Annotation
ВРЕМЯ
Время, выпрыгнувши с полки,
Гонит рысью, дуя в рог,
Брызжут бронзою иголки
Под ногтями тонких ног.
На часах ни ночь, ни полдень,
А вокруг — ни жизнь, ни гроб.
Нечем нынче жизнь наполнить
И в гробу лишь пыль и клоп.
Стой, придуманное время,
Свой галоп останови!
Одалискою в гареме
Целку писькой разорви.
Хватит пичкать землю ядом
Бесполезных, подлых лет;
Лопни слизистой наядой,
Распластайся, как омлет.
И тогда нам будет легче
Бить копытом и хвостом,
И тогда не вспухнет печень
Под циррозовым кустом.
Не бывать уродом старым
С перекошенным лицом,
Если тягостной сансары
Разобьётся колесо.
Не дави, глухое бремя
Хронопетель и колец...
Сколько может длиться время?
Пусть ему придёт конец.
ПУТЕШЕСТВИЕ
Жалок путь в мясном гробу,
По покойницкой плацкарте:
Хоть к позорному столбу,
Хоть к наследникам Агарти -
Путешествуешь на шиш,
Путешествуешь от жизни.
Что не мелочь — то бакшиш;
Человеком правят слизни.
Хоть у Круглого Стола
В предвкушении расчёта
Ты замри, но в зеркалах
Ждут пока. Чего ещё-то?
Лишь когда придёт пора
Разлетятся их осколки
И окончится игра
Обезьян в парше и шёлке.
Недоступна для зверей
Маета людского духа:
Вместо Господа — еврей,
А за Вельзевула — муха,
И мукою в решето
Сыплет годы время-мельник...
Путешествие в ничто
Безнадёжно и бесцельно.
ВОЗДУХ
Воздух пуст, как слёзы новобрачной,
Танцами таинственных кистей
Нарисован призрачно-прозрачной
Краской на невидимом холсте.
В тишине поют немые струны -
Звуки зова арфы неземной,
И уже практически нетрудно
Слиться со звучащей тишиной.
Раствориться, сгинуть без остатка,
Как воспоминанье ни о чём,
Словно вкус неуловимо-сладкий
Капли мёда в тазике с мочой.
МУЖИК
Сиволапый мужик-деревенщина,
Что ж ты рожу ханыжно кривишь?
Али доля твоя с горем венчана?
Аль от каши берёзовой бздишь?
Что ты морщишься,морда суконная,
Мохнорылый пропойца - мужик?
Али брага набила оскомину?
Али жид тебя в попочку вжик?
Что ты голову свесил, болезный мой,
И застыл, покоряясь судьбе?
Али свинство твоё бесполезное
Опостылело напрочь тебе?
Не тужи, дурачина колхозная,
Разгони скудоумия хмарь;
Ты не мекай скотиной навозною,
А заржи, как весёлая тварь!
Испещри себя чёрными метками
И укройся в скрипучем бору,
Где ежи и медведи с медведками
Мухомором играют в игру,
А шишиги снуют с пучеглазами
В хороводе волшебных существ
И блистают живыми алмазами
Три шестёрки, вознёсшись на шест.
Здесь моментом придёт понимание,
Что ты вовсе не пьяный калдырь
И тебя, бормоча заклинания,
На Луну унесёт нетопырь.
КАФЕ НА ПРИМОРСКОМ БУЛЬВАРЕ
Какашкинд, Додик и Лобок
Сидели рядом в синагоге.
Лобок был малость кособок,
А Додик подводил итоги:
«Пора оставить старый хлев,
Довольно бестолку молиться,
В кафе-шантане «Дама треф»
Пора неслабо потуситься.
Пора!»
И вот уж с ветром споря,
Несутся ребе — раз-два-три,
И под «Раммштайн» и шелест моря
В кафешку входят, как цари.
Там Додика прельстили раки,
Лобок свинёныша сожрал,
Какашкинд съел филе собаки,
А после жабу заказал.
Во рты из кружек элегантных
Кровь менструальная текла,
А под неё, весьма пикантно.
Маца из перхоти пошла.
И долго тешили утробы
Какашкинд, Додик и Лобок,
И долго с завистью и злобой
Глядел на них жидовский бог.
ОБРЕЗАНИЕ
Зачем, позабыв
О загробных наградах,
Смакуя, жевать
Трупы мерзостных гадов?
На всё наплевав,
Проявляя беспечность,
Жрать падаль и кровь,
И ползучую нечисть?
И погань свиную...
