Танина Татьяна
Путь скарабея, глл 1-6

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Жизнь и удивительные приключения дочери археолога и ее сестры -"амазонки" на Востоке и Западе.
    Авантюрный псевдоисторический любовный роман.
    Крутые виражи судьбы... Неизвестный, чарующий и жестокий Восток, представший перед путешественниками-европейцами на заре эры археологии... Загадки исчезнувших цивилизаций и научные открытия... Любовь и горячая, как солнце над пустыней, страсть...
    На долю отважной леди Виттории и ее названной сестры Тизири выпадает много тяжелых испытаний, однако для этих девушек нет непреодолимых преград.
    Их ждет долгий и опасный путь с Востока на Запад... Путь скарабея, по которому трудно, но очень интересно идти.
    Роман почти завершен. Продолжение можно прочитать на форуме Дамский клуб. Бесплатно.
  6 июня 1883 года. Альбигонское посольство в Тиграде
  ***
  Бенджамин Корстэн без стука распахнул дверь флигеля.
  - Вита, собирайся в дорогу. Быстрее! Выезжаем через час.
  Встревоженно глядя на отца, Виттория замерла над незаконченным письмом. Капля чернил сорвалась с кончика ее пера и превратилась в кляксу на бумаге.
  - Что случилось, папа?
  - Мейятдин убит. Власть захватил Муссаб.
  - Муссаб? Он же сын наложницы, - отставив столик, она спустилась с топчана.
  - Дворцовый переворот во все времена был самым коротким путем к трону, - ответил отец на ее недосказанную мысль.
  - Господи, это ужасно. Что же теперь будет? - Виттория представила во всей полноте страшную угрозу, нависшую над европейцами в Тиграде. И ждать помощи было неоткуда. - А солдаты калифа?
  - Магрибская охрана разбежалась раньше, чем нас оповестили о событиях во дворце. Здесь нельзя оставаться. Скорей всего, придется прорываться с боем.
  - Мы поедем в Старую крепость? - она сложила письмо кузену вчетверо.
  - Девлят-паша должен предоставить нам убежище. Мы ему хорошо заплатим. Потом нас заберет фрегат.
  - Корабль придет не раньше чем через две недели.
  - Будем надеяться, что гарнизон сохранит лояльность.
  - Папа, это Восток! - Виттория замотала головой, понимая, что отец тешит себя самообманом. - Девлят-паша может просто нас убить и забрать себе всё, что у нас есть. Мы иноверцы, его враги в их 'священной войне'.
  Лорд Корстэн тяжело вздохнул.
  - Где Белла?
  - Не видела ее с утра.
  - Она ушла в город? Просил же ее!
  - А то ты ее не знаешь.
  - Ладно, она сумеет о себе позаботиться. Вита, бери только самое необходимое, чтобы все поместилось в один короб.
  - Возьму пару платьев на смену, все равно в парандже ехать, - равнодушная к моде Виттория не дорожила своим устаревшим европейским гардеробом. Она привыкла носить восточную женскую одежду и закрывать лицо, дабы не нарушать местные религиозные обычаи, потому что священная книга магрибов строго предупреждала: 'Скажи своим женам и дочерям, чтобы носили покрывала, иначе их узнают и подвергнут поруганию'. Как ученая дама она ценила другие вещи. - Папа, а наши записи? Книги?
  - Какие книги! Жизнь дороже!
  - Куда ты сейчас?
  - Вернусь к Эмилии и детям, надо помочь им собраться, - он оглянулся в дверях. - Прости, дорогая. Сейчас я должен быть с ними.
  Виттория направилась в спальню. Сунув письмо в ридикюль на приступке под настенным зеркалом, она откинула угол ковра и открыла маленький сейф, вмурованный в пол...
  ***
  Духом гражданской войны повеяло неделю назад, когда на всех тиградских базарах заговорили о необходимости религиозной реформы. Попытки властей подавить бунт встретили ожесточенное сопротивление, а облавы и аресты вызвали новую волну народного гнева.
  Виттории и другим женщинам было запрещено покидать миссию, окруженную высокой каменной оградой. Это была настоящая крепость под охраной посольской гвардии.
  Калиф Мейятдин пригласил во дворец альбигонского консула лорда Алстона и клятвенно заверил его, что в самое ближайшее время в столице будет наведен порядок и 'дорогим гостям' нечего боятся. Для защиты посольства он отрядил дюжину колоритных солдат, вооруженных саблями и страшными секирами.
  Теперь, после убийства Мейятдина, выступавшего гарантом безопасности, все представители посольства - 'оплота неверных в царстве Бога и Его Посланника' - были приговорены к смерти...
  ***
  Виттория не успела ни собраться, ни переодеться, когда религиозные фанатики взяли резиденцию штурмом и устроили страшную резню.
  Жестокую бессмысленную бойню...
  Свято верившие, что прокладывают себе путь в рай...
  Убежденные, что бог щедро вознаградит их за то, что они убивают людей, которые молятся другому богу...
  Ничуть не сомневаясь, что на том свете вечные девственницы одарят их неземным блаженством...
  В своей 'священной войне' магрибы не щадили никого - ни детей, ни женщин, ни земляков, предавших тем, что служили иноверцам...
  Виттория услышала выстрелы, шум, крики, женский визг и бросилась к двери.
  Маленький флигель, где она жила с Тизири, стоял в саду, далеко от ворот, за основными жилыми постройками, однако ворвавшаяся в миссию разъяренная толпа быстро разбежалась по всем закоулкам. Магрибы устроили охоту на неверных.
  В густой зелени сада мелькнули разноцветные полосатые халаты и голубые тюрбаны. Смертельная угроза приблизилась стремительно и вмиг возникла на пороге - неотвратимая и неумолимо беспощадная.
  От удара по лицу Виттория вскрикнула и потеряла сознание...
  Очнувшись от тряски, она ощутила тяжесть навалившегося на нее мужчины, увидела короткую черную бороду, худую шею с торчащим кадыком, услышала рычание. Тяжелый запах пота ударил в нос. Оскалившись, незнакомец ревел голодным зверем и сотрясал ее тело яростными толчками, вернувшими ее в действительность. В ужасающую действительность, в которой она стала жертвой грубого сексуального насилия!
  Восточные мужчины - темпераментные, но вынуждено хранившие целомудрие, годами копившие средства на выкуп невесты и считавшие жену своим имуществом - страшны в своей одержимости женским телом.
  Парализованная дикостью происходящего, девушка не могла ни сопротивляться, ни кричать. Ей казалось, что все это происходит не по настоящему, не наяву.
  Такого не могло быть!
  Этого не должно было случиться...
  Только не с ней...
  Не с ней...
  Краем глаза Виттория заметила, как рядом мелькнуло что-то большое и темное. Насильник дернулся, брызнул кровью, захрипел и обмяк. Через миг он был отброшен в сторону, как будто сметен невидимой волной.
  ***
  

- 1 -

  ***
  Знайся только с достойными дружбы людьми,
  С подлецом не сближайся, себя не срами.
  Если подлый лекарство подаст тебе - вылей!
  Если мудрый предложит отраву - прими!
  Омар Хайям
  ***
  'Восток'... Слово, которое пробуждает фантазию, вызывает мистический трепет и порочное любопытство. Восток манит и пугает своими тысячами тайн...
  Жаркое южное солнце и черный бархат звездных ночей...
  Окруженные крепостными стенами, густонаселенные города с множеством, похожих одно на другое, культовых сооружений, узкими извилистыми улочками и гудящими базарами, наполненными гомоном словоохотливого торгового люда и звонкими распевами зазывал.
  Гаремы с томными красавицами под неусыпной охраной евнухов...
  Необъятные безлюдные пустыни, в которых теряются караваны...
  Зеленые оазисы с финиковыми пальмами среди желтых песчаных барханов...
  Восток очаровывает путешественника своей экзотической культурой, радует глаз пестротой и яркостью красок, дурманит ароматом благовоний и пряностей, пленяет слух мелодиями, в которых сливаются протяжный плач духовых, легкий наигрыш струнных и ритмичный бой ударных инструментов. Его архитектура производит неизгладимое впечатление громоздкой простотой в сочетании с устремленными ввысь стройными молельными башнями, разноцветной керамической облицовкой с растительными орнаментами и витиеватой вязью священных слов. Величественные дворцы правителей, окруженные тенистыми садами, вызывают восхищение изящной отделкой, тонкой резьбой по камню, золотым блеском, пышностью убранства и кричащей роскошью, выставленной напоказ.
  ***
  Виттория прожила на Востоке без году десять лет и хорошо узнала его за этот срок, но так и не привыкла. Восток оставался для нее чужим...
  После распада огромного Магрибского Халифата на дюжину независимых государств, владыки Мисура первыми обратили взоры на Запад. Мирный договор открыл 'сердце Востока' не только для торговцев, но так же путешественников и археологов, мечтавших приподнять полог неизвестности над прошлым земли.
  Загадочный Восток сулил множество интересных открытий...
  Отец Виттории - лорд Бенджамин Корстэн - стал одним из первых исследователей древней истории Мисура. Приехав в Кахир с женой и малолетней дочерью, он поселился в 'альбигонском квартале' - это был большой участок земли в столичном пригороде, отмеренный щедрой дланью по-восточному хитрого и угодливого из корысти шаха Шершади, где подданные короля Якобуса проживали анклавом в домах европейского типа.
  Сразу по приезду лорд Корстэн начал собирать сведения о старинных памятниках и проводить раскопки. Его супруга леди Габриэлла, по собственному желанию последовавшая за ним в варварскую страну, стала незаменимой помощницей в его исторических изысканиях.
  За маму Виттория испытывала неподдельную гордость.
  Леди Габриэлла происходила из древнего ибертанского княжеского рода. Смелая и решительная, способная на мужские поступки и не терявшая присутствие духа ни при каких обстоятельствах - она не желала мириться с местом женщины в патриархальном обществе. За это ей приходилось выслушивать ворчливые отповеди свекрови леди Амелии, тем не менее, признававшей, что ее сын счастлив в браке.
  Судьба свела родителей самым чудесным образом. Встретившись на королевском балу в Альбигарте, они влюбились друг в друга с первого взгляда и вскоре сочетались узами брака, несмотря на трудности, связанные со сменой подданства, протесты со стороны родни жениха и угрозу отречения семейства невесты.
  Отец и мама не мыслили своего существования порознь. Пусть их семейная жизнь началась с грандиозного скандала, главное, они могли быть вместе в радости и горе...
  'Настоящая любовь не знает преград', - таков был девиз леди Габриэллы.
  Виттория - невысокая, стройная, темноволосая, кареглазая красавица - внешне походила на маму, но характером обладала более покладистым и уравновешенным. Хотя она могла демонстрировать принципиальную неуступчивость, до бунтарки-леди Габриэллы ей было далеко.
  Любознательная и наблюдательная, способная рассуждать по-взрослому и делать самостоятельные выводы - Виттория уже в детстве проявила склонность к гуманитарным наукам. Если тягу к истории она унаследовала от родителей, то востоковедом стала, благодаря своему учителю Джафару.
  Придворный философ, служивший дипломатом во времена покойного шаха Абдулвалида и проживший в Альбигарте десять лет, частый гость в альбигонском квартале - Джафар абу Басир относился к иноверцам дружелюбно, предпочитая общение с ними обществу своих земляков. Попавший в опалу за вольнодумство и помилованный с восшествием на престол шаха Шершади, он не вернулся ко двору. Разочарованный в жизни, власти, сыновьях, не оправдавших его надежд, мудрец готовился к смерти, пока лорд Корстэн, озаботившийся всесторонним образованием дочери, не уговорил его стать ее учителем магрибского. Поначалу Джафар отказывался заниматься с девочкой - неслыханное для Востока дело! - но потом все же взялся, чтобы посмотреть, что из этого получится, и, обнаружив уникальные способности ученицы, признал, что 'женщина - тоже человек'.
  Менее чем за год Виттория научилась говорить и читать на магрибском. С Джафаром она проводила больше времени, чем в классной комнате при посольстве. В ее лице старый философ обрел благодарную слушательницу и немало к ней привязался.
  - Ты для меня не просто способная ученица, Вита, - признался учитель годы спустя, незадолго до своей кончины. - Ты моя духовная наследница. Если мои сыновья продолжат мой род, ты продолжишь мой путь в познании мира. Я передал тебе часть себя, которая будет жить в тебе, как 'огонь в камне'.
  - 'Да, верно, к мудрецу наш мир несправедлив.
  От мира благ не жди, а будь трудолюбив.
  Бери и отдавай, ведь счастлив только тот,
  Кто брал и отдавал, богатства накопив', - процитировала она в ответ четверостишие известного магрибского поэта, с творчеством которого ее познакомил учитель.
  Обладавший многими знаниями и снисходительный, требовательный и отзывчивый - почтенный Джафар абу Басир открыл маленькой Виттории удивительный и чарующий, воинственный и жестокий мир Востока во всем его многообразии - историю без прикрас, культуру со сложными обычаями и древними традициями, религию с главными столпами, законами и правилами. Он поделился с ней восточной мудростью, тонкостями восточной дипломатии, познакомил с восточной поэзией, поведал веселые и грустные восточные сказки.
  ***
  Около десяти лет назад дипломатические отношения между Альбигонией и Мисуром были скреплены новым договором. Шах Шершади, проявлявший немалый интерес к военным достижениям европейцев, даром что иноверцы, был готов платить золотом за альбигонские пушки и ружья. Король Якобус, намереваясь повязать восточного владыку кабальной сделкой, дабы в долгосрочной перспективе иметь на Востоке надежного сателлита и твердый плацдарм, прислал в Кахир нового генконсула. Лорд Мэрвил по прозвищу Белый Лев, получивший эпитет отнюдь не за геральдического серебряного льва на родовом гербе, а беспримерную отвагу на полях сражений, пользовался большим авторитетом в магрибском мире.
  Для Виттории грозный консул был просто 'дядей Нэтом'.
  Натаниэля Мэрвила и Бенджамина Корстэна связывала давняя дружба. Они вместе участвовали в будастанской колониальной компании, куда лорд Корстэн отправился после окончания курса военной хирургии. Посвященный в сердечные тайны своего боевого товарища, будущий генконсул выступал поверенным в его любовных делах и помог устроить брак с леди Габриэллой, потом стал крестным их дочери.
  В альбигонском квартале лорд Мэрвил, чья супруга, в виду слабого здоровья, осталась на родине, часто коротал вечера в особнячке Корстэнов или приглашал все семейство на ужин в посольский дворец. На одном из таких скромных застолий, когда старые друзья пустились в воспоминания, дядя Нэт признался, что является пожизненным должником своего друга.
  - Представьте себе, леди Габриэлла, ваш покорный слуга жив, здоров, и имеет честь беседовать с вами, исключительно, благодаря вашему мужу, - пребывая в ностальгически-благостном расположении духа, обратился он к маме. - Перед Бэном я в неоплатном долгу. Первый раз он отвел от меня смерть, когда быстрыми и решительными действиями спас от укуса ядовитой змеи. Конечно, я сам виноват, не смотрел под ноги... Но мы вымотались, продираясь через джунгли, и до этого сутки не спали. Иным не повезло... Слава Богу, что Бэн был рядом! - приложив ладонь к груди, он отвесил короткий поклон своему товарищу. - Мой долг удвоился, когда он не позволил мне истечь кровью и провел сложную операцию в полевых условиях, хотя сам был ранен. Сейчас, годы спустя, страх притупился, но тогда... В общем, если бы не Бэн, не сидел бы я сейчас с вами за этим столом.
  Леди Габриэлла, имевшая довольно смутное представление о военной карьере мужа, после откровений дяди Нэта пришла в ужас оттого, сколько раз ее благоверный мог погибнуть, и немедленно продемонстрировала свой вспыльчивый ибертанский нрав.
  - Ах, ты, аксонский молчальник! Почему ты скрывал от меня свои подвиги! Как ты мог? - она гневно хлестнула его тем, что попало под руку - столовой салфеткой.
  - Габи, дорогая, но ведь я остался жив! - оправдывался отец, поднимая локоть и загораживая лицо. - Солнышко мое, глупо наказывать за то, чего не произошло.
  - Да если бы я знала, какой ты негодник, не вышла бы за тебя замуж!
  - Нэт, заклинаю, больше ни слова о войне, не то моя драгоценная супруга сделает то, что не удалось нашим врагам. Она меня прикончит! - Бенджамин Корстэн засмеялся. Смех у него был приятный и заразительный.
  Юная Виттория смотрела на родителя с нескрываемым восторгом. Она знала, что за особые заслуги в будастанской войне его наградил орденом лично король Якобус, в ту пору наследный принц, присовокупив к высокой награде золотые часы с дарственной гравировкой на крышке 'Моему другу', но не догадывалась, какой ее отец великий воин. Ведь будучи человеком скромным и помнящим, что гордыня - смертный грех, он никогда не хвалился своими подвигами. Его героизм затмил в ее глазах даже сказочных магрибских паладинов!
  ***
  Натаниэль Мэрвил содействовал другу в его исторических изысканиях. Он выпросил у шаха разрешение на археологические раскопки древнего храмового комплекса в верховьях Эн-Нейля, в провинции Дафур.
  Путешествие началось осенью, когда спала жара.
  К этому времени лорд Корстэн успел исследовать несколько крупных архитектурных объектов в окрестностях Кахира, и с каждой новой находкой, свидетельствовавшей о великолепии и могуществе цивилизации древнего Мисура, его воодушевление росло, превратившись в одержимость новыми открытиями. Благодаря генконсулу, он получил не только возможность побывать в районах, где не ступала нога европейца, но так же военный эскорт из дюжины магрибских всадников. Летучий отряд, мчавшийся перед караваном, нагонял страх на обитателей деревень и внушал еще большее уважение к экспедиции.
  Для Виттории поездка в Дафур стала первым важным испытанием в жизни. Приходилось ночевать в полевой палатке, но она не жаловалась на трудности, как настоящая дочь своих родителей. И тоже была охвачена кладоискательской лихорадкой.
  Семейство Корстэнов сопровождали Джафар, художник Макс Лэндер, официальный представитель власти офицер Кадир-бей и слуги: верный Бэртон, ветеран колониальной войны, и горничная Софи, постоянно ворчавшая по поводу 'тряпки', которую приходилось надевать на голову. Одиннадцатилетней Виттории, в отличие от взрослых женщин, была не нужна паранджа, поскольку на ее теле пока не начали расти волосы. Что касалось одежды мужчин, то лорд Корстэн и Бэртон носили халаты поверх привычных костюмов, включив их в свой повседневный гардероб, как многие европейцы, прожившие на Востоке длительное время. Мистер Лэндер оставался верен альбигонским традициям.
  Караван часто останавливался, что исследовать встречавшиеся на пути древности. Следы, оставленные народом, которого давно нет на земле... Руины больших храмов и дворцов, тонувшие в песке, поваленные гигантские изваяния, разрушенные обелиски со сценами из жизни царей и строками рисунчатого письма - нечитаемыми послания из далекого прошлого...
  Все объекты мистер Лэндер наносил на карту, которую сам же составлял.
  ***
  Из-за остановок дорога от столицы в приграничную провинцию заняла около месяца. Богатая резиденция губернатора Дафура находилась в бедном городке Зурум. Гостей Айязид-паша не ждал и вообще был не в духе. Однако приказ самого шаха на мелованной бумаге, со смешными красными помпончиками, болтавшимися на углах листа, предъявленный бравым Кадир-беем, вмиг сбил с него спесь. Надменность сменилась радушием. Пригласив важных гостей в дом, он посетовал, что после военного похода в Атаранские горы ему нездоровится.
  Айязид-пашу - человека невысокого роста, с одутловатым лицом, маленькими злыми глазками, ухоженными усами и приклеенной улыбкой - юная Виттория невзлюбила с первого взгляда.
  Леди Габриэлла, взяв дочь за руку, последовала за мужчинами в зал, убранный красным бархатом и коврами. Паша удивился дерзкому поведению женщины, но когда ему доложили о высоком статусе гостьи, кивком позволил ей остаться.
  Посредниками в переговорах выступали Джафар и офицер Кадир. Выслушав планы визитеров, паша взмахнул рукой с четками.
  - Это опасно. 'Дом чужих богов' стоит в предгорье. Если тарги убьют этих неверных, то светлейший шах-ин-шах Шершади разгневается на меня, поскольку вверил своих гостей под мою защиту, а границу - под охрану.
  В высоком полосатом белом с красным тюрбане, синем халате поверх желтой рубахи, он важно расхаживал перед тронным местом, заваленным большими подушками.
  - Осман-паша клялся шаху, что его армия уничтожила всех таргов до последнего, - возразил Кадир-бей, служивший при генеральном штабе.
  - Не всех! Осман про свой Баскай отчитывался, а мы - в Дафуре, - Айязид повертел головой и, дотронувшись до шеи, болезненно поморщился. - Моему отряду пришлось сражаться с этими порождениями джиннов почти в двух переходах от Хогара. У самой границы!
  - Далековато от Хогара и караванного пути, - задумчиво проронил Джафар. - Но мы сами заставили таргов уйти в горы, когда разрушили их жилища... Айязид, твой отряд устроил засаду на перевале? Там ты подкараулил бедных женщин, которых мы лишили мужей?
  - Не было у них мужей!
  - Тогда откуда у них брались дети? - Джафар не боялся спорить с губернатором и не только потому, что некогда занимал более высокую должность. - Им детей шакалы в зубах приносили?
  - От дивов! В Атаранских горах полно злых джинов!
  - Женщины таргов настолько свободны, что сами выбирают себе мужей. Хотя после того, как мы убили почти всех их мужчин, выбор у них остался небольшой.
  - Что за чушь!
  - Понимаю, тебе кажутся дикими обычаи таргов, потому что мы своих жен покупаем и держим взаперти.
  - Слышал, что ты дружил с ними, Джафар.
  - Служил послом, - уточнил учитель, - и не по своей воле, а по указу светлейшего шах-ин-шаха Абдулвалида.
  - Нечестивые... Подлые твари, - раздражено бросил губернатор, перебирая четки.
  - Гордые и непокоренные... Значит, ты их добил, Айязид?
  - Не хотел бы обсуждать это при неверных.
  - Не беспокойтесь, уважаемый, они не понимают, - заверил его Кадир-бей, а Джафар лукаво подмигнул Виттории, которая прекрасно понимала каждое их слово, но делала вид, что не знает магрибского языка, ибо информация не предназначалась для ушей иноверцев, значит, для нее тоже.
  - Присаживайтесь, - паша сделал широкий жест, однако сам остался стоять.
  - Почему он не садится? - спорил лорд Корстэн, и Джафар переадресовал вопрос хозяину дома.
  - У меня вскочили какие-то шишки. Ужасно болят, - пожаловался тот. - Не могу ни сидеть, ни лежать на спине. Да я с ними спать не могу! Я ем стоя! Наш святой старец сказал, что это проклятье, насланное таргами.
  - Ему больно сидеть, - перевел Джафар. - У него какая-то болезнь.
  - Тогда я тоже буду стоять, а то невежливо получится, - заявил отец, но жене и дочери указал на топчан у входа.
  - Проклятые тарги, - ругнулся Айязид-паша. - От них одни беды.
  - Свои страхи ты выдаешь за стихийные бедствия, - старый мудрец покачал головой.
  - Они у меня сожгли две деревни. Мои пастухи боятся ходить в предгорье, говорят, что джинны будут мстить.
  - Ты боишься таргов, даже мертвых, Айязид. Воин и мужчина - ты боишься женщин.
  - У тебя злой язык, Джафар.
  - Знаю, мне говорили. Даже как-то раз из-за него пострадал.
  - Я бы тоже не стал тебя терпеть, хотя уважаю тебя, - паша взглядом метнул молнии в опального вольнодумца. - Светлая память мудрейшему шах-ин-шаху Абдулвалиду.
  - Уважаемый Айязид-паша, по-моему, вы преувеличиваете угрозу, - вернул беседу в прежнее русло Кадир-бей. - Кроме того, с нами прибыл летучий отряд. Двенадцати сабель будет достаточно, чтобы справится с любой опасностью, которая придет из Атаранов.
  - Я вас предупредил. И не смею противиться воле нашего сиятельного шаха, - губернатор развел руками. - Мои люди вас проводят. Завтра. Сегодня уже поздно, скоро стемнеет и вам надо отдохнуть после долгой дороги.
  - Как далеко находится храмовый комплекс? До него сложно добраться? - лорд Корстэн оживился, когда речь зашла о деле.
  - Час езды от Зурума. Только ваша повозка увязнет в песках. Лучше ее оставить здесь. Я дам вам верблюдов и лошадей. Дам землекопов... 'Дом чужих богов' занесло песком, но попасть внутрь можно.
  - Я заплачу вашим феллахам за работу, - пообещал отец. - Благодарим за содействие.
  - Прикажу, чтобы для вас приготовили покои. Места для всех хватит. У меня полдома пустует, после того как сын переехал в Кахир. Два других сына еще маленькие, живут с матерями. В пристройке имеется отдельная кухня.
  - Огромное спасибо. Мы вас стесним ненадолго, дней на десять. Максимум, на две недели. Хотим вернуться в Кахир к Рождеству, чтобы встретить праздник дома, - лорд Корстэн поклонился.
  Джафар перевел его речь, опустив упоминание церковного праздника.
  ***
  Витторию поселили в маленькой комнатке с горничной Софи. Предоставленное гостям двухэтажное крыло было пристроено к дворцу недавно, и традиционно зарешеченные окна в нем отличались большим размером, по сравнению со старой частью дома. Из окна открывался вид на фруктовый сад и хозяйственные постройки.
  Неподалеку девочка заметила древнюю статую сидящей на троне богини с головой львицы...
  Подобные артефакты не являлись редкостью для мисурских провинциальных внутренних двориков, хотя коллекционирование статуй для магрибов было лишено смысла, хуже того, являлось злостным нарушением религиозного запрета на изображения людей и животных. 'Пусть стоят на диво, не в доме же, - говорили они. - Не мы их создали, мы им не поклоняемся. Это было до нас и останется после нас...'
  Пантеон древней цивилизации составляли зооморфы, но львиноголовой богине Виттория ничего не знала, притом что за минувший год видела много разных фантастических, забавных и страшных фантастических существ. Она решила, что надо хорошенько рассмотреть изваяние, потрогать, внимательно изучить детали, запомнить и потом рассказать отцу. Именно в таком порядке. И следовало действовать немедленно, пока никто из группы не обнаружил этот памятник.
  Богиня-львица станет ее личным открытием!
  Естественно, она не скажет родителям, что без спроса выходила из дома, покажет им статую из окна. После чего они все вместе отправятся в сад. Проформа будет соблюдена.
  Воспользовавшись тем, что мама с горничной разбирают багаж, а отец с помощниками во дворе готовит снаряжение для завтрашней поездки, девочка спустилась на первый этаж. Открыв дверь, она выскользнула в сад и бросилась прямиком к торцевой стене амбара, где стояла заветная статуя.
  Тронное изваяние богини из серого камня было высотой шесть футов. Реалистичное, хотя не детализированное, оно выглядело внушительно. Львиную голову в пышном парике венчала тарелка солнечного диска - признак божественности. Надо лбом поднималась кобра с раскрытым капюшоном - символ царской власти. Тяжелые височные пряди лентами спадали до середины женской груди, подвязанной широким поясом с надписями. Складки облегающей юбки неглубокими бороздами тянулись вдоль бедер. В сложенных на коленях руках богиня держала страшное кривое оружие, похожее на серп, и цветок лотоса.
  Виттория провела ладонью по холодному шершавому колену, пытаясь представить, что чувствовали древние люди при виде этой богини. Из любопытства заглянув за угол, она радостно ахнула, обнаружив настоящее языческое капище - более десятка, расставленных как попало, изваяний древних царей, звероподобных богов и священных животных, примитивных и высокохудожественных, разного цвета и размера. Абсолютно непохожие на современные, таинственные и непостижимые произведения искусства - они были спрятаны от посторонних глаз в углу сада, где некогда находился домашний зверинец, модное увлечение восточной знати. Вероятно, кто-то из владельцев дома решил, что коллекционирование артефактов - занятие не менее экзотическое и не требует затрат, потому что каменные истуканы не нуждаются в уходе, их не надо кормить и выгребать за ними навоз...
  Виттория переходила от статуи к статуе, приветствуя каждую прикосновениями, и вдруг краем глаза уловила движение - в клетке кто-то зашевелился. Резко повернув голову, она увидела человека - чумазого, как бродяжка, отчего на его худом лице особо выделялись большие серые глаза. Его короткие, неровно стриженые волосы топорщились как солома.
  - Ты кто? - спросила она шепотом на магрибском, вглядываясь в побитое лицо. - Ты мальчик или девочка?
  Обнаженная грудь, показавшаяся в разорванном вороте рубашки, выдала в визави женщину. Совсем юную...
  Заметив неприличное любопытство, пленница запахнулась.
  - Ты кто? - повторила вопрос взволнованная Виттория, приближаясь к вольеру, в котором не было никакой обстановки.
  Незнакомка сделала два шага навстречу, дальше ее не пустила цепь на ноге.
  Она была босая! А осенние ночи - чем ближе к зиме, тем холоднее.
  - За что тебя наказали? Что ты натворила? - Виттория была уверена, что причина ее заточения в вонючей клетке - восточный мужской деспотизм. В Мисуре муж имел право убить жену за любую провинность, и его за это никто не осудил бы... - Ведь ты ни в чем не виновата, правда?
  Девушка поднесла грязную руку к разбитому рту и замычала.
  - Не можешь говорить? Немая...
  Это обстоятельно усложняло дело.
  - Сейчас я попробую тебя выпустить, - в благородном порыве, нисколько не сомневаясь, что поступает справедливо, Виттория подергала цепь, оплетавшую решетку, потрясла большой навесной замок и с досадой вздохнула. - Тебя заперли, как какого-то опасного преступника, как дикого зверя, а ведь ты человек. Женщина... Хотя, похоже, ты не намного меня старше, да?
  Издав невнятный звук, пленница непонимающе всплеснула руками.
  - Не знаю, как тебя освободить, но постараюсь что-нибудь придумать. Украду у магрибов ключ от замка. Узнаю, где он хранится, и украду. Назло противному паше! Милая, мне так жаль, что сейчас я ничем не могу тебе помочь, - она вытерла ладонью скатившуюся по щеке слезу. Сердце сжималось от собственной беспомощности и сострадания к бедной девушке...
  Поблизости раздались мужские голоса. Виттория испуганно вздрогнула и оглянулась на дом.
  - Прости, мне нужно вернуться в свою комнату, пока меня не хватились. Попозже я еще приду к тебе, - она быстро сняла свой стеганый халат и пропихнула его сквозь решетку. - Вот, возьми пока. Он тебе мал, но ты сможешь им накрыться, чтоб не замерзнуть ночью.
  Удивленная подобной щедростью, пленница недоверчиво вопросительно кивнула и замычала.
  - Бери. Это тебе. Он твой.
  Девушка дотянулась до халата, подобрала и прижала к себе.
  - Все. Мне пора бежать, - она попятилась, потом повернулась и заспешила к дому. Дойдя до угла амбара, оглянулась. Лицо девушки за решеткой в сумраке вольера было едва различимо. Кажется, та помахала ей рукой.
  Никто из взрослых не заметил ее отсутствие. В своей комнатке она быстро достала из короба новый стеганый халат. Мама позаботилась о том, чтобы в дороге у дочери вещей было в достатке.
  ***
  Айязид-паша устроил торжественный ужин для мужчин. О присутствии женщин за хозяйским столом не могло быть и речи. Лорд Корстэн преподнес губернатору в подарок великолепное фарфоровое блюдо с розами, которое привез, по совету Джафара, из Кахира. Леди Габриэлла согласилась пожертвовать дорогую посуду ради благого дела. У нее еще был целый сервиз со сценами охоты.
  - Глупые суеверные люди! Не понимают, от чего отказываются, - презрительно заметила она. - Ведь это же так красиво!
  - Они не отказываются, им вера запрещает, - объяснила Виттория разницу, повторяя слова своего учителя. - В священной книге магрибов написано, что человек не должен изображать живых существ и состязаться с богом, сотворившим жизнь на земле. Это смертный грех. Тот, кто нарушает запрет, попадет в ад, а все нарисованные люди и звери превратятся в чудовищ и будут его мучить.
  - А если купить готовый портрет?
  - В дом, где есть изображения живых существ, не сможет войти ангел, он проклянет хозяев.
  - Как хорошо, что наша вера не запрещает рисовать людей и животных! Магрибы многое потеряли из-за своей ненависти к живописи.
  Ужинала Виттория с мамой по восточной традиции за низким столиком. Айязид-паша прислал им целый поднос сладостей. Отказываться от подношения было нельзя, дабы не обидеть хозяина.
  Вспоминая о встрече с пленницей, девочка весь вечер сидела как на иголках. Пока леди Габриэлла ходила за чаем, она взяла три плода инжира и пригоршню сладостей и сложила в носовой платок, собираясь передать эти угощения ночью.
  Леди Габриэлла обратила внимание на странное поведение дочери, однако решила, что это связано с предстоящей поездкой к храмовому комплексу.
  - Я тоже очень волнуюсь, - обняла она ее. - Представляешь, милая, завтра мы увидим храм, о котором никому из наших соотечественников неизвестно. Все же приятно чувствовать себя первооткрывателем! Сегодня ляжем спать пораньше, чтобы выехать затемно и на рассвете прибыть на место.
  - Хорошо, мама.
  - Я горжусь твоим отцом!
  - Я тоже. Он великий человек. И герой войны.
  'Жаль, что папа не всемогущий и не может освободить девушку из клетки, как рыцари прошлого, которые убивали драконов и спасали красавиц из высоких башен', - подумала она.
  Виттория не могла попросить родителей о помощи, потому что тогда ей пришлось бы объяснять, откуда она узнала о пленнице Айязид-паши. Это будет равнозначно признанию в своем непослушании. Родители лишат ее даже той минимальной свободы, которой она обладала, дабы впредь не навлекала неприятности.
  'Может, показать им богиню-львицу из окна? - думала она. - Когда они пойдут ее смотреть, заметят другие статуи и девушку в клетке... Нет, они не будут требовать ее освобождения, потому что уважают местные обычаи. Не захотят ссориться с Айязид-пашой, царем и богом в этой глуши. Он него зависит их научная работа. Еще и меня отругают... И будет только хуже'.
  После ужина она отправилась вместе с мамой на кухню, где слуги пекли в восточной печи хлеб с запасом на два дня.
  Пока взрослые составляли меню, Виттория только и думавшая о голодной узнице, стащила две еще теплые лепешки и запихала их во внутренние накладные карманы халата, изобретенные практичной мамой, в которых можно было носить книжицу, карандаши, зеркальце и другие полезные вещи.
  Девочка не могла дождаться, когда Софи закончит читать молитву и ляжет спать. Казалось, время замедлило ход... Когда горничная тихонько захрапела, она отбросила одеяло и встала с узкого топчана, уже готовая к ночной вылазке. Оставалось надеть халат с лепешками.
  Прислушиваясь к тишине спящего дома, она спустилась вниз и отправилась по известному пути.
  При ее приближении девушка, лежавшая на куче соломы, приподнялась.
  - Как ты? Ты голодная? - Виттория просунула лепешки между прутьями решетки.
  Пленница вскочила и жадно набросилась на еду. Кусая хлеб, она с трудом его глотала, будто он застревал у нее в горле.
  - Бедная, - посочувствовала девочка. - Завтра принесу еще. Вот, возьми сладости.
  Приняв узелок с инжиром и конфетами, незнакомка вопросительно гукнула.
  - Тебе понравится, - заверила ее маленькая благодетельница. - Они очень вкусные.
  ***
  В ту ночь Виттория уснула с чувством выполненного долга.
  Ей приснилась богиня-львица.
  Статуя в саду чудесным образом ожила, улыбнулась кошачьим ртом и грациозно протянула девочке человеческую руку, приглашая с собой. Вдвоем они подошли к клетке с пленницей, которая при виде их испуганно забилась в угол.
  - Не бойся, - сказала Виттория. - Это настоящая богиня. Она тебе поможет.
  Богиня-львица прикоснулась к замку, и он упал на землю, а решетка распахнулась. Вскочив на ноги, девушка выбежала из загона. Она радостно и преданно посмотрела на свою спасительницу и безбоязненно вложила руку в ее ладонь.
  Все вместе они направились к воротам резиденции Айязид-паши, которые медленно бесшумно отворились. За ними открылся необыкновенно красивый пейзаж - среди желтых барханов зеленел оазис с очень высокими пальмами, каких не бывает в природе. Большое озеро, окруженное пышной цветущей растительностью, отражало пронзительную синеву небес и белый пилон, расписанный яркими красками. За стеной виднелся роскошный дворец с золотой крышей и стройными угловыми башенками. Облицованный голубыми изразцами, он блестел в солнечных лучах.
  Это был другой мир. Сказочный...
  Богиня-львица соединила девичьи руки.
  - Теперь все будет хорошо, - заверила Виттория свою новую подругу. - Идем со мной. Я покажу тебе твой новый дом.
  ***
  'Дом чужих богов', словно растущий из песка, предстал перед экспедицией в розовом свете восхода. Переживший своих создателей на тысячи лет, тяжеловесный и величественный, простой и монументальный - он был бесподобен. Храмовый комплекс располагался на трех уступах, над безымянным исчезнувшим притоком Эн-Нейля. От некогда пышных пальмовых рощ на берегах остались лишь редкие деревца, местами обрамлявшие пересохшее русло.
  На древнее святилище, которое выдержало разрушающий неумолимый напор времени, наступал другой враг - пустыня. Лестницу перед пилоном и постаменты со сфинксами занесло песком. Узкий вход засыпало наполовину. Ветры-суховеи почти погребли под горами песка нижний храмовый двор...
  Мисурские всадники, разделившись на тройки, отправились на разведку в ближние скалы, а европейские путешественники двинулись напрямую к 'Дому чужих богов'.
  Виттория ехала на одногорбом верблюде - транспорте для нее не новом, но пока непривычном. Она с радостью покинула седло, когда проводники уложили животных.
  К моменту прибытия дам лорд Корстэн успел изучить барельефы на пилоне.
  - Смотрите! Царь приносит в жертву богам людей, - отец похлопал по стене. На ней был изображен древний правитель в высокой митре, который держал за волосы сразу трех пленников, стоявших на коленях, и замахивался булавой. - А здесь, полюбуйтесь, сама битва. Царь на колеснице стреляет из лука в своих врагов. Он, как великан среди карликов, а стрелы у него размером с копье! Возможно, эти ворота построены в честь какой-то важной военной победы, как наши триумфальные арки...
  - Царь несет дары богу-соколу, - указала Виттория на многофигурную композицию.
  Разделяя увлечение родителей историей, она научилась толковать изображения, но иероглифы, заполнявшие промежутки между сюжетными сценами, оставались для нее тайной. Ей очень хотелось расшифровать это письмо...
  Обойдя пилон, они забрались в нижний двор с колоннадами и через гипостильный зал с лесом колонн, увенчанными капителями в виде стилизованных лотосов, поднялись в верхний дворик, где оказались перед фасадом приземистого двухступенчатого храма, примыкавшего к скале. В его больших нишах стояли обветренные известковые тронные изваяния. Их головы были отсечены магрибскими фанатиками. В единственном внутреннем помещении - узком коридоре с высоким потолком - вдоль стен замер почетный караул колоссов-близнецов, увязших по колено в песке. В свете зажженных факелов они производили неизгладимое впечатление. Гигантские статуи в каплевидных коронах и плиссированных юбках с передниками, держали в перекрещенных на груди руках жезлы, похожие на пастушьи посохи, атрибуты высшей власти.
