День был солнечный. До омерзения. Жаркий. Мы то перебирались в тень, то выползали под тёплые лучи. В парке было немноголюдно: большинство людей по понедельникам работало. Щебетали птицы и мои подружки. Ну, как сказать?.. Мы вместе работали, вместе отдыхали. Точнее, они всё время были вместе, а я поступила в кафе месяца два назад, но меня в девчачий коллектив приняли сразу. И регулярно вытаскивали куда-нибудь в нерабочие часы. То загорать, то перемерить всё, что подходило по размеру в ближайших магазинах одежды, то ещё куда-нибудь.
Эти девичники мне осточертели уже, но дома сидеть было ещё хуже. Одиночество выгрызало внутренности сильнее, чем раздражение на этих болтливых намазанных гримом созданий. Книжные миры, когда-то так нежно открывавшие мне свои объятия, изгнали меня навсегда. Кино я ненавидела: мне претило смотреть, как совершенно чужие друг другу люди несли какую-то сахарную или сопливую хрень на тему вечной любви. Претили и разговоры на эту киношную тему: ах, как вот там Андрей её, ах, какая любовь, ах, он её из-под колёс машины вытащил, рискуя собой... Его и на свете-то никогда не была, этого киношного Андрея, так только, оживал на час в сутки для какого-то очередного нудного длинного сопливо-сахарного сериала, а сколько визгов и восторгов, ахов!
Как и ожидалось, едва только мы поели, слегка подпеклись на солнышке, чуток посплетничали о работе в целом и начальнице в частности, как пошли разговоры о любви.
Я ненавидела разговоры о любви: когда они начинались, я чувствовала себя ужасно, а когда у меня требовали о чём-то таком рассказать, из моей жизни, я терялась, смущалась, бледнела, краснела и что-то задевала, что плохо стояло или стояло, как считалось, накрепко. Как-то раз, на этой работе, когда пошли эти разговоры, и девчонки пристали ко мне с просьбами рассказать о себе, я до того смутилась, что резко рванула с моего места, свалив на пол свой стул и... старинный холодильник, что стоял за мной. Запасной. Его то ли из недоверия к новым на кухне держали, то ли муж начальницы всё ещё не оставил надежду утащить этого монстра на дачу... когда её достроят-таки. Кто был в большем ужасе: девчонки, парни-повара, вернувшиеся после перекура как раз в миг падения кухонного ветерана, или муж начальницы, узревший новую форму своего сокровища, сказать было трудно. Счёт случайно разбитых тарелок или чашек, погибших именно из-за этих тем, я давно уже не вела. В школе, кстати, меня часто звали Слоном или Слоником. А муж начальницы со злости прибил над кухонной дверью табличку "Слонов не пускать!". Начальница тогда страшно ругалась, но отодрать её не смогла: если муж что-то и делал, то на совесть. Я прикинулась, будто не имею к табличке никакого отношения. А табличка, кстати, за пару дней стала одной из фишек нашего заведения... И тут опять: эти разговоры "О Ней"...
- Юлька, знаешь такую песню старую "Один раз в год сады цветут"? - пристала ко мне Лиза.
Она уже напоминала шоколадку с примесью молока, но всё равно раз за разом загорала при всех возможностях, раз за разом выныривала из шкурки.
- Её Анна Герман очень сильно спела, - ответила я, отодвигая от себя пластмассовый стаканчик с соком.
- Юлька, налей ещё сока! - возмутилась Татьяна, - А то там на дне чуть-чуть осталось, того и гляди - ветром унесёт.
Стаканчик согласно покачнулся под накликанным порывом ветра. Лиза поёжилась и мрачно глянула на Таню.
- Да, её раньше пела Анна Герман. А сейчас иногда поёт Катерина Семимирова. Конечно, до Анны Герман ей далеко, как до Америки, однако же и у неё получается довольно-таки пронзительно.
Я было обрадовалась, что разговор перейдёт на музыку и там же и завязнет, но...
- Так ты знаешь Катерину Семимирову? - не унималась Лиза.
- Слышала, - задумчиво разглядываю свой наклонившийся стакан.
Упадёт? Не упадёт?..
