Свительская Елена Юрьевна : другие произведения.

Две тысячи журавлей. Глава 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Япония, период Эдо (1603 - 1868). Юуки - обычный деревенский мальчишка, который родился с плохим зрением и слабым здоровьем. Поэтому главный помощник в семье - его младший брат, все деревенские дети над Юуки смеются и издеваются, а мать недолюбливает. И казалось мальчишке, что вся жизнь у него будет беспросветной, а богам до него и дела нет. Если они вообще существуют, эти боги! Впрочем, мир большой и живущих в нём полным-полно помимо людей. От духов стихий и духов предков до высших богов. А уж всякую вредную, проказливую или дружелюбную мелочь вроде зверей-оборотней, водяных и прочих трудно перечислить! А уж сколько божеств - недаром старики говорят, что в каждом камне и каждом дереве живёт свой ками! Да и неспроста дают советы, как уберечься от злых духов и существ: не все необычные обитатели мира желают людям добра. Правда, они не любят общаться с людьми. До поры до времени. Вот, скажем, заинтересовался однажды Юуки один странный старичок, любопытный и вредный... А потом жизнь мальчишки и вовсе пошла под откос... Но рядом с трагедиями и бедами всегда есть крупицы счастья. Помимо врагов в жизни появляются и друзья. Главное, никогда не сдаваться.
  Елена Свительская
  
  Две тысячи журавлей, глава 1
  
  1-й Синий
  
   Ко встрече с божеством все готовились очень старательно. Крестьяне тщательно убрали свои дома, землю вокруг них, девушки дружно вымели единственную улочку в деревне. А уж как придирчиво селяне выбирали рис, рыбу, фрукты и овощи для угощения Та-но ками(1) словами описать невозможно! Каннуси(2) из нашего святилища долго и строго отбирал того, кому выпадет честь приготовить пищу для нашего Та-но ками. Он отведал еду, приготовленную каждым из претендентов, затем долго выспрашивал, нет ли у лучших из них каких-либо болезней, не умер ли кто-нибудь из ближайшей или дальней их родни в последние месяцы. После двух дней строжайшего отбора осталась одна претендентка. Эта девушка готовила умеренно хорошо, но на ней грязи оказалось меньше, чем на самых лучших. Она стойко вынесла обряд очищением водой - для него использовалась ледяная вода из оврага - и накануне праздника стряпуха грелась в чане с водой. Всё-таки ещё не лето, можно и простудиться, а кто тогда будет готовить угощение для божества?
   И вот наконец-то еду для божества и селян приготовили. Площадку, очищенную каннуси при помощи специальных обрядов, обложили белой рисовой верёвкой. Она же, с вплетёнными белыми бумажными лентами украшала святилище, ворота перед ним. Белая симэнава и красные тории смотрелись очень достойно. Божеству должны понравиться и место встречи, и наша деревня.
   Кстати, мы готовились не менее усердно, чем взрослые. Каждый мальчик, каждая девочка тщательно вымылись, выстирали свою одежду, раз двести, а то и больше, отрепетировали приветственные поклоны, долго обдумывали торжественные речи. Перед мацури(3) мы облазили всю деревню, весь лес и берег реки в поисках самых красивых цветов. Блуждая по окрестностям, я наткнулся на цветущий ирис и очень удивился. Во-первых, потому что его одинокий светло-голубой цветок ярко выделялся на фоне коричневой, пока кажущейся бесплодной земли, во-вторых, потому что он вырос раньше, чем его собратья и, не взирая на то, сколько усилий ему пришлось приложить ради раннего расцвета, он спокойно смотрел из низины на меня и лес, бодро противостоя своими тонкими и сочными листьями прохладному ветру. Говорят, что листья ириса похожи на меч, но это растение полностью походило на стойкого воина, уверенно держащего катану в своих сильных руках. Точнее, мне так только подумалось. Я ведь ещё не видел ни одного самурая. Но я много, ну мне так думалось, что много, слышал о них и постоянно их воображал.
   - Прости, дух ириса, - сказал я громко, чтобы ками(4) цветка точно услышал меня, - Я хочу сорвать этот цветок и подарить его покровителю моей деревни.
   Дух цветка не ответил. Может, он и сам был не прочь приветствовать нашего Та-но-ками, поджидая его у алтаря в окружении своих красивых собратьев. Дрожащей рукой я переломил стебель, прижал найденное сокровище к груди, и почувствовал себя необычайно счастливым. И медленно побрёл к деревне.
   Мучители воспользовались моим отрешённым состоянием, подкрались сзади, толкнули в спину, отчего я упал лицом в землю.
   - Бывший смелый, ты даже не снег, ты - черепаха!(5) - язвительно выкрикнул сын старосты, их заводила, неприятно засмеялся и сбежал.
   Его приятели последовали за ним. Пара мгновений - и их силуэты обратились в расплывчатые пятна, смешались с остальными разноцветными кляксами, окружавшими меня. Даже если они встанут неподалёку, я не увижу их. Если они задержат дыхание и замрут неподвижно, могу их не заметить. Они знают это и пользуются моей слабостью. Ох, а как же мой...
   Прекрасная головка цветка была раздавлена моим телом, стебель - переломился. К соку, выползшему из пострадавшего стебля, прилипли крупицы земли. И вся боль от удара, досада на моё падение ушли перед ужасающим осознанием того, что я, именно я, так моё тело прижало его к земле, погубил красивый цветок. Первый ирис этого года...
