Аннотация: Ужасно, если отец вдруг притащит в дом вторую жену. Ещё хуже, если молодая разлучница ещё и красива и талантлива. Вот только... есть у неё ещё один страшный секрет.../ Золотое 1-е место на конкурсе "Шпилька-10", номинация 2.
Елена Свительская
Амэноко, Дитя дождя
Каждый раз, когда идёт дождь, я вспоминаю эту историю - и сердце моё тогда наполняют самые противоречивые чувства. Среди них и глубокое восхищение, и непередаваемый страх, и самая тёплая нежность, и ядовитая горечью грусть. Она оставила яркий след в моей памяти, самый яркий из всех. Хотелось бы мне сказать, что она - самый важный человек для меня, но я не могу, так как человеком она не была. Звали её Амэноко, Дитя дождя. И в первый раз мне довелось увидеть её в дождливый день. А впрочем, хватит уже обо мне, да о моих мыслях и чувствах! Мне так хочется хоть кому-нибудь рассказать о ней!
Жил-был когда-то придворный и учёный. Родители нарекли его Хикару, в честь известного принца Хикару Гэндзи. Кто из аристократов не знает о талантливейшем, красивом и умном завоевателе женских сердец из популярного когда-то у аристократов романа "Гэндзи-моногатари"? Разумеется, родители желали сыну лучшей участи. Вырос мальчик - и стал придворным, учёным стал. Но не самым талантливым, так как многовато времени тратил на прелестниц из знатных домов и весёлых кварталов. Женили его рано. Жена скоро родила ему дочь. Симпатичную девчонку. Дорога была сердцу отца мечта отдать дочку служить наследному принцу, так, глядишь, и наследника престола родит. А другой любви кроме как к своим честолюбивым планам, у отца Аюму не было. Да и жена ему быстро прискучила. Тем более, что сына до сих пор не родила, а как же приличному человеку и без наследника?
Шли годы, подрастала единственная дочь учёного... И отец, на дочь глядя, ещё больше невзлюбил жену: не хороша ему казалась Аюму. Вот среди обычных людей хороша, но красавиц-то в Ниппон* хватало, а среди красавиц девчонка была бы так себе. Как такую императору или наследнику в услужение отдать? Да и жёны, наложницы его девчонку засмеют. Там же, во дворце, для потомков солнечной богини самые прекрасные из цветов собраны, ну, кроме тех, которых наглецы сорвать успели! И, нет, чтобы с горя податься с головой в науку - глядишь и вышло бы чего путное - подался аристократ с головой в иные увлечения. Злые языки ворчали, что нет в весёлых кварталах женского изголовья, рядом с которым наш герой не лежал.
Шли годы... Минуло Аюму четырнадцать вёсен - впору уж и о женихах отцу призадуматься. А он всё гнался за чужими улыбками и мимолётной женской красотой. Тем более, что жена его уж и стареть начала, красота её увядать начинала. И однажды, возвращаясь под утро из весёлого квартала, попал наш герой наизлобнейших киотских новостей под страшный дождь. Видно, то небо и кто-то из милостивых богов решили показать, какие реки слёз за все года вытекли из глаз его жены. Ветром и дождём смыло слуг Хикару по разным улочкам. И остался он под небесным водопадом один, промокший и замёрзший. Брёл, не зная уж куда. Гром раскалывал небо и его голову через уши расколотить вдребезги пытался... Многочисленные красивые одежды вымокли и стали как камни, как ледяные глыбы... Жуткие яркие зловещие молнии безжалостно разрывали на клочки небо... А потом грохотнуло да полыхнуло так, что он повалился на колени, закрывая уши, полуослепнув от вспышки гнева небесных богов. И казалось ему, что сейчас поразит и его небесный огонь - и всё. А ведь он ещё к той новенькой из весёлого квартала ни разу не заглянул, как тут помирать-то? Новый порыв чудовищного ветра шваркнул его лицом в грязь, распластал по дороге. А когда поднялся трясущийся Хикару, то решил, будто свихнулся от пережитого.
Она медленно шла по мокрой дороге, шлёпая деревянными сандалиями. Многочисленные кимоно её вымокли, обтянули хрупкую фигуру. Пряди волос выпали из сложной причёски... Длинные, густые волосы, они доставали до земли... Кожа её была белее снега, губы чуть тронуты алой краской, глаза спокойные, словно и не было дикой непогоды вокруг... А какая изящная и обворожительная шея поднималась над воротами многослойных кимоно! Шея, которую высокая, рассыпавшаяся причёска почти не скрывала! Да в руках несла молодая незнакомка ручку от унесённого ветром зонта... Она медленно шла ему навстречу... Очередной громовой раскат прозвучал, а мужчина даже не шелохнулся. Очередной порыв ветра унёс сердце его и память куда-то вдаль...
