--
Потому что оно всегда в тени более яркой звезды.
Глава 1.
Когда мир был живым
***
Пролог
Ты как будто разучилась улыбаться в неволе. Отрезал ли я тебе крылья? Ничего, если и так, у тебя впереди вечность, они вырастут снова, и ты сможешь летать.
- Помнишь, как мы впервые встретились?
Качаешь головой, не хочешь вспоминать, зачем тебе погружаться в глубины памяти в поисках незначительного, не важного для тебя эпизода.
- Ты играла в парке. Там были и другие дети, но я заметил только тебя. Я иногда проходил через этот парк, мне нравилась его магия. Такие парки - перешейки между мирами, и там всегда полно детей, легче всех преодолевающих межмирные барьеры. Ты помнишь, как играла там?
- Да. И как барьеры с возрастом становились плотнее.
- Ты сияла. Понимаешь, от тебя исходил такой свет, что я почти ослеп. Я был просто уставшим, разочарованным путником. Я думал, что всё позади, что всё, что я мог познать, познано. И вдруг я увидел этот свет.
- Только Вы его и видите, - ты пожимаешь плечами, недоверчивая. Довольна ли ты в глубине души, что нашлось что-то, делающее тебя особенной? Нет, ты не задумываешься об этом.
- Я долго сидел поодаль и наблюдал за тобой, не решаясь позвать. Я немного боялся быть отвергнутым, знаешь ли.
- Вы сильно изменились, милорд. Я и не подозревала, что вам когда-либо были свойственны страхи, тем более страх не получить признания пятилетней малышки.
- Четырёх. Тебе тогда было четыре года. И я не стал звать тебя. Просто приходил в этот парк снова, чтобы узнать тебя, разглядеть, что скрывается за этим светом. И он освещал мне твою душу.
- Милорд, зачем я здесь? Вы снова хотите посмотреть, как я играю?
Я слышу в твоих словах злобу и ещё, самое горькое, презрение. Два мира возносят мне хвалу или проклинают, опутывая безоглядной ненавистью. А ты, к чьим ногам я положил бы оба мира, не отдаёшь дань уважения даже этим злым чувством. Когда-то я мечтал о том, что ты полюбишь меня, но всё позади. Мне неподвластно перекроить твою душу. Я задумываюсь над ответом, чтобы избежать пафосных заявлений.
- Я выросла и больше не бываю в том саду.
- Ты думаешь, я не замечаю перемен? Я знаю тебя даже лучше, чем ты сама себя знаешь.
Ты снова качаешь головой, уверенная в своей таинственности и в том, что я не понимаю твоих чувств. Я ухожу, хотя мне не хочется покидать тебя. У меня ещё остались незаконченные дела. Ещё немного.
***
Снежная, густая и тёмная зима окутывала всё вокруг. Лаинь думала, что эта зима никогда не кончится. В натопленном здании хотелось вырваться на свободу, но снаружи холодный ветер будил желание спрятаться. Во дворе Академии первокурсники затеяли игру в снежки. Лаинь смотрела на этих мальчишек свысока, забывая, что всего двумя годами их старше. Она почти успела замёрзнуть, когда Файрен, наконец, вышел.
- Пойдём сегодня на пустырь? - спросил он, явно рассчитывая на её согласие.
Она кивнула, будто растрепав улыбкой непослушные рыжие волосы. Лаинь знала, что интерес Файрена к вечерним сборищам усилился неспроста, и видела, какие взгляды он бросает на новенькую в их компании, о которой пока ничего толком не знал. Девушка не хотела заговаривать об этом с другом, хотя та незнакомка вызывала и её любопытство тоже. Файрен наслаждался зарождающейся симпатией, и Лаинь вовсе не стремилась её спугнуть. Один за другим они скользнули в неофициальный портал. Им были рады и со всех сторон осыпали приветствиями. Лаинь почувствовала родные успокаивающие потоки энергии Феоса, заиграла на струнах окружающего пространства. Здесь ей никогда не бывало холодно. Ей помахала яркая светловолосая девушка, за минуту до того горячо обсуждавшая что-то с парой подростков.
- Мы сегодня усмиряем огонь, - провозгласила она торжественно. - Будешь моим партнёром?
- Почему бы и нет.
Один из подростков посмотрел на неё пристально, свёл ладони, а затем выпустил языки пламени. Лаинь уважительно смотрела, как огонь течёт сквозь него, загораясь его жизненной силой, выстраивается в пугающе огромную, обдающую жаром фигуру дракона. Позвавшая её блондинка, Сэйна, сердито расчертила воздух взмахами пальцев и погасила изящный мираж.
- Тебе лишь бы выпендриваться. Я, между прочим, сказала, огонь, а не иллюзии.
Подросток засмеялся, протянул Лаинь руку.
- Меня зовут Гиз.
- Лаинь.
- Приятно познакомиться. Ты любишь огонь?
- Меня завораживают все стихии, но пламя мне не самое близкое. Меня манит Изначальный Ветер, а ещё я люблю молнии, но совсем не умею их подчинять.
Воспользовавшись тем, что Сэйна отвлеклась, беседуя о чём-то со вторым мальчиком, Гиз, видимо всё ещё пытаясь произвести на Лаинь впечатление, поднёс раскрытую ладонь ко лбу, полушёпотом пропел заклинание, приближающее к медитативному трансу, и начал рисовать новую иллюзию. Его лицо было совсем бесстрастным, и Лаинь попыталась углубиться в сплетения энергий, которые вёл Гиз, но быстро запуталась в клубке ведущих в разные стороны нитей. Она была ещё недостаточно профессиональна, чтобы уметь отслеживать и расплетать сложные рисунки. Небо заволоклось тучами, подул ветер, пахнущий озоном. Лаинь не могла оторвать взгляда от игры красок туч, стремительно летящих над ней. Они меняли цвета и форму, и девушке казалось, что где-то за ними она всё ещё различает обиженного огненного дракона. Молния, сорвавшаяся с небес, была ослепительной. Гиз поймал её раскрытыми ладонями, и вспышки засверкали в его руках. Чуть ослабив напряжённую сеть, он улыбнулся Лаинь и протянул ей трепещущую электроразрядами притихшую молнию. Она взяла её в руки и ощутила пальцами лёгкое покалывание. Она не заметила, как Гиз сделал незаметное движение и молния вырвалась из её рук, яростно взмывая в небо. Лаинь отпрянула. А потом засмеялась радостно и заговорщически.
Сэйна покачала головой. Ей не нравились иллюзии оттого, что всё это было не по-настоящему, а значит, не могло принести настоящей пользы. Тренировки, в которых она принимала участие, часто были изматывающими. Лаинь помнила, как впервые после того, как занималась вместе с Сэйной, плакала от бессилия, устало и не стремясь к тому, чтобы её кто-то утешал. Лаинь любила магию, текущую сквозь её тело и душу, заполняющую её до краёв и так тяжело подчиняемую. Она ощущала ток энергий мира, но ей было сложно ими управлять, они строптиво не хотели подчиняться, нити заклятий вырывались из рук, продолжая свой мерный и естественный путь. Ей хотелось легко переплетать их, как Гиз, когда он творил свои иллюзии, и она знала, что однажды сможет научиться почти всему, чему захочет.
Файрен одобрительно улыбнулся ей, глядя на осторожные язычки пламени на кончиках её пальцев, когда подошёл посмотреть как дела. Она покинула группу и пошла с ним к краю пустыря. Он начертил в воздухе барьер вокруг нарочно сваленного кем-то дерева, которое они облюбовали, чтобы сидеть и болтать.
- Рад, что твоя тренировка сегодня была удачной.
- Я устала немного, - вздохнула Лаинь. - А у тебя как успехи?
- Закрывался от чтения мыслей... Не очень, на самом деле, - он улыбнулся, и Лаинь уловила в его улыбке удовольствие, которое навряд ли было вызвано упражнениями в магии. - Зато у меня завтра свидание.
- С кем? - Лаинь всем видом показывала удивление и заинтересованность.
- Её зовут Рина. Шевелюрой может с тобой посоперничать.
- Мне казалось, она немая. Как тебе удалось с ней поговорить?
- Не поверишь, я просто подошёл и поздоровался. И, в общем, она согласилась завтра вечером прогуляться со мной.
- Она местная?
- Не знаю ещё. Похоже, что да, но я не уверен.
- А меня сегодня очаровал местный мальчик.
- Гиз? У него очень глубокий дар. От этого мне иногда в его обществе неуютно.
- Файрен, я тебя никогда не спрашивала, но вот стало интересно. Ты хотел бы жить в этом мире, в Феосе?
- Мне хватает недолгих экскурсий. В конце концов, граница между мирами тонка. А тут слишком мало порядка, чтобы находиться здесь постоянно. Не каждый выдерживает.
- Я иногда думаю, что зря цепляюсь за жизнь, к которой привыкла. Может быть, и стоило бы попробовать потерять голову?
Файрен покачал головой. Его заполняли совсем другие планы.
Лаинь не пошла в портал, она нашла Гиза и вышла с пустыря другим путём. Редкие и тихие дома города, не расцвеченные огнями и тонувшие в нерасчищенном снегу, не сумели окружить её. Она смотрела на их тёмные, иногда чуть мерцающие голубоватым светом, окна и гадала, что скрывается за этим мерцанием. Гиз молча шагал по глубоким сугробам, засунув руки в карманы куртки. Лаинь попросила его проводить его к храму Ветра. Ей нравилось смотреть на это меняющееся строение, окружённое тихим сиянием. Ветру не возносили молитв и не приносили жертв, как богам мелких культов. Его просто любили и знали, что он любит посещать храм, окрашивая его разными красками. Лаинь никогда не чувствовала Ветер Мироздания, но надеялась, что однажды он коснётся её и научит свободе и открытию тайного таланта. Она долго смотрела на храм. В этот вечер он был построен из струящегося снега.
- Твой взгляд сейчас похож на взгляд моего брата, когда он рисует Дом Ветра.
Лаинь оглянулась. Гиз смотрел на неё снизу вверх открытым и ясным взглядом. Вдруг она почувствовала его тёплые пальцы на своей руке.
- Я хочу тебе кое-что показать. Не бойся, тебе понравится.
Лёгкое головокружение последствия телепортации прошло за пару секунд. Заснеженная поляна вокруг казалась слишком тёмной. Лаинь закрыла глаза и прислушалась. Шум ветра, сначала тихий, но всё нарастающий, окружил её. Открыв глаза, она увидела снежный вихрь, вертящийся на одном месте в нескольких метрах от неё.
- Говорят, это след, оставленный Изначальным Ветром. Прикоснись к нему, может он покатает тебя.
Лаинь подошла к маленькому вихрю и подумала, что он кажется немного усталым. Струи воздуха, наполненные снежинками, подхватили её и понесли к небу. Она едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть, ощущая, как поднимается в воздух. Снежинки бросались ей в глаза, не позволяя ничего разглядеть. Девушка расслабилась и позволила вихрю нести себя. Ей показалось, что она на мгновение коснулась тайн мироздания и все-все нити возможных и невозможных заклятий стали просты и ясны для неё. Она наслаждалась тем, что отдавалась на волю частички Ветра, этого вихря, его брошенного игривого дитя.
- Прыгай! - донёсся до неё крик Гиза.
Она собралась и силами и вырвалась из объятий снега. Приземлилась в сугроб неловко.
- Мне показалось, ты слишком увлеклась, - пояснил мальчик.
Он проводил её до портала. Засыпая, Лаинь снова мечтала оказаться в объятиях ветра.
Цвер ворвался в её жизнь неожиданно. Она просто шла по мостику над застывшим ручьём в саду Академии и утонула в его зелёных глазах. Он смотрел рассеянно куда-то внутрь себя, а Лаинь всё не могла отвести глаз от его не на неё направленного взгляда. А вечером Гиз познакомил её со своим братом.
- Почему же ты не рассказывал, что твой брат учится в нашей Академии?
Гиз пожал плечами. Цвер заметил, что его малолетний братец вообще скромный, иначе уже давно перевёл бы отношения с девушкой, которая смотрит на него с таким интересом и нежностью, в иной статус. Лаинь ответила, что, возможно, для Гиза она старовата, если, конечно, правильно поняла, о каком статусе идёт речь. Они провели вместе совсем немного времени, но Лаинь была очарована. Её душа давно ждала любви, но так и не находила подходящего объекта, чтобы опутать нежностью. Она не знала, отчего именно мрачный брат Гиза заставил её сердце трепетать, но её взгляд искал его, когда в меняющихся коридорах Академии ей случалось встретиться с другими студентами. Она улыбалась радости, поселившейся в ней, не задумываясь о будущем.
Они встретились в парке на берегу ручья. Он сидел в небольшой деревянной беседке, заботливо вычищенной кем-то от снега, и читал книгу. Над его головой сиял лёгкий огненный шар, освещавший страницы и согревающий. Лаинь восхитилась тем, как легко Цвер поддерживает огонь, не отрываясь от чтения, которым явно увлечён. В беседке было тепло.
- Не против, если я посижу рядом?
Цвер кивнул, по-прежнему погружённый в книгу. Лаинь достала из сумки учебник по трансформации. Общество юноши не отвлекало её, а скорее позволяло получить больше удовольствия от изучения материала. Ей было тепло.
Они уходили из сада вместе.
- Гиз говорил, ты любишь рисовать.
Цвер кивнул.
- Это близкая мне область творчества. Я думаю, творчество очень важно для гармоничного развития. А ты нашла, что тебе нравится творить?
- Мне нравится творить заклинания. А ещё я сажаю цветы на клумбе у дома и творю их рисунок. Я бы хотела посмотреть на твои картины. Если это не слишком личное, конечно.
- Я принесу завтра. Встретимся после занятий.
Лаинь подумала, что любит прямоту жителей Феоса. В них куда меньше лицемерия, как будто нет времени на подобные игры. Они склонны принимать решения быстро и яснее видят, что им важно.
Она влюбилась в его картины. Он рисовал людей, кошек, трубы, а ещё много-много ветра. Лаинь расспрашивала о местах, изображённых на картинах. Цвер показывал ей их, если они ещё существовали, и рассказывал о том, что они значили для него, если игры Ветра уже стёрли их с лица Феоса. Ей было интересно. Она впитывала в себя всё, что он рассказывал, наполнялась его эмоциями и воспоминаниями, перенимала знания. Она учила его быть многословным. И он открывал ей свой мир, который она давно жаждала узнать. Когда она снова смотрела на играющих в снежки мальчишек, она думала о том, что Цвер тоже первый год учится в Академии, а по возрасту ещё только должен был заканчивать школу, но гораздо старше и мудрее многих её ровесников.
Одной из любимых тем картин Цвера был Дом Ветра. Он находился на заповедных Равнинах, в самом сердце двух миров. Говорили, что этот дом был первым и любимым творением Ветра Мироздания. В отличие от храмов Ветра и многих других дорогих его сердцу созданных им строений, дом имел множество неизменных, неперекраиваемых черт. Лишь украшения его менялись в зависимости от настроения Создателя.
- Ты бывал на Равнинах Ветра? - спросила Лаинь.
Цвер кивнул.
- Я же предпочитаю рисовать с натуры.
- А мы могли бы... пойти туда?
Юноша опустил голову. Он не знал, как объяснить, что лишь дитя Феоса может чувствовать пути, по которым можно пройти, не имея доступа к порталам.
- У меня нет ключей, - сказал он наконец.
- Я могу попробовать их достать.
Родители Лаинь пользовались достаточным влиянием, чтобы получить у службы телепортаций любые ключи. Тем более что Равнины Ветра официально относились к территории Мейсарала, поэтому для жителей этой страны вход туда никак не ограничивался.
- Я люблю путешествия, - сказала девушка. - Но мне случалось посетить так немного интересных мест.
Цвер заботливо окутал её подвижными барьерами, чтобы она могла чувствовать потоки ветра, но они не сбивали её с ног и не причиняли боли и не заставляли слезиться глаза. Лаинь расставила руки, обнимая ветер. Каждый вдох был наполнен вкусом магии и вкусом свободы. Равнины, бесконечное море тёмно-зелёной травы, волнующейся под ногами, бархатно ласкающей щиколотки, показались ей по-настоящему прекрасными.
- Большинство магов здесь могут седлать вихри, - сказал Цвер. - Как бы ты отнеслась к тому, чтобы научиться летать?
Лаинь звонко рассмеялась. Цвер взял её за руку, устанавливая между ними контакт, чтобы показать, как плести заклятия. Их подвижные щиты слились. Лаинь выровняла дыхание, успокаивая течение мыслей, сводя его на нет и сосредотачиваясь на окутавшей её ауре Цвера. Она закрыла глаза и прошептала ему ментальный сигнал, что готова. Он медленно поднял их сплетённые руки. Из кончиков его пальцев потекла струёй молочно-белая дымка. Она изгибалась, осторожно ощупывая окружающее пространство. Лаинь собралась и выпустила такую же струйку, робкую и неумелую. Она нащупала и оплела тихий и озорной вихрь. Не отпуская его, прошептала, выверяя ноты, вслед за Цвером слова заклинания и притянула вихрь к себе. Стихия повиновалась легко. Обнимая струи воздуха, они поднялись вверх, не размыкая совместного барьера. Девушке было немного страшно парить над Равниной, но Цвер учил её управлять своим вихрем, а она была талантливой ученицей. Вскоре они мчались рядом уже непринуждённо, направляя прирученные ветра туда, где так любил бывать Цвер. Дом Ветра вырос на глади травы внезапно, как будто прятался от любопытных взглядов, но вдруг решил их подпустить. Он возвышался до самого неба, плавными изгибами полупрозрачного камня устремляясь вверх. В тот день он был украшен растениями, зелёными в тон неба и земли, покрывающими каждую его часть. Кое-где приподнимали венчики мелкие золотистые цветы.
- Мне очень хорошо с тобой, - сказал тихо Цвер. - Знаешь, раньше мне ни с кем не удавалось оседлать вихри внутри одного барьера. Девушка доверчиво прижалась к нему. Цвер привёл с собой весну. И Лаинь была этому рада.
Гиз всё больше волновался о том, что брат замыкается, обращает мало внимания на окружающий мир и окружающих людей. Он знал, что у Цвера какое-то новое увлечение, но не понимал, почему тот им не делится. Они с детства были близки, несмотря на ссоры и драки, которые нередко грозили печально закончиться, если бы не своевременное вмешательство родителей, блокирующих летящие по дому шарики огня, ледяные стрелы, игрушки и мебель.
- Цвер, ты всё ещё не хочешь об этом поговорить? - уточнил Гиз в тот вечер, когда какая-то приятная встреча с Лаинь слегка вырвала его брата из угрюмой замкнутости.
- Не знаю, Гиз. Назревает что-то в двух мирах. Я пытаюсь в этом разобраться, но пока не очень получается. Не стоит беспокоиться обо мне.
- Ты хочешь стать солдатом в несуществующей войне? - в голосе Гиза сквозило искреннее недоумение.
- Я мечу выше, - ответил Цвер. - Я ведь всегда был весьма самоуверенным, так что в этой войне я хочу показать себя, повести воинов за собой и победить, - Цвер усмехнулся, напуская на себя важный вид.
Гиз пожал плечами. Ему вдруг расхотелось расспрашивать брата.
- Знаешь что, - сказал Цвер, разрушив спокойствие молчания, - пойдём со мной завтра, я познакомлю тебя со своими единомышленниками. Может быть, среди них найдётся тот, кто захочет убедить тебя в реальности угрозы.
Их было немного, единомышленников Цвера. Гиз обнаружил пару знакомых лиц из числа молодёжи с пустыря, нескольких серьёзных и задумчивых взрослых, пожилого скромного искателя приключений, а ещё державшихся ничуть не отчуждённо двоих эсвинцев. Девушка из этой пары была так красива, что захватывало дух. Цвер, уловив восхищение брата, сказал что-то негромко, и она направилась к мальчику, грациозно скользя по потёртому паркету и улыбаясь хитрой смущающей улыбкой.
- Я Ливейра, - эсвинка протянула руку. - Цвер просил ввести тебя в курс дела. Я с удовольствием расскажу тебе обо всём, что знаю о делах нашей небольшой компании.
Гиз протянул руку в ответ. Ей могло быть шестнадцать, а могло быть две сотни лет, и в этой загадочности таилась особая притягательность, которая немного пугала юного мага. Тонкие нити светлых волос окутывали её фигуру так, что она казалась одетой ими. Её улыбка манила, находиться с ней рядом было бесконечно приятно. Гиз слышал об этом свойстве эсвинцев и знал, что они часто используют его как оружие в шпионаже и прочих играх с людьми. Эсвинцев опасались, но не могли противиться их очарованию. Впрочем, Ливейра совсем не казалась опасной и не хотела от Гиза ни доверия, ни подчинения. Она отвела его в комнату перемен, которая, отражая её внутренний мир, тут же наполнилась золотистыми отблесками в окружающем мрачном тумане. Потолок превратился в затянутое тучами, но всё же далёкое небо. Она присела на покрытый мхом камень, удачно образующий выемку, так подходящую для её удобства. Гиз материализовал себе уютное кожаное кресло.
- Смотри, - произнесла девушка и протянула руку в сторону серого тумана, окутывающего одну из стен.
Гиз погрузился в восприятие образов, рождаемых её сознанием. Он не знал, показывают ли ему воспоминания об увиденном или просто смоделированные ситуации. Они не пахли политикой, которой он ожидал. Это были просто люди. Они разрушали. Убивали. Предавали. И ничего не значили. Гизу показалось, что он провёл вечность, любуясь отрывками чужих жизней. Его душа начала кровоточить тоской. Отключившись от картинок, он обратил взор на Ливейру, чей взгляд по-прежнему оставался спокойным и отрешённым. На её губах по-прежнему читалась едва уловимая улыбка. Гизу захотелось ударить конусом льда её красивое и нежное лицо. Она почувствовала его злость, погасила мыслеобразы, окутала его цепким расслабляющим заклятием. Гиз выставил щит, ему совершенно не хотелось позволить эсвинке погасить его эмоции.
- Вы за добро в двух мирах что ли боретесь? - спросил он, стараясь наполнить свой голос ядом. - А это было кино для новобранцев, чтобы завербовать в секту?
Ливейра нахмурилась на мгновение, потом пожала плечами.
- Наверное, не стоило тебе всего этого показывать. Понимаешь, Гиз, поведение людей меняется. Жестокости становится всё больше. Это признак нестабильности. Такое обычно происходит, когда назревает что-то страшное. В Эсвейне было много войн, и наша раса умеет это чувствовать. Духи беспокойны. Мы с Эмом были очень рады, когда встретили Уэтера и девушек, которые разделяли наши мысли. Поэтому нет, Гиз, мы никого не вербуем. К нам присоединяются только те, кто думают так же, как мы.
Гизу стало стыдно. Эсвинка, мыслящая и видящая мир через эмоции, пыталась рассказать ему о целях организации так, чтобы восприятие мальчика было полнее, а он разозлился и попытался найти в этом подвох. Он опустил глаза. Ливейра ободряюще улыбнулась.
- И что, вы укрепляете структуру мироздания?
- Пытаемся. Мы говорим с Изначальным Ветром на много голосов в надежде, что он нас услышит. Утешаем духов. Готовимся воевать с тем, что грядёт, хотя сами не знаем, что это. Но мы оттачиваем дарованные нам таланты.
Гиз ушёл с собрания, вежливо попрощавшись со всеми и ничего не сказав ни о своём отношении, ни о том, стоит ли вообще думать, не присоединиться ли к обществу, так захватившему его брата. Он не смог приблизиться к Цверу. Он не впервые слышал о том, что кто-то верит в конец света и пытается его предотвратить. И ему было всё равно, если этот конец света вдруг невыдуманный. Ветер знает лучше, когда задувать зажжённое им пламя.
Цвер проводил его разочарованным взглядом. В глубине души он надеялся на понимание, которого не мог найти. Он искал долгие годы, казалось, с самого детства, что-то важное, что-то, что позвало бы за собой, что действительно имело бы значение. Его аскетизм и целеустремлённость искали выхода, а теперь, казалось, он его нащупал. Наскоро поговорив с двумя присоединившимися новичками, Цвер покинул собрание и выбрался на улицу. Вокруг него закружились духи наступившей весны. Он отправился к порталу, чтобы через полчаса оказаться у дома Лаинь. Размышляя о том, кто же стоит за зарождающимися волнениями, а также о том, отчего истончается ткань мироздания, он ждал, когда она почувствует его присутствие, о котором не давал ей знать, но которого и не скрывал. Она вышла, лёгкая и уверенная, улыбнулась ему, протянула руку. Цверу были чужды сомнения на тему того, что их встречи и то, что они стали дороги друг другу, способны подвергнуть её опасности - опасность, в реальности которой он не сомневался, угрожала всем, независимо от того, признавали они её или нет. Кончики его пальцев касались струн её души. Цвер чувствовал её счастье, принимая его за исходящий от неё свет.
- Завтра я поеду к родителям на семейное сборище. Там будет много людей, не все из которых мне приятны. Хочешь составить мне компанию?
- Быть твоим почётным эскортом?
- Избавить меня от тоски, которая накатывает на подобных мероприятиях, скорее. Если у тебя, конечно, нет других планов.
- А есть ли планы, которые нельзя изменить ради удовольствия от твоего общества?
Лаинь погрустнела. Он уже не раз давал ей понять, что такие планы есть, и его галантность была неосторожной. Цвер погладил её пальцы, будто извиняясь за неудачную шутку.
- Я пойду с тобой. В конце концов, нельзя лишаться шанса познакомиться с твоими родителями.
Родители Лаинь показались ему по-своему мудрыми, но слишком приземлёнными, чтобы быть интересными в общении. Бытовые проблемы как будто составляли суть всех их переживаний и были всем, что имело значение. Цвер не ждал, что каждый из встреченных им будет обеспокоен судьбами мира, но был ещё недостаточно взрослым, чтобы не задумываться о жизненных принципах или не искать больше никаких идеалов. Некоторые из присутствующих мерили его удивлёнными взглядами, кто-то не замечал. Мероприятие действительно было весьма многолюдным.
- Мои родители устраивают такие приёмы каждый сезон, - рассказала Лаинь. - Чтобы не терять связей и обретать новые. У них всегда было много друзей, может быть это следствие дипломатической работы матери, которой она занималась с десяток лет назад. Тогда установление разнообразных контактов было для неё особенно важным.
Высокий мужчина в строгом костюме подошёл к Лаинь и поцеловал её руку, смерив её и Цвера долгим взглядом.
- Рад видеть тебя всё такой же прекрасной, Лаинь, - сказал он глубоким и усталым голосом. - Вижу, Файрен забыт, и тебя теперь сопровождает другой.
Цверу не понравилось ударение, которое незнакомец сделал на последнем слове. Он почувствовал себя слишком обнажённым для столь официальной и незнакомой компании.
- Это Цвер, - Лаинь улыбнулась, дежурно, явно стеснённая обществом этого человека. - Мы вместе с этой зимы. Цвер, это Тераэс, друг моей семьи и один из самых сильных ныне живущих магов.
- Не стоит преувеличивать мои заслуги, милая, - улыбнулся глазами Тераэс, продолжая вглядываться в душу Цвера.
Когда он покинул их, Цвер произнёс вполголоса:
- Мне кажется, он трепещет в твоём присутствии.
- О да, он ко мне неравнодушен. Но с ним всегда так неуютно. Никогда не могла понять почему, - Лаинь пожала плечами. - Знаешь, он мог бы обрести сотни восторженных поклонниц, если бы это его интересовало. Но у него другая страсть - это его исследования.
- Сумасшедший учёный?
- Наверное.
Её взгляд, рассеянно скользивший по окружающим, остановился на мгновение на ком-то из гостей и стал теплее.
- Пойдём, я познакомлю тебя с Бруэ, она моя троюродная сестра и самая милая из всех, кого мы можем здесь встретить.
Цверу были чужды многочисленные знакомства. Гиз часто ворчал на брата за то, что тот слишком идеален. Но Цвера обычно не интересовало общество людей. Его не было среди активистов их маленького дворового сообщества. Он не стремился попасть в школу и был даже слегка удивлён, когда узнал, что его младший брат прилагает какие-то усилия, чтобы объяснить родителям, что хочет туда ходить.
Два мира - Феос и Циас - олицетворяли порядок и хаос. Они существовали рядом, во многом повторяя друг друга. Легенда гласила, что для Ветра один из миров воплощает правильность и трудолюбие, а другой - отдых и свободу. Энергии Феоса были менее стабильны, магия в нём лилась легче и непринуждённее. Циас был более густонаселённым - большинство людей предпочитали стабильность бесчисленным вспышкам энергий, наводнениям, бурям, опасностям от духов, вторжений иномирцев и порой внезапно меняющейся фауны. Феос жил по своим законам. Его обитатели и дети, родившиеся там, всегда воспринимались жителями Циаса как диковинные иностранцы, а в чём-то дикари. Границы четырёх стран в Феосе были размыты, их практически не существовало, как не существовало расстояний. Люди выбирали место для жизни, в котором в какой-то момент было комфортно существовать, и возводили там город, который в любой момент мог исчезнуть с лица земли. В Феосе почти не было общественных заведений, школ, предприятий или каких-то ещё деловых объединений. Дети, рождённые в Феосе, как правило, обладали большими талантами и хорошими интеллектуальными способностями, но немногие рисковали предпринять путешествие, мир мог обрушить на будущих родителей множество неожиданностей, а по-настоящему чувствовать его умели только те, кто жил там достаточно долго. Феос не был проклятием и не был школой одиночества. Цвер рос в обществе, не знал проблем в контактах со сверстниками и умел заводить приятелей в обоих мирах. Но совместные игры были значимы для него только в раннем детстве. Примерно в возрасте 12 лет он решил для себя, что предназначен для великой цели. Он даже поделился этой мыслью с Гизом, который внимательно его выслушал, но ничего толком не понял. С тех пор он постоянно работал над процессом самосовершенствования. Это послужило причиной в том числе и для поступления в Академию. Цвер предположил, что сможет там научиться чему-то, что не удастся или не придёт в голову постигнуть самостоятельно.
В полненькой темноволосой Бруэ Цвер сразу почувствовал лёгкую примесь эсвинской крови. Это делало её очарованием слишком объяснимым и неинтересным. Лаинь будто слегка огорчилась, что он не испытал восторга от знакомства с её наиболее симпатичной родственницей, но постаралась не подать вида.
Когда молодые люди направились к балкону особняка, чтобы ненадолго уединиться, спрятавшись от чинной суеты приёма, и полюбоваться видами города, Цвер внезапно поймал пронзительно-чёрный взгляд, устремлённый на него. Слишком тепло одетый для не особенно прохладного помещения молодой человек в длинном кожаном плаще беседовал о чём-то с родителями Лаинь. Цвер отвёл глаза, пока его спутница не успела прочитать на его лице узнавания. Он не ожидал встретить Уэтера, лидера их команды, который, несмотря на молодость и некоторую экстравагантность, имел весьма высокое положение в обществе благодаря своим способностям как к магии, так и к построению карьеры. Уэтер занимался теневой политикой, представляя собой одну из весомых фигур, решающих судьбы Мейсарала. Он смог убедить тех, кого вёл за собой, в том, что их общество - не невинное хобби, которым он занимается на досуге в свободное от работы и светских обязанностей время, а именно то, что имеет для него наибольшее значение. Цвер восхищался им и в какой-то степени стремился к тому, чтобы стать таким как он через десяток лет, разделяющий их в возрасте, и обзавестись не меньшими достижениями. Ему были чужды карьерные устремления, но Уэтер покорял тем, что, казалось, знал всё обо всём, а также умел скоординировать и направить своих подопечных так, чтобы каждый из них чувствовал себя максимально нужным и при этом не терял возможностей развития.
Тёплый вечер опускался на город. Цвер отбросил мысли о делах, обнимая Лаинь за талию и скользя вслед за ней взглядом по окружённым зеленью высоким домам, плавно движущимся между ними повозкам, спешащим или неторопливо идущим куда-то людям. Грядущая угроза не должна была мешать ему наслаждаться настоящим спокойствием.
Светловолосый Файрен излучал уколы ревности. Лаинь не замечала или делала вид, что не замечает. Она была как обычно приветлива и нежна и напрочь лишена отголосков чувства вины. Он привык, что Лаинь всегда рядом и принадлежит только ему, и поначалу не заметил опасности, исходящей от её нового увлечения. А теперь он понимал, что ему угрожает всё то время, которое она проводит с Цвером. Даже на родительский приём, куда он обычно сопровождал её, в этот раз она пригласила другого. Он пытался подавить свою ревность, убеждая себя, что у него тоже есть своя жизнь, есть своя тайна, Рина, так похожая на дитя Феоса, или, может быть, иностранку. Но он был не столь наивен, чтобы не замечать, что она обращает на него настолько мало внимания, что их отношения никуда не продвинулись за последние пять месяцев. Рина не прогоняла его, но и не интересовалась им.
- Почему ты не ладишь с Цвером? - вдруг спросила Лаинь.
- Наверное, потому, что он отнимает у меня тебя.
Она тряхнула рыжими кудрями. Глядела осуждающе. За её спиной переплетались в узор стебли созданных её сознанием растений. Файрен потянулся к нитям магии.
- Школа Гиза?
Лаинь оглянулась удивлённо и иллюзии цветов погасли. Файрен покачал головой.
- Учитель, что означает непроизвольная магия?
- Разное может означать. В основном бесконтрольность, отсутствие возможности по каким-то причинам свою магию обуздать.
- А отчего теряется контроль?
- Иногда это духи, которых не успели вовремя почувствовать. Иногда несоответствие силы дара и силы воли. Иногда разные психические отклонения. Файрен, если ты замечал за собой неконтролируемую активную магию, тебе следует обратиться в коллегию магов, чтобы решить эту проблему.
- Это простое любопытство, учитель. Я раньше не слышал об этом, а на днях довелось, вот и заинтересовался.
Парейн задумался на пару мгновений, а потом протянул юноше листок, на котором записал несколько книг, которые тот мог бы прочитать, чтобы ещё больше насытить свою любознательность.
Слишком юная и привлекательная для сосредоточения мыслей учеников на предмете преподавательница объясняла принципы действия звуковой магии. Большая часть мужской половины аудитории старалась наслаждаться звуками её голоса в большей степени, чем прелестью её форм. Пара-тройка глубоко заинтересованных лихорадочно конспектировала всё, что могло им пригодиться. Остальные общались, предавались мечтам или занимались другими интересными им делами. В этом году особой популярностью среди выборных дисциплин пользовалась магия звука за красоту и нетребовательность преподавателя, свежеоткрытая секция боевых искусств, содержащая, в отличие от обычных спортивных занятий, многочисленные элементы магии, позволяющие сделать бой с оружием более тонким, эффективным и смертоносным, а также секция ведания духами, преподаватель которой год за годом умел увлечь студентов особенно сильно. Популярные в прошлом году флора и фауна заняли четвёртое место с большим отставанием. Файрен наблюдал за преподавателем, слушал её слова, пытался схлестнуться с ней взглядами. Как и многим другим, ему казалось, что именно у него есть шанс обратить на себя её внимание. Может, благодаря особенным талантам к изучаемому предмету, а может, благодаря яркости и силе своей личности, в которой Файрен не то чтоб не сомневался, но на которую, по крайней мере, надеялся.
- Мне бы хотелось, чтобы включение в курс боевых искусств, который многие из вас выбрали наряду с моим предметом, элементов магии звука было одобрено. Тогда появится возможность показать вам, какой эффект могут дать песенные заклинания. Скажите, - она подняла золотистые глаза, заставив аудиторию теряться в её взгляде, - кто-то из вас увлекается пением?
Файрен бессильно усмехнулся - песни никогда не были его сильной стороной. Руки подняли всего двое. Растия отметила лёгким жестом что-то в своём блокноте.
- Возможно, вам знакомство с песенными заклинаниями доставит особое удовольствие.
Внутренний взор Файрена затуманился, и сквозь солнечный облик наполненной учащимися аудитории проступили ловкие, как танец, движения на площадке тренировочного зала, аккомпанементом к которым служила песня, странная, тихая, не будоражащая струн души, извивающаяся и окутывающая всё вокруг своим звучанием. Не ритм, делающий движения более точными или, наоборот, сбивающий их постановку, а мелодия, ведущая сражающихся будто по особому пути. Юноша взглянул на Растию, не осмеливаясь задать ей вопрос, владеет ли она магией подобных песен или же обладает иной специализацией. Видения, касающиеся этого вопроса, отказывались его посещать.
- Тебе повезло, - тянула Рина, - что ты умеешь видеть будущее. Мне всегда хотелось обладать хоть какими-то талантами, но я всегда была лишена необычных способностей.
- Я бы не назвал твои способности обычными, дорогая. Нет ничего, что не удавалось бы тебе.
"Или ты не позволяла мне этого увидеть", - подумал Файрен.
Её губы чуть заметно шевельнулись, выдавая мнение, что её белокурый друг сказал несусветную глупость.
На пустыре в этот вечер было малолюдно, а знакомых было и того меньше. Лаинь пропадала где-то с Цвером, как часто случалось в последнее время, заставляя Файрена скучать. Поэтому присутствие Рины, которая умела быть незаметной даже для своих, особенно сильно его обрадовало. К тому же, она, похоже, разделяла его ленивое настроение и тоже не была склонна сегодня к тренировкам, и они вели неспешную беседу ни о чём.
- Расскажи, как это происходит, - потребовала загадочная и желанная.
Файрен привык к подобным вопросам и успел выучить за время общения со множеством людей, испытывающих интерес в отношении каких-либо магических способностей, что одно и то же свойство у каждого может проявляться по-своему.
- Просто накатывает видение. Всё вокруг слегка затуманивается, и я будто оказываюсь в совсем другом месте, возможно, с другими людьми. Сами видения бывают разными, как сны - иногда чёткими до последней детали, иногда смазанными, будто зрение испортили порошком фэрасиля.
- А куда при этом девается для тебя то, что происходит в реальности? Время застывает и ты возвращаешься в тот момент, из которого тебя выбросило видение?
- Нет, время идёт своим чередом, скорее я застываю и становлюсь до ужаса беспомощным и невосприимчивым к реальности. Хорошо, что вспышки видений, даже если увиденное занимает довольно продолжительное время в том слое реальности, весьма кратки и моё бездействие никогда не привлекает внимания - вроде то ли задумался, то ли завис отчего-то.
- Тебя это никогда не пугало?
- Пожалуй, нет. Когда был маленьким, забавляло скорее, а потом я научился отчасти контролировать свои видения. Например, если очень важно никуда не пропадать, могу не пускать их меня захватывать какое-то время. Или регулировать яркость, не теряя связи с миром, так сказать.
- И увиденное тобой всегда сбывается?
- Конечно, нет. Будущее не предопределено всё-таки. Я вижу только один из вариантов. Если когда-нибудь найду учителя, может быть, справлюсь с тем, чтобы видеть разветвления линий судьбы. А многое из того, что я видел, ещё не произошло и, возможно, не произойдёт никогда. Так что не особенно и полезный у меня дар, как видишь.
Во взгляде Рины скользила нега. Файрену до безумия хотелось то коснуться её руки, то провести пальцами по волосам, то обнять за плечи, но он не решался. Она отлично понимала его желания и, возможно, даже специально провоцировала его. Сегодня он впервые за полгода их общения её действительно заинтересовал. Рина приняла неожиданное для себя решение. Она решила отвести его в Долину снов. Ещё в момент знакомства с Файреном она почувствовала в нём что-то, что заставило её не прогонять его от себя и не отгораживаться, как обычно она поступала со всеми, кто ничем не умел зацепить её внимания и не разжигал её любопытства. И она была рада, что, наконец, нащупала в нём то, что искала. Долина снов была многим известным, но не особенно популярным и посещаемым местом. Она находилась в Феосе, на условной территории Эсвейна, и перемещение туда могло быть весьма болезненным, не говоря уже о том, что не каждый имел доступ к сети ведущих туда порталов. Рина подумала, что Файрен там скорее всего никогда не бывал. А её всегда интересовали провидцы и сновидцы - все, кто видел черты будущего, даже неясные. Она сама не раз посещала Долину снов, надеясь, что сможет открыть в себе хоть какие-то зачатки дара. Файрен был прав, утверждая, что ей многое удаётся, мало того, её успехи не были результатом долгих мучительных занятий и тренировок, магия давалась ей легко, она хорошо чувствовала токи энергий и улавливала нити заклинаний. Но Рина мечтала о другом. Ей хотелось обладать даром, открыть в себе то, чем она будет отличаться от других, что-то особенное и необычное. Такое, как видения Файрена. В Долине она надеялась почувствовать что-то неожиданное. Провидческие способности в этом месте усиливались, и многие, кто хотел развивать подобный дар, посещали её часто и проводили там много времени, созерцая вещие сны и разгадывая загадки линий судьбы. Рине было интересно, что Долина сможет открыть Файрену.
Они встретились солнечным утром, он, сияющий гордостью оттого, что девушка, никогда не находившая на него времени, сама настаивала на встрече и стремилась к ней, и она, плавимая ожиданиями и смутными надеждами.
- Ты умеешь вызывать видения усилием воли?
- Иногда. Когда я сосредотачиваюсь на чём-то и одновременно освобождаю сознание, они обычно приходят. Но порой этого недостаточно.
- В Долине снов будет достаточно.
Её тёплые пальцы крепко сжали его податливую руку, и их закружил вихрь последовательных порталов.
Долина была нежной и тёплой. Её ласковые объятия даже на мгновение заставили Файрена забыть о будоражащей близости Рины. Заросли причудливых низкорослых растений по берегам Фрезии, реки, питающей земли Эсвейна, шаловливо щекотали ноги, энергии Феоса опутывали яркими вихрями, кружа голову. Рина держалась чуть поодаль, не мешая своему спутнику знакомиться с новым местом, которое должно было казаться ему уютным. Невольная улыбка играла на его губах, и она отвечала ему улыбкой, когда он оглядывался, ища её поддержки. Они гуляли в ароматах долины, пустынной и манящей, наслаждаясь свежестью воздуха и ощущений. Густой зелёный ковёр простирался до самого горизонта, за которым исчезали изгибы реки. На одном из мягких поворотов её течений Файрен остановился, заглядевшись на мелкие камни на дне у самого берега. Он думал о том, понравилось ли бы здесь Лаинь. Но его мысли смешались оттого, что он почувствовал необычайно пристальное внимание со стороны Рины. От неё исходило напряжённое, исполненное надежды и любопытства ожидание. Файрен глубоко вздохнул и позволил видению захватить себя. Вокруг поднялся ветер. Файрен чувствовал кожей его хлёсткое дыхание, почти начиная опасаться, что удары его порывов собьют его с ног. Тучи поднятой пыли мешали ему видеть. Юноша прислушался к токам энергии, но они буйствовали в такт ветру, путая и смешивая рисунок. Где-то неподалёку заливисто засмеялся ребёнок. Дитя подбежало к Файрену и посмотрело куда-то сквозь него. Юноша проследил за направлением его взгляда. Среди туч пыли маячили две фигуры, одна склонённая над другой. Видение оставило его, не дав ни шанса разобраться и определить время и место происходящего и личности участников событий. Файрен покачал головой, думая о том, что невнятность видения разочарует Рину, когда его накрыла новая волна. Язычки пламени плясали вокруг развевающихся рыжих волос Лаинь, взгляд которой был полон опустошающего ужаса, незнакомого Файрену. Крик её души, неразличимый ухом, натягивал нервы юноши так, что казалось, они вот-вот разорвутся. Не в силах вынести жар пламени и надрыв души, Файрен оборвал видение. На грани сознания, вырываясь из морока огня и дыма, он услышал тихий вздох долины.
Спустя некоторое время молчаливой ходьбы Рина и Файрен нашли тихое местечко, где уютно устроились. Она перебирала в руках бусинки украшения из тёмно-синих камней, которое часто любила вертеть в руках, а он пребывал в молчаливой задумчивости, забыв даже о том, как мечтал прикоснуться к её гладкой коже кончиками пальцев. Их уединение нарушил шелест шагов по траве. В глазах того, кто подошёл к ним, сияли недобрые огоньки.
