Аннотация: Посвящается памяти моей дорогой и любимой свекрови, Покидовой Анне Васильевне.
СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ...
Спустя год после замужества меня стали раздражать разбросанные по квартире мужские вещи, мужнина манера читать во время еды, есть перед телевизором, привычка скапливать в раковине немытую посуду, его нежелание выгуливать перед сном собаку, и многое другое.
Выслушав мои претензии, муж объяснил мне, что я не умею готовить, плохо стираю и отвратительно глажу его рубашки.
Климат в семье портился с каждым новым днем, и мы подали на развод.
После пережитого я отправилась залечивать душевные раны в один из подмосковных санаториев. Молоденький таксист, быстро домчавший меня до места, помог с сумками и проводил до кабинета администратора.
- У вас в путевке двушка значится, - казенным голосом сообщила администраторша. - С пожилой женщиной поселиться согласны? Она тоже только что приехала.
Я утвердительно кивнула головой, получила направление и вместе с дежурной поднялась в указанный номер.
Моей соседкой оказалась приятного вида невысокая седовласая женщина. Обменявшись улыбками, мы представились друг другу.
- Надя, - проговорила я.
- Вот удача! - воскликнула женщина, - а я Вера. Стало быть, получается, у нас с тобой все самое необходимое для отдыха имеется - и вера, и надежда!
- Еще бы встретить любовь! - улыбнулась я.
- Неужто такая раскрасавица о любви может горевать? Ни в жисть не поверю!
Я молча отвернулась к окну. Не рассказывать же едва знакомой женщине о недавнем разводе!
Предложенный номер оказался чистеньким и уютным. Даже за шторами, на подоконниках, как тотчас уведомила меня соседка, не было пыли. Развесив в шкафу свои вещи, я освежилась под душем и предложила Вере перед ужином прогуляться.
- Я с удовольствием, - обрадовалась соседка, - только кофту накину, старые кости не любят сквозняков.
Конец мая в этом году выдался по-летнему теплым. На клумбах вовсю цвели анютины глазки и маргаритки, кивали нежными головками нарциссы, дурманило от терпкого запаха черемухи. Легкий ветерок приятно шелестел кронами деревьев, по парковым дорожкам прогуливались нарядно одетые отдыхающие. Мимо нас пробежала стайка хохочущих девчушек.
- Вот озорнушки! - улыбнулась моя спутница. - Прямо, как моя Танечка! Дочка моя, - тут же пояснила она, - царствие ей небесное! Вот уже пятнадцатый год, как ее не стало.
- Несчастный случай? - осторожно поинтересовалась я.
- Сердечко ей слабое досталось! Да и что можно было другого от такой непутевой матери в наследство получить! Ведь я по жизни сплошное ходячее несчастье!
- Как это?
- Да по-разному, - вздохнула собеседница. - Еще с младенчества все началось. Вот сама посуди. Случился как-то у нас в доме пожар. В деревне мы тогда жили. Пожар всегда беда, а в деревне особенно. Суматоха поднялась страшная, к тому же еще и ночь на дворе была. Пока все проснулись, пока сообразили что к чему, огонь уж сени охватил.
Отец мой разбил стекла в избе, да принялся нас ребятишек наружу выбрасывать. Меня, так прямо вместе с люлькой вышвырнул в снег. А была я в семье четвертая, и всего мне к тому времени исполнилось пять месяцев, - словно поставив точку в своем рассказе, женщина ненадолго примолкла.
- Покамест огонь заливали, - вновь заговорила она, словно прочитывая усталым голосом, страницы далекого прошлого, - да с вещами суматошились, обо мне все слегка подзабыли. Опомнились, когда соседская собака отрыла в куче тряпья, что сверху на люльку набросали. Только я к тому времени уже вся похолоделая была.
Мать в крик, а тетка моя, отцова сестра, не растерялась. Косу свою распустила, длинющая у нее коса была, да давай меня ей растирать. Глядь, ножки потеплели, опосля глазки открылись. Так вот она меня и оживила! - улыбнулась рассказчица, присаживаясь на одну из скамеек. - Отдохнем немножко, что-то ноги гудят после дороги.
- Вот, наверное, врачи удивились! - воскликнула я.
- Какие врачи, милая! У нас до фельдшера на лошади два часа было добираться!
- И что же потом?
