Сашка
(рассказ)
Вообще-то, он был алкоголик. Но у него никогда не болела печень, были
крепкие, мелкие зубы. И весь он был небольшого роста, не худой не тол-
стый, а очень такой крепко сбитый, физически здоровый. Как-то нам по
работе, нужно было выкопать траншею для прокладки кабеля, и встретилась,
бетонная плита и мы решили вызвать какую-нибудь технику. Шурик сказал, что
мы слабаки, попросил кувалду и, за несколько минут раздолбил плиту так,
что не надо было никакой техники. "Саша,- спросил я, - где ты так научился
долбить бетон?" "Если бы я не умел этого делать, то я бы ничего бы не
заработал на бетонном заводе. Там я проработал четыре года. Если
зазеваешься, то бракованную плиту нужно из формы выколачивать. Просто
нужно правильно наносить удар. А сила большая не нужна". И все это спо-
койно, рассудительно и с осознанием своей значимости.
Он работал телефонистом и помогал, как напарник, монтажнику ПОС. ПОС -
это пожарно-охранная сигнализация. Валерка (сейчас это Валерий Васильевич)
- бывший десантник весом примерно девяносто килограммов - гора мышц. Он
тоже не прочь выпить и закусить. Сашка и Валера это как Давид и Голиаф. А
пить старались одинаково. Однажды мне пришлось с одним из наших телефони-
стов доставлять Сашку домой. Привезли его к дому. Толик, этот самый еще
трезвый телефонист, знал дом, где жил Сашка, но не знал квартиру. Мы стали
спрашивать Сашку, которого почти волокли, потому, что сам он идти не мог.
"Не скажу", - как партизан, сжав зубы, пробормотал Саня. "Почему это ты
нам не скажешь?" - стали мы его допытываться. "Потому, что вы меня ведете
непочтительно", - также, сжав зубы, ответил он. Ну, мы стали звонить
соседям и, конечно, те сразу указали дверь, за которой жил "этот алкаш".
Но самой характерной чертой Сашки было не это. При любом разговоре, об-
суждении чего-либо, особенно политики, Сашка, как это говориться, "входил
в раж", начинал горячиться, размахивать руками и вести себя так, как будто
оттого, что его собеседник согласится с ним или нет, будет, по меньшей
мере, зависеть судьба, если не нашего города, то, конечно, большей части
страны. Если же напуганный Сашкиной горячностью собеседник собирался
покинуть поле только разгорающейся дискуссии, то Сашка, почуявший такой
подвох, тут же заявлял: "Тот, кто уходит, пока я не договорил, не может
просто уйти. Дискуссия только началась, так поступать нельзя, это
неуважение к собеседнику и, вообще, что вы себе позволяете..."
Собеседников у него становилось все меньше и меньше, пока большую часть
его монологов не пришлось выслушивать мне. Наверное, остатки деликатности
и какая-то жалость к этому человеку останавливала и меня.
Дело в том, что я знал почти все о Сашке. Когда у него начались про-
блемы, и он пришел к нам работать, мне пришлось все ему тут рассказывать,
так как я уже начинал болеть и уходить. А Сашкиного здоровья должно бы
было хватить надолго. Он, действительно, раньше сталкивался с телефонными
линиями и проявлял хорошую сметливость при выполнении работы по линейным
работам. Линейные работы - это когда ремонтируют проводную линию связи. А
Сашка в армии прошел все, это монтируя охранные системы на ограждения (как
они говорят "периметр" или рубеж") колючки для зэков на Дальнем востоке.
Казалось бы, в этом человеке собралась ненависть всего мира к удачливым,
продвинутым, успешным. Другие люди казались Сашке более воспитанными,
более раскованными что ли. Причем, все эти эмоции оставались всегда только
эмоциями. Сашке казалось, что вот он расскажет, ему посочувствуют и всем
от этого станет легче. Стараясь оправдать свой колючий характер, Сашка
всегда приводил рассказ Шукшина, названия которого он не помнил, о
приезжем корреспонденте из Москвы. Там описывался обед обычной деревенской
семьи. Корреспонденту пришлось в нем участвовать, как в церемониале
русского уклада, выработанного веками, где он показал себя с не слишком
"красивой стороны". Ели все из общего котла. Сначала старшие, потом млад-
шие. Мяса в каше должно быть распределено поровну, но "столичный" ничего
не понял и съел лучшее один. Деревенские как-то в раз подумали о
невоспитанности и невежестве приезжего, хотя никто из вежливости и "врож-
денной" (по выражению Сашки) воспитанности, так до конца рассказа ничего
"столичному" не высказал. Из рассказа Сашка делал вывод: "Вот некоторые
(он имел в виду, конечно, меня) считают себя воспитанными людьми, а сами
... И тут следовал поток претензий по поводу неуважения к чужому мнению,
злодейского уклонения от прямых поставленных вопросов и так далее и тому
подобное.
Еще воспоминание, уколовшее меня в "природном", как говорят, хамстве.