- Она ещё в прошлом году с нами вместе работала! - шоколадная девушка расплылась в широкой улыбке, потом вздохнула, - Была самой обычной девчонкой. Сейчас за ней толпы поклонников бегают, журналисты стаями, она сияет на подиумах, на первых страницах газет, в первых строках хит-парадах, короче, в славе и почёте по самые уши... Я помню, что прошлым летом мы сидели на этом самом месте, и она сплела себе венок из цветущих одуванчиков и нём же и ушла домой...
Очередное дуновение ветра - и стаканчик покачнулся. И упал бы, не попадись на его пути одуванчик с толстым стеблем. Жёлтый, пахучий, бодрый и оптимистичный до отвращения цветок взирал на меня так гордо, словно был, по меньшей мере, солнцем. Да, собственно, солнцем он и был, так как почти все его собратья уже созрели и обзавелись пуховыми шапками. А вот от той компании, у таблички "По газонам не ходить!!! Администрация парка" уже остались одни кочерыжки. Кстати, смайл, нарисованный под словом "Администрация", рисовал кто-то криволапый или же ночью, наспех. Ещё какой-то острослов мелким каллиграфическим почерком приписал: "А мы не ходим: мы загораем. Всё в порядке".
Я вздохнула, вспомнив толпы людей и разноцветные воздушные змеи над заливом, а так же маленькую неброскую надпись у берега: "По льду не ходить"... Машины, которую однажды видела на льду залива, вероятно, надпись ни коим боком не касалась, ровно как и соревнующихся с воздушными змеями и любопытных зрителей, то ли притянутых за нос любопытством, то ли выдутых на лёд злым зимним ветром.
- До сих пор помню её в тот вечер: отчаянную, зарёванную, вымокшую под дождём, на щеках две чёрных дорожки от потёкшей туши... - нарушила мои воспоминания Лиза, - Её в тот день бросил парень. А теперь она сама всех отшивает. Снежная королева...
- Вчера где-то читала - сайт уже не помню, что у Катюхи уже кто-то новый завёлся... - наша Тама, то есть Тамара, мрачно поскребла левую бровь длинным бордово-алым ногтём.
- Эх, а тогда она кричала: "Да я больше никогда! Больше ни разу!..".
- "Один раз в год сады цветут, весну любви один раз ждут. Всего один лишь только раз цветут сады в душе у нас, один лишь раз, один лишь раз..." - задумчиво пропела шоколадка всея Руси, - Эх, а поёт так, словно, действительно, никого больше никогда не полюбит!
- Да может, она его и не любит вовсе, а так, со скуки, - Заступилась за свою любимицу Татьяна.
- И так бывает, - Лизка вздохнула, и сделала вид, будто не заметила заинтересованных взглядов проходивших мимо парней.
- А мой... - вздохнула Тама - и затянула длинный монолог о своей нелёгкой жизни.
Она так ругала своего, что мы не раз уже спрашивали: когда ж уже его бросишь? Точнее, девчонки ругали её, а я мысленно думала, это ж сколько любви и терпения нужно, чтобы любить девушку, которая тебя поносит при первом же удобном случае? Впрочем, мне были на руку её выступления, так как заслушавшись её сердобольные девицы забывали спросить обо мне.
Просто... я ненавидела, когда меня спрашивали о моей личной жизни. Я чувствовала себя неловко, я смущалась, терялась и не знала, что сказать. Потому для меня все эти разговоры "о Ней" были хуже пыток и начальницы, вставшей не с той ноги.
Любовь... была ли она у меня? Такая она тоже бывает? И как вообще рассказать о ней?..
В школе иногда попадались мальчишки, симпатичные мне. Все они, как один, избегали меня, словно сговорились, хотя это было три разных школы на протяжении моей жизни... В начальной школе был мальчик, с которым я около года дружила. И нас даже прозвали женихом с невестой. Мы даже вместе играли в войну, уже не помню, кто играл за русских, а кто за французов или немцев. Потом ему купили компьютер, а в моей семье он появился намного позже, причём, у моего брата. Надо ли говорить, что поговорить с другом стало не о чем, а он, увы, увлёкся своей игрушкой слишком сильно. Нелепость ли, дружба ли, не знаю... Вероятно, он и сам сто лет как забыл, что нас когда-то дразнили женихом и невестой. Да, собственно, я и сама нечасто его вспоминаю... Чаще я вспоминаю других, двоих, отравивших мне душу, и ещё одного, первого, кто научил меня мечтать. И ещё...
