Я проснулся от грохота и падавшей на меня штукатурки.
- Тьфу! - мне удалось сплюнуть заскрипевший на зубах мелом и песком кусок. Грязная слюна украсила папину ночную рубашку - перепуганные родители стояли в дверях моей комнатушки и пялились на прогуливавшегося по потолку мамонта.
- Ооо! - этот звук издала мама.
- Наверное, он заболел, - подал голос папа.
Родители нехорошо посмотрели на меня, и я понял, что мне суждено на какое-то время попасть в больницу. Поэтому, позвольте кратко ввести вас в курс дела: кто я такой и что за мамонт ходит по потолку.
Имени я вам не скажу - если проживу достаточно долго, то вы его узнаете сами. Просто знайте: я мальчик, мне восемь лет и я восьмой сын моих бездетных родителей.
- Ой! - (родительская рука схватила малолетнего героя за шкирку и выкинула через иллюминатор за борт).
"Ха! - подумал герой, находящийся в свободном падении с высоты трех тысяч метров над землей, - С мамонтом им придется повозиться..."
* * *
Я опять проснулся от грохота и падавшей на меня штукатурки. От пыли у меня защекотало в носу:
- Тьфу! Апчхи! - слюни, пополам с песком и известью, безобразным пятном расплылись по халату доктора.
- Он совсем плох, - прошептала, утирая слезы, огромная медсестра в заляпанном свежей кровью халате.
- Хмм, - доктор брезгливо оттянул заплеванную ткань халата и глубокомысленно произнес, воздев к потолку палец, - только важно решить, кто из них болен.
- Апчхи! - намекнул я этим тупицам.
- Ага! - доктор поднял вверх мою загипсованную руку.
Не знаю, что он хотел этим сказать, так как в тот момент для меня все закончилось - с потолка рухнул мамонт и придавил мое тело косматой тушей.
- Вот видите, сестра, теперь любому ясно: мамонта надо спасать.
* * *
Я с опаской открыл глаз. Сначала один - правый.
Ни грохота, ни штукатурки, ни мамонта... Странно.
Вторым глазом я действовал более смело: браво распахнул веки и повел зрачком из стороны в сторону. Хм, тоже ничего угрожающего.
Отлично! Теперь я могу продолжить с вами разговор, который так внезапно прервала череда трагических происшествий.
У меня очень интересная жизнь! Мои родители водят караваны. Это очень красивое зрелище, когда по небу белоснежной цепочкой тянутся их воздушные шары. В такие дни папа сидит на бортике корзины флагманского шара и весело палит из пистолета, отпугивая птиц. Птицы для караванщиков беда. Они так и норовят изгваздать чистые купола. По этому поводу мама вечно ворчит - ей приходится стирать шары после путешествия. Я бы на ее месте тоже взвыл, хорошо, что мне не доверяют такое неприятное и грязное дело.
Еще у меня есть семь братьев, которых нет. Впрочем, как нет и меня.
Именем старшего назван наш флагман. Я был совсем крошечным и не помню, как мама вышивала его имя изнаночными нитками по шелку самого большого шара. Она часто вспоминает, как я пускал младенческие пузыри, когда брат выполнил то, ради чего и появился на свет.
Пятерых средних я помню смутно. Зато седьмого мне не забыть никогда. В тот день мама догнала меня возле шкафа и заставила напялить вышитую рубашку.
- У нас сегодня праздник, - сказала она, - у тебя могут быть немытые уши, но красивая рубашка в такой день обязательна!
Мне пришлось подчиниться, хотя я и не понимал что к чему.
Брат у меня был красивый - толстый, с румяными щеками. Его глазки сверкали среди складок. Одним таким глазом он мне подмигнул, когда родители, поднатужившись, взяли его за руки и за ноги, раскачали и скинули за борт. Он даже не крикнул ничего на прощание.
Папа обнял маму и нежно сказал ей:
- Какого замечательного сына у нас никогда не было.
А у меня не стало брата - так я воспринял его исчезновение, только утешать по этому поводу меня никто не стал. Наоборот, я получил от папы крепкий подзатыльник, когда заревел вослед седьмому брату. Три дня меня заставили простоять коленями на горохе - мама думала, что это поможет мне понять, как я был не прав. А на четвертый день у нас появился мамонт. Вернее, мамонтенок появился рядом со мной и отказался отойти от меня хоть на шаг, даже когда папа содрал с него подарочную ленточку. Рассмотреть вывалившуюся из-под широкой ленты карточку никому не удалось, она попросту провалилась в щель флагманской корзины.
- Говорила я тебе - корзинка наша совсем прохудилась, того и гляди сами повыпадаем, - расплакалась мама.
Мамонт мне очень понравился, даже не раздражало, что он везде ходит за мной, наступая на пятки. Папе, вон, пару раз отдавил ноги, за что папа ненавидел моего мамонтенка с каждым днем все больше. Но мама не очень-то слушала папины жалобы, ее волновало то, что я перестал толстеть. За завтраком она силой запихивала в меня жареные сосиски в бизе под карамельным соусом, но я оставался все таким же худеньким и несчастным.
