", чтобы отличить его от дайсе, который носили на левом бедре.
Другие разновидности мечей включали катану чиса, в основном короткую катану с лезвием около 18-24 дюймов (0,46-0,61 м) и пропорционально меньшей рукоятью, которую можно было держать только в одной руке. К XIX веку такое оружие изготавливалось в основном для таких несамурайских элементов общества - в основном торговцев и богатых крестьян, - которым разрешалось носить один меч. На другом конце спектра самым длинным типом меча, который мог носить самурай, был нодачи (буквально "полевой меч"), описываемый как "очень длинный и тяжелый меч"... [используется] очень сильными мужчинами. Будучи на целых 25% длиннее обычной катаны, она не носилась на бедре, а вместо этого была перекинута по диагонали через спину "с помощью узкого ремня, опоясанного от левого плеча до правой стороны талии, так что рукоять будет над левым плечом, а край лезвия будет слева".
Мечи, изготовленные на последних этапах периода Эдо (с 1780-х годов) и в ранний период Мэйдзи, назывались синсинто ("очень новые мечи") и были узнаваемы по их более широкому лезвию, относительно длинному киссаки или острию и хорошо отполированной, почти зеркальной отделке. Тем не менее это было относительно тяжелое, бесхитростное оружие по сравнению с тем, что производилось в прежние времена. Непосредственно в период до Реставрации к ним присоединились мечи, несколько неточно описанные как хан-дачи ("половина тачи"), которые, будучи массово выпускаемыми для солдат клановых армий, противостоящих бакуфу, получили прозвище кинно-то ("Мечи лоялистов"). Но большая часть мечей, которые все еще использовались в XIX веке, на самом деле были древними семейными реликвиями исключительного качества, которые, "тяжелые и острые, как бритвы", как выразился Генри Тилли, могли "разорвать все, с чем они соприкасаются, и первый удар почти наверняка выведет из строя, если не убьет сразу".
Ножны, называемые сая, почти всегда были сделаны из дерева или, по крайней мере, облицованы им, даже там, где внешняя поверхность была металлической. Они обычно были покрыты лаком и тщательно отполированы - чаще всего черного, но иногда красного или какого-либо другого цвета - и часто украшались инкрустированными золотыми или серебряными узорами и фигурами, которые могли включать имя владельца. Однако, описывая значительные скопления войск, наблюдавшиеся в 1850-х и 1860-х годах, западные посетители часто упоминают, что видели ножны для мечей, покрытые простой шагренью, которые, предположительно, либо принадлежали асигару и подобным самураям низшего ранга, либо обычно заменялись более богато украшенным разнообразием во время кампании. У богатых самураев, по крайней мере, довольно часто было несколько разных ножен для разных случаев, в том числе относительно простые с простыми креплениями для повседневной носки, другие, иногда покрытые железом для использования в бою, и один или несколько богато украшенных образцов для церемониальных случаев.
Ножны дайшо носились воткнутыми в оби на левом бедре. Чтобы они не проскальзывали, на каждой ножне с одной стороны был небольшой выступ (куриката), через который можно было пропустить плоский цветной шелковый шнур (сагео) в качестве дополнительного средства крепления его к поясу. Ножны вакидзаси (и очень редко ножны катаны) также могут иметь прорезь вверху, предназначенную для размещения либо небольшого ножа (называемого го-гатана), либо шампура (когай, точная функция которого, похоже, забыта). Иностранцы отметили, что здесь также часто размещалась пара палочек для еды, что наводит на мысль о том, что когай, возможно, предназначался в качестве посуды для еды.
Помимо мечей, другое традиционное самурайское оружие, все еще широко используемое, состояло преимущественно из копий, древков, луков и фитильных ружей. Эдвард Баррингтон де Фонбланк также упоминает, что видел арбалеты, которые нес эскорт дайме в феврале 1860 года. Копья (яр), которые в Японии предназначались как для резки, так и для нанесения ударов, все еще занимали видное место среди вооружения сил бакуфу еще в 1866-1868 годах, но оказались гораздо более утомительными в использовании, чем огнестрельное оружие, и, следовательно, - несмотря на зарегистрированную эффективность копейщиков в рукопашном бою во время войны Босин - они отрицательно повлияли на способность сил сегуната поддерживать бой. Копья для ближнего боя были длиной около 7 футов (2,13 м) с лезвиями 6-12 дюймов (0,15-0,30 м), но другие были длиной около 10-12 футов (3,05-3,66 м) с лезвиями 18 дюймов (0,46 м) или более. Некоторые клинки имели прочную перекладину прямо над гнездом, которую можно было использовать для парирования ударов мечом или для того, чтобы схватить врага за броню или одежду и повалить его на землю.