Мне так хочется порой выговориться, так хочется! Все эти невысказанные чувства и воспоминания обжигают сердце, торчат в душе словно занозы! Только я не знаю, как начать...
Первого, кто растопил моё сердце мечтами и надеждами, я никогда в жизни не видела. Разве что на фотографиях. Он вообще жил в другой стране. Мы познакомились в интернете... Я тогда была жутко одинокой и страшно мечтательной девчонкой, а он сказал мне несколько тёплых слов, без какого-либо умысла, плохого ли, доброго ли. В общем, он сказал мне несколько тёплых слов, а я - влюбилась. Как оно, вероятно, вполне бывает в семнадцать лет... Тогда для того, чтобы влюбиться, много и не надо. А для того, чтобы сердце остыло или захотелось умереть, достаточно и пустяка. Я боюсь, что однажды и я стану одной из них, из этих непреступных, коварных и гордых Снежных королев... Я очень этого боюсь, но... иногда я страшно об этом мечтаю: вообразить что-то заманчивее каменного сердце невозможно... если разучиться мечтать... если на сердце тяжело или в душе появилась глыба люда... сначала в сердце появляется снежный бутон, потом он расцветает и становится ледяным, а со временем превращается в каменный цветок... И весна уже не наступит, не растопит... По крайней мере, кто-то её не дождётся, этой весны... Это они придумали, что любовь слаба, это они утверждают, что её нет... Я завидую им... Я безумно боюсь стать такой же, как они... и иногда я... мечтаю об этом...
Но что-то я отвлеклась... Так вот, я его ни разу в жизни не видала. И между тем, я с замиранием сердца ждала его сообщений, ходила, как летала... Однажды он сказал мне, что, кажется, влюбился в меня... Похоже, он просто любил всех: такая натура. Но зачем он сказал мне эти долгожданные для девичьего сердца слова?.. Я не знаю сейчас, и в правду ли я любила его? Можно ли любить человека, которого ни разу не видела вживую? И всё-таки, когда он что-то смекнул и сказал, что мне не стоит любить его... Я почему-то пыталась сделать, как он просил... Я вырвала этот свет из моей души. Я вырывала долго, упорно, страшно мучаясь, я вырвала этот свет наконец... и внутри на несколько лет застыла промёрзшая темнота. Вся жизнь, казалось, смёрзлась, заледенела навечно... первая искринка льда в моей душе... это была она... Мне стало так страшно и горько, как не было ещё, в ту светлую пору добрых и нежных, ничем не омрачённых мечтаний... Даже если я любила его, зачем я убила эту искру света внутри себя? Стоило ли?.. И это было так нестерпимо, так больно, так невыносимо! Тогда я впервые помечтала о том, чтобы стать Снежной королевой, которая не чувствует ни солнечного света, ни любви...
Год или два прошло... Сейчас и не вспомнить... Мучительное время первой ночи души...
Второго я тоже ни разу не видела. Только на фото. Да и он, собственно, видел только мои фотографии. По какой-то проклятой случайности, он тоже был не из моего города, и даже не из моей страны. Это был вовсе не сайт знакомств, тот, на котором мы познакомились. Сначала он сказал, что влюбился в меня. Это было неожиданно для меня, но приятно. Потом, что он был бы рад, если бы и я... Потом стал упрекать, что я не люблю его... Он капал мне на мозги регулярно и так же усердно вешал на уши лапшу... Что мечтает об уютном доме, нашем с ним, о детях... от меня... Постепенно я привыкла к нему... Или просто влюбилась... в свои мечты?..