- Обыкновенно, мать вскорости умерла от ожогов. Добро спасала себя не жалеючи, вся обгорела. Отца в тот страшный день балкой придавило. Так что остались мы ребятишки с бабушкой, маминой свекровью, да теткой. А из мужиков - один дед. Строгий, помню, ужас! Шпынял нас по каждому пустяку, правда, меня всегда жалел. Говорил всем, она богу любая, он к ней ангела-хранителя приставил! - горделиво посмотрела на меня женщина и вновь пустилась в воспоминания.
- Апосля пожара первое время в коровнике жили, благо соседи тогда вовремя подоспели, не дали огню на скотинник перекинуться. Потом колхоз помог с домом. Тетка моя из-за нас замуж не пошла, хотя и сватали ее. Особливо ко мне привязалась. Да и она мне всю жизнь была роднее родного. Не надоела я тебе? - забеспокоилась рассказчица.
- Что вы?
- Тогда слушай дальше! Примерно до школы все со мной было благополучно, если не считать обычных для этого возраста происшествий. Ну, там где-то упала, так что чуть глаз сучком не выколола, ногу распорола до кости, руку серпом порезала. Словом всякие разные пустяки. А вот на седьмом году я чуть насмерть не утонула.
- Как же такое случилось? - удивилась я.
- Пошли мы с теткой перед Новым годом на речку белье полоскать. Прорубили прорубь, она полощет, я у нее принимаю, да в корзину складываю. А ведь голыми руками все делалось, вижу, у бедняги руки совсем заледенели, я и предложила ей:
- Маняша, так ее звали, погрей немного руки, я пока мелочь пополощу!
Это ведь по-городскому семилетка считается малышкой, в деревне все по-другому. Я в этом возрасте уже могла обед на всю семью приготовить, не то, что мелочь в реке заполоскать. Тетка и отошла в сторону. А у края-то уже все свежим ледком подернулось. А у меня ручки коротенькие, ступила я на свежий ледок да и соскользнула прямиком в воду.
Плавать-то я умела, только ведь лед над головой! Тут мой ангел и явился. Помог мне вынырнуть аккурат в проруби. Тетка-то моя из бедовых, не растерялась, сразу меня из воды выхватила. Закутала в свой тулуп да бегом вместе со мной в деревню.
А мороз был приличный, простыла я. Мне бы надо сразу уколы ставить, а меня по-деревенски лечить начали. Когда уж стала от кашля задыхаться, тогда в район повезли. Тамошний врач сказала, что еще бы чуть затянули - не жить бы мне вовсе. Но видно бог по-другому мою судьбу видел.
Выходили меня, по осени в школу пошла. Три класса проучилась, а там война началась, - рассказчица замолчала.
- А что потом, тетя Вера? - нетерпеливо затормошила я. Внимательно посмотрев на меня, женщина продолжила:
- Все взрослые мужики ушли на фронт. Остались в деревне одни бабы, мы ребятишки, пара-тройка дедов да хромой Иван Петрович. Он еще на финской ногу потерял.
Потянулись через нашу деревню обозы с эвакуированными. Одна беременная женщина с парнишкой, моим ровесником, решила у нас в деревне остаться. Дом нам колхоз большой отстроил, вот ее к нам и определили.
Сама она врачом была, зубы лечила. Председатель ей в правлении помещение выделил, кое-как оборудовали его, и стала она там принимать больных.
Сынок ее хорошим парнишкой оказался. Занимался со мной, потому, как в науках гораздо сильнее был, книжки разные вместе читали, стихи учили. Ну, а я его нашим деревенским премудростям обучала.
Примерно через полгода родила Клавдия Ивановна, врачиха эта, мертвую девочку. Вскорости помер наш дед, сердце отказало. Врачихе пришла похоронка на мужа. Заболела моя сестра. Она и вообще была болезненная, а тут так прихватило, что пришлось схоронить. Однако в то время у всех горя была полная чаша, особо печалиться было некогда. Все работали до изнеможения, порой спали не раздеваясь.
Но не смотря ни на что, жили тогда в деревне дружно, все друг другу помогали, не было никакой злобы и зависти. Если только по случаю письма с фронта! Мы, ребятишки, хотя и баловались согласно возрасту, помнили о трудностях, и изо всех сил старались помогать взрослым. Кто постарше - в колхозе трудились, мы на хозяйстве.
Вот как-то вдвоем с Володей, с москвичонком энтим, снарядились мы в лес за дровами. Запрягли одну из стареньких колхозных лошадей, взяли топоры, пилу, веревки, чтобы дрова увязывать, да и поехали.