   Из цветов других детей мико(6), старшая дочь священника, собрала достойный букет, поставила в самую лучшую вазу из всех, которые были в нашей деревне, и водрузила готовое украшение перед алтарём в святилище. Прекрасные розовые камелии, ветки глицинии с россыпями светло-фиолетовых цветов, жёлтые шарики керрии дожидались внимания божества, в то время, пока мой ирис уплывал по реке или же уже погрузился в воду.
   Ночью перед мацури мне приснился маленький мальчик с необыкновенно красивым лицом и грустными чёрными глазами. Малыш серьёзно посмотрел на меня и сказал: "Я не сержусь на тебя, Юуки. Я знаю, что ты убил меня не нарочно". Утром мне стало чуточку легче.
   Я, мои родители, брат и сёстры проснулись рано-рано. Солнце ярко светилось на небе. Было прохладно, но лучи, которыми нас одаряло небо, немного согревали. Мы тщательно причесались, вымоли лица и руки, одели предварительно выстиранную одежду, соломенные сандалии. Мама и сёстры собрали волосы. И мы все вместе отправились к святилищу, около которого у огороженной площадки собирались все селяне. Моё сердце бешено билось в предвкушении чуда. Сам ками, покровитель нашей деревни, сегодня придёт на наш праздник, осмотрит деревню и окрестности. Конечно, божества скрыты от человеческих глаз, но вдруг... мало ли... Я ещё никогда не видел настоящего ками! Ну, только во сне, а это под сомнением, а вот в жизни...
   Если бы не широкоплечий отец, мы бы так и не смогли пробраться прямиком к огороженной площадке. Меня он пропустил вперёд, отчего мой младший брат нахмурился. Я глубоко вдохнул, проскользнул в первый ряд. Впился взглядом в священный паланкин за площадкой, около которого ждали четыре крепких парня, одетых в короткие белые штаны и короткие куртки. Наш микоси - это небольшой деревянный короб с чёрной лакированной крышей, на крыше которого прикреплены маленькие тории. Микоси украшен кисточками из жёлтых ниток, колокольчиками, задрапирован светлой тканью из конопли, на которой дед Горо нарисовал красивые ирисы. Вообще, я считал, что в нашей деревне самый красивый священный паланкин. До прошлого лета, когда дед Горо вернулся из паломничества и рассказал о мацури, которые видел, когда странствовал. Все слушали его, затаив дыхание. Уважение к Та-но ками у нас не убавилось, но вот прежнее восхищение нашими трудами, тем, с чем мы встречали ками, заметно сократилось. Хотя все усердно готовились к мацури, создавая необходимые предметы, разучивая танцы, мелодии, песни и совершенствуя старые. Ну, а что делать? В городах паланкин украшают золотыми фигурками и кистями, шёлковыми занавесками, прекрасными узорами, там божеств встречают более роскошно, да и при встрече одеваются красиво, а у нас и праздничной одежды нет. Даже совестно как-то перед нашим Та-но ками за нашу бедность. Впрочем, сама радушная встреча с божеством - уже нечто особенное...
   Парень около священной верёвки ударил в барабан, возвещая о начале мацури и о прибытии Та-но ками. Все селяне подались вперёд, впились взглядами в паланкин, надеясь увидеть, как заволнуется занавесь под невидимыми руками духа ветра, как увидится за тканью силуэт божества или послышится шум его дыхания, сверкнут в глубине и полумраке микоси его удивительные глаза. Каннуси вступил в огороженное, очищенное место и приветствовал ками, спел в честь него песню. Люди поклонились, шумно и радостно приветствовали покровителя деревни. Приветственные выкрики, речи растянулись надолго. Потом по едва уловимому жесту священника парни, которым доверили нести микоси с гостем, заулыбались, тут же резко посерьёзнели, переступили верёвку, степенно подошли к паланкину, подняли его за брусья, прикреплённые к нему, медленно и почтительно понесли к краю площадки. Люди разошлись, образуя широкий проход. Божество в микоси вступило в свои владения. Встречающие напряглись. Все очень старались, готовясь к визиту Та-но ками, но вдруг кто-то что-то упустил, какую-то мелочь, вдруг божество из-за этого разгневается, лишит деревню своей защиты?
   Но гость в паланкине молчал, не спешил никого наказывать, возможно, место очистили достойно, да и улицы убрали прилично, да и ветки сосны с бамбуком, поставленные у входа в каждый дом, украшали деревню более или менее хорошо.
   Обход Та-но ками его местности сопровождался многочисленными танцами, песнями и музыкой. Впереди шествия степенно шёл наш каннуси, за ним - мико и староста деревни. После - носильщики с микоси. Затем танцующие женщины и мужчины, наши музыканты. За ними бодро шли простые селяне. Вот шествие прошло по деревне, по лесу, по берегу реки, мимо рисовых и других полей. Вернулось через низину к деревне, подошло к крайнему дому, мечтательно устремлённому к небу своей острой крышей. И вот уже показались расстеленные циновки с угощением для гостя и селян, а ветер принёс нам и Та-но ками восхитительный запах свежеприготовленной еды...