Несколько месяцев длилась наша переписка: я потом смотрела на даты сообщений, прежде, чем удалить их все... Однажды я написала, что люблю его. И несколько дней он закипал от счастья... Он так и не приехал ко мне... ни разу... Нашёл в каких-то моих предложениях повод, чтобы обидеться и усомниться в том, что я ему доверяю... мы вроде бы поссорились тогда, но не сильно... Сказал мне логин девчонки, с которой переписывался на том же сайте, иногда рассказывал мне о ней... Я так ни разу и не написала ей ни слова, хотя я знала, кто она... Я терпела, верила, ждала чего-то... Обижалась, злилась, ревновала закипала... Он временами рассказывал, как в каком-то чате с какой-то девушкой разговорился о... Я потом поняла, что говорить он в принципе любил... Со всеми... А тогда я просто верила и ждала...
Никогда не забуду, как он рассказывал, что та девчонка приезжала к нему в гости. Они жили в одной стране. Как радостно доложил мне, что у него была первая ночь... с ней... Как он надолго пропал... Следующее письмо: у меня всё в порядке, я через две недели женюсь на ней. Мол, она пока к родителям уехала, а я пока пишу тебе, чтобы рассказать, как я счастлив. Словно и не любил вовсе. Да, наверное, никогда и не любил... Он так и не извинился, только доложил, как он счастлив... Ненавижу его! Ненавижу его! Зачем вообще говорил, что любит меня и будет рад моей любви, если так просто променял меня на неё?! Или... ему просто надо было с кем-то коротать ночи, а сдалась ему, в общем-то даже не я?
Странно всё... я ни разу не целовала его... ни разу не обняла... Я знаю его только по немногочисленным фото, что он показал, да по нескольким месяцам переписки... Но почему мне так больно вспоминать о нём? Почему мне так больно?.. Что-то во мне умерло тогда... Само...
Долгое время тоски... Мечты о том, чтобы стать Снежной королевой и разбивать чужие сердца... Тогда я поняла всех, кто покончил с собой из-за разбитого сердца. Тогда я поняла всех, кто навсегда зарёкся любить. И тех, кто отправился мстить, разрезая чужие сердца... месть... это такое сладкое и такое заманчивое слово! Но я так ничего и не написала ему... и ей... Что с ними сейчас, мне наплевать. Сейчас, спустя несколько лет, я даже благодарна той девчонке, которая забрала его. На что мне такой легкомысленный человек? Но я ненавижу его...
Так получилось, что Снежной королевой я не стала... И в воинство стерв я так и не пошла... Я до сих пор жива... Я всё ещё мечтаю... Я зачем-то живу, хотя уже часто задаю себе вопрос, а зачем?.. Наверное, я не могу не любить. И я из тех, кто не способен утонуть во мраке надолго. А может, это всё исправимо со временем? Может...
Я ненавижу курящих людей... Видно, я слишком сильно ненавидела и презирала их. И кто-то там сверху решил преподать мне болезненный урок.
В первый раз я увидела его с сигаретой... Я ненавижу курильщиков, но... Я почему-то им увлеклась... Ненадолго, глупо, наивно... Он был немного галантный, а я закоченела от боли и тоски. Мне хватило и немного галантности, чтобы слегка увлечься... Я даже забыла, что курильщиков терпеть не могу... Мы были знакомы заочно до того, как увидела его... И я вскоре узнала, что надеяться мне не на что, так как его сердце вполне себе занято. И он ради той предпринял вполне себе серьёзный и романтичный шаг... Поэтому я просто отпустила его. Заранее. Почти сразу. Мысленно. Я даже не знаю, что это вообще было, наверное, просто вспыхнувший интерес...
Иногда я думаю, что кто-то там, наверху, просто издевается надо мной. Первый, второй, третий... который с сигаретой... они все были издалека...
А, впрочем, нет... всё-таки, третий, кто столкнул мою душу во мрак, учился там же, где и я, только на курс старше... Он выглядел, как... Вполне так, какие мне тогда нравились. Светлые русые волосы, длинные и собранные в хвост, внимательные серые глаза, скромная одежда, всегда тёмная... Высокий, статный... Я заметила его быстро, но не решалась подойти, потому что думала, что внешность - это только внешность и вряд ли за симпатичной внешностью скрывается та душа, с которой бы я хотела общаться... А потом мы как-то стояли в очереди за какими-то документами и разговорились. Он оказался умный и дружелюбный... Он много всего интересного знал. И я обожала приставать к нему вопросами о сверхъестественном, о влиянии определённых цветов на психику, о колдунах и экстрасенсах и прочем... что нас обоих интересовало...
