Аннотация: Есть такая замечательная девушка Milena Econ. И есть у нее не менее замечательный рассказ "За дверью". Вот под впечатлением от него и создалось... ЭТО. И если бы не было Милены и ее рассказа, не было и этого)))
За мной кто-то следит. Я это чувствую. Да.
Николай Петрович говорит, что это болезнь, мания преследования. Или что подобное.
Ну да, он же врач, ему видней. И боюсь я, что для него все люди - недообследованые. А кто я?
Больная.
Да.
Но я чувствую этот взгляд.
Он один такой. Один - на весь мир и одну меня. Я чувствую его кожей, я настолько хорошо его чувствую, что знаю, что за чувства притаились на дне этого взгляда.
Я чувствую этот взгляд даже сейчас, в пустой запертой палате.
Физически чувствую.
И от этого больно.
Это он запер меня сюда. Точней, он довел меня до этого места.
По тому, что его чувствую только я одна.
Я даже и не думала, что я могу быть больна. Что я просто пожаловалась родным, а они меня не за что упекли в психушку.
Я думала, что я здорова.
Пол года так думала, да.
Это началось... Не знаю я, когда это началось. Может, что-то и было, просто не запомнилось, стерлось в суете обыденности.
Просто однажды я проснулась от того, что кто-то прошептал мне в ухо мое имя. Но комната была пуста.
Тогда я подумала, что мне показалось. Мало ли. Я легла спать.
С тех пор началась история моего сумасшествия.
Этот взгляд стал чувствоваться. Пусть не так сильно, как сейчас, но все же. Это потом я научилась чувствовать этот взгляд.
Первое время, я ходила, постоянно озираясь, всматриваясь в зеркальные витрины магазинов, выискивая и вычисляя, кто, кто может на меня смотреть? Но видела только толпу, множество людей, лишь вскользь смотрящих на меня.
Не так.
Не внимательно, ловя каждый жест, каждое случайное движение, поворот головы...
Люди смотрят по другому. Простые люди. Они просто смотрят. Вот привлекательная девчонка обернулась. И все. Им толком нет до меня дела.
Они не смотрят на меня как на бесконечно любимую, пусть сейчас и далекую.
Или привлекательную жертву.
Именно этого я боялась. Что меня смакуют, перед тем как выпить до дна. Как бутылку вина. Проверяют, достойна ли я быть жертвой, достаточно ли хороша.
Но это еще ничего.
А если на пустой улице резко разворачиваешься, косным мозгом чувствуя присутствие, а там никого?
А если в квартире на кухне, прислонившись спиной к холодильнику, услышать, что кто-то рядом тяжело вздохнул? Хотя опять же, никого нет?
Слушать, чувствовать, ходить, молчать, делать вид что все нормально...
Вздрагивать, от простого обращения, прикосновения, на миг представляя, что это ОН, обладатель этого всепроникающего взгляда. Что именно ОН сходит за тобой и смотрит.
Подозревать всех и вся, всматриваться в глаза, боясь увидеть на дне тень того самого взгляда.
У меня случился нервный срыв. Моим родным этого хватило.
Не стоит их винить. Они сделали как лучше.
Да, я не стала врать, я надеялась, что они помогут мне...
Да.
Здесь, в психушке, взгляд тоже меня не оставлял. Только он стал совсем другим. Напряженным, больным... Виноватым?
Бедной моей измученной душе становилось еще хуже. Что зделает хищник, лишившийся добычи? Что сделает любящий человек, по вине которого посадили любимую в психушку? Что сделает ОН, этот страшный обладатель внимательного взгляда?
ОН стал появятся в виде тени, неясного силуэта у стены. Изредка я слышала с той стороны шорохи или вздохи. Иногда ОН звал меня по имени. Когда я могла, когда с невероятной силой ломала сама себя и находила силы обратится к нему, а не биться в неконтролируемом испуге, то пыталась ЕГО прогнать, выяснить, что ему надо, только все без толку. ОН все равно приходил. Что-то говорил, только понять Его я не могшла.