   Вдруг один из носильщиков, Мамору, споткнулся и упал. Поскольку это произошло внезапно, другие не удержались, рухнув вместе с паланкином. Микоси завалился на бок. Люди зашумели, заволновались, обступили злополучное место. Несколько женщин расплакались. Каннуси бросился к паланкину, заплакал, умоляя божество о прощении, приподнял микоси, поставил в нужное положение. Тут я увидел на земле лепестки камелии. Нежно-розовые, ещё не тронутые увяданием, ещё живые и полные сил, они ярко выделялись на сухой коричневой земле. Никто из селян не нёс этих цветов, да и на дороге для процессии их прежде не было. Мы шли утром мимо этого дома, так что я своими глазами видел, что дорога была чиста. Да и кто бы поспел её запачкать перед появлением покровителя деревни? Выходит, лепестки выпали из паланкина. Наверное, ками вселился в цветок камелии. Если он там был... Вдруг там, в микоси, кроме красивого цветка ничего и никого нет?
   От этого предположения моё сердце испуганно замерло, потом забилось робко и тихо-тихо. Ну, не может же так быть, чтобы Та-но ками не существовал! Кто же тогда будет за нами следить, защищать нас?! А если... если вообще ками в этом мире нет?
   С большой почтительностью, медленно, каннуси опустился на колени, поднял один из лепестков и осторожно отправил в священный паланкин, за занавеску, к которой прилипло чуть-чуть сухой земли. Так постепенно священник переложил все выпавшие лепестки внутрь, бережно отряхнул занавеси. Сын старосты вместе с младшей мико сбегали к храму, принесли кусок чистой новой ткани, которой каннуси тщательно вытер паланкин, сопровождая очистку поклонами и бесконечными извинениями. Все напряжённо смотрели за ним, ожидая реакция божества. Только я отошёл и наблюдал невнимательно. В тот момент, когда Мамору уронил священный паланкин, когда я увидел выпавшие лепестки розовой камелии, во мне что-то съёжилось и угасло. Раньше ни на мгновение не сомневался в существовании божеств, а теперь... О, боги, что со мной сделалось теперь? Откуда эти дурные мысли? Мной завладел какой-то злой ками или... что со мной? Что?!
   Процессия двинулась к домам, к угощению. Люди боязливо посматривали на микоси, хмурились. Кажется, всё вокруг стихло и испуганно сжалось. Даже музыка стала какой-то нервной. Когда паланкин торжественно опустили на предварительно очищенное место, когда самые красивые наши девушки медленно и грациозно опустили перед микоси самое роскошное угощение, какое только могло быть в нашей деревне, началась совместная трапеза с божеством. Точнее, люди ели, пили рисовое вино, шутили, пели песни для Та-но ками, а покровитель деревни, как считалось, слушал, смотрел на нас и вкушал пищу. Или вкушал дух нашей пищи? Ведь заметно, что еда сама по себе не исчезала! Я сидел поодаль. С моего места было не видно священный паланкин с гостем, да, собственно, меня это мало расстраивало. Жевал рис, приправленный соевым соусом, но почти не чувствовал вкуса. Крестьяне выращивают рис, но сами редко его едят, так как он - для людей нужных и благородных, то есть, не для нас. Так что мне следовало бы обрадоваться такой возможности, но...
   Барабаны бодро задавали темп празднику, вслед за ними звучали бронзовые гонги, флейта, сямисэн(7). Танцоры своими неистовыми плясками или медленными танцами развлекали трапезничающее божество и собравшихся прихожан. Вслед за взрослыми выступали дети. Моя младшая сестрёнка Асахикари танцевала, держа ветку цветущей камелии. Движении Аса-тян были простыми: она всего-то поворачивалась вокруг, да на разный манер взмахивала веткой, но отчего-то у семилетней малышки проявилось столько лёгкости в движениях, столько грации во взмахах рукавов кимоно, что все - и взрослые, и дети - застыли в восхищении. Я, признаться, был удивлён её выступлением, так как она никому из родных не сказала о том, что готовится танцевать во время мацури. Ах, как блестели её светло-карие глаза, когда она проскользнула в танце около меня! Казалось, лицо девчонки излучает нежный свет, а может, то просто место было такое, где по-особому падали солнечные лучи на землю. Признаться, у меня не имелось никаких достоинств, но я гордился танцем Асахикари, как своим собственным достижением. Сестрёнка была прекрасна...
   Селяне пили, ели и танцевали всю ночь. На рассвете торжественно и тепло попрощались с ками. Каждый, будь то взрослый и ребёнок, норовил что-либо сказать покровителю деревни. Я поблагодарил его за защиту сестёр, родителей и брата от болезней. Хотя сомнение продолжало грызть меня изнутри.
   Зажгли большой костёр, чтоб он осветил ками дорогу. Долго смотрели на огонь. Потом дружно убрали остатки еды. Нетронутую божеством пищу отнесли к кануси. Подмели место, где происходила совместная трапеза людей и божества. И разошлись. Всем предстояло немного сна и последующие будничные заботы. Мне не удалось сомкнуть веки ни на мгновения, так как неприятные думы терзали меня.
   Существуют ли ками или нет? Я думал об этом несколько дней подряд, с того мига, как просыпался, до того мгновения, пока не ложился спать. У меня пропал аппетит, начала часто мучить бессонница. Такэру проворчал, что от меня одни беды: вечно им приходится со мной возиться, а помощи от меня никакой. Держался, старался улыбаться родным почаще, не подавать виду, будто меня что-то беспокоит.