Боялась, что он пойдёт в аспирантуру и почти перестанет появляться в стенах нашего вуза. Но, зря... зря боялась... Он шутил, что сам то ли колдун, то ли экстрасенс, короче, у него какой-то там дар, и он умеет читать мысли людей. Он часто это людям говорил... При всём при этом, был удивлён, когда узнал о моих чувствах. Он очень хорошо умел читать мысли, м-да... Он был дружелюбный, умный и интересный. Весьма своеобразный парень... Когда я призналась, то он просто пропал. Стал избегать меня. Якобы, ради моего же блага. Я решила, что лучше умру, чем ещё хоть раз скажу кому-нибудь, что люблю...
Год или два темноты... потом интерес к парню, который курил... Лёгкий, быстротечный интерес на фоне жуткой и беспросветной тоски...
Я завидовала тем, кто начинает мстить... Я завидовала тем, чьи души заледенели навсегда... Я мечтала, что уж теперь-то я точно стану Снежной королевой... теперь уже навсегда... И никакой боли больше не будет... никакой боли... никогда...
Наверное, я сумасшедшая... не знаю... Я говорила себе, что умру, если... И всё-таки, я не умерла...
Любовь, которую я убила сама в своей душе, оторвав с ней кусочек себя... Любовь, которая умерла во мне сама... И ещё одна потухшая во мне любовь... Искра, отпущенная на свободу довольно-таки быстро... Так много боли на такой ничтожный промежуток жизни, под названием молодость... Но почему-то я никому не отомстила до сих пор... и среди Снежных королев до сих пор нет меня...
Я до сих пор ни разу не целовалась с тем, кого люблю... Странно, не правда ли? Двоих из них я вообще ни разу не видела в живую, и всё-таки... Всё как-то странно у меня... нелепо... глупо... И всё-таки, это я...
Наверное, я слишком сильно ненавидела и презирала тех, кто курит... Потому, что я опять влюбилась в любителя сигарет... И он тоже был издалека... эта нелепая судьба... глупая шутка кого-то свыше... грабли, от которых у меня всё лицо уже в жёлто-синие пятна...
Я, кстати, обещала себе умереть, если я ещё хоть раз кому-нибудь скажу, что... но всё-таки, я сказала эти слова снова...
На сей раз не интерес... А что-то, что рвёт сердце в клочки... Потому что с самого начала мне пришлось помнить, что однажды он вернётся к себе... Жуткое чувство, когда уже заранее примерно знаешь дату разлуки...
Я ненавижу людей, которые целуются на улицах... И я завидую тем, кто живёт в одном городе, любит друг друга и ещё находит время для ссор... Быть вместе и не знать, когда же это всё закончится... Наверное, слаще нет ничего... А знать заранее время разлуки - это ужасно...
Я так и не поцеловала его ни разу... Я безумно хочу услышать его голос снова, взглянуть на него хотя бы раз... нас разделяют тысячи километров... Но я жду и надеюсь, хотя иногда и сама не понимаю, зачем?..
И как мне рассказать об этом всём? О всех деталях, всех чувствах и мыслях, которые живут в моих душе и памяти? Как мне об этом рассказать?.. И я совершенно запуталась уже, что такое - эта самая любовь?! Что считается ею?.. Что ею является?..
Поэтому каждый раз, когда заходит разговор о любви, я не знаю, что сказать. Я боюсь быть непонятой, если хотя бы часть из пережитого и болезненного попробую рассказать. Потому моя печальная история хранится в моей душе и ни разу не извлекалась наружу. И я молчу. Я всё время молчу. Бывает, так удачно случайно смахну что-нибудь, что о расспросах надолго забывают... Друзей у меня нету... Наверное, всё-таки нету... Дочки маминых подруг предусмотрительно убирают самую красивую посуду со стола перед нашим приходом... Я чувствую себя неловко и гадко, когда меня вдруг начинают расспрашивать моей о личной жизни... Я теряюсь, смущаюсь, бледнею, краснею и не знаю, что сказать, когда...
