Все началось совсем незадолго до того, как Олег Петров потерял брата Алексея. И, возможно, смерть Леши заставила Олега окончательно сдать позиции. Может, Олег не любил своего брата настолько, чтобы сожалеть о его потере. Даже не исключено, что Лёшу Олег и вовсе ненавидел, к примеру, за то, что тот был именно старшим братом... Но, тем не менее, уход Леши мог как-то подсознательно отразиться на финальном решении Олега. А, возможно, дело не в этом. На решение Олега мог повлиять его собственный возраст, как бы странно это ни звучало. Точнее - не сам возраст, а признание Олега самому себе, что ему всего лишь восемнадцать.
Селение называлось Тихое. Оно вполне оправдывало свое название, и о нем раньше мало кто слышал. Олег жил с родителями. Он закончил одиннадцатый класс и поступил на первый курс факультета журналистики. Эдгар По как-то писал: мы стоим на краю пропасти, заглядываем в бездну - нами овладевает головокружение и дурнота. Постепенно головокружение, дурнота, страх сливаются в единое облако, обретающее форму. Это лишь попытка вообразить, что бы мы почувствовали... что бы мы успели почувствовать во время стремительного падения. И лишь потому, что разум настойчиво требует, чтобы мы отошли от пропасти, мы... УПРЯМО К НЕЙ ПРИБЛИЖАЕМСЯ.
Олегу было восемнадцать. Он не особо жаловал устои и диктатуру взрослых, так как сам считал себя уже достаточно взрослым, чтобы идти у кого-то на поводу. Дух противоречия сковал Олега, притупляя осознание собственного поведения. А возможно, Петров отдалялся от своей семьи, потому что его семья в свою очередь игнорировала его. В любом случае Олег сам старался не ссориться с родителями, хотя напряженка все же была. Он старался не конфликтовать, и, возможно, этот 'личностный пацифизм' и был причиной того, что виновниками случающихся размолвок всегда оказывались другие - кто угодно, только не сам Олег. Ведь отвернуться и уйти, признав себя побежденным - это слишком просто. Предрассудки как раз-таки порождаются духом противоречия, обитающего глубоко внутри каждого из нас; противоречивой беспечностью, поднимающей свою голову и играющей свои дьявольские шутки.
Олег часто запирался в своей комнате, особенно после неудачного дня или ссоры с близкими. Его, как других молодых людей, не прельщали, дискотеки, клубы, тусовки с друзьями и вообще весь шум-гам вокруг, кружащий голову молодняку. Может, Олегу не стоило относиться чересчур критично к людям его возраста с их однобокими и штампованными настроениями, ведь он собирался выучиться на журналиста, возможно в будущем, по долгу службы, отправляться в деловые командировки, посещать многие места. Сейчас же он приходил из института, закрывался в своей комнате и писал книгу. Он погружался в это занятие с головой, и ничто другое его не интересовало. Черновой вариант рукописи создавался в тетради, более менее готовые, отредактированные главы набирались на компьютере, в отдельной папке с названием 'Творчество О.П'. Название будущего шедевра еще придумано не было, да продвигалось написание оного очень медленно и сложно. У Петрова было мало творческого опыта, и Олег не стеснялся признаваться себе в этом, хоть и не был от этого в восторге.
'Счастливого финала не будет? Возможно. Может, когда ты смотришь в зеркало, тебе частенько навязывается мысль, что с тобой и со всем этим миром, в котором ты живешь, что-то не так. Но ты не можешь что-либо изменить. Никто не может... Однако все же ты не согласен с тем, что жизнь - это лишь испытание. Она еще и выбор - ты надеешься, что у тебя все получится, но ожидания не всегда оправдываются...'.
Олег сочинял повесть (или, может, роман, он не знал пока, что именно получится), прерывался, вставал из-за компьютера, открывал окно, садился на подоконник, закуривал сигарету. Он смотрел на вечернее небо и переосмысливал то, что ему сегодня позволило выплеснуть на бумагу его воображение. Возможно, потом, в будущем, он станет настоящим профессиональным писателем, хотя до этого еще далеко. Еще предстоит преодолеть барьеры разной степени сложности. Может будущие беллетристы предварительно избирают изучение журналистики, чтобы раскрыть свои творческие способности перед тем, как обучиться писательскому ремеслу. В целом Олег, как любой писатель, ожидал, что его творчество будет увлекательным - это главное, и он старался сконцентрироваться на идее повести. Хотя основная проблема как раз-таки и заключалась в том, что идея его повести пока что была сыра. И порой даже читая роман своего любимого писателя Виктора Ни под названием 'Одиночество', у Петрова не получалось вдохновиться и придумать ход развития сюжета своей рукописи. Уже два романа Ни были прочитаны Олегом. Это были истории с разными названиями, но дополняющие одно другое повествования о приключениях французского журналиста в период Первой мировой войны. По сюжету он приезжает из Франции в Россию (обе эти страны являются союзниками Антанты, выступающей против Четверного союза). Олег писал повесть с похожим сюжетом. Но в сочиняемой им книге американский журналист, неплохо говорящий по-русски, отправляется в служебную командировку в Россию. Там Джон Уильски (так зовут журналиста) поселяется в мотеле одного глухого городишки. Именно в этом мотеле с журналистом должно произойти нечто такое, что бы навсегда изменило его жизнь и, возможно, заставило бы его остаться в России. Что именно должно случиться, Олег пока еще не придумал.
