Меня с мая прошлого года (момента выхода в Сеть) очень живо интересует вопрос: есть ли что-нибудь в жизни человека, не поддающееся пародии?
Видимо, нет.
Почему-то человек склонен получать удовольствие от разрушения - может быть, таким извилистым путем движется познание сомнительности и неверности реальности.
* * *
Но тогда возникает другой вопрос: а как автор, применивший такого рода теургическую вседозволенность и подвергнувший всё без исключения разъятию на опустошенные части, умудряется сам продолжать существование?
Иными словами: что за великая сила вынуждает его садиться за клавиатуру и получать несомненное удовольствие от игры с собственным даром?
* * *
Ответа, понятное дело, в ближайшем будущем не предвидится. В частности потому, что художник всячески от него уклоняется. В случае с Денисом Осокиным такое избегание становится виртуозной игрой на инструменте, который по умолчанию не существует.
* * *
Отравление текстом "Наркоматов" происходит очень быстро - буквально в начале второй миниатюры алгоритм уже понятен и полностью предсказуем. Я не имею в виду метафорические превращения частностей - читателю очевиден принцип письма, и уже совершенно неважно, какое Бардо устроит ему художник. И, несмотря на талантливость и фактурное богатство текста, читатель предчувствует скорбное состояние: метаморфозы лишь игра на поверхности воды, а глубины принципиально неподвижны.
* * *
Вообще явление - само по себе - меня заинтересовало: чем очевидней фантасмагория превращений, тем более неподвижен и тяжеловесен объем произведения в целом. Казалось бы, должно быть наоборот: автор вполне владеет свободой метафорической непредсказуемости в частностях, - стало быть, и целое должно претерпевать превращения. Ан - нет. Ничего подобного. Никакой метафизики, никакой реальности, никакой даже сатиры. Почему? - задаю себе вопрос. - Дар вроде как налицо? Почему столь незначительно и мелочно его проявление?
* * *
Думаю, что всё дело в одномерности выбранного художником творческого пространства. Точнее - вообще в отсутствии измерений: в точке заключено всё, может происходить - всё, и оно же - всё - одновременно не происходит никак. Точка потому что. Такой вот парадокс, философски вполне ощутимый на интуитивном уровне как закон. Ну не имеет точка измерений, стало быть - либо недоступна стандартному инструменту чувств, либо вообще не существует, располагаясь в пространстве исключительно гипотетическом.
Я, предположим, подозреваю, что точка - это семя сферы, многократно взрастающего объема, плода. И предчувствие это соотносимо с законами творчества, когда прикосновение к идее на бессознательном уровне обжигает уверенностью: еще ничего не понятно, мысль не сфокусирована и даже не отделилась от общего океана, но творение способно из нее развернуться в объем романа. Или повести. Или рассказа. Или каскада брызг в виде миниатюр. Эта головокружительная возможность и есть точка. Которая совсем не обязательно вылупится в живое воплощение.
Для того, чтобы это начало происходить, нужны два условия: целевое пространство для роста и развития идеи, и проводник, помогающей ей развернуться. Когда же все три позиции совпадают в одном месте-времени, то получается "Наркомат" - муляжная литература, имитирующая собой творчество, а на самом деле сему процессу прямо противоположная: вместо акта созидания имеет место деструкция - уменьшение меры, измельчание и вырождение возможностей.
* * *
Миф - сложнейшая, и, возможно, единственная бессмертная функция человеческого сознания, ведущая начало с тех времен, когда и ума в нынешнем понимании человек не имел. А возможно, и существовавшая до его появления. И я убеждена, что сводить его мирозданческую структуру до употребления всуе означает допускать в творчестве ошибочную систему исчисления. И филолог, всерьез работающий с фольклором, должен это чувствовать и понимать.
Приблизительная картина вырисовывается в таких соотношениях: человек содержится в мире в теле мифа. Миф - плацента сознания, подкармливающая и фильтрующая оболочка. Обволакивающая не человека даже - человечество во всех проявлениях и расово-национальных ипостасях. Сохраняющая его единство, пока мало осознаваемое.
Миф это то, что всегда БОЛЬШЕ. Больше одного, многих, группы, социума и его ошибок и заблуждений. Хранилище информации, передаваемой генетически.
И применять больший механизм к функциям предельно малым (макро к микро), к преходящим и необязательным, в любом случае ограниченным - к сатире, например, - означает полностью выхолащивать все уровни реальности.