- Кстати, а почему наша Юлька ни разу не говорила о своей любви? - вдруг громко произнесла Лиза.
- М-да, действительно, - спохватилась Тама.
И даже о своих жалобах позабыла, задумчиво уставившись на меня. И все девчонки многозначительно притихли, обернувшись ко мне.
Сильный порыв ветра - и мой пластмассовый стаканчик упал, разбрызгав на траву последние капли сока...
Мне захотелось убежать... куда-нибудь, далеко-далеко... или броситься под машину, как когда-то хотелось... нырнуть с моста в парке... и плевать, что там неглубоко и вообще сплошная помойка на дне! Плевать, как среагируют мои мучительницы, плевать, что будут кричать люди, если увидят меня, прыгающей с моста... в замусоренный лягушатник... А впрочем, дома, в ванной, на шкафчике, давно уже выломаны два лезвия из бритвы... Я иногда беру их в руки, так что они так и не успели пылью зарасти...
- ...Вот что ей плохо? И деньги есть, и мужиков толпы за ней бегают!.. - пробубнила какая-то пенсионерка неподалёку.
- Совсем эта девка чокнутая! - поддакнула её приятельница.
Да ну вас, старые калоши, ничего вы толком не знаете! Только и делаете, что треплитесь, какие все плохие, да на болячки жалуетесь с утра до вечера! И эти... подруги, якобы... вон как на меня все уставились! Неужели, не сообразить вам, что если я об этом ничего не рассказываю, то и спрашивать у меня ничего не надо?! О, как всё надоело! До жути надоело, зла нет! И эта посмуглевшая Лиза, и эта жалобщица Тама, и даже тихая Татьяна... Видеть их больше не могу! И мою опустевшую квартиру тоже... Там ничего нет кроме тишины...
- В новостях с утра о её самоубийстве вопят! - продолжила первая.
- А что ж?
- Да наглоталась каких-то таблеток! Врач сказал: "Ещё б одна - и нас уже можно было не вызывать!".
А может... и мне? Сегодня же вечером?.. Горевать-то никто не станет... Бабушки уже нет, брат в другом городе, а мама... а у мамы новая "любовь всей её жизни", она просто не заметит ничего, как никогда не замечала! Вот только в новостях о моей смерти ничего не скажут даже... Досадно... Я как этот одуванчик, ничем не примечательный, пусть даже и яркий... Он лишь издалека похож на солнце... Лишь издалека... Но кому нужно травяное солнце, когда взгляды всех и мысли притягивает то, яркое пятно на небе?..
- Ох, что ж творится! Что ж творится-то?! Совсем девка ополоумела!
- Говорят, в реанимации до сих пор! - припечатала первая сплетница.
- Вот дурища-то!..
- Любовничек-то нашёл её у окна, с ещё одной таблеткой в руке... Кабы ключи не забыл и не вернулся, так бы и...
Хм, а таблетки - это тоже вариант... Жаль, я в них не разбираюсь ни черта. Так можно просто отравиться до жути, но так и не помереть... Хотя, кто его знает?.. Но мучений-то с меня уже хватит!
- И чего ж этой Катьке Семимировой-то не жилось? Молодая, известная, денег куры не клюют, кавалеров - тоже...
- Семимирова?! - Лиза аж подскочила.
- Да-да, Катька Семимирова! - расслышала её бабка, - Она этим утром отравилась.
Лиза упала на колени, зажав рот... Слёзы брызнули из её глаз...
- Катька... - Тама тоже зарыдала, - Ох, Катька! Что ж ты наделала?!
- Любовничек-то её - сам врач... Говорит, она с месяц назад спрашивала, сколько ж тех-то таблеток надо съесть, чтоб до летального исхода дошло... - гордо доложила сплетница новости, которые были нам не известны... - Так и нашли её, у окна-то... с таблеткой в руке... Съесть не успела... теперь вот неясно, помрёт или нет... А кабы и ту таблетку съела - точно бы померла... А этот, хахаль-то её, дурень, не догадался, с чего такие вопросы его полюбовница задаёт!