***
- Опять проблемы с Костей? - Мария взглянула на дочь, у которой были красные после слез глаза. - Успокойся, милая. Успокойся и забудь...
- Не понимаю. Ведь раньше он не был таким... - девушка закрыла ладонями лицо.
Мария села рядом на диван и обняла Алену. Та прижалась к матери и спросила:
- Можно я у тебя поживу?
- Ну о чем разговор? Ты же знаешь, для тебя моя дверь открыта всегда. На работу только дольше надо будет добираться. Хотя с транспортом здесь проблем нет.
- Об этом не волнуйся.
Мария провела пальцами по черным волосам дочери, спадающим на плечи. Затем мягко коснулась щеки и, улыбнувшись, глядя в синие грустные глаза, промолвила:
- Все будет хорошо. Вот увидишь.
Девушка неопределенно кивнула и поднялась.
- Я очень устала. Можно немного отдохнуть?
- Конечно, милая.
***
Олег любил сидеть у окна и смотреть на звезды. И вот однажды так получилось, что он, думая о дальнейшей судьбе Джона Уильски, обнаружил у себя в комнате оставленную здесь подзорную трубу, которую из плавания привез его дед. Дед был моряком. Он работал на судне, перевозящем в трюмах разный груз: лес, руду, металлы. Подзорную трубу фирмы 'Barska Benchmark' деду подарили на день рождения его коллеги по работе. Олег взял трубу. Дед говорил, что она обладает качественной оптикой и водонепроницаемым корпусом, с полем зрения в тысячу метров. Снизу к корпусу крепилась подставка. Олег повертел в руках оставленный дедовский подарок, и поставил его назад, к стене. Затем взял лежащую на кресле гитару, лег на кровать и, уткнувшись взглядом в потолок, лениво коснулся струн правой рукой. Гитара мелодично отозвалась звуком аккорда. Олег вспомнил последний сочиненный им в повести абзац:
'Есть ли несчастье, возникающее само по себе, но не имеющее источником зерно желания? Это важно. Первое звено зависимого происхождения от закона жизни - это ошибочное видение. За свою долгую историю человек уяснил одно - ему удобна позиция жизни, к которой он привыкает...
Отстраненное познание действительности,
Состояние полного равнодушия,
Целая вечность для того, чтобы попробовать измениться...
Полное отсутствие терпения -
Жизнь как она есть'.
В начале мая было прохладно, шли дожди. Однако к середине месяца погода быстро нормализовалась, весенний холод сменился жарой. Чувствовалось, что лето тоже будет теплым. Запах лета уже ощущался по вечерам, особенно в домах с распахнутыми настежь окнами. По телевидению шла передача об автомобилях, где ведущий рассказывал о том, что восьмидесятые годы не отличались хорошими новостями для спортивных авто. Многие производители ленились переделывать свои машины под более жесткие требования США относительно загрязнения окружающей среды. 'Порше', к примеру, 959 был отличным автомобилем того десятилетия, но, за исключением экспертов и небольшой группы журналистов, никому не довелось поездить на этом автомобиле в США. Когда дебютировал этот автомобиль, он был наиболее продвинут в техническом плане среди всех выпускавшихся на тот момент автомобилей. Плюс 959-й участвовал в гонках в Париже, соревнования класс GT и суперскоростных гонках по автобанам. 959-й открыл дорогу новым автомобилям...
Олег выключил телевизор и положил пульт на тумбочку. Часы показывали без двадцати десять. Олег достал из пачки сигарету и хотел было, как всегда, сесть на подоконник и закурить. Он поднес к губам зажигалку. Но щелчка кнопки не последовало: кое-что там, на улице, привлекло внимание Олега. Он вытащил изо рта незажженную сигарету и положил на столик. Уперевшись руками в подоконник, Олег смотрел в окно... Ему в голову пришла мысль о подзорной трубе. Она стояла прислоненная к стене.
