Бахревский В. : другие произведения.

Златоборье

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.54*8  Ваша оценка:
  В. Бахревский
  
  Фантастическая сказка
  ЗЛАТОБОРЬЕ
  
   часть первая
  
   ПРОША
  Под утро за макушку Сорочьей сосны зацепилась набитая дождем туча, но в прореху посыпалась пшеница. Никудин Ниоткудович улыбнулся во сне, и тут как раз защекотало в пятках.
  - Проша!
  Проша, фырча и покряхтывая, залез под кровать, уперся в нее спиною, постель взгорбилась, потом ухнула, взгорбилась-ухнула.
  - Уймись! - простонал Никудин Ниоткудович и поднялся - Доволен?
  Проша помалкивал и не показывался. Никудин Ниоткудович умылся, взял ведро и через сени пошел в хлев доить корову Королеву.
  Дворовой по имени Сеня прятался за кадушкой. Запах парного молока был так вкусен, что Сеня высунул язык и шевелил ушами. Королева дала полное ведро, и Дворовой был очень доволен: покой и достаток в хлеву - его забота. Никудин Ниоткудович отлил молочка в глиняную плошку и с ведром в руке распахнул ворота. Королева и солнце вышли друг другу навстречу. Солнце оторвалось от земли, просияло, и тотчас скворец Дразнила вздохнул по-коровьи, стрекотнул по-сорочьи и кукарекнул по-петушиному.
  Петух Петр Петрович обиженно посмотрел на Дразнила, но связываться не пожелал. Солнце, улучив минуту, заползло за тучу, потянулось спросонья и явилось над миром во всем своем сиянии:
  - Доброе утречко! - поздоровался Никудин Ниоткудович с новым днем, с лесом, с лугом, со всем своим кордоном, он был лесник, ответчик за порядок в Златоборье.
   Чай пили из самовара с прошлогодней клюквой, с первым, горчащим одуванчиками, медком.
[]

  - Ну как, Проша? - Никудин Ниоткудович капнул медом на стол.
  Проша оп кадкам, кринкам не лазил, из посуды не лакомился, но до пролитого, оброненного был великий охотник. Космат, не космат, может и космат, лицом и глазками в хозяина, у Никудина Ниоткудовича лицо с морщинками - добринками, а глаза - летние, незабудки с теплом. Лапки у Проши - как игрушечные, не страшные, да и росту он тоже не страшного - с валенок. Про страхи вспомнить здесь в самую пору, потому что Проша был Домовым.
   - Сладок, что ли? - спросил про мед лесник.
   Проша только лапоточком под столом покачал. В окошко вдруг шишкой кинули.
   - Слышишь? - спросил лесник.
  Проша фыркнул и отвернулся. Прильнув к окошку, в избу заглядывал кто-то заросший мхом и такой корявенький, но не знаешь, как и сказать.
  - Хозяин! - обрадовался Никудин Ниоткудович, распахивая окошко.- Полезай. Проша, а ты куда?
  Но Проша треснулся с лавки об пол и пропал. "Ревнует меня к Лешему",- вздохнул лесник. За все пятьдесят лет ему ни разу не удавалось посадить за один стол своего Домового и своего Лесовика.
  
   ОБИДЫ
  С Лешим выпили два самовара. Гость на Водяного пожаловался. У Водяного мозги, видимо, заилило, подмыл берег Семиструйного ручья. Уронил в ручей сосну, из одного только озорства перелесок весь затопил. Мох в том перелеске - ласковый, зеленый - Лешачья постель.
  - Насквозь промочил!- жаловался Хозяин Никудину Ниоткудовичу.
  Кругленький тутовик, который был Лешему вместо носа, сморщился вдруг, дернулся, и Леший чихнул. Успев-таки высунуться в окошко. Эхо брякнуло по бору, будто кто пустую банку поддал.
  В это время откуда-то сверху раздалось ужасно превеселое:
  - Пи-чи-хи! Пи-чи-хи! Пи-чи-хи!
  Леший недоуменно воззрился на Никудина Ниоткудовича:
   - Кто это?
   - Скворец!
  Леший покрутил шестипалой рукой нос и, совершенно разобидевшись, спиною вывалился из окна.
  - Почтеннейший! - вскричал ему вослед Никудин Ниоткудович, но Леший уж ломился по лесу, только треск стоял.
  - Эх, Дразнила, Дразнила! - попрекнул лесник скворца.- Обижать легко - мириться трудно.
  Нужно было спешить на Семиструйный ручей - разгородить плотину, построенную Водяным ради шалости. Никудин Ниоткудович взял топор пилу, веревку и тут вспомнил, что сегодня Даша - внучка прибежит бобы сажать. Вздохнул, 30 мая по-старому для лесного народства - день тревожный: змеи свадьбы гуляют.
  ...Водяной уронил в Семиструйный ручей Родимую сосну. Две сотни лет шумела она на ветрах. У Никудина Ниоткудовича слезы так и покатились из глаз.
  - Что же ты наделал, раскоряка болотная?- закричал он на Водяного.
  Тот ни гу-гу, будто его и нет. На воде ни морщинки. Лягушки, и те помалкивают.
  - На пятнадцать бы суток тебя, хулигана!- погрозил лесник болоту строгим пальцем.- Ах, глупость-то, какая! Водяной, а сам себя воды лишает. Вот нагрянут осушители, спустят воду из твоего болота, закукуешь, да поздно будет.
   Снял Никудин Ниоткудович мундир, сапоги - и в воду: Родимую всему Златоборью сосну на чурки пилить.
  Правду сказать, осушителей Никудин Ниоткудович и сам боялся: загубить лес для них дело скорое. Спрямят ручей, обезводят болото, а там и пожар, и житья лесному народу- никакого.
  
   ДАШИНЫ СТРАСТИ
  Даша с бидоном в руках торопилась к дедушке на кордон. В бидоне у нее были бобы и озимая вода. Воду натопили из снега, залежавшегося в лесном овражке.
  Вымоченные в озимой воде бобы растут не по дням. По часам. У Даши была одна задумочка про бобы, вот она и размечталась. И вдруг! На тропе, на самой середине - куст земляники с красной ягодкой. На обочине еще ягода. За ореховым кустом еще. Под березой, возле коровьего копытца, за канавою... У Лешего одна шутка - человека с дороги увести. Чем страшнее, тем Лешему веселей. Спохватилась Даша, куда это она забрела? Справа, крапива стеной, позади ельник, такой тесный, что меж елок не просунешься.
   Слева черное болото, кочки даже на вид ненадежные. И только впереди изумрудный ласковый мох. Над мхами камни: черный, белый, красный.
   Вдруг по крапиве шорохи пошли. Там шуршит, здесь шуршит, у самых ног шуршит. Даша скок на черный камень. Смотрит - змеи колесом идут. Вокруг ее черного камня гадюки хороводят. Шипят, жала трепещут. Перепрыгнула Даша на белый камень. А вокруг камня свое веселье. Тут и полозы, и медянки, и такой удав вокруг камня обвился, что камень дрожит, шевелится. Даша - на красный, на самый большой камень. И здесь гулянье. Да только не змеиное, а ужиное. Успокоилась Даша. Златоголовый уж гадюку близко не подпустит.
  Смотрит Даша: гадюки в саночки садятся, вместо лошадей у них мыши серые. Свистнули гадюки по-гадючьи, и умчался их поезд через жгучую крапиву. Отправился поезд и от белого камня. Этот тянули горностайки, и ушел он в частый ельник. От красного камня на красавицах выдрах ужиная свадьба покатила в болото.
  Смотрит Даша на черном камне черный перстенек, на белом серебряный, на красном - медный. Не тронула перстеньков девочка, помнила мамино строгое правило: не тобой положено, не тобой возьмется. Заторопилась Даша прочь от змеиного места - по зеленым мхам. Сначала посуху, а потом под ногами захлюпало, зачавкало. Забралась Даша в болото. Тут ее еще один шутник поджидал. Когда Водяной хохочет, вода пузырится. Стоит Даша на коряге, а кругом пузырьки снизу вверх цепочками взлетают.
   И как что-то забарахтается, как захлопает на островке, где осина дрожмя дрожит.
  - Что же это я, лесникова внучка, в лесу путаю?- смутилась Даша. - Куда меня страх загнал? Дедушкина сторожка окнами к озеру стоит, а болото уж за озером. Вон какой крюк сделала.
  Не успела сообразить, куда ей дальше идти, как перед корягой пузырь вспучился. Да все круглей, круглей. А в пузыре космы нечесаные, раки зеленые вместо щек, ракушки вместо губ, в глазищах не зрачки - медведки косматенькие.
[]

  - МА-мА!
  Сиганула Даша над пузырем на остров, где барахталось, а ей крыльями по голове, да еще дурным голосом завопило. Смотрит Даша: в осоке дедушкина лодка, что в половодье пропала. Весла на месте. Даша в лодку, толкнула веслом, и прощай остров Дрожащей осины! Через осоку , по кувшинкам, выгребла на протоку, на чистую воду... Вздохнула наконец. И тут - ах, смешная! Из-под передней скамьи выскочила куница. Забежала на самый нос лодки, туда-сюда головой вертит: человек вот он - страшно, и вода кругом - тоже страшно. Так и плыла Даша с куницей и приплыла к Семиструйному ручью. Никудина Ниоткудовича здесь уже не было. Он разгородил плотину и пошел встречать внучку. Пристала Даша к берегу, куница скакнула и была такова. А девочке не до куницы - вместо Родимой сосны корни, как огромный паук, да распиленные дедушкой чурки. Прибежала Даша в сторожку, а дедушки нет. То ли в лесничество ушел о сосне рассказывать, то ли расстроился и по лесу бродит.
  Первым делом пошла в огород и посадила грядку бобов, а один бобок, самый крупный, принесла в строжку и бросила в подполье. Это и была ее тайная задумка. Хотелось Даше, чтоб бобовый росток принялся, как в сказке, расти, и чтоб пол пророс, и крышу, чтоб до самого неба достал. Нравилось ей сказкам верить, а в сказках бобок вырос так высоко, что хозяин избы к солнцу в гости ходил.
  Дедушки все нет и нет. Решила Даша прибрать в сторожке. Наклонилась веник взять, а он из-под руки вывернулся и пошел ходить по полу, пыль взметая. Даша попятилась, толкнула дверь, а в дверях ступа стоит, и пестик сам собою толчет в ступе воду. Брызги так и летят. Даша на дедушкину постель, одеялом с головой укрылась. Да только чувствует, кровать поднимается, да и полетела, об углы стукаясь. Даша не кричит, помалкивает.
[]

  О чудесах дедушкиной сторожки она немного знала. Но чтоб на кровати летать, да среди бела дня! Вдруг скрипнула дверь, и кровать тотчас брякнула на все четыре ножки.
  - Так!- сказал дедушка.- Внучку пугать взялись!
  Даша уже выбралась из-под одеяла и храбро улыбалась.
  - Я, дедушка, ничего. Я не очень...испугалась.
  - Ну и молодец, а с этими я ужо побеседую. Как же это мы с тобой разошлись? Тропинка-то одна.
  Рассказала Даша и про ягоды, и про плавание. Дедушка туча-тучей, она его успокаивает:
  - Дедушка, все ведь хорошо кончилось. Даже лодка нашлась. Одну сосну Родимую жалко.
  - Ужо будет им!- пообещал дедушка.- Бобы-то где?
  - Да в грядке сидят.
  - Ах, молодец! Работница наша.
  - Какая же работница.- Даша покосилась на веник, ан кровать, стоявшую посреди избы, и вздохнула.
  -Сей миг все будет на месте,- сказал дедушка.- Пирогами тебя угощу из сушеной черники да черемухи.
  - Пироги долгое дело, дедушка. Печь ведь надо протопить.
  - У кого долгое, да не у нас. Пошли на лужок, цветы проведаем.
  Колокольчики, ромашки, Иван-да-марья, алые часики так тесно окружили их, что ступить было некуда.
  - Это Даша, внучка моя!- говорил цветам Никудин Ниоткудович. - Хорошая девочка, цветов зря не срывает, бобы посадила.
  К дедушке подлетели бабочки, пчелы, шмели. Садились ему на плечи, на бороду. И тут Дашу укусил в ногу муравей. Да пребольно!
  - За что он меня, противный?! - рассердилась Даша.
  - Да ты же норку закрыла!- покачал головою дедушка. - Я бы на твоем месте извинился.
  - Извините, - сказала Даша муравьям.
  - Ладно, пошли пироги есть, - сказал дедушка, вроде-бы не шутил.
  И вот ведь чудо, когда они вошли в избу, все в ней блистало чистотой, стол был накрыт, и на большом блюде попыхивали румяными боками заказанные дедушкой пироги с сушеной черникой и с черемухой.
   Дедушка! - Даша вздохнула. - Дедушка научи меня чудесам.
  - Какой из меня учитель,- развел руками дедушка.- Переселяйся ко мне на лето. Сама всему научишься. Сегодня переночуй дома, а завтра утром собери рюкзак и перебирайся ко мне хоть до первого сентября.
  
   БЕЛЫЙ КОНЬ
   В полночь сел Никудин Ниоткудович под сорочьей сосной. В свистульку глиняную - в коняшку полосатую свистнул, в ладоши хлопнул, посошком о землю пристукнул. И - никого!
  - Стыдно? - спросил Никудин Ниоткудович.- И на том спасибо, что не всю дурь свою перед Дашей выказали. Вот уеду к сыновьям в город - и оставайтесь себе не здоровье. Вместо меня пришлют какого-нибудь... с магнитофоном. Не то что птицы - лягушки сами себя не услышат. На меня разобиделись - меня и пугайте. Даша вас за друзей почитает, за хранителей Златоборья.
  Хоть никто на горькие слова не отзывался, Никудин Ниоткудович знал - слушают. Еще как слушают!
  - Беда ведь, право! - сокрушался лесник. - Одно, может, Златоборье и не тронуто на всем белом свете. Про нас забыли, потому что Проклятое место близко. На мою жизнь хватило счастья - в Златоборье, в Старорусском лесничестве службу служить. О Даше забота. Ей хочу передать Златоборье. Умников боюсь. Один болота осушает, другой сажает лес в степи, а лес обращает в степь. Тому реки не туда текут. Этому море подавай под окошком...
  Замолчал Никудин Ниоткудович. С воды холодом потянуло. И вдруг - щелк, щелк! Соловей! Луна взошла. Поднялся Никудин Ниоткудович с корней Сорочьей сосны и пошел в Златоборье, за песней соловьиной. Во дворец свой никем не строенный, не писанный. Привела песня Никудина Ниоткудовича на болото. И смолкла.
   Словно обнаженные мечи, сверкали под луной острые листья осоки. Из клубящегося тумана то являлись, то исчезали наконечники копий засадного полка - онемевший в безветрии камыш.
  И - капля! Еще капля! Никудин Ниоткудович вздохнул, скосил на звук глаза: Белый Конь!
[]

  Он только что напился воды. С его серебряно-розовых губ падали капли. Конь потянулся головою к луне и пошел, пошел, не тревожа ни камышей, ни воды, ни самого воздуха, - туда, где зияла черная топь. Замер над бездною и все вытягивал жалобно шею, все всматривался в даль и за спину себе. Глаза огромные и в каждом - луна. Потом то ли вскрикнул, то ли всхрапнул, а вышел свист, так змеи болотные свистят. И побежал, вскидывая тонкие складные ноги. Хвост и грива разметались на ветру, вытянулись и , редея на глазах, слились в одно с белым серебром белого тумана.
  "Белый Конь появился - жди новостей", - подумал Никудин Ниоткудович. Белый Конь бродит по земле со времен Батыя. Сшиблись в сече два войска, и одного не стало. Полегло. Конь прошел сквозь сабли и стрелы, да без хозяина в седле. Ловили чудо-коня татары - не дался. На болоте сгинул, да с той поры никак не сыщет поля, где хозяин остался. Никудин Ниоткудович и ясли ставил в лесу, чтоб пшеницей приманить Белого Коня, и стожки с отборною травою - не идет Белый Конь ни к яслям, ни к стожкам. Да и что ему трава, что ему пшеница, когда он лунные блики с воды собирает. И осенило: "Воду-то, однако ж, пьет! Может, Даше бы взяться приручить одичавшую лошадь?"
   Сияя изумрудными перышками, выплыл на чистую воду селезень. Глаза у Никудина Ниоткудовича обрадовались. Он повел ими и всех увидел: лисий выводок в чащобе черемушника, тетерева на толстом суку, белку, повисшую вниз головой на одной задней лапке.
  
