Забавно по ссылке почитать ответы на вопрос, кому принадлежат эти слова.
Вы, я полагаю, помните. Но тогда я спрошу, кто по национальности был тот полковник. Хотя поэт об этом не говорит, но совершенно очевидно, что это был русский. Не мог иностранец произносить таких слов. А как без таких слов продержаться было, кому и в чем было клясться? Только русский мог так вдохновить солдат, только русскому они бы поверили...
Однако, накануне Отечественной войны в Российской империи было засилье иностранцев.
В генералитете - только 60% генералов носили русские фамилии... Засилье иноземцев в генеральской среде неизбежно должно было вызвать внутреннюю реакцию, что и произошло. [Безотосный] Дошло до того, что генерал Ермолов просил императора произвести его в немцы! Александр мог произвести Ермолова в кого угодно, хоть в фельдмаршалы, хоть в князи. А вот в немцы не мог. Ибо Богу Богово, а кесарю кесарево.
Позже, правда, научились. Рейхсмаршал Геринг, например, произвел в немцы своего помощника еврея Эрхарда Мильха, заявив: "Я сам буду решать, кто здесь еврей, а кто нет". Мать Мильха, уговорили написать заявление, что она имела тайную связь с арийцем - бароном Германом фон Биром. Геринг по этому поводу шутил: "Раз уж мы собираемся отнять у него настоящего отца, то пусть хотя бы взамен получит аристократа". Настоящее свидетельство о рождении было изъято и вместо него подложено новое с указанием фон Бира в качестве отца. Это позволило новоявленному "немцу" Мильху дослужиться до фельдмаршала... Но это была уже совсем другая история.
В описываемые времена до этого ещё не додумались. Любопытно, а если бы Александр предложил бы строптивому генералу сделать так же, как сделала мама Мильха, как бы тот отреагировал.
А сам то кем был наш Благословенный император по роду-племени? Посмотрим его родословную. Начнем, как говорится, с головы.
Петр Алексеевич + Марта Скавронская = Анна Петровна (русская на 1/2)
Анна Петровна + Карл Фридрих Гольштейн-Готторпский = Петр Федорович (русский на 1/4)
Петр Федоровоич + София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская = Павел Петрович (русский на 1/8)
Павел Петрович + София Мария Доротея Августа Луиза Вюртембергская = Александр Павлович (русский на 1/16).
Итак, по крови российский император Александр I был на 1/16 русский, на 1/16 толи эстонец толи поляк (национальность Скавронской точно не установлена), и на 7/8 немец. Служи он такими корнями у Геринга, не пришлось бы менять метрики.
Вот как характеризует Александра российский, романовский историк:
С Россией у него не было никакой связи, не нравственной, не даже этнографической: внук немца из Голштинии и немки из Ангальт - Цербста, он родился от принцессы из Вюртемберга, вскормлен немкой из Лифляндии, воспитан вольтерьянцем из Швейцарии...
Великого князя не научили даже родному языку как следует: один современник говорит, что он до конца жизни не мог вести по-русски обстоятельного разговора о каком-нибудь сложном деле.
С царем разобрались. А другие. О российских дипломатах писали ещё классики марксизма-ленинизма.
Какая находка для талантливых и честолюбивых людей, для людей, стремившихся к власти, все равно, где и каким путем, лишь бы это была действительная власть, действительная арена для их таланта и честолюбия! А таких людей "просвещенный" восемнадцатый век порождал в огромном количестве; во имя служения "человечеству" эти люди разъезжали по всей Европе, посещали дворы всех просвещенных государей, - а какой государь не желал быть в то время просвещенным! - и оседали там, где находили выгодное место, образуя своего рода "не имеющий отечества" дворянско-буржуазный интернационал просвещения.
Этот интернационал пал к ногам северной Семирамиды, также не имевшей отечества Софии- Августы Ангальт-Цербстской, названной в России Екатериной II, и именно из этого интернационала сама Екатерина набирала нужные ей элементы для своего иезуитского ордена русской дипломатии...
