Аннотация: Небольшая зарисовка с натуры о женских пристрастиях поболтать...
Утренняя очередь на процедуры из лечебной грязи была тиха и торжественна. Сей факт имел прочное научное обоснование - в санатории человек освобождается от клубка давящих его проблем и наполняется умиротворением. Медсестра - загорелая, крепкая телом женщина, без лишних вопросов принимала в свои заботливые руки пациентов: заглядывала в санаторные книжки, отводила по кушеткам и раскатывала по нужным местам горячую чудодейственную грязь.
Покой в процедурной нарушила полноватая дама средних лет, с громадными доверчивыми глазами. Едва она присоединилась к очередникам, как выяснилось, что лечение в этом санатории у неё не первое и более того: медсестра на приёме - давняя знакомая. Женщины, узнав друг друга, радостно перекинулись приветствиями и даже неловко обнялись. Но насладиться уединением они не могли: пациенты, бодро бдели каждый шаг медсестры в желании призвать её к ответу даже за полминутки отсутствия.
Когда, наконец, все курортники получили по порции грязи, медсестра взялась за карточку подружки. Болезнь, которую требовалось лечить, осталась для автора загадкой, но с неподдельным изумлением он наблюдал, как серую, мышиного цвета грязь ей нанесли на самое священное для женщины место - рот.
Пациентке не требовалась кушетка и медсестра усадила её в кресло напротив. Теперь никакие препятствия не мешали общению. Подруги разговорились. Вернее, говорила одна медсестра, а гостье пришлось пустить в ход оставшиеся на свободе органы тела. Увы, но они, даже вместе взятые не были адекватной заменой такой маленькой частички человеческого естества, как язык.
Медичка достала из стола фотоальбомчик.
- Смотри,- сказала она, ткнув ядрёным пальцем в первую фотографию. - Вот у этой, ну, ты её не знаешь, муж трёх любовниц содержит! Вот кобель достался, так кобель! И ведь знает, что все знают, и хоть бы хны!
Глаза пациентки широко раскрылись от удивления. Она переводила изумлённый взгляд с фотографии на подругу, и обратно, как бы вопрошая, уж не ослышалась ли? Может ли быть такое?
Праведно-возмущенный вид медсестры развеял сомнения: может и имеет место.
Губы слушательницы, что по полноте и цвету дали бы фору губам любой африканской туземки, готовы уж были тоже высказать осуждение, но грязь не дала вырваться ни одному внятному звуку. Несчастной только и осталось, что всплеснуть руками, и сокрушенно опустить грудь: "Конечно, дело известное, колобродят мужики, раскрывают рот от каждой юбки, но три любовницы - слишком! Хоть бы жену свою, мерзавец эдакий, пожалел! Да ведь и денег сколько надо на этот гарем"?!
- Мужик такой пошёл, что в четыре глаза не усмотришь, - угадав её мысли, плеснула керосинчику в огонь медсестра, - а уж если с достатком, то бабы сами на шею бросаются!
- Этот хоть поколобродит, да домой придёт, и деньги принесет, - уже с оттенком легкого одобрения сказала медсестра и, указав кого-то на фотографии, добавила, - а вот у этой, ты её не знаешь, муж совсем ушёл. Бросил, гад. Так представляешь, ещё и записку написал - "Лучше буду один, чем с тобой".
Бедная слушательница съёжилась, словно разом взгромоздила на свои плечи все страдания, выпавшие на долю коварно покинутой женщины. Глаза приняли удивленно-жалобное выражение: "Конечно, им мужикам сейчас раздолье, баб вокруг пруд-пруди, а нам - честным жёнам - только и пожинать горькие плоды одиночества"!
- А она, дура, даже ребенка не завела! Я сколько раз ей говорила: "Тебе пора рожать"! - решительно разрубая воздух, выпалила медсестра, до сих пор обижаясь, что к её бесценному совету так и не прислушались. - Вот, доволынилась, теперь ни мужа, ни ребенка, ни алиментов!
Оживлённая тряска гостьи головой вновь стала одобрительным ответом.
- А вот у этой, ты её тоже не знаешь, муж совсем спился, - не давая опомниться от сопереживания ужасных событий, выпалила медсестра. - И когда они проклятой водки напьются?
Сообщение, произнесённое тоном праведного негодования к подлецам-пьяницам, достигло цели. Дама, пришедшая за здоровьем, резко дёрнулась телом, глаза её сделали попытку выскочить из орбит, а с заклеенных губ сорвался тоскующий стон: "Конечно, в то время, когда настоящие мужчины пашут день и ночь, воротя горы ради своих возлюбленных, находятся жалкие представители рода человеческого, которые трусливо сворачивают с сужденной тропы, и топят в водке женское счастье".
- Так, эта хронь беспросветная всё из дома продала, - убедившись в полном согласии подруги, отчиталась медсестра, - а она, бедная, его никак из дома выгнать не может. Уж разведены, а толку нет - этот подлец прописан, и хоть ты тресни!
Душевные терзания чуткой слушательницы, не имея возможности выплеснуться привычным способом - через язык, вихрем кружились внутри, ища выход то через выпученные глаза, то через судорожно вздымающиеся кверху руки, то через жуткие гримасы склеенного рта.
Медичка оказалась докой по части невесёлых новостей. Дождавшись успокоения собеседницы, она внимательно посмотрела на неё, и медленно, будто оставляя самую страшную новость напоследок, произнесла: - а у её подруги мужа недавно посадили! Ты представляешь! Такой отличный муж, у них такая любовь! И на тебе! На пять лет!
Волна цунами прошлась внутри обезмолвленной несчастной. Заходили ходуном и голова и руки. Глаза яростно повторили попытку покинуть насиженные места. Сомкнутые губы промычали о тревожном времени, когда вот так запросто берут и сажают мужиков, и ещё не известно за дело ли? А их любящие жёны с детьми остаются горе мыкать!
Медичка упивалась произведённым эффектом - обессиленная переживаниями за беды, свалившиеся на запечатленных фотографией людей, подруга медленно сползала в кресле, и не имея возможности дышать через рот, шумно втягивала воздух носом.
Судя по лицу медсестры, пациентку ещё ждали персонажи, на жизненную долю которых выпало немало трудностей и достойные самого сострадательного обсуждения.
Но автору не пришлось узнать об их нелёгкой судьбе. Возле его кушетки вяло протренькал дешёвый будильник, объявляющий об окончании процедуры и медсестра, взяв тайм-аут в задушевной беседе, освободила от чудодейственной грязи самое больное мужское место - поясницу.