Но "своим" в этом братстве Николай Никитич так и не стал и жил на "отшибе" до самого расселения. Впрочем, встречались иногда свои - бывшие фронтовики. Так, на одном разъезде, в бараке, жил бывший лётчик - истребитель. Высокой, худой как жердь, он с самодельной палочкой медленно передвигался, садился на завалинку станции и целыми днями смотрел на проходящие поезда. Одет он всегда был в длинное чёрное кожаное пальто и кожаный шлемофон. Говорить с ним можно было только о войне, и наш дядя Коля в свободное время вспоминали с ним эпизоды из их военной биографии. Александр, так звали лётчика, имел несколько тяжёлых ранений и был полным инвалидом. Жена его Настя тайком вздыхала и жаловалась подругам: "Зачем ей нужен такой мужик в доме!". Впрочем, через месяц после знакомства с ним Николаю пришлось рыть для бывшего лётчика - истребителя могилу. Ещё, как-то, в другом конце страны, во время обеда, откуда-то вышел к ним немой оборванец, и жестами и мычанием попросил есть. Бравые мужики кинулись прогонять его, однако дядя Коля заступился за него и, к неудовольствию Дуськи, пригласил за стол. Потом, с помощью бумаги и карандаша, удалось выяснить, что бродяга этот тоже бывший солдат, но ему, к несчастью, случилось попасть в плен к немцам и там ему после пыток отрезали язык. Гоша чудом остался живым, но жена его в дом не пустила, и пошёл он странствовать по стране. "Кому нужен мужик с изуродованными руками и без языка!". Странник переночевал у них в вагоне и, наутро, ушёл. Ещё одного "участника войны" дядя Коля прогнал. Тот всю войну прослужил шофёром при каком-то дивизионном продовольственном складе, ни разу не был даже под бомбёжкой, но числился ветераном войны. Он жил в уютном домике под Рязанью, выращивал двух поросят, но не хватало ему того, чтобы признали его бравым воякой, и у бывших солдат он выпрашивал продать боевые награды. Семь лет "колесили" они по стране в этой деревне на колёсах. По мере надобности начальство "переводило стрелки" и катился поезд куда-то со всем своим содержимым. Где-то на каком-то разъезде наш поезд загоняли в тупик, и начиналась работа. От непрошенных гостей местные жители сторонились и предпочитали не общаться, а "пришельцы" работали как черти и вели себя по-хозяйски - соответственно. Но вот железнодорожное начальство решило, что надобность в этих трудовых коллективах отпала и надо эти поезда расформировывать и куда-то пристраивать людей на постоянное жительство. Часть населения одного из таких поездов поселилась в бараке, о котором и идёт речь. Однажды, после майских праздников, к бараку подъехал автомобиль, и оттуда высадились три "товарища" в серых костюмах при полосатых серых галстуках, и пышная блондинка в ярко-красных брюках в обтяжку и зелёной кофточке с большим розовым бантом на шее. Ни на кого не глядя, морщась от неистового лая Фюрера, они обошли, насколько возможно, вокруг барака, при этом тихо и деловито обмениваясь короткими репликами. Потом, также важно и деловито уселись в свою "Волгу". Дама немного задержалась, озабоченно посмотрев на уборную, но приняла решение и тоже взобралась в автомобиль. Машина тронулась и покатила по ухабам проч. Озабоченные жильцы высыпали из своих квартир и собрались на площади перед сортиром. Фюрер, для профилактики безобразий, получил несколько пинков и удар палкой по спине, и благоразумно убрался в конуру. Жильцы бурно высказались по поводу происшедшего и, так ничего не выяснив, разошлись. Лишь подросток Пашка из второй комнаты вспомнил, что в райцентре во время демонстрации это тётка на трибуне кричала в микрофон всякие лозунги, прославляющие нашу жизнь и наших уникальных интеллигентов и рабочих. Через неделю эта дама подъехала снова, но на этот раз в сопровождении участкового, Василия Сергеевича. Она вышла, подождала, пока соберётся народ, и объявила, что по генеральному плану развития посёлка, их барак сносится, жильцам будет предоставлено новое жильё согласно закону, а на месте пустыря будет разбит парк, ибо на этом болоте строить ничего нельзя. Дело это решённое, и через два месяца должны начаться работы. После этого сообщения дама