Поначалу спилили несколько сосен, потом на бревна их расчленили, обрубили сучья, сложили в сани, сверху бревнами заложили. Стали увязывать, а ведь малые оба. Чтой-то не так получилось, бревны-то на меня и посыпались! Вовка меня выдергивать, а только хуже от этого! Наконец, догадался раскидать бревны, а у меня уже так нога разболелась, что и ступить не могу!
Кое-как собрал Вовка дрова на сани, меня сверху умостил, да в деревню. Смотрю, пилу забыли. Куда ж без нее домой! Давай вертаться! Домой вернулись, а ногу уже из валенка не достать. Клавдия Ивановна повезла в район. Там рентген трещину обнаружил. И на этот раз все со мной обошлось, лишь слегка прихрамываю с тех пор.
- Боже мой, сколько всего выпало на вашу долю! - воскликнула я.
- Милая моя, Надюша, это все присказка, остальное все впереди! Только боюсь утомить тебя своими сказаниями!
- Что вы, другое дело, может, вам вспоминать тяжело?
- От этого никуда не уйти, это мое прошлое! - задумчиво проговорила рассказчица.
- Тетя Вера, расскажите, как вы после войны жили, как в Подмосковье попали? Кто был вашим мужем? - зачастила я вопросами. - Мне все про вас интересно.
- Коли не устала, слушай. Еще до объявления окончания войны, лишь только наши войска перешли государственную границу, засобирались наши москвичи домой. Стали нас с теткой к себе звать. Но Маняша не захотела мать одну с ребятишками оставлять, да и паспортов тогда у колхозников не было. Упросила она Клавдию взять в Москву меня.
Там я спервоначалу у нее пожила. Потом вижу и без меня им голодно, нанялась нянькой в одну семью. Хозяйка была хорошая, приветливая, особо не перегружала работой, по воскресеньям отпускала погулять. Только мальчонка у нее, тот, что постарше, очень озорной был. Все норовил в меня либо чем-то кинуть, либо стрельнуть. Я все скрывала от хозяйки, боялась за место. А раз он из рогатки рассек мне висок, видишь, даже шрам остался, - откинув рукой волосы, показала тетя Вера. - Хорошо дворничиха все видела, да меня в лечебницу отвела.
Пришлось уйти от хозяйки. Правда, она меня другой женщине отрекомендовала. У той одна девочка была, смирная, тихая, все, бывало, улыбалась.
Володя с Клавдией меня ругали, заставляли бросить все, пойти учиться, но ведь я хорошо понимала, что им самим трудно. Исполнилось мне, наконец, четырнадцать годков, и пристроила меня Клавдия к себе в больницу на кухню. Девка я деревенская, работящая, скоро меня в помощники повару определили. Совсем хорошо стало. Питаюсь больничным, деньги получаю, даже домой отсылать начала, да еще и в вечерку определилась. Потом кончила училище при Трехгорке, стала ткачихой работать.
Уже и ребята начали мне внимание оказывать, да и сама посмелее стала. До Трехгорки-то я шибко стеснючая была из-за своей деревенской некультурности. Вскоре вышла замуж. Жилья у нас не было, жили в общежитии, тамошняя комендантша выделила нам каморку. Правда, я за нее бесплатно убиралась вечерами, да муж разные плотницкие работы делал, но зато была отдельная комната. У других и того не было. Все бы ладно, да не было у нас детей.
- Тетя Вера, вы такая замечательная. Муж вас, наверное, крепко любил?
- А кто его знает, наверное! Старше меня он был, с войны контуженный вернулся, но ко мне хорошо относился. Не принц, конечно, однако работящий. Только из-за детей сильно переживал.
Я тогда думала, что все по моей вине. Ведь малая в холоду валялась, в проруби плавала! Даже в церковь стала тайком от мужа ходить, все свечки ставила Николаю-угоднику.
- Так, получается, помог святой? - переспросила я.
- Это как посмотреть. У меня ведь все не как у людей. Полез мой как-то крышу общежитскую ремонтировать, да и сорвался насмерть. Осталась я в двадцать два годочка вдовой.
Комендантша испугалась разбирательств, да чтобы никто не узнал, что это она мужа на крышу посылала, умолила меня из общежития уйти. Ты, говорит, одинокая, не пропадешь, а у меня дети.
Ушла я. Устроилась на стройку работать. Полгода поучилась, потом хорошие заработки пошли. А тут стали народ набирать на строительство в подмосковную Истру. Обещали квартиру дать и всякие льготы. Ну, я и поехала.