   ДРУЖЕСКОЕ РАСПОЛОЖЕНИЕ
   - Ну что ж, дочка!- вздохнула Василиса Никудиновна.- Посидим перед дорогой.
   Никудин Ниоткудович забирал Дашу в Златоборье на все лето, до осени. Деревня Муромка была из горькорусский деревень, брошенная. Ее бы и вовсе снесли, да бульдозер гнать далеко. Из семидесяти домов незабитыми остались только трое. На Еловом краю жили дед Завидкин с бабкой Завидухой, на Березовом - Даша с родителями, за Певун-ручьем - бабушка Погляди - в - Окошко. Никто уже и не знал, сколько лет бабушке. Она как отправила на войну семерых сыновей, так и ждет. Участь Муромки решилась сама собой. Дашины родители, намыкавшись в городе по общежитиям, по частным комнатами квартирам, решили вернуться к прочной жизни на родной земле. Теперь Дашин отец был в отъезде. Колхоз продал небольшой трактор, и его надо было пригнать в Муромку. Дашины родители получили в аренду землю и сотню телочек. Скотные дворы от былого хозяйства в Муромке остались крепкие, теплые. Завидкины тоже встрепенулись. Взяли на откорм триста поросят, окликнули на подмогу сыновей с семьями. Ожила Муромка.
   Дверь в избу отворилась сама собой, но дедушки дома не оказалось. Его вызвал в контору лесничий Велимир Велимирович.
   Даша положила на сундук портфель с книжками, сняла с плеч рюкзачок и принялась хозяйствовать. Ну, конечно, сначала надо было вымыть полы. Хотела ведра взять, а они с лавки - на коромысло, коромысло - за дверь. Колодезный журавель обрадовался, заходил, заскрипел - и пырь в колодезь.
   Даша только и успела, что руками развести, а ведра - вот они, до краев полнехоньки. Подоткнула Даша подол, намочила тряпку, а тряпка под кровать да по углам и уж гонит застарелую грязь. Вроде кто-то еще и шепчет:
  - Подберите ножки, барышня.
  Даша на лавку села, помалкивает, поглядывает. Тряпка так и эдак по полу гуляет. От половиц сияние. Как новые!
  - Спасибо! - шепнула Даша неведомо кому и заглянула в печь. А дедушка щи уж заранее спозаранок сварил.
  "Напеку, пожалуй, оладушек!- решила Даша.- Дедушка оладушки любит!".
  Взяла муку сеять, а за сито никак не ухватиться, само туда- сюда ходит. Ковшик уж за водой слетал, яичко над мукой разломилось, солонка посолила, сахарница посахарила. Даша руку мукой не запудрила.
  Дальше - больше. Сковорода - на загнетке шипит, половник тесто разливает, нож оладушки переворачивает. Один румяней другого!
  Взгрустнулось Даше, хотелось быть помощницей дедушке, а как тут поможешь, когда работа сама собой делается. Что там говорить! Ждала чудес в сторожке. Но чудеса должны быть в радость. Села Даша на лавку, смотрит в окошко. А на дворе потемнело, солнце в тучу ушло, гром погромыхивает. Горелым вдруг запахло.
  - Ой!- спохватилась Даша.- А ведь это оладушка пригорел.
  Подбежала к печке, пригорелый оладушек сняла, принялась печь по-своему.. Хорошо у нее получилось. Каждый оладушек - как солнышко. Напекла целую горку.
   Смотрит, а за столом - тихая компания.
[]

  - Здравствуйте! - сказала Даша.- Вот оладушки.- И удивления не выказала.
  - Я Проша,- сказал Проша, почесав лапкой в голове.- Домовой.
  - Я Сеня,- сказал мужичок в рубахе с подпоясочкой.- Дворовый.
  - Я Гуня Гуменник,- фыркнул по-кошачьи, отворачиваясь, ужасно похожий и на чучело и на кота.- Я - злой, - сказал и сконфузился, головой под стол полез.
  -Ну, а я буду - Дуня Кикимора,- молвила косматенькая и не очень-то веселая на вид женщина.
  Даша проворно ставила перед каждым гостем, вернее сказать хозяином, тарелку с оладушками и чашку со сметаной.
  - Кушайте на здоровье,- пригласила Даша и вдруг заметила, что у Проши в лапке подгорелый оладушек.
  - Я поменяю!
  - Мое упущение - мне и есть,- сказал Проша и признался: - Люблю с угольком.
  В это самое время одна ступенька на крыльце пискнула мышкой, другая мяукнула кошкой, третья вздохнула медведем. И за столом - никого, и посуда вся убрана.
  Вошел Никудин Ниоткудович. Внучке обрадовался, а глаза - невеселы.
  - Что, дедушка?
  - Начальство едет. Про Маковеевну прознали.
  - А ты мне Маковеевну покажешь?
  - Пошли.
  - Нет, дедушка. Ты сначала пообедай.
  
   МАКОВЕЕВНА
  За синей поляной перепрыгнули певун-ручей. Прошли через борок из лиственниц, и вот она - Маковеевна. Крыша чуть не до земли, а по крыше с двух сторон маковки, все вверх, вверх, поднимая одна другую и все вместе главный купол, плывущий по облакам.
  - Дедушка!- догадалась и перепугалась Даша. - А ведь Маковеевну, наверное, увезти хотят?!
  - Давно примериваются.
  У Даши реснички захлопали, захлопали...Погладил Никудин Ниоткудович внучку по русой голове и шепнул ан ушко:
  - Пошли, что покажу!
   Спустились с горы в лог. И - о чудо! Еще одна Маковеевна. Золотая от молодости.
  - Дерево, Даша, как человек. И молодо бывает, и зрело. Старость ему тоже ведома. Нынешнюю Маковеевну мой прадедушка с сыновьями поставили на месте стариной Маковеевны. Бревно в бревно. Пришел и мой черед потрудиться. Увезут Маковеевну, а мы ее опять на место, на радость Златоборью.
   По дороге домой Никудин Ниоткудович и Даша опять постояли над погубленными колокольчиками. Будто копытом срезано.
  - Не может же лошадь по воздуху летать!- возразила Даша.
  - Так-то оно так,- согласился дедушка и рассказал внучке про Белого Коня.
  - А нельзя ли его приручить? - спросила Даша.
  Никудин Ниоткудович только вздохнул, и тут...То был зовущий, печальный, тревожный голос коровы Королевы. Королева трясла головой, рыла копытом землю и не хотела идти в хлев.
  - Принеси ей оладушек с солью,- сказал Даше Никудин Ниоткудович.
  Королева вкусное угощение взяла, нов огромных ее глазах стояли слезы.
  - Да что это с тобой?- встревожился Никудин Ниоткудович.
  Поглаживая Королеву, он завел ее в хлев. Даша принесла ведро, села подоить корову, но молока не было.
  - Вот оно что!- сказал Никудин Ниоткудович.- Выдоили нашу Королеву.
  - Леший?- испугалась Даша.
  Дедушка совсем огорчился:
  - Зачем винить виновного? Это дело нечистых рук.
  - Дедушка, можно я постерегу Королеву?
  Никудин Ниоткудович подумал-подумал и согласился.
  - Постереги, Даша. С Королевой ты скоро Златоборье узнаешь.
  
   АЛТЫРЬ-КАМЕНЬ
  Даша проснулась от испуга, от разбойного крика. Скворец Дразнила сидел ан подоконнике и, топорища крылья, орал что было мочи:
  - Ай-дабаран! Ай-да-баран!
  - Какой баран?- спросила Даша, протирая глаза.
  -Уймись, Дразнила!- не одобрил выходку скворца Никудин Ниоткудович.
  Скворец ангельским голосом вывел чистую высокую ноту и улетел.
  - Какой баран?- опять споросила Даша.
  - Это он лесничего Велимира Велимировича передразнивает. В прошлом году приезжал с трубой на звезды смотреть. У вас, говорит, в Златоборье воздух прозрачный. Про звезду Альдебаран все рассказывал, а Дразнила подслушал и переиначил. Я со стыда сгорел. Велимир Велимирович человек солидный, а Дразнила сядет где-нибудь по близости и орет: "Ай да баран!".
  Даша в окошко увидела, что Королева на лугу, молоко и хлеб на столе - молоко выпила, хлебушком закусила. А Никудин Ниоткудович ей сумку подает.
  - Это тебе на полдник. Среди дня я Королеву не дою. Дою утром да вечером. Походи с Королевой, она тебе весь лес покажет.
  Даша хотела спросить, как быть, когда появиться тот, кто корову выдоил. Не спросила. Если дедушка отпускает в лес, значит ему за внучку не боязно.
  - На обратном пути,- сказал Никудин Ниоткудович,- сорви мне цветок сон-травы.
  - А какой он?
  - Королева тебе укажет. Слыхала, Королева?
  Корова мотнула головой и направилась К лесу.Через Золотой бор до Семиструйного ручья прошли торопко. Королева напилась, перешла ручей, продралась напрямки через черёмуху - и вот он, луг.
  А ромашки-то в тот день проспали восход солнца! Глазки от шума вытаращили. Был луг зеленым-зелен, да в единый миг стал белым-бел.
  Корова трудится, молоко наедает, а Даше без дела стыдно. "Щавельку, что ли, набрать?" Принялась травы разглядывать.
  Но тут слепень пристал. Даша от слепня отмахивается, головой вертит: где он? И здравствуйте - второй пожаловал. Пришлось сбежать в тень, под липы. Королеве тоже от слепней достаётся. Хвостом по спине стегает, головой мотает, фыркает.
  - Му-УУУ-у! - застонала вдруг Королева. Хвост трубой и бегом в лес - слепни с оводами доняли. Даша едва поспевала за ней.
  Выбрались они к Чёрному озеру. Посреди того озера стоял белый камень.
  "Уж не Алатырь ли это?" - подумала Даша.
  Алатырь - камень волшебный, а вот каких чудес от него ждать, девочка не знала.Корова успокоилась, легла в тени под лиственницами, а Даша побродила по воде и вдруг проголодалась.
  Достала из сумки большую бутылку молока, яичко, хлеб, пирожки. Разложила снедь на холстинке. А когда вспомнила о Королеве, её и след простыл. Побежала искать. Хорошо, догадалась на озеро посмотреть. Забрела Королева по брюхо в воду, как с блюдечка пьёт. Напротив Ала-тырь-камень. На кита похож. Только белый-белый, словно его каждый день щеткой трут. По впадинам да трещинам - изумрудный мох. Солнце в камне, как по горнице, гуляет. Чудится, что внутри кто-то движется, живёт. Королева напилась, степенно вышла на берег, на пригорок, и сказала:
  - Муу! Даша сначала не поняла.
  - Муу-у! - позвала Королева.
   - Цветы! - вспомнила Даша дедушкин наказ.
  Цветы росли среди берёз. Золотые, мохнатые, как шмели, чаши с ладонь.
  - Наверное, это и есть сон-трава, - решила Даша и сорвала три цветка, потом ещё три и ещё один. Больше жалко было. Дедушка не сказал, сколько ему надо.
  Травка за травкой, по шажку, по другому вышла Даша за Королевой к Маковеевне. На луг с колокольчиками. Солнце уж на закат отправилось. Села Даша посидеть, да прилегла. Её и сморило.
  Приснился Даше колокольчик. Раззвенелся, расшалился. И почему-то вздумалось ему в зеркало поглядеться. Зеркал оказалось великое множество. И в каждом звонил, уменьшаясь и отдаляясь, свой колокольчик. Веселились колокольчики, веселились, да вдруг раздался хруст стекла: по зеркалам ступа топала.
  Проснулась Даша и не поймет: где она, откуда взялись зеркала, что за ступа такая?
  А ступа - вот она! Наяву! Старуха в ступе носатая, косматая.
  Даша раз протерла глаза... Нет, не сон. Мчится по-над лугом Белый Конь, а ступа за ним с боку на бок переваливается. Тяжелая ступа, тряская. Белый Конь играючи от погони уходит.
   Распалилась старуха, пестом оземь стукнула. И вместо ступы явился боров с клыками. Вскочила старуха борову на спину, и задрожала земля от бешеного топота.
[]

  Заметался Белый Конь, так и сыплются из-под копыт со звонами срубленные головки колокольчиков.
   - Королева! - взмолилась Даша. - Спаси Белого Коня.
   - Му-у-у! - замычала Королева на всё Златоборье.
   Остановилась старуха. Одним глазом - на Белого Коня, другим - на корову.К Королеве повернула. Было ли Даше страшно, нет ли - не о себе думала.
  - Не трогай нашу Королеву! - закричала, загораживая корову.
   И что за наваждение? Перед Дашей - бабка Завидуха.
   - Чего? - уж такая глухая.
   - Здравствуйте, бабушка! - поздоровалась Даша.
   - Здравствуй, внученька. Поросёнок у меня убежал, не видела? - И руками притворно всплеснула. - Да вот же он!
   Борова с щетиной и в помине нет, а есть розовый поросёнок. Подол бабкиной юбки жуёт, похрюкивает.
  - Ах, негодник! - осерчала Завидуха. - А ну лети домой!
  Поросёнок тотчас поднялся в воздух, сверкнул на Дашу красными глазками и улетел.
   - Молочка бы попить! - сказала бабка Завидуха.
  Королева копытом землю роет, рога выставила.
   - Пойдёмте к сторожке! - предложила Даша. - Я корову подою, молока процежу.
   - Нужно мне цеженое! Я бы и так обошлась! - рассердилась бабка Завидуха. - Что это у тебя за цветы?
   - Сон-трава.
   - Дурная трава. Брось скорее!
   - Это для дедушки.
  - И дедушка твой травы этой не лучше. Фу! Фу! - И прочь пошла.
   А Даша поскорее погнала Королеву к сторожке. Не оглядываясь. За спиной пищало по-мышиному и скреблось по-крысиному, ветром тянуло холодным, как из погреба Никудин Ниоткудович сон-траве обрадовался.
   - Где насобирала?
   - Напротив Алатырь-камня.
   - Молодец! - похвалил дедушка: - Хороших цветов набрала, сильных. Подоим корову- и за дело.
   - Дедушка, скажи, в 3латоборье Баба Яга водится? - Не хотелось Даше о здешних жителях! Спрашивать, но боялась она за Королеву, за Белого Коня.
  Никудин Ниоткудович улыбнулся.
   - Люби Златоборье таким, какое есть. Ну, а коли что, скажи: "нет тебя в помине и не было". И отстанут.
  
