Я ставлю всех вас на место, показывая то - что вам со мной не тягаться - я - идея, я - самобытность, я - импульс, а вы - магнитные копии для смартфонов, инстаграм-приложения, просто кукольные натуры. А я - натурщица, я загружаю в вас свой ретро вирус, теперь моя хаосная суть коснётся и вас, все, кого я касаюсь, гибнут, вянут, или становятся сильнее.
Я заражаю их разум - я - поросль, святая нагота, театр перед зеркалом, выцветшие полотна.
Я , я , я, всегда только я, а где же граница? Я жадная, я поглощаю всё вокруг, будто чёрная дыра, всасывая в себя липким минетом.
В моих городах поселилась цвель, век, который загнивает, а на смену ему приходит новый, и пытается быть стерильным, первозданность исчезла, но грязь - то - что мы есть, стерильность вовсе не стремление к постчеловеку, стерильность - махровая деградация в условиях тирании капитализма.
И я смеюсь, смех - это жизнь, смех - победа над смертью, вино с оттенком сепии, на синем атласе, выцветшем до медной зари.
Это мёртвое вино, мой ледяной арт хаус, приправленный изнаночным металлическим оттенком смерти.
На фоне зеркал, нагая, среди пустых бутылок из-под дорогих элитных напитков - мой высокоградусный зашкал. Смотри на меня, как на древние свитки, что намочил дождь.
Я вся твоя, они пусть смотрят, пусть дрочат, но касаться меня может только Пророк.
Сгоревшие сны в обёрточной бумаге - подключай их и смотри как диафильм, плёнку из прошлого, глядя на груды выброшенных вещей, как на подыхающих от зноя, прибрежных китов.
Отсыревшие сны, как бумага, попавшая под дождь.
Снова и снова перегрызаю провод, чтобы увидеть свою сеть.
У тебя запотели глаза от моих снимков.
Я создала мещанскую роскошь, иллюзию красивой жизни, виниловый приквел, фотоисторию-паззл, которую я складываю сама, как судьбу или сестру.
Одолей меня сорной бумагой притворства, человек из чёрного списка явился в твой сон, поднял панику, завысил планку, напугал соседей.
Мы - чёрные тени на стенах лиц этих зданий, что сейчас высвечивает блевотными бликами.
Мои спящие арт-объекты - на стенах, запечатлевающие целиком атмосферу застывшего величия.