С противоположной стороны, метрах в трехстах, находился дом. В окне на втором этаже горел свет. На таком расстоянии было невозможно разглядеть, что там происходило. По правде говоря, Олег косился на трубу у стены, не понимая, зачем ему вообще нужно знать, что происходит в соседском доме напротив. Он вспомнил, что когда он был совсем маленьким, они с братом Лешей дружили с соседскими мальчишками Вовкой и Юркой Назаровыми из этого самого дома напротив. Семья Назаровых приобрела этот дом, когда Олега еще не было на свете. Назаровы очень гордились этой покупкой - ведь дом, по их словам, достался им за сущие копейки. Дом действительно был хорошим и уютным. Отец Леши и глава семейства соседских Назаровых тогда вместе решили заняться разведением голубей для продажи. Позже Назаровы продали дом и уехали в Германию. Но до этого, вначале 90-х Петров и Назаров занимались голубями. Это был общий бизнес, как выяснилось - прибыльный. Петров и Назаров не просто заселили птицами чердаки своих домов. Они соорудили нечто вроде прочного железного моста, соединяющего чердаки их домов между собой. На импровизированный мост они понаставили голубиных клеток и огородили сооружение железной сеткой. Со временем мост из сваренных между собой свай и арматуры зарос сорными вьющимися растениями. Издали он был незаметен на фоне растущих тут деревьев. Назаровы продали дом и уехали. Сетка и клетки были демонтированы за ненадобностью, а голуби больше не разводились. Но сам мост из сваренных между собой железных прутьев так и остался стоять. Неприметный в небольшой рощице, он и теперь объединял крыши двух домов между собой - дома Олега и дома, на который Олег сейчас смотрел.
Олег собрался было на все наплевать - закрыть окно, потушить свет и лечь спать. Но в последний момент он все же взял трубу, расправил треногу и поставил трубу на подоконник. Наблюдательный агрегат весил всего ничего - меньше килограмма. Диаметр объектива был достаточно большим - около восьмидесяти миллиметров, а минимальное расстояние фокуса составляло пять метров (об этом тоже упоминал дед). Сейчас в глазке объектива была лишь мутная пелена. Олег аккуратно покрутил кольцо просветления оптики, сконструированное вокруг глазка объектива. Постепенно расплывчатая пелена стала перетекать в четкое изображение. Картинка была настолько настоящей и живой, что Олег в удивлении приподнял бровь. Через увеличитель аппарата была видна комната соседского дома. Занавесок на окне не было - скорее всего, их сняли на стирку. Увеличение изображения по шкале от двенадцати до шестидесяти крат было настолько мощным, что прорисовывались отдельные детали интерьера чужой спальни: расправленная кровать, лежащий на тумбочке молитвенник, свадебный портрет на стене, выключенный комнатный вентилятор, стоящий в углу. Но все это перестало быть объектом внимания Олега, потому что в комнату вошла девушка.
'Она была девою редкостной красоты и столь же прелестна, сколь исполнена веселья. Ко всему на свете питала она любовь, вся - лучезарность и улыбка...'
Нет, все же у классиков дева с картины художника описывалась более жизнерадостной, чем красотка, на которую Олег смотрел через объектив подзорной трубы. Девушка из соседского дома (так мысленно окрестил ее Олег - 'Девушкой-Из-Соседского-Дома'; такой она для него теперь будет всегда) выглядела не особо жизнерадостно. И, тем не менее, она была до ужаса симпатичной. Ее губы напоминали две спелых ягоды и были прекрасны без всяких подкрашиваний. Синие глаза можно было сравнить с лучезарным небом в солнечный день. Она сидела перед трюмо и расчесывала щеткой черные волосы. Ночнушка на ней была просвечивающей. Ее груди, большие, зрелые, с розовыми сосками то и дело подергивались от ее движений...
Олег облизнул пересохшие губы. Его сердце восторженно участило бег. Член поднимался, увеличиваясь и упираясь в нижнее белье и высвобождая головку из - под плоти. Парень продолжал наблюдать, пока в дверь его комнаты не постучали и не раздался голос мамы: 'Олег, ты ужинал?'. Олег едва сдержался, чтобы не ответить грубостью, однако взял себя в руки и спокойно произнес: 'Да, мА, ужинал. Спасибо'. Когда он вновь прильнул к глазку объектива, девушка направлялась к выключателю, чтобы потушить свет.
***
Однажды, когда Олегу было восемь, он сидел в саду на скамейке, болтая ногами, ел мороженое и наблюдал, как ветер качает макушку цветущей яблони. В тот день его брат Алеша праздновал день рожденья. В доме были гости. Мальчишки играли в видеоигры, толпой окружив телевизор, девочки разговаривали во дворе. Олег же просто решил немного побыть один. Рядом раздались шаги. Это был дед. В руке он держал свою любимую моряцкую трубку для курения. У Олега дедушка всегда ассоциировался со сказочным капитаном Врунгелем - эдакий бравый, никогда не унывающий искатель приключений; человек моря, для которого оно составляло смысл всей жизни. Дедушка подошел к мальчику, потрепал рукой его волосы, приговаривая:
- Ты чего это от других отстаешь? Твои друзья там веселятся... Эх ты.
- Дедушка, - спросил Олег, игнорируя его слова, - а как это быть взрослым? Это приятнее, чем быть маленьким или отвратительнее?
Дед приложил губы к мундштуку трубки, затянулся и, мягко улыбнувшись, молвил:
- Размышляешь о том, что когда-нибудь детство уйдет и придется сталкиваться с реалиями взрослой жизни лицом к лицу?
Олег кивнул.
Дедушка вновь втянул дым и будто бы сам впал в раздумья над вопросом внука. Ветер шевелил его начинающие седеть волосы.