Так вспомни о вере,
Восплачь о своём
Необрезанном хере.
Зачем оскверняться
Вкушением трупа,
Ведь истинно свято -
Обрезать залупу,
Питаться кошерно
И в микве купаться;
Но первое дело -
С залупой расстаться!
Не зря ж говорят
Мудрецы-талмудилы:
«Расстался с залупой -
Расстался с могилой.»
СИНЕДРИОН
Синедрион сионских мудрецов
Сидит и пишет злые протоколы
И шлёт их в край духовных мертвецов,
Где воют волком тюрки и монголы,
Где стелется Хазарский сатанат
И хан-пахан храпит на дюнах дани,
Покуда Йосеф-бек, аристократ,
Воюет против орд окрестной рвани.
У протоколов скорые гонцы
Во все пределы тупости и скотства;
Не зря их сочиняли мудрецы,
Ведь в них залог великого господства.
И пусть ещё резвится грязный гой,
Погромы учиняя год от года -
Грядёт в веках расплата за разбой
На выбор: голова или свобода.
И содрогнётся мир безмозглых масс,
Пустое место снова станет свято.
Тому порукой в землях Ашкеназ
Гостята Коган и Лука Жидята.
ТАНЕЦ ПЕРЕЛЬМАНА
Ещё один впустую век прожит,
Век пыток, мук, предательств и сражений.
Но пляшет жид
И головы кружит
Червоборот безмысленных движений.
Танцует он, как будто ворожит,
На площадях и закоулках спален.
И мир дрожит,
И мир во тьме лежит.
Ведь мир — лишь тень, а жид, увы — реален.
ПРОБУЖДЕНИЕ
Хоть кажется, что вечно можно спать,
Считая явью сонное виденье,
И есть она — одна на всех кровать,
Но всё же наступает пробужденье.
Очухавшись и прекращая сниться,
Скользит за пограничную черту
Уже чужих страданий и традиций
Репатриант из мрака в пустоту.
НОЧЬ
Что за ночь на дворе — сумасшедшая, злая;
Не горят фонари, ветер в окна стучит.
Наважденье и смерть; темнотища такая,
Словно воздух обуглился в адской печи.
В этой тьме тропой неведомою, скрытою
Пробираемся тупо, стремясь в никуда.
Нет спасения нам ни крестом, ни молитвою...
Впереди мрак и холод, а сзади — беда.
Всё крадёмся, дрожа, по безвыходной темени.
Наверху — дырки неба, внизу — чёрный лёд.
Без души, без огня, да без роду, без племени;
Безымянно-бездомная стая сирот.
Зря иного желать и искать обновления,
Ведь испорчен давно наш бессмысленный мир.
За спиною угрюмо парят привидения,
А в лицо скалит зубы довольный вампир.
Где-то праздник за тьмою, там солнце и смех;
Но мы бьёмся о тени, мы с этим живём.
По колено в аду, не умея наверх,
Бесконечно бредём своим тёмным путём.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ГОСУДАРЯ
Князь разложения движется рядом,
Одетый в плотную тень.
Вызванный силой зловещих обрядов,
Чёрную вьёт канитель.
Его хохот бьёт по мозгам, как кулак,
Позади него — кровь и зола.
Там, где идёт он, земля сожжена дотла.
Князь заявился сюда без доклада
И Храм рассыпался в прах.
Дико ревущее, лютое стадо
Тянет он на поводках.
Его хохот бьёт по мозгам, как кулак,
Его пища — крысиный салат.
Там, где он ест, еда превращается в яд.
Наверно, уже не стоит молиться,
Вопя в надзвёздную даль.
Гниющая кожа на мёртвых лицах
И жизнь вернётся едва ль.
Его хохот бьёт по мозгам, как кулак, -
Веселится уёбищный гад.
Там, где смеется он, в мир вторгается ад.
ПИР ДЕМОНОВ
Раньше пищи было мало,
Жидко жил наземный ад,
Братство чорта голодало...
Но теперь другой расклад,
Нынче демонам раздолье -
К их услугам тыщи душ.
Мир людей стал домом боли,
Каждый демон раж и дюж.
Изнутри усердно гложет
Человеческий футляр,
Превращая лица в рожи,
Обращая жизнь в кошмар,
Знаки смерти налагая
И, куда не посмотри,
Зомби толпами шагают,
Каждый — с демоном внутри,
Каждый дьяволом отмечен;
Оттого и столько бед,
Что их души человечьи
Черти съели на обед.