Рина бросила на него свойственный ей ленивый и томный взгляд. Файрен как будто не обратил внимания, равнодушно зафиксировав присутствие чужака. Тот произнёс несколько слов на эсвинском, потом задумался на мгновение и перешёл на шоистрийский и, наконец, так и не встретив понимания, догадался заговорить на мейсаральском.
- Долина слушает тебя.
В его речи не было акцента, но голос его звучал странным шелестом, будто ветер летел по траве. Он был похож на струящегося серого змея, его очертания менялись, клубясь дымкой. Наверное, чтобы больше приглянуться своим собеседникам, дух приблизил очертания своей фигуры к человеческим, но на человека при этом походил крайне мало. Рина протянула руку, коснувшись его. Пальцы ощутили сковывающий движения холод.
- Я думаю, Долина слушает многих, кто приходит к ней. Тех, кто видит будущее, не так ли?
- Это они слушают Долину, а она рассказывает им. Этот человек обеспокоил её.
- Кто ты? - спросил Файрен.
- Я Сирасм, - прошелестел дух. - Здесь мой дом. Я дитя Ветра.
- Все мы его дети, он слепил нас своим дыханием, а потом вдохнул в нас жизнь, - пожала плечами Рина.
Сирасм подошёл к Файрену поближе. От него исходила приятная прохлада.
- Вы, люди, гниёте и разлагаетесь после смерти. Вы неинтересны. А мы сливаемся с создателем, когда заканчивается наш срок. Но среди вас бывают исключения.
- И ты пришёл познакомиться с такими исключительными нами? - Файрен усмехнулся.
Холод призрака оттаял его. Оранжевые глаза Сирасма сверкнули, и Файрену вдруг показалось, что он усмехнулся в ответ.
- Я хочу знать, что ты видел.
Рина напряглась. Она тоже хотела это знать, а Файрен до сих пор не рассказал. Файрен покачал головой.
- Я видел ужас в глазах Лаинь. А ещё, до этого, две фигуры за песчаной бурей.
- Кто такая Лаинь? - ровно спросил дух.
- Моя подруга.
- Человек?
- Да.
- Что её напугало?
- Не знаю, - Файрен отвёл взгляд, мучимый чувством стыда, что погасил видение, не выдержав наплыва эмоций.
Рина и Сирасм были разочарованы. Дух кивнул и ушёл, не обещая новой встречи. Рина встала и подошла к воде.
- На память, - прошептала она, отдавая реке Эсвейна любимое украшение, слившееся синевой с её водами.
А Сирасм, обратившись ветром, полетел сквозь слои пространства - духам ведомы свои порталы. Его путь лежал по сходной траектории с путём людей, с которыми он только что повстречался, но дух не задумывался об этом. Прибыв на место назначения, он окутал сидящего на крыльце с сигаретой эсвинца. Чёрные волосы последнего закружились. Наверное, Сирасму нравилось путать их так, чтобы они почти полностью скрывали своего обладателя.
Ливейра вышла на крыльцо, почувствовав присутствие духа.
- С возвращением, - улыбнулась она.
Сирасм поприветствовал её в ответ, разметав её волосы.
- Ложная тревога, - сказал он наконец. - Я ничего не узнал о причинах беспокойства Долины.
- Она тоже почувствовала приближение роковых событий, - сказала Ливейра.
Эм выпутался из своих волос и продолжил курить.
- Ты не знаешь человека по имени Лаинь? - спросил разрушитель.
Эм нахмурился.
- С чего бы вдруг ты стал интересоваться людьми?
- Он ревнует, кажется, - улыбнулась Ливейра, сплетая свои золотистые пряди с волосами Эма.
Сирасм промолчал.
На следующем собрании Ливейра заметила отсутствие Цвера. Это удивило её, поскольку ни разу прежде ему не случалось пропускать назначенные встречи. Она попыталась связаться с ним по ментальной связи, но его образ, к которому она взывала, оказался будто бы отгорожен стеной.
Парейн выступал с докладом о новостях.
- Усилились волнения в Шоистрии, их митинги грозят достигнуть уровня гражданской войны. Феора оспаривает границы с Эсвейном и требует предоставления ей права использования воздушного пространства. Пока что ведутся переговоры и военных действий не намечается. У нас всё спокойно в отношении политики, но в конгрессе магов стало известно, что группа добровольцев активно занимается поисками Часов Судьбы. Мне это кажется дурным предзнаменованием. Что касается ткани мироздания, недавно были волнения в Долине Снов. Среди разрушителей и других духов ветра происходит что-то странное - их становится всё меньше. Кроме Долины снов, оживление и неожиданные явления также происходили в Поющем лесу и Долине Мёртвых. Таким образом, из восьми заповедных мест двух миров никакого беспокойства не представляли только Равнины Ветра и Эуцерейн. По-прежнему рекордны разрушения Феоса - на этой неделе было покинуто шесть поселений.
- Мы - воины апокалипсиса, - усмехнулась белокурая малышка, парящая под потолком.
Парейн взглянул на неё с неведомой тоской.
Пришло время обсудить представленные новости.
- Духи ветра говорят, что их призывает Создатель, - рассказал Эм. - Нет, - ворчливо ответил он на потёкшие вопросы, - они не рассказывают, для чего. Это же духи ветра.
- Я видела, что было в Долине Мёртвых, - прозвенел голосок тьеты. - Мёртвые просыпались.
Долина Мёртвых, одно из восьми заповедных мест двух миров, находящаяся в Циасе, была самой мрачной из всех. Её населяли призраки. Энергетика этого места была такова, что неупокоенные души чувствовали себя там максимально комфортно. Поэтому те духи умерших, которые обладали достаточной силой для перемещений, стекались туда с того самого времени, как Долина была создана Ветром. Каждое из заповедных мест обладало особой энергетикой. В Долине Мёртвых энергетика была весьма беспокойной. Тех, кто туда приходил, часто преследовали мучительные противоречия, раздоры внутри собственной души. Только сильным и гармоничным личностям удавалось избежать дискомфорта в этом странном месте, небо над которым всегда было застлано настолько плотными облаками, что там никогда не бывало не только солнечно, но и достаточно светло, чтобы не напрягать зрение, чтобы чётко рассмотреть окружающее. Ходили слухи, что на территории долины находится несколько забытых кладбищ. Те, кто не хотел расставаться с умершими, которые были им близки и дороги, надеялись, что похороненные в зачарованном месте вернутся к ним в виде духов, которые будут обладать большой силой и смогут общаться со своими живыми близкими. Никто не знал наверняка, увенчались ли успехом подобные эксперименты. Захоронения давно затерялись, а желающих их искать и раскапывать могилы не находилось. До наступившей смутной эры.
Хорошенькая тьета прилетела в центр круга собравшихся, чтобы рассказать свою историю.
- Мне не нравится Долина Мёртвых. Я была там по поручению Уэтера. И видела этих странных шоистрийских магов. Им тоже не очень хорошо было в Долине, как мне показалось, но они отлично держались. Они читали заклинания и будили мёртвецов, зарытых на территории долины. Мне показалось, что они собирали отряд для своей армии.
Собравшиеся молчали, обдумывая услышанное. У каждого были свои мысли на этот счёт.
Ливейра думала о том, что не впервые услышала о некромантии, о том, что Уэтер слишком уж любит таинственность, раз почти заставил каждого поверить в уникальность своей миссии, а на самом деле просто разослал их по разным заповедным местам, а ещё о том, куда же пропал Цвер. Он привлекал её больше всех среди людей, в обществе которых она собиралась латать ткань мироздания. Эм иногда шутливо упрекал её в том, что ей свойственна симпатия к людям, а она улыбалась в ответ, утверждая, что испытывать ко всем симпатию заложено в природе их расы. Ливейре нравилась неподатливость Цвера, в нём был стержень, возможно, более прочный, чем в Уэтере, который собрал их и вёл за собой, направляя и руководя. Напускное высокомерие вожака, граничащее с самодовольством, его покорность её очарованию делали его не слишком интересным для эсвинки. Цвер умел оставаться безразличным. Его симпатия к ней была похожа на то, что могли к ней испытывать другие эсвинцы или же неподвластные их магии тьеты. Но тем не менее этот юноша во всём оставался человеком. Ливейра вздохнула с облегчением, когда смогла наконец нащупать его образ. Он откликнулся, успокаивая, подтверждая, что всё в порядке и волноваться не о чем. Она так и не узнала, что в тот вечер Цвер получил предложение оказаться на совсем другой стороне. На стороне того, у кого не было союзников среди людей.
Цвер предавался медитации, когда получил неожиданное послание. "Воины апокалипсиса", как их окрестила тьета, привили ему эту привычку. Особенно эсвинцы настаивали на том, чтобы его способности к расслаблению и успокоению сознания углубились. Цвер был доволен, заметив, что, лишаясь накипи эмоций, его магическое зрение приобретало особую остроту, а многочисленные заклинания, прежде требующие усилий, давались легко и непринуждённо, как будто дух его вдруг укрепился, а сила возросла. С основами освобождения сознания был знаком каждый маг, этому учили и в Академии, посвящая своеобразные зарядки на практических занятиях приобретению нужного состояния, но уроки Ливейры оказались весьма ценны, хотя прежде юноша и не догадывался о том, насколько это может быть важно.
Его транс прервали нежно, будто возникла лёгкая, едва ощутимая помеха, заставившая Цвера медленно сосредоточить сознание и осмотреться. Низкий, глубокий голос. Имеющий общие нотки с печатью Ливейры, но незнакомый. Эсвинка? Возможно.
- Я хочу поговорить с тобой.
Настойчивая, уверенная в себе дама. Цверу представилась высокая стройная женщина с соблазнительными формами в длинном вечернем платье с аккуратно улёгшимися вокруг головы спящими эсвинскими волосами.
Цвер согласился на встречу, надеясь, что она прояснит ему, где незнакомка считала его мыслеобраз. Старое здание в центре Тэввы, утопающее в усталой летней зелени, куда его пригласила Белэсс, ничем не выделялось среди окружающих домов. Внутри было немного мрачно, но очень свежо, хотя Цвер ожидал, что его встретит затхлость, свойственная домам одиноких старух. Он не искал корней этого ожидания, лишь удивился свежему и чистому воздуху комнат. Лёгкий указатель, шар, сплетённый из вихрей тумана, привёл его в гостиную, отрезанную от внешнего мира плотными шторами и магическими барьерами. Она была похожа на его представления о ней - красивая женщина лет тридцати, статная, ухоженная, с властным взглядам и удивительно чёрными волосами и глазами. Её внешность была очень необычной, какой-то неправильной, нечеловеческой. Цвер, к своему изумлению, не мог определить, к какой расе она относится. Различия между людьми, эсвинцами и тьетами были настолько очевидны, что спутать их было невозможно. Остановившись на версии, что перед ним полукровка или пришелец из иного мира, молодой человек сосредоточился на беседе, перестав разглядывать хозяйку.
- Кому я обязан честью знакомства с Вами, миледи? - спросил он, расположившись на низком диване перед столиком с бокалами, наполненными какой-то особенно прозрачной и вкусной водой.
Белэсс смотрела на него изучающе. Цвер чувствовал, как по нему скользят, будто раздевая душу, струи чужой магии. Ему было неуютно.
- Позволишь мне оставить атмосферу загадочности? - спросила она, зажигая мерцающие свечи, плавающие по комнате, будто неровные отсветы пламени должны были подчеркнуть её слова.
- Предпочитаю раскрытые карты.
- Даже когда игра только начинается?
Цвер подумал, что лицо её похоже на каменную маску, высеченную искусным скульптором. Или на картину, в которую попытался вдохнуть жизнь тот, кто не обладал призванием творца. Детали безукоризненны, каждая черта идеальна и исправления неуместны. Может быть, дело именно в том, что не хватает мелких несовершенств, чтобы поверить, что она всё же настоящая?
- Вы преследовали какую-то цель, приглашая меня, не правда ли? Возможно, Вам меня кто-то порекомендовал?
- Можно сказать, что я ищу таланты. Или, может быть, избранных. Тех жителей двух миров, которые чего-то стоят.
В неверном свете свечей она казалась неотразимо яркой. Цвер подумал, что в её лице проступает что-то детское, что-то знакомое, но не смог вспомнить, кого она ему напоминала.
- У тебя отличные результаты в учёбе, - продолжила Белэсс, - а также ты делаешь успехи в неформальной организации лорда Уэтера. Поэтому мне захотелось присмотреться к тебе поближе.
- Я готов выслушать Ваше предложение, миледи.
- Но я не готова ещё его сделать. Позволишь мне провести собеседование, которое подскажет мне, можешь ли ты мне подходить?
- Прежде мне хотелось бы узнать, что меня ждёт в случае, если я Вам подойду.
Белэсс будто задумалась на пару мгновений. Цвер не осмелился потянуться к ней ментально, потому что чувствовал, что её сила во много раз превосходит его возможности, а она может счесть такое вмешательство неэтичным. Но ему показалось, что женщина творит заклятие. Он не чувствовал на этот раз магического воздействия, но маги высокого уровня умели оплетать тех, кто не был защищён качественными барьерами, своими чарами так, что это совершенно не ощущалось. Впрочем, Цвер не исключал возможности, что с его собеседницей просто кто-то связался по ментальной связи и она ведёт разговор, к которому он не имеет никакого отношения.
- Сила. Возможность саморазвития, - ответила она наконец. - Я возьмусь обучать тебя и помогу тебе постигнуть то, на что тебе могут потребоваться долгие годы. Укажу путь, по которому стоит идти, чтобы не потерять ни мгновения времени зря.
- И чем я должен буду отплатить?
- Я уже говорила, что ищу таланты. Мне нравится обучать способных учеников. А стоит ли за это отплатить, ты решишь сам на одном из этапов твоего обучения. И если решишь, что стоит, поверь, ты сам найдёшь достойный способ благодарности.
Цвер задумался. В конце концов, ответить на её вопросы или показать что-то из своих возможностей не будет стоить ему большого труда, а могущественный учитель ему может весьма пригодиться.
- Я положу на тебя заклинание открытой души, - сказала волшебница, когда Цвер выразил своё согласие на собеседование. - Ты знаком с ним?
Юноша кивнул. Это несложное заклинание, доступное даже десятилетним жителям Феоса, заставляло собеседника быть предельно откровенным. Но, чтобы оно сработало, тот, на кого его накладывали, должен был снять естественный барьер недоверия, дать, так сказать, официальное согласие на эту процедуру. Заклинание не позволяло лгать или увиливать, но не выпытывало секретов, оставляя право молчания. Цвер не имел намерения заставлять своего возможного будущего учителя сомневаться в искренности.
- В чём, на твой взгляд, причина твоих успехов, о которых я упоминала?
- Я родился и жил в Феосе. И всегда работал над собой.
- Ты можешь сказать, что обладаешь какими-то особенными талантами?
- Пожалуй, нет. Или, возможно, я ещё не нашёл своего призвания.
- Какова цель твоей, как ты выразился, "работы над собой"?
Белэсс не задумывалась над вопросами, как будто читала анкету с написанными на них словами, не обдумывала ответы, будто отмечая в этой анкете галочками его варианты.
- Хочу достичь чего-то, иметь возможность, когда найду себя, не сожалеть о зря потраченном времени.
- Интересно. Что для тебя важно, Цвер? Слава и успех? Я думаю, вряд ли ты стремишься к спокойному уюту, ты слишком проникнут Феосом, чтобы желать стабильности.
- Я из тех, кто достигает успеха лишь в смутное время и чахнет от невостребованности, если окружён покоем. Мне повезло, я родился так близко к зарождению гибели мира. У меня есть шансы на то, чтобы одерживать победы.
- Не стоит, пожалуй, спрашивать тебя, не считаешь ли ты затею Уэтера некоторым шарлатанством, завлекающим манёвром человека, преследующего свои цели, и даже, возможно, просто ищущего дополнительных развлечений. Ты ведь всё для себя уже решил, раз идёшь за ним. Если миры всё же погибнут, ты хотел бы остаться среди выживших?
Цвер испытал лёгкое недоумение. Его удивило, что он ни разу не задумывался о том, что выбрал бы для себя, если не удастся предотвратить катастрофу. Он сделал глоток из бокала и поглубже вдохнул ветреную свежесть комнаты, задумавшись над ответом.
- Тогда я оказался бы проигравшим. Лучше исчезнуть в разгаре битвы, которая ещё не будет проиграна.
Произнося эти слова, Цвер понял, что дал неверный ответ, и немного пожалел о заклинании открытой души, не позволявшей ему выразить свою мысль с тем минимальным искажением, которое могло бы сделать её менее категоричной. Но Белэсс осталась столь же невозмутимой, что и прежде, и не выдержала никакой паузы перед следующим вопросом.
- Как ты считаешь, в чём твоя слабость? Для кого-то слабость - искушения, то, чем можно подкупить. Для многих других - близкие, желание их защитить и обезопасить. Если бы враги хотели добиться от тебя чего-то, сколько-нибудь противного твоим принципам, на чём они могли бы сыграть?
Цвер представил искушения тем, что могло бы его привлечь. Сила? Власть? Безграничные возможности познания? Он отвергал эти идеи одну за другой. Белэсс не торопила его, позволяя закружиться в калейдоскопе невнятных моделируемых ситуаций. Цвер представлял себе подвиги, миры, лежащие у его ног и аплодирующие ему в восхищении. Верных и преданных соратников, готовых отдать за него жизнь. Представлял предательства, которыми мог бы за это расплатиться, честность, которую мог бы пожертвовать. Думал о близких, о родителях, о Гизе, о Лаинь, о том, что мог бы принести в жертву ради них или ради чего стал бы приносить их в жертву. Думать об этом было неприятно. Ему представилась Лаинь где-то вдали в заложниках незнакомых ему тёмных сущностей и необходимость предать Уэтера и выдать какие-то известные ему планы его предводителя ради её свободы.
- Ведь пойти напролом в попытке кого-то спасти - это тоже слабость? Просто иная, чем совершение подлости?
- Не совсем. Если этот поход не нарушит иных твоих целей и не встанет на пути твоих устремлений, то это не слабость, а скорее что-то вроде прогулки.
- Тогда, наверное, моя слабость - это неудачи. Они могли бы заставить меня опустить руки и потерять волю к победе.
- Спасибо, Цвер. Я услышала ответы на все вопросы, которые меня интересовали, - произнесла женщина и поднялась.
Юноша почувствовал, как его опутывает мягкая усыпляющая дымка, и не успел оказать сопротивления. Он утонул в накрывающих его тёплых волнах. Ему снилась Лаинь. Во сне были и другие, мелькал где-то на грани брат, Ливейра, однокурсники, но только её образ был ярким и всепоглощающим. Он видел одну за другой, сотни историй о них в сотне миров, и приключения и эмоции переплетались между собой и путались. Проснувшись, Цвер не помнил своих снов. Выйдя из пустого дома с запертыми дверьми, он понял, что из его жизни выпал целый день, проведённый в невнятных грёзах.
Уэтер вырвался из цепи телепортаций безмерно усталым. Сегодня поиски артефакта были особенно изматывающими. Он ещё не оставил надежды, что Часы проявятся в одном из заповедных мест после возмущений. Но сделать всё быстро не получалось. Ведь часы могли явиться только одному из Лишённых. Уэтер был рядом с Тервом, лидером их небольшой группы искателей, с самого начала. Он знал, как тот познакомился с Иртом и Кродом. Терв разыскивал Лишённых по всему миру, пытался сблизиться с ними и войти к ним в доверие. Он считал Лишённых особыми, избранными существами. Терв был профессиональным убийцей. Ирта он встретил на одном из своих заданий в Шоистрии и их связали странные, почти болезненные отношения соперничества и доверия одновременно. С Кродом всё было совсем по-другому. Парень должен был Терву свою жизнь и поэтому решил подарить её ему. Он относился к фанатикам, способным пожертвовать всем ради своего лидера и равнодушным к другим, как и к абстрактным целям. Такие, как он, могли идти лишь за кем-то, и неважно, куда приведёт путь. Собственно, только Ивейа была знакома с лидером раньше, с самого детства. И может быть, именно поэтому она, самая слабая из них, тоже принимала участие в экспедиции.
Сегодняшнее мероприятие истрепало силы всех. Долгий пусть по мрачной и сырой пещере, воспоминания о которой Ло-оте-ни отыскал в памяти народа тьетов, был тяжёлым.
Уэтер прежде и не подозревал, что такое энергетически тяжёлое место может существовать в Поющем Лесу. Вход в пещеру был надёжно спрятан от всех уровней восприятия, и, если бы не Ирт, с его способностями замечать то, что кажется слишком очевидно несущественным, искатели ни за что не заметили бы заросшее буйной растительностью место на склоне холма, которое следовало расчистить, чтобы войти. Четвёрка магов долго распутывала охранные заклинания, чтобы попасть в давящее на нервы своим звучанием подземелье. Ирт и Крод ёжились от холода, но были ментально свободны от разрывающих сознание звуков, благодаря чему смогли оказать неоценимую помощь в истреблении охранников артефакта. Дезориентированные маги дрались со слабыми, но многочисленными каменными духами с заметным усилием. К великому сожалению искателей, найденный артефакт никак не помог приблизиться к Часам Судьбы. Он оказался всего лишь древним Камнем Управления, позволяющим подчинять чужую волю. Уэтер уже имел в своём распоряжении один из таких камней и не придавал ему особой ценности. Опытный ментальный маг мог подчинять во многом лучше и искуснее незадачливого и не особенно талантливого обладателя камня. Те, кто спрятал его когда-то здесь, видимо, обладали слишком слабыми способностями, чтобы совладать с артефактом. При недостаточной подготовке он мог свести с ума того, кто попытался бы им управлять.
Тяжело опустившись в кресло в своём кабинете, служившим ему своеобразным убежищем, Уэтер закрыл глаза, убедившись с облегчением, что больше не слышит тихих стонущих криков пещеры. В дверь постучали. Уэтеру не хотелось сейчас общения со своими подопечными, но он поборол искушение создать иллюзию своего отсутствия и позволил Цверу открыть дверь и войти.
- Я пришёл за советом, - сказал Цвер, пропуская процедуру приветствия. - Или за помощью, ещё не знаю.
Он хотел знать о природе и возможных опасностях сна, который наслала на него Белэсс. Уэтер отослал его в сопровождении Но-фиа-ня в лабораторию к Парейну, где полный ментальный и телесный анализ показал, что самое страшное, что могло произойти с Цвером, - это то, что Белэсс подсмотрела его сны. Он был усыплён парами бешчера, наркотического растения, навевавшего особенно яркие сновидения, а сознание его хранило отпечатки остывающей ментальной магии, позволявшей разгадывать чужие видения и мысли. Цвер счёл, что эксперименты Белэсс были не слишком честными, но вполне безобидными, и подумал, что он по-прежнему не откажет, если она повторит своё предложение обучать его. Но он был почти уверен, что завалил собеседование и не смог заинтересовать загадочную колдунью.
Закрывая за юношей и тьетой дверь лаборатории, Парейн тяжело вздохнул. Присутствие рядом Но-фиа-ня было ему тяжело, потому что будило тянущую грусть в душе. Тьета знала, отчего пожилой маг так смотрит на неё. Как-то раз после одного из собраний она подлетела к нему и положила руку ему на голову - этим жестом тьеты выражали сочувствие.
- Она оставила воспоминания обо мне в памяти народа? - спросил Парейн.
Но-Фиа-Ня кивнула.
- Если ты захочешь, - сказала она, - я покажу тебе Фоэру.
Тьеты, магическая раса двух миров, которая стояла ближе всего к духам, обладали частично общим сознанием. Каждый из них имел возможность найти в памяти народа всё, что знали о каком-то явлении или событии все остальные тьеты. Всё, что узнавал кто-то один, само собой превращалось в знание других. Из-за общности сознания тьеты никогда не вредили друг другу, несмотря на то, что умели бывать агрессивными и часто принимали участие в различных войнах и столкновениях. Они были замкнутой расой, поэтому жители других стран всегда воспринимали их как диковинку, а их страна, Фоэра, не принимала туристов и случайных прохожих.
Но-Фиа-Ня напоминала Парейну девушку, которую он любил пятьдесят лет назад, - ведь все тьеты имеют что-то общее не только в собственном сознании, но и в восприятии окружающих. После окончания академии Парейн много путешествовал. Он искал свой путь, искал приключения, искал новых знакомств с людьми, духами, местами и предметами. Аль-Содо-Ня была такой же. Такой же юной, такой же любопытной, такой же неопытной и доверчивой. Оба поняли это сразу же, как повстречались. Им было безумно интересно открывать миры вместе. Он расспрашивал её о её народе, а она узнавала о людях с не меньшим интересом, чем он о тьетах. Они рисковали и выигрывали, пока однажды в Феосе он не отпустил её руку, когда шалости Ветра разрушали покинутый город, в котором они оказались. Её детское личико исказилось болью, когда ветер с размаху разбил её о скалы, не обращая внимания на потоки магии влюблённого юноши, пытающегося защитить её. С тех пор Парейн не любил Феос и не любил путешествия. И ему всегда щемило сердце, если он встречал тьетов, в которых по-прежнему жила частичка его возлюбленной.
Старец покачал головой. Его воспоминания были законченным произведением, которому не стоило прибавлять новых штрихов.
Ливейра потянулась, изгибаясь, изящная и грациозная. Пальцы Эма осторожно скользнули по её обнажённому телу, танцуя по нему ласками. Садящееся солнце позднего лета заливало крышу. Их волосы играли друг с другом, переплетаясь в узоры. Она протянула руку, проводя пальцами по его лицу, прижалась губами к его губам. Уверенным движением, не отрываясь от поцелуя, он накрыл её своим телом. Волосы оплели их, скрывая от нескромно яркого любопытного солнца.
- Завтра будет война, - прошептала она, сдерживая прерывающееся дыхание.
- Сирасм тоже так считает, - ответил он, улыбаясь от удовольствия, никак не связанного с их беседой.
Наслаждение накрыло их дающей силы усталостью.
- Завтра начнётся осень, - сказал Эм тихо.
Глава 2.
Когда сражались за мир
***
Пролог
Мне нравятся наши неторопливые беседы, я увлекаю тебя путешествовать по моим воспоминаниям.
- Помнишь, как я предлагал тебе свою любовь?
- Вы смутили меня тогда, милорд. Мне не хотелось Вас обижать, и я не знала, что ответить.
Мне понадобилось время, чтобы приблизиться к твоей семье. Чтобы иметь право смотреть на твой свет не только как случайный прохожий любуется выставленными в витрине драгоценностями. Я успел позабыть светские обычаи, но ты стала целью восстановления моего положения в обществе. Доверие и симпатия твоей семьи много значили для меня. Я никогда не скрывал от твоих родных своей к тебе симпатии, и они поощряли её как привязанность одинокого и немолодого уже человека, у которого нет своих детей, к жизнерадостной малышке. Ты любила играть со мной, когда важные взрослые вели свои скучные беседы, помнишь? Я не спрошу тебя об этом, мне больно вспоминать, как я радовался твоей радости при виде меня и как твой свет вспыхивал ярче, нежно обволакивая меня и вдыхая в меня жизнь.
- Ты отказала мне.
Я признался тебе в любви, когда тебе было шестнадцать. Ты росла и расцветала, и мне начало казаться, что я теряю тебя. Детским друзьям не было место в твоей новой жизни. Тогда я пришёл к тебе. Я расцветил аллею, по которой мы шли, блуждающими огнями и рассыпал цветущие водяные лилии с медово-малиновым ароматом вдоль нашего пути. Я, трепеща, держал твою руку и вдыхал запах твоих волос, овеваемых лёгким дыханием ветра. Я хотел увести тебя к Махровому морю, в заводь любви.
- Я люблю тебя, - сказал я, когда ты, засмотревшись на рассеянные по небу звёзды, улыбалась своим мечтам.
Ты посмотрела на меня испуганно, как будто я ударил тебя наотмашь вместо того, чтобы поддержать.
- Я знаю, милорд, - ответила ты, опустив глаза. - Вы всегда были моим добрым другом.
Парящая лилия подлетела к тебе, укутав мягким дурманящим запахом. Ты поймала её ладонями, не поднимая взгляда. Я подошёл ближе, слишком близко, вынуждая тебя смотреть мне в глаза. Ты глядела на меня сурово и решительно. Я снова нашёл твои пальцы, уже отпустившие цветок. Ты мягко отстранила руку.
- Вы хотите от меня того, чего я не могу дать Вам, - произнесла ты. - Простите, милорд.
Лёгкий пар в воздухе вечера кристаллизовался ледяными струями, разбивающимися на миллиарды осколков. Я не мог подойти ближе. Я не был нужен тебе. Парк наполнился острыми ледяными осколками. Лилии застыли в переливающихся в свете огней, ещё более беспокойных, чем прежде, прозрачных ледяных сферах. Тебе не было холодно.
- Я буду ждать тебя. Может быть, однажды ты захочешь прийти ко мне, чтобы я мог попытаться открыть тебе не меньше, чем ты открыла мне. А пока, я буду ждать, оставаясь для тебя... добрым другом.
- Спасибо, милорд.
Я проводил тебя до дома по ставшему ледяной сказкой городу.
- Милорд, я никогда не сомневалась в Вашей силе. Вам необязательно было похищать меня и прятать от всех, чтобы я убедилась в ней.
- Думаешь, я хочу завоевать твоё сердце демонстрацией силы?
- В Вашем интеллекте и догадливости у меня тоже не было причин сомневаться. Может быть, Вам всё же было бы приятнее, если бы я нашла в Вас помощь и поддержку и была благодарна за оказанную помощь, чем защита, которой я не прошу?
- Ты догадалась, что я хочу защитить тебя.
- И не рада этому.
- Видимо, мне не дано дарить тебе радость, - опускаю печально голову. Счастье того, что ты рядом, снова переполнено болью, как в тот вечер.
Я не могу дарить радость, но иной мой подарок для тебя уже почти готов.
***
Уэтер поднял руки, и тьма заструилась вокруг него. Тени окутали его плотным сумраком, сделав невидимым даже для спутников. Ло-оте-Ни, Ивейа и Терв держали барьер вокруг, позволяя союзнику соединиться с тьмой полностью. Сотканные из теней кинжалы появились в его руках, сверкая лучащимся серебром среди окружавшего его облака. Их быстрые взмахи исполосовали тьму, вычерчивая в ней огненные символы. Огонь растворил тени, оставив подле Уэтера угольно-чёрного тигра с серебристыми полосками. Барьер отпустили, и зверь вырвался на свободу. Смертоносным вихрем бросился он сквозь ряд оживших мертвецов, серебряными клыками вырывая небьющиеся сердца нежити. Уэтер струйкой теней устремился за ним, зная, что он показывает путь к тем, кто управляет этой безликой толпой. Ивейа запела высокую и тянуще-грустную мелодию. Ло-оте-Ни принялся разжигать костёр очищающего пламени. Двое некромантов стояли бок о бок. Уэтер рассмотрел ниточки, идущие из сознания одного из них к многочисленной нежити, истребляемой его саммоном. Взгляд второго пытался распутать окружающую его тьму, но не мог его разглядеть. Кинжалы Уэтера вонзились в его сердце, ломая щиты. Зомби остановились, но второй некромант не успел начать своё сражение, пронзённый ледяной стрелой Уэтера. Нити всё ещё нападающей нежити повели его дальше. В сознании, питаемом призванной тьмой, звучала песня Ивейи, не позволяя отвлекаться на ментальные атаки защищающего из другой группы. Здесь их было трое. Ведущий был защищён надёжнее, помимо охраняющего, с ним был ещё один союзник, питающий его своей энергией. Стрела яда хранителя задела Уэтера, окатив его острой болью и замедлив движения. Маг собрался, стараясь не позволить боли отвлекать себя. Она отступила за грань сознания, изматывая тело, но оставляя неприкосновенной душу. Клинки испустили вопль, накрывая хранителя терпкой тьмой. Некромант, погружённый в транс, не проявлял признаков тревоги, доверяя тем, кто поддерживал и защищал его. Целитель затягивал раны хранителя, делая его почти неуязвимым, но разряды молний, сорвавшихся с тёмного неба, были слишком сильны. Щиты развеивались, и целитель был вынужден прекратить подпитку сил некроманта, чтобы попытаться построить новые барьеры, прежде чем противники до них доберутся. Песня Ивейи скользила на столь высоких тонах, что воздух вокруг вибрировал. Нити некроманта истончались и таяли одна за другой. Вспышка слепящего света позволила двум стремительным фигурам метнуться к некромантам. Тяжёлый и меткий удар меча Крода сбил целителя и ведущего с ног, а пропитанные магией очищения клинки Терва отправили их в небытие. Пламя погребального костра для неупокоенных поглотило их тела, превращая их в пыль, которую развеет ветер.
Уэтер тяжело осел на землю. Яд растекался по его крови. Он отпустил железные стены, ограждающие сознание, и позволил товарищам опустить на него сеть исцеляющих заклятий. Ло-оте-Ни печально посмотрел на него своими огромными глазами и отлетел в сторону. Ирт смазал рану целебными травами.
- Сможешь идти? - спросил Терв, нахмурившись. - Мы ещё не закончили. Нам надо понять, что они здесь искали.
- Это и так понятно, - прерывающимся голосом произнёс Уэтер. - Они искали Часы. И не нашли их, иначе мы бы не встретили их на пути к порталу.
- Я не видел среди них Лишённых, - строго ответил Терв. - Думаешь, они где-то прячутся и выскочат из засады в самый неподходящий момент?
- Я уведу его, - сказала Ивейа. - Ему нужен целитель.
- Ты нужна мне здесь, - строго оборвал Терв. - Уэтер, ещё раз спрашиваю, ты можешь идти дальше?
Призывающий Тьму встал на ноги.
- Я смогу добраться до портала, - ответил он сухо. - Пошли Крода разыскать Лишённого, я уверен, он ещё где-то поблизости.
Уэтер оседлал полупрозрачного от его слабости тигра, которого не хотел отпускать, пока не оказался в безопасности, и отправился к порталу. Ему предстояла мучительная ночь во власти духа-целителя. Он мог бы обратиться к Но-Фиа-Ня за помощью, её таланты к исцелению были очень велики, но он не хотел объяснений по поводы прошедшей битвы. Духи-целители, которые весьма охотно подчинялись призывающим, не знали границ в возможностях исцеления ран любой тяжести, но их работа всегда была долгой, а их лечение болезненным и путающим сознание. Они выпивали боль тех, кого лечили, питались ею, не давая умереть до тех пор, пока боль не будет высосана до дна. Но их голод не мог быть безграничным, а когда они ели, ощущение было похоже на медленно вытягиваемые жилы, на лёгкие иглы, скользящие по обнажённым нервам. Новая боль была для них изысканной приправой. У Уэтера в распоряжении была одна ночь, чтобы встать на ноги, и он надеялся, что духу хватит времени, а его сознание выдержит такую дозу боли.
Некроманты становились всё более серьёзной проблемой. Терву наконец удалось сложить картину грядущего. Среди воинственных шоистрийцев наконец появились лидеры, которые, обратившись к древнему, забытому и никогда не считавшемуся достойным искусству, сумели найти способ возвыситься над остальными странами мира. Шоистрию охватила гражданская война, но мало кто сомневался в том, кто выйдёт из неё победителем. Действующее правительство и его сторонники держали некромантию под запретом. Лидеры, стремящиеся к умеренности и сохранявшие дружественными отношения с остальными тремя странами, стояли у власти уже несколько веков, но наступали перемены. Оппозиция, взявшая оружие в руки, не скрывала ни от кого своих планов подчинения и перекраивания миров по своему вкусу. Они создавали армии живых мертвецов для будущих сражений, пока за их идеи превосходства гибли не столь ценные, как нежить, люди. Они уже много лет обучали талантливых магов, фокусируясь на ментальной магии, некромантии и боевом целительстве. Многие в мире были обеспокоены, но мало кто представлял настоящий объём и силу этой организации. Уэтер не хотел, чтобы Шоистрия подчинила Мейсарал, поставив его на колени. Ему не хотелось жить в рамках жестокой и суровой шоистрийской дисциплины. Он, безусловно, рассматривал шансы получить прочные позиции у захватчиков в случае проигрыша и готовил отступные пути, решая, как преподнести свои таланты так, чтобы они были оценены. Но он не хотел идти по этому пути. Терв утверждал, что это некромантия расшатывает основы мироздания и беспокоит духов. Уэтер был склонен ему верить, но ему казалось иногда, что его соратник обладает немного излишним фанатизмом и рвением. Он не мог не понимать, что политические игры лишь обложка, внешняя сторона деятельности некромантов. Но об истинных целях ещё не было известно ни ему, ни Терву. И они, как и все их спутники, участвующие в поиске артефакта, были весьма обеспокоены и опасались страшного. Уэтер думал о том, чтобы рассказать своим воинам апокалипсиса о том, откуда исходит угроза благополучию мира, но полагал, что время для этого ещё не наступило. Ещё оставалось много деталей для прояснения, но шпионы Терва пока что не могли разузнать ничего вразумительного. Некроманты тоже искали Часы Судьбы. Уэтер подозревал, что Часы - единственный реальный шанс на победу.
Этот древний артефакт, не использовавшийся и не проявлявшийся уже множество столетий, позволял переписывать судьбы двух миров и их обитателей. Часы позволяли изменить линии будущего, читаемые провидцами. Считалось, что он может открыться только тогда, когда судьба миров в опасности, а увидеть его и воспользоваться им может только один из Лишённых. Естественные защитные чары Часов были так сильны, что ни один маг не мог обнаружить их, поэтому только те, кто был полностью свободен от власти магии, не способен ей управлять или подвергаться её воздействию, мог переводить стрелки Часов. Летописи не говорили об использовании артефакта, но существовала легенда, записанная в древних книгах, в которой рассказывалось о том, как он проявился в последний раз. В те времена ещё не существовало общедоступных порталов для перемещений, и маги телепортировались самостоятельно, в то время как большинству обывателей, не развивающих свою силу и не имеющих особенных природных способностей, приходилось передвигаться только в физическом слое пространства, используя ездовых животных (ведь механические повозки, питаемые камнями энергий, тогда тоже ещё не были изобретены). Циасу и Феосу угрожало тогда вторжение иномирцев, уровень развития которых не очень значительно, но всё же превосходил тогда уровень развития населения двух миров. Миры стали бы одной из многочисленных колоний завоевательных пришельцев, если бы один Лишённый из Мейсарала, по имени Зифацерд, не обнаружил часы и не изменил будущее, заставив иномирцев навсегда позабыть дорогу в два мира. Он и его соратники переписали множество линий судьбы, ведущих грядущее по такому варианту развития. Кто-то говорил, что Зифацерд нашёл Часы случайно, но сумел понять, что артефакт очень важен. Кто-то говорил, что он искал его, чтобы защитить миры, и добился своего путём многочисленных подвигов и лишений. Впоследствии артефакт был тайно и очень надёжно запечатан и скрыт, во избежание того, чтобы им пользовались в своих интересах различные создания, которым могло бы захотеться перекраивать судьбу. Говорилось также, что, спустя некоторое время после этого, те, кто охранял артефакт, потеряли ощущение всяких следов его присутствия, то есть включился естественный барьер Часов, приходящих в миры только в случае угрожавшей им опасности. Никто не знал, что именно Часы Судьбы могли счесть опасным для миров и их обитателей, и проявлялись ли они снова после той давно всеми забытой истории. Возможно, их находили, но никто не знал о том, что события по той линии, по которой они пошли, направила чья-то воля. Может быть, кто-то изменил судьбу безо всяких часов, совершив единственно возможный для этого выбор на перепутье. А может быть, Часы ждали наступившего смутного времени.
Терву всегда казалось интересной перспектива познакомиться с этим артефактом, как и со многими другими, которые он добывал и изучал прежде, но лишь три года назад он узнал о том, что, вероятно, Часы Судьбы могут проявиться. Тогда Терв собрал тех, в ком был в достаточной степени уверен и кто обладал, на его взгляд, силой, которой хватило бы, чтобы преодолеть возможные препятствия. Несколько месяцев потратили они на то, чтобы шестёрка научилась максимально слаженно работать вместе, чтобы свыклись и узнали друг друга те, кто не был знаком или не работал вместе прежде, после чего выступили на поиски.
Которые до сих пор не принесли результатов.
Ивейа пришла навестить Уэтера спустя несколько часов. Она присела рядом с постелью, по которой он метался, не сдерживая мучительных стонов боли, и запела тихую успокаивающую и исцеляющую мелодию. Дух-целитель выразил ей своё недовольство тем, что у него отбирали часть его вкусной трапезы, но Ивейа отмахнулась от него. Когда она закончила песню, Уэтер совладал с болью и посмотрел на неё измученным взглядом.
- Я тоже устала, - мелодично сказала она, перебирая пальцами кончик своей длинной русой косы. - Иногда тщетность наших усилий подталкивает меня думать, что Терв слишком много на себя взял.
- Боишься быть героиней, - прохрипел Уэтер. - Может, ты ею и не станешь.
Его дыхание было тяжёлым, но пытался казаться невозмутимым.
- То, что мы делаем - это просто тяжёлый и опасный труд. Напряжение всех сил не один-единственный раз, а постоянная работа. Но мы достигнем своей цели и перепишем судьбу. Мы обязаны это сделать, иначе вместо труда будем, если выживем, окружены терпким страданием. У нас нет права не справиться.
Ивейа кивнула. У неё не было права позволить Терву проиграть или оступиться, и её труд состоял именно в этом.
Полдень позднего лета был жарким. Сад Академии Магии был наполнен выпускниками, празднующими окончание своего обучения, их спутниками и гостями. Преподаватели сидели в тени обширных беседок, созданных в честь праздника усилиями учеников младших курсов. Музыканты играли светлую и лёгкую музыку. Официальная часть мероприятия с вручением грамот и торжественными речами, проходившая в мрачном и величественном зале Академии, была закончена, и теперь в не столь формальной обстановке молодые маги наслаждались праздником среди парящих по саду цветных иллюзий. Существующие и выдуманные животные и растения парили, летали, бродили среди собравшихся, фонтаны переливались радужными струями, далёкие и невиданные пейзажи представали перед их взорами.
Кто-то из молодёжи сидел за изысканно накрытыми столами, кто-то танцевал, следуя за мелодиями музыкантов. Лаинь любовалась переливающимися искрами иллюзорного снега, застилающего траву сада. Ей казалось отчего-то, что сегодня её выпускают из заточения, хотя учёба никогда не была для неё тяжкой обязанностью. Она размышляла о том, стоит ли строить планы на будущее, когда мир охвачен войной, но не могла перестать стремиться мыслью куда-то вдаль, представлять новые годы обучения, предстоящие ей, большей частью в стенах другого заведения, путешествия, исследования. Искры падающего снега внезапно оживились и, танцуя, заскользили во всех направлениях, рисуя белоснежное раскидистое дерево и луну над ним. Лаинь почувствовала руку Гиза на своей талии и, повернув голову, встретила его немного печальную улыбку. Он изменился с тех пор, как два с половиной года назад она встретила его на феосском пустыре, где упражнялась в магии с другими юными жителями Майсены в свободное время. Может быть, его изменила война с Шоистрией, начавшаяся этой зимой? Лаинь слабо верилось в это - до столицы не докатывались волны далёких сражений, а её барьеры были надёжды в достаточной степени, чтобы жители могли продолжать вести привычную жизнь. Потускнело разнообразие импортных товаров в магазинах, погасли порталы, ведущие в Феос и за пределы Мейсарала, появились запреты на применение сильных заклятий. Улицы стали просторнее - с них исчезли те, чья работа могла помочь идущим где-то далеко сражениям. Но жизнь по-прежнему текла по знакомому руслу, торговцы продавали свои товары, школьники ходили в школу, а в Академии праздновали её выпускной. А Гиз незаметно, стремительно повзрослел. Из жизнерадостного подростка превратился в меланхоличного юношу. Впадал в задумчивость, становясь так похожим своим отрешённым взглядом на Цвера, расспрашивал Лаинь о том, что она думает о мироздании и его связях, о путях судьбы. Озорное буйство красок его иллюзий уступило место линиям и узорам печальных пейзажей. Лаинь подумала, что он очень красив в официальном чёрном костюме с аккуратно причёсанными, но слишком длинными и непослушными для делового стиля чёрными волосами. Его тёмно-синий взгляд нежно окутал её.