поспешила уехать. Мнения жильцов разделились. Старики уезжать не хотели, ибо, за много лет, они обзавелись хозяйством: огородами и, даже, садами. Молодёжь, особенно семейная - обрадовалась. Но указы власти обсуждать не положено! И, через две недели их всех попросили явиться за ордерами на новые квартиры. Дядя Коля получил жильё - однокомнатную квартиру в новой пятиэтажке на пятом этаже. Впрочем, в этот дом заселили весь барак, и ещё осталось несколько квартир для работников какой-то железнодорожной поликлиники. То ли с радости, то ли с горя он на следующий день крепко напился, не дошёл до дома, упал и чуть не захлебнулся в канаве. Спас его случайный прохожий, который за ногу вытащил нашего героя из канавы, обругал нецензурно и ушёл восвояси. Супруги обеспокоились переездом, и им было не до забот о кобеле Фюрере. Дуся просто сняла с него ошейник и отпустила на волю. Так Фюрер оказался вольным, бродячим псом. Какое-то время он ещё проживал на старом месте, но люди уезжали, скоро двор опустел. А когда сюда с рёвов и грохотом явилась строительная техника и начала крушить и жечь всё вокруг, то бедному псу пришлось бежать восвояси. Дядя Коля с женой Евдокией вселился в свою маленькую квартирку на пятом этаже и затосковал. Привычный образ жизни был разрушен до основания! Дуся теперь целыми днями "моталась" по магазинам или с другими бабами "трепалась" на скамейке у подъезда. Чтобы выйти во двор, ему, теперь, надо было, не забыв ключи, захлопнуть дверь, спуститься по бесконечной лестнице, открыть дверь подъезда, пройти мимо сидящих с двух сторон старух, и тогда, наконец, вдохнуть чистый воздух. Он не любил больших компаний, да и игра в домино его не увлекала. Когда появился его пёс Фюрер, он, даже, обрадовался. И они стали гулять вдвоём. Если были деньги, дядя Коля покупал "поллитру", по старой привычке выпивал её и отсыпался где-нибудь, в зависимости от погоды, под кустом, или на вокзале. Вёл он себя спокойно, и участковый Семёнов его не трогал. Фюрер ложился рядом и делал вид, что тоже спит. А когда денег не было, дядя Коля уходил в лес, на речку, и пытался поймать рыбку. Иногда это ему удавалось, и он важно возвращался домой и, потом, требовал, чтобы Дуська сходила за выпивкой. Жену он поколачивал, но не так громко, как прежде, и вещи в окно, с пятого этажа, не выбрасывал. Жена, "в сердцах", как-то обозвала его "трутнем безработным". Он это запомнил, и, однажды, явился домой с большим свёртком в руках. Оказалось, что он устроился на работу в милицию и принёс домой положенную амуницию. Дуська вытаращила глаза, села, опешив, и, придя в себя, пошла наливать щи. Впрочем, через два месяца Николая Никитича из милиции уволили за пьянство. Так он и жил. Иногда удавалось подработать на лесоскладе, но на тяжёлую работу мужики его не брали, ибо определили его в "слабаки". Сказывалось фронтовое ранение! И ещё: Николай Петрович хорошо подшивал валенки и сносно ремонтировал обувь. Этим ремеслом он тоже подрабатывал. Однажды, год спустя, Евдокия явилась домой важная и довольная собой. Оказывается, что устроилась она на работу в местный детский санаторий кладовщицей и теперь стала лицом значительным! Варить щи она перестала, и теперь целый день дома её не было. Всю свою жизнь Фюрер сидел на цепи у родного сарая, а теперь стало холодно, голодно и опасно. В каждом дворе около многоэтажек жила и кормилась своя собачья компания, которая очень недружелюбно относилась к пришлым псам со стороны. После многих мытарств, похудевший и ободранный в драках Фюрер нашёл-таки пристанище у пятиэтажки, среди знакомых ему людей, где поселился дядя Коля, во дворе четырех пятиэтажных домов. Раньше здесь было болото. Его осушили и оставили в покое. Образовался большой пустырь. А при Хрущёве стали строить пятиэтажные дома, которые народ стал называть "хрущёбами", но в центре, где была болотная топь, строить оказалось нельзя. Так здесь и остался огромный двор. Здесь собралась большая стая бродячих собак. Но после многочисленных жалоб жильцов большинство псов отловили и куда-то увезли. Так что Фюреру повезло, и он поселился на опустевшем месте.