Мне захотелось ударить бабку, наплевав на её годы. Так рассказывает, как будто каждую деталь с удовольствием смакует! У кого-то трагедия, а ей лишь бы был повод ещё раз языком почесать! И всё равно, что я эту Катерину не знаю... Врезать бы!..
Но, если одна таблетка была у Кати в руке... Значит, или не успела, или... она как и я ещё на что-то надеялась? Она... по-прежнему хотела жить?..
Лизка повалилась на траву ничком и зарыдала горше. Пушинки от созревших одуванчиков оторвались и взлетели... Невысоко, но налетевший ветер подхватил их - и понёс дальше...
Девчонки бросились утешать Лизу. Тама, правда, выкроила несколько секунд, чтобы мрачно зыркнуть на пенсионерок. И тех как ветром сдуло от её злобного взгляда.
А я смотрела вслед улетающим пушинкам от одуванчиков. И думала, что я очень похожа на них. Я как они... Такое же неприметное, травяное солнце... Которое потом отрывается от земли... и летает... неприкаянными пушинками...
Ненавижу эти адовы круги тоски.
Эту рябь на воде тоже.
Я устала писать стихи.
Может.
Как пушинка я на ветру:
Ни взлететь не могу
В небо,
Ни к земле прибиться.
Почему?
Почему не могу остаться я
Где хочу?
Круг за кругом идёт.
Опять.
И тоска сердце гложет.
Снова.
Ненавижу я цвет небес:
Манит.
Ненавижу покой травы:
Обманет.
Эта зелень степной травы
Дурманит.
И какая-то вошь в траве крылатая
Ползает.
И какая-то птица в небесах
Купается.
Я лечу над землёй опять...
Что останется?
Небеса руку мне не протянут:
Гордые.
Я б в траве цветком проросла.
Тоска...
Есть тоска по земле и семена
Тяжёлые.
Крылья есть у меня
Пуховые.
Что за шутка судьбы: семя
С крыльями?
Травы так густы и они
Спокойные.
Им летать не дано, а они
Не плачутся.
Все растут, к небу тянутся
По возможностям.
Я не птица, почти не могу
Летать.
Доля тяжкая. Доля грустная.
Долгая...
И к земле так сложно пристать!
Взлетаю!
В небесах себя потерять
Невозможно.
Слишком высоко взлететь
Не смогла я.
Что за страшная воля судьбы?
Я такая.
Ненавижу мечтать о небе.
В общем.
Тосковать о земле
Тоже.
Одуванчика пух на ветру...
Я взмываю!
Ветер ветреный вновь вздохнул.
Падаю.
Утону ли в небе когда-нибудь?
С птицами?
Иль цветком в земле прорасту?
Небылица ли?
Ненавижу эти адовы круги тоски:
Повторяются.
Одуванчики, други мои, и вы
Расцветаете.
Может, и я когда-нибудь зацвету
Тоже?
Может, хоть когда-нибудь? Всё же...
Может?..
Неприкаянная пушинка травяного солнца растворилась где-то среди кустов или в траве за ними. Мне казалось, что моя душа оторвалась от меня, попыталась взлететь вместе с ней и упала. Где-то... навсегда упала...
Отчаянные крики вывели меня из оцепенения: Лизка билась в истерике, Тама и Таня удерживали её и пытались успокоить, но напрасно. Лиза то кричала, какая дура её подруга, то порывалась бежать к ней в больницу, хотя не имела понятия, куда отвезли её любимую Катьку, то грозилась сама покончить с собой, "Чтоб на том свете ей накостылять за гордость и идиотизм!". Татьяна вдруг бросила отчаянный и умоляющий взгляд на меня, её губы дёрнулись, видимо, она хотела позвать меня на помощь. Вот только от ужасающего известия и от Лизкиной истерики силы вконец покинули тихую и робкую Татьяну. Она только и смогла, что вцепиться за руку подруги, чтоб никуда не отпустить от себя.