- Я сегодня твой кавалер, пойдём потанцуем.
Улыбка Лаинь осветила его лицо. Он увлёк её к площадке для танцев, закружил в узоре танца. Иногда Лаинь удивлялась, где он научился чему-то. Например, как-то раз она застала его за тем, что он обставил комнату собственноручно созданной мебелью. На вопрос, откуда у него такие навыки, Гиз пожал плечами.
- Меня научил отец. Мы уже два раза участвовали в строительстве города на новом месте. Если хочешь, чтобы всё было таким, как тебе нравится, проще сделать самостоятельно, чем искать того, кто умеет, как надо.
В другой раз он удивил её невероятно искусным управлением повозкой. Они поехали покататься вчетвером с Файреном и одним из приятелей Гиза, Дветом, по окрестностям города, и Гиз вёл машину на скорости, близкой к максимальной, по пересечённой местности, так виртуозно, что, хотя ветер хлестал наотмашь и лицо и сердце в груди подскакивало на каждом резком повороте, Лаинь казалось, что она летит. Её повозка всегда слушалась неохотно и заставляла сосредоточить всё внимание на дороге, когда она была за рулём. Когда Лаинь восхитилась его талантами и поинтересовалась их источником, он объяснил:
- Как-то раз у меня был приятель, помешан был на гонках. Мне тоже нравилось, и я учился у него. Он в моей первой школе преподавал математику.
Теперь Лаинь узнала, что танцевал он тоже превосходно. Наверное, ему давал уроки кто-то ещё из приятелей или родственников.
- Ты как будто немного скована. Не грусти сегодня, это же твой праздник. Раз Цвер не смог присутствовать, значит это действительно для него важно.
Лаинь кивнула. Она изо всех сил старалась не обижаться на то, что они с Цвером слишком редко видятся в последнее время. Мимо них проскользили в танце Файрен и Кана, звезда сегодняшнего праздника, первая ученица их курса, блестяще сдавшая все экзамены и получившая несколько существенных наград за выпускную работу о переплетениях магии огня и магии тьмы. На ней было яркое красное платье, внизу иллюзорно охваченное пламенем. Их пара будто танцевала среди языков огня. Гиз проследил за взглядом Лаинь и улыбнулся хитро, совсем стерев с лица печаль.
- А ты всё равно красивее. Пламя твоих волос пронизано ветром.
- Спасибо. Кстати ты сегодня тоже неотразим. Сердца скольких юных студенточек ты уже покорил?
- Пара-тройка предложили запомнить мне их мыслеобразы. Я постарался, конечно, но много отвлекался, подправляя местные украшения.
Лаинь представила, как прокатится волна возмущения, когда преподаватели заметят, что несколько статуй маняще и призывно обнажились, а половина иллюзорных неведомых растений приобрела формы, навевающие мысли вовсе не о цитадели знаний.
Когда их танец закончился, они с Гизом встретили Файрена и его пламенеющую спутницу у стола с напитками. Кана интересовалась у их друга его планами на продолжение празднования.
- У меня сегодня важная встреча, которая, возможно, поможет мне найти учителя. Я иду в Палату Провидцев.
- Специально записался на сегодняшний день, чтобы гордо предъявить там выпускную грамоту, - прокомментировал Гиз.
Файрен сердито фыркнул. Кана рассмеялась.
- Свяжись со мной, когда закончишь дела, - сказала она. - Расскажешь, как всё прошло.
Она ускользнула, чтобы подготовиться к представлению, которое станет финальным аккордом выпускного и в котором она играла одну из ярких ролей. Лаинь подняла брови. Файрен смущённо отвёл взгляд. Он так и не рассказал ей заранее, кто будет его спутницей на празднике.
Прощаясь после мероприятия, Лаинь пожелала другу удачи.
Палата Провидцев по-прежнему давила на Файрена своей помпезной мрачностью. Она располагалась в массивном, похожем на крепость здании на окраине Майсены. Поднимаясь по долгой старинной каменной лестнице, молодой маг ловил себя на мыслях о том, что не стоило сюда приходить. Подавив малодушный испуг, Файрен толкнул тяжёлую дверь, к которой привёл его шар-указатель.
- Присаживайтесь, - проскрежетал голос ожидавшего его старика.
Маг сидел за большим столом из тёмного дерева, на котором были аккуратно разложены бумаги. Рядом стоял стол поменьше. Из-за него встал молодой человек, видимо, секретарь, подошёл к Файрену и вручил ему лист с отпечатанным на нём текстом.
- Это анкета, которую Вам нужно будет заполнить в конце Вашего визита, - сказал он.
Файрен аккуратным заклятием сложил лист в свою сжимающуюся сумку.
- Молодой провидец, желающий вступить в нашу гильдию, - констатировал старик. - Зачем тебе присоединяться к нам?
- Разве это не естественно? Я думал, каждый, кто обладает даром, рано или поздно приходит сюда, - ответил Файрен. - К тому же, кто, кроме провидцев, мог бы помочь мне развивать мои способности?
- Хорошо. Ты хочешь записаться на обучение. Очень хорошо.
Старик замолчал на пару минут, советуясь с кем-то невидимым.
- Ты пройдёшь обучение и вступишь в гильдию, - продолжил он. - Если судьба не решит иначе.
Секретарь пригласил Файрена следовать за ним.
- Ты должен показать гильдии свои видения, - рассказал он. - Ты уже проходил эту процедуру в детстве. На этот раз будет немного дольше и углублённее. Я провожу тебя к внутреннему порталу, ведущему к чертогу оракулов.
Файрен никогда не бывал в чертоге оракулов. Когда его приводили в детстве в Палату, чтобы отметить его дар и убедиться, что он не опасен ни для ребёнка, ни для окружающих, он побывал только в комнате тестов на территории канцелярии. Его приятно удивил контраст между двумя половинами заведения. Чертог создавал гораздо менее гнетущее впечатление, несмотря на то же тёмное дерево и отсутствие окон. Файрен уловил в атмосфере помещений, просторных и светлых, что-то от ощущений Долины Снов.
"Наверное, это аура предсказаний", - подумал он, следуя по длинному коридору за молчаливой сопровождающей в длинных одеждах. Её лицо и фигура были скрыты развевающимися волнами ткани. Она провела его в обширный зал с журчащим в центре фонтаном. Из высоких окон зала вливался солнечный свет. Оракул обошла вокруг фонтана, окружая его быстрыми и точными сетями заклятий. Она опустила руки пальцы в воду и застыла, устанавливая с молодым человеком ментальный контакт.
- Коснись воды, - прозвучал в сознании Файрена её ментальный призыв.
Он послушно прикоснулся к прозрачным струям. Видение, которое его сопровождающая могла видеть, подсвеченное её собственными особенностями восприятия, захватило его. Он парил над безграничным открытым пространством, сложенным будто из маленьких разноцветных геометрических фигурок. Спустившись ниже в своём полёте, Файрен понял, что фигурки - это идеально правильные островки растительности, разделённые дорожками плотно утоптанной земли. Цвета листвы, травы и цветов казались ему неестественными, он никогда прежде таких не видел. Трава и листья деревьев очень редко были, как им полагалось, зелёными. Зато в изобилии встречались синий, фиолетовый, красный и жёлтый цвета. Среди цветов зелёного было больше, но причудливость и необычность их форм заставляла забыть обо всех цветовых несоответствиях. На одном из "газонов", выполненном в форме немаленького равностороннего треугольника, где из тёмно-бордовой травы выглядывали нежно-бежевые головки цветов, пушившиеся пухлыми лепестками, Файрен заметил отдыхающее животное. Оно было похоже на небольшую собаку и не привлекало бы к себе внимания ни мягким серым окрасом короткой шёрстки, ни слегка вытянутыми острыми ушами, если бы не большие сложенные перистые крылья, скрывавшие большую часть его спины. Неподалёку, на другой, округлой поляне играли друг с другом две золотистых ящерицы с длинными когтистыми лапами и густой шерстью вдоль шеи и верхней части спины. Внезапно атмосфера изменилась, будто издалека раздался неуслышанный крик. Звери напряглись, трава и кусты заколыхались взволнованно. Файрен, цепляясь за ощущения полёта, направился туда, откуда повеяло тревогой, которую он почувствовал не менее ясно, чем местные обитатели. Перемещение было стремительным. Картина сада сливалась в неуловимое мельтешение цветных пятен, пока не остановилась потихоньку, отображая поле битвы. Нелепые, неловкие фигурки людей пытались противостоять тому, что обрушивалось на них неумолимой и неподконтрольной им силой. Их противником была вода. Она лилась на них с неба, избивая хлёсткими струями, набрасывалась несокрушимыми волнами, омывающими землю, норовила повалить с ног, закружить в лабиринте, из которого не выбраться. Она вращалась вихрями, роняющими слепящие брызги. В круговороте вод Файрену никак не удавалось разглядеть тех, кто пытался победить стихию. Он очистил сознание, позволяя видению врастать в него глубже, становиться частью его самого. Иногда подобная практика позволяла ему уцепиться за сознание кого-то из участников событий, увидеть и почувствовать то, что видел и чувствовал тот. Чужие эмоции и чужая сила ворвались в него, кружа голову. Юноше показалось, что он ощутил, охватил взглядом тысячи жизней, миллионы противоречивых эмоций. Файрен воспротивился желанию закрыться и отстраниться, несмотря на опасность, грозившую ему. Чужие ощущения могли свести его с ума, не позволить больше вернуться. Картина прояснилась. Тот, чьими глазами он пытался смотреть, был тьетом. Магия пропитывала всё его существо, он состоял из неё куда в большей степени, чем из плоти и крови. Нетренированное сознание Файрена скользило по струям заклинаний тьета, теряясь в них. Тьет играл с водой и улыбался ей. Его эмоции и ощущения были удивительно чистыми и светлыми. Битва приносила ему радость, такую, как, как помнил Файрен, он испытывал только когда-то слишком давно, в далёком детстве, когда мир был неизведанным и удивительным. Тьет растекался с водой, смешивался с ней, сливался с Садом Химер, с самим его духом, отражая малейшие детали его настроения, просил у него заступничества, чтобы победить в своей игре. Прислушавшись, Файрен ощутил тонкие нити заклятий, ведущие к соратникам тьета и окружавшим их барьерам. Файрен понял, что люди победят, что их хрупкость только кажущаяся. В какое-то мгновение он понял, что знает о них всё, что знал сражающийся тьет, - кто они, за что они сражаются, что особенно важно и ценно для каждого из них, где их сильные и слабые места. Он знал, как усмирить бушующие воды и защитить тех, кто рядом. Файрен не успел удивиться всему открывшемуся ему прежде, чем знание погасло, оставляя лишь неясные контуры и смутные очертания. Где-то на почти неощущаемой грани сознания он почувствовал чужую боль. Оставив тьета, он позволил картине удалиться, и там, где затянулись облачным туманом мозаичные контуры Сада Химер, видение отпустило его. Оракул сидела на ограде фонтана. Капюшон слетел с её лица, открыв его тонкие черты, украшенные причудливым рисунком. В глубине синих глаз плескалось потрясение. Файрен опустил голову, тихонько извиняясь за то, что причинил девушке дискомфорт, отправившись путешествовать по видению, не подумав о ней.
- Ты не должен был, - прошептала она. - Не должен был врываться в сознание тьета.
"И не должен был сохранить рассудок", - продолжила она мысленно.
- Расскажи мне о том, что тебе удалось осознать из увиденного. Умение правильно понять и описать видение не менее важно, чем способность его видеть.
Файрен кивнул. Он говорил медленно, стараясь раскрыть всё, что осталось в его памяти от полученного знания.
- Я видел Сад Химер.
- Тебе случалось бывать там раньше, в видениях или реальности?
- Однажды он снился мне. И я читал о нём.
- Продолжай.
- В саду происходила битва. Люди неосторожно разбудили зачарованную стихию. Их было немного, и для них было очень важно то, ради чего они сражались.
Файрен задумался, но подробности такого ясного, само собой разумеющегося знания, которым он обладал несколько мгновений назад, ускользали от него. Голову неприятно тянуло тупой ноющей болью.
- Миры понесут непоправимые потери, - Файрен повторил мысли, жившие в памяти тьета, которые не успели его покинуть. - Это движение уже не остановить. Нам не хватит сил на победу над ними, поэтому остаётся только переписать судьбу.
Он перевёл дыхание. Его преследовало ощущение расщепленности сознания, распылённости его на множество личностей, обладающих общим разумом. Для человека это ощущение казалось совершенно невыносимым.
- Победу над кем? - невозмутимо спросила оракул.
Файрен покачал головой. Это ему было неизвестно.
- Они ищут путь переписать судьбу, - наконец произнёс он. - Ищут уже сейчас. Будут искать - скоро - в Саду Химер. И других заповедных местах. Чтобы спасти миры от потерь. Тьет... - Файрен тщетно пытался вспомнить его имя и имена его спутников, - он радовался битве, но в этой радости не было страсти и возбуждения, которые мы испытываем, когда ощущаем вкус крови и азарт сражения. Он радовался ей как акту творчества.
Оракул внимательно слушала его, иногда задумчиво сверяясь с собственными воспоминаниями. В какой-то момент она показалась Файрену просто юной испуганной девочкой, будто её не окружал больше ореол мудрости и загадочности, который ей создавал строгий взгляд, татуировки, одежда, не оставляющая ничего, кроме этого скользящего сквозь предметы взгляда, а также её манера речи, чистый и тихий голос.
Много позже, запутавшись в том, что является для него прошлым, а что относится к настоящему и будущему, Файрен мог бы узнать, что проникновение в сознание тьета считалось для человеческих провидцев невозможным и являлось одним из строжайших запретов, потому что все, кто пытался это сделать, лишались разума.
- Давай прогуляемся, я покажу тебе нашу обитель, которая отчасти станет и твоим домом, как члена нашей гильдии, - сказала Оракул, когда их беседа была закончена, а её одежда и её строгий образ снова были в меру аккуратны и загадочны.
Перед молодым человеком открывались одна за другой двери комнат чертога, коридоры и залы сменяли друг друга. Кое-где он видел людей, погружённых в транс или склонившихся над бумагами или магическими артефактами. О чём-то Оракул рассказывала ему, что-то позволяла ощутить, снова отдавшись во власть видений. Он не задавал вопросов, стараясь запомнить то, что ему представляли. Файрен понимал, что его приняли за своего. В конце их вводной экскурсии, поблагодарив своего гида, он спросил о том, что поразило его больше всего.
- Оракулы всегда столь часто погружаются в видения, как мне довелось это делать сегодня?
- Мы живём будто между мирами. Видения будущего, прошлого и настоящего составляют суть нашего существования в большей степени, чем то, что происходит на самом деле. Я думаю, у нас получится научить тебя быть хорошим наблюдателем. До новых встреч, - произнесла она, указывая ему на портал, которого они успели достигнуть. Файрен чуть не забыл заполнить анкету, полную подробных и не слишком интересных вопросов, которую ему дали, когда он только пришёл, но ему напомнил о ней стоящий у двери выхода стол, на который была водружена внушительная кипа бумаги возле таблички "Анкеты претендентов", начертанной красиво перевитым, так, что не сразу удавалось разобрать слова, почерком.
Покидая Палату, Файрен чувствовал себя очень усталым и в то же время он ощущал, что узнал сегодня что-то новое и важное.
Тоска и усталость норовили заставить Гиза скатиться в депрессию. Хотелось съехать с высокой ледяной горы, остудить напряжённую назойливыми мыслями голову в вихре снега, может быть, окунуться в холодящий и сковывающий тело источник, а жара вокруг была похожа на утончённое издевательство над его желаниями. Юноша не знал, почему не находил себе места, его затягивала тревога, незаметно пронизавшая оба мира и глубоко расшатавшая Феос. Ветер играл так буйно, что рисковал заставить перестать существовать свою площадку для игр. Город, где жила прежде его семья, был разрушен пару месяцев назад, но они не нашли подходящего места для возведения нового, как не находили многие. Их новым домом стало одно из древних поселений на территории, пограничной с Поющим Лесом, редкий уголок, веками не подвергавшийся разрушениям и остающийся стабильным. Но обманчивое спокойствие лишь сильнее растравливало невнятное беспокойство. Гиз спасался, проводя как можно больше времени в Циасе, погружаясь в весёлое общение с друзьями, ухаживая за девушками, но стоило ему оказаться наедине со своими мыслями, как тревога снова овладевала им. Он переживал кризис самоопределения, искал смысл своих поступков и пытался понять, какой путь ему стоит выбрать, чтобы следовать своим желаниям и в то же время спастись от пустоты, грозившей поселиться в его душе.
Вскоре после выпускного Лаинь Гиз отправился на встречу с братом, который был для него ярким примером целеустремлённости и уверенности в своём предназначении, не подкошенной сомнениями. Он хотел обсудить с Цвером возмущения Феоса, а ещё передать ему небольшое послание от его возлюбленной. Гиз не подумал о том, что путешествие по порталам может быть для него опасным. Война, которой были охвачены оба мира, не затрагивала его в ни в уютной Майсене, где жителей всячески старались оградить от её проявлений, ни дома, в уголке Феоса, где его семья нашла приют и куда не долетали никакие отголоски политики и сражений.
Поэтому он без колебаний нащупал мысленно образ Цвера, замутнённый барьерами и недоступный для посторонних, считавших его мыслеобраз, и отправился в путь, инстинктивно, как умели лишь родившиеся или прожившие много лет в Феосе. Сеть порталов плотно охватывала оба мира, они использовались как основное средство перемещения на дальние расстояния. Изначально существовали только порталы естественные, служившие для связи между двумя мирами. Их сотворил Ветер, и поэтому у проходящих сквозь них кружилась голова в вихрях смещающегося пространства. Многие годы их изучения позволили жителям Феоса и Циаса освоить создание искусственных порталов. Дискомфорт при прохождении через них сводился к минимуму, не вызывая ни продолжительной дезориентации, ни тяжести в голове даже у самых неподготовленных. Правда, проход через порталы, работающие на основе магии, был недоступен для Лишённых, но в связи с их немногочисленностью, они не брались в расчёт. Государства Циаса контролировали сеть порталов, выдавая допуск, ключи к ним, только тем, кому считали нужным. Уровень допуска к порталам отличался в зависимости от занимаемого положения и имеющихся привилегий. Тот, кто не обладал ключами, при попытке использования портала, просто проходил насквозь его сияющую арку, оставшись в том же месте, где попробовал в него зайти. Ключи снимали магическую блокировку, не допускающую перемещения, а также контролировали уровень доступа. Практически все порталы были связаны между собой, но, тем не менее, при недостаточном уровне доступа приходилось пользоваться пересадочными узлами, так как перемещения были позволены только в определённых направлениях и между конкретными порталами. Пересадочные узлы представляли собой скопление порталов в шаговой доступности друг от друга. Но с жителями Феоса всё обстояло совершенно иначе в этом вопросе, как и во многих других. Их сознание, напитанное энергиями Мира Игр Ветра, было способно без малейшего усилия преодолевать эти блоки, совершенно не замечая их наличия, хотя для произвольного преодоления барьера между Феосом и Циасом им требовалось использовать особую технику, требующую тренировки и способностей к сосредоточению. Даже маленький ребёнок мог пройти через портал и оказаться там, где ему нужно, как если бы проходил через обыкновенную дверь комнаты. Впрочем, дети Циаса дошкольного возраста тоже иногда обладали этой способностью, поэтому территории, на которых находились порталы, тщательно охранялись и дети туда допускались только в сопровождении взрослых. Гиз не чувствовал разницы в ощущениях при прохождении через древние естественные порталы и современные искусственные, и пересадки ему приходилось делать лишь тогда, когда естественный портал, который был ему нужен, не имел никакого сообщения с созданными руками людей. В связи с войнами, как это всегда происходит в нелёгкое и смутное время, вблизи от порталов усилился промысел преступных команд, разбойников, которые старательно наживались на чужих бедах. В мирное время у этих ребят мало кому получалось доставить неприятности, но в военном положении, когда большинство порталов было официально закрыто, они получили возможность разгуляться, врасплох нападая на тех, кто нелегальным образом умудрялся доставать ключи. Среди этих разбойников редко встречался кто-либо толковый и по-настоящему сильный, обычно их банды складывались из неудачников и отбросов общества, принимая в себя молодёжь, страстно желающую проявить свою отвагу и мнимые способности. Гиз столкнулся с молодой бандой, насчитывающей пару месяцев от роду и десяток членов, в возрасте от 12 до 20 лет, когда преодолевал расстояние между двумя порталами, второй из которых должен был привести его в ту местность, где находился сейчас Цвер. Он неторопливо шёл по пустынной местности, поросшей редким леском, когда его вырвало из раздумий ощущение угрозы. Гиз прислушался и почувствовал потоки людской злобы и агрессии, направленной на него, прежде, чем пятеро подростков встали на его пути. Хорошо одетый стройный юноша, одних с ними лет, показался юным разбойникам достаточно подходящей жертвой. Гиз, не позволяя своей мимике или дыханию выразить что-либо из того, что происходило с ним, вошёл в магический транс для творения заклинаний, приготовившись защищаться в случае драки, которая, судя по настрою тех, кто стоял сейчас перед ним, была неизбежной.
- Шикарный костюмчик, - усмехнулся рослый темноволосый парень, приглядываясь к аккуратной и стильной одежде Гиза. - У тебя, видать, богатенькие предки.
- Мы любим богатеньких, - поддержал его стоявший рядом товарищ. - Всегда есть, чем поживиться.
- И так приятно, когда они пищат от боли, теряя своё высокомерие, - добавила девчонка лет 15 в коротких шортах с ужасно худыми ногами.
Двое остальных видимо были не из болтливых. Один из них просто подошёл к Гизу и замахнулся на него зажатым в руке ножом. Гиз отступил на шаг, уклоняясь от удара, и это резкое движение порвало сеть заклинания, которым он пытался опутать своих противников. Он едва заметно вздохнул. Раньше ему всегда удавалось избежать драки. Потасовки с приятелями или братом, которыми было богато его детство, всегда носили характер дружеского соревнования, недоброжелатели, встреченные в городе, обычно оказывались шайкой перепивших студентов, которых легко было перепугать иллюзорным драконом, а вот от этих ребят исходила жажда бессмысленной крови. Гизу нужно было несколько минут, чтобы составить заклинания, которыми он собирался воспользоваться, чтобы ускользнуть, но речь, которая могла бы притормозить действия этих отморозков, как-то не приходила на ум, потому что ему пришлось уже трижды остановить удары агрессивного парня с ножом энергетическими блоками. Гиз попытался поймать взгляд черноволосого, который заговорил с ним первым, - он счёл его лидером весёлой компании.
- С меня вам нечем будет поживиться, так что, может быть, я просто пойду своей дорогой? - спросил он.
Подростки разразились хохотом, и даже молчаливый парень с ножом на мгновение прекратил свои атаки.
- Отстань от него, Бес, - сказал лидер, - ты ему одежду порежешь. Сколько раз тебе говорил, надо действовать тоньше.
Гизу потребовалось усилие, чтобы направить в землю у своих ног электрический разряд, который прилетел от второго молчаливого парня, стоявшего чуть позади своих приятелей, и ему не хватило времени, чтобы подготовиться как следует ко второй волне, разлившейся неприятным покалыванием по телу, несмотря на поставленный барьер. Ребята, осознав уже, что им не удастся справиться с самоуверенным богатеньким мальчиком парой ударов, медленно начали окружать его. В их взглядах сквозило осознание своей неуязвимости и безнаказанности.
- А зачем тебе туда идти, собственно? - поинтересовалась девчонка. - Потуси тут с нами, пообщаемся. Скучно в этом дурацком лесу.
- Очень скучно, - подтвердил прыщавый мальчишка, самый младший и самый низкорослый из них.
- У тебя рубашка-то шёлковая наверно? Может мне впору будет, дай померить, - недобро улыбнулся черноволосый.
Гиз, старательно делая вид, что у него дрожат руки от страха и позволяя волнению сделать этот эффект поправдоподобнее, медленно начал расстёгивать рубашку.
- Сейчас стриптиз поглядим, - объявила девчонка.
- Только для тебя, - процедил Гиз сквозь зубы, заканчивая последние штрихи своего заклинания.
Мгновение спустя пятёрка хулиганов неистово вопила, глядя, как пламя пожирает их кожу, слишком быстро, слишком больно, чтобы думать о чём-то ещё. Мелкий подлиза громко заплакал, девчонка завизжала, главарь бросился кататься по земле, пытаясь затушить огонь, Бес надсадно завыл, сжимая зубы, а парень, швырявшийся электроволнами, пытался стряхнуть с себя пламя, видимо, слабо ощущая боль, но дезориентированный происходящим. Гиз уже неподдельно дрожал, пытаясь одновременно поддерживать свою иллюзию и преодолевать границу миров. Он боялся, что они опомнятся раньше, чем он успеет проскользнуть в Феос, не задумываясь о том, что они могут последовать туда за ним. Последнее, что он заметил, прежде чем растаять, растворяясь и переходя в иное пространство, это лук, возникший из ниоткуда в руке белобрысой девчонки.
Энергии Феоса нежно окутали его, устало севшего прямо на траву. Несколько минут Гиз переводил дыхание, восстанавливая спокойствие и упорядочивая ток собственных энергий, но передышка была недолгой. Гиз поспешно вскочил на ноги, увидев перед собой материализующегося молчаливого мага из только встреченной шайки. Он быстро понял, что пытаться бежать будет бесполезно. Маг не торопился атаковать, он был достаточно знаком с Феосом, чтобы тщательно соизмерять свои силы и возможности, прежде чем совершать какие-либо действия в этой нестабильном мире. За его спиной показалась девчонка в шортах.
- Какая блестящая мысль, сбежать в Феос! - сказала она, хмуря брови. - Мне не понравилось, что ты заставил меня поверить, что твой огонь испортил мою гладкую кожу!
Гиз, не отрываясь, следил за тем, как она накладывает стрелу на тетиву, чтобы не пропустить ни одного движения, которое позволило бы ему уклониться, и выпустил из поля зрения мага, успевшего за это время сплести сеть заклинания. С неба рухнула молния, испепелив траву, на которой Гиз только что стоял. Маг промахнулся, и ноги его подкосились - энергии Феоса оказались для него слишком сильными. Девчонка опустила лук.
- Ты с ума сошёл, Френ, - со страхом в голосе сказала она. - Ты же говорил, что это заклинание слишком мощное. Мы в Феосе, идиот!
Ветер усилился. Из едва заметного дыхания воздуха, шевелящего траву, выросли крепкие уверенные порывы.
- Я сама убью его, - сказала девочка.
Гиз сбил её стрелу с курса энергетическим блоком. Всё вокруг зашумело от негодования ветра. Его порывы старательно мешали попасть в цель. Внезапно в глазах девчонки отразился ужас. Гиз обернулся и увидел голубой смерч с раскидистой кроной облака, неумолимо приближающийся к ним. Девчонка закусила губу, видимо, раздумывая, куда бежать, чтобы не быть сметённой играми ветра, маг тяжело поднялся на ноги и принялся чертить заклинания выхода из Феоса, а Гиз расставил широко руки и закрыл глаза, сосредотачиваясь на ощущении движения воздуха, а затем, когда ветер приблизился к нему вплотную, шагнул в вихрь. Улетевшая ему вдогонку стрела бессильно понеслась над травой, а затем, ударившись о землю, переломилась пополам.
- Интересный способ перемещения ты выбрал, - улыбнулся Цвер, слушая рассказ Гиза о том, как он путешествовал в сердце вихря.
Во временном деревянном домике, который они с товарищами построили там, где работали, было тихо и уютно. Гиз позавидовал спокойствию, царящему здесь, оно было так противоположно терзавшим его противоречиям. Гиз понял, что не хочет говорить с братом о том, о чём собирался. Он протянул ему послание Лаинь. Может быть завтра. Цвер развернул бумагу, и на губах его родилась нежная улыбка, вызванная тёплыми словами, окутанными ароматом цветущих витуров, которые стали памятны для них во время долгих прогулок прошлого лета. На следующий день после того, как Гиз ушёл, Цвер удивился, получив вести о той, о ком не слышал уже три года.
Парейн и Но-фиа-ня, как и прочие "воины апокалипсиса", в меру сил пытались залатать трещины ткани мироздания грубыми непрочными нитями своих способностей. Сломанные порталы, испепеляющие входящих в них или отправляющие их в места искривлённого пространства, участки нестабильных границ между мирами, которые или закрывались наглухо по своей прихоти, не позволяя никому их преодолевать, или, наоборот, заставляли случайных прохожих соскальзывать в Феос при спокойной прогулке по Циасу, энергетические водовороты, сжигающие магию и искажающие заклинания, были всегда, но обычно их было совсем немного и они не мешали спокойному балансу миров. Но сейчас, в преддверии тяжёлых, угрожающих перемен, таких явлений стало невообразимо больше. Пожилому магу и тьете, которые очень удачно работали в последнее время в паре, достались Камни Преткновения. Эти необычные и пагубные минералы собирали в себя энергию тьмы и создавали вокруг того места, которое выбирали для своей жизни, особые условия, в которых им было наиболее комфортно. Флора и фауна окружающего пространства менялась в радиусе многих километров, и эти изменённые создания, похожие на пришельцев из иных миров, питали камень, позволяя ему обрести большую силу и захватить большие территории. Камни рождались в Феосе и, в первую очередь, меняли всё окружающее в этом мире, а затем перемены добирались и до сопряжённого участка Циаса, делая его непригодным для жизни коренных обитателей. Насколько можно было судить, камни не являлись разумными, и их влияние походило на влияние раковых клеток, возникших от случайной мутации и нарушающих при этом естественное течение процессов мироздания. Зачарованные клинки тьеты в сочетании с магией профессора Академии были способны уничтожить эти скопления тёмной энергии, а после смерти Камня окружающая природа постепенно восстанавливалась и приходила в норму. Последний камень, встретившийся на их пути, сумел развить своё влияние настолько, что его долго не обнаруживали, он научился прятаться. Путь по захваченному им пространству отобрал у них уже неделю пути, а они до сих пор не знали, где находится сердце этого погубленного участка. Изгибы окружающих растений, неестественно выгнутых и узловатых, редкие звери с затуманенными взглядами, ручьи мутной коричневой жижи, текущие по земле и питающие живущих здесь уродцев, терпкий туман с желтоватым запахом, не позволяющие разглядеть далёкое небо, окружали путников. Личико тьеты устало кривиться от отвращения, а Парейн просто устал, потому что его тело уже успело забыть столь долгие переходы, требующие постоянного внимания и готовности бороться с враждебной и неизведанной природой. Когда они устроили привал на относительно сухой и пустынной поляне, Но-фиа-ня стала делиться с другом своими переживаниями.
- Рейн, мы всё ещё в Циасе, а мне уже тяжело выдерживать исходящую от Камня тьму. Как думаешь, может, пора звать на помощь, и он слишком сильный для нас?
Парейн сдержал желание погладить эту ёжившуюся тоненькую белокурую малышку по голове. Ему порой было сложно бороться с иллюзиями, которые создавал для него нежный и детский облик тьеты.
- Рано сдаваться, Фиа.
Не так давно он осмелился начать звать её по индивидуальному имени, опуская имя рода и уважительный суффикс.
- Я думаю, у нас есть шансы справиться.
Он задумался. Тьета не прерывала его размышлений и лишь осторожно дотронулась до края его сознания, чтобы вывести мага из задумчивости, когда пришла пора двигаться дальше. Вскоре она почувствовала Камень и показала спутнику, где он. Его охранял мрачный и такой же непривлекательный, как и всё вокруг, лес.
- Я не уверен, - сказал Парейн, - но мне кажется, он наполнен враждебными существами.
- Скорее всего, так и есть, - кивнула Но-фиа-ня.
На опушке леса она погрузилась в медитативный транс, восстанавливая их силы. Парейн чувствовал, как отступает, послушная его маленькой спутнице, усталость, как тело и дух крепнут, и его собственная сила, подпитанная тьетой, рвётся наружу. Она ободряюще улыбнулась, давая понять, что приготовления закончены, и скользнула за его спину.
Ощущение угрозы оставалось неясным и плохо различимым, но нарастало по мере того, как они продвигались вглубь леса. Вскоре загорелись летающие клинки вокруг Но-фиа-ня и пошли в ход лёгкие и быстрые заклинания мага - со всех сторон на них нападали жители леса, гладкие, скользкие серокожие существа. Они были довольно небольших размеров, и победы над ними не требовали значительных усилий. Когда до Камня оставалось несколько сотен шагов, Парейн дал неслышно понять Но-фиа-ня, что настало время переходить в Феос. Клинки тьеты закружились, ограждая от трёхногих охранников леса с несимметрично изогнутыми телами. Оказавшись в Феосе, она почти растворила свою ауру в ауре Парейна, так невыносимо ей было находиться вблизи от Камня. Маг неторопливо окутывал их щитами, чтобы защитить от того, что могло им встретиться на этом последнем отрезке пути, уже почти машинально отмахиваясь от назойливых серых монстров, которые в этом мире были значительно крупнее и сильнее, но по-прежнему не отличались ни малейшими признаками хитрости или ума. В его сознании зазвучал голос спутницы. "Знаешь, Рейн, это... собаки. Их кто-то насылает на нас. У них есть хозяева".
Парейн присмотрелся к монстрам и понял, что тьета права. Похоже было, что Камень создал или изменил кого-то, обретя в защитники разумных существ. Клинки Но-фиа-ня, пришли в движение, образуя сложную фигуру. Сознания Парейна коснулся чужой, созданный камнем. В его позывах было что-то, похожее на дружелюбие, но он был ещё непонятнее, чем духи, и даже звери или птицы, с которыми магу приходилось вступать в контакт. Он закрылся от непрошенного гостя. Тьета нервничала. Никакой ярости, никакой злобы, что-то холодное и терпкое было в ауре этих монстров. Они были похожи на своих питомцев, но чем-то отдалённо напоминали и людей, много раз искажённых играми зеркал. "Это люди, - констатировала тьета. - Были". Парейн нахмурился. Звать на помощь было поздно, и они вступили в схватку с преградившими им путь к камню. Ничего похожего на человеческое сознание в них не оставалось, и глаза их, округлые щели на серой коже, были заполнены ровным чёрным, чуть поблекшим зрачком, в котором не читалось ни одной мысли. Их было около двадцати, и Парейну никак не удавалось определить, вооружены они или разные странные приспособления, которые могли оказаться оружием, были просто продолжением их тел. Клинки Но-фиа-ня оставляли на них рисунки, из которых сочилась тёмно-коричневая жидкость. Эти раны не мешали им продолжать двигаться и предпринимать попытки нападать. Парейн пытался сковывать их острыми конусами льда, усиливал тьетины ножи своими благословениями, призывал изначальный ветер наполнить силой его заклинания, но серокожим было всё равно. Их тела ломались, рвались, падали, но снова ловко и нелепо поднимались. Осознав, что все его усилия не приносят никаких результатов, Парейн принялся питать тьету, у которой хоть как-то получалось противостоять этим странным существам, своей энергией. Но-фиа-ня благодарно кивнула, и клинки её закружились с устрашающей быстротой, шинкуя бывших людей так мелко, что подняться на ноги для них уже не представлялось возможным ввиду отсутствия конечностей и всех остальных частей тела тоже. Внезапно искристые волны энергии распространились по залитому коричневой кровью и усыпанному останками нескольких тел полю боя. Оставшиеся существа рухнули на землю без движения. Из-за их спин вышла высокая женщина в длинном плаще с невообразимо чёрными волосами. Тьета, легко умевшая извлекать всё, что ей было нужно, из своей собственной памяти и памяти народа, узнала её.
- Спасибо за помощь, Белэсс, - сказала она, чуть склоняя голову жестом, принятым у тьетов для выражения благодарности.
Белэсс развела руки в ответном церемониальном жесте, принимая её благодарность, и Парейну на мгновение почудилась фигурка тьеты в силуэте этой высокой статной женщины.
Ещё один Камень Преткновения был уничтожен, но на этот раз ритуал почти лишил обоих его проводивших сил. Но они были довольны, потому что дурно пахнущий туман начал рассеиваться, и за ним уже можно было различить тихое и привычное небо.
- Зачем ты помогла старику и тьете? - услышала холодный вопрос Белэсс, летевшая в потоках ветра над тающим туманом.
- Я должна была посмотреть на камень, господин.
- Впредь постарайся обращать на себя поменьше внимания.
- Каникулы в Поющем Лесу? Должно быть заманчиво, - Лаинь улыбнулась, провожая Рину к порталу.
- Надеюсь, ты сможешь присоединиться. После твоей выпускной работы о растениях Леса ты там, наверно, чувствуешь себя как дома.
Лаинь потупилась - на её взгляд практическое ознакомление с Лесом, которому был посвящён её диплом, оставляло желать лучшего. Ей так и не удалось уделить столько времени, сколько она хотела, прогулкам по заповедному месту. Впервые попав туда под руку с Цвером, она восхитилась светлой силой леса. Часы, проведённые в его тени и наполненные его энергией, запомнились ей и определили её выбор области для изучения на выпускном курсе. Но, возвращаясь туда без любимого, она чувствовала себя каждый раз неуютно. Поэтому большую часть информации для работы она почерпнула в книгах и рассказах наставников, и её вклад в открытие мирам секретов Леса казался ей ничтожно малым.
Возвращаться домой Лаинь не хотелось. Дом пустовал почти всё время с тех пор, как началась война. Родители возвращались редко, иногда пугающе усталые. Оба работали над грядущим благополучием Мейсарала, мать вернулась к своей дипломатической карьере, считая себя не вправе не воспользоваться своим опытом и талантами в ведении переговоров, во времена, когда правильно подобранные слова могут спасать жизни, а отец пропадал в лабораториях, выискивая новые способы спасать и убивать людей особенно старательно. В доме поселилась неуютная тишина, которую Лаинь лишь редко удавалось прогнать, устраивая сборища друзей, которым тоже не хотелось возвращаться в пустые дома, а может быть, просто хотелось провести время в компании собратьев по интересам. В последнее время Лаинь переживала много прощаний, а после выпускного их должно было стать больше. Она отправилась на пустырь, где всё ещё собиралась молодёжь, стремящаяся покорить магию, хотя знала, что таким ясным летним днём мало кого там застанет. Народ, всё ещё интересующийся самовольными совместными тренировками больше, чем совместными прогулками и развлечениями, подтягивался ближе к вечеру, когда отступают дневные заботы и можно посвятить себя самосовершенствованию. Не встретив знакомых лиц среди немногочисленных собравшихся, девушка уже собиралась проскользнуть туда, где из импровизированного полигона можно было выйти на просторы Феоса, когда её догнал высокий юноша, с которым она пару раз сталкивалась в Академии.
- А я и не знал, что ты тоже бываешь здесь, девочка с волосами из огня, - сообщил он с улыбкой.
Лаинь улыбнулась в ответ, ей стало вдруг очень уютно, и она поняла, что искала общества и возможности с кем-то поговорить.
- Не совпадали по времени, видимо.
- Как насчёт небольшой разминки, раз уж мы рядом в тренировочном зале? Ты ходила на занятия профессора Вердеза?
Девушка кивнула. Профессор Вердез, появившийся в Академии 3 года назад, заставил многих полюбить боевые искусства. Обычная программа для студентов не включала себя применение магии в сражениях. Спортивные занятия по боевым искусствам проводились в зале, окружённом плотными антимагическими барьерами, чтобы заставить молодых людей развивать именно физические способности, а ни в коей мере не хитрость и умение применять нужные заклинания. Новый открытый факультатив, наряду со строгими правилами дуэлей, включал в себя и развитие хитрости. Большинство из тех, кто горько сожалел на обязательных занятиях о том, что нельзя применять магию, которой мешают барьеры, узнали, как трудно сосредоточиться на заклинании, если пытаешься совместить его с рукопашным боем или боем с оружием. Профессор Вердез учил их отрабатывать движения атаки и защиты в выбранном стиле боя до автоматизма, разграничивать внимание, освобождать только часть сознания для плетения заклинания. Он готовил студентов, как готовят боевых магов, возможно, предчувствуя грядущую войну, но не скрывая своей любви и интереса к искусству сражения.
Нуэдер переместил откуда-то приготовленные тонкие шпаги и кинул одну из них Лаинь. Оружие в их руках наполнилось силами выбранных стихий. Шпага Лаинь опоясалась струйками ветра, шпага Нуэдера заискрилась струйками электричества. Минутка подготовки к бою прошла в накладывании щитов и одновременном анализе действий противника, а потом началась схватка. Лаинь приходилось выкладываться на полную, отражая умелые атаки юноши. Подвластный ей ветер защищал её от электроразрядов при соприкосновении шпаг, и танец сияющего оружия и взаимных магических атак продолжался до тех пор, пока с небес не сверзлась молния, которую воздушный щит не смог остановить. Нуэдер помог ей подняться, заботливо наполнив энергией, которую она направила на восстановление ауры. За чашкой кофе в светлой майсенской кофейне с сиреневыми зонтиками он рассказал ей о своей жизни, пугающе прочувствованно и откровенно.
- Мне тоже не хотелось возвращаться в то место, которое было моим домом, после того, как погиб отец. Правители помогают нам верить, что войны нет, и только тем, кому она стоила близких, видно что-то за завесой всеобщего фальшивого спокойствия.
- У тебя нет никого, кто нуждался бы в твоей поддержке и ждал бы твоего возвращения?
- Мать умерла 6 лет назад, а сестра заперта в казематах коллегии магов. Не знаю, жива ли она ещё.
- Что с ней случилось?
Нуэдер молчал несколько долгих мгновений. Лаинь смутилась, сама не понимая, зачем решила затронуть с новым знакомым тему, которую он по праву мог счесть слишком личной, чтобы с ней делиться. Бледность залила его щёки, а взгляд устремился в никуда, будто он отправился в путешествие по воспоминаниям.
- Есть такое явление, непроизвольная магия, - произнёс он медленно. - Она может убивать.
Лаинь чуть склонила голову на бок, и рыжая прядь коснулась стола. Нуэдер уставился в пол, зажав ладонями виски.
- Ни с кем не говорил об этом. Наверное, сейчас самое время. Сестрёнка была очаровательным ребёнком. Когда она смеялась, в воздухе кружился аромат цветов и звенели колокольчики. Когда она играла, то, что она воображала, как воображают все дети, становилось реальным. Родители довольно быстро поняли, что она это делает... ненарочно. Мой отец военный, он многое знает о подчинении законам и дисциплине. Но чувства перевесили. Милеру заперли дома, чтобы никто не узнал о её необычных способностях. Но, знаешь, запреты не приходят из ниоткуда. Мои родители мечтали о дочери ещё до моего рождения. Мать не могла с ней расстаться, а если бы её отдали коллегии, велики шансы, что она больше никогда не услышала больше её смех. Когда Милера поняла, что она не такая, как все, и что её прячут, она изменилась. Стала более задумчивой и менее шумной. Но всегда ласковая, послушная. Как будто понимала больше, чем должна была понимать в 5 лет. После пары месяцев, проведённых дома, она просилась, плача, поиграть с кем-то. Её рыдания, по-детски громкие и упрямые, подтачивали здоровье матери. Мать стала нервной, сильно уставала и, казалось, совсем не радовалась жизни. Она умерла на моих глазах, когда тёмный дух, которым была одержима Милера, раздавил её сердце. Сестрёнка кричала нестерпимо громко, пытаясь остановить его... вернее остановиться.
Лаинь переплела пальцы. Ей было больно от его боли, не утихшей за прошедшие годы. Ей было больно от мыслей о собственной непроизвольной магии. Три года назад Файрен рассказал ей о том, что ему удалось узнать. В его рассказах было немало похожих историй. Она пыталась разобраться в себе и понять причины. Она экспериментировала с эмоциями, когда поняла, что именно её переживания и чувства заставляют распускаться и вянуть волшебные цветы. Долгие тренировки помогли ей научиться сдерживать эмоции и сделали её жизнь тусклее. Не желая мириться с угасанием ярких красок мира, Лаинь пришла в коллегию. Её встретила секретарь в строгом деловом костюме, заставившая заполнять странные и бессмысленные на первый взгляд анкеты, после чего вежливо попрощалась и отправила девушку домой, сказав, что в случае надобности её вызовут. Через пару недель беспокойство прошло, но Лаинь поняла, что отпускать свои эмоции на свободу она уже никогда не осмелится, потому что коллегия не восприняла её всерьёз. Файрен озадаченно качал головой, убеждённый, что прежде владеющих бесконтрольной магией никогда не отпускали.