- Знаешь, малыш, взрослый возраст - это второй и последний возраст человека. Здесь нельзя четко определить, что лучше, что хуже. К примеру, человек рождается на свет, радуя этим взрослых (его родителей), растет, идет в школу. Разве это отвратительно?
Олег немного подумал.
-Нет.
- Также и со вторым человеческим возрастом. Пребывая в нем, ты, к примеру, опять же радуешься, когда у тебя рождаются и растут дети. Кроме того, будучи взрослым, ты реализуешь и устраиваешь свою собственную жизнь в отличие от детского возраста, когда за тебя все решают другие. Но, думаю, говорить и сравнивать, какой из этих периодов твоей жизни лучше - все равно что сравнивать две стороны одной медали. Если сейчас у тебя мысли о том, как бы побыстрее миновать детство, то потом, поверь мне, ты будешь сожалеть о том, что невозможно вернуться на много лет назад, чтобы вновь стать юным.
Олег смотрел в небо - серое, ветряное, неприветливое.
- И все-таки быть взрослым - удобнее, - молвил он. - Во-первых, не нужно ни у кого ни на что спрашивать разрешения. Во-вторых, ты сам можешь давать кому-либо советы, поучать. Кроме того, никто тебя не обидит из-за какой-либо мелочи. Старшие не будут просто так к тебе придираться, потому что это уже будет неактуально.
Дед усмехнулся и присел рядом с Олегом.
- Из-за пустяков, мой мальчик, до слез можно довести и взрослого человека. И отбиваться от всяких придурков на пустом месте взрослым, кстати, тоже очень часто приходится. Но главное, что мы усваиваем с возрастом, - так это то, что чем больше ты отдаляешься от младенчества и отрочества, чем больше годов уходит во взрослой жизни, тем ближе становится старость, а за ней...
Мужчина замолчал, вытряхивая из трубки остатки табака.
- Смерть? - закончил за него Олег.
- Тебе об этом еще рано думать, поверь.
Дедушка поднялся со скамейки:
- Хватит нам с тобой разговаривать о таких серьезных и грустных вещах. С возрастом ты сам все поймешь - не стоит торопить события. Пошли есть праздничный торт. Ты хоть брата-то с днем рождения поздравил?
Олег кивнул.
Дед взял внука за руку и они пошли домой.
'Никто из знающих меня не усомнится в том, что долг мой будет выполнен в полную меру моих способностей с тем строгим беспристрастием, коим не должен пренебрегать никто...'.
***
- Мам, ты говорила, что в Назаровском доме живет женщина? - за завтраком спросил Олег.
- Да.
- Она одна или с кем-то?
- Вообще живет она одна. Но сейчас у нее гостит дочь, которая приехала из города, разругавшись с женихом.
- Как зовут дочь?
Ольга Алексеевна взглянула на сына. В ее глазах мелькнуло любопытство, почему сын так интересуется новыми соседями.
- Как ее зовут? - нарушил Олег затянувшуюся паузу.
- Кажется, ее звать Алена, - ответил за жену Андрей Андреевич с меньшим подозрением по поводу интереса сына, чем Ольга Алексеевна. - Но она для тебя слишком старая. Ей уже двадцать девять. Тебе лишь восемнадцать. Так что все это напрасно.
Могло показаться, что отец говорил серьезным, поучительным тоном, однако это была лишь ширма. Тем не менее, на этот раз сын почему-то воспринял его тон действительно как упрек, не посчитав нужным приглядываться к замаскированным подшучиваниям. Олег с серьезным видом произнес:
- Видно будет.
Затем он поднялся из-за стола, нейтрально, без эмоций, бросил 'Спасибо. Мне нужно бежать на учебу. Пока' и ушел.
Вечером он вновь поставил на подоконник подзорную трубу и стал наблюдать за спальней Алены. На этот раз спальня долго пустовала. Олег сидел и ждал. Он был терпелив, не терял надежду. Но в тоже время не исключал возможность, что свет в комнате Алены не зажжется вовсе. Может, она помирилась со своим женихом и уехала. А возможно, уехала просто так. Вариантов крутилось много. Когда же на часах было уже около двенадцати ночи, отчаянно борющийся с дремой Олег уже действительно решил, что Алены здесь больше нет... и все закончилось, едва начавшись. Однако когда он стал собирать наблюдательный агрегат, свет в отдаленном окне наконец-то зажегся. Он вспыхнул, впустив волнение и радость в сердце парня. Будто кто-то своей могучей рукой вытащил за шкирку погружающегося в болотную трясину Олега и четко произнес 'Никогда не отчаивайся. Никогда'.
Олег, ободрившись, вернулся в исходную позицию, расставил треногу и прильнул к объективу.
В этот вечер Алена вела себя более взволнованно и озабоченно, чем в прошлый раз, будто бы у нее появился какой-то план, касающийся исправления ее жизни в лучшую сторону. Она что-то искала в шкафу, один за другим выдвигая ящики. В конечном итоге, не достигнув цели, она села на кровать и задумалась. Потом провела руками по волосам, расправив их. Поднялась.