   СОРОКАКОПЫТИЦА
  Даша проснулась среди ночи. И почему-то подумала о Белом Коне. Хотела заспать тревогу, да совсем проснулась. Тихонько встала с постели и увидела кринку молока на столе. Даша, сама не зная зачем, взяла кринку и вышла на крыльцо.
  Над Златоборьем стояла полная луна. Всё успокоилось на земле. Слышно было, как льется Семиструйный ручей, как ворочаются в гнездах непоседливые сороки на Сорочьей сосне. Хвоя сверкала, весь бор сверкал, и всякая трава светилась.
  Даша окончательно пришла в себя и теперь не могла понять, зачем она взяла кринку. Хотела поставить на крыльцо, но тут с озера потянуло сквозняком, и Даше почудилось среди парного летнего тумана скрытное нехорошее движение
   "Молоко мне еще пригодится", - подумала Даша. На всякий случай отворила дверь в сторожку- если кричать-то придётся! - и| пошла через луг, поглядывая под ноги. Молоко из кринки и расплескать недолго.
  Даше было хорошо под такой светлой, ясной луной. Всему Златоборью было хорошо. На тропинку из росной травы вышло семейство ежей и, подняв мордочки, взирало на светило. Даша, чтоб не помешать ежам, обошла их стороной.
  Вдруг совсем где-то близко застонал от вечной своей тоски Белый Конь. Сердце у Даши замерло и встрепенулось. Она прибавила шагу и осторожности! Со сна Даша забыла надеть башмаки и теперь похвалила себя за забывчивость. Босой человек ходит бесшумно.
  Вот он, Семиструйный ручей. Даша затаилась. Ей было слышно как перекатываются по дну песчинки. Но где же Белый Конь? И обмерла! Белый Конь стоял над водою вниз по ручью... в десяти шагах!
  Всё светилось и сияло под полной луной, всё, да только на Белом Коне и лунный свет гас.
  Конь стоял в воздухе, по его телу бежала дрожь, как рябь по ручью. Конь тревожно прядал ушами, тянулся мордой к луне, но у него и на зов не хватило воли. Уронил голову. Может, отражение своё искал у себя под копытами? Отражения не было! Конь наклонился ещё ниже, видимо, пожелал напиться.
  И тогда. Даша опустила в ручей кринку и опрокинула её. Ручей понёс молоко в сторону Белого Коня. Конь потянул забелённую воду в себя и принялся пить.
  И вот тут-то над Дашиной головой ухнуло, как из пустой бочки, и стало темно. Луну закрыла полуночница сова.
  Даша уронила кринку и оглянулась, да как вовремя! Из леса на всех сорока копытах мчалась на неё невероятная, вытянутая, как телеграфный столб, с троящейся мордой, с клыками из ушей, уж такая колдовская свинья, хуже не бывает.
[]

  Даша хотела крикнуть слова, каким учил дедушка, но в голове было пусто.
  - Мама! - пискнула Даша, отступая в воду. И в это мгновение, поднимая фонтаны брызг, мимо неё бросился на свинью Белый Конь. Он ударил чудовище копытами,, отпрыгнул в сторону и ещё ударил.
  Не помня себя, Даша бросилась по лесу к сторожке и очнулась уж под одеялом, дрожа и стуча зубами от испуга и холода.
  Утром Даша без утайки рассказала Никудину Ниоткудовичу о ночном приключении. Дедушка изумился, но тому, о чём Даша и не подумала.
  - Говоришь, Конь брызги поднял?
  - Целую бурю! - воскликнула Даша и прикусила язычок.
  Она вспомнила - Белый Конь разгуливал не по водам, а над водами.
  - Интересные дела! - сказал дедушка, закидывая ружьё за спину.- Ты, Даша, сегодня в избе похозяйничай. За Королеву не беспокойся, я в лесу буду. И вот тебе мой строгий наказ: назубок выучи нашу златоборскую присказку: "Нет тебя в помине и не было".
  И трусцой, трусцой - в ту сторону, где свинья-сороконожка на Дашу кинулась.
  
   СТАРОРУССКОЕ ЛЕСНИЧЕСТВО
  Никудин Ниоткудович сидел за столом и надписывал адрес на конверте.
  - Давай-ка, внучка, поужинаем и отнесём письмо в лесничество. Надо, чтоб письмо поскорее дошло... Очень мне не понравился сороконогий боров.
  - А письмо кому?
  - Ученому человеку Ною Соломонычу. Это, Даша, большой друг Златоборья.
  Они поели и отправились в путь. Лесничий Велимир Велимирович сидел возле открытого окна и пил чай.
  Никудин Ниоткудович и Даша опустили письмо в почтовый ящик и, подумав, дали ещё и телеграмму. Дедушка и внучка отправились было восвояси. Тут их и окликнул Велимир Велимирович.
  - Никулин Ниоткудовнч, заходите чаёвничать!
  - Благодарствую, Велимир Велимирович! Недосуг. У нас Королева недоена.
   - Видите ли, Никудин Ниоткудович, покашливая, начал Велимир Велимирович, - я к вам с просьбой. С весьма необычной просьбой.
  - Недогляд, что ли, у меня? - встревожился лесник. - Вы прямо говорите.
  - Нет! Нет! - всплеснул руками Велимир Велимирович. - Дело в том, что мой друг, замечательный ученый лесовед, отправляется вместе с женою, тоже со степенью, в заграничную поездку набираться опыта. В Канаду, знаете ли... Их сына Антошу берут в прекрасный, на берегу тёплого моря интернат, а он объявил родителям, что сбежит в первый же день. Ситуация совершенно безвыходная. - Друг обратился ко мне, я не смог ему отказать. Но от нас, из лесничества, сбежать тоже можно. У Малашкина место отдаленное, но семеро детей, у Пряхина коровы нет, у Молотилова, наоборот, три коровы, свиньи, кролики...
  - Сколько парню лет-то? - спросил Никудин Ниоткудович.
  - Антоше - одиннадцать... Командировка заканчивается в сентябре.
  - Привозите после Иванова дня, - сказал Никулин Ниоткудович и сконфуженно подёргал усы, - Раньше никак нельзя.
  С тем и распрощались.
  
   БЕСПОКОЙНОЕ СЧАСТЛИВОЕ УТРО
   В грустные дни Даша всё о Белом Коне думала. Где он? Что с ним? Почему его бабка Завидуха ловит? Может, уж и поймала?
   Однажды хорошим утром собралась Даша с Королевой по лугам, по лесам ... Вышла Даша к Алатырь-камню. И опять повиделось ей, что кто-то внутри камня движется,
  живет. Разглядеть как следует не пришлось. Захрапела лошадь, вздрогнула земля под копытами. Поднимая брызги, мчался по самому краю Чёрного озера Белый Конь. Гнала Коня воронья стая, а на крупе его, вонзив когти, сидел, вертел башкой коршун.
  - Кыш! Кыш! - закричала Даша на птиц.
  Вороны оставили Коня и закружили каруселью над защитницей. Худо бы пришлось, но прибежала Королева, Даша нырнула под брюхо - и вороны её потеряли.
  Вдруг упал с неба сокол. Ударил коршуна в крыло, сшиб в траву. Вскочил коршун на лапы - и бегом, бегом в лес, волоча крыло по земле.
  Оставила Даша Королеву пастись, а сама скорее в сторожку, к дедушке: спасать надо Белого Коня.
  Никудин Ниоткудович сидел за столом. Весь стол перед ним был завален пучками старых трав.
  - Отнеси, пожалуйста, эту склянку с мазью, - дедушка вздохнул и покачал головою, - отнеси, пожалуйста, Матрёне Чембулатовне.
  - А кто это? - удивилась Даша.
  - Та самая, которую поделом прозвали Завидухой.
  - Но, дедушка! - воскликнула Даша. - На Белого Коня опять напали. Дедушка, Белого Коня надо спасать.
  Дедушка отёр ладонями усталое и всё же повеселевшее лицо и спросил:
  - А ты в хлев не заглядывала сегодня?
  - Да нет! - сказала Даша и - за дверь да через сени - в дом Королевы.
  В белёхоньком, в свежерубленом стойле, погрузив голову в полные ясли, стоял высокий, белый, как сахар, шёлковый, с хвостом до земли - Конь. Конь, гуляющий над водами.
  Даша тотчас кинулась к стойлу и, поднявшись на носки, погладила Белого Коня по крутой шее. Конь благодарно мотнул головой, обнюхал Дашино лицо и ткнулся большим розовым носом в Дашин крошечный, облупившийся на солнце.
  
   НАКАЗАНИЕ
  Даше невтерпёж было прокатиться на Белом Копе.
  - Не пойти ли нам на пасеку? - предложил дедушка.
  - Ты иди, дедушка! - схитрила Даша. - А я потом.
  - Хорошо, - согласился Никудин Ниоткудович. - Не забудь только маску надеть. Пчёлы своим делом заняты, но дни у них пошли шумные, роятся.
  Даша еле дождалась, когда за дедушкой дверь затворится. Подождала ещё минуту - и в хлев.
  - Пошли! - Даша погладила Белого Коня по шелковому боку.
  Конь попятился из стойла и вышел на середину хлева. И только теперь Даша увидала, как он высок и могуч.
  - Ты уж подойди, пожалуйста, к порожку!
  Копь снова послушался, но и с порожка сесть Коню на спину не было никакой возможности. На помощь подоспели Проша и Сеня.
  Они взяли Дашу за ноги и стали поднимать. Даша чуть не завизжала от страха. Лапки у обоих были мохнатенькие. До спины Коня Дашины руки достали, но и только. Пришлось его отвести обратно в стойло. Даша поспешила на пасеку.
   Только выскочила в огород: хлоп - под глаз! Хлоп - под другой!
  - Мамочка! - завопила Даша и пустилась наутёк.
  Дедушка услышал крик и поспешил в сторожку. Даша стояла у ведра с водой, мочила носовой платок и прикладывала к лицу. Под обоими глазами набрякала красная опухоль.
  - Искусали твои пчёлы! - всхлипывала Даша.
  - Не пойму с чего?! - удивился дедушка. - Пчёлы одеколона не терпят, духов, но ты ведь не душилась?.. Не любят тёмных помыслов... Но ведь ты не бабка Завидуха... Чем ты пчёлам не угодила?
  Даша повздыхала, повздыхала и призналась:
  - На Коне хотела прокатиться.
  - Во-первых, уздечка нужна. А во-вторых, на Коне-то Белом уж больше семисот пятидесяти лет никто не ездил. Не одичал ли?
   - Конь меня слушает, - сказала Даша.
   - Это хорошо. - Голос у Никудина Ниоткудовича был добрый, он ничуть не сердился на внучку. - Пошли, расчешем ему гриву, почистим шёрстку. Конь ухода требует.
  И они чистили и холили Белого Коня. Мыли, скребли, расплетали спутанные гриву и хвост. От всей этой работы хлев наполнился белым паром, то получили свободу запутавшиеся в густом конском волосе застарелые туманы.
  Белому Коню так нравилась забота, что он пригнулся и положил голову на плечо Никулина Ниоткудовича.
  Никудин Ниоткудович, бормоча ласковые слова, надел на Белого Коня уздечку, и она пришлась ему впору.
  - Вечером попробуем оседлать. Он привык по ночам гулять. Надо найти для Коня доброе русское слово. Скажем - Ивень.
  - А что это?
  - Иней.
  - Правда, дедушка! Ивень! Ивень!
  Даша радовалась, а положение у неё было, хоть плачь. Щёки подрастали не только вниз, но и вверх. Веки набрякли. От глаз остались одни щёлочки.
  "Да! - подумала Даша. - В Зла-тоборье врушкой никак нельзя быть".
  
   СРАЖЕНИЕ С КОЛДУНЬЕЙ
  Луга пламенели разнотравьем. Все бабочки и мотыльки, все жуки и стрекозы, все пчёлы и шмели, все кузнечики и златоглазки ликовали под солнцем.
  Вдруг Конь стал и ударил копытом оземь.
  Луг, окружённый невысоким лесом, был влажный, торфянистый. Посреди луга стояла старая, почерневшая копна сена. Вокруг этой копны, бормоча и вскрикивая, согнувшись в три погибели, кружила бабка Завидуха и огарком лучины чертила колдовские круги. Бабка Завидуха была столь увлечена своим делом, что даже Белого Коня не увидела. Копна сена шевелилась, корчилась, что-то взвизгивало, взрыдывало. Едва концы третьего круга соединились, из копны вышли Серые. Кто они такие, Даша не знала. Рассмотреть хорошенько их было нельзя. Какие-то плоские, зыбкие, прерывистые, словно их ребёнок нарисовал.
  - Ребята-бесенята, козлы и поросята, курята и маслята, улитки и ужи, служите мне несвято, служите, как свинята, не то я вас лопатой, метлою - от души! Шшш! Шшш! Шиш! - пискливым, дребезжащим голосом вскричала бабка Завидуха, и Серые кланялись, становились перед ней на голову, падали на бок.
[]

  - Ты - наша повелительница! - верещали они тонкими голосами! Укажи, кого нам съесть, на кого болезнь навесть.
  - Ребята! - Глаза у бабки Завидухи стали зелёными, как у кошки. - Разберите избу Ннкудинову по брёвнышку. Поймайте его внучку, задайте внучке взбучку! Но главное - словите да приведите Белого Коня, Белого-Пребелого, белей которого не бывает. Повернулись Завидухины ребята к Завидухе спиной и стали перед Дашей и Белым её Конем, как стена, мордами разрисованная.
  - Вот они! - завопила Завидуха. - Цапай их! Цапай!
  Серая, с перекошенными мордами стена заструилась, поплыла, беря Коня и всадницу в кольцо.
  Ивень заржал, встал на дыбы, скакнул!.. И Даша очутилась среди облаков. То были белые громады, и Белый Конь повел их за собою на серую мглу. Мгла стлалась навстречу серым ненастьем. В серых сумерках, словно боевые трубы, завывали пронизывающие до костей ветры. Это был враждебный Златоборью мир, и звуки он рождал враждебные. Даша оглянулась и увидела: из белых громад хлынули свето-ярые лучи. Ослепительно Белое воинство сошлось грудь в грудь с Серым нашествием, небо от неистового напора и противостояния брызнуло звёздами. Белый Конь изогнул шею по-лебединому, скакнул, как стрела с тетивы. Со всех четырёх его копыт сорвались молнии и ударили в самую жуть, где у Серых вместо сердца ворохтался клубок змей. Серое вспыхнуло малиновым, лопнуло, засвистало, и Даша очутилась на лугу перед копной прошлогоднего сена. Глянула в небо - ни единого серого пятнышка, а белая громада далеко на горизонте.
  Бабка Завидуха улыбалась жалкой улыбкой и ещё более жалко кланялась.
  - Какой коняшка хороший! - приговаривала она, подходя всё ближе и ближе. - Дедушкина внучка, дозволь хоть за уздечку подержаться.
  Даша удивилась просьбе. Правду сказать, после небесного сражения она в себя не успела прийти. Да и Завидуха была уж такая немощная...Завидуха подошла совсем близко и вдруг удивилась:
  - А что это у тебя под мышкой? Под мышкой у Даши была полынь от нечистой силы. Даша покраснела:одно дело, когда никто не видит златоборских затей, и совсем другое, когда ты на людях...
  - Это просто так, - сказала Даша неправду, одновременно бросая полынь наземь.И тотчас - храп коня, звериные глаза, морды, несчастье...
  Один волк держал Белого Коня за горло, два других схватили Дашу за ноги. Четвертый волк вцепился Коню в хвост. Пятый вскочил на круп, шестой подлез под брюхо, а седьмой, самый огромный, с кровавой пастью и белыми глазами, сидел на копне и смеялся над глупой девчонкой.
  Даша попыталась вспомнить заклятье, которому ее научил дедушка, и не вспомнила. Ни словечка!
  - Мы пропали! - сорвалось с Дашиного языка.
  - Пропали, - сказал волк на копне человеческим голосом.
   И тогда Даша закричала что было сил:
  - Никудин Ниоткудович! Дее-дуууу-шкаа!
  - Ха-ха! - сказал волн. - Отдавай Коня, не то и тебя сожрём.
  - Де-дуу-шка! - снова закричала
  Даша, и вдруг волки брызнули в стороны, как мыши.Раздался посвист крыльев, стрекот сороки.
  То мчалась по небу стая гусей. Бежал Никудин Ниоткудович и грозно размахивал Актом о нарушении в заповедной зоне.
  Волки-мыши юркнули под копну. Бабка Завидуха, оседлала палку и стремглав умчалась за Певун-ручей.
  