Первой нового обитателя двора приметила Татьяна Егоровна из первого подъезда дома ?8. Она жалела "бедных кошек и собачек" и регулярно подкармливала их, благо, что работала в какой-то столовой, и там оставалось много объедков. Под её окном на первом этаже раньше собиралась целая стая собак в ожидании подачек, она их кормила и разговаривала с ними. Жильцы домов пытались объяснить ей, что это безобразие, но она лишь лепетала что-то о милосердии и делала своё. За её пышную внешность и глупость мужики - доминошники на скамеечке, обозвали её Пуляркой. Фюрер ей понравился. Она не знала его клички и назвала Яриком. Ярик быстро освоился во дворе. Появились ещё собаки из "уцелевших", и новые псы. И опять образовалась стая. Наш пёс не стал во главе сообщества, но занял в нём достойное место.

Наш герой не имел опыта проживания в собачьей стае, мало общался с другими животными, но он полтора года сидел на цепи среди разных людей. В результате, научился он наблюдательности и анализу, в своём собачьем понимании, поступков людей, их привычек и слабостей. Он сразу мог определить - кого можно напугать и даже укусить, с кем можно поиграть, к кому подлизаться и разжалобить. Любил он, затаившись где-нибудь в укромном уголке, просто наблюдать за происходящим во дворе. И скоро, по-своему - по-собачьи, стал он знатоком дворовой жизни людей и всего живого во дворе. Главное для бездомного пса - быть сытым! И Ярик приметил, что Пулярка утром выносит собакам остатки от вчерашнего обеда, и как только его чуткий слух улавливал движение на её кухне - он был готов. Он встречал её у двери, усиленно вилял хвостом, смотрел в глаза восхищённым взором и поскуливал. Женщина умилялась, ласково уговаривала его минуту потерпеть и вываливала в собачью миску содержимое. При этом она ещё отгоняла других собак, что бы они не мешали её любимцу насытиться. Ярик наедался, выбрав лучшие куски, и виновато оглянувшись на благодетельницу, благородно уступал место другим собакам. Ещё кормушкой служила площадка с мусорными бачками. Большинство жильцов стеснялись выбрасывать остатки еды в бачки, а клали рядом на бумажку или пакетик. Вороны, кошки и собаки тотчас же стремились завладеть угощением. Завязывались драки! Но Ярик не участвовал в этих баталиях и лишь внимательно наблюдал издали. Люди относились к собакам терпимо. Лишь владельцы породистых домашних псов были к дворнягам враждебны, и не допускали контактов с их питомцами. Одной из таких собак была сука Вика. Её хозяин, Веня Мишкин, полный высокий мужчина, гуляя со своим ротвейлером, был нагл и бесцеремонен с людьми и опасен для всей дворовой живности. Он вырос в этом дворе, кое-как отучился, как-то, где-то "подсуетился", и скоро стал "директором!" какого-то мебельного склада и маленькой мастерской при нём. Этого вполне хватало ему на "хлеб с маслом" и на гараж с "жигулёнком". Его жена Людмила не работала и занималась тем, что посещала салоны для похудения и поправкой здоровья с помощью "мануальной терапии". Детей у них не было. Сначала хотели "пожить для себя", а потом что-то не получалось. С их кухни было много пищевых отходов, но собакам не доставалось, ибо хозяева демонстративно вываливали всё в мусорные бачки, и тогда пировали вороны. Веня гордился своей собакой! У неё была отличная родословная! И ещё: он рассчитывал получать доход от продажи породистых щенков. Но пока достойной пары для его любимицы не находилось и она ходила "в девках". Но всему приходит конец! Иногда, вместо Вени, с Викой гуляла Людмила, или Людка, как называл её муж. Людка уходила с собакой довольно далеко