Самым популярным древковым оружием была нагината, которая имела длинное изогнутое лезвие, по форме очень похожее на меч, и лакированное древко. Хотя к XIX веку, по общему мнению, он был в основном ограничен церемониальным использованием, тем не менее, его показывают в бою на современных картинах восстаний, которые отмечали период с 1874 по 1777 год. Более легкие разновидности нагинаты иногда называли "женскими копьями", потому что женщин учили использовать их для упражнений и самообороны (см. рис. 53), Другим вариантом был нагамаки, который был похож, но имел менее изогнутое лезвие, которое еще больше напоминало меч. Копья и нагинаты всегда носили с лезвиями в ножнах, когда они не использовались, эти ножны были покрыты лаком, чаще всего черным или красным, а иногда богато украшены.
Японские военные луки XIX века (юми) были либо самодельными луками из простого дерева (мару-ки), либо, чаще всего, "встроенной" конструкции, изготовленными либо полностью из бамбуковых ламинатов, склеенных вместе, либо из комбинации бамбуковых полос, приклеенных к сердцевине из шелковицы, сумаха или вишневого дерева, с интервалами переплетенных ротангом, покрытых лаком, а затем тщательно украшенных, если они предназначены для церемониального использования, но оставлены черными, если предназначены для использования в бою. Они неизменно были исключительно длинными. Примеры, увиденные в храмах западными посетителями, имели размеры от 7 футов 3 дюйма до 8 футов 9 дюймов (2,21-2,67 м), но это было историческое оружие, не обязательно предназначенное для практического использования; в XIX веке от 7 футов до 7 футов 2 дюйма (2,13- 2,18 м), по-видимому, было более обычным, причем некоторые достигали 7 футов (2,29 м). Они были почти одинаковыми в сечении от одного конца до другого, а рукоятка из ротанга и кожи располагалась так далеко ниже центральной точки, что нижняя рукоятка была лишь наполовину длиннее верхней, что позволяло использовать лук верхом или стоя на коленях. Были также несколько значительно меньших составных луков размером всего около 3 футов (0,91 м). Они, по-видимому, предназначались для самообороны при путешествии в носилках.
Боевые луки были оттянуты далеко за ухо, так что их стрелы должны были быть соответственно длинными, большинство из них имели общую длину около 40 дюймов (1,01 м). Они были сделаны из бамбука, обычно с маленькой головкой и оперением, состоящим из трех или очень редко четырех (для стрел с более тяжелыми головками) перьев журавлиного, орлиного, ястребиного или фазаньего хвоста. Большинство стрел были относительно тяжелыми, а некоторые из них с более массивными наконечниками весили до полфунта (227 г). Они хранились в различных типах колчанов. Наиболее широко использовалась эбира, своего рода открытая стойка, которая удерживала стрелы на расстоянии друг от друга, чтобы защитить их перья от повреждений. Другие, ядзуцу и уцубо, имели форму закрытого контейнера, который полностью защищал стрелы от дождя, но был непрактичен для использования на поле боя. Ebira значительно различалась по размерам и дизайну, но в основном состояла из неглубокой открытой коробки (чаще всего украшенной логотипом владельца), разделенной на отсеки рядом перекладин для размещения наконечников стрел, с открытой рамой, поднимающейся сзади, к которой древки были свободно закреплены с помощью шнура. Обычно один колчан (типа, который Танки Ериаку называет шико) носили на правом бедре, в то время как другой, эбира, носили через левое плечо.
Японские луки могли стрелять своими тяжелыми стрелами на максимальную эффективную дальность около 130 ярдов (120 м), используя очень ровную траекторию, и в умелых руках могли выпускать одну прицельную стрелу примерно каждые шесть секунд. Они продолжали использоваться на поле боя вплоть до 1860-х годов. По крайней мере один из пяти британских солдат, убитых во время нападения на Симоносеки в 1864 году, был убит стрелой, и луки и стрелы были среди захваченного там оружия.
Японское огнестрельное оружие в совокупности называлось танегасима или теппо. Их фитильные замки были оружием с круглыми или восьмиугольными стволами, длина которых составляла в среднем около 3 футов (0,91 м). Они имели диаметр около 0,5-0,8 дюйма (125-200 мм) и максимальную дальность стрельбы до 300 ярдов (275 м), но эффективную точную дальность стрельбы всего 50 ярдов (45 м). Ствол неизменно был снабжен как прицелом. Он стрелял с помощью спускового крючка, подпружиненного змеевидного устройства, которое выпускало тлеющий фитиль в поддон с порохом для воспламенения на правой стороне ствола. Как и в Китае, слегка изогнутая рукоятка приклада прижималась к щеке, а не к плечу, и отдача поглощалась за счет того, что мушкет отталкивал руку и рукоятку назад и вниз к сгибу руки. Деревянный шомпол был помещен в приклад для перезарядки, процедура, которая, как показывают современные тесты, могла занять до двух минут, но, вероятно, заняла меньше минуты, когда ее выполнял опытный мушкетер. У нескольких видов оружия приклад из красноватого дуба был украшен латунной инкрустацией, и у большинства стволы были либо покрыты лаком, либо, на изделиях лучшего качества, выгравированы и украшены ("покрыты") золотом, серебром, латунью или медью.