  Древним Мисуром правили цари-пастухи...
  Затаив дыхание, исследователи вошли в алтарную часть, полностью вырубленную в скале. Здесь на четырехместном троне восседал царь в компании божеств верховной триады - бога-шакала, бога-сокола и богини-коровы. Судя по их примитивному виду, это древнее святилище появилось задолго до строительства храмового комплекса.
  - Какой прелестный зверинец! - восхищено воскликнула мама. - Интересно, что делал каждый из них для людей?
  - Когда-нибудь мы это узнаем. Если не мы, то наши последователи, - шепотом отозвался отец, словно опасаясь разбудить божеств после их многотысячелетнего сна.
  - Полагаю, что это обожествленные силы природы, - предположил мама. - Древние люди не могли объяснить природные явления и приписывали все воле богов. Придумали для каждой стихии свое олицетворение.
  - Может, это покровители и защитники от бедствий. Вроде оберегов. В Будастане корову считают священным животным, ее нельзя убивать.
  - Древние люди верили, что у всех живых существ есть душа, - рукой, обтянутой перчаткой, леди Габриэлла провела по ногам богини-буйволицы, смахивая песок. - Они любили природу и уважали домашних и диких животных.
  - Да, - подхватил отец. - Некоторых даже обожествляли...
  - Возможно, корова связана с плодородием.
  - Или рождением и жизнью...
  - Полагаю, в каждом человеке есть что-то от зверей...
  - Дорогая, подобная мысль была высказана задолго до тебя, - блеснул эрудицией лорд Корстэн, - только была более четко сформулирована. Человек - создание амбивалентное, что значит 'двойственное', сочетающее в себе высокий дух и животную низменность.
  - Слава Богу, наш бог на человека похож, - прошептала Софи, сопровождавшая хозяев, и перекрестилась. - Это надо ж до такого додуматься... чудищам молиться!
  ***
  - Атаранские горы. Давно их не видел, - Джафар сел на раскладной стул рядом с Витторией, которая по заданию отца копировала символы на пилоне храма. Безусловно, ей было далеко до мистера Лэндера, но она очень старалась.
  - Их всех убили, да? - девочка покосилась на учителя, взгляд которого был устремлен на далекую горную гряду. - Народ таргов...
  Джафар вздохнул и прочитал рубаи:
  - 'Земная жизнь - страданий череда...
  Не сжалится над нами небо никогда!
  И если б знали не рожденные о боли,
  Не появились бы на этот свет тогда'.
  - Вы их жалеете, моддарис?
  - Тарги - единственный народ, который мы не смогли покорить.
  - Зачем вам надо было их покорять?
  - Потому что магрибы - народ избранный Богом. Наш Бог велик, а народы, которые в него не верят, недостойны жизни.
  - Злой бог, - констатировала она. - И женщин не любит.
  - Бог любит каждое живое существо, - Джафар огляделся, не подслушивает ли кто. Это был один из тех уроков, о которых родителям лучше не знать. - Просто наша вера, Вита, появилась в очень суровых условиях, когда надо было объединить все магрибские племена, а нынешнее отношение к женщинам возникло из заботы о них. Женщина слабее мужчины, поэтому ее надо защищать. Сначала ее опекает отец, потом муж. Если муж умирает, то старший сын забирает мать в свой дом. Это очень древний обычай.
  - Поэтому надо держать женщин в клетках, - вознегодовала она, вспомнив о пленнице Айязид-паши.
  - В каких клетках? - удивился учитель.
  - В гаремах! Я хотела сказать в 'гаремах', - исправила она свою оплошность.
  - Мужчины гибли в бесконечных войнах, поэтому было много одиноких женщин. Лучше жить при муже, чем одинокой и беззащитной.
  - А зачем закрывать лицо?
  - Да, это уже лишнее, - согласился Джафар и хохотнул. - Хотя, с другой стороны, когда муж не видит лиц чужих жен, он не впадет в искушение... украсть одну из них.
  - Разве в вашей вере нет заповеди 'не желай жену ближнего своего'?
  Виттория наивно полагала, что смысл этого запрета - не зариться на чужое добро, - поскольку 'жена' стояла в одном ряду с 'домом, ослом и волом'.
  - Наша вера позволяет нам желать чужих жен, - улыбаясь, старец пригладил бороду. - Кое-что другое нельзя делать. В общем, запрет, относительно чужих женщин, несколько иной.
  - А! Значит, у магрибов слабый дух, если бог делает для них поблажку.
  - Нет-нет, Вита, ты все неправильно понимаешь. Сейчас я не могу тебе это объяснить. Ты девочка умная, но знать подобные вещи тебе еще рановато. Скажу тебе одно: наши семейные традиции в корне отличаются от ваших.
  - Еще бы! - она фыркнула. - У одного мужчины может быть несколько жен!
  - Не надо сравнивать. Мы так жили тысячи лет. Наш брак, как торговая сделка, имеет договорной и правовой характер.
  - Вы продаете и покупаете женщин, как вещи. Как осла, вола... верблюда. У девушек никто не спрашивает согласия.
  - Насколько мне известно, в Альбигонии судьбу большинства девушек тоже решают родители, выбирая им достойного жениха.
  - Мои родители сами выбрали друг друга и обвенчались.
  - О, да! Но, согласись, что подобный брак - большая редкость даже для вашего мира. Твои родители, как раз, то самое исключение, подтверждающее правило.
  - Настоящая любовь не знает преград! - Виттория повторила мамины слова, которые ей очень понравились.
  - В нашем и вашем мире жениться по любви - большая роскошь.
  - А как было у таргов?
  - Тарги - свободный народ. Они говорили, чем больше отцов у ребенка, тем здоровей, сильней, умней и красивей он будет.
  - Как это?
  - Выйдешь замуж - узнаешь.
  - Они очень красивые... были?
  - Красивые и сильные, - Джафар печально вздохнул. - Тарги жили на этой земле задолго до прихода магрибов. Они такие же древние, как строители этого храма. Предки таргов поселились в Хогаре, когда на склонах Атаранских гор еще росли леса, в этой долине текла река, и зеленели луга. Но в нашем мире нет ничего постоянного... Дожди все реже окропляли Мисур и Хогар, а солнце палило все беспощаднее... Богатый и цветущий край оскудел, потому что без воды все живое чахнет. В то время, когда в Магрибском халифате наступил 'золотой век', Хогарское царство пришло в упадок. Пока наши владыки завоевывали побережье, тарги спокойно водили свои караваны от границ Мисура до Хабашата. Потом громада Халифата из-за внутренних распрей развалилась на десяток отдельных частей, и всякий маленький правитель возомнил себя великим, каждому из них хотелось увековечить свое имя, добыть славу и богатство. А как это сделать?
  - Совершить подвиг и найди сокровища, - без раздумий ответила Виттория.
  - Правильно. Дед нашего шаха Фарух абу Рашит аз-Зухейр решил убить двух птиц одной стрелой - завоевать новые земли и ограбить соседа. Сначала он хотел покорить соседний Куфрейн и отправил свою армию на восток, через Ашайскую пустыню... Но поднялась страшная песчаная буря, каких не помнят даже кочевники-ашайцы, и все войско шаха пропало без следа. Бог покарал Фаруха за то, что удумал воевать с единоверцами. Однако честолюбивый и жадный шах не угомонился. Он собрал новое войско и отправился с ним на юг, в Хабашат с его золотыми копями. Его путь лежал через Хогар. Дабы избежать потерь и удара в спину, Фарух заключил договор с царем таргов Амрой, что тот пропустит его армию, и за это шах обещал не воевать с Хогаром.
  - Шах Фарух не покорил Хабашат, - Виттория знала, что это государство сохранило независимость и не приняло магрибскую веру.
  - Верно. Цари Хабашата разгромили армию Мисура наголову у самой границы. Шах Фарух бежал через Атараны так быстро, что потерял свои сапоги. Битый ишак бежит быстрее лошади. Он остановился только в Хогаре, у озера Тан, которое после зимы становится полноводным, как Эн-Нейль в сезон разлива. Царь Амра спустился к нему из своего города-крепости Агэрума, но когда пришел в лагерь магрибов, шах Фарух приказал отрезать ему ухо.
  - Зачем? - ужаснулась девочка.
  - Царь таргов Амра тоже спросил шаха: 'Зачем ты это сделал? Ведь я сдержал свое обещание'. И сказал вероломный Фарух: 'Я это сделал в тебе в назидание. Потрогаешь свое ухо, вспомнишь обо мне и никогда не станешь воевать с магрибами'. Фарух вернулся в Кахир, а чтобы его возращение не выглядело совсем позорно, захватил в плен сто таргов и обратил их всех в рабов.
  - Это же подло!
  - Тарги неверные, а шах Фарух мнил себя владыкой мира, которому можно все на свете. Запомни, Вита, восточную мудрость: не верь вою ветра из пустыни, лаю собаки и слову, данному магрибом.
  Она запомнила. Накрепко запомнила...
  - И что было потом? - ей хотелось услышать продолжение истории.
  - После смерти Фаруха власть захватил его старший сын Абдулвалид, убив при этом родного дядю Аликайса.
  - Родного?
  - В борьбе за власть забывают о кровном родстве. Дядя был главной преградой на пути к трону, - Джафар развел руками. - Абдулвалид тоже грезил славой и богатством, но был более осторожен. В отличие от своего отца, он действовал хитро и последовательно. Он отправил к таргам посольство с дарами, в знак примирения. Назначил меня послом, чтобы я познакомился с таргами поближе, разведал устройство их крепостей... Ради этого дела он отозвал меня из Альбигарта.
  - Вы шпионили за таргами, моддарис?
  - Можно сказать и так. Хотя я думал, что укрепляю дружеские отношения между нашими народами. Торговля и без меня всегда существовала. Караваны, ходившие сотни лет от Кахира до Хабашата и обратно, так и продолжали ходить, несмотря на то, что Фарух усложнил ситуацию. Торговля такое дело, что его не могут запретить ни шахи, ни калифы, ни цари...
  - Вы подружились с таргами?
  - С некоторыми подружился. Три года я жил в Хогаре, в городе Агэрум на берегу озера Тан. За это время я выучил хогарский язык, узнал обычаи. Мне даже разрешили зайти в главный храм. Тарги поклонялись Великой Матери, которую считали создательницей мира, и ее сыну Могучему быку, богу плодородия. Это святилище вырубили в скале еще в глубой древности. Это был очень богатый храм. Статую богини украшал убор из чистого золота, а у быка были золотые рога и глаза-сапфиры. Тарги говорили, что они потомки белых великанов, посланных на землю богами, чтобы научить людей добывать огонь, строить дома, обрабатывать землю. Некоторые из горцев, действительно, были очень высокие. Один хогарский воин стоил трех шахских гвардейцев.
  - Но ведь у каждого тарга было много отцов!
  - Просто у слабых мужчин не оставалось потомства. Женщины сами выбирали отцов будущих детей... Вах! - спохватился Джафар. - Проболтался. Да, простит меня Бог! Да помилуют меня твои родители.
  - Я никому не скажу, моддарис, - в клятвенном жесте она поднесла одну руку к груди, другой накрыла сухие старческие пальцы с четками из слоновой кости.
  Виттория не догадывалась, что служит толчком для зарождения новой жизни в женском чреве, не было повода для размышлений о роли мужчины в этом важном деле. Оказывается, многое ребенок наследует от своего отца. Однако ей ясно дали понять, что она еще маленькая для подобных знаний.
  Ничего, она подождет. Тем более что это вопрос не первостепенной, и даже не второстепенной важности.
  - Тем временем в Кахире советники настойчиво внушали шаху Абдулвалиду, что тарги - неверные, - продолжил Джафар, - что они опасные соседи. Говорили, что если цари Золотых городов пойдут войной на Мисур, то объединятся с ними в союз, поэтому надо взять караванный путь под контроль. Я ничего этого не знал, хотя догадывался. Шах не обсуждал со мной свои планы, а я не представлял, что все будет именно так... - старец загородил ладонями лицо, пряча скорбь. - В один прекрасный день я увидел, как магрибская армия во главе с Абдулвалидом входит в Хогар. Когда я прибыл в шатер шаха, он приказал мне отправиться обратно в Агэрум и позвать царя Мараса на переговоры, если тот не хочет, чтобы крепость осадили, а долину - разорили и сожгли. Царь Марас был стар и мудр. Он принял условия. Но когда спустился к озеру, гвардейцы шаха отсекли его свиту, столкнули с коня и погнали к нашему стану. Царь Марас пришел в шатер шаха очень уставшим и плевался кровью. Он спросил Абдулвалида: 'Зачем ты это сделал? Ведь я шел к тебе добровольно?' Шах ответил ему: 'Не будет к тебе уважения, пока ты вместе со своим народом не примешь нашу веру! Даю тебе на раздумье три дня'. 'Что будет, если мы откажемся?' - спросил царь Марас. 'Узнаешь', - ответил ему Абдулвалид. Он отпустил царя таргов, но пленил всех его вельмож, которые пришли в наш стан шаха вместе с ним.
  - Шах захватил заложников!
  - В тот день я разругался с Абдулвалидом. Ты даже не представляешь, что значит укусить руку, которую должен целовать...
  - Представляю. Это все равно, что сказать королю, что он дурак. Этого говорить нельзя ни в коем случае, даже если король на глазах у всех совершит дурацкий поступок. За это могут посадить в тюрьму.
  - У вас в сажают тюрьму, - поцокал языком старец, - а у нас - сразу на кол. Я хорошо знал таргов и понимал, что они не примут нашу веру. Я клялся шаху, что тарги не будут помогать царям Хабашата, потому что ценят независимость. С ними лучше торговать, чем воевать. Шах сказал, что я предаю его и нашу веру, но учитывая мои заслуги лично перед ним и мои достижения в Альбигарте, дарует мне жизнь. Мою же жизнь он мне дарует! Он приказал мне вернуться в Кахир.
  - Почему шах Абдулвалид вас не послушал?
  - Шах - первый человек на земле после Бога и Пророка. Он всегда прав, даже если неправ.
  - Тарги отказались принимать вашу веру, - Виттория знала...
  - У неверных тоже есть гордость и отвага. Ночью тарги напали на наш стан, хотели освободить пленников. Наши воины были к этому готовы и отразили атаку, хотя с большими потерями. Утром обнаружилось, что все селения в долине опустели. Жители Хогарской долины ушли в горы, унесли все, что могли, и угнали свой скот. В Агэруме остался только царь Марас и отряд смелых воинов. Шах приказал казнить всех заложников на берегу озера Тан, чтобы защитники крепости видели, что их ждет.
  - Как их казнили?
  - Очень жестоко. На это было страшно смотреть. Надеюсь, к Абдулвалиду в кошмарных снах до конца дней приходили тарги, растерзанные по его приказу. Они приняли мученическую смерть. Среди них были женщины.
  - Ваши друзья?
  - Не все были друзьями, но я лично знал их всех.
  - И вы не могли ничем помочь...
  - Да упасет тебя Всевышний от того, что я испытал... мое горе и безысходность.
  - Вы уехали в Кахир?
  - Остался в лагере, но старался не попадаться на глаза шаху и его советникам. Впрочем, им было не до меня. Они начали штурм. Агэрум продержался десять дней. Тарги дрались, как львы. Только, когда в крепости не осталось ни одного живого защитника, наши воины смогли в нее войти. Царя Мараса они не нашли. Возможно, он погиб во время обороны, и его люди спрятали тело, чтобы над ним не надругались. А может, ушел по тайному подземному ходу в горы. В Агэруме есть подземные ходы. Шахские солдаты их долго искали, но так и не обнаружили. В Хогаре много тоннелей под землей - огромная разветвленная оросительная система. Тарги ее создали в незапамятные времена для полива полей. Они вовсе не дикари, какими их представляют магрибы. Они изобрели свою письменность. По вечерам на берегу озера собиралась молодежь на чаепития. Юноши и девушки садились в круг у костра, играли на музыкальных инструментах, пели песни и обменивались тайными посланиями. Они рисовали пальцем на ладони друг у друга знаки: признавались в любви, назначали свидания, делились секретами.
  - Письменность - признак цивилизации.
  - Тарги были образованным народом, хотя не знали своих отцов, - старец закивал своим мыслям, перебирая четки. - Абдулвалид прошел по Хогару, уничтожая все живое, забирая все, что мог унести, разрушая все, что можно разрушить, сжигая все, что могло гореть. Он потерял половину войска, но главной цели не достиг - не взял караванный путь под контроль и награбил совсем мало золота. Его добыча не покрыла трети расходов на военный поход. Тарги успели спрятать свои сокровища и вынесли из храмов статуи богов.
  - Золото так и не нашли?
  - Нет. Разозленный неудачей Абдулвалид после возращения в Кахир, за смутьянство сослал меня аж в пустыню. Перед отправкой он устроил мне допрос. Хотел узнать о сокровищах таргов, будто я был казначеем царя Мараса.
  - Вы, правда, ничего не знали?
  - Пусть я был вхож в царский двор Агэрума, в финансовые дела меня не посвящали, а Атаранские горы большие, и тарги жили в них тысячи лет... Поди теперь - найди хогарское золото... В век не сыщешь. На прощанье я сказал шаху: 'У тебя был мирный сосед, теперь ты себе нажил непримиримого врага'.
  - Тарги начали войну?
  - Когда погибли мужчины, за оружие взялись женщины. Впрочем, они и прежде не уступали мужчинам в силе, ловкости и храбрости. Они служили телохранителями у царей Хабашата, были лихими наездницами и колесничими. Тарги пожгли все магрибские деревни на расстоянии одного перехода от Атаранских гор. Они стали нападать на караваны. Шах Абдулвалид каждый год лично отправлялся в военный поход против таргов, с намерением истребить их всех до последнего, а потом вдруг слег от неизвестной болезни. Говорят, сильно мучился перед смертью. И еще говорят, что тарги наслали на него проклятье.
  - Почему Айязид-паша назвал таргов детьми джиннов?
  - Магрибы верят, что в Атаранских горах обитает много злых джинов, таких же, как в горах, которые окружают наш мир, и думают, тарги рождаются от дивов и шайтанов. Ведь детям джиннов передаются все волшебные свойства.
  - Что было дальше? С таргами стал сражаться шах Шершади?
  - Вах! Сию почетную обязанность наш светлейший владыка переложил на плечи губернаторов приграничных провинций. Похоже, этой осенью Осман-паша завершил дело, начатое его дедом и продолженное отцом. Хотя, возможно, уцелевшие тарги подались в Хабашат. Шах Шершади, после того, как помиловал меня и разрешил вернуться в Кахир, пригласил во дворец и предложил поехать к хабашитам послом. Я отказался. Теперь, когда путь на юг свободен, не хочу стать свидетелем гибели еще одного народа.
  - Вы сейчас открыли мне военную тайну? - шепотом спросила Виттория.
  - Правда? А я и не заметил... Нет! Просто ты умеешь делать правильные выводы. Была бы ты моим сыном, я бы испытывал отцовскую гордость. Страшно представить, сколько я потерял бы, если б не согласился тебя учить. Думал, что меня уже ничем нельзя удивить... что я, как старый барабан, привыкший к ударам. И тут - хвала Всевышнему! - такое удивительное открытие. Куда приятней проводить время с прелестной юной гурией, нежели объяснять твердолобым сановникам нюансы формулировок статей международных договоров. И мне, старику, есть чему у тебя поучиться.
  - Вы шутите, моддарис?
  - Отнюдь! Мне необычайно интересно беседовать с вами, миледи.
  - Почтенный Джафар, а шах не разгневался, когда вы отказались ему служить?
  - Бог меня миловал. Кто гневается на развалины за то, что они не являются дворцом. Я ответил светлейшему Шершади, что был бы рад принять его предложение, но совсем старый стал, устал от суеты, у меня все болит, уже плохо соображаю...
  - У вас такой ясный ум, что молодые могут позавидовать.
  - Я сказал шаху, что от меня будет мало толку. В наши дни безопасней валять дурака, ибо разум сегодня в цене чеснока.
  ***
  Незаметно стянув у отца бумажный пакет из пачки, заказанной для упаковки древностей, Виттория сложила в него две лепешки и фрукты для пленницы.
  Дождавшись, когда Софи перестанет бормотать вечернюю молитву и захрапит, она покинула свой топчан, надела халат и взяла припрятанные продукты.
  Соблюдая все меры предосторожности, она дошла до статуи богини-львицы, где услышала мужской голос.
  - Прошу тебя, женщина. Умоляю, - неистово взывал он. - Клянусь, я тебя больше пальцем не трону! Не буду мучить. Сними проклятье. И я тебя отпущу, Богом клянусь! Я же спас тебя от смерти! Сохранил тебе жизнь. Хотя должен быть убить тебя сразу.
  Осторожно выглянув из-за угла, Виттория застала перед вольером Айязид-пашу. Хотя он стоял спиной, она опознала его по кастовому, белому с красными полосками, тюрбану и халату с блестевшей золотой вышивкой.
  - Чего ты хочешь, госпожа? Я тебе дам много еды. Одену в шелк и бархат. Только избавь меня от мучений! Прошу тебя, женщина, - он рухнул на колени. - Из-за тебя я лишился сна и покоя! Ведь ты - дочь дива... Понимаешь, что я говорю? Ты чувствуешь то, что я чувствую? Ты хочешь, чтобы я умер так же, как шах Абдулвалид? Даже не как Садык, этот недолго страдал... Хаджи сказал, что я должен совершить паломничество к святым местам, и это меня исцелит... Но Абдулвалиду не помогла молитва у священного камня, стало только хуже! - Айязид закачался и завыл.
  Виттория не испытала ни капельки сочувствия, даже мстительно подумала: 'Так тебе и надо!'
  Когда паша со стоном боли поднялся, она спряталась, присев в густой тени кустов.
  - Не знаю, что с тобой делать... Тварь! - он направился к дому.
  Девочка затаилась и не шевелилась, пока не стихли шаги. Посчитав про себя до двадцати пяти, она осторожно прокралась к клетке.
  Пленница ела баранину на ребрах. У стены стоял кувшин с водой. Губернатор не морил ее голодом. Она была нужна ему живая. Хотел бы убить - убил бы давно.
  - Привет, - сказала Виттория, посчитав, что желать доброй ночи, нетактично. - Как ты себя чувствуешь? Все нормально? Хотя какой тут 'нормально'...
  Не отрываясь от своего позднего ужина, девушка издала невнятный звук.
  - Он думает, что ты его заколдовала? - Виттория вспомнила о подслушанной исповеди губернатора. - Ты тарга? Тарга, да?
  Пленница вскинула голову, пытливо воззрилась на гостью и величественным плавным жестом приложила руку к груди.
  - Из Хогара? - восхитилась и обрадовалась девочка. - Женщина-воительница!
  Тарга вопросительно кивнула.
  - Ты понимаешь магрибский? Впрочем, у вас свой язык... своя письменность...
  Пленница пожала плечами. Значит, существовал языковой барьер.
  - Ничего. Джафар знает. Он поможет тебя вызволить. Надо с ним посоветоваться. Завтра осторожно его спрошу ...
  Тарга указала на пакет с хлебом и фруктами, который Виттория держала перед собой.
  - Да. Забыла. Это тебе, - она протянула передачу и ощутила прикосновение холодных пальцев.
  - Очень хочу тебе помочь.
  В эту ночь Виттория долго не могла уснуть, ворочалась в своей постели, обдумывая предстоящий разговор с учителем.
  'Моддарис, как бы Вы помогли тарге, если бы она попала в плен?' - спросит она для начала.
  Джафар - мудрый, придумает что-нибудь. Может, даже украдет эту девушку у Айязид-паши. Или выкупит. Ведь магрибы продают и покупают женщин.
  ***
  Вопреки ее ожиданиям, Джафар на следующий день не поехал на раскопки, а отправился в город, проведать местного богослова, совершившего большое паломничество, что добавляло ему уважение среди единоверцев. В провинциальных городках с такими 'святыми людьми' советовались по поводу всех своих проблем и перед тем, как начать важное дело, а приезжие ходили на поклон, чтобы воздать должное их праведности и послушать рассказ о долгом пути к религиозным святыням. Однако Джафар испытывал к хаджи в большей степени научный интерес, поскольку обладал скептическим умом, а не мистическим сознанием.
  Пришлось отложить разговор до вечера.
  Днем, во время копирования храмовых надписей, Виттории немного отвлеклась от мыслей о пленнице, потому что важно было точно срисовывать символы и не пропустить ни одной закорючки, на этом настаивал отец.
  Однако и после возвращения в Зурум Виттории не удалось посоветоваться с Джафаром, потому что он беседовал с лордом Корстэном и Айязид-пашой, а маленьким девочкам нельзя вмешиваться во взрослые дела...
  - Вечером буду занят, - сообщил отец во время ужина. - Пообещал уважаемому Айязид-паше избавать его от напасти.
  - Что у него за напасть? - заинтересовалась мама.
  - Не за столом, дорогая. Мне вообще не хотелось бы обсуждать с дамами его болезнь.
  - Не лечи его, папа, - твердо произнесла Виттория. - Пусть он мучается!
  - Вита, где твое милосердие? - удивилась мама. - Я всегда тебя считала доброй девочкой, свято почитающей божьи заповеди.
  - Магрибы - иноверцы. И они тоже не желают нам добра.
  - Мы гости паши, милая, - оправдался отец. - Он нас ничем не оскорбил.
  - Он очень нехороший человек! - Виттория была непреклонна.
  - Что плохое он тебе сделал?
  - Он злой!
  - С чего ты взяла, Вита? Откуда такая категоричность?
  - Магрибы убивают всех, кто не верит в их бога.
  Родители многозначительно переглянулись, они понимали друг друга без слов. Мама приподняла брови и опустила вниз уголок рта, что означало, что позже она проведет с дочерью беседу по душам.
  - Найди себе какое-нибудь занятие, Вита, - сказала леди Габриэлла после ужина. - Позже я загляну к тебе. Нам с твоим папой надо приватно побеседовать.
  - Хорошо, - согласилась девочка, но, дойдя до двери своей спальни, вернулась назад. Она знала, что подслушивают только дурно воспитанные люди, но вопрос касался 'проклятия Айязид-паши'...
  - У него вскочил чирей на мягком месте, - услышала она голос отца за тонкой дверью. - Он считает, что это проделки нечистой силы...
  - Не удивлена, - фыркнула мама. - У магрибов только две причины болезней - кара божья и козни злых джиннов.
  - Паша, в самом деле, в этом твердо убежден! Он очень мнительный и суеверный человек.
  - Невежа, презирающий науки и отвергающий все книги, кроме священной.
  - Зато ее он знает наизусть.
  - О, Бэн! Ты будешь созерцать его толстую задницу! Фу!
  - Не только, - отец усмехнулся. - Я буду удостоен чести полюбоваться всей тыловой частью нашего гостеприимного хозяина. У него фурункулез по всей спине.
  - Это не рискованно, милый? Ты давно не практиковался, и устал после раскопок.
  - Такую простейшую операцию может провести даже мой Бэртон. Габи, ты не представляешь, сколько чирьев я вскрыл во время службы. В конце концов, это же не конечности ампутировать...
  - Избавь меня от подробностей! Ты не берешь свой саквояж?
  - Саквояж не понадобится, только пара инструментов. Бэртон уже их кипятит, а опиум у губернатора свой.
  Лорд Корстэн во все поездки брал свой саквояж с набором хирургических инструментов и препаратами для оказания первой медицинской помощи. Хорошо, что никогда прежде содержимое докторского чемоданчика не требовалось.
  - Да поможет тебе бог, дорогой!
  - Ой, забыла, - прошептала Виттория, спохватившись, что не взяла лепешки для пленницы. Хлебный запах, наполнивший крыло, свидетельствовал, что слуги уже начали их печь. Надо было успеть сбегать на кухню, пока мама занята.
  По пути она едва не столкнулась Бэртоном, который нес медицинские инструменты для предстоящей операции. Это означало, что Софи осталась одна на кухне.
  Недолго полюбовавшись работой горничной, замесившей тесто по-ибертански и выпекавшей хлеб в магрибской печи, Виттория дождалась готовности первой партии и громко, стараясь не фальшивить голосом, объявила, что пойдет в свою комнату. В самом деле, следовало быстрее вернуться, пока мама не начала ее искать. Получив благословление и воспользовавшись тем, что Софи отвлеклась, она схватила две лепешки из корзины. Хлеб был еще горячий, и чтобы не обжечь руки, пришлось его завернуть в угол халата.
  На лестнице Виттория, к собственному ужасу, встретила маму. Нельзя было ни разминуться, ни спрятаться.
  - Что ты несешь? - спросила леди Габриэлла, приподнимая фонарь.
  - Очень нужные вещи, - девочка еще больше укутала лепешки.
  - У этих вещей есть название? Это хлеб?
  - Я не могу сказать тебе, мама, - она упрямо сжала губы.
  - Почему? Милая, у тебя появились секреты от меня?
  - Если я расскажу, будет только хуже.
  - Кому будет хуже?
  - Всем!
  - Расскажи мне, дорогая. Все, что ты мне расскажешь, останется между нами. Я умею хранить тайны, - она перекрестилась и положила руку на плечо дочери. - Богом клянусь, я не стану тебя ругать и наказывать. Я тебя очень люблю и не хочу, чтобы ты попала в беду. Вита, мы в чужой стране, в чужом доме, где нас ненавидят. Сейчас мы находимся на самом краю света, где нас никто не спасет. Мы должны себя вести очень осторожно.
  Виттория силилась удержаться от слез, но все равно расплакалась. Растрогавшись, леди Габриэлла обняла ее и прижала к себе.
  - Мама, Айязид-паша держит в клетке женщину, - скороговоркой прошептала она. - Таргу! Представляешь? Она очень голодная.
  - Кто такая тарга?
  - Воительница народа, который уничтожили магрибы, - объяснила Виттория, немного успокоившись. - Может, она последняя, кто остался в живых. Но она немая.
  - Ничего не поняла, - леди Габриэлла огорченно вздохнула. - Потом ты мне прочтешь более подробную лекцию о таргах. Все это, безусловно, печально... Нет! Это же дикость несусветная! Держать женщину в клетке...
  - И на цепи...
  - Форменное варварство! - она сжала плечи дочери. - Сейчас ты отведешь меня к ней. Хочу ее увидеть немедленно. Где она?
  - В саду. В открытом вольере, а ночью холодно...
  - Немыслимое злодейство! Чем дальше, тем больше меня ужасает Восток с его женоненавистническими обычаями.
  Соблюдая конспирацию, оставив фонарь в комнате, они тихо вышли из дома. Радостная оттого, что обрела союзницу в лице мамы, Виттория взяла ее за руку и повела в закуток за амбаром.
  Леди Габриэлла не могла не остановиться у статуи богини-львицы, где их заметил Джафар, гулявший в саду.
  - Вышли на вечерний променад, дамы? - поинтересовался он с поклоном.
  - Вам тоже захотелось подышать свежим воздухом, почтенный Джафар? - ответила графиня не менее вежливо с легким реверансом.
  - Моддарис, вы поможете тарге? Спасете ее? - прямо без обиняков спросила Виттория.
  - О! Маленькое благородное сердце достойное того, чтобы биться в мужской груди! - Джафар торопливо приблизился, выдав истинную цель своей вечерней прогулки. - Что тебе известно о ней, Вита? Где он ее держит?
  - Поможете? - она желала получить подтверждение.
  - Богом клянусь, сделаю все, чтобы ее спасти. Если Айязид-паша не освободит ее по-хорошему, я ее украду.
  - Погодите. Почему вы двое лучше меня посвящены в хозяйские тайны? - обиженно произнесла леди Габриэлла. - Да я вообще не представляю, о чем речь! Вы в какой-то сговор вступили... за моей спиной. Однако прошу вас, уважаемый Джафар, устроить это дело так, чтобы гнев губернатора не пал на мою семью.
  - Какой гнев, миледи? Айязид-паша будет в ноги кланяться вашему супругу за то, что он вылечит его 'шишки'.
  - Мне бы вашу уверенность, - мама покачала головой, но с твердой решимостью приказала дочери. - Веди нас!
  - Мы должны ее освободить! - провозгласила Виттория.
  Свернув за угол, леди Габриэлла издала удивленный возглас и присела перед открывшейся в жидком лунном свете экспозиции.
  - Это же целый музей мисурских древностей! Какие великолепные произведения искусства! Такие вещи нельзя прятать. Их должно увидеть как можно больше людей.
  - У паши на этот счет иное мнение, - заметил Джафар.
  Виттория первая подошла к клетке, где пленница, при виде целой делегации, испуганно забилась в угол.
  - Господи, Боже мой! Она нас боится, - мама всплеснула руками. - Какая же она воительница? Девчонка совсем, худая и побитая...
  Джафар заговорил на языке таргов. Девушка оживилась и поднялась.
  - Что вы ей сказали, моддарис? - спросила Виттория, просовывая за решетку хлеб.
  - Сказал, что вы прибыли из далекой страны белых великанов, из мира, в котором нет войны, что вы любите ее, как родную сестру, и хотите ей помочь.
  Подбодренная старцем, пленница приняла лепешки.
  - Бедная девочка, - посочувствовала леди Габриэлла. - Пашу самого надо в клетку посадить! А Бэн еще и лечит эту сволочь.
  - Айязид-паша поклялся, что озолотит того, кто избавит его от проклятья. Тот станет его другом и братом навек.
  - Не нужна нам такая родня!
  - Миледи, ваш муж может попросить подарить ему эту женщину. Паша - хозяин ее жизни.
  - А если паша откажет?
  - Во-первых, он поклялся прилюдно, призывая в свидетели Бога и Пророка, а во-вторых, мы можем нажаловаться на него шаху, представив его негостеприимным хозяином. Он же лезет из кожи вон, чтобы нам угодить...
  - Вы будете его шантажировать? - графиня пришла в восторг от этой идеи и хлопнула в ладоши. От звонкого звука девушка испугано вздрогнула. - Ах, прости, милая...
  - Если потребуется, - сурово пообещал учитель. - Айязид-паша понимает, как быстро любимчики шаха могут впасть в немилость.
  - Моддарис, как вы узнали о тарге? - Виттория перевела взгляд с жующей пленницы на учителя. - Паша проболтался?
  - Он хотел бы скрыть, однако болезнь сильно донимает его. Он постоянно жаловался на свои 'шишки' и, сам того не заметив, выдал свою тайну. Паша весьма самолюбив, а 'ночная львица' - редкий ценный военный трофей. Еще бы! Представительница грозного и побежденного народа...
  - 'Ночная львица'? - переспросила мама.
  - Да. Так прозвали хогарских воительниц наши феллахи. Тарги совершали набеги по ночам, наводя ужас своей свирепостью на жителей предгорья. Эта женщина для паши - приз за военную победу и забава...
  - Почтенный Джафар, вас слушает Вита, - предостерегла учителя мама.
  - У нас девочек в ее возрасте уже замуж выдают, - старец пожал плечами. - Хлестнут кушаком - если не упадет, значит, готова к семейной жизни.
  - Умоляю, не надо о детях, которых продают в жены взрослым мужчинам! Лучше расскажите о проклятье.
  - Да. Айязид-паша проговорился, что тарге надо было сразу вырвать язык, чтобы она не успела наслать проклятье на него и его людей, а он приказал это сделать только на следующий день, после того как его солдат умер в страшных корчах.
  - Паша - бездушный изверг! - леди Габриэлла обернулась к узнице и тут догадалась. - О! Поэтому ей не только вырвали язык, но и отрезали волосы? Думали, что у нее в волосах колдовская сила. В Альбигонии ведьм брили наголо. Почему магрибы не убили ее?
  - Тщеславие... Мало кому из наших военачальников удавалось захватить в плен 'ночную львицу'. Тарги всегда сражались насмерть, не сдавались... или кончали жизнь самоубийством. Однако, подвергнув ее истязаниям, Айязид стал заложником своих суеверий, как тот джинн из сказки, раб волшебной лампы...
  - А! Паша хотел, чтобы тарга сняла с него проклятье, хотя сам же превратил ее в немую. И убить боится, думая, что это усугубит его проблему, - леди Габриэлла вникла в парадоксальность ситуации. - Не ишак ли!
  - Айязид считал, что на него наслано такое же смертельное проклятье, как на шаха Абдулвалида, разорившего Хогар.
  - Как умер Абдулвалид?
  - Его тело покрылось гнойными язвами. С него слезала кожа.
  - Боже упаси!
  - Сегодня я навестил местного хаджи, который в беседе со мной коснулся темы проклятья паши, ведь Айязид обращался к нему за советом, и я понял, что он держит таргу где-то в доме. Вот, леди Виттория показала, где именно.
  - Но если Бэн вылечит губернатора, то он убьет эту женщину за все те мучения, которые, как он считает, претерпел из-за нее.
  - Я ему не позволю. И лорд Корстэн тоже.
  - Лорд Корстэн в курсе ваших планов? - мама возмущенно уперла кулачки в бока. - Почему от меня все что-то скрывают? Будто я какой-то враг или магрибский шпион.
  - Не злитесь на своего мужа, миледи. Он пока не знает, какую услугу оказывает этой женщине. Я хотел рассказать ему о тарге немного позже. Сначала я должен был увидеть ее, убедиться, что с ней все в порядке.
  - Держать девочку в клетке - это далеко непорядок! Это зверство!
  - Лорд Корстэн - благородный и богатый человек. Золото от паши он не примет, но не откажется совершить рыцарский подвиг.
  ***
  - Воительница? Все это, безусловно, занимательно... Но пока рано говорить о вознаграждении, - устало произнес отец, вернувшийся после успешно проведенной операции и вкратце ознакомленный с историей таргов. - Габи, душа моя, ты не можешь освободить всех женщин Востока.
  - Речь идет об одной конкретной девушке. И ее освободишь ты, - настаивала мама. - Бэн, ты же рыцарь, в конце концов.
  - Прости, дорогая, забыл свои сверкающие доспехи и меч дома.
  Витторию не пригласили на семейное совещание, а отправили спать. Однако она, считая себя полноправным участником заговора, подслушивала под дверью.
  - Бэн, ты лечишь злодея, который не заслуживает ни капли сострадания, и если ты не можешь отказаться от взятых на себя обязательств, то следует воспользоваться сложившими обстоятельствами с наибольшей пользой для себя.
  - Мне думается, неприлично брать за медицинскую услугу плату или вознаграждение, как ни назовите, у человека, который предоставил нам кров. Да еще требовать, чтобы он расплачивался своими пленниками. Впрочем, здесь к женщинам... эм... особое отношение.
  - Пусть вас не беспокоит моральная сторона вопроса, - вступил в разговор Джафар. - Вы оцениваете ситуацию с западной точки зрения. Поверьте, Айязид-паша пребывает в уверенности, что магрибы избраны Богом, поэтому все другие народы должны им служить и с поклонами приносить дань. Он вообще не стал бы ничего платить вам, как иноверцу.
  - Как 'неверному', - уточнила леди Габриэлла, взывая к честолюбию супруга.
  - Лорд Корстэн, эту женщину убьют, если она останется в доме паши. Ее не просто убьют, а замучают до смерти.
  - Это Восток...
  - Дорогой, как образованный и цивилизованный человек, ты не должен оставаться равнодушным к судьбе этой несчастной девушки. За свое мужество и отвагу она заслуживает в сто раз большего почета и лучшего отношения, чем этот чванливый прыщавый чинуша. Только подумай, у тебя есть шанс спасти удивительного человека. Молодую женщину! Возможно, она последняя представительница своего народа. Она частица уникального исчезнувшего мира...
  - Габи, дорогая, прекрасно понимаю твои высокие чувства, но я не представляю, как просить Айязид-пашу подарить мне его пленницу. Я не умею просить. Тем более, речь идет о человеке, - отец почти согласился.
  - Почтенный Джафар все устроит, скажет за тебя все, что надо, и сформулирует твое пожелание таким образом, что паша не посмеет тебе отказать. Не правда ли, моддарис?
  - Да. Все переговоры от вашего лица буду вести я, если позволите. Клянусь детьми, что ваша честь не пострадает, вашей семье и вашим спутникам ничто не будет угрожать. Как только паша пойдет на поправку, я напомню ему его слова, в присутствии Кадир-бея.
  - Вы просто не оставляете мне выбора!
  - Я люблю тебя, Бэн. Ты самый замечательный мужчина на свете! - мама не уставала делать комплименты папе, не из лести, а из настоящей любви.
  ***
  