   НОЙ СОЛОМОНОВИЧ
  Сияющий самовар распевал на столе коротенькие, как медвежий хвостик, песенки, и дедушка чаёвничал с незнакомым, удивительно кудрявым человеком. Кудрявые волосы стояли дыбом, кудрявая борода пыхала во все стороны, и только тонкие усы вьюнками загибались в правильные колечки.
  Человек дул в блюдечко и болтал под столом одной ногой.
   - Никудин Ниоткудович! - говорил он шёпотом и, кажется, страшно сокрушаясь. - Никудин Ниоткудович! Ваша сорокакопытица - увы! - не плод природы, народного воображения или, наконец, учёного разума. Увы! Увы! Это плод учёного кощунства. Ваша свинья - мутант. И я, получив телеграмму, прежде всего обзавёлся радиационным счётчиком. От догадок - к делу. Вопрос первый: откуда сие существо могло забрести в Златоборье? Лесник вздохнул.
   - Говорил тут один: из-за болот пришла, из-за трясин, из Проклятого леса.
   - Вот видите! Из Проклятого леса... Уже кое-что! А кто он - источник информации?
   - Да так... - замялся лесник. - В общем, верить можно.
   - До Проклятого леса далеко?
   - Честно скажу, за болота хаживал в детстве, ещё с дедушкой. Провести, однако, проведу,
   - Без вас, Никудин Ниоткудович, я и в трёх соснах заблужусь... Здравствуйте, синеглазка! - воскликнул Ной Соломонович, увидев, что Даша проснулась.
  И весело схлебнул чай до донышка. - Не чччавкать! Не ччавкать! - завопил Дразнила, присаживаясь на подоконник.
   - Я не чавкал, а хлебал! - задиристо возразил Ной Соломонович и вышел за дверь, оставив Дразнилу с носом и с приготовленной на язычке дразнилкой.
  - Гаррражаанин! - рявкнул скворец, потому что и впрямь обиделся:говорящему скворцу положено удивляться. Много ли их на белом свете, говорящих скворцов?
  - Даша! - окликнул внучку дедушка: - Ты вот что, милая...
  Никудин Ниоткудович озабоченно чесал макушку и покусывал ус.
  - Я погляжу и за бором, и за хозяйством. Только скажи, когда ждать обратно.
  - Ты уж и впрямь похозяйствуй, -
  Обрадовался Никудин Ниоткудович.- Тут только ещё одна запятая. К Велимиру Велимировичу нынче приезжает мальчишка, сын учёных лесоводов. Теперь не знаю, как и быть. Ведь он тяжеловоспитуемый.
  - Дедушка! Я за ним на Ивене съезжу.
  - Привезти привезёшь, а ну как он тебя обижать станет? Помыкать, капризничать... Безобразить.
  - Дедушка, а мои друзья? Проша, Сеня, Гуня... Ты сам в Проклятом лесу поосторожней ходи.
  -Да уж поостерегусь, Даша. Мне бы только Ноя Соломоныча удержать. Рисковая голова! Тут дедушка поцеловал внучку троекратно и стал собираться в дорогу.
  Старшие - за болото, за тайной, младшая - в Старорусское лесничество, за гостем. Дразнила - и тот взгрустнул. Сидел на приступочке скворечника и чвиркал по-воробьиному.
  
   часть вторая
  
   АНТОША
  На лесничего Велимира Велимировича жалко было смотреть. Велимир Велимирович стоял у себя в конторе возле своего стола и нервно теребил края шляпы. Его место в деревянном удобном креслице занимал отпрыск учёных лесоводов - Антоша.
  Антоша одну ногу положил на стол, другую - на подлокотник кресла, но вид у него был равнодушно безучастный. И всё-таки это была наглость. Наглость! Наглость! До дрожи, до трясения рук, ног, подбородка наглость! Велимира Велимировича трясло, но ведь не драться же с ребёнком? Ведь Антоше, кажется, двенадцатый всего лишь...
  - Мне пора, - сказал ребенок. - Сбегу через пять минут.
   И поглядел па свои наручные часы.
  - Как это через пять минут? - В голосе у Велимира Велимировича задрожали слезы. - Я твоим маме с папой слово дал...
  - Ты давал - ты и отвечай.
  - Но послушай, пожалуйста. Я тебя в Златоборье собираюсь отвезти. Там озеро. Там корабельный лес.
  - Корабли, дядя, из металлов штампуют... |
  - Мальчик! Но... В Златоборье хорошо. Там... Там есть Леший. Там - Домовой. Честное слово.
  - Всё?
  - Все, - согласился Велимир Велимирович.
  Антоша нажал кнопку магнитофона, это была единственная вещь, с которой он прибил в Старорусское лесничество. Еще раз зевнул и встал. От музыкального грохота во дворе разбегались куры.
   Антоша подошел к окошку, намереваясь сплюнуть, но передумал и сплюнул на пол.
  В это же самое время в окне объявилась лошадиная голова.
  - Свинничает? - перебасив бас-гитару, спросил Ивень.
  - Свинничает, - крикнул что было мочи Велимир Велимирович и тотчас схватился за голову.
   - Здравствуйте, Велимир Велимирович! - тоненько прокричала Даша, объявляясь в окошке вместо лошадиной головы. - Так я его забираю?
  - Пожжжалуйстатаа! - точь-в-точь, как Дразнила, прожужжал лесничий.
  Даша исчезла, опять появилась голова белой лошади, оскалилась, взяла Антошу за шиворот и вытянула вон из конторы. Вместе с магнитофоном.
   Велимир Велимирович высунулся из окна.
   Белый Конь уносил двух всадников под своды торжественных деревьев.Белый Конь скакал так, что деревья уж не мелькали, а слились в два огромных дерева, росших по сторонам дороги.Даша обернулась к седоку, вцепившемуся в её плечи.
  - Не жми так! И музыку выключи!
  Антоша был бы и рад послушаться первый раз в жизни, но руки не слушались.
  - Тсс! Тсс! - прокричала Даша Белому Коню, успокаивая его бег.
  Конь с маха перешёл на иноходь, и вот тогда-то и сверкнули с ближайшей сосны бешеные зелёные глаза. Огромная кошачья лапа просвистала у самого Антошиного уха, и сокрушённый могучим ударом магнитофон полетел, кувыркаясь, в придорожный подлесок, навсегда расставшись с пластмассовой ручкой на ремешке.
  - Мама! - пискнул Антоша и потерял голос.
  Даша втащила гостя по ступеням крыльца в сени, в горницу и только тут оставила в покое. Впрочем, указала на бобовый росток, который вытянулся чуть не до стола:
   - Не наступи!
  Убрала со стола самовар и чашки, забытые дедушкой и Ноем Соломоновичем. Постелила скатерть, села на хозяйское место.
  Антоша стоял посреди горницы, озираясь, ноги и тело после скачки были как деревянные.
   - Что стоишь? - удивилась Даша. Мой руки и садись обедать.
  Девчонка командовала! Однако Антоше есть очень хотелось. По дороге в Старорусское лесничество он затерзал своего провожатого, отказываясь от любой еды. Ночью шоколадками питался.
  "Что ж! Пусть потчует!" - решил |Антоша, собираясь съесть всё, что предложат, и дважды, именно дважды, а то и трижды попросить добавки.
  Антоша болтнул пестиком рукомойника, отёр руки о штаны и сел против девчонки, постукивая ложкой о тарелку. Да всё сильней, сильней.
  И - хлоп! Половник, деревянный, дубовый, с дуршлаг, подскочил со стола и треснул в лоб.
  Девчонка на половник даже внимания не обратила. Она улыбнулась кому-то за спиной у Антоши и разрешила:
  -- Подавайте! Подавайте! Мы ужасно проголодались.
  "Свихнулся я, что ли?"Антоша перетрусил, когда из кухни прилетели и стали посредине стола чугун со щами, горшок с кашей, каравай хлеба, а из подпола водрузились на тарелки солёные грузди, огурчики, кочан квашеной капусты.
  - Начнём со щей, - сказала Даша, чуть подвигая к себе пустую тарелку.
  Половник тотчас черпнул в чугуне, и Дашина тарелка наполнилась. Пахло всё так вкусно, что Антоша даже придвинул тарелку. Половник, на этот раз вежливый и аккуратный, наполнил её до краёв.
  - Этот дом - сторожка лесника, - сообщала между тем Даша.- Моего дедушку зовут Никудин Ниоткудович. Лес, который он охраняет, заповедный - Золотой Бор. Златоборье. Меня зовут Даша.
  - Антон, - сказал Антоша, не замечая, что к нему вернулся голос.
  Всё его внимание занимала танцующая в воздухе кринка с молоком. Кринка прибыла со льда и стала перед Антошей, запотевшая, холодная. Антоша торопливо дохлебал щи, до того захотелось отведать молока и каши, что впервые в жизни его тарелка показала дно.
  "Велимир Велимирович не надул: в Златоборье и Домовой, и Леший... И все это не в прабабкины года, но теперь, вот сейчас. Всё это можно видеть и даже чувствовать", - Антоша потрогал ушибленный лоб.
  Но уступать не желал покорителям его, Антошиной, воли. Папочка с мамочкой - в Канаду, а его - в чащобу...
  Полные чугуны, горшки, кринки летали, а пустую посуду убирать пришлось самим. Даша принялась за мытьё, и Антоша ещё раз осмотрел просторную лесникову избу. Печь, четыре окна кровать. Вдоль стен под окнами лавки. Стол дубовый. Посреди избы росток! Столб в углу.
  "А где я спать буду?" - подумал Антоша.
  - Ты можешь устроиться за печкой, - сказала Даша, - но там тесно. Лучше на печке ложись. Ты ведь никогда не спал на русской печке?
  И объяснила:
  - С лавки упасть можно, а на печи широко. Сны хорошие снятся. Антоше было не по себе. Его подмывало что-нибудь сделать не так. Нашлась волшебница! Поглядел на бобовый росток и - бац по нему ногой. Промазал. Бац! - промазал.
  - Растопчу! - заорал Антоша, подпрыгнул, чтоб хрястнуть росток обеими ногами. И - повис. Повис, как на помочах. И тут его потянуло, потянуло и усадило на печи.
  - Ах, ты уже забрался, - сказала Даша, выходя из-за кухонной занавески. - Я сама на печи спала, но мне теперь на лавке будет удобней. К хозяйству ближе. Я рано встаю: Королеву подоить, кур накормить. Ивеню овса дать, воды.
  Антоша сидел на печи, помалкивая.
  - Я уже убралась, - сказала Даша. - Может, купаться пойдём? На Семиструйный ручей можно, можно на Чёрное озеро.
  - Пошли, куда ближе. - Антоша примерился и спрыгнул.
  - Ты уж в другой раз по лесенке спускайся. Ногу сломаешь, а я этого лечить не умею.
   - Ты мной не командуй! Поняла? - грозно предупредил Антоша.
  Даша немного обиделась, и на Семистручный ручей они шли молча.Платье скинула за ракитой, сразу нырнула. Вынырнула на другом берегу.
  - Что же ты не раздеваешься? - удивилась.
  - Вода у вас пресная, - Антоша сплюнул на воду. - Я к морю привык.
  - А какое оно, море? - спросила Даша.
  - Да вот такое! - по- дурацки высунул язык городской гость, сел на землю и предложил ухмыляясь: - Поплавай, а я погляжу. Уж очень ты на лягушку похожа.
  - А я, может, и есть лягушка! - сказала Даша. - Такие сосны кругом, ручей Семиструйный, а он - как слепой.
  И нырнула, чтоб не слышать обидного ответа. Вынырнула - снова под воду.
  - Ну, я тебя сейчас проучу!
   Антоша схватил Дашино платье, спрятался в кустарнике, а чтобы навести панику на девчонку, хотел завыть по-волчьи, но тут его мягко толкнули в плечо. Обернулся - волк! Волк взял из рук безобразника Дашино платье и вышел на берег ручья.
  - Волчица! - обрадовалась Даша. - Антоша, ты где? Не бойся! Это моя знакомая... А где волчонок?
  Тотчас выскочил на берег и волчонок. Запрыгал вокруг Даши, лизнул в нос. Лёг на спину, приглашая поиграть. Даша оделась, пощекотала волчонку пушистое брюшко.
  - Антоша! Да где же ты? Милая волчица, это он тебя испугался. Ты уйди, пожалуйста, в лес, а я его поищу.
  Волчица улыбнулась, дружески помахала хвостом и исчезла. Тут и Антоша вышел из кустарника с липучкой в руках.
  - Какие красивые цветы! - сказал он, словно ничего и не знал о волках.
  - Красивые, - согласилась Даша. - Нектар так и сочится.
  - Дарю! - Антоша сунул девочке цветок, а сам пошёл к воде и вымыл руки, боялся, что ядовитый.
  Дома гость спросил:
  -Так чем же мне заняться?
  - Дай курам зерна. Напои Ивеня. Со скворцом поговори.
  - Между прочим, - сказал Антоша, - я на твоей тараканьей печи не лягу. Я на кровать лягу, как человек.
  - Кровать дедушкина, - только и сказала Даша.
  Антоша вышел из дому, хлопнув дверью. Вечерело. Золотой Бор на ночь глядя потемнел. Через луг, возвещая о себе мычанием, шла большая красная корова. Даша с хлебом, посыпанным солью, поспешила к ней навстречу.
  - Дура! - сказал Антоша девочке в спину: и так был противен себе, что в ушах зазвенело.
  -Чеп-пуха! - сказали над Антошиной головой. - Саммм дуррра-лей!
  Антоша покрутил головой и увидел скворца. Уж этот-то был не опасен.
  - Голову сверну! - пообещал Антоша Дразниле.
  - Тррррууу! - затрещал, запыхался скворец, исчез, вернулся и уронил на Антошу мохнатую, жгучую гусеницу.
  Спать Антоша улёгся на постели Никулина Ниоткудовича, ухмылялся: чего хочу, то и делаю.
  - Спокойной ночи! - сказала ему Даша и тотчас заснула.
  Антоша тоже на бок повернулся. День у него вышел длинный, второго такого, пожалуй, и не случится: скачка, рысь, волк, невидимые Дашины слуги, говорящий скворец...
   "Будет всё по-моему",-, хмыкнул Антоша и закрыл глаза.
  И только он закрыл глаза, как ему на грудь уселся кто-то тяжелый и лохматый. Ни вздохнуть, ни крикнуть - воздуха нет. Умирая, догадался спустить ноги с кровати, рванулся, сполз на пол. И никакого наваждения! В избе полусвет, дышится хорошо.
   Взял одеяло, подушку, вышел в сени. Лёг на половину одеяла, другой укрылся. Только глаза смежил, кто-то мохнатенький рядом устраивается. Вскочил Антоша, по стене царапается, а двери нет. Отворила ему Даша.
  - Ты что?
  - Так.
  - Спать ложись. На печи.
  Забрался Антоша на печь и только головой подушки коснулся, как приснилось ему, что летит он на белом лебеде по синему, по звёздному небу, а внизу леса, озёра, туманы. И так хорошо на лебедях летать, что и просыпаться жалко.
  