Олег, приоткрыв рот, увеличив картинку до максимума, разглядывал формы ее тела сквозь ту же просвечивающую ночную рубашку. Ему казалось, она находится прямо возле него и вот-вот врежет ему в глаз за такое вульгарное поведение. И тем не менее он наблюдал... наблюдал и получал истинное удовольствие. Эрекция у него была такая, что краем сознания он опасался, что его джинсы просто порвутся. К тому моменту, как Алена выключила свет и легла спать, Олег твердо знал, что по уши в нее влюблен. Кроме всего прочего, он знал, как сдвинуть написание своей книги с мертвой точки, что именно будет происходить с Джоном Уильски, по крайней мере, как будут развиваться события ближайшего будущего.
' К тому моменту, как Алена выключила свет и легла спать, Джон твердо знал, что по уши в нее влюбился. Он уже целых два дня наблюдал за окном ее дома из комнаты мотеля, где остановился. Сейчас, лежа в постели наедине со своими мыслями, Джон думал о том, что ему необходимо что-то предпринять, чтобы познакомиться с Аленой. Он узнал имя этой девушки случайно, у работников гостиницы, однако он не стал вдаваться в подробности и расспрашивать, ее ли это дом, давно ли она там живет и собирается ли уезжать. В противном случае его бы могли принять за шпиона и вызвать милицию. И потом он бы вряд ли смог доказать, что он обычный иностранный журналист, который остановился в гостинице, нашел в номере забытую кем-то подзорную трубу и однажды вечером, нацелив ее на окно соседнего дома, что находился неподалеку, увидел девушку необычной красоты и влюбился в нее'.
Олег писал о Джоне Уильски до глубокой ночи. Он писал о неуемном желании американского журналиста познакомиться с русской девушкой из соседнего дома, которую звали Алена. Он писал о том, как Джон забросил все свои дела и стал шпионить за Аленой, дабы узнать, где она работает, с кем общается и все в таком духе. Петров настолько глубоко проникся чувствами придуманного им литературного героя, что решил на следующий день действовать методами Джона Уильски, чтобы как можно ближе подобраться к своей очаровательной соседке и познакомиться с ней. Возможно, в этом есть какой-то потаенный смысл?...
'Джон сидел в сквере на скамейке и курил. Возможно, у него ничего не получится. Скорее всего, она просто посмеется над ним? Джон представил на секунду выражение ее лица... Он серьезен, старателен, немного напуган (даже несмотря на всю твердость его характера). А еще он... влюблен. Влюблен по самое 'не могу'. И он признается ей в этом. А она сначала вроде бы лишается дара речи, пристально смотрит на него. Затем удивленно и насмешливо отводит взгляд. В конце концов, она начинает смеяться. Она, конечно, не хочет его обидеть. Но все же она смеется... Закрывает ладонями рот и смеется. Затем ее взгляд возвращается на Джона - на этот раз жалостливый и упрекающий одновременно. Этот взгляд говорит о многом. Он напоминает взгляд взрослой женщины... взгляд замужней дамы, глядящей на неопытного, но отважного юнца, решившего, что он может разговаривать с этой дамой как со своей подружкой. Алена перестает смеяться, чтобы все же не обидеть своего собеседника. Но после того, как Джон открылся ей, он не видит в ее глазах хоть чего-нибудь, напоминающего взаимных чувств. И это естественно. Это ее право. Она взрослая женщина, которая имеет право на насмешки и упрек. 'Извини', говорит она двадцатилетнему Джону, прекратив свой взрослый смех, хотя ее губы все еще продолжают вырисовывать легкую улыбку, 'Извини, но не кажется ли тебе, что мы...'.
Джон поднялся со скамейки, бросив на землю окурок и раздавив его туфлей. Он покинул сквер, вышел на аллею и направился к остановке, тихо ругая себя за то, что чуть было не совершил самую большую ошибку своей жизни. Он упрекал себя за то, что катается просто так туда-сюда вместо того, чтобы заниматься расследованием, которое ему было поручено провести в чужой стране. Он шел на остановку все такой же задумчивый, как и раньше.
'Дурак! Кретин!', шепотом повторял он, 'Надо же до такого додуматься...'.
- Не спеши.
Джон остановился. Он стоял словно вкопанный, моргая глазами и решив, что чужой хриплый голос ему почудился. Что этот голос просто возник в его голове.
- Не уходи.
Глаза Джона расширялись все больше. Лоб взмок от пота. Парень обернулся. Поодаль на бордюре сидела древняя старуха-цыганка. Улыбка на ее обвисшем лице напоминала кляксу. Язык облизнул губы и вновь скрылся в беззубом рту. Одета она была в старое тряпье. На голове - плотно замотанный платок. Джон смотрел на цыганку, сомневаясь, стоит ли доверять своим глазам и ушам.
- Иди к ней.- Шептала старуха. Хотя ее губы не шевелились. Это было что-то вроде передачи мыслей на расстоянии... Ее голос звучал у Джона Уильски в голове. - Иди к ней, иначе упустишь удачу.