- 2 -

  ***
  
  Приход наш и уход загадочны... Их цели
  Все мудрецы земли осмыслить не сумели,
  Где круга этого начало, где конец?
  Откуда мы пришли, куда уйдем отселе?
  Омар Хайям
  
  ***
  Тизири - в мужской одежде, синем тюрбане, с повязкой на лице и саблей в руке, похожая на сказочного разбойника - столкнула мертвого магриба. Опустившись на колено, она усадила Витторию, как ватную куклу, и потормошила, приводя ее в чувство.
  - Зира, где ты была? Я боюсь, - она смотрела в большие серые глаза последней воительницы народа таргов.
  Она была спасена, но не испытала радости. Дикий страх опустошил сознание и сковывал движения.
  'Вставай. Быстро! Надо идти', - взмахнула рукой Тизири, помогла встать на ноги и натянула ей на плечи разорванное платье.
  Виттория смотрела на трех убитых мужчин на полу маленькой гостиной и в своей отстраненности от происходящего не понимала, почему осталась жива, а ее несостоявшиеся убийцы мертвы. Ведь она должна была умереть...
  Тарга вытерла изогнутый клинок сабли о халат насильника, под телом которого растеклась багровая лужа, и, подхватив сестру под руку, повела в спальню, куда грабители не успели добраться. У выхода стоял собранный наполовину короб, на топчане были разложены дорожные вещи.
  Тизири распахнула ставни и подтолкнула Витторию к окну.
  - Мои четки! - она схватила с приступка попавшуюся на глаза низку бусин из слоновой кости и надела на шею.
  Путаясь в юбках, девушка перелезла через подоконник. Тизири подала ей ридикюль с деньгами и украшениями, выкинула на землю ворох женской одежды и, повесив на плечо переметную суму, выпрыгнула из домика.
  Они углубились в гущу колючих зарослей у стены, в которых находилось 'любовное гнездышко' Тизири и лейтенанта Грабса, устроенное для тайных свиданий.
  Виттория понемногу приходила в себя. Голова кружилась, к горлу комом подкатывала тошнота, но ноги сами принесли ее в спасительное убежище, где она без сил плюхнулась на тюфяк из пальмового волокна, застеленный армейским одеялом.
  Тарга дала ей рубашку и жестами приказала переодеться.
  - Зира, ты вернулась в миссию с толпой? Увидела, что магрибы хотят на нас напасть и пошла с ними?
  - Угу, - Тизири кивнула и, прислушиваясь, замерла.
  Совсем близко раздались голоса погромщиков. Они обнаружили в девичьем флигеле трупы земляков.
  - На наших похожи... Точно, наши!
  - Это продажные шакалы, служившие неверным.
  - Вот с этим я вчера на базаре говорил ...
  - Всевышний на небесах отделит правоверных от грязных свиней.
  - Хвала Богу, неверных больше нет. Нечестивцам не место на святой земле.
  - Да, брат, пусть все народы боятся магрибов, когда узнают, что мы сделали с иноверцами.
  - Их всех убили, - прошептала Виттория. - Их всех убили, Зира! Отца, Эмилию, братиков... Всех! В религиозных войнах не бывает пленных.
  Зарычав, Тизири обняла ее и вывела пальцем на ее ладони два слова: 'Ты жива'.
  - Мы живы. Мы! Спасибо, Зира. Благодарю Бога, что ты у меня есть.
  'Я люблю тебя', - букву за буквой, начертала взаимное признание немая воительница.
  Погром в посольстве продолжался. Крики на альбигонском давно стихли. Были слышны только магрибские религиозные славословия и споры из-за трофеев. Погромщики разоряли одинокий домик в саду, обитательниц которого никто не думал искать.
  Внимательно осмотрев лицо сестры, Тизири достала из сумки баночку с мазью. Рецепт этого чудодейственного, заживляющего и противовоспалительного средства лорд Корстэн узнал во время службы в Будастане и продолжал готовить для гвардейцев в Мисуре. Помазав губу сестры, тарга потянула подол ее рубашки, показывая пальцем на промежность.
  - Дай, я сама, - она забрала банку и, обмакнув палец в мазь, осторожно коснулась себя внизу. Слабое жжение возвестило о понесенной ею потере. Вместе с тем, пришло осознание, что такую рану невозможно залечить, потому что она незаживающая.
  Над ней жестоко надругались, лишив невинности. Что может быть ужасней для девицы? Насильник не успел закончить начатое, не оставил семя в ее чреве, но от этого ничуть не становилось легче. Незаметный снаружи, понесенный ею ущерб было невозможно ничем возместить.
  Безудержно катились слезы. Текли по онемевшему лицу, опухшей от сильного удара щеке, воспаляя солью рану на губе.
  - Не знаю, как дальше жить...
  'Мисур', - написала Тизири на ее ладони.
  - Нет. Я не об этом. Жить не хочется. Лучше бы меня убили!
  Тарга поднесла к ее носу кулак, угрожая нехорошим думам.
  - Зачем мы только сюда приехали? Здесь еще хуже, чем в Мисуре! Надо было вернуться в Аксонию, как хотела Эмилия. Господи, за что? Что мы им сделали? Мы же ни в чем не виноваты.
  Тизири обняла ее, поцеловала в висок и прижала голову к груди. Позволить выплакаться - единственное, чем могла помочь. Других способов для облегчения души не придумано.
  Тизири... Названная сестра, верная подруга, родственная душа.
  Ангел-хранитель...
  Полжизни вместе.
  У Виттории не было другого, более близкого человека, если не считать отца. Однако при всей ее дочерней любви и уважении, он оставался для нее родителем и мужчиной.
  Тизири - создание из другого мира. Она свободней мужчин.
  ***
  Джафар нарек ее Тадэрфа, что на языке таргов означало 'свободная'. Свое настоящее имя, полученное при рождении - Тизири, Лунный свет - она написала потом, когда выучила европейский алфавит, посредством которого по обычаю таргов стала общаться с Витторией.
  Смугловатая и русоволосая, Тизири обладала красотой чудесной природы. У нее были правильные черты лица: серые глаза, прямой нос, широкие дуги бровей и алый рот.
  Магрибский плен оставил на теле тарги шрамы. Хотя рубцы от плети, ужасавшие Витторию первые дни, затянулись быстро, а гематомы от побоев исчезли еще раньше, благодаря чудесной папиной мази и заботам мамы, ходившей за приемышем, как нянька. Густые темно-пепельные Тизири волосы отрастали.
  Поначалу чета Корстэнов, принявшая на себя опекунские обязанности, боялась, что приемная дочь сбежит, но Джафар их заверил:
  - Ей некуда идти. Хогар разрушен, народ таргов погиб. У нее не осталось родных. Тадэрфа - очень отважная женщина, но не самоубийца. Она выбрала жизнь, а не смерть. Она хочет остаться в вашем 'мире белых великанов'.
  Учитель приложил немало усилий, чтобы освободить Тизири. Только спустя пять лет, незадолго до своей смерти, он признался, что в торгах за жизнь пленницы пошел на хитрость, пообещав губернатору, младшая жена которого умерла летом при родах, устроить брак с Витторией.
  Айязид-паша обратил взор на юную дочь иноверцев, едва почувствовал себя лучше. Он выказывал неприличное внимание, каждый день провожая ученых на раскопки и встречая их по возвращению на пороге дома, чем навлекал на себя гневные проклятия леди Габриэллы. Виттория до сих пор помнила маслянистый взгляд и неприятную улыбку толстого сластолюбца...
  Джафар вел игру расчетливо и осторожно. Создавая видимость бурной посреднической деятельности, он уверял пашу, что уже скоро тот получит вожделенную молодую жену, что стоило немалого труда убедить 'неверного' в необычайной выгодности сделки... Просто девочка за морем обещана другому, поэтому господин Корстэн размышляет, как с меньшим убытком разорвать договор с европейским женихом, и о размере выкупа.
  Хорошо, что мама и папа ничего не узнали об его интригах!
  - Ты даже не представляешь, что значит для меня Тизири, - признался Джафар, наблюдая за таргой, которая под руководством Бэртона упражнялась с саблей на заднем дворе дома. - Царская тарга...
  - Царица?
  - Народом таргов правили мужчины, рожденные женщинами высшей касты. Тизири могла стать матерью будущего царя.
  - Я обязательно напишу монографию о народе таргов, моддарис. Запишу все, что вы мне рассказали. И у Зиры спрошу.
  - Тизири - самое великое достижение в моей жизни. Спасая ее, я пришел в согласие с самим собой. Как будто отдал самый большой долг своей души. Иногда думаю, что, может, я жил только ради того, чтобы помочь этой прекрасной женщине. В ней одной - целый мир.
  - 'Прочь, пустые мечты о великих свершеньях! Лишь с собой совладавши - достигнешь высот', - процитировала Виттория строки любимого поэта учителя. - Я восхищаюсь Вами, моддарис, и преклоняюсь перед Вашей мудростью.
  ***
  Крещеная под именем Арабелла, по ходатайству отца и лорда Мэрвила, Тизири получила альбигонское подданство и фамилию Фитцкорстэн.
  Новую веру она приняла охотно и стала регулярно посещать воскресные службы. Она полюбила Бога, потому что в ее представлении он был таким же 'белым великаном', как мифические предки таргов - пришел к людям мудрым учителем и хотел сделать этот жестокий мир добрее. В его мученической гибели видела судьбу своего народа. Святое распятие она почитала с истовой религиозностью и состраданием до слез. Что, однако, не мешало ей безбожно нарушать некоторые божьи заповеди...
  Между девушками установились доверительные нежные отношения и появились общие секреты.
  Тизири, которую еще долго мучали кошмары, по ночам перебиралась в спальню Виттории и стелила перину на полу рядом с ее кроватью. Они засыпали, держась за руки.
  - Подобное бывает у людей, вернувшихся с войны, - объяснил Бенджамин Корстэн. - Война давно закончилась, но фронтовики продолжают воевать во сне, то они идут в атаку, то держат оборону. Белла не знала мирной жизни. Все ее близкие люди погибли. Сама она попала в плен, где ее пытали.
  Тизири была всего на четыре года старше Виттории, но выглядела намного взрослее. В шестнадцать лет она догнала по росту лорда Корстэна, который относился к ней, как любящий, но строгий отец. Однако тарга - дочь своей матери, рано осиротевшая, выросшая в женском обществе и воспитанная старшими родственницами - считала главой семьи леди Габриэллу. Беззаветно ее любила и ластилась к ней, как кошка. 'Ночная львица'...
  - Бедная моя девочка, не доставало тебе нежности и ласки, - леди Габриэлла обнимала таргу всякий раз, когда та подходила к ней и садилась у ее ног, требуя уделить ей материнское внимание. - Я рада, что у меня появилась вторая дочь, пусть взрослая и упрямая... И выше меня на целую голову! Моя красавица.
  Желая увековечить юную яркую красоту приемной дочери, мама заказала мистеру Лэндэру портрет, на котором Тизири в облегающей тунике, богатых украшениях и царской диадеме с павлиньим пером, сидит на троне. Позже эту картину сестры увезли в родовой замок в Аксонии, где украсили ею стену своей гостиной.
  Стоило немалого труда превратить воинственную кочевницу в культурную девушку и приобщить ее к благам цивилизации, но если к столовым приборам и ватерклозету она, в конце концов, привыкла, то спать продолжала на полу, зачастую входила в дом через окно и отказывалась носить европейские платья. Потом и вовсе стала наряжаться по-мужски.
  - Она родилась в равноправном обществе, где вещи не делили по гендерному признаку, - потворствовал маскараду лорд Корстэн. - Пусть ходит в том, в чем чувствует себя комфортно. Главное, чтобы ее обман не раскрылся...
  Стараниями Джафара и Виттории, она выучила магрибский и альбигонский языки, а всем остальным наукам предпочитала военное дело. Лорд Корстэн подарил ей дорогую магрибскую саблю, украшавшую стену гостиной, на которую Тизири смотрела, как глубоко религиозный человек на распятье, чем несказанно ее осчастливил. Он подключил к воспитанию приемной дочери своего камердинера Бэртона, в прошлом лихого кавалериста и участника колониальной компании.
  Сражаться Тизири умела, как представительница последнего поколения народа таргов, которое готовили исключительно для войны.
  - Если бы королевская армия состояла из таких солдат, мы бы давно покорили весь мир, - хвалил ее Бэртон, отмечая силу, ловкость, целеустремленность и неутомимость. - Это же богиня войны!
  Лорда Корстэна - человека, пусть с прогрессивными взглядами, тем не менее, имевшего четкое представление о роли женщины в обществе - Тизири восхищала и ужасала одновременно.
  - Белла, ты чудовище, - сказал он, когда она победила в учебном бою трех гвардейцев, согласившихся поупражняться с ней.
  Довольная комплиментом тарга издала гортанный звук.
  - Ты не испытываешь абсолютно никакого пиетета по отношению к мужчинам!
  Своим обычным выпучиваем глаз Тизири выразила непонимание.
  - Говорю, что ты совсем не уважаешь мужчин, как должна уважать женщина.
  Она провела ребром ладони по горлу.
  - Понимаю, что наш патриархальный строй тебе поперек горла, и у тебя нет причин для любви к мужчинам, но считай их хотя бы равными себе.
  Погладив его по плечу и приложив руку к своей груди, Тизири поклонилась.
  - Да, меня ты уважаешь, знаю. И не подлизывайся! Я больше не позволю тебе свежевать баранов на заднем дворе нашего дома и разводить костер!
  ***
  На второй год своего пребывания в альбигонском квартале 'ночная львица' освоилась настолько хорошо, что стала убегать из дома и гулять по Кахиру до закрытия ворот. Ей, выросшей в горах, многолюдный город был интересен. И никто не мог ее удержать. На нее не действовали ни строгие внушения отца, ни долгие душеспасительные и воспитательные беседы мамы, все еще лелеявшей мечту превратить ее в настоящую леди, ни призывы к осторожности учителя. Все укоры разбивались об ее своенравие. Поскольку запреты не помогали, а сажать ее под замок было антигуманно и ничем не лучше магрибского плена, на семейном совете решили позволить ей проявлять самостоятельность, взяв с нее клятву, что она не будет никого убивать и создавать проблемы для жителей анклава.
  Потом все привыкли. Джафар перестал неодобрительно ворчать по поводу ношения ею мужской одежды, а лорд Корстэн, озаботившись тем, что все взрослое мужское население поголовно имеет на лице растительность, для большей безопасности Тизири выписал из Альбигонии бутафорские усы, бороды и театральный клей. Благодаря правильным чертам лица, тарга в гриме выглядела, как привлекательный молодой мужчина.
  Успешно внедрившись в магрибскую культуру, Тизири стала для отца незаменимым поставщиком мисурских древностей, скупая на базарах задешево уникальные артефакты, завалявшиеся среди других товаров. Тарга помогла собрать большую коллекцию предметов из разграбленных гробниц - папирусные свитки, небольшие статуэтки богов и людей, фигурные вазочки с крышками и другой инвентарь заупокойного культа.
  Для Виттории она покупала в городе разные восточные сладости.
  ***
  Огромное горе обрушилось на их семью внезапно.
  Виттории было шестнадцать лет, когда от малярии скоропостижно скончалась мама. Отец не смог ее спасти.
  Леди Габриэлла заболела во время экспедиции к развалинам островного храма в заболоченной местности в среднем течении Эн-Нейля и ушла на пятый день после возвращения в Кахир.
  Бенджамин Корстэн сразу безошибочно узнал лихорадку, от которой умирали солдаты в его госпитальной палатке среди тропических джунглей. Будучи военным хирургом, он умел лечить боевые ранения, но не знал, как бороться с этой новой неизвестной болезнью.
  Для колониальной королевской армии малярия стала таким же страшным врагом, как аборигены, и средство для ее лечения пока не изобрели. Жаропонижающее ненадолго облегчало страдания, но исцелить заболевшего могло только чудо.
  Виттория и Тизири не отходили от постели слабеющей и измученной жаром лихорадки мамы. Ухаживали, кормили, поили. Прямо на глазах болезнь убивала их самую любимую единственную женщину, чудесней и жизнерадостней которой не было на свете.
  - Девочки, всегда будьте вместе, помогайте друг другу, - завещала она, когда пришла в себя последний раз. - Вита, не бросай Беллу. Ты ей нужна... без тебя она погибнет в нашем мире... Белла, будь послушной и осторожной. Береги себя. Я вас очень люблю, мои деточки.
  - Ммы-ммы, ммы-ммы, - звала ее рыдающая тарга, которая не плакала, даже сидя в клетке, в плену у Айязид-паши.
  - Белла, я буду следить за тобой с небес.
  Смерть леди Габриэллы стала страшным ударом для всех. Виттория и Тизири вместе переживали невосполнимую потерю. Тарга снова ночевала в спальне сестры и требовала рассказывать перед сном истории из маминой жизни.
  'Мама с нами, просто мы ее не видим. Она будет жить, пока мы помним о ней'.
  Тизири думала, что умершие предки покровительствуют живым. Добрая память, оставленная на земле, помогает душам людей обрести покой после смерти, а души злых людей терзают страшные демоны в аду, похожем на безжизненную Ашайскую пустыню.
  Леди Габриэлла оставила о себе добрую память...
  Маму похоронили в альбигонском квартале, на кладбище у маленькой, недавно построенной часовни. Ее могила стала пятой.
  ***
  - Однажды к Пророку пришла женщина с умершим ребенком на руках и стала просить: 'О, Великий и Всемилостивый, оживи мое дитя', - говорил Джафар лорду Корстэну, переставшему следить за собой и страдавшего отсутствием аппетита. - Пророк ответил ей: 'Принеси мне лепешку из той семьи, в которой никто и никогда не умирал, и тогда я верну тебе твоего ребенка'. Женщина бродила от дома к дому и вскоре поняла, что смерть приходит во все семьи, и у каждого человека отнимает дорогих и близких, и смирилась со своей утратой. Однажды все мы умрем. Надо помнить о том, что все люди смертны, и продолжать жить. Жизнь нам даруется один раз.
  Взяв с могилы супруги горсть иссушенной жарким солнцем земли, лорд Корстэн перевез ее в фамильную усыпальницу в Аксонии, куда отправился со всеми домочадцами и Джафаром.
  Корстэнфорт, давно превращенный в роскошный дворец, но по обычаю именуемый 'замком', показался Виттории огромным и чужим. Она плохо его помнила и с интересом открыла для себя заново.
  Немного придя в себя после переезда и перемены климата, отец занялся приведением в порядок обширной коллекции древностей, переправленных за несколько лет из Мисура, и разобрался с делами, накопившимися в его отсутствие. Родственники, друзья и соседи наносили визиты, чтобы выразить соболезнования. Поддержать убитого горем лорда Корстэна, приехала погостить его сестра, леди Матильда с сыном Николасом, как оказалось, страстным любителем старины. Виттория подружилась с кузеном. Вместе они провели много времени за описанием предметов отцовской коллекции и составлением каталога.
  Тизири произвела фурор в большом семейном кругу своей манерой одеваться и поведением, демонстрируя царское своенравие. Бабушка, леди Амелия, относилась к ней настороженно, но с симпатией, а тетя считала ее 'дикой и невоспитанной'. Для Николаса - милого, стеснительного молодого человека - тарга стала тайным предметом воздыханий. Каждый раз при ее появлении он делался пунцовым и прятал глаза.
  В чужой стране, в большом доме 'ночная львица', обладавшая удивительной способностью к адаптации, освоилась быстро. Дни напролет она пропадала в конюшне и объезжала окрестности. Иногда ее можно было заметить в саду, машущей саблей. Хотя у нее были свои апартаменты, ночевала она у сестры.
  Витторию познакомили с будущим женихом Джаспером Альге. Он был старше на семь лет и происходил из древнего знатного рода, владения которого находились по соседству. Бабушка, радевшая за усиление роли аксонского дворянства в королевстве и его влиянии на внутриполитические процессы, настаивала на заключении этого брака. Поскольку сын сорвал ее амбициозные планы, женившись на иностранке, она возлагала надежды на внучку.
  Виттория нашла Джаспера симпатичным и обходительным кавалером, но не представляла себя его женой. Она хотела заниматься изучением истории древнего Востока и вообще не думала о замужестве, пока о нем не заговорила леди Амелия. Чтобы не огорчать бабушку, она не стала ей перечить, хотя ее согласие, собственно, не требовалось. Помолвку было решено отложить на два года. Траур по маме избавил девушку от разговоров о венчании.
  В Корстэнфорте был заведен обычай собираться по вечерам в гостиной, декорированной и обустроенной по-восточному - с топчанами, низким столиком, коврами и подушками. Отец и учитель курили кальян и играли в нарды. Виттория на равных вела с ними беседы об истории, политике и жизни. К ним неизменно присоединялся Николас, надолго обосновавшийся в замке.
  Виттория скучала по Востоку. Покидая Мисур, где провела большую часть сознательной жизни, она не думала, что ее будет тянуть обратно так, будто ее родной дом находился на Эн-Нейле, а не в Аксонии.
  Менее чем через год, не слушая уговоров своей матери, Бенджамин Корстэн начал собираться в Кахир. Дочерей, которые не пожелали оставаться, он забрал с собой.
  Джаспер Альге отнесся к проблеме с пониманием и попросил разрешения писать письма.
  ***
  В Кахире, совершенно неожиданно для дочерей, лорд Корстэн сблизился с леди Эмилией, молодой вдовой лорда Кроу, советника по военным вопросам, который скончался за три месяца до этого. Поговаривали, что он свернул себе шею, будучи в нетрезвом состоянии. Виттория прекрасно помнила этого пожилого господина с мясистым красным носом и ухоженными старомодными бакенбардами. Когда он женился в третий раз на восемнадцатилетней бесприданнице, в маленьком альбигонском анклаве было много пересудов. После его смерти леди Эмилия не уехала в Альбигонию - возвращаться ей было некуда, - а устроилась гувернанткой в семью мистера Рамслея, представителя Торговой Лиги.
  Часто встречаясь на кладбище, лорд Корстэн, который, несмотря на возраст, был интересным, элегантным и подтянутым мужчиной, и кареглазая брюнетка Эмилия, чем-то походившая на леди Габриэллу, прониклись друг к другу взаимной симпатией и вскоре обвенчались.
  'Не было бы счастья, да несчастье помогло', - говорила она потом.
  Лорд Корстэн втайне ото всех договорился о церемонии венчания с пастором посольства отцом Брэмусом и только накануне поставил в известность о своем решении дочерей.
  - Эмилия - хорошая женщина. Она оказала мне большую честь, согласившись стать моей женой. Очень надеюсь, что между вами наладятся добрые отношения. Возможно, я поторопился с женитьбой, - его слова звучали, как оправдание, - но хочу устроить свою жизнь, пока совсем не превратился в дряхлого и никому не нужного старика... Не хочу доживать свой век в одиночестве.
  - Папа, да что ты такое говоришь! - Витторию новость огорчила, а мотивы пробудили дочерние чувства. - Ты нам нужен! Ты всегда будешь нам нужен.
  - Вы не останетесь со мной, мои дорогие леди. У тебя есть суженный, Вита. Верю, что и Белла найдет достойного мужчину, с которым захочет навсегда связать свою жизнь. Вы - женщины... Вам надо выйти замуж. Вы сделаете счастливыми своих мужей, создадите свои семьи, родите наследников...
  Поспешная женитьба лорда Корстэна перестала всех удивлять, когда через пару месяцев стало заметно округлившийся животик новобрачной.
  - Так получилось, - Бенджамин Корстэн попросил прощение у своих уже взрослых и все понимающих дочерей. - Судьба подарила мне удивительный шанс снова стать отцом.
  На чужбине взгляд на многие бытийные вещи меняется, и допускаются вольности, просто немыслимые в Королевстве, как например, отсутствие компаньонок у молодых леди. С другой стороны, девушки были постоянно на виду, что служило гарантией их добродетели. Ограниченное пространство и постоянный узкий круг общения укрепляли добрососедские отношения и заставляли подданных короля относиться более снисходительно к проступкам земляков, которые высший свет на родине счел бы предосудительными. В анклаве мезальянс и внебрачное зачатие не вызвали громкого общественного возмущения.
  Виттория мачеху не приняла, потому что считала ее хитрой и коварной соблазнительницей, ставшей графиней благодаря тому, что вовремя и удачно раздвинула ноги перед честным и благородным человеком. Этикет при необходимости соблюдала, но ни о каком доверии речи идти не могло. Тизири, преданная памяти леди Габриэллы, и вовсе не замечала новую хозяйку.
  Однако Эмилия старалась утвердиться, во что бы то ни стало. Она хотела, чтобы к ее мнению прислушивались.
  Случившийся в их семействе скандал расставил все по своим местам...
  Леди Эмилия подняла шум, когда увидела на заднем дворе полураздетую Тизири - в лифе и шароварах на бедрах, с голым животом и старыми зарубцевавшимися шрамами от магрибской плети на спине. Иногда тарга разгуливала по дому в подобном виде, но не нарочно - у нее отсутствовало врожденное чувство стыда, как таковое, и было свое представление о правилах поведения. Она могла с утра не причесаться, но всегда снимала обувь перед спальней. Родители устали и перестали бороться с ее небрежностью в одежде, тем более что к гостям она всегда выходила 'застегнутая на все пуговицы', хотя иногда босиком.
  - Бенджи, что за вертеп разврата устроила твоя приемная дочь! - возмутилась женщина, затащившая в свою постель во время траура одинокого несчастного мужчину. - У нас приличный дом!
  Тарга в ответ показала на ее огромный живот и обручальное кольцо, в той последовательности, в какой они появились. Мол, кто бы говорил о приличиях.
  - Бенджи, посмотри на нее! Она меня оскорбляет, - немедленно пожаловалась Эмилия супругу, наблюдавшему за происходящим из окна кабинета. - Какое безобразие!
  - По-моему, у Беллы прекрасная фигура, - только и сказал он.
  - Не желаю жить в одном доме с этой ужасной бескультурной язычницей!
  - Успокойся, Эми. Тебе вредно волноваться в твоем положении
  - Леди Эмилия! Белла, как и вы, крещенная, - вступилась за сестру Виттория, не терпевшая лицемерия.
  - Ее крестили для формальности!
  - Неправда! Белла чаще вас ходит в церковь. А вас не было на воскресной службе. Когда вы последний раз причащались?
  - Не ваше дело, леди Виттория!
  - Белла уже жила в этом доме до того, как в него пришли вы!
  - Благовоспитанные девицы не разгуливают полуголые на заднем дворе!
  - Благовоспитанные женщины не уединяются во время траура с вдовцами!
  - Дорогие леди, пожалуйста, не устраивайте на моем заднем дворе восточный базар, - сдержанно попросил лорд Корстэн.
  - Бенджи, ты должен как-то повлиять на нее! - не унималась мачеха. - Твоя дочь позорит нашу семью своей распущенностью.
  - Белла такая же моя дочь, как дочь своего свободного народа. И сейчас ее никто, кроме нас, не видит. Давай, не будем из-за нее ссориться, - отец не терпел приказов и ханжой не был. - Если тебе не нравится ее вид, просто не обращай на нее внимание. И все будет хорошо.
  - Дорогой, имей в виду, твой либерализм по отношению к членам семьи до добра не доведет!
  - Дорогая, поверь мне, в семейных отношениях либерализм гораздо лучше, чем диктат и тирания.
  Лорд Корстэн любил Эмилию, как только может любить старый муж молодую красивую жену, но не позволял ей 'вить из себя веревки'. Он потакал ее капризам, заказывал для нее из Альбигонии все, что она пожелает, однако не поддавался на ее уговоры вернуться в Корстэнфорт.
  ***
  - Папа, мы тебя очень уважаем и ценим, но леди Эмилия не наша мать и не заменит ее, - заявила Виттория, когда отец зашел к ним в гостиную, чтобы уладить конфликт. Тизири гукнула, полностью поддерживая сестру.
  - Только не надо говорить, что она мне в дочери годится.
  - Ты сказал...
  - Обойдемся без проповедей, - Бенджамин Корстэн поднял руки в знак капитуляции и примирения. - И не ждите от меня раскаяния.
  - Милорд, мы не обязаны ее слушаться. Более высокое место в семейной иерархии, которое она заняла, не наделяет ее абсолютно никакой властью над нами.
  - Понимаю ваше праведное негодование.
  - Почему она думает, что имеет право оскорблять Зиру?
  - Леди Эмилия пока плохо вас знает, - оправдал он супругу. - И была неправа. Белла давно является членом нашей семьи. Она не должна подстраиваться под кого-то и менять свои привычки ради... - он умолк, пытаясь подобрать нужное слово.
  - Абсолютно чужой для нее женщины, - подсказала дочь точное определение. - Зиру не смогла изменить даже женщина, которую она боготворила.
  - Да. Для меня большая честь, что я являюсь опекуном царской тарги. Однако леди Эмилия - моя законная жена, - Бенджамин Корстэн схватился за голову. - Господи, не представляю, как магрибы живут со своими гаремами! В моем доме всего три женщины, а я уже схожу с ними с ума. Только дураки думают, что гарем - это радость для мужчины. Гарем - это средство для убийства мужчин!
  - Папа, не надо драматизировать. Мы с Зирой постараемся не мешать вашей семейной жизни и свести до минимума общение с леди Эмилией.
  - Буду вам очень благодарен, - он учтиво поклонился.
  Вопрос совместного проживания решили просто - разделили особняк на две части и пристроили второй вход. У девушек были отдельные спальни и общая гостиная, где они обедали и принимали визитеров.
  Постепенно все вернулось на круги своя.
  ***
  В это время Виттории стало известно о страшной тайне Тизири.
  Она не была девственницей!
  Нет, тарга не пыталась скрыть от нее свой 'позор' и могла рассказать раньше, если бы Виттория спросила, потому что между ними не было секретов. И про регулы ей все объяснила она, а не мама. Но тут появился повод.
  Первый разговор о сексе между ними состоялся, когда они услышали сладостные стоны леди Эмилии, донесшиеся из родительской спальни. В тот же вечер Тизири, как 'опытная женщина', поведала Виттории о плотской любви и просветила, относительно интимной стороны семейной жизни.
  Свой первый сексуальный опыт тарга обрела в Хогаре с юношей-соплеменником - хотела испытать, как это бывает. Все произошло по обоюдному согласию, никто никого не совращал. Парень, забравший ее невинность, был красивым и очень нежным.
  Виттория испытала шок от ее признания.
  Оказывается, это можно делать без любви? И не с мужем?
  В голове не укладывалось...
  Однако осуждать Тизири за прелюбодейство было все равно, что судить хищника за кровожадность, ведь она не нарушала законов своего народа. Ее соплеменницы не выходили замуж, дети рождались 'плодами свободной любви' - таков был исконный обычай таргов.
  Презрения и наказания заслуживали магрибы, которые били и насиловали Тизири. И не один раз. И не только Айязид-паша.
  Тизири было больно вспоминать о днях плена. Потом у нее еще долго не возникало сексуального желания. Хотя она иногда вожделела лорда Корстэна, но и мысли не допускала о том, чтобы его соблазнить - не потому, что он приемный отец - его брачный союз с леди Габриэллой был для тарги священным. Однако, после того как он женился второй раз, она утратила к нему интерес, как к мужчине.
  Виттории стало интересно, что чувствует женщина во время... во время процесса. Почему леди Эмилия издает такие звуки?
  Широко улыбнувшись, Тизири честно попыталась бурными жестами объяснить, как все переворачивается в животе, а сердцу становится тесно в груди, и голова идет кругом.
  'Летишь на небо', - написала она на ладони сестры и закатила глаза.
  Если это действительно так, и женщина испытывает ни с чем несравнимое наслаждение, то, должно быть, не нашлось бы подходящих и точных слов, даже умей Тизири говорить, описать это необыкновенное ощущение.
  'Но! - тарга погрозила указательным пальцем. - Это происходит, если любовник нежный и ласковый, обнимает и целует...'
  Виттории вдруг тоже захотелось попробовать. Ради любопытства. Без любви. Не с мужем. Вкусить 'запретный плод'... Хотеть можно!
  Порочные мысли породили сладостную истому, которая разлилась по телу, пощекотала грудь, шевельнулась в животе и стянула лоно...
  Нет! Как благовоспитанная девица, как истинная леди, она не позволит себе никаких экспериментов с мужчинами, дабы не ославиться, подобно Эмилии.
  Такого позора она не переживет! Даже королю не отдастся за корону.
  Пусть многие ее ровесницы, вступив в брак, уже познали блаженство, она как-нибудь обойдется. У нее есть любимое занятие, которому она намерена посвятить всю свою жизнь.
  Ее судьба - это изучение истории!
  Благо, что греховные мысли посещали ее редко, а томление плоть одолевало лишь при виде полуобнаженных мужских тел на копиях фресок, сделанных мистером Лэндэром, и то не каждый раз, как и неприличное желание, заглянуть под короткие белые юбочки. Последнее было не просто невинным любопытством, а именно порочным желанием, поскольку возникало не от незнания того, что скрыто - она проштудировала отцовский анатомический атлас и получила наглядное представление о том, чем отличается мужчина от женщины. Однако препарированные органы в пособии не возбуждали Виттория так, как полуголые охристые мисурцы, с миндалевидными глазами, гладкими лицами, широкими плечами и узкими талиями, хотя изрядно стилизованные, без сосков и пупков - единственные мужчины, которыми она любовалась, без боязни быть обвиненной в бесстыдстве...
  Плотские позывы - не голод или жажда - можно пережить.
  Виттория научилась относиться к своим приступам вожделения, как к самому обыденному явлению - в детородном возрасте подобные проявления 'женской слабости' неизбежно будут случаться, как реакция на определенные триггеры. Если рассматривать проблему в философском ключе и натуралистическом плане, то все живые существа наделены подобной естественной потребностью. В дикой природе разнополых особей инстинктивно влечет друг к другу - безрассудно, с неудержимой силой - поэтому в ходе эволюции фауна сохранилась во всем своем многообразии. Но люди отличаются от животных и птиц наличием разума, способностью контролировать себя. А у человека цивилизованного, тем более ученого, самодисциплина стоит на первом месте.
  ***
  Бенджамнин Корстэн продолжал свои исторические изыскания, в которых Виттория была незаменимым помощником, коллегой и переводчиком, что снова отсрочило помолвку, и нисколько не огорчило будущую невесту. Леди Эмилия хотела бы избавиться от падчерицы, но эгоизм отца-ученого, привыкшего к комфортным условиям семейного профессионального сотрудничества, пересилил все ее доводы.
  Джафар квартировал в соседнем особнячке, а все дни напролет проводил с Корстэнами, столовался у них и сопровождал в экспедициях.
  В срок Эмилия родила мужу долгожданного наследника, названного Ричардом. Виттория полюбила братика, ведь дети не виноваты в грехах своих родителей.
  В тот год в Кахир приехал погостить кузен Николас - заочный помощник лорда Корстэна и хранитель коллекции в их родовом замке. Он готовил доклад о древней цивилизации Мисура, с которым планировал выступить весной в Королевской Академии. С огромной радостью он согласился участвовать в полевых работах.
  Три месяца до Рождества они изучали храмовый комплекс, расположенный в нескольких часах езды от Кахира, в восточном измерении, один караванный переход. В список исторических памятников Бенджамин Корстэн внес его одним из первых, но смог приступить к его исследованию лишь через шесть лет.
  Исторический объект не только хорошо сохранился, но и оказался воистину уникальным. Культовое сооружение, занимавшее большую площадь и похожее на лабиринт, с множеством дворов, залов и алтарных помещений, судя по отсутствию общего плана и заметной разнице в стилях, составлявших его частей, возводилось на протяжении нескольких веков. Крайние пристройки были больше, выше и помпезней центральных, архитектура каждой новой эпохи богаче и внушительней предыдущей.
  Заброшенный священный город предоставил уникальную возможность сравнивать технику всех периодов и проследить развитие монументального зодчества в Древнем Мисуре.
  ***
  - Скарабей... Чудесное создание, - сказал Джафар, освещая факелом стену одной из крипт, где на поблекшей фреске был изображен узнаваемый жук синего цвета, держащий в лапках красный солнечный диск. Учитель помогал Виттории, копировавшей в альбом рисунки и надписи. - Неудивительно, что древние люди его обожествляли.
  - Это же обычный жук-навозник, - выразила недоумение девушка.
  - Нет, не обычный, - улыбаясь, старец пригладил бороду. - Он способен делать совершенные по форме вещи.
  - Шарики из навоза?
  - Взгляни на это с другой стороны. Маленький жук лепит из бесформенной массы совершенно круглый предмет, как творец из хаоса создает свой мир... И катит его с востока на запад.
  - Путь скарабея повторяет солнечный путь! Поэтому его изображения встречаются так часто? - она вдруг поняла, какую огромную роль в солярной религии Древнего Мисура играл скарабей. Среди множества звероподобных божеств, носящих на голове солнечный диск, он являлся полноценным и самодостаточным солнечным символом. - Обитатели долины Эн-Нейля думали, что божественный скарабей катит солнце по небосводу...
  - И вращает небо в противоположном направлении.
  - У нас гелиоцентрическая система, - возразила Виттория, будучи образованной дамой. - Земля вращается вокруг Солнца.
  - Но ведь древние люди об этом не знали, - передразнивая ее, напомнил учитель. - А по ночам, наблюдая за звездами, они видели, что небо движется.
  - Скарабеи забавные, - она прониклась симпатией к этим пустынным насекомым. - Суетливые и трудолюбивые. Еще и целеустремленные, получается!
  - Во время ссылки в Ашай мне доводилось общаться с тамошними кочевниками, которые еще не полностью уверовали во Всевышнего и отчасти сохранили обычаи своих предков. Они говорили, что Небесный Скарабей - существо бессмертное, потому что возрождается. Он умирает вечером, уходя в загробный мир, и возвращается на землю каждое утро обновленным подобно тому, как из навозного шарика вылупляется потомство жука-скарабея.
  - Возможно, кочевники заимствовали свои представления о мироустройстве из местной культуры, - предположила Виттория. - Все же земледельческая цивилизация была более развита, по сравнению с номадами. Все учатся у людей старших и более мудрых, а не наоборот.
  - Мы сами, как скарабеи, - Джафар вздохнул, задумчиво глядя в темный угол и перебирая четки. - Всю жизнь суетимся, пытаемся создать что-то стоящее. Спешим, бежим по жизни вперед, неведомо куда... торим свой путь, катим свои 'навозные шарики', которые оказываются не нужны нашим потомкам. И что, в конце концов, остается после нас на земле? Что-то зыбкое, ускользающее... Как след скарабея на песке. Вот он есть, а подует жаркий ветер - и занесет песком дорожку-ненадегу. Исчезает след...
  - Моддарис, я ваша ученица, - искреннее сочувствие Виттории к учителю превратилось в признание-клятву. - Я продолжу ваш путь. Всеми своими знаниями я обязана исключительно вам. И Зира будет благодарна вам до конца дней за свое спасение.
  - 'Без нас кружился мир, без нас кружиться будет.
  Вселенной все равно, и больно только нам...'
  ***
  Джафара не стало через год. Он умер в своем городском доме, окруженный заботой двух старых жен и старшего сына, и был похоронен на магрибском кладбище под стенами Кахира.
  Виттория поняла всё без слов, когда ей передали его четки из слоновой кости из тридцати трех бусин с подвеской в виде башенки - такова была последняя воля учителя. Неделю спустя вместе с Тизири она посетила скромную, как того требует магрибская вера, могилу Джафара абу Басира, с обелиском, обращенным к востоку, и эпитафией: 'Бог наш, прости грехи наши и введи нас в райские сады'. Делать подношения было непринято, но она положила на низкий холмик маленького скарабея из черного камня - символ бессмертия.
  Став другом семьи, насколько может стать другом человек из другого мира, Джафар оставил о себе добрую память, которую Виттория решила увековечить.
  Два года назад в 'Курьере клуба путешественников' начали публиковаться заметки, объединенные общим названием 'Беседы с советником восточного владыки', подписанные псевдонимом 'Виктор Крофт'. Это была идея кузена Николаса, с которым Виттория вела активную переписку через посольство, с его отлично налаженной почтовой службой. 'Беседы', представлявшие собой воспоминания Виттории об уроках Джафара в художественном оформлении Николаса, были горячо встречены европейской публикой на волне все возрастающего интереса к Востоку. В последнем письме кузен сообщил, что ему поступило предложение от крупного издательского дома по поводу выпуска отдельным томом их совместного литературного эксперимента. Так же владельцы издательства хотели выкупить права на публикацию восточных сказок, две из которых, представленные в этом году в 'Литературном альманахе', получили самые благожелательные отзывы читателей.
  ***
  К этому времени в семье лорда Корстэна произошло очередное пополнение - родился второй сын, погодок первого, названный Дональдом.
  Счастливый Бенджамин Корстэн выписал из Альбигонии подарки для жены и детей и вернулся к работе.
  - У меня остается все меньше времени, - сказал он, - а вопросов становится все больше. Мы знаем, как выглядели люди, жившие на этой земле несколько тысячелетий назад, знаем, чем они занимались, в каких богов верили... видим, какие храмы они строили, но мы не знаем, почему они так делали, о чем они думали... Почему у них была такая религия? Одним солярным культом - просто поклонением солнцу - всего этого не объяснить. Они создали огромный пантеон богов, который, по приблизительным подсчетами, раз в десять больше любого известного языческого пантеона. Мы с тобой только заглянули в этот глубокий и неисчерпаемый колодец знаний, и мне представляется, что даже через сто лет, стараниями тысяч ученых, не будет достигнуто его дно.
  Отложив намеченную экспедицию, Бенджамин Корстэн занялся систематизацией накопленных исторических знаний. В соавторстве с Витторией он написал три работы. Первая - 'О загробном мире' - была посвящена погребальным обрядам. В ней содержались: рисунки и описания гробниц и предметов культа мертвых; версии относительно традиций и назначения атрибутики; медицинское заключение по мумиям, вскрытие которых Корстэны произвели в подвале казарменного лазарета. Во второй книге они представили многоликий пантеон, расположив мифологических персонажей по рейтингу, начав с изваяний которые встречались наиболее часто и закончив единичными находками. В этом своеобразном каталоге статья о 'солнечном скарабее' стала самой большой. В фундаментальном труде 'Архитектура цивилизации долины Эн-Нейля' они предприняли попытку разделить по периодам исследованные памятники, отмечая изменение в планировке и характерные для той или иной эпохи детали.