Конечно, такая красавица просто не могла быть одна... Ну, не настолько ж мужчины слепы? А впрочем, ему тогда подумалось, что всё равно, кто покровитель её: он бы ни сёгуна, ни императора бы не убоялся... Сам настолько ослеп, что не заметил на подоле её нежно-розового, почти белого, верхнего кимоно почти смывшееся пятно крови... да на рукаве её правой руки была кровь... Подошёл, спросил, как такая красавица оказалась одна, позабытая на улице в эту страшную непогоду. Оказалось, шла она проведать больного отца. Не смотря на непогоду пошла, так как совсем плох старик стал в последние дни... От такой преданной дочерней любви восхищением зажглись глаза аристократа, проводить обещал. Да вот как-то спутала непогода всё, сплела когда-то известные улицы в диковинный лабиринт: шли к умирающему старику, а набрели на ворота усадьбы, принадлежащей Хикару. И подумал аристократ, что старик-то всё равно умрёт, а ему ночью уж более ничьи объятия так сердца не обожгут. И пока он смотрел на именную табличку у ворот да придумывал предлог, как увлечь девушку внутрь, не заметил, как она задумчиво облизнула губы, смотря на него. И, недолго думая, боясь упустить прелестную незнакомку, предложил ей погреться в его доме да испить горячего чая. И настороженно замер, взволнованно ожидая ответа. И ответила ему красавица, что страшно продрогла, так что чаша с горячим чаем пришлась бы очень кстати. Разумеется, слуги первым делом не на кухню побежали, а в Северные покои. С рыданиями упала госпожа на своё ложе. Но что поделать-то? Ежели до того обезумел муж, что какую-то девку уже в свой дом приволок, то уж рыдать и на колени падать пред ним бессмысленно. А ещё сердце страх сковал: не родила она ему пока сына. Стало быть, ценности то у неё почти и никакой. Может, он и слушать её не захочет.
Отгремели громовые раскаты, стих чудовищный ветер. А ужаснейший ливень, как ни пытался, Киото с лица земли так и не смыл. Всю ночь провалялась, рыдая, госпожа Северных покоев*. Всю ночь молилась богам в своих покоях несчастная Аюму. Но напрасно. Осталась коварная красотка в их доме. А на вторую ночь испили она и Хикару сакэ из чаш друг друга - и осталась незнакомка в их доме младшей женой. Звали её Амэноко, Дитя дождя...
Дни в Северных покоях поползли как улитки. От постоянных слёз подурнела их госпожа. Заперлась, то рыдала, то богов молила о сыне. Да как тут богам помочь, ежели все ночи проводил обезумевший муж в покоях другой жены? Так бы до старости там просидел, но как-то закапризничала красавица. Захотелось ей новых шелков да гребней в волосы, да и, что уж скромничать, заколок золотых для причёски тоже бы хотелось ей. А поскольку семья мужа богата была не сильно - красавицам очень богатых мужей не бывает, лишь слегка богатые - то оставалось лишь отличиться в учёном рвении или в угождении императору и двору. Страсть как не хотелось Хикару разлучаться с молодой женой, да гневить её не хотелось больше. Никак бросит его? Никак побогаче, покрасивей, да поталантливей найдёт? А ему уж и не жить без неё. И отправился он заслуги да дары добывать.
В тот день рискнула Аюму прокрасться в Южные покои, хоть краем глаза на злодейку посмотреть: мать послала. Надо ж о враге побольше узнать. А там и... и придумать чего? И шепнуть дрянь какую-нибудь злым языкам, а те с удовольствием разнесут. Если в лице изъян, то шепнуть про гадкий вкус супруга. А если хороша, то можно якобы случайно увидеть кавалера, выбирающегося из покоев второй жены. Если муж очень расстроится, то так можно и сына родить... Должны ж быть милосердные боги на небесах!