   Как-то мама затеяла стирку. Сёстры должны были ей помогать, но я напросился вместо них. Надеюсь, хотя бы постирать смогу нормально. А девочек попросил поупражняться в приготовлении обеда, пока я и мама будем у реки. Сёстры не возражали, а хозяйка дома насторожилась, услышав мою нелепую просьбу. И всё-таки взяла меня с собой, навалила в мои подставленные руки такую кипу одежды, что с трудом дотащил. Увы, отцу в поле я ничем помочь не мог: уж слишком слабым уродился. Младший брат и то сильнее меня.
  Какое-то время мы стирали молча. На берегу реки кроме нас никого не было. Нежно грело солнце, ласково журчала вода в реке. Около моих ног в слегка колышущейся воде резвились солнечные блики. Должно быть, вся поверхность реки представляла собой сейчас на диво красивое зрелище. Хорошо хоть мама может на него посмотреть...
   Неприятные мысли вылезли неожиданно, нарушив наше мирное времяпрепровождение. Долго-долго, терпел, потом не удержался, робко спросил:
   - Мама, а ками точно существуют? Есть ли у нашей деревни свой Та-но ками?
   - Ах ты голландец эдакий! - мать змеёй взвилась с земли, замахнулась на меня палкой, - Да как у тебя язык повернулся?! Как ты посмел усомниться в существовании божеств?!
   - Я... не хотел... Не надо! Не бей меня! - испуганно заслонился руками, слишком тонкими и слабыми, чтобы они могли хоть как-то спасти мою голову и тело, - Я верю! Клянусь, верю! Просто тогда, когда во время мацури Мамору уронил священный паланкин, тогда откинулось покрывало и там... там ничего не было... только лепестки...
   - Ками скрыты от человеческих глаз! - прошипела мать, - Простые люди, тем более такие никчёмные мальчишки, как ты, не смогут их увидеть!
   - Но... если это... обман?!
   Она стирала далеко от меня, однако я различил, как она подняла руку с палкой, которой ударяла по белью. Неужели опять меня побьёт?..
   Бросил выстиранное кимоно на берег и припустил по песчаной отмели. Женщина побежала за мной. Ох, так она меня быстро догонит: её ноги длинные и сильные, не то, что мои! Надо свернуть в лес...
   - Куда ты одежду бросил?! - вскрикнули позади меня.
   Догонит и побьёт... И отец далеко, не вырвет меня, не заслонит своим широким, сильным телом...
   - Прости меня, Та-но ками! - выдохнул я, задыхаясь от бега, едва не налетев на сосну, - Я очень плохой мальчишка! Прости и защити!
   Остановился, оглянулся. Между матерью и мной оставалось немного, и даже не видя её, понимал, что лицо у неё сейчас как у демона... О, ками, спасите!!! Я ещё недавно сомневался в вашем существовании, но умоляю вас, спасите!!!
   Нырнул в заросли молодого бамбука, слишком густые, чтобы мать могла быстро пролезть между ними, а для меня, тощего и низкого мальчишки - самое оно. Задыхаясь и тяжело дыша, выскользнул на берег, около груды бледно-серых, почти белых камней. Неподалёку от меня трещал тростник, через который прорывалась моя мать. Ох, заросли закончились, а на берегу мне не спрятаться! Может, утопиться? И прощай тогда моя милая Асахикари, прощайте рассказы отца о битве Тайра и Минамото(8), о морском сражении при Данноура(9), прощайте всё жестокие люди, которым так нравится срывать на мне злость! О, боги, я не хочу умирать! Но я устал жить так!
   Луч солнца выскользнул из-за грязных серых туч, упал на верхний камень, соскользнул с него вниз, на узкую щель у самой земли. Затрещали, зашуршали стебли тростника совсем рядом со мной. Она почти догнала...
   Если там слишком узко, то я застряну ногами наружу - и тогда мать непременно побьёт меня, прежде чем вытащить, а если достаточно просторно, тогда отсижусь. А сумею ли вылезти? Да лучше я там с голоду умру, чем ещё раз попаду в руки разгневанной матери!
   И я отчаянно юркнул в щель, мысленно призвав на помощь духов предков...
   Боги оказались милостивы - в дыре было не только просторно, но ещё и песок, редкая трава были достаточно скользкими, чтобы смог быстро залезть внутрь. Там съёжился, обхватил колени. Сердце колотилось так, словно хотело растерзать тело изнутри и вырваться. А может это оскорблённый Та-но ками невидимый стоял около меня и, пользуясь своей силой, пытался вырвать из меня сердце? Ох, она же услышит как я дышу!
   Испуганно зажал рот рукой, задержал дыхание. Тишина... Может, она сейчас недоумённо стоит около груды камней или уже заметила в щели мои тощие ноги и набедренную повязку?
   - Юки... - растерянно произнесла мать, стоящая шагах в десяти от моего укрытия... - Куду же ты пропал, Юки?.. Юки!
   Мне уже поплохело, так и хотелось убрать тонкие пальцы, глубоко вдохнуть или шумно втянуть в себя воздух...
   Зажал себе нос. В глазах помутнело. Камни, укрывшие меня, начали сжиматься...