  ***
  Судьбоносная встреча с лордом Алстоном, возглавлявшим дипломатическую миссию в соседнем Куфрейне, состоялась на званом ужине в посольском дворце, устроенном в честь пятидесятилетнего юбилея лорда Мэрвила. Отца необычайно заинтересовали его рассказы о загадочных статуях и барельефах, приобретенных им у местного населения и непохожих на мисурские, о руинах древних городов. Как известная личность в научных кругах, лорд Корстэн получил приглашение и предложение заняться изучением куфрейнских памятников.
  Виттория знала о существовании другой древней восточной цивилизации, исчезнувшей как мисурская, задолго до прихода магрибов. Об этой культуре впервые ей поведал Джафар, который в молодости посещал Куфрейн. Он рассказал о большом, заброшенном и занесенном песком городе на караванном пути, по легенде, возведенном джиннами. Учитель лично исследовал развалины, и на него произвел сильное впечатление дворец, стены которого были украшены удивительно реалистичными барельефами - сценами из жизни царей, религиозных праздников, охоты и сражений. Девушка очень хотела увидеть этот город посреди Ашайской пустыни, но, будучи реалисткой, понимала неосуществимость своей мечты.
  Лорд Корстэн, к неудовольствию жены, начал готовиться к переезду.
  ***
  Перед отъездом Виттория написала Джасперу Альге деловое послание, объясняя причины, по которым помолвка снова откладывается. В постскриптуме она добавила:
  'Дорогой Джаспер, простите, что снова обманываю Ваши надежды. Если Вы встретите девушку, которую полюбите, то поступайте по велению сердца, свяжите свою судьбу с ней и благодарите Бога. Вы не обязаны меня ждать. Я освобождаю Вас от обязательств, которые Вы на себя приняли перед леди Амелией. Желаю Вам счастья'.
  Однако дав отставку кандидату в женихи, уже после того как прощальное письмо ушло с дипломатической почтой, Виттория начала сомневаться в правильности своего решения.
  Нет, брак, как таковой, ее не интересовал. Она была уверена, что муж ей не нужен. Но ведь семейная жизнь так же включала в себя интимную сторону, для удовлетворения естественных потребностей.
  - Зира, у тебя часто возникает любовное желание? - обратилась она к сестре. - Можно обходиться без мужчины? Ты же обходишься?
  Тарга фыркнула.
  - То есть ты... ты хочешь сказать... У тебя появился любовник? - она вытаращила глаза, осознав, что упустила важное событие в ее жизни. - Откуда? Кто он?
  Тизири начала загибать пальцы.
  - Много любовников? - Виттория хлопнула себя по щекам ладонями, ужасаясь сестре-прелюбодейке.
  Оказывается, 'ночная львица' среди бела дня соблазняла... каких-то карликов.
  - Карликов?
  'Нет-нет!' - Тизири замотала головой.
  - Детей?
  'Не детей. Выше ростом', - означало движение ее руки.
  - А! Подростков? Юношей? Но они тоже маленькие!
  'Зато между ног у них всё, как у больших'.
  Виттория поняла общий смысл жестов, хотя не представляла, каким образом Тизири их сравнивала.
  - Ты с ними... это самое... в городе?
  'Далеко... Пастухи'.
  - Ах ты! Пасторальная забавница...
  'Зато сыта', - Тизири погладила живот.
  В то время как Виттория держала себя в строгости и блюла благочестие, тарга не отказывала себе в грешных радостях.
  - Но как? Как ты с ними договаривалась?
  'Как-то...' - она развела руками. Похоже, 'договориться' ей было проще простого.
  - Ясно. Дурное дело - не хитрое. Ты их точно не связывала? Не воровала, как магрибы своих невест?
  Не хотелось думать, что тарга утаскивала юношей в укромные места и насиловала. Она могла...
  Тизири произвела несколько жестов, которые можно растолковать, что при виде женской груди у парней поднимается половой орган, и они начинают на нее молиться.
  - Они тебя, наверное, принимали за гурию? Ведь они тоже вместе с тобой... 'отправлялись на небеса'?
  Являя самодовольство, Тизири издала грудной смешок.
  - И если они потом кому-то расскажут, чтобы были с женщиной, им никто не поверит...
  Тарга гукнула, поддакивая.
  - Вах! Ты это делаешь с мальчишками, чтобы не забеременеть? - предположила Виттория, но Тизири на пальцах дала ей понять, что это глупость. - Ты знаешь способ предохранения?
  Нежелательную беременность помогали предотвратить какие-то зеленоватые шарики, которые тарга достала из сумки и не без гордости продемонстрировала. Их не ели, а запихивали снизу.
  - Но почему? Почему с мальчишками? Понятно, что у тебя, как у всех женщин, есть потребность, и, судя по всему, сильная, если ты идешь на такой неоправданный риск, - начала разбираться Виттория. - Боишься взрослых мужчин?
  Тарга повертела руками. Значит, не очень боялась.
  - Ты не хочешь выйти замуж? Хотя за кого? - девушка сокрушенно вздохнула. - Достойных кандидатур нет.
  Тизири скривилась, выражая презрение к потенциальным женихам из своего окружения. С одной стороны, тарги не вступали в брак, с другой - среди подданных короля Якобуса для леди Арабеллы не нашелся бы такой же знатный и благородный муж, как Бенджамин Корстэн, а на меньшее она была не согласна.
  - О! Ник! Николас Крофт, - обрадовалась она найденному решению. - Ведь он тебе нравится? И ты ему тоже очень нравишься.
  Она вспомнила, как на раскопках кузен неловко ухаживал за таргой, которая снисходительно принимала его знаки внимания, однако не делала ему никаких многообещающих авансов. Хотя была не прочь проверить его потенцию, в чем призналась сестре, потребовавшей подробностей.
  'Он очень милый молодой человек. Блондин... Только неуверенный в себе, - ответила тогда Тизири. - Нет. Никаких интимных отношений'.
  Во-первых, она не хотела портить свое реноме, а во-вторых, Николас мог испугаться, ведь у него строгое воспитание и рыцарские представления о дамах. Или неправильно понять, и тогда его благосклонность сменится неприязнью. А еще у него от волнения могло ничего не получиться, бывает, что мужчина из-за сильных эмоций не в стоянии взять женщину, и будет потом переживать, думать, что неполноценный.
  - Зира, но если ты с Ником обвенчаешься, у вас все будет замечательно. Вы такая чудесная пара, правда.
  Тизири постучала кулаком себя по лбу, мол, думай, что говоришь.
  - Да, какая я дура, - увлеченная устройством личной жизни сестры, она забыла о законах высшего света. - Леди Матильда наизнанку вывернется, но не допустит мезальянса. Семейство Ника тебя не примет, даже если папа отвалит за тебя хорошее приданое.
  Закусив губу, тарга кивнула.
  - Почему ты не найдешь постоянного любовника? Какого-нибудь европейца... Не хочешь принимать на себя обязательства в отношении одного мужчины? Хотя, о чем я... Папа может узнать. Да, проблема, - резюмировала Виттория.
  ***
  Торговый договор между королем Якобусом и калифом Мейятдином, заключенный около пяти лет назад, был важным шагом для расширения альбигонского влияния на Востоке. На Куфрейн - единственное из государств Дарийского залива, вступившее в дипломатические отношения с Альбигонией - делалась ставка, как на возможного стратегического партнера и союзника в этом регионе. Пока монархи обменивались подарками, а их советники просчитывали все возможные выгоды от военного альянса, постепенно увеличивался товарооборот, благодаря растущему интересу Восточной Морской Торговой Лиги. Торговля велась по трансокеанскому пути, проложенному королевской армадой в период колонизации Будастана.
  Если в Средиземном море магрибы, в случае войны, могли выставить военные эскадры, то в государствах Дарийского залива, по факту, являвшихся морскими державами, кораблестроение не развилось до конкурентоспособного уровня, в виду огромного дефицита древесины, портовые сооружения не возводились, а судоходство на утлых барках оставалось каботажным. Таким образом, Торговая Лига, которая, наряду с Королевским флотом, была абсолютным гегемоном в тропических широтах, получила монопольное право на импорт и экспорт любых товаров, кроме оружия.
  Целью визита лорда Алстона в Кахир было заключение договора о транзитном маршруте - от побережья Средиземного моря через Мисур, имевший выход в южные моря, до Куфрейна - сокращавшим время пути втрое. Караванный путь из Мисура в Куфрейн через Ашайскую пустыню альбигонский дипломатический корпус никогда не рассматривал всерьез. Подписание договора было отложено на неопределенный срок, однако лорд Мэрвил сумел добиться высочайшего позволения шаха Шершади - следовать в бухту Эль-Фазейр, где альбигонцев ждал на рейде фрегат королевского флота.
  ***
  Морской переход от эль-Фазейра до устья Фарата занял десять дней.
  Когда фрегат королевского военного флота встал на рейде у берегов Куфрейна, над древней крепостью на высоком холме был поднят черный, расшитый золотой вязью, штандарт с бахромой, оповещавший Тиград о прибытии дорогих гостей. Утром следующего дня у моря появилась встречающая делегация, с носилками для важных персон, волами для перевозки багажа и дюжиной кавалеристов из гвардии калифа.
  Пышный прием, оказанный владыка Куфрейна, и присланные угощения гостям очень понравились, однако хозяйская щедрость никого не обманула - ненависть к иноверцам у магрибов в крови, и если они ее скрывали, значит, им было что-то очень нужно. Выгода от их нынешней веротерпимости сулила в дюжину пушек и сотню ружей, произведенных в Альбигонии.
  Посольство размещалось в одной из бывших резиденций калифа. Построенная во время правления деда Мейятдина и не отвечавшая растущим потребностям двора, она была оставлена. Стены дворца вобрали в себя стойкие ароматы восточных благовоний, и старожилы утверждали, что по ночам в крыле, где раньше находился гарем, бродят призраки убитых жен. На территории имелся небольшой бассейн, два колодца и очаровательный дичающий сад.
  Лорду Корстэну с семьей предоставили апартаменты из четырех комнат в одном из корпусов. Виттория и Тизири поселились в домике, стоявшем особняком за основными зданиями, в котором в былые времена, вероятно, жил главный садовник. Флигель был покинут, но не захламлен, у магрибов не отнять любви к чистоте своих жилищ. Солдаты охраны заново побелили его снаружи и внутри. Девушки, давно привыкшие обходиться без помощи слуг, самостоятельно прибрались, завесили все проемы тяжелыми бархатными гардинами. Им принесли два топчана, с красивыми резными спинками - огромный для спальни и узкий для гостиной - раскладную ширму и низкий столик. Обстановку дополнили ковры и множество подушек разных цветов и размеров. Свои вещи сестры хранили в дорожном сундуке и плетеных коробах.
  По восточным меркам убранство их дома было роскошным.
  ***
  Они приехали в Тиград в самую благодатную пору - весной, когда, после разлива коварного Фарата, степи зеленели, природа цвела и благоухала, дни были не жаркие, а ночи - тихие и нежные. Казалось, что мир погружен в состояние благодатной праздности и покоя. Но подобная восхитительная погода царила не больше двух месяцев в году...
  Куфрейн представлял собой незначительно поднимавшуюся к северу равнину с холмистым ландшафтом, которою южное солнце летом высушивало до изнуряющего зноя, зимой заливали дожди, а ранней весной затапливало половодье. Города и поселения, издревле строившиеся на возвышенностях, в тот или иной год, после особо обильных зимних осадков, в сезон разлива Фарата на два-три месяца практически превращались в острова, не спасали ни дамбы, ни отводные каналы.
  Тиград - 'благословенный, прекрасный и славный' - был большим и многолюдным городом, но 'огромным' мог показаться только тому, кто не видел Кахир, а кочевник из пустыни или бедный пахарь, несомненно, принял бы его за 'райский сад'.
  Пока лорд Алстон добивался разрешения властей на работу археологической экспедиции, секретарь посольства мистер Ларни провел для семейства лорда Корстэна несколько экскурсий по городу. Нарядившись в восточные одежды, они побродили по узким кривым улочкам старых кварталов, где дома из-за тесноты росли ввысь; постояли на площадях с великолепными храмами, сверху донизу облицованных цветными изразцами, сверкающими в солнечных лучах, как драгоценные камни; потолкались на шумных базарах; полюбовались издали на новую резиденцию калифа Мейятдина.
  Тизири, как и Виттория носила паранджу, пояснив, что так она чувствует себя более уверено и защищено в чужой и незнакомой стране, а когда привыкнет, переоденется мужчиной, приклеит бороду и сходит на разведку.
  Отец и дочь с интересом изучили находившиеся во дворе посольства памятники из диорита и известняка. Собранную лордом Алстоном коллекцию составляли две почти одинаковые - судя по всему, канонические - статуи сидящего на троне царя и пять вертикальных, выше человеческого роста, скругленных сверху плит, с детально проработанными барельефами древних правителей или богов - с завитыми волосами и бородами, в конических головных уборах, длинных одеждах с бахромой, с оригинальными жезлами. У некоторых персонажей было по две пары крыльев за спиной. Они охотились или воевали, стреляя из лука, вели беседы у 'дерева жизни', совершали какой-то обряд с ведерком в руке.
  При первом же взгляде на произведения искусства цивилизации древнего Куфрейна становилось ясно, что она не имеет абсолютно ничего общего с древнемисурской. Внешне это был совсем другой народ, с другой культурой, религией, письменностью, представлявшей собой символы из клиновидных штрихов.
  Едва были улажены формальности и получено официальное разрешение на раскопки, отец, страстно желавший увидеть развалины древнего города на Мактум-тиле, немедленно отправился на северо-запад страны. К группе Бенджамина Корстэна консул прикомандировал военного картографа и отличного рисовальщика капрала Краста и еще четырех гвардейцев, а калиф Мейятдин, в знак заботы и уважения, приставил двадцать легких кавалеристов. Провизию и снаряжение везли на тридцати мулах.
  ***
  По мере удаления от Фарата местность становилась все более безлюдной, реже попадались бедные деревушки земледельцев, но чаще встречались скотоводы, кочующие со своими стадами на север, ближе к Маарским горам, заснеженные вершины которых виднелись далеко на горизонте. Холмистые пейзажи очаровывали - зеленый покров прорезала ржавчина осыпавшихся склонов холмов, блестела гладь полноводных озер, еще не превратившихся в болота, над густыми зарослями тростника кружили стаи птиц.
  Под конец пятого дня пути они добрались до конечного пункта назначения, где явственно ощущалось жаркое дыхание наступавшей Ашайской пустыни. Пологие вершины холмов, посеченные песчаными бурями, были абсолютно голые, между ними зеленели низины, где пока сохранялась влага сезонного потопа, и росли рощицы финиковых пальм
  Издали древние руины на обширной возвышенности Мактум-тиля, более походившие на природные образования, нежели на творение рук человеческих, ничем не радовали глаз.
  Лагерь разбили в сумерках, а ночью неподалеку раздался вой шакалов.
  С раннего утра группа приступила к работе. После осмотра развалин безымянного города отец и дочь пришли к однозначному выводу, что архитектура древнего Куфрейна весьма своеобразна, а эти сооружения, возможно, были намного больше тех, которые они изучали на берегах Эн-Нейля. Только ныне от этих храмов и дворцов мало что осталось, поскольку их создатели, наряду с природным камнем, использовали кирпич-сырец, который не выдержал испытание временем. Грандиозные пирамиды оплыли и стали похожи на холмы, подобные тем, что их окружали. Еще были заметны грани и лестницы с бортиками, но о том, как изначально выглядели эти здания, оставалось только гадать. Произвести их реконструкцию не представлялось возможным.
  Мощная крепостная стена со сторожевыми башнями, окружавшая город, превратилась в бесформенный вал, хотя местами проглядывала кирпичная кладка. В кольце внешних стен стоял дворец, в лучшие годы представлявший собой неприступную цитадель.
  Здесь археологам улыбнулась большая удача. Для строительства резиденции древнего царя Куфрейна использовался обожженный кирпич и известняк. Когда приведенные людьми калифа магрибы из ближних деревень приступили к расчистке дворца, удивительные находки последовали одна за другой.
  Первым открылся парадный вход, облицованный синими глазурованными кирпичами, составлявшими рельефные изображения шествующих львов - белых с желтыми гривами и желтых с красными гривами. За аркой начинался коридор, где на голубых стенах чередовались разноцветные быки и драконы. Пятиступенчатую лестницу в царскую приемную охраняли гигантские известняковые изваяния антропоморфов - крылатых быков с человеческими головами в высоких митрах. Зал с двумя колоннадами был украшен великолепными барельефами с сюжетными сценами из жизни царя - военный поход, битва, триумф, подношение даров, охота, отдых. По краям тронного пьедестала лежали грифоны с расправленными крыльями.
  - В Мисуре - боги со звериными головами, а здесь все наоборот, - заметил лорд Корстэн. - Между древнемисурскими и этими божествами нет абсолютно никакого сходства.
  - Их религиозный культ был связан с Луной, - Виттория указала на барельеф, где в верхней части на опрокинутом месяце, как ладье плыла звезда. Подобная деталь обнаружилась в других композициях. - Возможно, они жили по лунному календарю, как магрибы.
  Декоративное убранство дворца, сохранившееся в прекрасном состоянии, представляло собой величайшее исторический памятник, но не позволяло понять народ, который его создал. Откуда он пришел? Куда ушел? А надписи, оставленные этими людьми, сами по себе не говорили. Лишь на единственный вопрос: 'Почему погибла древняя цивилизация Куфрейна?' - можно было дать четкий ответ. Это могущественное государство пришло в упадок и погибло, потому что изменился климат. Приток Фарата, такой же обманчивый и опасный, обмелел и высох, и некогда плодородная, покрытая буйной растительностью область превратилась в бесплодную пустыню.
  ***
  С наступлением жары раскопки остановились. Летнее белое солнце высушило и выжгло низины в округе. Воздух нагревался так, что становилось трудно дышать, а камни накалялись до того, что об них можно было обжечься. Густая тень лишь укрывала от палящих солнечных лучей, но не спасала от зноя. К этому нельзя привыкнуть, даже прожив на юге достаточно долго.
  Оставалось завидовать скарабеям - удивительным созданиям, которым все нипочем - продолжавшим трудится на самом солнцепеке и катавшим свои навозные шарики в самые жаркие дневные часы.
  Несмотря на тяжелейшие условия, за два месяца была проведена огромная работа: сделаны рисунки и описание, составлены планы и карта местности.
  Никто не стал бы возражать, если бы лорд Корстэн забрал себе монументальные скульптуры и обливные кирпичи вместе со стенами. И сам он хотел присовокупить их к своей коллекции, с прочими предметами, найденными в ходе раскопок и упакованными в короба - небольшими бронзовыми статуэтками, чашами-курильницами на треногах, посудой, плоскими кирпичиками с клинописными текстами, - но не мог их демонтировать и транспортировать из-за отсутствия технических средств, ограниченного людского ресурса и нехватки тягловой силы. Пришлось отказаться от вывоза объектов до лучших времен.
  Покидая Мактум-тили, Бенджамин и Виттория Корстэн планировали вернуться в древний город в конце осени, когда спадет жара. Напоследок они постояли перед изваяниями крылатых львов, прощаясь с ними, как со старыми друзьями. Действительно, расставаться с этими прекрасными антропоморфами было очень грустно.
  Лучи восходящего солнца беспрепятственно проникли в зал и позолотили мужские головы с искусно завитыми бородами и мускулистые львиные тела с крыльями и выгравированными на каждом свободном дюйме четкими клинописными знаками...
  ***
  В Тиграде Виттория занялась описанием археологических находок. Она могла часами рассматривать рисунки барельефов, считая завитки в прическах и бородах и количество перьев в сдвоенных крыльях, находила в изображениях что-то новое и выявляла сходные детали на разных плитах, размышляла о символике, царских костюмах и происхождении атрибутов власти.
  Тем временем Тизири - не интересовавшаяся прошлым, живущая настоящим и не думавшая о будущем - закрутила роман с Томасом Грабсом. На лейтенанта посольской гвардии она обратила внимание сразу по прибытию, когда он со своими солдатами оказывал помощь в благоустройстве девичьего флигеля, и не преминула сообщить, что офицер ей очень понравился, и она 'желает его телом'.
  К голубоглазым блондинам Тизири имела особую склонность. С первого же дня она не скрывала свое обожание в отношении приемного отца, потом смущала нежными взглядами кузена Николаса... И дело тут было не только в ее женском вкусе, но и наследственной памяти таргов, считавших себя потомками 'белых великанов', детей Великой Богини-матери.
  Томас Грабс - белокурый красавец и ростом выше тарги...
  Их сближению способствовал вполне благовидный предлог. Тизири был нужен новый партнер для учебных боев. Бэртон постарел и быстро утомлялся, а ей не хотелось терять навыки. Она отказалась от идеи тренироваться на плацу вместе с солдатами. Да и лорд Корстэн настоятельно рекомендовал, не демонстрировать свою воинственность публично. 'Леди не ведут себя, как дикие магрибы. Лучше бы о замужестве призадумались', - сказал он. И лорд Алстон не одобрит, будет выговаривать отцу за дурное воспитание приемной дочери. Но если бы лейтенант Грабс оказал услугу...
  Виттория согласилась, что с молодым человеком приятнее коротать время, чем со старым камердинером отца, имея в виду вовсе не любовные отношения. Она знала о тайных желаниях Тизири, но надеялась, что Томас поведет себя по-рыцарски. Он же офицер и дворянин...
  Поскольку Тизири не могла лично поговорить с лейтенантом, Виттория выступила в роли посредника. Пригласив Томаса во флигель для приватной беседы и угостив чаем с жасмином, она попросила его, если тот сочтет возможным, позаниматься в свободные часы с леди Арабеллой боевым искусством.
  Томас поперхнулся охладительным напитком.
  - Миледи, вы не понимаете, о чем просите! Вы знаете, почему с введением сабли, как основного холодного оружия, дуэли быстро вышли из моды?
  - Ранения саблей более тяжелые, чем шпагой, - блеснула знаниями Виттория, дочь военного врача. - Во время поединков случалось отсечение конечностей. Дуэлянты становились инвалидами.
  - И вы предлагаете мне сражаться с дамой? На саблях?
  - Вы офицер и владеете оружием лучше, чем рядовые. Леди Арабелла будет сражаться с вами вполсилы.
  Томас в недоумении повернулся к Тизири, которая, подтверждая слова сестры, медленно и величественно склонила голову. Взгляд молодого человека задержался на ее лице дольше, чем то позволяли правила приличия.
  - Простите, - опомнился он, вырвавшись из плена прекрасных серых глаз. - Довольно со мной шутить, миледи. Оружие - не игрушка для дам.
  - Лейтенант, мы не шутим.
  Тизири поднялась и скинула халат. Оставшись в рубашке и широких штанах, она достала из-под подушек свою саблю и пригласила Томаса в сад.
  - Томас, если вы откажитесь, то лишитесь нашего благорасположения, - пошла на маленький шантаж Виттория. Пусть он хотя бы попробует! - Неужели вам совсем неинтересно? Поверьте, леди Арабелла неплохо владеет оружием.
  - Вы просто не оставляете мне выбора, - лейтенант улыбнулся и закусил губу, став похожим на озорного мальчишку. - Я поучаствую в 'потешном поединке', но исключительно ради того, чтобы не утратить вашу благосклонность.
  Сказать, что Томас был удивлен уроком - ничего не сказать - его глубоко впечатлил воинский талант 'ночной львицы'.
  - Леди Арабелла, вам самой впору давать уроки фехтования, - в восторге он подхватил ее руку в перчатке и с саблей и склонился к ней в поцелуе.
  Тизири от удовольствия закатила глаза и запрокинула голову.
  ***
  Позаботившись о Тизири, Виттория предоставила ей возможность самостоятельно развивать дальнейшие отношения с кавалером, хотя оставлять сестру наедине с мужчиной было неправильно - у молодой леди должна быть компаньонка, и чем старше, тем лучше, - но ведь никто не знал о 'деловых' свиданиях леди Арабеллы. Оставалось надеяться, что все обойдется.
  Лейтенант Грабс находился на службе, поэтому не мог ничего планировать наперед, но когда был свободен, всегда приходил, соблюдая конспирацию, дабы не компрометировать даму. После встреч с ним тарга пребывала в задумчивости, и прежде, чем уснуть, долго ворочалась, тяжко вздыхала. Виттория подозревала, что Тизири - 'изучившая' Тиград, раздобывшая ключ от 'черного' входа и переодевшаяся в мужской костюм - пару раз использовала 'пастушков' для умиротворения своей сластолюбивой натуры, но не признавалась, только неопределенно пожимала плечами. Не приставать же к ней было постоянно с одним и тем же вопросом...
  Томас вел себя согласно рыцарскому кодексу почти два месяца. Он прилагал воистину героические усилия, чтобы устоять против дьявольских чар тарги и не поддаться искушению, притом что вынужденное монашество делает мужчин необычайно охотливыми до женского общества и крайне неразборчивыми.
  Все было напрасно. Тизири соблазнила его. Верно, соблазнила! Завлекла неким обманным способом в постель. Офицер никогда не посягнул бы на честь женщины... Он скорей отрубил бы себе руку - саблей! - чем обнял даму.
  По воле случая Виттория стала очевидцем этого эпического и знаменательного события - засвидетельствовала то, чем венчанные пары занимаются, в целях продолжения рода, традиционно ночью и под одеялом. Застукала любовников, когда вернулась во флигель за тетрадью с заметками о раскопках. Услышав жалобные стоны, доносящиеся из глубины дома, она испуганно замерла в дверях, и только спустя несколько секунд поняла, что никто никого не мучает, а наоборот...
  Уличные туфли Тизири стояли у порога, и рядом с ними - мужские легкие ботинки!
  'Неужели Зира и Томас делают это? Вместо того чтобы фехтовать в саду, они...'
  Виттория вовсе не собиралась подглядывать, потому что культурные люди так не поступают, но неведомая сила повлекла ее к бархатной шторе. Порок притягателен... И у Тизири нет секретов от нее.
  Осторожно заглянув в спальню, Виттория уже не могла отвести взгляд, хоть глаза выкалывай.
  Картина грехопадения открылась ей во всей вызывающей и возбуждающей откровенности. Томас, со спущенными штанами, лежал между раскинутыми в стороны, согнутыми в коленях, голыми ногами Тизири и, опираясь на локти, прогибался в пояснице. Остававшаяся на нем белая рубашка не прикрывала напряженные ягодицы, и можно было увидеть анатомические детали мужского тела.
  Виттория, наконец, удовлетворила свой научный интерес, смешанный с извращенным любопытством, и не нашла ничего безобразного в мужских придатках. Она увлеклась наблюдением за происходящим, которое вызвало самый живой отклик в ее душе.
  - Белла, люблю тебя, - порывистым шепотом признался Томас. - Белла...
  Тихонько коротко постанывая, Тизири извивалась под ним и шарила руками по его спине, поощряя и требуя ласки.
  Нет, совокупление, определенно, не выглядело омерзительно - не казалось низменным животным актом, каким его представляла церковь - в целеустремленном слиянии красивых тел присутствовала своеобразная эстетика. Даже гармония. Ибо в любви сама природа диктовала естественные движения.
  - Белла, даже не верится... Это как сон. Ты самый прекрасный сон в моей жизни, - Томас приостановился, чтобы осыпать лицо возлюбленной быстрыми поцелуями.
  Витторией овладело страстное желание испытать неизведанное, гораздо более сильное, чем обычные приступы похоти. Оно ощутимыми волнами всколыхнуло все ее существо, стеснило грудь и мягким комом провернулось в животе.
  - Белла... Жаль, что ты не можешь... звать меня по имени. Хочу услышать твой голос. Белла...
  Тизири в ответ дерзко и безбоязненно стиснула его крепкий зад.
  Виттория-женщина вожделела Томаса, как мужчину, дарящего наслаждение, хотя никогда прежде не представляла его в роли своего жениха, а Виттория-ученая дама гадала, как подобный простой механический процесс ведет к 'полету на небо'. Что служит толчком к достижению высшего блаженства, если все происходит так плавно и размерено? Может, тут дело в трении?
   - Белла, - повторял любовник, как заклинание, сбившись с ритма. - О, Боже! Белла, я сейчас...
  Он дернулся, приподнялся и, сунув руку между телами, задрожал и страдальчески заохал. Тарга зарычала и, выражая свое недовольство, ударила кулаком по плечу.
  - Ты хотела... чтобы я в тебя? - удивился он. - Но ведь ты можешь... Нет?
  Томас сдвинулся в сторону и уткнулся лицом в подушку. Тизири, в распахнутом халате с расстегнутым лифом, стянула со спинки топчана полотенце и вытерла живот.
  - Простите, леди Арабелла, - он перешел на официальный тон и начал каяться. - Я не должен был это делать... Я очень виноват перед вами, миледи.
  Благородный и обходительный, молодой офицер никогда не думал о дамах плохо и не подозревал, что давно избран жертвой в угоду похоти. Вероятно, он очень сильно переживал, и не только из-за того, что нарушил кодекс чести, кроме того показал себя слабым и беспомощным перед женщиной.
  Виттория, относившаяся к лейтенанту Грабсу с симпатией и большим уважением, прониклась к нему сочувствием из-за того, что он попал в такую неловкую ситуацию.
  'Бедный, бедный Томас, - подумала она. - Но я бы поставила десять к одному на то, что ты скорей поддался бы соблазну, чем устоял. И раз уж это случилось - дерзай! Оправдай надежды Зиры. Я в тебя верю! А то она развратит всех пастушков в окрестностях Тиграда'.
  Повернувшись на бок, Тизири прильнула к любовнику, терзаемому муками совести, погладила его лопатку, поцеловала в висок, прикусила мочку уха.
  - Не знаю, что на меня нашло. Повел себя, как мальчишка. Случилось какое-то помутнение рассудка. Вы не должны были мне позволять...
  Тарга печально вздохнула и, уложив его на спину, уселась верхом. Взяв его руку, она написала на ладони свое желание.
  - Что 'давай'? Вы хотите еще?
  Кивнув, она принялась его ласкать нежными круговыми движениями. Сверху вниз. Плечи, грудь...
  - Но я... но у меня... - он заерзал, устраиваясь удобней. - У меня мало опыта по части дам... Вероятно, я недостаточно долго продержался для того, чтобы вы тоже... получили удовольствие. Ох!
  Прижав подбородок к груди, тарга разглядывала его мужское достоинство и что-то с ним делала. Виттории ужасно хотелось посмотреть, отчего Томас заохал, и почему заходили его бедра.
  - Леди Арабелла... я очень постараюсь вам угодить. Ой!
  Она приподнялась и, направив его в себя, опустилась. Они застонали в один голос. Действие было скрыто халатом, но Виттория догадалась, что они снова соединились.
  - Желаете так... меня взять? Будь, по-вашему. Я заслуживаю того... чтобы вы меня, в наказание за невоздержанность... изнасиловали. Я - ваш. Берите меня всего целиком! - к нему возвращалась самоуверенность. - Белла, ты такая... такая красивая.
  Тизири вытянулась от прикосновения мужских рук, накрывших ее груди, и пискнула, когда Томас, решительно настроенный исправить свою оплошность, сорвал с ее плеч одежду...
  ***
  Вечером между сестрами состоялась откровенная беседа.
  Оказалось, что Тизири чутким слухом охотницы уловила чужое присутствие, но от того факта, что Виттория подглядывала за ее любовными играми, ей было еще приятней. Не стесняясь, тарга дала понять, что не против визионизма.
  - Зира, это же верх бесстыдства, выставлять напоказ то, что должно оставаться в тайне ото всех, - возмутилась Виттория и ударила себя в грудь. - Мне стыдно уже только оттого, что я стала свидетелем твоего греха, соучастником твоего преступления перед Богом! Ты же считаешь это просто дополнительным стимулом. Невообразимо! Больше не буду смотреть, как ты прелюбодействуешь. Уволь!
  Тизири фыркнула.
  - Совести у тебя нет! Все тебе - трын-трава.
  Тарга потянула себя за нос, обвиняя сестру в любопытстве.
  - Да, мне было интересно, - согласилась Виттория, - потому что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Но я немного потеряла бы, если б вообще не увидела, как вы... как делаются дети. И вы не детей делали! Ведь ты не состоишь с Томасом в браке. Вы занимались этим не ради продолжения рода.
  'И что ты почувствовала?' - склонив голову, Тизири попросила поделиться впечатлениями, приложив ладонь к груди сестры, потом - к животу.
  - Не думаю, что чувствовала то же, что и ты, - Виттория пожала плечами. - Да я физически не могла ощутить то же самое, потому что не сидела верхом на лейтенанте. Но не предлагай мне пробовать! Не искушай. Постараюсь придерживаться аксонского кодекса поведения и не следовать обычаям таргов, - твердо заявила она, однако пробудившаяся в ней женщина хотела обратного...
  В тот день довольная Тизири, 'слетавшая на небо' целых три раза, уснула быстро, а Виттория еще долго ворочалась, изводя себя завистью к счастью сестры и пытаясь унять свою эротическую фантазию.
  ***
  Благодаря развратной сестре, она узнала о себе нечто новое, но пока не успела разобраться с этими ощущениями, поскольку для анализа душевного состояния не было никакой возможности - мешал соблазнительный живой образ полуобнаженного мужчины в традиционной мисурской юбке.
  Прекрасный призрак, порожденный ее сластолюбием и вызывающий приступы любострастного томления - он не давал ей покоя, преследовал в течение всего дня, возникая ни с того ни сего - настолько навязчивый, что вклинивался в мысли о работе.
  Ее воображаемый любовник...
  Хотя она никогда не размышляла на тему романтических и более тесных отношений с мужчиной, и ни одного из своих знакомых противоположного пола не представляла в столь экзотическом наряде.
  И это был не Томас! Она была уверена, что это не лейтенант Грабс, пусть не видела лицо, и даже с закрытыми глазами рассмотреть его лучше не удавалось. Это был какой-то другой, абстрактный мужчина, с бронзовой кожей, в отличие от бледного Томаса. Молодой и сильный, с широкими плечами и узкой талией. С пупком и сосками!
  Виттория попала во власть этого наваждения, и не могла от него избавиться, будто навечно заклейменная своей порочностью. Не помогали никакие разумные доводы...
  В ее жизни, где все было разложено по полочкам, и всему имелось свое объяснение, подобное произошло впервые. Она просто не знала, как относиться к тому, что с ней творилось. Подозревала, что причина ее странного вожделения кроется в унаследованном от мамы горячем ибертанском темпераменте, хотя изрядно разбавленном папиным аксонским хладнокровием, тем не менее, обострявшем восприятие. События минувшего дня, безусловно, произвели на нее глубочайшее впечатление, как и вид прекрасно сложенного мужского тела - не нарисованного мисурца - и вызвали сильнейший эмоциональный всплеск, чем нарушили внутреннюю гармонию, что в свою очередь спровоцировало появление в ее голове мужчины-миража.
  Тизири, посвященная в суть проблемы, ясное дело, не видела в этом проблемы. Она вынесла простой вердикт: сестре нужен реальный мужчина, во плоти, с которого можно снять юбку. Что для Виттории было абсолютно неприемлемо.
  Со временем это прошло...
  Любовники продолжали тайно встречаться. Ночью они уединялись в саду, потому что во флигеле на топчане спала Виттория. О том, чтобы Тизири посещала лейтенанта Грабса в его комнате, и речи не могло идти.
  Поползли слухи об их связи. Но это был анклав - все у всех на виду...
  ***
  Лорд Корстэн, отказавшись от решения вернуться на Мактум-тили, отправился на другой холм - Хаср-тили, который находился всего в трех днях пути на север. И не прогадал. Он нашел храм, посвященный неизвестной древней богине, но это стало понятно только в конце сезона...
  Возвышенность была изрыта магрибами из окрестных деревень, считавших ее курганом древнего царя и проделавших множество шахт в поисках входа в усыпальницу с золотыми убранством. На самом деле главные ценности находились гораздо ближе к поверхности земли.
  В прошлом храм стоял на вершине пирамиды, сложенной из необожженного кирпича. Оставшись без должного ухода, сооружение развалилось и оплыло, а барельефы, украшавшие алтарную часть, оказались погребены под слоем комковатой глины, в которую обратились кирпичи. Определив примерное местоположение надстройки и обозначив площадь предстоящих работ, группа приступила к раскопкам. В течение сезона нанятые землекопами магрибы расчистили и подняли на поверхность четыре известняковые плиты с разнообразными сюжетами - ритуальными и бытовыми. Находки - их вес и размеры не создавали особых проблем для транспортировки - одну за другой отвезли в посольство на большой арбе.
  Богиню обнаружили последней, на пятой плите.
  Магрибы отказались раскапывать памятник, когда показалась голова молодой женщины с опрокинутым месяцем на макушке, похожим на рога.
  - Лейлах, Лейлах, - бормотали они, приняв древнюю богиню за дьяволицу, которая, по-магрибскому поверью, пила кровь младенцев и насылала на мужчин половое бессилие.
  Работу продолжили менее суеверные альбигонские гвардейцы и сам лорд Корстэн.
  Барельеф - объемное, выступавшее наполовину, статическое изображение - отличался от всех известных, в том числе, находившихся в посольстве. Кроме того, женское божество встретилось впервые...
  Обнаженная - с небольшими коническими грудями, узкой талией, полными бедрами, расправленными крыльями и орлиными лапами - она стояла на спине лежавших львов. В правой руке она держала короткое копье, в левой - колосья. По обе стороны от нее были искусно выгравированы змеи и совы, очевидно, являвшиеся ее тотемными животными.
  - Универсальная богиня, ты не находишь, Вита? - Бенджамин Корстэн, ласково водил по барельефу щеткой, удаляя остатки глины из бороздок. - Копье и колосья.
  - Атрибутика позволяет идентифицировать ее, как богиню войны и плодородия, - задумчиво подхватила Виттория. - Совместили несовместимые функции. Какие-то странные у них были представления... Или она защитница посевов?
  - Удивительно, что в древнем Куфрейне, где общество было сугубо патриархальным, появилось женское божество такого высокого ранга. Судя по львам - 'царям зверей' и символам высшей власти - это одно их верховных божеств местного пантеона.
  - В этой связи, по наличию копья так же возникают вопросы. В подобных сообществах для женщин на оружие накладывается табу.
  - Верно. Прежде нам с тобой еще не попадались изображения обнаженной натуры. Это первое... Да и женщина, насколько мне помнится, попалась только один раз, задрапированная с головы до ног и в шапке.
  - Совы - ночные птицы, которые символизируют мудрость и связь с подземным миром. Змеи... - Виттория провела пальцем по извивающейся вертикальной ленте змеиного тела. - Это не кобра, как в Мисуре.
  - Может, она имеет какое-то отношение к медицине? Или знахарству, колдовству...
  - Да, вероятно, без магии тут не обошлось. Хотя, возможно, эти змейки отождествляются с водой. Влагой... Утренней росой. Голову богини венчает молодой месяц, который, сам по себе, является символом возрождения. В этом случае, и связь с урожаем очевидна, как появление новой жизни. Вода в сезон разлива несет земле плодородие, с лунным календарем согласуются сельскохозяйственные работы, новый урожай обеспечивает выживание народа.
  - Весьма загадочная дама...
  Плиту с богиней перевозили, накрыв брезентом, дабы не пугать население.
  ***
  Весной их археологическая экспедиция отправилась в путешествие на север по правому берегу Фарата. По пути они осматривали холмы и картографировали местность, совмещая научную работу со шпионажем. О последнем, естественно, вслух никто не распространялся.
  Виттория восхищалась талантом капрала Тима Краста, который стал их постоянным спутником. Этот меланхоличный немногословный молодой человек обладал уникальной зрительной памятью и твердой рукой. Он успевал не только чертить карты, но рисовал с натуры чудесные панорамные пейзажи.
  В селениях они скупали древности, в основном, статуэтки богов, царей, животных. Земледельцы находили их на полях и украшали ими свои лачуги, как некими предметами роскоши. Они сами приносили артефакты в лагерь, услышав, что 'неверный' готов за них заплатить. Но лорд Корстэн на торгах присутствовал лишь как эксперт, потому что всеми финансовыми вопросами в экспедициях занималась Виттория, потому что знала восточный менталитет и местные рыночные законы. Отец, проживший на Востоке десять лет, хотя понимал магрибский, оставался бесхитростным европейцем.
  В конце весны все находки, бережно упакованные в плетеные короба, были отправлены в Аксонию на зафрахтованном судне Торговой Лиги. В эту коллекцию так же вошли барельефы лорда Алстона, которые он уступил за щедрую компенсацию. В порту Брингена груз должен был встретить Николас Крофт.
  Все предметы искусства сплавили к Старой крепости на плотах по Фарату, вернувшемуся в русло после паводка. Бенджамин Корстэн и Виттория лично руководили погрузкой и размещением на борту бесценных объектов древней цивилизации.
  Они тепло расстались с Девлят-пашой, наместником калифа в южной провинции, в резиденции которого гостили в ожидании альбигонского фрегата, и вернулись в Тиград, охваченный религиозными волнениями.
  Фундаменталисты выступали за 'настоящую веру', требовали вернуть 'священный суд' и призывали к борьбе за очищение религии от привнесенного последователями великого пророка.
  'Слова, которые не говорил Учитель, в нашей вере не нужны, ибо они неправильные. Только своему великому Посланнику Бог доверил Истину', - говорили они.
  Город наводнили бродячие аскеты, юродивые, разбойники и воры, почуявшие легкую наживу. На тиградских базарах красноречивые проповедники собирали толпы слушателей. Воинственные ревнители веры срывали молебны в храмах и устраивали потасовки с прихожанами.
  Пролилась кровь...
  Несмотря на аресты подстрекателей, мятеж не стихал.
  Калиф Мейятдин - 'сын Пророка, брат Солнца и Луны, внук и наместник Бога на земле, властелин Куфрейна, несравненный и непобедимый воин, надежда и утешитель правоверных' - пригласив к себе консула лорда Алстона, лично заверил, что альбигонской дипломатической и торговой миссии ничто не угрожает...
  ***
  