А теперь, общаясь с Нуэдером, Лаинь всё время ощущала чувство вины в его присутствии. А он жил со своим чувством вины, как почти каждый участник трагедии с близкими, произошедшими на его глазах. Тихое понимание и готовность выслушать и понять со стороны Лаинь притягивали его к ней, и их отношения перерастали в болезненную привязанность неестественной дружбы.
- Файрен, пойдёшь с нами в Поющий Лес навестить Рину? - спросил Гиз, с кажущейся беззаботностью собирая вещи в домашний портал, из которого мог извлечь их в любом месте двух миров, где они бы ему понадобились. По комнате беспорядочно летали вслед за движениями его пальцев предметы одежды, какая-то посуда, книги и папки с бумагами, а также много предметов неведомого назначения.
- Нет, - он покачал головой. - Я... уезжаю в командировку.
- И когда ты собирался нам рассказать и попрощаться? - нахмурилась Лаинь.
- Сегодня наверно, - Файрен пожал плечами. - Мой наставник отправляется в Феос по делам, связанным с какими-то военными планами, а я его сопровождаю.
- Это не опасно? - спросил Нуэдер.
- Не более, чем любая другая работа в наше неспокойное время, - ответил Файрен. - Я только начинаю своё обучение как провидец, поэтому в горячие точки, где со всех сторон опасности, предпочтут отправлять кого-то более опытного.
- Я передам от тебя привет Рине, - улыбнулась Лаинь.
Поющий Лес окутал изумрудной зеленью и голосами птиц.
- Как хорошо, что есть неофициальные порталы, - Нуэдер развёл руки в стороны, распрямляя спину и вдыхая свежий пьянящий воздух полной грудью.
Лаинь чуть сжала руку Гиза. Они прошли пару километров, наслаждаясь летним цветением витуров и другой многочисленной флоры леса, о которой Лаинь могла немало рассказать друзьям, но не хотела, потому что просто смотреть, шагая рядом, было гораздо приятнее и интереснее. Они разбили лагерь в привычном месте, где уже останавливались, на одной из стабильных полян Леса.
Просторная палатка, искусно раскрашенная в тон лесному пейзажу, приютила их перенесённые подготовленные заранее вещи, и после обустройства и небольшого пикника на траве Лаинь попыталась связаться с Риной.
- Она не отвечает.
- Спит, может?
- Я звала достаточно громко, - вздохнула Лаинь.
Они пытались связаться с ней день за днём, среди своих прогулок, они искали её, расспрашивая тех, кто мог запомнить её в популярных среди туристов местах, находили следы её присутствия и нити, которые тянулись к ней, но поиски не увенчались успехом. Рина пропала, скрытая в таком месте, где никто из её друзей не мог нащупать её мыслеобраз.
Гиз подумал, что Лес похитил её, заманив силой, о которой она всегда мечтала. Но он был только наполовину прав. Лесу не было дела до молодой привлекательной светловолосой девочки с мечтами о могуществе.
Пустыня Шур была одним из заповедных мест, которые не привлекали путешественников. Цвер отлично понимал почему. Нестерпимая жара охватила его через мгновение после перемещения и не отпускала, несмотря ни на какие меры. Магия этого места не позволяла ощутить прохладу, разогревая всё, что там находилось, всех, кто имел неосторожность заявиться в гости. Она меняла работу рецепторов, отвечающих за ощущения холода и тепла, сообразно своим вкусам. Уэтер отправил группу своих "воинов" в пустыню на усмирение энергетического водоворота. В группу, помимо Цвера, входило трое: Верл, сорокалетний сотрудник министерства иностранных дел Мейсарала, собиравшийся в юности строить военную карьеру и прошедший неплохой курс обучения как боевой маг, Ольсередар, молодой талантливый целитель, родившийся в Феосе, как и Цвер, и уже успевший получить медицинское образование, и Туэгри - невысокая и полная безвозрастная дама, владеющая поддерживающей магией света.
День подходил к концу, и солнце пустыни стремилось скрыться за горизонтом, в то время как с другой стороны всходила луна, которая, казалось, тоже источала бесконечный жар. Путники старались использовать день, чтобы поспать и восстановить силы, потому что ночью переходы требовали несколько меньших усилий. Но выспаться как следует в эти три изматывающих дня так и не представилось возможным. Цверу казалось, что его кровь вот-вот закипит, а кожа раскалена сильнее песков Пустыни. Горячий воздух никак не давал надышаться, будто вдыхаешь удушливый жар. Пустыня Шур поссорилась с Ветром, и он оставил её, забрав с собой и силы других стихий, - ни тьма, ни вода, ни молнии не могли коснуться её, пока Ветер её не простит. В Пустыне не могли существовать ни растения, ни звери, только духи огня чувствовали себя вполне комфортно на её просторах. Туэгри три раза в день укутывала группу мощнейшими защитными заклинаниями, позволяющими её соратникам сохранить влагу, необходимую для жизни их тел, сохранить хоть немного сил, не получить повреждений от слишком высоких температур, а также снижающими количество необходимого для дыхания воздуха, но спустя несколько часов её чары начинали терять свою силу и приходилось неустанно их обновлять, в чём ей помогал Ольсередар, подпитывая её энергией. Во время очередного наложения защиты Туэгри внезапно остановилась и принялась напряжённо вслушиваться в токи энергии.
- Ты сказал, вихрь довольно небольшой и опасен только потому, что находится в Заповедной пустыне, а значит, может вырваться метастазами по всему телу Феоса, - обратилась она к Верлу.
- Информация была из источников министерства, но контактный дух одного из наших всё проверил, прежде, чем мы отправились в экспедицию.
Цвер мрачно подумал, что не хочет даже знать, кто из "воинов" состоит в контакте с духом огня. Он вообще не жаловал контактеров, которые сливались с духами взамен для того чтобы оба участника взаимодействия становились сильнее.
- Ольсер, прикоснись к моей ещё не наложенной сетке щита, - попросила Туэгри, сосредотачиваясь на взаимодействии. Целитель аккуратно принялся следовать за магическими линиями упорядоченных ею энергий, не пропуская ни стежка структуры. Закончив, он мрачно кивнул.
- Сеть искажена.
- Значит, вихрь увеличил площадь. Нам придётся пойти назад незащищёнными, пока не окажемся в зоне его действия и там обновить защиту и вызвать круг света, - констатировал Цвер.
Верл сверился со своими заметками.
- Центр вихря должен быть в пяти километрах отсюда. Пять километров в круге! Туэгри, Ольсер, вам хватит на это сил?
- Нет. Придётся рисковать и вызывать круг внутри вихря. Ольсер его проверит, на случай, если я пропущу искажение.
Отступив на некоторое расстояние, спутники запустили исследовательский луч и убедились, что вихрь действительно достиг радиуса пяти километров. Обеспеченные новыми барьерами и щитами, "воины" двинулись в область, где энергии метались, как пойманные птицы, и искажали почти любое магическое воздействие. Цвер и Верл отбивались от обезумевших огненных духов, пока Туэгри и Ольсередар латали искривления окружающих токов энергий. Для вызова круга света магам пришлось выставить огненную стену для защиты. Стоять в стене огня в пустыне, полной изматывающего пекла, было близко к границам их возможностей. Целитель, вливающий жизненные силы в Туэгри, потреблявшую огромные количества энергии для призыва стихии света, истекал потом и почти не мог дышать, но держался из последних сил. Столб света, соединивший пески и небо, охватил их сиянием, и всё отступило в мгновение - жар, тяжесть в груди, неясность сознания, истощение и усталость.
- Осталось немного до центра, - прошептала Туэгри, - двигайтесь помедленнее и ни в коем случае не выходите за пределы круга.
Энергетический вихрь имел свой стержень. Изменив его структуру, его можно было остановить, и последующее упорядочивание энергий на пространстве, которое было прежде им охвачено, представляло собой не более чем рутинную работу. В круге света магия не искажалась, но он не мог захватить стержень вихря, и миссия Цвера заключалась в том, чтобы выйти из круга и ступить в пространство максимального искажения и накинуть на стержень первую сеть, заготовленную ещё в пределах круга. После этого слегка замедленный стержень дистанционно должна была упорядочить Туэгри. Полностью освободив своё сознание, Цвер приготовил заклинание и сделал решающий шаг. Он не чувствовал жара, который сжигал его кожу и лёгкие, не позволял ни единой мысли проникнуть в сознание, он держал сеть. Исцеляющие чары Ольсередера окутывали его, но их он тоже не ощущал. Цвер ступил на стержень, слился с ним, поднял руки и выпустил сеть. Мечущиеся потоки энергий пытались порвать её, расщепить и вовлечь в свой безумный танец, но Цвер расправлял нити одну за одной, пока они не охватили стержень вихря полностью. Отступив обратно в слабеющий круг света, он тяжело осел на песок полностью обессиленный. Его взгляд рассеянно следил за стеблями призванных Туэгри магических растений, видимых воплощений её сдерживающих заклятий, которые уничтожали стержень, пока глаза не заволок туман и он не потерял сознание.
Цвер пришёл в себя очень быстро благодаря заботам Ольсередара. Они принялись медленно и аккуратно исправлять искажения, прокладывая сквозь бывшую территорию вихря путь к привалу. Отдохнув несколько часов, они снова принялись за дело. Пережитое немного снижало их сосредоточенность, но её вполне хватало на то, что требовалось делать. С Цвером заигрывал один особо наглый дух огня, и молодой человек решил отправить его подальше с особой яростью и не заметил искажения, закравшегося в его заклятье. Мгновенная телепортация перебросила его в Циас вместе с духом, с которым он дрался. Дух отшатнулся и бросился по огненным коридорам обратно домой, а Цвер окинул взглядом циасскую пустыню Шур, над которой занимался рассвет. В этом мире пустыня не представляла собой ничего особенного, пески, жара, змеи и кактусы - всё как положено в самой обыкновенной пустыне.
Только не положено в ней было находиться человеку. Маг, обладающий очень густой тёмной аурой, приближался к нему. Цвер почувствовал, что не может противиться попыткам этого тёмного ощупать его сознание и мыслеобраз. Неспособность поставить барьер говорила об очень существенной разнице в силе между ним и незнакомцем. Человек прошёл мимо и исчез из виду за песчаным холмом. Цвер вздохнул и стал искать ментально поток, который позволит ему уйти в Феос, но внезапно в нос ему ударил неприятный запах разложения. Песок вздыбился, и перед ним появилась человеческая фигура. Правда, человеческой она была только на первый взгляд. Если существо и было человеком, то, вероятно, весьма давно. Слезшая с гниющих мышц кожа свисала неприятными клоками, погасшие глаза не двигались. Цвер направил на зомби световую атаку. Монстр, казалось, споткнулся, но помешкал лишь миг и с прежним бесстрастием продолжил наступать. Цвер сделал несколько шагов назад, одновременно сплетая и направляя в нежить огненное заклинание, которое испепелило бы незащищённого человека или животное на месте. Монстр поднял руку и поймал языки пламени в ладонь, которая не чувствовала обжигающей боли. Запах жжёного мяса и кости заставил бы Цвера поморщиться, если бы в тот момент он не призывал хранящийся в секретном месте клинок. Цвер едва успел выставить защиту, чтобы не сгореть в своём собственном отражённом заклятии. Монстр двигался быстро, слишком быстро для неживого. Надеясь, что ледяные стрелы, которыми он выстрелил в зомби, скуют движения противника на несколько так нужных ему мгновений, Цвер быстрым прыжком настиг врага и нанёс несколько быстрых ударов лезвием клинка, перерубая зомби мышцы, а затем отскочил назад. Его реакция была недостаточно быстрой, и на плече осталась рана - во время его атаки зомби успел выдрать из верхней части левой руки кусок мяса. Цвер машинально выставлял щиты, лихорадочно соображая, что ему известно об уязвимости подобных существ, возвращённых к жизни тёмной магией, запрещённой во всех странах, кроме Шоистрии, но ничего, кроме расчленения и сожжения, которые он уже попробовал, не приходило в голову. Пытающуюся мешать сосредоточиться боль в руке Цвер отсекал, как мог, но избежать нового удара становилось всё труднее. Пропущенная атака заставила его упасть на колени. Он попробовал подняться, но ничего не вышло - нога была сломана. Собирая последние силы, Цвер блокировал сыплющиеся на него удары рукой, сохранившей функциональность.
Вдруг песок вокруг него побелел, и его опутали золотистые стебли. Монстр отшатнулся.
- Спасибо, что вытащила, - сказал Цвер, с благодарностью глядя на Туэгри.
Ольсередер с виноватым видом накладывал заклинания регенерации на повреждённые ткани. Он уже успел остановить кровь, обезболить раны и закрепить в правильном положении сломанную кость.
- Мы не могли следить за всеми их заклинаниями сразу и одновременно плести свои, - сказал Туэгри, пытаясь убедить Ольсередера в том, что он ни в чём не виноват. - Когда я восстановлюсь, я вызову новую команду закончить нашу работу - нам всем нужно как следует отдохнуть - и от этой жары, и от сосредоточенности.
- Что с тобой произошло? - спросил Цвера Верл.
- С зомби подрался.
- А его кукловод там был?
- Ушёл куда-то, я подумал, что он не нашёл во мне ничего интересного.
- Наверное, решил устранить тебя как нежелательного свидетеля, - поморщился Верл.
- Свидетеля чего?
- Не знаю. Но нужно будет сообщить обо всём Уэтеру и на всякий случай проверить твоё сознание у Но-Фиа-Ня, мало ли какую гадость он оставил у тебя в голове во время вашего контакта.
Туэгри вызвала помощь. Ольсередер и Верл отправились по пустыне обратно к порталу, неся раненого Цвера на носилках. Заклинание левитации не работало в феосской пустыне Шур, как и прочая магия ветра. Мысли Цвера были мрачны - он чувствовал себя проигравшим. Многолетние тренировки и работа над собой дали ему так мало сил, что он не мог справиться с обыкновенным зомби, а между тем сильный некромант мог управлять несколькими десятками таких тварей одновременно. Он подвёл свой отряд, вынудив их возвращаться, не закончив работу. К следующему заданию ему нужно будет получше подготовиться, чтобы ни для кого не быть обузой.
- Ты отлично справился со стержнем, - вдруг сказал Ольсередар, вырывая Цвера из тяжёлых мук совести.
Цвер посмотрел на него немного настороженно, будто ожидая подвоха. Верл кивнул, то ли соглашаясь с целителем, то ли отвечая своим собственным мыслям.
- Я бы хотел снова оказаться с тобой в одной команде.
Цвер пришёл, как всегда, неожиданно, пришёл и обнял, вдыхая запах её волос.
- Я принёс новую картину, - сказал он, протягивая ей свёрнутый в рулон лист.
- Мне кажется, ты был недостаточно аккуратен с ней, - сообщила она, потихоньку разворачивая бумагу. - Ты видел это там, где всё время пропадаешь?
Крохотная ящерка ползла по песку, а вокруг рассыпались искры заклинаний и дыхание огненного жара.
- Я хочу с тобой. Почему ты никогда не зовёшь меня?
- Потому что тебе там не место, - нахмурился Цвер. - Думаешь, мало всего интересного, что мы ещё не видели, чтобы я таскал тебя с собой на работу?
- Слушай, мне рассказывали об одном месте на окраине Леса, но я там никогда не бывал. Там растут дурманящие зезикусы и дремлет кровавое озеро, купаясь в котором можно стирать грани между мирами. Я подумал, что это неплохое местечко, чтобы побывать там на каникулах, как ты считаешь?
Глаза Лаинь загорелись, она улыбнулась Цверу и встающему солнцу, и пошла к источнику на поляне - умыться его журчанием. Цвер оставался чуть в стороне, окидывая близлежащую местность поисковой сетью, чтобы набрать любимой к завтраку ягод посочнее и послаще. Из палатки, сонно потягиваясь, выбрался Нуэдер, поспешил присоединиться к Лаинь возле источника, и она засмеялась какой-то его мрачной утренней шутке звонким и свежим смехом. Цвер засмотрелся на них, находя удивительную гармонию в сочетании их энергий, и слегка нахмурился. На его плечо опустилась рука.
- Ты чуть корзинку не выронил, - сообщил Гиз, поднимая брови.
- Это тебе спросонья показалось, - ещё сильнее нахмурился Цвер.
Кровавое озеро оказалось гладким, как зеркало, и невероятно манящим. Оно оказалось не таким уж кровавым, просто берега его были слеплены ветром из красной глины, что и придавало воде необычный оттенок. Лаинь первая сбросила одежду и с разбегу бросилась в его объятия. Гиз очень быстро последовал за ней и догнал её несколькими уверенными гребками. Цвер вошёл в воду неторопливо, а Нуэдер медлил, как будто опасаясь чего-то, что таили в себе прозрачные воды озера в заповедном лесу.
Наполненный дурманящим запахом тёплый воздух полностью оттеснило свежее дыхание воды. Гиз и Лаинь поднимали тучи брызг, а затем рисовали из них водные картины. Над поверхностью озера вставали искрящиеся горы и сплетались ветви деревьев, гордые олени поднимали рога и прыгали прозрачные тигрята. Цвер устроил себе удобное кресло из струящихся потоков и наблюдал за играми вдохновения брата и любимой, и его сосредоточенное лицо озаряла невольная улыбка. Фонтанчики сияющих капель переплетались и осыпались обратно, и взбудораженная гладь, казалась, тоже смеялась.
Лаинь, опьянённая долгой прогулкой среди зезикусов, перестала сдерживаться и пытаться быть серьёзной и взрослой. Она радовалась этому солнечному дню и звучащей в её душе музыке, наслаждалась компанией добрых друзей.
Навстречу компании выбралась стайка обеспокоенных водных духов. Они были похожи на рыб с очень мудрыми глазами. Взметнувшись над поверхностью воды, духи бросились наперерез брызгам и чуть было не упали, сражённые иллюзорными ледяными стрелами Гиза.
Возмущённо закружившись в воздухе, они подлетели к Нуэдеру и Цверу, которые показались им самыми невозмутимыми, и привередливо обрызгали их. Цвер отпустил растекаться своё импровизированное кресло, настроил дыхание и нырнул вслед за уходящими в глубины озера водяными. Он не мог упустить шанс такого интересного знакомства.
Лаинь и Гиз тем временем сплели вокруг своих ног иллюзии хвостов и уговаривали Нуэдера последовать их примеру.
- Любая рыба тебе скажет, что так плавать гораздо удобнее, - сообщила девушка, хлёстко ударяя хвостом по воде.
- Обязательно посоветуюсь с говорящими рыбами, когда представится случай, - ответил ей её серьёзный друг.
Когда все выбрались на берег, немного уставшие и в то же время бодрые и открытые новым свершениям, Нуэдер спросил:
- Вы заметили, как тают грани миров?
Лаинь покачала головой. Никто из товарищей не заметил и не ощутил особенной магии озера. Цвер унёс с собой в воспоминаниях мыслеобразы двух водных духов-близнецов, согласившихся стать его контактами в мире духов. Вечером у костра он рассказал об этом Лаинь.
- Я давно мечтал помериться с духами силой, чтобы они признали меня, но мне казалось, что я был не готов. А когда я увидел этих, решение созрело само собой.
- Здорово, что мы исполнили сегодня твою мечту, - ответила она. И добавила тихо: - Я очень соскучилась.
На следующий день наконец нашлась первая ниточка, которая могла привести к Рине. В научной лаборатории, которую посещала Лаинь, принося туда найденные растения и изучая их, ей встретился юноша, который видел молчаливую белокурую девушку, что гостила тут в начале лета.
- Она общалась с шаманами, у них тут поселение на севере. Попробуйте поискать её там, большую часть времени она проводила с ними.
Лаинь и Цвер отправились в шаманскую деревеньку, заручившись поддержкой новых друзей Цвера. Шаманы двух миров отрекались от цивилизации, они отправлялись в лоно природы и обосновывались там, наплевав на дрязги, политику и общество, на волнения Феоса и упорядоченность Циаса. Они общались с духами, не позволяя им захватить своё сознание и не становясь контактёрами, вели спокойное размеренное существование, изучали травы и животных. Лаинь уже бывала у них однажды, когда часто посещала Лес во время последнего года учёбы в Академии и писала выпускную работу. Они благосклонно принимали чужаков и вообще были весьма мирными и дружелюбными, разве что казались иногда чересчур расслабленными и отрешёнными, поэтому над получением у них конкретной информации приходилось трудиться довольно долго.
Вскоре они уселись у фонтана в компании нескольких порадовавшихся гостям приверженцев шаманского движения. Союзные духи Цвера влились в фонтан, полный похожих на них созданий. Люди передавали друг другу чашу, на дне которой плескалась мутная жидкость, - они пили за встречу, делясь с путниками напитком из корней орнея - растения, дарившего ясность мысли и подкрепляющего внутренние силы.
Когда вежливость позволила приступить к беседе, Лаинь рассказала шаманам, что ищет Рину. Они согласно закивали, когда увидели её образ, спроецированной девушкой в их сознании.
- Мы знаем её, мы знаем, - внезапно прогрохотал один из людей, сидящих у воды. - Вы знаете её, она знает вас.
Приглядевшись к нему повнимательнее, Цвер и Лаинь обнаружили, что этот шаман на самом деле огненных дух, принявший человеческий облик - удобный, чтобы не привлекать внимания и чтобы беседовать.
- Мы ищем её и беспокоимся, - сказал Цвер, направляя на духа сконцентрированную волевую энергию, которая заставляла тех принимать людей всерьёз. Будто представлялся при знакомстве.
Огненный в облике шамана сухо засмеялся.
- Она ушла. Её нашли. Она вернётся к вам. Она справилась.
Лица сидящих вокруг фонтана омрачились.
Рина ушла из леса искать одного из духов огня. Она хотела приручить его, как он хотел приручить её.
Нанизанные на сумрак крылья слегка трепетали. Тёмный хотел спрятаться и уйти, но Терв нагнал его и вонзил теневые лезвия в дарующие силу порождения стихии.
- Что это такое? - нахмурился Крод, вглядываясь в полуматериальный вытянутый силуэт, распятый на дёргающихся крыльях летучей мыши.
- Дух тьмы, проводник некромантов. Похоже, он приглядывал за нами. Вызови Уэтера, - обратился он к Ивейе, - он умеет понимать этих странных созданий лучше меня.
Несколько часов спустя компания искателей обследовала новое ничем не примечательное место, пытаясь опередить шоистрийцев, планировавших, по словам тёмного, прибыть только на следующий день.
- Этого места нет на нашей карте, - сообщил задумчиво Ло-оте-ни, как будто открывая великую тайну. - Не слишком ли многое мы упускаем?
Терв нетерпеливо отмахнулся, продолжив сосредоточенно шагать вслед за Кродом, пролагавшим тропинку среди высокой степной травы. Тьет поднялся повыше в воздух, осматривая окрестности.
- Часы что, спрятаны просто в ямке в земле? Тут совсем ничего нет вокруг, только трава.
- Ты ничего и не должен увидеть, в этом вся суть скрывающего заклятия, - улыбнулся Уэтер. - Именно для этого с нами Лишённые.
Солнце размашисто расцвечивало разогретый воздух, наполненный свежими ароматами полевых цветов. Летний день казался идеально выбранным для неторопливой прогулки по неисхоженным местам. Ивейа тихонько напевала себе под нос, мелкими шагами ступая следом за Тервом. Крод остановился, внимательно вглядываясь в ничем не примечательную траву под ногами.
- Здесь чей-то тайник, - сообщил он спутникам.
Ло-оте-ни аккуратно расчистил указанный участок заклятием, заставив луговую растительность расступиться.
Ирт и Крод взялись за лопаты. В небольшом откопанном металлическом сундучке оказался амулет, звонко завибрировавший от прикосновения Терва. Вихревой портал утянул магов за собой. Дух тьмы оказался достаточно хитрым, чтобы заманить искателей часов в ловушку.
Каменный колодец на первый взгляд выглядел ничем не примечательным. Терв и Уэтер сразу же принялись за осмотр оплетавших его заклятий, но их структура оказалась незнакомой. Лишь несколько минут спустя они обратили внимание на Ло-оте-ни, который стоял в нескольких шагах, оторопело оглядываясь.
- Похоже, это место очищено от течения энергий мира, - прошептала Ивейа. - Как провал в структуре мироздания.
Она коснулась стен, осторожно, как по струнам, пробежала по ним пальцами.
- Терв, давай попробуем выдолбить ступеньки. Может быть немного больно.
В круге зачарованных стен не действовали магические законы миров. Все попавшие туда как будто превращались в Лишённых.
Наложенные на камни чары создавали разрыв в ткани мироздания, оставляя находившихся там беспомощными. Путникам нужно было выбраться как можно скорее, потому что время, которое тьет смог бы находиться в таком месте, было очень сильно ограничено. Существо, созданное из магии мира, не смогло бы существовать без неё. Резонанс движений и звуков, подкрепляемый сильными и быстрыми ударами ножей, не оставил для зачарованных камней шансов. Ивейа умела кричать обжигающе громко и очень хорошо улавливала ритм. Уэтер отчаянно затыкал уши, надеясь, что впоследствии целители восстановят его слух.
- Уже выбрались? - ухмыльнулся смуглый шоистриец. - Всего четверо? А мне говорили об особо опасной группировке. Похоже, эти ребята просто случайно раскопали в поле клад! - крикнул он кому-то неподалёку.
Снова парящий в воздухе тьет анализировал пространство, параллельно приводя себя в порядок после пережитого шока.
- Поблизости нет порталов, - мысленно сообщил он своим спутникам, - но мы сможем уйти через Феос.
Сияющий искрами проход открылся за долю мгновения, пока охранник лениво поджидал приближающихся товарищей, отведя взгляд от незадачливых путников, попавшихся в не им, видно, предназначенную ловушку.
- В Феос смотались, - развёл он руками. - Там им и конец.
- И часто незадачливые кладоискатели мгновенно пропадают в Феосе? - уточнил у охранника колодца его напарник.
- Ну, я уж туда точно не полезу. Вызовем на всякий случай дежурного офицера.
Тёмные вихри едва позволяли удержаться на месте. Ивейа судорожно вцепилась в плечо Терва, чтобы не быть с ним разлучённой. Она пыталась петь, но голос срывали сухие порывы, не давая сложить никакой мелодии. Вокруг Уэтера роились вихревые пчёлы.
- С чего тебе вздумалось их призывать? - спросил его Терв.
Уэтер мрачно промолчал. Ему вовсе не хотелось признаваться, что призываемые явились сами и не слишком желали поддаваться контролю. Ло-оте-ни с усилием вырисовывал в нестабильном воздухе какие-то фоэрийские символы. Когда он закончил, все почувствовали облегчение, хотя ветер не стал тише. Вихревые пчёлы послушно окружили путников коконом.
- Нужно поскорее уходить, - сообщил тьет. - Мы попали в изнанку Эуцерейна. К счастью, недалеко от границы.
Эуцерейн, заповедное место, был известен как кладезь знаний. Украшающие его камни хранили в себе память миров с самого их сотворения и охотно открывали свои тайны всем, кто умел их понять. Единственным негласным запретом для посетителей заповедника было условие: не выходить в Феос. Эуцерейн был излюбленным местом прогулок Изначального Ветра, и его феосская изнанка жила непостижимой и разрушительной жизнью антистихии - хаоса.
Искатели двинулись к границе, не видя вокруг ничего, кроме беспорядочных вихрей и окружавшего их роя. Они ступали, не чувствуя под собой привычной опоры, будто утопая в вязкой тянущей субстанции и паря одновременно. Широко открытые глаза Ивейи сияли, отражая ужас. Ей хотелось говорить, но мысли терялись, когда она пыталась отправить кому-то из спутников мыслеречевой сигнал. Уэтер рассыпался горстью бесформенных теней, хаотично сновавших во всех направлениях. Терв сжимал в руке обжигающую рукоять кинжала, пытаясь не дать ей стечь меж пальцев тонкими живыми струями. Только Ло-оте-ни отрешённо и спокойно парил, будто гармонируя с неукротимыми потоками ветра. Спутники видели его непривычно огромным и ослепительно сияющим силуэтом божественной красоты. Эуцерейн пил силы путников, превращая их в кляксы, разрывая сознание меняющимися контурами. Добравшись до границы, они нескоро смогли собраться, раздавленные тяжким грузом знакомых струй. Вихри остались за спиной вместе с теневыми пчёлами. Только тёмное переливчатое марево позади и неясные разбросанные силуэты. Когда руны Ло-оте-ни погасли, четвёрка увидела, что возле границы их ждали. Трое высших шоистрийских магов отправились проверить, те ли, кого они искали, неожиданно ускользнули из колодца, который считался идеальной тюрьмой. Два некроманта уже были рядом, уловив точку выхода, когда искатели вырвались из объятий Эуцерейна. Сконцентрировав измотанное сознание, Терв заблокировал первый предупредительный удар, поставив лёгкий щит, усиленный мощью Феоса. Некромант опасался призывать на помощь мёртвых, он не привык сражаться в феосской нестабильности, где так легко потерять нити контроля. Ассасин сжал клинки, обретшая голос Ивейа отступила за спины соратников, заводя мотив, помогающий отринуть страх. Уэтер атаковал, не принимая человеческий облик, набросившись на мага неуязвимыми тенями. Риск был велик - в Феосе можно развоплотиться навсегда - но оправдан: враги существенно превосходили их по силе и опыту. Слепящее аурой тьета жало метательного ножа вонзилось в горло шоистрийца, обездвиживая и обессиливая его. Но на помощь оставшемуся некроманту уже спешил третий маг, проверявший другие точки границы с сердцем хаоса. Стрелой бросился на него призванный Уэтера, теневой вампир, и растаял в шаге, распылённый ментальной защитой. Яркий взрыв энергий, рождённый причудливыми фигурами, выписываемыми тьетом в воздухе, сбил обоих магов с ног, но следом за тем последовала не менее яркая вспышка близкой телепортации, и недавно присоединившийся ментальный маг исчез в подпространстве. Барьер, притянутый ещё не восстановившимся после взрыва тьетом, оказался слишком слабым, - усиливающая песня Ивейи оборвалась недопетой роскошно низкой грудной нотой. Клинок Терва, мгновенно оказавшегося рядом, полоснул горло мага, прежде чем тот растаял новым подпространственным перемещением. Ассасин попытался нащупать сознание помощника, но его призыв рассыпался между десятком беснующихся теней. И тут Терв увидел то, о чём прежде слышал только в легендах. Возле него мелькнул силуэт тьета, бросившегося вдогонку беглецу, и в то же время тьет оставался рядом, золотистыми струями своей магии стягивающий развоплощённого призывателя. Терв броском рассыпающихся ментальных лезвий уложил призванных в отчаянии брошенным товарищами некромантом мёртвых и добил выпитого Феосом заклинателя простеньким огненным копьём.
- Где они? - спросил он у тьета, окутывающего исцеляющими заклятиями принявшего наконец человеческий облик Уэтера.
Ассасин едва сдерживал рвущийся наружу огонь битвы, магия Феоса сводила его с ума, пульсируя на кончиках ножей, заставляя лихорадочно блестеть глаза.
Ло-оте-ни посмотрел на него ничего не видящим взглядом и внезапно начал таять, медленно, как первые неловкие иллюзии новичков. Уэтер поднялся на ноги и провёл рукой сквозь полностью нематериальное тело тьета. Мгновение спустя Ло-оте-ни вынырнул из подпространства, держа на руках бесчувственную Ивейю.
Рине снова снился сон о пламени, раздутом Изначальным Ветром, - его излюбленном сыне. Огонь звал её, нежный и властный, и она не могла сопротивляться его зову. Вихри пламени обжигали её кожу, танцевали вокруг, не давая дышать. Улыбающиеся лица умиротворённых отшельников Поющего леса наскучили ей так давно, что она уже забыла, как стремилась сюда. Огненные сны - всё, к чему она стремилась, всё, что осталось от неё. Ей нравилось чувствовать, как вспыхивают, обращаясь пламенем, её волосы. Рина совсем не стремилась просыпаться, когда в стан отшельников пришёл тёмный маг. Дерево, под которым он сложил свой шалаш, начало чахнуть на второй день. Это на мгновение вывело Рину из оцепенения. Она отметила, что листья вяза разочарованно поникли, и принесла им хрустальной воды из живительного источника.
- Ты наконец-то совершила своё паломничество к священному роднику, - с довольной улыбкой сказала мать стана. - Теперь близок час, когда ты обретёшь то, зачем пришла к нам.
Рина взмахнула руками, и на печальное дерево налетели радужные брызги, взметнувшиеся из принесённого ей ведра.
Тёмный маг застонал.
Час спустя Рина сидела на его коленях у него в шалаше. Он лежал навзничь, раскинув руки, и она прижимала его колени к полу, сдерживала его движения непрочной сетью заклинаний.
- Я был не готов, - стонал Рвриш, - ты пришла слишком рано. Я должен выпить твою душу.
В шалаше, пространство которого было незримо растянуто и охватывало смежный участок Феоса, кроме того места, на котором находился, стоял удушливый запах гниения, в углу шевелилась куча тряпья. Рина неожиданно легко рассмотрела нить, связывающую тёмного с его саммоном.
Вспышка под её пальцами заставила эту нить разорваться. Маг замер, и воскресший мертвец перестал шевелиться. Пахнуть от него от этого лучше не стало.
Рина пожала плечами и вышла из шалаша. Перед глазами плясали вспышки. В тот миг, когда некромант направил в неё ментальное заклятие, навсегда лишающее разума, её огненный дух из снов пришёл наяву. Он наполнил её силой, какой она никогда прежде не ощущала, и дал ей познать, каков на вкус тот дар, которого она жаждала многие годы, раскапывая среди серых будней таланты.
В свой шалаш она не пошла, только кивнула старейшинам отшельников и отправилась восвояси. Её ждал долгий путь.
В вихрях порталов она бы потерялась, но в одной из пересадочных станций Феоса огненный повёл её сам. Она плыла на его обжигающих волнах, пока не остановилась перед порталом, в который он её не повёл. Измученная и какая-то исступлённая, Рина присела на камень неподалёку от мерцающих врат, ведущих в пустыню Шур. Её дух материализовался перед ней. Она видела его вот так, не внутри себя и не в сновидениях, в первый раз, но их долгий контакт оставил свой след - Рина ощущала его родным.
- Хочешь знать имя? - прошелестело пламя внутри сознания, однако совершенно отделённо, непривычно отделённо от неё самой.
- Разве ты не знаешь, чего я хочу? - произнесла она вслух, не рассчитывая слишком на то, что он сможет её понять.
Ей предстояло долгое путешествие по пустыне, которую она должна была пройти пешком и не умереть, испытание для храбрецов и сумасшедших. Рина не считала себя ни сумасшедшей, ни безрассудно храброй, но она была упрямой. Дух успел приручить её, медленно и непостижимо сжигая изнутри, а путешествие по пустыне было единственной возможностью объединить огненного духа и человека в единое существо. Она вдохнула поглубже, отпустила волосы струиться по плечам и шагнула в портал.
Пекло, невыносимое, душное, непригодное для человеческой жизни, обступило её сразу же. Огненный дух спалил на ней одежду, оставив её босой на горячем песке. Она сделала первый шаг, осторожно, как будто пробуя наощупь или на вкус что-то диковинное и манящее. Жара обступала её со всех сторон, но её нежная кожа уже научилась переносить прикосновения огненного. Захватывающая, сдавливающая грудь и обжигающая лёгкие жара не могла разрушить её тело, но могла повредить сознание.
Шаг за шагом покалывающие ступни горячие прикосновения пытались заставить девушку отступиться, упасть в объятия отвергнутой ветром стихии, но Рина продолжала идти, не останавливаясь, не обращая внимания на разрывающую горячую боль. Ощущение времени отступило очень быстро, уступив место неотсчитываемой череде перекликающихся ощущений боли. Рина тихонько пела оды этой боли, цепляясь за неё, как за связующее с огненным духом звено. Она болезненно улыбалась, продолжая ступать по раскалённым песчинкам среди невыносимо высоких температур. Боль и жар полностью заполнили её, захватили изнутри и снаружи, пропитали до кончиков пальцев. Рина взывала к огненному, но он не отвечал. Она чувствовала его защиту, но знала, что этот путь она должна пройти сама. С каждым движением из неё вытекала жизнь, и её сознание преобразовывалось, менялось, обращаясь текущим бешеным пламенем. Она не знала, сколько остановившихся мгновений прошло прежде, чем заискрилась её кожа, прежде, чем волосы объяло пламя, столько раз виденное во сне, её ощущения были настолько притуплены, что она не смогла отследить момент, когда перестройка завершилась и бесконечная боль отступила.
- Ты пришла, - прошипел огненный, заключая её в объятия, в которых они оба переставали существовать как отдельные сущности и ринино "я" потерялось в отблесках пламени. Её глаза обратились лучами, фигура неровным оранжевым пламенем, и сотни лет существования огненного наполнили её своей памятью.
Тихая осень спустилась на Майсену. Первая осень за стенами Академии для Лаинь. Нежная осень, в которую невозможно было поверить в бушующую где-то на границах разрушающую войну. Всего несколько мгновений прошло, казалось, с дней яркого летнего великолепия и вдохновения, а теперь дыхание увядания природы коснулось всего вокруг, будто готовя к долгому спокойному отдыху, предшествующему возрождению. Лаинь так и не приняла решения, чем ей заниматься дальше, и дни её проходили в прогулках, размышлениях, встречах и беседах. Она уверенно бродила по Феосу, учась чувствовать, когда ветер примется играть в своих владениях, и ускользая вовремя, чтобы не помешать его буйству. Иногда она находила Цвера, и держала его за руку, и чувствовала, что жизнь её полна и правильна. Сегодня Цвер был далеко, и она не искала ни с кем встреч. Пройдя через портал, она окунулась в феосское отражение столицы. Каждый раз, выходя из зоны, где собирались для тренировок и общения молодые маги, она удивлялась, потому что места изменяли свои очертания, будто перекраиваясь, и ей никогда не удавалось расставить всё по местам, уловить несуществующие закономерности. Ветер приходил почти каждый день и менял ландшафты, перерисовывал пейзажи, подправлял энергетическую картину местности. Сегодня перед ней лежала поросшая травой равнина, и казалось, что эта трава росла здесь всегда и не было вовсе уверенно протоптанных дорожек, и холмов, и каменных полуразрушенных зданий, среди которых девушка бродила пару дней назад. Лаинь шла, вдыхая запахи, оставленные Ветром, и ощущала в них осень. Она оступилась, не заметив возникшей на пути ямы, и вокруг поднялась пыль. Отверстие в земле приглашало к исследованиям, и Лаинь пошла по плавному спуску, ведущему в подземелье. Вокруг сгустился мрак, и она перестроила зрение, чтобы видеть в темноте хрупкие рыхлые своды подземного тоннеля. Когда перед ней возник барьер, она просочилась сквозь него, не оставляя следов. За завесами обычно скрывается самое интересное.
В подземном зале лёгкая магическая дымка клубилась вокруг толстой старой книги. Лаинь протянула руку, и страницы зашелестели, и артефакт мягко лёг ей в руки. Она пыталась читать причудливые символы, разгадывать их значение, но они оставались непонятными, какими никогда не бывали для мага человеческие языки. Обратившись к энергиям Феоса, Лаинь закрыла глаза и провела пальцами по открытой странице. Она почувствовала, как засветились магической аурой начертанные руны, как стали складываться в её сознании передаваемые ими образы. Ей почти удалось прикоснуться к скрытым в древнем артефакте знаниям, когда, долей мгновения после вспышки телепортации, слабый разряд электричества отбросил её от книги. В темноте пещеры она встретилась со светящимся взглядом смуглого пожилого шоистрийца. Его воля проникла в её сознание, придирчиво осматривая её помыслы и намерения. Лаинь спешно принялась строить барьеры, пытаясь вытолкнуть из головы незваного гостя, но её попытки рассыпались смешными искрами-осколками.
Незнакомый маг закрутил воронку портала вокруг неё и забрал её с собой. Водоворот раскрутился в подземном зале, как две капли похожем на тот, в котором была заключена книга. Лаинь измерила преодолённое расстояние и поняла, что они совсем недалеко от места, где встретились, скорее всего, в том же подземелье. Шоистриец неторопливо и внимательно опутал девушку сковывающими заклятиями, блокировав для неё глубокие обращения к магии, способность к быстрым перемещениям и телепортациям, и утишил её эмоциональный фон, предотвращая попытки агрессии, а затем столь же неторопливо уютно устроился в кресле, по всей видимости, привычном и удобном для него.
- Я так давно охраняю Лагадру, что, наверное, потерял счёт времени. Что мне с тобой делать, дитя? - спросил он немного растерянно.
- Отпустить, - просто ответила она.
- Ты посягнула на святые тайны, - в голосе мага слышалась усталость.
Он повторял множество раз сказанные слова, и новых слов давно не рождалось в его закоснелом мозгу.
- Вы же сканировали меня и знаете, что у меня не было никакого злого умысла и что я не враг вам.
- У меня нет врагов, - констатировал маг, и в тоне его слышалось, что слова девушки кажутся ему редкостным вздором. - Давно.
- Тогда вы могли бы рассказать мне о книге и о том, почему вы охраняете её, - предложила Лаинь.
- Книга - это ключ к пониманию между расами людей и духов. Много веков назад её создали стихийные духи для людей, с которыми были связаны. Много веков назад я был приставлен охранять её. Много веков никто не приходил за книгой.
- Обидно, что такую интересную книгу спрятали так хорошо, что никто не знает о ней, - улыбнулась пленница.
Маг промолчал. Потом поднялся и жестом позвал её пойти за ним под свод арки, ведущей из зала.
- Ты должна быть уничтожена, - сообщил он буднично.
Уничтожена в крошечной нише среди подземного туннеля хранителя книги. Лаинь не сомневалась, что сил мага достаточно, чтобы убить её, не оставив почти никаких колебаний в ткани мироздания и не потревожив тонкую структуру Феоса. Она попробовала прикоснуться к нему мысленно и ощутила исходящую от него усталость, бесконечную усталость одиночества. Когда-то хранитель был человеком, но, похоже, уже давно перестал им быть, оставшись проекцией собственной и чьей-то ещё мощной магической воли.
- А вам никогда не хотелось... освободиться? - спросила она. - Перестать охранять?
Он покачал головой. У него не было желаний. Он обездвижил Лаинь и принялся рисовать вокруг неё какие-то ритуальные сети заклятий. Интересно, кому она будет принесена в жертву этим ритуалом?
Каналы мыслесвязи не работали, но Лаинь не оставляла попыток докричаться до помощи, неустанно посылая сигналы на все мыслеобразы, которые хранились в её памяти, даже ощущая, что это бесполезно, как вопль без единого звука из запертой комнаты. Хранитель был нетороплив. Ему всё ещё оставалось несколько штрихов для завершения ритуального рисунка, когда в арке, ведущей в зал хранителя, появилась тонкая смутная фигура. Острые ножи незнакомого заклинания стёрли незаконченный чертёж на песке. Вспышка трепещущей тьмы стёрла хранителя, выражение лица которого сохранило свою спокойную усталость даже в момент смерти. С Лаинь спали все путы.
- Спасибо, - сказала Лаинь.
И испытала острое сожаление, что никогда не сможет попытаться вернуть к жизни этот закоснелый отпечаток прошлого - охранника, который слишком долго охранял.
Она пошла вслед за своим спасителем по тёмным однообразным коридорам, расширяющимся время от времени в похожие друг на друга залы.
- Как Вы меня услышали?
- Ты громко звала, - глубокий голос, обезличенный, похожий на все слышанные когда-то голоса и не являющийся ни одним из них.
- Может быть, не стоило вот так с ним, может быть, можно было что-то сделать, чтобы он продолжил... жить? - начала Лаинь.
Фигура в плаще отправила ей мысленный эмоциональный образ, и девушка смолкла. У неё нет права задавать вопросы, с ней не хотят говорить. Несколько нот эмоций, более понятных, чем слова. Она пыталась разглядеть своего спутника, но у неё ничего не выходило, образ смазывался. Она подумала, что спасший её чем-то похож на хранителя, от которого её спасли, но не могла понять, чем именно.