   - Да где ж ты?! - крикнула мать сердито.
   О, ками, сохраните никчёмного и глупого мальчишку! Как мне дурно...
   Что-то зашуршало в бамбуковых зарослях. Моя мучительница сердито вздохнула и направилась туда. Я задыхался, но всё ещё мешал себе дышать... Наверное, сегодня я так отчаянно взмолился к богам, что сама солнечная богиня отвлеклась от своих важных небесных дел, чтобы взглянуть на того, кто так громко кричал на земле, смилостивилась и указала мне на эти камни! И поскольку Аматэрасу(10) оказалась столь милосердной ко мне, ничем не заслуживающему её милости, ещё недавно дерзнувшему вслух усомниться в существовании духов природы и предков, я обязан сохранить её милость, должен укрыться от матери!
   В голове зазвенело, и не то между камнями перестал проникать свет солнца, не то у меня в глазах потемнело...
   О, боги, помогите мне выдержать!
   - Да дыши уже, дурень! - шепнул мне кто-то в ухо.
   От неожиданности убрал руку, повернул голову в сторону говорившего, ударился ею о камень, от растерянности глубоко глотнул воздух... Спустя некоторое время пришёл в себя. Ушибленная голова болела, между камнями было мокро и холодно. Ещё бы, ведь на мне одето только фундоси(11)! До того долго не дышал, что мне даже голос какой-то примерещился!
   Какое-то время сидел, дрожа от холода, обнимая тощие слабые ноги. Если бы не солнечный луч, указавший мне это укрытие, мать бы непременно нагнала меня и побила. И за что она меня так ненавидит?! Я же их первенец! И не назло же им я родился таким слабым, с такими плохими глазами, чётко видевшими шагах в двух-трёх вокруг меня! Да если б я выбирал, каким мне родиться, ужели ж выбрал такое тело? Ужели же я хотел, чтобы все злые сельчане и их жестокие дети подкрадывались ко мне, пользуясь моим слабым зрением - и били бы, швырялись в меня грязью, тухлыми овощами и рыбьими внутренностями?!
   Шумно вдохнул и выдохнул...
   Память, издеваясь надо мной, подкинула картины недавнего прошлого. В том числе, про рано зацветший ирис... Мне стало так же грустно, как и в тот день, когда увидел у своих ног его раздавленный цветок и переломанный стебель...
   Просидел в убежище несколько часов, прежде чем рискнул вылезти. К счастью, духи камней выпустили меня столь же охотно, как и прикрыли. Если б у меня было, что поднести им, непременно отблагодарил!
   Солнце висело прямо надо мной. Страшно хотелось есть, но вернуться домой не осмелился. Лучше подожду до вечера и вернусь после отца. Тот не даст матери меня обидеть. Он добрый... заботливый... сильный... Вот только если у него будет хорошее настроение, отец начнёт рассказывать увлекательные истории о великих воинах и битвах, а я их так и не услышу... А вернусь пораньше - и мать обязательно накажет меня за святотатство и брошенную на берегу одежду, за мой побег: так и не помог ей со стиркой...
   А есть хотелось... В реке около берега, почти у самых моих ног, насмешливо поблёскивала серебристыми боками большая рыба.
   То ли глупость моя взыграла, то ли голод... В общем, я снял с себя фундоси, размотал и полез в воду, ловить тканью ту толстую рыбину...
   На берегу вдруг мерзко засмеялись. Обернулся, сощурился, смотря на человека, отсюда казавшимся большим серо-жёлтым пятном.
   - Рыбку ловишь, мальчик? - насмешливо уточнил незнакомый мне старик, - Ежели милость богов будет велика - и случится чудо, то не побрезгуешь ли ты есть добычу после этого?
   Будь я на его месте, наверное, и сам бы потешался над худым низким мальчишкой, снявшим набедренную повязку, развернувшим её и пытавшимся использовать вместо сети. О, боги, и почему людям так нравится надо мной смеяться? У меня на лбу, что ли, написано "смейтесь, пожалуйста, погромче"?!
   - Знаешь, мне и самому хочется свежей рыбки, - добавил незнакомец миролюбиво, - А вода нынче холодная... брр... Давай я дам тебе мешок, а ты, когда поймаешь что-нибудь, поделишься добычей со мной?
   Обычно мне не везло. И уж тем более с моим-то зрением, да при помощи ткани от фундоси или мешка я вряд ли что-нибудь поймаю! Но желудок ворчит, гложет меня изнутри, а домой возвращаться страшно...
   Вылез из воды, опять обвернулся фундоси, хорошенько потёр руки о мокрый песок. Робко подошёл к старику, внимательно заглянул ему в лицо. Он был высокий, потому взирал на меня сверху вниз, но его тёмные, почти чёрные глаза светились добротой и озорством. А белые-белые волосы нагло выбивались из пучка на голове. Поверх дорожного кимоно он укрылся соломенной накидкой, на голову одел широкополую шляпу из того же материала. В руках у него был мешок. Он задумчиво оглядел меня, недовольно цокнул языком, потом с кряхтением сел, вывалил на сухой песок содержимое своего мешка: нож, старые палочки для еды, книгу, закупоренный длинный узкий сосуд, небольшой свиток - бумага крепилась к узорчатому шёлку, валики были сделаны из тёмного дерева, а так же не то большой сложенный кусок ткани, не то свёрток.