- Я схожу с ума, - пробубнил американец. Он сел на корточки и положил на глаза ладонь. - Так, по-видимому, начинается безумие?
Он сидел, не поднимая глаз, чтобы проверить, там ли еще старуха или его воображение ее уже стерло. Может быть, ее там не было вообще, однако ее голос был по-прежнему с Джоном.
- Ступай к ней, - говорил голос. - Ступай.
Уильски еще раз повернул голову и взглянул. Старуха все еще сидела на бордюре и смотрела на юношу. Улыбка по-прежнему играла на ее некрасивом лице. Джон поднялся на ноги, не обращая внимания на идущих рядом прохожих.
Детский сад, где Алена работала воспитательницей, находился метрах в пятидесяти. Приятный прохладный ветерок немного развеял духоту, обдав лицо. Цыганка, все также улыбаясь, наблюдала за возвращающимся назад Джоном. Проходя по аллее и поравнявшись с ней, он остановился и с опаской покосился на нее. Закрыв и открыв глаза и окончательно убедившись, что она находится перед ним, он полез в карман. Извлеча оттуда пятидесятирублевую купюру и глядя на женщину, парень бросил деньги в стоящую у ног старухи картонную коробку.
- Ступай. Иди к ней. - Сказала она в ответ.
Джон пошел. Он больше не поворачивался к старухе. Когда он приближался к зданию, его уверенность в том, что никакой старухи не было, и деньги он просто так бросил на землю, возросла почти на сто процентов. Однако он так и не обернулся назад. Он не хотел оборачиваться: пусть все это остается лишь в его воображении, а не на яву. Так проще. Он войдет внутрь, найдет девушку своей мечты и на неидеальном русском языке откроет ей свои чувства. Потом будь что будет!'.
***
На следующее утро Олег не поехал в университет. Вместо этого он максимально близко подкрался к дому Алены, притаившись в той самой рощице, через которую от крыши дома Петровых к крыше дома, где жила Алена, проходил голубиный мост. Олег взглянул на часы. Было восемь.
В действительности Олег ощущал себя ненормальным лишь отчасти. Ему были присущи твердость характера, пылкость рассуждений, моторика. По крайней мере, он ощущал рычаги, с помощью которых было возможно управлять собой. Он был уверен, что по-настоящему сумасшедшие не ощущают в себе этих рычагов, несмотря на то, что у каждого эти рычаги имеются. Что же касалось Алены - Олегу вдруг стало казаться, что его рычаги вдруг стали теряться...Они то пропадали, а то возникали вновь, и это выглядело жутковато. Но только с одной стороны. В то же время в душе ощущался восторг, подъем, прилив восхищения - стоило только появиться стимулу. А стимул был благодаря той самой Девушке-Из-Соседнего-Дома.
Алена вышла из дома в 8.20. На ней были светлая летняя блузка и темно-синие джинсы, облегающие хорошенькое тело. Олег волновался: его убивала неизвестность, нависшая над ним громадой и глядящая взрослым строгим взглядом.
'Что ты делаешь, подлец?', донеслось откуда-то издалека, из глубины сознания, из нависшей неизвестности. Олег понимал, чей голос это был. Он принадлежал парализованной внутри него совести; этот голос принадлежал сомнениям, намекающим на сумасшествие. Олег выбрался из кустов, позволив Алене отойти на безопасное расстояние, и осторожно направился за ней. Поначалу он шел уверенным шагом, собравшись с духом. 'Почему ты считаешь себя подлецом?', обратился он мысленно сам к себе, 'Ты ведь не собираешься делать ничего плохого! Ты подойдешь к девушке, попытаешься завести разговор, и потом, позже, если повезет - открыть ей свои чувства. Получится завязать с ней отношения - отлично. Нет - значит не судьба. Ты взрослый. Тебе уже...'.
Тут Олег остановился. Он вспомнил вчерашние слова отца 'Ей уже двадцать девять. Тебе лишь восемнадцать. Так что все это напрасно'.
Черт! Может быть, ты и вправду слишком рано повзрослел, парень? Может тебе рано еще думать обо всем этом?
Он продолжил идти. Просто шагал вперед, постаравшись выкинуть все мысли из головы.
В паре десятков метров от здания продуктового магазина находилась автобусная остановка, где стояло несколько человек. Алена перешла шоссе и примкнула к ним. Олег следовал за ней, стараясь не привлечь ее внимания. У остановки он просто делал вид, что стоит и ожидает своего автобуса, лишь украдкой поглядывая на девушку своей мечты, чтобы убедиться, что она все еще тут и никуда не ушла. Она его не замечала, точно так же, как и потом, в автобусе. В принципе она вообще особо не интересовалась внешним миром и смотрела в окно, где мимо проносились дома, магазины, деревья.
Город Веркнабурск находился примерно в десяти километрах от селенья. Магазин, к которому направилась Алена по приезду в город, находился в центре. Это был цветочный магазин.