от дома. Однажды Людмила повела Вику на прогулку и на пустыре за домом неосмотрительно отпустила собаку с поводка. Вика помчалась кругами по кустам и вдруг пропала! Хозяйка стала искать её и неожиданно застала их с Яриком. Людка остолбенела и дико закричала, но было поздно. Хрустальная мечта Вени о драгоценном потомстве была разбита! Отныне Веня и Ярик стали кровными врагами. Ещё во дворе жили кошки. Были и бездомные, и домашние. Некоторых хозяева выводили на прогулку на поводке, как собак. Эти кошки были привычные к такому обращению и вели себя культурно и смиренно. В третьем подъезде жила одна престарелая дама, которая перед сном гуляла со своим котом на длинном поводке. Кот привык к такой жизни и послушно шёл с хозяйкой, лишь бросая тоскливый взор на встречных собак и других кошек. Хозяйка, Ангелина Петровна, очень опасалась грязи и инфекции, и не допускала своего любимца на контакты с дворовыми животными. По-видимому, эта дама хорошо кормила своего любимца, а отсутствием аппетита тот не страдал, и в результате вырос он несколько выше и шире среднего кошачьего роста. Кроме того, по природе своей он отрастил шикарную бело-рыжую шерсть и был похож на откормленную собачку. Вёл себя он очень солидно и важно. Невозможно было представить себе его бегающим и лазающим по деревьям. Кошек Ярик уважал, ибо ели они мало, а свою жизнь, честь и достоинство защищали отважно и свирепо. Кроме того, они свято соблюдали "кодекс чести" и гадостей от них при общении не было.

Так же во дворе обитали вороны и голуби. С этими крылатыми тварями ухо надо было держать востро! Вороны, хитрые и наглые создания, могли и вкусный кусок пищи обманом отнять, и больно поклевать невзначай. А весной, во время линьки, приспособились они у отдыхающих собак клочья шерсти выщипывать для утепления своих гнёзд. Собаки обижались, рычали, лаяли, но это не помогало! Ну, а голубей наш пёс презирал! Эти аборигены при виде жратвы большой стаей налетали и жадно насыщались, "забыв стыд и срам". До постройки и заселения дома, куда вселились люди из нашего барака, под крышами других домов было много гнёзд ласточек. Но когда заселились барачные старухи, то пошли слухи, что эти птицы "к несчастью", и подростки с рогатками быстро расправились с гнёздами этих птиц. Ласточек во дворе больше не стало! А главное в жизни двора - это, конечно же, были люди! От них зависело существование всего разномастного населения двора. Жильцы четырёх стоквартирных домов, обрамляющих двор, были гарантами жизни животного мира двора, а в некоторых случаях и её угрозой. Конечно же, человеческое население четырёх домов не представляло из себя нечто единое целое, а являло собой некий набор личностей, знать которых нужно было, если желаешь жить в мире и безопасности. И наш герой хоть и являлся простым беспородным псом - дворняжкой, но по складу своего собачьего ума наблюдал и изучал персонально жильцов домов. Какие выводы делал он - мы никогда не узнаем! Бывший Фюрер, а сегодня Ярик уже не был тем щенком, что в зависимости от настроения лаял и кусался. Он окреп, приосанился - заматерел, и стал самостоятельным дворовым псом, независимым и всегда готовым к обороне. Он стал зверем-одиночкой, и членство в стае его не прельщало. Благодаря этому он благополучно пережил несколько облав и стал старожилом двора. Была у него, как ни странно, слабость! Он любил детей! Под вопли ужаса чистоплотных родителей Ярик в песочнице с удовольствием кувыркался вместе с малышами, позволял себя обнимать, щипать и, даже, садиться на себя. И ещё: он дружил с кошками! Особенно нежная