   С мешком, вручённым мне смешливым путником, я полез в воду. И о чудо! С моими-то дрянными глазами да в краткий промежуток времени мне удалось поймать в мешок ту самую, наглую толстую рыбину, которая дразнила меня, блестя чешуёй! Неужели ками наконец-то вспомнили о моём существовании?
   Рыба, тяжёлая и сильная, билась в мешке, желая вырваться. Я с трудом тащил мешок по берегу. Старик, наблюдая за моими усилиями, долго хихикал.
   - А ты храбрый: не побоялся такого монстра, - язвительно заметил путник, поднимая нож с песка.
   Он шагнул ко мне, я - попятился. И когда он требовательно протянул свободную руку ко мне, торопливо вернул ему и его вещь, и мой улов. Он достал рыбу, отбросил мешок мне:
   - Вымой его как следует!
   И я послушно поплёлся выполнять приказ. Страшно перечить вооружённому, пусть и совсем уже седому. К тому же, он не похож на изнурённого крестьянина: спина прямая, голова высоко поднята, острый взгляд. Как будто он воин. А с самураями ссориться опасно.
   Когда вернулся с тщательно отмытым мешком, старик уже сидел поодаль от своих вещей и нарезал кусками обезглавленную, выпотрошенную рыбью тушку. Мой живот завистливо заурчал, но попросить хотя бы маленький кусочек собственной добычи я не решился.
   - Пока тебя дождёшься - с голоду загнёшься! - проворчал незнакомец, - Я едва сдержался, чтобы всю рыбину не съесть! Экий ты мерзкий мальчишка: искушаешь голодного одинокого старика! Должно быть, родители назвали тебя Камэ(12)!
   Срываюсь на крик:
   - Я - не Камэ!
   - Как ж тебя звать-величать, охотничек? Может, Юуки, Смелый?
   Он смеясь назвал моё первое, самое драгоценное и любимое мной имя, как меня звала одна лишь Асахикари! У меня перехватило дыханье. С усилием произнёс:
   - Я - Юки, Снег.
   - А мне подумалось, что тебе больше идёт зваться Смелым, - старик задумчиво сощурился, - потом приказал, - Притащи-ка мой сосуд - и приступим к трапезе.
   Неужели, он хочет со мной поделиться? Кажется, сами боги подтолкнули его к этой реке!
   Мы сидели на берегу, разложив останки рыбы на широких листьях - он велел мне принести их, так как "не любит, чтоб песок на зубах скрипел - и ели тоненькие кусочки, обильно поливая их соевым соусом - добрый путник разрешил мне брать сколько захочу.
   - А как вас зовут, господин? - не выдержал я.
   - А тебе зашем? - уточнил он, зажав кусок мяса в белых, здоровых зубах, какие почти никогда не увидишь у стариков.
   Честно ответил:
   - Я попрошу нашего Та-но ками, чтоб он при встречи с другими божествами замолвил о вас слово.
   Он недоумённо моргнул, потом захохотал, подавился. Кинулся заботливо бить его по спине. Не дело такому хорошему человеку умирать из-за жалкого куска рыбёшки! Вот только в моих тощих руках было слишком мало силы. К счастью, обошлось.
   - Звать меня Сироиси, - представился путник, откашлявшись.
   - Белая скала?
   - Нет, Белый камень, - объяснил старик смущённо.
   Восхищённо выдохнул:
   - У меня сегодня аж два радостных события! И оба благодаря белым камням! Вам и вот им, - указал рукой на большие светлые камни, лежавшие неподалёку - они были такие большие, что отсюда мне их видно как два больших бледно-серых пятна на фоне голубого неба, - Они спрятали меня от разгневанной матери.
   - Отчего ж она рассердилась на тебя, Юуки? - участливо спросил путник, почему-то назвав меня моим первым именем.
   - Ну, я ей сказал, что... может быть, ками не существует! Но я не Смелый, я - Снег...
   Старик сердито цокнул языком, но ругать меня не стал. Слопал ещё один кусок мяса и сочувственно прибавил:
   - Должно быть, тяжко тебе живётся!
   - Ага! - вцепился зубами в новый кусок рыбы, забыв полить его сёю.
   - А если бы ты однажды встретил настоящего ками, и тот бы любезно обещал исполнить одну твою просьбу, что бы ты попросил?
   Сердито говорю:
   - Такого не бывает!
   - А если бы произошло?
   Я молча потянулся за новой порцией еды и за сосудом с соусом.
   - Слушай, если ты не определишься и долго будешь думать, то ками рассердится и уйдёт! - проворчал Сироиси.
   - Ну, ф мифе есть мнофо прияфных вефей...
   - И всё же? - не отставал любопытный путник, - Богатство? Славу? Любовь прекрасной дамы или даже принцессы... впрочем, тебе ещё рано об этом думать... - он подался вперёд, отчего мы едва не столкнулись лбами: - Месть обидчикам? Знатность и богатство для всей семьи? Родовитого щедрого тестя и красавицу невесту в будущем? Может быть, чтоб она ещё и была добра? Или тебе хватит красавицы жены? А если б ты выбирал между доброй бедной невестой и красивой богатой, то какую бы захотел? Или тебе хочется стать удачливым? Тогда тебе достанется многое другое...
   Прожевав и проглотив нежное мясо, уточнил:
   - А вам зачем?