До XIX века последнее крупное японское сражение, в котором огнестрельное оружие играло значительную роль, произошло в замке Хара еще в 1638 году, во время восстания Симабара. С тех пор войн не было, Япония фактически отрезала себя от внешнего мира, и дальнейшее развитие огнестрельного оружия было запрещено. Следовательно, большинство японцев, живших в 1800 году, никогда даже не видели огнестрельного оружия, и, по всей вероятности, во всей стране насчитывалось менее 200.000 - примерно столько же, сколько было, когда Токугава Иэясу захватил власть в 1603 году. Эта цифра начала увеличиваться только после того, как японские порты были открыты для внешней торговли в середине 1850-х годов.
В начале века японское огнестрельное оружие все еще состояло почти исключительно из фитильных ружей (хинаваджу), поскольку правительство активно препятствовало производству колесных, а затем и кремневых ружей, которые не стремились к распространению более совершенного огнестрельного оружия, которое могло нарушить хрупкий баланс сил, который поддерживал хрупкий мир между кланами и удерживал сегунов Токугава у власти. Горстка просвещенных людей, тем не менее, экспериментировала с импортными голландскими мушкетами в течение первых нескольких десятилетий века и постепенно ослабила официальное сопротивление их внедрению, так что, когда в 1853 году прибыли "черные корабли" Перри, С. Уэллс Уильямс смог сообщить, что видел "множество рядов" пехотинцев, вооруженных "мушкетами со штыками" среди войск, собранных в Курихаме. Однако, писавший в то время Такашима Шухан, который когда-то был заключен в тюрьму за пропаганду внедрения современного огнестрельного оружия, счел необходимым отметить, что, хотя у каждого западного солдата было оружие, на 1000 японских солдат приходилось всего 30 единиц огнестрельного оружия.
Прибытие Перри развеяло все оставшиеся сомнения, которые бакуфу, возможно, питал относительно мудрости модернизации своих вооруженных сил, заставив его неохотно признать, насколько далеко отстали его военные технологии. Последовали согласованные усилия по приобретению значительного количества западного огнестрельного оружия, хотя большинство самых ранних поставок, навязанных японцам (в основном недобросовестными голландскими и американскими торговцами), оказались устаревшими и изношенными мушкетами с минимальными техническими достоинствами, большинство из которых прослужили не менее 20 лет. Например, в 1855 году один американский бриг продал японскому правительству 10.000 старинных кремневых ружей по цене 5 долларов за штуку.
Тот факт, что фитильные ружья, изготовленные еще в XVI или XVII веке, все еще находились в рабочем состоянии в середине XIX, тем не менее, демонстрирует, насколько хорошо они были сконструированы. Невероятно, но в 1850-х и 1860-х годах многие из них были фактически модернизированы в ударное огнестрельное оружие для службы в регулярных армиях поздней Токугавы и ранней Мэйдзи, либо просто укрепив пружину и ввинтив ниппель в крышку поддона, либо установив импортный западный ударный замок. Даже позже, во время китайско-японской войны 1894-1895 годов, несколько тысяч были модернизированы во второй раз путем преобразования в винтовки с затвором. Перрин (1979) отмечает, что несколько таких "дважды переоборудованных танегасима" сохранились до наших дней с датами XVII века и марками производителей.
Доспехи В начале века каждый японский воин теоретически все еще носил доспехи, хотя их количество и качество определялись либо его собственным достатком, либо достатком дайме, который его экипировал. Однако с XVII века было мало возможностей испытать его в полевых условиях, и постепенно практичность была принесена в жертву моде, поскольку доспехи стали скорее свидетельством богатства и предметом украшения, чем средством личной защиты. В XVIII веке возродился интерес к пластинчатым доспехам с тесной шнуровкой, которые были популярны еще в периоды Хэйан и Камакура (794-1333), и для удовлетворения спроса были изготовлены великолепно украшенные факсимильные доспехи о-ерой и до-мару, как их называли, скопированные со знаменитых образцов, сохранившихся в японских храмах. Некоторые на самом деле включали сохранившиеся предметы, датируемые XIII-XVI веками, часто модифицированные или отремонтированные в соответствии с современными вкусами. Следовательно, доспехи позднего Токугава были не только архаичными, даже по японским стандартам; кое-что из этого действительно было.
Однако непонимание некоторых особенностей этих ранних доспехов и частая замена стали, использованной в оригиналах, закаленной кожей и мягким железом, означали, что большинство таких копий были - подобно рельефным доспехам (вичидаси-до), которые стали чрезвычайно популярными почти в то же время - в лучшем случае непрактичными, а в худшем - опасно неэффективными, хотя технический опыт, задействованный в их производстве, оставался самого высокого уровня. Эта тенденция возрождения продолжалась и в рассматриваемый период, едва ли признавая мимолетное возвращение в начале века к более утилитарным доспехам, основанным на стилях, которые носили в период Момояма (1573-1603), когда цельные пластинчатые корсеты, называемые тосей-до ("современные доспехи"), впервые были введены в качестве защиты от огнестрельного оружия.