Олег сидел в сквере на скамейке и курил. Ему вновь вспомнился тот далекий весенний день, когда во время празднования Алёшкиного 11-летия Олег был в саду. Тогда к нему пришел дед, и они вели интеллектуальный разговор о том, что лучше - быть взрослым или маленьким. Мнения внука и дедушки тогда разошлись. Вот и теперь Олегу казалось, что он все еще маленький. Между ним и Аленой незримая стена. И он не был уверен, что Алена захочет ее преодолевать.
'Ей уже двадцать девять. Тебе лишь восемнадцать. Так что все это напрасно'.
Черт! Вдруг ничего не получится? Вдруг она просто посмеется над ним? Джона Уильски в своей книге он покамест оставил намеревающимся войти в здание детского сада, чтобы встретиться Девушкой-Из-Соседнего-Дома. Что же будет дальше? Каково будет продолжение всей этой истории?
Олег поднялся со скамейки, бросив на землю окурок и раздавив его туфлей. Он не решил ехать назад, в Тихое и не ругал себя за то, что чуть было не совершил самую большую ошибку своей жизни, как Джон Уильски. Олег намеревался войти в магазин и заговорить с Аленой. Никакая мистическая старуха со своими советами, которую он выдумал в книге, ему не была нужна. Он и так был уверен, что делает все правильно.
Глава 2.
Алена
- Опять проблемы с Костей? - Мария взглянула на дочь, у которой были красные после слез глаза. - Успокойся, милая. Успокойся и забудь...
- Не понимаю. Ведь раньше он не был таким... - Алена закрыла ладонями лицо.
Мария села рядом на диван и обняла девушку. Та прижалась к матери и спросила:
- Можно я у тебя поживу?
- Ну о чем разговор? Ты же знаешь, для тебя моя дверь открыта всегда. На работу только дольше надо будет добираться. Хотя с транспортом здесь проблем нет.
- Об этом не волнуйся.
Мария провела пальцами по черным волосам дочери, спадающим на плечи. Затем мягко коснулась щеки и, улыбнувшись, глядя в синие грустные глаза, промолвила:
- Все будет хорошо. Вот увидишь.
Девушка неопределенно кивнула и поднялась.
- Я приму душ и немного отдохну?
Конфуз перерастает в пассивную панику, которая растекается горечью обжигающего страха перед безысходностью. От любви до ненависти, как известно, один шаг. Но еще хуже, когда сердце изнывает от любви и ненависти одновременно... Ты разрываешься меж двух огней и ничего не можешь поделать.
Теплый душ - благодать для кожи и тела. Но он не может быть панацеей от всех бед.
Алена натирала мылом тело, будучи наедине со своими мыслями; она мечтала забыть о проблемах. Точнее разобраться с одной главной проблемой - как научиться быть сильной. Несмотря на всю боль, причиненную Костей (ее женихом), боль, переполняющую душу, Алена не могла забыть его доброту и ласки. Ради них она была готова терпеть все зло... и это было глупо. Она ненавидела себя за то, что боялась потерять ЕГО. Не раз и не два девушка орала на Костю, клялась, что бросит его. Но каждый раз, когда Костя, выйдя из очередного запоя, просил прощения за то, что бил ее и обижал, просто не могла не простить, наивно и слепо веря, что все осталось позади. А позже все повторялось вновь и вновь. Теперь она дала себе слово, что изменит свою жизнь, вопреки предательской надежде в глубине души, что... раздастся звонок от ее возлюбленного. Но пойти на поводу у своих чувств - значит вновь попасть в ловушку страха - злого, зАмкнутого, навязчивого. Да, она могла запросто уйти от Кости, но не думать о нем у нее не получалось. Побег из городской обители - лишь отсрочка. Это обезболивающее, на какое-то время заглушающее боль. Чтобы победить отчаяние, удержаться и вновь не сорваться вниз, необходим стимул. Алена даже сама не поняла, почему именно такая формулировка 'панацеи' пришла ей в голову, но ей нужен был именно с т и м у л, чтобы похоронить прежние чувства... ПОПРОБОВАТЬ их похоронить. А вместе с тем и преодолеть трагедию души.
Вытеревшись полотенцем, Алена накинула халат на голое тело и ушла к себе в комнату. Прилегши на кровать, она почти сразу задремала.
***
Константин Егоров сидел в своей городской квартире. Во рту дымилась сигарета. Рядом с диваном стояла наполовину выпитая бутылка с коньяком. Усталый одичавший взгляд, безвольно повисшие на коленях руки, болезненное выражение лица...
Он был отрешен от всего мира, казалось, был неадекватен ко всему вокруг. Но он не был пьян. Точнее - он не был пьян настолько, чтобы превратиться в овощ. Он просто сидел и пялился на стену.
- Ты - идиот! - вдруг раздался в тишине негромкий голос.
Но это событие Костю не ошеломило, хотя он недоуменно моргнул глазами. Он вынул изо рта тлеющую сигарету и повернулся на голос. Прямо напротив окна стоял субъект. Костя какое-то время смотрел на вторженца... Чего-то в этом роде стоило ожидать. Конечно, странновато, ведь в этот день он не влил в себя столько спиртного, чтобы довести себя до белой горячки. И, тем не менее, гость стоял возле окна. Костя осознавал, что тот находится лишь в его воображении. Тем более этот посетитель был точной копией Кости.