Ни жива ни мертва от страху и собственной дерзости пробралась Аюму в Южные покои. Подглядела из-за ширм, красивых ширм, каких ни в её, ни в материнских покоях никогда не бывало, как подкалывает волосы в высокую причёску молодая женщина. Видать, из торговцев или простых горожан... Лицо... краше и вообразить невозможно. Фигура хрупкая, как у самой прекрасной мечты аристократа. А уж как красиво подобраны кимоно, чьи слои выглядывают друг из-под друга в вороте и в широких рукавах! Сидит перед зеркалом, в полутьме, заслонившись от дневного света дверями из рисовой бумаги и дощечек, при свете светильника, и тень её... тень её... Побелев от ужаса, смотрела словно прикованная Аюму на тень девятихвостой лисы... Ей казалось, что хуже второй жены-красавицы отец ничего и вообразить не может. А наслали боги иль демоны проклятие того хуже: привёл отец в дом злодейку-кицунэ. Да ещё и с девятью хвостами, знать, уже много людей сгубила, от многих врагов научилась сбегать.
- Что стоишь за ширмой, словно чужая? - спросила вдруг лисица-оборотень, - Заходи.
И вместо тени звериной тень стала как у человека. Убежать захотелось Аюму, далеко-далеко убежать. Да только если убежит, вдруг это чудовище убьёт её мать? Печень выгрызет или заморит злыми чарами, будто та сама занемогла и от болезни скончалась? А если вдруг выпустит, то убежит Аюму с матерью. Хоть в монастырь. Или же, пока слопает чудище дочку, у матери будет хоть чуток времени убежать? И потому, потупившись, подошла девушка к страшной разлучнице.
- Говорил мне любезный супруг, что есть у госпожи из Северных покоев дочь, - мягко, красивым голосом промолвила кицунэ. - Ты ли это? - и лицо её казалось добрым и участливым.
Не сразу двинулась с места Аюму - как-то окаменели ноги вдруг.
- А хороша, - сказала задумчиво лисица, - Хороша, да только слишком просто одета.
Поднялась грациозно, к ларцам подплыла... молча сидела Аюму, потупившись. И вдруг легло на колени что-то лёгкое, нежное... три шёлковых кимоно диковинных оттенков.
- А отцом твоим займусь, не волнуйся, - проворковала Амэноко, - Не дело так дочку вниманием обделять. Небось, и женихов толковых ещё не нашёл?
- Нет, - пролепетала Аюму.
- Ну, я ему устрою, лентяю! Ох, я ему устрою! Так, давай-ка, переоденься, я отвернусь. И причёску мы тебе наколдуем...
И не посмела девушка воспротивиться...
Спустя пару часов или три плыли по улицам Киото две ослепительных красавицы: постарше и совсем ещё девочка. Проплыли по всем хорошим лавкам, оставив за собой ароматы изысканнейших духов... Пара юношей и старик один едва шеи себе не свернули, оглядываясь.
- Замечательно идёшь, замечательно, - прошептала Амэноко на ухо Аюму, - Быстро учишься, умница. И помни: ничто так не зажигает сердца мужчин, как наша недоступность, что бы они за бред там ни несли про то, что женщины должны быть добрыми и отзывчивыми... Если наши сердца быстро растают, то их - заледенеют вмиг...
Словом, прибрала к своим рукам Аюму госпожа из Южных покоев. Мол, надо дочку любезного супруга к замужеству подготовить, а то, уж прости, мой драгоценный и нежный, прости за злой язык, но что-то мать малышки не сильно старается... А что матери настоящей сделать против красивейшей разлучницы? Вот хотя бы свою девочку в добрые руки пристроить: и занялась госпожа из Северных покоев собиранием сведений про лучших местных женихов. Что ни говори, а хоть какое-то развлечение. Амэноко одобрила и "целиком вверилась опыту и мудрости старшей жены". В головах слуг в который уж раз закипели пылкие расчёты, с кем из двух жён надобно быть вежливее и угодливее. Хикару, перегруженный возросшими потребностями дражайшей своей прелестницы, с удесятерённым рвением погрузился в учёно-служебные заботы. Он бы не прочь почаще ночи дома проводить, да, что уж таить, и вечера, и дни, но страшнее надутых губок любимой женщины в мире никогда не было ничего. Но, между нами говоря, вот тут-то и вышел толк из учёного и императорского служащего. Служебное рвение, оно к всякому делу полезно...