- Не волнуйся так, - утешал маму папа, - когда придет время сбросить балласт, мы выкинем за борт нашего сына и этого его треклятого мамонта.
Мне было жаль мамонтенка. По вечерам я тихонько шептал в его волосатое ухо, как люблю его и что сделаю все-все, чтобы он остался на борту, когда мне придется стать ненужным балластом.
А потом случилось это - мамонт пошел по потолку, за что нас с ним и вышвырнули раньше всякого срока. Я даже не успел прихватить с собою коробку с сокровищами из маминых пуговиц и перочинного ножа.
В коридоре послышался шум, потом я услышал взволнованный мамин голос:
- Что с ним? - Дверь распахнулась, и я увидел доктора, медсестру и родителей. - Неужели нашему мальчику стало лучше?!
Врач что-то загундосил на своей докторской тарабарщине, которая, наверно, была понятна только папе, потому как мама подошла к кровати и заглянула под нее, спросив у медсестры:
- А от мамонта, как вам удалось от него избавиться?
Мама радостно улыбалась, но недолго, потому как следующим в палату вошел мамонт и наступил папе на ногу.
- Да что ж это за напасть! - завопил папа, как только смог сказать что-то не ругательное.
Врач радостно засмеялся и дружелюбно взял папу за пуговицу рубашки:
- Не поверите, интереснейший случай! В нашей практике такого еще не было. Мы будем долго изучать этот феномен, а потом пришлем вам счет!
- Вот еще, - сказала мама, - мы уже обо всем договорились. Этих двоих забесплатно скинут в жерло вулкана. Еще и заплатят нам, как ближайшим родственникам. У них там какое-то исследование ритуалов жертвоприношения и природных явлений.
- Но позвольте! - попытался возразить доктор, но у него не особенно получилось - спорить с моими папой и мамой бесполезно, раз они уже приготовились выкинуть кого-то за борт.
Меня забрали, мамонт ушел из клиники сам, он по-прежнему отказывался отходить от меня хоть на шаг, хотя я и сказал ему, что жерло вулкана для него куда хуже, чем наше падение с воздушного шара. Из нас запросто могут сделать шашлык!
* * *
Исследователи жертвоприношений мне не понравились совсем, как и я им.
- Почему мальчик весь загипсован? С ним совсем плохо? - спросил один дядька с лысой как шар головой.
- Может, вы хотите испортить нам опыт? Ищи потом добровольцев по второму кругу! - у этого дядьки было слишком много волос - они торчали не только на его голове, но и из носа и ушей.
- Будете возражать, - сказала мама тоном, которым командовала папе на абордаж, когда в небе встречались караваны конкурентов, - наш мальчик обойдется вам вдвое дороже!
Исследователи поворчали, но приняли нас с мамонтом, записав в графу "Расходные материалы". Им не очень хорошо жертвовали на их жертвенные эксперименты, так сказал тот, что был сильно лысым.
Каталку со мной повезли в сторону плюющего пеплом вулкана, когда мама крикнула: "Стойте!"
Волосатый задержке не обрадовался. По его словам, с вулканами шутить опасно, особенно когда они спросонок, как-то так.
- Жертва должна быть брошена точно в срок, а мне еще переть эту каталку на гору.
Мама пожала плечами, но не отпустила нас, пока не причесала на моей голове волосы.
- Сами должны понимать - такое ответственное мероприятие. Я не могу позволить своему мальчику предстать на жертвоприношение нечесаным замухрышкой.
На прощание она еще раз провела по моим космам расческой и стерла платочком упавший на мою щеку пепел.
Волосатый экспериментатор выругался - мой мамонт прошелся по его ногам и устремился вперед по тропинке на гору.
* * *
Сам ритуал мне понравился. На волосатом очень красиво смотрелся наряд из разноцветных перьев и набедренной повязки. Перья смешно торчали в волосах на его груди и ногах. Лысый прочитал какую-то бессмыслицу из толстенной книги и "за-про-токо-лировал", так он сказал, все условия опыта, после чего мою каталку столкнули с горки вниз - уступ для ритуала находился выше пышущего жаром и пеплом отверстия. Мамонт бодро затопал рядом, разгоняясь наравне с коляской. Скала под нами заходила ходуном, а потом она закончилась, и мы с мамонтом зависли над огнедышащим жерлом.
- Прощай! - сказал я мохнатому другу и закрыл глаза.
Мамонт протрубил что-то воинственное, а потом мы начали подниматься вверх.
Глаза пришлось открыть.
Прямо надо мной были выпученные и хитрые глазки моего парящего мамонтенка. Его хобот крепко держал меня за распорки гипса. Мы взлетали все выше и выше. Мой мохнатый друг весело болтал в воздухе обращенными к небу ногами...
Надеюсь, что мы больше не встретим моих родителей, было бы жалко потерять такого замечательного друга. А когда мы вырастем, то сможем водить собственные мамонтовые караваны! Ведь толстые мамонты - лучшие летуны на свете. Вы тоже теперь об этом знаете, но прошу: не проговоритесь раньше времени!