   - Меня давно уже интересует, какое самое сокровенное желание у людей, - усмешка скользнула по губам, заляпанным сёю, - Мы с моим... - он поморщился, - С моим родственничком поспорили как-то о человеческих желаниях. Он сказал, что все люди мечтают об одном и том же, а я возразил, что между тем найдётся хотя бы сотня-другая дураков, которые мечтают о чём-то своём. С тех пор я собираю диковинные желанья. Жаль, их слишком мало. Не могу вернуться домой: он будет смеяться надо мной, если вернусь с пустыми руками.
   Странный человек...
   - Юуки, допустим, божество, которое ты повстречал, достаточно доброе, чтобы не бросить тебя, в муках обдумывающего ответ. И оно предложит тебе следующее: или сделать твои глаза здоровыми, или сделать тебя богатым, знатным, успешным и сильным. Например, ввести тебя в достойный и богатый самурайский род как законного наследника. Чтобы ты выбрал?
   - Настоящим самураем? Да ещё и наследником клана?!
   Воображение моё тотчас же нарисовало смелого, сильного, величественного воина в доспехах. Самурай стоял на поле битвы, впереди своего войска, не менее отважного и сильного. Впрочем, лучше, чтоб чуть-чуть поменьше, а то я, как предводитель, на их фоне потускнею...
   Сироиси отчего-то рассмеялся, смотря куда-то вбок. Я не стал оборачиваться. Бесполезно. Мир дальше, чем на два-три шага вокруг меня расплывается в большие и мелкие разноцветные пятна.
   Моё воображение принялось рисовать другие детали сладостной картины. Вот сильное вражеское войско напротив моего. И вперёд выходит его отважный и могущественный предводитель, примерно такой же, как я. Нет, чуть послабее. Но тогда победа над ним ничего не будет стоить! Ладно, он равен мне или даже лучше меня! И он перечисляет всех своих доблестных предков, потом называет себя и предлагает смельчаку из моего войска с ним сразиться в честном и трудном поединке. И вот я выхожу вперёд, перечисляю свою многочисленную отважную и знаменитую родню...
   Старик снова засмеялся, уже смотря на меня. Да, я тощий, болезненный и жалкий! Мне одиннадцать лет, но по виду мне дают не больше семи! Куда уж мне приставать к ками с разными просьбами, тем более что отблагодарить я их толком не смогу!
   А воображение, смеясь надо мной, яркими красками рисовало долгий и опасный поединок двух предводителей, который окончился только тогда, когда они оба рухнули от усталости. И поднявшись, они стали друг другу верными друзьями. И потом, сражаясь по повелению сёгуна(13), они шли в бой плечом к плечу... И они совершали вдвоём бесчисленное количество подвигов! И... и... и в них влюбились две сестры-принцессы! И когда два друга возвращались к битвам, то их прекрасные и добрые жёны долго стояли на дороге и, плача, смотрели им вслед... Оно, конечно, не хорошо причинять боль своим близким, но когда мужчина дорог сердцу молодой красавицы - это очень для него приятно. Я слышал, как взрослые говорят... Кстати, став известным и богатым, я мог бы найти хорошего и доброго мужа для Асахикари! Может, её захотел бы сделать своей наложницей сам император! Она прекрасна, милая моя Асахикари! И она стала бы одной из жён императора, и, может быть, родила бы ему наследника... Да, она заслуживает самой лучшей доли и потому...
   - Скоро солнце сядет, - прервал мои мечтания Сироиси.
   Я угрюмо покосился на яркий жгучий шар, который скользил к земле, точнее к разным расплывчатым пятнам... Говорят, что закат прекрасен, но я никогда не видел его... И моей любимой Акахикари я могу любоваться, только сидя возле неё...
   - Так что бы ты выбрал? - не отставал любопытный старик.
   Ответил не раздумывая:
   - Мне хватит возможности увидеть мир, пусть даже на один день!
   - Только на один?
   - Хотя бы так.
   - Странный ты мальчик...
   Отчего-то глаза мои закрылись, я бессильно упал на песок. И не то мне приснилось, не то мой знакомый и в правду ласково сказал:
   - Юуки, ты самый милый из всех моих...
   Утром отец нашёл меня на берегу, долго тряс и ругал. Когда я недовольно открыл глаза, то обомлел: разноцветные пятна, большие и малые, прежде окружавшие меня, желающие задавить меня в своих лапах, вдруг превратились в нечто... иное... необыкновенное... прекрасное... Я долго растерянно озирался, потрясённо пялился на окружившее меня чудо... На золотую полоску, скользившую по речной глади, на посветлевший краешек неба...
   - Папа, это...
   - Что? - спросил мужчина сердито.
   - Это чудо называется рассветом?
   Он долго молчал, потом растерянно спросил:
   - Так ты видишь?
   И я наконец-то понял, почему мир вокруг меня вдруг стал таким красивым! И счастливо ответил:
   - Да, я вижу!
   Тут вспомнил вчерашнего незнакомца и его странные вопросы о том, чтобы выбрал, если бы ками предложил исполнить одно моё желание. И грустно добавил:
   - Но если господин Сироиси не соврал - это только на один день.
   Отец вздрогнул, пристально взглянул на меня. Попробовал его ободрить:
   - Не волнуйся, папа! Мне хватит и одного дня! Я так давно мечтал увидеть мир, какой он есть... Даже если на один лишь день - это бесценный подарок богов!