Хотя японские доспехи казались посетителям причудливыми, они были необычайно легкими по сравнению с теми, что когда-то носили на Западе. Полная ажурная броня, взвешенная Мэтью Гарбуттом (1913), составляла всего 20 фунтов (9,1 кг) плюс 7 фунтов (3,2 кг) для шлема (хотя Гарбутт признал, что он также видел шлемы, которые, вероятно, весили целых 15 фунтов / 6,8 кг). Поэтому самурай в доспехах мог бегать, сидеть и прыгать без каких-либо затруднений.
Значительное количество доспехов все еще носили во время войны Босин 1868-1869 годов, но после реставрации Мэйдзи и демонтажа "феодальной" системы их производство быстро сократилось, и в течение нескольких лет изготавливались только презентационные костюмы. Небольшое количество доспехов все еще производилось в 1940 году, но для большинства оружейников - за исключением немногих, кому посчастливилось получить работу по реставрации или ремонту музейных экспонатов - конец сегуната Токугава означал конец пути. Самые последние случаи, когда, как известно, доспехи носили на японском поле боя, были во время восстания Хаги в 1876 году и восстания Сацума в 1877 году, когда реакционные элементы кланов Тесю и Сацума в последний раз надели свои "железные шлемы с головами жуков и старые доспехи из стали и бумаги, прошитые шелком".
Асигару и другие самураи низкого ранга носили гораздо более простые доспехи, чем описанные выше, обычно состоящие из шлема, простого корсета и, иногда, защиты рук. Шлем чаще всего был примерно круглого типа, называемого джингаса ("военная шляпа"). Они были самых разных размеров и стилей, некоторые из них были коническими, другие почти плоскими, а остальные имели любую промежуточную форму. Почти у всех были большие поля, которые часто слегка загибались вверх спереди, чтобы улучшить зрение. Большинство из них были сделаны из железа или стали, но некоторые были из меди или кожи, и все они были покрыты лаком. Были также деревянные, которые Стоун описывает как "предназначенные в основном для парадов и церемоний и ... часто хорошо украшенные" - Сатоу, например, записывает, что офицеры бетт гуми носили такие "лакированные деревянные шляпы в форме холмика". Металлические могли быть как простыми, так и рельефными. Обычно в короне было два куска набивки, а под ушами с обеих сторон свисала петля с подкладкой, через которую пропускался белый шнур или кусок сложенной белой ткани и завязывался под подбородком и перед ним.
Альтернативными типами шлемов асигару были кусари-кабуто или кольчужный шлем, также известный как татами-кабуто ("складной шлем"); медная шляпа (акаганэ-гаса); и кожаная шляпа (кавагаса), которая в основном представляла собой закаленную кожаную дзингасу. Кусарикабуто был сделан из маленьких железных пластин, соединенных двойной кольчугой и пришитых к основе из мягкой ткани или кожи, при этом часть черепа и шейная занавеска изготавливались одинаково. Кондер описывает его форму как очень похожую на "мягкий противопожарный колпак", который носят японские пожарные (рис. 9). Кавагаса чаще всего была покрыта черным лаком и обычно имела золотой значок mon спереди; лучшие из них считались превосходящими кольчужные шлемы.
Бронежилет Асигару по общему дизайну был похож на корсеты, которые носили высокопоставленные самураи, но был намного проще и часто изготавливался из кожи, а не из железа.
Артиллерийские орудия Несмотря на общий отказ от огнестрельного оружия в XVII веке, к артиллерии для целей береговой обороны по-прежнему проявлялся небольшой интерес. Однако в течение многих лет японцы пребывали в заблуждении, что самые большие пушки, которые можно было безопасно изготовить, были 8-фунтовыми, и, несмотря на то, что знакомство с голландскими торговцами в конечном итоге развеяло их заблуждение, большинство японских полевых и береговых орудий все еще были в лучшем случае 8-фунтовыми, даже когда Перри прибыл в 1850-х годах; многие были еще меньше (3, 4, 5 и 6-фунтовые все упоминаются посетителями в 1853-1854 годах). У японцев также не было большого опыта в обращении с ними - шведский посетитель сообщил в 1776 году, что японские береговые батареи проверяли свои орудия не чаще одного раза в семь лет!
Многие пушки также были значительного возраста. С XVII века было отлито несколько новых орудий, и Василий Головнин сравнил артиллерию, которую он видел в 1811-1813 годах, с той, что была найдена в средневековой Европе: "Японская артиллерия все еще крайне несовершенна", - писал он - Те, что отлиты в Японии, сделаны из меди и, пропорционально калибру, необычайно толстые. Затвор отвинчивается для заряжания; поэтому японцы заряжают свою пушку очень медленно и не стреляют, пока все артиллеристы не отойдут на некоторое расстояние; затем один из них разряжает ее длинным прикладом... У японцев нет пушек крупного калибра; однако у них есть несколько голландских 18- и 24-фн... Кроме того, они используют маленькие фальконеты, которые, однако, чрезвычайно тяжелы из-за их толщины; их лафеты очень плохие и настолько тяжелые, что их можно перемещать только с величайшим трудом".