У старорусского высшего дворянства было еще слишком много мирских интересов, частных и семейных, оно не отличалось той безусловной надежностью, какая требовалась для службы в этом новом ордене. А так как дворянство нельзя было принудить к отказу от личной собственности и к безбрачию католических священников-иезуитов, то ограничились тем, что доверили ему сначала лишь второстепенные посты, а также посты, связанные с представительством, посольской службой и т. д., постепенно подготавливая таким образом школу отечественных дипломатов. До сих пор только один чистокровный русский, Горчаков, занимал высший пост в этом ордене, его же преемник, фон Гирс, опять-таки носит иностранную фамилию. [Маркс и Энгельс, ПСС, т.22]
Тут у Энгельса все же перебор. Как раз во время Отечественной войны министр иностранных дел России носил русскую фамилию Румянцев. Но и его предшественник, и его последователь фамилии носили немецкие.
Именно это тайное общество, набиравшееся вначале из иностранных авантюристов, и подняло Российскую империю до ее нынешнего могущества. С железной настойчивостью, неуклонно преследуя намеченную цель, не останавливаясь ни перед каким вероломством, предательством, убийством из-за угла, пресмыкательством, не скупясь ни на какие подкупы, не опьяняясь победами, не падая духом при поражениях, шагая через миллионы солдатских трупов и по меньшей мере через один царский труп, - эта шайка, настолько же бессовестная, насколько и талантливая, содействовала больше, чем все русские армии, расширению границ России от Днепра и Двины за Вислу, до Прута, Дуная и Черного моря, от Дона и Волги за Кавказ, к истокам Оксуса и Яксарта; это она способствовала тому, чтобы сделать Россию великой, могущественной, внушающей страх и открыть ей путь к мировому господству. [Маркс и Энгельс, ПСС, т.22]
Маленькое отступление. Цитируемую работу Энгельса товарищ Сталин "не рекомендовал" к публикации [Письмо членам Политбюро]. Товарища Сталина послушались, печатать не стали.
Дипломаты хоть и содействуют больше чем все русские армии расширению границ, но только содействуют. Расширяют их все-таки военные. Какие командиры нужны для обороны страны? Для Отечественной войны нужны отечественные командиры. Те самые мирские интересы, частные и семейные, делают их самыми преданными патриотами Отечества, Веры, Царя. Они и сами будут сражаться за свои поместья, и солдат смогут вдохновить, как вдохновил лермонтовский полковник. Общаться с местным населением тоже хорошо на своем родном языке без акцента. По любому, для обороны страны, для Отечественной войны нужны отечественные же командиры.
Годятся ли иностранцы? Отечество? Но у них иное отечество, или вовсе его нет. Вера? Так и вера другая. Даже перешедшие в православие ведь перешли вовсе не потому, что в догматах лютеранства или католичества разуверились, а по иным, чисто земным причинам. Царь? Ну царь ещё может быть. Известный факт истории французской революции, когда французская гвардия перешла на сторону восставших, а швейцарская полегла костьми, защищая короля в Тюильри. Но был ли тогда у швейцарцев выбор? Нет. Восставшие их ненавидели и никакого сговора с ними быть не могло. Так что, надежны иностранцы на своей территории, для борьбы с народом, защиты царских особ от народного гнева и подавления восстаний. Особенно хороши для последнего - жалости не знают и никого не щадят. Для отражении иностранного вторжения, когда армия несет тяжелые поражения, они мало пригодны ибо за деньги служат. А если страна в настолько тяжелом положении, что и денег нет?
Если даже служит не за страх, а за совесть, то солдаты иностранному командиру все равно не доверяют. Особенно если слышат приказ о возобновлении отступления. Но солдаты хоть знают, кто это такой. А местное население? Представим себе бородатого русского мужика из глубинки, к которому обращается офицер на ломаном русском языке. Хорошо если просто промолчит. А может за супостата принять, и вместо "млеко-яйки", недолго думая, вилы в бок...
А вот для иностранных походов иностранные офицеры, особенно немецкие, самое то, что надо. Ведь дорога на Париж лежит через Германию, раздавленную и униженную Наполеоном. Немецкие офицеры с местными же немецкими бюргерами будут на их родном языке без всяких разговорниках балакать. Да и бургомистры будут куда охотнее ключи от городов подносить своим землякам, а не русским варварам. Как бы хорошо Наполеону в своем походе в Россию иметь русских командиров. Но увы, за исключением небольшого русского легиона в 8 тысяч человек, состоявшего в основном из беглых из России крепостных, российских командиров высокого ранга у него не было. Поминаемый в этой связи Фаддей Булгарин, служивший в чине капитана в наполеоновской армии, был поляком. Пушкин так и писал о нем:
Не то беда, что ты поляк:
Костюшко лях, Мицкевич лях!