В зале с книгой спутник Лаинь остановился.
- Уходи, - прозвучало безапелляционно.
Девушка пошла прочь.
Белэсс сняла плащ и бережно завернула в него книгу.
Война была противоестественной, невыносимой и неизбежной. Тьеты не воевали. Таков закон рода. Таков закон общности. Феора была отгорожена от мира людей естественными барьерами рельефа и течениями магических энергий. На территории тьетов никогда не претендовали. В давние дни шоистрийской экспансии люди быстро оставили попытки покушения на территории Эсвейна и Феоры, поскольку противники такого магического потенциала были не по зубам даже обученным военным некромантам и ментальным магам.
Волна человеческих воинов разбилась о границы магических народов, не дойдя до реальных сражений. Шоистрийцы попытались пройти через Феос, и больше их многомиллионной армии никто не видел. Ни тьеты, ни эсвинцы не убивали их и не участвовали в военных действиях. Идея насилия никогда не импонировала ни одному, ни другому из магических народов двух миров. Отдельные представители этих народов иногда имели склонность вмешиваться в человеческие разборки и могли живо интересоваться ими, как читают с интересом книгу, рассказывающую о бесконечно далёком и чуждом, и представляют себя на месте её героев. Между собой Феора и Эсвейн всегда пребывали в состоянии безразличного мира. Немногочисленные конфликты решались дежурной политической беседой и соответствующей контрибуцией. Обострение спорных ситуаций в последние годы не вызывало ни у кого мыслей о возможности действительного противостояния. Бесконечно тянущееся разбирательство касательно доступа для тьетов в воздушное пространство Эсвейна давно потеряло свою остроту и служило причиной лишь для политических препирательств.
Когда лето перешагнуло порог, всё рухнуло. Напряглись, изогнулись, спутались нити мироздания.
Но-Фиа-Ня приложила руки к вискам.
- Наше общее сознание изменилось, - сказала она. - В нём фальшивые ноты!
Фальшь ворвалась внезапно, потоком, исказила мысли, как исказила токи мировых энергий. Она повлекла за собой немыслимые прежде поступки и беды.
В тот день Рья-Туи-Ня, дитя парящего города Оро-Дира, путешествуя мысленно по Эуцерейну в поисках знаний, наблюдала, как эсвинец заключил порочащую мыслящее существо связь с духом фонтана, и убила обоих, разрушая противоестественный союз.
В тот день эсвинский врачеватель Оот, состоящий на службе у одного из высших тьетов, совершил ошибку и пустил энергии обратного тока по сети массажных устройств и был казнён.
В тот день группа юных эсвинских путешественников, одурманенных будоражащим нервы заклятием, запрещённым к применению, но тем не менее применяемым особо падкой до острых ощущений молодёжью, замучила двух тьетов попытками насильного вступления с ними в плотскую сексуальную связь, вызвав отклик волнения в тьетском общем сознании.
В тот день правительство Феоры в одностороннем порядке признало воздушное пространство Эсвейна принадлежащим тьетам.
В первый день осени, три года спустя после пророческих слов эсвинца Эма, началась война между Эсвейном и Феорой.
По обеим странам прокатились разрушительные волны стихий, сметающих всё на своём пути, сравнивающие небо и землю, смешивающие с земной пылью небесные города, и забесновался в Феосе потревоженный Изначальный Ветер. Невероятных масштабов разрушения, вызванные совместными усилиями тысяч магов, практически сровняли с землёй две много веков мирно соседствующие цивилизации.
- Ты слышал? - заструился тонкий голос Ливейры в сознании Эма. - Все города разрушены.
Эсвинец, опасаясь открывать в нестабильной, искорёженной слишком сильными воздействиями ткани мироздания собственный портал, воспользовался ближайшими доступными стабильными порталами, чтобы оказаться рядом с ней как можно скорее. Их пальцы переплелись, их волосы опутали друг друга облаками.
- Мы должны идти.
- Может, можно ускользнуть?
- Никто не ускользает от общей тревоги, - улыбнулась Ливейра.
Растерянные понесёнными потерями, незнакомые с понятием войны правительства приняли решение об остановке массированных атак и переходу противостояния в дуэльную форму. Пока маги созидания восстанавливали разрушенные города и успокаивали волнения течения энергий мира, остальные жители стран, согласно постановлению о всеобщей мобилизации, сражались с противником в стабильных секторах пространства, накручивая счётчики поражений и побед. Стабильные сектора, похожие на замкнутые камеры, дополнительно оборудовались защитными барьерами, чтобы битвы не затрагивали и без того истончённую ткань миров. Каждый эсвинец и каждый тьет, не занятые на восстановительных работах, должны были внести свою лепту в дело бессмысленной войны.
- Нас разделят?
- Не думаю. По их постановлениям, дуэльная группа может включать до четырёх участников.
Их противниками оказались два тьета, первая волна ауры которых предсказала напарникам неоспоримое поражение. Два тугих узла энергий схлестнулись и разошлись, оставив разноцветную вспышку. Тихое сосредоточенное спокойствие, которым Эм окутал Ливейру, помогло сконцентрироваться и избавиться от давящего ощущения предстоящего проигрыша. Магический потенциал противников был иллюзией, подкреплённой подключением к общему сознанию. Благодаря знаниям о том, какой бывает сила изнутри, они смогли внушить эсвинцам, что неотвратимо превосходят их. Тьеты действовали как единое целое, потому что для них невозможно было иначе. Эсвинцы объединялись, сохраняя внутреннюю самобытность и индивидуальные особенности. Ливейра атаковала точечными ударами, острыми и тонкими, взрезая защиту тьетов ранами, сквозь которые сочилась их сила. Эм аккумулировал эти ростки силы, вкладывая их в следующий удар, обращая энергию противников против них самих. Сочились раны, искажались рисунки магических воздействий. Атаки тьетов, похожие на клубящиеся облака, опутывали, смешивали потоки сознания, рассеивали. Ливейра била сквозь дым, и порезы от её ударов становились всё тоньше, пока не перестали наносить хоть какой-то урон облачному дыму тьетской энергии. Тьеты закрылись своими рассеянными потоками, защитившись лучше, чем могли бы прямыми блоками. Разум, не сосредоточенный ни на чём, не поймать в ловушку. Эм прислушался к памяти, оставленной контактами с духом ветра Сирасмом, и его сознание превратилось в ветер и закрутило смерчем сознание Ливейры. Ветер разметал ядовитый расслабляющий дым врагов, ударил новой неуловимой силой. Снова схлестнулись объединённая воля тьетов и вдохновлённая стихийной подпиткой энергия эсвинцев, и рассыпался фонтан переливчатых нематериальных искр. В следующей атаке Ливейра почувствовала, что её энергия истощается, иссякает, и Эм наполнил её своей силой, снова позволяя сражаться на полную мощь. Тьеты построили цепкий капкан для сознания, но эсвинцы просочились сквозь его белёсые стены, разметав их на хлопья. Хлопья волей Ливейры обратились острыми льдинками, разрушающими разум, и контратаковали.
Внезапно сила нападавших тьетов ослабела вдвое. В физическом мире парящее тело магического создания медленно и плавно опустилось на землю и застыло на ней, беззащитное, бессильное, мёртвое. Посылая новую смертоносную волну энергии, Ливейра на мгновение ощутила бессмысленность этой битвы и искусственность их противостояния, и волна разлетелась брызгами пара, и сквозь неё пронеслась оглушительная, полная отчаянной, живой боли, ответная атака. Невыносимый жар опалил эсвинку, не погубив её только благодаря своевременному рассеивающему блоку Эма. Испытав мгновенное удивление от его эмоциональной подпитки, наполнившей её юношеской уверенностью и волей к победе, она сосредоточилась на следующей волне хлёстких ударов, вынудивших противника уйти в глухую защиту. Энергии эсвинцев сплелись между собой, заполняя слабые места, и гибкий прочный хлыст отбросил, оглушил тьета на мгновение, которого однако не хватило для следующего удара. В новой атаке тьета что-то изменилось. Исчезли жаркие ярость и боль, исчезла рассеянная хитрость, осталось только невероятная, оглушающая пронзительность, обезоружившая эсвинцев. Энергетические волны били их, не оставляя шансов отразить или заблокировать их, и Ливейра и Эм наполнялись изнутри невыносимой болью, пропитывались ею, теряя последние силы. Боль затмила всё вокруг, заполнила тёмными бесформенными пятнами, подменила собой многоцветье мира и, нарастая, дошла до пика. А потом всё закончилось.
- Победа Феоры, - констатировал тьет-наблюдатель. - Трое выживших.
Ливейра открыла глаза среди ослепительного солнечного света. Эм прикоснулся к ней тепло.
- Теперь мы можем ускользнуть? - спросил он, заранее зная ответ.
Миллионы мгновений разрывающей тишины. Ни звука голоса, ни звука шагов за спиной. Бесконечная обречённость, непривычная пустота, из которой не выбраться. Терв пересекал часы за часами, не ощущая их течения. Он искал поддержки, которой не мог получить, он пытался услышать голос, который больше не мог зазвучать. Прошло несколько недель или несколько вечностей с тех пор, как он отошёл от постели Ивейи. Она так и не пришла в сознание, и у него не было шансов сказать ей слова прощания. Его мысли остановили своё течение в тот миг, когда он понял, что она дошла до точки невозврата в своём путешествии от жизни к смерти. Внутри него чёрными искрами рассыпалось ощущение разорванной связи. Много лет она была его верным и неотрывным спутником. Когда он был бесшабашным талантливым ребёнком, она однажды появилась рядом, и он взял её за руку. Он понял, что ему нужно обязательно показать ей всё то, что он находил удивительно интересным. Трепет и страсть их первого поцелуя открыла для него дорогу в Феос, которую он уже давно и жадно искал. А когда он услышал её песни, он сумел открыть для себя видения будущего и материализовал свои призрачные клинки. Никакое торжество тщеславия, никакие победы в становлении не дарили ему такого вдохновения, какое могла подарить невысокая светловолосая девушка с проникновенным и нежным голосом. Терву уже давно казалось, что он не помнит ничего о том, что было прежде, до момента их знакомства, и что его жизнь началась в тот день, когда он встретился с ней глазами.
Отдав дань праву лидера на скорбь, Уэтер решился побеспокоить его, чтобы сообщить новости.
- У нас есть пара новых зацепок по поводу мест, которые стоит проверить. Я рискнул отправить Ло-оте-ни и Ирта в небольшую долину на юге Мейсарала, и они говорят, что всё чисто. Но некроманты могут оказаться там раньше нас, если мы будем медлить.
Терв кивнул. Его потухший взгляд не давал никакой уверенности в том, что он слышал или понял сказанное.
- Терв, мы отдали уже много дней наших жизней этим поискам. Мне не хочется говорить банальностей о том, что не стоит отдавать мир на растерзание некромантов, нам по-прежнему нужны часы. Терв, они перекраивают события, понимаешь? Переписывают историю...
- Поворачивают время вспять, замедляют и ускоряют его течение, - рассеянно проговорил ассасин. - Даруют власть изменить ход времени и шаги миров по временной оси.
Уэтер убедился, что его недосказанное послание дошло до адресата. Ему не хотелось вселять в Терва веру в то, что артефакт сможет воскресить Ивейю, ему не хотелось брать на себя ответственность, когда он, как и все остальные, не знал ничего, кроме смутных легенд о Часах Судьбы. Но он не знал другого способа растормошить лидера, потерявшего почву под ногами. Уэтер не мог допустить, чтобы их миссия оборвалась и осталась незавершённой, а Терв был ключевой фигурой в её осуществлении, он был связующим звеном между искателями, и Уэтер не мог принять на себя лидерство над остальными членами их небольшой группы.
Проверка южной долины была благополучно запланирована.
- Тут красиво, - сказал Крод, когда они с Тервом сидели на холме, наблюдая за ветром, гуляющим волнами по траве.
В его словах не слышалось ни капли сожаления о том, что зацепка оказалась очередной пустышкой, и защитные чары, сквозь которые могли глядеть Лишённые, охраняли всего лишь тайник с личными вещами какого-то древнего мага, не представляющими ни малейшего интереса.
- И знаешь, очень свободно, примерно как в том месте, которое я выбрал для своих разработок. Ты давно не приходил проведать, как идут дела. Может быть, сейчас самое время? Всё равно для путешествия в Эсвейн нужно подождать, когда активность восстановительных работ немного снизится. Вам с Уэтером придётся тяжеловато в сейчасошних условиях их сногсшибательной магии.
- Знаешь, а ты прав, - вдруг ответил Терв. - Твои странные штуки - это именно то, на что мне сейчас стоит посмотреть. Сколько ты уже набрал себе в команду товарищей?
- Нас только четверо, не считая наёмных работников. Иногда Ирт помогает, но он не изобретатель и не инженер, хотя я и благодарен ему за инспекционные проверки и полевые тесты. Хочешь поехать со мной или встретимся возле "полигона"?
- Кто же откажется от путешествия в диковинном устройстве, созданном без капли магии?
- Маг вроде тебя, - улыбнулся Крод. - По крайней мере, это в твоих привычках.
Летательный аппарат Крода отвратительно вонял и двигался рывками, в отличие от плавного хода привычных повозок и летунов.
Терв осторожно оплёл себя заклинаниями, укрепляя вестибулярный аппарат и снижая чувствительность к запахам. Крод не заметил его манипуляций, потому что был слишком сосредоточен на том, чтобы следить за показаниями своих странных приборов и управлением тяжёлой воздушной машиной. Приземление было болезненным - тряхнуло так, что заложило уши и из глаз брызнули слёзы. Но у Крода вид был совершенно спокойный и даже довольный, значит, посадка прошла штатно.
- Представляешь, - рассказывал Лишённый, - мне попались исследования и разработки, которые проводились в области техники, работающей без магии, ещё до меня. Один из инженеров, который работает со мной, добыл их через какие-то свои источники, и благодаря этим документам мы вышли на совершенно новый уровень. Я никак не мог разобраться, как заставить материал работать не на сжатие, а на растяжение...
Речь Крода сбилась на термины, в которых Терв не понимал ровным счётом ничего и которые он слушал так же, как Лишённый мог слушать его рассуждения об управлении энергиями миров в его магических сетях. Все эти непонятные слова были очень забавны и интересны, но давали только самую общую идею о том, о чём, собственно, шла речь. Терв не особенно прилежно учился в базовой школе и не помнил практически ничего даже об элементарных физических законах. Крод же посвящал всё своё время, не отведённое под поиски артефакта, инженерным изысканиям по созданию всевозможной техники для Лишённых. В Феосе и Циасе их обитало настолько мало, что их привыкли не брать в расчёт. Большинство населения даже не подозревало об их существовании или считало их чем-то вроде выдуманных легенд или диковинных созданий, которые, вполне вероятно, обитают где-то среди бесконечного многообразия жизненных форм, но встреча с ними практически исключена. Найти двоих Лишённых для поисков Часов было результатом весьма долгих и кропотливых поисков Терва, а теперь ещё двое из них работали вместе с его другом над их проектом. Они день за днём изобретали приборы и аппараты, работающие без малейшего применения магии.
О приближении к "полигону" заранее предупреждал резкий и удушливый запах дымящих труб. Неторопливо вырывался из них грязно-серый дым. Терву даже задумываться не хотелось о том, что они там сжигают для получения энергии и в какие ещё цели преследуют, порождая это зловоние. В первое своё посещение заводов и лабораторий, оборудованных Кродом, он пришёл в ужас и прислал знакомого мага-эколога, чтобы тот настроил очистные сооружения и подпитал флору, окружавшую изуродованный кусок пространства Циаса. С тех пор Крод и его товарищи могли наслаждаться приятными лесными прогулками, как только покидали свой "полигон". С далёкого последнего визита Терва и в самом деле произошли бесчисленные изменения. Механические создания, похожие на големов, металлические роботы прислуживали изобретателям, исправно выполняя множество видов работ. Странные железные машины без тени магического отпечатка, без камней энергий, проворно сновали между станками и бесконечными приспособления для изготовления других приспособлений. Терв наблюдал за всем этим непрерывным и упорядоченным движением и в очередной раз удивлялся тому, насколько иначе Крод видит мир, и испытывал отголоски радости от того, что однажды появился рядом с юношей в нужный момент, чтобы отвести от него смертельную опасность, и тем самым позволил воплощаться в непонятных беспрекословных машинах его жажде созидания.
- Собственно, мастер, я позвал тебя, чтобы показать последнюю разработку, - произнёс Крод, проводя Терва сквозь ряд помещений и выбираясь в огромный ангар, посреди которого стояла устремлённая ввысь обтекаемая конструкция многометровой высоты. - Помнишь наш проект по запуску спутника в космос? Эта ракета позволит нам выбраться на орбиту самим!
Терв не понимал, что интересного и манящего может быть в посещении орбиты планеты. Вакуум космоса казался ему весьма непривлекательным местом для существования. Среди обитателей двух миров встречались те, кого притягивало космическое пространство, но для Терва оно было всего лишь пустотой, в которой тёплыми сгустками светятся звёзды и планеты. Тем не менее, во взгляде Крода сверкали те самые искорки, которые вели его к самым небывалым свершениям и рождали в нём невероятное воодушевление.
- Красивая, - задумчиво произнёс Терв.
Было что-то очень эстетичное в тонкой устремлённости ракеты ввысь, что-то отдающее ощущением свободы.
- Я подумаю о путешествии к звёздам.
Крод довольно улыбнулся. Если что и может помочь мастеру продолжить двигаться дальше после того, как затянутся неизлечимые раны, то это звёзды.
Осень - непривычное время для внезапной недели каникул, которая выдалась Файрену в связи с тем, что именно это время выбрал его наставник из Палаты Провидцев, чтобы отправиться в путешествие, в котором он не нуждался в сопровождении неопытного ученика. Внезапная пауза нарушила жизненный уклад юноши, в котором интенсивное обучение и работа переплетались так плотно, что редко удавалось выкроить время на что-то, кроме них.
- Знаешь, в одном из видений Рина приходила ко мне, - рассказал он Лаинь, когда они сидели на берегу пруда и любовались плавающими в них рыжими листьями.
Видений было слишком много, чтобы каждое из них было столь же значимым, как прежде, когда они приходили редко и запоминались надолго. Беда провидцев, теряться между настоящим и грядущим, между тем, что здесь, и тем, что вдали, уже успела коснуться молодого волшебника. Он не вспоминал о приходе Рины непростительно долго, и слова давались ему с трудом, но Лаинь была именно той, с кем ему хотелось говорить об этом.
- Мне кажется, я больше не запоминаю снов, чтобы освободить свою непослушную перегруженную память, - пожаловался он.
Лаинь накрыла его руку своей.
- Она говорила с тобой?
- Она улыбалась мне. И горела.
- Духи сказали, что она придёт к нам, - проговорила Лаинь. - В твоём видении, ей не была нужна помощь?
Файрен задумался и покачал головой.
- Нет, она была довольна, как будто бы очень горда собой. Ей было хорошо в её пламени. А мне стало хорошо оттого, что она не забыла меня.
- Подождём новой встречи, - сказала девушка.
Файрен не был уверен, что стоит просто ждать. Чувство вины и осознание краткости передышки перед тем, как его снова затянет в его недавний и уже привычный образ жизни, будили в нём жажду деятельности. Он воскрешал в своей памяти лицо Рины, каким видел его в своём пророчестве, и находил в его выражении нечто пугающее, незнакомое, заставлявшее задуматься. Его тянуло совершить путешествие, и закрытые в связи с военным положением границы очень мешали этим планам. Файрен не решился обратиться к Лаинь, чтобы получить ключи от порталов, и избрал более сложный путь. Пустырь, на котором собиралась молодёжь, по-прежнему изобиловал возможностями для новых знакомств, в том числе таких, которые могли позволить совершить нечто не совсем легальное. У юноши не было опыта заведения полезных связей, но, тем не менее, ему удалось свести знакомство с ребятами, которые имели подходящую репутацию для того, чтобы обратиться к ним с интересующей его просьбой.
Встреча была назначена в Феосе, не слишком далеко от пустыря. Когда Файрен подходил к точке встречи, перед глазами его мелькнуло вспышкой краткое видение незнакомого неба, плотно затянутого тёмными, почти чёрными облаками. Он заблокировал его. Неподходящее время для пророчеств.
Знакомых на месте встречи не обнаружилось. Две фигуры в длинных плащах ожидали его. Когда Файрен приблизился к ним, он почувствовал, как, будто исподволь, подкрадываются к нему чужие сети заклятий, но не успел вовремя среагировать, и оковы захлопнулись на нём.
Пробуждение было болезненным. Тело затекло от долгого бессознательного нахождения в неудобном положении. С тихим стоном Файрен сел, попытался слегка размять непослушные мышцы, огляделся вокруг. Он находился в какой-то палатке, не слишком уютном походном жилище, лишённом подсказок о том, кто его обитатели и что им может быть нужно. Впрочем, долгого ожидания в неизвестности не последовало, довольно скоро в палатку вошёл шоистриец. Он не счёл нужным приветствовать пленника или что-то ему объяснять, просто ворвался невыносимой силой ментальной магии в сознание Файрена, не оставив никаких шансов поставить блок. Магия стимулировала память, и её картинки поплыли перед глазами Файрена, доступные и читаемые. Бесконечные хаотично пляшущие образы явно не удовлетворили шоистрийского мага. Он ослабил заклинание, открывавшее перед ним мысли и память юноши, и отвлёкся на послание мыслеречевого сигнала кому-то за пределами палатки.
- Не люблю работать с провидцами, - поморщился ментальный маг, когда его напарник присоединился к нему. - Их мысли ещё более расплывчаты, чем у обычных людей. Уступаю тебе контакт, я на подпитке.
Новоприбывший перехватил управление сознанием Файрена. Юноша почувствовал, как в его поток мыслей направляют образ Кридена, его наставника, и как память выдаёт воспоминания, связанные с этим человеком и их взаимодействием. Файрен всё ещё предпринимал слабые попытки сопротивления, он не хотел служить источником информации для шоистрийцев вне зависимости от того, что, собственно, им было от него нужно, но попытки не приносили результатов, в его голове копались уверенно и спокойно, даже не замечая его робких потуг.
- Ты уверен, что это тот самый мальчишка? - спросил один ментат другого.
- Да, это он, - подтвердил второй маг.
Когда шоистрийцы ушли, Файрен почувствовал себя опустошённым. Голова пульсировала ноющей болью, тело, обретшее чувствительность, казалось бесконечно ватным и неуклюжим. Он осмотрел палатку в поисках защитных барьеров и нащупал достаточно сильные ограничения, чтобы не пытаться её покинуть. Тогда Файрен попытался сосредоточиться на увиденных им магах и вызвать видения, которые помогли бы узнать хоть что-то о них и, может быть, о том, что ему уготовано.
И снова его окружили чёрные тучи незнакомого неба. Файрен смотрел на них, и его наполняла бесконечная печаль, и ему становилось так неуютно, что хотелось бежать, бежать любой ценой, лишь бы вырваться из-под этого беспросветного тяжёлого искажённого неба. Усилием воли он отвёл взгляд и увидел смутные силуэты, бродящие под мрачным небом, мёртвые, живые, пропитанные запахом смерти. Он оказался в лагере некромантов в Долине Мёртвых.
Когда за ним пришли, он старался сохранять спокойствие, но это было непросто. Коричневый полог палатки оставался последним прибежищем между ним и беспощадным исковерканным небом. Магам пришлось настойчиво подтолкнуть юношу, чтобы убедить его покинуть неприветливое убежище.
А потом наступила бесконечная боль.
Скованный цепями, напитанными рунами оков, Файрен провёл, по его субъективным ощущениям, пару вечностей, будучи подопытным для исследований шоистрийских магов. Как он понял из обрывков разговоров, его забрали в первую очередь именно для этих экспериментов, а не для того, чтобы считать не слишком ценную информацию о Кридене. Его кандидатура показалась чрезвычайно привлекательной, так как его сознание было признано особо прочным из-за того, что он однажды имел неосторожность подсоединиться к тьету и не пострадал от этого. Его случай был очень редким, если не уникальным, и ментальные маги решили, что юноша прекрасно подходит для испытаний разработанных ими заклинаний.
Они насылали на него видения, которые были куда реалистичнее его пророческих. На его глазах погибали в мучениях те, кто был ему близок и дорог, на его глазах разрывался и умирал Циас, и обломки его сгорали в беспощадном пламени. Он познал все глубины одиночества, отчаянья, неудачи и беспомощности, и разум отступал перед захлёстывающими, рвущими эмоциями. Он прожил одну за другой несколько жизней, он обретал несуществующую память о небывшем и затем терял рассыпающиеся на осколки придуманные достижения и ценности. Он испытывал всепоглощающий животный ужас перед тем, что видел, ему перехватывало дыхание от обрывов, с которых он срывался, чтобы лететь в бездну, он сражался с химерами, и они побеждали его, наполняли его и присваивали.
Но стойкое сознание не разрывалось и сохраняло остатки связей с реальностью.
Пламя пришло внезапно. Оно сжигало живых и мёртвых, оно опалило само невыносимое небо, и в Долине Мёртвых на мгновение стало светло, оно сожгло цепи Файрена, и боль от ожогов отрезвила его истерзанное сознание. Пламя улыбалось улыбкой Рины, гордой, заносчивой и беспощадной Рины, такой, какой она была в его видении. Пламя утянуло его в Феос, закружило неведомыми путями огненных духов в вихрях перемещений. В конце головокружительного путешествия он оказался на феосской изнанке возле Поющего Леса. Рина, выглядевшая той самой светловолосой медлительной красоткой, какой он её знал, участливо поддерживая его, привела его к Гизу и усадила на диван. Она наложила несколько простых целительских заклятий, чтобы помочь восстановить силы, и мастерски залечила оставленные её прикосновениями ожоги непонятной Файрену магией огненных духов.
- Я очень рад тебя видеть, - прошептал Файрен, задерживая в ладонях её обжигающе горячую руку.
- Я тоже рада повидаться, - ответила Рина, всё ещё похожая на себя, а не на беспощадный огненный вихрь. - Но мне пора уходить.
- Почему?
- Мне надо отдохнуть, - вздохнула она. - Здесь слишком холодно.
Девушка поёжилась, как будто от холодного ветра, несмотря на то, что в доме было тепло.
- Тогда до встречи.
- Увидимся, - сказала она и медленно пошла к двери. - Позаботься о нём, он ещё слаб, - добавила Рина, обращаясь к приютившему их Гизу.
За дверями зашипел огненный вихрь, возвращаясь домой в Шур.
Спокойный вечер в компании друзей стал приятной тихой гаванью для Лаинь среди общего ощущения напряжения, сквозящего в событиях и разговорах, напряжения, порождённого войнами и катаклизмами по всему миру. Давно уже они не собирались так, как сегодня, давно не было так легко и весело среди шуточек Гиза и тёплой уверенности Цвера. Файрен впервые казался совсем оправившимся от посещения Долины Мёртвых, и Нуэдер не выглядел мрачным, как в иные вечера. Может быть, оттого, что его внимание приковывала к себе длинноногая коллега Файрена из Палаты Провидцев, Руя, которая в последнее время нередко присоединялась к их компании, а вовсе не печальные мысли о прошлом. Лаинь возвращалась домой в хорошем настроении и думала о том, как ей хотелось бы, чтобы подобных уютных вечеров было побольше. Внезапно она почувствовала неожиданной силы магическое воздействие где-то поблизости. Вспышка магии была такой яркой, что Лаинь даже испугалась немного. Она попробовала прислушаться, определить направление, в котором произошло воздействие, но у неё не получилось. На всякий случай Лаинь окружила себя базовыми защитными барьерами, а затем осторожно продолжила путь. За поворотом дорогу ей внезапно преградил портал. Открытый портал телепортации. Посреди улице Майсены в Циасе. Портал, которого здесь прежде не было. Все естественные и искусственные порталы Мейсарала и Шоистрии вели в параллельные точки Феоса, а перемещения в пространстве происходили между сетью порталов Феоса. Непосредственно в Циасе порталы телепортации открывались только в исключительных случаях и требовали совместных усилий нескольких подготовленных магов. Возможно, Лаинь столкнулась с феноменом "переносного портала". В непроверенных источниках она читала о том, что существует теоретическая возможность свернуть портал заклинанием и "заморозить" на время его действие, после чего структуру портала можно перемещать в пространстве до тех пор, пока не потребуется его открытие. В признанных официально книгах такая технология отрицалась. Тем не менее, перед Лаинь сиял, по всей видимости, вполне готовый и рабочий портал. Лаинь отступила на шаг и приступила к подготовке заклинания перемещения, но вдруг почувствовала, что энергии не повинуются ей. Они скользили, неуловимые, текли вокруг неё, отказываясь привычно подчиняться её воле. В свете портала возникла мерцающая фигура женщины в длинном платье. Фигура простёрла руку к порталу, приглашая Лаинь ступить в него. Казалось, что фигура парит невысоко над землей. Женщина выглядела смутно знакомой, но Лаинь не могла понять, кого же она ей напоминает. Хлёсткие чёрные волосы рассыпались по плечам, как живые, и затихли. Фигура приблизилась, и мерцание портала перестало скрывать её от Лаинь. Она присмотрелась к чертам лица незнакомки и поняла, что не видела её прежде. Но лёгкое ощущение узнавания не оставило её. Лаинь развернулась, чтобы пойти прочь, понимая, что новая попытка улизнуть, скорее всего, не увенчается успехом. В глазах на мгновение потемнело, и она снова стояла лицом к порталу.
- Мне нужно в другое место, - сказала она, взглядом находя взгляд незнакомки.
- Нет. Время пришло, я забираю тебя к хозяину.
- Кто твой хозяин, и зачем ему я? - спросила Лаинь недоумённо.
- Я - его воля, я - его руки, он - мой создатель, - ответила Белэсс и произнесла неслышно ещё несколько слов.
- Может быть, мы могли бы с ним встретиться в менее... принуждающих обстоятельствах?
- Может быть, - согласилась Белэсс. - Но мне пора забрать тебя. Проходи.
- Но я не хочу, - настаивала Лаинь.
- Я не думаю, что у тебя есть выбор, - ответила Белэсс.
Лаинь снова решительно повернула назад и снова оказалось лицом к порталу миг спустя.
- Если у меня его нет, почему Вы просто не лишили меня сознания и не пронесли через портал?
- Потому что ты приглашена как почётный гость.
- Мы ведь встречались раньше? - спросила Лаинь в надежде избавиться от неотпускающего её чувства узнавания.
- Я - его воля, я - его руки.
- Мы встречались не очень давно, - проговорила Лаинь. - В пещере духа, охранявшего книгу! Это были Вы, я вспомнила.
Белэсс подняла брови.
- Не думала, что ты меня узнаешь. Наверное, дело в том, что ты особенная.
- Никакая не особенная, - возмутилась Лаинь. - И мне правда пора домой. Если Вы мне расскажете, кто Ваш хозяин и зачем он хочет меня видеть, я обязательно постараюсь...
Лаинь замолчала, прерванная заклинанием, подчиняющим волю. Ноги сами сделали шаг к порталу.
- Это нечестно, - констатировала она, делая ещё один шаг вперёд.
Мыслесигналы не отправлялись, непослушные, как вся магия вокруг. Ещё шаг и вихри телепортации подхватили её, отпустив посреди просторного со вкусом отделанного зала. Белэсс вышла из портала следом за ней, сделала несколько едва уловимых жестов, и портал закрылся, будто не было.
- Добро пожаловать в твой новый дом, - сказала она. - Некоторое время ты поживёшь здесь. Я покажу тебе всё, и ты сможешь отдохнуть.
Лаинь осторожно коснулась течения энергий. Они снова были послушны. Но нити для заклинания перемещения не стягивались. Белэсс провела её через череду комнат, ни в одной из которых не было окон. Лаинь с любопытством рассматривала помещения - кабинет с большим рабочим столом, лабораторию для магических экспериментов, ярко освещённую оранжерею с диковинными растениями, библиотеку, уютную гостиную с манящими отдохнуть в них креслами.
- Здесь твоя спальня, - сказала Белэсс, открывая последнюю дверь. - Располагайся. Если тебе что-то понадобится, расскажи ему, - она протянула Лаинь небольшой медальон, в котором был заключён дух-прислужник.
Лаинь не стала брать медальон, и Белэсс положила его на столик у кровати, а затем исчезла, будто растворилась в воздухе.
Лаинь перепробовала по очереди все мыслеобразы в попытках позвать на помощь, осмотрела сложные защитные барьеры на стенах, вернулась в зал, в котором оказалась по прибытии, в поисках следов портала, но не нашла их. Она попробовала уйти в Феос, как учили Гиз и Цвер, но у неё ничего не получилось - граница между мирами была запечатана не менее надёжным барьером, чем стены комнат. Путей к побегу не было. Поблуждав по комнатам ещё некоторое время, девушка вернулась в спальню и призвала духа-прислужника.
- Ты умеешь говорить? - спросила она.
Дух, имевший антропоморфный облик полупрозрачной юной девушки, отрицательно покачал головой.
- Ты здесь, чтобы я могла получить то, что мне нужно?
Призрак кивнул.
- Мне нужно, чтобы ты могла беседовать со мной.
Дух снова выразил согласие и отправился прочь. Лаинь стала ждать его возвращения и заснула в кресле у экрана, заменявшего в комнате окно, - у неё был длинный день, и усталость взяла своё. Не просыпаясь до конца, она почувствовала, как её бережно перенесли в постель.
- Спокойной ночи, Лаинь, - сказал похититель, пришедший навестить пленницу.
Глава 3.
Когда мир умирал.
Пролог
Ты сидишь у окна и смотришь в дымное серое небо.
Ты ведь привыкла смотреть в тяжёлые облака? Твоё небо, моё небо, вечноосеннее, не так уж сильно изменилось.
- Ты рада, что я отпустил тебя? - сухо, тихо, будто неуверенность в голосе повелителя двух миров.
Горькая усмешка. Похоже, ты не чувствуешь себя свободной.
Я - длинными пальцами по рыжим кудрям. Ты - как всегда, глазами полными ненависти и лишёнными страха прямо в глаза, чтобы я утонул. Не тебе меня победить, прекрасная юная ведьма, но ты ждёшь, что я всё же признаю, что побеждён.
- Может, прогуляемся?
Удивлённо поднимаешь брови, будто я сказал несусветную глупость, соглашаешься. Держишься за мою руку, усталая, не удивляешься. Тебя не тронут эти смерчи, не заденут эти вспышки молний. Только ты одна - лишь тебе не опасна эта пустота. Ты смотришь на руины домов, угадывая, где было что-то знакомое тебе, ты смотришь на овеваемые ветром груды тел, гадая, кого из них ты могла знать, но черты лиц стёрты, искажены, забыты, обломки зданий неузнаваемы. Если бы на твоём месте был кто-то другой, он уже не смог бы дышать этим воздухом.
- Вы не боитесь пустоты?
Твой вопрос гулко разносится по миру, а потом оба мира наполняются музыкой твоего голоса. Позволим им насладиться ею.
- Я уровнял миры, стёр все различия между ними, разве ты не гордишься мной?
Ты молчишь, чуть поджимаешь губы. Чем я заслужил эту твою бесконечную усталость? Посмотри, как прекрасно, как чисто всё вокруг! Скоро разбуженный мною ветер и яростные ливни сделают окончательно совершенным твой новый холст, на который ты сможешь нанести по своему усмотрению линии и картины, которые тебе понравятся. Я знаю, что ты не станешь благодарить меня за подаренные возможности. Во мне нет ни злобы, ни ярости, одна только нежность. Мой удел творца - разрушение. Небогатый талант, но всё же, всё же... Я наслаждался, впитывая весь ужас отчаяния гибнущего мира. Я вбирал в себя по крупицам неизмеримые потоки страдания, становясь его пристанищем, воплощением, олицетворяя его. Я позволял ветру терзать меня и восхищался этими терзаниями как лаской. И я был счастлив, думая о том, как преподнесу всё это тебе, моя невинная и яростная противница. Не знаю, о чём ты думала в моей темнице, защищающей тебя от людей и стихий. Может быть, однажды ты расскажешь мне об этом?
Ты задумалась о чём-то. Похоже, для тебя давно умерла всякая надежда, но я научу тебя, как воскресить её. Ты не замечаешь, как твои ноги начинают ступать по воздуху, как мир подхватывает тебя, чтобы ты не касалась его не до конца убранного лица.
- Ты пролил столько крови, заставил людей убивать друг друга. Зачем?
Ты ждёшь, что я расскажу тебе об удовольствии разрушения.
- Они сами этого хотели. Я лишь подтолкнул.
Эти безнадёжные несовершенные существа, одержимые жаждой мщения, светлыми идеалами, мечтами о том, чтобы всех защитить, или о том, чтобы истребить себе подобных, - все они были мелкими, ничтожными. Я не хочу говорить о них. Мне кажется, я перепачкался в их грязи, когда натравливал друг на друга их игрушечные армии - именем меня, именем тебя... Я бы рассказал тебе о бесконечной очищающей силе разрушающей стихии, которая несла меня на своих крыльях. Но я не могу найти слов.
- Зачем? - повторяешь ты.
Ты просыпаешься, ведь я только что услышал в твоём голосе нотки боли.
- Для тебя, - просто отвечаю я. - Я умею лишь разрушать, а ты создашь новый мир. Я пробужу тебя как создателя.
Мои слова разносятся немелодичным громом по двум мирам. Ты закрываешь лицо ладонями, потом отводишь их и подставляешь его ветру, позволяя ему иссушить твои слёзы. Касание ветра вместо моих поцелуев. Пусть будет так. Да будет так.
На заре нового мира я буду мерцать чуть заметной звездой, невидимой в сияющем великолепии нового светила. Да будет так. Я дарю тебе два мира, любимая.
Сверкающие ножи Терва сеяли смерть в компании тёмных эфирных созданий Уэтера, разбрасывая по сторонам обрывки плоти и разрывая сплетённые вокруг нити заклинаний. Им придавало сил то, что на это раз сражение было не напрасно - Ирт нашёл Часы судьбы. Спрятанные в гулкой пещере, защищённой прочнейшими заклятиями и совершенно беззащитной перед взглядом Лишённого, они тихонько тикали, отсчитывая время до Конца Света. Они нашли часы и собирались возликовать, но их нашли некроманты. Их было много, казалось, бесчисленно много, и за ними полчища живых мертвецов тащились неуверенной походкой оцепеневших кукол.
- Не сегодня, - отвечал Терв, будто бы опьянённый кровью и битвой.
Ло-оте-ни отбросил своё обычное позёрство, он не кувыркался как обычно, паря над полем битвы, а сосредоточенно охватывал поле боя нестерпимо сияющим белым пламенем, в котором сгорали мёртвые и стенали живые. Несколько магов уже упали замертво, сражённые стрелами Ирта, в то время как Крод сторожил вход в пещеру, не подпуская туда шоистрийского Лишённого.
- Терв, их слишком много, мы должны ускользнуть, уйти в подпространство!
- Наши спутники не смогут последовать за нами, - возразил предводитель искателей артефакта.
- Зато легко составят нам компанию в качестве ещё парочки разлагающейся мерзости, в которую нас превратят!
- Ты теряешь концентрацию, отвлекаясь на болтовню, - отрезал Терв, и его летающие клинки рассыпались по толпе противников с особенной яростью.
И полнились удары его яростью, которой никогда не знали прежде, яростью без вдохновения, всепоглощающей и ненасытной, с лёгким привкусом мести и отголосками надежды. Не бывал раньше Терв так собран, так беспристрастен и так переполнен силой, как сегодня. Спутники, с которыми он привычно работал в сцепке, прикрывая, поддерживая, объединяя усилия, были всего лишь фоном, чтобы выпустить из себя искрящийся гнев. И клинки кружили, находили жертв безошибочно, нарушали печати некромантов, начертанные на дерущихся без ущерба для себя поднятых трупах. В мягкое дышащее горло сквозь колеблющиеся барьеры щитов, с резким звуком разрываемой плотной ткани, с электрическим треском, - два невесомых, пропитанных магией клинка, насквозь, - и с бульканьем падает призыватель мёртвых, и падают за ним его прихвостни, оставаясь не более чем несвежими распадающимися оболочками. А эфемерные ножи прорезают щекотно подрагивающие магические преграды, ищут путь к новой жертве.
Вспышка за вспышкой идут слепящие волны, блокируют, отсекают, мешают. Дрожат выставленные тьетом барьеры, пытаются пробиться сквозь них подчиняющие волны ментальной шоистрийской магии, жаждут нарушить картину, свести с ума, заставить разить своих. Ло-оте-ни черпает память из общего тьетского сознания, чертит сложные узоры из тока энергий мира, впитывает его силу, превращая её в щиты для своих соратников, оберегает их, не подпуская чужие атаки, рисует на ткани мира, и все движения его боевых танцев обращаются в бешеную пляску направленных, надёжных и неуловимых барьеров. Не успевшие сгореть и рассеяться пылью мёртвые останавливаются. Не хватает у кукловодов сил удержать бразды управления, и они оставляют своих неестественных созданий без поддержки, недоумённо замирают зомби, не видят больше врагов, не чувствуют направляющей воли внутри.
Уэтер опутывает стрелы Ирта энергией тьмы, отпускает призраков пожирать живую и мёртвую плоть по собственному усмотрению, ведь барьеры тьета вокруг своих достаточно крепки, чтобы его тёмные подручные могли до них добраться. Его задача сейчас - оперить магией Ирта, чтобы не знающие промаха стрелы истинного лучника могли прорваться сквозь магическую защиту врагов, чтобы не осыпались вокруг энергетических щитов, чтобы рассекли не только плоть, но и душу, пропитывая её сочащимся тёмным ядом.
Смена тактики приносит свои плоды и уравнивает число противников. Четверо ослабленных битвой шоистрийских магов всё ещё направляют свои атаки на четверых искателей артефакта. Вздрагивает и пропускает подчиняющую волю волну один из щитов Ло-оте-ни, и тьет озирается удивлённо, будто потерял магическое зрение и перестал видеть токи энергии. На мгновение нахмурившись, взлетает, и вихрем бросается на поразившего его ментального мага, нанося тому быстрые боевые удары, подкреплённые почерпнутой из открытой для тьета мощи мира силой. Маг машинально выставляет блоки, обескураженный странным поведением противника, и пропускает окрылённую тьмою стрелу. Ослеплённого тьета подхватывает один из некромантов, и тьма, подобная тьме призванных Уэтером, окрутывает Ло-оте-ни липкой сетью, сковывает, удерживает, как пойманную и вытащенную на сушу рыбку. Падают, рассыпаются все защитные барьеры, все щиты, выстроенные Ло-оте-ни, и Уэтер едва успевает вернуть себе контроль над призраками, прежде чем те порываются наброситься на Терва и Ирта. Целеустремлённо направляет он жадных до жизни призванных выпить её из оставшегося почти невредимым ментального мага, убеждает, увещевает, угощает, как изысканным лакомством, чужой выкормленной, годами пестуемой и наращиваемой силой.
Тем временем остаётся без защиты Ирт, неуязвимый для магии и не владеющий ею Лишённый, и стрелы его, выпущенные в цель, оборачиваются лёгким усилием выжившего некроманта против него и летят неуклонно. Ирт гибко уворачивается от направленных в него его же собственных стрел, отскакивает тренированное тело навстречу летящему сзади поднятому с земли тяжёлому камню, сбивающему с ног. На излёте вонзается стрела в его грудь, и лучник падает на камни, теряя сознание и истекая кровью.
Стихийные порывы потерявших мощь из-за усталости заклинаний настигают Терва. Пламя сжигает его кожу, сочится внутрь ядовитая тьма, но его боевой запал не ослабевает. Отмахнувшись от кусающего пламени, он рассыпается серой пудрой в глазах нападающего, затуманивает его взор и чувства, и сотней искусно сотканных из его магии ножей пронзает мага со всех сторон, неотвратимо смертельный, а затем падает рядом с поверженным противником.