   ПО ЯГОДЫ
   Взяли ребята туесок и лукошко, пошли по землянику. Даша повела гостя к Трем камням. Правду сказать, очень ей хотелось поглядеть, на месте ли три колечка, или их взяли те, кому оставлены были.
  Сначала ягоды смотрели из-под каждого третьего кустика, из-под каждого второго, потом уж из-под каждого. Антоша шагает, как гусь, ничего не видит. И не утерпел:
  - Скоро ли ягоды? Даша засмеялась.
   - Наклони, спинку-то!
  Антоша нагнулся, провёл рукою по листьям, а там как полымя. Тут он сел на землю и начал хватать ягоды двумя руками - и в рот.
  Даша обрадовалась, что Антоша к одной поляне присох. Побежала на камни взглянуть. Черный в тени, красным мхом по макушку зарос, а на белом солнышко гуляет. Ни змей, ни колец...
  Трава у самых ног зашуршала, и Даша увидела медянку.Змейка приподнялась от земли, и девочка увидела: змейка держит медное колечко.
  - Это мне?
  Даша немножко подождала, потом наклонилась и взяла колечко. Померила кольцо на средний палец - мало. На безымянный - мало, а на мизинец - впору. Даша покрутила колечко на пальце. И тут, шумя большими крыльями, спустился на белый камень старый ворон.
  - Привет тебе с вершин золотых сосен! - сказал ворон человеческим голосом. - Я служу медному кольцу, если тот, кто владеет им, служит птицам.
  - Чем же я могу послужить вам?! - испугалась Даша. - Я только в пятый перешла! Я зоологию еще не учила.
  - Будет время, будет срок, будут тысячи дорог. Не таись в глухой тени и себя не обмани. Принимай крылатый дар от летающих Стожар.
  И к Даше слетелось вдруг столько птиц, и так они запели все! Птицы садились на ладони, на плечи, на грудь.
[]

  Даша, смущенная нежданная своим даром, поспешила к Антоше. Тот уже до того обленился, что срывал ягоды ртом, а туесок пуст.
  - А если дедушка с Ноем Соломоновичем сегодня вернуться, чем мы их угостим? - спросила Даша не без обиды.
   "Твоими ягодами", - хотел сказать Антоша, но ему опять не захотелось противничать. Принялся собирать ягоды в туесок.
  
   ОБЕД
   Обедали молоком с земляникой на первое и варениками с земляникой на второе.
  Такого вкусного обеда Антоша ещё не едал. К обеду поспел лесничий Велимир Велимирович. Он приехал проведать Антошу, ужасно обеспокоился, что дети на кордоне предоставлены сами себе, а от угощения всё же не отказался.
  - Странно поступил Никудин Ниоткудович, - вслух размышлял Велимир Велимирович, - Я к вам кого-нибудь из лесников пришлю.
  - Если пришлёте, - вежливым голосом сказал Антоша, - я обязательно сожгу ваш дом. Дотла. Велимир Велимирович проглотил вареник, не прожевав, испугался, но не умер.
  -Мы справляемся с хозяйством, - сказала Даша. - А если что-либо понадобится, я Дразнилу за мамой или за папой пошлю.
  - Что же это за неотложные дела появились у Никудина Ниоткудовича?- снова забеспокоился лесничий.
  - Дедушка повёл Ноя Соломоновича за болото по научным делам, -сказала Даша.
  - Ну, если по научным... - Велимир Велимирович слегка зарделся, ему предстояло задать не очень-то приятный вопрос. - Милая Даша, а что- это за лошадь, на которой ты приезжала в лесничество?
  - Это Ивень.
  - Но для чего Никудину Ниоткудовичу конь? В лесничестве - автопарк! Нам на днях пришлют вездеход на воздушной подушке... Даша, в Златоборье никогда не было подсудных дел, и вот заявление: на кордоне краденая лошадь.
   - Да ведь это же Белый Конь!- вспыхнула Даша. - Белый Конь бродит по земле со времён Батыя.
   - Ты хочешь сказать, что лошадь, на которой ты приезжала в лесничество, привидение?
  - Почему привидение?.. Нет! Сначала да! Конь ходил над водой, как туман. Но я напоила его
  молоком Королевы, и теперь он совершенно живой. - Даша подумала и добавила: -Тёплый...
  - Ну, до сказок ли, милая девочка? Твоего деда обвиняют в том, что он украл колхозную лошадь.
   - Где же здесь колхоз? Это бабка Завидуха написала! Она ловила Белого Коня для своего колдовства.
   Лесничий сурово покачал головой.
  - Даша, ты девочка местная, деревенская. Я тебя прошу не забивать Антоше голову своими сказками. С лошадью мы разберёмся, когда вернётся Никудин Ниоткудович.
   Велимир Велимирович поспешно вышел из-за стола.
  
   ЖЕМЧУЖИНА
  Ребята позавтракали и пошли умыться в трёх ключах. Еще в первом не умылись, а их дождик прихватил. Короткий, с солнцем.
  - Будет урожай, - сказала Даша. - Так мама говорит. Может, пойдем купаться, уж раз вымокли.
  Возле Семиструйного ручья их другой дождик нагнал. Теплый, проливной. До нитки вымочил.
  - Два дождя - нехудой будет урожай, нехудой.
  Развесили они мокрую одежду на кустах, бултыхнулись в воду, в это самое время разразился третий дождь. БАМ-БАМ-БАМ! БАМ-БАМ-БАМ! Пузыри по воде пустил.
  - Три дождя - богатый урожай, - сказала Даша.
   И нырнула. И достала горсть песка со дна. Показала Антоше.
   - Подумаешь, - сказал тот. - Здесь всего - с головкой. Ты достань дно, где трём дядькам с ручками будет.
   - Думаешь, не достану? - Даша подбежала к лодке, села на вёсла. - Садись, на озеро поехали.
   Антоша собрал одежду, и они отправились в плаванье.Солнце жарило, но воздух все ещё пахнул дождями. Лето было всем летам лето!
[]

  Первой нырнула Даша. Солнечные лучи под водою - как струны золотой арфы. Вниз, вниз! Ещё немножко! Цап рукой! И с косицей водорослей - к воздуху.
  - Не до дна! - сказал Антоша.
  - А ты сам попробуй. Тут не только трёх дядек, тут ещё трёх тёток поставить можно.- Даша перевернулась на спину и улеглась на воде не хуже своего дедушки.
  - Отдохну и донырну до дна. Давай вместе.
  - Я ныряю только с ластами и в маске, - сказал Антоша. - Без маски ничего не рассмотришь.
  - Цаца ты городская! - рассердилась Даша. - Я вижу, а ему не видно. Ну ладно! Жди! Даша вытянула руки вверх, перекувыркнулась и ушла под воду.
  Вниз, вниз! Ещё вниз! Ещё! Ещё! Глаза зажмурила, рукой зашарила по чёрному дну. Дно плотное, ухватить нечего. И вдруг кто-то взял её за руку, отвёл в сторону. И пальцы почувствовали ракушку. Большущую!Но - вверх, вверх! Сейчас грудь разорвётся! Мамочка!
   - Фу-у-у! - Как кит, выскочила из воды Даша. - Фу-у-у!
  Тотчас на спину. Замерла. В голове круженье. В глазах синё. Антоша подгрёб, склонился. Даша протянула Антоше ракушку.
   - Смотри, какая! Я таких никогда не видела. С дедушкин лапоть.
  Пока Антоша рассматривал находку, Даша ещё немножко отдохнула, потом взялась за край лодки. Р-ррраз! - и грудью на борт. Ррраз! - и ногу на борт.
  - Вот она я! - Но тотчас её бровки сошлись от возмущения в стрелу: Антоша, силясь, разламывал раковину.
  "Не смей!" - собиралась крикнуть Даша, но не успела.Крррак! - раковина с хрустом разломилась надвое.
   - Что это? - Антоша протянул одну из створок девочке. - Это же, наверное, жемчужина?
  Жемчужина была... вдвое больше скворчиного яйца. А может быть, и втрое.
  -- Эх, ты! Ломала! - Даша одной рукой выхватила у Антоши створку раковины с жемчужиной, а другой толкнула его в грудь.
  Антоша взмахнул руками, еще раз взмахнул и упал за борт.Ушёл под воду... всплыл. И заорал. И стал погружаться.
  Кинув раковину под скамью, нагнулась и успела ухватить Антошу за волосы. Тянула, тянула, пока вся голова не показалась над водою.
  - Больно, - прошептал Антоша синими губами и сделал умоляющие глаза: - Не отпускай.
  Лезть в лодку он отказался, пришлось грести к берегу одним веслом, через приподнятый край. Антоша сначала и твёрдой земле под ногами не поверил. Но как только лодка ткнулась носом в траву, на четвереньках взбежал на берег и закричал, обливаясь слезами:
  - Ты меня утопить хотела! Я милицию позову! Я уйду от вас! Гадкие! Все вы гадкие! Схватил одежду и помчался неведомо куда.
  
   СВИНЬЯ И ПОРОСЕНОК
   Даша спрыгнула в воду, вытянула лодку подальше на берег. Оделась. И только потом нашла под скамейкой начала створки жемчужницы, а потом и саму жемчужину.
  Положила жемчужину на ладонь и не могла себе поверить. Она не могла поверить, что такое нежное, такое светящее можно встретить не в музее, не в кино, а на их Черном озере.
   Душа сжималась и разжималась, словно бабочка складывала и раскладывала крылья. Держать на ладони жемчужину - всё равно, что держать дарницу или облако, в котором скрылась луна.Даша вздрогнула. Почудилось, смотрят! Точь-в-точь как в лесу, когда вышла матёрая волчица с волчонком.
   Даша посмотрела на прибрежные кусты, никого не увидела, но все-таки поспешила домой. Пусть Антоша порадуется жемчужине. Девочки уж и след простыл, когда из-под коряги выбралась бабка Завидуха.
  - Счастливая девчонка! - Злые космы так и топорщились вокруг несчастного от злобы лица. - Будет, будет и на моей улице праздник.
  Бабка треснулась оземь, обернулась чёрной галкой и, ругаясь на весь белый свет, полетела за Певун-ручей, на Еловый край Муромки, к своему свинарнику.
  Антоши дома не оказалось. И на огороде тоже. Сбежал? Но он ведь и впрямь заблудится в лесу.Даша села на Белого Коня и сначала поехала в Муромку, к маме. Мама была возле тёлочек. Даша спрыгнула с Ивеня, обняла маму и завсхлипывала.
   - Антоша сбежал! Где его теперь искать? Заблудится в лесу, а там рысь, волки...
   - Твой Антоша чересчур умный, чтоб заблудиться,- сказала мама.- Перестань слезы лить. Жив он и здоров. У бабки Завидухи в гостях.
   -Как?! - удавилась Даша.
   - Да вот так! Чтоб тебе насолить.
   Лицо у Даши сделалось маленькое от огорчения, потом посуровело, стало совсем суровым и опять помягчало:
   - Я всё-таки очень рада, что он нашелся.
   Мама накормила дочку обедом, и Даша отправилась на Еловый край. Дом Завидкиных - вот он. Антоша возле окна пил малиновый чай с медовыми пряниками.
  - Здравствуй! - Даша чувствовала себя как попрошайка.
  - Мы с тобой сегодня виделись,- ответил Антоша, нехорошо ухмыляясь.
  - Ты прости меня, - сказала Даша. - Я не знала, что ты плохо плаваешь.
  - Я?! Плохо?! - И Антоша запустил в девочку огрызком.
  - Пошли домой, - попросила Даша. - Велимир Велимирович будет недоволен, что ты
  ушёл из Златоборья.
   - Не пойду, - сказал Антоша.- Мне здесь очень хорошо. Мне кровать с периною поставили, с шестью подушками. Меня медовухой поили.
  Мне меч-кладенец подарят. А ты Белого Коня отдавай! Я буду скакать, кипрей рубить. Заросло у вас всё в Златоборье, запустил твой дед-бездельник хороший кордон.
  -Ты говоришь не свои слова! - испугалась девочка. - Антоша, пошли со мной.
  - Шиш! - И Антоша показал два шиша. - Убирайся, дура никудиновская!
   Даша увидела, что за спиной Атоши за занавесками прячутся дед Завидкин и бабка Завидуха.
[]

   - Я тебя спасу! - крикнула бесстрашно Даша.
   - От кого? Я папе напишу, и он все ваше Златоборье отдаст Матрене Чембулатовне.
   - Я тебя спасу! - упрямо прошептала девочка. Антоша услышал и захохотал.
   - Ты себя спаси сначала! Себя!
  За его спиной захихикали и даже, кажется, захрюкали. Даша повернулась и побежала напрямки - к Певун-ручью, чтоб перебрести на мелком месте и скорее домой. Может, дедушка вернулся? Об Антоше Даша так рассуждала:
  "Ничего бы страшного, если бы он перешёл жить к другим людям. Но ведь люди эти - Завидкины! Дня у них не прожил, а говорит уже, как Завидкин".
  Дунул ветер. Принёс запах свинофермы Завидкиных. Свиноферма располагалась в стороне от Муромки, в недостроенном свинарнике. Здание было круглое, просторное. Не достроили его потому, что старый колхоз захирел. Председатели менялись так часто, что их ни по имени-отчеству не знали, ни в лицо. Муромка опустела. Дешевле было забыть о стройке. И о ней забыли.
   Даше почудилось, что свинья хрюкает. Обернулась - она! И поросенок сбоку трусит. Даша сделала вид, что не приметила погони. А сама скорей да скорей, да во всю прыть.
   Сторожка вон ещё где! Глянула Даша через плечо: рысью бежит свинья. Мордой по земле водит, следы Дашины снюхивает. Поросёнок как припустит вдруг со всех поросячьих ног. Даша споткнулась со страха. Но нет, не упала. Бежит уж совсем без памяти. Поросенок под ноги кидается, толкает. Даша треснула его пяткой - заверещал, озлобился, того гляди с ног собьёт. А свинья уже совсем близко. Клыки жёлтые, пена с клыков.
  Бежит Даша, а сама пытается слова дедушкиного заклятья вспомнить, и опять в голове пусто. За колечко медное ухватилась.
   - Ворон, где ты?
  Поотстал топот. Оглянулась Даша, а ворон сел свинье на голову и глаза ей крыльями застит. Но поросёнок опять тут как тут. Наподдал Даше, она кубарем, да руками-то за крыльцо ухватилась. На четвереньках - в сени, дверь на запор!
  