Пожалуй, будь себе татарин, -
И тут не вижу я стыда;
Будь жид - и это не беда;
Беда, что ты Видок Фиглярин
В начале войны именно нерусские возглавляли российскую армию, по сути она для народной войны была обезглавлена.
Российский генералитет в 1812 г. был отягощен не столько доморощенными бездарностями из дворянской знати вроде П.А. Шувалова или И.В. Васильчикова, сколько иностранцами - и обрусевшими, и новоявленными; иные из них даже не знали русского языка (как, например, К.Л. Фуль и Ф.Ф. Винценгероде). Высокие командные посты занимали Л.Л. Беннигсен и П.Х. Витгенштейн, Ф.О. Паулуччи и К.Ф. Багговут, Ф.Ф. Эртель и П.П. Пален, И.Н. Эссен и П.К. Эссен, Ф.Ф. Штейнгейль и Ф.В. фон дер Остен-Сакен, А.Ф. Ланжерон и К.Ф. Левенштерн, Ф.К. Корф и К.А. Крейц, К.О. Ламберт и Э.Ф. Сен-При, О.И. Бухгольц и К.К. Сиверс, И.И. Траверсе и Е.Ф. Канкрин, Е.Х. Ферстер и Х.И. Трузсон, принцы Евгений Вюртембергский и Карл Мекленбургский, не говоря уже о тех, кто был в меньших (но тоже генеральских) чинах, как И.И. Дибич. К.И. Опперман, О.Ф. Кнорринг, А.Х. Бенкендорф, Г.М. Берг, Б.Б. Гельфрейх, К. Ф. Ольдекоп, А.Б. Фок и др. Александр I доверял генералам с иностранными фамилиями больше, чем русским, но не ставил высоко ни тех, ни других. "В России прекрасные солдаты, но бездарные генералы", - заявил он в феврале 1812 г. шведскому атташе. После Аустерлицкого конфуза он и о себе как о военачальнике, похоже, стал думать более критически и, скорее всего, именно поэтому еще в 1811 г. хотел пригласить для командования русской армией Ж.-В. Моро из США, а в 1812 г. - А. Веллингтона из Англии и Ж.-Б. Бернадота из Швеции. По той же причине, когда варианты с приглашением Моро, Веллингтона и Бернадота отпали, Царь долго колебался, боясь, что любое из двух возможных его решений (взять ли главное командование на себя или назначить главнокомандующим кого-то другого: Барклая, Кутузова, Беннигсена...) не приведет к добру. Так русская армия в самое трудное время войны надолго оказалась вообще без главнокомандующего. [Троицкий. 1812. Великий год России].
Иного объяснения такой кадровой политики, как среди генералитета, так и для поста главнокомандующего, кроме как подготовки к ведению войны на чужой территории не находится. Доверить руководить Отечественной войной иностранцем, будь то даже Моро или Веллингтон, мог только безумец. Наполеон иронически заметил генерал-адъютанту Балашову, которого Александр послал в первый и последний раз предлагать Наполеону мир: "Что все они делают? В то время как Фуль предлагает, Армфельд противоречит, Беннигсен рассматривает, Барклай, на которого возложено исполнение, не знает, что заключить, и время проходит у них в ничегонеделании!" [Тарле]. Действительно, что еще может путного сделать этот "интернационал"?
И в ходе войны от них стали избавляться. Пфуля оттправили в Англию, Армфельда в Швецию, Пауллучи губернатором в Ригу, Барклая в свое имение в Лифляндию. Дольше всех держался Беннигсен. Но зато его удалили с изысканной жестокостью. Александр прислал Кутузову доносы Беннигсена, и Кутузов заставил его в присутствии других генералов громко их читать. Беннигсен "стоял, как будто гром разразил его, бледнел и краснел". Сам же Беннигсен написал Александру I: "Никогда, Государь, Вы не обращались так с лакеем, как обошелся со мною фельдмаршал. Он не соблаговолил даже ответить мне на мой поклон, и это перед многими генералами. Освободите меня, Государь, от этого унизительного и столь мало заслуженного положения" [Безотосный].