Более необычная разновидность примитивного оружия была обнаружена на вооружении еще в 1877 году, когда очевидец Джон Хаббард обнаружил, что оружие повстанцев Сацума, разгромленных при Нобеоке, включало две деревянные пушки, из которых "одна была длиной восемь футов шесть дюймов, с девятидюймовым каналом ствола, сделанная из двух полых кусков дерева и обмотанная по всей длине бамбуковыми обручами. Оно... похоже, он не использовалось, но был установлен в куче мешков с песком, готовых к использованию. Один поменьше, около шести футов длиной, лежал рядом и был разобран; из него стреляли, и он сильно разорвался". Также сообщается, что четыре орудия того же типа были обнаружены в одной из батарей, захваченных англичанами в Симоносеки в 1864 году. Они были около четырех футов длиной и были построены из цельных бревен с отверстием диаметром около восьми дюймов, с камерой сзади, способной вместить около полутора фунтов пороха. Бамбуковые обручи окружали ружье от казенной части до дула, затем шел слой досок, а затем еще больше бамбуковых обручей; сама древесина была толщиной всего около трех с половиной дюймов. Выстрел состоял из небольшого мешочка с галькой, прикрепленного к деревянному диску, и предназначался для того, чтобы действовать как виноград с близкого расстояния... Это любопытное оружие было просто положено на земляной парапет и не было рассчитано на использование более одного раза".
Зависимость от примитивного или устаревшего оружия исчезла с поразительной быстротой после 1853 года. Некоторые кланы купили западные печи еще до прибытия Перри, и к середине века многие японские ремесленники уже научились отливать современную артиллерию. Правительство сегуната также начало импортировать значительное количество готового оружия, первоначально от голландцев, но вскоре от американских, британских и других иностранных торговцев. Очень скоро японские литейные заводы стали производить оружие всех размеров и разновидностей по стандартам, которые улучшались почти ежедневно, от крошечных горных орудий 3-фн до массивных береговых батарей 150-фн, все скопированных с прототипов или планов, предоставленных западными правительствами и предпринимателями.
ФЛОТ С начала XVII века сегунат Токугава, правивший Японией, проводил политику изоляции страны от внешних влияний. Внешняя торговля поддерживалась только с голландцами и китайцами и велась исключительно в Нагасаки под строгой государственной монополией. Ни одному иностранцу не разрешалось ступать на территорию Японии, и ни одному японцу не разрешалось выезжать за границу. В июне 1635 года был провозглашен закон, запрещающий строительство больших океанских судов. Однако к началу девятнадцатого века эта политика изоляции все чаще подвергалась сомнению. В 1846 году официальная американская экспедиция во главе с коммодором Джеймсом Биддлом с официальной миссией на двух кораблях, включая один военный корабль, вооруженный 72 пушками, обратилась с просьбой открыть порты для торговли, но его просьбы о заключении торгового соглашения были отклонены. После этого инцидента в Ураге был построен шлюп западного образца "Сошун Мару", частично основанный на наблюдениях местных корабелов за кораблем Биддла. После июльского визита коммодора Перри в 1853 году в японском правительстве разгорелись ожесточенные дебаты о том, как справиться с беспрецедентной угрозой столице страны, и единственным всеобщим консенсусом было то, что необходимо немедленно предпринять шаги по укреплению береговой обороны Японии. Закон, запрещающий строительство крупных судов, был отменен, и многие феодальные владения немедленно предприняли шаги по строительству или покупке военных кораблей. К ним относились "Сехэй Мару", построенный доменом Сацума, и "Асахи Мару", построенный доменом Мито.
"Урага буге" Накадзима Сабуросук также получил разрешение от старшего Родзю Абэ Масахиро построить новое судно Hoo Maru. Проектом руководили Накадзима и местные йорики и досин, хотя фактическая работа по проектированию судна была выполнена местными судостроителями.
Модернизация флота в период сёгуната Токугава [МКА2010-08]
Современный военно-морской флот в Японии начал строиться примерно в одно время с китайским - в 1855 г. японцы получили в свое распоряжение парусную 10-пушечную шхуну 'Хэда', построенную с помощью русских специалистов на импровизированной верфи в деревне Хэда неподалеку от г. Симода, и паровой колесный корабль 'Канко-мару', полученный сёгунатом Токугава в дар от голландцев. В том же году в Нагасаки был организован военно-морской учебный центр под руководством Нагаи Наомунэ и начато обучение офицеров из среды самураев. Одним из первых курсантов учебного центра в Нагасаки стал будущий командующий военно-морскими силами сёгуната Эномото Такэаки, с успехом закончивший курс обучения в Японии и с 1862 по 1867 гг. стажировавшийся в Голландии.