- 3 -

  ***
  
  Были б добрые в силе, а злые слабы -
  Мы б от тяжких раздумий не хмурили лбы!
  Если б в мире законом была справедливость -
  Не роптали бы мы на превратность судьбы.
  Омар Хайям
  ***
  - Зира, мне плохо. Меня тошнит. Мне кажется, ко мне прилипла вонь этого магриба. Чувствую себя ужасно грязной, - Виттория потрогала опухшую щеку и облизала разбитую губу. - Хочу помыться. Нет! Хочется содрать с себя кожу.
  Тизири взяла ее за плечо и легонько встряхнула.
  'Знаю, что ты чувствуешь. Мне в плену было гораздо хуже, чем тебе сейчас. Если бы я себя жалеть, то сошла бы с ума'.
  - Я себя не жалею. Я ненавижу себя!
  'Посмотри на меня! Мне вырвали язык, а у тебя все на месте. Я была одна и сидела в клетке, а ты на свободе, и я рядом с тобой. Я пережила свое горе, и ты справишься со своей болью. Ты сильная. Ты мне нужна в здравом рассудке'.
  - Да, ты права, - согласилась девушка. - Я должна взять себя в руки, ради тебя... Мы должны вернуться в Кахир и рассказать о том, что здесь произошло.
  Она - сильная. 'Победительница'... Она чудом осталась жива. Если это знак свыше, то его надо принять. И положение вовсе небезвыходное...
  'Думай, как будем выбираться отсюда'.
  - В Старую крепость идти нельзя, - Виттория попыталась сосредоточиться на решении единственной главной в настоящее время, жизненно-важной задачи. - Посольству деваться было больше некуда. Для них это был единственный путь эвакуации. Не уверена, что комендант открыл бы нам ворота. Только представь, что могло произойти там, на берегу, если бы нас не впустили... К Девлят-паше мы не можем обратиться за помощью, несмотря на его клятвенные заверения. Сейчас иноверцы в его доме будет самыми нежеланными гостями. Ему нет никакой выгоды, спасать неверных, тем более, женщин. Это Восток... Даже если допустить, что он проявит благородство... или милосердие и сжалится над нами, тем самым он навлечет на себя гнев единоверцев. Помогать нам - для него смертельно опасно. Сегодня мы никому не можем доверять... - она покачала головой, и случился новый приступ головокружения, в висках болезненно запульсировало. - В Тиграде произошел не просто дворцовый переворот - в Куфрейне началась религиозная война. Мы для магрибов, по определению, 'неверные' и 'нечестивые'. В этой стране нам не найти убежища, потому что их священная книга говорит: 'Сражайтесь с неверными, которые рядом с вами... убивайте везде, где встретите... Всевышний любит только богобоязненных... Сражайтесь с неверными, как с искушениями, пока вера не будет полностью посвящена Богу...' И ведь нет никакой гарантии, что если мы дождемся альбигонский фрегат, прячась все это время где-нибудь на берегу, то поднимемся на борт. Господи! Зира, нас убьют, и никто ничего не узнает.
  Тизири зло зарычала, осуждая панику.
  - Надо самим выбираться. Через Ашай. По караванному пути.
  - Угу, - поддержала тарга.
  - Ты знаешь какой-нибудь приличный караван-сарай поблизости?
  Тизири подтвердила жестом.
  - Значит, мы отправимся туда и договоримся с владельцем каравана, идущего в Мисур.
  Гукнув еще раз, Тизири потянула подол ее рубашки и показала на свой халат.
  - Верно, - согласилась Виттория. - Пожалуй, мне тоже следует переодеться с мужские вещи. Меньше внимания буду привлекать. Тогда с утра пойдем на базар и купим пару комплектов, халат, ткань для тюрбанов. И продукты надо купить. Деньги у нас, слава Богу, есть. Много денег. Хорошо, что все средства на рабочие расходы хранились у меня. Спасибо папе.
  Благодаря тому, что Бенджамин Корстэн возложил решение всех финансовых вопросов, связанных с научной работой, на плечи дочери - девушки не по годам благоразумной, серьезной и экономной - теперь она стала богачкой, по местным меркам. В ее распоряжении имелся солидный капитал в куфрейнской и мисурской валюте.
  Тизири прижала руку к ее животу и вопросительно кивнула.
  - Нет, не беспокоит, - она поняла, что интересует таргу. - У меня душа кровью обливается...
  ***
  Сестры остались в убежище до утра, идти им было некуда - базары и городские ворота открывались с восходом солнца. Погромщики до глубокой ночи рыскали по территории миссии в поисках наживы, мародерствовали, обирая трупы, и вывозили мебель. Прочесывая сад, магрибы с фонарями прошли по дорожке в двух шагах от кустарника, за которым затаились девушки. Пятно света пугающе обшарило свод кружевной листвы прямо над их головами.
  Надо было немного отдохнуть перед новым трудным днем. Однако, несмотря на страшную усталость, к Виттории долго не шел сон. Она вздрагивала от каждого звука, каждого шороха в ночи. Стоило прикрыть глаза, как воспаленное воображение рисовало жуткие картины убийств. Сестринские объятия Тизири, дарившие чувство защищенности, не помогали расслабиться. Лишь к утру она забылась в тревожном сне.
  Едва забрезжил рассвет, Тизири разбудила ее, пристально рассматривая ее лицо.
  - Все хорошо, Зира, - Виттория раскачивалась с тяжелой головой. - Я жива. Только у живых болит голова... Нет! Всё ужасно! Папу убили. Проклятые магрибы всех убили! Неужели все, кроме нас, погибли?
  Тарга тяжким вздохом выразила свое сожаление.
  - Мы даже не сможем их похоронить... отдать последний долг.
  Тизири заплела ее волосы в косу и, скрутив в пучок, убрала под бархатную шапочку.
  'Увидишь страшное, - предупредила она пред выходом. - Выдержишь?'
  - Не беспокойся, не грохнусь в обморок при виде мертвецов, - заверила Виттория. - Я дочь полевого хирурга и вскрывала мумии.
  Она надела паранджу и взяла переметную сумку, на тот случай, если тарге придется сражаться.
  Бесцветный мир еще дремал, погруженный в прохладный прозрачный сумрак. Гнетущую гробовую тишину нарушало лишь щебетание ранних птах. К утренней свежести, поднявшейся с реки, примешивались миазмы смерти.
  'Сто лет угнетения лучше одного дня безвластия', - гласила восточная мудрость. И это были не пустые слова...
  Разоренная резиденция производила жуткое впечатление. Религиозные предубеждения не помешали магрибам вынести с территории 'богомерзкого и проклятого' посольства все, что можно. Трупы своих единоверцев, погибших в бою с гвардейцами, они сложили под стеной главного корпуса, дабы их забрали родственники для погребения до заката. Тела 'неверных' они оставили там, где тех настигла смерть. Почти все покойники были обезображены, некоторые обезглавлены - религиозные фанатики вымещали свою лютую непримиримую ненависть даже на мертвых иностранцах.
  - Зачем? Так нельзя! Почему нельзя верить, никого не убивая при этом? Эти люди не сделали магрибам ничего плохого, - причитала Виттория, сдерживая тошноту и сжимая под одеждой на груди крестик и четки. - Да упокой, Милостивый Господи, души рабов твоих, мучеников...
  Она впала в прострацию, глядя как будто со стороны на безумную жестокость реального мира. Образовавшая у нее внутри пустота превращалась в бездну.
  Держась близ укрытий, сестры направилась к корпусу, в котором жил Бенджамин Корстэн с новой семьей. Перед поворотом Тизири остановила сестру, показав на пальцах, что пойдет первой, и приказала молчать и смотреть во все глаза.
  Первым они нашли старого Бэртона. Похоже, его тело выбросили из окна. Его желтая восточная рубаха почернела от крови.
  Опустившись на колено рядом с убитым наставником, Тизири склонила голову и перекрестилась, прощаясь и мысленно давая клятву отомстить. В ее длинном поминальном списке появилось еще одно имя...
  - Обязательно закажем отпевание... по возвращению домой... если вернемся, - сказала Виттория и, заметив на земле детский чепчик, безотчетно подняла его и отряхнула.
  На лестнице у входа в отцовскую квартиру валялся магриб. Поначалу принятый сестрами за мертвого, он оказался мертвецки пьяным. Когда Тизири пнула его в бок, он попытался сесть, не выпуская из руки бутылку бренди.
  - Пойдите прочь, шайтаны! - пробормотал враг, бог которого запрещал употребление спиртного, и наделивший себя правом лишать жизни людей другой веры и грабить их дома. - Зачем вы прогнали гурий, а? Коварные создания... Где мои прекрасные гурии? - он противно захихикал.
  Тарга пресекла его веселье одним движением, перерезав ему глотку. Виттория лишь брезгливо поморщилась, без капли жалости.
  Сестры вошли в распахнутые двери апартаментов. На белых стенах коридора чернели брызги запекшей крови, кто-то оставил смазанный отпечаток окровавленной ладони. Виттория приняла этот след за знак прощания, будто отец перед расставанием подал ей руку. Она протянулась к следу, но не решилась дотронуться.
  'Жди здесь, - наказала Тизири, - Я тебя позову', - и поднялась на второй этаж.
  Виттория заглянула в дверной проем кабинета. Магрибы не только вынесли немногочисленные предметы обстановки, но даже сняли двери и оконные ставни. На полу, вперемежку с черепками разбитой керамики, лежали книги, тетради, листы с рисунками, картами местности и планами раскопок по двум последним экспедициям. Девушка торопливо собрала все работы капрала Тима Краста и, свернув их в трубочку, сунула в сумку. Записи можно восстановить, а чертежи были уникальны и представляли огромную ценность для истории.
  Она испугано вскрикнула, когда в кабинет стремительно ворвалась Тизири и, подхватив ее под локоть, повела к выходу.
  - Ты нашла их, Зира? Нашла, да?
  - Угу...
  Вопреки ожиданиям, тарга тянула ее во двор.
  - Зира! Ты не хочешь, чтобы я их увидела? Они совсем в плохом состоянии? Ты щадишь мои чувства? Но ведь там мой папа. Что с ним сделали? Что с братиками? - заупрямившись, Виттория остановилась.
  Указав пальцем на потолок, Тизири троекратно осенила себя крестным знамением.
  - Отправились в Царствие Небесное, - перевела она ее жесты на язык слов. - Прими да упокой, Господи, их души... Я должна их увидеть!
  Отрицательно замотав головой и усмирив строгим взглядом, Тизири силой потащила ее из дома, подальше от места гибели родных.
  ***
  Темнота рассеялась. Восходящее солнце позолотило небосвод.
  Следовало скорей покинуть территорию посольства, пока не вернулись мародеры. Безопасней всего было выйти в город через калитку в проулок.
  Свернув за угол, сестры встретили трех магрибов-горожан. Виттория поспешно набросила на лицо плотную вуаль и склонила голову, а Тизири схватилась за саблю, но опасения были напрасными. Их сочли за земляков-единоверцев.
  - Мир тебе, брат! - приветствовал таргу один из ранних визитеров и в ответ получил кивок. - Давно здесь? Мы, вот, опоздали... на священную войну. Только вчера вечером в город вернулись, а тут такие дела! Неверных резали, как баранов... Жаль, без нашего участия. Упустили случай показать силу своей веры и отличиться перед Всевышним. Добро какое-нибудь еще осталось или уже все поделили? Чего молчишь?
  - Молчит из-за таких зверей, как вы, - отчеканила Виттория на магрибском, став голосом немой сестры. - Из-за вас - трусливых, жадных, неграмотных дикарей, которые воюют с женщинами.
  Перестав улыбаться, магрибы встревоженно переглянулись.
  - Что за вздор несет твоя жена, приятель? - обратился предводитель троицы к Тизири.
  - Вы - жалкие слепцы, если думаете, что ваш правоверный 'прямой путь' ведет в райские кущи. Все вы полетите в огненную бездну в соломенной одежде, скованные одной цепью! - злобно пророчествовала Виттория, с вызовов расправив плечи и вскинув голову. - Будете вечно жариться в адском пекле и пить гной!
  - Ты сошла с ума, женщина! Да как ты смеешь! - они оторопели от неслыханной дерзости. Но еще страшней для суеверных магрибов было упоминание божьих кар. - Кто тебе дал право открывать рот в мужском разговоре!
  - Кого вы победили в своей 'священной войне'? Слабых и беззащитных? - бесстрашно продолжала девушка обвинительным тоном. - Для вас святое дело - убивать детей? Невинных детей, делающих первые шаги и еще не различающих добро и зло...
  - Она у тебя дурно воспитана. Ты ее мало бьешь, - упрекнул вожак мнимого мужа. - Своими глупыми речами она навлекает на тебя беду. Укоротил бы ей язык!
  - Вах! Да они не наши, - догадался его товарищ.
  Магрибы сказали достаточно для смертного приговора...
  Впрочем, их судьба была предрешена в тот миг, когда они попались на глаза Тизири, жаждавшей крови. Прежде, ради приемных родителей, она проявляла терпимость, но теперь ее вечные враги сами освободили ее от клятвы, дав безграничную свободу для возмездия. Ее клинок уже ничто не сдерживало в ножнах.
  Магрибы не успели понять, откуда в ее руке появилась сабля. Против 'ночной львицы' у них не было ни единого шанса, никто из них не успел даже выхватить кинжал, который вряд ли их спас бы.
  Виттория впервые увидела, как сражается Тизири, применяя свое воинское умение в настоящем деле.
  Это было завораживающе страшно.
  Дочь воинственных матерей, рожденная для сражений - 'ночная львица' действовала стремительно, точно и безжалостно, будто была не человеком, а бесчувственным и отлично отлаженным механизмом.
  Как мельница... Крылья крутятся, жернов неумолимо вращается... жестоко перемалывая жизни.
  Склонившись к врагу, умиравшему в мучительной корче, бывшая магрибская пленница широко отрыла рот и показала ему то, чем никогда не пугала близких - причину своей немоты.
  Виттория остолбенела, силясь осмыслить, что произошло. Ситуация изменилась очень быстро. Ведь только что магрибы стояли, но вот они уже лежат мертвые.
  Тарга обняла сестру за плечо и повела к калитке.
  Изрубленное безголовое тело Томаса Грабса лежало прямо на пути...
  Тизири безошибочно опознала его, узнала сердцем. Рухнув на колени, она на четвереньках подползла к погибшему лейтенанту и, приподняв, прижала к груди. В сватке с магрибами ни один мускул не дрогнул на ее лице, теперь же на нем отразилась целая гамма эмоций - непонимание и боль, отчаяние и протест, нежность и ненависть...
  Она звала возлюбленного, беззвучно кричала и проклинала спокойствие небес...
  С монотонным скорбным мычанием она раскачивалась, как мать, баюкающая свое дитя. Оплакивала, прощалась и просила прощение.
  Недалеко послышались голоса.
  - Зира! - окликнула ее Виттория. - Магрибы идут. Нам надо скорее бежать отсюда. Зира! - она постучала ее по спине. - Прошу тебя, пойдем.
  Тизири подняла на нее полные слез глаза, и вдруг ее мутный взор прояснился и обратился в сторону главных ворот.
  - Нет! Зира! Нет! - Виттория испугалась, что тарга из мести начнет в бой, в котором не победит, потому врагов намного-намного больше. - Зира, их много, ты не сможешь убить их всех! Сейчас ты не будешь с ними сражаться! Потом, но не сегодня. Ты не бросишь меня! Пойдем, - пыталась она вразумить сестру, которая к ее облегчению уступила.
  Тизири бережно уложила тело возлюбленного и медленно поднялась. Виттория двумя руками схватила ее предплечье и потянула на задворки, к маленькой железной дверце.
  ***
  Старый базар Тиграда пробуждался на рассвете. Несмотря на вчерашние события, он продолжал жить по своему заведенному испокон веков распорядку.
  Смута не обошла его стороной, но в нем не происходили ожесточенные бои с солдатами калифа Мейятдина, как в других базарах. После небольших стычек в его торговых рядах хозяева лавочек уже успели прибраться.
  Ничто здесь не свидетельствовало о смене власти в стране.
  Восточный базар отличался от западного рынка тем, что представлял собой не только торговый, но и культурный центр. Это был целый город в городе - со своим начальством, собственными храмами и постоялыми дворами. Он служил местом работы большинства горожан. В нем концентрировалась вся общественная жизнь. Для дворцовой казны базар являлся самым надежным и стабильным источником поступления денежных средств. На Востоке во все времена базари - 'люди базара' - были незаметной, но мощной финансовой силой.
  Другой характерной чертой восточного базара стали прочные связи с духовенством. Магрибская вера не запрещала служителям культа заниматься торговлей. Сам великий пророк водил торговые караваны. Это был чистый и прибыльный промысел. Богословы и правоведы, как правило, специализировались на продаже дорогих тканей, что считалось весьма престижным делом в среде базари. Недаром магрибская пословица гласила: 'Самая лучшая торговля - это продажа батиста, самое лучшее ремесло - обработка кораллов'. Базарная суета и шум не мешали теологам размышлять о мироздании и религиозных реформах. Несомненно, это богатое, уважаемое, просвещенное и влиятельное купеческое сословие было причастно к дворцовому перевороту. Без их участия - тайного или явного - Муссаб не смог бы захватить власть.
  ***
  Сестры пришли на Старый базар после утреней молитвы. Ремесленники давно начали работу. Издали доносилась дробь чеканки, где-то рядом стучал ткацкий станок, поскрипывал гончарный круг. Базари, вопреки обычаю, были неулыбчивы и хмуры. Они открывали свои лавки, но не выставляли товар в проход, ожидая новости из дворца калифа.
  На Востоке с приходом нового правителя не кричали: 'Да, здравствует владыка!' - не ждали от него благодарности за поддержку, или милости и благ, каких не было прежде. Молили бога, чтобы не стало хуже.
  Толпясь в проходах, торговцы обсуждали последние слухи, спорили и гадали, вернется ли их управляющий, брошенный в тюрьму Мейятдином, или Муссаб пришлет на его место нового человека. Начальник базара не только следил за соблюдением правил торговли, сбором налогов и выступал в роли третейского судьи, но так же был обязан пресекать на вверенной ему территории антиправительственные бунты. Ставленник старого калифа не оправдал ожиданий властей...
  В первую очередь, нигде не задерживаясь, девушки направились ткацкие ряды. Лишь раз Виттория, отстававшая от Тизири на три шага, как требовал магрибский этикет, остановилась у книжной лавки, но опомнившись, что может навлечь на себя гнев, поспешила нагнать сестру.
  На Востоке понятия 'женщина' и 'грамота' несовместимы. 'Если курица запела петухом - ее надо зарезать', - говорили магрибы.
  В ткацком ряду таргу признали, как постоянного покупателя - у базари отличная память на лица - и встретили, как старого друга. Торговец - невысокий, коренастый, с пышной смоляной бородой - шагнул ей навстречу с пустой ступени, где в лучшие дни был выставлен товар.
  - Вах! Мир тебе, дорогой! Как жив-здоров, приятель? Из всех маарцев, ты мой самый желанный гость! Что за нужда снова привела тебя к Касиму?
  Лавочник принял Тизири в мужском обличии за уроженца северной провинции в предгорьях Мааров, где жили голубоглазые потомки покоренных магрибами горцев, и население отличалось светлой кожей. И полотно она покупала синего - традиционного для маарцев - цвета.
  - Чего желаешь, уважаемый? У Касима все есть! Прекрасные легчайшие ткани для тюрбанов! На любой вкус! Всех цветов! - нахваливал он свой товар заученными фразами. - Что возьмешь - не прогадаешь. Половина Тиграда покупает у Касима полотно для тюрбанов, а другая половина им завидует и говорит: 'Вах-вах! И где только ты взял такую красоту?' - и готовы платить любые деньги. Но тебе, друг, раз ты снова пришел ко мне, сделаю хорошую скидку. Проходи, дорогой! Выбирай все, что душе угодно!
  Тизири, заглянувшая в подсобку, указала на горку рулонов серой, но не самой дешевой, ткани.
  - Зачем такой берешь? Ты себя не уважаешь!
  Тарга сделала неопределенный жест и показала один палец на правой руке и два на левой.
  - Что это означает? Не понимаю тебя, - огорченно развел руками Касим.
  - Господин Гумар берет полотно в подарок, - объяснила Виттория. - Для своего брата. Двенадцать локтей.
  - Вах! Для брата? Сколько ему лет?
  Тизири ладонью отмерила от земли приблизительный рост воображаемого родственника - чуть выше своего плеча.
  - Такому взрослому юноше нужен красивый тюрбан! - эмоционально возразил Касим. - А то твой брат подумает, что ты его совсем не любишь! Друзья будут показывать на него пальцем и говорить: 'Смотрите, какой подарок ему привез брат Гумар из Тиграда! У тиградских нищих тюрбаны, поди, и то богаче!'
  Торг был установленным правилом, древним обычаем. Базари разыгрывал перед покупателем целую драму, рассчитывая получить наибольшую прибыль от сделки. Кроме того, получал удовольствие и пользу от общения - торговля для него была не просто способом поддержать свое материальное благосостояние, но и возможностью завязать знакомства, узнать что-то новое, поделиться своими знаниями.
  Впрочем, с немым гостем много не поговоришь.
  - Господин Гумар любит своего брата и купит ему другие подарки, - снова подала голос Виттория. - Господин Гумар спешит. Караван ждать не будет. Надо успеть обойти другие ряды. Да воздаст Бог благом моему господину за щедрость.
  - Бог Милостивый и Милосердный, да поможет всем нам и вам в пути, - торговец возвел глаза к небу. - Ты отправляешься на север, приятель? Домой? У твоей жены мисурский говор, - заметил он между делом и начал отмерять отрез.
  - Господин Гумар едет домой, уважаемый Касим. В Тиграде беспокойно. Дела не идут.
  - От смуты никому лучше не стало, - поддакнул торговец. - Я бы закрыл лавку и переждал, пока порядок восстановится, да надо семью кормить. Не пойду смотреть казнь.
  Положив руку на его плечо, Тизири вопросительно кивнула.
  - Сегодня днем, после пятничной молитвы. На площади перед дворцом. Калиф Муссаб приказал казнить своих братьев и всех беременных жен из гарема Мейятдина. Как Мейятдин пятнадцать лет назад казнил всю свою мужскую родню, чтоб никто не отнял у него власть.
  Иначе на Востоке быть не могло...
  'Трон каждого земного властителя стоит на костях кровной родни. Первыми жертвами становятся самые близкие. На Востоке этой действие порой обретает чудовищный размах, - подумала Виттория. - А народ лишь произнесет сакраментальное: 'Такова воля Всевышнего'. Да еще пойдет поглазеть на казнь, как на представление базарного факира'.
  - На все воля Всевышнего... Бог все видит. Воистину Он подсчитывает всякую вещь. Он ведет нас по жизни и все решает за нас. А я простой торговец тканью, - сбившись со счета, Касим принялся отмерять полосу заново. - Какие еще вещи хочешь купить, друг? Давай, подскажу тебе, где лучше брать. Хочешь, и проводить могу.
  - Господин Гумар заплатит вам за посредничество, уважаемый Касим, - ухватилась за предложение Виттория, посчитав, что услужливость торговца значительно сократит время их пребывания на базаре, который затягивал, как зыбучие пески, где за всякую мелочь торгуются по часу, а за крупную вещь - по два часа и больше.
  Тизири вопросительно оглянулась на сестру, скромно стоявшую у стеночки.
  - Господин желает купить халат, двое штанов и три рубашки, - она назвала предметы своего будущего гардероба. - Большую флягу. И кинжал!
  Снова повернувшись к лавочнику, тарга движением руки напомнила рост 'брата'.
   ***
  Этот день для Касима, простого торговца тканью для тюрбанов, стал незабываемым. Он был счастлив, как нищий, попавший на праздничную раздачу шахских даров. Помимо честно заработанных десяти процентов за посредничество, сверху он получил сумму, равную его средней дневной выручке, на которую в эти тяжелые дни не мог рассчитывать. Прощаясь с сестрами, он поблагодарил их от чистого сердца и клятвенно заверил, что отныне Тизири 'его брат навек'.
  Базар выпустил сестер из своих цепких объятий примерно за час до полудня. Они приобрели почти все необходимое для долгого путешествия через пустыню. Кроме нового гардероба, выбранного в ткацких рядах, они купили у жестянщиков чайник, кружки и большую плоскую флягу, у оружейников - маленький кинжал в изящных ножнах, у обувщиков - по паре крепких туфель, у суконщиков - вместительную седельную суму с красивым орнаментом и коврики для молитвы. Если уж играть роль магрибов, то достоверно, ибо от этого зависела - ни много, ни мало - их судьба. Не хотелось, чтобы жизнь оборвалась где-нибудь посреди Ашайской пустыни...
  Виттория избавилась от мигрени, благодаря пастилкам из аптечной лавки, которые помимо обезболивающего свойства обладали взбадривающим эффектом, вероятно, из-за какого-то наркотика, входившего в их состав.
  Сестры были сыты, основательно подкрепившись на дорожку. На базаре работала своя внутренняя кухня, предлагавшая большой выбор блюд, традиционно щедро приправленных острыми и ароматными специями. Если Тизири, нетребовательная к еде и не различавшая вкуса, могла питаться всем подряд, кроме верблюжьих колючек, то Виттория ограничилась пресной кашей из фасоли, чечевицы и ячменя с луком, без соусов. Большее удовольствие им доставило печенье, поданное в маленькой уютной чайхане.
  Покупки в продуктовой части базара девушки совершили самостоятельно. Финики, курагу, орехи, чеснок, бастурму, сыр, лепешки, чай, сладости они сложили в новую суму. Решили, что крупой и бобами запасутся позже, когда договорятся с владельцем каравана, идущего в Мисур.
  ***
  Покинув город через южные ворота, они прошли вниз по течению Фарата и, повернув на запад, по руслу пересохшего канала дошли до развалин фермы, разрушенной прошлогодним разливом. В тени развалин, окруженных зарослями тростника, они, наконец, могли немного передохнуть.
  'Как ты себя чувствуешь?' - поинтересовалась тарга.
  - У меня ничего не болит, - заверила ее Виттория. - Аптекарь сказал, что одной пастилки хватит на полдня. Ощущение от лекарства немного странное - в голове туман. Кажется, оно еще действует успокаивающе. Хотя все равно на душе ужасно тяжко. И страшно.
  Мысленно она постоянно возвращалась в посольство, думая об отце и братьях, и всех погибших знакомых. Ее сердце ныло от беспомощности.
  - Обстоятельства сильнее долга, - оправдывала она себя. - Прости, нас папа.
  О пережитом насилии она старалась не думать. Память, являя свое милостивое свойство, отодвигала самые страшные эпизоды вчерашнего дня куда-то на свои задворки.
  Пока Тизири раскладывала по сумкам дорожный скарб, Виттория примерила новый костюм. Она надела поверх легкой девичьей сорочки на бретельках широкую мужскую рубашку и халат.
  - Посмотри, - она распрямилась. - Грудь не очень выпирает?
  Тизири крякнула и скривилась, будто сомневаясь в наличии этого вторичного полового признака у сестры. Сама она, дабы скрыть объем бюста, носила под мужским костюмом утягивающий лиф.
  - Тюрбан мне намотай простой, - попросила Виттория, когда тарга начала сооружать на ее голове традиционный восточный убор. - Чтобы лишних вопросов не вызывал. Сделай такой, как Джафар носил, и хвост подлиней оставь, чтобы можно было вокруг лица два раза обернуть. Дай зеркальце, пожалуйста. Вах! Господи, страх-то какой! - она не узнала себя, увидев свое отражение. Лицо опухло, левый глаз заплыл от лилового отека, щека раздулась, губа вывернулась. - Сейчас я с удовольствием носила бы паранджу и не снимала. Но мальчики паранджу не носят. Для деревенского жителя у меня слишком светлая кожа. Значит, я буду городским мальчиком, учеником писаря. Что думаешь, Зира?
  Она загорела, работая с памятниками во дворе посольства. Благодаря унаследованной от мамы смуглоте, ее кожа под жарким солнцем стала золотистой, что вызвало нарекание Эмилии. 'У благородных женщин, - сказала она, - в отличие от простолюдинок, цвет лица должен быть бледным. Белизна - признак аристократизма. Леди обязана следить за собой, как того требует статус'.
  Полюбовавшись на сестру, Тизири согласилась, что имеется определенное сходство с городским мальчиком из среднего сословия.
  - Синяк придает мужественности моему облику?
  Тизири фыркнула и, сделав глоток из фляжки, протянула ей воду.
  - Понимаю, ты думаешь, что настоящий мужчина не позволил бы, чтобы его били по лицу. Так ведь я же еще подросток!
  В действительности, синяков было больше. Кожа на груди, плечах и бедрах из-за багровых пятен походила на шкуру гепарда, еще одна огромная гематома, вероятно, полученная при падении, красовалась на боку.
  Тарга обвела ладонью свое лицо, попросив проверить грим.
  - Все хорошо, ничего не отклеивается. Ты говорила, у тебя клей заканчивается? До Мисура хватит?
  Тизири кивнула и, сложив пальцы в щепоть, дала знать, что у нее имеется какое-то денежное дело.
  - Хочешь купить еще что-то нужное?
  'Верблюда. Прекрасного! Белого! Здесь неподалеку. И еще одного или двух для похода. Пойдем покупать верблюдов вместе. Будешь говорить за меня'.
  - Хорошо. Поедем в Мисур на своих собственных верблюдах. Ты давно мечтала завести верблюда. Теперь это для нас жизненная необходимость, - Виттория зевнула.
  Хотелось спать, но надо было идти дальше. Сейчас сон - непозволительная роскошь. Поспит после покупки верблюдов, когда доберется до караван-сарая.
  Тизири перекрестилась.
  - С Богом!
  ***
  Солнце начала лета, еще не раскаленное до беспощадной выжигающей огненности, докатилось до своего полуденного пика, погружая мир в немую одурь и неподвижность, которую не смел нарушить даже легкий ветерок. Под ногами сухо потрескивали стебли тростника, устилавшего узкую дорогу, накатанную недавно по дну пересохшей низины.
  Недалеко впереди послышался скрип, и вскоре показалась арба с высокими плетеными бортами.
  - Мир вам и Божья милость! - приветствовал девушек невысокий худой мужчина в поношенной одежде, владелец понурого мула, влекущего двухколесную повозку.
  - И тебе - мир, и Его благословение, - отозвалась Виттория, сторонясь и освобождая дорогу шаткому возку. Ее внимание привлекли лопата и мотыга, которые лежали в кузове. Не сводя глаз с инструментов, будто они могли исчезнуть, она схватила Тизири за руку. - Зира, смотри!
  И тут из города донесся звонкий и протяжный призыв на пятничную молитву. К первому голосу присоединился второй, потом третий...
  Это не могло быть случайностью.
  Это было не просто стечение обстоятельств, а знак свыше. Указ изменить свои планы!
  Само Проведение направило их по затерянному пути через заросли тростника, где незадолго до полудня они встретили повозку...
  Девушки смотрели друг на друга и понимали, что думают об одном и том же.
  - Эй, уважаемый! - окликнула Виттория феллаха. - Сколько стоит твоя арба с мулом?
  - Ты о чем, братец? - придержав тягловую скотину, магриб оглянулся.
  - Сколько ты хочешь за свою арбу и мула? - Виттория краем глаза заметила, как Тизири потянулась к сабле, и остановила ее. - Нам нужна твоя арба.
  - Мне тоже она нужна, - он боязливо покосился на таргу, распознав в ней смертельную угрозу. - Очень нужна, господин. Арба да мул - единственное мое богатство. С ними я зарабатываю на жизнь, кормлю семью. Без них мы все умрем с голода. Всевышний - свидетель, я вас не обманываю!
  - Мы хотим купить твою арбу, а не отнять.
  - Не продается! - магриб упорно стоял на своем.
  - В этом мире все продается и все покупается, - цинично заверила Виттория, приближаясь к селянину. - Бесценны только искренняя вера, преданная дружба и настоящая любовь. А у всех остальных вещей в этом мире есть своя цена.
  - Ступайте, куда шли, братья. И да поможет вам Всевышний, - он бросил взгляд на мотыгу, подумав о защите. - Не договоримся.
  - Если ты еще не понял, приятель, то я тебе объясню. Богу было угодно, чтобы мы с тобой встретились, - она повесила переметную суму на бортик и начала рыться в ней в поисках кожаного мешочка с деньгами. - Кто-то там наверху послал тебя нам навстречу, а нас - к тебе. И проследил, чтобы мы не разминулись.
  - Не знаю, что у вас на уме, но побойтесь Бога, - предупредил магриб, наблюдая за Тизири, которая обходила повозку, по-хозяйски проверяя ее прочность. - Не берите грех на душу.
  - О своей душе пекись! Да не бойся ты. Мы тебя не тронем, - деловито заверила его девушка. - За последнюю неделю невинной крови уже достаточно пролилось. И сегодня днем калиф Муссаб еще пустит...
  - Кто вы такие? Люди калифа Мейятдина?
  - Мы простые путники. Как и ты, мы любим свою семью и хотим о ней позаботиться. Мы купим твою арбу и мирно разойдемся. И забудем об этой встрече, что и тебе советуем, - она повернулась к городу и прислушалась к пронзительным призывам с храмовых башен. - Мы очень спешим.
  - Я тоже иду на пятничную молитву! Можем пойти вместе. По дороге обсудим...
  - Мы с тобой посещаем разные храмы, - она извлекла из кошеля три серебряные монеты. Триста дирхемов - солидная сумма для селянина, значительно превышавшая его годовой доход, даже если бы он трудился каждый день и каждую ночь. - Это с лихвой возместит твои убытки, приятель. Купишь себе новою арбу и двух мулов, покрепче и повеселей этого. Держи! - она вложила деньги в подставленную ладонь. - И на сладости женам и детям останется.
  - У меня всего одна жена, и та хворая. Позвольте, я заберу свои орудия.
  - Вот тебе еще пять дирхемов за твои инструменты. А теперь - исчезни с глаз долой!
  - Благодарю, братья! Да пребудет с вами Всевышний, - согнувшись в поклоне, магриб попятился в тростниковые заросли. Скрывшись из виду, он бросился бежать со всех ног, подальше от своих благодетелей, о чем возвестил громкий треск ломаемых стеблей.
  Тизири поставила свою ковровую суму в кузов, похлопала мула по холке и потянула его в Тиград.
  - Быстрее, Зира! Быстрее...
  ***
  Не сговариваясь, сестры решили вернуться в город за своими близкими и родными, хотя мысленно уже попрощались с ними.
  Возвращаться было очень тяжело... Было страшно возвращаться туда, где они должны были погибнуть вместе со всеми. Однако кто-то наверху им явно благоволил и решил помочь.
  - Мы должны соблюдать осторожность. Как говорят магрибы, беспечный и мертвый - одно и то же. Надо контролировать свои чувства и поступки. Обдумывать каждый шаг, - напомнила Виттория, скорей самой себе, чем Тизири. - У нас все получится.
  В запасе у них был примерно час - время, когда все мужское население поголовно занято пятничной молитвой и связанными с ней обрядами: омовением, сборами, проповедью, выполнением самого ритуала. Эту строгую священную обязанность магрибская вера налагала на каждого мужчину: поминать Всевышнего в пятничный день, оставив торговлю и все прочие дела, дабы явить свою религиозную преданность и ревностное почитание Бога. За невнятное обещание что, 'так будет лучше для вас, если бы вы только знали', под угрозой 'запечатать сердце' всякому, кто пренебрежет сей важнейшей культовой традицией. От участия освобождались только женщины, дети, путешественники и лежачие больные.
  В пятницу днем на целый час жизнь в магрибских городах останавливалась. Умолкали базары, улицы вымирали...
  Сестры вернулись в Тиград через Малые ворота. Стражи, занятые подготовкой к полуденной молитве, удостоили порожнюю арбу лишь мимолетными взглядами. Остановившись возле ткацкого ряда Нижнего базара, девушки купили рулон широкого полотна для навесов по средней цене, осадив подростка, присматривавшего за товаром в отсутствие родителя, и вздумавшего торговаться. Дальше по дороге им встретился только один горожанин с молитвенным ковриком, спешивший в ближний храм, и стайка детишек, возившихся в проулке.
  По мере приближения к посольству все волнения странным образом улеглись, как происходит, когда человек совершает самоотверженный поступок. Виттория осознавала, что сильно рискует, но не испытывала ни страха, ни тревоги, ни ненависти. Она сохраняла полное спокойствие. Даже сердце билось не чаще обычного.
  Тизири тронула ее за плечо и сжала кулак перед грудью. Последнее напоминание...
  - Знаю, надо держать себя в руках.
  Они вошли в знакомые ворота, покореженные и перекошенные створки которых чудом удерживались на петлях. Тяжелый сладковатый трупный запах ударил в нос - при жаре разложение происходит быстро, а источник смрада находился близко...
  Гостей встречал десяток отрубленных голов 'неверных', поставленных в стенные фонарные ниши и привлекавших тучи мух. Зрелище не для слабонервных...
  Достопочтенный лорд Алстон, услужливый секретарь мистер Ларни, повар посольства добряк Самсон, меланхоличный капеллан Брукс... Жестокий Восток в религиозной нетерпимости уровнял их всех, не различая титулов, должностей и сословий.
  Тизири с утробным гудением достала голову Томаса Грабса, потерлась щекой о слипшиеся от крови волосы и положила в угол кузова. Забрать всех своих земляков и похоронить они не могли физически. А если кто-то заметить пропажу трупов? Начнут искать, объявят охоту...
  Обойдя главный корпус, они направились к площадке, где обнаружили лейтенанта Грабса. На дорожке валялись документы, выброшенные из окна кабинетов. Скорей по наитию, нежели согласно какому-то плану Виттория, подняла свиток с печатью Девлят-паши и убрала в сумку. Эта бумага могла пригодиться при выезде из города. У магрибов, в своей массе неграмотных, но с врожденным чинопочитанием, всякий официальный документ с печатью вызывал уважение к его предъявителю.
  Тело Томаса Грабса, даже безголовое, не поместилось в арбу полностью. Уже тронувшись с места, прямо на ходу его накрыли полотном и обернули ноги, пряча армейские ботинки.
  Перед поворотом к отцовскому жилью Тизири подняла руку, призывая к вниманию. Выглянув из-за угла, они увидели рядом с грудой трупов под стеной корпуса трех ребятишек. Мальчики с детским абсолютным презрением к смерти и непростительно злым любопытством тыкали в покойников палками, один из них подцепил и поднял подол женского платья.
  - Эй! Что вы делаете? - крикнула на магрибском Виттория, готовая убить на месте осквернителей, невзирая на их возраст.
  Дети вздрогнули и, увидев идущую к ним Тизири с саблей, бросились наутек. Тарга не стала за ними гоняться, только убедилась, что они убежали из посольства.
  Виттория медленно, шаг за шагом, приблизилась к мертвым телам, сваленным в кучу. Утром магрибы выбросили из дома убитых обитателей, чтобы потом вывезти за город, во избежание эпидемии.
  - Господи, да что же это такое? Как Ты допустил... Магрибы - не люди, а чудовища в человеческом обличии... - она брела, будто во сне. Кошмарном сне...
  Перед глазами все плыло. Безумный блуждающий взгляд выхватывал фрагменты реальности. Худая женская рука с глубоким порезом. Знакомый светлый мужской затылок. Дональд, похожий на сломанную куклу...
  Она очнулась от боли. Тизири сжала ее плечи и встряхнула, чтобы привести в чувство.
  Все равно Виттория плохо помнила, как они погрузили тела. Без суеты, слажено. Сначала мужские - отца и Бэртона, потом женские - Эмилии и Софи. Детей положили сверху. Обернули полотном и примотали веревкой, чтобы никто случайно не вывалился на колдобине.
  Тиград они покинули через Западные ворота. Виттория держала в руке свиток с печатью Девлят-паши, который показала на выезде.
  - По приказу Касим-бея, управляющего двором калифа Муссаба! - сказала она.
  Характер груза для стражников был очевиден и не вызвал вопросов. На последней неделе люди умирали слишком часто...
  ***
  Место для захоронения выбрала Тизири, хорошо знакомая с окрестностями. Под оградой заброшенной фермы они углубили яму, которая в лучшие годы служила для сбора и хранения воды, но ныне, без надлежащего ухода за каналами, почти сровнялась с поверхностью земли.
  Земляными работами занималась тарга, отняв лопату и освободив сестру от тяжелых нагрузок. Копала, сбросив верхние вещи и оставшись в лифе и шароварах. Копала, как проклятая, потому что это никто, кроме нее никто не мог и не стал бы делать.
  Под палящим солнцем... Под жужжание мух.
  Виттория разорвала полотно для саванов и старательно запеленала изуродованные тела. Передвигалась и работала, как заведенная, черпая силы откуда-то из глубинных недр своего жизнелюбивого существа.
  Без отдыха. Без устали. Без слов. Без обоняния. Без отвращения и ужаса. Без боли. Безо всяких чувств. Без памяти.
  Пустой надтреснутый кувшин, с отколотой ручкой...
  Покойников уложили тесным рядком. Детей между родителями.
  Пока Тизири засыпала погребение, Виттория носила кирпичи, чтобы выложить из них крест, потом прикрытый дерном от разорения и осквернения. Прочитав поминальную молитву, сестры взяли с могилы горсть сухой негостеприимной куфрейнской земли, в которой обрели вечный покой их родные и дорогие люди.
  ***
  Пятничный, бесконечно долгий день, первый день их сиротства доживал последние светлые часы.
  Бережно обнимая спотыкавшуюся Витторию, Тизири увела ее от могилы. По дороге они умылись в канале, однако не избавились от трупного запаха, забившегося в нос и, казалось, впитавшегося в одежду.
  Западный караван-сарай находился примерно в часе пешего хода от Тиграда, в зоне видимости из столицы. Его мощные стены без окон, похожие на крепостные, и, по сути, таковыми являвшиеся, давали возможность отбить нападение и выдержать осаду. С древних времен караван-сараи на Востоке служили форпостами - задерживали продвижение армий завоевателей вглубь государства и встречали врага на подступах к городам.
  Традиционно квадратный и двухэтажный - постоялый двор был очень большим, с множеством складских помещений и загонами для скота. На втором этаже располагались гостиничные номера. Здесь имелась баня, чайхана, а в штате обслуживающего персонала, кроме разнорабочих, числились меняла и писарь.
  Узнав у хозяина заведения о том, что в Мисур собирается многочисленный караван, который отправится в путь на следующей неделе, сестры сняли комнату и арендовали стойло для своего мула. Потом отправились на поиски главного караванщика по имени Нурали, чтобы заключить с ним сделку и выяснить условия предстоявшего путешествия.
  Караван-баши Нурали - высокий и худой уроженец Мисура, лет сорока пяти, с седеющей бородой, в красно-зеленом халате и белом тюрбане - сидел в беседке посреди двора и, попивая чай, наблюдал за выгрузкой тюков на склад.
  - Мой брат Гумар хочет идти с вашим караваном в Мисур, - сказала Виттория после приветствия.
  - У твоего брата своего языка нет? - караван-баши перевел взгляд на таргу.
  - Нет, - подтвердила Виттория. - Он немой. Но очень хорошо владеет оружием. Его сабля будет нелишней при переходе через Ашай.
  - Уважаемый Гумар хочет наняться в охрану? - караванщик, будучи человеком практичным, заинтересовался деловым предложением.
  - Свою долю в общую казну мы внесем. Заплатим проводнику, заплатим за воду, еду и корм для своих верблюдов. Просто мы хотим вернуться в Мисур. С караваном идти безопасней.
  - Да, беспокойно нынче стало в Куфрейне, - мисурец понимающе закивал. - Большой караван собирается, и торговцев в нем только половина. Как тебя зовут, приятель?
  - Джафар, - ответила Виттория без запинки, прикрывая полотном опухшую часть лица.
  - Вы с братом совсем не похожи.
  - У нас разные матери.
  - Значит, вы из Мисура?
  - Мы из Кахира, уважаемый Нурали, - она не боялась разоблачения, потому что столицу, наверняка, знала лучше караванщика, который вряд ли бывал ниже среднего течения Эн-Нейля.
  - Прошу, присаживайтесь, выпейте чая. Угощайтесь, - он сделал широкий жест, приглашая к себе на топчан.
  - Большое спасибо. Если можно, отложим совместное чаепитие, - поклонилась Виттория. - У нас сегодня был очень трудный день. Мы хотим пойти в свою комнату, отдохнуть.
  - Давно в Куфрейне обретаетесь?
  - Год с небольшим.
  - Чем занимались?
  - Гостили у хороших людей.
  - Что у тебя с лицом, Джафар?
  - Не сошлись с хозяевами во мнении по одному религиозному вопросу.
  - Понятно, - он фыркнул в бороду. - Споры о вере не ведут ни к чему хорошему.
  - Божья истина содержится только в Священной книге, все остальное - людские помыслы, - Виттория, отлично разбиралась в нюансах магрибской теологии, благодаря своему учителю Джафару, но Нурали не стал выпытывать подробности.
  - Всевышний дал нам учение через своего Пророка не для споров, а для веры, - мудро изрек он. - Для мира и благоденствия на земле. Вижу, что ты уже взрослый, Джафар, хотя с виду...
  - Так мы договорились? - устало спросила девушка, будучи признана совершеннолетней и, значит, способной заключать сделки.
  - Буду рад таким попутчикам, как вы. Землякам... Денежный вопрос уладите с моим братом Теймуром, он у нас казначей. Если возникнут какие-то вопросы, а меня и брата не найдете, смело обращайтесь к моему сыну Мураду, - представил он юношу, сидевшего на ступенях беседки.
  - Да пребудет Бог с вами и вашим семейством, уважаемый Нурали.
  - Да не оставит вас Всевышний, братья мои.
  ***
  Виттория уснула, едва голова коснулась подушки, смертельная усталость и вторая пастилка от мигрени сделали свое благостное дело. Она спала без сновидений, что для нее было огромным благом. Глубоко, беспробудно, долго. Утром ее не разбудили ни призывы к первой молитве, ни громкие голоса рабочих во дворе караван-сарая, ни Тизири.
  Возвращение в состояние бодрствования сопровождалось сильной ломотой после вчерашних трудов, но голова не болела, что было хорошо. Виттория морщилась, стонала и кряхтела, принимая вертикальное положение. Тизири уложила ее обратно на топчан и сделала массаж с притиранием лечебного масла.
  - Эй! У вас там все в порядке? - спросил кто-то на галерее, услышав жалобные стенания.
  - Все хорошо, уважаемый. Мы лечим боевую рану, - ответила Виттория.
  - Понятно. Рана заживет. Только смерть не лечится.
  - Ты сто раз прав, приятель.
  В дорогу собрались быстро. С собой взяли еду на день и весь свой капитал. Пока Тизири запрягла мула, Виттория купила горячие лепешки, чай и вареную фасоль на двоих в свою посуду, прикупленную для путешествия. Воспользоваться общественным нужником она побрезговала. Еще и поэтому они спешили выйти за стены.
  Лучше бы было выехать пораньше, до солнцепека, но девушки нисколько не сожалели, что отдохнули подольше, тем более что проспали всего до десяти утра. Они переносили зной уже как аборигены...
  Привыкнуть к жаре нельзя, хоть всю жизнь проживи под южным солнцем, просто организм приспосабливается к климату, сводя собственный ущерб от палящих лучей и высокой температуры к минимальному.
  Ферма, куда они держали путь, находилась на юго-западе от Тиграда, примерно в четырех часах пешего хода. Принадлежало хозяйство осевшим в Куфрейне ашайцам, которые занимались своим обычным промыслом - как их предки на протяжении долгих веков - разводили верблюдов, делали на продажу седла, упряжь и вещи из верблюжьей шерсти. Однако начавшаяся религиозная война гнала их с обжитого места, вынуждая снова вернуться к кочевому образу жизни. Сестры застали многочисленное семейство за сборами и упаковкой нехитрого скарба.
  Владельцы большого хозяйства приветствовали Тизири, как старого знакомого. Оказывается, тарга была здесь частым гостем. Ее приезд не вызывал опасений, потому что ее считали горцем-маарцем, а не магрибом. Пропуская повозку, один из мужчин сказал:
  - Нам пригодились бы арба и мул.
  - Что предложишь за них? - деловито осведомилась Виттория, скрывая радость от того, что нашелся покупатель на уже ненужный транспорт. - Можем поменять на верблюда, седла, упряжь и одеяла.
  - Договорились, - ашаец расплылся в улыбке и обратился к Тизири. - Сулима найдешь у загона, Гарут.
  - Гарут? - Виттория удивилась, что ашайцы дали тарге, которая вообще вряд ли им представилась, имя ангела. Сестра кивнула и жестом руки пояснила, что наречена 'Гарутом' по своему запаху.
  - А чем ты пахнешь?
  Тизири пожала плечами и указала на седобородого старца в дорогой чалме, неподвижно сидевшего со скрещенными ногами у стены дома, под навесом. Того самого Сулима, у которого следовало требовать ответ.
  Старик, предупрежденный внуком о визитерах, повернул лицо с белыми, абсолютно незрячими глазами.
  - О, Гарут! Друг... Да пребудет с тобой Бог! - произнес он скрипучим голосом, в котором явственно слышался резкий ашайский акцент. - Вчера тебя ждал. Знал, что приедешь... Но сегодня начал думать, что опоздаешь... Видишь, уходим мы обратно в пустыню. Домой возвращаемся. На этой земле мы - чужаки. Магрибы говорят, что мы мало любим Всевышнего и Его Посланника. Но только Бог знает, насколько сильно Его любит каждый из людей. Только Бог может измерить силу веры, хранимую в сердце. А громкие молитвы-хвалы и поклоны легко подделать, - Сулим повернулся к Виттории, узнав о ее присутствии обостренным чутьем слепца. - Гарут, кто пришел с тобой? Ты не один?
  - Мир вашему дому, почтенный Сулим, - поздоровалась Виттория. - Меня зовут Джафар, я брат Гумара, которого вы называете Гарутом.
  - Гумар... Свет в ночи...
  - Угу, - подтвердила Тизири, присев рядом с ним и пожав его сухую руку, лежащую на колене.
  - Сегодня ты пахнешь смертью, Гумар.
  - Простите, а до этого он чем пах? - не удержалась от вопроса Виттория.
  - Девами небесными... прекрасными и нестареющими. Так пахнут ангелы, потому что на небе их всегда окружают гурии. Ты зачем-то спускался в адскую бездну, Гарут? Спасал чью-то душу?
  Виттория жестами поинтересовалась у Тизири, в своем ли уме этот старик, и та заверила, что он вполне нормальный, просто много фантазирует. Богатое воображение старого слепого Сулима, воспринимавшего окружающий мир через звуки и запахи, создало из Тизири, которая в глазах зрячих ашайцев выглядела, как мужчина, образ воплощенного ангела, потому что пахла, как женщина.
  - Вчера мы похоронили нашего отца, почтенный Сулим.
  - О! Соболезную, друзья мои. Терять близких людей больно. Они уносят с собой в могилу частицу нашей души, чтобы мы о них не забывали. Но никто не останется на земле, все сойдем...
  - Мы хотим купить верблюдов, - перешла Виттория к делу.
  - Разговор был только об одном... Он тебя ждет, Гарут.
  Тизири довольно мурлыкнула и направилась к животным, лежавшим на утоптанной площадке, рядом с жилыми постройками.
  - Обстоятельства изменились, - продолжала Виттория. - Мы покидаем Куфрейн, поэтому нам нужны еще два верблюда.
  - Один смирный, под седло, для тебя, Джафар, а другой - вьючный?
  - Вы угадываете желания, уважаемый Сулим.
  - У нас много верблюдов, на продажу готовили. Нам самим так много - без надобности. Спросите у моего старшего сына Акбара, он вам покажет.
  - В долгу не останемся.
  - Смотри-ка, она узнала своего будущего хозяина... - Сулим, неведомым образом чувствующий то, чего другие не замечали, показал сухим кривым пальцем в сторону Тизири, к которой приближался дромадер - грациозный длинноногий, более светлой окраски, чем остальные. Таких верблюдов использовали исключительно для верховой езды и специально тренировали бегать рысью. Они могли посоперничать в скорости с лучшими скакунами.
  Тарга безбоязненно протянула ему на ладони финики.
  - Мне нужен верблюд другой породы, - поторопилась заявить Виттория. - Я не собираюсь участвовать в гонках. Не такой дорогой...
  - Верблюд прекраснее самой красоты, правда? Нет на свете другого, более благородного животного. Само совершенство...
  Кочевники могли говорить о верблюдах бесконечно долго - на протяжении всей истории дромадеры для номадов были главным и единственным богатством, неизменными спутниками и транспортом, пищей и одеждой, идолами и живой валютой.
  - Да. Очень красивые создания.
  - Жаль, что я лишен возможности любоваться ими. Хотя они приходят ко мне в сновидениях... Во сне я - молодой и сильный - сажусь в седло и еду в оазис, к роще финиковых пальм, - старец печально вздохнул. - Только теряя что-то, мы узнаем тому настоящую цену... Начинаешь ценить молодость и здоровье, когда их уже нет. Думал, у меня будет спокойная старость, а вот ведь как распорядился Бог... отправляет встречать смерть в кочевках.
  - Не Бог начинает войны. Не Бог вселяет в сердца одних людей ненависть к другим людям, а проповедники.
  - Знаешь, Джафар, никогда не чувствовал себя уютно в Куфрейне. И никогда здесь мне не было так хорошо, как дома...
  - В пустыне?
  - А что? Ашай, пусть суровый и злой, но все же родной отец. А мы, как пальмы, растущие из песка. Тянемся к солнцу и медленно умираем, не жалуясь и не жалея себя.
  - От жалости к себе не становится лучше. Мой учитель говорил, что люди, как скарабеи... Как скарабей занят своим катышем, трудится настойчиво и упорно, так человек связан со своими земными заботами и не может от них отказаться.
  - О, да. Верно. Путь скарабея сравним с судьбой человека, его жизненными испытаниями... И ты, Джафар, как скарабей.
  - В каком смысле? Почему?
  - Твой учитель жив?
  - Увы. Моддарис уже в Райских садах, если не рядом с Богом и Его Пророком, то любим гуриями. А часть его доброты и мудрости живет во мне, подобно 'огню в скале', и я продолжаю его дело, как он завещал: познаю мир и силой духа стараюсь победить свои страхи, сомнения и недостатки.
  - Вот! Ты идешь к высшей мудрости по пути, указанному тебе учителем. Твой наставник дал тебе знания, к которым ты добавишь свои, - Сулим соединил ладони, будто вращал клубок. - Слепишь их... собирая кусочки новых знаний и добавляя, добавляя еще и еще к тем, которыми ты уже обладаешь. Ты накопишь мудрости и придашь ей совершенный вид, как скарабей превращает разбросанный навоз в шар, - Сулим оказался философом. Как у всякого номада, у него было много времени для размышлений над смыслом бытия. - Как скарабей со своим катышем бежит на запад, по пути, определенному ему природой, так ученик идет по жизни, направленный своим учителем. Не бойся спрашивать о том, что тебе интересно, замечай в окружающем мире то, что не видят другие люди, научись понимать то, что отвергают... Так говорил мой дед. Мудрец сам создает свое богатство, не получает его в наследство, если только совсем чуть-чуть от своих наставников. Ни один учитель не может вложить свою мудрость в голову ученика... Учись добывать мудрость своим умом, как земные блага - своими руками.
  - А Небесный Скарабей? - спросила Виттория, следуя совету старца. - Ваши предки в Ашае верили в Солнечного Скарабея, умирающего с заходом солнца и возрождающегося с каждым рассветом.
  - О! У тебя был очень хороший учитель, если тебе известно о том, чего уже не помнят многие ашайцы...
  - Он несколько лет жил в ссылке на границе с пустыней.
  - Вы с Гарутом - не магрибы...
  - Как и вы со своими сородичами, почтенный Сулим, - пространно согласилась девушка. - Расскажите о вере ваших предков, прошу вас. Это будет окончание истории, которую начал мне рассказывать мой учитель. Богом клянусь, что сохраню ваш рассказ втайне от магрибов.
  - Да мы уже давно отреклись от старой веры. В нашем роду последним солнцепоклонником был мой прапрадед, по имени... дай Бог памяти... Имена в ту пору у ашайцев были не магрибские, как ныне. Звали его Рихеп. Хотя сам я еще застал стариков, которые молились восходящему солнцу.
  - Вы помните слова молитвы? - оживилась Виттория, в которой пробудился научный интерес.
  - Какой там... - Сулим махнул рукой и закатил белые глаза, будто искал воспоминания под веками. - Помню, что старики называли его Могущественный Солнечный Жук, говорили, что он сам себя породил в пустоте, когда еще ничего не было. Он создал себя, небеса и землю. Он сердце всего сущего. Когда он появляется там, где встречаются небо и земля, наступает утро. А вечером он уходит в мир теней, чтобы переродиться заново. Так скарабей прячет свой шарик в землю, и потом из него появляется его потомство... Божественный Жук катит Солнце и вращает небосвод днем и ночью. Владыка Сияния - он побеждает ночную тьму и озаряет светом землю. Он дает силы всему живому, особенно весной. Все во Вселенной движется, благодаря ему. Все-все... От самых маленьких букашек до далеких звезд.
  - Красивое предание, - произнесла деушка, не дождавшись продолжения от внезапно умолкшего старца. - Спасибо. Вы мне очень помогли.
  - Спасибо и тебе, Джафар, что выслушал меня. С тобой я вернулся в те далекие времена, когда был юным и счастливым. Только с возрастом, набираясь ума и начиная сравнивать то, что есть с тем, что было, осознаешь, что нет более счастливой и беззаботной поры, чем детство. Тогда казалось, что вся жизнь впереди и в мире нет непреодолимых преград... - Сулим протянул ладонь, желая почувствовать дружеское тепло, и Виттория смело пожала ее. - Какая у тебя маленькая ручка, Джафар. Не мужская совсем, без мозолей.
  - Я учился на писаря, - соврала она, рассматривая свои поцарапанные руки.
  - Что ж, полезное дело. Грамотных уважают, к ним обращаются за советами. Необразованным людям нужна их помощь. Голодным не останешься, Джафар.
  - Я хочу стать ученым, - она позволила себе небольшую откровенность, в благодарность за доверие старика.
  - Звезды на небе считать? - усмехнулся ашаец. - Магрибы говорят, что только лентяи становятся звездочетами. Ты же не лентяй?
  - Нет, почтенный Сулим. Я занимаюсь другой наукой. Хочу написать книгу о древних веках. О том, как жили люди в далеком прошлом, какие у них были обычаи и нравы, быт и вера в богов. Напишу о вашем народе, который кочует в Ашайской пустыне, о Солнечном Скарабее... Напишу для людей, которые будут жить в будущем.
  - Смотри, чтобы магрибы не узнали о твоей задумке, - заботливо предупредил он. - Они не признают никаких книг, кроме своей Священной.
  - Земля большая, в мире есть страны, где уважают науку и ценят не только богословские знания.
  - У тебя есть благородная цель в жизни, это хорошо, - Сулим закрыл глаза и закивал. - Мой дед говорил: 'Даже из самого ужасного мрака, из самой глубокой пропасти, из самых вязких зыбучих песков можно выбраться. Можно возродиться к новой жизни, если обладаешь сильным духом и мудрым сердцем. Смотри на скарабеев. Видишь, какие они трудолюбивые? Они свободны, никто их не заставляет работать, но они занимаются своим очень важным делом даже в самое жаркое время дня. Зной им не помеха. Надо стремиться достичь своей цели, невзирая на трудности...'
  - 'От мира благ не жди, а будь трудолюбив...'
  - Я видел скарабеев, без устали катающих свои навозные шарики... Видел скарабеев, улетающих высоко в небо, к самом у солнцу... Человек, который имеет полную свободу и не выполняет свое предназначение, растрачивает жизнь впустую.
  - Вы выполнили свое предназначение, уважаемый Сулим?
  - Мне было проще, чем тебе сейчас с твоей наукой. Я обычный неграмотный кочевник... Однако достиг всего, чего может достичь в своей жизни мужчина. У меня большая семья, у меня были прекрасные жены и выросли хорошие сыновья, которыми я горжусь. У меня много верблюдов...
  ***
  Верблюд стоил Тизири два золотых мисурских динара, с радостью принятых ашайцами. Он обошелся в четыре раза дороже, чем второй обычный. А третий, вьючный - с короткими и толстыми ногами, с приземистым мощным телом - был получен в результате обмена, вместе с седлами, одеялами из верблюжьей шерсти и двумя бурдюками для воды, сшитыми по ашайскому методу, из дубленой овчины. Такой сосуд, необходимый во время путешествий по пустыням, представлял собой жесткий кожаный мешок с ручкой и двумя затыкающимися отверстиями для питья.
   Ашайцы помогли оседлать 'кораблей пустыни'. Если Тизири справилась с этим делом самостоятельно, то для Виттории снаряжение животного представляло неразрешимую проблему. Удила для верховых верблюдов не использовали, недоуздком и поводом служил обычный аркан, а единственная левая вожжа состояла из тонкой веревки, продетой сквозь ноздрю. Верховое седло - своего рода художественное произведение - накрывавшее горб прочным, чисто выделанным колпаком, закреплялось поверх подвьючной накидки тремя широкими подпругами, две из которых проходили под животом, а одна обматывалась вокруг шеи, чтобы седло не съезжало назад.
  Если верблюд Виттории поднимался сравнительно спокойно, то быстроногий под Тизири - моментально, в три приема. И нужно было иметь немалую сноровку, чтобы не вывалиться из седла. Но тарга держалась великолепно, будто родилась верхом на верблюде.
  На прощанье пожелав ашайцам всего самого наилучшего, как братьям по несчастью, сестры отправились в караван-сарай.
  Обратный путь, как водится, был легче и короче. Спешить было некуда, верблюд Виттории шел мерным шагом, чуть быстрее пешего человека. Мелодично звенел колокольчик на 'грузовом' дромадере, идущем в связке. Медные колокольчики - каждый со своим особым перезвоном - были непременным атрибутом караванов, и опытный проводник мог не оглядываться для того, чтобы проверять каждую связку вьючных животных, следующих за ним.
  Тизири, испытывая своего скакуна, то уносилась вперед, то возвращалась обратно и совершала круг почета. Давно мечтавшая о собственном верблюде, она была очень довольна приобретением.
  Тем временим Виттория достала из сумы маленький блокнот и записала рассказ Сулима о Солнечном Скарабее.
  - Скарабей символизирует путь ученика... Вот ведь не знаешь, где найдешь, где потеряешь, - она повернулась к улыбающейся Тизири, и та, застигнутая врасплох, виновато глянула исподлобья, ожидая упрека за то, что радуется во время траура. - Я не сержусь на тебя, Зира.
  Прижав руку к груди, тарга попросила прощение.
  - Все нормально. Жизнь продолжается.
  Тизири погладила шею своего верблюда, желая услышать комплимент.
  - Она у тебя очень красивая. Ты уже придумала для нее имя?
  - Ву-у! - подтвердила она и написала на ладони. - 'Габи'.
  В Альбигонии было непринято называть животных людскими именами, но зная об уважительном отношении кочевников к верблюдам и любви тарги к приемной матери, Виттория дала разрешение.
  - Хорошо. Пусть ее зовут Габи. Это имя прекрасно ей подходит. Как давно ты познакомилась с ашайцами?
  Тизири отсчитала шесть пальцев.
  - Ясно. Еще с зимы. И ты приезжала к ним в гости, чтобы просто полюбоваться на верблюдов?
  Тизири кивнула и жестами пояснила, что тогда же узнала примерную цену Габи. Поторговалась еще...
  - Но ведь мы не смогли бы вывезти, пусть самого распрекрасного на свете, верблюда из Куфрейна на военном фрегате. А! Ты не собиралась ее покупать. Но получилось так, что ты торговалась не зря. Почему ты не рассказала мне о Сулиме?
  Тарга выразила непонимание.
  - Он представляет собой огромную ценность для исторической науки, как источник информации! Он помнит кочевников-солнцепоклонников, представляешь? Я могла бы узнать от него еще много всего интересного...
  Привлекая внимание, Тизири подняла указательный палец и, порывшись в сумке, достала большой клок чистой белой овечьей шерсти, который приобрела в поселке ашайцев.
  - Я тебе о науке, а ты мне - о регулах.
  Тарга показала на ее голову и на свою.
  - Да. Я не думаю о насущном, - согласилась Виттория и устремила взгляд поверх лохматой верблюжьей макушки, на пыльную дорогу. - Голова у меня забита не тем, чем надо. Но я не могу не думать об истории! Я иду по пути скарабея, продолжаю дело нашего отца и Джафара. О! Назову своего верблюда 'Джафаром'.
  Тизири фыркнула и, пустив Габи рысью, умчалась вперед.
  Солнце, набиравшее сезонный жар, выжигало Куфрейн, превращая холмистую равнину в степь. Каналы и водохранилища заметно обмелели, несмотря на старания их владельцев сберечь воду. Зеленого цвета в пейзажах оставалось все меньше и меньше. Живым цветом радовали только оливковые рощи и орошаемые поля, а на возвышенностях, покрытых поредевшей высохшей травой, земля растрескивалась.
  Горячий воздух уходящего дня дрожал. Каждое движение вызывало липкую волну пота. Не хотелось лишний раз шевелиться.
  Природа тоже замерла и затихла, даже цикады ленились издавать свой треск.
  ***
  В караван-сарае царило необычное оживление и непонятная суета. Высыпавшие во двор постояльцы что-то тихо обсуждали меж собой. Около беседки-чайханы проходило совещание.
  - Мир вам, - приветствовал сестер неожиданно возникший у загона Мурад, сын караван-баши. Он смотрел на Тизири, выглядевшую самоуверенно и воинственно, даже лихо, с каким-то детским восторгом.
  - И тебе - мир и благословение Бога, - вежливо склонила голову Виттория.
  - Уехали на муле, вернулись на верблюдах, - усмехнулся паренек. - В следующий раз на слоне приедете?
  - Вах! У тебя забыли спросить.
  Тизири спешилась и, уложив дромадера по кличке Джафар, помогла сестре сойти на землю.
  - Не передумали идти с нами в Мисур? - спросил он. - Вы еще не договорились с дядей Теймуром...
  - Мы сегодня же заключим сделку с твоим дядей. Обязательно. Только сначала позаботимся о своих верблюдах и отнесем вещи. А потом сразу пойдем договариваться.
  - Мир вам, уважаемые, - с традиционными жестами приветствия к ним торопливо приблизился главный скотник, бдительно следивший за появлением новых животных в загоне. - Плату внесите, за дополнительные места. И за корм, если хотите, чтобы я покормил ваших верблюдов.
  - Завтра выходим? - удивленная Виттория повернулась к Мураду.
  - Да, на рассвете.
  - Сейчас вам помогут, - сказал скотник, получив плату и выдав ярлычок, и жестом подозвав мальчика-помощника.
  - Седла отнесешь наверх, - приказала девушка, авансом вознаграждая его за труд двумя фелсами.
  - Благодарю, господин, - мальчишка проворно принялся за дело.
  Виттория подступила к Мураду, который, приоткрыв рот, следил за Тизири, кормившей свою верблюдицу сушеными финиками.
  - Отправка была запланирована на следующую неделю, - понизив голос, произнесла она.
  - Отец решил, что лучше уйти завтра. Никого не ждать... Иначе здесь можно больше потерять, чем обрести.
  - Что случилось, Мурад?
  - Приходили люди калифа... нового калифа.
  - Что им было нужно? - она насторожилась, подумав, что их разыскивают, что кто-то стал свидетелем расправы 'ночной львицы' над магрибами в посольстве...
  - У? - Тизири распрямилась и, приняв выжидательную позу, руки в боки, вопросительно воззрилась на сына караванщика.
  - Искали беглых слуг калифа Мейятдина. Спрашивали про неверных и, вообще, про подозрительных людей, желающих покинуть Куфрейн.
  - Шакалья охота, - прошептала Виттория, и тарга согласно кивнула. - Нашли кого-нибудь? Забрали?
  - Неверных здесь нет, - Мурад пожал плечами. - А о вас никто не вспомнил.
  - В чем ты нас подозреваешь? - девушка грозно нахмурилась. - Мы не были знакомы с калифом Мейятдином. Мы и дворец его видели только один раз, и то издали.
  - Странные вы какие-то...
  - Вах! Ты нас совсем не знаешь, а уже какие-то нехорошие выводы делаешь. Ай-ай-ай! Мы совсем не такие, как ты думаешь, - наигранно обиделась она и призвала таргу в свидетели. - Правда, Гумар?
  - Угу, - подтвердила Тизири, смущая паренька прямым и пристальным взглядом.
  - Первое впечатление бывает обманчиво, - Виттория дружески коснулась плеча Мурата. - Когда узнаешь нас получше, изменишь свое мнение. Пока поверь на слово, с нами лучше дружить, чем враждовать.
  - Да я ничего такого, - начал оправдываться тот.
  - Ладно. Где найти твоего дядю Теймура?
  - На складе, - паренек повел подбородком в угол двора. - Готовится...
  - Хорошо. Мы скоро придем. Ступай. Спасибо, что предупредил.
  - Вы земляки... - поглядывая на Тизири исподлобья, Мурад продолжал топтаться на месте.
  - Чего ждешь?
  - Да я так... - он попятился и, вывернув шею, побрел в куда-то сторону.
  Виттория похлопала по плечу Тизири, которая оглаживала Габи и пихала ей под нос финики.
  - Хватит ее баловать! Не перебивай ей аппетит перед ужином.
  Тарга недовольно зашипела.
  - Бери вещи, пойдем.
  Девушки подняли багаж в свою комнату, занесли седла, привели себя в порядок. Засиживаться не стали, потому что дел в этот вечер было еще много. Помимо заключения договора, следовало упаковать вещи, набрать воду и прикупить продукты.
  ***
  Дядя Теймур - энергичный, низкорослый, коренастый, жизнерадостный - представлял собой полную противоположность своего брата Нурали. Не зная об их родстве, было не догадаться, что они дети одного отца.
  - Вах! Уважаемый Гумар, дорогой, рад видеть, - он встретил Тизири с широкой улыбкой и раскрытыми объятиями. - А ты Джафар, дружище? Брат говорил мне о вас. Мурад тоже... - он кивнул на племянника, подпиравшего плечом створку ворот склада. - Значит, домой возвращаетесь? Хорошо.
  - Да, уважаемый Теймур.
  - Гумар, приятель, ты совсем ничего не говоришь? - сочувственно и озабоченно поинтересовался он.
  - Совсем, - ответила за мнимого брата Виттория. - Зато Гумар обладает чутким слухом, в сто раз более острым, чем у иных говорливых людей.
  - Да уж, острый слух лучше, нежели острый язык, - Теймур хмыкнул. - Иных шутников он доводит до беды... Верно говорят: берегись, чтобы твой язык не отрезал твою голову. Но с другой стороны, сладкие речи - залог безопасности.
  - Сладкая речь бывает пустой, как крепкий снаружи и гнилой внутри орех.
  Казначей издал смешок.
  - Ты мне нравишься, Джафар! Я с тобой охотно пообщаюсь в пути. Вы в самом Кахире живете?
  - У нашего отца дом Мидан-Атбе, - Виттория назвала район, в котором жил Джафар.
  - А! Знаю-знаю. На южной окраине? - Теймур радостно затряс головой.
  - Нет. Почти в центре, неподалеку от шахского дворца, - она спокойно выдержала проверку легенды и добавила для внушительности. - Наш дед Басир в гвардии шаха Абдулвалида дослужился до звания бея.
  - Ваш отец жив? Чем занимается?
  - Он счетовод в кахирском порту. Мы его младшие дети.
  - Ясно, городские жители, - сделал очевидный вывод казначей, с той же широкой улыбкой.
  - Мы имеем опыт дальних странствий, уважаемый Теймур. Мы не доставим вам лишних хлопот. Будем подписывать взаимные обязательства на время предстоящего совместного путешествия?
  - Конечно-конечно. Пусть Пророк нас учил доверять братьям, но, как говорится, на Бога надейся, а осла привязывай, - он рассмеялся своей шутке.
  - Если нам необходимо купить крупу, зерно или бобы, то хотелось бы успеть в лавку, пока она не закрылась. Поскольку срок отбытия перенесен, завтра мы уже не сможем запастись едой.
  - Для общего котла все закуплено, - заверил казначей. - Обещаю, кормить вас горячими кашами каждый день до самого прибытия в Эль-Бадраш. Чай, само собой разумеется. Два раза в неделю будет плов. Желаете дополнительное питание - везете за свой счет со своей поклажей.
  - Лепешки надо взять, - сказала Виттория Тизири. - И сухие фрукты.
  - Верблюды у вас свои, поэтому оплатите только пищу и проводников. Всего сорок дирхемов. Половину суммы внесете сейчас, остальное по прибытии в Эль-Бадраш.
  - Через сколько дней мы прибудем в Мисур? - Виттория извлекла из мошны две монеты, по десять дирхемов.
  - Весь путь займет дней сорок, если нас ничто не задержит.
  - А вода? Как часто можно будет пополнять запас?
  - От жажды не умрем. Близь караванного пути есть несколько колодцев, но воду лучше набирать в оазисах. В каждом из них имеется пресный источник. У вас свои бурдюки?
  - Да. Решили обзавестись собственными. Знаем, что запас воды в пустыне лишним не бывает.
  - Подготовились к путешествию, значит, - Теймур одобрительно качнул головой.
  - Мы привыкли самостоятельно заботиться о себе, уважаемый.
  - Должен предупредить... В пути может произойти всякое...
  - Надеюсь, нас не накроет песчаная буря.
  - Бог милостив и милосерден. Будем молиться, чтобы Всевышний уберег нас от песчаных бурь. Опасней другое - могут напасть ашайцы. Пусть они братья по вере, но зачастую нарушают заповеди. Мы будем пересекать их владения, а для них грабеж путников и разбойные набеги - испокон веков родовой промысел.
  - Даже на большие караваны нападают?
  - Ради богатой добычи могут объединиться несколько ашайских родов, и тогда нам несдобровать, - с грустью сообщил он. - К нашему прибытию в Вади-Феззарах, это примерно середина пути, все кочевники, от Дарийского залива на юге до Куджистана на севере, от Маарских гор на востоке до Эль-Бадраша на западе, будут знать, что в Куфрейне сменилась власть, и много беззащитных людей со всеми своими сбережениями побегут от смуты через Ашай.
  - Мы не хотим оставаться в Куфрейне. Мы должны вернуться в Мисур, - твердо заявила Виттория и взяла полоску бумаги, чтобы написать долговое обязательство на двадцать дирхемов.
  ***
  