Про Багратиона мы уже поговорили, но можно добавить ещё. Грузия совсем недавно вошла в состав России и Багратион был как бы воплощением того, как принявшие русское подданство делали карьеру в Российской империи - семье, а не тюрьме народов. Тоже можно сказать и о командующем первой армии, военном министре Российской империи, уроженце герцогства Курляндского, присоединенного к России при разделе Польши, Барклае де Толли (Багратион называл его "чухонцем"). Так что дорогие немецкие князья, графья и прочие герцоги, милости просим в российское подданство, жить будете у российского императора как у Христа за пазухой.
Итак, обеими русскими армиями командовали нерусские, оборонительный план составлен нерусским, тайный наступательный, скорей всего, тоже. Но война началась не с освобождения немецких земель, а со сдачи русских. Для такой войны иностранцы оказались мало пригодны. Особую ненависть в войсках и народе вызывал Барклай, об измене говорили уже открыто, не стесняясь. Тот же Ермолов писал императору: "Обязан сказать, что дарованиям главнокомандующего здешней армии мало есть удивляющихся, еще менее имеющих к нему доверенность, - войска же и совсем не имеют".
Великий князь Константин Павлович (брат царя) мог подъехать к фронту солдат и "утешать" их такими словами: "Что делать, друзья! Мы не виноваты... Не русская кровь течет в том, кто нами командует!". Вскоре после Смоленска, в Дорогобуже, Константин Павлович при адъютантах (своем и Барклая) заявил главнокомандующему в лицо: "Немец... изменник, подлец, ты предаешь Россию!.." Тяжелее всего для Барклая было знать, что не имел к нему "доверенности" (по выражению Ермолова из его письма к Царю от 21 августа) русский солдат, которого он, Барклай, искренне считал лучшим в мире. Давно переиначившие фамилию Барклая де Толли в "Болтай-да-и-только", солдаты после Смоленска рассудили, что "он, немец, подкуплен Бонапартом и изменяет России". "Под Дорогобужем, когда главнокомандующий в темноте проезжал с небольшой свитой мимо полков, которые шли по большой дороге, из толпы солдат раздался голос: "Смотрите, смотрите, вот едет изменщик!''. Отношение солдат к Барклаю как к "изменщику" было стихийно устойчивым, поскольку все "видели" неопровержимые "доказательства" его измены: Барклай "отдает Россию", а сам он "немец", значит - "изменщик". Один из ветеранов 1812 г. много лет спустя на вопрос, за что в русской армии не любили Барклая, так и ответил бесхитростно: "Во-первых, за то, что в 12-м году назывался он Барклаем де Толли, а не Кутузовым или Багратионо". [Троицкий. 1812 Великий год России].
Армия была уже на грани бунта, когда чаша полна и хватит одной капли, чтобы её переполнить.
Ради спасения государства и трона, чтобы придать войне национальный характер, Александру ничего не оставалось делать, как вернуть в армию ненавистного Кутузова. При этом Кутузов стал делать тоже самое, что делал до него Барклай, то есть сдавать один город за другим, но ему это прощали и в измене не обвиняли. Простили даже сдачу самого святого, сердца России, златоглавой Москвы. Хотя и выражали порой недовольство, и ругали, называли "темнейшим". Это своего-то, родного. Трудно даже представить, как бы отреагировали, отдай подобный приказ Барклай. Могли бы на штыки поднять. Выгонять из армии Барклая не стали, но вскоре он сам, поняв бессмысленность своего в не пребывания, ушел в отставку. Не нужны иностранцы на Отечественной войне. Даже от самых грамотных вреда больше, чем пользы. Зато когда русские войска начали заграничный поход, Барклая снова вернули в армию. И в измене его обвинять перестали, и войска снова стали встречать громогласным "Ура-а-а!!!". И Беннигсен, как мы уже помним, снова вернулся и возглавил одну из освободительных армий. И снова вспомнили про Моро и он, француз, приехал из Америки возглавить союзную армию в борьбе со своей родной Францией, но был убит из пушки самим Наполеоном.
А вот Кутузов на чужой территории стал ненужным, пятым колесом в телеге, "тенью победы"...