После получения диплома капитана дальнего плавания меня сразу назначили на БМРТ (большой морозильный рыболовный траулер) "АГАТ", капитан которого заболел за день до выхода в рейс. Обычно давали три дня на то, чтобы принять дела и обязанности, поскольку БМРТ официально считался траулером-заводом, и на таком судне в документах должность называлась "капитан-директор". Но в данном случае, учитывая, что траулер был полностью готов к выходу в море, начальник "Тралфлота" предупредил меня:
--
Сегодня к концу рабочего дня должен принять дела и завтра утром уйдёшь из Калининграда. На таких судах ты уже давно работаешь, знаешь их хорошо, - нечего резину тянуть.
На моё замечание, что мне ещё нет тридцати, а на такую должность обычно назначают в возрасте 40 - 45 лет и то в первый рейс посылают с молодым капитаном опытного наставника, начальник с язвительной улыбкой заметил:
Гайдар в 16 лет полком командовал, а тебе в 29 лет на корабль с экипажем в сто человек нянька нужна? Будешь первым, кому я разрешаю выход в рейс без капитана-наставника. И чтоб завтра утром я твоего корабля в порту не видел!
На судне у меня было восемь заместителей, которые в море называются помощниками капитана. Все они написали мне рапорты, что судно готово к выходу в море, к работе на промысле. К началу рабочего дня на следующее утро мы вышли из порта Калининград. Переход через Балтийское море, Датские проливы (Зунд, Каттегат, Скагеррак), Северное море, проливы Па-де-Кале, Ла-Манш и на шестые сутки мы уже подходили к району промысла на Южно-Ирландском шельфе.
В то время в море ещё не было зон разделения движения, все суда ходили, как бог на душу положит, и плавание в проливных зонах для капитанов всегда представляло определённые сложности. Так за три месяца до нашего рейса в проливе Па-де-Кале у берега Англии столкнулись два судна, одно из которых затонуло и легло на грунт прямо на фарватере. Через несколько дней о его мачты пробил себе днище другой корабль, утонул и лёг на грунт почти рядом с первым. Поэтому за время перехода практически не было свободного времени, чтобы заняться подготовкой к промыслу - постоянно приходилось быть на ходовом мостике. Только после выхода из пролива Ла-Манш мне удалось поговорить с начальником промыслового района, с капитанами траулеров, работавших там раньше и имевших хорошие уловы скумбрии, ставриды. В то время на наших траулерах уже устанавливались приборы КПИ (корабельный приёмник импульсов), которые при наличии специальных карт позволяли быстро и довольно точно определять место в море. На "Агате" имелся такой новый прибор, и третий помощник в рапорте перед выходом в рейс доложил мне, что имеется полный комплект специальных карт. Учитывая, что во время войны в этом районе были постоянные морские сражения, немецкие подводные лодки топили там много гражданских судов, то при тралении по грунту, если штурман не достаточно точно знал место своего траулера, тралы часто цеплялись за "топляки". В лучшем случае - порыв трала, но часто вообще отрывали трал. При подходе к группе траулеров я вызвал на мостик штурманов, старшего тралмастера, чтобы оговорить все условия для начала работы. И вдруг третий штурман заявляет:
- У нас в спецкомплекте нет двух карт для КПИ по этому району. За час до нашего выхода из Калининграда пришёл капитан Пётр Михайлович, который не смог выйти в рейс из-за болезни и забрал эти две карты, положил в свой портфель и унёс с судна. Сказал, что это его личные карты. Вы тогда были у начальника "Тралфлота" и доложить сразу я не смог, а потом в суете отхода из порта забыл.
Это известие для меня было, как удар обухом по голове - без этих карт мы не сможем работать в полную силу. Погода не позволяла спустить шлюпку и снять копию с карт на траулерах, работающих рядом (ксероксов у нас в то время ещё не было). Начали работать "по опросу местных жителей" - бесконечные порывы тралов, потеря промыслового времени, отставание от плана вылова рыбы, упрёки со стороны начальства. Через две недели погода утихла, на шлюпке удалось послать третьего штурмана на один из соседних траулеров, снять на кальку копию спецкарт нашего района промысла и тогда начали нормально ловить рыбу. Но к этому времени руководство "Тралфлота" приняло решение прислать на "Агат" капитана Петра Михайловича, который уже выздоровел от гриппа. Через несколько дней он прибыл на судно и мне по радио поступила команда сдать дела и возвращаться в Калининград. Мой первый вопрос к П.М. был:
Пётр Михайлович, зачем ты мне такую подлянку устроил?