- 4 -

  ***
  Затеи разума, как листья на волне.
  Но что есть истина? Поведай мне.
  Откуда снизошли прозрений зерна?
  Что внутрь войдет, не приходя извне?
  Лаат Сирх
  ***
  
  На рассвете обитателей караван-сарая разбудили жалобные душераздирающие вопли, которые испугали бы человека, незнакомого с их природой. Это были крики верблюдов, выражавших злобу и отчаянный протест перед предстоящим навьючиванием.
  В дверь забарабанили.
  - Эй, братья! Гумар! Джафар! Вы проснулись? - с галереи донесся голос Мурада.
  - Поспишь тут, - Виттория сидела на топчане, спрятав лицо в ладонях и раскачиваясь. Тело ныло от нагрузок последних дней... - Мы уже собираемся, Мурад.
  - Вас никто ждать не будет! Отстанешь от каравана - сам дорогу не найдешь и верблюду горб сотрешь.
  - Да встали мы! Встали! - огрызнулась девушка.
  Назидательный тон паренька был абсолютно неуместен, поскольку погрузка занимала много времени, а в Мисур собирался довольно многочисленный караван. До выхода оставалось еще часа полтора, а то и больше.
  - Вы согласились, добавить к своему грузу два мешка с крупой.
  - Мы всегда выполняем свои обещания.
  - Хорошо. Позже подойду к загону.
  - С чего бы это к нашим скромным персонам проявляется столь пристальное внимание? - шепотом спросила Виттория сладко потянувшуюся Тизири.
  Тарга обвела двумя пальцами глаз и издала чмокающие звуки.
  - Влюбился? - Виттория подпрыгнула на месте. - Точно! Зира, он в тебя влюбился. Я бы тоже в тебя влюбилась, будь ты настоящим мужчиной, - доверительно сообщила она. - Но если в мужчину влюбляется юноша, то это... это... Это же ненормально! Так не должно быть! А если дело доходит до содомии... Фу! Противоестественная связь - преступление против природы. Но ведь, на самом деле, ты не мужчина...
  Тарга закатила глаза, выражая свое насмешливое отношение к ее рассуждениям.
  - Только сейчас подумала... Магрибская вера не запрещает 'играть' с мальчиками. Представляешь? Священная книга магрибов обещает, что праведники в загробной жизни будут иметь, кроме прекрасных девственниц, бессмертных темноглазых отроков, находящихся среди них, подобно скрытому жемчугу. Эпитет тот же, что у гурий! Следовательно, райские мальчики предназначены для удовлетворения похоти. Зира, ты не находишь, что у магрибов все сводится к одному?
  Тизири пожала плечами. Она не разбиралась в магрибской теологии.
  - Нет, ты вдумайся! Они стремятся попасть в рай, чтобы вечно лишать невинности девиц и развращать мальчиков, - Виттория сделала совершенно неожиданный вывод и нахмурилась. - Зира, а ты видела? Видела, как мужчина совокупляется с мальчиком?
  Тарга кивнула и приложила ладонь к лицу, что означало: лучше бы не видела.
  - Насилие над ребенком у них не считается ни грехом, ни преступлением... и не карается смертью, как если бы за подобным занятием застукали двух взрослых. Но мальчик - это не полноценный мужчина, потому что недееспособен и не несет ни за что никакой ответственности. Чудовищный теологический парадокс! И ужас... Они не считают детей людьми! Как и своих женщин. Как хорошо, что меня признали взрослой, - обрадовалась она. - То есть взрослым. Но все равно, вдруг меня кто-то возжелает? Я же выгляжу, как мальчик.
  Тарга сделала успокаивающий жест одной рукой, а ребром другой провела по своей шее.
  - Знаю, ты меня защитишь, если кто-нибудь будет покушаться на мою...
  Сестра шлепнула ее по мягкому месту, ниже спины и поднялась.
  - Не бей меня по попе, плохая примета. Всех женихов мне отобьешь!
  Усмехнувшись, тарга сложила ладони вместе и раскрыла.
  - Книги? Причем здесь книги?
  Тизири показала, что достает свое бьющееся сердце и захлопывает его в воображаемой книге.
  - Ты об истории? Да! Мое призвание - наука. И вообще, мы с тобой не о том мы думаем. Сегодня - три дня...
  - Угу, - Тизири проложила пальцы ко лбу, что означало 'помню' и смежила веки, поминая погибших.
  Виттория закусила губу, сдерживая слезы, и шмыгнула носом.
  - Со мной все нормально, - заверила она таргу, которая гладила ее плечо и заглядывала в глаза. - Не буду плакать. И без того лицо опухшее.
  ***
  Умывшись из ведра, наполненного еще с вечера, они сходили в общественный нужник, зловонное обиталище мух со всех округи, но с удобством в виде кувшинов с водой. Позавтракать решили после того, как оседлают верблюдов и погрузят вещи.
  Тизири движениями рук поинтересовалась, сможет ли Виттория долго находиться в седле.
  - Да, я готова к длительному путешествию. Я выдержу. Даже ощущаю некоторое воодушевление оттого, что мы, наконец, покидаем Куфрейн.
  Тарга с сомнением поджала губы и достала мазь...
  Солнце поднялось над горизонтом и залило теплым светом большой двор караван-сарая, где стоял невообразимый шум и гам. Погонщики громко спорили между собой за более легкие тюки, каждый старался выбрать для своих верблюдов более маловесную ношу, припоминая прошлые походы, когда был обманут коллегами так, что его бедные животные еле ноги передвигали и чуть не попадали посреди пустыни. Бессмысленные препирания могли продолжаться бесконечно долго.
  К крикам людей добавлялся верблюжий рев и повизгивание.
  В упрямстве верблюд может посостязаться с ослом. Если он чего-то не хочет, то начинает издавать страшный рокот и брызгать слюной, раздувать зоб, кусаться и лягаться. Его владельцу приходится набраться терпения и приложить огромные усилия, чтобы заставить животное подчиниться. Придерживая тонкий ремень повода, продетый в одну из ноздрей, погонщик уговорами, угрозами укрощал ярость верблюда и принуждал его вести себя покорно. С понуканиями, похожими на храпы, натягивал узду, упирался ногой в его колено и заставлял лечь на землю.
  Тизири ласково отстранила Витторию, желавшую помочь, и тем самым только мешавшую, и, жестом подозвав вчерашнего мальчика-скотника, заплатила ему два фелса. С его помощью она быстро управилась.
  Девушки пили горячий чай и наблюдали за подготовительной суетой, когда к ним подскочил Мурад.
  - Гумар, давай, веди своего верблюда. Грузить будем.
  - Присядь, передохни, попей с нами чай, - пригласила его Виттория.
  - Некогда рассиживаться! Дел много.
  - Вах! Прямо, какой ты весь деловой...
  - Идешь, Гумар?
  Тизири покачала ладонью.
  - Гумар спрашивает, сколько весит крупа? - перевела Виттория. - Этот верблюд у нас еще бурдюки с водой повезет и вещи.
  - Там всего один кинтар веса! В пять раз больше можно навьючить.
  'Значит, 'химль', верблюжий груз - это, примерно, пятьсот пятьдесят фунтов', - быстро посчитала в уме Виттория.
  Тизири неохотно поднялась и повела 'грузового' дромадера - в подвьючной накидке с простеньким приспособлением под груз - следом за Мурадом к открытому складу, перед которым были выставлены, связанные попарно веревками из лыка финиковых пальм, равные по весу мешки, разного размера.
  - Пять кинтаров много. Тяжеловато будет верблюду, - сказал мальчик-скотник, завороженно глядя сладости, разложенные на тряпице. - Столько навешивают только в крайних случаях.
  - А сколько надо грузить, чтобы не было тяжело? - Виттория протянула ребенку кусочек халвы.
  - Спасибо, - мальчик быстро сунул угощение за щеку. - Четыре кинтара, а лучше еще меньше.
  'Ага, значит, не больше четырехсот сорока фунтов. Самый оптимальный вес, должно быть, триста тридцать', - отметила про себя девушка и спросила:
  - А если больше, что будет?
  - Верблюд не встанет, останется лежать.
  - Никогда не встанет? - удивилась Виттория. Она слышала рассказы о верблюдах, умиравших от непосильной ноши...
  - Если снять вьюк, то встанет. Куда он денется! Вранье все, что верблюд умирает, если на него нагрузить тяжесть, какую он не поднимет. Правда, в пути, в пустыне, верблюд может рухнуть от усталости. И тогда уже точно не встает, будет покорно ждать свою смерть... Но хороший погонщик никогда такого не допустит. Обязательно даст верблюду отдохнуть, - пояснил юный магриб со знанием дела. - Отпустит на выпас.
  - Верблюжьи колючки пощипать?
  - Вам не о чем беспокоится. У вас хорошие верблюды. Молодые и здоровые.
  Погрузка еще не закончилась и не стихли споры, когда погонщики повели первых связанных пятерками дромадеров к воротам.
  - Братья, поедем вместе, - позвал Мурад, восседая верхом на головном верблюде в связке. - Поедем со мной.
  Совершено неожиданно Тизири охотно приняла предложение младшего сына караванщика и поторопила Витторию. Помогла ей забраться в седло и, убедившись, что она держится уверенно, подняла Джафара и привязала к нему навьюченного сородича.
  Хитрый и коварный план тарги был очевиден - она намеревалась пристроить сестру под надзор Мурада, пока сама будет вольготно скакать по окрестностям.
  Длинной вереницей процессия растянулась на пыльной извилистой дороге между возвышенностями.
  Движение каравана, благодаря непринужденной грации верблюдов, обладало какой-то своей особой торжественностью. Мерно покачиваясь, ступая мягко и бесшумно, животные неспешно брели один за другим. Мелодично и печально звенели на разные лады бубенчики.
  ***
  Через семь дней, без особых происшествий, они добрались до Ашайской пустыни.
  За неделю Виттория поправилась: опухоль на лице спала, ушибы перестали беспокоить, синяки пожелтели, голова не болела. Опасения, что она получила сотрясение мозга, оказались напрасными. Но если физическое состояние пришло в норму, то ее душевное здоровье вызывало серьезное беспокойство. В первые дни у нее случались приступы головокружения и слабости, когда не дававшие ей покоя воспоминания о резне спонтанно вызвали удушающую волну паники. От падения в обморок ее спасала лишь быстрая реакция Тизири, которая всегда была рядом и внимательно следила за ней. Еще ее мучали кошмары...
  К этому времени Виттория, внимательная слушательница словоохотливого Мурада, спасавшего ее от сумасшествия своей болтовней, знала о семействе караванщиков столько, будто давно была с ними знакома. В каких городах они побывали, какой товар перевозили, кто из их предков совершил паломничество в святые места, кому удалось разбогатеть на торговле, сколько стоит тюрбан дяди Теймура, когда сдох любимый верблюд отца и многое другое.
  В обмен за обстоятельный рассказ о своей многочисленной родне парнишка рассчитывал получить информацию, желательно исчерпывающую, о Тизири, которая необъяснимо и необычайно его притягивала. Виттория не думала, что юноша, в самом деле, влюбился. Может, просто выбрал 'Гумара' своим героем и хотел быть похожим на него.
  Она не разочаровала Мурада, поведав ему придуманную от начала до конца, захватывающую историю из жизни его кумира.
  - Ты должен дать клятву, что даже под страхом смертной казни, не откроешь нашу тайну, - потребовала она прежде, чем его удивлять.
  - Богом клянусь! Никогда никому не расскажу. Если выдам, пусть с меня кожу сдерут, пусть на кол посадят.
  - Вах! На кол-то зачем?
  - Да чтоб меня в райские сады не пустили, если проболтаюсь! - он ударил себя в грудь кулаком. - Можешь мне доверять.
  - Так и быть. Расскажу тебе, почему мы оказались в Куфрейне, - Виттория огляделась, дабы убедиться, что рядом нет посторонних ушей.
  - О! Брат... - паренек подогнал своего верблюда ближе, чтобы не пропустить ни одного слова.
  - Два года назад в Кахире Гумар пошел служить охранником к одному знатному богатому царедворцу. Этот вельможа - человек известный, поэтому имя его называть не буду. Он владеет большим роскошным дворцом с дивным благоухающим садом. У него много жен, одна красивей другой.
  - Сколько жен? - Мурад возбужденно сверкнул глазами.
  - Я тоже спросил у Гумара: 'Сколько жен?' Он ответил, что не хватит пальцев на руках, чтобы сосчитать всех женщин в его гареме.
  - Гумар заходил в гарем?
  - Однажды, отправившись с каким-то поручением, он случайно увидел жен и наложниц своего господина, когда они резвились в купальне в саду.
  - И что? - юноша застонал от зависти и заерзал в седле. Сквозь смуглоту на его лице пробился румянец. - Что сделал Гумар?
  - Ничего. Он остолбенел, околдованный видом нагих красавиц. Ему казалось, что он попал в райский сад.
  - Я б не устоял, набросился... Верно говорю, набросился бы!
   - Тоже мне герой-любовник.
  - Гумар, что, никак не воспользовался... своими возможностями?
  - Гумар полюбил прекрасную луноликую Зухру. Старый вельможа купил эту девушку в одной знатной разорившейся семье и привел в дом младшей женой. Она была юная, как заря, свежая, как распустившийся с первой росой бутон цветка, нежная, как лепестки роз в саду шаха, белая, как снег на вершинах гор... - Виттория прекрасно владела восточным аллегорическим цветистым языком и знала много красивых эпитетов, потому что переводила магрибские сказки для литературного журнала. - Стройная, как пальма, пугливая, как газель... У нее были большие черные глаза, подобные глубоким колодцам с чистой водой, в которых днем отражаются звезды.
  - Гумар понравился Зухре?
  - Еще бы! Она с первого взгляда по уши влюбилась в Гумара, когда увидела его из окна гарема. Гумар - красивый, сильный, молодой... А ее муж - старый и толстый, с красным носом и слезящимися глазами. Гумар и Зухра начали тайно встречаться по ночам в саду, - придумывая детали легенды на ходу, она ни разу не запнулась. Экспромт вышел замечательный.
  - Гумар овладел ею?
  - О, да! Зухра не устояла перед его мужественностью. Упала в его объятия и прошептала: 'Люби меня!'
  - Ух-ты!
  - Они решили бежать, потому что не мыслили жизни друг без друга. Бежать из Кахира, из Мисура, подальше, чтобы их никто не нашел. Они хотели всегда быть вместе, - Виттория сделала многозначительную паузу.
  - Убежали? - не выдержал ее слушатель.
  - Им помешали. Одна из старших жен, безответно влюбленная в Гумара, что-то наболтала мужу, вызвав у него страшную ревность. Муж устроил засаду у беседки в саду, чтобы убить Гумара, но Зухра пришла на свидание первая и обнаружила злодеев. Она закричала: 'Беги, любимый! Спасайся!' Разгневанный муж выхватил кинжал и зарезал юную красавицу.
  Тизири расхохоталась бы, услышав эту историю, но Мурад был потрясен до глубины души.
  - А твой брат?
  - Гумар перемахнул через ограду - и был таков. Ему ничего не стоило расправиться с вельможей и его слугами, но убийство не вернуло бы возлюбленную, а сам он стал бы государственным преступником. В ту же ночь мы покинули Кахир.
  - Зачем ты убежал с ним в Куфрейн?
  - Гумар мой брат. Я его голос.
  - Да, заметил. Ты у него, вроде, толмача.
  - Мы должны помогать друг другу.
  - Отец говорит, что без поддержки брата - стоишь на земле только одной ногой.
  - Мы всегда вместе.
  - А я редко вижу своих братьев, - он вздохнул. - Вот, доберемся до Мисура, домой заглянем и повезем товар в Хорсобад. Тогда и встречусь с ними.
  Виттория знала с его слов, что старшие сыновья Нурали перебрались в Хорсобад, второй по величине город Мисура, где владели лавкой в текстильном ряду. Сам юноша жил в большом отцовском поместье недалеко от Эль-Бадраша.
  - Скорей бы вернутся в Мисур, - подумала девушка вслух. - Потом домой...
  - Джафар, а кто тебе лицо разукрасил? - спросил паренек, понизив голос. - Гумар?
  - Ты что! - она оскорбилась от этого подозрения. - Гумар меня спас.
  - Кто-то перепутал тебя со своей женой?
  - Хочешь сказать, что я похож на девчонку? - она обиженно насупилась.
  - Немножко, - он пожал плечами.
  - Поклянись, что никому не расскажешь, - она тянула время, придумывая новую правдоподобную историю.
  - Да чего я маленький, что ли, не понимаю...
  - А то большой!
  - Я понимаю больше, чем ты себе можешь представить!
  - Ты не можешь знать, сколько я могу себе представить! На самом деле, я знаю гораздо больше, чем ты думаешь!
  - Я уже взрослый!
  - Ага, местами. Калым накопил? - съехидничала она. - Ты всего лишь получил право участвовать в молебнах и по-прежнему полностью зависишь от отца и его воли. Пока не начнет расти борода, никто не будет считать тебя настоящим мужчиной.
  - Тебе стыдно за то, что он сделал это с тобой? - вернулся к первому вопросу Мурад, всем видом выражая сочувствие.
  Стыдно...
  Виттория до боли закусила губу, опасаясь приступа слабости, и зажмурилась, от нахлынувших душной волной воспоминаний. Благо, что подробности не запечалились. Ее память о событиях того дня была подобна разбитому зеркалу, с застывшими в каждом осколке сценами. Разъяренные магрибы, взбежавшие по ступеням флигеля... Черная щетина на шее и острый кадык... Убитые мужчины на полу гостиной...
  Для девушки это было позором, несмотря на то, что она стала жертвой. Потеряв невинность, для альбигонского общества она стала 'порченой девицей'. В магрибском мире подобных ей, вообще, забивали камнями, как преступниц перед Богом, хотя в этом не было ни капли их вины.
  - Если он начал, но не... закончил, считается?
  - Я бы не считал, - парнишка замотал головой.
  - Быть мужчиной проще, - она двусмысленно рефлексировала вслух, а про себя думала: 'Мальчик может скрыть, что имел связь с мужчиной. В его отверстии для сношения нет девственной плевы!'
  - Твой господин на тебя напал, да?
  - Он служил писарем в канцелярии калифа. Я жил в его доме в Тиграде. Знакомцы Гумара устроили меня к нему помощником. Пусть за свою работу я получал немного, но у меня были свои деньги. Когда началась смута, мы решили вернуться в Мисур. В городе начали своих резать, а мы чужаки... - легенда лилась из нее песней, за несколько дней она вжилась в роль. - Я вещи собирал, не заметил, как он подкрался. Напал, ударил по лицу ... Решил наверстать упущенное. Он всегда смотрел на меня с вожделением, противно улыбался, норовил прижаться, но воли рукам не давал, побаивался брата. А тут не удержался. Хорошо, что Гумар появился вовремя...
  - Ко мне тоже пристают, - вдруг признался Мурад. - Домогаются, деньги предлагают...
  Виттория воззрилась на спутника. Бесцеремонно разглядывая его, она пыталась понять, что в нем представляет сексуальный интерес для мужчин. Внешностью он обладал отнюдь не ангельской. Был самым обычным юношей - угловатым, резковатым, ничуть не женоподобным - с заметной черной порослью усиков над пухлым ртом. Хотя мальчишеского обаяния в нем хватало. Его простое лицо отличалось живостью, в прищуре вишневых глазах сквозило лукавство, а в улыбке - задор.
  - Ты отвергаешь... ухажеров?
  - Пусть только попробуют тронуть! - он схватился за саблю на поясе.
  - И у тебя ни разу не было?
  - Отец говорит, что это грех, - ушел от ответа Мурад. Однако, судя по выражению его лица, с анальной девственностью он уже расстался. - И больно...
  - Мерзость какая, - вырвалось у нее при мыслях о содомии.
  - Наш сосед продал Юсуф-паше своего младшего сына Малика, чтобы расплатиться с долгами, - продолжал он. - Хорошо, что наша семья не бедствует.
  - Как продал?
  - За деньги. Малик понравился Юсуф-паше. Теперь живет во дворце.
  - Ужас.
  - Малику во дворце лучше, чем дома.
  - Чудовищно, - прошептала Виттория.
  Общество, в котором продажа детей в сексуальное рабство являлось нормой и не осуждалось, не заслуживало ничего, кроме презрения!
  ***
  По пути к ним присоединились новые беженцы, одни верхом на верблюдах, другие шли пешком. Караван-баши Нурали никому не отказывал, выполняя религиозные заповеди. Даже согласился кормить двух земляков за свой счет.
  - Да воздаст Всевышний отцу и дяде Теймуру за их доброту и щедрость, - проворчал Мурад.
  - Что не так? - Виттории не понимала его недовольства.
  - Плохо, что к нашему каравану прибилось много чужаков.
  - Еды может не хватить?
  - Лучше сотня врагов за дверью, чем один дома.
  - Вах! В этом смысле. К каравану может прибиться вражеский лазутчик?
  - Пустыня только кажется безлюдной, - заметил парнишка, покоряя Витторию взрослой метафоричностью речи и заставляя относиться к себе серьезно.
  - Ашайцы на кого-то напали?
  - Тот, на кого напали, уже ничего никому не расскажет.
  ***
  На воображаемой границе Куфрейна с Ашаем они купили десяток коз для мясных дней и кур, клетки с которыми навесили на дромадеров.
  В пустыню вошел караван из пятидесяти трех человек и ста двадцати семи верблюдов.
  Время переходов, которое определял Нурали, не зависело от пройденного расстояния, каждый раз разного. Один участок маршрута преодолевали легко, на другом продвижение замедлялось.
  Ашай не был сплошным морем песка. Среди барханов возвышались большие скалистые острова, которые приходилось огибать. Желтые песчаные волны чередовались с длинными темно-серыми каменистыми грядами, где земная твердь поднималась монолитной стеной или выступала причудливыми нагромождениями гигантских глыб. Нередко встречались одинокие причудливые известняковые образования - посеченные песчинками пустынных ветров, фантастические памятники палеоокеану, некогда бушевавшему в этой части земли.
  Кое-где монотонные пейзажи разнообразила манящими зелеными пятнами скудная растительность, свидетельствовавшая, что под ней на большой глубине есть вода. Саксаул тянулся к солнцу корявыми перекрученными сизыми стволами и отбрасывал красивые узорчатые тени, абсолютно непригодные для укрытия от палящих лучей. Из-за своих тонких, густо ветвившихся, безлистых молодых побегов, издали он походил на низкорослые уродливые ели. Пушился колючими шапками приземистый полуголый живучий джантак, основной верблюжий корм. Глядя на него, оставалось удивляться, как верблюд это ест и ухитряется не только наедаться, но и накапливать в горбу жир.
  Однообразие пути - монотонные пейзажи и отсутствие новых впечатлений - предоставляло много свободного времени для размышлений, и Виттория много думала о прошлом и неизвестном будущем. Хорошо, что Мурад своей болтовней не позволял ей замыкаться в себе.
  Место для стоянок выбирал Нурали, с учетом направления ветров, преобладающих в том или ином районе, зная точно, где можно разбить лагерь так, чтобы его не занесло песком. Пищу готовили на костере из собранного попутно валежника. Саксаул был идеальным топливом, почти не дымил, не рассыпал искры и долго горел. Не требовалось много дров, чтобы приготовить в большом казане кашу из ячменя, чечевицы и фасоли или плов на пять десятков человек и вскипятить в нескольких чайниках воду.
  Вода из пропитанных смолой бурдюков горчила, что портило вкус пищи, но оставляла ее вполне съедобной. Постоянное чувство жажды заставляло забыть о капризах.
  Виттории приходилось приспосабливаться, мириться с неудобствами и менять свою точку зрения на многие бытийные вещи. Она привыкала к примитивной острой магрибской стряпне, хорошо еще, что Теймур не злоупотреблял приправами. При этом открыла в себе любовь к чесноку, который стал неотъемлемым дополнением ко всем блюдам суточного рациона, помимо фиников и орехов. Однако пенять на себя за испортившийся вкус посреди голодной пустыни было глупо.
  Тизири отклеила бутафорские усы и бороду, из-за постоянного маскарада у нее началось раздражение. Но ей не грозило разоблачение, потому что все остальные участники похода тоже защищались от песка, оборачивая лицо два-три раза так, что оставались видны только глаза. Обедать и ужинать тарга садилась рядом со своим верблюдом, в отличие от Виттории, которая иногда присоединялась к семейству караванщиков, когда дядя Теймур пребывал в хорошем настроении и много шутил.
  Сестры участвовали во всех коллективных молебнах, компании не избегали, поддерживали разговоры, проникаясь проблемами попутчиков, вместе со всеми смеялись над байками, но не позволяли по отношению к себе панибратства. Выгадывали время, чтобы незаметно отлучаться по нужде.
  Никто не сомневался в их принадлежности к сильному полу. Однако стали подозревать в ином...
  И в чем? В богопротивной связи!
  Было бы смешно, если бы не было так грустно...
  Виной всему мучавшие Витторию кошмарные сновидения. Они были фантасмагорическими. Снился отец с изуродованным лицом, почему-то сидящий в кабинетном кресле в Корстэнфорте... Снились спящие братики, которых она безрезультатно старалась разбудить... Снилась Эмилия, лежавшая на полу, раскинув руки, и смотревшая на нее остекленевшими глазами с укоризной и мольбой...
  Виттория стонала во сне и просыпалась в слезах. Тизири обнимала ее и успокаивала. Страдальческие стоны и невинные утешительные объятия, замеченные кем-то, породили кривотолки. С утра на них косо поглядывали, осуждающе покачивали головами или глумливо ухмылялись.
  Заговорить об этом осмелился только Мурад, на правах друга, после того, как застал сестер, лежавших в обнимку, под боком у верблюда.
  - Он ласковый? - тихо спросил он, нарушив тяготившее его молчание, когда караван отошел от места последней стоянки уже достаточно далеко.
  - Ты о чем? - Виттория не сразу поняла, что он имеет в виду.
  - О Гумаре, - парнишка, вытянув шею, провожал взглядом таргу, отправившуюся в дозор.
  - Хочешь испытать? - она слабо улыбнулась, представив лицо Мурада, когда он обнаружит, что Гумар не мужчина, а наоборот. Тизири могла...
  Нет, во время траура тарга не впадет в грех прелюбодейства. Не такая уж она похотливая, чтобы не выдержать пост. И еще жива ее любовь к лейтенанту Грабсу...
  - Я взрослый! - оскорбленно процедил Мурад сквозь зубы.
  - Да? Тот, кто тебе предлагает побыть его женой, так не думает.
  - А ты заменяешь жену своему брату!
  - Ничего подобного!
  - Да, ладно! Уж мне-то можешь не врать. Я знаю. Мои старшие братья меня тоже... использовали, когда у меня еще волосы не росли, когда мы все вместе жили в отцовском доме.
  - И ты не сопротивлялся? - она изумленно вытащилась на спутника.
  - Когда как.
  - Вах! Только не надо мне ничего рассказывать, - в отказе Виттория выставила перед собой ладонь, морщась от отвращения и вместе с тем испытывая к своему спутнику жалость.
  - Чего рассказывать... Ты сам знаешь.
  - Что знаю?
  - Приятней, когда с ласками.
  Его откровение шокировало Витторию настолько, что она лишилась дара речи.
  ***
  Древний город посреди пустыни, где некогда побывал моддарис Джафар, находился на расстоянии шестидневного перехода от Куфрейна. Виттория, у которой после всех потрясений, следом за сильными переживаниями наступила апатия, нечасто вспоминала о нем - другие мысли занимали голову, - а когда вспоминала, не решалась расспрашивать караванщиков без подходящего повода об исторических памятниках в пустыне.
  С утра стали изредка попадаться утонувшие в песке развалины небольших одиночных построек. Потом волны барханов рассекло длинным сизым языком каменистое плато, где еще можно было разглядеть основания прямоугольных жилищ, сделанных из грубых необтесанных глыб и ямы, выдолбленные для хозяйственных нужд.
  Виттория выпрямилась в седле и перестала дышать, когда из-за скального выступа показалась сложенная из массивных известняковых блоков стена, некогда увенчанная трехступенчатыми зубцами. По мере приближения, вырисовывалось множество других построек. Это был огромный лабиринт. Созданное титаническим трудом - светлое обиталище человеческого духа на фоне мрачных серых скал...
  Сохранились главные ворота с мощными квадратными башнями. К арочному проему парадного входа вело подобие пандуса. В прошлом у съезда стояли изваяния, о чем свидетельствовали глиняные холмики по обеим сторонам.
  Возведенный на возвышенности, расположенный на разных уровнях из-за сложного рельефа, дворцовый комплекс достойно выдержал напор времени. Ашай не похоронил его, как ни старался, лишь немного присыпал, и намел песчаные валы с восточной стороны, будто готовился к приступу и штурму.
  - Это дворец проклятого царя-великана, - пояснил Мурад, которого Виттория нагнала, чтобы разузнать о развалинах.
  - Почему 'проклятого'?
  - Он был огнепоклонником и врагом Бога.
  - Откуда знаешь, что он был великаном?
  - Сам видел его огромную голову там, за стенами!
  - Там есть каменные истуканы?
  - Есть. Люди и звери.
  - А как звали этого великана? - Виттория изучала магрибский фольклор и знала имена мифологических героев.
  - Кабируд-шах.
  - Он был правителем Ашая?
  Это была новая незнакомая версия старой сказки. По преданию, царь-великан Кабируд, действительно, был проклят за гордыню. Он прославился, как антагонист бога и строитель 'башни до неба', которую каждый рассказчик размещал в разных уголках магрибского мира. Кабируд поднялся на башню и начал пускать стрелы из лука в небожителей...
  - В ту пору, когда он правил Ашаем, это был богатый цветущий край с большими городами-крепостями. Тут текли реки, зеленели сады, на лугах паслись тучные стада быков. Всевышний проклял Кабируда за то, что он хотел его убить, а все его владения превратил в безводную пустыню.
  - Хочу посмотреть, что находится за этими стенами, - Виттория заерзала в седле. Ей не терпелось отправиться на экскурсию. - Где мы остановимся?
  - Около источника, - парнишка кивнул на длинную ложбину с рощей финиковых пальм. - Успеем полазить в крепости.
  Приближалось время дневного отдыха, когда караван делал остановку, чтобы переждать изнуряющую жару. Верблюдов разгружали, вели на водопой, если имелся, и отпускали на выпас, если в округе произрастал какой-либо корм. Дядя Теймур варил в казане незамысловатый обед на всю многочисленную разношерстную компанию странников.
  Виттория старалась скрыть переполнявшую ее радость, которая могла быть неверно истолкована. Ей хотелось кричать. Хотелось расцеловать своего спутника, за то, что она получила в свое распоряжение целых шесть часов для исследования храмового комплекса.
  - Погоди. Каким путем вы попали в Куфрейн? - неожиданно спросил Мурад.
  - Обычным, караванным. Здесь мы останавливались на ночлег, не было времени сходить в эту крепость. Хотя очень хотелось...
  Она уже не могла ни о чем думать, кроме предстоящего пешего похода в дворцовый комплекс.
  Сбудется ее заветная мечта - она увидит барельефы царской охоты, о которых узнала от учителя...
  И плевать на убийственный зной!
  ***
  - Кабируд-шах был могучим великаном. Одним взмахом своей огромной дубины он мог свалить целое войско врагов и одним ударом разрушить дом до основания, - рассказывал Мурад, сопровождавший сестер к развалинам. - Он был самым смелым и удачливым охотником на земле. Он ловил львов голыми руками. Сами увидите.
  - Что увидим?
  - Кабируд держит льва, как котенка. Я вам покажу! - он простер руку к дворцу. - И шайтанов покажу.
  - Каких шайтанов?
  - Кабируду служили джинны, похожие на львов. Ведь он нашел кольцо волшебника Сулеймана. Знаете, кто такой Сулейман? - Мурад посмотрел нее, потом перевел взгляд на Тизири, смущено отвернулся и побрел вперед.
  Решив, что упустила нечто важное, Виттория жестами поинтересовалась у тарги: 'Что за дела у тебя с этим юношей', - и та одним движением руки отмела все подозрения. Не верить ей, оснований не было.
  - Это древний царь, - девушке был известен целый цикл мифов о Сулеймане. - О нем разное рассказывают. Что за кольцо?
  - Перстень с небесным алмазом. Этот камень испускал божественный свет и превращал джиннов в покорных рабов, исполнявших любые желания. Сулейман потерял кольцо во время битвы с джиннами, но все равно их победил. Загнал их в пещеру в горах, завалил вход камнями и наложил страшное заклинание, чтобы никто не мог войти и выйти.
  - Как Кабируд нашел кольцо?
  - Перстень сам выбрал себе нового хозяина и засверкал в солнечных лучах, когда Кабируд шел мимо него на охоту.
  - Как Сулейман мог его потерять, если небесный алмаз светился? - закономерный вопрос возник сам собой.
  - Камень светился только, если его потереть.
  - Кольцо надо было носить камнем вовнутрь?
  Мурад пожал плечами.
  - Надо спросить у дяди Теймура, - выдал он свой источник информации.
  - И какие желания загадал Кабируд, когда выпустил джиннов?
  - Сначала он не знал, для чего нужно это кольцо. Поэтому позвал Сулеймана на пир, чтобы расспросить.
  - Присвоил чужую вещь и вместо того, что вернуть ее законному владельцу, захотел выведать все его тайны, - прокомментировала она.
  - Они всю жизнь состязались между собой! Кто из них двоих лучше, сильнее, ловчее...
  - Хитрее!
  - А чего такого? - Мурад остановился и повернулся.
  - Но это же нечестно! - Виттория притопнула.
  - Что упало, то пропало.
  - Вах! Ну, если так.
  - Будешь слушать или спорить?
  - Продолжай, - она благоразумно дала отмашку.
  - Сулейман после вкусных угощений начал хвалиться своей победой. Он рассказал, где запер джиннов. 'А ты не боишься, что я их выпущу?' - спросил великан. Сулейман рассмеялся ему в лицо и ответил: 'Их никто не сможет выпустить, даже сам Бог, без волшебного кольца'.
  - И Кабируд приказал джиннам построить башню до небес?
  - Нет. Сначала Кабируд завоевал все страны вокруг и покорил все народы. Он объявил себя царем всех царей. По его приказу, джинны разрушали города, жители которых оказывали сопротивление и не хотели платить дань. Кабируд был грозным правителем. Гордым и безжалостным. А потом он захотел, чтобы ему все поклонялись, как богу. Но люди ему сказали: 'У нас есть Всевышний Бог, Милостивый и Милосердный. Мы верим только в него, а ты - огнепоклонник и молишься идолам'. И тогда Кабируд-шах объявил войну Богу и приказал джинам построить высокую башню, чтобы забраться на небо. Джины трудились день и ночь, тысячи верблюдов возили камни для строительства. Бог обнаружил дерзкий замысел, когда башня стала выше гор и пронзила облака.
  - Если Бог не мог проникнуть в мысли Кабируда и увидел башню только, когда она уже уперлась в небесный свод, значит, Бог не всеведущий и, тем более, не всевидящий, - допустила кощунство Виттория.
  - Мне так дядя Теймур рассказывал, я ничего не придумываю, - оправдался Мурад.
  - А если Бог отдыхал, в то время, когда него готовилось покушение, значит, он устает как простой смертный.
  - Ты нарочно меня перебиваешь? - обиделся рассказчик.
  - Прости, вырвалось
  - Бог разгневался на Кабируда. От ярости он устроил землетрясение и наслал на Ашай страшную песчаную бурю. Метнул в Башню молнию и разрушил ее. Глыбы разлетелись в разные стороны, долетели до Тиграда и даже до Кахира. Над всей землей поднялась такая пыль, что свет померк. Днем стало темно, как ночью. А караван верблюдов, который вез камни для строительства, окаменел вместе с погонщиками.
  - Верблюды-то в чем виноваты?
  - Всевышний очень-очень сильно разгневался. Дядя Теймур видел Кабирудовых верблюдов. Издали они похожи на верблюдов, а когда близко подходишь - вах! - камни.
  - Где он их видел?
  - Отсюда три дня пути, - юноша указал в южном направлении. - От башни осталась целая гора огромных обломков.
  - Другой древний город в Ашае?
  - Там одни развалины.
  - Да, - согласилась Виттория, - развалины - это не город...
  Арочный коридор между надвратными башнями в далеком прошлом закрывался с двух сторон - наружными и внутренними воротами. Ныне в сквозной пролет натекал песок из нижнего двора и выметался ветрами наружу.
  Взобравшись по насыпи следом за своим проводником, девушки оказались на небольшой площади.
  В открывшейся панораме отсутствовала симметрия. Похоже, застройка изначально не имела общего плана и осуществлялась в разные периоды.
  - Пойдем, покажу великана, - Мурад двинулся между стенами на центральный двор перед дворцом, портал которого охраняли уже знакомые крылатые быки с человеческими головами. Он хорошо знал местные достопримечательности, должно быть, во время стоянок неоднократно посещал развалины.
  Огороженная площадка заполнилась ашайским песком, и поваленное гигантское изваяние древнего правителя погрузилось в него на две трети. Статуя при падении раскололась на несколько частей, и голова - в широком венце и коническом колпаке из каракуля - лежала чуть в стороне от каменного тела. Повернутая набок, она взирала на гостей огромным красивым глазом.
  Виттория присела на корточки и прикоснулась к нагретым на солнце каменным кудрям, погладила шершавую щеку, смахнула песчинки с прямого носа, провела пальцем по рельефной, очерченной бороздками дуге сросшихся, надменно изогнутых бровей.
  Владыка Ашая, желавший увековечить свое имя и оставить о себе память на все времена...
  Могущественный и богоподобный, изображенный человеком неопределенного возраста, в парадном наряде, при царских атрибутах, обладавший при жизни несметными сокровищами и стяжавший славу победителя в военных походах - он стал безымянным.
  - Зачем ты его трогаешь? - Мурад накрыл ее своей тенью.
  - Думаю, какой великий человек это был, как много всего сделал за свою жизнь, плохого и хорошего, а мы ничего о нем не знаем.
  - Он был неверным.
  - Вах! Поэтому не надо ничего знать о нем? - она поднялась и пошла к крылатым стражникам.
  - Я же вам о нем все рассказал.
  - Не верю я в джиннов, как и в то, что можно построить лестницу до неба.
  - Тогда кто это? - спросил парнишка судейским тоном, кивнув на монстров у входа во дворец.
  - Это первобытные страхи людей. Отражение людского незнания и непонимания. Идолы олицетворяли разные природные явления, которые наши предки не могли объяснить. Древние люди всё и всех наделяли душой - огонь, горы, реки, ветер... Они считали, что Ашай - с его жарой, песчаными бурями, отсутствием воды - тоже имеет душу. Пустыня им представлялась божеством, жестоким и беспощадным.
  - И какой страх представляют эти джины?
  - Они символизируют благоговение... - Виттория, с тех пор, как увидела подобные образы впервые, много размышляла над их смыслом и предназначением. - Крылатые быки с мужскими головами были созданы, чтобы внушать всем, кто их видит, трепетный ужас перед богами, царем, природой.
  - Гумар, ты понимаешь, о чем толкует твой брат? - Мурад повернулся к тарге, которая сидела в тени под стеной на большом камне, и та согласно кивнула в ответ.
  - Сочетание деталей в этих существах точно выверено, - Виттория дотронулась кончиками пальцем до раскаленной каменной спины статуи. - Разные части не случайно собраны все вместе. Они означают мудрость, сила и вездесущность. Голова человека - это ум и знания. Туловище быка - мощь и производительная сила. Крылья - свобода и способность быстро преодолевать большие расстояния. Они великолепны, правда? - она залезла в переметную сумку тарги за карандашом и приготовленным заранее листом бумаги с фрагментом карты. - Представляешь, как много всего интересного они могли бы рассказать, если бы умели говорить. Сколько раз мимо них проходил царь, считавший себя самым великим человеком на земле, вторым после бога. Мимо них гости из далеких стран несли царю богатые дары. Шли полководцы с докладами о победах и поражениях...
  - Тебе бы сказки сочинять, - заметил Мурад, что вызвало у Виттории грустную усмешку. - Пойдем дальше?
  - Сейчас. Только знаки срисую. Это не займет много времени, - она обнаружила всего одну компактную надпись, состоявшую из пяти клинописных столбцов.
  - Зачем тебе? Они же непонятные, - недоумевал паренек.
  - Пригодятся. Попробую разгадать. Вдруг это волшебное заклинание Сулеймана, чтобы вызывать джиннов, - она приложила лист к надписи, картой вниз, и принялась его затемнять густой штриховкой, для получения точной копии клинописного послания. Потом она сравнит этот маленький текст с записями в рабочих тетрадях.
  Сравнит, если удастся вернуться домой...
  - Гумар, твой брат сошел с ума? - юноша хихикнул и вопросительно покосился на таргу.
  Тизири пожала плечами.
  ***
  Барельефы джиннов и Кабируда, держащего льва, как котенка, стали полным сюрпризом. Размещенные высоко над полом и полностью открытые для обозрения - они украшали стены небольшого зала, возможно служившего приемной.
  Кабируд, если резчик по камню изобразил именно его, был непривычно и нетрадиционно полуобнажен. В куфрейнской юбке с бахромой, в шлеме с бычьими рогами, босой - он держал под левой подмышкой взрослого гривастого льва, а в правой руке - дротик. Его завитые, разделенные на пряди волосы спадали на плечи, кудрявая борода доставала груди. Рядом с ним росло чудо-дерево, ветви которого переплетались узором и заканчивались узелками с цветочными розетками. Даже со скидкой на стилизацию, в природе ничего подобного не произрастало.
  - Что это? - Мурад ткнул пальцем в образ, рожденный фантазией художников исчезнувшей цивилизации.
  - Возможно, дерево из райского сада, плоды которого даруют вечную жизнь. Или это дерево тайных знаний.
  Возбужденная находками, Виттория торопливо перешла к прекрасно проработанной, объемной картине с демонами. Одетые в бахромчатые юбки до колен, они попарно исполняли танец с кинжалами или фехтовали. Девушка впервые видела персонажей с львиными головами, шакальими ушами, человеческим телом и птичьими ногами. На примыкавшей стене был изображен другой демон - с мужской головой и львиным телом, вооруженный булавой.
  - Это добрый джинн, потому что у него человеческая голова, - решила она. - Он защитник от злых сил.
  - По мне, все они одинаковые уроды, - Мурад презрительно фыркнул.
  - Нет. Человек разумен. А зверь - это дикая сила, грозная и опасная стихия.
  - Да какая разница! Тело льва или голова льва...
  - И все же разница есть.
  - Сколько раз здесь бывал, ни о чем таком не думал, - юноша по-новому взглянул на барельефы.
  - Каждый народ по мере развития создавал свой собственный, самобытный язык символов. В разных странах одно и то же изображение может иметь абсолютно разный смысл, даже прямо противоположный. Древние ашайцы, глядя на эти изображения, с первого взгляда понимали, кто здесь друг, а кто враг.
  - Тот, кто не признает Всевышнего - враг нашей веры!
  - Никто не создает свою веру назло приверженцам других религий. Вера возникает сама по себе при определенных условиях. Если бы обществом не были востребованы те или иные убеждения, они не получили бы дальнейшего развития. Эти представления отвергли бы и попросту забыли о них. Религия является ответом на суровость, несправедливость и жестокость окружающего мира. Она должна утешать, а не порождать еще большую жестокость и несправедливость. Религия сохранять мир, облегчать людям жизнь, а не разжигать ненависть к иноверцам и служить поводом для войны. Человек волен выбрать себе богов, и никто не вправе судить его и убивать за то, что его боги - другие. Нельзя делить религии на истинные и ложные.
  - Но в Священной книге написано...
  - Все книги на земле написаны людьми. Простыми смертными!
  - Пророк говорил со Всевышним, а потом записал Его слова.
  - Скорее поверю в джиннов.
  Тизири угрожающе зашипела, пресекая богохульство и удерживая сестру от дальнейших рассуждений на смертельно опасную тему.
  ***
  Парадный зал - узкий и длинный - с массивными колоннами по центру, увенчанными великолепными капителями в виде бычьих голов, и частично сохранившимися перекрытиями был завален песком и крупными обломками балок. Его стены украшали барельефы с царскими хрониками, при виде которых Виттория восторженно ахнула.
  Они были чудесны! Похожи на те, что она уже видела в Куфрейне, но другие. Они отличались не только размером, но и большим совершенством, некой изысканностью. Художественный канон, стиль и техника исполнения остались прежними, при этом значительно усилился реализм. Рядом с простыми сюжетными сценами соседствовали сложные, многорядные композиции с первыми и вторым планом. Добавились мелкие детали, что придавало дополнительный объем. Появилась динамика, а в обрамлении, прежде незамысловатом - утонченная орнаментальность и декоративность.
  - Ну как? - деловито поинтересовался Мурад, чувствуя себя, не иначе как владельцем галереи. - Нравится? Что скажешь?
  - Волшебно! - счастливый взгляд Виттории метался по залу и не мог остановиться. - Жаль, что нижний ряд немного засыпан. Мурад, возвращайся на стоянку. Не жди нас. Мы сами найдем дорогу назад. - обернувшись, она поймала парня за разглядыванием тарги, которая ни о чем не подозревая, изучала барельеф с битвой на колесницах. -
  - Нет, лучше с вами тут погуляю. На стоянке неинтересно.
  - Ты же здесь все видел.
  - Зато теперь ты объясняешь, что обозначают эти художества.
  - Здесь тебе должно быть все понятно и без моих объяснений.
  - Не все. Там есть люди с крыльями и еще одно райское дерево.
  На барельефе с чудо-деревом четыре фигуры в одинаковых традиционных одеяниях представляли собой две зеркально отраженные пары - царей со своими четырехкрылыми ангелами-хранителями, совершавших какой-то обряд. Эта плита была примечательна еще и тем, что на ней, единственной в зале, имелась надпись - десять клинописных строк, - широкой лентой растянувшая от края до края.
  - Ангелы небесные охраняют земных владык. Если бы мы могли прочитать надпись, то узнали бы, что это за дерево. Пока ясно только одно - это выдуманное растение играло огромную роль в мироздании древних ашайцев.
  - Таким они представляли солнце? - Мурад дотянулся до солярного божества. - Ведь, и вправду, палящие лучи подобны стрелам... А крылья зачем?
  - Думали, что бог катается по небу на огненной колеснице, запряженной орлами, - она впервые видела персонификацию бога солнца, хотя с его символом, колесом с крыльями орла, была знакома, оно встречалось довольно часто в местном изобразительном искусстве.
  Виттория переходила от одного барельефа к другому и подолгу стояла перед каждым из них, запоминая символы, которых не было в ее каталоге, чтобы зарисовать их потом, без посторонних глаз.
  Мурад следовал за ней, стараясь не отвлекать. Вставал рядом и следил за ее взглядом, чтобы понять, как она делает свои выводы, столь отличавшиеся от его собственных.
  Все барельефы были посвящены безымянному монарху. В многофигурных композициях он изображался гигантом, как в Мисуре. Среди сюжетов преобладала военная тематика.
  - Это военная хроника, запечатленная в камне, - констатировала она, рассматривая сцену, в которой царь в колеснице отправлялся в поход в сопровождении молодых безбородых оруженосцев-близнецов. Кони в красивой упряжи были украшены плюмажами и накрыты попонами с орнаментом...
  Кровопролитное сражение на берегу реки перед крепостью. Боевые колесницы, запряженные тройками, неслись галопом, сокрушая врагов. Раненные и убитые падали под колеса...
  Осада и штурм вражеской цитадели... В небе град стел. По длинным лестницам на зубчатые стены с сопротивлявшимися защитниками крепости взбирались копейщики. Несколько солдат рыли подкоп рядом с воротами...
  Победа... Царь выкалывал копьем глаза пленным, стоявшим перед ним на коленях. Он удерживал их за веревки, привязанные к кольцам в нижней губе. На втором плане, под стенами завоеванного города, царские воины сажали на кол захваченных врагов.
   - Он собственноручно истязал пленников, судя по роскошной одежде, знать или придворных. Его враги, вероятно, сражались до последнего, желая погибнуть в бою, а не на плахе. Соседи его ненавидели...
  Триумф... Царь в окружении телохранителей возвращался домой в парадной колеснице под зонтом от солнца. За ним солдаты гнали связанных военнопленных. Длиной вереницей шли женщины, у одной из них на плечах сидел ребенок...
  - Царь угоняет в рабство целый народ, всех жителей покоренной страны поголовно, богатых и бедных, женщин и детей.
  - А здесь царь пирует? - Мурад уже поджидал ее у следующего барельефа.
  - Скорее всего, это какой-то религиозный обряд. Иначе бы эту плиту не разместили бы в парадном зале рядом с тронным местом, - Виттория внимательно изучала изображение монарха и его супруги, которые возлежали в саду на ложах с чашами в руках. Она была уверена, что этот непонятный сюжет имел огромное значение для правителя Ашая, несомненно, суеверного человека, как все древние люди... и магрибы.
  - Что они пьют? - нарушил тишину Мурад.
  - Чай или вино. Нет! Это что-то особенное. Напиток для торжественных случаев, точно не ежедневный. Его пили не для утоления жажды.
  - Я голодный, как зверь, - признался юноша. - Каша уже готова.
  - Мы тебя не держим, возвращайся на стоянку.
  - Пойдем вместе.
  - Вот уж нет! Ты здесь побывал уже сто раз, а у меня даже второго раза не будет...
  - И не сто вовсе, а... - он замер и зажмурился, когда Тизири примиряюще обняла его за плечо и, прижав к себе, подала ему на ладони орехи.
  - Вах! Какая трогательная забота, - съязвила Виттория. - Ты еще с рук его покорми, как своего верблюда.
  - Сам как-нибудь справлюсь. Спасибо, - не поднимая глаз, Мурад стыдливо принял угощение и стянул с лица повязку. - Всевышний примечает и ценит твою заботу о брате, Гумар.
  Хлопнув его по плечу, Тизири полезла в суму за сушеными финиками.
  - Ладно, пойдем дальше. Что там еще есть? Охота?
  - Откуда знаешь? - парнишка перестал жевать. - Вы же здесь ни разу не были.
  - Нам о них один знакомец рассказывал. Вон, Гумар не даст соврать.
  Мурад повернулся к Тизири за подтверждением, и она величественным кивком подавила в зачатке всякие нехорошие подозрения.
  Прежде чем покинуть зал Виттория обвела барельефы прощальным взглядом, зная, что не сможет сюда вернуться, как бы ей не хотелось.
  Вероятно, с тех пор, как дворец был оставлен его владельцами, она стала первым - за десятки веков, тысячи лет - человеком, который мог по достоинству оценить украшавшие его великолепные произведения искусства.
  Еще долго, десятки лет или даже веков, этот бесценный исторический памятник будет недоступен для цивилизованного человечества.
  Возможно, к тому времени, когда сюда придут ученые, он уже разрушится.
  ***
  Они вышли под открытое небо, под дневное солнце.
  Покрутив головой и быстро сориентировавшись, Мурад отправился по лабиринту к широкой лестнице, ведущей на верхний уровень, на полукруглую террасу, огороженную невысоким бортиком. С этой площадки окрестности были видны как на ладони. Должно быть, в ту пору, когда дворец был обитаемым, а долина зеленела и цвела, отсюда открывался чудесный вид.
  - Глядите, все уже собираются у костра. Сейчас дядя Теймур будет раздавать кашу, - Мурад показал на ложбину с рощицей финиковых пальм, где караванщики разбили лагерь. Люди и верблюды вдалеке были маленькими, как муравьи. - Но я потерплю, не помру, - добавил он и метнул тоскливый взгляд на Тизири.
  - Конечно, ты же взрослый... мужчина.
  Барельефы на стенах павильона прекрасно сохранились - две огромные панорамы и квадратная плита напротив входа, на которой царь пронзал мечом вставшего на задние лапы льва.
  Метафоричность сюжета была очевидна.
  - Царь земной побеждает царя зверей.
  - Я ж говорил! Кабируд был смелым и удачливым охотником.
  - Полагаю, художник польстил царю. Изобразил не то, что было на самом деле, а то, что ему приказали. Кроме того, охотники любят помечтать и приврать о количестве и размерах своих трофеев.
  Сцены охоты - динамичные, выразительные, сюжетно-завершенные - без сомнения были лучшими памятниками древнеашайского искусства. Настоящими шедеврами! В изображении животных придворные резчики по камню добились правдоподобия, какое не смогли развить в создании образов людей. Картины борьбы человека со львами были полны напряжения и драматизма. Ритмичное размещение фигур на минимально детализированном фоне создавало ощущение степного простора. Мощная величавая красота и естественность поз хищников - нападавших, раненых, умирающих, убитых - впечатляла и завораживала.
  На барельефе справа - царь со свитой убил семь хищников, слева, где его жертвами стали еще шесть животных, он поражал копьем льва, напавшего на колесницу.
  Пронзенная тремя царскими стрелами, раненая львица на первом плане приковывала к себе взгляд. С перебитым хребтом и безжизненно волочившимися нижними конечностями, истекая кровью, она приподнялась на передних лапах и ревела от боли, отчаяния и бессильной ярости. Художник исключительно точно передал пластику и анатомию животного - морщины на морде и напряженные до предела в мучительном предсмертном усилии мышцы. Она вызывала особое сострадание...
  Тизири медленно протянулась к изображению умиравшей львицы и накрыла ладонью бугор лопатки, под которую вошла царская стрела. Зарычав, провела пятерней с растопыренными пальцами по длинному каменному телу.
  Отняв руку, тарга гневно сжала кулак.
  - Все в порядке? - встревожилась Виттория и дернула сестру за рукав. - Я с тобой. Не пугай меня.
  Скользнув по ней влажным взором, Тизири сорвалась с места и покинула павильон.
  - Чего это он? Что с ним? - шепотом спросил испуганный Мурад. - Из-за этой ерунды расстроился? Из-за львов?
  - Из-за львиц...
  У Виттории самой при виде этой картины возникла ассоциация с 'ночными львицами'. Неудивительно, что Тизири вспомнила о соплеменницах, последних воительницах-таргах... О родном Хогаре... О своем погибшем народе...
  - Львов жалко? Это же львы! - юный магриб не понимал...
  - Они напомнили Гумару о прошлом. О таком прошлом, которое хочешь забыть - и не можешь.
  - Надо бы поддержать его... по-дружески.
  - Не ходи за ним.
  - Почему?
  - Убить может.
  - Расскажешь? - Мурад преданно заглянул в глаза Виттории.
  - Тогда точно придется тебя убить.
  ***
  За двадцать дней пути распорядок - подъем на рассвете, переход, дневной отдых, вечерний переход, сон - сделался привычным. Неотъемлемые особенности кочевого магрибского быта - молитвы, верблюжьи бунты перед погрузкой, однообразная еда - стали восприниматься, как должное. Если бы вдруг в какой-то день караван-баши что-то отменил, то возникло бы чувство - не облегчения, нет - крайнего удивления.
  Виттория, научившись покачиваться в такт равномерному мягкому шагу верблюда, держалась в седле уверенно. Первое время от одной только мысли, что снова придется ехать верхом, ее коробило, но теперь это стало обычным делом.
  С высоты верблюжьего горба открывался отличный обзор. В сухом прозрачном воздухе все предметы имели четкие очертания, а находившиеся на горизонте горы казались совсем близкими.
  В долгой дороге хорошо мечтать и размышлять...
  Ашайская пустыня - мир солнца и песка, незыблемый и постоянный в своей враждебности к человеку. Могила беспечных путников, армии завоевателей, поселений с пересохшими источниками и древней цивилизации. Немой свидетель и участник реальных и легендарных событий...
  Дядя Теймур рассказывал много разных интересных историй о пустыне.
  О призраках заблудившихся путников, которые столпами белого дыма вырастали из песка, когда мимо проходил караван, а потом бежали следом и просить взять с собой. И нельзя было на них оглядываться.
  О проклятых, окутанных тайнами местах, внушавших суеверный страх даже днем, при солнечном свете.
  О джиннах, заточенных в барханы волшебником Сулейманом неподалеку от северного караванного пути. Если подойти близко - песок начинал двигаться волнами, и слышались голоса. Джины выли, пели и жалобно просили: 'Выпусти нас, друг... выпусти нас на волю... мы исполним любые твои желания', - обманывая неосторожных путешественников и заманивая на погибель в зыбучие пески, из которых было невозможно выбраться.
  О культовых местах, связанных со Священной войной и породивших предания...
  Распространение магрибской веры было долгим и кровавым, с одной стороны жертвами становились проповедники и воины-богоборцы, с другой - целые племена. Напоминания об этом периоде магрибской истории, по мере приближения к плоскогорью Джибу-Джайли, сердцу Ашайской пустыни, встречались все чаще.
  - Вон, видишь, красные сверкающие камни? - Теймур указал на серые скалы, исполосованные гранитными жилами, кристаллы которых горели в солнечных лучах. - Это кровь святого мученика Бехруза. Пророк отправил его в Ашай к диким племенами, чтобы указать неверным Прямой Путь и словом Божьим отвратить от мерзких идолов. Ашайцы, не желая принимать нашу веру, заживо содрали с Бехруза кожу. Они кричали: 'Где твой бог? Почему он не защитит тебя? Пусть он тебя спасет, если он такой всемогущий, как ты говоришь'. Они развели костер, чтобы принести праведника в жертву своему богу, дабы тот послал им дождь. Бехруз начал молиться... Всевышний услышал его и отправил к нему двух ангелов. Первый выхватил Бехруза прямо из огня и унес на небо, а второй - покарал язычников огненным мечом, истребив все племя поголовно, спалил их поселение дотла и уничтожил весь урожай и скот.
  - Все сгорело, а кровь осталась, - скептически заметила Виттория.
  - Кровь Бехруза окаменела, чтобы вечно напоминать нам о неслыханном злодеянии и том, что каждый верящий в Бога и Его Посланника будет спасен.
  В другой раз, когда караван остановился в безлюдном оазисе Ауджиль, Виттория обнаружила вырубленные в скалах древние жилища с узкими кривыми входными проемами, и отправилась за пояснениями к дяде Теймуру, варившему кашу.
  - Это дома 'потерянных' ашайцев, - сказал он.
  - Почему 'потерянных'?
  - Они потеряны для Всевышнего и всех людей.
  - Что они натворили?
  - Давным-давно здесь жило племя великанов. В ту пору это озерцо было большим и доходило до подножья тех скал.
  - Да, большое, - согласилась девушка, прикинув расстояние от источника, затерявшегося в тростнике до ближнего уступа.
  - Великаны поклонялись идолам. На своих праздниках они плясали голышом и без разбору совокуплялись со всеми женщинами своего племени. Посланник Всевышнего решил спасти их души и обратить в нашу веру, и попросил своего верного друга Бехруза научить дикарей правильным молитвам.
  - Берхуз весь Ашай успел обойти, прежде чем ангелы забрали его на небо?
  - Он сделал много добрых и славных дел. Он был великим праведником и отважным человеком, который не побоялся в одиночку отправиться сюда, вглубь пустыни, к воинственным племенам.
  - И что же великаны?
  - Они потребовали, чтобы Бехруз совершил какое-нибудь чудо. 'Если ты настоящий пророк и твой Бог настоящий и всемогущий, то пусть из этих скал выйдет белая верблюдица и родит черного верблюжонка', - сказали они.
  - Не просто чудо, а по заказу, - заметила Виттория, когда интригующая пауза затянулась.
  - Вера творит чудеса, - Теймур закатив глаза, огладил ладонями бороду. - Бехруз начал горячо молиться - и скалы раздвинулись. Из них вышла белая верблюдица и сразу принесла черного верблюжонка. Половина язычников немедленно приняли нашу веру, а остальные провозгласили чудесную верблюдицу своим новым богом и устроили вокруг нее дикарские пляски. Берхуз увел новообращенных великанов, оставив верблюдицу с детёнышем в Ауджиле, предупредив перед уходом, что этих животных нельзя убивать, в противном случае все племя постигнет страшная божья кара.
  - Но ведь эти животные были для великанов не просто священными, а полноценными божествами.
  - Да, но белая верблюдица очень много пила.
  - Все верблюды много пьют.
  - А эта за раз выпивала половину озера. Хотя молока давала столько, что хватало на все племя, великанам приходилось ходить за водой для полива своих садов все дальше. Плодородная земля начала высыхать, а потом перестала приносить урожай. Но хуже всего, что волшебную верблюдицу боялись другие верблюды и разбегались, когда она забредала на пастбище, приходилось их ловить по всей округе. И однажды терпение великанов лопнуло. Они убили дарованную Всевышним верблюдицу и бросили ее на съедение шакалам, - дядя Теймур умолк и обвел взглядом слушателей, стянувшихся к костру.
  - Какая кара их постигла? - спросил Мурад.
  - Ашайцы думали, что эти пещеры их спасут, - караванщик кивнул на пробитые ходами скалы, - что там их никто не достанет, ни Всевышний, ни шайтан с джиннами. Думали, что дома они в полной безопасности. Но Бог все видит! Ночью в Ауджиле раздался страшный грохот, который было слышно во всем Джибу-Джайли. Волны землетрясения докатились до Вади-Феззарах.
  - Великаны провались под землю?
  - Остались в своих жилищах. Через пару дней после землетрясения здесь остановился караван, который шел из Мисура в Куфрейн. Его никто не встретил. Тогда купцы решили поискать хозяев оазиса. Великаны превратились в мумии, от них остались только кожа да кости. Сами ашайцы говорят, что эти скалы прокляты. Не останавливаются здесь надолго.
  - По-моему, входы в пещеры маловаты для великанов, - Виттория недоверчиво пригляделась к узким лазам, в которые взрослый человек мог протиснуться только боком.
  - Вах! Вот ты, заноза! - Теймур заулыбался и погрозил черпаком. - Раньше эти скалы были намного-намного выше. Просто они сжались от Божьего гнева. Так страшна была Божья кара, что даже камни испугались.
  Виттория хотела по возвращении записать рассказы дяди Теймура, а потом издать книгу под названием 'Сказки караванщика'.
  Если благополучно доберется до дома...
  Но пока она, подобно скарабею, стремилась на запад.
  ***
  