Быстро полгода прошло. Аюму научилась дивно наряжаться. И уже было во что. Отец её успехов в науке достиг, да расположения наследного принца. Придирчивая старшая жена наконец-то отобрала с десяток самых подходящих кавалеров. И наследника престола хотела в список включить, да передала Амэноко через слуг, что красивые мужчины, да ещё и принцы, на женщин падки, практичнее жениха попроще выбирать. И жену любить будет крепче, и меньше риск, что соперниц заведёт. Любила старшая жена свою дочурку, потому нашептала служанке, что не дело искать самого красивого жениха, надо просто знатного и доброго. Как бы случайно, по пустяку сказала служанке. На том жёны и порешили. А, сказать надобно, что коварная лисица была хороша и в игре в го, и в игре на многих музыкальных инструментах. А Аюму, начавшая мечтать о лучшей доле, училась прилежно. Амэноко частенько ей повторяла:
- Я когда-то была на одном собрании. И видела женщину уже почтенных лет, играющую на музыкальном инструменте и поющую. Ещё я видела женщину средних лет, некрасивую, но читавшую свои стихи так, что аж дух захватывало. И тогда я поняла, что у женщины в любом возрасте есть возможность быть красивой.
И хотя Аюму прекрасно помнила, кто пробрался в их дом под видом красивой женщины, однако же понимала, что мудрости у лисицы хватает. Или практичности - как хотите назовите, а пользы не убавится. Ещё и заметила она: мать её ничему новому не училась, теряла со временем красоту всё больше и больше, а кицунэ частенько новое изобретала, частенько новому училась, совершенствовалась в известных ей искусствах. И задумалась девушка, что полезней: просто быть верной, заботливой и нежной женой или, помимо перечисленного, стремиться постоянно становится краше: по молодости - в нарядах, а далее - в стихах, песнях, музыке, каллиграфии... Да и в го она роскошно играть научилась, временами одерживала верх над "второй матерью". Амэноко посоветовала ученице заниматься с удвоенным рвением: глядишь, и до того похорошеет, что сердце какого-нибудь придирчивого учёного заберёт. Насовсем заберёт, так как конкуренток будет негусто: придирчивым мужчинам сложно угодить, но уж если сердце отдадут, то до конца жизни можно и не возвращать.
А потом события полетели-закрутились... Вывела как-то младшая жена старшую и дочку по лавкам пройтись. Мол, выбирайте, что хотите, а я попрошу нашего дражайшего супруга всё оплатить - будет ему повод стать ещё талантливее и усерднее. И с той поры, как слуги говорили, случилось Нежданное Хозяйское Перемирие, когда обе жены ходили по лавкам, сколько хотели, да ещё и мужа поделили: пока одной неможется, она его отправляет к другой под видом заботы о другой его верной спутнице. А потом как-то вечером сковало сердце Аюму ледяным ужасом - отец тогда во дворце был - и отчего-то ринулась в покои лисицы. А там на полу сцепились Амэноко да человек с ножом... Подхватила Аюму с полу вазу да швырнула об голову наёмного убийцы. И откуда столько силы вдруг нашлось в хрупких руках? Тот упал без чувств. Дрожащие женщины скрутили его накидкой. Утром, на заре, Хикару испуганный прибежал, нож схватил, рванулся к пленённому. Тот с испугу признался, кто подослал. Оказалось, что не выдержало лютой ненависти сердце госпожи из Северных покоев: вздумала избавиться от соперницы. С тех пор хозяин насовсем позабыл о старшей жене.
На следующей неделе взяла Амэноко с собой Аюму в лавку - мать не пускала, кричала, но дочь от неё отшатнулась, как от змеи. И ушла. По пути тихо спросила Амэноко:
- Зачем же ты кинулась спасать кицунэ, глупая девчонка?
Значит, заметила, но смолчала...
- Просто... вы были со мной добры, - девушка смущённо потупилась.
- Я всю жизнь мечтала о такой дочке, как ты, - со вздохом призналась Амэноко, - О такой смелой и смышлёной.
Но боги вскоре послали ей сына... Красивого, смышлёного малыша...
А потом какие-то воины задолжали торговцам слишком много. Пошли громить лавки... заодно и пару усадеб сожгли... И усадьба Хикару подвернулась им на пути в тот злосчастный день. Амэноко велела старшей жене хватать дочку и её сына и сбегать чёрным ходом. А сама вышла навстречу смутьянам, дерзкая и ослепительно прекрасная... Когда самураи, следившие за порядком в тех окрестностях, подоспели и вырвали её, истерзанную, побитую, и вернули мужу, тот, хотя и отвернулся сначала, но долго обиду за измену не хранил. Всё-таки, любимая жена спасла старшую, не смотря на жестокость той, и честь дочери заодно... С той поры сдружились хозяйская дочь и госпожа из Южных покоев. Накрепко. Так отобрала лисица у старшей жены ещё и сердце дочери...