В процессе модернизации японского флота огромную роль сыграли Россия и Голландия. Так, в качестве дружеского жеста Россия передала Японии 52 морских орудия с фрегата 'Диана', потерпевшего крушение у берегов Японии в 1854 г, а также ознакомила японцев с принципами работы паровой машины, подарила Японии шхуну 'Хэда', все ее навигационные приборы и передала чертежи, по которым планировалось построить еще 10 судов аналогичного класса (построено 6 кораблей). Голландия оказывала помощь инструкторами для школы в Нагасаки, содействовала пополнению состава флота. В 1857 г. голландцы подарили японцам первый винтовой паровой корабль - 'Канрин-мару', в 1860 г. доставивший первое посольство в США, а в 1859 г передали Японии корабль 'Теё'. Помимо обучения японских кадетов военно-морскому делу, голландцы помогли выстроить судоремонтный завод в Нагасаки, оснащенный европейскими станками и паровыми машинами. Это был первый в Японии завод, располагавший современным оборудованием.
АЙНЫ Хотя имя Айну означает просто "люди", японцы - и, следовательно, многие ранние западные гости - вместо этого перевели его как Айно, что означает "дворняжка" или "полукровка" (намек на японскую легенду о том, что они произошли от человека и собаки). Современные книги иногда называют этих людей Эмиши или Эзо вместо этого. Они были основными аборигенами Японии, занимавшими весь архипелаг, прежде чем их медленно погнали на север после прибытия с азиатского материка предков современных японцев. Несмотря на упорное сопротивление на протяжении всего средневекового периода карли, к концу IX века они были оттеснены до северной оконечности Хонсю. Последние чистокровные айны Хонсю были вытеснены в XVII веке, и к началу рассматриваемого периода айны встречались только на Хоккайдо (называемом Езо или Эзо, что означает "дикий" или "варварский", вплоть до 1869 года), южном Сахалине и Курильских островах. Их последние тщетные попытки вооруженного сопротивления японцам были подавлены на Хоккайдо в 1786 году и на курильском острове Итуруп в 1789 году.
К XIX веку их численность сократилась практически до ничтожества. Перепись населения 1807 года показала всего 21.700 человек на Хоккайдо и 2100 на Сахалине. К середине 1870-х годов на Хоккайдо насчитывалось не более 18.000 и, вероятно, более 15.000 (в 1854 году было зарегистрировано 16.100), 2400 на Сахалине, 800 на южных Курильских островах Итуруп и Кунашир (где в 1800 году было около 2000) и немногим более 100 на северных островах Парамушир и Шумшу, центральная часть Курил от Урупа до Онекотана к этому времени была необитаемой. (Эти цифры следует сравнить с ростом японского населения на Хоккайдо, примерно с 30.000.000 в 1800 году до 287.000.000 к 1885 году.) После передачи Сахалина России в 1875 году в обмен на весь Курильский архипелаг около 850 сахалинских айнов (называемых айнами Цуйшикари) были переселены на Хоккайдо, хотя большинство из них вернулись в свои старые дома на Сахалине в течение следующих нескольких лет (они были снова выселены на Хоккайдо в 1945 году). Айны северных Курил были аналогичным образом перемещены на остров Шикотан южных Курил в 1884 году, поскольку - будучи российскими подданными с 1770-х годов - их близость к российской границе рассматривалась японским правительством как потенциальная угроза безопасности.
Хоккайдо, наряду с южными Курилами, управлялся японским кланом Мацумаэ до 1789 года, когда растущая тревога по поводу намерений России в регионе побудила японское правительство взять под прямой контроль около половины острова, прежде чем распространить свою власть на другую половину, а также Сахалин и Курилы, в 1807 году; это последовало за нападениями Русских на японские поселения на первом и разгромом небольшого японского гарнизона в Шане на Итурупе. Хотя управление Хоккайдо было восстановлено в Мацумае в 1821 году, прямое управление южными Курилами (Итуруп и Кунашир) было возобновлено в 1854 году и сохранялось до тех пор, пока их гарнизоны не были выведены на Хонсю для борьбы за фракцию Токугава во время гражданской войны 1868-1869 годов. Этот конфликт также стал свидетелем единственного значительного вхождения Хоккайдо в анналы военной истории XIX века, когда его крупнейший город, порт Хакодате, был захвачен про-сегунатскими силами в октябре 1868 года и удерживался до мая 1869 года.
Хотя японская колонизация неуклонно усиливалась после 1874 года, Хоккайдо по-прежнему считался дикой пограничной территорией и управлялся правительственным колониальным управлением Кайтакуси. Большая часть японцев была сосредоточена в поселениях вдоль побережья юго-западного полуострова острова, что оставляло айнов внутренних районов в значительной степени нетронутыми и, во всех отношениях, независимыми вплоть до довольно позднего века.