дружба была у него с кошкой Нюркой. Иногда они даже спали, прижавшись, друг к другу. Но взрослых людей Ярик не уважал! Особенно, почему-то, чисто одетых мужчин. В него при виде такового "как чёрт вселялся"! Он становился коварным и злым. На женщин он просто иногда рычал, и этого было достаточно, а мужчин коварно преследовал и мог укусить. Поэтому у него было среди жильцов много врагов, которых он знал и успешно оставлял "в дураках". Впрочем, и дядя Коля презирал "чистоплюев и интеллигентиков". И ещё! Ярик не любил домашних собак! Эти чистые, сытые и глупые, по его мнению, создания его раздражали, и он либо уходил подальше, либо яростно облаивал их, вызывая на драку. Обычно, в конфликт, вступали владельцы псов, в Ярика летели камни и бутылки и свара плавно затухала. Но были несколько домашних собак бойцовой породы, которых Ярик опасался и встречи с которыми избегал. Хозяева их были, в основном, людьми состоятельными, высокомерными и жестокими. Иногда они натравливали своих любимцев на бездомных псов и с удовольствием наблюдали над кровавой расправой. Ярик бдительно наблюдал за опасными подъездами и успевал вовремя спрятаться. Некоторые домашние собачки были смешны, и Ярик их презирал. Он не умел смеяться, но, оказавшись свидетелем одной сцены, он, наверное, пожалел об этом. Дело в том, что во втором подъезде жил холостяк Фёдор, у которого был пёс породы коккер-спаниэль. Этот детина был всегда сексуально озабочен и ухитрился здорово развратить своего пса. Когда он с псом по кличке "Король" выходил из подъезда, другие собачники спешили поскорее увести своих собак, ибо его пёс стрелой мчался к ближайшей собачонке, и с разбегу, безо всяких церемоний, прыгал на неё, невзирая на пол. Приходилось вмешиваться хозяевам и дело кончалось скандалом. Но однажды случился конфуз! Со своим любимцем прогуливалась Ангелина Петровна. Поводок она отпустила, ибо её любимец послушно шёл по обычному маршруту. Развратный пёс, вырвавшись из подъезда, стрелой помчался в сторону благородной дамы и с разбегу вскочил на её любимого кота.

Дальше случилось невообразимое! Толстый и неповоротливый кот сначала оторопел, а потом превратился во льва! Откуда взялась в нём такая злоба и прыть! Под вопли Ангелины Петровны, визг неудачливого любовника, собака и кот клубком покатились по земле, после чего пёс, громко визжа, с окровавленной мордой бросился наутёк, а кот бежал следом и бил по его заду лапой. Как потом оказалось, любовник лишился глаза! Весь двор с тайным ликованием наблюдал за этой сценой и подвиг кота все признали. Лишь хозяин покалеченного пса пытался скандалить, но как-то этого у него не получилось. Ярик напряжённо и с интересом смотрел на происходящее из-под детской горки. Но это всё эпизоды из дворовой жизни! А будни у Ярика были однообразны и скучны. С утра дежурство под Пуляркиным окном и ожидание её подачек. Потом сон в укромном месте. Далее в программе - обход двора! Потом появлялись в песочницах дети, и начиналась игра с ними. Кто-то из родителей прогонял его и он, обиженный, отправлялся осматривать окрестности двора, нередко вступая в драку с местными собаками. Умиротворённый и усталый он возвращался на родной двор и опять отсыпался. Когда появлялся из подъезда дядя Коля, бывший Фюрер радовался и всё время был при нём. А наши бывшие новосёлы прижились на новом месте. Барачная публика освоилась с новым местом жительства и, являясь большинством в доме и сплочённая прежним братством, устанавливала свои порядки и правила общежития. На этой почве возникали конфликты между барачной братией и медработниками, которые