Костя продолжал смотреть на свое отражение\двойника.
- Идиот, - повторил двойник.
Костя опустил глаза, поднял с пола бутылку и хотел было как следует приложиться.
- Ты виноват в том, что она тебя бросила.
Костя остановился, не глотнув ни капли, и опустил бутылку. Вновь его взгляд был брошен на гостя.
- Как ты собирался ее вернуть? Посмотри на себя! В кого ты превратился. Ты сам-то веришь в то, что ты ей говорил в магазине?
Костя вспомнил про свой сегодняшний поход в магазин, где работала Алена. Она уже собиралась уходить, так как рабочий день заканчивался. Не отрывая глаз от служебного журнала, она сказала очередному входящему посетителю, что магазин закрывается. Посетитель, будто не услышал ее слов и приблизился к прилавку. Алена подняла глаза. Перед ней стоял Костя, держа в руке букет роз.
- Это ты?.. - наконец решилась произнести девушка.
- Леночка, - он виновато опустил взгляд, - прости меня, пожалуйста. Больше этого не повторится никогда. Клянусь тебе.
Она молча продолжила просматривать записи в журнале.
- Я обещаю, что буду лечиться, Алена...
- Ты говорил это тысячу раз. Не стоит понапрасну убеждать себя самого.
- Но...
- Я больше не вернусь к тебе. Все кончено.
Он положил цветы на прилавок и взял ее за руки:
- Я не смогу без тебя... Ты нужна мне.
- Но ты мне не нужен. Я больше не люблю тебя. Прощай. - Она подняла взгляд и встретилась с ним глазами. Выражение ее лица было нейтральным.
- Ты ведь сама понимаешь, что это не так. Ты не веришь сама в то, что говоришь? Признай это.
- Я признаю, что мне надоело лить слезы ночи напролет, надеясь, что утром ты вернешься живым; Я не рассчитываю, что ты когда-нибудь одумаешься и больше не поднимешь руку на любимого человека - если он действительно любим тобою. А самое главное - я признаю, что мне надоело быть наивной...
Повисла пауза.
- У тебя кто-то есть? - Наконец спросил Костя.
- Нет. А если и появится, то тебя это уже волновать не должно. Нам нужно было расстаться давным-давно. Зачем мы столько времени мучили друг друга?
- Кого бы ты ни нашла себе, знай - он никогда не будет любить тебя так, как я. Я ведь и правда люблю тебя. Больше жизни.
- Я видела это. Спасибо, Костик.
Он ничего не ответил. Оставив букет на прилавке, он ушел, покинув заведение спешно и злобно. Алена не посмотрела ему вслед. Впервые за долгое время в ней проснулось чувство гордости за себя саму.
Вспоминая эту сегодняшнюю встречу, Костя глотнул коньяка.
- Поставь себя на ее место. Ты бы принял себя? - продолжал говорить двойник
-Отвали... - огрызнулся Костя. - Хотя можешь говорить что угодно. Мне все равно.
- Тебе все равно? Подумай, к чему ты стремишься. Не хочешь подражать жизни других? Это и не обязательно делать. Живи по своему усмотрению, не обращай внимания на нудные, злобные законы. Живи не торопясь, даже если все вокруг тебя торопят. Главное - живи... Цепляйся за жизнь. Думаешь, у тебя еще один шанс будет?
Костя приложил ко лбу кулак, закрыв глаза.
- А Аленка-то ничего, - продолжал двойник. - Она у тебя просто ангелочек... Таких, как она больше нет. Ты осознаешь это, балбес?
Взгляд Кости вновь приобретал отрешенность. Только теперь по его щекам медленно катились слезы.
- Да ладно уж, - вдруг раздался голос из противоположного угла комнаты.
Костя повернул голову. Второй двойник стоял, прислонившись спиной к стене и скрестив на груди руки. У Константина мелькнула мысль: если это его светлая и темная стороны вступают с ним в диалог, то у светлой стороны должны быть белые одеяния и нимб вокруг головы. У темной - рога, копыта, хвост. Ведь так вроде бы?...
Однако образы двойников ограничивались той же самой внешностью, одеждой, коими Костя обладал на данный момент. Это были просто... его двойники - не больше, не меньше.
Тем временем второй продолжал:
- Эта девчонка ничем не примечательнее других в плане души, характера, интеллекта и т.д. Да, она хороша собой, красива. Красива телом и внешностью. Все. На этом положительные качества заканчиваются. В остальном она ничем не отличается от других придурков этого мира. Поэтому и поступать с ней нужно соответствующим образом. А еще она хороша для того, чтобы ее зажать в тесной спаленке и... Для этого она и создана. Она сама этого жаждет, разве нет?
- Ты можешь быть человекам, Костя. Можешь, поверь. - Говорил первый двойник.