   НОЧЬ
  Даша проснулась среди ночи. Кошка когтями по окну скребла.
  - Отдай жемчужину! Отдай жемчужину! - выла по-кошачьи, но человеческим голосом.
  Даша спросонья поглядела на окно, а там глазища с блюдца фосфорически горят. Горят, но всё равно будто слепые. Свет двумя лунами бродит по сторожке, Дашу ищет.
  Даша голову под одеяло, сверху подушкой закрылась. Рама дрожит, стекло позвякивает, того и гляди - лопнет и рассыплется. Проша с Сеней объявились.
   - Она только пугает, - говорит Проша.- Ей в избу хода нет. Разве что через трубу.
   Только про трубу помянул, умолкла кошка.
   - На крышу прыгнула, - догадался Сеня.
   - В трубу полезет?! - ужаснулась Даша.
   - Тссс! - прошептал Проша и пропал вместе с Сеней.
   В трубе и впрямь заскреблось, зашуршало, что-то ввалилось в дымоход и взревело басом:
   - Мяяяу-уу!
  Через окно было видно, как сыпались искры, синие с зелёным. И тишина. Уж так тихо сделалось, что было слышно: бобовый росток, поскрипывая, прорастает через и потолочные доски.
  Кубарем, обнявшись, прикатились Проша и Сеня, лапки потирают.
  - Мы ей тёмную в трубе устроили!
  И вдруг явственно раздался скрежет зубов в подполье.
  - Крысой обернулась! - охнул Проша. - Чего делать-то?
  Скрежет становился громче да громче, а за окном не светало. Крыса! Мышей Даша не боялась, но крыса-то с кошку, а может, и много больше. Это ведь не совсем обычная крыса.Скрежет зубов был так близок, словно у самого уха рвали и точили несчастное дерево.
  - Ку-кха-кхре-кху-у! - вскричал с насеста самозванец Петрушка - петушок.
  Опять раньше времени, хрипло, второпях, чтоб Петра-то Петровича опередить. А под полом - писк, стон. И тишина. Тишина!
  - Петрушка, голубчик! Золотое горлышко! - Даша готова была выбежать из дома, забраться на насест и подпеть торопыге - нарушителю петушиного этикета. Она заснула тотчас.
  
   МАЛОПРИЯТНОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ
  В дверь барабанили, а Даша спала и улыбалась во сне.Бум! Бум! Бум!Даша открыла глаза, вспомнила ночь и крикнула, ткнув кулачком в сторону двери:
  - Нет тебя в помине и не было!
  Бум! Бум! Бум! - продолжали колотить в дверь.
  - Хозяин!
  Даша спрыгнула с печи, сняла крючок с двери, но в сенях замерла, прислушиваясь.
  - Кто? - спросила она, слыша, как на крыльце тяжело переступают ноги в сапогах.
  - Хозяйка! - обрадовались стучащие. - Отвори, пожалуйста. У нас бумага к леснику.
  Мы мелиораторы.
  - Мелиораторы?! - вскрикнула Даша.
  - Ну да, мелиораторы. От комарья вас избавим.
  - В Златоборье комаров очень мало, - сказала Даша, не торопясь отворить дверь. - Лесника нет.
  - А нам он ни больно нужен. Мы сначала обследуем место, а технику пригоним, может, на следующий год.
  Даша отворила дверь. На крыльце стояли двое, бородатые, с рюкзаками.Даша была рада гостям, хоть они и мелиораторы-осушители. Колдунья не посмеет явиться к дому, где поселились городские взрослые люди.
  Принесла со льда две кринки молока, сливки размешала, чтоб вкуснее пилось.
  - Кушайте.
  Молоко гостям понравилось, и мёд, и чай.После завтрака осушители устраивались. Спать решили на сеновале. Люди они были деловые. Расстелили спальные мешки, взяли инструменты и, не откладывая дела на завтра, отправились на Чёрное озеро.
  Даша места себе не находила. Где же дедушка? Не заблудился ли он в нехожем лесу? Не держит ли его с Ноем Соломоновичем, окружив со всех сторон, коварная топь? Может, им помощь нужна?
  Печали печалями, а хозяйство не ждёт.Для гостей Даша приготовила такой обед, что сама пальчики облизывала.
  Тут воротились из лесу осушители. Разложили на столе карту, обсуждают, что видели.
  - Задача у нас на удивление простая, - сказал один. - Воду из Семиструйного ручья надо отвести в Певун-ручей.
  - Туда же проведём канал из озера, - подхватил другой.- Озеро лежит выше. Удивительно удобное место для мелиорации.
  - Я думаю, надо прорыть два канала.
   - Ишь, размечтался, - сказал второй. - Сначала рельефы надо изучить. Но я с тобой согласен дело стоящее. Работы по осушению Златоборья можно начать уже в этом году, а на следующий - здесь уже пахать будет можно.
  Даша не перенесла такого разговора, вышла в сени, потом в огород.Что же делать? Как помешать осушителям? Потёрла колечко. Прилетел Ворон.
  - Нельзя ли сыскать моего дедушку? - спросила Даша.
  Ворон голову опустил.
  - Прости нас. В Проклятый лес птицы Златоборья не летают. Ты - человек, - сказал
  Ворон. - Думай.
  - Хозяйка! - звали осушители.- Гости обеда заждались. Они были веселые люди.
  - Ах, вас попотчевать?
  
   БЕДНЯГИ
  От борща шёл такой зовущий парок, пышный ноздреватый хлеб лежал такими аппетитными ломтями, что берись за ложку и ешь за обе щеки. Даша ставила сметану, тарелки с солеными груздями, с рыжиками, огурцы с грядки, укроп, салат, редис.
  - Пиршество! - радовались осушители.
   Один из них, заведя ложку в тарелку, любовался золотисто-рубиновым цветом борща.
   - Такая юная и такая мастерица!- похвалил он Дашу, поднося ложку ко рту:
   - Отведаем.
   Тут рука у него подскочила, и вся полнёхонькая ложка выплеснулась на лицо соседа.
   - Прости, пожалуйста, но меня толкнули, - сказал допустивший неловкость.
   - Сам, наверное, и пошутил.
   - Не такой я осел, чтобы шутить ослиные шутки!
  Обиженный вытер лицо, взял вилку, ткнул ею в рыжик. Рыжик, как из пращи, вылетел из тарелки и залепил обидчику глаз.
   - Квиты, - согласился первый осушитель.
   - Но я не хотел, - стукнул себя в грудь его товарищ.
  Он огорчённо отложил вилку, взял огурец, сунул в рот и замер. Огурец вошёл так плотно, что раскусить его не было никаких сил. Осушитель попробовал пошевелить огурец - стоит намертво. Дернул. Ещё раз дернул, и рука с огурцом со всего маха шмякнула в сметану. Белый густой фонтан обляпал бедного по пояс.
  Другой осушитель, наблюдавший глупейшую эту картину, от хохота завалился навзничь. Лавка тотчас опрокинулась, осушители дрыгнули сапогами, чугун с борщом опрокинулся и ухнул всё своё содержимое на упавших под стол.
  Злые, голодные, осушители отправились на Семиструйный ручей стирать одежду. Они ругались так рьяно, что эхо Златоборья отказалось разносить окрест их грубые речи.
  Что правда, то правда. Осушители - люди с юмором. Эти тоже быстро помирились и теперь только хохотали над своим удивительным застольем.
  Осушитель, который умудрился заляпать себя сметаной, снял рубаху, окунул её в Семиструйный ручей.
  - Хи-хи-хи! Ха-ха-ха! - разнеслось над Семиструйным ручьём.
  Девушки! Красавицы! Устроились на корне Родимой сосны, смотрят на осушителей и смеются. Осушители, приосанились.
  - Позагораем, девушки?
  - Позагораем.
  - Идите к нам!
  - Идём.
  Подплыли девушки ближе и вдруг плеснули русалочьими хвостами в рыбьей чешуе.
[]

  - Ды-ды-ды-ды! - Осушитель, упустивший рубаху, схватил штаны - и бегом. Другой за ним, прихватив один сапог.То-то русалки позабавились.На всё Златоборье хохот их было слышно. Добежали осушители до сторожки. Опамятовались. Назад пошли, за одеждой.
  На Семиструйном ручье тишина, стволы сосен огромные, вода в ручье, как хрусталь, воздух травами пахнет, хвоей. Хоть и не просохла одежда, оделись.
  - Как это понимать? - спрашивает тот, что без рубахи остался, а сам на воду глазами показывает.
  - А так же, как и обед наш.
  - Неужто девчонка колдунья? Она ж пионерка.
  - Давай-ка, друг, пообедаем. Борщ не про нас, но, надеюсь, консервы не подведут.
  Разложили осушители в тени деревьев костерок. Заправили воду тушенкой - вот и суп готов.Черпают полными ложками, а в рот хоть бы капля!Котелок пустеет, а в животе - тигр рычит. Первым не выдержал осушитель без рубашки.
  - Довольно с меня такого хлёбова! Открывай другую банку, руками будем есть. Пусть только кто попробует вырвать хоть кусочек у меня.
  Открыли вторую банку.Протянул осушитель руку к еде, а с дерева между приятелями - рысь. Взяла банку в зубы -и на сосну, а там на другую: только шум по вершинам.
  - Пока вечер не наступил, вещички надо бы собрать - и домой, - догадался тот, что был в рубахе. - Далось нам это болото. Найдём другое.
  - Ну, уж нет! - вскипел его товарищ. - Покуда не поем не пойду.
  - А что же ты поешь?
  - Сделай пару дырок в сгущенке!
  Догадливому товарищу лишь бы из Златоборья убраться, проткнул банку.
   - Пей!
   Осушитель без рубашки голову запрокинул, чтоб молока отведать, и - отведал! Но тут зажужжало что-то, загудело, стало темно: на осушителя с банкой сгущёнки опустился пчелиный рой. Пошевелишься - зажалят. Стоит осушитель, как столб, а другой назад пятками и в сторожку.
  - Девочка! Милая! - Дальше порога ступить не смеет. - Отпусти ты нас, пожалуйста, с миром. За сорок вёрст обходить будем.
   - Ладно, - согласилась Даша. - Но только чтоб за сорок вёрст!
  - За сорок! За сорок!
  Не понравилось Даше, что взрослый человек такой сговорчивый предупредила:
   - Если один из вас только подумает обмануть, оба будете укушены большущим шмелем.
   Осушитель кивал головой и отступал в сени.
  - Отпусти нас!
  - Кто вас держит!
  - А... он?
  Даша посмотрела на столбом стоявшего осушителя.
   - Ему надо банку из руки выронить. - И попросила невидимо кого: - Дуня, пусти веретено. Пчелам в улей пора.
   Прошло десять минут. Какое десять, меньше! Пяти, наверное, не минуло! В Златоборье
   снова был мир, покой, тишина, красота.
   Осушители улепетывали своей дорогой, не оглядываясь.
  
   ПЕРЕВЕРТУШКИ
   Антоша всему Златоборью грозил, но ей было тревожно за него, и она отправилась на Еловый конец Муромки.
  Двери дома Завидкиных были закрыты, окна завешены."Неужели Антоше нравится сидеть взаперти? - подумала Даша. - Что-то здесь не так".
  Решила ждать. Ведь когда-нибудь пойдёт бабка Завидуха к колодцу по воду.Лебеда надёжно скрывала от самых пристальных взглядов. Вдруг завизжал поросёнок,дверь отворилась пошире, и с мешком за плечами из дому вышел дед Завидкин. Семеня ногами, то и дело подкидывая на плече жалобно хрюкающий мешок, дед Завидкин отправился за околицу, в сторону свинофермы.
   Даша, не спуская глаз с дома, поползла по лебеде к Певун-ручью, а там по низине кинулась бегом. Она опередила деда Завидкина.
   Дед Завидкин опростал мешок за жердяной загон, где в лужах и грязи блаженствовали тучные свиньи. Из мешка вывалился поросёнок, тот самый, Даша его узнала, противного.
   Поросёнок тотчас поднялся на задние копытца, пытаясь выскочить на свободу, но он и до второй жерди достать не мог, а между жердями были понатыканы в виде плетня прутья и ветки, и всё больше колючие, с шипами.
   - Не слушаешь умных людей, живи со свиньями! - сказал поросёнку дед Завидкин. -
   Вот тебе мой добрый совет: одумайся! Делай так, как бабка моя велит. Не то в поросятах она тебя оставит.
   Поросёнок захрюкал, заегозил, полез мордой ветки раздвигать.
  - Упрямая скотинка! - Дед Завидкин поднял с земли хворостину и так огрел неслуха, что визгу было, как от сирены.
   -Прося! Прося! Прося! Прося! - подзывала Даша поросёнка.
   Она развела прутья, подрыла лаз под жердью.
   Поросёнок стоял по ту сторону забора, жалобно хрюкал, но близко не подходил.
   - Глупенький! Иди сюда! - упрашивала Даша.
   Она ещё сдвинула несколько прутьев, протиснулась, дотянулась до поросёнка и почесала ему бочок. Тот захрюкал, заморгал глазками и улёгся на землю. Уж очень поросятам нравится, когда их чешут.
  - Бежать надо! - рассердилась Даша. - Бежать, пока сюда Завидкины не пожаловали.
   Она отошла от забора, ещё немного отошла. Поросёнок открыл один глаз, вскочил на копытца, хрюкнул, юркнул под жердь и пустился за Дашей. Поросёнок - не мальчик. Кто поверит, что эта хрюшка - Антоша. Даша вымыла хрюшку в корыте тёплой водой с мылом, но стоило открыть дверь в сени, как хрюшка выскочила,побежала в хлев и тотчас вывалялась в навозе.
  Даша кликнула дружков. Собрались все, но ни Проша с Дуней, ни Сеня, ни Гуня не умели
   поросёнка превратить в мальчика.
   Наступил вечер, пришла из леса Королева. Даша села подоить её, а поросенок тут как тут.
   Поддал и опрокинул свиным своим рылом ведро с молоком. Даша чуть не треснула безобразника, да вовремя вспомнила, что это ведь не совсем поросёнок.
[]

   Принялась додаивать Королеву, а поросенок опять мешает, сует свой мокрый пятачок и в руки, и под башмак. Стало разбирать Дашу сомнение: может, поросенок этот всего лишь поросенок...
   Только призадумалась, а он рыло под ведро - весь удой ушел в землю. Королева голову набычила, изловчилась и поросенка - на рога.
   - Мама! - только и успела крикнуть Даша.
   Поросенок, подброшенный в воздух, кувыркнулся через голову и стал мальчиком.
   - Антоша! - сказала Даша.
   - Даша! - сказал Антоша.
   Как они, и Даша, и Антоша, гладили Королеву! Чем только не угощали! Даша венок ей сплела на рога.
  
   В ПУТЬ
  Их разбудил Велимир Велимирович.
   - Просыпайтесь! Посмотрите, какую машину я получил в городе!
  Машина была круглая, как летающая тарелка.
   - Вездеход! Может и по земле, и по воде. И над водою.
  Положил руки на плечи Даше и Антоше, стал серьезным.
   - Собирайтесь в дорогу.
   - Мы отправляемся на поиски дедушки? - догадалась Даша.
   - Ну почему на поиски? Никудин Ниоткудович прирожденный лесник. В лесу он не заблудиться, с голоду не пропадет, но... - Велимир Велимирович поднял указательный палец. - Но! Экспедиция научная. Ной Соломонович, возможно, собирал коллекцию экспонатов, которую трудно вынести из чащобы. Короче говоря, берите теплую одежду,ночи могут быть холодные - и в путь.
   - А Королева? - спросила Даша упавшим голосом.
   - Я был у твоей мамы. Она позаботиться о корове.
   - В путь! - Антоша уже чувствовал себя командиром пробега.
   - Я подою Королеву и поедем, - сказала Даша. - Вы уж, пожалуйста, подождите меня.
  