были в меньшинстве. Кроме того, переселенцы из бараков, после заселения на новом месте, стали устраиваться на работу поближе к дому, и среди них появилось много работников ЖЭКа, продавцов, милиционеров, даже, сотрудников Исполкома. Медработники стали уезжать из этого дома, и скоро контингент жильцов стал однообразен. Ярик, конечно, в социологии и обществоведении не разбирался, но вырос он в "той" среде, был псом беспородным и вполне разделял враждебные чувства этих людей к интеллигенции и людям иного домостроя. Но, в то же время, своим хозяином он признавал дядю Колю, который жил "сам по себе". Между ними сложилась дружба и взаимопонимание. Но время шло. Старели герои советского барачного пролетариата. Подрастали их дети, которые учились и жили в другую эпоху! В некоторых семьях возникали конфликты между отцами и детьми, а в других, наоборот, семейные узы укреплялись, но на другой основе, применительно к веянию времени - любыми способами достижения максимальной материальной выгоды! Во дворе запахло криминалом! Фюрер старел. Дядя Коля всё больше становился похожим на неандертальца. Он высох, сгорбился и страдал одышкой. Всё больше времени они проводили вместе. Дуся была довольна работой в своей кладовой, называть её стали Евдокией Фёдоровной, и существование рядом такого мужа её тяготило. У Пулярки был сын Алёша. В восемнадцать лет он попал под влияние какой-то неонацистской группировки и однажды, кто-то ударил его ножом. После гибели сына у матери случился инсульт. Осиротевшим мужу и дочери пришлось похоронить её рядом с сыном. Дворовые кошки и собаки, как бы, тоже осиротели. Ярик перестал быть Яриком и единственным другом и покровителем во дворе остался для него дядя Коля. Николай Никитич стал бродяжничать. Целыми днями они вдвоём с Фюрером бродили по городу и окрестностям, отдыхали - где придётся, а, иногда, в тёплую погоду, на ночь заваливались спать куда-нибудь в укромное местечко. Дуся была рада отсутствию супруга. Пришёл момент, когда однажды она встретила пьяного мужа хорошей затрещиной, и вытолкала на лестничную площадку, бросив вслед старый солдатский рюкзак с его пожитками. Дядя Коля принял это как должное и, вздохнув, отправился восвояси. Так наш герой стал Бомжем. Но бродягой он стал лишь наполовину. Раз в месяц ему надо было быть дома, ибо приносили пенсию; кроме того, по большим праздникам ему, как ветерану войны, полагался подарок, и Евдокия, которая ждала подарок больше, чем Николай, принимала мужа и была с ним обходительна и добра. Остальное время дядя Коля был "вольный казак". Скоро дядя Коля забыл о своём ветеранстве, за то это хорошо помнила Дуська. Теперь она распоряжалась подарками и льготами своего героического мужа. Впрочем, бутылка водки, которая непременно прилагалась к праздничному набору продуктов, по негласной договорённости, полагалась дяде Коле. В тёплое время года, забрав драгоценный сосуд, в сопровождении верного Фюрера, отправлялся наш герой в окрестный лес, где он построил шалаш, и предавался любимому занятию. Там было хорошо! После распития приятно было отлеживаться на подстилке из мягкого сухого мха, да и от голода он не страдал - щедрые "отдыхающие" и туристы всегда оставляли после себя много еды и, в основном, деликатесов. Так что они с фюрером жили как на курорте. Но, наступали холода, и становилось весьма неуютно. Тогда пришлось устраиваться там, где "потеплее". Иногда, когда не выгоняли, они с Фюрером, плотно прижавшись друг к другу, спали на вокзале, или у теплой трубы в котельной. Прорваться домой Николай Петрович не стремился, и супруги