В каком-то шоке я сама посмотрела на Танино лицо... Что-то шевельнулось внутри меня... что-то мучительное и новое... И вдруг я с ужасом подумала, что же я делаю? Я ведь думала только о себе! Я всю жизнь думала только о себе, я добровольно законсервировалась в своих страданиях... Я никому ничего особенного никогда не говорила, ни кому так толком и не помогла. И даже теперь, когда эти добрые девчонки, которые так радушно приняли меня в свою компанию, мучаются от ужасных новостей о подруге, я просто стою и смотрю на них и... ничего не чувствую... И... это ужасно... с моей стороны...
Я бросилась к ним, подхватила Лизкину руку - Таня упала на колени, без сил, с мертвенно бледным лицом... Я удерживала Лизу, я что-то кричала ей... я как-то пыталась успокоить её... Хотя я не представляла, как это делать, да ещё и в такой ситуации... Ведь я никогда в жизни никого не пробовала успокоить... и даже себя...
Лизка вырывалась, рыдала, орала, била меня и Таму, кусалась, требовала, чтоб её отпустили сейчас же к ней, к её любимой и глупой подруге... Я впервые видела чужое горе... так близко... Я впервые задумалась, что не только мне одной бывает больно... что не только я одна страдаю... Мне даже стало жаль Семимирову, хотя я прежде не слишком много знала о ней...
Наконец Лиза притихла. Какое-то время мы сидели на траве, у большого и смявшегося покрывала... Прохожие недоумённо смотрели на зарёванную Лизу, чьё лицо было всё красное, с чёрными разводами, на бледную-бледную Таню, сидевшую поодаль, поджав к себе колени и обхватившую их руками, на истерзанных и встрепанных, избитых Таму и меня... Но мне было наплевать на мнение этих прохожих. Я была рада, что Лиза наконец-то хоть немного успокоилась... И мне было грустно, что её подруга такая дурища, хотя и Катьку я тоже понимала, прекрасно понимала, отчего...
Лиза вдруг резко вскочила на ноги:
- У меня в телефонной книге где-то был записан номер её мамы! Катька не откликается на свой, но, может, у её мамы не изменился номер? Я позвоню ей и спрошу, в какой больнице Катька! Я спрошу кто тот придурок-врач, что ей рассказал про таблетки, и ему морду набью! Я...
Взметнулись длинные чёрные волосы, и Тама резвой пантерой взвилась с травы, крепко подхватила смуглую девчонку:
- Вдвоём пойдём!
- Нет, все пойдём! - слабым голосом отозвалась Таня, шатаясь, медленно поднялась и бросила умоляющий взгляд на меня.
- Все пойдём, - подтвердила я.
И мы пошли, точнее, сначала пошли, а потом побежали, вскоре забыв про оставленные вещи и обо всём другом. Скорее, скорее, скорее! К Лизе домой, за заветным блокнотом, чтоб позвонить Катиной маме, чтоб найти саму Катьку, чтоб навестить её в больнице и...
Я внезапно споткнулась и растянулась на песчаной дорожке. Присела. Колено было всё располосовано, текла кровь... Наверное, мне должно было быть жутко больно, но мне было как-то всё равно... Девчонки убегали, надо было бежать за ними... И побежала.
Я опять упала, опять ободрала ту же ногу. Я поднялась, медленно, устало, мрачно посмотрела на светившее сверху солнце. Мне даже подумалось, что оно светит как-то насмешливо, потому что ему всё равно, кто тут, снизу, мучается и что со всеми этими людьми станет потом. Я так подумала, а потом я вдруг заметила... я вдруг поняла...
Солнце светит на всех! Какими бы мы ни были! И то, что с неба, с его светом и тёплыми лучами, и то, травяное солнце, земное, которое ярко пылает в траве... Солнце светит на всех... не то, что я... Я ни на кого не светила, но... Я научусь!
Девчонки вот-вот скроются за поворотом... Я бросилась за ними следом... Забывая о содранной коже... отрываясь от прошлого...
bsp;bsp; Я всё-таки смогла догнать их... И теперь мы бежали вместе... К глупой Катьке, которая и мне стала какой-то родной... мы бежали, запыхались, тормозили, опять бежали... Я не знаю, что там будет с Семимировой, но я почему-то была уверена, что я и эти девчонки теперь вместе...