Один на один оставшийся с некромантом, выведшим из строя Ирта, Уэтер впитывает в себя силу своих тёмных созданий и отпускает их в породившую их феосскую изнанку, фокусируясь на последнем, решающим эпизоде схватки. Схватываются две тугих воли, тьма против тьмы, сцепляются прямыми ментальными ударами, измотанные, не способные больше обратиться к своим призванным, не готовые выплетать заклинания и управлять дыханием мира. Держатся друг против друга из последних сил и падают вместе, истерзанные, некромант, расщеплённый и надорванный Уэтером, и тёмный призыватель, истощённый до предела и тающий мерцанием призрака.
Экран показывал поле боя, усеянное ранеными и трупами. Лаинь, наблюдавшая за битвой вместе с Белэсс, уловила на лице той промелькнувшую гримасу недовольства.
- Ну что они наделали, - сказала она чужим голосом и шагнула в экран.
Подошла к оставшимся без сознания Терву, Уэтеру, Ло-оте-Ни, коснулась их сознаний, их ран легко и невесомо, рассеяла остатки сети тьмы вокруг тьета, чуть сгустила материальность призывателя и мгновение спустя снова оказалась в комнате.
Ло-оте-ни поднялся, вновь обретая зрение и впитывая магию мира. Тьет сфокусировался на мгновение на своих повреждениях, заращивая раны, чтобы вернуть себе максимальную функциональность и эффективность. После этого он сосредоточился на том, чтобы ощупать сознанием разбросанных вокруг противников и союзников. Враги были мертвы, лишь в одном из поверженных некромантов едва теплилась жизнь. Тьет наложил печати, которые не позволят шоистрийцу восстановиться и снова стать опасным, и накинул, помимо барьера, лёгкую восстанавливающую сеть, чтобы сохранить жизнь. Его смерть больше не была необходимостью. Обезопасив себя от врага, он направился к раненым товарищам. Терв и Уэтер были скорее истощены, чем серьёзно ранены. Совсем иначе обстояло дело с Иртом. Раны Лишённого не подлатать, не срастить повреждённые ткани, не остановить заклятьем покидающую тело кровь. Можно лишь бережно перевязать раны и надеяться. Бережно, как сокровище, забыв о Часах, отнесли они Ирта в оставленную неподалёку повозку и направились к пещере, которую охранял Крод. Тот пожал плечами, отводя взгляд от покорёженного тела шоистрийского Лишённого, обезображенного следами какого-то диковинного технического взрыва. В его руках отсчитывали время мира Часы Судьбы. Тьет ушёл через Феос, чтобы воспользоваться его дорогами для возвращения, остальные маги поехали сопровождать Лишённых, неспособных к использованию порталов. Несмотря на возможные опасности обратного пути, возвращение прошло благополучно. Крод отвёз Ирта на свою территорию и поручил заботам своих идейных союзников, работавших над технологиями без магии.
Настало время переводить стрелки.
- Как вообще пользоваться этой штукой? - с хитрой улыбкой спросил Крод.
Множество раз с тех пор, как искатели артефакта озаботились вопросом спасения мира, обсуждали они этот вопрос, делились друг с другом всей доступной информацией, которую открывали им тайные и явные источники, тёмные духи и забытые библиотеки. Крод отлично знал, что ему предстоит сделать или попытаться сделать. Лёгкие тёплые пальцы тьета опустились ему на плечи, успокаивая и настраивая на нужный лад. Уверенно и смело Крод коснулся стрелки, сначала большой, отмеряющей часы, а может быть, века. Оборот за оборотом отводил он вспять время, и очищался воздух, и мир становился прозрачным, и время скользило сквозь Крода, и сквозь Ло-оте-ни, касавшегося его, и зыбкие очертания прошлого и будущего колыхались невидимыми волнами. Часовые стрелки делали историю мира чистой, стирая события и воспоминания о том, что случилось. Следом пришёл черёд длинной острой стрелки. Она побежала резво вспять, отсчитывая минуты, а может быть года. Вернувшись назад, она перекроила события, лишая некромантов их могущества, а шоистрийцев их победоносных войн, расшатавших устои мира. Последней заскользила секундная стрелка, тонкая, гибкая, нервная. Она коснулась мелких, ничего не значащих для ткани мироздания событий, непокорная, недоверчивая. И на её движение, замерев сердцем, полным надежды, смотрел, не отрываясь, Терв, ожидая, когда затуманится его память, толкая события на иную вероятность.
Находившиеся в непосредственной близости от часов сохранили ясно и чётко все воспоминания о несбывшемся и связали друг друга клятвой молчания о произошедших событиях. Только они помнили о том, что военные действия Шоистрии были в прошлой версии событий подкреплены небывалой, негасимой мощью запретной магии, только они знали о том, как шаталась Долина Мёртвых, и выла, и ревела, и помнили, как разрываются нити между некромантом и его куклой. Для остального мира запретная магия оставалась запретной на протяжении веков со времён великой шоистрийской экспансии, а текущие военные действия происходили в рамках разрешённых международными соглашениями магических сражений и дуэлей. Только искатели артефакта знали, как разительно изменилось число жертв и расположение сил в этой войне после задействования часов.
Только они, и рыжая девушка, вглядывавшаяся напряжённо в экран, заменившей ей в неволе окно, считавшая обороты стрелок и сопереживавшая тем, кто перекраивал судьбу миров.
Когда всё было кончено, Терв, встрепенувшийся, взволнованный, озирался по сторонам, прислушивался неуверенно к стыковавшимся внутри новым и старым воспоминаниям. Не решался послать мысленный зов. Осторожно, стараясь не бередить раны, перебирал в памяти события, выискивая раздвоения, разночтения, которые обрели в запечатлённых кадрах сбывшегося некоторые события. Это было странное и в то же время захватывающее ощущение - помнить два потока времени, смотреть на две вероятности сразу и осознавать произошедшее в них одинаково чётко и ясно, будто присутствовал в двух версиях событий сразу. Аккуратно и медленно подошёл он в своём путешествии по памяти к эпизоду сражения с некромантами на изнанке Эуцерейна. Поиски артефакта, переписавшего время, оставались в памяти неизменными. Неизменной оставалась каждая деталь сражения, каждая нота недопетой песни. То, что было посвящено и принесено в жертву своенравному артефакту, нельзя было изменить.
Взволнованный взгляд Терва погас, утратил оживлявшую его искру. Невидимые стены снова поднялись, выросли вокруг. Снова растворилась последним отзвуком недопетая, застывшая нота. Мир был спасён, больше идти некуда.
Первые дни в неволе были нервными для Лаинь. Её мучила неизвестность, непонимание того, что происходит, терзали раздумья о том, кому и зачем она могла понадобиться. Она блуждала по доступным ей комнатам плена, вспоминала призрака, который так и не возвращался, боялась прикасаться к еде, которая исправно появлялась на небольшом столике в гостиной. Иногда принималась снова искать путь к побегу и снова убеждалась, что дороги вовне для неё закрыты. Дух-прислужник вернулся на второй день, поэтому Лаинь не успела, по крайней мере, погрузиться в мучительное одиночество.
- Я могу говорить с тобой, - сообщила призрачная девушка. - Что ты желаешь?
- Я желаю встретиться с вашим хозяином, который отдал приказ украсть меня, - сказала она. - И узнать, в чём причина моего заточения.
Прислужница смотрела на Лаинь непонимающе, спокойно и отрешённо. Лаинь покачала головой.
- Я желаю, - начала она снова, - увидеть небо.
Призрак кивнула и указала на экран в гостиной. Лаинь перевела на него взгляд, потом снова обернулась к духу.
- Увидеть небо, - пояснила прислужница, снова указывая на экран.
Лаинь потянулась к экрану, перебирая текучие линии нити волшебства, осторожно коснулась поверхности экрана своей волей, сосредоточившись на мыслях о небе. Экран мягко засветился, стал разгораться всё ярче и ярче и превратился в бескрайнее манящее небо, по которому плыли пушистые облака. Небо полнилось ветром, игривым и стремительным. Лаинь смотрела на него, и ей казалось, что отступают стены и её захватывает чувство полёта и свободы.
Волшебный экран, отражающий то, на что хочется посмотреть, захватил внимание Лаинь на какое-то время. Сначала она обращалась к нему, чтобы посмотреть на небо и море, потом, чтобы насладиться пейзажами Поющего Леса и Равнин Ветра, она наблюдала за жизнью Майсены, которую недавно покинула, она смотрела на оставшихся вне её плена друзей и родных и смеялась в такт их смеху, глядя на них. Рассеянно наблюдая за картинами жизни, идущей своим чередом без неё, Лаинь принимала еду, которую заботливо подносил ей дух-прислужник, позволяла ему расчёсывать свои волосы и заботиться о себе. Но спустя несколько дней, проведённых в созерцании, девушка вновь ощутила тянущее беспокойство. Друзья не успели начать волноваться о ней, занятые своими заботами, - мало ли отчего она могла быть недоступна для их зова? Тем временем, провести остаток дней в неизвестности в уютной клетке казалось ей не самой привлекательной перспективой.
Поздним вечером, когда небо засветилось далёкими звёздами, Лаинь погрузилась в чтение, пытаясь найти в книгах богатой и разнообразной библиотеки ответы на свои вопросы. Но книгам не было дела до незначительного эпизода одной из миллионов жителей двух миров. Они ничего не хотели рассказывать о том, как вернуться домой.
- Ты так трогательна, когда склоняешься над книгой, будто сейчас начнёшь в задумчивости шептать слова, что в ней находишь, - услышала Лаинь тихий голос рядом.
Вздрогнула, подняла глаза.
- Здравствуйте, милорд.
- Здравствуй. Я ждал, придёт ли тебе в голову подумать обо мне. Но подобные мысли ни разу не посетили тебя с тех пор, как ты здесь.
- Милорд читает мои мысли? - спросила Лаинь, глядя на Тераэса, возвышающегося над её креслом, снизу вверх.
- И желания, - вздохнул маг.
- Зачем я здесь?
- Так нужно сейчас.
- Не понимаю, - нахмурилась девушка. - Обо мне начнут беспокоиться, меня будут искать. Разве не удобнее было бы для тайных экспериментов на людях похитить кого-то другого?
Тераэс рассмеялся.
- Не ожидал от тебя, что ты будешь предлагать мне заменить тебя кем-то покинутым и одиноким, кого никто не хватится, в качестве жертвы для запрещённых и опасных опытов.
Лаинь потупилась, смутившись. Конечно, дело было вовсе не в экспериментах, и, разумеется, было бы нечестно желать, будь это так, чтобы кто-то другой оказался на её месте.
- Давай представим, что я не пленил, не похитил тебя, а пригласил быть моей гостьей, и ты согласилась. Возможно, тогда пребывание в моём убежище сможет показаться тебе более приятным.
- Но я не принимала приглашения, а Вы не присылали мне его, - её брови приподнялись.
Тераэс сел в кресло напротив, склонился к Лаинь, накрыл её руку, лежащую на подлокотнике, своей. Девушка чуть вздрогнула от прикосновения, отстранилась. Маг покачал головой, откинулся на спинку кресла, погрузившись в созерцание. Тишина легла между ними бархатной завесой непонимания.
Дни шли своей чередой. Иногда приходила Белэсс, увлекала Лаинь к экрану, показывала чьи-то приключения, события, о которых Лаинь не подозревала и к которым ей не приходило в голову обратить свои мысли. Девушка легко увлекалась историями чужих приключений или будней незнакомцев, с интересом наблюдала за знакомыми лицами, иногда появлявшимися перед ней. Она не понимала, о чём хочет рассказать ей зыбкая, всегда спокойная Белэсс, давая наблюдать за всеми этими картинами, не понимала, какое послание хочет донести сквозь свою подчинённую Тераэс. Время, когда она была предоставлена сама себе, Лаинь продолжала проводить за чтением, порой принималась практиковаться в магическом искусстве, особенно когда находила какое-то увлекательное описание заклинаний в одном из томов библиотеки. Порой ей было сложно заставить экран слушаться её воли, когда она хотела узнать, как дела у близких, а иногда он послушно показывал ей то, что она хотела увидеть, и закономерности установить не удавалось. Дух-прислужник, несмотря на обретённую по заказу способность говорить, не был способен, похоже, к осмысленной беседе, хотя послушно исполнял приказы, если они не противоречили указаниям хозяина. Тераэс приходил, когда спускалась ночь. В одни вечера он был уставшим, отрешённым, молчаливым, в другие - взволнованным, помолодевшим, неспокойным. Он говорил с ней, рассказывал ей свои истории и истории о ней. Сама того не замечая, Лаинь стала ждать этих вечерних встреч, несмотря на то, что её тяготило его присутствие. Вечер, когда он не пришёл, уколол её острым чувством досады. Ей было обидно признать, что она разочарована тем, что он не стал её навещать сегодня. Растерянная и разозлённая, она бросила взгляд на экран, отражавший небо за пределами клетки, и взгляд её устремился дальше, выше, глубже в это небо, за пределы планеты, в холодный и манящий огромный космос. В ту ночь ей снилось, как она парит среди звёзд, горячая и яркая, как они.
Исчезновение Лаинь не прошло бесследно для её друзей. Минуло время, когда можно было бы объяснить нежелание отвечать на мыслевызовы стремлением побыть в одиночестве или занятостью, и Цвер забеспокоился. Он искал её в Циасе, нащупывая её образ, он спрашивал у духов Феоса, не ощущали ли они следы её присутствия, он плёл поисковых змеек из дыхания ветра и отправлял их к ней, прося прислать весточку, но змейки возвращались без ответа, рассыпаясь струйками воздуха у его ног. Исчерпав свои возможности, Цвер пришёл к Файрену.
- Ты ведь можешь увидеть её, где бы она ни была?
Файрен кивнул. Позволил ставшему уже привычным состоянию транса обволочь его, заструился по лабиринтам видений, не отпуская образ рыжей, цепляясь за него и сосредотачиваясь на нём. Вынырнул из узкого коридора поиска на свободу, отпрянул.
Равнины Ветра захлёбывались, вздыбливались волнами, шелестели и трепетали. Высокие травы холмов меняли очертания, вздымаясь до неба и опадая. Файрен пытался уцепиться взглядом, сознанием, ощущением за чьё-то сознание, чтобы удержаться в видении, но его сил и разума было слишком мало, чтобы уловить, что происходит, чтобы войти в сцепку с какой-то из сущностей, присутствовавших здесь. Он чувствовал, как Изначальный Ветер ласкает свои равнины, ощущал его присутствие полнее и глубже, чем когда-либо, и мощь Ветра сдавливала его, приковывала, изничтожала, не замечая. Провидец удерживался на грани, не сметённый высшей силой только благодаря неполноте своего присутствия, невоплощённости. Он продолжал впитывать в себя ощущения видения, рискуя, как когда врывался в сознание тьета, но не пытаясь более сфокусироваться, зацепиться, разделить восприятие с тем, чья мощь слишком велика для него.
Он улавливал радость, бешеную, пляшущую радость хаоса, выбивающую чечётку наперерез тишине, он ощущал азарт игры и схлёстку воли, один на один, миллион сущностей на миллион. Изначальный Ветер играл с равным. С равным, стройно и размеренно выпевающим ужасающую своей гармонией мелодию, укладывающую в ровные желоба пляску весёлого хаоса, с равным, пронзительной тьмой обжигающим рассыпанные по равнине уколы ветра, перемешивающим их, будто размеренным чеканным шагом спускается войско по ступеням небывалой ширины. Радость второй сущности была спокойной, вязкой, какой бывает радость встречи старых друзей, знающих друг друга множество вечностей и скучающих врозь, не помня об этом. Сливались мозаикой, загораясь провалами в мироздании, обращались вспышками света и вспышками тьмы, наперекрёст, боролись, узаконивая ритм и выбиваясь из него, наперекор.
Файрена выбросило из видения Равнин, раздавленного слишком большой концентрацией силы, и отбросило в другое видение, заполненное пламенем. Он ощущал языки огня на своей коже и грелся ими несколько неторопливых мгновений, прежде чем узнал новую сущность Рины в охватившем его жаре. Она не чувствовала его присутствия, она горела, пылала, плавилась и плавила всё вокруг, довольная рождаемым адским пеклом. Сквозь огонь Файрен увидел, наконец, Лаинь, и черты её были искажены в пламени, смазаны. Её образ терялся в призвуке чужой силы, с которой Файрен соприкоснулся несколько мгновений назад и которую не смог постичь. Её образ растекался, ширился, заполняя собой всё сущее, и пламя огненного духа гасло вместо того, чтобы согреть.
Стряхнув с себя давящую картину, Файрен бросился в коридор между видениями, чтобы вырваться, проснуться, но свернул на полпути, - он же должен найти Лаинь, не время возвращаться в реальность. Используя технику концентрации на временных потоках, с которой он недавно познакомился, Файрен принялся искать настоящее, не посягая на будущее. Техника была нацелена на то, чтобы отличить видения того, что происходит сейчас, от грёз о том, что только может случиться. К удаче провидца, ему удалось увидеть Лаинь, сидящей напротив стены, отражающей, как огромное окно, какие-то события, за которыми девушка с интересом наблюдала. Файрен вслушался в ощущения, исходящие от Лаинь, пригляделся к окружающим предметам, прислушался к тому, что говорили ему об её координатах детали видения, а затем вернулся.
- Где она? - настойчиво спрашивал Цвер, не обращая внимания на всё ещё блуждающий взгляд Файрена и его колеблющуюся ауру.
- Она... заперта, - ответил Файрен, с трудом складывая слова и заставляя речевой аппарат слушаться, хотя он казался совсем неприспособленным для того, чтобы говорить.
Цвер напоминал хищника, готового броситься в атаку, найти, освободить, наказать виновных. Файрен уловил его состояние и покачал головой, не соглашаясь.
- Она в порядке, Цвер. И нам не добраться до неё.
- То, что заперто, можно отпереть, - констатировал Цвер.
- Ей грустно, и она скучает по нам. Особенно по тебе, - улыбнулся провидец. - Но, знаешь, Цвер. Она в безопасности сейчас. В такой глубокой и правильной безопасности, что я не уверен, что стоит её касаться.
- Что ты имеешь в виду?
- Не знаю точно.
Файрен попытался рассказать Цверу о двух первых видениях, в которые он попал прежде, чем стал открывать для себя настоящее, но понял, что ему не хватает ни слов, ни возможностей невербальной передачи информации, чтобы объяснить то, что он видел. Он коснулся Цвера ментально, транслируя ему своё восприятие видений, скованный неполнотой контакта, который не может быть полным, если принимающая сторона не является провидцем.
- Ты считаешь, что Лаинь что-то угрожает и что там, где она сейчас, она защищена от этого, - понял Цвер. - Но мы не можем просто оставить всё как есть!
- Может быть, это было бы лучшей линией поведения сейчас, - настаивал Файрен.
- Подскажи мне, как найти её.
- Не могу. Я не знаю, где это место.
Убежище Лаинь было защищено гораздо лучше, чем Цвер мог себе представить. Силы провидца, куда более опытного, чем Файрен, не хватило бы, чтобы пробиться через барьеры. Разглядеть её он смог только благодаря их близости и мыслям друг о друге. Но эта близость никак не могла указать ему координат.
Оставив надежду на помощь провидца, Цвер отправился к Уэтеру. Он в достаточной степени проявил себя среди "воинов апокалипсиса", чтобы быть вправе попросить помощи и совета в личном деле у своего предводителя. Штаб, где Цвер рассчитывал найти Уэтера, внезапно встретил юношу нелепым гвалтом, смехом и бардаком.
- Мы тут празднуем всё на свете, - сообщил ему явно тронутый каким-то психоактивным расслабляющим заклятьем Верл. - Присоединяйся, - кивнул он на танцующих посреди комнаты весьма приветливо обнажённых эсвинок.
Цвер не стал уточнять, чему именно посвящено празднование. Добрые вести приходили с фронтов, - перевес в войне Шоистрией наконец склонился на сторону Мейсарала, которому заключившие мир и заканчивающие решать свои проблемы со взаимными претензиями Эсвейн и Феора предложили негласную и неофициальную поддержку. Добрые вести летели из мест затянутых, залеченных ран мироздания. Что бы ни случилось, поучаствовать в празднике - не стоящая особого внимания цель, когда есть дела поважнее. Уэтера он нашёл хмурым и сосредоточенным на какой-то беседе по мыслесвязи.
- Цвер, - наконец заметил его лидер. - Хорошо, что ты пришёл. Пока остальные поглощены празднованием близкой победы, я получил тревожную весть. Нужно немедленно отправиться на Равнины Ветра. Похоже, там нас ждёт разлом, превосходящий всё, с чем мы имели дело до этого, поэтому мне придётся бросить туда все силы. Оставляю тебе координаты для встречи с Туэгри и Удраном, остальные группы присоединятся позже.
- Хорошо, шеф. Когда мы вернёмся, я рассчитываю на вашу помощь в одном деле.
Уэтер кивнул и погрузился в ещё одну мысленную беседу, - принял к сведению или отмахнулся?
Совсем недавно, приняв участие в переписывании времени, он был уверен, что выполнил свою миссию, и соратники, которых он сплотил вокруг себя, пригодятся ему для политического продвижения и прихода к власти, потому что мирное время приходит на смену войне, и можно заняться тем, чтобы обустроиться самому, раз двум мирам больше ничего не угрожает, и они не нуждаются в спасении. Он даже позволил своим "воинам апокалипсиса" поверить в победу над ним и превратить их деловые сходки в весёлое совместное времяпровождение. Но постепенно, выслушивая привычные сводки информации о том, что в двух мирах идёт не так, Уэтер пришёл к осознанию, что перевод стрелок часов изменил очень немногое. Предположение о том, что ткань мира расшатывают шоистрийские некроманты, не была в корне неверной, но и не давала полной картины. Впору было погрузиться в отчаянье от собственной непредусмотрительности - Часы Судьбы растаяли в руках Крода мгновение спустя после перевода их стрелок, и на новое их появление не стоило рассчитывать раньше, чем пройдёт несколько веков. Но Уэтер не собирался сдаваться, всё ещё располагая неплохими ресурсами для борьбы. Поэтому, получив информацию о том, что ткань мироздания нуждается в заплате на территории заповедных равнин, он немедленно принялся стягивать туда своих "воинов".
- Знаешь, есть легенда, что у создавшего наши миры Ветра был друг, который пришёл кроить реальность вместе с ним. Но ему не по душе были метания Ветра, выдувающего Феос, и он отвернулся, чтобы посмотреть на звёзды, и забыл обо всех планах.
- А когда вспомнил?
- Не вспоминал долго, несколько отмеренных вечностей. А Ветер так старался привлечь его внимание, что построил Циас, в надежде, что такой подарок придётся другу по вкусу.
- Ему понравилось?
- Никто не знает. Может быть, он до сих пор смотрит на звёзды. Ты могла бы так же.
Лаинь покачала головой. Она любила смотреть на звёзды или влюбляться в небо, но никогда не забывала о тех, кто дорог, о тех, кто рядом.
Тераэс гладил её волосы, а она грустно покорялась ласке, склонив голову ему на грудь. Болезненно, тоскливо, надломанно, непринятая нежность таяла на кончиках пальцев.
- Почему Вы не отпустите меня, милорд? Я - Ваша бабочка, приколотая булавкой? Чтобы не взмахнуть крыльями.
- Ты - бабочка, которая хочет лететь на пламя и ненавидит сеть, не пускающую её сгореть.
Лаинь закрыла глаза.
Цвер рад был новой встрече на задании с Туэгри и с интересом продумывал, как сложится их взаимодействие с Удраном, боевым магом, специализирующимся на магии электричества, занимавшимся в мирной своей жизни бизнесом, связанным с продажей автомобилей, а в военное время призванный под флаги Мейсарала на сражения. Они ступили на Равнины Ветра и направились исследовать волнения, которые были обнаружены неподалёку от Дома Ветра. Оседлав непослушные вихри, "воины" полетели над холмами, чутко прислушиваясь к тому, как звучат тона Ветра и о чём он поёт. Казалось, что в его мелодию вкрадывались тут и там фальшивые дребезжащие ноты, но искажения оставались неопределяемыми. Туэгри вырисовывала базовые защитные барьеры.
- Какая наша задача? - спросил Цвер, не понимая, зачем его прислали сюда столь срочно.
- Зрение провидцев затуманено, - ответил Удран, - нам нужно провести первую разведку, пока поступают остальные сведения и стягиваются основные силы. Может быть, придя на место раньше других, мы сможем предотвратить беду.
Цвер вспомнил о недавнем рассказе Файрена о Ветре на Равнинах и нахмурился. Он стал рассказывать спутникам о том, что стало ему известно, и они разделили его беспокойство. Маги разбили лагерь неподалёку от места, указанного провидцем Уэтера, и принялись посылать исследующие заклинания и сети, чтобы понять, с чем они имеют дело. Постепенно, один за другим, присоединялись к ним другие "воины". Прибыли огненные маги, Свера и Ндиза, идеально работающие в паре, ведомый Сирасмом Эм возник из одного из вихрей возле точки сбора, Парейн и Но-Фиа-Ня подтянулись неторопливо, осторожные и внимательные, Ольсередар привёл с собой пожилую провидицу, яркой вспышкой серебристых волос спрыгнула с вихря Ливейра, Уэтер явился, окружённый верными призрачными псами-защитниками.
- Осталось совсем недолго, - сообщила провидица Ву.
Ветер пришёл в свою обитель во всей своей полноте. Разметал травы, втянул в себя вихри, развернулся на равнине, заполнив её собой. Свежестью и силой наполнил всё вокруг.
- Чем же мы сможем ему помочь? - недоумённо спросила Ндиза, не отвлекаясь от выплетания общей на всех мощной поддерживающей сети, помогающей отгородиться от подавляющей силы Ветра.
В самом деле, что бы ни задумал Ветер, это был его мир, и их сила была разделённой его силой, которой они могли коснуться, потому что были его созданиями.
Потянулся, закружился и влился в Изначальный Ветер Сирасм, становясь частью целого.
Вслед за Ветром появились на Равнинах ещё двое. Один, переливающийся красками тьмы, аккуратно и выверенно сияющий её отголосками, ступил на Равнину тяжёлым, давящим шагом. Ветер возликовал, заносился вспышками, затрепетал, смешивая небо и землю. Второй, похожий на человека, развоплощённый, телепортировался откуда-то из потоков Феоса, не поморщившись, не выставив щитов, принял на себя удары и давление энергий Ветра и принёсшего ему радость товарища и не покачнулся под ними. Всё сильнее становились порывы, всё вольнее вихри, ставшие продолжением Изначального, и щиты, выставленные хрупкими жителями двух миров, истончались с тонким потрескиванием.
Эм потянулся сознанием к Сирасму, чтобы его устами спросить у Ветра о том, что происходит, и Сирасм ответил, что Ветер полон ликования.
Высший тёмный переплёлся с Ветром, и исказилась мелодия мира, и забесновались энергии Феоса.
Уэтер отдал приказ уходить. Его воинство метнулось прочь, но никто не смог нащупать потоков, которые унесли бы их. Перекроенные, изменённые энергии Феоса не подчинялись больше его обитателям. Рассыпались заботливо сплетённые сети защиты, истаяли барьеры. Сорвались с цепи призрачные псы-защитники, истончились и исчезли. Третий участник встречи богов скользнул взглядом по сгрудившимся людям, послал мысленный сигнал своим собеседникам, и внезапно шахматно-тёмная стихия открыла перед неосторожными свидетелями пульсирующий портал. "Быстрее", - зазвучало эхо во всех сознаниях одновременно, и они бросились в портал, не разбирая дороги, отталкивая друг друга, как одержимые, оставляя позади тех, кто, не выдержав слишком большого напора силы, не мог пошевелиться. Портал замкнулся, не успев выпустить всех, и порядок смешался с хаосом, тьма со светом, и пошатнулось мироздание. Цвер, прикованный к траве напором силы, ощущал, как сходит с ума. Внутри него разверзалась бездна, смещались контуры, терялись опоры. Как только щиты спали и магия перестала привычно слушаться в своём течении сквозь него, он перестал чувствовать тело и границы его души забликовали, не в состоянии вместить невмещаемое, постичь непостигаемое. Однако упорная воля не давала погаснуть искрам сознания, как погасли искрящиеся огоньки сцепивших пальцы в прощании Сверы и Ндизы. Цвер пытался смотреть и видеть невидящими глазами, понимать, держаться, и попытки эти разрывали его в клочья, вспышками и галлюцинациями боли и наслаждения. Чуть заметно трепетали веки закрытых глаз, и взрывались салютами сосуды мозга.
Лаинь билась у экрана пойманной птицей.
- Белэсс, сделай же что-нибудь! Ты же можешь помочь! - рыжая бабочка кричала, срываясь на визг.
- Я - его руки, - тихо ответила Белэсс, прикованная взглядом к Тераэсу, беседующему на экране с богами.
Лаинь собрала внутрь себя все потоки силы, которые смогла нащупать, и направила их, как ключ, на экран, в надежде превратить его в портал. Невидимый светящийся меч рассыпался искрами.
Лаинь вся обратилась в волю, в свет, в мир. Закричала внутренне, громко, пронзительно, оглушающе воззвала мыслеречью к своему пленителю, моля его о помощи - не себе, другому. Почувствовала на себе его взгляд сквозь экран.
- Милорд, не убивайте его, - кричала она, и невероятная боль пульсировала в её крике.
Тераэс обратился к беснующимся линиям ветра, переплетая их в портал, но Высший Тёмный остановил его, распутав вихри и отпустив их на волю. Лаинь потеряла связь с Тераэсом.
Трое на равнине продолжили свою беседу. В тот день шахматная тьма увидела внутри своего собеседника, который почти не был уже человеком, золотистые хрупкие крылья, и маленькая пленённая бабочка показалась ей интересной. Отпраздновали встречу после долгой разлуки старые друзья, и человек заключил сделку с Изначальным Ветром. Равнины Ветра напились так глубоко энергией высших сущностей, что больше никто из людей или эсвинцев не мог приблизиться к этому заповедному месту Феоса. Оставшиеся на Равнинах, не успевшие скрыться в портале "воины Апокалипсиса" бесследно исчезли, рассеянные играми Ветра и его соратников.
Ло-оте-ни с порога окутал Уэтера восстанавливающим облаком, что ничуть не снизило градус мрачности во взгляде призывателя.
- Я привёл их на смерть, приняв игры создателя за угрозу, - высказал он суть своей тоски. - Две шикарных огненных, молодое честолюбивое дитя Феоса и старая Ву. Они были моими людьми.
Тьет присел на стол, коснулся плечом плеча.
- И я до сих пор не понимаю, тьма развоплоти, что там происходило.
- Я принёс тебе немного ответов, - сказал Ло-оте-Ни.
И рассказал ему предание, сбережённое в общей памяти тьетов, о том, что когда-то, когда ни Феоса, ни Циаса ещё не было, но был сущий всегда Изначальный Ветер, был у него друг, с которым они всегда играли вместе, как два брата, и укрощал Шахматный искрящийся и парящий нрав Ветра, и рассеивал Ветер унылую усталость Тёмного. И ссорились они, и стирали бывшее, переписывая его заново, и мирились, радуясь друг другу с восторгом, которого у Ветра хватало на двоих. Изобретательный, жадный до нового Ветер позвал Шахматного построить на двоих два мира - по своему вкусу каждый, но не суждено их задумке было сбыться. То ли отверг Тёмный заманчивое предложение, потому что не хотел ничего строить, то ли отвлёкся, как некоторые говорят, засмотревшись на звёзды и размышляя, не лучше ли будет построить новую галактику, то ли слишком долго прорабатывал проекты и чертежи, а потом обиделся, обнаружив, что оба мира выдул уже Ветер без него, желая угодить и не в силах остановиться в шальном созидании. Редкими были встречи Ветра с Шахматным в построенном себе Ветром доме. Уходил Тёмный, возвращался спустя века, и каждый раз, когда они вновь встречались, восхищение и ликование Ветра растерзывали несколько кубиков порядка в его весёлом хаосе и дрожали миры.
- Я думаю, ты был прав насчёт угрозы, - сказал Ло-оте-Ни. - Просто с некоторыми опасностями нам недостаёт сил справиться.
Всё ещё отстранённая, чужая, касается пальцами мясистых стеблей цветов ярко освещённой оранжереи Лаинь, и они распускают лепестки, тянутся к ней, как к солнцу. Тераэс, с залёгшими под глазами тенями, сидит в глубине, в тени раскидистого дерева, и наблюдает за ней.
- Милорд, вы могли спасти его? - спрашивает предательски дрожащим голосом рыжая бабочка.
Тераэс молчит. Мог ли спасти? Может быть, если бы когда-то, когда говорила с Цвером Белэсс, тот ответил бы иначе, был бы иным. Может быть, сочти он его достойным Лаинь, он разделял бы сейчас с ней её плен. Но Цвер не хотел поражения и не хотел посвятить свою жизнь одной лишь любви. Мог ли помочь - тогда, на равнине? Тянулся, пытался выбросить в портал и был оборван лёгким намерением Шахматного, призванный не отвлекаться от беседы. С трудом удерживающий концентрацию в присутствии превосходящих существ, обязанный не выказать слабости, чтобы не быть растоптанным их силой, чтобы казаться равным, значимым, мог ли отступиться, рискнуть противоречить, отвлекаться, не уверенный в успехе? Тераэс молчит. Не может ответить ни "да", ни "нет". Не знает.
Лаинь ходила по залам, опустошённая, недоверчивая, заходила в библиотеку, открывала книгу, но не могла сосредоточиться на строках. Навещала растения, ухаживать за которыми начало доставлять ей удовольствие, машинально касалась их, уходила, заговаривала с духом-прислужником, но сама обрывала зарождающуюся беседу. Сидела у экрана только когда приходила Белэсс показывать ей чужие истории, смотрела послушно, но не находила в себе больше сил сопереживать. Снаружи сковывала холодом Мейсарал влажная, стойкая зима, снаружи жили и скучали по ней друзья, оплакивали Цвера "воины Апокалипсиса", друзья, брат, родители. Лаинь не плакала. В пустоте её души зарождалась твёрдость.
Искрящийся мотылёк перелетел с одного цветка, с буйно и сыто напоенными краской лепестками, на другой. Лаинь подставила ладонь, и мотылёк доверчиво сел на её пальцы. Что-то неправильное было в этом мотыльке, что-то слишком чуждое этой оранжерее, этим цветам, этому тягостному комфортному плену.
- Ты не отсюда? - спросила девушка.
Мотылёк захлопал крыльями, взлетел, закружил под потолком. Лаинь подняла глаза вслед за ним. Серой пылью таяли искры, сыпавшиеся с его крыльев. Он описывал круги, а девушка, не отрываясь, наблюдала за его движениями, незаметно перестраиваясь с обычного зрения на магические ощущения. Мотылёк кружил по восходящим потокам энергий, и они выстраивались в странную мозаику. Сосредоточившись, Лаинь обратилась бабочкой, избавляясь от неудобно-громоздкого тела, закружила в потоках вместе с новым приятелем, стала танцевать с ним, и тоска отступила. Не исчезла, не истаяла, осталась навсегда внутри чёрной бездной, но поблекла, отстранённая, отодвинутая весёлым танцем за грань того, что происходит сейчас. Два крылатых силуэта кружились всё быстрее, пока не исчезли в серо-оранжевой вспышке. А дальше взвились птицами в молочное зимнее небо, выше, ловя ветер, стремительно, так, чтобы перехватывало дыхание.
Лаинь огляделась вокруг, увидела со стороны тёмные стены большого каменного дома, в котором прежде была заперта, и отпустила их, всё больше удаляясь, несясь прочь. Её сознание потянулось к попутчику, недавно бывшему мотыльком, и она улыбнулась ему. Он окутал её теплом симпатии и продолжил стремительно лететь вперёд, показывая дорогу. Мир кружил вокруг слишком стремительно, слишком быстро проносились внизу поля, и реки, и города. Лаинь никогда не умела летать и никогда прежде не обращалась. Но сейчас, рядом с доброжелательным незнакомцем, было легко и правильно парить, повинуясь ветру, и смотреть любовно на всё это беспорядочное мелькание внизу.
Полёт закончился над циасским Садом Химер, среди ровных квадратиков его клумб, на одну из которых они опустились отдохнуть.
- Спасибо за свободу, - сказала Лаинь спутнику мыслеречью. - И за полёт.
- Тебе подходит - летать, - ответил он, и звучание речи его было шёпотом листьев и переливом ночных звёзд.
Лаинь попыталась обратиться вновь человеком, но не смогла изменить себя столь же просто, как вышло у неё это в первый раз. Ей не было страшно, но вернулось ощущение неправильности происходящего. Она снова напрягла волю, коснулась магических контуров энергий Циаса, на мгновение увидела тянущую пульсирующую тьму перед глазами, а затем открыла глаза.
- Ты заснула в кресле, - сообщила ей призрачная прислужница, заботливо укрывшая девушку одеялом, принесённым откуда-то в оранжерею.
Острое сожаление перемешалось с вернувшейся горечью и грустью. Лаинь откинула одеяло, встала, направилась в гостиную, уселась у огня, рассматривая язычки пламени. Она надеялась, что в этот вечер Тераэс не придёт, не увидит её слабости, не будет заставлять внутренне собраться под чужим и чуждым взглядом. Но дверь открылась, и раздались шаги. Маг опустился рядом, обнял за плечи.
- Милорд, сегодня Ваша компания тягостна для меня, - сказала она, стараясь придать своим словам достаточно вескости, чтобы заставить его уйти.
- Как и всегда, - вздохнул он.
Прислушался, прикасаясь к ней сознанием, уловил что-то незнакомое в её ауре. От неё исходила её непроизвольная магия - та самая, которую благодаря его стараниям проигнорировали работники коллегии, сделав исключение и забыв о безобидной девушке, приходившей к ним на проверку.
- Ты пахнешь зимним небом, - нахмурился Тераэс.
- Оно снилось мне.
- Кто касался тебя? - спросил ревниво, требовательно.
- Серый мотылёк, - ответила она, пожав плечами.
Тераэс вслушался в воспоминания из сна, и ему не понравилось то, что он ощутил. Чужое присутствие не было сном, и он знал, кто проник в его обитель и играл с его бабочкой. И был бессилен запретить или изменить что-то. Но Лаинь была рядом, тёплая, живая, и глаза её блестели больной тоской.
- Знаешь, сколько раз ты снилась мне? Я тоже не знаю, не считал. Но когда я просыпался из этих снов, мне было хорошо оттого, что ты была в них. Может быть, когда я стану вспоминать время, которое ты провела здесь, от него останется такое же тепло с привкусом сожаления.
- Вы сожалеете о том, что пленили меня, милорд? Может быть, Вы избежали бы сожалений, вернув мне свободу?
"Я хочу дать тебе такую свободу, о какой ты не могла даже мечтать", - подумал Тераэс.
- Помнишь, я приходил на твой школьный выпускной? Ты была в красном и была ярче всех, сразу заметная среди всей этой толпы вылетающих из гнезда птенцов. Тогда ты ещё не успела стать избалованной вниманием кавалеров, и тебя забавляло и удивляло, сколько внимания тебе уделили юнцы на выпускном балу. Я завидовал им тогда. Мне хотелось бы обладать правом пригласить тебя на танец.
- Оно было у Вас, милорд.
- Это было бы слишком эксцентрично, не находишь?
Лаинь промолчала, продолжая смотреть в оранжевое пламя камина.
- Милорд, - спросила она вдруг, - почему здесь нет окон?
На следующий день экраны комнат стали прозрачными, чтобы Лаинь могла смотреть в зиму сквозь тонкие и нерушимые стёкла.
Настал день, когда принятое решение должно было начать обретать воплощение. Тераэс задумался о том, как долго он шёл к тому, чему сегодня будет положено начало. К моменту рождения Лаинь он успел стать самым могущественным из магов двух миров, он прошёл через искания, эксперименты, через разрушение и созидание. Он вступал в контакты с духами всех стихий, он развивал до предела дарованные ему возможности и способности, сначала прибегая к помощи учителей, а затем, когда взял от каждого из них всё, что мог взять, занимаясь собственными изысканиями. Он научился гулять по Феосу, когда там играл Ветер, сметая свои же собственные творения и превращая город в пустыню. Он смог стать нечувствительным к жару Пустыни Шур и обрёл способность дышать в водах Махрового моря, он побывал зверями и птицами. Он создал Белэсс, совершенного гомункула, обладающего девятью жизнями. Тераэс не знал непокорённых вершин, и жизнь его опустела, когда ярким рыжим лучиком ворвалась в неё маленькая девочка, сама не зная, как смутила его покой. Она дала магу новую цель, столь великую, что помыслить о таком, возможно, никогда не приходило в голову никому из живших и живущих в двух мирах. Тераэс решил использовать распространённую технику контакта с духами, которая была достаточно распространена и могла принимать разные формы - от ненавязчивой дружбы до полного слияния, чтобы слиться с Изначальным Ветром. Ветер всегда был ему верным союзником и уже несколько столетий охотно делился своей силой, которой не жалел ни для кого из талантливых магов своих миров. Чтобы выйти на новую ступень существования, Тераэс должен был стать богом, потому что его человеческие способности уже достигли возможного предела. Слияние сознаний таило в себе немало опасностей, и, чтобы не стать поглощённым, как слабый дух ветра, который всегда стремится к Изначальному, он должен был показать, что способен общаться с Ветром на равных. Последняя встреча на Равнинах, которая совпала случайно с визитом Шахматного в гости, была для Тераэса самостоятельно назначенным последним испытанием. Он получил согласие Ветра наполнить его, и сегодня состоится их первый полный контакт.
В сердце Хаоса, на феосской изнанке Эуцерейна, где Ветер чувствует себя привольнее всего, назначил он встречу магу, который увлёк его идеей стать новым, стать другим, вобрав в себя чужое сознание и поделившись своим. Тераэс уверенно и собранно переступил через границу, где терялись верх и низ, где не было разницы не только между полётом и падением, но и между воздухом и водой, стенами и свободой. Не раз уже он бродил по изнанке Эуцерейна, испытывая свои силы и возможности, и беснующиеся вихри, меняющая направление линия горизонта и расплывающиеся очертания предметов не отвлекали его от предстоящего ритуала. Тераэс скользил сквозь ткань Феоса, развоплотившись, линиями энергий тянулся, изгибаясь подобно энергиям мира и пульсируя с ними в такт. Ветер налетел на него извивающимся серебристым змеем, самодовольно перечёркивающим эти линии, смешивающим их, отчаянным. Ветру было интересно, и он алчно вплёлся в нити чужого "я", заполняя, забирая, отдавая. Закружились мельчайшие частицы душ, выстраивая новую волю, новое сознание, рождая новое существо. Вспышками переплелись воспоминания, и треснуло антропоморфное упорядоченное сознание мага, покоряясь хаосу Ветра, и собралось течение мыслей Ветра по крупицам, обретая форму и собранную целеустремлённость, подчиняясь законам человеческого мышления. Закружились вихри на кончиках пальцев, закружился Тераэс вихрем, забился ветер в мозаичном замкнутом пространстве, фейерверками и взрывами сотрясая Эуцерейн и подтачивая Феос. Перемешались между собой миры в бешеном нервном биении в такт.
Став Ветром, Тераэс наполнил собой весь мир и с интересом прислушался к тому, каково это - ощущать себя везде, в каждой точке Феоса одновременно, когда можешь дотянуться до любого предмета, укутать собой или отбросить прочь, когда видишь тысячи событий, происходящих повсюду, и в каждое из них можешь вмешаться.
Став человеческим магом, Ветер бросился оголтело смотреть на свой Феос, видеть его новыми глазами, понимать структуры, каких не понимал раньше, улыбаться краскам, которых прежде не знал.
Циас наполнился землетрясениями, реки вышли из берегов, вулканы захлебнулись клокочущей лавой, смерчи закружили в смертельных танцах, моря набросились на сушу, пожирая её и уничтожая. Феос наполнился дыханием Ветра, игриво сметающим и рассеивающим города, но дыхание это было осторожным, внимательным, и игры Ветра оказались совсем не такими разрушающими, какими были обычно. Бесновались магические энергии мира, минимально затрагивая физический пласт его существования. Ветер учился быть аккуратным, не сдерживая при этом своих порывов, и преуспевал в познание новых развлечений.