- С этими картами любой дурак сумеет рыбу ловить! А вот ты бы доказал, что и без карт сумеешь планы выполнять - тогда бы все поверили, что ты - настоящий рыбак! Мы ведь начинали работать без всяких приборов! - На такую наглость я даже не нашёл что ответить.
Сразу же П.М. заявил мне, что он научит меня, как должен вести себя с моряками настоящий капитан, чтобы моряки его боялись и уважали. К моменту прибытия П.М. на судно мы подняли два улова тонн по сорок отличной скумбрии, и после ужина судно лежало в дрейфе. Бригады, сменившиеся с вахты, отдыхали, остальные напряжённо работали - делали рыбное филе, морозили, чинили на палубе трал. Пётр Михайлович прикрыл лысину капитанской фуражкой, надел китель с золотыми шевронами и повёл меня по каютам. Сначала зашли в каюту помощника капитана по производству (технолога), который почти сутки отработав в рыбцеху, отдыхал, играл в шахматы с одним из матросов. П.М. сделал свирепую рожу:
- Марш в рыбцех! Я вас, блядей, научу работать! Распустились тут без меня! - схватил доску с шахматами и вышвырнул их в открытый иллюминатор. Матрос и технолог молча встали и ушли из каюты.
- Вот так с ними надо! А то распустились тут без меня!
Рядом каюта старшего механика. П.М. грохнул кулаком в дверь:
- Дед! Открывай! Мне уже доложили, что Валька у тебя! - в ответ молчание.
Я уже хотел уйти - пусть сами разбираются со своей Валькой, но в это время дверь каюты старшего механика резко открылась. Стармех, здоровенный мужик лет сорока, спокойно вышел в коридор и закрыл за собой дверь. П.М. попытался оттолкнуть его и протиснуться в каюту. "Дед" легонько, вроде бы шутя, стукнул незваному гостю по затылку. Капитанская фуражка слетела с головы П.М. и покатилась по палубе. Сам Пётр Михайлович взвизгнул жалобно, как заяц, попавший в зубы собаки, перекувыркнулся через голову, полежал на палубе несколько секунд, потом бодро вскочил на ноги. В это время стармех ушёл в свою каюту и закрыл за собой дверь на ключ.
Пётр Михайлович, вроде ничего особенного не случилось, развёл руками:
- Человек занят... нечего беспокоить... - наставительно пробормотал он, ни к кому не обращаясь, и мелкими шажками торопливо засеменил в свою каюту, унося в руках поднятую с палубы фуражку.
На второй день Пётр Михайлович в каюте капитана, за чашкой кофе рассказал мне, как он посадил на мель БМРТ "АГАТ" весной 1971 года.
Вот его рассказ:
"Перед рейсом меня вызвал начальник "Тралфлота" Коваль Владимир Иванович.
- Пётр Михайлович, мы решили представить тебя к награждению орденом Ленина за хорошую работу. В предстоящем рейсе постарайся работать ещё лучше!
У меня от неожиданно привалившей радости даже дыхание перехватило:
--
Владимир Иванович, дорогой! Гарантирую первое место в соцсоревновании!
--
Ну, иди, работай. Да не зазнавайся!
Вышел я из кабинета начальника, как на крыльях. На диспетчерской машине меня довезли прямо к трапу. На судно уже прибыли пограничники, лоцман. Быстро закончили досмотр, и лоцман повёл мой "АГАТ" по Калининградскому морскому каналу - четыре часа до выхода в Балтийское море. Не удержался и рассказал лоцману о разговоре с начальником. Лоцман тоже подлил мне елея:
--
Да, Пётр Михайлович, пожалуй ты - самый опытный капитан в Калининграде! А вот по каналу ты смог бы провести свой "Агат" без лоцмана?
Запросто! - завёлся я. - Но тут обязательная лоцманская проводка. А вот в проливе Зунд - там только рекомендуется брать лоцмана, а деньги дерут приличные - за 4 часа проводки почти тысячу долларов! Проклятые капиталисты! Пожалуй, не стану брать я там лоцмана! Сам справлюсь! Опыта у меня достаточно!
Когда подходили к маяку Дрогден у входа в пролив Зунд, старпом, Андрей Иванович, напомнил мне:
- Пётр Михайлович, давайте возьмём датского лоцмана - пролив-то сложный!
Но я уже завёлся. Словно чёрт толкал меня под ребро:
- Надо экономить государственные деньги! Обойдёмся без лоцмана!
Сначала всё шло хорошо, пока шли по прямому фарватеру. Но у маяка Нордре-Рессе почти подряд три сложных поворота. Сначала мне не понравилась работа рулевого матроса.