- 5 -

  ***
  Кто был уверен в том, что ждет его вдали?
  Что ярко полыхало там, не эти ли угли?
  Кто быть хотел везде, в мельчайшем здесь развеян.
  Что на земле цветет, всего лишь часть земли.
  Лаат Сирх
  
  ***
  Кому довелось видеть, как идут барханы - надолго запомнит эту завораживающую мистическую картину.
  'Волны пустыни'... Зыбкие холмы, гонимые ветром - властителем ашайских просторов, незримой и могучей силой, разрушителем скал и творцом пейзажей. Своими дуновениями он переносил с места на место горы песчинок, поющих под его аккомпанемент.
  Бархан рождается незаметно. Сначала появляется небольшой холмик, и на его подветренной стороне начинается завихрение. С тихим шуршанием песчинки кружатся в воздухе маленьким призрачным смерчем и создают острый гребень, который растет, словно окутанный желтоватым дымком. Песок переваливается через хребет и стекает под силой тяжести. Края ползут вперед, загибаются, придавая холму серповидную форму. По наветренному пологому склону бежит мелкая рябь... Бархан увеличивается и движется туда, куда дует ветер. Движется вместе с другими песчаными волнами на необъятной равнине...
  Ашай наступал на Джибу-Джайли...
  Плоскогорье из песчаника в центре пустыни, тянувшееся с востока на запад, было изрезано многочисленными каньонами, которые свидетельствовали о том, что в далеком прошлом - задолго до возникновения цивилизаций древнего Мисура и Куфрейна - массив подвергся воздействию бурных водных потоков, долго трудившихся над рельефом местности. Доисторические реки размыли горную породу, просверлили гроты и пещеры, придали огромным глыбам причудливые формы. Ныне от рек остались одни упоминания и сухие русла - 'вади', которые заполнял песок.
  Вади-Феззарах - самый крупный в цепочке из трех оазисов - оказался довольно живописным местом, с несколькими колодцами, озерцами, арыками, огородами, большими пальмовыми и оливковыми рощами. Поселение с белыми толстостенными домами без окон посреди этого островка жизни походило на крепость. Караваны останавливались поодаль от жилищ, за озерцом в уютном урочище. Скалистые уступы с зияющими арками глубоких пустот окружали место стоянки амфитеатром.
  Нурали заплатил дорожную пошлину и преподнес дары главе племени шейху Ахмату, который, по обычаю, пригласил караван-баши к себе в дом.
  'Гостей присылает Всевышний', - говорили ашайцы.
  Гость - источник вестей в изолированном мире, а осведомленность нужна для принятия мудрых и дальновидных решений. Племя уважает и прислушивается к мнению человека, который знает больше других. Умный шейх обратит полученные сведения в пользу для своих соплеменников. Поэтому для ашайцев, соблюдать гостеприимство - священный долг.
  Стоянка в Вади-Феззарах была самой продолжительной по времени. Караван мог простоять в этом оазисе целые сутки, потому что шейх и старейшины должны были узнать все новости, расспросить обо всем, что им интересно, таким образом, полностью удовлетворить свое любопытство. Кроме того, Нурали - давний знакомец местных жителей - раздавал заказы, которые принял на пути в Куфрейн.
  Пока дядя Теймур кашеварил, готовил плов с купленным у ашайцев мясом, что в пути считалось праздничным обедом, путешественники занялись стиркой. Тот, у кого не было сменной одежды, не раздеваясь, погружался в озеро и жмыхал носимые вещи прямо на себе, и на себе же сушил.
  Демонстрацию тела магрибы считали страшным грехом. Вид обнаженной натуры оскорблял их религиозные чувства до того, что в общественных банях, в чисто мужской компании, рекомендовалось прикрываться от пупка до колен. Мужчине строжайше запрещалось оголять торс в местах, где его могли увидеть посторонние женщины. С другой стороны, женщине нельзя было смотреть даже на лицо мужчины, если оно вызывает у нее страсть.
  Виттория и Тизири испытывали острую потребность в мытье и чистых вещах. Их одежда пропиталась солью и запахом пота и запылилась. От них исходила вонь, как от грязных фелахов, чистивших хлев от восхода до заката.
  Набрав воды в чайник, девушки укрылись в живописной пещере близ стоянки, где обтерлись и переоделись. Потом постирали в озерце свои рубахи и шаровары и развесили сушиться на натянутой между пальмами веревке. Свой отжатый почти насухо лиф Тизири набросила на низкий куст и накрыла полотенцем, не опасаясь, что кому-то взбредет в голову под него заглядывать - многовековая практика отрубания рук за кражу, согласно священному кодексу, отбивала всякое желание прикасаться к чужим вещам без разрешения.
  Они перебирали свой багаж из переметных седельных сумок и вытрясали песок, когда к ним подошел дядя Теймур, доверив приготовление плова Мураду.
  - Эй, Гумар, брат, - тихо позвал он.
  - Запахнись, - процедила сквозь зубы Виттория, с ужасом глядя, как Тизири величественно распрямляется и расправляет плечи.
  - Гумар, - начал Теймур, подобострастно впившись взглядом в лицо Тизири, надменно скрестившей руки на груди. - Верю, что ты хороший воин. Молю Всевышнего, чтобы тебе не пришлось применить свое оружие против единоверцев, но надеюсь, что мастерство тебя не подведет, если потребуется защищаться от врагов, дабы спасти свою жизнь, Джафара и наших спутников.
  Тизири вопросительно кивнула.
  - В Феззарахе мы находимся под защитой шейха Ахмата, да пребудет с ним Бог... Но у нас нет друзей в Ашае.
  - Шейх Ахмат - скрытый враг? - насторожилась Виттория.
  - Тот, кто живет в хрустальном дворце, не бросает в людей камни, - караванщик усмехнулся. - Потом как-нибудь расскажу тебе о старых обычаях ашайцев, Джафар. Сейчас поговорим о проблемах настоящего времени. Кратко. А то у меня плов подгорит. К вам может подойти кто-то из местных, начнет о грузе расспрашивать... Будьте с ним любезны, но не говорите, какой товар мы везем. Не говорите, какая у нас охрана...
  - А мы ничего не знаем, - Виттория замотала головой. - Гумар, так, вообще... даже, если захочет что-нибудь сказать - не сможет.
  - Вот и хорошо! То есть, плохо, что Гумар немой, - Теймур всплеснул руками. - Ладно, я не о том. Внимательно поглядывайте по сторонам и подмечайте все подозрительное. Смотрите, кто и в какую сторону поехал из поселения, кто из наших попутчиков болтает с чужаками. Гумар, заранее прошу, когда тронемся в путь, не удаляйся от каравана настолько, чтобы исчезнуть из виду.
  - Угу, - кивнула тарга, без наставлений понимавшая всю серьезность положения.
  - Не забывайте, что мы в гостях. Встретили нас по-доброму, но удалимся на два перехода от Феззараха - добра не ждите, - он повернулся к костру, но вопрос Виттории остановил его.
  - Дядя Теймур, что-то случилось?
  - Нет, - он растерянно оглянулся. - Пока не случилось.
  - Но вас что-то беспокоит.
  - Предчувствие, Джафар. Дурное предчувствие...
  ***
  - Надо клеить бороду, - вынесла свой вердикт Виттория, едва мисурец удалился на расстояние десяти шагов. - Хотя бы на время стоянки. Все открыли лица. И ты среди них, как белая ворона! Сегодня мы не сможем отказаться от обеда в общем кругу, мы просто не найдем убедительного повода для отказа. Бери свою бороду с усами, и пошли в нашу пещеру.
  'Ты мне поможешь', - Тизири произвела жест, похожий на детскую считалочку, и повесила на плечо свою переметную суму.
  Незаметно проскользнуть в укрытие не удалось. Неожиданно на пути возникло препятствие в лице Мурада, обгладывавшего баранье ребрышко, перепавшее ему как племяннику до обеда. Накинув на мокрые волосы платок, надев на голое тело халат, он нагнал сестер на полпути к пещере.
  - Вы куда? Плов уже скоро будет готов. Вкусный. Что-то интересное в скалах нашли, да?
  - Для тебя там нет ничего интересного.
  - Да ладно вам! Что за тайны?
  - Не ходи за нами, Мурад. Нам надо побыть одним.
  - Зачем?
  - Не твое дело. Возвращайся к костру, а то плов подгорит.
  - Не беспокойся. Дядя Теймур за ним приглядывает.
  - Тогда иди, приглядывай за дядей Теймуром, а не за нами.
  - А! Так вы это... - он подозрительно прищурился. - Вы это, что ль?
  - Не знаю, что ты имеешь в виду.
  - Зато я знаю!
  Виттория удержалась от того, чтобы презрительно не расхохотаться ему в лицо, и вопросительно покосилась на Тизири. Тарга подмигнула, давая понять, что у нее есть какой-то план относительно юноши. Оставалось надеяться, что она, действительно, знает, как поступить с нежелательным свидетелем, не убив его при этом.
  Они поднялись по осыпающемуся склону. У входа в пещеру Тизири остановила Мурада, опустив тяжелую руку на его плечо, и, показав пальцами на свои глаза, обвела ладонью окрестности.
  - Гумар просит тебя, что ты нас посторожил, - растолковала смысл ее жестов Виттория, в душе восхищаясь находчивостью сестры. Просьба уважаемого человека обязывала парня оставаться на месте и возлагала на него ответственность. - Ведь ты наш друг? И взрослый...
  - Так бы сразу и сказали, - он обиделся, получив подтверждение своей догадки.
  - Договорились? Свистнешь, если кто-нибудь сюда пойдет.
  Тизири склонила голову набок, сверля Мурада стальным взглядом.
  - Хорошо, Гумар, - загипнотизировано прошептал он. - Посторожу вас.
  Обняв похихикивающую Витторию, тарга увлекла ее в пещеру.
  ***
  Полость в скале с угрожающе нависающим сводом была завалена крупными глыбами, упавшими сверху. Через трещину в стене солнечный день снопом рассекал полумрак.
  Тизири села на камень с плоской поверхностью, лицом к свету.
  - Давай, быстро, - Виттория с опаской поглядывала в сторону выхода. - Ему нельзя доверять. С ним надо держать ухо востро.
  Тарга достала из своей сумки завернутые в тряпицу немного слежавшиеся маскарадные атрибуты и разгладила их на колене, выложила пузырек с театральным клеем, разжеванную на конце палочку, заменявшую кисточку, и приготовила зеркальце. Виттория, часто помогавшая ей гримироваться, быстро принялась за дело - и вскоре красивое женское лицо превратилось в не менее привлекательное мужское.
  - Зира, как думаешь, он подслушивает? - она ни на миг не забывала о любопытном Мураде.
  - Угу.
  - Хорошо, что не поглядывает. Стоит там, бедный и несчастный, за углом и думает: 'Ах-ах, Гумар, какой же ты красавчик! Я так тебя люблю, что при виде тебя у меня останавливается сердце. Поцелуй меня! Чмок-чмок-чмок!', - шептала она, приглаживая накладную растительность в естественном направлении.
  Тарга фыркнула.
  - 'Хочу вместе с тобой провожать солнце на закате и встречать рассвет! Хочу, чтобы ты меня крепко обнял, но могу лишь идти за тобой по твоим следам на песке. Отдамся! Подари же, наконец, мне свои ласки!'
  Тизири хохотнула.
  - Нет, он, в самом деле, вожделеет тебя, как женщина мужчину.
  Тарга не согласилась и показала кулак под пупком
  - Вах! Вожделеет как мужчина, проявляя основной признак? Но при этом мечтает побыть в роли твоей 'жены'? А с виду, приличный юноша. Приятный и неглупый. И такой конфуз! Угораздило же его влюбиться в представителя своего же пола, - она сокрушено вздохнула. - Интересно, между двумя мужчинами может вспыхнуть безумная страсть? Такая, что за возлюбленным - и в огонь, и в воду.
  - Угу.
  - Странно. Мужчины все же должны вести себя сдержанно. У них мышление, более рациональное. Хотя магрибы очень темпераментные, вспыхивают, как сухостой при пожаре в лесу. Согласись, что европейские мужчины менее порочны и сластолюбивы.
  - Угу.
  - Нет, неправильно назвать сексуальный интерес одного мужчины к другому 'любовью'. Потому что подобная тяга - это дьявольские козни. Или божье наказание. А настоящая любовь - прекрасное, светлое и нежное чувство - может возникнуть только между мужчиной и женщиной.
  - Угу.
  - Зира, а они постоянно, один 'папа', другой 'мама'? Или меняются ролями?
  Тизири считала, что не меняются.
  - Ага. Значит, партнерство не на равных, только один из них доминирует. И оба наслаждаются и 'улетают на небо'? Но ведь второй не получает мужское удовольствие от обладания телом. Пусть любовник будет ласкать его руками везде. Природа недаром устроила так, что мужчину влечет к женщине, а женщину к мужчине. Если бы сношение руками было таким же, как совокупление с женщиной, и первым можно было заменить второе, то мужчины не женились бы. Нет, заключали бы браки, для продолжения рода, рождения наследников, чтобы было кому потом передать состояние, но не испытывали бы привязанности к супруге. А так, даже магрибы, для которых брак - торговая сделка, а жены - товар, который можно купить и продать, и то питают симпатию к женщинам в своем гареме, одну жену любят сильнее, другую меньше. Кроме того, магрибские священные законы строжайше запрещают рукоблудие и грозят проклятьем.
  Тарга издала хрюкающий звук, с которым принуждают встать верблюда.
  - Я что-то не так понимаю?
  Тизири сделал пальцами сердечко, указала на сестру, прижала ладонь к своей груди и ко лбу.
  - Я, как женщина, люблю сердцем и умом... Ага. А мужчины, как любят?
  Оказалось, что мужчины любят не головой, а своим половым органом.
  Объяснение продолжалось новыми манипуляциями.
  - А! У них желание накапливается и возникает само по себе... необязательно при виде объекта. Мужчинам все равно, каким образом удовлетворить похоть. Все равно, кто будет их партнером - мужчина или женщина. Главное, доминировать, да? Нет? А что тогда? Вах! 'На небо слетать'... Ой, ну ты меня прямо убиваешь! Хочешь сказать, что мужчины совсем не испытывают любви?
  Тизири сделала успокаивающий жест.
  - Ага. Все же испытывают. Вот и я думаю, что испытывают. Не все мужчины такие похотливые. И не все занимаются рукоблудием. Воздерживаются и усмиряют свою плоть, даже когда рядом нет женщин, как монахи. Отец и Томас? - прочитала Виттория на ладони слова, начертанные Тизири. - Не сомневаюсь, что им претила даже сама мысль о том, чтобы мастурбировать. Они же благородные. Благовоспитанные. Ну, вот! Разобрались. А то получалось, что жена нужна мужчине исключительно в постели.
  'Нет'.
  - Люди не животные, чтобы всю жизнь только есть, спать и совокупляться. У нас есть душа. Мы думаем, мечтаем, создаем прекрасное. Слушаем музыку!
  - Ш-ш-ш... - Тизири приложила палец к ее губам, останавливая словоизлияние.
  Виттория, стоявшая лицом к выходу, не видела того, что услышала 'ночная львица'.
  - Он рядом? Подкрался, да?
  Тарга встала с камня и, подмигнув двумя глазами по очереди, нежно обняла ее и прижала к себе, изображая влюбленного.
  - О, Гумар, дорогой! Желаю тебя больше жизни! - театрально воскликнула Виттория, дабы не обмануть ожидания 'шпиона'. - Поцелуй меня. В последнее время ты уделяешь мне так мало внимания. Ты меня совсем не любишь?
  Они присели на корточки, скрываясь из виду.
  - Гумар, как жаль, что я не могу услышать твой голос! Твое признание в любви, - продолжала она, сдерживая смех. - Хочу, чтобы ты сказал мне: 'Я люблю тебя, Джафар'. Поцелуй меня! У тебя очень нежные губы. И борода щекотная.
  Тизири покачала головой, тяжко вздохнула и, пригнувшись, двинулась в обход скалистых обломков, отгораживавших пещеру от коридора.
  - Ласкай меня, вот здесь! И еще здесь, - взмолилась ей вдогонку Виттория и притворно застонала.
  - Гумар? - испуганный возглас Мурада свидетельствовал о том, что Тизири застала его на месте преступления. - Нет! Пусти! Я же вам не мешал! Я никому не расскажу про вас.
  Виттория подхватила переметную суму и поторопилась к выходу, где застала сцену забавную борьбы. Мурад, подтягивая шаровары до груди, пытался высвободиться из объятий Тизири, которая прижимала его к себе спиной и крепко удерживала правую руку.
  - Гумар, пусти! - юноша предпринял еще одну попытку вырваться, и безуспешно. - Прошу!
  - Мурад, а мы просили тебя нас посторожить, - напомнила девушка и вдруг осознала, чем он занимался. - А ты здесь, оказывается... Ах, ты... хвостик от алычи!
  - Я больше так не буду, - он стих, сник и, признавая за собой грех, зажмурился и отвернулся. - Богом клянусь!
  - Вах! Какой извращенец, - осудила его Виттория. Но вместо долженствующего моменту отвращения или свойственного девицам смущения, в ней пробудилось совсем неприличное любопытство.
  - А сами-то! Голубки...
  - Вах! Так это мы виноваты, что ты сбился с 'прямого пути'? Мы заставили тебя заниматься непотребством? - выговаривала Виттория, не в силах отвести взгляд от гладкого смуглого тела под распахнутым халатом. - О ласках Гумара мечтал?
  Требуя ответа, Тизири еще сильнее стиснула своего пленника, который был ниже ее на полголовы.
  - Нет! - он прогнулся, сжимая в кулаке распущенный пояс штанов, не имея возможности его завязать. - Не знаю, как это получилось.
  Он был таким хорошеньким. Его уязвимость и трогательный вид вызывали самые противоречивые эмоции - хотелось и наказать его, и пожалеть.
  - Не бойся. Мы никому не скажем, что ты предстанешь перед Всевышним с беременной рукой.
  - Гумар, пожалуйста...
  - О чем ты его просишь? Чтобы он приласкал тебя еще сильнее? - прошептала Виттория и закусила губу, одолеваемая страстным желанием увидеть его обнаженный торс полностью. Плечи, грудь и предел мечтаний - соски и пупок! - Вожделеешь Гумара, да?
  Словно прочитав ее мысли, 'ночная львица' затеяла любовную игру. Утробно зарычав, она принялась нежно истязать свою жертву. Стянув халат с левого плеча юноши, она поцеловала его в изгиб шеи, прихватила зубами мочку уха.
  - Нельзя... - лицо Мурада расслабилось от блаженства, но тут же сморщилось от жгучего стыда. - Не надо! Это плохо...
  Тарга мурлыкнула. Водя губами по его голому плечу, она запустила руку под полосатый батист, погладила безволосую грудь и ухватила пальцами сосок.
  - Как может быть плохо то, что тебе хорошо? - искушала его Виттория. - Ведь тебе приятно. Тебе нравятся ласки моего брата.
  - Не делай этого, Гумар. Нас казнят, если узнают, - взывал Мурад к благоразумию Тизири, сам не в состоянии сопротивляться. Он уже не вырывался, только еще крепче вцепился в шаровары спереди.
  - Никто ничего не узнает, - заверила его Виттория.
  Она не могла отказаться от возможности видеть то, что она видела! Перед ней стоял не плоский древний мисурец с фрески, а настоящий юноша из плоти, живой и прекрасный в своей любовной страсти.
  Она получала удовольствие, созерцая полуобнаженное мужское тело - уже не детское, но еще не взрослое, не заматеревшее. Ее бесстыдный жадный взгляд метался по выпуклостям и ложбинкам в меру развитого торса, впивался в темные ореолы сосков, буравил ямочку между ключицами. Она сама не заметила, как эстетическое наслаждение переросло в томление, которое, то волной пробегало по чреву, то потягивало лоно. Пробудившейся в ней женщине захотелось прикоснуться к юноше, осязать тепло его тела и упругость кожи. Ее тянуло к нему до слабости в коленках...
  Тизири увлеклась. Возбуждаясь сильнее уже не от игры, а от близости и доступности мужчины, она ласкала его, как возлюбленного, желая ответных ласк и большего. Ее рука скользнула по ребрам, ощупала кулаки, удерживавшие шаровары от падения, и накрыла то, что ей было нужно для усмирения взыгравшей похоти.
  Мурад застонал, когда она бережно и уверенно обхватила его мужское достоинство.
  - Нет, - он напряженно вытянулся.
  - Тарга издала удивленный возглас.
  - Что там? Что, Зир... Гумар? - Виттория в любопытстве приоткрыла рот.
  Тизири закатила глаза и покачала головой, таким образом, выражая восторг, и начала производить нехитрые неспешные манипуляции, натягивая ткань и выдавая форму самой интимной части мужского тела. Виттория завороженно наблюдала за развратом и гадала, что в нем нашла ее сестра-грешница, которая, не довольствуясь достигнутым, нырнула рукой под пояс шаровар. У нее не возникло и мысли осуждения, когда тарга принялась уже беспрепятственно исследовать интересующий ее предмет, заставляя своего случайного любовника жалобно охать.
  - Нельзя! Запрещено... - еще протестуя разумом, Мурад с громким сопением уже отдался дрожавшим телом, жаждавшим не райского, а земного наслаждения.
  Строгие священные магрибские законы, естественно, не могли остановить Тизири, продолжившую напористо и нежно их попирать.
  - Гумар, пожалуйста! Если ты не престанешь, я не удержусь. Я же сейчас... Ой! - он застонал и инстинктивно заколебался. - Я не виноват!
  Мурад отпустил штаны, которые стекли по длинным мускулистым ногам на землю. Ухватившись одной рукой за предплечье Тизири на своей груди, а другой накрыв ее кисть, орудующую в паху, он затрясся как в лихорадке.
  Охнув, Виттория отскочила в сторону, чтобы не быть обрызганной белесой жидкостью, неожиданно извергнутой гладкой розовой 'шишкой' в кулаке тарги.
  'Вот как это происходит...' - она сжала под рубашкой четки из слоновой кости.
  Мужской оргазм во всей своей откровенности и явности произвел на нее сильнейшее впечатление и всколыхнул ее женское нутро. Она была до остолбенения поражена видом обнаженного юноши, бившегося в экстазе в объятиях ее сестры. Позор придал ему еще большую необъяснимую соблазнительность.
  Воцарившуюся тишину нарушали только тяжелое дыхание и сладостные стоны.
  Тизири, запрокинув голову, замерла на пару мгновений, потом развернула беззвучно зарыдавшего от счастья и раскаяния Мурада и, прижав к себе, крепко обняла.
  - Нет! Гумар! - опомнилась Виттория, выразительными жестами показывая тарге, что обнаружится ее женская грудь, но та, одарив ее мутным взглядом, начала ощупывать крепкие ягодицы млеющего в ее объятиях юноши и призывно тереться об него животом.
  - Эй! Стой! Хватит! - она попыталась оторвать сестру от любовника, даже пришлось стукнуть ее кулаком по плечу, чтобы привести в чувство. - Отпусти его! Немедленно!
  Тарга недовольно крякнула, но выполнила просьбу, оставив в покое свою сконфуженную жертву.
  - Все! Пойдем, - Виттория потянула ее к выходу, держа за руку, как маленького ребенка. - Плов уже готов.
  Тизири шлепнула по заду нагнувшего за шароварами Мурада.
  - Дураки проклятые! - злобно ругнулся он.
  - Вах! Конечно! Мы-то полностью прикрыты, а ты от любви штаны потерял. Бесстыдник!
  ***
  - Знаешь, кто ты? - рассерженным шепотом выговаривала Виттория по дороге к стоянке. - Чокнутая бородатая женщина! Больше так не делай! Вот вернемся в Кахир, тогда и развращай своих пастушков, которые с нами не знакомы!
  Тизири виновато закряхтела.
  - Нас чуть не разоблачили! Тебе надо срочно надеть лиф. Мурад же теперь будет к тебе присматриваться, - испугалась она, но сразу успокоила себя. - Нет, ему теперь будет стыдно смотреть нам в глаза. Теперь он, вообще, станет обходить нас стороной.
  - Угу.
  - Он тебе понравился, да? Понравился, знаю. Надеюсь, ты сохранишь благоразумие? Не изнасилуешь его?
  'Нет'.
  - Зира, а ведь он 'слетал на небо', получил мужское наслаждение. Ты ему помогла своей... эм... своей рукой. Хотя это выглядело... выглядело это... Нет, вовсе не ужасно. Естественное не может быть безобразным. Пикантно смотрелось, да. Вах! Теперь я понимаю. Все про мужчин понимаю, какие они... Какие они эгоисты!
  Тизири поддержала ее мнение громким вздохом.
  - Но ведь они не все такие? Не все так быстро... отдают семя?
  'Нет'.
  - Мурад юный и не воздержанный, и поэтому он... - Виттория поймала себя на мысли, что снова хочет увидеть его обнаженное тело, и, вспомнив картину его грехопадения, затаила дыхание. - Милый и темпераментный...
  Нет, она не влюбилась в Мурада, потому что относилась к нему, как к изучаемому подопытному объекту, вроде исторического памятника. При этом признаваясь себе, что эффект от вида живой обнаженной натуры оказался совсем иным, нежели от изучения нарисованных стилизованных мужских фигур. Хотя эстетическое удовольствие превалировало над порочным чувством.
  Тизири заглянула ей в глаза и, раскрыв ладонь, потребовала продолжать размышления вслух.
  - Что тут говорить? Я не изменю свое мнение относительно того, что это надо делать в законном браке с любимым человеком, а не с попутчиком или кем-то другим, привлекательным, но мало знакомым.
  Тарга взяла ее правую руку и провела по безымянному пальцу.
  - Замуж? Хочу ли я замуж? С чего бы? - Виттория пыхнула от возмущения. - Вот уж нет! Зачем?
  Сестра ткнула ее в живот.
  - Да. Немного хотелось... попробовать, - призналась Виттория и возмутилась. - Ты предлагаешь мне, связать себя узами брака только потому, что я иногда испытываю женскую потребность? Брак - это не только совместное возлежание на супружеском ложе! Это множество других обязанностей, разные домашние дела... Когда появятся дети, совсем не останется времени на науку. А я хочу совершать археологические экспедиции, делать исторические открытия. Вот если бы у меня был такой муж, как наш папа. Я бы любила его и уважала, - она перекрестилась тайком от окружающих, и Тизири последовала ее примеру. - Зира, у нас траур, а мы с тобой...
  Витторию кольнуло чувство вины. Она корила себя за то, что, понимая важность поминальных ритуалов, но, не имея возможности выполнять их церемониальную сторону, из-за необходимости скрывать свою настоящую личность и веру, приняла участие в сексуальной забаве тарги.
  Неужели она такая плохая дочь, что стала забывать об отце и братьях? Будто совсем не любила их...
  Нет, она их любила! Даже по Эмилии скорбела, простив отцу то, что он предал память о маме, женившись на другой женщине. И никогда их не забудет. Разве можно забыть то, что произошло? Она несет это горе в себе, от него никак не избавиться, оно часть ее жизни...
  Однако ей было уже так больно, как первые дни. Пережитое понемногу отпускало ее, позволяя смотреть на трагедию как бы со стороны. Не как жертве...
  Что же произошло? Что с ней происходит?
  Она ощутила свободу, какой у нее никогда не было, и ее порочность, которую прежде сдерживали рамки условностей, дала о себе знать? Она не осудила прелюбодейку-сестру, и все, что та творила с парнишкой, вызвало в ее душе бурный отклик. Практический урок по давно интересовавшей ее запретной теме произвел на нее сильнейше впечатление. Не меньшее, чем подсмотренный секс Тизири с Томасом. Может, даже больше. Потому что сейчас она острее чувствовала вкус жизни.
  Потому что она должна была погибнуть, но чудом осталась жива. Потому что после смерти невозможно будет испытать неизведанное ею земное наслаждение...
  Даже папа, неподдельно горевавший после скоропостижной кончины мамы, ставшей для него страшным ударом, и годичного траура, женился второй раз, как он тогда сказал, чтобы не быть одному... Но он солгал! Ему как мужчине была нужна женщина, для удовлетворения своих мужских потребностей.
  И ей после траура придется выйти замуж...
  - Жаль, что Ник мой кузен. Я бы с удовольствием с ним обвенчалась. Мы с ним родственные души. С ним можно беседовать бесконечно долго. У нас общий интерес. Мы могли бы вместе путешествовать по Мисуру. Согласись, что Ник намного, намного милее Джаспера. Я не люблю графа Альге! Он мне вообще не нравится. Зачем ты о нем напомнила!
  Тизири замотала головой и пожала плечами, делая вид, что она ни при чем.
  - Нет, напомнила, - возразила Виттория. - А, может, Джаспер уже женился? Хорошо бы, если он женился, ведь я дала ему отставку. Это избавит меня от позора. А если он ждет моего возвращения? И готов ждать еще полгода или даже год, пока не закончится траур? И мы все равно обвенчаемся, а я... Как я ему объясню?
  'Раскрой ему сердце', - подсказала жестом тарга.
  - Рассказать ему правду? А вдруг он не поверит? Обвинит меня в развратности... Он такой чопорный. Хотя мы с тобой уже без того нарушили все возможные правила приличия, чтобы обвинять нас в непристойном поведении. Мы с тобой, обе 'порочные девицы' - путешествуем в обществе абсолютно посторонних мужчин. Диких магрибов, иноверцев! Джаспер непременно об этом узнает.
  'Как?'
  - Скоро в Альбигонии станет известно о гибели тиградской миссии. Эта новость пойдет первой полосой во всей европейской прессе. Во всем цивилизованном мире трагические события вызовут огромный резонанс. А мы с тобой - единственные, кто выжил. Дядя Нэт постарается защитить нашу честь, придумает что-нибудь... В крайнем случае, спрячет от журналистов. Но в обществе распространятся несусветные сплетни. И эти слухи обязательно дойдут до Джаспера... Он будет вправе отказаться от брачной партии со мной. Ну и пусть! - она все же нашла для себя выгоду, хотя и сомнительную, во всей этой ситуации. - Нет худа без добра.
  Тизири недовольно зарычала.
  - Зира, я не смогу признаться мужу, даже любимому... Любимому, тем более, не смогу! Как я ему скажу? Как признаюсь в том, что я... что меня... - ее губы задрожали, а на глаза навернулись слезы. - Ведь он поймет, что я не девственница, спросит, кто лишил меня невинности... Да я же от стыда провалюсь под землю! - она приложила ладошки к горящим щекам.
  Тизири обняла ее за плечо и притянула к себе.
  - Зира... - она уткнулась носом в ее грудь. - Я не могу представить, как возлягу с мужем в первую брачную ночь. Как вспомню тех мерзких магрибов... От одной мысли, что ко мне... к моему телу будет прикасаться мужчина, мне становится не по себе. Жутко. А если у меня начнется истерика, когда он прикоснется ко мне? Я умру от страха.
  Тизири подняла вверх указательный палец.
  - Думаешь, мне будет страшно только в первый раз?
  Тизири закивала и сразу предложила попробовать с 'пастушком'.
  - Нет, Зира! Ты что! Ты с ума сошла? Даже не уговаривай. Я леди, и не могу позволить себе... с пастушками, как ты.
  'У страха глаза велики. Тебе надо попробовать один раз - и все пройдет'.
  Виттория была согласна на счет эксперимента, но в настоящее она была к нему не готова, ни физически, ни морально.
  - С другой стороны, в любовной игре участвует не титул, а живой человек, - рассуждала она. - Все мужчины устроены одинаково. Шах и погонщик мулов испытывают одинаковые желания - голод, жажду, блаженство. У короля половой орган не оправлен в золото - между ног у него точно такая же плоть, как у бедняка. А тело простолюдина может быть даже намного красивей, чем у лорда, и чувства более искренние, чем у иного благовоспитанного аристократа. Твои пастушки, может, даже более достойны любви, чем кто бы то ни был.
  Виттория оперировала философскими категориями, однако у нее перед глазами отчетливо предстал полуобнаженный Мурад в белой мисурской юбке.
  ***
  Мурад 'играл в молчанку' два дня. Только гневно сверкал глазами издали и демонстративно отворачивался от сестер, когда они проходили мимо. Дядя Теймур, еще в Вади-Феззарахе заметивший странное поведение племянника и не добившийся от него ответа, наконец, тихо спросил Витторию.
  - Поссорились?
  - Наоборот, еще больше подружились, - доверительно сообщила она.
  Теймур усмехнулся.
  - Лучше помиритесь. В пути всякое может случиться. Мы должны друг за друга держаться, быть все вместе, а не порознь.
  Они ехали рядом по песчаному дну ущелья, огибая мощные, похожие на пни, столпы с волнистой поверхностью. С двух сторон поднимались узорчатыми стенами скалы Джибу-Джайли.
  - Дядя Теймур, вы обещали рассказать о старых обычаях ашайцев.
  - Ашайцы... - он устремил взгляд вдаль, где в раскаленном дрожащем воздухе плыла изрезанная глубокими трещинами желтовато-рыжая полоса гор. - Пустыня - их дом. Их жизнь - состязание не на жизнь, а на смерть... с солнцем, песком, ветром. Раньше ашайцы были более многочисленным народом, а теперь осталось всего четыре племени.
  - Что с ними случилось?
  - Половина погибла при расширении границ Халифата, не желая подчиняться воле тогдашних земных владык и отказавшись принять нашу веру, а другие - в междоусобицах. Ашайцы никогда не жили мирно. У них каждый мужчина - воин, которого обучают с раннего детства. Они должны охранять оазисы и колодцы, оберегать свои стада, женщин и детей. Поредевшие племена объединялись в одно или присоединялись к более сильному, и брали его имя. Большие племена заключали договоры о вечном мире и дружбе, но исполняли их, пока сохранялось равенство сил. Едва сосед немного ослабевал - набрасывались на него как шакалы. Однако в гостеприимстве кочевникам нет равных. Не принять гостя - величайший позор. На месте стояки не действует закон кровной мести. Если смертельный враг успевает прикоснуться к шатру - его нельзя убивать. Его кормят мясом и поят чаем.
  - А как же кровная месть?
  - Это священный долг. Кровь за кровь... Ашайцы говорят, что если не соблюдается этот закон, то никто не сможет чувствовать себя в безопасности.
  - Но ведь гостя нельзя убивать, - указала она на противоречие.
  - Умный и хороший гость не задержится дольше трех дней. Он должен уважать хозяев.
  - Кровник незаметно исчезал? Ему позволяли покинуть стоянку?
  - Потом все равно находили. Духи предков ашайцев требуют мести. Поэтому при набегах и воровстве скота кочевники стараются не проливать кровь. У них это считается особой доблестью - быстро и бескровно совершить разбойный налет! Гордятся, хвалятся...
  - А если они нападут на караван? Мы же для них инородцы и не гости.
  - Упаси Бог!
  - Теперь весь Ашай знает, что в Куфрейне смута и караванная торговля приостановится. Нас никто не спохватится...
  - Твой брат не заметил каких-либо военных приготовлений в Вади-Феззарахе. Гонцов старейшины вроде никуда не отправляли, и мы с Нурали не видим следов больших отрядов...
  - Но это не значит, что ашайцы не устроят засаду, - закончила его мысль Виттория. - Нам надо быть готовыми к нападению.
  - На бога надейся, а осла привязывай... Молю Всевышнего, чтобы наших двадцати сабель хватило для защиты, и у владельцев оружия были силы держать его крепко и разить умело.
  ***
  Ашайцы напали посреди ночи. Бесшумно подкравшись, они перерезали горло дозорным, выставленным на возвышенностях для наблюдения. Вероятно, еще засветло их лазутчики издали, незаметно для мисурцев, изучили место стоянки - ровную площадку, усеянную скальными обломками - узнали, как разместился караван и кем охраняется.
  Тизири, почуяв приближение опасности, нежно потормошила Витторию и прикрыла ладонью ее рот, приказывая молчать. Проснувшись, девушка приподнялась на локте и тревожено осмотрелась. Ее напряженный слух не уловил ничего необычного или подозрительного. Даже верблюды сохраняли спокойствие.
  Ночь казалась какой-то нереальной. Большая неполная луна уже перекатилась по низкому небосводу далеко на запад. Стоянку заливал мертвенно-белый призрачный свет. Скалы, валуны и все предметы отбрасывали длинные густые тени.
  Тарга толкнула сестру под укрытие стены, вручила суму со всеми их совместными богатствами и погрозила пальцем, наказывая лежать и не высовываться. Чего вовсе не требовалось, потому что Виттория испугалась так, что не могла пошевелиться. Оцепенела, обливаясь холодным потом.
  Пригнувшись и ступая мягкой кошачьей походкой, 'ночная львица' скрылась из виду, будто растворившись в исполосованном чернотой сонном урочище.
  Виттория вздрогнула, когда поблизости раздался призывный мужской клич и звон крестившихся сабель. На стоянке, только что тихой и неподвижной, стало невообразимо шумно. Раздались страшные боевые крики, зазвенела сталь, громко стонал зараненый.
  Бешено вращая глазами и выставив перед собой кинжал, хотя вряд ли смогла бы кого-то убить, Виттория тряслась и тоненько попискивала как мышка.
  Все повторялось... Снова смерть подкралась к ней и бродила где-то поблизости.
  Вдруг она увидела неподалеку между каменными столпами, в том месте, где семейство караван-баши устроилось на ночлег, Мурада, отчаянно размахивавшего саблей. Он отступал, теснимый более сильным противником, который тоже вскоре показался в поле зрения.
  Ашайцы знали, где был выгружен товар, и бросили основные силы на то, чтобы отбить его. И самая ожесточенная схватка происходило именно там.
  Мурад физически не мог достойно противостоять своему врагу - взрослому и более опытному мужчине, которого вырастили воином. Каким-то чудом он все еще оставался жив, и даже не был ранен. Ему удавалось отбиваться и уворачиваться от ударов.
  Лихорадочно соображая, как ему помочь, Виттория еще крепче сжала кинжал и подобралась. Она вскрикнула, когда в смертоносная сталь сверкнула в опасной близости от щеки юноши, и, споткнувшись, он начал падать.
  Что-то оборвалось у нее внутри. Исчезли голоса и звуки.
  Мурад летел на землю бесконечно долго. Однако долговязый ашаец успел замахнуться над ним для следующего удара кривым клинком, хищно сверкнувшем в лунном свете. Последнего удара...
  Но тут вмешались высшие силы, не иначе. Судьба, в лице Тизири, остановила разящую руку, спасая сына караван-баши!
  Тарга появилась внезапно, подобно грозному ангелу, спустившемуся с небес. Или шайтану, вырвавшемуся из песчаного плена барханов. Карать она умела, учителя у нее были лучше, чем у противника...
  Разбойник изогнулся от боли и парализованный повалился рядом с барахтавшимся на песке Мурадом. Парнишка живо откатился в сторону и резво вскочил на ноги. А Тизири уже развернулась, чтобы отразить атаку другого кочевника.
  Сражение, происходившее в виде вооруженных стычек в разных уголках урочища, продолжалось недолго. Ашайцы, не сумевшие толком воспользоваться фактором внезапности, не ожидавшие встретить ожесточенное сопротивление и понесшие тяжелые потери, ретировались теми же тайными тропами среди скал.
  Никто не бросился за ними в погоню.
  Виттория плохо помнила этот скоротечный бой, потому что почти ничего не видела и жутко боялась даже выглядывать.
  Мельтешение на стоянке резко прекратилось. Наступило удивленное затишье. Люди не верили, что все закончилось. Потом со всех сторон зазвучал тревожный шепот, послышались просьбы о помощи. Погонщики начали пересчитывать верблюдов.
  Виттория убедились в том, что их троица дромадеров лежит на своем месте под скалой, и отправилась на поиски Тизири туда, где видела ее последний раз.
  - С тобой все в порядке, Джафар? Ты не ранен? - спросил Мурад покровительственным тоном и приосанился.
  - Целы и невредимы вроде, - девушка пожала плечами. - Хвала Всевышнему.
  - Я беспокоился за вас, но страшный бой завязался, было некогда осмотреться.
  - Вах! Ты бы нас защитил, конечно.
  - Ашайцы к товару рвались. Я не мог бросить отца и дядю Теймура.
  - Ты храбро сражался, Мурад. Как лев. Я видел.
  - Гумар нам очень помог, - признался юноша и сник. - Если бы не он...
  - Знаю. Ты счастливчик. Всевышний тебя хранил.
  В разговоре повисла неловкая пауза. Мурад смущенно отвернулся и... увидел несущегося прямо на них, перепуганного верблюда! Виттория тоже заметила угрозу, но до того растерялась, что была не в состоянии сдвинутся с места. Быстро оценивший ситуацию паренек рванулся к ней и столкнул с пути взбесившегося животного.
  Вместе они повалились на песок.
  Виттория, ненадолго потеряв связь с действительностью - хотя ударилась спиной не сильно и не больно, а тюрбан спас голову, - обнаружила себя лежащей под Мурадом, который не спешил с нее слезть. Приподнявшись, он смотрел на нее с тревогой. Надо было его согнать, но она не выказала недовольства и не разжала объятий, любуясь его затемненным лицом и блестящими глазами. В его взгляде появилась странная нежность, непередаваемая словами, исходящая от сердца, и понятная только душе.
  Внутри зарождалось нечто чудесное...
  Шок от неприличной близости юноши все не наступал. Возможно из-за того, что у нее случилось помутнение рассудка. Она не осознавала, что ведет себя непристойно. Наоборот, новые ощущения от жара и тяжести мужского тела, нашла естественными и приятными. Она слышала тяжелое дыхание, овевавшее ее лицо под тканью повязки. Тяжелый запах пота ее вовсе не отвращал. Украдкой втягивая его, она с каждым вздохом удостоверялась в его привлекательном свойстве.
  Между ними незаметно и необъяснимо происходило удивительное...
  Завороженно они смотрели друг на друга и не могли наглядеться, и ничего не боялись. Взаимное влечение притупило всякий стыд. Окружающий мир с его условностями и запретами исчез.
  Мурад сдвинул ее повязку с лица вниз и провел пальцами по скуле, даря невинную и вместе с тем дерзкую ласку. Виттория потянулась к его приоткрытому рту, желая поцелуя, погладила его напряженную спину. Робко тронув кончиками пальцев выпуклости ягодиц, сразу одернула руки и, чувствуя неловкость, попыталась лечь поудобней. Юноша мучительно поморщился, сопротивляясь диким, неудержимым порывам, подвигавших к плотскому обладанию, колеблющим все его существо, и со стоном прогнулся. Она охотно отозвалась, всколыхнувшись от восторженной волны, пробежавшей сверху вниз и млея от новых ощущений. Мурад уткнулся носом в ее висок и с сопением стал медленно водить губами по щеке. Кожа немела, а от шеи вниз бежали мурашки...
  Неизведанные чувства побуждали Витторию искать еще большее наслаждение. Нестерпимо хотелось узнать, какая музыка начнется за прелюдией...
  Однако Мурата у нее жестоко отняли. Кто-то вырвал его из ее объятий. И этот кто-то оказался Тизири! Окинув сестру заботливым взглядом, и убедившись, что с ней все в порядке, тарга накрыла своей длинной тенью отползавшего паренька.
  - Я ничего такого! Мы просто... - оправдывался он перед грозно надвигавшейся 'ночной львицей'. - Гумар, я его не трогал! Клянусь Всевышним!
  - Нет! Зир... Не убивай его! - вступилась за дружка Виттория. - Он не сделал мне ничего плохого, - она не на шутку испугалась за парня, потому что тарга обещала защищать ее, а 'защищать' в ее понимании - убить обидчика. И убивала она быстро, так, что ее жертвы даже не успевали помянуть своего бога.
  Тизири остановилась и кивком приказала ей следовать за ней.
  - Мурад меня спас! Меня чуть верблюд не затоптал!
  Тарга закатила глаза, давая понять, что ей сейчас не до детского лепета сестры. Она спешила за своей переметной сумой, с мазью и хирургической коробочкой, которые понадобились для раненого Теймура.
  - Ты потратишь остатки нашей драгоценной мази? - удивленно спросила Виттория, хотя не собиралась оспаривать ее решение.
  Тизири подтвердила свое твердое решение кивком. Но наивно было думать, что она изменила свое, крайне отрицательное, отношение к магрибам.
  ***
  Держался Теймур стойко, с подобающим для мужского звания достоинством, хотя сильно страдал от раны под ребрами, благо непроникающей. Ашайская сабля рассекла плоть, оставив длинный след.
  - У нас есть мазь, хорошая и проверенная. Задорого купили, - произнес караванщик, наблюдая за приготовлениями Тизири. - Постоянно ею пользуемся при ссадинах и ожогах.
  - Наша мазь все равно лучше, - заверила его Виттория. - Хотя ее немного осталось, должно хватить, чтобы обработать рану. Сейчас быстро вскипятим инструменты, чтоб заразу не занести. Потерпите немножко, уважаемый.
  - Главное, что остался жив. Потерплю как-нибудь.
  Виттория сгребла остатки валежника в кострище, а Мурад, присевший рядом, начал раздувать огонь. Случайно соприкоснувшись пальцами, они одернули руки, будто обжегшись, и покосились на Тизири.
  Подошел Нурали, чтобы справиться о самочувствии брата и высказать слова признательности тарге.
  - Гумар, да хранит тебя Всевышний. Мы теперь тебе обязаны... Спасибо - тебе, - сердечно поблагодарил он. - Ты стал нашим любимым братом. Очень помог нам всем. За моего сына Мурада - отдельное спасибо.
  - Да. Спасибо тебе, Гумар, ты спас мою жизнь, - вторил ему Мурад. - Клянусь Богом, сотворившем небо и землю, вовек не забуду.
  - Отныне и до скончания дней мы твои должники, - продолжил Нурали. - Наш дом - твой дом. Можешь прийти в любое время, всегда будем рады. Наша семья примет тебя как родного, как самого дорогого гостя. И тебе, Джафар, всегда будем рады.
  - Благодарю, - Виттория, в отличие от него, была сдержана. - Скорей бы добраться бы до Мисура...
  - Доберемся.
  - Ашайцы могут повторить попытку грабежа?
  - Они для этого набега не собрали достаточно воинов. И сколько потеряли убитыми и ранеными.
  - Сколько?
  - Не знаю, - Нурали развел руками. - Раненых они унесли. Мертвыми пятерых видел. На рассвете точно все будет ясно. Пойду считать наши потери.
  Помыв руки и протерев пальцы уксусом, Тизири приступила к операции, по всем правилам хирургии, как ее научил приемный отец. Начала зашивать рубец льняными нитками кривой иглой, с помощью ассистировавшего ей Мурата, который стягивал края раны. Виттория держала факел, наспех сделанный из палки, обмотанной пропитанной маслом тряпкой, и старалась не подглядывать. Это было неэтично и, кроме того, вызывало тошноту.
  ***
  За одну ночь в караване убыло семь человек, вместе с тяжелораненым, умершим под утро. Остальным повезло, их раны не вызывали опасения, оставалось надеяться, что не воспалятся от жары.
  Виттория и Тизири были знакомы со всеми погибшими - относились к ним без вражды и без симпатии, знали имя каждого и биографии некоторых - хотя ни с кем из них не сблизились, как с семьей караван-баши. Но теперь эти люди, случайные попутчики, отдавшие свою жизнь ради всеобщего благополучия, вызывали неподдельную скорбь, простое человеческое почтение, какое бывает к боевым друзьям.
  Саванами для покойников послужили полосы ткани их тюрбанов, длины которых хватало, чтобы запеленать тело полностью. Прочитав традиционную поминальную молитву, мисурцы похоронили земляков в общей могиле и заложили сверху камнями, чтобы до трупов не добрались шакалы.
  Убитых ашайцев оставили лежать там, где их застала смерть, прикрыв их лица, являя великодушие сильного, для которого глумление над трупами побежденных врагов - непозволительная слабость.
  Ущерб от набега составил шесть верблюдов, четыре тюка и то, что плохо лежало. Ашайцы свели дромадеров по тайной тропке во время царившего в урочище переполоха. Груз, который они перевозили, распределили на всех. И в этот раз погонщики не возражали, не спорили, лишь бы скорей покинуть роковое место.
  Задерживаться не стали, едва закончили навьючивание, сразу тронулись в путь, чтобы совершить хотя бы половину перехода до наступления дневного зноя. Тот, кто не успел наскоро перекусить скудным пайком, который составляли половина пресной лепешки, кусочек козьего сыра и горсть фиников с орехами, завтракал в седле или на ходу.
  Угрюмые и немногословные путешественники через три дня вошли в последний оазис Вади-Сайфи с пальмовой рощей, озерцом и поселением ашайцев с пятью колодцами. Шейх Халдун принял гостей радушно, пригласил Нурали и Теймура в свой дом. Даже если он не знал, что на караван было совершено нападение, то догадался...
  - Голые деревья никому не нужны, обдирают лишь в те деревья, что плодоносят, - мудро заметил он и заверил. - В Вади-Сайфи можете чувствовать себя в полной безопасности. Вы мои друзья и братья по вере. Вы мои дорогие гости. Всегда рад вас видеть. Молю Всевышнего, чтобы и впредь мы встречались еще много раз и всегда по-доброму.
  - Да благословит тебя Бог, почтенный Халдун, и воздаст тебе благом за твое гостеприимство, - ответствовали братья-караванщики.
  Устроившие очередную постирушку и накормленные досыта мясными обедом и ужином, путешественники провели первую спокойную ночь после Феззараха. Спали, не опасаясь, что во сне им перережут горло.
  Утром они продолжили путь. Освежившиеся и воспрянувшие духом, они даже улыбались. Хотя впереди лежал самый суровый отрезок пути через Западный Ашайский Эрг.
  Но Мисур был уже близко, до прибытия в долину Эн-Нейля оставались считанные дни.
  ***
  Западный Эрг - низменная часть Ашая, сплошь песчаная, с длинными, высокими, как горы, барханами под низким синим безоблачным небом - впечатлял своей безжизненной красотой идеальной пустыни.
  Прекрасный и ужасный безмолвный мир, погибельный для всего живого...
  Белое солнце, от которого невозможно нигде укрыться, слепившее блеском и растворявшее светом до прозрачности тени...
  Тяжелый горячий воздух, затруднявший дыхание и рисовавший своим дрожанием вдали манящие миражи оазисов с озерцами, сверкающими водной гладью, и зеленью пальмовых рощ, обещавших прохладу...
  Глоток затхлой теплой воды, ценой дороже золотого мисурского динара...
  Раскаленный песок, на который нельзя ступить босой ногой, так чтобы не обжечь...
  Изнуряющий зной, отбивающий всякое желание делать лишнее движение...
  Где-то в этом бескрайнем песчаном море почти век назад бесследно сгинуло многочисленное войско шах-ин-шаха Фаруха абу Рашита аз-Зухейра. Оно было погребено заживо во время поднявшейся внезапно, страшной бури, будто, действительно, насланной разгневанным богом.
  Даже для опытных караванщиков, неоднократно пересекавших Западный Эрг, каждый новый переход становился серьезным испытанием, проверкой на прочность.
  Постоянное чувство жажды было здесь неизменным спутником каждого. Жажду невозможно было утолить, лишь умалить несколькими глотками теплой горьковатой воды.
  Верблюды сами выбирали путь, взбираясь на вершины барханов и спускаясь по склонам в ложбины, или шествуя по гребню, откуда открывался великолепный панорамный обзор окрестностей.
  Виттория и Мурад снова ехали рядом, когда позволял рельеф, просто за компанию. Они почти не разговаривали, потому что от жары было сухо во рту, губы растрескались, а опухший язык еле ворочался. Лишь обменивались иногда короткими дорожными фразами. Случалось, девушка ловила на себе пристальный лукавый взгляд вишневых глаз и улыбалась под повязкой, вспоминая мгновения близости. Не проходящий и ненавязчивый интерес юноши - даже не знак внимания, а намек на то, что они не просто попутчики - странным образом, воодушевлял ее и помогал ей переносить трудности пути.
  Хотя, после того знаменательного события в ее жизни, Мурад никак не проявлял к ней сексуальный интерес, она много размышляла о том, что произошло в Джибу-Джайли. В основном только об этом и размышляла! Вечерами... Когда мысли, придавленные дневным зноем, начинали лениво шевелиться, и разум снова обретал свою способность сопоставлять факты. Гадала, чем могло кончиться дело, не помешай им тогда Тизири. Последовала бы естественная развязка? Ведь она была готова отдаться! Она не стала бы сопротивляться, потому что перестала соображать, охваченная не к месту и не ко времени любовной страстью. Она вожделела интимной близости с этим юношей, хотела его ласк, жаждала испытать блаженство... И теперь чувствовала себя порочной женщиной, склонной к греху!
  Хорошо, что Мурад ни о чем не догадывался. В смысле, не понял, что она женщина. Возможно потому, что не имел опыта общения со слабым полом. И не обнаружил ее грудь... Да, приходилось признать, что бюст не является ее выдающимся достоинством.
  Интересно, что сделал бы Мурад, если бы открылась ее тайна?
  'Нет, больше никаких амуров! Во избежание подобных ситуаций, девицы в обязательно порядке нуждаются в присмотре бдительных компаньонок! Сын караванщика - не пара для леди. Мезальянс для благородной дамы - позор', - сказала она себе.
  Однако, несмотря на все трезвые весомые обвинительные и взывающие к девичьему стыду доводы, охлаждавшие любовный пыл, Виттория снова и снова представляла Мурада в мисурской юбке. Даже зная, как он выглядит обнаженный. Но полуприкрытый он нравился ей больше, поскольку в этом имелся элемент загадочности... И прислушивалась к томлению, порожденному воображаемой соблазнительной картиной.
  ***
  - Я знаю, почему тебя Гумар любит, - тихо и доверительно произнес Мурат, когда они покидали на рассвете место очередной стоянки, после того, как Тизири, позаботившись об отправке сестры, вскочила на своего верблюда.
  - Потому что он мой брат, - Виттория попыталась пресечь его подозрения. - Сам же говорил, что без брата - стоишь на земле одной ногой.
  - Кроме этого...
  - В смысле?
  - Ты очень податливый. Падкий на ласки. Не можешь сопротивляться.
  Он тоже думал о том, что произошло между ними в Джибу-Джайли. Не мог не думать. И наверняка представлял возможное развитие событий, если бы тогда его не отшвырнула Тизири.
  - Да ты с ума сошел! - девушка возмутилась откровенной критикой. - Не я к тебе тогда на стоянке прилип, а ты ко мне прилип, не отклеишь! Приставучий, как муха!
  - Таешь от нежности, - продолжал парнишка и, скрывая усмешку, натянул на лицо повязку. - Хотел меня.
  - Забудь! И вообще... -зашипела она, мобилизуя разум, чтобы достойно парировать все обвинения в свой адрес, и вспомнила о том, как Тизири взяла его в оборот в пещере. - А сам-то! Тебя только тронь - сразу 'сок' выплескиваешь. Мечтаешь о Гумаре, как он тебя... полюбит.
  - Гумар сильный... и нежный, - Мурад не стал отнекиваться и поерзал в седле.
  - Просто ты не знаешь, какой он на самом деле. Ты совсем ничего о нем не знаешь. Даже представить себе не можешь.
  Если раньше любовь Мурада к Тизири ее забавляла, то теперь вызывала сочувствие. Не презрение отнюдь, которое непременно возникло бы, влюбись парнишка в представителя своего же пола. Но ведь тарга была не настоящим мужчиной. Поэтому ситуация сложилась парадоксальная.
  - Жаль, что у меня нет такого брата.
  - А то бы что? - не удержалась она от ехидства.
  - Ничего. Забудь! И вообще... - передразнил он ее.
  - Хорошо, что Гумар не твой брат.
  - Плохо...
  Они проводили взглядами Тизири, которая верхом на Габи обогнала их и устремилась в противоположную от восходящего солнца сторону. На запад...
  - Влюбленный! В горестях любви
  На помощь Небо не зови!
  Оно, поверь моим словам,
  В любви бессильней, чем ты сам, - продекламировала Виттория сопутствующее обстоятельствам четверостишье.
  - Точно, - Мурад тоскливо вздохнул.
  ***
  Мисур становился все ближе. Настроение улучшалось, несмотря на жару. Измученные долгим тяжелым странствием, державшиеся из последних сил - люди заметно повеселели.
  И вот, наконец, они прибыли. Так неожиданно, что даже не верилось.
  Стало понятно, что до конечной цели маршрута остался всего один переход, когда на сорок первый день, после отправления из Тиграда, перед ними предстал древний храм. Строгий и громоздкий, наполовину скрытый барханом - он стоял на границе Ашая, подобно стражу. Парные изваяния царей-исполинов в традиционных конических тиарах, по обе стороны от узкой щели входа, были занесены песком по грудь. На портале красовался большой барельеф расправившего крылья скарабея, катящего солнце.
  Раздались громкие торжествующие возгласы, истерический смех и восхваления Всевышнему. Зарыдал очнувшийся вдруг умиравший попутчик - его рана загноилась, и временами в лихорадке он впадал в беспамятство, его перевозили привязанным к седлу, в конструкции из жердей. Думал, что не дотянет до родины...
  По дороге Виттория не раз представляла себе, каким будет их возвращение в Мисур. В своих фантазиях она видела зеленую полосу плодородной речной долины и белые крылья парусов рыбачьих лодок... Видела голубую башню и синий купол главного храма Эль-Бадраша над белыми толстостенными, жавшимися друг к другу домами горожан... Видела Кахир, который как гигантский осьминог распластал по округе щупальца пригородов, тонущих в тенистых садах... Но никогда не думала, что символом спасения и начала нового этапа ее жизни станет древнемисурское святилище в честь Солнечного Скарабея.
  На глаза навернулись слезы радости. Плача и смеясь, она остановила верблюда.
  К ней подъехала Тизири и, дотянувшись до нее из седла, обняла. Она указала вперед, где вдали в желтоватом мареве плыли призрачные силуэты поселения и пальмовой рощи.
  И это был не мираж!
  - Мы вернулись, Зира, - прошептала Виттория. - Мы сделали это! Неужели мы это сделали?
  - Угу, - Тарга довольно щурилась.
  - Спасибо тебе. Одна я ни за что не добралась бы до Мисура. Я тебя люблю.
  Оказавшись в безопасности, она расслабилась, несмотря на то, что безопасность была мнимой - в магрибском мире никогда, ни при каких обстоятельствах, нельзя было терять бдительность, - но на нее навались нечеловеческая усталость... Обмякнув, она болталась в седле при каждом мерном шаге верблюда, грозя вывалится на землю. Собственное тело стало будто чужим, ватным. Казалось, вся воля к сопротивлению, все силы вмиг иссякли.
  В оазисе они вдоволь напились колодезной воды, как верблюды после долгого перехода. Прохладная и сладковатая - она показалась божественным нектаром. Но желудок отозвался резкой болью.
  Хотя до Эль-Бадраша было рукой подать, решили продолжить путь на рассвете. Всем хотелось отдохнуть. Близился вечер, а прибыв в город ночью, они бы ничего не выгадали.
  Нурали отдал команду на разгрузку и принял непосредственное участие в складировании тюков в сарай, предоставленный в аренду местными жителями. Теймур, стоически перенесший дорогу через Западный Эрг, бледный и осунувшийся, начал руководить приготовлением 'праздничного' прощального ужина из остатков съестных припасов.
  Виттория помогла Тизири наклеить бороду и усы, для чего они укрылись в развалинах небольшого храма, который, судя по барельефам, был посвящен богине-львице. Увлекшись изучением сцен из жизни древнемисурийских богов, вместо того чтобы собраться с мыслями, она утратила связь с реальностью, и сестре пришлось потрясти ее, чтобы вернуть обратно.
  Следовало обсудить дальнейший план действий, однако говорить было лень.
  Последний совместный ужин проходил в тишине. Иные болтуны - и те были немногословны, и не потому, что закончились темы для бесед.
  Многие уснули сразу после вечерней молитвы.
  Ночь подкралась незаметно. Едва покрасневшее солнце закатилось за чернеющую на горизонте зубчатую гряду Атаранских гор, как закатный багрянец угас, и небосвод, усыпанный мириадами звезд, опустился, сгущая темноту над землей.
  ***
  Караван пришел в Эль-Бадраш за два часа до полудня, когда базар еще бурлил и гомонил, а улочки уже стихали и пустели в преддверии дневного зноя. После Ашайской пустыни, с ее дикой природой и плавными нерукотворными линиями, отучавшей от урбанизма, этот городок пугал своими строгими, угловатыми, геометрическими формами.
  Эль-Бадраш был обычным провинциальным городом, может, чуть богаче других, благодаря караванному пути, и с более высоким храмом. Полтора года назад девушки посетили его проездом, когда вместе с альбигонским посольством отправлялись в Куфрейн, до залива Эль-Фазейр отсюда было час хода.
  Взаиморасчеты происходили под стеной караван-сарая, стоявшего с юго-восточной стороны города. Некоторые попутчики намеревались следовать дальше сегодня же, другие оставались на несколько дней.
  Сестры, отказались от приглашений Теймура и Нурали, погостить у них дома.
  - Мы придем к вам в гости завтра вечером, - пообещала Виттория. - Сначала отдохнем с дороги и приведем себя в порядок. Вот, возьмите двадцать дирхемов, как договаривались, - она протянула деньги.
  - Зачем обижаешь, брат? - отказываясь принимать плату, Теймур нахмурился. - Вы нам ничего не должны. Наоборот, теперь мы - должники Гумара, - он отдал расписку. - Завтра обязательно приходите, стол праздничный для вас накрою. Познакомлю с семьей. Мой дом легко найдете. У любого здесь спросите - вам покажут дорогу. В Эль-Бадраше меня все знают.
  - Пойдемте в каравай-сарай, - позвал Нурали, - познакомлю вас с уважаемым Акрамом, моим другом детства. Он здесь хозяин. Я ему расскажу о вас. Он хорошо вас примет.
  - Не стоит беспокойства, уважаемый Нурали, да будет к вам милостив Всевышний за вашу заботу о братьях. Мы сами с ним познакомимся с Акрамом. У вас и без нас много дел.
  - Верно. Целый день буду занят, - караван-баши закивал. - Надо отправить часть товара в поместье, часть сгрузить на склад. С заказчиками встретиться...
  - Да пребудет с вами Всевышний, уважаемые, - Виттория склонилась в легком поклоне. Самоуверенная и величественная Тизири ограничилась движением подбородка.
  - Ждем вас завтра вечером, - напомнил Теймур вдогонку сестрам, входящим в ворота постоялого двора.
  - До встречи! - крикнул Мурад, с самого утра в преддверии разлуки смотревший на них глазами побитой собаки, и был удостоен прощального взмаха рукой.
  - Несправедливо мир устроен, - вздохнула Виттория. - Я бы хотела, чтобы Мурад был моим другом.
  'Любовником'? - уточнила Тизири непристойным жестом, обозначающим совокупление.
  - Нет! Хотя бы просто другом! Знаю, что ты скажешь, что между мужчиной и женщиной дружбы быть не может. Это два разных мира... Но мы с Муратом разные, как Запад и Восток.
  - Угу.
  - Мурад считает Джафара ровней себе. Нам просто и легко общаться, как обычным мальчишкам. Но стоит ему узнать, кто я есть на самом деле, он изменит свое отношение ко мне, как к женщине, иноплеменнице, иноверке. Между нами разверзнется огромная и непреодолимая пропасть. Бездна! Хотя, если вдуматься, все это искусственные преграды, возведенные разумом, а в действительности их не существует. Все барьеры у нас в голове. Мы пленники условностей. И настолько привыкли к своим цепям, что смиренно несем их по жизни и даже не пытаемся сбросить. Мы лишены свободы выбора. Хотя нет, не совсем лишены... Но мы жестко ограничены. Наш круг общения предопределен нашим происхождением и положением в обществе, которое диктует свои правила. Их нельзя нарушать, если мы хотим сохранить свой статус. Но ведь это же абсурд! Почему я должна избегать общения с человеком только из-за того, что он родил не в той семье, хотя он достоин большего уважения, чем некоторые представители моего круга? Ценят не личность, а его звание, по сути, пустой звук. Навыдумывали титулов, этикетов и манер... только, чтобы жизнь осложнить! Стоит мне проявить симпатию и снисходительность не к аристократу - меня будут презирать, даже хуже, чем простолюдинку. Женщине нельзя остаться с мужчиной наедине только потому, что ее начнут подозревать черте в чем, хотя она будет вести себя вполне прилично, просто мило беседовать с другом. А ее назовут порочной! Заклеймят, сделают изгоем... Если человек нормальный, а его считают ненормальным, то это свидетельствует, что у общества извращенная мораль. Надо жить, как хочется, и не чувствовать себя виноватой перед обществом, быть выше его мнения.
  - Угу, - Тизири остановилась и поцеловала ее в лоб, давая понять, что высоко оценила откровение.
  Тарга не была пленницей условностей, если ей нравился мужчина - она сама его брала.
  ***
  Выглядевший непритязательно - караван-сарай имел сложную планировку из-за того, что постоянно достраивался, сохраняя свою оборонительную способность. Хотя необходимость возводить высокие стены со стрелецкими галереями давно отпала, поскольку ашайцы уже не совершали набеги на приграничные поселения.
  - Должен вас огорчить, дорогие гости, но свободных мест нет. Очень сожалею, - извинился суетливый и нервный управляющий. - Даже в лучшие годы к нам не пребывало столько людей за раз. Все занято. Все! И переполнено. По пять-шесть человек в двуместных комнатах живут. На полу спят.
  - Беженцы из Куфрейна? - Виттория оглядела пустой двор и не обнаружила следов народного бедствия.
  - Да какие беженцы! Строители. А тут еще и беженцы... Нам каменщиков селить некуда.
  - Каких каменщиков? В Эль-Бадраше будут строить новый храм?
  - Какой еще храм? Да простит меня Всевышний... Причалы будут строить.
  - В Эль-Фазейре? - она вспомнила не тронутую человеческой деятельностью девственную береговую линию, за которую вели нескончаемую борьбу пески Ашайской пустыни и воды южных морей.
  - Не в Ашае же!
  - Где мы можем найти уважаемого Акрама?
  - Он занят, важных гостей привечает. Но он вам скажет то же самое.
  - Похоже, все же придется воспользоваться предложением дяди Теймура. Просить у них приют, - сказала Виттория, но Тизири отрицательно замотала головой.
  - Если у вас есть родня или знакомые в городе, то лучше идите к ним ночевать. У нас еще дня два-три будет не протолкнуться. Потом половина нынешних постояльцев к заливу переберется. Светлейший Юсуф-паша, да хранит его Всевышний, приказал разбить на берегу лагерь для рабочих, но что-то там не заладилось...
  - Такой большой караван-сарай - и совсем нет свободных мест? Вах!
  - Почему совсем? - встрепенулся уязвленный управляющий. - Есть, но вам они не по карману. Эти покои стоят очень дорого.
  - Сколько? - немедленно ухватилась за предложение Виттория.
  - С купальней и личным нужником...
  - Чудесно!
  Об этом можно было только мечтать! За возможность искупаться и, наконец, помыть волосы - никаких денег было не жалко.
  - Вы серьезно?
  Тизири угрожающе зарычала.
  - Уважаемый, назовите сумму, - спокойно, с достоинством потребовала Виттория.
  ***
  После кочевого аскетизма скромные апартаменты казались царскими хоромами, хотя всю обстановку составляли большой топчан и чайный столик, а ванна оказалась сделанной из древнемисурского мраморного саркофага.
  Девушки были несказанно счастливы.
  Проворный слуга по имени Фархат - стареющий, худощавый, с крючковатым носом и грустными глазами - за дополнительную плату предложил отнести вещи в стирку, чтобы к завтрашнему утру все было чистое и выглаженное, и сходить на базар за продуктами. Пока другие слуги наполняли ванну и резервуар, Виттория отправилась в чайхану, купить чай и сладости, и в лавочку - за писчей бумагой. Она считала своим долгом: скопировать иероглифы на саркофаге, сохранить их для истории, для следующих поколений ученых и представить просвещенной публике. Возможно, этот артефакт ни один европеец больше не увидит.
  В караван-сарае было тихо и малолюдно. Все строители ушли на работу к Эль-Фазейру, а во двориках встречались только редкие торговцы, вернувшиеся с базара. Парочка постояльцев на крыльце под навесом играла в нарды. Просторную террасу перед чайханой, затененную выгоревшим полотном, охраняли три воина, составлявшие свиту одного из гостей - мужчины средних лет в богатых одеждах и желтом шелковом тюрбане, вероятно, сановника высокого ранга, связанного со строительством причалов, - сидевшего на топчане, с пиалой в руке и ведущего мирную беседу с представителем местной знати.
  Вежливо поприветствовав старших, Виттория, со свитком грубой камышовой бумаги, весело помахивая закопченным чайником, направилась к аркам кухни.
  Ассортимент кондитерских изделий был небольшой - халва, нуга и рахат-лукум, - поэтому выбор она быстро сделала.
  - Уважаемый, кто этот благородный господин? - спросила она у сонного владельца заведения, расплачиваясь за сладости и чай. - Светлейший Юсуф-паша?
  - Ты что! Эта же сам визирь Кадир абу Салех, - зашипел чайханщик, возмущенный ее дремучестью. - Из Кахира! Таких людей надо знать в лицо!
  Кадир... Кадир-бей? Недаром вальяжный царедворец показался ей знакомым. Он почти не изменился за десять лет, с тех пор, как сопровождал экспедицию лорда Корстэна в Дафур, лишь немного потолстел и залоснился от сытой жизни, гарантированной всякому придворному шаха.
  Значит, он выслужился до первого министра...
  Не поворачивая головы, Виттория украдкой покосилась на старого знакомого и с ужасом обнаружила, что тот бесцеремонно разглядывает ее. У нее душа ушла в пятки. Благоразумнее всего было убраться с его глаз долой...
  - Эй, друг, - ласково позвал Кадир. - Подойди-ка поближе.
  - Вы мне говорите, господин? - она наигранно удивилась, чтобы потянуть время и собраться духом.
  - Тебе-тебе. Подойди, не бойся, - он взмахнул рукой, пальцы которой были унизаны перстнями с огромными драгоценными камнями. - Как тебя зовут?
  - Мурад, - она быстро сообразила, что сейчас нельзя называться Джафаром, чтобы - не дай, Бог! - не возникло никаких опасных для нее ассоциаций с прошлым.
  - Откуда я тебя знаю? - он сладко заулыбался. - Ведь мы знакомы?
  - Господин, должно быть, вы обознались.
  - У меня хорошая память на лица. Раз увижу человека - запомню на всю жизнь, - его большие красные губы были похожи на жирных червей, шевелящихся в густой, ухоженной бороде. - Где ты живешь? Кто твой отец?
  - Мой отец простой торговец сукном из Хорсобада, господин.
  - Нет, я точно где-то видел тебя! - он прищурился, сверля ее немигающим взглядом.
  - Если бы я с вами встретился, то точно запомнил бы, светлейший. Но прежде я вас никогда не видел, даже издали, - тихо произнесла она, подавляя поднимающуюся внутри панику. - Клянусь Богом.
  - Кого же ты мне напоминаешь...
  - Не могу знать ваших знакомцев.
  - С кем ты здесь остановился? Ты же не один сюда приехал?
  - Со старшим братом, господин. Он меня ждет. А, может, уже ищет по всему караван-сараю.
  - Ладно, не стану тебя задерживать, чтобы твой брат не беспокоился о тебе. Мурад... Ступай, - отпуская ее взмахом, он сверкнул драгоценными камнями в перстнях.
  Повернувшись спиной, Виттория перевела дыхание. Дойдя до угла, она едва ли не бегом припустила в свои апартаменты.
  Работники уже наполнили ванну и, покинув комнату, таскали воду из колодца в резервуар для душа.
  Тизири заперла за ней дверь и озаботилась ее состоянием, близким к истерике.
  - Зира! - Виттория схватила и сжала ее руку. - Я сейчас встретила в чайхане Кадир-бея! Помнишь того дворцового офицера, командира летучего отряда, который гостил в доме Айязид-паши? Потом сопровождал нас в Кахир. Он теперь визирь! И он - в Эль-Бадраше! Руководит строительством причалов в Эль-Фазейре. Он обратил на меня внимание, но не узнал, хотя уверен, что видел меня когда-то. Он может вспомнить меня! И тогда - мы пропали, - она ахнула от ужаса. - Нам с тобой не отрубят головы, Зира, нас закидают камнями. Что еще страшнее! Твое лицо он не видел, ты была в парандже, а меня он знает. Хотя тогда я была маленькой девочкой... Но вдруг я мало изменилась внешне за десять лет... Надо ехать дальше, в Кахир. Оставаться в караван-сарае - опасно для жизни!
  Тизири жестами заверила, что Кадир ее не узнает. Ему и в голову не придет, что женщина может носить мужскую одежду, поэтому не вспомнит ее.
  - Зира, все равно! Я теперь себе места не найду. Только об этом и буду думать.
  Тизири кивком потребовала озвучить мысли.
  - Маловероятно, что Кадир сопоставит мое пребывание в Эль-Бадраше с дворцовым переворотом в Куфрейне, о котором ему уже наверняка известно. Допускаю, что он знает, что лорд Корстэн с семейством жил в Тиграде. Догадывается, что альбигонская миссия была разгромлена, а неверные убиты... Даже погромщики уверены, что перерезали всех. Но если он пронюхает, что я прибыла из Куфрейна в Мисур с последним караваном... - она в отчаянии спрятала лицо в ладонях. - Мне нельзя попадаться ему на глаза, ни в коме случае! Иначе, нам обоим конец.
   В дверь постучали, от чего Виттория вздрогнула.
  - Господа, это Фархат, я принес вам с базара все, что вы заказывали.
  - Спасибо, Фархат, - она быстро собралась мыслями. - Подожди, сейчас мы соберем вещи, которые надо отнести в стирку.
  Тизири разделась и, свалив вещи кучей, направилась в банное отделение, оставив сестру общаться со слугой.
  - Фархат, друг, скажи, а визирь Кадир живет в караван-сарае? Я видел его сегодня, в чайхане.
  - О! Светлейший визирь, долгих лет ему, живет в Хорсобаде, во дворце Юсуф-паши.
  - Значит, в Хорсобаде... - Виттория ощутила несказанное облегчение.
  - Здесь живут строители.
  - Но сейчас же все рабочие на побережье.
  - Визирь заехал, чтобы побеседовать с нашим уважаемым Акрамом. О чем они говорят - только Богу известно. Что-нибудь еще желаете, дорогие гости?
  - На сегодня к тебе будет всего одна просьба. Принеси нам, пожалуйста, чай после предвечерней молитвы. Чайник у нас свой, зайдешь и возьмешь, - она отсчитала деньги на прачечную и еще три фелса лично Фархату за его старания.
  - Да пребудет с вами Бог, - слуга попятился, согнувшись в поклоне.
  ***
  Оба призыва к дневной и предвечерней молитве сестры проигнорировали без зазрения совести. Здесь можно было обойтись без показухи, никто не заметит, что они не занимаются религиозной практикой.
  После мытья с душистым дорогим мылом, Тизири погрузилась в ванну и не вылезала из воды все то время, пока Виттория копировала иероглифы. Потом - с полотенцем на голове, не причесываясь, - они вытянулись на топчане и подремали до прихода Фархата, который явился за чайником.
  К этому времени начали возвращаться рабочие с побережья, и караван-сарай наполнился гулом голосов.
  После чаепития со сладостями, Тизири потянуло на подвиги. Она попросила заплести ей косу и уложить венцом. Ограничившись бутафорскими усами, тарга прикрыла подбородок полосой от тюрбана.
  Виттория отказалась составить ей компанию в вечернем променаде, опасаясь встретить еще кого-нибудь из старых знакомых.
  - Укушенный змеей - и веревки боится ... И ты не забывай об осторожности.
  ***
  

- 6 -

  ***
  
  Любовь и ненависть творят круговорот.
  Кто смысл его доподлинно поймет?
  Ткань безмятежности не сохранить меж ними.
  Одна связует всё. Другая - тут же рвёт.
  Лаат Сирх
  