Ветром устремился Тераэс к Лаинь, непривычно неуклюже заковав его в хрупкий плотский доспех человеческого тела. Вошёл хозяином, нашёл взглядом её глаза, улыбнулся кривой улыбкой свежего смерча. Лаинь отшатнулась от накрывшей её мощи, и Тераэс поспешно укротил бьющие вокруг волны энергии. Взял её за руку, снова сцепляясь взглядом, ничего не говоря, будто слова выпустят вихрь наружу. И рыжая потянулась к нему, очарованная новой силой, одёрнула себя через мгновение, отпрянула, но на миг он увидел в её глазах огонь, о котором мечтал с того момента, как её встретил. Прижал к себе в порывистом объятии, и, сбросив тело, рванул сквозь стекло в небо, и сквозь небо - обратно в родной Феос.
Три человеческих дня и одно мгновение Ветра сущности притирались друг к другу, сотрясая мира непривычными стихийными бедствиями, и стали одним целым, так, что обратно дороги нет, не разъединить, не вычленить одного из другого. Разорвали контакт, чтобы больше уже не стать прежними, и разделились, унося в себе каждый и Ветер, и человека.
Белэсс привычно склонилась перед хозяином, встречая его дома. Тераэс протянул к ней руку, знакомя с новой сущностью внутри, и отправился в библиотеку. Оставаясь Ветром, гуляющим по равнинам Феоса и шевелящим травы Поющего Леса.
- Вы изменились, милорд, - тихо сказала Лаинь. - Я опасалась, что Вы не вернётесь.
- Ты беспокоишься обо мне?
- Как Вы недавно напомнили мне, я говорила, что Вы были мне добрым другом, милорд. Я сержусь, что Вы украли и заперли меня, но это не значит, что Ваша судьба стала мне от этого безразлична.
Тераэс улыбнулся с мальчишеской игривостью вечно юного Ветра.
- Сегодня мне снова хочется танцевать с тобой.
Маг взял её за руку, увлёк, закружил по комнате, заглядывая в глаза, смотря на неё по-новому и по-новому восхищаясь ей. И он-Ветер, Ветер в нём хотел увлечь её и закружить в яростных объятиях, подбрасывая, рассыпая и собирая заново в водоворотах вихрей Равнины. Тераэс поил её своим восторгом, и горели её щёки, и зажигался огонь в глазах, и она наполнялась вся дыханием Ветра, становилась лёгкой, невесомой и гибкой, и они танцевали в такт пульсациям магии мира.
Лаинь высвободилась из объятий запыхавшаяся, села на диван, посмотрела испуганно.
- Зачем Вы зачаровываете меня, милорд? Сегодня Вы решили завоевать меня силой Ваших заклинаний?
Тераэс прислушался, расплёл парящую вокруг него магию, которая лилась теперь слишком бесконтрольно, неотслеживаемо и легко, и нашёл нити, опутавшие девушку. Стряхнул их с неё бережно, и погас её горящий взгляд.
- Прости, - прошептал ветер в нём и затих.
Маг вышел из комнаты стремительно, удивлённый и раздосадованный своей непредусмотрительностью. Выбрался наружу, создал перед собой лестницу до неба и принялся подниматься по ней, отмеряя шагами ступеньки и успокаивая внутреннее смятение. Ветер всегда жил в трепете, колебании и парящей лёгкости, не задумываясь, не размышляя, понимая и принимая сущее, как оно есть, и, не отличая своё влияние от естественного хода вещей, ведь естественный ход вещей ничем не отличался от перемен, рождённых дыханием Ветра. Ветер был переменой, крылатой, порхающей, парящей, и Ветер был постоянством. У него не было моральных принципов, не было ощущения неправильности от чего-то, находящегося в его власти. Тераэс с усилием восстанавливал в себе прежний ход мыслей, но мысли сбивались, текли иными тропами. Он больше не мог не быть Ветром. Он подавлял внутреннее стремление вернуться в Феос, возобновить полноту их слияния, чтобы больше не расставаться. Новая сила была нужна ему, чтобы закончить так долго выпестованные планы... воплотить любопытную, внезапно возникшую идею.
А к Ветру приходили свободные духи, спрашивали, просили напоить их силой, звали поиграть с ними, узнавали и не узнавали свой Ветер. Не узнавали вкус силы, которой он окрылял, удивлялись, переглядывались, схлестывались крохотными смерчами, делясь незнакомым вкусом энергии и учась любить незнакомого бога. Ветер скользил, Ветер летел, Ветер пестовал свои миры, такие новые, незнакомые, вкусные и яркие, и такие родные. Ветру нравилось быть новым собой, только немного недоумения вызвали миллионы аккуратно выстроенных, поэтапно раскроенных недоосуществлённых планов внутри и миллионы забот, которые не должны были иметь никакого значения, выделенные, выплетенные из общей картины точечными и точными геометричными мазками.
Три дня провели они слитыми, вплетаясь друг в друга, затем три месяца врозь, учась чувствовать, понимать, мыслить и ворожить иначе. Тераэс усмирял стихию внутри, не позволял себе броситься в новый виток объединения, пока не обрёл контроль, а Ветер учился верить, что внимание к деталям теперь важно и неотъемлемо, и обходил стороной людей и города, гуляя по Феосу, и запоминал имена своих духов наряду с их образами, и прислушивался к каждому встреченному им сознанию, изучал его пытливо и навязчиво, знакомясь. Слушал призывающие его голоса созданий, заселивших Циас, и говорил с ними, как не говорил прежде - внимательным и к словам, а не только к устремлениям.
Три месяца провели они врозь, слыша и чувствуя друг друга, не прерывая связи и не способные сопротивляться желанию вернуться. А потом слились снова, встретившись в Саду Химер, среди аккуратно вырезанных садов и их причудливой флоры и фауны, чтобы больше уже не разделяться. Чтобы разметать мир, выметя его и сделав чистым холстом для нового творения.
Шахматный пришёл в гости на этот раз обеспокоенным. Нашёл Ветер изменённым, переделанным, надавил на него, выпутывая из памяти подробности, ударил наотмашь, тьмой пронизывая и пропитывая завихрения. "Как ты смел?" - будто имел право указывать и диктовать, будто заявлял право на то, чтобы быть предупреждённым. Ветер разбросал тьму, вытряхнул её из себя, - как капли из шерсти, дразняще обжёг тёмного неровными ледяными иглами - как язык показал. А потом сплёлся с ним, показывая, делясь, давая впитывать новые воспоминания и новые ноты восприятия, и Шахматный обнимал свой Ветер, укладывая в понимании, что он стал другим.
Плен ощущался острее и больнее, чем прежде, с тех пор как Тераэс пропал. Несколько дней спустя после того, как он кружил её в танце, разгорячённую и оживлённую из-за его заклятия, Лаинь решила, что достаточно долго сердилась, и послала ему мыслезов. Маг откликнулся, поговорил с ней спокойно, отрешённо, явно занятый своими делами, но следующие вечера она снова проводила в одиночестве. Гордость не позволяла девушке снова звать Тераэса, и она довольствовалась компанией книг и наблюдением за чужой жизнью на экране.
Мейсарал наконец заключил мир с Шоистрией на взаимовыгодных условиях, и люди праздновали окончание войны и надеялись, что новый период мира будет таким же долгим и благополучным, как и предыдущий, продлившийся несколько столетий. Снова открывались границы между странами и потихоньку получали более широкое обращение ключи от общественных порталов. Родители Лаинь вернулись домой и продолжили свою светскую жизнь с приёмами и торжественными обедами.
Тем временем участились стихийные бедствия, начавшие беспокоить два мира как раз перед тем, как Тераэс решил оставить её в одиночестве. Похоже, что-то менялось в тектонике и климате планеты, а может быть, в настроении Изначального Ветра, решившего играть в Циасе вместо Феоса.
Уэтер и его "воины Апокалипсиса" оставались обеспокоенными и не спешили прекратить свою деятельность. По-прежнему находились признаки того, что мирам угрожает опасность, и, несмотря на воцарившийся мир между представителями разных народов, то и дело шла трещинами ткань мироздания, и приходилось бороться, чтобы их залатать.
Глядя на друзей, Лаинь тосковала острее. Нуэдер после её исчезновения и гибели Цвера стал ещё более мрачным и замкнутым, чем обычно, Файрен погрузился в свои занятия по развитию пророческого дара, не оставляя себе ни мгновения, чтобы остановиться и задуматься, а Гиз будто не находил себе места, бросаясь в одну авантюру за другой. Он присоединялся к отрядам молодёжи, добровольно патрулирующим окрестности порталов с целью очистить эти часто посещаемые места от удачно кормившихся там разбойников и мелких хулиганов, он устанавливал связи с сомнительными компаниями, помогая им не самыми честными путями добывать запрещённые к использованию артефакты, принимал курьерские заказы для доставки странных посланий и загадочных предметов по адресам, добраться до которых было под силу только рождённому в Феосе. Последним приключением, задуманным Гизом, оказалось путешествие к Махровому Морю. Это заповедное место Циаса было излюбленным курортом для влюблённых, поскольку ходили слухи, что скреплённые в Заводи Любви союзы - прочные, нерушимые и счастливые. Тем не менее, Махровое Море таило в себе множество опасностей. Во-первых, подводные глубины изобиловали точками перехода между Феосом и Циасом, а оказаться в Феосе под водой могло быть очень непростым испытанием для неподготовленного. Во-вторых, Махровое Море, вдали от берегов и тихих заводей, было населено не самыми дружелюбными существами. К тому же, участившиеся стихийные бедствия заставляли заповедное море выходить из берегов так же, как и всякие другие, не столь пропитанные магией. Гиза, разумеется, не пугали ни разгул стихии, ни возможные невольные соскальзывания в Феос, который был ему домом. Но путешествие на дальние необитаемые острова Махрового Моря могло стать приключением, в котором привкус опасности позволит не думать. У каждого свой способ убегать от тоски. В одной из сомнительных компаний, с которыми он имел дело в последние дни, Гиз услышал об утерянном артефакте, жемчужной цепи, которая могла служить проводником в мир мёртвых. Никто не знал точно, как работает эта штуковина, но зато было отлично известно, что её можно продать за неплохие деньги, поэтому отличительные признаки цепи были знакомы любителям лёгкой наживы.
Побережье было окутано утренним туманом, когда Гиз ступил на него. Над морем кричали птицы. Гиз выбрал пустынный берег для начала своего путешествия. Призвал чью-то брошенную лодку, оставленную без охранных заклятий, заскользил на ней по волнам, призывая попутный ветер. Прислушивался к солёным водным духам моря, рассказывал им, что не враг и не вторженец, рассматривал энергетические сети, делавшие море заповедным, - необычные, гладкие, верные в каждом послушном течении.
Гиз добрался до острова, на котором мог оказаться артефакт, на исходе второго дня. Среди легенд охотников за жемчужной цепью была та, что предписывала долгое путешествие, поэтому юноша не стал бросаться в вихри Феоса, чтобы оказаться как можно ближе.
Яркими красками светился закат над островом. Махровые голубоватые облака продолжались мягкими волнами, и волны встречались с небом на горизонте, и вода ласкала облака. Гиз не мог оторваться от пылающего заката, пока он не оставил лишь отзвуки розовых красок и самой границы неба и воды. Тогда он направился вглубь острова, разведывая, ощупывая, пытаясь понять, в каком направлении ему двигаться. Остров был спокойным, похожим духом своим на само Махровое Море, невозмутимое и загадочное, не открывающее полностью своего лица. Деревья и травы казались нетронутыми, птицы и звери - непуганными, непривычными к присутствию среди них людей. Обойдя остров в Циасе, Гиз соскользнул в Феос, где не было никакого острова, только вода, неспокойно волнующаяся вокруг. Гиз создал вокруг себя плёнку, наполнил её воздухом, выделенным заклинанием из воды, приспособил зрение, чтобы толща воды меньше искажала видимое, и принялся за обследование. Поначалу ему показалось, что поиски снова не дали результатов, но потом он заметил странное свечение в области, соответствующей центральной части острова. Приглядевшись к нему, Гиз обратил внимание на то, что свечение приходило откуда-то извне, из потоков, выливавшихся в Феос из Циаса, и последовал за этими потоками, вернувшись в упорядоченный мир.
Он оказался в гроте, которого не заметил, когда бродил по острову. Возможно, магическое излучение артефакта скрывало его от любопытных глаз. Изнутри потоки магического сияния были ясно различимы. Гиз приблизился к ним осторожно, разбирая, есть ли нити защитных заклинаний вокруг, присматриваясь, не встретят ли его ловушки. Жемчужная нить лежала в пыли, незаметная на первый взгляд, казавшаяся давно брошенной, забытой побрякушкой. Гиз коснулся её с опаской, потянул, высвобождая из нанесённой сверху земли звено за звеном. Перебирая пальцами жемчужины, очистил их, и они засияли. Смотал цепь, укрыл защитным полем и нырнул в потоки Феоса, рассчитывая убраться с острова.
Жемчужная цепь затрепетала, запульсировала, сломала свой охранный барьер, как только её коснулась феосская вода Махрового Моря. Распрямилась, обхватила своего похитителя, сжала его прочными звеньями, не оставляя надежды на сопротивление, и утянула в глубину вод, давящих своей тяжестью. Задыхаясь, Гиз всё ещё пытался отследить пути, по которым цепь утягивает его, но не успел запомнить путь и потерял сознание.
Когда он открыл глаза, вокруг по-прежнему была вода. Вокруг Гиза кружила стайка водных духов, заинтересованно приглядывающихся к гостю. Гиз прислушался к своим ощущениям и обнаружил, что может дышать под водой. Его лёгкие впитывали кислород из воды, заполнившей их. Он попытался расспросить духов о том, что с ним происходит, но они не слышали его, а может быть, не хотели отвечать. Жемчужная цепь по-прежнему держала, сковывала движения, не пускала уцепиться за вихри Феоса и улететь с ними прочь. Гиз чувствовал слабость, сила его подтаяла, возможности приугасли. Он снова закрыл глаза, проваливаясь в тяжёлый беспокойный сон.
Гизу снилась Долина Мёртвых, которой он не узнавал. Скупая растительность, мутный туман под клубящимися чёрными облаками, ощущение нервного напряжения, мелькающие силуэты призраков, - всё было на месте. Но казалось ненастоящим, как хорошо сделанная, но несовершенная декорация.
- К кому ты пришёл? - спрашивали его призраки умерших. - Кого ты ищешь?
Лица мелькали перед ним, знакомые и незнакомые, целый калейдоскоп лиц, и он не успевал сосредоточиться ни на одном. Когда в калейдоскопе мелькнуло сосредоточенное лицо брата, Гиз потянулся к нему, впечатлённый, затронутый. Цвер вышел из череды призраков, немного печальный и именно такой, каким Гиз помнил его.
- Хорошо, что ты пришёл меня навестить, - сказал он тихо, и в голосе его не было жизни. - Вы нашли Лаинь?
Гиз стал говорить о том, что произошло с тех пор, как Цвер исчез на равнинах, и постепенно отступало нервное напряжение, и становилось хорошо и спокойно, как в те времена, когда они могли поболтать о том, о сём, смеясь понятным им одним шуткам, и перемежая воспоминаниями выдаваемую новую для каждого информацию. Гизу становилось хорошо, и неважным было возвращение домой, и выпутывание из оков цепи, будто никакой цепи не существовало, и не лежало его изменённое чьей-то магией тело под толщей воды, выпиваемое хозяином жемчуга.
Лаинь не видела на экране грёз Гиза, но заметила, как он перестал бороться и как разгладились его черты. Как подплыл к нему старший водяной дух, коснулся своей цепи, и она запульсировала, передавая ему жизненную энергию пленника. Видела, каким довольным и сытым отпрянул и убрался по своим делам дух. Она позвала Тераэса, и тот вежливо ответил ей, что навестит её, как только сможет. Лаинь сжала кулаки. Она хотела разбудить, расшевелить Гиза, хотела заставить его разорвать цепь, избавиться от чужого плена, помочь ему. Вспомнив свой сон о побеге, Лаинь пошла зачем-то в оранжерею и стала искать глазами восходящие токи энергии, в которых парил мотылёк.
- Думаешь громко, - внезапно раздался насмешливый голос в её сознании.
Лаинь, поражённая, узнала в мыслеобразе того, кто говорил с ней, серого мотылька.
- Ты был сном, - сказала она неуверенно.
- Я могу быть всем, что тебе знакомо, - был ответ. - И многим из того, чего ты не знаешь. Зачем ты позвала меня?
- Я ищу помощи, - ответила Лаинь.
Её сознания и памяти коснулись бережно, читая, узнавая. И всё же от прикосновения было немного больно.
- Как занятно, - прокомментировал увиденное в душе Лаинь собеседник.
- Помоги мне освободить его, - настойчиво попросила девушка.
Она не стала предлагать ничего взамен - что она может дать мотыльку, у которого есть вся свобода сна и реальности.
- Это нарушило бы естественный ход вещей, - задумчиво ответил гость из сна. - Не стану портить чужие замыслы, - продолжил он спустя мгновение, а затем исчез из сознания Лаинь, и, сколько она ни пыталась позвать его снова, у неё ничего не выходило, будто стали ему помехой барьеры, отгораживающие её от всех остальных.
Спустя два дня явилась Белэсс. Как всегда молча, подошла к экрану, зажгла его мысленным приказом.
Лаинь не видела, не могла разглядеть, как Ветер, повинуясь желанию Тераэса, дотянулся легко до сковавший Гиза цепи, оставаясь собой и не собой, как коснулся её, игриво перетасовывая жемчужины. Как ловко обратил изменения, навеянные пожирателем, как закрутил водоворот, выпустил свои вихри, позволил им быть послушными воле пленённого человека, а его волю послушной им.
Зато с облегчением смотрела, как соскользнули с Гиза оковы, отпустил его старший водяной дух, раздосадованный тем, что не в силах удержать, и как её друг сквозь Феос устремился прочь, снова свободный и не ценящий этой свободы.
- Почему он не хочет уходить? - спросила Лаинь.
- Он видел сладкие сны, - ответила Белэсс.
- Этот водный дух, он бы выпил его без остатка?
- Это его промысел, - пожала плечами Белэсс. - Жемчужная цепь забирает себе тех, кто находит её, и относит к хозяину в качестве пищи. День за днём он пьёт их энергию, а потом, когда эта энергия иссякает, цепь снова возвращается в Циас, чтобы ловить новую жертву.
- И они умирают счастливыми?
- Они видят во сне тех, с кем навсегда расстались.
- Спасибо, - сказала Лаинь, не обращаясь ни к кому конкретно.
Гиз сожалел о том, что неведомые силы вмешались в его спасение. Он скучал о том спокойствии, которое ощущал в своих снах, но сны не приходили больше, и внутренняя тревога сдавала позиции тихой тоске. Растерянным пришёл он к Уэтеру, предлагая свою помощь в предотвращении магических катаклизмов, растерянным и ищущим, как приходили многие. Призывающий выслушал, кивнул и отправил его к Ливейре, хорошо справлявшейся обычно с тем, чтобы пристроить к делу новичков.
Эсвинка была так же прекрасна, как и в первую их встречу, текущее время не коснулось её, и пережитые бури и потери не оставили следов на совершенном лице. Она усадила Гиза на диван и долго говорила с ним о его возможностях, способностях и магическом опыте. Говорила и слушала голос его тоски. Ливейра хорошо знала, какое острое оружие можно выковать из внутренней боли.
Жители Циаса отпраздновали приход Нового Года, наступающий с рождением весны. Прошли в Мейсарале фейерверки и конкурсы ледяных скульптур и талого снега, обращавшихся в фонтаны под пламенем, символизирующим лучи весеннего солнца.
С рождением весны Тераэс пришёл к Лаинь. Новый, изменившийся, он пугал Лаинь больше, чем обычно, но и притягивал, незнакомый и непонятный.
- Вас так долго не было, милорд.
- Что, ты успела соскучиться? - озорная улыбка Ветра сквозь привычно-циничное равнодушие.
Лаинь опустила глаза. Истосковавшаяся по людям, по живому общению, а не картинкам на экране, она и вправду ждала, чтобы он пришёл, сердилась, что он так долго не навещает её, возмущалась, что её забыли за ненадобностью, как надоевшую игрушку. А потом - одёргивала себя, вспоминала, что должна ненавидеть, возмущаться, может быть, искать выходы, - но не обижаться и ждать.
Пальцы Тераэса на подбородке, почти неуловимое движение, - и взгляд глаза в глаза. Слишком много силы, подавляющей, подчиняющей, спрятанной. Лаинь нахмурилась на мгновение, потом впустила в себя этот взгляд, уверенно вскидывая голову.
Впустила его в свои мысли, дала считать эмоции, со всеми их противоречиями, но всё же подчинённые её воле. Ей не за что чувствовать себя виноватой. Маг кивнул её мыслям и вдруг неожиданно улыбнулся им, как влюблённый юноша, обнаруживший, что его дама сердца забыла выбросить оставленный им у её порога увядающий букет неугодного поклонника, который принимает невнимание за знак благосклонности.
- Ты стала взрослее в этих стенах, знаешь? Наверное, книги библиотеки в сочетании с размышлениями пошли тебе на пользу.
- А может быть, дело в том, что время идёт. Даже когда Вы слишком заняты, чтобы это заметить.
В комнате стало свежее, будто в неё проник предгрозовой запах. Лаинь поёжилась. Тераэс заботливо набросил ей на плечи неизвестно откуда возникшую лёгкую и мягкую накидку. Коснувшись её плеч, застыл на мгновение.
- Пока меня не было, ты не теряла времени даром и нашла себе нового покровителя, - сказал он растерянно.
Лаинь посмотрела недоумённо и растерянно.
- Вы же знаете, что я здесь совершенно одна, милорд. Если не считать визитов Белэсс и Люси.
- Как мило, ты дала имя духу-прислужнику. Но я говорю не о них.
Тераэс спроецировал в её сознание образ, и девушка отпрянула, у неё перехватило дыхание. Тот, кого ей показал маг, сиял невероятным великолепием тьмы, заполнявшим всё вокруг. Лаинь показалось, что комната пошатнулась, наливаясь этой тьмой. Давящая аура Шахматного затопила её хрупкое восприятие, несмотря на то, что была всего лишь отражением воспоминаний Ветра, посланным изменённым существом, объединившим Тераэса и создателя двух миров. Сухие, прямые, непознаваемые черты, не имели, казалось, ничего общего ни с чем из того, с чем Лаинь сталкивалась ранее. Образ разрывал её своей противоречивой сложностью, обретая облик то тяжёлых от запертого в них, готового вырваться, дождя, то огромного грузного старого дракона, с окровавленной недавней трапезой пастью, то сверкающего под лучами солнца ревущего водопада. Девушка тяжело осела, участливо поддерживаемая Тераэсом, который неумело причёсывал её растрепавшуюся ауру и успокаивал смятённую душу. Когда он показывал ей Шахматного, он не ожидал такого эффекта. Может быть, слишком мало времени прошло с тех пор, как он слился с Ветром, чтобы он научился вовремя улавливать такие неважные нюансы, и он не осознавал ещё, как может подействовать на людей то, что казалось ему совсем невинным. Он не привык к тому, что нужно защищать от своей силы тех, кто не способен её выдерживать и принимать, даже в самых простых и естественных для него взаимодействиях.
Когда Лаинь пришла в себя, он смотрел на неё виновато, но выжидательно.
- Что это было? - спросила она.
- Мыслеобраз, - ответил Тераэс тихо.
- Чей? - спросила девушка, по-прежнему растерянная и непонимающая.
- Моего старого друга, - задумчиво сказал Ветер.
- У Вас очень опасные друзья, милорд.
- Зачем же ты в таком случае ищешь их покровительства?
- Я всё ещё не понимаю, о чём Вы говорите... - Лаинь осеклась, перебирая воспоминания о почувствованном и переводя их на понятный ей уровень восприятия.
Дракон из переливчатой тьмы был приснившимся ей мотыльком. Она поняла это со всей непререкаемой ясностью, сама удивившись, что не узнала его сразу. На мгновение ей стало так страшно, что Тераэс снова коснулся её успокаивающей сетью заклинания, слетевшего с его пальцев прежде, чем он успел задуматься о том, чтобы направить свою волю на его выплетение.
- Милорд, я не... не искала его покровительства. Мне бы не пришло в голову взывать к столь могущественному существу. Я не понимаю... Наверное, он приходил ко мне, потому что я - Ваша пленница.
- Нет, не поэтому. Впрочем, я тоже не всегда понимаю его мотивы.
- А мне хотелось бы понять Ваши. Может быть, я уже достаточно была здесь гостьей, чтобы вернуться домой? Может быть, то, что я повзрослела, по Вашему мнению, было мне достаточным уроком?
Тераэс покачал головой.
- Наверное, мне хотелось бы учить тебя. Я думал об этом когда-то. Но мне никогда не удавалось стать хорошим учителем, поэтому я давно оставил подобную деятельность.
- От чего Вы оберегаете меня? Я хотела бы знать, какие угрозы Вы от меня отводите, хотя бы знать, если не могу выбирать.
Тераэс указал на экран гостиной.
- Разве мало ты видишь пугающего в двух мирах?
- Может быть, милорд считает меня чересчур хрупкой, - горько ответила Лаинь.
Ветер доверчиво играл с вьющимися энергиями Шахматного, раскручивая их, как кудряшки, и отпуская снова сворачиваться.
"Скоро я уйду", - шептала тьма.
Ветер отвечал сожалением, цеплялся за друга лёгким дыханием, колыхался вокруг шелестом трав.
"Хочешь, я оставлю тебе подарок?"
Ветер отвечал любопытством, свежим и искрящимся. Тяжёлая тьма блеснула из глубины образом рыжей бабочки, пленённой Ветром в поглощённых воспоминаниях того, кто раньше не был им. Перекроить, переделать, сделать совершеннее хрупкое создание предложил Шахматный, наполнить её своей силой. Новое, человеческое, чуждое и своё, взметнулось против, возмутилось, остановило теоретические преобразования, смерчем разметало тьму.
"Не тронь!"
Странным, недоумённым сожалением собрались тени в стройно-насыщенную и плотную структуру.
"Она не выдержит твою мечту, сломается".
Растерянно заметалось своё и чуждое, понимая. Принимая задуманный подарок. Не желая потерять.
Довольно улыбнулась шахматная тьма.
Рина летела пламенем сквозь родную пустыню, полыхая жаром. Её беспокоили смутные предчувствия, из которых складывалась очень непривлекательная картина будущего. Мир вокруг больше не был таким, как раньше, таким, каким огненный знал его давным-давно. Раздувавшие его духи ветра рассказывали странные истории о том, что Изначальный Ветер стал незнакомым. И всё более шаткими становились основы, рушились нерушимые оплоты. Бесновались спокойные прежде токи миров, текли ровно и упорядоченно прежде беспокойные и зыбкие. Рина горела обеспокоенно, стремилась туда, где получится узнать. Пустыня осталась позади, и путями Феоса она ринулась к заповедному Поющему Лесу, где ощущалась разгадка. Там сегодня гулял Высший Тёмный, не так давно снова пришедший в гости к Ветру. Она посмотрит, что он покажет.
Весеннее небо было прозрачно-ясным, радостным и наполненным солнцем, когда серый мотылёк нарушил замкнутое уединение пленённой Лаинь. Он вошёл в гостиную, как завсегдатай, как частый и знакомый гость, удивительно гармоничный в сковавшем его человеческом облике. Он протянул ей руку, и она приняла её, а затем после короткой вспышки телепортации, механизм которой девушке не удалось разобрать, она удивлённо обнаружила себя посреди уютной поляны Поющего леса, пестревшей свежими и юными весенними цветами.
- Я снова вижу сон о тебе? - спросила она.
- Может быть, - ответил Тёмный и двинулся к ней.
А затем Лаинь умерла. Разлетелась на миллион осколков, таких мелких частиц души, что больше не могла ощущать себя единым сознанием. Мир погас в ослепительной разрушающей вспышке. Шахматный разложил её душу на составляющие, впитал в себя, собирая, разбирая, как конструктор, осматривая изнутри каждую частичку, каждую клеточку её слабого человеческого духа, перестраивая, перекраивая, трансформируя. Он бережно сохранил её воспоминания, лелея их, окрашенные всеми живыми эмоциями юной неопытной девушки, только начинавшей жизнь, такими свежими и красочными. Он аккуратно вычленил хитросплетения генов и энергетических потоков, наделявших её теми или иными свойствами характера, он вскрыл, прочувствовал, поглотил каждое движение её духа, каждую частичку разума. Он строил её заново, сильной и стойкой, строил её из иных материй, вытягивая волю Ветра из окружающего пространства, используя её как материал, он укреплял структуры нового вылепляемого существа своими сполохами тьмы, перемежающимися с настойчивыми вкраплениями света, за которые получил имя Шахматного. Он напитывал её силой, шаг за шагом, - своей силой, силой Ветра и набросанных им вскользь миров, которые получились чудесными и вдохновенными, силой поглощённых когда-то чужих и чуждых и переработанных под свой ритм чужих душ. И выплетая, выпестовывая новое создание, новое дитя, славный подарок для друга, он прилагал все силы, чтобы сохранить в своём творении слепок уничтоженной девушки, которая осталась значимой для Ветра после его причудливой трансформации.
Рина смотрела на эксперимент Тёмного исподтишка, не понимая, не умея разобраться, зачем он терзает ту, которая была рыжей, как её пламя, Лаинь. Рине было интересно, очень интересно, и в самые интересные моменты она вспыхивала, забывая о том, что прячется, но сила огненного не долетала до Шахматного и не затрагивала его. Рине очень хотелось разобраться в том, что происходит в бешеном, быстром и удивительно симметричном танце преобразований, и иногда ей удавалось уловить, как ей казалось, значение нескольких движений этого танца, а потом картина снова становилась только безумно красивой и интересной, но непонятной и давящей, на грани того, что можно выдержать.
Когда Лаинь открыла глаза, Шахматный всё ещё рядом, клубящейся тьмой стелящийся по поляне. Она не обратила внимания на то, что его неприкрытая аура, которая прежде заставляла её лишиться чувств одним лишь своим отголоском, оттиском в чужой памяти, больше не причиняет ей никакого дискомфорта. Она не заметила этого, потому что мир стал другим. Она видела то, чего не могла увидеть прежде. Рисунки магических токов энергии мира, которые прежде приходилось разбирать мучительным усилием, лежали, как на ладони, простые и понятные, как очертания знакомых с детства предметов. А за ними строились новые и новые, более тонкие переплетения, которые она не только не пыталась прежде разобрать, но даже не подозревала об их существовании. Она чувствовала каждый цветок на этой поляне, каждый листик и, если приглядеться, могла увидеть не только тонкие прожилки, испещрившие лист, но и внутреннюю его структуру. Запахи вокруг состояли из тысяч нот, знакомые и одновременно другие. Каждый цветок дышал, вплетая свою песню в общую песню леса. Лес тоже был тем же, что прежде, но в то же время совершенно иным, она видела его более полно, чувствовала острее и сильнее, понимала лучше.
Она могла рассказать Лесу о том, как дышать, о том, как расти, о том, куда направить свои ветви, и он услышал бы её и понял. Лаинь показалось, что у неё перехватило дыхание от того, как много всего она увидела и ощутила одновременно. Она поспешно закрыла глаза, но сомкнутые веки не помогли ей отгородиться от того, что она ощущала.
Шахматный усмехнулся этой нелепой попытке контролировать восприятие блокировкой примитивных и излишних рудиментарных человеческих органов.
Лаинь настойчиво, оставляя глаза закрытыми, направила свою волю на то, чтобы ослабить непрерывный и яркий поток восприятия. Интенсивность ощущений покорно ослабла.
Тёмный прислушался к своему творению, и ему понравилось то, что у него получилось.
Рина смотрела на Лаинь и неровно поблёскивала, по-прежнему не понимая. Это Лаинь? Или не Лаинь? Она похожа. Но она не она. А может быть, всё-таки она? Нужно окутать её пламенем, поджечь, чтобы понять лучше. Но Тёмный не уходит, Тёмный опасен, её огненная суть отлично это знает и боязливо не приближается.
Лаинь открыла глаза снова, впуская в себя весь поток окружающей информации и старательно усваивая его, учась принимать.
Шахматный кивнул. Она должна была быстро учиться, умничка. Когда она немного освоилась, он построил для неё портал перехода, чтобы вернуть туда, откуда привёл. В том убежище поток ощущений будет слабее, и его изолированность, в том числе от магических энергий, позволит ей лучше осмыслить своё новое рождение и понять, чем она стала. Перед тем, как исчезнуть вместе с ней в портале, он на мгновение обратился в сторону настырного огненного духа, который наблюдал за его работой, и задул его. Кое-что он предпочитал делать без свидетелей.
Всё началось в Феосе. Те из его жителей и гостей, кому удалось выбраться, преодолев барьеры между мирами, рассказали остальным, как Ветер стирал мир. Первым был Эуцерейн, колыбель хаоса, которую Ветер приберегал для себя, не заботясь о том, как там может быть неуютно жителям его миров. Феосский Эуцерейн запульсировал и вспыхнул, как умирающая звезда. Его линии треснули, его энергии вздыбились, засияли предельным накалом, раскалились, перемешались, а затем рассыпались искрами и обратились в ничто гаснущей пылью. Тёмное, пустое ничто, сравнимое с пустотой беззвёздного космоса, холодное и безликое, заполнило изнанку заповедной кладези знаний. Тем временем циасскую сторону чудесной библиотеки сотрясали землетрясения, и камни кладезя знаний, хранящие в себе миллионы тайн и множество информации о двух мирах и том, что лежит за их пределами, рушились, теряя свою магическую структуру. Маги, изучавшие их, бесплодно пытались удержать целостность структуры артефактов. По камням Эуцерейна шли трещины, от них откалывались куски, будто они были обычными глыбами скальной породы, и поднимавшиеся ураганы подхватывали осколки и уносили их прочь.
От разрушенного, стёртого Эуцерейна волна разрушительных, небывалых игр Ветра покатилась дальше. Части пространства Феоса просто исчезали, будто их никогда не было, мир сжимался, стягивался к точке пустоты, его зыбкие границы таяли. Ветер бесновался в нём, но всё было иначе, так непохоже на прежние весёлые прогулки, которые перестраивали ландшафты и разрушали города людей, превращая их в причудливые и удивительные пейзажи. На этот раз в силе Ветра было пугающее отрицание. Только что до горизонта простиралась выжженная сухая равнина, на которой недавно разбили лагерь беженцы от последних разрушений, и травы колыхались от сухого дыхания создателя, и задумчиво сновала по ней полуматериальная феосская живность, а люди раздумывали, возводить ли им город в этом пока что тихом и спокойном месте или повременить в ожидании новых причуд Ветра. Только что воздух полнился магией, легко сплетающейся в заклятья волей магов и духов, искрился ею и дышал, и километры зыбкого рисунка были частью картины мира, граничащей с одной стороны с Махровым Морем, а с другой с недавно разрушенным городом, превращённым в руины. И вот, море подошло вплотную к руинам, а равнина с короткой травой пропала, вместе с духами, людьми и зверями, растаяла в пространстве мира и в памяти большинства из тех, кто знал о ней.
Феос таял, становился всё меньше, и остатки его подходили всё ближе к пустоте, в которую превратилось его сердце.
Циас держался, сотрясаемый землетрясениями, мучимый ураганами, вздрагивающий под напором стихий и приходящих перемен. Жители Циаса гибли от катаклизмов, поспешно искали укрытия, где могли пережить бедствия, спешно налаживали дипломатические контакты с другими мирами, чтобы найти больше путей отступления. Интерес жителей двух миров к иным цивилизациям никогда не был особенно сильным. Существовали порталы, ведущие за пределы, на другие планеты, в иные слои пространства, были и редкие исследователи, решавшиеся на путешествия, но в целом Феос и Циас составляли замкнутую систему, не приветствующую иномирных гостей, и их обитатели не стремились забираться далеко от дома. Когда подступающий апокалипсис заставил поверить в свою неизбежность, уход в другие миры замаячил единственной перспективой выживания, и потоки жителей устремились прочь, давая неожиданную нагрузку стабильным природным порталам, сотканным магией Ветра и магией древних. Пошли в ход артефакты, дающие возможность перемещения между мирами, правительства стран принялись устраивать массовый исход жителей, представляющих ценность для продолжения их цивилизации. Разыскивались новые дома для учёных, сильных магов, исследователей, привилегированных слоёв населения. Процесс переселения шёл несколько хаотично, спешно, счёт шёл на недели и даже дни. Перегруженные порталы схлопывались, отрезая возможность отступления для тех, кто не успел, тех, кто упустил свою очередь.
На последнем, прощальном собрании "Воинов Апокалипсиса" атмосфера была нервной и печальной. Часть участников проекта, имевших возможности, уже покинула систему миров, ещё несколько членов их дружной когда-то компании, объединённой общими целями, погибла в нелепом стечении обстоятельств или попытках защитить то, что было им дорого. Как Ольсередар, посвятивший себя защите от катаклизмов городов Майсены, лежавших в области наибольших разрушений. Исцеляя раненых и прикладывая максимум возможных усилий к тому, чтобы сдержать напор стихий, целитель исчерпал свои силы и не смог пережить наступившее на город, в котором он остался для восстановления сил, цунами.
Молчаливым отказом ответил Эм на мысленный, не оформленный толком вопрос Ливейры о том, не разрядить ли атмосферу поддерживающей магией, которая могла бы искусственно поднять бы настроение собравшихся. Он был уверен, что иногда не стоит сковывать грусть.
- Мы потерпели поражение, - веско сказал Уэтер, обводя взглядом собравшихся. - Мы стремились залатать дыры в ткани мироздания, не зная, что выступаем против замыслов создателя. Сегодня - последняя наша встреча, после которой каждый пойдёт своей дорогой. Я надеюсь, что дороги каждого из вас будут долгими и по пути вы увидите немало интересного. Мы прошли вместе немалую часть пути, и я хочу поблагодарить вас всех, за то, что были со мной и разделяли мои цели. Как представитель административной власти Мейсарала, я имею право на десяток пропусков в портал для беженцев. Распределение по мирам, к сожалению, не подлежит обсуждению и выбору. Я предлагаю эти пропуска тем из вас, у кого нет других путей покинуть Циас. Когда собрание закончится, задержитесь, пожалуйста, и я оформлю необходимые печати.
Уэтер сделал паузу, будто неуверенный в том, хочет ли он продолжать. Бывшие "Воины Апокалипсиса" застыли в напряжённом внимании.
- Я был бы нечестен с вами, если бы не упомянул, что сам не собираюсь пользоваться правительственными порталами.
Эмоции удивления и возмущения распространились по залу.
- Конечно же, я не настолько самонадеян, чтобы желать противопоставить себя Ветру и сохранить Циас, и не настолько сентиментален, чтобы погибнуть вместе с родными мирами. Я планирую открыть портал самостоятельно с помощью группы друзей и уйти через него. В этом проекте я также приглашаю поучаствовать желающих. Но хочу подчеркнуть, что эта авантюра не для тех, кому есть, что терять, потому что гарантий её успеха нет. Технология открытия порталов очень сложна и мало изучена. Поэтому, если у вас есть другие пути, предлагаю воспользоваться ими.
Гиз улыбнулся словам предводителя. Он не был уверен, что сможет пригодиться Уэтеру, но, безусловно, относил себя к тем, кого привлекало само понятие "авантюры", и к тем, кому нечего терять.
- Последнее, о чём я собираюсь сказать, это наши прощальные подарки друг другу.
Уэтер эффектно взмахнул руками, и каждого из присутствующих оплели струи созидательной магии, воплощая у них на груди заряженные броши в форме крошечных серебристых смерчей.
- Вместе с некоторыми из наших соратников мы подготовили эти сувениры, которые сможем забрать с собой туда, где будем строить наши новые жизни. Предлагаю всем желающим оставить заряды общих воспоминаний и пожеланий в этих весьма восприимчивых вещицах. Встретимся в новых мирах!
Немногочисленная компания зафонтанировала вдохновением толпы и благодарностью в ответ на речь того, кто направлял и вёл их за собой все эти годы.
А затем начались прощания.
Парейн устало сидел в одной из комнат базы воинов. Он оставил свои печати воспоминаний в амулетах каждого из тех, кто был сегодня на встрече, но печати пронизывала печаль. Но-Фиа-Ня скользнула к нему близко, тепло, переплетая их ауры.
- Ты ведь не сможешь уйти? - спросил он её, будто надеясь на отличный от единственно возможного ответ.
Тьеты слишком пронизаны магией двух миров, чтобы быть в состоянии их покинуть. Их существование за пределами двух миров, скорее всего, попросту невозможно.
Но-Фиа-Ня склонила голову, глядя на него своими большими, слишком синими глазами. Парейн погладил её по золотым волосам, нежно, как ребёнка, которым она не была. И в его прикосновении она прочла, что он тоже не сможет уйти.
- Помнишь, я обещала показать тебе Феору? - сказала она. - Я думаю, ещё не поздно совершить путешествие.
Парейн кивнул. Как только он восстановит силы, они отправятся в путь.
Броши-сувениры наполнялись добрыми пожеланиями. Верл и Туэгри, не сговариваясь, оставили друг другу на память воспоминания о миссии в пустыне с Цвером и Ольсередаром. Возможно, у них ещё будет возможность поделиться друг с другом воспоминаниями, поскольку они собирались воспользоваться пропусками в государственный портал, предложенными Уэтером.
Под конец затянувшихся прощаний эсвинцы наконец дали себе волю и подстроили энергетику общей атмосферы коллектива. Стало тепло и радостно, как бывает в компании, которую не хочется покидать. Ливейра и Эм, переплетая пальцы, смотрели на туманное весеннее небо Майсены, стоя на карнизе высокого окна зала.
- Куда же пойдём мы? - спросила девушка мыслеречью.
- Мы останемся, - весело ответил Эм. - Когда возродится мир, мы родимся заново.
Ливейра удивлённо подняла брови, прислушиваясь к потоку образов, транслируемых в её сознание. Эм поговорил с Сирасмом, который всё ещё умел становиться частью Изначального и был одним из немногих, кто, вероятно, переживёт гибель и возрождение двух миров.
- Это должно быть интересно, - улыбнулась Ливейра
Палата Провидцев, защищённая от природных катаклизмов сетями магии, надёжными настолько, насколько это было возможно в ставшем непрочным Циасе, была наполнена снами и видениями. Все, кто провидел многие годы, десятилетия и даже столетия, все, кто недавно присоединился к гильдии, и те, кто ещё только проходил обучение, были погружены в провидческие грёзы и наблюдали картины будущего, чтобы сделать их настолько ясными, насколько позволяли их возможности и способности. Они не выходили из транса, поддерживая свои силы специальными техниками, позволяющими прерываться только на недолгий отдых в чёрных сновидениях без снов. Они искали вероятности, в которых их миры могли бы выжить.
- Почему даже мудрейшие из нас не знали ничего о грядущей катастрофе? - спросил Файрен своего учителя в их совместном видении.
- Как мы могли бы рассмотреть непринятое решение Создателя? - ответил учитель вопросом на вопрос.
На Файрена свалилось слишком много разрушений, слишком много рвущегося, раскалывающегося, умирающего. Долгие, изнуряющие часы транса были наполнены болью и хаосом. Раз за разом смотрел он на наступающий апокалипсис, будто изучая все его штрихи и ноты, будто отпечатывая его в сознании. Медитативные техники абстрагирования от происходящего уже не имели эффекта, и ощущение разрушений преследовало его не только в видениях. Он жил в расколотых, тающих и крошащихся мирах, и сам разлетался на многочисленные осколки, болезненно и немного привычно. Насколько было известно молодому провидцу, несмотря на всё множество вероятностей открывающегося общине провидцев будущего, тех линий, в которых можно было бы избежать разрушения миров, до сих пор не было обнаружено. Некоторые из членов Палаты покидали её, присоединяясь к эвакуационным проектам и отправляясь в другие миры. Кто-то уходил, чтобы оставшееся отведённое мирам время провести с близкими или посвятить любимым занятиям, вместо того, чтобы искать несуществующий выход. Файрен не хотел никуда уходить и пытался внести свой вклад в работу организации, к которой принадлежал.