Организация Общество айнов было основано на кланах, на Хоккайдо насчитывалось около половины основных кланов адозен. Каждая из их деревень (которые были найдены в основном вдоль рек) управлялась своим собственным вождем и двумя старейшинами или заместителями вождя. Должность вождя была пожизненной или до тех пор, пока возраст или недееспособность не потребовали передачи титула. Хотя вождь мог выбрать себе в преемники компетентного сына, если бы он у него был (что привело некоторых современников к ошибочному выводу, что должность была наследственной), он с такой же вероятностью выбрал бы "самого подходящего человека в деревне". Похоже, что никогда не было никаких королей айнов, но вождь Пиратори (ныне Биратори), похоже, когда-то считался верховным вождем среди айнов Хоккайдо, получая дань от всех других вождей и выступая в качестве их главнокомандующего во время борьбы с японцами. Каждый вождь вел людей своей деревни во время военных экспедиций.
Айны были освобождены от воинской повинности, введенной на Хоккайдо японскими властями в 1874 году.
Несмотря на то, что путешественники описывали их как не воинственных (Изабелла Берд считала их "мягкими, добродушными и покорными"), их пассивность, похоже, была иллюзией. Конечно, в XVI веке айны считались "смелыми на войне", так что японцы "очень боялись их", и до XIX века сохранялась вражда между деревнями и между кланами. Джон Батчелор, который жил среди айнов Хоккайдо с 1870-х до 1920-х годов, утверждает, что он "еще не полностью вымер" даже в его время. Большинство таких мелких конфликтов возникали в результате споров между соседними деревнями относительно прав на охоту или рыболовство, которые часто разрешались вооруженными рейдами. Иногда эти драки были не более чем драками с использованием палок и камней, но в других случаях луки, копья и дубинки использовались с убийственным эффектом.
Батчелор писал в 1892 году, что " когда айны воевали друг с другом, это был случай, когда все способные мужчины и женщины выходили воевать ... Женщинам было предоставлено сражаться со своим полом, в то время как мужчины сражались с мужчинами ... Нередко также айны совершали ночные набеги [топат-туми] один на другого. В таких случаях почти все мужское население убивалось во время сна, в то время как женщины и дети уведились в качестве рабов ... Говорят, что женщины обычно сопровождали своих мужей, когда те отправлялись в эти ночные рейды, и оказывали очень эффективную услугу".
В прежние времена айны использовали свои примитивные каноэ (длиной до 4,5 м), чтобы совершать набеги на Камчатку и северное побережье Хонсю, и, похоже, они все еще использовались в набегах на соседние деревни, где это было уместно. Также в более ранние времена айны Хоккайдо строили прямоугольные укрепления, состоящие из земляных насыпей и деревянных частоколов, иногда по крайней мере с двумя угловыми башнями для наблюдения. Все еще используемые в XVII веке, они были заброшены до XIX, когда горстка, на которую указывали западным посетителям, была немногим больше, чем неузнаваемые комки земли.
Курильские айны Хотя мы знаем из японских гравюр, опубликованных в 1854 году, что сахалинские айны одевались так же, как и жители Хоккайдо, мы также знаем из различных современных сообщений, что курильские айны этого не делали. К концу XVIII века айны Южных и Северных Курил были на пути к принятию японского и русского костюмов соответственно. Неудивительно, что южане Кунашира и Итурупа находились под сильным влиянием своей близости к Хонсю, и в начале XIX века начали перенимать японскую одежду и прически и брить или, по крайней мере, подстригать бороды, в то время как их северные родственники (русские называют их курильцами или "курилами") были вынуждены принять не только русскую одежду и стрижки, но и православие и русский язык.
Вооружение Айны были вооружены луками, копьями, дубинами, мечами и ножами. Поскольку они жили охотой, они были искусными лучниками, хотя их луки длиной 1,22-1,37 м, изготовленные из одного прочного тиса с неэластичной корой, были не особенно мощными и зависели от их эффективности от использования яда на основе аконита. Стрелы длиной 0,51-0,56 м были изготовлены из трех частей, состоящих из зазубренной головки с углублением с одной стороны для хранения яда; деревянного переднего вала или заостренного веретенообразного куска кость длиной около четырех дюймов, к которой головка была "очень слабо прикреплена"; и 0,36-метровое тростниковое древко, которое могло быть или не быть оперенным. Идея заключалась в том, чтобы отделяемая головка отломилась в небольшой ране, которую она нанесла, оставив яд делать свое дело. Было сказано, что одна рана может убить взрослого медведя за десять минут, и что если человек был ранен отравленной стрелой, "единственное лекарство - немедленное отсечение части". Айны XIX века утверждали, что такие отравленные стрелы использовались только для охоты, но замечания, сделанные более ранними авторами, предполагают, что ранее они также использовались на войне. К началу XIX века наконечники стрел были в основном из бамбука или кости, но кремневые наконечники продолжали использоваться в некоторых районах еще в конце XVIII века. Железные наконечники стрел стали внедряться очень медленно, в течение XIX века.