  ***
  
  Разведав обстановку, Тизири стала звать Витторию на крышу, уверяя, что там безопасно, и ее никто не заметит. Она хотела что-то показать.
  Девушка выглянула в маленький дворик, затененный тентом, но совсем не спасавшим от зноя, и внимательно изучила обстановку. На дверях номера напротив висел замок, поскольку не нашлось других состоятельных гостей, чтобы платить за удобства. Толпившиеся у ближнего желоба-водопоя, магрибы-разнорабочие умывались и стирали вещи. На нее никто не обращал внимания.
  По каменной лестнице на торцевой стене своих апартаментов сестры поднялись на плоскую нагревшуюся крышу, откуда открывался замечательный обзор. Окрестности были видны как на ладони. На юге за светло-желтой песчаной равниной, где пустили свои цепкие корни пальмы и саксаул, за бирюзовой полосой мелководья, синел залив Эль-Фазейр. Место будущей стройки будущего причала угадывалось по уродующему береговую линию нагромождению белых блоков. Рабочие, многочисленность которых свидетельствовала о масштабах строительства, возвращались в город, растянувшись длинной вереницей, петлявшей между невысокими дюнами.
  Тизири указала пальцем на запад, на гряду Атаранских гор, врезающихся серыми отрогами в иссушенную летней жарой мисурскую степь.
  - Скучаешь? - она обняла таргу за талию. - Хотела бы там побывать, да? Посмотреть на родные места, вспомнить молодость...
  Тизири взяла ее руку и написала на ладони: 'золото'.
  - Золото? Какое золото? Сокровища таргов? - оживилась она. - Из ваших храмов?
  С тех пор, как Виттория впервые услышала от Джафара о легендарных властителях Хогара, ее очень интересовало, куда пропали храмовые реликвии, однако считала, что цинично и нетактично расспрашивать об этом названную сестру. Это уязвило бы ее чувства, растревожило душу, вызвав воспоминания о гибели ее родных и близких... Хотя несколько раз она предлагала тарге написать краткую историю ее народа. Только Тизири очень не любила заниматься писаниной, ее хватало лишь на то, чтобы вывести пару слов на ладони.
  'Тайник'.
  - В нем много золота?
  'Гора'.
  - Вах! Зира, ты знаешь точное местонахождение клада?
  - Угу.
  - Но ведь прошло почти десять лет... И ты помнишь?
  - Угу.
  - Почему раньше ты ничего не говорила о кладе?
  'Ты не спрашивала'.
  - О таких вещах не спрашивают!
  Впрочем, если бы Тизири рассказала о золоте таргов раньше, то это ничего не изменило бы. Магрибы не дали бы разрешение на экспедицию в Атаранские горы, а лорд Корстэн отказался бы от тайного похода в Хогар и не отпустил бы дочерей одних.
   'Это золото для нас двоих. Мы будем, как королевы'.
  - Зира, мы с тобой и так богаты! Мы единственные наследницы. Фактически мы единолично уже владеем огромным состоянием: большим дворцом, обширными земельными угодьями, угольной шахтой, приносящей стабильный доход. Когда мне исполнится двадцать один, я вступлю в наследственные права и честно поделю все пополам.
  'Пока мы в Мисуре, надо забрать золото. Из Аксонии сделать это будет трудно или невозможно', - настаивала тарга.
  - Это очень рискованно. Сейчас наша приоритетная задача - добраться до альбигонского посольства в Кахире и встретиться с дядей Нэтом, рассказать о том, что произошло в Тиграде. Заказать поминальную службу. К маме на могилу сходить... Я хочу вернуться в наш особняк в альбигонском квартале! Это самое безопасное для нас место в Мисуре и на всем Востоке. Я очень устала, Зира. Я боюсь... Мне надо отдохнуть.
  'Клад близко'.
  - Ближе к Дафуру или Баскаю?
  'Между', - Тизири поставила ладонь ребром.
  - Значит, нам придется идти через Дафур. Допустим, там наше появление не вызовет подозрений. Но в Баскае, по всей вероятности, в предгорьях мы встретим мисурских солдат.
  'Почему?'
  - Скоро начнется война с Хабашатом. В Эль-Фазейре строят причалы не для морской торговли. Шершади решил взять реванш за своего деда. Он хочет покорить богатые языческие царства за Атаранскими горами. Но поскольку северные рубежи Хабашата надежно укреплены, шах нападет с востока. Порт в Эль Фзейре позволит быстро переправить солдат и пушки и создать плацдарм на хабашитском берегу. Армия при этом сохранит боеспособность. Понимаешь? При марш-броске через горы, через узкие перевалы, войска Шершади растянутся, устанут в пути и не успеют выстроиться в боевой порядок, если враги встретят их на границе, как это произошло с воинством шаха Фаруха. По морю можно будет быстро переправить армию и снабжать ее всем необходимым. Хотя Шершади, должно быть, думает, что легко одержит победу.
  'Ты ученый или воин?' - тарга фыркнула.
  - Глупый вопрос! - Виттория нахмурилась. - Я ученая дама. Просто умею сопоставлять разрозненные фаты. У Хабашата, как у всех государств Дарийского залива, нет ни флота, ни береговых укреплений, что делает его крайне уязвимым при нападении с моря. Практически беззащитным...
  'При чем здесь Баскай?'
  - Из Баская будет совершен обманный маневр, при поддержке воинов Осман-паши, чтобы отвлечь противника и сбить с толка. Может, из пушек постреляют, чтобы страх нагнать, ведь у шаха Шершади, благодаря альбигонской короне, теперь есть пушки. Эта провокация заставит хабашитов стянуть все свои силы на север, таким образом. Мисурская армия, тем временем, высадится на восточном побережье и начнет наступление.
  'Ты уверена?'
  - Я бы именно так поступила, если бы хотела завоевать Хабашат. Неужели шах Шершади глупее меня? Судя по тому, как активно магрибы приступили к возведению причалов, числу рабочих и тому факту, что работы курирует сам первый министр, а не губернатор, стройка имеет государственное значение. Война начнется этой осенью.
  Тизири произвела жест, который можно было растолковать двояко - 'светлая голова' или 'тебе голову напекло солнцем' - и повесила сестре на грудь воображаемый орден.
  - Поиски твоего клада придется отложить на некоторое время, - продолжила Виттория. У нас сейчас только одна дорога - в Кахир. А потом видно будет. Отдохнем, все хорошенько обдумаем и составим план действий.
  - Угу, - соглашаясь, тарга вздохнула.
  - Нам с тобой повезло, что мы живы, добрались до Мисура и нас не разоблачили по дороге. Но это не значит, что и в дальнейшем нам будет улыбаться удача.
  Тизири настороженно выпрямилась, прислушиваясь к чему-то. Виттория, последовав ее примеру, вдруг поняла, что гомон в караван-сарае смолкает.
  По проходу между длинными зданиями с комнатушками, мимо почтительно замерших постояльцев шествовала целая процессия. Владелец караван-сарая и его помощник сопровождали важного гостя, именуя его 'господин великий зодчий'. Следом за ними грузчики на тележках везли многочисленный багаж.
  Отодвинувшись подальше от бортика и, оставаясь незамеченными, сестры слушали льстивые словоизлияния принимающей стороны в адрес новоприбывшего. На соседней крыше приподнялась и встала на распорку дверца 'окна-ловца северного ветра', чтобы пустить в помещение свежий воздух.
  Придворный архитектор заселился в пустовавший номер напротив, и прислуга забегала с ведрами, наполняя для него ванну.
  Едва караван-сарай оживился, заговорив сотней голосов, как снова что-то заставило его насторожиться и затихнуть. Волна почтительного молчания катилась от ворот по всем двориками и закоулкам.
  Из-за угла показались всадники.
  - Зира, это он! Кадир абу Салех! - прошептала Виттория, увидев высокий желтый тюрбан.
  Под охраной трех гвардейцев он направлялся в ее сторону! Местные обитатели торопливо убирались с пути кавалькады царедворца и в почтении горбились.
  Кадир спешился и, оставив своих телохранителей на солнцепеке, скрылся под навесом.
  - Пошли прочь! - приказал он суетившимся в номере слугам, которые немедленно выбежали во дворик. - Зайдем в покои, Керим, - приказал он владельцу соседних апартаментов. - Поговорим.
  Девушки переглянулись.
  'Действуй. Я посторожу', - согласилась Тизири, и Виттория под прикрытием бортика на четвереньках поползла к распахнутому ради сквозняка люку, чтобы подслушать их беседу.
  Она хотела получить подтверждение догадки о военных планах шаха Шершади, а, если повезет, раздобыть другие секретные сведения, чтобы потом передать их дяде Нэту. Ведь дело, которое привело визиря Кадира к главному архитектору, несомненно, имело статус государственного. Да и самой ей могла пригодиться приватная информация о дворцовых интригах.
  - Я не могу согласиться на твое предложение, Кадир. Ты толкаешь меня на преступление! За плохую работу, в первую очередь, с меня спросят! Я лишусь своего места. Это навсегда испортит мою репутацию, - услышала она гневно дрожащий голос архитектора и залегла, вытянувшись во весь рост, рядом с потолочным люком. - Да что репутация! Если на меня донесут, шах Шершади с меня голову снимет!
  - Ты не шаха должен бояться, Керим. Как говорят, владыку можешь проклинать, но дружи со сторожем. Поэтому не оглядывайся на Шершади, а слушай меня и выполняй все, что я тебе говорю.
  - Дурное дело вы с Юсуфом затеяли. Хотя Юсуф-паша ничем не рискует. Скажет, что знать ничего не знает, давал нам все, что мы у него просили, и не разбирается в пригодности строительного материала.
  - Главное, чтобы ты сумел правильно использовать этот материал.
  - Кадир, ты не понимаешь, что требуешь!
  - Я понимаю, что тебя ждет более чем щедрое вознаграждение.
  - Мертвым деньги не нужны, - упорствовал зодчий. - Скажи мне, визирь Кадир, разве кому-то удалось прихватить свои богатства на тот свет?
  - Вах! Керим, зачем о плохом думаешь? Ты построй причал так, чтобы никто ни о чем не догадался. Ты же у нас 'великий строитель'.
  - Кадир, крепости из песка строят только дети, но мы-то с тобой взрослые и знаем, какой ненадежный материал песок. И, тем не менее, ты мне предлагаешь построить такую крепость. Да еще хочешь, чтобы она стояла долго и выдерживала все вражеские приступы. При первом же шторме причалы могут развалиться! И когда они разрушаться, сразу станет видно, что они сделаны не из дафурского камня, а из хорсобадской грязи.
  - Не грязи, а бетона. А сезон штормов еще не скоро. И война будет короткой. Военная компания продлится два месяца, не дольше. Генеральный штаб уже составил план нападения. Цари Хабашата с востока нас не ждут. Они держат всех своих воинов в северных крепостях. После победы флот вернется в Средиземное море. Нельзя надолго оставлять Кахир без защиты, а то султан Назим абу Хасан только того и ждет.
  - Да, следует признать, что у султана Назима самая сильная армия на Востоке.
  - Едва он почует нашу слабину - уже через два дня будет пировать в нашей столице. Приморский гарнизон без поддержки флота и сутки не выстоит перед армией Куджистана. Амбиции у султана Назима, как у первых халифов... Он желает мирового господства. Уже примеряет эпитет 'Солнце Востока'...
   - Куджистан - опасный сосед, - согласился Керим. - Хотя, возможно, сейчас султан Назим обратит свой взор на Тиград, первую столицу Халифата. Сегодня слышал от владельца караван-сарая, что калиф Мейятдин убит, а власть захватил Муссаб, сын наложницы. Тиградский трон шатается. Куфрейн, в нынешнем его состоянии, представляет собой легкую добычу для такого полководца как Назим.
  - Все просто, Керим. Все очень просто... Каждый человек мечтает о славе и богатстве. Так что не мудрствуй, а делай так, как лучше для твоего кошелька.
  - Мне надо сделать расчеты, Кадир, - уступил архитектор. - Набросать новый план. Посмотрю, как можно решить вопрос с минимальным ущербом для проекта.
   - Я знал, что ты благоразумный человек, и мы останемся друзьями.
  - Лучше иметь сто врагов, чем такого друга, как ты Кадир.
  - Будем считать вопрос решенным.
  Судя по треску распахнувшихся дверей, визирь покинул покои архитектора.
  Виттория не высовывалась, пока стук копыт не удалился.
  Чтобы не вызывать подозрений, девушки прошли по стене, и спустились вниз в соседнем дворике. Возвращаясь, они увидели в открытых апартаментах напротив придворного архитектора, который склонился над разложенными на топчане бумагами.
  - Мир Вам, уважаемый, - приветствовала его Виттория по-соседски.
  - И вам - мир, - отозвался он, не отрываясь от расчетов.
  ***
  Несмотря на все дневные волнения и переживания, Виттория всю ночью проспала крепко без снов, прихватив еще половину утра. Ей не помешали выспаться ни гомон строителей, собиравшихся на работу, ни пронзительные призывы на молитву с близкой храмовой башни, ни соседские слуги, затеявшие перебранку во дворике под дверью.
  Фархат, ждавший ее пробуждения неподалеку на приступке на видном месте с вещами, принесенными из прачечной, был немедленно отправлен за чаем, свежим печеньем и писчей бумагой. Виттория решила записать истории об Ашае, рассказанные Теймуром, пока помнила детали. До вечернего похода в гости оставалось еще много времени.
  Тизири тоже нашла себе занятие - наточила саблю, и повторила несколько раз комплекс военных упражнений. С наступлением жары она погрузилась в ванну.
  Виттория хотела попросить Фархата принести холодного красного чая, но поскольку его поблизости не было, сама оправилась в чайхану, заперев сестру в номере.
  - Джафар! - услышала она голос Мурада, когда уже подходила к комнате с полным чайником.
  Юноша быстро нагнал ее. Красивый, будто пришел свататься, он был одет во все новое - тюрбан, рубаху, халат, шаровары.
  - Мир тебе, - она невольно им залюбовалась.
  С его приближением ее окутало благоуханное облако пряно-сладковатых банных притирок.
  - Хорошо, что заметил тебя. Как раз вас ищу, - он широко улыбнулся.
  - Зачем? - она встала около желоба-водопоя, потому что вести Мурада в номер было нельзя.
  - Хотел узнать, как вы устроились.
  - Мы хорошо устроились.
  - Караван-сарай забит под завязку... - на его лице мелькнуло сомнение. - Вы на полу спите? Дядя Теймур приглашал вас к себе. Зачем отказались? А хотите, поедем в поместье? Это недалеко. У нас целое крыло свободно, пустует с тех пор, как братья переехали в Хорсобад. Можете жить у нас, сколько пожелаете.
  - Спасибо, Мурад. У нас отдельные покои.
  - Вы придете вечером в гости? Не передумали? Дядя Теймур спрашивал.
  - Придем. Можешь так ему и передать. Всё?
  - Чем Гумар занимается? - Мурад не думал отставать.
  - Отдыхает.
  - Вообще ничего не делает? - он удивился и позавидовал. - Я хотел его повидать...
  - Вечером увидишь.
  - Почему не сейчас? Джафар, зачем тайну на пустом месте делаешь? Чего стоишь? Пошли, покажешь, где вы живете, - он явно считал себя старшим из них двоих. - Зайду, поздороваюсь с Гумаром.
  Полуденное спокойствие караван-сарая нарушил стук копыт. Цокот гулким эхом отражался от стен и раскатывался по всем безлюдным закоулкам.
  Зловещий сигнал!
  Только один человек в этот час мог разъезжать здесь верхом и в сопровождении кавалькады - Кадир абу Салех!
  Выбрав меньшее из двух зол, Виттория сорвалась с места. Мурад поспешил за ней, как привязанный, и присвистнул, поднимаясь по ступеням к номеру 'люкс'.
  - Вах! Да вы богатеи! И не жалко вам было тратиться? Если бы у нас остановились, сберегли бы свои деньги.
  - Подержи! - она передала чайник, расплескивая его содержимое от волнения. Трясущимися руками с трудом вставила ключ с фигурной бородкой в большую замочную скважину, с истовой молитвой повернула и отомкнула запорную дужку. - Быстро заходи!
  Закрывая массивную створку, Виттория успела увидеть верховых, выехавших из-за угла напрямую. Задвинув щеколду, она прислонилась лбом к двери и перевела дыхание.
  Всадники, громко переговариваясь меж собой, спешились перед двориком.
  - Ваш враг? - с сочувствием и любопытством спросил Мурад, кивнув в сторону визиря. - Убегали от пыли - попали в песчаную бурю?
  Девушка поморщилась и забрала чайник.
  - Гумар! - позвала она таргу, играя роль Джафара. - Тут Мурад зашел, поздороваться. Я не мог его не пустить, потому что к нашему соседу приехали гости, ты знаешь кто.
  Она не представляла, в каком виде застанет Тизири, но надеялась, что та быстро сообразит, как ей следует поступить.
  За шторой послышался плеск...
  - В купальне сидит, - пояснила Виттория пареньку, изумленно приподнявшему брови. - Сейчас оденется и выйдет.
  - Мир тебе, Гумар, - обозначил свое присутствие Мурад, осматривая уютное убежище в приглушенном свете двух узких стрельчатых окон, похожих на амбразуры и разгонявших сумрак по углам.
  Виттория тоже окинула взглядом большой топчан в поисках женских вещей и убедилась, что за сорок дней нелегального положения у них вошло в привычку не оставлять на виду какие-либо опасные улики. Даже свитки с записями были убраны в суму.
  Все ее предосторожности оказались абсолютно ни к чему, когда, оправдывая самые худшие ожидания, появилась Тизири в распахнутом халате. Отодвинув штору и опершись на косяк, она встала в арке, бесстыдно являя обнаженное тело.
  Воплощение мужской эротической фантазии...
  Роскошное, вопиюще женственное тело - с полной грудью, узкой талией, крутыми бедрами и стройными ногами - какое может быть, разве у гурии. Единственно, не девственное.
  - Зира, ну зачем? - жалобно взмолилась Виттория, уже ясно представлявшая, что произойдет дальше. И ей придется мириться с блажью тарги. Сама виновата - привела несчастную жертву прямо в логово этой хищницы!
  - А где твоя борода? Ты не Гумар? - открыв рот и хлопая глазами, Мурад замотал головой, отказываясь верить. Его взгляд скользнул по женской груди и ниже, к выбритому лобку. - Нет, ты Гумар. Но не мужчина...
  Шокированный своим открытием, он побледнел, что было заметно даже под густым загаром, и остолбенел, чем немедленно воспользовалась 'ночная львица'. Мурлыкнув, она стремительно приблизилась к нему и, не встретив сопротивления, заключила его в объятия. Получив такой подарок судьбы, она сияла от счастья, как маленькая девочка, которой родители подарили на Рождество живого пони, с той разницей, что теперь вырвать парня из рук тарги можно было, только убив ее.
  Она сняла с Мурада тюрбан и передала Виттории.
  - Я тебе не прислуга! - шепотом возмутила она, однако приняла головной убор, положила на столик рядом с чайником и встала у стены, скрестив руки на груди. Деваться ей было некуда - сейчас она не могла выйти из номера, за дверью ее ждал Кадир, а сидеть в закутке с ванной не позволял аристократизм. В конце концов, не она, находилась в двусмысленном положении!
  Впрочем, Тизири, создавшая катастрофическую ситуацию, пребывала в отличном настроении. Улыбаясь, жмурясь, издавая довольные гортанные звуки, она ерошила носом густые волнистые волосы Мурада и нежно гладила его спину, высвобождая в удивленном и испуганном юноше мужскую природу.
  - Гумар, ты такой... такая красивая... Я попал в рай, да? - он сходил с ума от невообразимости, невероятности, непостижимости происходящего. Гумар - его кумир, образец для подражания, объект противоестественной любви и тайных воздыханий - чудесным образом превратился в молодую красивую женщину и находился слишком близко, лишая всякой способности здраво мыслить.
  - Мне-то за что такое наказание, - проворчала Виттория для проформы. Как ни странно, она была готова к подобному, ждала, что тарга устроит ей представление по дороге в Кахир, найдет себе какого-нибудь пастушка...
  Но она не хотела, чтобы этим 'пастушком' стал Мурад!
  Она ревновала его, потому что во время перехода через Ашай тоже имела него виды, хотя знала, что после возвращения в Мисур расстанется с ним навсегда. Покинет Эль-Бадраш и больше никогда его не увидит.
  'Зире нужен секс, - грустно думала она, глядя на любовников. - Она, в отличие от меня, умеет им заниматься, и сможет получить удовольствие, чего была лишена все это время'.
  При своем восточном темпераменте Мурад был переполнен неуемной кипучей жизненной силой поры взросления и терзаем неутолимой грешной плотского жаждой, поэтому загорелся моментально. Пробудившееся в нем вожделение было острым и нестерпимым. Он неумело целовал таргу, тыкаясь как-то по-щенячьи слепо в ее подбородок, шею, плечо, коротко постанывал и бормотал что-то невнятное, моля о благоволении...
  Сейчас ему было можно все. Теперь, когда его ничто не сдерживало, когда все надуманные преграды исчезли, он мог просить об исполнении любовного желания.
  И не стыдиться своего влечения...
  И не скрывать, что готов поддаться соблазну. И безоглядно прелюбодействовать...
  Юноша-мужчина - в смиренной рабской покорности и стремлении полновластно обладать...
  Он не сопротивлялся, но и не помогал Тизири себя раздеть. Желая видеть его тело и чувствовать его кожей, она сняла с него халат, стянула через голову рубашку. Заставив юношу шумно дышать открытым ртом, прижалась к нему и торопливо восхищенно обласкала его обнаженный торс. В нем не было изъяна - пропорционально сложенный, в меру мускулистый, широкоплечий, с узкой талией, гладкий и смуглый - ставший от своих сокровенных переживаний еще более привлекательным. Разница в росте и возрасте для нее не имела значения...
  Виттория, сцепив руки у груди и высунув кончик языка, наблюдая за совращением. Мурад, охваченный страстью, преобразился прямо на глазах и стал похож на любовника из ее фантазий, отчего она испытала неописуемый и неприличный восторг.
  Ей ли смущаться, когда ее никто не стеснялся? Ее совсем не замечали. О ее присутствии забыли! С другой стороны она не думала о себе, как о постороннем. Наоборот, безо всяких условностей считала себя причастной к происходящему, ибо их всех троих необычайно тесно сблизил тот достопамятный случай в Джибу-Джайли...
  - Гурия, не томи, - с надрывом просил Мурад. - У меня сейчас сердце разорвется. Я сейчас помру.
  Вытянувшись и прогнувшись, Тизири стиснула растопыренными пальцами его ягодицы и потерлась животом, подавая женский сигнал, который Мурад растолковал безошибочно. Прежде не проявлявший активность, он сгреб ее в охапку и, повалив на топчан, жадно набросился с ласками и поцелуями.
  Улетела в сторону сброшенная туфля...
  Тизири тихо засмеялась.
  Казалось, что любовники борются. В действительности, они стремились соединиться, чтобы, слившись в одно целое, достичь естественной развязки. Мурад суетливо развязал свой пояс, и тарга спустила с него шаровары, оголяя более светлые, по сравнению со спиной, ягодицы.
  'Красивая попка', - позволила себе пошлую мысль Виттория.
  Выдавая свою неопытность и нетерпение, Мурад заколебался в резких телодвижениях между широко раскинутыми женскими бедрам. Его неумелые и бесплодные попытки вызвали рычание Тизири, которая взяла дело в свои руки.
  У Виттории перехватило дыхание от горячей волны возбуждения, поднявшейся снизу и обдавшей жаром щеки, когда Мурад со всхлипами - охами или рыданиями - овладел таргой и замер, ошеломленный неизведанным доселе ощущением, какое может подарить только желанная женщина. Ему вторила Тизири. С ее громким вздохом-стоном, казалось, вылетела ее душа. Но она сразу зашевелилась, погладила спину своего любовника и с мычанием заелозила по ним, требуя дать ей большее. Приподнявшись на локтях, Мурад заглянул в ее лицо, словно хотел удостовериться в ее реальности и, завороженный ее красотой, притянутый приоткрытым красным ртом, склонился и благодарно поцеловал.
  Виттория откликнулась всем своим существом на эту чувственную и умилительную картину, восприняла так, будто целовали ее саму, даже губы сделала дудочкой и обомлела, обуреваемая трепетной тягой к запретному...
  Тизири подбросила любовника снизу, заставляя двигаться. Подчиняясь заданному ритму, юноша начал прогибаться. Его хватило его всего на несколько плавных махов. Потом разбушевавшееся в нем животное начало, вырвавшееся из-под гнета разума, как джинн из волшебной лампы, повлекло его к мужскому триумфу, скручивая поясницу и вращая ягодицы, бешено и безудержно. Испуганно вытаращив глаза и удивленно вскрикнув, Мурад сделал Тизири своей. Ослепленный и оглушенный эйфорией свершения - он задыхался и подрагивал, как в ознобе...
  Виттория не должна была смотреть, но не могла заставить себя закрыть глаза или отвернуться, именно в силу интимности этой сцены. Она не понимала, как при здравом рассудке первобытные чувства становятся неподвластны разуму, вырываются из-под надежного гнета морали без оглядки на запреты. Неужели плотское желание подобно урагану, которому бесполезно сопротивляться и невозможно устоять перед его мощными шквалами? От блаженства меркнет сознание?
   'О завтра не гадай, живи одним мгновеньем,
  Но каждый миг дари любви и наслажденью', - вспомнились ей эти магрибские стихотворные строки, которые могли бы служить эпиграфом к происходящему.
  Побыв недолго в раю и вернувшись на грешную землю, Мурад бессильно обмяк, растратив все жизненные соки.
  Неудовлетворенная Тизири застонала, ласками побуждая его к продолжению. Однако ее любовник, по молодости лет не имея даже отдаленного представления о женской природе, повел себя странно - попытался сползти, полагая, что его отпустят.
  - Не надо. Пусти! - он рванулся, но безуспешно. Тарга сжала его еще сильнее и оплела ногами. - Джафар! Скажи ему! Ей... Чего она меня держит?
  - Угу! - вытянув шею, Тизири послала сестре взгляд, призывая выступить в роли толмача.
  - Мурад, не оставляй ее. Ты ей нужен ей, - Виттория немедленно исполнила ее немую просьбу.
  - Все это так... так неожиданно, - выдавил паренек, скуксился и шмыгнул носом, собираясь расплакаться.
  - Что случилось? - быстро сбросив туфли, Виттория забралась на топчан. Усевшись рядом с любовниками и вдохнув аромат благовоний, к которому примешивались знакомые мускусные испарения, она участливо заглянула в лицо страдальца. - Что с тобой?
  - Не знаю, - он зажмурился, обуреваемый необъяснимыми душевными муками.
  - Раскаиваешься? - она медленно протянула руку и, успокаивая, прикоснулась к его влажному плечу. - Тебе же было хорошо.
  - Нет! То есть, да. Но это... Гумар оказался... - Мурад боялся смотреть на Тизири, которая затихла, понимая его состояние.
  Обладание женщиной стало для него не меньшим потрясением, чем открытие, что Гумар - совсем не тот, за кого себя выдавал.
  - Тебе же лучше! И честь сохранил, и ничего болеть не будет, - она нашла весомый утешительный довод.
  - Я не могу... Просто столько всего сразу...
  Растерянный и несчастный - он отказывался признавать свою мужскую состоятельность, хотя только что успешно доказал обратное. Более того, оставался в миссионерской позиции.
  Томящаяся Тизири огорченно вздохнула и поторопила сестру взмахами раскрытой ладони.
  В другой раз Виттория сочла бы ситуацию безобразной и дико компрометирующей. Мало того, что она присутствовала при разнузданном блуде, так еще оглашала желания Тизири. Но переступив невидимую грань, уже не считала свое участие в этом и соучастие чем-то зазорным.
  - Мурад, подари ей блаженство, какое сам только что испытал. Представь, что пришел в свой гарем, к самой любимой жене, в первую ночь.
  За дверью послышался легкий наигрыш - во дворике кто-то начал бренчать на удде. Сначала тихо, без аккордов, опробуя звучание, потом громче и весьма умело. Точно угадывая лады и виртуозно перебирая струны, музыкант извлекал из магрибской лютни чистые и глубокие звуки. В красивой протяжной мелодия чередовались восточная мрачная грусть и отчаянная радость жизни.
  - Вот тебе и музыка для вдохновения. Прямо, как во дворце шаха. Чудесное музыкальное сопровождение для... эм... нашего события.
  - О, Всевышний, помоги!
  - Зачем ты его зовешь? Один не справишься? - Виттория гладила его так же, как исследовала наощупь древние памятники, но получала несравнимо большее наслаждение от упругости и тепла его кожи, удерживаясь от соблазна потрогать его небольшие ягодицы с ямочками. Она прониклась атмосферой порока! Было необычайно занимательно ласкать голого мужчину и вызывать в его теле дрожь наслаждения, и знать, что за это ей ничего не будет. Пусть не совсем мужчину... Но и не девочку же!
  - Не шути так.
  - Ты же взрослый, Мурад. И теперь-то уж точно мужчина, - уговаривала она его, как маленького.
  - Угу, - Тизири крутанула тазом.
  - Гумар! - прикрикнул на нее Мурад, сердито сведя брови.
  Тарга шлепнула его по спине, отчего он встрепенулся, и начала тихонько его раскачивать.
  - Двигайся, Мурад. Давай же! Она ждет. Сделай ей приятно. Пусть она 'улетит на небо'. Она хочет испытать силу твоих чресл. Главное, сдерживай себя подольше, - нежнейшим голосом произнесла Виттория и, осмелившись, все же провела кончиками пальцев по запретным выпуклостям. Она закусила губу, сдерживая ликующий возглас и радуясь, что ей, наконец, удалось преодолеть свою стыдливую боязнь перед этой частью мужского тела!
  - Джафар! - Мурад резко повернул к ней голову, и она одернула руку. - Или кто ты?
  - Джафар.
  - Но ведь ты не Джафар! - его глаза сначала сузились, потом по мере постижения коварного обмана расширились. - И не парень... Ты все наврал! Ты врала мне всю дорогу!
  - Зови меня Джафарой.
  - Вы обе женщины!
  В сложившейся ситуации, в его положении подобное обвинение было совсем нестрашным, а даже смехотворным.
  - И ты возлежишь с одной из нас, как с женой, - с иронией напомнила девушка. - Не хочешь быть ее мужем?
  Тизири, переместив ладони по его спине вниз, наложила их, как на свою собственность, на его напряженный зад, подсказывая движение, и выгнулась.
  Мурад громко и порывисто вздохнул, возвещая, что все его противоречивые эмоции сплавляются и превращаются в одну - вожделение. В этом Виттория была уверена, потому что видела его затуманившийся взор и его лицо, обращенное в этот миг к ней и вдруг исказившееся в пароксизме страсти.
  - А ее как зовут, можешь сказать?
  - Лунный Свет.
  Пусть знает хотя бы, что означает имя его соблазнительницы.
  - Гамра... - он снова посмотрел на таргу, которая призывно и плотоядно улыбнулась ему.
  - Почти...
  - Гамра, - повторил он. - Ты прекрасна, как луна...
  - Поцелуй ее, приласкай... Скажи, что любишь. Ведь ты ее любишь?
  - Да, - выдохнул он, вытягиваясь не умевшим лгать телом от мучительно-сладостных спазмов. - Я люблю тебя, женщина, как бы тебя не звали... будь ты самим дивом. - Откинувшись на локоть, он провел пальцами по щеке Тизири. Обхватив его запястье, она перенесла его руку в своей груди.
  - Смелей, Мурад, - ободрила его Виттория.
  - Вах! - он бережно накрыл холмик груди со светло-коричневой вершиной соска, и закатил глаза. - Гурия... я в раю...
  Он двинулся, упрочивая свое положение и заявляя о своих мужских правах. Потом еще раз... Твердые мышцы перекатились под блестящей бронзовой кожей.
  Он снова фантастическим образом преображался.
  Виттория была околдована неизвестно откуда взявшейся грацией уверенного в собственной силе хищника, у парня, который пару минут назад пытался удрать с ложа любви. Она видела перед собой уже не робкого юношу, а дерзкого мужчину с демоническим взглядом, перехватившего инициативу, жаждавшего обладать и подчинять своей воле. Будто он познал женщину не только что, а давно обрел сексуальный опыт, и в его гареме было пять жен. Такого Мурада она убоялась гладить, как побоялась бы гладить голодного дикого зверя, метавшегося в клетке. Однако не стала бы сопротивляться, если бы он на нее набросился так же страстно, как на сестру...
  Тизири отдавалась ему самозабвенно, бесстыдно вверяя свое тело ласковым рукам и нежным губам, и курлыкала от блаженства. Теперь она была всем довольна. Почти всем. И можно было не сомневаться, что скоро она получит недостающее - любовник ее не разочарует и отправит 'на небо'.
  - Так и будешь смотреть? - Мурад стрельнул в Витторию взглядом, отстаивая право, если не на частную жизнь, то личное пространство. - Тоже хочешь? - спросил он с вызовом и угрозой.
  Возмущенная неслыханной наглостью, она гордо вздернула подбородок и с достоинством фыркнула, хотя, на самом деле, ее сердечко замерло от заманчивости предложения.
  - Я не такая! Ты с ума сошел?
  - Немножко, - он показал в оскале ровные белые зубы, пугая и, вместе с тем, искушая еще больше.
  Тизири сладостно застонала и заколыхалась в экстатическом волнении, полностью завладев вниманием Мурада, который, повинуясь внутреннему позыву, усилил натиск. Его бедра ритмично заходили в неустанном танце, чувствительно поддевая партнершу. Урчанием, гортанными звуками, чередующимися с оханьем, тарга воздавала хвалу своему юному темпераментному любовнику, поднявшему бурю и спасавшему от нее.
  - Не буду вам мешать, друзья мои, - Виттория обиженно поджала губы, полностью осознав, что стала третьей лишней на этом празднике плотской любви, и ретировалась. Хотя вряд ли могла помешать... Разве можно остановить стихию?
  Со двора доносились чарующие переливы магрибской лютни, радующие счастливых людей и усугублявшие тоску одиноких...
  Виттория приникла к маленькому, вырезанному на двери ромбику и, выглянув во дворик, увидела на крыльце напротив Кадира и Керима. Расположившись на диванах, они пили чай и вели беседу. Музыкантом, который скрашивал их досуг, оказался один из слуг зодчего, имевший при выдающемся таланте довольно невзрачный вид.
  Однако происходящее снаружи в настоящий момент ее интересовало меньше, чем страсти, кипевшие по эту сторону стены. Пусть интерес был извращенный, поскольку касался необычайно волнительной, неразгаданной и непостижимой тайны бытия, но от этого он не терял своей важности и актуальности.
  Со жгучей завистью покосившись на топчан, где Мурад успешно исполнял роль мужа тарги, она опустилась на седло рядом со столиком и налила себе красный чай.
  - Гамра... свет моей жизни, - в изнеможении шептал Мурад. Обильный пот, выступивший на его смуглом теле, свидетельствовал о невероятном усилии, с каким он старался угодить женщине.
  Витторию обуял сильнейший приступ грешного желания, какого у нее никогда прежде не бывало, до слабоумия. Настойчиво донимавшая ее похоть ворочалась в животе и распирала грудь, придавая телу невесомость. Сжав коленки, подавшись вперед и сминая жестяную кружку в ладонях, она с нетерпением ждала кульминацию и гадала, кто из любовников первым 'улетит на небо'.
  - Гамра, уже можно? Больше не могу терпеть, - он приостановился. - Я сейчас... Прости, - прохрипел он.
  - Угу! - разрешила Тизири.
  Сплетенные в крепких объятиях - они забились друг о друга еще яростней в своем стремлении завершить начатое, словно их жизни зависели от этого ритуала, предписанного самой природой для исполнения всем половозрелым существам на земле. К стонам и охам, добавились неприличные эротичные шлепки.
  Что же творилось у них внутри, если подобным образом проявлялось снаружи?
  Они отправились 'на небо' одновременно. Их души воспарили на непостижимые для разума высоты, оставив плоть плавно покачиваться на волнах стихающего шторма. С исходящими силами их движения замедлились.
  Виттория почувствовала облегчение и сожаление от того, что все закончилось, притом, что финал был предсказуемый, логичный и гармоничный.
  Казалось, любовники уснули. Однако вскоре они ожили. Мурад поцеловав Тизири, отлепился и, счастливо улыбаясь, откинулся на спину. Потом повернулся на бок и приподнялся на локте.
  Мальчик, рано ставший взрослым...
  Юноша, мечта которого вдруг осуществилась...
  Лохматый, с вьющимися прядками, прилипшими к мокрому лбу, лихорадочно блестевшими глазами, в расширенных зрачках которых еще вспыхивали адские угли, и алеющим атласным ртом - он выглядел порочно и притягательно.
  Взгляд Виттории немедленно устремился к пупку и ниже, к жидким черным кудрям на лобке, и впился в обрезанный расслабленный член с лиловой головкой, свесившийся на бедро. В нем, определенно, не было ничего пугающего. Этот мужской орган не выглядел как орудие для пытки, которой она подверглась во флигеле посольской миссии в Тиграде, и нисколько не напоминал о доставленном мучении. Было вообще непонятно, как этим подобием ливерной колбаски с кожаным наконечником, можно причинить боль.
  Только отпустившая эйфория занялась снова...
  - Джафара, или как там тебя зовут, дай попить, пожалуйста, - попросил юноша и, заметив ее ненормальный интерес к его мужскому признаку, лениво загородился ладонью.
  - Видела уже, - съехидничала она по поводу его запоздалого жеста стыда.
  - И что? Угостишь чаем? Или хочешь уморить жаждой? - он облизался, приводя девичьи чувства в смятение, вгоняя в краску и заставляя сердце колотиться чаще. Эротичность обстановки наделяла каждое обыденное движение и слово вторым смыслом. - Дашь?
  - Не могу отказать, - она жеманничала, чтобы скрыть свое смущение и сохранить лицо. - Ты же стал для нас братом.
  - Только вы оказались совсем не братьями, а наоборот...
  - И ты охотно этим воспользовался.
  - Сам себе удивляюсь! - он дотянулся до своего халата и задрапировал им бедра. - Обычно я так не поступаю.
  - Вах! Не в твоих правилах, да? - она поднесла ему полную кружку. - Не привык с женщинами?
  - С женщиной - хорошо. Очень хорошо.
  - Кто бы сомневался.
  - Спасибо, сестра, - он сделал несколько жадных глотков. - А вы, вообще, хитрые... и умные. Ловко всех обманули. Даже дяде Нурали нос натянули. Его никто не мог провести.
  - Прости, нужда заставила. В противном случае возникло бы много лишних вопросов. Нам дополнительные проблемы ни к чему.
  - Понимаю...
  Позади Мурада показалась Тизири. Прижавшись к спине, она начала целовать его шею. Потом, забрав у него кружку, пригубила чай.
  - Ты не должна была делать это здесь и сейчас, - произнесла Виттория на альбигонском. - Ты превратила меня в соучастницу! Ты понимаешь?
  - На каком языке вы говорите? - Мурад насторожился. - Да кто вы такие, на самом деле?
  - Люди, - ответила Виттория на магрибском. - Просто странницы, по воле судьбы. И никому не желаем зла.
  - Обо мне спорите?
  - Обо всех нас.
  Тизири показала двумя пальцами на свои глаза, обвиняя сестру в ханжестве и лицемерии. Мол, от любопытства глаза не вытекли.
  - А что мне оставалось делать? - оправдываясь, Виттория снова перешла на альбигонский. - Я была вынуждена смотреть, потому что не могу выйти из номера. Наш старый знакомец, будто нарочно, расселся на крыльце напротив! И речь не обо мне. Ты повела себя легкомысленно! Ты совсем не думаешь о последствиях! Как мы теперь будем выпутываться?
  Тизири небрежно отмахнулась и прикусила мочку уха своего любовника, отчего тот поежился.
  - Откуда вы? Из Куджистана? - Мурад оглянулся на таргу через плечо, но та отослала его обратно к Виттории.
  - Нет. Мы из другого мира. Из страны белых великанов.
  - Не слышал о такой. А где это?
  - Очень далеко от Мисура. За морями, за горами... - Виттория умышленно избегала подробностей.
  - Вы сейчас возвращаетесь на родину, да? Не в Кахир...
  - У нас впереди еще долгий и трудный путь. Мы должны вернуться домой, туда, где нас ждут.
  - Вас ждут ваши мужчины?
  - Бабушка. Еще у нас есть тетя и брат.
  - Дом - это святое, - он закивал.
  - О нашей вере лучше не спрашивай, - предупредила она, - чтобы потом не пришлось жалеть об этом разговоре.
  - Хорошо, не буду. Но я все равно рад, что мы стали попутчиками, несмотря на то, что вы женщины. Всевышнему было угодно, чтобы наши пути пересеклись, чтобы мы встретились и стали друзьями, - он улыбнулся, гипнотизируя ее взглядом.
  - Мы тоже очень рады. Ты хороший друг, - она тонула в манящей вишневой глубине его глаз. И ничего, что он лежал перед ней полуобнаженный в объятиях сестры... - И не только друг.
  - Угу, - Тизири поставила пустую кружку на топчан и, заурчав, снова стала склонять Мурада к интимной близости, решив, что он уже достаточно передохнул. Она ластилась к нему, тиская пальцами маленькую пуговку его соска, окруженную коричневым ореолом.
  - Погоди-погоди, Гамра... - он прогнулся, трепетно принимая ласку.
  - Хм... - она опрокинула его и, уложив на спину, навались сверху.
  - Вы опять? - возмутилась Виттория. - Снова собираетесь заниматься этим самым... делом передо мной?
  - Иди к нам, приласкаю, - предложил с ухмылкой осмелевший и обнаглевший, освоившийся с ролью владельца гарема, юноша.
  - Не-не, - возразила Тизири, категорически не желая делиться любовником, хотя на него никто не претендовал, и кивнула в сторону купальни.
  - Зира, вечерний визит отменяется. Я собираю вещи, - мстительно объявила Виттория на альбигонском. - Мы уезжаем.
  Смерив ее пристальным взглядом, Тизири согласно кивнула.
  - Вы о чем? - спросил Мурад.
  - О странностях любви...
  - Как это?
  - В мире слишком много условностей, которые осложняют людям жизнь.
  Накинув халаты, грешная парочка скрылась за шторой.
  - Вах! Вот, как здесь все устроено, - послышался голос Мурада. - Хорошо, удобно.
  Прикрыв глаза, Виттория попыталась разобраться с мыслями.
  Тизири, безусловно, вольна распоряжаться своим телом, как ей вздумается, и заслужила немного женского счастья быть любимой. Что сделано, то сделано. Однако устроенная ею оргия внесла значительные коррективы в их совместные планы на ближайшее будущее. Теперь ни о каком посещении дома Теймура не могло быть и речи. Нельзя рисковать. Ведь они будут сидеть за одним столом с мужчинами, что не принято в магрибском мире. Мурад может их выдать - пусть не специально, неумышленно - каким-нибудь глупым поступком или словом. А брат караван-баши отличается проницательностью - сообразит, что к чему, и сделает соответствующие выводы.
  Уже сейчас существует серьезная угроза для жизни! Потому что если Мурад поднимет шум, и его услышит визирь Кадир...
  Виттория поднялась с седла и приникла к дырке-ромбику в двери. Керим, развернув перед визирем Кадиром чертеж, водил по нему пальцем и что-то объяснял.
  - Вах! Керим, меня не волнуют эти мелочи, - повысив голос, царедворец капризно вплеснул руками. - Мне интересно только, насколько дешевле обойдется строительство, по твоему новому плану.
  - Хочешь меня помыть? А! Его помыть хочешь? Ну, давай, - Мурад кокетничал, будоража девичье воображение. - Ох! Как приятно...
  Подкравшись к зашторенной арке, Виттория осторожно заглянула в туалетную комнату. Любовники сидели в ванной лицом друг другу, почти вплотную, и забавлялись, как два ребенка, при этом их ласки были совсем недетскими.
  - Можно поцеловать? - Мурад неуверенно склонился к груди Тизири и был немедленно прижат к ней щекой. К плеску воды добавились чмокающие звуки.
  Тарга засмеялась, запрокинув голову и поощряя старания юноши. Покосившись на затаившуюся у входа Витторию, она вопросительно приподняла бровь.
  'Да знаю все про себя. Я прямо, как собака на сене, - подумала девушка, но не ушла. - А что мне оставалось делать? Я же леди! И должна вести соответственно званию. Хотя настоящая леди никогда не угодила бы в двусмысленную ситуацию!'
  Презрительно прищурившись, Тизири вызывающе и насмешливо произнесла 'му-уху' и, оторвав от своей груди присосавшегося, распробовавшего вкус наслаждения Мурада, с воркованием отодвинула его и жестами приказала подняться.
  - Будем по-другому? - он был не против экспериментов.
  - Угу.
  - Как хочешь? Так?
  Когда он встал на колени, Виттория беззвучно ахнула и присела при виде грозно качнувшегося эрегированного члена, устремленного вверх, подобно копью. Такая демонстрация мужской мощи потрясла ее до глубины души. Взыгравший естествоиспытательский интерес потребовал узнать твердость этого мерила вожделения...
  Противно улыбнувшись сестре, Тизири повернулась к любовнику спиной, нагнулась и, оглянувшись через плечо, подалась к нему задом. При виде выставленных на обозрение женских прелестей Мурад округлил глаза и надул щеки, не иначе как, собираясь лопнуть от переизбытка эмоций.
  - Вах! Какая... - растопырив пальцы, он с величайшим благоговением, словно к некой диковине, потянулся к ягодицам, которые тарга бесстыдно раздвинула для него. - Хочешь, чтобы я тебя сзади?
  'Фу, какая вульгарщина! - подумала Виттория, не моргая глядя, как Мурад сжал в кулаке свое мужское достоинство и, направив его, задвинул с мученическим выражением лица. Тизири приветствовала его вторжение протяжным стоном. - Вах! Как животные... Это она мне назло?'
  Стиснув узкую талию любовницы, Мурад насадил ее прочнее и начал двигаться в ней с нежной яростью - размеренно и размашисто - давая ей почувствовать, в какие сокровенные глубины способен погрузиться. Тизири зашлась в радостных рыданиях и замотала головой.
  Да, паренек полностью оправдывал ее ожидания.
  Вода из саркофага выплескивалась на пол...
  'Мало безобразия - еще и беспорядок учинила. Я была о тебе лучшего мнения, Зира, - подумала Виттория в отчаянном томлении, прислушиваясь к пульсации в месте схождения ног. - Ну, все! С меня достаточно! Не буду на тебя смотреть! Обойдешься без дополнительного удовольствия'.
  Нехотя отступив от арки туалетной комнаты, Виттория начала собирать разбросанные предметы одежды.
  ***
  Аккуратно вешая на резную спинку топчана вещи Мурада, она думала о том, как быстро освоился с ролью любовника юноша, не имевший прежде близости с женщиной.
  'И ведь его этому никто не учил, но стоило его спровоцировать, как все получилось само собой. Почему, при неудержимой тяге друг к другу, мужчине и женщине ужасно сложно общаться между собой? Если близость так элементарна физически, то почему морально трудно сблизиться? А оргазм, как редкий экзотический фрукт - пока не попробуешь, не узнаешь его вкус'.
  Он не понимала, как в человеке запускается животный механизм такой огромной силы, что разум теряет контроль над плотью, и телом начинают безраздельно править чистые эмоции.
  Ответов не было и без практического опыта не могло быть. Зато появлялись все новые и новые вопросы.
  'Каким образом открываются 'ворота на небо'? Как? Неужели 'волшебный ключ' - это... это то, что вставляется в интимное место? Значит, для оргазма просто нужен мужской половой орган? Просто? О, если бы еще было так просто заполучить мужчину в собственное распоряжение. Но любой ли фаллос может служить проводником в заоблачные выси или далеко не каждый? И насколько конечный результат зависит от его владельца? Кроме того, что любовник должен быть ласковым, важно ли его умение правильно пользоваться своим орудием? Разобраться бы еще, как правильно...'
  Тизири-то заведомо знала, что Мурад ее удовлетворит, поскольку имела возможность подержать в руках его мужское достоинство в рабочем состоянии и оценила его размер и форму.
  Или твердость и гладкость?
  Или по каким критериям определяется его пригодность?
  Виттория пребывала в уверенности, что к ее сокровенному 'замочку' подойдет не каждый 'ключ', в виду ее уникальности или каких-то индивидуальных женских свойств. Да она себя уважать перестанет, если окажется, что любой мужчина на свете способен подарить ей высшее земное блаженство! Но хуже, если ее муж не сможет вызвать в ней страсть, пусть он будет самый распрекрасный в мире кавалер и благородный рыцарь, порядочный, участливый и заботливый. Пусть он с пониманием отнесется к ее тяжелой трагической судьбе, полюбит ее всей душой и даже разделит ее увлечение историей. Пусть он примет ее такой, какая она есть - потерявшей невинность, абсолютно не домашней и невоздержанной в речах... Что делать, если он на брачном ложе не доставит ей удовольствие, ради которого Тизири постоянно впадает во грех прелюбодеяния?
  Разве такого не может быть?
  Вспомнить хотя бы кузена Николаса, милого и доброго молодого человека, но воспитанного в строгости. Да он стыдиться уже одной мысли о сексе! И супружеский долг, будет выполнять, не обнажаясь полностью, да еще извиняться во время процесса за то, что доставляет неудобство, и спешить закончить акт. Оставалось только посочувствовать ему и его будущей жене.
  Впрочем, Виттория сочла бы свой брак удачным, если бы ее будущий супруг отчасти походил на Николаса...
  Без оргазмов она как-нибудь обойдется. Если ее иногда будет одолевать похоть, она особо не станет переживать, поскольку ни разу не испытала незабываемых плотских восторгов. А сожалеть о том, о чем не имеешь ни малейшего представления - это как грустить о потере еще не обретенного. Семейная жизнь, в конце концов, проходит не только в спальне - и, по большей части, не в спальне, - и включает в себя множество других обязанностей, помимо супружеского долга. И если бы ей предоставили возможность выбирать из двух женихов - рыцаря и героя-любовника - она без раздумий отдала бы руку и сердце первому, как более благонадежному.
  ***
  За дверью поднялся шум, и Виттория приникла к ромбику расширенным от испуга и любопытства глазом.
  К кахирским вельможам прибыл гонец. Визирь Кадир, развернув свиток, внимательно изучал послание и одобрительно кивал.
  - Что ж, уважаемый Керим, едем на побережье, посмотрим, что нам прислал Юсуф-паша. Проверим, все ли доставлено. Вах! Обещает сам прибыть на неделе...
  - Да зачтутся на небе все его земные благодеяния, - придворный архитектор сложил ладони в молитвенном жесте. - Хранит его Всевышний за помощь.
  - Рано ты его славословишь, - пренебрежительно взмахнул рукой царедворец. - Пока не за что хвалить нашего доброго друга. Он еще неделю назад должен быть обустроить лагерь для рабочих на берегу. Такой сущий пустяк не мог сделать! Юсуф-паша и пальцем не пошевелил бы, если бы я ему не напомнил.
  - Сиятельный шах-ин-шах Шершади останется доволен вами, уважаемый визирь Кадир, - лебезил на публику Керим. - Он принял мудрое решение, назначив вас ответственным за строительство.
  - Пусть Юсуф радуется, что отделается малыми тратами, по сравнению с Осман-пашой.
  - А что Осман-паша?
  - Наш великий и мудрый шах-ин-шах Шершади обязал Осман-пашу купить шесть пушек у неверных в Кахире. Светлейший владыка считает, что южные границы Баская плохо защищены.
  - Пушки Мисуру нужны, но Всевышнему неугодно, что по нашей земле ходят неверные.
  - Пока мы не научились делать свои пушки, приходится терпеть этих глупых свиней. Не поверишь, Керим, за подарки они становятся совсем ручными, - Кадир расхохотался. - Шершади велел угождать им, как самым дорогим гостям, а хочется перерезать им глотки и выбросить шакалам!
  - Всевышний щедро одарит всех воинов Священной войны. На райском пиру для них заказаны лучшие места.
  - Хвала Богу! - Кадир ритуальным жестом огладил лицо. - Все! Собирайся и приезжай, - он поднялся с диванных подушек и, сбежав по ступеням, направился к своему коню. - Жду тебя на берегу, Керим. Поторопись!
  Вскоре дворик опустел. Слуга-музыкант с магрибской лютней скрылся в сумраке комнатки, второй помощник с конским седлом поспешил запрягать господского коня, а Керим остался стоять на крыльце, с ненавистью глядя вслед кавалькаде. Виттории - единственной, кто видел его взгляд - стало страшно.
  Она заметила старого Фархата, сидевшего неподалеку в тенечке, в надежде подзаработать на посылках, но не решалась высунуться наружу и позвать его. Пришлось ждать, пока сосед с помощью слуги сменил халат и отправился в конюшню.
  Распахнув дверь, девушка кивнула Фархату и начала выносить на крыльцо дорожный скарб: седла, накидки, упряжь, связанные дорожные ковры и большую переметную сумку.
  - Фархат, седлай наших верблюдов. И еще купи нам на пару дней: лепешки, сыр, изюм, курагу, орехи и чеснок, - приказала она и вложила в его ладонь три дирхема. - Жди нас у стойла. Мы придем через час. Про чеснок не забудь, Фархат.
  - Будет сделано, господин, - исполнительный и нелюбопытный работник караван-сарая поклонился. Он и ухом не повел, когда из глубины номера донеслись приглушенные подозрительные звуки любовной борьбы.
  Задвинув щеколду, Виттория обратилась к Тизири на альбигонском:
  - Слышала? Я приказала оседлать верблюдов. У тебя остается меньше часа на твои 'амуры'.
  - Что случилось, Джафара? - спросил Мурад.
  - Наслаждайся каждым мгновением, друг. Люби Гамру так, будто ее сейчас вырвут из твоих объятий, - она забралась на топчан и, заложив руки за голову, вытянулась во весь рост.
  - Кто вырвет?
  - Джинны, злобные и страшные, - пошутила она, хотя хотелось плакать.
  Некоторое время из закутка доносился тихий плеск и вздохи.
  - Здесь неудобно, - пожаловался Мурад. - Пойдем на топчан, на нем полежать можно. Гамра, скажи ей, ты же старшая.
  - У нас равноправие, - возразила Виттория.
  - Джафара, можешь не смотреть на нас, если не нравится.
  - Прикажешь мне глаза выколоть?
  Похоже, любовники выбрались из ванны. Зашлепали босые ноги, зашуршала ткань. Приподнявшись и подперев кулаком щеку, Виттория ожидала их выход.
  Первой появилась Тизири. Придерживая халат, она приложила руку к груди, попросив прощение, и показала указательный палец, что означало 'один раз'.
  - Да, ладно, чего уж там! Что с тобой сделаешь, раз ты такая ненасытная, - смирено произнесла Виттория и села, обняв коленки. - Ты меня уже ничем не удивишь и не испугаешь.
  Это, действительно, было так. Хотя она сохраняла непоколебимый вид и вслух выражала праведное негодование, уже значительно проще относилась к тому, что бесстыдница Тизири предавалась любовным забавам у нее на глазах, будто напоказ.
  Совсем испортилась, как сказал бы ханжа... Ничего в ней не осталось от прежней, благонравной и благовоспитанной леди Виттории, проповедницы общественной морали. Она сама никогда бы не подумала, что станет такой распущенной. Но раньше невозможно было представить и то, что произошло в ее жизни за последние полтора месяца. Череда трагических событий, которым она никак не могла воспрепятствовать, изменила ее судьбу.
  Тизири за руку привела виновато потупившего глаза Мурада. Забравшись на топчан, они встали на колени лицом к лицу и сняли друг с друга халаты, уже не стыдясь обнажать свои красивые тела. Тарга с наслаждением принимала ласки юного любовника, который довольно быстро научился ей угождать. Однако, целуя Тизири, он косился на Витторию, наблюдая за ее реакцией.
  'Интересно, что он хочет увидеть? Любовь? Не дождется! Тоже получает дополнительный стимул, прилюдно предаваясь пороку!'
  Натянув непроницаемую маску, девушка переползла на край и, свесив ноги на пол, уставилась на дверь.
  Однако любопытство пересилило горделивую надменность. Стало интересно, отчего Мурад стонет.
  Тизири облизывала лежавшего на спине парня, насколько возможно облизывать при отсутствии языка. Покусывая его сосок, она запустила руку ему между ног и смяла тугие мешочки семенников, подпиравших фаллическую колонну, заставив Мурада охнуть, прогнуться и раскинуть колени. Проложив дорожку поцелуев от груди к пупку, тарга воззрилась на мужской половой орган, который сжимала в кулаке. Рассматривая его вблизи, она водила по нему пальцами, двигая тонкую кожу. Потом неожиданно обхватила губами глянцевую матово-розовую, похожую на экзотическую ягоду, головку, чем шокировала и вогнала в жар и краску сестру. Ведь она даже представить себе не могла, что поцелуи могут такими...
  Оттянув ворот душившей ее рубашки, Виттория от волнения затеребила бусины четок.
  'Фи! Какой ужас... И не противно?'
  Нет, Тизири получала удовольствие. И никто ее не принуждал это делать. Похоже, для нее подобное занятие было, как для иного гурмана - пикантная приправа к обычному блюду.
  Мурад закатил глаза и шумно часто задышал. Он испытывал ни с чем несравнимое блаженство, судя по тому, как он содрогался, извивался, вытягивался и упирался пятками.
  Вскоре Тизири отпустила его, любуясь на результат своих трудов.
  - Пожалуйста, - взмолился он и накрыл пятерней ее затылок, чтобы притянуть обратно, но тарга погрозила ему пальцем и угрожающе клацнула зубами. - Гамра, не томи!
  Заурчав и ласково потерев его грудь, она распрямилась, перенесла через него колено и с мычанием нанизалась на мужскую плоть, стоящую колом. Это была ее излюбленная позиция. По ее заверениям, удобство заключалось в том, что самой можно двигаться так, как хочется, быстро или медленно, и дразнить партнера...
  - Вах! И так можно? Верхом, - он помог ей, придерживая ее бедра и посылая навстречу таз, и еще больше возбуждаясь от того, что видел, как входит в нее.
  Тесно соединившись, они довольно выдохнули.
  Мурад по достоинству оценил удобство позы - он мог видеть красивое обнаженное тело своей любовницы, ее лицо, на котором отражались бурные эмоции. Мог облапить ее грудь, чем немедленно воспользовался. Эта часть женского тела вызывала у него неизменное благоговение - боязнь и восторг, сродни религиозному экстазу.
  - Ты очень красивая... Свет моих очей... Огонь в моем сердце... Хвала Богу, что ты есть... И ты любишь меня.
  Виттория, как-то незаметно для себя оказавшаяся рядом с парочкой, почти на середине топчана, завороженно смотрела на шепчущие губы Мурада.
  - Зира, я хочу его поцеловать, - заявила она на альбигонском. - Тебе же сейчас не нужны его губы? Я его поцелую. Один раз. Только попробую.
  - Угу, - разрешила погруженная в себя Тизири, раскачивалась, как всадница при езде на верблюде.
  - Иди ко мне, красавица, - позвал Мурад, угадав ее желание, и приманивая кончиком языка, скользнувшим по верхней губе.
  Придвинувшись ближе, Виттория медленно наклонилась, не мигая глядя ему в глаза, церемонно накрыла его плечо и бесстрашно приткнулась к неудержимо влекущему ее рту.
  - Пугливая лань, - он обнял ее без нажима, но дав почувствовать тяжесть и силу руки, и пленил поцелуем.
  Виттория была настолько потрясена первым любовным опытом, что, вопреки намерениям, не смогла составить впечатление о сопутствующих тому ощущениях. Ее затянул водоворот страсти.
  Она чувствовала гладкие упругие настойчиво напиравшие губы, бойкий язык, раздвинувший зубы и толкнувший ее язычок, приглашая к игре...
  Она ловила ртом его стоны...
  Упивалась необычным, тем не менее, сладостным вкусом молодости...
  Вдыхала амбре сексуальных переживаний, сочившееся через поры влажной кожи...
  Опьянев, она не сразу поняла, что Тизири с грозным рычанием отталкивает ее.
  - Я увлеклась, да? - удивилась она, нехотя предоставляя Мурада в полное и безраздельное владение своей сестре, которая привлекла его к себе и заключила его в объятия.
  Потерявшая связь с действительностью, Виттория приходила в себя.
  Голова кружилась. Ошеломленная, стараясь унять учащенное сердцебиение, она отодвинулась на край топчана.
  Что с ней случилось? Откуда в ней взялась эта самоотверженная решимость идти по пути порока? Если в ней взыграла мамина горячая ибертанская кровь, то куда же девалась папина аксонская холодная сдержанность?
  В ужасе от свершенного и, вместе с тем, желая сохранить в себе открытые ею чудесные ощущения - она прижала пальцы к губам.
  Что дальше с ней будет? Ведь если простой мальчишка распознал в ней страстную натуру, то для взрослого мужчины, какого-нибудь дамского угодника, соблазнить ее будет проще простого, стоит ему завоевать немного ее благорасположения и оказаться с ней наедине...
  Пока Виттория покаянно перебирала бусины четок под рубашкой, парочка устремилась к пику наслаждения.
  - Давай, Гамра, лети на небо. Я держу тебя, - прошептал Мурад, с самоуверенностью мужчины, знавшего желания своей партнерши.
  Тизири зашлась в неистовстве, прогибаясь и мотая головой, и увлекая за собой любовника. Растрепанная темно-русая коса хлестала по плечам и спине.
  ***
  Пора было собираться в дорогу, однако Виттория не торопила Тизири, лежавшую на Мураде и вбиравшую в себя послевкусие блаженства. Ее дыхание выравнивалось.
  В преддверии прощания с юношей накатила сильная тоска, что даже чувствовался вкус ее горечи во рту.
  Зачем он встретился ей днем? Зачем увязался за ней?
  Теперь ему стала известна их тайна, и отношения не могут оставаться прежними. А ведь могли расстаться, как хорошие друзья.
  Тизири зашевелилась и потянулась.
  - Вставай, одевайся, - сказала ей Виттория. - Пора. Ты сама виновата, что нам приходится уезжать.
  - Угу, - отозвалась тарга, принимая вертикальное положение.
  В слабом свете блеснул кривой клинок кинжала, извлеченного из ножен. Тарга всегда держала оружие под рукой. И владела им как заправский головорез...
  - Нет, Зира! - с необычайным проворством девушка вклинилась между сестрой и юношей, заслоняя его от удара, как птица с распростертыми крыльями, защищающая свое гнездо. - Ты что? Это же Мурад! Он наш друг.
  Мурад не проявил признаков страха, даже не шелохнулся.
  - Убей меня, Гамра, - спокойно произнес он. - Умру счастливым. Не мешай ей, Джафара. Пусть! Не хочу жить.
  Тизири зарычала и занесла кинжал еще выше.
  - Нет, Зира, ради всего святого, не смей! Он никому ничего не расскажет. Да ему никто не поверит, если расскажет! Оставь его, уйди, - скороговоркой произнесла она на альбигонском, отталкивая таргу, и обратилась на магрибском к Мураду, который попытался ее спихнуть:
  - Поклянись Богом, что никому не расскажешь о нас!
  - Гамра, зачем ты меня спасла в Джибу-Джайли? - его голос дрогнул от сдерживаемых рыданий. - Ты сильный и смелый воин, несмотря на то, что ты женщина... лучший из всех воинов, которых я знаю. Ты спасла меня от смерти, чтобы сделать самым несчастным из людей? Убей! Я не смогу без тебя жить.
  - Да вы оба с ума сошли!
  - Лучше быть безумным!
  - Вы же только что... Ты еще не слезла с него! - взывала Виттория к добропорядочности сестры.
  - Давай, Гамра! Пусть твое лицо будет последним, что я увижу в этой проклятой жизни. Ты прекрасна... Лунный Свет...
  - Не... - не согласилась Тизири. Она считала себя ужасной.
  - Зира, отдай мне кинжал, - Виттория схватила ее руку с оружием. - Я тебя никогда не прощу, если ты его убьешь. Я тебя прокляну!
  - Гамра, сделай, что хотела!
  - Молчи, Мурад! Не зли меня! - прикрикнула на него Виттория.
  Тизири нехотя отдала кинжал сестре и стянула с перегородки свой длинный пояс, чтобы связать паренька. Он не сопротивлялся, будто, в самом деле, утратил волю к жизни, смотрел перед собой невидящим взглядом.
  Виттория заботливо укрыла его халатом и, сев на краю топчана, оставалась настороже, пока тарга собиралась, сходила помылась и вернулась в комнату одеваться, с таким видом, будто ничего страшного не случилось.
  Не выдержав тягостного молчания, дипломатичная Виттория перебралась к неподвижно лежавшему юноше.
  - Прости нас, Мурад. Ты же все понимаешь, - склонившись, она поцеловала его в висок и вытерла концом от своего тюрбана слезы на его лице. - Мы чудом выжили в Куфрейне и прошли трудный путь через Ашай, чтобы оказаться в Мисуре. Но и здесь мы долго не задержимся. Мы должны вернуться домой. А если кто-нибудь узнает, что мы... женщины... Нас убьют, за ношение мужской одежды.
  - Не беспокойся, - произнес он бесцветным голосом. - Богом клянусь, что сберегу вашу тайну.
  - Мурад, нам очень жаль, что так получилось, - она погладила его плечо, но он никак не отреагировал. - Передашь дяде Теймуру, что мы были вынуждены уехать, потому что у нас появились срочные дела.
  - Хорошо.
  Тизири - полностью готовая к выходу на улицу, при оружии - встала у топчана и начала обматывать лицо повязкой.
  - Мурад, сейчас мы тебя закроем, а потом, когда уедем из караван-сарая, Фархат тебя выпустит. Ты же знаешь Фархата? Мы отдадим ему ключ. К его приходу ты успеешь одеться. Умоешься. Он не будет тебя ни о чем спрашивать. А если спросит, скажи, что хотел уехать с нами в Кахир, а мы тебя не взяли. Сейчас мы тебя развяжем.
  Тарга забралась на топчан и развязала путы на руках паренька. Она не видела его умоляющего взора, от которого у Виттории сердце кровью обливалось.
  - Не ищи нас, пожалуйста, Мурад, - она отвернулась и закусила губу, сдерживая слезы.
  ***
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"