своей видеть не хотел. Однажды, посетив свою квартиру с целью получения пенсии, он обратил внимание на то, что она располнела, покрасила губы, оделась в брюки и джемпер. На шее у неё болтался блестящий кулон на золотой цепочке. Явно, на старости лет, она захотела "пожить по-человечески"! Дядя Коля усмехнулся и произнёс единственную фразу: "Может быть, ты и ребёнка родить теперь сумеешь!". Дуська "вспыхнула" и убежала на кухню. Двор, за годы проживания их там, преобразился! Земля подсохла, и вдоль домов выросли когда-то посаженные жильцами деревья. В основном, то были берёзы и клёны. Дядя Коля и Фюрер стали совсем старыми. Они вдвоём "таскались" по улицам и мутными, слезящимися глазами разглядывали окружающих. Дуська тоже постарела. Она вышла на пенсию и теперь, целыми днями, "висела", как перезрелая груша, не скамье перед подъездом. Николай приходил домой, но его там "грызла" тоска и он спешил опять куда-нибудь уйти. С женой он почти не общался. Во дворе, не без помощи супруги, прослыл он горьким пьяницей и грязнулей. Общался с соседями он мало - в основном бродил по окрестностям и в лесу. Любил он лес и дикую природу вокруг. В нескольких километрах от посёлка было место, которое он считал своим и чувствовал себя там хозяином. Там, среди высоких берегов, поросших старым лесом, протекала узкая лесная речка. На самом высоком месте над речкой росли могучие "бронзовые" сосны. Здесь наш герой чувствовал себя "на седьмом небе". Но повадились сюда приезжать "туристы", и в каждый понедельник, бормоча под нос ругательства, наш герой убирал за ними остатки еды и всякий мусор. Как-то чуть не подрался он с подростками, которые додумались в самую толстую и красивую сосну кидать "по индейски" топорик. Хорошо за него заступились проходящие мимо туристы-студенты. А в глубине леса, в зарослях рябины и бузины соорудил себе он шалашик и считал его своим домом. Речка выше по течению была запружена плотиной, и образовалось небольшое водохранилище. Когда-то там купались дети из соседнего пионерского лагеря, а теперь всё хозяйство было заброшено, но заросший прудик остался, и туда сбегались желающие в жаркую погоду освежиться в прохладной воде люди - и стар, и млад. У берега колыхался на воде связанный из нескольких брёвен плот. И вот однажды, в начале сентября, когда купальный сезоны уже закончился, дядя Коля, проходя мимо, увидел, что на плот вскарабкался мальчишка лет восьми. Он бесстрашно оттолкнулся шестом от берега, и плот поплыл на середину пруда. Вдруг паренёк поскользнулся на бревне, не удержался, и весь изогнувшись, плюхнулся в воду. Плавать он, по-видимому, не умел, и беспорядочно плескаясь водой, что-то крича, начал тонуть! Не раздумывая, прямо в одежде, Николай Никитич бросился в воду. Ребёнок уже не кричал и с головой погрузился в воду. Дядя Коля подхватил его, поднял так, чтобы голова мальчишки была над водой и, отталкиваясь от дна, добрался до берега. Парень наглотался воды, и пришлось, как когда-то учили, приводить его в чувство. Наконец пацан очухался, и Николай почувствовал - как он устал. Фюрер всё время помогал ему и тоже, обессилев, привалился мокрым боком. Откуда-то прибежали родители, стали благодарить дядю Колю, всучили бутылку водки, в карман засунули несколько денежных купюр и утащили куда-то своего отпрыска. Дядя Коля медленно поднялся и, шатаясь, побрёл в своё убежище. Там он в обнимку с Фюрером то ли задремали, то ли задумались. Через три дня лесники, с помощью своих собак, их нашли. Они так и сидели бездыханные, в обнимку, в своём шалашике и, казалось, что они были счастливы.