Поначалу все хорошо шло. Деньжат подзаработала, квартиру однокомнатную получила, привезла из деревни тетку. Бабушка-то к тому времени померла, а братья в деревне решили оставаться. Одним словом зажили мы с Маняшей припеваючи. Правда, от былой ее красоты уж ничего не осталось, а на руки и вовсе невозможно было без слез смотреть. Я бывало, как посмотрю, так сразу вспоминаю прорубь да корзину стиранного белья.
Уж я за ней принялась ухаживать, голубить ее. Приодела, стараюсь никакой работой не загружать, а она, моя голубушка, возьми, да заболей. Видно все, о чем раньше терпела, враз наружу вылезло. Полежала она с месяц в больнице, да и померла.
И вновь я осиротела, теперь уж окончательно! - дрожащим от слез голосом проговорила тетя Вера и полезла за носовым платком. Всхлипнув, я прижала к себе ее седую голову.
Так, обнявшись, мы какое-то время молчали, думая каждая о своем. У меня перед глазами возник образ молодой красавицы, растирающей волосами окоченевшего младенца. Прорубь, с торчащей из нее детской головкой и девушка, со всех ног бегущая по снегу с закутанной в полушубок девчушкой. Умирающая, худенькая старушка с морщинистыми изработанными руками, посвятившая всю жизнь племянникам, совершившая скромный по своей величине, но такой жизненоважный человеческий подвиг.
- Тетя Вера, - решилась я нарушить молчание. - А как же ваши братья, племянники?
- Нету их более в списке моих родных! - вдруг резко выпрямившись, сурово проговорила женщина. Я вопросительно уставилась на нее.
- Как умерла моя Маняша, вызвала я всех на похороны, - печально продолжила тетя Вера. - Приехали братья да с порога стали дом делить. Ты, мол, тут себе барыней живешь, да все тебе мало. Выписала к себе Маняшу, чтобы она дом на тебя записала. Мол, твоя хитрость не пройдет!
Послушала я их разговоры, и так мне стало за Маняшу обидно, что не о ней они печалятся, а о своей корысти, что разом подписала им все необходимые бумаги, да и распрощалась с ними навсегда. Теперь, за давностию лет я их простила, да только видеться с ними не хочу. Жалею их, глупые, сами не понимают что творят! Разве на то нам жизнь дана, чтобы злобиться?
- А потом вы во второй раз замуж вышли?
- Опомнилась я после похорон не скоро, но, как говорится, живым живое. Вскоре ко мне один парень присватался, хороший такой, работящий, Васей звали. Вышла я за него да в первый же год и забеременела.
И родилась у меня Танюшка. Я от радости совсем с ума сошла. А Вася мой просто светился от счастья. Бывало все хлопочет, то игрушку какую Татьянке купит, то одежку! Время незаметно летит, пошла дочурка в школу.
Тогда и определили у нее сердечную болезнь. Назначали домашнее обучение. А ведь тоскливо ребенку одному, стали мы ее на свой страх и риск водить в общий класс, правда, на самые трудные предметы, математику, русский.
Я со стройки ушла, определилась страховым агентом, чтобы за дочкой иметь возможность присматривать. Работаю в основном вечерами, когда Вася приходит. Тут и приключилось со мной новое несчастье.
Встретили меня двое, сумку с деньгами да бланками вырвали, меня чем-то по голове ударили.
Получилось сильное сотрясение мозга, даже группу дали. Еще и сорока нет, а я на группе. Попервоначалу головные боли донимали, но потихоньку все образовалось. Перевели меня на третью группу, стала работать техничкой в школе. Васенька к тому времени уже бригадиром работал. Много подрабатывал, так что в деньгах мы нужды не знали.
Вскоре Танечка моя в пятый класс перешла. Хорошенькая, миленькая, бывало, веду ее, а у самой душа от гордости замирает. И училась она хорошо. Все учителя ее хвалили! А уж как мы с Васей были довольны - не передать словами. Баловали, конечно, что греха таить, но все не из-за этого случилось. Врачи всегда нас предупреждали, что с ее пороком это может в любой момент произойти, но ведь кто же будет сиднем сидя ждать?
В выпускном классе на зимние каникулы решили мы с Васей Танечку в санаторий свозить. Купил он нам с ней семейную путевку, проводил до аэропорта. Я первый раз на самолете, страшно, но перед Танечкой храбрюсь. А она такая счастливая, смеется, меня подзадоривает.