ОН все равно смотрел на меня.
Но зато я поняла, что это не мой знакомый. И не маньяк. Я умница, да? Правда, Николай Петрович?
Почему не маньяк? А разве он может сюда пробраться? Через забор, охрану? Воот!
Я поняла, что это вообще не человек.
Только почему ОН меня не оставляет, ну почему?
Чем ЕМУ я так интересна, что Он только на меня и смотрит?
А через пол года, когда я уже почти привыкла к взгляду, к дыханию невидимого человека, когда я почти разучилась его боятся... Он пропал. Да-да-да! Честно!
Совершенно неожиданно, всего на пол часа, но пропал!! Я так обрадовалась, что пол года не прошли даром, что даже на радостях поцеловала Николая Петровича!
А ночью ОН меня коснулся. Невидимый, почти не слышимый, ОН коснулся моей груди. Там, где он касался меня я потом обнаружила растекшуюся по коже серебром татуировку. Ровно на против сердца.
Только ее никто не видел. И в зеркале она не отражалась.
Николай Петрович же велел добавить в мой ежедневный рацион еще один препарат.
После этого взгляд присутствовал еще месяц, но постепенно он... покидал меня.
Не охотно. С болью, настолько мучительной, что она ядом растекалась по моей коже. Это скорей было похоже на отчаянье. Он смотрел на меня в упор, снова и снова, будто пытался запомнить меня всю, целиком, будто боялся, что он уйдет и потом не сможет вновь угадать меня в толпе.
Но уходил.
Врачи сказали, что это прогресс.
Я была не уверенна.
Я сильно боялась, что он вернется, как только я покину психиатрическую клинику. Еще год меня отучали от этого страха. Еще один - отучали, что ждать этот взгляд, как удар стилета в щель доспехов. И еще пол года - учили меня жить наново, не боясь оглянуться.
И я сама не поверила, когда мне сказали, что я возвращаюсь домой.
Что я здорова.
Правда, я не совсем была уверенна, что я действительно здорова.
Но потом я словила себя на мысли, что это может быть просто нежелание признаваться в психическом заболевании. Подсознательным.
Ведь псих убежден в том, что он здоров.
А я - псих, ибо все еще помню, каково это...
Я все так и рассказала Николаю Петровичу, но меня все равно выписывают.
Ну да, он же врач, ему видней. И на следующей неделе я вернулась домой.
Я здорова.
Это так странно.
Я ожидала, что взгляд вот-вот вернется. Я боялась этого. Я боролась с этим страхом, но он жил во мне вместе с воспоминаниями, вместе с печатью на груди, которую никто не видел.
Так и произошло. Стоило мне только выйти за ворота психбольницы, как я вновь почувствовала этот взгляд.
Он стал еще более жадным, внимательным, он буквально впивался в мою кожу...
Он как будто боялся, что я сейчас испугаюсь и сбегу назад, в неуютные палаты больницы. Он боялся меня отпустить, но и в то же время радовался возможности увидеть. Или... радовался чему-то другому?
Мне пришлось собрать все силы и сделать шаг к машине. Потом еще один. И еще. Сесть в машину.
И почувствовать, насколько нежным, тающе-ласковым, бесконечно-счастливым стал взгляд.
Ты тоже радуешься моему возвращению, мой мучитель? Радуешься? Любимой или игрушке?
Или любимой игрушке? (Игрушке любимой? Боже, как я запуталсь!!)
А может я совершила ошибку? Может мне стоит все таки вернуться?
Хотя как? Пойти, постучать в уже закрывшиеся ворота и сказать: "Пустите, дяденьки, еще на пол года - меня снова мания преследования мучает"?
Водитель, что-то спросил у папы и завел мотор. Мама дома готовит праздничный стол, сообщил мне отец первым делом. Он рад.