   часть третья
  
   ПРОКЛЯТЫЙ ЛЕС
   Шест входил в воду, как в перину. Ряска пружинила. Глубина была до двух метров и до четырех, но вода уже только ютилась между водорослями.Целый день - по ряске, и хоть бы единое оконце.
  Мотор давно уже заглох. Его завалили в лодку, пошли на вёслах, но скоро и весла пришлось сушить. Спасибо, островок попался. Никудин Ниоткудович вырубил целых три шеста, чтоб запас был, и лодка заскользила по ряске, словно по маслу. Проклятый лес, чёрный, как уголь, безмолвный, подрастал и подрастал, ожидая пришельцев.
  Вблизи вздохнули. Лес оказался не таким уж и чёрным. Еловый, тесный. На земле ни травинки - слой отжившей хвои чересчур плотен и толст.
  - Проволока! - разглядел Ной Соломонович.
  Они почти весь день молчали, на умирающую воду человеку больно смотреть. Счастливым и сильным человека сделала вода. Сильная, веселая вода, стремящаяся по руслам в неведомые просторы.
  Ржавая колючая проволока охраняла подступы к Проклятому лесу.
   - Здесь было секретное место, - сказал Никудин Ниоткудович. - Охрану, однако, сняли лет десять - двенадцать тому назад.
  - А что это за секреты? Что в народе говорили?
  - Да говорили, - Никудин Ниоткудович почесал в затылке, поморщилися, поёжился - старые люди о прошлом привыкли помалкивать, - взорвалось тут что-то. Хорошо взорвалось.
   Ной Соломонович поглядел на счетчик рентгенов.
  - Помалкивает.
  - Потому и охрану сняли.
   Высадились на берег, пошли вдоль проволоки. Вот и брешь. Столбы повалились, проволока полопалась.
  - Идём? - спросил Ной Соломонович.
  - Заряжу на всякий случай. - Лесник загнал патроны в оба ствола.
  Пошёл под своды леса уверенно, как у себя в Златоборье. Но лес кругом был другой. Ели огромные, закутанные до вершин в мохнатые сизые лишайники. Хвоя под ногами, как матрас.Впереди вдруг вспыхнуло - жаркое, живое!
  - Лиса! - встрепенулся Никудин Ниоткудович.
  У лисы была умная мордочка, а глазки ещё умнее. Она не испугалась людей, разглядывала с удивлением. Даже лапку забыла опустить на землю.
   - Истая огнянка! Солнышко! - вслух обрадовался Никудин Ниоткудович.
  Голос, словно выстрел, прижал лису к земле. Отпрянула, скакнула, боком и скрылась за деревьями.
  - Никудин Ниоткудович, вы видели?! - Ной Соломонович протер глаза.
  - Видел.
  - У неё два хвоста?!
  - Два.
   Учёный снова внимательно посмотрел на счётчик.
  - Помалкивает, но, значит, было время, когда рентгены здесь порхали, как бабочки.
  Вышли на поляну.Заячья капуста - травка с листьями в копеечку - вымахала с папоротник. На капусте паслись зайцы. Мама, папа, зайчата. И у всех этих зайцев нос был... морковкой.
[]

  - Два хвоста - это ещё можно объяснить, но чтоб любимый овощ стал частью тела? - Ной Соломонович схватился за голову.
  - Смеркается, - сказал Никудин Ниоткудович. - Ночлег надо искать. Впереди белеется, видно, берёзы... Нам надо на открытое место выйти.
  Вышли.Берёзовая рощица, совсем обычная, с трех сторон окружала небольшое озеро, за озером - луга. Одному удивились: под берёзами было красно от гигантских подосиновиков. Шляпки с зонтик.
  Никудин Ниоткудович выбрал место повыше. Он спешил. Ночь уже заслонила восточный край неба.
  - Куда вы так торопитесь? - Ной Соломонович едва поспевал за лесником, и вдруг он вскричал: - Назад! Кобра!
  Никудин Ниоткудович отступил. Осмотрелся.
  - Да вот же! Вот! - показывал учёный на поднявшуюся змею. - И ещё! Да их много!
   Никудин Ниоткудович пощурился-пощурился и сделал шаг... к змеям.
  - Ной Соломонович! А ведь это вроде черви дождевые. Вы поглядите.
  - Да-с, - сказал учёный, отирая платком пот с лица. - Это действительно... Впрочем... Но очень похоже.
  Они поднялись на пригорок.
  - Место сухое, надёжное, - бодро сказал Никудин Ниоткудович, но сердце у него тосковало.
  Не боялся лесник ни страшил, ни звериной злобы, иное томило. Может, с двумя хвостами и удобнее, а всё-таки не по-божески. Плакать хотелось, за тех же дождевых червей.
  - Ной Соломонович, воду во фляжках побережём, - предложил Никудин Ниоткудович. -
  Ты сходи на озеро, а я сухостоя нарублю. Костёр на всю ночь нужен.Разошлись, готовые исполнить каждый своё дело, но примчались друг к другу, взмокшие, с пустыми руками.
  - Они живые! - у Никудина Ниоткудовича на обеих щеках остались дорожки слез.
  - Кто?
  - Деревья. Я - топором, а они стонать. Вместо коры у них кожа.
  - Ноги что-то плохо держат, - сказал Ной Соломонович, садясь на землю. - Вода, знаете ли, тоже... Её нельзя зачерпнуть. Её можно резать, как студень.
  
   СОН ПОД ВЗГЛЯДАМИ
  Небо ещё светилось, но тьма на земле уже стояла вровень с лесами.
  - Не лучше ли переночевать на деревьях? - предложил Ной Соломонович.
  - Я же говорю, у них кожа вместо коры.
  Помолчали. Молчал лес, озеро, луг.
  - Здесь совершенно нет птиц! - вдруг догадался Ной Соломонович.
  - Да ведь и пчёл нет! И бабочек, и комаров!..
  Ной Соломонович достал из рюкзака тёплую шапочку.
   - Что-то холодно.
  - Да уж чайком не погреешься. Ужинать придётся всухомятку.
  - Мне не хочется есть.
  - Тогда будем спать. Утро вечера мудренее.
   - А если?..
  - Я сплю чутко, ружьё заряжено. Расстелили брезент, легли...
  - А ведь такое, пожалуй, похуже конца света, - сказал Никудин Ниоткудович. - Тому, кто устроил это, - морковку бы вместо носа!
  Ной Соломонович повздыхал-повздыхал, но взять под защиту науку не решился. И тогда снова сказал Никудин Ниоткудович:
  - Снесёт ли земля человека...
  Одинокому голосу пусто, когда на многие вёрсты голос один. И хоть бы шорох, дуновение ветра! Ни светлячка, ни звезды...
   Придвинулись друг к другу, от одиночества подальше, от тёмного безмолвия.
  - Спать! - сказал Ной Соломонович.
   - Спать, - согласился Никудин Ниоткудович.
  Они повернулись на бок, и в то же самое мгновение из леса, с озера, с каждой травинки на их брезент, к их телам, в их лица, в их глаза потянулись щупальца мерцающего слабого света.
  Ной Соломонович приподнялся и вертел головой, как птица, не понимая, откуда берётся свет, какова его природа.Никудин Ниоткудович отложил ружьё, которое чуть ли не само кинулось ему в руки.
  - Вроде бы глаза, - сказал он.
  - Глаза у травы?
  - Вам лучше знать, вы человек учёный. - Свет не усиливался и не слабел. - Разглядывают.
  - И вам не страшно, Никудин Ниоткудович?
  - Да ведь не кусают, - вздохнул, зевнул. - Я, пожалуй, спать буду. Намаялся за день с лодкой.
[]

  Лёг и заснул.Бодрствовать одному, когда со всех сторон не только смотрят... но, кажется, дотрагиваются до тебя взглядами? Ной Соломонович зажмурился, лёг и постарался дышать потише. Для науки было бы важным выяснить, что это за светоносное зрение, но как он поведёт себя, глазеющий мир, если поймёт, что его изучают. Ной Соломонович не стал рисковать, так и лежал с зажмуренными глазами, завидуя непробиваемому спокойствию лесника.
  
   ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
   Они пробудились одновременно от добродушного посапывания и причмокивания. Вокруг брезента паслись сорокакопытицы!
  - Никудин Ниоткудович, - тихонько позвал Ной Соломонович.
  - Вижу.
  - Что делать?
  - Спать.
   - Да, спящих они, кажется, не трогают.
   Иные сорокакопытицы подходили к брезенту, разглядывали людей всеми шестью глазами.
   Стадо, кормясь, прошествовало в сторону ельника.
  - Уходим! - вскочил Ной Соломонович.
  - Травоядные звери. Не съедят.
  - Ох! - сказал Ной Соломонович. - Уж очень всё-таки страшны. По останкам не мог определить, что это за существо, и теперь не знаю. То ли гигантская стронгилозома с мордой свиньи, то ли свинья с повадками тропической многоножки?
  - Домой? - спросил Никудин Ниоткудович, складывая брезент.
  - Как домой?! Мы должны обследовать место.
  - У нас всего две фляжки воды, а через ряску надо целый день продираться.
  - Это серьёзно... - согласился учёный, - но за озеро, на луг надо обязательно сходить.
  Можно ведь и налегке, без вещей.Никудин Ниоткудович забросил на плечо ружьё, пристегнул к поясу фляжку.
  - Идём, Ной Соломонович. На луга поглядим, и обратно. До ночи надо быть в лодке.
   Шли берегом озера. Да какого озера! Вода стояла над берегами, как желе.
   - Кувшинки! - обрадовался Никудин Ниоткудович. - Обыкновенные кувшинки.
  Он наклонился над цветком, чтоб рассмотреть получше, но кувшинка вдруг закрутилась волчком и перелетела вместе с ножкой подальше от берега.
   - Вот вам и обыкновенная, - только и сказал Ной Соломонович.
   Разнотравье в лугах пламенело фиолетово-золотисто-розово!
   - Вот они, бабочки! За всю свою жизнь столько не видел! - Никудин Ниоткудович покосился на Ноя Соломоновича. - Или опять подвох?
  Подвох был. Бабочки не улетали. Они не могли улететь. Это их приросшие к стеблям крылья сделали луг праздничным.
  Ступили на жёлтый ковёр, большой, круглый.
  - Что за трава такая? - Ной Соломонович нагнулся, присмотрелся.- Запах чувствуете, Никудин Ниоткудович? Знакомый запах.
   - Одуванчиками пахнет.
   - Одуванчик и есть. Гигантский одуванчик. Какое раздолье для ботаников, зоологов!.. А это что такое?
  Гадкое существо проковыляло и скрылось в траве.
[]

   - Ощипанная куропатка, определил лесник.
   - Вот они, птицы Проклятого леса. Ползающие, безголосые птицы.
   - Может, всё-таки вернёмся?
  - Ещё сто, нет, двести шагов - и назад. Я сам считать буду. Видите слоновьи хоботы из земли и те ажурные беседки? Посмотрим и будем возвращаться.
  Хоботы отливали серебром и склонялись перед пришельцами заученно, как в театре.
  - Так и чудится, что имеешь дело с разумной материей. - Ной Соломонович достал лупу и разглядывал ближайший к нему смиренно склонённый хобот. - По-моему, это какие-то гигантские споры. Очень похоже на грибницу. А это что за лист?
  - Лопух, - определил Никудин Ниоткудович.
  - Под таким лопухом вся ваша сторожка поместится. - Они прошли под лист. - Сухое, опрятное место.
  - Ной Соломонович, - одними губами прошептал лесник, - поглядите, что за нами-то делается!
  Ной Соломонович услышал похрустывание, увидел, что хоботы стремительно разрастаются,загораживая путь ажурной вязью: грибница! Самая настоящая грибница!
   - Вперёд! И бегом! - скомандовал лесник.
  Они рванулись из-под листа, но хода им уже не было.
   - Нас пленили! - чуть ли не обрадовался Ной Соломонович. - Спокойно. В нашем положении нужно быть спокойным и уверенным в себе. Надо же, наконец, разобраться,что это за мир такой.
  
   ЗАТОЧЕНИЕ
   Жизнь под листом была и покойной, и даже сладкой. Медовые муравьи, величиной со спичечный коробок проложили дорогу по стеблю, а вернее сказать, по стволу лопуха вверх и за пределы ажурной решетки. Муравьи, раздутые, как бочонки, сами двигаться не могли, их носили на себе муравьи-работяги. Ной Соломонович научил Никудина Ниоткудовича добывать мёд и всё утешал его:
  - Мёд муравьев питателен и полезен. С голода мы не помрём.
[]

  - А мне и жить-то не больно хочется после Проклятого леса, - сказал лесник. - Коли выберемся отсюда, ни одного учёного в Златоборье не пущу.
  - Никудин Ниоткудович! Это, право, смешно. Хотим ли мы, не хотим, но двадцатый век - торжество науки.
  Лесник схватил пригоршню земли, сунул под нос Ною Соломоновичу.
  - Вот она, твоя наука. Погляди, что она родила! И что ещё родит? За какую вину земля испоганена? Ни рек, ни ключей, ни воздуха... Я просыпаться, бывает, боюсь! Пригонит тучку со стороны большого города, и вода с неба, с самого неба, возьмёт и сожжёт Зла-тоборье. Однажды уж пришлось вырубить полквартала. Это наших-то сосен!
   Никудин Ниоткудович швырнул землю в решетчатую грибницу, оплетшую тремя кольцами их лопух.Что за чудо! Грибница пыхнула, как перезрелый дождевик, и перестроилась у них на глазах в огромные серые мухоморы.
  - Уходим! - Никудин Ниоткудович выскочил из-под листа, но в то же мгновение грибы снова пыхнули, превратились в рой грозно гудящих шмелей.
  - Мда! - сказал Ной Соломонович, отступая. - Без посторонней помощи нам, пожалуй, отсюда не уйти. Но что они хотят от нас? Кто они? Что означает это постоянное ночное разглядывание?
  
   ПОБЕГ
  Сладкая жизнь - горькая. Муравьи не иссякали, а воды осталось несколько капель.
  - Одуванчики! - воскликнул однажды Ной Соломонович.
   Жёлтые круглые ковры, так удивившие их, созревали, превращаясь в огромные шары.Пришла пора действовать.
[]

  В полдень, в солнцепёк, обкрутив головы нижним бельём - от шмелей, лопуховые пленники кинулись к одуванчикам. Каждый к своему. Протиснулись вовнутрь, обломили ножки парашютов. Оторвались от земли, полетели! Полетели-полетели! Покачиваясь, взмывая на восходящих струях, проваливаясь в воздушные ямы.
  
