Долокьян

  Как ты говоришь твоя фамилия? Казарян? А зовут как?  Степан?  А у него была  
фамилия Долокьян. Вот только не знаю с твердым знаком или с мягким. Эту фами-
лию я недавно в газете прочитал. У вас в Азербайджане такой в политбюро рабо-
тает. Так вот я ему письмо написал.  Да нет, он не ответил. Сильно, наверное,
занят своей работой.  Устает, некогда откликаться на письма.  А фамилия Доло-
кьян оказывается в Азербайджане распространенная как, допустим,  у нас в Рос-
сии фамилия Иванов.  Так вот я и говорю,  что возможно про того,  кого я рас-
сказываю просто тому работнику политбюро однофамилец.  Да, да. Совсем не род-
ственник. Искать еще по милицейским отчетам? Да кто мне разрешит? Я ведь про-
стой пенсионер.  Вот если ты напишешь,  да тебя напечатают, тогда может какие 
родственники и откликнуться.  Тогда будет тебе большое спасибо от меня за мо-
его фронтового друга. 
  Мы с ним  из одного котелка фронтовую кашу  ели.  Азербайджанцы  про это не 
спрашивали.  Это все узбеки спрашивали.  Почему такая  несправедливость. Вин-
товка на каждого человека в нашем полку, а котелок - на двоих?  Нет, мой друг 
Долокьян не был похож на русского. Это был черный как смоль красивый и  умный 
молодой парень.   Носил тогда черные роскошные  густые усы.  Над этим в нашем 
взводе подшучивали.  Да, может и от зависти, а может просто от глупости. Один 
наш сибирский паренёк, по фамилии не помню, кажется Парамонов, когда Долокьян 
спал аккуратно  один ус ножницами отрезал.  Тот все бегал спрашивал - кто мог 
так сделать.  Кровь южная - загорается быстро. Наверное, если бы нашел, побил 
сильно.  Но и остыл он быстро. Через недели три усы снова выросли, Долокьян и 
успокоился. 
  Парамонов тоже мне запомнился.  Там была история  с каской. Он все не хотел 
каску носить.  Оставлял в расположении.  Тогда стояли мы на отдыхе в Карелии. 
Нам сказали,  что будем  долго отдыхать.   Мы  и землянки хорошие, аккуратные 
вырыли  неспешно.   Да, теплые, удобные  землянки с нарами получились.  А вот 
отдыхать,  то и не пришлось.   Через  неделю, как только мы устроились, новый 
приказ передислокация на север. Выстроил  я свой взвод, а мой Парамонов опять 
без каски. Бригадный ходит перед строем, проверяет. "Почему  у Вас солдат без 
каски?"  А Парамонов  и отвечает смело:  "В походе и иголка в тяжесть!"  Бри-
гадный  аж   возмутился:  "Что за разговорчики! В минуту отыскать и в строй!" 
Сбегал мой солдат  в  землянку, нашел свою каску. Я его потом долго ругал за 
разгильдяйство.   Так вот уже через полгода в окопе  подбегает ко мне солдат. 
Вокруг  дым, канонада,  орудия  грохочут.  Я ничего понять не могу, солдата с 
трудом узнал чумазого. А тот меня радостно обнимает, благодарит. "Спасибо", - 
говорит, - "тебе Николай за науку".  А сам мне каску свою показывает. Пригля-
делся я к нему, а у него по лбу чуть-чуть кровь бежит из царапины, а на каске 
- вмятина от пули. Пуля то от каски отскочила, на ней только вмятина, на лбу 
царапина и, главное - солдат живой остался. Вот так оно действует воспитание.
 А вот с Долокьяном такая история приключилась.  Мы на этом севере уже против 
финнов стояли в Карелии.  Ох и крепкие же они ребята.  Фриц - он хилый на хо-
лод. Ну, в основном своем большинстве. Так вот финны совсем холода не боялись 
и на лыжах бегали так, что и куда до них нашему брату! Солдаты у них все кру-
пные,  высокие да здоровенные.  Я почему  знаю - в разведроте был. Брал ихних 
языков. Вот по ним я и сужу о финских солдатах. Ну, конечно, мне только такие 
могли и случайно попасть.   Но ведь мы-то не одного брали.  Только наших двое 
или трое могли ихнего завалить. Ну и потом тащить на лыжах приходилось тако-
го бугая вдвоем. Одному тяжеловато. 
  Так вот  однажды в расположение  нашей  части прорвалась финская десантная 
группа лыжников. Сильно страшного вреда  она не нанесла в силу своей немного-
численности,  а так: тылы наши пощипала, разведку произвела и ушла обратно к 
себе.  Наше разведроту - двадцать человек во главе с молодым лейтенантом пос-
тавили в ружье и послали вдогонку за финнами. Бегали по лесу мы ровно три дня 
и три ночи.  На снегу под шинельками у костерка ночевали.  Шли по их лыжне и 
видели, что натвори финны.  Но догнать мы их не смогли.  Здорово на лыжах бе-
гают.  Еще раз повторюсь: наши солдаты так не могли. Возвращались мы в распо-
ложение части от линии  фронта  уверенные,  что финны за эту линию уже ушли. 
  Наш лейтенант,  больше для очистки совести, решил прочесать лес на предмет 
оставшихся вражеских разведчиков.  Вот идем мы на лыжах по лесу  цепью. День 
ясный, светлый.  Друг друга хорошо видно.  Цепь у нас  неширокая - метров по 
пять от бойца до бойца. Прекликаемся. А Долокьян, про которого я рассказываю, 
решил еще с одним бойцом в шапку стрелять. Солдат тот бросает шапку вверх, а 
Долокьян в нее стреляет на лету. Меткость проверяет. Да ладно, если бы они по 
строю рядом шли, а они по цепи через двух бойцов это опасное занятие затеяли.
Пара  выстрелов прошла нормально,  а когда в  третий раз, то  шапка уже вниз 
падала.  Долокьян  выстрелил и  попал в солдата из нашей цепи. Тот шел между 
ними  и  немного вперед вышел.   Оказался на линии огня Долокьяна. Попадание 
точно в сердце, навылет. Специально так попасть очень трудно. Боец охнуть не 
успел.  На бок повалился в снег.  Молодой солдат... Вся рота сбежалась, смот-
рит. Шапки с голов сняли. Долокьян тут же стоит смотрит без шапки. А я смотрю 
на него и ничего понять не могу. У него на голове вроде снег лежит. Смотрю на 
небо - небо ясное.  Смотрю на голову - снег.   Как с  ясного неба может снег 
падать, - думаю. И тут, как в голову ударило, - так это же мой Долокьян в миг
поседел.  
  Вернулись мы  в расположение части. Дотащили того убитого солдата на лыжах.
Лейтенант наш докладывает, что финнов не обнаружили, имеем потерю одного бой-
ца из роты.  "Как так потеря?" - спрашивает бригадный. "Да вот так", - лейте-
нант  наш  отвечает.  Ну  и излагает всю эту историю,  которую я вам уже рас-
сказал.  Трибунал военный прямо в бригаде был.   И Долокьяна и лейтенанта на-
шего, за допущенную небрежность при обращении  с оружием, приведшую к потери 
бойца определили, в штрафбат. Отмывать кровью свой проступок.  
  Так я своего фронтового друга потерял.    Больше я его не видел. Вдруг кто-
нибудь откликнется.  Мне напишешь.  Адрес мой вот тебе на бумажке.  Да ты же 
знаешь. Бумажку-то не потеряй. Я же томич, на степановке живу. Ну, да там все 
написано...

1987 год