ПОТУСТОРОННИЙ МИР
Как подохнешь и уронят
Труп во тьму небытия -
Страшный мир потусторонний
Не подарит забытья.
Мертвечиной замогильной
Инфернально заживёшь,
В душегубке и давильне
Пропадая ни за грош,
И загадочные гады
Там вопьются без затей...
Вот такая ждёт награда,
Незаметно всех людей.
Словно мух в паучьей банке
Их повысосут во мгле;
Это — адская изнанка
Мерзкой жизни на земле.
Смерть — лишь ключ от чёрной двери,
За которой алчет Зверь.
Я в подобное не верю;
Ну а ты — дрожи и верь!
* * *
Очерствел небесной булочкой
Желтоватый фэйс Луны;
Поползли по закоулочкам
Маразматики и сны.
Тень болезненной сакральности
Заплясала над страной;
Из нездешней ирреальности
Дует ветер ледяной.
Этот ветер отрицания
Так чудовищно жесток,
Что в потёмках мироздания
Жизни рвётся лепесток...
Загноилась сатанёнками
Поминальная кутья,
Но взмахнули перепонками
Крылья внутреннего Я
И задвигались по-мёртвому
С хищной мощью птицы Рух,
И влетел в чертоги чортовы
Новый смачно падший дух:
«Вот и встретились сегодня мы,
Веселись, Отец Греха!
Мчи по пеклу преисподнему
Гром кошмарного «ха-ха!»
Но оборвался хохот стоном
И замер у козлиных ног,
А Люцифер с полупоклоном
Оргиастически изрёк:
«Да, вот и ты, мой птенчик ранний,
Перелетев из тьмы во тьму,
Познать всю сладостность страданий
Явился к трону моему.
Что ж, по стремленьям и награда -
Мечом, бичом и палачом.
И не надейся на пощаду;
Ты здесь, а значит, обречён
Играть в одной и той же роли
И выносить за разом раз
Терзаний, мук и адской боли
Всепоглощающий экстаз,
Когда швырнёт тебя на ложе
Удар драконьего хвоста,
Когда шипы вопьются в кожу
И в жилы хлынет кислота,
Взрываясь бомбою в желудке,
В мозги врываясь горячо;
И будет пытка долгой, жуткой...
И ты потребуешь ещё.
Тебе понравилась, я вижу,
И увлекла моя игра?
Так нагибайся же пониже,
Мой развращённо-робкий раб!»
ДОКТОР КАЛИГАРИ
В секретной больнице четвёртого рейха
Трясутся под током еврей и еврейка,
А рядышком доктор — назойлив и бешен,
Вгоняет разряды в тела untermenschen.
Оторваны пейсы и вырваны зубы -
Арийские лекари мрачны и грубы
И ими картинно командует некто;
Владыка разделочной, врач-вивисектор.
Доктор Калигари
В винтовом угаре
Награждает волчьей пастью,
Шьёт собачий хвост.
Доктор Калигари
Губит жалких тварей
И под медицинской властью
Множится погост.
И тут же, в вольерах, без всяких вопросов
Стада обезьянов ебут негритосов,
Тем самым способствуя чёрным уродам
В заветном возврате на лоно природы.
Подвержены мукам хачи и цыгане,
Урюки, чучмеки и братья-славяне.
Под многоголосье животного крика
Садистски царит белокурый владыка.
* * *
Давидовы звёзды под сволочью свастик
Смиренно взирают с повязок,
Но зондеркоманда стирает, как ластик,
И ужас прилипчив и вязок.
Горелое тело смердит непритворно,
Спадает жидовский излишек.
Слезу Адонаи роняет покорно,
Покинув родимых детишек.
Сверкая оскалами, наци смеются,
Регочет жестокая стая.
А дети-малютки припадочно бьются,
В кровавых кроватках рыдая.
ВПЕРЁД И ВНИЗ
Бросивши тел могилы,
Души во мгле неслись
С непостижимой силой
Только вперёд и вниз.
Вниз, к полнейшему мраку
И никаких преград!
Всю земную клоаку
Смерть призывает в ад.
Словно до Сотворенья -
Темень и пустота.
Только одно движенье,
Только одна мечта:
Вперёд, к полному мраку
И никаких «назад»!
Всю земную клоаку
Смерть призывает в ад.
К прошлому нет возврата,
К жизни, что пала ниц.
Не повернуть обратно,
Только вперёд и вниз!
* * *
Окончено глумление Шута
Над тварью местной.
И вновь земля безвидна и пуста,
И тьма над бездной.