- Старпом - замени рулевого!
Второй рулевой оказался ещё хуже:
- Старпом - становись сам на руль!
- Есть! - чётко ответил Андрей Иванович, но добавил как бы между прочим - Старпомовскую вахту передаю вам, Пётр Михайлович, а я теперь только рулевой!
Как на грех, ухудшилась видимость. Минут через двадцать впереди показалась веха, ограничивающая фарватер с востока. Её надо было оставить с правого борта, а я перепутал, не посмотрев на карту, дал команду повернуть вправо. И с полного хода выскочил на мель!
Погорячившись, попытался уговорить старпома, чтобы он взял вину на себя и сделал запись в судовом журнале, что это он посадил судно на мель, что капитана не было на мостике в этот момент. Но Андрей Иванович, негодяй! - ни за что не соглашался. Уговорил матросов подтвердить, что я снял его с вахты и поставил на руль. Потеряли мы трое суток, убытки составили намного больше, чем стоила бы лоцманская проводка. Меня сняли с должности капитана-директора. Отозвали представление о награждении меня орденом Ленина! Дедовичу до сих пор не могу простить! Подлец! Негодяй!"
На следующий день, сдав по акту дела и обязанности капитана, я на шлюпке перешёл на БМРТ "Иван Дворский", который уходил в Калининград.
В январе 72 года погода в Северной Атлантике была довольно суровая. Закончив промысловые работы, после шестимесячного рейса, траулер направлялся в пролив Ла-Манш, подгоняемый десятибалльным штормом. До скал Силли ещё оставалось идти часов шесть, море было пустынным, и после ужина капитан траулера Станислав Яковлевич Ушаков позвал меня в салон команды посмотреть кино. Прошло около часа, как в салон вдруг забежала пожилая женщина - судовой врач с криком:
- Станислав Яковлевич! Кочегар Сергей побежал на бак... Сказал, что выпрыгнет за борт! Мне кажется, что он сошёл с ума и действительно может выпрыгнуть за борт!
Прекратили крутить кино, капитан объявил тревогу "Человек за бортом", включили палубное освещение, прожекторами начали освещать море, развернулись на обратный курс. Несколько раз обыскали всё судно от киля до клотика, но Сергея нигде не нашли. По радио дали срочное сообщение всем судам, находившимся в нашем районе, сообщили судовладельцу. Поиск продолжался двое суток. Но все понимали, что зимой в штормовую погоду нет никаких шансов найти и спасти человека, оказавшегося ночью за бортом. Первый помощник капитана, Ибрагим Умарович собрал письменные показания всех моряков. Оказалось, что в почте, полученной за несколько дней до окончания рейса, для Сергея не было письма от жены. Некоторые моряки, считавшие себя юмористами, частенько подшучивали над ним, заметив, что он очень болезненно реагировал на всё, что говорилось о жёнах моряков. Сам он никогда не ругался матом, не пил ничего спиртного и очень любил свою жену и шестилетнего сына. Соседом по каюте у Сергея оказался такой юморист, который минуты не мог просидеть спокойно, не ковырнув кого-нибудь.
После этого, отработав тридцать лет капитаном, перед каждым рейсом я начинал беседу с экипажем с рассказа об этом случае и предупреждал, что подобных юмористов буду выгонять без малейшего сожаления, независимо от должности и прежних заслуг.
Прошло больше десяти лет. Работая капитаном на больших судах, часто приходилось ходить проливом Зунд, я официально получил право проводить суда этим проливом самостоятельно, без датских лоцманов, но мне сначала за это ничего не платили, хотя были в финансовых документах оговорки, что начальник пароходства имеет право выплачивать до 50% от сэкономленной валюты. На совете капитанов я поднял вопрос об оплате и попросил официально помочь, поскольку у меня уже было около десяти проводок проливом Зунд и Большой Бельт. Но тут выступил Пётр Михайлович, председатель совета капитанов:
- Вы преступники! Ставите под угрозу безопасность мореплавания! Не платить вам надо, а наказывать!
В тишине раздался голос капитана Сергея Петровича Винника:
- Пётр Михайлович, так вроде бы кроме вас больше никто и не сажал корабли на мель в проливе Зунд!
Пётр Михайлович, словно ничего и не слышал, встал, надел шляпу и молча потопал к выходу. Минуты две на совете капитанов царила тишина - потом сдержанные смешки. Избрали нового председателя. Совет капитанов единогласно поддержал моё предложение, и с того времени мне начали платить за лоцманскую проводку в Датских проливах - Зунд и Большой Бельт.