Не унялась госпожа из Северных покоев: выжигала её изнутри, обжигала ледяная ненависть. Пустила слух о дурном проступке мужа перед государем. Мужа сослали. Юная жена и дочь уехали следом. А старшую, всю в лживых слезах, за мужнюю обиду и предательство, её родители к себе забрали.
Далеко сослали учёного, да только младшая жена с сынишкой, да дочь готовы были последовать за ним. А в то же захолустье был сослан молодой и талантливый учёный. Он как-то раз до того увлёкся чтением древней китайской повести, что не сразу явился во дворец, хотя император требовал явиться немедленно... Несчастье счастьем обернулось: читать молодому мужчине в ссылке было нечего: обиженный император позаботился, чтобы даже мышь с клочком бумаги до ссыльного не проползла, а потому, узнав про соседей-аристократов, учёный вскоре пришёл к ним в гости, с приветом. До того был предан одной лишь литературе с редкими изменами на поэзию, а тут у соседа была красавица и умница дочь, с которой и поговорить приятно, и которая дивно играла на своей бива... И из ссылки, года через три, возвращались уже две счастливых семьи, и у каждой семьи было по сыну...
Десять лет прошло. И однажды занемогла Амэноко, призвала Аюму.
- Я с годами не старею - и скоро это будет подозрения вызывать, - сказала она, - И к тому же, опять позвали меня боги странствий. Скоро я уйду. Помоги мне, прошу.
Заплакала та, но воспротивиться просьбе подруги не осмелилась. Пообещала помочь.
- Спасибо, Аюму, - улыбнулась кицунэ, - Если мне и жаль чего-то, то только разлуки с тобой. Я всегда мечтала иметь такую дочку, как ты. Ты мне ещё при первой встрече двадцать лет назад приглянулась.
И тут Аюму вспомнила, что и прежде видела её, в дождливый день, когда мать послала в храм. Тогда Аюму попала под дождь и плакала на мосту. Там же остановилась плачущая красавица.
"Отчего вы плачете?" - спросила девочка.
"Много лет назад, в этот же день, утопилась моя подруга" - грустно ответила Амэноко.
"Из-за разбитого сердца?"
"А отчего ещё?"
И они долго молчали, а дождь смывал их слёзы.
"Ненавижу мужчин" - сказала вдруг незнакомка.
Девочка вспомнила о маме и, насупившись, ответила:
"И я тоже!".
Тогда Амэноко вдруг расхохоталась и спросила:
"А ты-то за что, дитя?"
И "смерть" её пришлась на очередной дождливый день, когда супруг был в отъезде... Аюму никому не сказала, что гроб закопали пустой. Просто такова была воля умиравшей. Хикару как узнал, упал ниц и зарыдал. После ушёл в науки с головой. И тогда-то стал поистине выдающимся учёным...
Каждый раз, когда идёт дождь, я вспоминаю эту историю - и сердце моё тогда наполняют самые противоречивые чувства. Среди них и глубокое восхищение, и непередаваемый страх, и самая тёплая нежность, и ядовитая горечью грусть. Она оставила яркий след в моей памяти, самый яркий из всех. Хотелось бы мне сказать, что она - самый важный человек для меня, но я не могу, так как человеком она не была. Звали её Амэноко, Дитя дождя. И в первый раз мне довелось увидеть её в дождливый день.
Амэноко... твой мальчик уже подрос... он очень смышлёный и красивый... в уме он может сравниться лишь с моим, а в красоте - ни с кем не сравнится. И до сих пор я вздрагиваю каждый раз, когда начинается дождь. Я отодвигаю дверь, оклеенную рисовой бумагой, и выхожу на крыльцо. Я смотрю на дождь, долго-долго, если рядом нету моего заботливого и преданного супруга. Я всё ещё надеюсь, что однажды в потоке струй я хотя бы на миг увижу твой силуэт... или твою улыбку... Амэноко, Дитя дождя, я люблю тебя всем сердцем! Я по-прежнему очень хочу хотя бы раз ещё увидеть тебя... мою прекрасную, ослепительную, дерзкую, добрую, заботливую... и самую лучшую мою подругу!..