Поднялись по трапу, только в самолет осталось войти, вдруг, Танюшка вся пообмякла, головкой мне на плечо склонилась. Я ей Таня, Танюша, а она вмиг недвижима сделалась. Тормошу ее, зову, никак не пойму, что нет больше у меня моей голубушки. Слезы медленно потекли по лицу женщины, а она словно не замечая их, продолжала перелистывать страницы своих воспоминаний.
Привезла я Танечку домой, проводили мы ее с Васенькой в дальний путь, а сами зачем-то на земле остались. Со мной инсульт случился, но не взял господь к себе. Только жизнь для меня потеряла всякий смысл. По привычке что-то делала, зачем-то готовила, хотя сама порой даже забывала о еде.
Вася мой весь почернел с горя, и жили мы оба, словно во сне. Все свободное время проводили на могилке у дочери. Вася так и умер там. Обнял памятничек, да так возле него и остался. Я вовсе обезумела, даже не помню, как его хоронила. Теперь как прихожу к ним на могилку, все вижу его возле плиты. А меня опять бог не взял к себе! Одно слово - непутевая!
Пролежала я, Надюша, целый год в лечебнице, - тетя Вера ласково посмотрела на меня. - Да ты не бойся, нормальная я, просто ноги у меня отнялись, да рукой какое-то время не владела. Повторный инсульт у меня был.
Вот как-то вывезли меня на прогулку. Лежу в садочке, молю бога о смерти. Смотрю, рядом ставят коляску с молоденьким парнишкой. Бледненький такой, личико осунулось, посмотрел на меня, а в глазах такая тоска, что у меня сердце зашлось от жалости. Спрашиваю его, чем болен сынок? А он отвернулся и не отвечает.
Потом мне санитарка рассказала, что он из Афгана безногим вернулся. Жена от него отказалась, а сам он детдомовский. Все во мне встрепенулось разом. Вот, думаю, для чего меня бог на земле оставил. Должна я этого парнишку на ноги поставить!
Стала проситься с ним на прогулки. Постепенно его разговорила. Сама на поправку пошла. Врач мой обрадовался, вы, говорит, молодец, скоро вас выпишу. Я, как только поправилась, стала к парню этому приходить, а потом и вовсе его к себе забрала.
- Так вы теперь с ним живете?
- Да, Павлушка сыночек мой названный. У меня теперь даже внучка есть, Танечка, - улыбнулась собеседница.
Я с изумлением уставилась на нее, а она вытерла тыльной стороной ладони рот и продолжила:
- Забрала я Павлушку из больницы домой. Он поначалу сопротивлялся, мол, зачем я вам, но потом смирился. Хлопочу вокруг него день-деньской, радуюсь его успехам. А он, должна тебе заметить, оказался умнюсеньким парнишкой. Поступил заочно в институт, закончил его. Я ему через комитет выхлопотала компьютер. Павлуша начал работать на дому. Денежки появились. Заказали мы ему протезы, мальчик мой ходить начал. А теперь фирму свою открыл, торгует бытовой техникой. Свой дом построил, жениться думает. Сама понимаешь, дело молодое.
Что самое смешное - жена нашлась, даже приезжала к нему с дочкой. Только Павлик ее не принял, а дочка часто к нему приезжает. Он у меня хороший, мой Павлушечка, сама увидишь, когда приедет меня проведывать,- улыбнулась рассказчица.
- Новенькие, вы, отчего ужинать не идете? - остановилась возле нас дежурная медсестра. - Меня за вами послали.
Поблагодарив ее, мы пошли вслед за ней к нашему корпусу.
- Тетя Вера, какая богатая у вас жизнь! Вы необыкновенная женщина, столько всего пережили, а, не озлобились, такая добрая, отзывчивая, - завосторгалась я.
- Перестань, таких, как я миллионы. Нет во мне ничего особенного, обычная я, как все.
-Уверяю вас, вы ошибаетесь. У меня есть подруга писательница. Я попрошу ее написать о вас.
- Наденька, да кому же интересна моя жизнь непутевая? - удивилась тетя Вера. - Я простая женщина, это пусть об артистках пишут или о каких знаменитостях.
Трепетно обняв ее, я тихо пошла с ней рядом. Пораженная мужеством, широтой души, бескорыстностью и добротой женщины, я невольно застыдилась своих житейских неурядиц. Они показались теперь такими пустяшными, жалкими и ничтожными, что даже не заслуживали воспоминания.
Посмотрев на свою спутницу, я подумала: "Вот кого называют Солью земли! Вот благодаря кому на земле существует мир и добро!"
![[]](/img/t/tatxjana_p/tetjawera/svetlaja_pamjat.jpg)