Они ведь меня на самом деле любят и не дело прятаться от них за надежными стенами дурдома.
Машина мягко взяла с места и начала разворот, что бы выехать. Именно в этот момент в нее врезалась другая, черная, этакий лакированный гроб...
Через два часа моя мама узнает, что я умерла, а папа в больнице. Но меня мучили в тот момент совсем другие проблемы.
Я забилась в объятиях, аки рыбка, выброшенная на берег. Но меня держали крепко. Как будто боялись потерять. Я царапалась, в кровь раздирая кожу на чужих руках. Змеей извивалась, будто надеясьтем самым унять боль.
-Пап-па?! - Прохрипела я.
-Нет, нет. -Мне ответили из далека. Или просто тихо. Державшие меня в стальных захватах руки начали постепенно отпускать. Нет, просто ослаблять хватку, делать ее более мягкой...
-Папа как?.. - Я с трудом попыталась нормально вздохнуть.
-С твоим папой все в порядке. И будет в порядке, поверь мне. Но ты их больше не увидишь. Никогда.
-Что? - Я разогнулась и открыла глаза.
И увидела его. Точней, удивительные лазоревые глаза. Те самые, что сводили меня с ума. Что смотрели и не могли оторваться. Недоверчивые, внимательные, ласковые, с непонятной мне мукой и тревогой на дне. Как будто...
-Ты их больше не увидишь. Смирись.
И голос у него приятный. Только надтреснутый, будто ему больно говорить.
И почему я лица не вижу? Только черты. Точней, пятно, похожее на человеческое лицо на фоне остального мира.
-Я умерла? - Наверное, хотя нет, точно, это самый дурацкий вопрос за всю мою жизнь.
-В своем мире - да. - Он осторожно помог мне сесть и я не менее осторожно оглянулась. Предварительно, правда, проморгавщись. Боль постепенно уходила, а с ней и моя неожиданная слепота.
Все вокруг казалось смутно знакомым, только я не могла вспомнить, где я это видела. Как в дежа вю. - Здесь - ты родилась.
-Что? - Абсолютно не поняла я.
Он вздохнул. Весьма знакомо так. Весьма. И опустил голову.
Я уже и не сомневалась кто передо мной. И я даже догадывалась, что все таки произошло.
Нет, конечно, он мне все расскажет. Но я могу наперед рассказать, что будет. Точней, что было. Я хоть и псих, но еще не дура.
Что мы жили в разных мирах (он ведь сам сказал), но как-то встретились, как-то почувствовали друг друга. Что он уже не смог пройти мимо меня...
Я не знаю многого об нем. И я не могу сказать, что заставило его действовать так, как действовал он. И навряд ли смогу понять хоть когда-нибудь.
Но я точно смогу сказать, что когда я оказалась в больнице, он понял, что делает только хуже. И мне в том числе.
Может, он ушел, что бы я пришла в себя и перестала сходить с ума. Может, он ушел, что бы меня выпустили из больницы. Может, что бы найти способ жить нам вдвоем нормально - видеть, касаться, слышать друг друга...
Не знаю.
И я не знаю, что будет дальше.
...Кем он станет для меня - любимым или убийцей?
Я осторожно коснулась его руки, по прежнему лежащей на моем плече.
-Давай ты мне все расскажешь по порядку? Не торопясь... И... Где-то в другом месте, поуютней?
Он вскинул голову, заглянул мне в глаза и сказал:
-Милая моя! Я тебя так ждал!
Он, наверное, хотел бы меня обнять, но лишь посмотрел так, как может только он.
Правильно, мне все еще страшно чувствовать, видеть его рядом с собой. Не говоря о том, что я могу видеть его глаза.
Печать на груди налилась странным теплом, мягким, томным. И я, кажется, догадалась, что она значит. И с малой толикой вероятности даже могу сказать для чего она.
Я даже могу сказать, что все это вместе взятое значит. Наверное...
Интересно, а мне предстоит поставить ему такую же или она уже стоит?