   ВСТРЕЧА
   Вездеход Велимира Велимировича пристал к острову, на котором, на котором Никудин Ниоткудович вырубил сухие деревца на шесты.
   - Они здесь останавливались! - по щепе определил лесничий. - Мы движемся по их
   следам. Вон уже и черно на горизонте.
   - Проклятый лес, - догадался Антоша и пожалел, что произнёс эти слова. Не по себе стало.
   - Черника поспела! - Даша набрала две горсточки ягод: одну Велимиру Велимировичу,другую Антоше.
   Антоше и ягод этих не хотелось, вокруг зелено от ряски, пахнет гнилью, половина деревьев без листвы.
   - Шар! - воскликнул Велимир Велимирович, указывая в небо.
   - Их два! - разглядела Даша.
   - Зонды, - определил Антоша.
   - Но там люди! Там люди! - замахала обеими руками Даша. - В шарах люди.
   Ветер закружил шары на месте, потащил вверх и уронил.
   - Я вижу дедушку! - закричала Даша, не веря ни словам своим, ни глазам.
   Ветер гнал одуванчики к острову.Ещё порыв, и оба они зацепились за тощие вершины ёлок. Полетели, отрываясь, в разные стороны парашютики, а на землю выпали совсем не в виде дождя, сначала грузный Ной Соломонович, а потом лёгонький Никудин Ниоткудович.
   - Вот и мы! - сказали они.
   И солнца в сторожке много, и людей, а тихо.Захлопотал крыльями, садясь на подоконник, Дразнила:
   - Жжаль уезжжаете! Жжаль!
   Все засмеялись, но коротким был смех. Ждали Велимира Велимировича, он поехал в лесничество сделать срочные дела и обещал через час-другой отвезти Ноя Соломоновича на реку, к рейсовому теплоходу.
  - Эх! - вздохнул Никудин Ниоткудович. - Хорошо послушать высокий разговор... Но у меня все мысли теперь в одну точку. После Проклятого леса трепещу за наше Златоборье, как за новорожденное дитя. Думал, вечен Золотой Бор, реки и небо вечны. А теперь вижу, всему может быть конец, да такой скорый - вздохнуть не успеешь.
  - Не так уж всё ужасно, - возразил учёный. - Не надо преувеличивать.
  - Ной Соломонович! Добрая душа! Поедешь сегодня по реке, окинь взором и реку, и берега. Что от лесов осталось? Что от реки осталось? Всё пропадает пропадом! Сегодня было, и радуйся... Вот Маковеевна моя - одна такая на две сотни вёрст. Нам надо строить, - сказал Никудин Ниоткудович, - только не города, не плотины - землю надо строить. Вернуть земле земное: лес, реки, озёра, болота... Иначе человек машиной станет.
  И в это время раздался гудок автомобиля, приехал Велимир Велимирович и торопил в дорогу.Все поднялись, но тут Антоша, чуть побледнев от волнения, загородил собою дверь и спросил Ноя Соломоновича:
  - А что же будет с Проклятым лесом? Не придёт ли он в Златоборье?
  - Проклятый лес, мальчик, - сказал серьёзно учёный, - это исчадье нашего мира, но оно наше. Его надо изучать, над ним надо думать.
  - А кто же будет действовать? Когда это всё кончится?
  - Проклятый лес - остров в болоте. Но островом он останется только в том случае, если все земляне станут жить, любя всё живое и отвергая всё мёртвое. Когда поймут:земля не на трёх китах, а сама она - кит, живой кит, плывущий по временам живой Вселенной.
  Машина гуднула громче, настойчивее. Машины всё чаще и чаще бывают недовольны людьми.
  
   КОРШУН
  Водяной в день Камахи вскупывался.
  - Никудин! - обрадовался Водяной, увидав на бережку лесника.- Аида купаться!
  - Так ведь это твой день. Я полезу, а ты меня и утопишь.
   - Топлю глупых, не знающих честь... Ну, да я пошутил. Сегодня впрямь моё купанье.Гляди-ка!
   И водяной улёгся на воде, выпятив грудь и вытаращив для большей надёжности глазищи. Полухвост-полуноги скоро ушли под воду, потом и круглое брюшко, а тут ветер нагнал волну, Водяной хлебнул, поперхнулся. Выскочил из воды по пояс, тряся космами.
  - Ну не могу лежать по-твоему!Никак не могу!
  Залез, охая, на струг, принялся облачаться.
  - Никудин, расскажи, что видел в Проклятом лесу.
  - Да что видел? Горе луковое. Как приснятся эти травы да звери - плачу во сне, кричу, ребятишек пугаю.
  - Береги, Никудин, Златоборье. Осушители тут шастали, да я на них девчонок своих напустил. Даша тоже молодец. Уж так угостила голубчиков - вовек не забудут. В хорошие руки пожаловал я бережёную мою жемчужину. Ты скажи внучке, чтоб не расставалась с подарком. Это ей от всего Златоборья.
  Водяной лёг в струг, как в постель, и струг ушёл под воду. Но вдруг снова забурлило, вспучился пузырь, и Хозяин Вод окликнул лесника:
  - Никудин! А что Ной Соломоныч-то? Про лес Проклятущий что говорит?
  - Стенку бетонную поставят, а потом будут изучать.
  - Стенку - это хорошо! - обрадовался Водяной. - Очень умно придумано. По-учёному. А то ведь расползутся да расплодятся... Русалка с двумя хвостами. Это же - бррр! Ною Соломонычу поклон и привет!
  Снова булькнул пузырь, и озеро облеклось в покой и тишину.Никудин Ниоткудович постоял, поглядел на угасающие круги, а потом и на небо.В небе под самыми тучами плавал коршун.
   Покачивая крыльями небо, грозно сжимая пространство, хищник крутил медленную карусель, зачаровывая свободой парения.
   Год, а то и два не видел лесник над Златоборьем коршуна. Погибают сильные птицы. Погибают цари поднебесья. Высокий лёт - уже не напасть на цыплячьи головы, а редкосное виденье.
  Грибной суп стоял уж на столе, и в доме была гостья, Василиса Никудиновна. Рассматривали жемчужину.
  - Дедушка, погляди! Ты ведь еще не видел. Это я в чёрном озере нашла. Жемчужину надо в музей отдать или в какой-нибудь фонд, - предложила Даша.
  - Нет! - сурово возразил Никудин Ниоткудович. - Эта жемчужина - дар Златоборья, и она должна оставаться в Златоборье. Не забывай про это, Даша!
  - А у нас новости, - пожаловалась отцу Василиса Никудиновна, - меня с Василием вызывают в суд: откуда коня взяли? Даша, ведь за тобой. Вы с Антошей завтра с утра у нас побудьте. За тёлочками надо посмотреть. Ивеня тоже страшно без надзора оставить. Завидкины так и рыщут вокруг дома.
  - Я с вами в суд пойду! - сказал Никудин Ниоткудович.- Растолкую, коли не понимают.
  И растолковал. Но суд без бумаги - не суд. Пришлось леснику писать ибъяснительную записку. Вот она слово в слово.
  "Объяснительная записка. Лошадь по кличке Ивень есть испокон веку всем известный Белый Конь. Белый тот Конь унёс резвые ноги от Батыева полчища и гулял по белу свету, тоскуя по хозяину... Ходил над топями, и над водами, и по вершинам дерев, и в облаках и сшибал головки колокольчикам. Так бы и теперь ходил в вечной тоске, когда-бы не моя внучка Даша, примерная во всём пионерка. Полюбя Белого Коня, Даша напоила его молоком, и еле видимый призрак обрёл плоть и стал тем, кем есть, статной чистопородной лошадью, а какого племени, кто же знает? Знают те, кто растили да объезжали, а у них не спросишь.
   Вот она истинная правда, а остальное - сплошные лалаки и наветы. И в тех лалаках я с Завидкиными тягаться не берусь. Так что сами все решите и положите этому делу конец".
  
   СТОЖАРЫ
   Даша пряла веретеном шерстяную нить: о зиме вовремя не вспомнишь - нахолодаешься.Антоша книжку старую читал. Тихо в доме, невесело. Судья лесниково объяснение назвал "мифологией" и постановил "забрать коня от самозваных хозяев и передать Старорусскому лесничеству до полного выяснения дела". Ивень стоял пока вместе с Королевой, но за ним могли приехать в любой день и час.
   Сам Никудин Ниоткудович, чтоб унять тоску, плёл лукошко из лыка. Доплёл, поглядел, вздохнул:
  - Ничего, ребятки! Как-нибудь обойдётся. Вот вам лукошко по чернику ходить. Черно в бору от черники-голубики. Ступайте полакомьтесь и мне принесите. От черники глаза молодеют.
   Черника - не земляника, не поваляешься всласть. В чернике на каждую ягоду по комарику.Антоша, однако ж, притерпелся к лесным неудобствам. А на голубику перешли - совсем хорошо. Ягода крупная, и комаров почти нет. Набрали лукошко быстро.
  - Давай по лесу побродим, каждый в свою сторону.
  - Хорошо, - согласилась Даша, она поняла: Антоше одному хочется побыть, у неё тоже было своё дело в лесу.
  Побежала к Трём камням. Может, медное колечко возвращать пора? Тихо под сводами бора. Птицы свистнут - и молчок, свистнут, свистнут - и опять молчок. Задумываются. Да и как не задуматься, птенцы ещё не крепки в полёте, а уж август на порог, там и сентябрь, и дальняя дорога за море...
  Еле разыскала камни, кипреем укрыло. Стеной стоит малиновый кипрей, как стрелецкое войско.
  Вдруг - шорох. Глянула Даша - на белом камне знакомая куница, а во рту у неё серебряное колечко.
  - Милая, милая куница! Не дари мне своего кольца, - попросила Даша. - Колечко заслужить надо, а что я могу сделать хорошего? Вот заберут у нас Ивеня, мы поплачем, да и всё.
  И услышала Даша шёлковый шёпот:
  - Не упрямься, девочка. Бело кольцо - дар впрок. Его сила объявится зимой. Метель и вьюга станут подвластные тебе, а буря - нет. Все, кто шёрстку и перья меняет, придут к тебе и помогут, а медведь в берлоге - нет, и волчья стая - тоже нет.
  - Но почему мне колечко? Почему не Антоше?
  - Ты - хозяйка Златоборья.
  - Какая же я хозяйка? Я - девочка!
  - Хозяюшка! - прошелестел голос отдаляясь. - ХОЗЯЮШКА!
   Куница скользнула по Дашиным рукам и пропала, а в Дашиной ладони осталось
  тоненькое светящееся колечко.
   Завернула Даша колечко в широкий лист подорожника и в кармашек спрятала. Пошла
  Антошу домой позвать. Вдруг слышит голоса, да такие грозные.
  
   НЕБЕСНАЯ КОЛЕСНИЦА
   Вдруг грянул гром. Даша, Антоша, Никудин Ниоткудович завертели головами, ища тучу, но небо было словно хрустальный шар.
  - Гремит, - сказал Никудин Ниоткудович.
  - Нигде ни единого облачка! - крикнула сверху Даша. - Мы успеем до грозы собрать стручки.
   В это самое время со стороны Старорусского лесничества выехала из леса легковая машина, а за нею грузовик с надстроенными бортами.
   Из легковой машины вышли судебный исполнитель, милиционер, Велимир Велимирович, из кабины грузовика - лесники Пряхин, Молотилов, и, как из-под земли, явились, не запылились Завидкины, дед и бабка.
  Судебный исполнитель показал Никудину Ниоткудовичу бумагу, попросил расписаться, милиционер взял под козырек, Велимир Велимирович повздыхал, печально разводя руками, а лесники Пряхин и Молотилов отправились в хлев и вывели под уздцы Ивеня.
  - Вот он! Забирайте его! - заверещала бабка Завидуха и погрозила длинным корявым пальцем Даше и Антоше. - Не нам, так и не вам!
  Шофёр принёс доски, приставил к кузову.
  - Ивень! - закричала Даша. - Ивень, не поддавайся им!
  Конь задрожал, вскинул голову, присел на все четыре ноги, рванулся и, лёгкий, свободный, побежал по поляне.
  - Взять его! - приказал судебный исполнитель.
   - Есть! - козырнул милиционер.
  А небо-то уже переменилось. Летучие косматые облака, клубясь, выстраивали громады белые, тёмные, лиловые.
   Сверкнула дальняя молния. Затарахтело, загрохотало, словно по булыжному тракту мчалась телега не жалея колёс.Милиционер, Завидкины, лесники и шофёры, рассыпавшись, окружали Ивеня. Ивень пятился, косил глазами, всхрапывал. И перебирал, перебирал по земле ногами, словно касался её в последний раз.
   - Белый Конь! - закричала Даша. - Сюда! Я сниму с тебя узду!
  Та-рар-ра-ра-ра-рах!
  Белое копьё пронзило вершину Сорочьей сосны и ударилось в землю перед Белым Конём.
   - Колесница! - прошептала Даша.
   По небу мчалась шестёрка лошадей, запряжённая в колесницу. В колеснице восседал старец. Волосы его вздымались, как небесный белый вихрь. Он махнул рукою, и молния пересекла небо из края в край.
   Отважный милиционер уже ловил рукою узду.
  - За хвост его! За хвост! - Бабка Завидуха толкала в спину своего старика, и тот, выставя руки, скрюча пальцы, крадучись, шёл в обход.
   Колесница катилась уж над самым Златоборьем. Белый Конь заржал, вскинулся на дыбы, хлестнул хвостом Завидкина, скакнул, и Даша успела ухватить и снять узду со своего Белого, уж такого Белого Коня.
   Колесница промчалась, Ивень с облака на облако скакал вдогонку и поравнялся наконец с небесными конями. А дальше не видно было, дождём небо заслонило.
   - Ребятки! Скорее наземь! Наземь! - кричал, размахивая руками, Никудин Ниоткудович. Бобок на дождю подсыхал, скрючивался. Листья обвисали, отпадали...
  Успели Даша с Антошей на крышу скакнуть, а с крыши на лесенку и на крыльцо - от дождя.Стоявшие в изумлении Велимир Велимирович, судебный исполнитель, милиционер, лесники Пряхин и Молотилов, шофёры тоже поспешили на крыльцо, но Никудин Ниоткудович взял ребятишек и крепко затворил за собою дверь.
  Небеса в это самое время прохудились, и, плещась среди ливня, как в реке, незваные гости кинулись по машинам. Моторы заурчали, зарычал и поехали машины в свою машинную жизнь, увозя заодно и Завидкиных. До их дома, правда.
  
   ПОСЛЕДНЕЕ
   По земле клубились туманы. Ночь спустилась - глаз поколи. Небо все никак не могло успокоиться, громы громыхали то дальше, то ближе.
  Под Сорочьей сосной со здоровенной иглой в руке, дратва в палец. Леший шил на зиму шубу. Молния блеснёт - Леший стежок сделает.
  - Илья, чего светишь редко?! - ворчал скорняк, поколовший себе иглой пальцы.
  Вдруг - трах! - и столб огня встал над сосною. В сторожке Никудин Ниоткудович, Антоша, Даша сбежались к окошку.
  - Неужто в Сорочью!? - ахнула Даша.
  - Нет, - сказал Никудин Ниоткудович, - в соседнюю. Пожалел Илья хорошее дерево.
  Даша приникла лицом к стеклу. Не видно ли колесницы, не видно ли коня в ней? Но уж очень темно было в небе.
  - Пламя на лес не перекинется? - спросил Антоша.
  - Не похоже, - сказал Никудин Ниоткудович. - Лес влагой напитан. Жалко. Молодая была сосна. Ей бы ещё расти и расти.
  А под Сорочьей сосною не унывали. Игла в руках Лешего так и мелькала, вот уж и рукав на месте. Померил, не крив, не жмет.Отложил работу. Потянулся, позевал.
[]

  - Другой рукав - до другой грозы!
  И дунул на дерево, как на свечу.
  
   КОНЕЦ.
Оценка: 8.54*8  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"