По коридору видений он скользил, прислушиваясь к тому, в каком из направлений теплится надежда. Неожиданно его притянул к себе терпкий пряный аромат очень яркого, ослепительного несвершившегося. Файрен скользнул по пути в неожиданное видение. Мир был прозрачным, мозаичным, как Сад Химер, и кристально ясным, каким никогда не бывал наяву. Яркие лучи голубоватого свечения заливали его, незнакомый. Вокруг Файрена возвышался хрустальный город, изяществом граничащий с совершенством, но неидеальный ровно настолько, чтобы казаться живым, пусть и нерукотворным. Провидец шёл по гладкой, ровной мостовой, стелящейся до ближайшего устремлённого ввысь, игравшего бликами на стенах и шпилях здания. Поднявшись по ступеням, Файрен прошёл сквозь дверь, слишком восхищённый, чтобы задуматься о том, чтобы её открыть. Идущая по кругу внутренняя лестница привела его на балкон без перил, дарящий предвкушение опасного полёта. Переплетающиеся сияния и отражения голубого свечения, льющегося с небес и играющего на многочисленных прозрачных зданиях, захватывали дух своей строгой и блистательной красотой. Озоновая свежесть, рассыпанная в воздухе, тонкими струйками текла вокруг, и к ней примешивался аромат пряных трав, привлёкший Файрена в коридоре видений. Провидец не отследил момента, когда он стал не единственным любующимся хрустальным городом на прозрачном балконе. Возможно, он с самого начала был слишком увлечён, чтобы заметить чужое присутствие.
- Похоже, ты очень хотел убежать, - констатировал колеблющийся силуэт собеседника, явно обращавшийся к Файрену.
Тот сфокусировался. Разговоры в видениях могли происходить лишь между встретившимися в них провидцами. Наблюдатели не существовали в своих видениях, не могли воздействовать на события, изменять происходящее, сбывшееся или несбывшееся, их нельзя было услышать или увидеть, и лишь немногие заинтересованные в этом маги умели определять присутствие провидцев как лёгкий шлейф наблюдения со стороны, тем не менее, лишённые возможности дотянуться до них или как-то вступить в коммуникацию. Фокусировка сделала силуэт собеседника более чётким. Он походил на эсвинца тонко вырезанным разрезом глаз, гибким и тонким телосложением и обильной шевелюрой.
- Ты тоже провидец? - спросил его Файрен.
- Наверное, можно и так сказать, - спокойно согласился незнакомец.
Он внимательно посмотрел на Файрена, и тот ощутил лёгкое изучающее прикосновение его магии. Такого рода воздействия он считал невозможными в видениях, поскольку в них провидцы не существовали, кроме как в виде лишённых всего, кроме собственной воли познания, созданий. Однако собеседник касался Файрена так, как изучает будущий соперник на дуэли после снятия барьеров или как прикасается маг, с которым предстоит тесная совместная работа.
- Этот сон мне очень нравится, - сказал эсвинец. - Хочешь остаться здесь? Может быть, ты стал бы первым обитателем этого хрустального города.
Файрен вдруг почувствовал, что незнакомец и правда в силах сделать этого город видением, из которого будет не вернуться. И понял, что мысль его о том, что этот невоплощённый ещё город может быть той самой неотысканной вероятностью спасения - абсурдна. Видение, в котором он оказался, существовало лишь как замысел, которому если и предназначено реализоваться, то произойдёт это спустя века после грядущего апокалипсиса.
- Почему я смог заглянуть сюда? - спросил Файрен.
Возможности провидцев были не так велики, чтобы заглядывать в неосуществлённые замыслы будущего, отделённые множеством столетий, и тем более не так хорошо развиты были способности Файрена.
- Потому что этот город существует здесь и сейчас, - понятно ответил собеседник.
Файрен осознал, что говорит с существом, живущим вне времени, и смотрит один из его излюбленных снов. Может быть, по временной линии Файрена пройдут столетия, прежде чем хозяин сна воплотит этот хрустальный город в реальности, заставив его родиться в пространстве, сейчас принадлежащем Циасу и Феосу, а может быть, этого воплощения никогда не произойдёт, но его сознание и воля позволяют городу уже сейчас существовать настолько, что на него можно взглянуть в видениях или снах.
Файрен задумался. Здесь было спокойно. Стройные сверкающие шпили воплощали антипод того хаоса разрушения, в усталости от которого он бросился на яркий пряный запах. И приглашение остаться было искренним и настоящим - не шуткой, не ловушкой, не коварным планом, - а внезапным и добрым жестом, которым даришь случайно оказавшуюся у тебя розу незнакомой прохожей девушке. Не за улыбку, без платы.
- Почему-то мне нравится видеть этот сон именно здесь, - сказал создатель хрустального города.
И Файрен почувствовал, как голубые переливы отражают, вспыхивая и струясь лучами сквозь безупречно чистый воздух, видение Феоса и Циаса, какими они были, и есть, и будут когда-то в восприятии того, гостем чьего сна он оказался. Провидец сделал шаг в полёт, переступив невысокий бордюр хрустального балкона, и шаг его был согласием. За спиной вскинулся упорядоченно-стремительный ветер, совсем не похожий на переменчивый и привычный Изначальный. Хрустальный город огромен и сияющ. Файрен сможет открывать его для себя бесконечно долго.
Шахматный бережно укрыл своей клубящейся тьмой тело спящего провидца и унёс его туда, где его не тронут игры Ветра. С ним останутся его видения, и он сможет смотреть не только на гибель мира, но и на то, как на руинах будут воплощены новые задумки. Возможно, когда-нибудь он проснётся, если его желание будет сильнее, чем желание побега, которое он старательно от себя скрывал.
Шахматный ушёл, в честно вычисленном и ранее обозначенным скоро. Ветер заметался в прощании, смешанным сожалением и надеждой на будущие встречи закружил, заражая.
"Отчего же, отчего не хочешь смотреть, как всё получится, как всё построится?"
Улыбалась задумчиво, рассеянно, истаивающая из миров Ветра тьма. В первых шагах будет слишком много несовершенства, чтобы ими любоваться.
Лаинь смотрела в экран рассеянно. Она больше не нуждалась в экране, чтобы наблюдать за тем, что происходит в любой точке двух миров, но по привычке обращала свой взор на его застывшее тёмное полотно, когда хотела увидеть какие-то события. Тераэс-Ветер приходил редко, но течение времени изменилось для неё, и она не знала больше, что значит "редко", а знала только, что он приходил, и молчал, и сидел рядом, изучая её, знакомясь, иногда улыбаясь. А потом отправлялся стирать и разрушать миры - и приходил возбуждённым, вдохновлённым, ненасытным и как будто ожидающим. Она смотрела на разрушения и гибель миров и чувствовала в Тераэсе трепет, привкус этих разрушений, этих смертей, и училась ненавидеть его. Никогда прежде, за плен, за стены - не училась. Не было прежде в ней тьмы Шахматного. Лаинь впитывала восхищение, и восторг, и желание принести жертвы, и величину масштабов его замыслов, ощутимую сквозь излучаемые им мыслеобразы, и училась любить. Никогда прежде, за заботу, за поклонение, за готовность прийти на помощь - не училась. Не было в ней прежде чужого вдохновения, сделавшего её подарком. Не умела.
Парящие города Феоры были причудливо прекрасны с высоты птичьего полёта. Её ветра, бушующие прихотливо в преддверии конца мира, ещё не успели стереть парящие города. Воздушная лодка, нёсшая Парейна и Но-Фиа-ня, легко повинуясь волне тьеты, перестраивалась между потоками, паря в них, как птица. Далеко внизу струились реки, омывая своим полноводным течением свежие весенние луга, поили немногочисленные живописные леса, бурлили, притапливая берега, когда разгулявшиеся ветра трепали их, заставляя бежать волнами и бесноваться брызгами.
Парейну было необычайно спокойно и мирно. Волнение, которое прежде вызывали у него тьеты, больше не бередило его неугасающими ранами воспоминаний. Но-Фиа-ня утишила его тоску своим терпением, своей непохожестью на потерянную им в юности свою соплеменницу. В старике будто не было теперь ничего от того юноши, которым он был когда-то, и его интерес к прогулке по стране, которая так долго отталкивала и пугала его, был совсем другим, нежели когда-то похороненная жажда познания и впитывания новых мест, событий и нового волшебства. Парейн наслаждался видом парящих городов, таких непривычных и удивительных. Они были похожи на огромные округлые каменные глыбы, повисшие между небом и землёй, многоярусные, многоэтажные, с налепленными выступающими силуэтами влагосборников, с многочисленными свисающими хвостами выводящих труб. Тьеты жили в воздухе и там же строили свои дома.
- Вот Лируниая, город, который полюбился мне больше всех других и который я выбрала своим прежде, чем покинула Феору, - рассказала Но-Фиа-ня. - Спустимся?
Архитектура Лируниаи совсем не подходила для того, чтобы перемещаться пешком, и Парейн наложил заклинание парения, чтобы перемещаться в пространстве на небольшой высоте над землёй, как делали жители города. Тьеты не заботились ни о дорогах, ни о мостовых, ни об отсутствии препятствий на земле, им не было до этого дела. В их городах не было таверн, которыми изобиловали все человеческие поселения, потому что культура поглощения пищи также была им чужда. Создания, вытканные магией мира, не нуждались в пище, хотя она могла служить источником энергии для их тел, так же, как и сами по себе токи энергий мира. Они могли насытиться солнечным светом столь же легко, как и тарелкой тушёных овощей, и чаще всего предпочитали первое. Их города представляли собой большие каменные пространства, поросшие редкой травой в тех небольших пространствах, где не было любовно выращенных прямо из горной породы строений и заботливо взращенных, будто улыбающихся солнцу садов. На верхнем ярусе города садов было особенно много, поскольку ниже было больше тени, и цветам было куда менее уютно, чем самим тьетам, поглощённым умозрительными приключениями куда в большей степени, чем явлениями окружающей природы или погоды. Однако, несмотря на пренебрежение к физическому миру, сады и дома тьетов совсем не производили впечатление покинутых или неухоженных. Волшебные существа заботились о том, что их окружало, потому что и цветы, и камни, с которыми они жили бок о бок, становились частью их самих и объектом их внимательной заботы.
Когда Парейн смотрел на тьетов, поливающих сад или перемещавшихся между строениями, он удивлялся тому, что читал на их лицах.
- Фиа... Они совсем не обеспокоены. Почему их не волнует, что миру приходит конец?
Тьета замерла на мгновение, то ли обращаясь к общему сознанию, то ли задумавшись, как лучше объяснить представителю иной расы то, что кажется ей самой предельно понятным.
- Разрушение - это обновление, - сказала она наконец. - Очень немногие переживают за деревья, когда с них опадают листья, понимаешь?
Старец покачал головой. Несмотря на его немалый, с точки зрения человека, жизненный опыт, он не понимал, как можно сравнивать апокалипсис с осенними переменами в природе. Для него было важно его собственное существование, существование его близких, его друзей, его дома, и, несмотря на все философские размышления о смысле бытия, окончание жизни не могло не быть в его глазах поводом для беспокойства у того, кто жизнь любит.
- Они думают, что выживут в апокалипсисе? - спросил он, с сожалением глядя, как ураганный порыв ветра разметал о скалы воздушную лодку, что принесла их в Лируниаю.
Но-Фиа-ня покачала головой.
- Скорее всего, выживут очень немногие. Но в них останется память рода. И они снова будут растить из скал города и заставлять цветы улыбаться.
Парейн смолк.
К моменту их приезда в Феору Феос больше не существовал. Но Ветер не принимался за Циас, по какой-то причине медля, и лишь смерчи и землетрясения отголосками его деструктивной воли продолжали разрушать и шатать населённый мир. Старик задумался, как цветы могут улыбаться в пустоте небытия. Тьетов такие измышления, похоже, совсем не волновали.
- Я отведу тебя в библиотеку, - сказала Фиа.
Библиотеки тьетов состояли в основном из книг других народов и были наполнены их знаниями. Но их функция не ограничивалась тем, чтобы быть хранилищем томов, содержащих ту или иную информацию. Библиотеки были одним из мест, где тьеты собирались и говорили между собой. Подобные собрания были предназначены для того, чтобы поделиться информацией, не запечатлённой в их общей памяти. Иногда они говорили вслух, чаще - создавали телепатическую связь между всеми участниками встречи и обсуждали, что каждый из них узнал о мирах, его жителях, реальных или вымышленных событиях, а также оставляли сводку информации, которую считали важной, в общей памяти. Но-Фиа-Ня отправила сообщение о приглашении на встречу с ней и Парейном жителям Лируниаи, и вскоре воздушные фигурки тьетов потекли к залу собраний в библиотеке города. Не слишком многие заинтересовались тем, чтобы познакомиться с человеком и встретиться с давно покинувшей страну сестрой по расе, но всё же зал не был пустым. Он наполнился тонкими неторопливыми голосами тьетов, - из вежливости перед присутствовавшим среди них представителем чужой расы, они говорили вслух. Но-Фиа-Ня и Парейн рассказали им историю своих сражений с трещинами в ткани мироздания, а также поделились тем, что их путешествие в Феору было общим - одним на двоих - прощанием с крушащимся миром. Тьеты слушали их с интересом, расспрашивали, по-детски непосредственно и по-взрослому тактично, и беседа их была долгой и познавательной. В сумерках, когда участники собрания расходились по домам, на горизонте показались смерчи.
Они шли втроём, дикие, неумолимые, виляющими конусами приближались к неповоротливому массиву Лируниаи. Но-Фиа-Ня нетерпеливо увлекла Парейна за собой на верхний ярус города. Обратив взгляды на пушистые торнадо, группа тьетов стояла, с интересом наблюдая, ожидая. Глаза Но-Фиа-ня сияли.
- Отчего ты так рада смерчам? - спросил у неё Парейн.
- Рейн, эти смерчи пришли стереть Лируниаю, - прошептала она восторженно. - Прислушайся, они же свёрнуты Изначальным!
Старик направил свою магию на изучение природы торнадо и понял, что смерчи и в самом деле отличны от своих природных собратьев, активно гуляющих по Циасу в последнее время. Помимо напитанности магической силой, которая повторяла контуры течения мировых энергий, они, похоже, обладали некоторой волей. Не волей живых существ, но волей направленной стихии.
Даже если бы жители Лируниаи решили изменить положение своего парящего города и увести его от вихрей, их усилия не увенчались бы успехом, смерчи последовали бы за ними, куда бы они ни направились. И тьеты светились, пульсировали восторгом от того, что к ним идут их собственные смерчи, в которые создатель вдохнул свою волю.
Но-Фиа-ня окутала Парейна своей аурой, вступая с ним в глубокий телепатический контакт. Он разделил её эмоции и загорелся её восторгом, а она улыбнулась прикоснувшемуся к ней его страху смерти. Сплетённые между собой, они смотрели на приближающиеся к ним смерчи и ждали их с озорным восторгом и стыдящимся ужасом на двоих.
Смерчи налетели весёлыми резкими порывами, бешеной пляской оглушительной карусели разломали, растёрли Лируниаю в песок и взвили пыль её, а затем направились дальше - в путешествие по парящим городам Феоры.
- Знаешь, как любопытно, - сказал Тераэс молодым голосом Ветра, - когда я недавно летал... - он запнулся. - Я нашёл одного изобретателя, Лишённого.
Лаинь подняла глаза от книги о магии, которую перечитывала после перерождения. Как и многие другие учебники, книга стала ей понятнее с качественным расширением спектра её способностей.
- Никогда не была знакома с Лишёнными, - сказала она дружелюбно. - Я даже думала иногда, что то, что они существуют, - просто легенда.
- Во всякой легенде есть доля правды. Но они не легенда, и их довольно много в нашем мире.
- Но становится всё меньше, как и всех остальных, - грустно ответила девушка.
Тераэс опустил глаза, казалось, немного виновато. Но через мгновение снова продолжил.
- Ты должна посмотреть на него! Я уверен, у него всё будет хорошо, и он не станет жертвой...
- Твоих игр, - продолжила Лаинь.
- Моих игр, - ответил Ветер со смущённой улыбкой.
- Терв, мои разработки закончены, - торжественно заявил Крод, довольно улыбаясь. - Их пришлось ускорить в связи с тем, что мир решил разрушиться, но мы уже были достаточно близки к тому, чтобы справиться с остававшимися неполадками, так что мобилизация сил и ресурсов пошла только на пользу. Я был там, наверху, и это непередаваемые ощущения.
Ассасина не трогало вдохновение Крода, но его ставшее привычным равнодушие не мешало ему слушать друга с вниманием и выказывать допустимую вежливостью степень интереса. Они приехали на полигон, пока ещё не тронутый разрушениями по неведомой случайности. Работа завода шла полным ходом, и ядовитый дым продолжал окутывать всё вокруг.
- Скоро производство будет остановлено, - продолжал Крод. - Мы немногое сможем забрать с собой, наш корабль рассчитан, прежде всего, на то, чтобы вместить как можно больше пассажиров, но с нами останутся записи о разработках, поэтому мы сможем восстановить всё там, где найдём пристанище. Терв, мы отправляемся в неизвестность, как и те, кто уходит в порталы, только у нас нет гарантий, что нам удастся встретить обитаемый или пригодный для обитания мир. Скажи, ты не хотел бы полететь с нами? Для тебя всегда найдётся место на моём корабле, ты же знаешь.
Терв покачал головой. Для него не имела притягательности жажда исследований, пульсирующая энергией в сознании Лишённого. Может быть, когда-то, когда ещё звучали рядом песни, вдохновлявшие его, он лучше смог бы услышать товарища, живее откликнуться на его энтузиазм, но не теперь, когда внутри осталась только выжженная, остывшая пустыня.
- Я не хотел бы тебе отказывать в компании, но думаю, что я не тот, кто нужен тебе в экспедиции сквозь космическое пространство.
- Почему, мастер? Тебе нечего бояться и нечего терять, и ты легко научился бы работе, которую нужно будет выполнять на корабле, и стал бы полезным членом экипажа.
- Крод, я уже дал согласие на участие в не менее авантюрном проекте Уэтера. Если мы говорим о пользе, то там я наверняка смогу быть более полезным.
Никаких сожалений, никакого неуютного покалывания выбора внутри от прочитанного на лице Крода разочарования. Воспоминания о связывающих их годах дружбы поблекли, как иссякшие краски мира.
Именно исследовательский дух Лишённого свёл их когда-то. Кроду, с детства вынужденному привыкать к своему отличию от всех, кто его окружал, непросто было приспособиться и научиться понимать, что ему нужно искать свой путь, и он сумел обернуть свои отличия на пользу себе и тем немногочисленным обитателям Циаса, кто, так же как он, родился невосприимчивым к магии. Его изучение физических принципов устройства мира началось ещё в юности, когда он с трудом добивался места студента инженерного института и, соответственно, доступа к его библиотекам. Научно-изобретательский интерес привёл его однажды в небольшой городок Мейсарала, где он попытался открыть первую версию своей научной лаборатории, впоследствии приобрётший необыкновенный размах. К сожалению, его инициатива не была оценена группой окрестных жителей, которые сочли его сумасшедшим. Как часто случается, от опасливого неприятия они перешли к агрессивным действиям, и однажды лаборатория была разгромлена компанией особо яростных недоброжелателей. Крод покинул её и намеревался покинуть и город тоже, но не обошлось без преследования. Именно тогда, заинтересованный необычной магической активностью поблизости, появился Терв, которого привели в Ругайн вовсе не слухи о странном Лишённом, которые несомненно привлекли бы его внимание, но знаменитая опера, которую хотела посетить Ивейа. Коротая время в прогулках по окрестностям городка, он неожиданно почувствовал колебания энергий, которые могли знаменовать что-то весьма любопытное. Скрытый аурой незаметности, Терв приблизился к источнику магических вибраций и обнаружил перед собой гораздо менее привлекательную картину, чем ожидал. Перед ним предстала всего-навсего обыкновенная драка, причём нечестная - трое на одного. Наблюдая за ними, Терв быстро обнаружил необычность поведения нападавших: они избегали прямого магического воздействия на свою жертву, а когда, забываясь или не зная, как отреагирует противник, пытались применить к нему магическую атаку или зарядить магией своё нехитрое оружие, не могли нанести никаких повреждений. Идея поисков Часов Судьбы тогда уже владела Тервом, и он посвящал немало времени поискам Лишённых, поэтому он быстро понял, в чём тут дело. Когда пылавшие агрессией жажды убийства, хорошо знакомой Терву, люди подошли к опасной грани, он выступил из тени. Стремительно бросившись вперёд, он оттолкнул загнанного тяжело дышащего Лишённого от его противников, одновременно собирая внутри энергию заклинания. Сковывающая темница частоколом полувоплощённых металлических стержней отгородила недоброжелателей от их жертвы и её спасителя. Терв протянул Кроду руку, чтобы помочь подняться. И впервые почувствовал на себе его благодарный и преданный взгляд.
Впрочем, вмешиваясь в драку, Терв не ожидал, что общение с Кродом станет для него по-настоящему интересным. Благодаря нему он узнавал часть мира, которая прежде не была ему знакома, но это было объяснима и предсказуемо. Неожиданностью явились их долгие беседы, иногда переходящие в споры, о философии, о судьбах мира, о людях, о том, о чём у него прежде не было привычки говорить часами. Крод удивлял его, в том числе и тем, что его слова не были пустыми, как разглагольствования юношей, ощущавших в себе силы изменить мир благодаря бушующим гормонам. Крод был человеком действия, и любые его идеи непременно обретали воплощение в той или иной форме. И Терву посчастливилось наблюдать за реализацией множества из них. Ивейа приняла Крода дружески с первого момента их встречи.
- У него такие добрые глаза, - сказала она Терву, когда они остались наедине. - Я бы очень хотела быть его другом.
Её желание исполнилось. Терв безревностно наблюдал за тем, как возникают между его музой и Кродом нити нежной дружбы. Он дарил ей механические музыкальные шкатулки, а она оттачивала чистоту звучания их нот, он учил её тому, что знал, а она, склонив голову, слушала его и иногда спрашивала о чём-то так метко, что молниями загорались новые идеи в его голове.
"Он тоже потерял её, - вдруг подумал Терв. - Она была не только моей". И сквозь безразличие проступили призвуки щемящей тоски.
- Крод, - сказал Терв. - Может быть, если мы оба выполним свои задумки успешно, мы ещё встретимся.
- Конечно, - опустив голову, пробормотал Крод. - Может быть.
В день отлёта Терв провожал друга в путь. Огромная площадка, подготовленная для старта, была заполнена небольшими группами людей, которые прощались с теми, кто улетал. Большой неуклюжий космический корабль находился в её центре. Внутри мигали бесчисленными лампочками панели непонятного Терву предназначения, тянулись хитросплетения проводов. Крод оторвался от поглощавшей его предполётной работы. Всё было проверено и перепроверено достаточное количество раз. Уэтер и Ло-оте-ни уже попрощались с Кродом и Иртом, тоже отбывавшим в экспедицию. Терв пожал руку Лишённого, благополучно восстановившегося после полученных ранений, и пожелал ему счастливого пути. Теперь они с Кродом остались одни в одном из пунктов управления кораблём.
- Мы в твоей стихии, - сказал Терв, и губы его сумели сложиться в грустную улыбку.
Крод кивнул.
- Мне страшно, мастер, - признался он. - Несмотря на все предвкушения и надежды, я боюсь.
- Всё будет хорошо, - ответил Терв, и в словах его звучала уверенность.
Лишённый посмотрел на друга с удивлением. Не в привычках Терва было произносить общепринятые клише утешающих фраз.
- Я попросил провидца взглянуть на вероятности вашего успеха, - пояснил ассасин. - Прогнозы очень благополучны. Шансы провала высмотреть было непросто. Я думаю, вас ждёт много интересного.
- Спасибо, - ответил Крод немного невпопад. - Терв, я подумал о твоих словах. Что мы встретимся. И я сделаю всё, что в моих силах, чтобы это произошло, обещаю.
Они обнялись на прощанье, и грусть расставания стала пронзительной.
В облаке рёва, дыма и пламени корабль оторвался от земли, унося прочь из гибнущего мира тех, кто нашёл свой путь, чтобы из него убежать. Терв, стоя в стороне от всех, кто наблюдал за запуском и тоже кого-то провожал, смотрел, как летательный аппарат уменьшается, превращаясь в яркую точку, слушал, как его рокот переходит в тонкий свист, а затем уступает место тишине. В дни конца мира случается много прощаний.
Когда всё закончилось, Уэтер подошёл к нему, положил руку на плечо. Тёмный призыватель незаметно стал ведущим с тех пор, как Терв потерял своё вдохновение. В числе других немногочисленных соратников он искал способы занять внимание Терва, привлечь его к той или иной деятельности.
- Нам пора заняться подготовкой портала, - сообщил Уэтер.
Терв отправился за ним. Его магия всё ещё повиновалась ему, и её пульсирующая сила была нужна, чтобы спасти тех, кто искал свой путь выживания.
- Ты больше не пытаешься найти способы побега, - сказал Тераэс. - Ты отчаялась выбраться из моего плена?
Лаинь пожала плечами, будто пытаясь сбросить его руку, лежавшую на них. Повернула голову, глаза в глаза, дыхание в дыхание.
- Милорд лучше меня знает, что побег невозможен. У меня нет возможности попрощаться, в отличие от всех, кто расстаётся на грани конца мира.
Ветер внутри взметнулся вихрями. Так приятно было быть рядом без необходимости сдерживать, сковывать, скрывать свою ауру до предела, доступного хрупкому человеческому восприятию.
- Ты могла бы попрощаться в снах, - предложил Тераэс. - Я покажу тебе эту технику.
Он коснулся пальцами её лба, посылая сконцентрированный поток информации о том, как она могла переплести нити магии, чтобы прийти в сны тех, с кем хотела говорить. Она приняла, с пониманием и благодарностью.
- Спасибо, милорд, - сказала она.
Плечи её расслабились под его прикосновениями.
Эсвейн трепетал, терзаемый, и угасал день за днём, превращаясь из благоухающих, пышущих жизнью джунглей, в опустошённое, истерзанное пространство. Ломались с треском многолетние деревья. Превращались в пыль скалы. Исчезали с лица земли тщательно выстроенные жилища людей.
Ливейра и Эм, рука об руку, волосы в волосы, сидели на устоявшей ещё скале, высоко, недвижные в потоках ветра. Они ждали Сирасма, и тот, как свойственно детям ветра, торопился и не успевал на встречу.
- Помнишь, - спрашивала Ливейра, - как мы бродили по лианам в темноте, когда искали источник мудрости в сердце леса?
- Помню, - кивал Эм. - Тогда мы были слишком молоды, чтобы понимать, что мудрость не может быть спрятанным в чаще артефактом.
- Зато могли находить друг друга.
- Чему не мешает ни опыт, ни мудрость, - улыбнулся он.
Перед их мысленным взором рисовалась картина душной летней ночи, когда Ливейра подхватывала его, сорвавшегося, заботливым заклинанием левитации, а он успокаивал её, восстанавливая её силы.
- Помнишь, - спрашивал Эм, - как мы хотели обнаружить неведомый смысл рун, испещряющих тайный камень Эуцерейна, и его хранитель прогнал нас, но не смог лишить памяти?
- Помню, - отвечала Ливейра, проводя пальцами нежно по его руке, и погружалась снова в воспоминания. Полные успехов и неудач, поражений, принятых за победы, или побед, отдающих горечью поражения. И бесконечное тепло приключений или просто дней, проведённых вместе, важных для них обоих и больше ни для кого, наполняло эсвинцев. Эти разговоры о воспоминаниях были важны сейчас, как никогда, они создавали, закрепляли, удерживали сеть, которая должна была связать их крепче, чем они были связаны.
- Что останется от меня? - спрашивала Ливейра, поглощённая ожиданием.
- Ты, - усмехался Эм. - Когда-нибудь мы вернёмся.
Сирасм появился, неосторожный, трепещущий, растрепал волосы приветствием, зашелестел по скале воздушной дымкой. Эсвинцы поднялись и, не размыкая рук, принялись читать заклинание развоплощения. Дух поддерживал их своей силой, которую укрепил и напитал недавней встречей с Изначальным. Эсвинцы могли покинуть Циас, уйти в другие миры, их сила, переплетённая с энергиями миров, возможно, сильно ослабла бы, но их личностная целостность вполне могла не пострадать. Ливейра и Эм решили иначе, им не хотелось переставать быть частью миров, в которых они встретились и в которых были самими собой и были вместе две сотни лет. Уже давно они лелеяли в себе мечту пойти по пути развоплощения, обратиться энергией мира, раствориться в нём. Эта мечта была для них путём окончания их срока, они собирались воплотить её, когда их естественные жизни будут подходить к концу. Эсвинцы - долгоживущая раса, но и они не вечны, и однажды приходит время перестать существовать, но они, как и многие другие, не знают точно, какой путь ждёт их за гранью смерти. До разгулявшихся разрушений игривого Ветра, стирающего свои творения, они могли думать о том, что их срок придёт ещё нескоро и их жизни не прожиты ещё и наполовину, однако Изначальный неожиданно привёл их к тому, чтобы ускорить события. Сирасм был хорошим помощником как представитель стихий Ветра. Он, возможно, лучше всех прочих духов умел чувствовать настроение ткани мироздания, поэтому его поддержка была незаменима. Но его задача была не только в том, чтобы помочь провести ритуал. После его окончания он окутает собой, впитает и сохранит тех, кто были когда-то Эмом и Ливейрой, и, когда придёт его время раствориться в Изначальном, во время катаклизма или после него, он заберёт их с собой неизменными.
- Почему ты думаешь, что мы сможем вернуться? - спросила Ливейра мысленно, продолжая направлять магические энергии в соответствии с ритуалом.
- Сирасм рассказал мне, что он узнал от Ветра, что после того, как всё будет разрушено, на месте Феоса и Циаса родится новый мир. Я думаю, мы сможем отыскать себе в нём место.
Нити сплетались и расплетались, энергии текли, сворачивались спиралями, вырисовывая причудливые узоры. Тела эсвинцев истончались шаг за шагом, и вскоре они были уже едва различимыми призраками, но между тем продолжали плести заклинания.
Воспринимаемая ими ткань мира, напротив, становилась всё более плотной, и встраиваться в неё приходилось с усилием. С изменениями восприятия им приходилось всё больше сосредотачиваться на том, чтобы помнить, кто они, чтобы сохранять себя теми, кем они были прежде. Связи между частичками их душ становились непрочными, и только воля удерживала их вместе, не давая поддаться искушению рассыпаться, рассеяться, влившись каждой клеточкой в энергии рушащегося мира. Сирасм поддерживал их, как мог, но на первый план всё же выступали их собственные устремления. Память о прожитой жизни медленно и неудержимо таяла вместе с телами, и воспоминаний становилось всё меньше, лишь некоторые высвечивались яркими вспышками среди сонма ощущений и событий, которые они не в силах были сохранить. Телесные формы растаяли полностью, перестав существовать, и в этот переломный момент всё могло бы пойти прахом, потому что Ливейра, на крыльях Сирасма, упустила на мгновение сосредоточенность, и, подобно серой пыли, стала сочиться её сущность, разносимая над скалой ветрами. Эм метнулся к ней каждой незримой крохотной частичкой своей структуры, остановил, ухватил, вплёлся. Удивлённо затрепетал Сирасм, понимая, что двое стали одним от этого неожиданного, непредсказуемого устремления одной из сущностей к другой. Но укутал новое существо собой, как было обещано в завершение ритуала. В глубине неосознаваемого эсвинцы уснули, убаюканные колыбельной духа.
Ливейра открыла глаза в бесконечной темноте. Было тепло, и где-то неподалёку слышался стук капель. Её рука незамедлительно нащупала руку Эма рядом. Она почувствовала его тепло.
- У нас ничего не получилось? - спросила она разочарованно.
- Получилось, - ответил Эм.
Голос его звучал глухо и болезненно.
Ливейра села, обнажённая, среди окружавшей пустой темноты.
- Я не помню, - сказала она обречённо после минутного раздумья.
Эм кивнул понимающе. Он тоже ощущал собственную неполноту. Как будто не только зрение сковала темнота, но и другие ощущения, в том числе те, что прежде были только внутри, стали совершенно иными.
- Эм. Я не чувствую своих волос, - сказала Ливейра, но в голосе её не было страха.
Она рассеянно проводила пальцами по жёстким нитям живых эсвинских прядей, и тактильные ощущения пальцев говорили ей, что волосы остались на месте, но она не ощущала их, как не ощутить парализованные органы и точно так же не могла ими пошевелить. Эм погладил её осторожными долгими движениями, успокаивая.
- Мы снимся друг другу, Ли. Нас больше нет. И мы всё ещё есть. Давай сделаем этот сон хорошим.
Темнота вокруг расцветилась зеленоватыми бликами, пол обратился водной гладью. Теперь перед ними была вечность, чтобы вспоминать.
Портал был почти готов, и всё новые желающие воспользоваться его гостеприимством прибывали в точку сбора, которую Уэтер указал для тех, кого приглашал присоединиться к нему. Нуэдер, которого привёл с собой Гиз, встречал приезжающих, чтобы они не отвлекали магов, работающих над порталом, от их деятельности. Последние штрихи переплетаемых заклинаний были не менее важны, чем вся предыдущая работа, а сосредоточенность уже начинала снижаться.
Проект Уэтера был рискованным ничуть не менее, чем он позиционировал. В Феосе существовало некоторое количество порталов, ведущих в иные миры. В последнее время, когда начались всевозможные проекты эвакуации населения, маги Мейсарала нашли пути, чтобы открывать подобные порталы прямо из Циаса, однако базировались они на остаточных энергиях уже существовавших порталов, закрывшихся в связи с исчезновением Феоса. Однако известных случаев произвольного создания такого портала, ведущего за пределы Циаса, за пределы планеты, не было. Однако, в связи с немногочисленностью доступных путей для побега, все имеющиеся в наличии порталы надёжно охранялись властями. В панике, охватившей умирающий мир, было особенно важно оградить точки ухода от разъярённой, не контролирующей себя толпы, от случайных прохожих и от незваных гостей. Иначе возникал риск не успеть спасти тех, кто был определён в большей степени достойным спасения, - учёных, мудрецов, особо могущественных и талантливых магов, дипломатов, детей и подающую надежды молодёжь. Уэтер сделал, что мог, чтобы оказать своё влияние на составление списков подлежащих первоочерёдному спасению, однако слишком много людей оставались неохваченными эвакуационной программой. Он решил заняться тем, чтобы, соединив технологию открытия порталов между точками пространства в Циасе и все знания, собранные о том, как функционируют порталы, ведущие за пределы мира, создать при поддержке всех единомышленников, которые согласились участвовать в проекте, собственный портал в другой мир. Надёжно считанные схемы, гениальные и абсурдные догадки, лихорадочные попытки уложиться в сроки, выматывающая нервы и выпивающая силы работа увенчалась успехом - примерно сутки назад был совершён первый тестовый запуск портала и перемещение через него нескольких объектов. Оставалось лишь добавить несколько штрихов, делающих его безопасным для перехода через него людей, а также повысить его пропускную способность и укрепить и стабилизировать его, чтобы он профункционировал как можно дольше. Старые друзья, отчаянные коллеги, бывшие "воины Апокалипсиса", а также знакомые знакомых всех сортов работали вместе с Уэтером, цепляясь за эту неожиданную возможность спастись и спасти своих близких.
Тем временем стихийные бедствия, сотрясавшие Циас, приобретали угрожающие масштабы. По всем доступным прогнозам миру не суждено было увидеть лето. По городам катились волны паники, сопровождающиеся присущим подобным событиям хаосом. Массовые самоубийства, бесчисленные разрушения, провоцируемые самими людьми, перемежались с множественными попытками спасения и крикливыми проповедями о смирении на площадях. Многие из городов были разрушены, и землетрясения и наводнения продолжались, и дальше стирая людские поселения с лица земли. Каждый день или час промедления мог свести на нет все старания Уэтера и подвергнуть опасности его и тех, кого он повёл за собой.
Провидица Руя, покинувшая недавно Палаты, чтобы присоединиться к авантюрному плану побега, подошла к Гизу, отдыхавшему после напряжённой работы, и ласково напоила его энергией.
- Как думаешь, всё пройдёт удачно?
Гиз пожал плечами.
- Наверняка.
- Интересно, какой он, тот мир, в который мы пойдём?
- Гостеприимный, - ответил Гиз. - Так говорят.
Портал вёл в мир, где сходилось множество путей самых разных путешественников, один из миров-перекрёстков, открытых для посещений всем желающим, как портовый город, где собираются торговцы со всего света. С его жителями не требовалось особых дипломатических договорённостей о пребывании там, потому что множество странников прибывало в него каждый день, и ничуть не меньше покидало в поисках лучшей доли, возвращаясь домой или отправляясь навстречу приключениям. Уэтер выбрал именно его своей целью, потому что перемещение в столь открытый мир должно было пройти наиболее гладко и потому что распахнутые из него порталы и космические пути могли привести тех, кто там окажется, туда, куда они выберут, отдохнув в спокойной обстановке и выплакав сожаления. Предварительная экспедиция была невозможна в связи со всеобщей суетой вокруг существующих порталов, но кое-кто из тех, кто ждал своей очереди отправиться прочь, бывал там ранее, когда путешествия в другие миры были редкостью, но тем не менее, могли совершаться без особых сложностей. Такими путешественниками были три человека, по внешнему виду явно шоистрийского происхождения, вольные бродяги и путешественники, в характере которых были риски и неизведанные пути. Их засыпали вопросами многие из отправляющихся, поэтому Руя и решила не быть в их числе. Ни к чему спрашивать их о том, о чём уже спросила до неё сотня любопытных. Зато Гизу её общество, похоже, не было в тягость.
- Сейчас среди нашей группы беженцев ходят слухи, что мы идём в удивительное волшебное место, которое указывает каждому его собственный путь, - улыбнулся он. - Но не стоит верить этим легендам. Я думаю, чтобы искать свой путь, не нужно никаких особых указаний. Это происходит внутри.
- Куда ты думаешь направиться потом?
- По обстоятельствам. Но думаю, мне подойдёт перекрёсток сам по себе. Там может найтись хорошая работа для наёмника, - улыбка Гиза стала немного усталой.
Прошлой ночью ему снилась Лаинь, и её улыбка говорила ему, что там, где она сейчас, у неё всё хорошо.
К Гизу и Руе подошли Терв, Уэтер и Орина, учёный-специалист по порталам, принимавший активное участие в эксперименте скорее из научного интереса, чем из эгоистических или альтруистических побуждений.
- Всё готово, - сообщила она. - Твой выход.
Гиз вызвался быть добровольцем для тестового запуска портала для перемещения человека. Если что-то пойдёт не так, он будет первым, кто об этом узнает и примет на себя опасности, которым не будут подвергнуты остальные.
Рамка портала светилась пульсирующим фиолетовым сиянием. Гиз шагнул в него привычно, без промедления, отдаваясь расщепляющим и собирающим его заново потокам магии. Переход через портал в иной мир ничем не отличался от обычного пространственного перемещения. Гиз давно знал об этом. Несколько лет назад, ещё до войны, ему случилось однажды совершить межмирный переход. Это случилось, когда они с родителями после очередного переезда обнаружили в Феосе, неподалёку от их нового временного жилья, неведомо куда ведущий портал. Со всем присущим детям интересом к новому и неизведанному Гиз с приятелем ринулся в него навстречу приключениям. Но строгий старший брат не дал ему времени исследовать новый мир, придя за ним прежде, чем Гиз успел, как следует, рассмотреть или ощутить, где он оказался. А затем портал иссяк и закрылся прежде, чем Гиз смог выбрать подходящий момент, чтобы отправиться туда снова.
Теперь его путешествие завершилось более удачно - его никто не преследовал. Мир-перекрёсток, в котором он оказался, был наполнен магией, схожей с магией, царившей в Циасе. Течения его энергий легко прослеживались и поддавались контролю. Гиза окружал лес, наполненный жизнью, зверями, тенями и другими гостями и обитателями. Как ему и было поручено, он связался по мыслесвязи с Руганом, контактом Уэтера, который отправился сюда же через один из официальных порталов. Тот подтвердил безопасность перехода и подходящее расположение местных жителей к путникам. Обменявшись с мейсаральским беженцем ещё некоторым количеством информации, Гиз совершил обратный переход. Его возвращение встретили ликующей надеждой во взглядах. Проект оказался успешным. Эвакуация могла начинаться.
Собранные Уэтером беженцы один за другим исчезали в портале. Через равные пропускные промежутки один из них возвращался, чтобы подтвердить благополучное прибытие очередной группы. Создатели портала неусыпно следили за его корректной работой, поддерживая и подпитывая создавшие его заклинания. Руя вернулась с отчётом, а затем снова исчезла в сиреневом сиянии, уводя за собой новую группу путешественников.
Гиз покидал Циас в последних рядах. Вновь ступив на землю мира-перекрёстка, он сделал глубокий вдох, впитывая чистый лесной воздух. Начиналась новая жизнь.
Терв и Уэтер также были одними из тех, кто уходил в последнюю очередь.
- Всё получилось, - сказал Уэтер. - Не в последнюю очередь благодаря тебе. Спасибо. До встречи по ту сторону.
Терв кивнул. Он устал от прощаний, следовавших одно за другим в последнее время. После того, как Крод вырвался в космос, чтобы унестись от обречённой планеты, его вскоре ожидало прощание с ещё одним из спутников по поискам Часов Судьбы. Необычный тьет, поражавший своим искренним интересом к развитию несущественного для представителей его расы физического тела, отправлялся на родину, в Феору, которую давно покинул, чтобы искать там убежище от катаклизмов или же встретиться с апокалипсисом лицом к лицу. Хотя бы с Уэтером, который по-прежнему беспощадно пытался расшевелить его равнодушие, не требовалось затевать долгих прощаний. Через несколько мгновений они встретятся на территории мира-перекрёстка. Пожав руку друга, Терв шагнул за ним следом в портал.
И в момент его шага взбесновался Ветер, немилосердно разбуженный, взметнулся, поднимая невероятную разрушительную волну, сметающую всё на своём пути, подобную тем, которыми старательно, будто ластиком, стирал шаг за шагом Феос, обращённый в чёрную пустоту небытия. Началась его прогулка по Циасу, которой предстояло разметать покосившийся, истерзанный мир, развеяв тех, кто не успел скрыться.
Портал, любовно и тщательно выстроенный, пошатнулся, сбился с ритма, изменил частоту своей равномерной пульсации. Энергии вокруг Терва стали чуждыми, незнакомыми, терзающими. Непонимающе он попытался нащупать путь из бесконечно клубившихся нитей, но не смог направить волю управлять ими, лишённый привычной структуры. Фиолетовые нити повлекли его сквозь ряды переливающихся вспышек, покалывая, покусывая, электризуя. Выброшенный из портала, он сразу почувствовал, как трудно дышать. Вокруг было темно. Блеснув на прощанье яркой вспышкой, исчез портал. Терв поднялся на ноги и пошёл сквозь пустоту к далёким мягким огням.
Уэтер в мире-перекрёстке озадаченно смотрел на место, в котором только что был его портал, а теперь лишь потрескивали гаснущие вспышки оборванной магии. Путь назад отрезан. Он попытался связаться с Тервом, последним, шедшим после него, по мыслесвязи, но не ощутил в мире его образа. Тяжело вздохнув, Уэтер обернулся к последней группе беженцев, ожидавших его среди деревьев. Они нуждались в его поддержке.
- Я снилась им не столь ярко, чтобы они смогли запомнить, - вздохнула Лаинь, несомая вихрями Ветра сквозь рушащиеся, обращавшиеся в пыль и руины остатки некогда родного мира.
- Их сны были яркими, - отрицал Ветер, - очень яркими. Не твоя вина, если они не умеют помнить их.
Расправив руки, Лаинь обратила их трепещущими воздушными крыльями. Её нежность и её ненависть питали её Ветер, злили и успокаивали его, и делали конец мира невероятно красивым. Она не ждала, когда засияет нервной и рыжей звездой в небе над планетой, не выдумывала, что нарисует на подаренном холсте и каким построит новый мир. Когда придёт время, она станет искать нужные краски, строить и воскрешать. А сейчас, обнимая свой Ветер крыльями сквозь боль разрушения, она наслаждалась его захватывающим необъятным великолепием.