Пожилой человек Сухотин - мой преподаватель по диамату (по философии
марксизма, как тогда это назвалось) как-то пришел в организацию, в которой
я работаю. Наверное, он пришел для какой-то оплаты или уточнения своего
статуса участника военных действий в Великой Отечественной. У нас в
"Томскводоканале" на первом этаже находится "аквариум" - застекленные
окна, где сидят девочки из абонентского отдела и вносят всякие справки,
приносимые населением. Сухотин (автор множества книг, есть переведенные на
другие языки) скромно зарегистрировал какую-то справку и уже уходил. У
профессора философии Сухотина проблемы с одним глазом. Во время боевых
действий в Великую Отечественную попал кусок земли от разорвавшегося
снаряда, ну, и плохо зажил. Поэтому он никогда не озирается, и с людьми
предпочитает говорить только когда они представляются и смотрят ему прямо
в лицо. Поэтому он никого не узнал, а у меня к нему никакого вопроса
сейчас нет, и "подходить поговорить" я не собрался. Мы с Сашкой куда-то
шли, теперь куда я не помню, да это и не важно. "Саша,- говорю я, - смотри
- Сухотин". "А кто это?" "Известный томский философ, я слушал лекции у
него в университете". "Терпеть не могу. Наверное, такой же болтун, как и
ты. Они только мозги дурят людям, нет от них никакой пользы народу!"
Ничего тогда я не сказал Сашке, но понял, что серьезный разговор с ним
можно вести только поддакивая ему в его невежестве. И стал уклоняться от
общения с ним во всех возможных формах. Есть такой фильм "Собачье сердце"
по мотивам повестей М. Булгакова. Там к профессору приходит делегация
пролетарского домового комитета и уведомляет того, что ему нужно
потесниться и отдать часть его жилой площади этому самому пролетариату, а
то ему жить негде. Тот отказывается. "Профессор, нам кажется, что Вы не
любите пролетариата? - спросила агитаторша профессора Преображенского.
"Нет, - сказал профессор, - не люблю".
Сашка вырос в деревне и очень любил животных, птиц, природу. "Выйдешь
утром нa крылечко в садовом домике, где ты переночевал, и просто сердце
радуется. Птички поют, трава шумит. И кругом такая благодать в утреннем
тумане. И жить хочется". Жизнь в городе тоже ничего, и в городе тоже есть
природа, но видна она не так ясно. Однажды к нему на балкон, когда Сашка
завтракал, прилетел молодой орел. Ну, не орел, так небольшой городской
сычик. Вдоль стальных покрашенных балконных перил у него были прикреплены
деревянные перила. От времени и дождей они облупились от краски, но еще
крепко держались. Так вот, Сашка завтракает - и сычик тоже приготовился
позавтракать. Где-то поймал зазевавшегося воробья и притащил к Сашке на
балконные перила. А у Сашки из кухонного окна балкон с его перилами хорошо
видно. Как раз Сашка яичницу уплетает и сычик воробышка ощипывает. Никогда
Сашка не видел, как орлы завтракают пойманными воробьями. Сычик аккуратно
ощипал добычу, все перья стряхнул с балконных перил вниз, также аккуратно
обглодал косточки. Их он также отправил своей когтистой лапой вниз с
балкона. После чего наклонился над перилами и чистенько вытер свой клюв,
наклоняя голову сначала слева, а потом и справа. Осмотрелся и бесшумно
исчез. Сашка был поражен аккуратностью и чистоплотностью благородной
птицы. Он даже забыл про свою остывшую яичницу.
Как-то на соседнем поле вместе со своим другом Валеркой Сашка садил кар-
тошку. Это была коллективная посадка. В эти времена безденежья и голодного
советского существования наше родное предприятие для помощи в пропитании
устраивало подобные мероприятия. Профсоюз оформлял, а народ "одобрял" и
участвовал. Рядом с полем стоял автобус, выделенный предприятием, мы на
нем добирались до этого поля. Небольшой КАВ`з. Он стоял на дороге. Видимо
деревня, на поле которой мы расположились, была неподалеку и какой-то пёс,
услышав шум, прибежал к нам поинтересоваться, что такое происходит. Это
был надоедливый молодой дурной пес. Сашка, как полагается человеку
пригласившего помощь, взял бутылку своему другу Валерке, а в качестве за-
куски - палку копченой колбасы. По мере продвижения работы, время от
времени, для того чтобы покурить и опохмелиться Сашка с Валеркой
подходили к автобусу и прикладывались, и закусывали. Несколько кусков
колбасы достались, по доброте душевной, и собаке. Но собаке хотелось
большего. Зная это, друзья прятали колбасу внутри автобуса. Кончилось все
это действие тем, что подвыпившие приятели зазевались, проложили
опрометчиво колбасу на нижнюю ступеньку автобуса и собака, которую
безуспешно пытались не накормить, а напоить водкой, удалось украсть у них
эту колбасу. Было много крика, ругани и самое главное - беготни за
собакой. Мне кажется, что они добежали за собакой почти до деревни, но
поняли, что там ей удастся укрыться. Собака эту свою родную деревню знала
хорошо, а они, не в пример, совсем не знали. Вернувшись, приятели допили
водку, а оставшуюся картошку, от злости, просто высыпали из мешка на
землю.