   Тут всё понял и испуганно закрыл рот рукой: вчера мне встретился настоящий ками! Значит, они существуют! И раз уж есть божества, то должны существовать и другие духи, боги и существа!
   - Ты... Он сам сказал, как его зовут? - взволнованно уточнил отец.
   - Да, он представился как Сироиси... А ты... что-то знаешь о нём?
   - Я боюсь тебе об этом рассказывать. Дети не умеют хранить обещания. Если же ты кому-то проболтаешься, то не только ты, но и вся наша семья может пострадать.
   Вцепился в его руку:
   - Отец, расскажи! Умоляю! Клянусь, я никому не скажу! Я лучше себе язык откушу или зарежусь как самурай! То есть, не как самураи, но точно зарежусь!
   Мужчина помрачнел.
   - Как самурай, значит? Следил бы за своими словами, дурачина! Если подобные слова от крестьянина услышит настоящий воин - ты лишишься головы.
   - Отец, расскажи! Клянусь тебе, как мужчина, что буду молчать!
   - Я просто о тебе волнуюсь, глупышка! - он взъерошил мои волосы своей шершавой, сильной ладонью, потом задумчиво произнёс, смотря на встающее солнце, - А впрочем, не понимаю, стоит ли мне молчать? Ведь он сам тебе явился, более того, с подарком, значит, ты его чем-то заинтересовал...
   Отец сел на песок и хлопнул ладонью по берегу около себя. Я торопливо сел, внимательно смотря на лицо родителя.
   - Когда-то мои предки были купцами, довольно-таки богатыми, - мужчина не грустил о недошедшем до нас богатстве, но почему-то не смотрел мне в глаза, - Тогда у нашего родового божества был собственный храм. А теперь мы даже алтарь ему достойный приготовить в доме не можем! Однако он пришёл к тебе и подарил чудо. Может, Сироиси нас простил...
   - Так он - наш удзигами(14)? - вскричал я радостно.
   И получил болезненный подзатыльник от отца.
   - Прости, я более не буду упоминать о нём!
   Отец попросил не напоминать более о том, что мои предки - купцы. Мол, тут нечем гордится. Самое почётное, когда человек - достойный самурай. И мне показалось, что уж слишком омрачилось его лицо при этих словах. Как будто он о чём-то важном умолчал. Но время текло, впереди у меня был только один день, чтобы рассмотреть мир хорошенько, так что я не стал задумываться о странном лице родителя. И побежал по берегу, поднимая тучи мелкого песка, наблюдая, как меняется мир вокруг меня. Целый день я смогу прожить, видя всё вокруг! Это бесценный дар от духа-предка!
  
  (1) Та-но ками: бог рисового поля, один из главных богов земледельческого пантеона.
  (2) Каннуси: синтоистский священнослужитель, посредник между ками и людьми, отвечает за проведение синтоистских ритуалов, праздников, поддерживает синтоистское святилище. Безбрачие у каннуси не практикуется.
  (3) Мацури: синтоистский праздник, в котором происходит общение человека и божества. Основные этапы мацури: тщательная подготовка ко встрече с ками, торжественная встреча божества и общение с ним, проводы ками.
  (4) Ками: синтоистские божества. Ками обладают сверхъестественной силой и управляют судьбами живущих. Однако ками близки к людям в их повседневной жизни: согласно синтоистским представлениям, ками есть не только на небесах, но и везде на земле.
  (5) Героя зовут Юуки / Юуки (勇気) - "Смелый" (правда, смелостью с младенчества он не отличался, как и здоровьем, потому его родные стали звать Юки (雪), что означало "снег"). Отсюда же и шутки про Бывшего смелого.
  (6) Мико: жрицы и прорицательницы, принадлежали к шаманскому комплексу синто. Были мико, которые помогали синтоистским священников. Были бродячие мико. Мико выполняли роль медиумов, которые, впадая в транс, передавали людям волю божества.
  
  (7) Сямисэн: японский щипковый трёхструнный музыкальный инструмент. Ближайший европейский аналог сямисэна - лютня. Сямисэн наряду с флейтами хаяси и сякухати, барабаном цудзуми и цитрой кото относится к традиционным музыкальным японским инструментам.
  
  (8) Война Тайра и Минамото (1180-1185) - гражданская война в средневековой Японии, приведшая к установлению первого в истории Японии сёгуната.
  
  (9) Битва при Данноура - морской бой, который произошел 25 апреля 1185 года[1] на востоке залива Данноура, территории современного города Симоносеки, между войсками родов Тайра и Минамото.
  
  (10) Аматэрасу - божество солнца, верховное божество в японской мифологии. Аматэрасу означает "освещающая небо" или "светящая с неба", но некоторые считают эти слова просто гонорифическим титулом, а само имя божества полагают утраченным. Аматэрасу считается прародительницей императорского рода.
  
  (11) Фундоси: набедренная повязка.
  
  (12) Камэ: черепаха.
  
  (13) Сёгун: человек, на деле управлявший страной (с 1192 года до 1868-го, власть в Японии практически принадлежала именно сёгунам, а император считался главой страны лишь формально.
  
  (14) Удзигами: бог, охраняющий род. Мог быть одним из представителей рода.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"