Копья были длинными и тонкими, с древком длиной около 2,74 м и, в некоторых случаях, съемной головкой, похожей на наконечники стрел айнов. Большинство, однако, были японского происхождения и имели стальные лезвия. Некоторые из них были захвачены в бою, в то время как другие были импортированы из Кореи. В любом случае, копья, похоже, не были популярным оружием, и в 1878 году Берду сказали, что к тому времени они использовались только для охоты.
Традиционным оборонительным оружием айнов была деревянная дубинка длиной около 0,61-0,76 м и весом чуть более 0,45 кг. Некоторые из них были простыми и прямыми, в то время как на других верхняя оконечность была вырезана серией гребней или выступов в параллельных линиях. У некоторых (Ландор говорит, что "некоторые из очень старых дубинок") с одной стороны был вставлен кусок камня - не как лезвие, а просто для придания дополнительного веса, в то время как у других на конце могли быть куски кожи или веревки, завязанные узлом, "чтобы сделать удар более сильным". Батчелор зафиксировал типичный пример в своей коллекции, как наличие ручки 75 мм в окружности, и голова 190 мм в окружности: "передняя часть имеет насечки на шесть дюймов вниз лицом, а на спине у него дыра была сокращена на семь дюймов в длину, один в ширину, и три четверти глубиной, в которую можно поместить камень или некоторые другие тяжелые вещества, чтобы сделать документ более весомым". Дубинки крепились к запястью с помощью веревки или кожаной петли, пропущенной через отверстие на конце рукояти.
Мечи айнов неизменно были японским оружием, иногда довольно древним. Некоторые посетители заявили, что "на протяжении веков японцы запрещали айнам владеть мечами", но их, возможно, ввел в заблуждение тот факт, что их носили только в особых случаях. На самом деле у айнов было очень много мечей, и японские оружейники продолжали изготавливать клинки специально для рынка айнов даже в XIX веке; однако такое оружие, как правило, проводило свое время на выставке среди ценных вещей семьи. Более древние клинки в основном были захвачены в боях против японцев и являлись драгоценными семейными реликвиями, но некоторые - вероятно, боевые трофеи, датируемые XVI веком - были импортированы из Кореи. Айны носили свои мечи, подвешенные на левом бедре на широкой перевязи из ткани или лубяного волокна, которую носили через правое плечо. Чаще всего это был красный цвет. Похоже, что большинство ножей айнов XIX века начинали свою жизнь либо как мечи, либо как копья, поскольку они были изготовлены из обломков японского оружия. Хотя некоторые из них были достаточно длинными, чтобы сойти за короткие мечи, большинство имели длину всего около 150 мм. Все они были обоюдоострыми, с резной деревянной или иногда "слоновой костью" - несомненно, китового уса - рукоятью и ножнами. Их носили заткнутыми за пояс.
Единственное огнестрельное оружие, которым владели айны, состояло из нескольких фитильных ружей, которые японские администраторы Хоккайдо раздавали не позднее 1870-х годов тем людям, которые охотились от их имени.
99-102. Воины-айны XVI-XIX века. 103. Женщина-айн.
ИСТОЧНИКИ.
[ArmJK] Heath Ian. Japan and Korea armies of the XIX century. Hardcover. 2011
[JMU] Japanese Military Uniforms 1841-1929.
[ВЭЛ1] Военный Энциклопедический Лексиконъ. Санкт-Петербург. 1837-1850.
[МКА2010-08] Японо-китайская война 1894-1895
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mb1800-59jap/mb1800-59jap-1.jpg)
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mb1800-59jap/mb1800-59jap-2.jpg)
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mb1800-59jap/mb1800-59jap-3.jpg)
Микадо
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mb1800-59jap/mb1800-59jap-4.jpg)
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mb1800-59jap/mb1800-59jap-5.jpg)
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mb1800-59jap/mb1800-59jap-6.jpg)
Сегуны
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mb1800-59jap/mb1800-59jap-7.jpg)
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mb1800-59jap/mb1800-59jap-8.png)
[ВЭЛ2. т.14 с.508]
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mb1800-59jap/mb1800-59jap-9.png)
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mb1800-59jap/mb1800-59jap-10.png)
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mb1800-59jap/mb1800-59jap-11.png)
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mb1800-59jap/mb1800-59jap-12.png)
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mb1800-59jap/mb1800-59jap-13.png)
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mb1800-59jap/mb1800-59jap-14.jpg)
[JMU]
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mb1800-59jap/mb1800-59jap-15.png)
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mb1800-59jap/mb1800-59jap-16.png)
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mb1800-59jap/mb1800-59jap-17.png)
Kanrin Maru
Choyo Maru
Kanko Maru
Hoo Maru
![[]](/img/t/temezhnikow_e_a/mb1800-59jap/mb1800-59jap-18.png)